Возможно, то была ошибка — сделать такое предложение человеку, который только что вышел из двухнедельного запоя; его обнаженные нервы звенели, как струны.

Или, может быть, они прекрасно подходят друг другу?

Заполонив ее до конца, он насыщал ее до пресыщения, пока они ласкали друг друга неистово и мягко, торопливо и медленно. Постоянно, постоянно, постоянно… Неутолимая, она безумна и равнодушна ко всему, кроме вожделения, а он более чем охоч ублажать ее до тех пор, пока даже мужчине с такими сверхъестественными возможностями не потребуется отдых. Скатившись с нее, он растянулся на спине и сказал, задыхаясь:

— Перерыв.

— Как скажете. — Закинув руки за голову и прикрыв глаза, она, тяжело дыша, пыталась завершить последний оргазм блаженством.

Наступила мучительная фаза, подумал Хью и, глядя на изящную принцессу с таким непомерным аппетитом к соитиям, улыбнулся. До утра оставалось еще несколько часов — несколько часов для исследования восхитительно горячих недр принцессы. Коитус один за другим. Так можно действительно уверовать в нирвану.

Медленно подняв ресницы, Тама повернула голову, улыбнулась и томным голосом прошептала:

— Кажется, счастье мне улыбнулось…

— Мне тоже, принцесса.

Его подмигивание стало явной провокацией, обещанием удовольствия, перед которым она не в состоянии устоять. Конечно, она винила капитана в своей необычайной жажде соитий. С другой стороны, решила она, вина — не совсем точное слово для описания умопомрачительного удовольствия, которое она от него испытывает. О том свидетельствует и ее настойчиво, требовательно пульсирующее нутро. Это нужно прекратить.

— Мы действительно в безопасности здесь, да?

— Совершенно.

— Никто не войдет и не потревожит нас?

Он не знал, имела ли она в виду слуг. Настоятеля. Войско микадо. Но это не имеет теперь значения, когда он пребывает в немыслимом блаженстве.

— Здесь мы в безопасности, не сомневайтесь.

— Великолепно. Тогда я могу заняться тем, чем мне хочется, без помех.

«А до того было как-то иначе?» — подумал он, подавив усмешку. Разве этот час был не вполне непринужденным? Но тактично и учтиво он сопроводил свои слова жестом:

— Милости прошу.

— Вы удивительно услужливы, — пробормотала она страстно.

— Против сношений я никогда не возражаю.

— Мне повезло.

— Нам повезло, — любезно поправил он. Выражение «обоюдоприятное воздаяние» никогда еще не было столь уместным, как при столь тесной близости с похотливо-сладострастной принцессой Отари.

Перевернувшись на бок, она протянула руку и легко провела пальцем по его сокровищу.

— И наверное, ему тоже…

Каким бы ни было легким ее прикосновение, он шумно втянул в себя воздух, потому что все его нервные окончания после их недавнего слияния сверхвозбуждены, обостренно-чувствительны.

— Какой вежливый, — прошептала она, глядя, как он приходит в состояние боевой готовности. — Встает, чтобы снова сказать мне «здравствуй».

От ее легких касаний энергия его похоти нарастала, его плоть затрепетала, задвигалась, распрямляясь с каждым ударом его сердца и набухая, пока не предстала во всей своей феноменальной красе.

— Ты хвастаешься? — Она благодарственно погладила возрожденный и выставленный напоказ мощный штык. — Как приятно.

Он тихо застонал, прогнув спину от ее чудодейственного прикосновения, не зная, что взорвется первым — его мозг в состоянии гона или плоть.

— Смотрите, он все еще растет, — шепнула она, став на колени. Ее взгляд пылал восторгом. Но воспаленный мозг Хью не мог уже реагировать на ее замечание. И она не дала ему времени это углядеть, потому что обхватила обеими руками его мужскую плоть и осторожно повела книзу, потом кверху, потом снова вниз, уже не так осторожно, заставляя расширяться кровеносные сосуды еще пуще. — Это все для меня? — шептала она в изумлении.

Он затаил дыхание.

— Если хотите все целиком… — сказал он, задыхаясь, — наверное, вам лучше остановиться, пока не поздно.

— Остановить это? — насмешливо сказала она, склонившись и облизывая алую головку.

— Вы упустите свое счастье. — Голос его был так же напряжен, как и все мышцы.

— Хорошо, я остановлюсь. Вот. Так лучше? — пробормотала она, разжимая руки.

Прежде чем он успел решить, лучше ли так и хочет ли он того, чего хочет она, Тама скользнула ему между ног, уперлась руками в его бедра и призывно улыбнулась.

— Держи его вверх, и у тебя будет полный рот, — прерывисто проговорил он. Ее улыбка совсем рядом с его вулканом.

— Именно этого хочу, — промурлыкала она, легко касаясь его тестикул и поглаживая.

— Теперь это ваш долг. — От напряженного ожидания завершения в голове у него ритмично бухало.

— Это вызов? — игриво отозвалась она, легко охватив его раздувшееся сокровище и глядя на Хью поверх него.

Кончиком пальца он обвел контур ее губ.

— Зачем напрасно тратить время? Все равно сюда не поместится.

— Доставьте мне удовольствие, Хью-сан. — Чуть приподнявшись, она медленно обвела пылающую кромку языком.

Он застонал, исторгнув низкий рокот наслаждения из глубины гортани, и этот животный рев отозвался на ее распаленных ощущениях — ее нутро стиснула сладкая судорога. Она крепче сжала пальцы и, подняв глаза, встретилась с его лихорадочным взглядом.

— Мы заставим его поместиться.

— Я знаю место, где он поместится лучше. — Голос его зазвучал сдавленно, с невероятным усилием он сдерживал свои плотские порывы. Не помнил, когда в последний раз думал, что дотрахаться до смерти — вполне реально.

— Сначала я его дочиста умою, — прошептала она, не отрывая от него глаз и приближая губы к распухшему гребню. — Не возражаете?

Оба знали, каков будет ответ.

— Делайте что хочется. — Губы его украсила мимолетная улыбка. — В разумных пределах, разумеется. — И он затаил дыхание, ожидая продолжения.

Она коснулась его плоти губами, и от этой конечной точки контакта тело его расплавилось от наслаждения, а трезвая мысль уступила место бреду. Обхватив руками ее голову, он не отпускал ее, глубже проникая ей в рот и больше не беспокоясь о несоответствии размеров.

Она уже готова была оскорбиться за такое грубое насилие, но жаркое, безудержное желание взорвалось у нее в голове и чувственных рецепторах, а сильнее всего — в ее пульсирующем влагалище, и она превратилась в подневольную рабыню этого варвара-капитана, рабыню собственной похоти, рабыню уже неуправляемых и расточительных импульсов желания. Нет никакого резонного объяснения ее ненасытному вожделению. Не подходили ни страх, ни отсутствие страха, ни усталость или долгое одиночество, нет, ее жажда — просто-напросто вышедший из-под контроля мощный половой инстинкт, безумие, экстаз, истинная сексуальная победа.

Он сжал ее в объятиях, она тихо застонала, ощутив лихорадочные схватки в ее налившемся тяжестью влагалище, распухшем от его усердных фрикций, когда он удовлетворял свои плотские утехи. Его вулкан все увеличивался в размерах, и она, чуть не задыхаясь, могла думать лишь о том, чтобы ощутить весь этот чудовищный орган внутри себя. Но вдруг самым важным стало получить личное удовольствие. Тама попыталась отодвинуться, ведь она уже привыкла, что все ее желания удовлетворяются.

— Эй-эй, — удержал он ее, — прежде чем ты это получишь, поиграй со мной.

Его жест и слова чуть не охладили ее, но пылающее желание вновь охватило все ее ощущения, она вся взмокла, словно готовая получить награду, и принялась торопливо и угодливо ублажать его с новой силой — сосала, лизала, щекотала, покусывала, массировала.

Прикрыв глаза, он руками удерживал ее голову, в то время как она двигалась вверх-вниз, а переменный ритм ее губ и языка, трение зубов стало средоточием каждого воспаленного нерва в его теле. Пока она не прикусила его слишком сильно.

— Дрянь! — Рассердившись на нее, он отпрянул.

— Прошу прощения, — еле прошептала она. — Я нечаянно.

— Лучше бы уж нарочно.

Она дрожала, густо-вишневые губы блестели.

— Пожалуйста… — прошептала она. Он все еще ощущал боль.

— Пожалуйста — что? — рыкнул он.

— Пожалуйста, любите меня.

— Это не любовь.

— Пожалуйста, совокупитесь со мной.

— Давай сюда, — фыркнул он; ему вдруг захотелось проявить свою мужскую власть над ней самым первобытным способом, чтобы она почувствовала всю мощь его либидо и экстаза. Иррациональная потребность. Навязчивое влечение. Он же ее почти не знает.

Принцесса не соглашалась, она эгоистично намеревалась получить причитающееся ей удовлетворение. Распаленная желанием, она быстро перекатилась на спину и широко раскинула ноги.

— Быстрее!

— Подождешь, — пробормотал он, охваченный жаждой власти.

— Сию же минуту! — прошипела она, будучи не в состоянии заглушить в себе царственную привычку требовать своего.

И вдруг стало важным, кто кому что сделает. Он ответил на приказание так, как того и следовало ожидать. Она будет делать так, как хочется ему. И он наклонил голову.

Поняв его намерение, ока в ярости взвизгнула, с силой толкнув его в плечи.

Игнорируя ее попытки оттеснить его, он пихнул ее вниз, крепко удерживая на месте одной рукой за бедро, другой раздвинул влажные складки; сопротивляясь, она извивалась, и это только облегчило ему задачу. Поняв, как лучше устранить ее сопротивление, он сосредоточился на клиторе. Способности в куннилингусе он упражнял много лет назад в Персиковом штате — Джорджии и потом довел до совершенства развившийся талант в борделях Востока. Виртуозное сочетание техники и игры всегда доставляло наслаждение. Тама быстро прекратила борьбу, руки ее, с силой упиравшиеся ему в плечи, безвольно опустились, ее вопли превратились в тихие вскрикивания, ахи и охи, потом в пылкое мурлыканье, когда искусные ласки капитана плавно переместились и внедрились в ее распухшую щель, к пульсирующим мышцам, и клитор восстал от нежных и настойчивых касаний его языка.

Он старался контролировать себя, не двигаться в слишком быстром темпе и не оказывать сильного давления, менял ритм и глубину проникновения, и довольно скоро принцесса стала очень податливой, воздавая должное его умению. Она кротко и покорно вздыхала и повизгивала.

Подняв голову, он стал на колени и выжидательно уставился на нее. Она широко распахнула глаза от потрясения и недовольства.

— Не останавливайтесь, — умоляла она. — Пожалуйста, пожалуйста, не останавливайтесь.

— Решайтесь, — отрывисто проговорил он; ему хотелось настоять на своем, ему необходима ее полная капитуляция.

— Я хочу вас любым способом, — шептала она, содрогаясь в конвульсиях.

— Уверены? — протяжно спросил он.

— Да, да, да!!!

Удовлетворенный ответом или будучи сам не в состоянии больше терпеть, он, бурно устремившись во влажные складки ее недр, рванулся вперед таким сильным толчком, что она ахнула. Всхлипнув в знак благодарности, она припала к нему, безразличная ко всему, кроме этого ощущения, ее задыхающиеся вскрики грели его душу, в ее хриплых стонах проявилась скрытая до поры экзальтация.

Не способный издавать подобные звуки, капитан воспалился не меньше, чем принцесса, он слишком долго сдерживался и решил атаковать ее очень быстро.

После столь затянувшейся предварительной игры оба были уже на грани — тысячные доли секунды оставались до завершения, тишину нарушали только звуки затрудненного дыхания.

Она закричала.

Хью ответил на это первой набежавшей волной.

И фонтан его извержения, и ее транссудат слились в единый поток, который мерцающим, бурлящим, пылающим исступлением заполонил ее.

Когда Хью наконец поднял голову, губы его изогнула улыбка.

— Понравилось? — насмешливо обратился он.

— Не знаю. — Голос ее звучал игриво. — Может быть, повторим?

— Пока не получится? — Он слегка шевельнулся внутри ее, чтобы она почувствовала его неослабевший интерес.

— Если не возражаете… — произнесла она с легким вздохом. — Но если не получится…

— Несложно.

Она смотрела на него безоблачным взглядом:

— Нужно бы отпраздновать это редкое и счастливое согласие.

— Кажется, мы это уже делаем, — шепнул он и наклонился, чтобы поцеловать ее.

Легкий, бодрый поцелуй, свежий поцелуй, благоухающий сладким восторгом для увертюры. Но несколько мгновений спустя их неистощимая страсть перешла к пылким ласкам.

— Прошу прощения, — пробормотал он, вспомнив, что они едва знакомы, — не хотите ли передохнуть?

— Когда мне этого захочется, — прошептала она, прогибаясь навстречу, чтобы коснуться губами его губ.

К счастью, бессонные ночи ему хорошо знакомы. Он усмехнулся.

— Тогда в путь!

И всю оставшуюся ночь, уединившись в личном раю, они предавались бешеным и бесстыдным страстям. Движимые порывами желания, они спаривались в непристойной вакханалии, охваченные стихией одержимости, и им казалось, что их околдовали.

Поразительное просветление для двух людей, отнюдь не склонных к полету фантазии. Но столь замечательное и прекрасное, восхитительное и чарующее, чтобы в нем усомниться.

Ближе к утру, пресыщенные и изможденные, они наконец уснули. Она распласталась на нем, положив голову ему на грудь, его руки обнимали ее, и, как дети в лесу, они спали.

Она никогда не позволяла себе так безоговорочно подчиняться. И так развеяться тоже. Насколько она могла припомнить.

Изнуренный, капитан уснул мертвым сном.

В полдень — одиннадцатый удар старинных голландских часов в футляре, стоявших в углу, только что замер — они вдруг проснулись. Над головой у них раздавался топот ног, слышались приглушенные голоса. Тишину нарушил какой-то шум, будто наверху двигали тяжелые предметы.

Тама, лежавшая в объятиях Хью, напряглась.

— Они сюда не войдут, — успокоил он ее, гладя по спине. — Вам ничего не грозит.

— Да. — Но она вся дрожала, словно самая малодушная из женщин. Словно она не в состоянии вступить в бой с любым мужчиной. Стараясь успокоиться, она с усилием отогнала свои зарождающиеся страхи, напомнив себе, что только что очнулась от глубокого сна и потому мыслит нечетко.

«Дыши медленно, сосредоточься. Слышишь? Они уже уходят», — мысленно приказала она себе.

Но все же лучше Тама чувствует себя вооруженной, и, соскользнув с груди Хью, она вытащила из-под матраса свои мечи.

— Как вы думаете, сколько их там? — спросила она, становясь рядом с ним на колени и подняв на него глаза.

— Это не имеет значения. Они не смогут найти вход. — Опершись на локоть, он набросил ей на плечи стеганое одеяло и снова улегся. — Вы не проголодались?

Она уставилась на него, глаза ее при тусклом свете, проникающем через искусно замаскированное окошко в основании статуи Будды, казались огромными.

— Как вы можете думать о еде в такое время?

— Они уходят. Слышите? А я в последнее время ем очень редко. — Несколько дней его пищей был лишь бурбон. — Настоятель выпроводит их отсюда, — шепнул он, успокаивающим жестом касаясь ее руки. — Он испытанный придворный. Если бы не наследственное право, он сам стал бы сёгуном. И гораздо лучшим, чем нынешний.

— Лучше теперешнего может быть всякий, — с раздражением пробормотала она. — Поскольку этого изнеженного молодого человека больше интересует поэзия. Его правление пагубно скажется на стране.

— Ваш отец разделял ваше мнение, но был лоялен. Почему?

— Отец еще больше не доверял оппозиции. Это явные оппортунисты, как вы, без сомнения, знаете, поскольку занимаетесь торговлей. Сацума и Тёсю покупали оружие и корабли за много лет до того, как этим стали заниматься все, стараясь при этом снискать расположение двора с помощью денег и лжи. А теперь они правят императором.

— Ваш отец предпочел бы более представительное правительство — весьма передовой образ мышления для человека его сана. Большинство крупных землевладельцев были бы возмущены и протестовали бы против необходимости отказаться от своих феодальных привилегий.

— Он понимал, что так лучше для будущего нашей страны.

— Великодушный человек.

Лицо ее смягчилось:

— Как и вы, Хью-сан. Во всех замечательных смыслах.

— Благодарю вас. Ваше великодушие мне тоже приятно. Но помните — вы мне платите. Я небескорыстен.

— А почему бы мне не платить за ваши услуги? — Она отложила мечи в сторону, поскольку шум наверху стих. — Хотя если вы посчитаете, что вам хорошо платят, не могу ли я быть более требовательной?

Он усмехнулся:

— А это возможно?

— Не знаю. — Ее голос стал низким и страстным. — Скажите сами.

Он потянулся, демонстрируя замечательные выпуклые мускулы и откровенные мужские стати.

— Я охотно послужу вам и в качестве племенного жеребца, принцесса, но мои минимальные требования — немного еды и возможность выспаться.

— Конечно, конечно. Вот увидите, я согласна и на то и на другое. — Она склонилась в низком поклоне.

Он поднял руку, отменяя ее позу «положение обязывает».

— Речь не о том, чтобы вы были со мной покорной. Это ясно?

Она приняла послушную позу:

— Да, сэр. Я понимаю.

— И не прикидывайтесь скромницей, — сказал он, нахмурясь. — Это не ваш тип.

— А какой у меня тип? — Глаза ее весело блеснули.

— Самолюбивая, непокорная, упрямая, ну и любите приказывать, а главное… — он подмигнул, — слаще меда.

Она подбоченилась и тоже шутливо подмигнула, и ее ресницы кокетливо затрепетали.

— Как я сладка, капитан Драммонд?

Он прищурился:

— Сколько вам лет, черт побери?

С распущенными волосами и порозовевшими щеками она вдруг показалась ему совсем юной. Ему хотелось надеяться, что этой ночью он имел дело не с пятнадцатилетней.

— Мне двадцать два, по вашему счету — двадцать один.

— Замужем? — Наверное, об этом стоило спросить раньше.

— Это теперь имеет значение?

— Вопрос, конечно, запоздалый.

— Незамужем.

Потрясен он не был, но все же удивился. Японцы рано вступают в брак, особенно те, что принадлежат к известным семьям, где, по традиции, принято заключать брачные союзы с другими влиятельными семьями.

— Это необычно, да? Не быть замужем в вашем возрасте…

— Отец предоставил мне свободу выбора, но никто пока не сделал мне предложения.

— У вас, разумеется, были любовники. — Она не была ни девственна, ни стыдлива.

— У каждой знатной дамы есть любовники, Хью-сан. Как иначе могли бы мы испытать восторги любви?

— Некоторые женщины ждут, пока не вступят в брак.

Она смотрела на него удивленно, потому что его голос прозвучал холодно и резко.

— Считаете, мне следовало подождать?

— Нет, конечно, нет. Я говорю вообще.

— А вы женаты?

— Нет, — последовал краткий ответ.

— А-а.

Он нахмурился:

— Что это значит, черт побери?

— Ничего. — Лицо ее превратилось в вежливую маску. — Я с нетерпением жду того момента, когда окажусь в вашем обществе на борту корабля, Хью-сан. Более любезного капитана найти невозможно.

Интересно, стала бы она спать с любым капитаном, который обеспечил бы ей проезд? Эта внезапная мысль встревожила его не на шутку.

— Не стала бы, Хью-сан. — Она понимающе улыбнулась. — Я сплю только с теми мужчинами, которые мне интересны.

— Но я же ничего не сказал.

— В бусидо учат изучать выражение лица противника, чтобы уцелеть. Через секунду он делает то, о чем подумал.

Не освоивший в полной мере искусство боя, Хью изучал технику и отрабатывал навыки, но наверняка упустил бусидо.

— Прошу прощения. Не хотел вас обидеть.

— Я не обиделась. Я делаю то, что хочу, Хью-сан. Как и вы.

Ее слова мгновенно вызвали у него раздражение. Встретить женщину — не гейшу, обученную искусству обольщения, — красивую, утонченную, разумную, которая смотрит на секс так же, как он, не испытывая к нему никаких чувств…

— Ценю вашу откровенность, — произнес он, хотя вовсе не был в этом уверен. Впрочем, если подумать, стоило бы оценить. Со времен войны его девиз: «Никаких сантиментов, никаких уз». — А вы уверены, что ваш брат все еще в Париже? — неожиданно спросил он, предпочтя сменить тему разговора.

— До недавнего времени мы регулярно получали от него письма, — ответила она, поняв, почему он сменил тему. — Думаю, теперь до него уже дошли сообщения о разгроме северного союза. У него есть друзья в посольстве во Франции.

— А вы не думаете, что он может сейчас возвращаться сюда?

Она покачала головой.

— Он уехал из-за любви к женщине, на которой не смог бы жениться, останься он здесь. Она «эта» — из касты, которая не подходит благородному человеку. Теперь у них сын. Брат их не оставит. — Она грустно улыбнулась своим воспоминаниям. — И он знает, что я могу сама о себе позаботиться. Когда мне было десять лет, я одерживала над ним верх в игре с мечами.

— Если он не захочет покинуть свою семью, почему вы думаете, что он вернется с вами?

— Он законный правитель Отари. Это его долг, — твердо сказала Тама. — Как бы то ни было, кастовая система скоро будет искоренена, и его жена сможет занять свое место рядом с ним. Как и другие опальные правители, со временем мы получим прощение. Но послушайте, Хью-сан, нам нужно двигаться, — сказала она, вставая на ноги.

Вытянув руку, он схватил ее за лодыжку и уронил, а потом перекатился через нее. Спокойно и фамильярно.

— Торопиться незачем, — пробормотал он, легко целуя ее в щеку и устраиваясь между ног. — Все равно придется дождаться темноты.

— Нет, не придется, — возразила она, толкая его в грудь. — Они не ждут, что мы пойдем днем. Выиграем время.

Не обращая внимания на ее старания столкнуть его, он кивнул:

— Мы пойдем под покровом ночи. Это преимущество посерьезней.

— Тогда идите ночью, а я встречу вас в Осаке.

— Как вы намерены это сделать, если я не дам вам встать?

— Ах вот как? — Ударив рукой в кадык, она застала его врасплох и легко вывернулась из-под него.

Но прежде чем она успела стать на колени, его пальцы цепко сомкнулись вокруг ее запястья.

— Может быть, найдем компромисс? — шепнул он. Она выкручивалась, стараясь высвободить руку, но он держал ее железной хваткой.

Она вспыхнула:

— Я не хочу.

— Это неправильный ответ.

— Тогда да.

— Если хотите, чтобы я доставил вас во Францию, вам действительно придется меня слушаться. — Хотя его и восхитила ее безрассудная прыть, он-то выжил, занимаясь опасным делом и профессией в течение многих лет, потому, что никогда не рисковал без особой надобности.

— Если настаиваете, я буду слушаться, — пробормотала она.

— Умница. — Хотя ее ответ и не обманул его, он предпочел перемирие, пусть и притворное, бесполезным препирательствам. — Почему бы нам не обсудить это с настоятелем? — предложил он, отпуская ее руку и снова опускаясь на матрас. — Он знает эту местность.

— Отправившись в путь порознь, мы вызовем меньше подозрений. Вы ж понимаете.

— Вы забываете, что за вами следом гонится отряд.

— Я могу спрятаться лучше, чем вы. У меня получится.

— А у меня есть спенсеровская винтовка. Мы останемся вместе. — Ему было все равно, что она умеет лучше всех в Японии обращаться с мечом и что она такая маленькая по сравнению с ним. Она не сможет уничтожить всех преследователей. Двое лучше, чем один, если на них нападут, а его спенсер лучше обоих.

— Вы решаете за нас обоих, — угрожающе возразила она.

— Разве что вы надумали добраться до Франции вплавь.

— Вы становитесь неуступчивы, — бросила она.

— Не помню, чтобы вы заметили это ночью.

— Ночью вы со мной не спорили.

— Или, возможно, вы не возражали против того, на чем я настаивал, пока получали то, что хотели.

— Вот именно. В отличие от теперешней ситуации, — отрывисто проговорила она.

Услышав шаги за дверью, Хью протянул руку за халатом и с облегчением воспользовался предлогом выйти.

— Оставайтесь здесь, — приказал он, просовывая руки в рукава.

— Конечно, как скажете.

Он бросил на нее взгляд, хотел что-то сказать, передумал, повернулся и, завязывая пояс, покинул ее.

Оставшись одна, Тама угрюмо размышляла о раздражающем ее поведении капитана. Приказания, приказания, приказания… Он что, не понимает, что она прожила всю жизнь, отдавая приказания, а не выслушивая их? И хотя она и осознавала, что к человеку, который помогает ей бежать из страны, требуется относиться снисходительно, все равно необходимость вести себя с ним почтительно вызывала у нее бурное негодование.

Но где же одежда?

Она нашла свое крестьянское платье выстиранным и аккуратно сложенным в соседней бане. Вымывшись, она надела рубаху и штаны, которые помогли ей стать невидимкой в течение нескольких недель. Потом, взяв свой короткий меч, она отсекла волосы по плечи, повязала лоб и упаковала мечи.

В отличие от самураев и людей из благородного сословия, которым приходилось ежедневно причесывать волосы, крестьяне носили короткие косички, и это очень удобно. А ей годятся любые средства, чтобы затеряться в толпе, учитывая, что между нею и Осакой враги стоят стеной — враги, предупрежденные и потому вдвойне бдительные.