- А для вашего сынишки? - Таул оглянулся - Хват стоял сзади.
      - То же самое, - сдался Таул. - Половину порции. - Женщина отошла. Садись, парень, и ешь. Это последняя твоя еда, за которую я плачу. - Хват уселся, разломив свежий, еще теплый хлеб.
      - Пока ты спал, я позволил себе взглянуть на твои кольца. Я не хотел быть нескромным - просто проверил, вправду ли ты рыцарь. Не понял я только, почему их пересекает шрам.
      Таул хлебнул эля.
      - Это не твое дело, парень.
      Хват открыл было рот, но промолчал, и они продолжили трапезу в молчании.
      Когда Хват принялся подчищать тарелку хлебом, Таулу показалось, что он был чересчур резок, и он решил дать мальчику возможность блеснуть своим знанием Рорна.
      - Скажи-ка, Хват, сколько может стоить в твоем городе какая-нибудь дряхлая кляча?
      - Два золотых, - с набитым ртом ответил тот. - Рорн - дорогой город.
      - А что бы я мог купить... - прикинул Таул, - за десять серебреников?
      - Разве что больного мула.
      Таул невольно улыбнулся. Мул ему ни к чему: пешком идти быстрее, чем ехать на муле. Напрасно он взял у Меган всего один золотой. До Четырех Королевств путь неблизкий: пешему До них месяца два ходу. А тут еще горы, Большой Рубеж, как их называют. Таул впервые уразумел, что ему придется пересечь их глубокой зимой. Ему понадобится теплая одежда и припасы. Таул решил закупить все это за пределами Рорна - и не только потому, что там дешевле: в Рорне тепло, и зимние вещи пришлось бы тащить на себе. Раз уж он пускается в путь пешком, пожитков следует брать как можно меньше.
      Таул подумал, не попросить ли еще денег у Старика: рыцарь не сомневался, что тот охотно их дал бы. Но гордость препятствовала этому. Нет уж, придется положиться на себя. Таул не слишком беспокоился: сильный мужчина всегда найдет, как заработать немного денег. Надо, впрочем, поберечь и те, что останутся у него после платы за еду и ночлег.
      Таул подал женщине золотой. Та попробовала монету на зуб и сдала ему двенадцать серебряных монет - меньше, чем он ожидал.
      - Где я могу купить немного провизии и фляжку для воды? - спросил он Хвата. - Скажи заодно, как добраться до северных ворот.
      - Я провожу тебя, если хочешь.
      - Нет уж, Хват. Просто объясни мне, как пройти.
      Хват исполнил его просьбу. Таул пожал ему руку на рыцарский манер и простился с ним. Мальчик загадочно взглянул на него, пожелал "выгодного путешествия" - такое напутствие дают, должно быть, только в предприимчивом Рорне - и удалился по переулку - неохотно, как показалось Таулу. Ну ничего. Мальчишка, безусловно, скоро найдет себе какое-нибудь доходное дельце.
      Таул быстро закупил все необходимое - к его удовлетворению, это обошлось не слишком дорого. Посмотрев на солнце, он понял, что пора отправляться в путь.
      Стояло ясное веселое утро, и соленый бриз смешивался с вонью отбросов - этот смешанный запах как нельзя лучше отражал сущность Рорна. Таул дошел до массивных северных ворот. Он покидал этот город без сожаления. Слишком многое пришлось ему вынести здесь: тюрьму, пытки, потерю подруги, - и здесь же он понял, сколь низко пали рыцари в людском мнении.
      Но Таулу было за что и благодарить Рорн: случайная встреча со здешним гадальщиком привела его на Ларн, Ларн же, в свою очередь, указал ему дорогу на запад.
      Неужто все в этом мире происходит вот так - случайно? В судьбу Таул не слишком верил, но случай - дело иное. Случай не однажды поворачивал его жизнь в другое русло. Взять встречу с Тиреном: каким чудом человек, чьей единственной целью было влить свежую кровь в жилы ордена, оказался на месте драки Таула с деревенскими сорванцами?
      В тени кружили стрекозы. Дул теплый ветер - слишком теплый, чтобы высушить пот на коже. Ноги Таула ослабли - не из-за драки, а потому, что заговоривший с ним незнакомец оказался вальдисским рыцарем.
      - Воротись со мной в деревню, - предложил Тирен, - и я куплю тебе другую баранью ногу - эта слишком грязна, чтобы ее жарить.
      Таулу, не совсем еще пришедшему в себя, гордость не позволила принять это предложение.
      - Ничего. Сара и эту отмоет.
      - Кто это - Сара?
      - Моя сестра.
      - Я думаю, она не рассердится, если подождет еще немножко. Пойдем выпьем, и я расскажу тебе про Вальдис.
      Таул прерывисто вздохнул - он еще не остыл после драки.
      - Зачем вам попусту терять со мной время, сударь? Я все равно не смогу пойти с вами в Вальдис. - Вот он и сделал это. Был ли у него выбор? Не может же он бросить сестер на произвол судьбы.
      Тирена позабавил его ответ.
      - Уж не хочешь ли ты сказать, мальчик, что отказываешься от бесплатного обучения в Вальдисе?
      Бесплатное обучение. Таул не верил своим ушам. Дьяк говорил ему, что это обучение стоит целое состояние. Это делало отказ еще более тяжким.
      - У меня есть обязательства, которые я не могу нарушить, сударь.
      - Какие там обязательства? Ты что, служишь в подмастерьях у пекаря или нанялся в работники до зимы? Что, скажи на милость, может помешать тебе отправиться со мной в Вальдис?
      Кровь капала у Таула с подбородка - кто-то успел нанести ему удачный удар. Как легко было бы уйти с Тиреном, не возвращаясь домой! Но он не мог: слишком ясно понимал, что хорошо, а что плохо.
      - У меня на руках две сестренки и малый ребенок. Мать умерла три года назад, и без меня они не проживут.
      - Вот как. - Тирен почесал свою шелковистую бородку. - А что же отец? Он тоже умер?
      - Нет - но мы не часто видим его. Он только и знает, что пьянствует в Ланхольте.
      - Твое решение делает тебе честь. Жаль, однако, что ты не свободен. Нам нужны в Вальдисе такие, как ты. - Тирен оскалил зубы в улыбке. - Да и дерешься ты точно демон. Ну что ж. Быть может, когда твои сестры подрастут....
      - Саре двенадцать, а малышу только три.
      - Хм-м. Но все равно обдумай мое предложение: еще неделю я проживу в Грейвинге, в "Камышах". - Тирен грациозно поклонился, взметнув пыль своим синим плащом, и пошел обратно в деревню.
      Таул поднял руку, чтобы остановить его, но так и не сделал этого. Видеть удаляющуюся фигуру рыцаря было выше его сил. Он отвернулся и поплелся домой - вдоль реки и через подсохшее болото. С каждым шагом он все более ожесточался. Он ненавидел сестер, ненавидел мать, ненавидел отца. Баранью ногу, казавшуюся ему символом его долга, он с размаху отшвырнул прочь, а ленты растоптал ногой.
      Сестры ждали его у окна. Разочарование, которое они испытали, увидев его с пустыми руками, тут же сменилось беспокойством из-за его ран.
      - Тебя побили. - Сара уже смачивала тряпицу, чтобы смыть с него кровь.
      - Нет - это я побил кое-кого.
      - Ты побил? - радостно запищала Анна.
      - Не важно, кто победил. Ступай принеси мне мазь с полки.
      - Они обзывали тебя, да? - спросила Сара. Ее сочувствие раздражало его.
      - Допустим. Ну и что из этого? Я взрослый и могу драться с кем захочу.
      - А мясо? Ты потерял его, пока дрался?
      - Да, - соврал он.
      - Ничего, Таул. - Сара поцеловала его в щеку. - Лишь бы ты был цел - а на праздник можно и рыбы поесть.
      Мало-помалу доброта и участие сестер успокоили Таула. Он ничего не сказал им о встрече с Тиреном, предпочитая пережить свою потерю в одиночестве. Три ночи он проворочался без сна, терзая себя несбыточными мечтами. Он знал, что сестер винить нечестно, и старался не срывать на них зло. Это было нетрудно. Сара и Анна так радовались, что он легко отделался - он подозревал также, что они немного гордятся его победой, - что несколько дней баловали его, целовали и обнимали и готовили ему любимые блюда.
      На четвертый день к ним явился гость. Таул, вернувшись с утренней рыбалки, увидел приоткрытую дверь и услышал голос:
      - Я же знаю, что нравится моим красоткам.
      Это был отец. Таул, вскипев от гнева, ринулся в дом:
      - Убирайся вон, старый пьяница! У нас не осталось ничего, что бы ты мог украсть!
      В комнате на миг настала полная тишина. Девочки сидели у ног отца. Тот приволок с собой два больших мешка и был разодет как король.
      - Батюшка не воровать пришел, - сказала Анна. - Он принес нам гостинцы. - Она показала брату яркие ленты, которые держала в руке.
      - Да, Таул, - подтвердила Сара, - отцу повезло у стола. - Вид у нее был чуть виноватый, как у матроса, помышляющего о мятеже.
      - В картах, ты хочешь сказать, - жестко поправил Таул.
      - А хоть бы и в картах. Фортуна поцеловала меня и сделала своим возлюбленным, - на удивление мирно, хотя от него здорово разило элем, ответил отец. - Я выиграл целое состояние и намерен истратить его с пользой.
      - Это как же? - Таул не доверял отцу и ревновал к нему сестер - он, брат, месяцами копил, чтобы купить им ленты, а теперь вот является отец и строит из себя героя.
      - Я вернулся домой, чтобы остаться. Теперь тебе не придется расшибаться в лепешку, Таул, - главой семьи стану я.
      Анна и Сара глядели на брата с молчаливой мольбой, не понимая в своей невинности, что собой представляет их отец. Они всегда мечтали о настоящей семье, и их взоры молили не разбивать эту мечту.
      - Ты полагаешь, что стоит тебе заявиться после стольких лет, как ты сразу станешь главным? Так вот, ты нам не нужен.
      - Таул, давай испытаем его, - взмолилась Анна. - Батюшка обещал нам мясо каждый день и новые платья каждый месяц.
      - Ш-ш, Анна, - прервала ее Сара, глядя Таулу в глаза. - Дело не в мясе и не в платьях. Просто в доме опять будет отец.
      - Вот видишь? - подхватил тот. - Дочерям я нужен. Мой долг - остаться здесь, и я остаюсь.
      Ночью Таул явился в грейвингскую таверну "Камыши", и Тирен сошел вниз встретить его.
      - Теперь я могу идти с вами в Вальдис, - сказал Таул. - Меня освободили от моих обязанностей.
      Джек очнулся от чувства тошноты и полежал немного с закрытыми глазами, между сном и явью. Потом открыл глаза и посмотрел в потолок, где копились в трещинах капли воды, угрожая упасть вниз. Эта картина почему-то виделась ему ярче, чем прежде, - в капельках играла радуга, и каждая щербинка в камне была как на ладони. Джек протер глаза, и видение исчезло - все это, должно быть, ему померещилось.
      Он встал со скамьи - чуть быстрее, чем следовало, и содержимое его желудка хлынуло наружу. Джек утер рот, и ему стало немного лучше. Только голова оставалась странно тяжелой - когда он поворачивался, мозгам требовалось некоторое время, чтобы стать на место.
      Он попытался припомнить предыдущие события. Баралис пришел, чтобы его допросить, - но Джек не помнил ни вопросов, ни ответов, если он вообще отвечал что-то. Ему нечего было отвечать. Какое-то воспоминание, впрочем, не давало ему покоя - оно касалось матери. Джек старался поймать его, но оно ушло. Было ли оно как-то связано с допросом? Или Баралис просто довел своего узника до того, что он не может мыслить здраво?
      Джек выбросил из головы все мысли о допросе и попробовал немного постоять. Ноги чуть-чуть тряслись, и ужасно хотелось пить. В камере воды не оказалось, и Джек принялся колотить в тяжелую дверь, требуя тюремщика. Одновременно он решил, что попытается бежать, - довольно он терпел, хватит. Какое право имел Баралис заточать его в тюрьму? Он ничего плохого не сделал. Баралис явно подозревает, что Джек не тот, за кого себя выдает, и, если Джек останется здесь, лорд опять подвергнет его такому же допросу, а возможно, и худшим вещам.
      С наружной стороны двери послышался шум отодвигаемого засова, и Джек оглянулся, ища себе хоть какое-то оружие. Но в комнате не было ничего, кроме деревянной скамьи. Джек быстро стал за дверью. Она распахнулась, и в камеру вошел человек. Не успел он сделать и шага, как Джек что есть силы толкнул дверь от себя. Она ударила часового, сбив его с ног. Он хотел крикнуть, но Джек подскочил и пнул его в лицо. Из носа и рта часового хлынула кровь. Он попытался встать, но Джек снова пнул, теперь по почкам, и часовой скорчился на полу.
      После мгновенного колебания Джек увидел за поясом часового меч и потянул его к себе. Тот ухватился за клинок, но поздно: Джек, завладевший рукоятью, выдернул меч, порезав им ладонь часового. Столь большое количество собственной крови устрашило солдата, и он жалобно застонал. Сердце Джека торжествующе билось: он завоевал себе оружие! Он занес меч, чтобы заколоть часового, и понял, что не сможет сделать этого: уж слишком жалкий у того был вид.
      Джек знал, что времени в обрез: кто-то мог услышать шум борьбы. Он снова пнул часового в голову, надеясь оглушить его, но тот остался в сознании. Тогда Джек ударил его тяжелой рукоятью меча, целя в затылок, но в последний миг часовой обернулся, и удар пришелся в лицо. Джек попятился от вида кровавой каши, в которую оно превратилось.
      И бежал от дела рук своих - удар клинка был бы милосердием по сравнению с тем, что он сотворил. Он намеревался втащить стража в камеру и закрыть дверь, чтобы выиграть время, но изуродованное лицо солдата вогнало Джека в панику, и он пустился бежать сам не зная куда. Он мчался по каменным коридорам, похожим друг на друга.
      Вскоре дыхание изменило ему, и он, задыхаясь, замедлил бег. Погони не было слышно - только кровь стучала в ушах. Джек не имел представления, что местом его заключения служил такой лабиринт. Он принудил себя собраться с мыслями, чтобы решить, как быть дальше. Назад возвращаться нельзя. Счастье еще, что он каким-то чудом миновал караульную.
      Джек прошел немного вперед, и коридор разделился. В боковом туннеле на стенах не было факелов и стояла кромешная тьма. Джеку не захотелось туда углубляться, и он решил идти прямо.
      Но за поворотом его встретила такая же тьма. Джек заколебался. Идти дальше или нет? На глаз было невозможно измерить длину коридора, и Джек, помедлив, вступил во мрак.
      Баралис шагал по своему покою, втирая на ходу масло в кисти рук - они причиняли ему сильную боль. Утром начался дождь, и сырость разъедала скрюченные пальцы. Баралис надеялся, что Бринжу прошлой ночью удалось подрубить яблони: жаль, если такой дождь пропадет напрасно.
      Масло не помогало. Баралис просушил руки и подошел к столу за болеутоляющим зельем. Тщательно отмерив в стакан белый порошок, он подлил туда же вина и выпил смесь.
      Вчерашний допрос мальчишки исчерпал его телесные и умственные силы. Баралис пришел к убеждению, что мальчишка говорит правду, - способы, к которым он прибег, не позволяли усомниться. Однако был один миг, в который Джек чуть не изгнал Баралиса из своего разума. Он, Баралис, чуть было не отступил перед каким-то мальчишкой!
      За этим что-то скрывалось. Сознание этого парня замкнуто, точно крепкий сундук. Лишь на миг перед Баралисом мелькнуло видение: женщина, а за ней мужчина. Баралис попытался копнуть поглубже, но был отброшен и снова встретил пустоту. Он проникал в умы сотен людей, но ни один не оказывал ему такого сопротивления, как этот ученик пекаря.
      Баралис был, конечно, слишком искусен, чтобы причинить себе какой-то вред, - мальчишка, видимо, сильно пострадал, но сам он вышел целехонек. И все же происшедшее встревожило его. Мальчик наделен большой силой и, по всему видно, не врет, говоря, что до случая с хлебами не прибегал к ней. Такая неосознанная мощь опасна. Этот парень обратил назад время в хлебопекарной печи! Баралис невольно вздрогнул. О таком он не слыхал еще ни разу. И не знал, что такое возможно. Требуется большое мастерство, чтобы задержать время хотя бы на миг. Самому Баралису едва удается остановить пламя свечи - а безвестный мальчик совершил неизмеримо большее.
      Между тем Джек сам не сознает громадности своего свершения. Он думает, что попросту превратил сгоревшие хлебы в тесто, а не обратил время вспять. На прошлой неделе Баралис опять спускался на кухню - отзвуки того происшествия все еще чувствуются там. Этому болвану Фраллиту пришлось сменить свои пекарские камни - на тех, старых, тесто не пропекалось часами. А всему виной Джек. Любая ворожба оставляет следы - но лишь самые мощные чары чувствуются несколько недель спустя.
      Мальчик привел в действие силы, которые могут ощущаться годами. Зола из той печи пошла на мыло - и счастлива та дама, которая им умоется. Если она не помолодеет, то уж стареть, во всяком случае, долго не будет. А каменные противни, должно быть, выбросили на свалку - и кто знает, к чему это приведет.
      Хорошо, что Баралис распорядился уничтожить хотя бы сами хлебы. Теперь надо решить, как поступить с мальчишкой. До сих пор у Баралиса все шло гладко - и любая помеха, любая темная карта ему ни к чему. Между тем его преследовало навязчивое чувство, что Джек может явить собой именно такую помеху. В другое время Баралис придержал бы мальчишку, чтобы покопаться в нем как следует и проникнуть все-таки в его тайну. Но сейчас у лорда-советника слишком многое было на уме и слишком крупную игру он вел. Мальчика придется убить. Баралиса отвлек вошедший слуга.
      - Ага, Кроп, ты-то мне и нужен. У меня для тебя есть одно дельце.
      - Слушаю, господин.
      - Оно касается наших гостей.
      - Гостей?
      - Я говорю об узниках, пустая башка. И хочу, чтобы ты избавился от мальчишки.
      - А его уже нету.
      - Как так нету? Куда же он девался? Я виделся с ним только вчера. Его десять наемников стерегут, не мог же он уйти?
      Баралиса затрясло.
      - Я, хозяин, только что из убежища - носил кое-что вкусное юной даме. Она любит, когда я ношу ей медовые пряники и сладкое вино.
      - Дело говори! - взревел Баралис.
      - Ну а Трафф прибежал ко мне и говорит - парень-то ушел. Избил, говорит, зверски моего человека и сбежал.
      - А девушку? Она-то на месте? - вне себя вскричал Баралис.
      - Я сам ее видел вот только что. И сам крепко запер ее дверь.
      - Знают они, в какую сторону он побежал, когда выбрался в лес?
      - Трафф думает, что он скрылся в подземелье. Говорят, они увидели бы его, если б он выбежал наружу.
      Баралис подумал немного. Хорошо, что парень не ушел в лес, - под землей его еще возможно найти.
      - Пойдем со мной, - приказал он и поспешно вышел вместе с Кропом. Вскоре они уже шли по коридору, связывающему замок с убежищем. Баралис высек огонь, чтобы освещать дорогу.- Кроп, иди и скажи этому никчемному болвану Траффу, чтобы обыскал все ходы и комнаты. Да пусть оставит двух человек у входа на случай, если парень повернет назад.
      В убежище Баралис первым делом пошел проверить, на месте ли девушка. Он видел, как Джек к ней привязан, - если парень скрывается в подземелье, он может прийти за ней. Джек в планах Баралиса участвовал лишь в качестве опасной помехи.
      Меллиандру же лорду никак нельзя было терять. Если девушка сбежит, он проиграет пари королеве. Засова на двери явно недостаточно. Надо перевести ее туда, где дверь запирается на ключ.
      Мелли, к собственному удивлению, привязалась к огромному неповоротливому слуге Баралиса. Он обращался с ней, как с хрупким мотыльком, приносил ей лишние одеяла, чтобы она не замерзла, потчевал всякими вкусностями и даже не забывал розовую воду для умывания.
      Мелли не могла не признать, что здесь ей живется довольно удобно, но такая жизнь ничуть не удовлетворяла ее. Ей постоянно вспоминался лес - вот там она была по-настоящему свободна, там никто не указывал ей, что и как делать. Мелли, впрочем, надеялась, что когда-нибудь Баралис все же отпустит ее. Не может же он держать ее тут бесконечно - и ей не верилось, что он сделает с ней что-нибудь худое. Он как-никак королевский советник.
      Мелли откусила медовый пряник, думая о том, что сталось с Джеком, - и вздрогнула: в комнату вошел Баралис. От Мелли не укрылось облегчение, которое он испытал при виде ее. Он застал ее с набитым ртом - Мелли, давясь, проглотила пряник, запила его водой и со стуком поставила стакан.
      - Я вижу, лорд Баралис, что у вашего слуги манеры лучше, чем у вас. Он по крайней мере всегда стучит, прежде чем войти к даме.
      - Дамы не убегают из дома, чтобы торговать собой в Дувитте, - отрезал Баралис - сейчас его голос звучал отнюдь не мелодично.
      - А благородные кавалеры не удерживают женщин против воли.
      - Я, дражайшая моя Меллиандра, никогда не претендовал на звание благородного кавалера. - Баралис решительно вел себя не так, как обычно, сдержанно и учтиво.
      - Чему же я обязана удовольствию видеть вас?
      - Боюсь, что я пришел с дурным известием: вам придется покинуть это уютное помещение.
      - Почему?
      - Это не важно.
      - Куда вы хотите отвести меня? - с испугом спросила Мелли.
      - Недалеко. Идите за мной.
      - А мои вещи? - заикнулась она. Баралис подошел совсем близко, и его странный, пьянящий запах манил Мелли и влек к нему. Мелли качнулась вперед. Их глаза встретились, и Мелли вдохнула в себя его дыхание, дурманящее, как ароматный дым. Он провел пальцами по ее спине, нащупывая рубцы под платьем. Мелли затрепетала от его ласки и раскрыла губы, впивая его дыхание.
      - Обойдетесь пока тем, что на вас, моя прелесть, - произнес Баралис, разрушив чары. Мелли отшатнулась от него, нетвердо стоя на ногах и ловя ртом воздух. Баралис еще мгновение смотрел ей в глаза и отвернулся. Идемте, - нетерпеливо прошипел он.
      Пройдя немного по коридору, они, к удивлению Мелли, остановились перед глухой стеной. Баралис провел по ней пальцами, и Мелли отскочила, увидев, что часть стены пришла в движение. Баралис ввел ее через открывшийся проем в большую комнату. Здесь горело несколько оплывших свечей, а на столе стоял жбан с элем. Вокруг стола стояли стулья, в углу - пюпитр с листами пергамента, на стене висел старый выцветший гобелен. Стена вернулась на место. Баралис зажег масляную лампу и достал из-за пояса ключ. Отперев низкую деревянную дверцу в дальней стене, он велел Мелли войти. Она с растущим трепетом повиновалась и очутилась в тесной каморке с полками по стенам, служившей, очевидно, кладовой.
      - Я здесь не останусь, - собравшись с духом, заявила Мелли.
      Баралис свирепо сжал ее руку, и лампа опасно накренилась.
      - А ну-ка без разговоров.
      Лампа грозила поджечь ее платье. Мелли отступила назад, вырвав руку. Баралис вошел следом, поставил лампу на полку, вышел и запер дверь. Когда ключ заскрежетал в замке, Мелли захотелось закричать, но гордость не позволила. Не покажет она этому человеку, как ей страшно.
      Мелли, потирая озябшие руки, оглядела свое узилище. Здесь было холодно и сыро, по стенам струилась вода. Ни стула, ни кровати - оставалось сесть на мокрый пол или стоять на ногах.
      Сердце Мелли все еще тревожно билось. Как могла она позволить Баралису гладить свою спину, как могла она наслаждаться прикосновением его пальцев? Она до сих пор ощущала его дыхание в своих легких. Мелли потрясла головой, отгоняя наваждение. Ей хотелось даже, чтобы он ее поцеловал! Мелли невольно прижала пальцы к губам. Ходили слухи, что Баралис обладает тайной силой, вот он и использовал эту силу против нее. Мелли нежно прикусила свои пальцы. Нет, неправда - никакой ворожбы в этом не было. Просто его тянет к ней, а ее - к нему.
      Грудь Мелли бурно вздымалась - она не могла больше думать об этом.
      Сколько еще она пробудет в этой сырой кладовой - под замком, словно животное в конуре? Мелли взглянула на красные отметины, которые Баралис оставил на ее запястье, и слезы навернулись ей на глаза. Но нет, она не станет плакать. В конце концов, она бывала и в худших переделках! Эта комната - просто дворец по сравнению с дувиттской ямой. Мелли слабо улыбнулась, заставляя себя не поддаваться отчаянию.
      Чтобы преуспеть в этом, следовало заняться практическими делами. Масла в лампе осталось меньше половины, и Мелли привернула фитиль, чтобы не оказаться вскоре в полной темноте. Потом осмотрела полки в поисках чего-нибудь теплого, но там не оказалось ничего, кроме иссохших трупов насекомых, павших жертвой терпеливых здешних пауков.
      Мелли прислонилась к полкам, грея руки над лампой, и задумалась над тем, что заставило Баралиса перевести ее сюда. Быть может, отцу стало известно, где она? Нет, вряд ли. Однако Баралиса что-то обеспокоило - и настолько, что он запер ее в этом надежном месте. А не связано ли это с Джеком?
      Мысли Мелли обратились к ученику пекаря. Он был добр с ней, он врачевал ее раны, делился с ней своей порцией воды. Мелли не верила, что он сказал ей правду о своем бегстве из замка. Он в ее глазах не походил на вора, а Баралис - на человека, который стал бы вора преследовать. Зачем ему в таком случае Джек?
      Джеку никогда еще не доводилось бывать в такой кромешной тьме. Дорогу приходилось отыскивать ощупью, словно слепому. В довершение всего он уперся в тупик. Странно строить ход, который никуда не ведет. Джек решил, что пропустил выход, и подался обратно, все время прислушиваясь, нет ли погони.
      Теперь он ощупывал обе стены коридора, то и дело переходя от одной к другой. На это уходило много времени, и Джек боялся, что его вот-вот схватят. Но внезапно его руки вместо камня наткнулись на дерево - это была дверь. Не найдя ручки, Джек толкнул - дверь не уступила. От души надеясь на то, что она не заперта, Джек поднажал снова, и на сей раз дверь со скрипом подалась.
      За ней стоял такой же мрак. Джек ступил вперед, споткнулся обо что-то острое и упал на что-то мягкое. Он сел, потирая ушибленную ногу и радуясь возможности подумать. С самого утра он руководствовался больше чутьем, чем рассудком. Но нельзя вечно полагаться на судьбу - надо составить какой-то план, решить, что делать дальше.
      Прежде всего хорошо бы выбраться из этого запутанного подземелья. Должен же быть какой-то другой выход, кроме того, что около караульной.
      Раздумья Джека прервал отдаленный шум, и бледный свет упал на порог. Джек вскочил, ища, где бы спрятаться. Он ничего не видел - лишь под ногами чувствовалось что-то мягкое. Джек пощупал - это была груда каких-то тряпок. В коридоре уже слышались шаги. Джек лег и прикрылся тряпьем.
      Дверь распахнулась, и в помещение хлынул свет. Голос произнес:
      - Говорил я тебе, Кессит, что тут искать не надо. Здесь уж сто лет никто не ходил. Посмотри, сколько тут хлама.
      - Так что ж, обратно двинем? - спросил другой голос.
      - Куда спешить-то. Давай передохнем малость, табачку пожуем.
      - Траффу не понравится, что мы бездельничаем.
      - Он об этом не узнает, если ты сам не скажешь.
      Наемники вошли внутрь, и Джек услышал звук открываемой табакерки.
      - Устраивайся поудобнее - иначе какое удовольствие от табака. Садись на эту кучу тряпья да вытяни свои ножищи.
      К ужасу Джека, один из стражей плюхнулся ему на ногу. Беглец затаил дыхание.
      - А все из-за Харла. Дал себя одолеть сопляку-мальчишке.
      - Ну, бедняга дорого заплатил за свою оплошность.
      - Да уж. Видел его? От лица ничего не осталось.
      - Теперь бабенки на него и глядеть на станут.
      - Хороший табачок.
      - Лорд Баралис нам не все говорит. Был ты тут вчера, когда он закончил допрашивать мальчишку?
      - Да вроде нет.
      Джек отчаянно старался подавить кашель - пыль забила ему всю глотку.
      - Так вот, Баралис был сам не свой. Вышел от парня спотыкаясь, белый как простыня.
      - Да ну?
      - Ей-богу. Еле на ногах держался. Пришлось ему звать Кропа, чтобы тот его уволок.
      Наемники помолчали, жуя табак. Потом один из них сплюнул.
      - Вот так-то лучше. И девчонку он перевел в другое место.
      - Кто?
      - Лорд Баралис, дуралей. В одно из своих секретных мест. Боится, как бы парень не пошел ее спасать.
      Нога у Джека совсем онемела.
      - А как он туда попадает?
      - Да кто его знает. Я видел как-то его у стены - он водил по ней руками. Я потом сам попробовал, да ничего не вышло.
      - Пойдем-ка, пожалуй. Трафф нынче злой.
      Наемник, к облегчению Джека, встал.
      - Само собой - я не хотел бы оказаться на его месте. И оба ушли, унеся с собой свет.
      Джек перевел дух и прокашлялся, освободив легкие от пыли. Потом скинул с себя тряпки и встал, разминая затекшую ногу. Пока что можно не беспокоиться: вряд ли стража вернется сюда.
      Джеку хотелось пить и есть. Знать бы, который теперь час: он не имел представления, сколько времени прошло с его побега. Ему вспомнилось залитое кровью лицо часового, и он невольно содрогнулся. Часовой нес ему воду - и вот награда.
      Джек вдруг со стыдом осознал, что ни разу еще со времени побега не подумал о Мелли, - он был почему-то убежден, что Баралис вернул ее в замок. Мелли сказала Джеку, что убежала от нежеланного жениха, - Джек полагал, что Баралис этому жениху ее и вернет. Оказывается, она так и сидит под замком. Джек знал, что не сможет уйти из подземелья, раз она все еще здесь. Он ухаживал за Мелли, перевязывал ее раны - не бросать же ее теперь, когда она, возможно, еще в большей опасности.
      Надо выяснить, где ее держат. Но первым делом надо найти что-нибудь для питья. Вода, пища и какой-нибудь свет - без этого не обойтись. Оружие у него уже есть - впервые в жизни Джек держал в руках меч. Он нащупал клинок за поясом, но это не доставило ему особой радости.
      Джек решил выждать. Стража ищет его, и разумнее будет отсидеться. На исходе дня у наемников, глядишь, поубавится прыти. И тогда Джек исследует второй коридор, раз первый уперся в тупик.
      Несколько часов спустя он вышел из укрытия, не забыв прикрыть за собой дверь, и двинулся по коридору. Подходя к перекрестку, Джек увидел впереди свет. Он повернул направо и снова оказался в темноте.
      Продвигаясь ощупью, он вскоре убедился, что этот туннель куда длиннее первого. Джек, не теряя времени на поиски боковых дверей, шел вперед с вытянутыми перед собой руками. В туннеле стоял зверский холод, и Джек пожалел, что не прихватил какого-нибудь тряпья из той комнаты. Оставалось надеяться, что на сей раз он не наткнется на каменную стену.
      Вскоре он снова различил впереди свет и устремился к нему. Свет становился все ярче; коридор внезапно кончился, и Джек оказался в длинном прямоугольном помещении, от которого отходило еще несколько туннелей. Что-то на одной из стен привлекло внимание Джека, и он подошел посмотреть. В камне была высечена буква "X" с двумя змеями по бокам - и Джек понял, что находится глубоко под замком Харвелл.
      Глава 18