- Куда же он, негодяй, девался? - топнул ногой Мейбор.
      - Мне тут пришло кое-что в голову, ваша милость, может, я, конечно, и ошибаюсь.
      - Говори уж, не тяни. - Мейбор взял осколок зеркала и стал разглядывать болячки на лице.
      - Вы ведь знаете, ваша милость, что в бальном зале после вашего ухода случился пожар?
      - Знаю, знаю, - нетерпеливо бросил Мейбор.
      - Так вот, один человек тогда сгорел заживо.
      - А Скарл-то тут при чем? - Мейбор с большим удовольствием выдавил назревший гнойный прыщ.
      - Сгоревшего никто не смог опознать, ваша милость, и никто не заявил о чьей-либо пропаже.
      Мейбор замер - он понял, к чему клонит Крандл. Помолчав, он спросил:
      - Как выглядел труп?
      - Я слыхал, бедняга обгорел, как головешка, - от лица ничего не осталось.
      - Нашли при нем что-нибудь?
      - Говорят, будто бы только нож уцелел.
      - Нож принадлежал ему?
      -Вроде бы да. И чудной это нож, доложу я вам, - не какой-нибудь там столовый ножичек.
      - Поди прочь! - молвил Мейбор.
      Он никогда не видел ножа, который имел при себе Скарл, но знал, что единственное оружие наемного убийцы должно быть чем-то из ряда вон выходящим. Мейбор присел на кровать и стал обдумывать сказанное Крандлом. В последний раз он виделся с убийцей в день, предшествовавший кануну зимы. С тех пор Мейбор о нем не слышал, и поручения своего Скарл не выполнил.
      Мейбор невольно содрогнулся. Что, если Скарл попытался убить Баралиса и потерпел неудачу? Что, если это Баралис убил Скарла, а после разжег пожар, чтобы скрыть следы? Мейбор слышал странные вещи об этом пожаре. Крандл говорил даже, что некий дворянин видел там, где вспыхнул огонь, человека в черном. А Баралис как раз и одевается в черное. Мейбор позвонил Крандлу. Кричать он больше не мог - горло не позволяло.
      - Да, мой господин?
      - Я хотел бы поговорить с дворянином, о котором ты упоминал. С тем, кто видел, как начался пожар.
      - С господином Толленом? С ним намедни страшное несчастье приключилось.
      - Какое несчастье? - похолодел Мейбор.
      - Упал на косу и вспорол себе живот. Тут же и скончался.
      - Не кажется ли тебе странным, Крандл, что человек вдруг взял и упал на косу?
      - Теперь, когда вы это сказали, и вправду стало казаться. Он ведь не крестьянин, Толлен-то.
      - Хорошо, Крандл, теперь иди. Я должен обдумать то, что ты мне рассказал.
      Мейбор мерил шагами комнату. Даже и крестьянин никогда не упадает на косу. Это дело рук Баралиса. Он убил дворянина, чтобы никто не мог связать его, Баралиса, имя с пожаром. И как-то умудрился убить Скарла. А тот был не какой-нибудь простак - в своем ремесле не знал себе равных. Слишком прыток он стал, Баралис. Мейбор шагал, ломая голову над тем, как убрать врага с дороги.
      Перед Бринжем лежали огромные, неоглядные сады. С вершины холма, где он стоял, открывался вид на стройные ряды низких голых яблонь, уходившие куда-то за горизонт. Сады лорда Мейбора. Бринж усмехнулся про себя и нащупал в кармане письмо. Грубые пальцы встретились с гладкой бумагой, и по телу прошел нетерпеливый трепет.
      Бринж знал, какую ценность представляют эти сады: здесь вызревали лучшие яблоки Четырех Королевств. Из них, сочных, с легкой кислинкой, вырабатывали лучший в Обитаемых Землях сидр. Его вывозили во все концы света, и знатоки охотно платили любые деньги за кружку этого медового нектара.
      Яблоневые сады были главным промыслом на востоке Четырех Королевств. Тот, кто не выращивал яблони, либо гнал сидр, либо сбивал бочки, либо растил для сидра хмель. А в городе Несторе все, от младенцев до старух, выходили собирать яблоки, когда наступало время. Старики утверждали, что для хорошего сидра главное - собрать яблоки вовремя, когда они слегка пожелтеют и на них начнет проступать румянец. Из яблок без румянца сидр получается горький, из чересчур красных - излишне сладкий.
      Бринж достал письмо из кармана и старательно развернул его. Он не мог прочесть ни слова из того, что там написано. Когда черный всадник поздним вечером вчерашнего дня доставил ему это письмо, Бринжу пришлось унизиться и дать его для прочтения жене. Потом-то он, конечно, избил ее до бесчувствия - чтобы не вздумала разболтать в деревне содержание письма. Пока он охаживал ее ремнем, ему померещился проблеск надменности в ее водянистых гляделках. Бринжа взбесила мысль, что жена может счесть себя выше его потому лишь, что умеет читать. Охваченный праведным гневом - должен же муж показать иногда жене, кто хозяин в доме, - он стал искать глазами более весомое орудие наказания. Избрав для этой цели тяжелый чугунок, он молотил им жену со злобным наслаждением, пока она не лишилась сознания.
      Расправа с женой возбудила его, и он обратился мыслями к ее младшей сестре, своей свояченице Герти. В канун зимы она сидела у него на коленях, тяжелая и теплая, и нарочно прижималась к нему. Когда жена вышла, чтобы помешать жаркое, Бринж попросил у Герти поцелуй, и она охотно согласилась. Поцелуй был вовсе не сестринский - Герти просунула свой язычок меж его зубов, и Бринжа пронзила дрожь.
      Стоя на холме, Бринж воображал себе пышные прелести свояченицы. Давно пора, думал он, взять себе новую жену - и задастая молодка Герти подошла бы ему как нельзя лучше. Сперва, правда, придется куда-то деть старую. Бринжа охватило негодование. Эта старая скотина только и знает, что шпынять его, а теперь, из-за письма, еще и нос задирать станет. Ничего, он ее еще не так проучит.
      Бринж поднял письмо к бледному утреннему небу. Скоро настанут славные деньки. Он получит много золота, переедет в другой город и ляжет в постель с молодой женой. Бринж спрятал письмо поглубже и бодрой походкой, с огоньком в глазах, направился вниз, в деревню.
      Как только за часовым закрылась дверь, Джек бросился к Мелли. Она спала, уложенная на низкую деревянную скамью. Джек, стараясь не разбудить девушку, ощупал ее спину сквозь тонкое платье. Рубцы все еще оставались вспухшими и воспаленными. Джек содрогнулся при мысли, что было бы с Мелли, если бы бичевание не прервали. Мелли есть за что благодарить наемников.
      Джек осторожно нажимал на кожу вокруг рубцов, проверяя, нет ли под ней гноя. Спина Мелли стала куда тверже прежнего, и Джек вздохнул с облегчением. Кажется, ему удалось остановить заражение, выпустив гной, теперь Мелли пойдет на поправку. Но даже и поправившись, с глубоким состраданием думал он, она будет носить на себе эти рубцы от веревки всю жизнь. Со временем они поблекнут, но все-таки останутся при ней - следы позора, которые не спутаешь ни с чем. Джек нежно отвел темную прядь от лица Мелли. Болезнь сделала ее красоту еще пронзительнее. Джек боялся даже думать о том, какие ужасы пережила она в Дувитте. Склонившись над Мелли, он коснулся губами ее лба.
      Мелли проснулась, и в ее глазах вспыхнул ужас, сменившийся узнаванием, а затем и раздражением.
      - Чего это тебе вздумалось торчать надо мной? - спросила она, садясь и протирая глаза.
      Джек сразу почувствовал себя полным дураком - он украл поцелуй, а его поймали на этом! Он поспешно откинул волосы назад, чтобы принять более приглядный вид.
      - Часовой только что вышел, вот я и решил поглядеть на тебя... - Джек искал, как бы выразиться поделикатнее, - поглядеть, как ты себя чувствуешь.
      Мелли смотрела на него с почти открытой враждебностью.
      - Спасибо, я чувствую себя превосходно - и тебя это, во всяком случае, не касается. - Она запахнулась в одеяло.
      - Дело в том, что после... после происшествия в Дувитте у тебя началась горячка. - Из глаза встретились, и Мелли отвернулась первая.
      - Я не желаю говорить о Дувитте, - отрезала она, но тут же раскаялась и добавила уже гораздо мягче: - Прошу тебя, Джек... Я даже думать не могу об этом месте.
      - Больше я не стану о нем говорить, - учтиво, как ему хотелось надеяться, склонил голову Джек. - Но давай поговорим о другом, пока можно. Часовой того и гляди вернется.
      - Где это мы? - оглядела их тесную темницу Мелли.
      - Где-то в часе ходьбы от замка Харвелл. Когда нас привезли сюда, светало, и я разглядел вдали его стены.
      - Стало быть, мы в городе?
      - Нет - в каком-то подземелье, насколько я могу судить. Мы немного прошли по лесу, а потом вместе с лошадьми спустились вниз. Ты все это время спала - ты много спишь в последние дни. - Джек запнулся, набрал побольше воздуха и задал наконец вопрос, который давно уже вертелся у него на языке: - Кто ты, Мелли? - Он глядел на нее в упор своими карими глазами. - И зачем ты убежала из замка? - Произнеся это, он с опозданием сообразил, что и его можно подвергнуть такому же допросу.
      - Я могла бы спросить тебя о том же, Джек. Зачем надо было наемникам разыскивать тебя? - Мелли говорила с манерой и уверенностью знатной дамы. Она, конечно же, и есть знатная дама, привыкшая повелевать и отдавать приказания.
      - Я ученик пекаря здесь, в замке... вернее, был им. Я сделал нечто неподобающее и бежал, боясь последствий. - Джек понурил голову - пусть лучше думает, что он вор.
      - А я убежала... - неожиданно мягко сказала Мелли, теребя платье, - я убежала потому, что отец хотел выдать меня за ненавистного мне человека.
      - Значит, этих людей нанял твой отец?
      - Нет, он никогда бы не опустился до того, чтобы прибегать к услугам наемников. - Произнеся это с явной гордостью, Мелли резко повернулась к Джеку. - Но ты - ты должен знать, кто их нанял! - Не успел Джек ответить, как открылась дверь и вошел Баралис.
      - Вот вам и ответ, дорогая, - промолвил он своим тихим, влекущим голосом. Джек покосился на Мелли - ей удалось скрыть свое удивление.
      - Лорд Баралис, - с благосклонным кивком произнесла она. - Полагаю, вы пришли освободить меня? - Но Джек уловил беспокойство в ее уверенном тоне.
      - Если вы соблаговолите последовать за мной, госпожа, я провожу вас в более пристойное помещение. - Баралис сделал приглашающий знак, и Джек взглянул на его руки. Скрюченные и корявые, как и прежде, они были покрыты свежими шрамами. Баралис перехватил его взгляд, и Джек испытал страх, встретившись с холодными серыми глазами лорда. Не в силах выдержать, он отвернулся.
      - Идемте же, - вновь обратился Баралис к Мелли.
      - А если я откажусь? - подняв голову, надменно молвила она.
      - У вас нет выбора, госпожа моя. - По знаку Баралиса на пороге возникли двое часовых с мечами наголо. Джек видел, как трудно Мелли сохранять спокойствие.
      - Я это вижу, лорд Баралис. - Джек не мог не восхищаться ее самообладанием. - Вы позволите по крайней мере, чтобы мой человек сопровождал меня? - Джек не знал, оскорбляться ему или радоваться, что Мелли о нем не забыла.
      - К сожалению, моя дорогая, об этом не может быть и речи. Ваш человек... - Баралис помолчал, давая понять, что раскусил ложь Мелли, но, как галантный кавалер, не желает разоблачать ее, - ...ваш человек останется здесь. Прошу вас, пойдемте со мной.
      Мелли вышла, взглянув напоследок на Джека. Баралис подождал, пока она не скрылась из виду, и сказал Джеку уже совсем другим голосом:
      - С тобой я поговорю после.
      Мелли уловила своим острым слухом то, что сказал Джеку Баралис, и поняла, что ее спутник сказал ей не всю правду.
      Королевский советник не стал бы трудиться, чтобы вернуть в замок какого-то мелкого воришку. Этот ученик пекаря не так прост, как кажется.
      Баралис вел ее по длинному каменному коридору, где чувствовалась промозглая сырость подземелья. На стенах рос бледный прозрачный мох. Мелли протянула руку, чтобы потрогать его.
      - Не делайте этого, - предостерег Баралис, и Мелли испуганно отдернула руку. - С этими мхами никогда не знаешь, насколько они ядовиты.
      Пройдя еще немного, Баралис свернул направо и остановился перед прочной тяжелой дверью. Мелли равнодушно следила, как он пытается открыть засов своими скрюченными руками. При виде этих рук в ней шевельнулось какое-то смутное воспоминание - далекое, еще из детства. Шевельнулось и пропало.
      Баралис открыл дверь и ввел Мелли в комнату, освещенную множеством свечей и на удивление теплую. Здесь имелись столы и стулья, на полу лежали ковры.
      - Надеюсь, здесь вам понравится. Мой слуга Кроп натаскал все эти вещи из замка. И все же обстановка, боюсь, получилась довольно скудная. - Мелли видела, что Баралис скромничает: он, должно быть, затратил немало труда, чтобы устроить ее с удобствами. - Я также взял на себя смелость предложить вам кое-какое угощение. - Баралис указал на низкий столик, где стоял поднос с холодной закуской. На сердце у Мелли потеплело при виде жареной птицы, телячьей колбасы, яиц ржанки, внушительного куска красного сыра, круглого хлеба и оранжерейных фруктов. Но она быстро отвела глаза, чтобы не выдать своему тюремщику, как ей хочется есть.
      - Вполне достаточно на первое время, - холодно промолвила она, надеясь, что теперь он уйдет и даст ей поесть свободно.
      - Вы, вероятно, пожелаете принять ванну и переодеться. Я велю принести вам что-нибудь из платья. - Баралис хотел уйти, но Мелли задержала его.
      - Зачем вы привезли меня сюда? - спросила она. Баралис помолчал немного, думая, отвечать ей или нет, и наконец сказал с легким вздохом:
      - Скажем так, дорогая, - у нас с вами общие интересы. И Мелли отчего-то догадалась, что он имеет в виду.
      - Вы тоже не хотите, чтобы я выходила замуж за принца ! Кайлока, лорд Баралис?
      - А вы умница, Меллиандра, - слегка улыбнулся он. - Куда умнее своего отца. - Он слегка поклонился ей и вышел, задвинув железный засов с той стороны.
      Мелли набросилась на еду, а мысль ее между тем лихорадочно работала. Теперь все стало на свои места: Баралис ненавидит ее отца и не хочет, чтобы Мейбор стал тестем будущего короля и дедом будущего наследного принца. Потому он и схватил ее, прежде чем отец успел это сделать. Как же Баралис намерен поступить с ней? Мелли не верилось, что он способен причинить ей какой-то вред. Не стал бы он так заботиться о ее удобствах, если бы замышлял убить ее. Мелли решила, что больше не станет думать об этом. Все было слишком вкусно, и ей не хотелось портить себе аппетит тревожными предчувствиями.
      Она налила себе бокал легкого красного вина и по привычке потянулась за кувшином с водой, чтобы разбавить его. Но тут же остановилась и решила выпить чистого вина. Правила поведения придворных дам ее больше не касаются. Она поднесла кубок к губам и сделала большой глоток. До чего же приятно нарушать правила! Ей попался на глаза заботливо приготовленный для нее серебряный столовый ножичек - но Мелли презрела его и ухватилась за дичь голыми руками, с хрустом вывернув ножку.
      Баралис потер руки, массируя их. С кануна зимы он не мог распрямить пальцы: они пригибались к ладоням. Каждый день он втирал лечебные масла в красную лоснящуюся кожу, надеясь вернуть рукам хоть какую-то гибкость. Ему все труднее становилось совершать самые простые действия: смешивать снадобья, писать письма, задвигать засовы.
      Заперев дверь, он прошел несколько шагов по коридору, остановился перед глухой стеной и нажал на нее большим пальцем. Стена бесшумно отошла назад. Кроп встал при входе Баралиса, виновато покраснев. Баралис сразу понял причину его смущения - Кроп держал на руках маленького зверька.
      - Я же запретил тебе, Кроп, брать моих животных из клеток. Это не домашние баловни, чтобы гладить их и нежить. - В обязанности Кропа входило кормление животных - и он питал дурацкую привязанность к несчастным тварям.
      - Виноват, хозяин, - пробубнил он. - Сейчас унесу зверюшку в замок и запру.
      - Сейчас она мне ни к чему, дурак безмозглый. Нагрей-ка воды да снеси нашей гостье. И вот это тоже отнеси. - Баралис кивнул на стопку белья и одежды.
      - Слушаюсь, хозяин. - Кроп сгреб тонкие вещицы в охапку. - И еще, Кроп. Я не желаю, чтобы меня беспокоили до конца дня. Как закончишь здесь, ступай в мои комнаты и займись там чем-нибудь. Да прихвати с собой своего грызуна. Я не хочу сидеть тут с этой большой крысой. - Баралис с растущим нетерпением стал смотреть, как Кроп пытается взять зверька, не выронив одежды. Наконец верзила затолкал животное себе в карман. Баралис обратил внимание на болезненный вид грызуна - яд, который он на нем попробовал, действует медленнее, чем ожидалось. Зверьку полагалось бы уже сдохнуть.
      Кроп ушел, и Баралис стал думать о другом. Утром ему назначена аудиенция у королевы - он должен вручить ей свежую порцию лекарства для короля. Баралис надеялся выяснить во время этой встречи, насколько преуспела в своих розысках королевская гвардия. Главное, чтобы след не привел к нему.
      Мысли Баралиса устремились к девушке. Экая соблазнительная штучка! Немного поизносилась, правда, по сравнению с прежним, но тем лучше: совершенство никогда не привлекало Баралиса. Он еще не решил, что с ней делать. Время терпит: здесь ее никто не найдет. Нет никого, кто знал бы об убежище, как называет это место Баралис, хотя от него и ведет к замку подземный ход. Этот ход, должно быть, вырыли несколько сотен лет назад на случай осады - и о нем, как и о многом другом, давно забыли.
      Баралису было чем гордиться. События снова повернулись в его пользу. Его наемники нашли не только дочь Мейбора, но и мальчишку - не преминув, конечно, потребовать за это добавочной платы, неблагодарные скоты. Баралис решил дать Джеку помучиться несколько дней, прежде чем допросить его о происшествии с хлебами. Два-три дня в темнице, на хлебе и воде, сделают его сговорчивее.
      Баралис прошел к дальней стене, откинул выцветший, побитый молью гобелен, нащупал пробитое в камне отверстие величиной с ноготь большого пальца и приник к нему глазом.
      Перед ним открылась комната Мелли. Баралис улыбнулся, увидев, как жадно она поглощает пищу, откусывая колбасу большими кусками и вливая вино в свое нежное горло. Мясо, как видно, застряло в зубах, и Мелли принялась, не чинясь, ковырять в них фазаньей косточкой. Выплюнула досаждавший ей кусочек и выпила еще вина.
      Кто-то постучал к ней - Баралис тоже слышал стук. Мелли ответила "войдите", и в комнату ввалился Кроп с громадным ведром горячей воды. Баралис весело наблюдал, как страх и отвращение отразились на лице Мелли при виде слуги. Он заметил также, как ее глаза остановились на открытой двери, - не убежать ли, думает она, пока Кроп выливает кипяток в лохань? Девушка потихоньку встала и двинулась к двери, но тут Кроп оглянулся.
      - Не надо, госпожа, - сказал он так тихо, что Баралису пришлось напрячь слух. Дочь Мейбора, явно удивленная мягкостью его голоса, вернулась на место. - Будьте осторожны, - сказал Кроп, вылив свое ведро в ванну. Подлейте побольше холодной воды, прежде чем садиться, не то ошпаритесь. Он вышел и тут же вернулся с одеждой и бельем, бережно уложив все это на кровать, а после, неуклюже откланявшись, ушел совсем.
      Девушка рассмотрела вещи, которые он принес, и Баралис увидел, что она осталась довольна. Судя по красным лохмотьям, что были сейчас на ней, она давненько не надевала ничего приличного.
      Попробовав воду в ванне, она отдернула палец и, удостоверившись, что Кроп не солгал, добавила холодной воды из другого ведра. Баралис облизнул губы, когда она стала расшнуровывать платье. Он не раз на своем веку видел, как раздеваются женщины, но это зрелище куда интереснее, если женщина не знает, что за ней наблюдают. При любовнике она жеманится, подбирает живот и выпячивает грудь, наедине же с собой сутулится, почесывается и без стеснения пускает газы.
      Мелли быстро скинула юбку, а следом корсаж. Ее высокие белые груди восхитили Баралиса. Потом она повернулась спиной, и он ахнул. На белой коже отпечатались шесть глубоких багровых рубцов - явно свежих, ибо на двух еще сохранилась запекшаяся кровь. Что это такое? Наемники ни словом о них не обмолвились. Баралис не мог оторвать глаз от этого зрелища: прекрасная молочная кожа, чудесные ноги и ягодицы - все это казалось еще великолепнее благодаря безобразным красным рубцам. Они не отнимали у нее красоту, а лишь усиливали ее. Баралис ощутил движение в чреслах.
      Мелли, взяв мыло, щетку и полотняную тряпицу, осторожно вошла, в воду. Некоторое время она мокла, сидя в ванне по самый подбородок. Потом намылила щетку, потерла ноги, помыла тряпицей более нежные места, а после принялась за спину и поморщилась, когда ткань коснулась рубцов. Отложила тряпицу и осторожно ощупала свои раны. Сделав это, она, как видно, испугалась и вышла из ванны. Вода стекала по ее стройному телу. Она оглядела комнату - Баралис догадывался, что она ищет зеркало. Хорошо, что он позаботился доставить его.
      Мелли бросилась к зеркалу, роняя капли воды на роскошный ковер. Изогнув шею, она обследовала свою спину, сморщилась и упала на пол, заливаясь слезами.
      Баралис покинул свой пост, решив, что пока довольно. Слезы девушки не тронули его. Он тщательно оправил гобелен и устроился на мягком стуле, налив себе вина.
      Хотелось бы ему знать, получил ли уже Бринж его письмо. С садами Мейбора желательно разделаться поскорее, а Бринж в полной мере наделен тем, что Баралису более всего нравится в людях, - жадностью.
      Глава 16
      Тавалиск пробовал вина в подвале дворца.
      - Налей-ка чашечку вот этого, - велел он сопровождающему его мальчику.
      - Ваше преосвященство, мне запрещено открывать бочки. Позвольте пригласить ключника.
      - Даже не вздумай! Видеть не могу эту жабу, этого святошу - он и в винах-то ничего не понимает. Ну давай, нацеди стаканчик красного. - Мальчик нехотя налил из крана вина и подал чашу епископу. - Вот видишь, с тобой дело иметь куда приятнее, чем с ключником. Он мне всегда наливает по четверти чаши. - Тавалиск поднес вино к свету лампы, любуясь его богатым оттенком, и раздраженно поморщился, увидев идущего к нему Гамила.
      - Извините за вторжение, ваше преосвященство.
      - Что у тебя на этот раз, Гамил? - Тавалиск поболтал вино в стеклянной чаше.
      - Есть новости, ваше преосвященство. - Гамил покосился на мальчика.
      - Не будем отсылать молодого человека, Гамил. Я уверен - ему можно доверять, притом он мне очень полезен. - Тавалиск мило улыбнулся служке.
      - Дело деликатное, - настаивал Гамил.
      - Не перечь мне! - отрезал архиепископ и велел покрасневшему до ушей мальчику: - Подай мне стаканчик марльсского белого. - Тот бросился к другому бочонку. - Ну, Гамил, выкладывай свои новости.
      - Так вот, ваше преосвященство: меня уведомили, что в замке Харвелл в ночь кануна зимы - в ту самую ночь, когда вы почувствовали отзвуки ворожбы, - случился пожар. И странные вещи происходили во время этого пожара.
      - Я, кажется, догадываюсь какие. Металлические предметы нагревались? Вокруг ходили волны жара и чувствовалось присутствие неведомых сил?
      Мальчик вернулся с чашей другого вина, и Тавалиск отхлебнул глоток.
      - Так и было, ваше преосвященство. Тавалиск подержал вино во рту и выплюнул.
      - Ворожба имеет свои законы, кто бы ею ни занимался. Однако, чтобы нагреть металл, нужен сильный выплеск. Баралис, как видно, действовал с отчаяния, не по расчету. Он обучался в Лейссе и должен знать, сколь опасно расходовать так свою силу. - Тавалиск отпил еще глоток. - Это марльсское белое просто превосходно - вот попробуй. - Гамил протянул было руку, но архиепископ подал чашу мальчику. - Любопытно будет узнать твое мнение. Тавалиск отвернулся, чтобы не видеть злобы, на миг исказившей черты Гамила.
      - Удивляюсь обширности ваших знаний, ваше преосвященство.
      - Да, я кое-что смыслю в ворожбе, Гамил, и, как ты знаешь, сам балуюсь время от времени, но это слишком тяжкий труд, чтобы заниматься им всерьез. Делая даже самое простое, например, завораживая бессловесную тварь, ты лишаешься сил на целый день. Ворожба требует не только душевного, но и телесного напряжения и выжимает все соки как из ума, так и из мышц. Тавалиск послал мальчика принести вина из другого бочонка. - Люди заблуждаются, думая, что магия идет из земли и со звезд, - она идет изнутри, и когда она изливается, то это дает о себе знать: не может же человек, потеряв кварту крови, вести себя как ни в чем не бывало. Так же и с ворожбой. - Тавалиск принял от мальчика новую чашу. - Она слишком изнурительна, чтобы прибегать к ней каждый день. Я делаю это лишь в случае крайней нужды, предпочитая беречь свои силы для блага Рорна. Ворожба плохая замена хитрости. - Тавалиск скривился, найдя вино терпким и кислым. - На вот, Гамил, попробуй. Есть что-нибудь о нашем друге рыцаре?
      - Он вернулся в Рорн, ваше преосвященство. И сразу, сойдя с корабля, направился в квартал шлюх. - Гамил осторожно пригубил вино.
      - Вероятно, к своей собственной шлюшке. Ну же, Гамил, пей до дна. Вино чудесное. - И Тавалиск проследил, чтобы секретарь осушил полную чашу этой кислятины.
      - Он не найдет ее там, ваше преосвященство.
      - И нигде не найдет, если учесть, в каком месте она находится. Тавалиск забрал у Гамила чашу. - Я не хочу, разумеется, чтобы ей причинили какой-то вред.
      - Да, ваше преосвященство.
      - Я держу ее лишь потому, что когда-нибудь она может пригодиться в нашей партии с рыцарем. Он, как я понимаю, сильно к ней привязался?
      - Похоже, что так, ваше преосвященство.
      - Впрочем, судьба этой девки должна теперь волновать его меньше всего.
      - Что ваше преосвященство имеет в виду?
      - А то, Гамил, что пришла пора взяться всерьез за его собратьев. Я подумываю о том, чтобы изгнать их из города. Рыцари Вальдиса слишком долго мне докучали, и у меня руки чешутся положить этому конец. Мне не по нутру, что они торчат в наших гаванях и мешают нашей торговле. С тех пор как Тирен пришел к власти, она удвоили свое рвение. Не далее как на прошлой неделе они арестовали целый груз специй, стоящий сотню золотых, - заявили, что это пиратский товар! Так не может более продолжаться. Они скрывают за благородными побуждениями свое стремление к наживе. Они сбивают цены лишь для того, чтобы закрепиться на рынке. У них почти что монополия в соляной торговле, и нет нужды говорить, как опасно это для нашего рыбного промысла, - рыбакам необходима соль, чтобы сохранить улов. Я не прочь, если кто-то хочет заработать пару золотых, - только пусть не лицемерит при этом. Последняя фраза пришлась архиепископу по вкусу, и он приказал Гамилу записать ее для народа. - Теперь можешь идти, - сказал Тавалиск, когда Гамил исполнил это, и велел слуге: - Нацеди моему секретарю штоф того последнего вина, мальчик. Мне кажется, оно очень ему понравилось.
      - Зачем же так беспокоиться, ваше преосвященство?
      - Пустяки, Гамил, мне это только приятно. Считай, что это награда за твою службу. - Мальчик вручил Гамилу большой жбан кислого вина. - И выпей его поскорее: оно может утратить свой букет, если хранить его слишком долго. - Гамил удалился, прижимая к себе громоздкий сосуд. - А теперь, мальчик, перейдем к следующему бочонку.
      Через некоторое время послышались легкие шаги, и перед Тавалиском предстал высокий тощий человек.
      - А, мастер ключник, всегда рад вас видеть. Я только что говорил мальчику, как ценю ваше мнение о разных винах.
      Таул пробирался по уличной грязи. Вонь нечистот и гниющих отбросов стояла в горле. Жители Рорна в очистке улиц полагались на дождь, но небеса уже много недель не облегчались, и отбросы громоздились повсюду, услаждая зрение и обоняние прохожих.
      Ранним утром Таул сошел с "Чудаков-рыбаков". Ему жаль было прощаться с моряками, ставшими его друзьями. Карвер заявил, что Таул оказался лучшим коком, чем тот, кого оставили на берегу. Капитан Квейн тепло пожал ему руку и предложил свою помощь, когда бы она ни понадобилась. "Приходи в гавань когда захочешь, - сказал он. - Я всегда здесь, если, конечно, не в море. Здесь ты всегда найдешь мерку рома и дружескую поддержку". Таул ничуть не сомневался в сказанном - капитан не принадлежал к тем, кто легко раздает обещания.
      Таул шел к Меган, надеясь увидеть ее и, возможно, провести с ней ночь перед тем, как покинуть город. Ему нужно было поговорить с ней. С самого Ларна у него в ушах звучали ее слова: "От твоих демонов тебя избавит не достижение цели, а любовь". Откуда она могла это знать? Нет ничего важнее, чем достигнуть цели, - она и жизнь его, и проклятие. Погоня за несбыточной мечтой и стала причиной его крушения.
      Таул всегда, с тех пор как себя помнил, мечтал стать рыцарем. Каждый день, пока он удил рыбу, мысли его уносились на восток, к Вальдису. Рыцари - воплощение благородства: они спасают принцесс, заточенных в башнях, и ведут долгие сражения с демонами.
      Но для того чтобы пройти рыцарскую школу, требовались деньги, и Таул стал продавать излишки своего улова. Одна лишняя рыба в день означала медный грош в неделю. Однажды он подсчитал, что ему понадобится пятнадцать лет, чтобы собрать нужную сумму. Но это только укрепило его решимость.
      Свои сбережения он прятал на дне бочонка с солью. Не раз, когда у них выходил хлеб или свечи, его одолевало искушение истратить их. Когда умерла мать, у него набралась уже полная чашка медяков, но дела у них пошли так плохо, что Таул спустил их все. Анна заболела гнилой горячкой, а ребенка, которому было уже больше года, требовалось окрестить. Иного выхода просто не оставалось. Таул был, конечно, в ярости и срывал свой гнев на сестрах он бушевал, дулся и отравлял жизнь всей семье. Младшие не понимали, как много значат для него эти медяки, не понимали, что он, тратя их, расстается не только с деньгами.
      Но сестры победили его своей нежностью. Сара неделю ходила рыбачить вместо него, а Анна, лежа в постели, рисовала ему красивые картинки. Не такие уж они, в конце концов, оказались непонятливые - просто он этого не замечал.
      Тогда он мало в чем разбирался по-настоящему. Для него существовала только семья и больше ничего. Он отвечал за младших целиком и полностью. Он брался за любую работу: батрачил, прислуживал в таверне, резал торф всегда находилось какое-то занятие для того, кто соглашался брать плату натурой, а не деньгами. Тянулись долгие тяжкие дни, когда он приходил домой только с наступлением ночи.
      Только ранним утром мог он располагать собой. Денег он лишился, но его мечта осталась при нем. Он сызмальства был сильным и знал это за собой. Он успешно защищал свою драгоценную рыбную лунку от чужих посягательств, и теперь уже никто не смел претендовать на нее.