— Хват. — Из-за болезни мальчик утратил часть своей жизнерадостности.

— Я вижу, Хват, ты немного прихворнул, но это ничего. Ведь Таул говорил тебе про лакус? — Мальчик потряс головой. — Не важно, от лакуса тебе сразу полегчает — но, когда ты примешь его, тебя начнет клонить в сон. Поэтому сначала я дам тебе супу и кусочек утки, а потом уж лакус. Через пару дней будешь как новенький. — Бевлин захлопотал, убирая свитки со стола и стирая пыль со стульев. — Садитесь же, садитесь — плох тот хозяин, что держит гостей на ногах.

Они сели за стол, и Хват, раскрыв рот, принялся разглядывать диковинные предметы, загромождавшие не только полки, но и каждый свободный уголок.

— Сколько ж у тебя тут всего! — восхищенно произнес он.

— Да, чего только нет. Если б еще знать, для чего это все предназначено. — Бевлин поставил перед гостями по горшочку с супом.

— Вот эта штука я знаю для чего, — указал Хват на висящий на стене инструмент.

— Неужто знаешь? Тогда скажи, не томи. — Бевлин нарезал хлеб толстыми ломтями и раздал им.

— Этой штукой пачкуны подбирают монеты на улицах, чтобы не совать руки... в грязь. Правда, она не всегда срабатывает, и матерый пачкун обходится без нее. — Хват улыбнулся, радуясь, что и его познания пригодились.

— Думается мне, ты прав, мой мальчик. Как хорошо, что счастливый случай привел тебя сюда! А не знаешь ли ты, что такое вот это?

— Нет, друг, тут я тебе помочь не могу.

— Что ж поделаешь, Хват. — Мудрец тяжело вздохнул. — Я ужe много лет ломаю себе голову. Эту вещь мне дали в Лейссе. Ты бывал в Лейссе, мальчик?

Таул ел молча, не вмешиваясь в их разговор. Ему почему-то расхотелось рассказывать Бевлину о Ларне и загадочных словах пьяницы. Ему показалось, что мудрецу не следует доверять.

Бевлин почувствовал, что Таул смотрит на него, и их взгляды на миг встретились.

— Ну, Хват, — сказал старик, — принимай лакус и в постель. — Несмотря на протесты мальчика, старик вывел его из кухни и в дверях оглянулся на Таула, обещая взглядом, что он скоро вернется и они поговорят наедине.

Таул испытал облегчение, оставшись один. Он потерял всякое желание говорить с Бевлином и не мог понять, с чего ему взбрело в голову, будто старик способен ему помочь.

Мейбор снова явился на конюшню. Он предпочел бы сливные ямы, но Трафф, как видно, их на дух не выносил. Рядом с Мейбором стоял сундучок, в котором покоилось двести золотых. Целое состояние, даже по меркам богача, — Мейбору очень не хотелось расставаться с ним. Он, как большинство толстосумов, был прижимист и не любил платить.

Некоторые события при дворе вызвали в нем немалое беспокойство. Он слышал от одного человека, что королева в это самое утро посылала за Баралисом, и сердцем чувствовал, что добра от этой встречи ждать не приходится. В довершение всех бед Мейбор застал за разговором с Баралисом собственного сына. Как может Кедрак разговаривать с человеком, причинившим непоправимый вред его семье?

Мейбор тишком отвел в сторонку слугу своего сына и допросил его, о чем шла речь. Слуга, получив мзду в десять серебреников, поведал, что Баралис всего лишь поздоровался с Кедраком и осведомился о его здоровье. За дальнейшие десять монет Мейбор сговорился со слугой, что тот будет доносить ему обо всех встречах Баралиса с Кедраком, если таковые будут иметь место.

Мейбор понимал, что Баралис прощупывает, насколько крепки узы, связывающие отца и сына. Что ж, скоро советник убедится, что они крепче, чем он надеялся. Кедрак может повздорить с отцом, но родственная преданность сильнее всякой ссоры — Баралис заблуждается, думая, что сможет переманить Кедрака на свою сторону. Убежденность в том, что враг просчитался, утешила Мейбора. Есть вещи, которых Баралис, как человек бессемейный, никогда не поймет — и никогда не узнает, что значит быть полностью уверенным в ком-то. Баралис вынужден полагаться на наймитов, перекупить которых очень просто — двести золотых в сундучке рядом с Мейбором служили тому доказательством.

Появился Трафф, мускулистый и широкоплечий, с раздражающей ухмылкой на лице. Мейбор не выносил его. Наемник думает, что заключил превосходнейшую сделку, — и Мейбора терзало, что тот еще очень не скоро поймет, как заблуждался.

— Добрый день, Мейбор. — Наемник осмотрел ближние стойла. — Я вижу, вы принесли мне гостинчик.

— Только то, что ты просил, — не больше и не меньше. — От Мейбора не укрылось, что Трафф, обращаясь к нему, намеренно опустил титул.

— Будьте так любезны, откройте сундучок. О, я вам верю, но в моем ремесле лучше удостовериться во всем наперед. — Трафф жадным взором посмотрел, как Мейбор откинул крышку. — Похоже, все в порядке, не стану оскорблять вас, пересчитывая монеты.

Мейбор не удержался от негодующего фырканья. Трафф оскорбил его уже тем, что попросил открыть сундучок.

— Прежде чем я передам тебе эти деньги, ты расскажешь мне все, что знаешь о моей дочери.

— Да, о прелестнейшей Мелли, — с видом собственника произнес Трафф. — Так вот — у Баралиса ее больше нет. Этой девушке палец в рот не клади — взяла да и сбежала у нас из-под носа. Не без помощи парня, конечно, — этот ублюдок уложил полдюжины моих людей.

Мейбор, не понимая, о чем речь, попытался прояснить дело:

— Так Меллиандра была в руках у Баралиса?

— Была. Мы нашли ее в Дувитте и привезли сюда. Содержалась она в лесу, в убежище Баралиса.

— В убежище? — Мейбор решил заранее не выказывать удивления, что бы ни услышал — он всегда подозревал, что Баралис тоже разыскивает его дочь, — но похолодел, узнав правду. Есть лишь одна причина, из-за которой его враг мог держать Меллиандру в плену, и причина эта — предполагаемая помолвка. Теперь Мейбору стало ясно, что Баралис намеренно разрушил его планы и лишил возможности стать тестем будущего короля.

— Да, в подземелье — от замка к нему ведет ход. Жуткое место.

— Как давно она убежала? — Мейбор поверить не мог, что его дочь была так близко от замка.

— Больше недели назад — парень освободил ее. Пару дней спустя мы нагнали их в лесу, но этот парень — сущий дьявол, и им удалось уйти. Кто знает, где они теперь. Баралис выслал для их поимки другой отряд... и не хотел бы я оказаться в шкуре этих новеньких.

— Почему ты не отправился с ними?

— Я был ранен тогда в лесу. Притом у Баралиса есть делишки и поближе к дому.

— Кто этот парень, о котором ты говоришь?

— Джек его звать — он был пекарским учеником тут, в замке. Мы поймали его еще прежде вашей дочери и обоих доставили к Баралису.

— Зачем Баралису сдался ученик пекаря?

— Мы с ребятами тоже не могли взять этого в толк. Но теперь-то я знаю, что этот парень — настоящая чума. Сначала он разбил всмятку рожу одному из моих ребят, а уж в лесу-то... — Трафф затряс головой.

— Что же случилось в лесу?

— Ад сорвался с цепей — вот что там случилось. Парень напустил на нас всех чертей из пекла — и славные ребята погибли ни за грош. Баралис даже не соизволил предупредить нас, что парня следует остерегаться, — мы и полезли прямо в лоб.

— И этот парень сопровождает Меллиандру? — Мейбор благоразумно воздержался от расспросов о том, что же в точности случилось в лесу: он уловил душок колдовства и не имел никакого желания пробовать эту пакость на язык.

— Да, насколько мне известно.

— В каком она была состоянии, когда ты видел ее в последний раз?

— Ее ведь не так давно высекли, — осторожно ответил Трафф.

— А в лесу с ней ничего худого не случилось? — настаивал Мейбор.

— Парень ее и пальцем не тронул, если вы об этом.

— Парень не тронул, а вы? — не уступал Мейбор. Наемник потупился.

— Кажется, ей задели руку стрелой — так, царапина, до свадьбы заживет.

Мейбор чуть не убил наемника на месте. Меч давил ему на ногу, как свинец. Рука чесалась выхватить его и снести Траффу башку. Мейбор с трудом овладел собой. Если он хочет взять верх над Баралисом, он должен играть по правилам Баралиса, хитря и обманывая. Вернув на лицо бесстрастную маску, он спросил:

— Значит, если Меллиандру найдут на этот раз, ее снова доставят в убежище?

— Вряд ли, — помявшись, ответил Трафф.

— Что так?

— Баралис велел новым людям убить Мелли и парня, когда те найдутся. Убейте и закопайте — вот как он сказал.

— Так ее еще не нашли? — Мейбор сам удивился спокойному звучанию своего голоса.

— Я знаю этих новых — слепой осел легче разыщет кого-то, чем они. Не нашли, я уверен. Баралис велел им через неделю вернуться назад, так что времени у них немного осталось.

— А что сделает Баралис, когда они вернутся?

— Опять отрядит их на розыски. Проделает, вероятно, одну из своих штук и скажет им точно, где искать Мелли с парнем. — Видя недоумение Мейбора, Трафф пояснил: — Он умеет делать такие чудеса — с птицами, скажем. Я думаю, они говорят ему обо всем, что видят.

— Полно вздор молоть. — Отказываясь слушать о колдовских делах, Мейбор убеждал себя, что никакого колдовства не существует. Чтобы сменить разговор, он сказал: — Когда Баралис снова вышлет людей на розыски, постарайся отправиться с ними. Я не позволю хладнокровно убить свою дочь.

— А я тем более. Недоставало еще, чтоб мою нареченную зарыли где-то в лесу. Нет, я непременно поеду с ними, помогу им найти Мелли с мальчишкой, а после как-нибудь умыкну вашу дочь.

— Ты уверен, что тебе это удастся?

— Я видел, на что этот парень способен, если загнать его в угол. Он такое устроит, что никто и не заметит, как мы с девушкой улизнем.

Мейбор не слишком одобрял план Траффа, но ничего лучшего придумать не мог. Ему не терпелось выспросить Траффа о других замыслах Баралиса, но тут вошли конюх и двое доезжачих, и встречу пришлось прервать. Наемник подхватил сундучок и быстро ретировался, провожаемый любопытными взглядами конюших.

Мейбор через двор направился к замку. Встреча с Траффом явилась для него настоящим озарением. Только теперь он стал понимать всю глубину коварных замыслов Баралиса. Ставка куда выше, чем он полагал. Баралис не зря пустился во все тяжкие, чтобы помешать браку Меллиандры с принцем Кайлоком. Вероятно, у него есть на примете своя невеста, которую он хочет подсунуть принцу. Этим объясняется стремление Баралиса избавиться от Меллиандры.

Бевлин приложил руку ко лбу мальчика: жар был сильный, но сон и лакус собьют его. Мудрец просидел с Хватом около часу, пока тот не начал дремать, — отчасти для того, чтобы успокоить мальчика, отчасти собираясь с мыслями перед разговором с Таулом.

Рыцарь сильно изменился по сравнению с тем, каким он был пять лет назад. Эта перемена, конечно, объясняется ответственностью, которую он на себя взвалил. Он, Бевлин, поставил перед Таулом почти невыполнимую задачу — это и сделало рыцаря таким, каков он сейчас. Мудрец спрашивал себя, вправе ли он был совершать такое — лишать юношу молодости и надежды на лучшее? Однако рано или поздно это все равно бы случилось: нельзя жить в таком мире, как они, и не измениться. И все же мудрецу подобало бы руководствоваться собственным суждением, отправляя столь молодое существо в столь безнадежное странствие.

Когда Таул подъехал к его двери, Бевлин увидел на лице рыцаря разочарованность, более того — неверие. Оставив спящего Хвата, Бевлин со вздохом поплелся на кухню, где Таул сидел у стола, как и час назад. Рыцарь вопросительно взглянул на Бевлина, и тот порадовался тому, что Таул, видимо, искренне тревожится за мальчика.

— Он уснул, и к утру, Борк даст, ему полегчает. Лучше всего, если он проспит весь завтрашний день и следующую ночь тоже — лакусу требуется время.

— Мальчик заехал далеко от дома.

— Да и ты тоже, мой друг. — Бевлин сел напротив Таула и налил им обоим по кружке эля. — Я сам его варил и признаю, что он не слишком хорош, но, по мне, плохой эль согревает не хуже, чем хороший, — разве что голова поутру сильнее трещит.

Таул вежливо улыбнулся шутке — но лишь губами, не глазами. Все это время он сидел потупившись, и Бевлин вовсе не видел его глаз.

— Так ты едешь из Рорна?

— Мальчика я не нашел, если ты это хочешь знать, — без нужды резко сказал Таул. — Впрочем, ты, наверно, и без меня это знаешь.

— Хочешь оставить розыски? Как ты решишь, так и будет.

— Поздно, мудрец! — Таул грохнул кружкой об стол. — Для меня существует лишь один честный выход, и ты это знаешь, я скорее отрублю себе руку, чем признаю свое поражение.

Бевлин мог понять это ожесточение: Таул — рыцарь и покрыл бы себя позором, отказавшись от поставленной цели; только смерть могла бы освободить его. Но дело заключалось не только в этом. Нетрудно понять, что Таул только и живет своей целью, — откуда же в нем такая горечь?

— Не со всеми нами жизнь ведет честную игру, Таул.

— Я играю не вслепую — я видел, что против меня сильная карта. — Таул взглянул на Бевлина и тут же отвел глаза.

— Где ты странствовал?

— На дальнем юге, в Сухих Степях, потом ездил в Челсс, Лейсс и Силбур. Продолжать?

— Так тебе известно о ссоре между Рорном и Вальдисом?

— Я знаю, что Рорн запретил рыцарям входить в город, — сказал Таул, глядя в огонь.

— И изгнал их из своих пределов, а его примеру последовал Марльс. Архиепископ Рорнский настраивает юг против рыцарей, желая вызвать свару и подорвать власть Вальдиса.

— Но что он имеет против рыцарства? — впервые заинтересовался Таул.

— Тавалиск первым на юге понял, что на севере зреет опасность. Тирен объявил себя союзником Брена, а Брен собирается соединиться с Четырьмя Королевствами. Сбывается пророчество Марода: «Два могучих дома сольются вместе», и империя, предсказанная им, может поработить все Обитаемые Земли, неся с собой горе и бедствия. Сейчас более чем когда-либо нужно отыскать нашего мальчика, Таул.

— Я найду его, Бевлин.

— Я верю тебе. Между вами есть связь, и твоя судьба в том, чтобы помочь ему осуществить свою. — Голос Бевлина пророчески зазвенел. Чтобы снять вызванную этим тревогу, мудрец встал и подлил себе эля. Он осушил кружку до дна и, успокоившись немного, попытался сделать разговор более легким. — Тавалиск по природе своей смутьян и счастлив лишь тогда, когда оказывается в гуще событий, строя козни из одной любви к ним.

— А какие козни строишь ты, мудрец? — Но Таул тут же пожалел о своих словах и сказал со вздохом: — Прости меня, Бевлин. Не знаю, что на меня нашло. Я так ждал встречи с тобой, а теперь говорю то, чего вовсе не хотел бы говорить. — Он устало потер глаза, а Бевлин порадовался, что рыцарь сменил гнев на милость.

— Куда ты поедешь дальше? — спросил мудрец. — В Брен, в Аннис, в Лэйрстон?

Таул отвел глаза, и Бевлин понял, что сейчас тот скажет неправду.

— В Лэйрстон, на север.

— В тех широтах стоят жестокие холода. — Но Таул не слушал Бевлина, уставившись в огонь. Что видел он там, какие муки? — Таул, — ласково сказал старик, кладя руку ему на плечо, — отправляйся-ка спать. Можешь лечь в моей комнате — там сухо и тепло.

Таул поднял глаза, и Бевлин на краткий миг увидел в них нечто, чему не было имени, и все же знакомое. А рыцарь тут же потупился, словно стыдясь чего-то.

— Устал я, Бевлин. Весь день в седле.

— Пожалуй, и тебе глоточек лакуса не помешает. Ты тоже слишком долго пробыл на юге. — Бевлину очень хотелось помочь Таулу, но старик знал наперед, что всякая помощь будет отвергнута.

— Нет уж, лакус побереги для тех, кому он нужнее. Я не испытываю ничего такого, чего не излечил бы хороший сон. — Таул встал. — Ты проводишь меня, Бевлин?

Мудрец провел рыцаря в свою комнату, откинул одеяло и вынул из постели грелку, положил котомку Таула на сундук. Когда он подошел пожелать Таулу спокойной ночи, рыцарь склонил голову, и Бевлин поцеловал его в лоб.

— Крепкого тебе сна, друг, — сказал старик и вышел.