Она не была привлекательной, но Исса влекло к ней. В ней не было ничего отталкивающего, но что-то отталкивало его.
      - Хорошо ли ты доехала из... - Правитель умолк, вспомнив, что не знает, откуда она приехала. Ходили слухи, что она живет здесь, в городе, но все слухи о Крадущейся Деве на поверку оказывались ложными.
      - В эту пору года всякое путешествие, будь то короткое или длинное, утомительно, - не моргнув глазом, ответила девица.
      Только голос в ней и поддавался какому-то определению, будучи красивым и мелодичным. Исс благосклонно улыбнулся, удовлетворенный и ответом, и тем, что нашел хоть какую-то зацепку.
      Он и раньше, разумеется, имел дело с Крадущейся Девой, но не лично. Подробностями всегда занимался Кайдис Зарбина, имевший через сеть своих влажноглазых собратьев - жрецов, писцов, слуг, банщиков, посыльных и музыкантов - множество сведений о множестве жителей города. Встречаясь с Магдаленой в условленных местах, Кайдис передавал ей указания Исса и вручал плату - золотом, всегда золотом.
      На сей раз Исс решил увидеться с ней сам. Это было нелегко, поскольку Крадущаяся Дева отзывалась на вызовы с неохотой, высоко ценя свою знаменитую неизвестность. Однако она все же явилась - через неделю после переданного ей приглашения.
      Исс мог только догадываться, почему она решила прийти. Сначала он видел причину в том, что он правитель города и что таким, как он, не отказывают. Но теперь, в ее переменчивом как дым присутствии, он понял, что ошибался. Крадущаяся Дева пришла потому, что сама захотела.
      - Не хочешь ли вина? Розовой наливки с гвоздикой?
      - Нет, - ответила Дева с кажущейся беззаботностью, но ее мышцы напряглись, как у тундровой кошки перед прыжком.
      Ну что ж. Исс уважал деловых людей, особенно женщин.
      - У меня затруднение, Магдалена, - сказал он, вертя в пальцах обточенную кость собачника. - Есть одна семья, которую я хочу... устранить, но я не знаю точного расположения деревни, где они живут. Я имею об этом, скажем так, лишь самое общее представление благодаря одному из моих осведомителей. - Исс помолчал, ожидая какого-то подтверждения со стороны девицы, но не дождался и был вынужден продолжить: - Эта семья живет в крестьянской усадьбе в сутках езды на северо-восток от Иль-Глэйва. Мой осведомитель назвал мне три наиболее подходящие деревни. - Исс перечислил их. - Мне нужен человек, который побывал бы там и осторожно, очень осторожно поразведал, где эта семья живет, а после сделал все необходимое для ее устранения.
      Наступило молчание. Исс, не привыкший долго ждать от кого-то ответа, начал чувствовать первые признаки гнева. Пусть Крадущаяся Дева самая искусная убийца на Севере и те, кто пользуется ее услугами, произносят ее имя почтительным шепотом, но он как-никак правитель Вениса. Он уже собрался отчитать ее, но тут она сказала:
      - До Иль-Глэйва девять дней езды. Это будет стоить дороже обычного.
      Исс почувствовал некоторое облегчение, но не подал виду.
      - Разумеется.
      - А сколько в этой семье человек?
      - Не знаю точно. Мать и дочь - это наверняка. Быть может, есть другие дети.
      - Неопределенность тоже имеет цену. К этому Исс был готов.
      - Я заплачу, сколько бы это ни стоило.
      Крадущаяся Дева слегка шевельнула губами, прикрыв совершенно сухие зубы, и правитель чуть не попятился. Она начинала его раздражать. Ему стоило слишком большого труда смотреть на нее - все равно что изучать вид местности сквозь кривое стекло.
      Многие полагали, что секрет ее успеха заключается как раз в ее внешности. Она ничем не отличается от других женщин. Когда она, совершив убийство, уходила из сельских усадеб, купеческих домов и дворцов, все принимали ее за служанку, посыльную, старую прачку, кормилицу или судомойку. В отличие от других убийц женского пола, которых на Севере можно было нанять за горсть золотых или рубин величиной с муху, Крадущаяся Дева на шлюху не походила. Она никогда не соблазняла мужчин, никогда не вонзала в них нож во время любовных игр, не пользовалась хитростью и красотой, чтобы проникнуть в запретные места, и не прятала кинжал за кружевным корсажем. Ей не было нужды прибегать к женским уловкам. Глядя на нее, все видели то, что ожидали увидеть: женщину, чье присутствие в этом месте вполне оправданно.
      При этом она, конечно, была хитра, как лисица.
      В ночь, когда Сарга Вейс ограничил жилище Лока окружностью нескольких деревень, Исс первым делом подумал о Магдалене. Вейс для этой работы не годился. С Женомужем никто откровенничать не станет, а если он и разнюхает что-то, у него недостанет духу пролить кровь. Нож мог бы убить, но он слишком прост. Расспрашивая, он начнет ломать кости, распугает все окрестное население и насторожит тех, кого собирается убить.
      Исс положил костяную палочку обратно на стол. Кроме того, Нож и Женомуж занимаются другим делом. Их задача - доставить Асарию домой из Ганмиддиша. Нельзя допускать, чтобы она снова пропала.
      - Я хотела бы услышать подробности, - сказала Магдалена своим шелковистым голосом.
      Исс подумал об Ангусе Локе, о фагах, о старой ненависти и старых тревогах, уже шестнадцать лет докучавших ему. Он назвал подробности, после чего их встреча завершилась очень быстро.
      39
      СВИДЕТЕЛЬ СМЕРТИ
      Райф горел в лихорадке, мокрый и опухший. Собственные руки казались ему на ощупь снятыми с огня кусками мяса. У него все болело, но он едва сознавал эту боль. Она часто погружала его в сон, и горячка пользовалась этим, проводя багровые полосы по его коже так, что он чувствовал это даже во сне. В его сновидениях не было больше знакомых ему мест и людей. Незнакомцы говорили с ним, называя Свидетелем Смерти, серебристые волки гнались за ним по бледным лесам и замерзшим озерам, и отполированный до блеска лед отражал луну и звезды. Пара воронов, кружа над головой, вела его на север, всегда на север. Порой над верхушками деревьев мелькали стены и арки разрушенного города, а однажды он увидел, что идет по льду кровавого моря.
      Он просыпался, не в силах даже шевельнуть языком, и засыпал опять.
      Его больше не били. Кто-то пару раз в день приносил ему надутые пузыри с водой и сваренный в пиве овес. Поворачивая обратно, пришельцы плевались, словно уход за ним вызывал омерзение, которое они не хотели занести домой, к женам и детям. Одни, случайно прикоснувшись к нему, творили знамение Каменных Богов, другие вполголоса ругались, обзывая его отродьем Градского Волка или бранными словами. Все они желали ему смерти - Райф видел это по холодным черным точкам в их глазах.
      Она здесь, и с ней ничего не случилось. Он не понимал больше этих слов, но они сохраняли свою власть над ним. Порой, погружаясь в глубокий колодец горячечного блаженства, когда его легкие шипели, как боевая машина, а от жара на лбу выступали волдыри, он слышал собственный голос, произносящий их.
      Они каждый раз возвращали его назад, и он просыпался, моргая, с пересохшим ртом и пальцами, намертво приклеенными к амулету.
      Благодаря этим словам он сохранял рассудок.
      В самую тяжкую ночь, когда он, мокрый, как утопленник, трясся на каменной скамье, раздираемый снами и горячечными видениями, он почувствовал, что соскальзывает куда-то на край мира. Бледная смерть явилась в его темницу. Райфу не нужно было видеть ее, чтобы знать, что она здесь. Он узнал ее сразу, как брат, разлученный с сестрой при рождении.
      "Мы с тобой из одного теста".
      Эти слова, неведомо откуда взявшиеся, скользнули у него по спине, как ледяные шарики. Где-то по краям его зрения плясали изломанные тени - такие бывают на закате. Райф облизнул сухие, как бумага, губы. Ему, наверно, следовало бы испугаться, но ни тело его, ни ум уже не способны были порождать страх. Он заморгал, потому что только это и мог делать.
      "Может, мне взять тебя к себе, Свидетель?"
      Голос звучал где-то ниже его подбородка, вызывая тихую, сладкую боль, какая бывает от укуса любовницы или щипка сестры, и тени росли с каждым словом. Райф лежал тихо. Что-то коснулось его щеки, чье-то дыхание осело на зубах и глазных яблоках. Вкус только что свернувшегося молока наполнял рот - вкус новой смерти.
      Она здесь, и с ней ничего не случилось. Он не знал, откуда берутся эти слова. Но они были там, у него в голове, и тянули его, как ребенок тянет отца за край кафтана. Она здесь, и с ней ничего не случилось. Райф напряг память. Кто "она"?
      Тени, целиком заполнив зрение, хватали его за руки и за ноги, пустыми глазницами и ртами высасывая из него жизненное тепло. Холод вливался в его поры, впитываясь все глубже сквозь жир, мышцы, мембраны и кости к тому единственному, чего желала Смерть: его душе.
      Райф ловил ртом воздух. То, что он видел или что ему мерещилось посередине темноты, останавливало его сердце. Смерть показала товар лицом. Райфа обуял ужас, и он ощутил всем своим существом, что не хочет идти этой дорогой и не хочет отправляться в ад, ожидающий его меж ее рук.
      Она здесь, и с ней ничего не случилось, гремело у него в голове. Здесь. Не случилось. Райф бился в судорогах на скамье. Он должен был вспомнить, должен был найти причину бороться за жизнь.
      Тени, словно комары-кровососы, запускали в него свои алмазные клыки. Нити слюны, блестя, как паутина, прошивали кожу холодом.
      Райф понес руку к горлу. К ней прикасалась дюжина приспешников Смерти, тянущих ее вниз, но Райф перебарывал их, сцепив зубы. Он Райф Севранс, Ворон, Клятвопреступник, Свидетель Смерти, и ничто не помешает ему коснуться своего амулета.
      Гнев разгонял кровь по телу, уже начавшему цепенеть. Все новые и новые тени слетались на живое тело. Руку Райфа дробила их бесплотные тела. Она здесь, и с ней ничего не случилось. Протыкая пальцами пустые глазницы, Райф дотянулся до амулета. Как только его палец коснулся холодного клюва, Смерть удвоила свои усилия, но он был слишком близок к цели, чтобы сдаться. Он сжал амулет в кулаке.
      Она здесь, и с ней ничего не случилось.
      Мгновение растянулось до бесконечности. Тени продолжали свою трапезу, но он больше не обращал на них внимания. Амулет назвал имя, только для него одного, и сердце Райфа ожило, стукнув один раз.
      Аш.
      Аш здесь, и с ней ничего не случилось. Аш - вот причина, чтобы бороться со Смертью зубами и ногтями.
      Уронив амулет на грудь, Райф приготовился воевать. Он дал Аш слово и не нарушит его, даже если ему ради этого придется сражаться с той, в честь которой он назван.
      Он приподнялся над скамьей, и тени с шорохом разбежались.
      В темноте прозвенел тихий смех. Тени делались все темнее и плотнее казалось, сама субстанция времени сгустилась в них.
      "Пожалуй, я не стану тебя пока забирать, Свидетель. Ты действуешь от моего имени и живешь в моей тени - если я тебя оставлю, ты добудешь много свежего мяса для моих детей. - Смерть улыбнулась ему, уходя. - Убей для меня целое войско, Райф Севранс. Если мне покажется мало, я еще могу потребовать тебя назад".
      - Нет! - завопил Райф в пустоту. - НЕЕЕЕЕЕЕТ!
      Его разбудил упавший на лицо тонкий луч солнца. Еще не успев открыть глаз, он понял, что горячка прошла. Лежа без движения и наслаждаясь солнечным теплом, он составлял перечень своих недомоганий. Где-то рядом витали воспоминания, и он мог позвать их к себе, когда хотел, но сначала надо было разобраться с телесным ущербом.
      Хотелось пить, и Райф пошарил по скамье, ища пузырь с водой. Язык распух и с трудом умещался во рту. Найдя сосуд, Райф разлил больше, чем выпил, оросив водой подбородок и шею. В горле от глотания саднило, и он быстро утолил жажду. Вернуть пузырь на место не было сил, и Райф просто уронил его в воду, где тот поплавал немного, а потом затонул.
      Райф поспал, а когда проснулся снова, в камере было темно. Он огорчился, скучая по солнцу и жалея, что поддался сну.
      В ногах у него снова оставили миску с водой и овсом. Отсутствие перемен в его темном мире ободрило Райфа. На этот раз он выпил всю воду, но еда в горло не пошла. Когда он отодвинул миску, руку прошила боль, и он вспомнил тени прошлой ночи с их холодными, как лед, клыками. Райф тряхнул головой, отгоняя память о них, облегчился, отойдя в угол камеры, и снова уснул.
      Ему ничего не снилось, а если и снилось, то не запомнилось. Он спал долго и крепко, а когда проснулся, был рассвет.
      Ему стало легче слезать со скамьи, и в голове не так стучало. Он потянулся к пузырю с водой, и боль оказалась меньше, чем он ожидал. Напившись вволю, он ощупал свои синяки и ссадины. Ребро, сломанное при первом избиении, уже начало срастаться, на удивление ровно, хотя и отзывалось болью. Под левой почкой прощупывался кровоподтек, величиной и очертаниями напоминавший баранье сердце. Райф поморщился, исследуя это место. Разошедшиеся швы на груди зарастали снова, порезы на руках и ногах тоже находились в разных стадиях заживления. Все мышцы ныли. Потрогав железки на шее, Райф наткнулся на шнурок от амулета.
      Аш. Она здесь, и с ней ничего не случилось. Ему не нужно было дотрагиваться до амулета, чтобы это знать.
      Он перестал обследовать свои болячки и лег, чтобы отдохнуть и подумать об Аш. Сознание того, что она жива и здорова, успокоило его, и он опять заснул.
      Его разбудило чувство, что он не один. Не открывая глаз и продолжая дышать, как спящий, он оценил степень освещенности и состояния воздуха. В камере стоял полный мрак - это мог быть любой час долгой зимней ночи, но густота и плотность тьмы предполагала, что ночь настала уже давно. По запаху собачьей шерсти и собачьего сала Райф понял, что к нему пришел Собачий Вождь.
      Он открыл глаза.
      Лунный свет серебрил камеру, мерцая на воде и придавая стенам льдистый блеск. Собачий Вождь смотрел прямо на него с наполовину скрытым тенью лицом и глазами, как чернильная яма. Его грудь поднялась, вдохнув пахнущий смертью воздух.
      - Мне сказали, что твоя горячка прошла.
      Райф подтвердил это, слегка пошевелив головой. Это вызвало раздражение вождя, и он ударил ногой по воде, плеснув в лицо Райфу.
      - Ты живуч, но те, кто попадается тебе на пути, умирают быстрее, чем младенцы в зубах у волка. Почему?
      Райф смахнул с лица воду и сел, не отвечая Бладду. Слышен был только плеск воды о стены камеры.
      Собачий Вождь провел большой красной рукой по лицу и косам, на миг показавшись Райфу очень старым, и вновь промолвил дрожащим голосом:
      - Какое же зло гнездится в вашем клане, если он рождает таких, как ты и Градский Волк?
      Градский Волк. Вот, значит, как прозвали Мейса.
      - Не связывай его имя с моим, - сказал Райф.
      - Почему это? Ты убивал его именем и на Дороге Бладдов, и у печного дома.
      Райф вспыхнул. Ему было нечего сказать.
      - Отвечай!!
      Райф сжался, но смолчал. Ответить значило бы предать свой клан... предать Дрея. Правда умерла в тот день на Дороге Бладдов, и он не собирался воскрешать ее.
      Собачий Вождь подошел, расплескивая воду, схватил Рай-фа за горло и закричал, вдавливая большие пальцы ему в гортань:
      - Ты убивал моих малюток - там, на холоде, в снегу. Малых ребят, которые дрожали от страха и цеплялись за юбки матерей. - В голосе вождя заключалось столько горя, что каждое слово встряхивало его всем телом. Рисуемая им картина была так близка к правде, что Райф не смог смотреть ему в глаза. - И звали на помощь деда, а дед их не слышал.
      Вождь внезапно разжал пальцы и отвернулся. Мышцы у него на шее ходили ходуном, но он быстро унял их.
      Райф сплюнул кровью. Гортань жгло огнем, но он ответил твердым голосом:
      - Вы убили нашего вождя на Пустых Землях, его и еще дюжину человек. Вы начали этот танец с мечами. Вы нанесли первый удар.
      Собачий Вождь отмахнулся.
      - Наш клан не нападал на Черный Град. Пусть Градский Волк говорит то, что ему выгодно, - Дагро Черный Град умер не от моей руки.
      Райф встал. Ему, наверно, следовало бы удивиться словам Собачьего Вождя, но он не удивился. С нарастающим в нем холодным гневом он уставился в повернутую к нему спину Вайло Бладда.
      - Почему же ты не выступил с опровержением?
      - А зачем? Когда одна половина кланов восхваляет тебя за удачный набег, а у другой моча примерзает к ляжкам от страха, как бы с ними не случилось того же, разве станет кто-то отрицать и говорить, что ничего такого не делал? Я, во всяком разе, не стал.
      - Кто же тогда? Кто это сделал?
      Что-то в голосе Райфа заставило Бладда повернуться к нему. Его глаза были тверды, как сапфиры, но Райф ответил не менее твердым взглядом. Этот человек знал то, что могло положить конец войне.
      Косы на груди Собачьего Вождя дрогнули от дыхания.
      - Меня не спрашивай. Не я приехал с побоища на Пустых Землях и объявил себя вождем.
      Гнев Райфа немного ослаб. Собачий Вождь высказывал его собственные мысли. Стремясь добраться до истины, Райф спросил:
      - Ну а раны? Брон Хок присутствовал при вашем набеге на Дхун, и он говорил, что ваши мечи не проливали крови. То же самое я видел в лагере на Пустых Землях. Моему отцу разнесли ребра вдребезги, но крови едва хватило, чтобы окрасить его рубашку.
      Собачий Вождь выругался, тяжело опершись рукой о стену.
      - Мне следовало бы знать, - пробормотал он. - Дьявол ведет двойную игру.
      Волосы на руках Райфа поднялись дыбом, и он сразу вспомнил то, что сказала ему смерть "Убей для меня целое войско, Райф Серванс". Его пробрала дрожь, и он спросил каким-то чужим голосом:
      - Что ты хочешь этим сказать?
      - И ты еще смеешь спрашивать меня, что я хочу сказать? Ты, хладнокровно убивавший детей, а трех моих воинов искромсавший так, что я не допустил вдов к их останкам? - Вождь брызгал слюной, и косы мотались у него по плечам. - Я не стану отвечать на вопросы Свидетеля Смерти. Клафф Сухая Корка прав. Тебя надо прикончить, и поскорее. Жаль, что он и его люди не зарубили тебя там же, на месте, а приберегли для меня. Все было бы кончено, и мне не пришлось бы марать о тебя руки
      Райф стоял молча и прямо, принимая на себя его ярость. Только часть ее он мог отнести на свой счет. Вайло Бладд ничего не знал о ранах, нанесенных убитым на Пустых Землях, но теперь он узнал, и это известие потрясло его.
      Собачий Вождь, ступив три шага к Райфу, взялся за его амулет.
      - Говорят, ваш ведун назначил тебя вороном. - Одним резким движением вождь оборвал шнурок. - Если бы не моя клятва дочери правителя, ты умер бы этой ночью, Райф Севране. Знай это. Подумай об этом. И моли Каменных Богов о милосердии, ибо от меня ты его не дождешься, когда время придет.
      С этими словами он повернулся и пошел к двери, на ходу швырнув амулет в темную маслянистую воду у себя под ногами.
      Райф покачнулся, но заставил себя стоять прямо, пока Собачий Вождь не ушел.
      40
      ПОКОИ КРАБЬЕГО ВОЖДЯ
      Заметив, что горящий в фонарях рыбий жир раздражает глаза Сарги Вейса, Вайло приказал зажечь еще два. Он сам терпеть не мог этот запах - он сидел в этом высоченном круглом доме уже шесть дней, и вся его одежда вместе с волосами провоняла речной рыбой, - но будь он проклят, если сделает эту встречу хоть немного приятной для Женомужа. Пусть его лучше прозовут Рыбьим Вождем!
      Видно было, что Марафис Глазастый и Женомуж чувствуют себя неуютно. Нож сразу облюбовал себе дальний угол и теперь топтался там, весь напряженный под своими кожами. То и дело он оглядывался, зыркая на железные кочерги и церемониальное оружие, как помышляющий о побеге узник. Он слегка прихрамывал, хотя старательно это скрывал. Что до Женомужа, он выглядел точно так же, как при их с Вайло последней встрече. Белая одежда и лайковые сапожки почти без пятнышка, несмотря на долгую езду от Иль-Глэйва, и он как-то ухитрился побриться: морда у него гладкая, как шелковый кисет.
      Они прибыли сюда в полдень вдесятером: Нож, Женомуж, гвардеец с тремя пальцами на правой руке и семерка Рубак. Их появление на утесе южнее круглого дома вызвало волнение в клане Рубаки с их кровавыми клинками, черными кожаными плащами и вышитыми на груди птицами-собачниками олицетворяли для кланников всю мощь города Вениса. Свои железные птичьи шлемы они сняли, лишь когда дюжина копейщиков остановила их в ста шагах от двери круглого дома, но Вайло заставил их поплатиться за эту высокомерную выходку.
      Он продержал их четыре часа в овечьем загоне, но их манеры, похоже, от этого не улучшились.
      Теперь уже стемнело, и настал ранний вечер. Ветер стучал ставнями и задувал в трубу, вытесняя пламя из очага в комнату. Семерку и человека с восемью пальцами препроводили на ганмиддишскую кухню, где ими занялся Моло Бин. Вайло даже жалел их немного. Моло был превосходным молотобойцем и поваром, но горожан ненавидел лютой ненавистью. Восемнадцать лет назад белошлемники из Утренней Звезды убили его брата на отцовском наделе в клане Отлер. Им не понравилась запруда, которую поставил Шауни Бин, чтобы отводить воду из Волчьей реки на свои поля.
      Вайло всосал воздух больными зубами. Утренняя Звезда и Бладду не выказывает дружелюбия. Не забыть бы послать ястреба старшему сыну, Кварро, - пусть усилит дозоры на южной границе Бладда. Восходящий со своими белоголовыми петушками не получит ни пяди земли от Собачьего Вождя.
      Прервав свои раздумья, Вайло вернул внимание к Марафису и Сарге Вейсу. Он дал им еще часок дозреть в поисках вождя, пока кормил и устраивал на ночь своих собак. Тогда это казалось ему хорошей мыслью, но теперь он думал иначе. Чем скорее он развяжется с ними, тем лучше.
      - Она еще не ужинала? - спросил Сарга Вейс голосом тонким и скрипучим, как у прохудившейся волынки.
      - Я ей не слуга. - Вайло сидел за столом вождя глыбой зеленого речного камня с вкраплениями окаменелых рыб и раковин. Под рукой у него застыла дюжина прекрасно сохранившихся крабов. - Откуда мне знать, ужинала она или нет? И какое тебе до этого дело? - Двое последних внуков Вайло отправились обратно в Дхун под охраной Сухой Кости и его людей, и Нан уехала с ними. По расчетам Вайло, полдороги они уже проехали. Да хранят их Каменные Боги.
      - Есть дело, - выпятил подбородок Сарга Вейс, - потому что мне нужно дать ей лекарство.
      Вайло это не понравилось.
      - Какое такое лекарство?
      - Да так, травки, чтобы помочь ей уснуть.
      - Я спрашиваю, что ты хочешь ей дать?
      Марафис Глазастый опустил руку на пояс. Там, разумеется, ничего не было - у горожан до отъезда забрали все оружие, - однако Нож умудрился вложить в свой жест угрозу даже с пустыми ножнами на бедре. Опасный человек, спору нет, но Женомужа Вайло все-таки боялся больше.
      Сарга Вейс послал Ножу повелительный взгляд, говорящий "полегче", но Марафис, само собой, оставил это без внимания. Любви эти двое друг к другу явно не питали.
      - Хорошо, - сказал Вейс. - Если тебе так нужно это знать, я собираюсь дать Асарии маковое молоко с измельченными семенами белены.
      Иначе говоря, он намерен увезти девушку из круглого дома без ее ведома и согласия. Когда действие этих ошеломляющих снадобий истощится, Нож с Женомужем будут далеко от Ганмидциша, по ту сторону Горьких холмов, а девушка так ослабеет, что хорошо бы в седле удержаться.
      Вайло достал из кисета прессованную черную траву и стал жевать. Он видел, на что способна дочь правителя, если довести ее до крайности, и понимал, что без мер предосторожности не обойтись, но белена в больших дозах ядовита. Этого он допустить не мог.
      - Беленой ты ее под моим кровом пичкать не будешь.
      - Это почему же? - осклабился Нож. - Втрескался ты в нее, что ли?
      Вайло встал.
      - Мне нужно, чтобы девушку доставили вашему хозяину благополучно. Если бы ты с твоими людьми делал свое дело как подобает и нашел девушку сам, я бы тебе указывать не мог. Но ты здесь, на вновь завоеванных землях Бладда, и будешь делать то, что скажет бладдийский вождь.
      Марафис выслушал Вайло молча, Сарга Вейс легонько фыркнул:
      - Мне известно, чего желает мой господин. Девушка должна...
      - Молчать! - оборвал его Нож. - Делай как он говорит. Сарга Вейс отступил на пять шагов и попятился бы еще дальше, если бы не уперся в стену. Скрывая дрожь, он сказал:
      - Прекрасно. Как скажете. - Раскрыв тонкими пальцами кисет на поясе, он достал маленький пузырек не длиннее горохового стручка, запечатанный темным воском, и протянул его Вайло.
      Первым побуждением Собачьего Вождя было швырнуть флакон об пол. Он ненавидел эти колдовские зелья, одурманивающие человеческий разум, но здесь, пожалуй, у него выбора не было. Не потому, что эти двое сильнее его, и не из-за могущества их хозяина в Крепости Масок. Скорее из-за могущества самой девушки. Вайло знал, что она способна сотворить, если ее попытаются увезти от Райфа Севранса в полном сознании.
      Он взял пузырек и крикнул Строма Карво, стоявшего на страже за дверью. Сарга Вейс дал воину указания: израсходовать все содержимое пузырька, вылив его в овсянку и питьевую воду, а также добавив в масло и мед, которые девушка мажет на хлеб. Вайло выплюнул свою жвачку. Во рту стоял скверный вкус.
      - Лучше мне самому понаблюдать за приготовлениями, - сказал Вейс. - У меня есть некоторые навыки в подобных делах.
      Вайло в этом не сомневался.
      - Ты будешь ждать здесь. - Он захлопнул дверь за ушедшим Стромом. Недоставало еще, чтобы Женомуж свободно бродил по круглому дому. С отъездом Сухой Кости и его воинов в Дхун людей здесь осталось мало, и Собачий Вождь не желал доводить это до общего сведения.
      - Назови свои условия относительно двух других твоих пленных, - сказал Марафис Глазастый, стянув свой маленький рот и пробуя своими ручищами таких здоровенных Вайло еще ни у одного человека не видывал - трухлявое бревно в стене.
      Вайло пожалел вдруг, что с ним нет его собак. У одной суки началась течка, а остальные обезумели либо от ревности, либо от похоти, поэтому пришлось запереть их на ночь в закуте. Без них ему было не по себе, но с природой не поспоришь. Вот Марафис Глазастый - иная статья.
      - Ангуса Лока и черноградца я отдавать не намерен. Рот Марафиса разверзся в улыбке, как лопнувшая колбаса.
      - Я сказал, чтобы ты назвал свои условия, Собачий Вождь. - Он оттолкнулся от стены, и Вайло заметил выпуклость спрятанного ножа у него на пояснице.
      - А я сказал, что не отдам их.
      - Ты в долгу перед моим господином, - прошипел Сарга Вейс. - Он будет недоволен, когда услышит об этом. Я дам ему совет прекратить всякую помощь...
      - Пусть себе прекращает! Я не нуждаюсь больше в услугах венисского короля. Мне помогут мои Каменные Боги. Я жалею, что вообще поддался его наущениям. Передай ему от меня, Собачьего Вождя: как только его приемная дочь покинет землю Бладда нынче ночью, все счеты между нами будут окончены. Девушка выплачивает мой долг.
      Сарга Вейс открыл было рот, но промолчал, уловив, как напряглись разом Вайло и Марафис. Взгляды обоих встретились, и общее мнение о Женомуже на миг сделало их союзниками. Марафис Глазастый был боец и никогда не стал бы кудахтать попусту, зная, что теперь он далеко от дома и сила не на его стороне.
      Вайло с насмешливым поклоном отошел назад и предоставил ему разбираться с Женомужем самолично.
      Марафис подошел к Сарге Вейсу, соприкоснувшись с ним плечом, и прошипел ему в самое ухо:
      - Умолкни. - Он вложил в это столько холода, что даже пламя в Крабьем Очаге пригасло.
      Вайс покорно умолк и сел.
      Вайло разлил водку в две стопки. Одну он оставил себе, другую предложил Марафису. Они чокнулись и выпили. В другое время Вайло испытал бы удовольствие, молчаливо вкушая добрую брагу с человеком, на которого не держал зла, но теперь он был чересчур возбужден. Когда Нож поставил пустую стопку на каменную поверхность стола, Вайло сказал:
      - Я хочу передать кое-что для твоего господина. Нож вскинул голову, показывая, что слушает.
      - Скажи ему, чтобы держал руки подальше от клановых земель. Я знаю, куда он клонит, и если он не остановится, я соберу все преданные мне кланы: Броддик, Полу-Бладд, Отлер, Фриз и Серый, и двинусь с ними на Крепость Масок и взломаю ее ворота. Исс выставил меня дураком один раз, но я стар и ценю себя слишком высоко, чтобы попасться второй раз. Мне известно, что я не единственный вождь, к которому он подъезжал со своей поганой колдовской помощью: пока одно из его обличий нашептывало мне дхунские секреты, другое толковало об измене с Градским Волком. Мейс Черный Град вместе с твоим хозяином перебили охотников на Пустых Землях и представили дело так, будто это совершили мои люди. В итоге Градский Волк стал вождем, и Черный Град вступил в войну на радость Иссу. Не знаю, с кем он еще заключил сделки, но скажу одно: больше ему это не удастся. В кланы он больше доступа не получит. Передай это ему от меня, Собачьего Вождя, и скажи, что отныне мы будем вести свои войны на собственный лад.
      К концу речи Вайло охватила дрожь, и в горле пересохло. Он был не мастер говорить, но должен был предостеречь Пентеро Исса. Пусть правитель узнает, что клановые земли ему не игральная доска.
      Марафис, помолчав, сказал:
      - Я передам твое послание, Собачий Вождь, но думаю, что клановые войны будет не так легко прекратить.
      Он был прав. Разделительные линии прочерчены чересчур ясно и ненависть укоренилась слишком глубоко, чтобы одни вожди согласились собраться с другими за столом переговоров. Но главное даже не в этом.
      - Теперь этим займутся сами кланы.
      Марафис понял сразу и кивнул, и Вайло зауважал его за это.
      Они провели в молчании еще час, за который Марафис ни разу не присел, хотя и старался опираться больше на правую ногу. Вейс сидел на том же месте и не произносил ни слова. Вайло хотелось выпить еще, но он поборол это желание. Ожидание изматывало его, и он сильно скучал по Нан и по собакам. Кроме того, он беспокоился о внуках и думал, будет Сухая Кость ехать всю ночь или нет.
      Его взгляд то и дело обращался к наглухо запертому окну, выходящему на юго-восток. Райф Севранс никогда не покидал его мыслей надолго. Один-единственный взгляд в сторону Пяди вызывал в Вайло чувства столь сильные, что он даже ощущал их на вкус. Хорошо бы Сухая Кость хоть раз в жизни ослушался своей железной воли и забил парня до смерти там же, где взял его в плен. Тогда правосудие по крайней мере свершилось бы скоро и без раздумий, и дело обошлось бы без этой длительной пытки правдой и ложью.