Двенадцать человек — мужчин и женщин — собрались на деревенской площади и слушали Кэмрона. Он знал, что говорит резко, но понимал, что иначе их не проймешь. Он провел детство в таком же замкнутом мирке, как этот. Обитатели тихого мирного уголка даже представить себе не могут, что кому-нибудь захочется причинить им вред. Все житейские треволнения до сих пор благополучно проходили мимо них. Но они ошибаются. Изгард придет сюда. Гэризонская армия приближается, меньше пяти часов пути отделяет ее от деревеньки Шэйл.

— А как же наши посевы? — спросил один из мужчин. Шевелюра у него была желтовато-серого цвета, а из носа торчал пучок волос. — И сено? Мы как раз закончили сенокос...

— Оставьте все, что не сможете унести с собой. Иначе Изгард сожжет не только ваше зерно и виноградники, но и вас самих вместе с семьями.

Испуганные крестьяне притихли. Молчание нарушила пухлая нарядная тетка:

— Со скотом-то как быть? Не можем же мы оставить скотину. — Односельчане встретили ее слова одобрительным гулом.

— Возьмите только мелкий скот, который сможете погрузить на телеги. Коров и лошадей отпустите на волю.

— Да вы что же, за сумасшедших нас принимаете...

— Если вы оставите их в стойлах, люди Изгарда зарежут вашу скотину. Если возьмете с собой, не сможете передвигаться достаточно быстро и гэризонцы вас настигнут. Единственный выход — отпустить их, пусть разбредутся по окрестным холмам. У солдат Изгарда не будет времени бегать за каждой скотиной. Сейчас лето, в долине довольно травы, животные сами себя прокормят. Когда опасность минует, вы вернетесь и поймаете их.

Но такой вариант явно не пришелся по душе крестьянам. Лица у них вытянулись. Они обменивались беспокойными взглядами. Нарядная толстуха сердито одергивала голубое льняное платье. Кэмрону вовсе не доставляло удовольствия пугать их, но он понимал, что только страх заставит крестьян покинуть свои жилища.

— А когда мы сможем вернуться? — спросил старик с желто-серыми волосами.

Кэмрон пожал плечами:

— Не знаю. Надеюсь, что скоро. Но, возможно, придется ждать много недель, даже месяцев.

— Но как же наши дома, хозяйство, наши...

— Если вы останетесь, то погибнете. — Голос Кэмрона был холоден как лед. — Ваших дочерей изнасилуют, сыновей изувечат, дома сровняют с землей, а скотину угонят или зарежут. Поверьте, это не пустые слова. Я своими глазами видел, на что способен Изгард Гэризонский и его солдаты. Они разрушили город Торн. Там не осталось в живых ни одного человека — ни мужчин, ни женщин, ни детей. А сейчас гэризонцы разгорячены и раздражены: они выиграли сражение, но не захватили трофеев. Им не терпится нажраться и напиться, возобновить запасы продовольствия и поваляться с вашими женщинами.

— Но если мы уйдем, Изгард все равно сожжет наши дома и поля, — возразил все тот же старик.

— Мы вернемся на пустое место, — поддакнул ему второй.

Кэмрон посмотрел на них, посмотрел на других крестьян. Солнце освещало их морщинистые лица, вздувшиеся вены, потрескавшиеся губы. Эти люди работали на земле. Другой жизни они не знали. Он не мог солгать им.

— Да, — ответил Кэмрон, — не смею вас обнадеживать. Изгард прикажет все сжечь дотла. Вы должны выбрать, что вам дороже — дома или жизнь. Три дня назад я видел десять тысяч трупов в долине реки Кривуша. Тела скорее всего до сих пор гниют там. У Повелителя Рейза нет ни людей, ни времени, чтобы похоронить их. Вы хотите, чтобы вас постигла та же участь? Чтобы то же случилось с вашими детьми?

Один за другим крестьяне опускали головы, не выдерживая взгляда Кэмрона. Он не знал, что они прочли в его глазах, но звук собственного голоса ему самому казался чужим и зловещим. Три дня бешеной скачки от деревни к деревне, от фермы к ферме вымотали его. Но что еще мог он сделать? Был ли у него выбор? Изгард отставал от него на каких-нибудь полдня пути. Кэмрон чувствовал, что обязан предупредить жителей городов и деревень, расположенных по дороге к Бей'Зеллу. Хватит с него мертвых тел. На всю жизнь хватит. Кэмрон не желал еще раз увидеть картину, подобную той, что открылась перед ним на поле боя у реки Кривуша.

Крестьяне переминались с ноги на ноги, качали головами. Некоторые всматривались в даль — в ту сторону, откуда должна была прийти гэризонская армия.

Первой снова заговорила хорошо одетая женщина. Но сначала она кончила оправлять свое платье и окинула внимательным взглядом всех односельчан.

— Вы все знаете, что я давно уже бабка. У меня шестеро внуков и еще один на подходе. Я люблю свою землю и, никто не станет отрицать — никогда не жалела сил, чтобы возделывать ее. Но вот уже двадцать лет я делаю это не для себя. Каждый раз, впрягая в плуг быка, я думаю о своих сыновьях и дочерях. Я хочу, чтобы после моей смерти им кое-что досталось. И вот что я вам скажу. Лучше я уеду и уступлю проклятому Изгарду своих кур и свиней, чем позволю ему расправиться с моими детьми. Зачем мне скотина, если некому будет вспахать поле после моей смерти?

Прошло несколько минут. Никто не шевелился. Женщина кончила говорить и стояла выпрямившись, выставив вперед подбородок. Подул ветерок, взъерошил волосы крестьян, поднял воротники рубах. А когда он утих, как плотину прорвало, заговорили все разом:

— Пошлите за Веллсом. Ни у кого в деревне нет такой быстрой лошади. Он объедет фермы и предупредит всех, что надо уносить ноги.

— Главное, детей не испугать.

— Давайте скажем им, что отправляемся на прогулку.

— Нет. Они должны знать правду.

— Этта, скажи Эмису, пусть готовит свою четырехколесную телегу.

— Через час все собираемся на площади.

— Лучше через сорок минут.

Кэмрон с облегчением вздохнул. Убедившись, что на него никто не смотрит, он подошел к своей лошади и тяжело оперся о нее. Он смертельно устал.

В каждой деревне Кэмрона встречали по-разному, по-разному воспринимали его слова. Иногда обрушивались с оскорблениями, называли лжецом, мошенником или просто доверчивым болваном. Иногда, напротив, даже не дослушав до конца, поспешно грузили на телеги свой скарб и уезжали. За три дня Кэмрону удалось эвакуировать жителей дюжины городов и деревень. Но он до сих пор не знал, как правильно вести себя с ними. Знал одно — он должен продолжать свое дело.

Ночь после битвы выдалась тяжелой. Кэмрон помнил, что, покинув усыпанное мертвыми телами поле сражения, они с Пэксом целый час искали по склонам холма Брока Ломиса. И наконец нашли его. Он лежал среди камней на западном склоне. Но тело рыцаря было холодней этих камней. Голова его была разрублена, осталась только половина лица. Ярко-желтая рубашка, которую Брок надел, чтобы доставить удовольствие сестре, почернела от крови.

Кэмрон сам нес труп Брока. Много раз Пэкс предлагал помочь ему, и много раз Кэмрон отказывался от помощи. У него не осталось ни воспоминаний, ни семьи, ни дома — только тело Брока Ломиса.

Не успели они дойти до берега реки, как Повелитель прислал за ним. Он хотел, чтобы Кэмрон сопровождал его в поездке по западным и северным окраинам Рейза. Повелитель намеревался собрать там новое войско для битвы за Бей'Зелл. Кэмрон отказался, и Сандор остался весьма недоволен этим. Он мог заставить Кэмрона в приказном порядке. Но тот быстро собрал двадцать человек — всех, кто уцелел из его отряда, — и уехал вместе с ними и Пэксом. Молодой воин видел тела в долине, видел, что сталось с лицом Брока Ломиса. Он понимал, почему Кэмрон больше не хочет принимать участие в этой бойне.

Они покинули лагерь в темноте и отправились на север, сначала без всякой цели. Час проходил за часом. Рассвет застал маленький отряд на широкой проселочной дороге, изрытой колеями от тележных колес. Дорога привела их в небольшой городок.

Люди устали, от долгой езды верхом их свежие раны открылись и кровоточили, последние капли берриака были допиты.

Они остановились у первой же гостиницы. Мальчик — сын хозяина — вышел напоить их лошадей. Следом выбежала девочка, по виду еще младше. Судя по цвету глаз и волос — сестра мальчишки. Она принялась передразнивать каждое движение брата, наступать ему на пятки и бессмысленно-радостно хихикала каждый раз, когда он пытался прогнать ее. Глядя на них, Кэмрон тоже не мог удержаться от улыбки — такими счастливыми и веселыми были дети хозяина постоялого двора.

Именно тогда Кэмрону в голову пришла эта простая, но ужасная мысль. Изгард идет следом за ним. Скоро он будет здесь, в сонном, мирном городишке Мэрин. Такая огромная армия нуждается в продовольствии, зерне, вине. Гэризонцы разгорячены победой, они жаждут крови новых жертв. Они готовы унижать, издеваться, пытать. И насиловать. Изгард наверняка обещал им женщин, много женщин.

Кэмрон похолодел. Его лошадь, почувствовав, что у хозяина вдруг изменилось настроение, испуганно дернулась, затрясла гривой. Он похлопал животное по шее и огляделся вокруг. Если не считать наклонные крыши домов и мощеные улицы, Мэрин ничем не отличался от Торна.

Кэмрон снова посмотрел на брата и сестру. Мальчик наполнил свое ведро водой из колодца и разрешил сестренке помочь отнести его к лошадям. Они смеялись, толкались и разбрызгивали воду. У Кэмрона потемнело в глазах.

За последние двадцать четыре часа он видел слишком много ужасов. Внутри у него все было словно выжжено, не осталось никаких нормальных человеческих чувств, только бессильный гнев и отчаяние. Любоваться на веселых ребятишек, на обычную сценку из обычной жизни было все равно что из темной комнаты выйти на залитую солнечным светом улицу. Эта картина ослепила его. Земля качнулась под ногами. Лишь сейчас Кэмрон осознал, что опасность угрожает не только солдатам, но и мирным жителям.

Кэмрон решительно развернул лошадь. Самое позднее через час население города должно быть эвакуировано. К полудню армия Изгарда может добраться до Мэрина. Выкрикивая приказы, Кэмрон почувствовал, что к нему возвращаются силы, что голос становится более звучным и уверенным. В первый раз после злосчастной битвы он думал о том, что должен сделать здесь и сейчас, а не предавался сожалениям о том, чего не сделал в прошлом.

Тогда, в Мэрине, они наделали много ошибок. Возникло замешательство, потом поднялась паника. Двадцать вооруженных человек в пропитанной кровью одежде, которые велели им немедленно покинуть дома, побросав все имущество, не вызвали у мэринцев ничего, кроме возмущения и враждебности. Отнюдь не сразу удалось уговорить их уехать. Многие решили остаться, несмотря ни на что. Но большинство, в конце концов, согласилось на отъезд. Следы зубов и когтей на лицах и руках воинов убеждали лучше слов.

Четыре часа спустя армия Изгарда вступила в Мэрин. Но в домах и на улицах уже не было ни одного человека. Мэрин превратился в город-призрак.

Кэмрон с отрядом поехал дальше на север, сначала по Кривуше, потом по Вейзу, на день, иногда на полдня опережая Изгарда. Они двигались от деревни к деревне, от города к городу и везде предупреждали о приближении врага. Чтобы охватить как можно больше населенных пунктов, было решено разбиться на группы. Встречу назначили через четыре дня в Бей'Зелле.

Кэмрон погладил лошадь по спине. Ему приятно было ощутить под рукой что-то живое и теплое. Большинство жителей Шэйла уже ушли с площади. Несколько человек обсуждали последние приготовления к отъезду, среди них — пожилая женщина в голубом.

— Спасибо, — пробормотала она, встретившись глазами с Кэмроном, и тоже ушла.

Кэмрон кивнул ей вслед и повернул лошадь на север. Они так мало могут сделать, так мало. И это всего лишь временная мера. Если армию Изгарда не удастся остановить в Бей'Зелле...

— Изгард выиграл первое сражение у реки Кривуша. Он перебил десять тысяч рейзских солдат. — Райвис прошелся по комнате. Кожаная туника поскрипывала при каждом его шаге. — Примерно через неделю он будет в Бей'Зелле. — На плечах и волосах Райвиса блестели капли дождя, а сапоги оставляли мокрые следы на коврике перед камином.

— Значит, нам надо вернуться в Бей'Зелл. — Тесса проснулась уже довольно давно, но до прихода Райвиса не подозревала, что на улице идет дождь. Ей надоело валяться в этой каморке без окон. — Мы должны выехать сегодня же вечером.

Райвис покачал головой:

— Нет. Мы останемся здесь, пока ты не окрепнешь.

— Мы не можем ждать.

Что-то в голосе Тессы заставило Райвиса остановиться.

— Ты о чем?

Тесса перевела дух, заставила себя успокоиться и только потом ответила:

— В ту ночь в пещере Аввакус сказал мне одну вещь. Он предупредил меня.

— Предупредил?

— Он сказал, что через десять дней исполнится пятьсот лет пребывания Короны с шипами на нашей земле.

Райвис закусил шрам на губе, закрыл глаза, помолчал.

— Изгард наверняка подверстал к этой дате свои планы, — наконец заговорил он. — Изгард разделяет все эти древние предрассудки и суеверия. Он специально дожидался пятого числа пятого месяца года, чтобы объявить себя королем. А коронацию назначил на пятидесятую годовщину со дня смерти последнего короля. — Райвис снова зашагал по комнате. — Изгард рассчитывает взять Бей'Зелл на пятисотый день рождения своего Венца. Значит, в нашем распоряжении всего шесть дней.

Тессу неприятно поразило, что Райвис даже не пытается скрыть, насколько встревожен.

— Ты думаешь, что Аввакус сказал правду?

— Я думаю, что Изгард верит в это.

Тесса крепко сжала губы и спустила ноги с кровати. Разом заболели все раны — на нее точно набросилась свора собак. Но Тесса пересилила себя и сделала вид, что все в порядке.

— Надо ехать.

Райвис застыл на месте.

— Ты никуда не поедешь.

Тесса улыбнулась:

— Ты плохо меня знаешь, Райвис из Бурано. Уходить, уезжать, сматываться — специальность Тессы Мак-Кэмфри. Единственная вещь, которую она умеет делать хорошо. Ты можешь предложить свою помощь, можешь не обращать на меня внимания — выбирай. Но предупреждаю: не вздумай меня останавливать.

Райвис смотрел на нее, разинув рот, как будто Тесса была жуком, который до сих пор мог только ползать, а вдруг взял да полетел.

Тесса с трудом сдерживала торжествующий смех. Она сумела-таки поразить невозмутимого Райвиса!

— Я возьму твой новый плащ. В Килгриме мы купим все необходимое. У тебя есть адрес Молдеркея? Нам стоит наведаться к нему перед отъездом.

— Пообещай мне, что будешь осторожна.

— Обещаю.

Райвис протянул ей руку и помог подняться с постели. Стоять оказалось ужасно больно. У Тессы слезы навернулись на глаза, она пошатнулась. Райвис поддержал ее. И надо же ей было так храбриться минуту назад! Тесса почувствовала себя полной дурой. Она зажмурилась, пережидая приступ слабости.

Но дурнота не проходила. С грехом пополам Тессе удалось причесаться, умыться и накинуть плащ Райвиса. Он не отходил ни на шаг, но предоставил ей действовать самостоятельно, помогал только, когда она просила. Спуск по лестнице оказался нелегким делом. Спина болела адски. Но главное — ей по-прежнему было трудно дышать. Тесса готова была возненавидеть себя за слабость.

Дом Молдеркея находился на той же оживленной улице, что и трактир, но в противоположном ее конце, на самой окраине городка. Тесса ехала верхом, а Райвис вел лошадь под уздцы.

Пасмурная погода не украшала Бэллхейвен. Серые фасады невзрачных трехэтажных зданий были заляпаны птичьим пометом и морской солью. Сточных канав не было, и потоки дождевой воды обрушивались с крыш прямо на мостовую. Под ногами валялись пустые бутылки из-под вина и пива. По дороге им попалось всего несколько человек. Деловая жизнь, видимо, была не особо оживленной. Большинство лавок не работало или имело такой вид, словно вот-вот закроется. Торговцы жалели даже маленькой свечки, чтобы осветить витрины.

Они почуяли жилище Молдеркея прежде, чем увидели его. Запах мочи, минеральных солей, перегноя и плесени плыл над улицей, как шлейф дыма. Ряд трехэтажных домов вдруг кончился. Теперь они шли мимо приземистых строений без окон, которые с равным успехом можно было принять за склады, за амбары и за конюшню.

Последнее на этой улице здание было двухэтажным и — единственное из всех — покрашено в белый цвет. Ставни и оконные рамы тоже сверкали свежей побелкой, а крыша была покрыта свинцом. Из западной стены торчала толстая труба, а с восточной стороны дома громоздилась куча свеженакопанной земли. Через примерно одинаковые интервалы в ней попадались какие-то белые предметы. Все вместе напоминало огромную, подготовленную к посеву грядку.

— Ты не сказала мне, что Молдеркей — владелец покойницкой. — Райвис положил ладонь на лоб Тессы. Видимо, что-то его не устроило. Он достал из мешочка с лекарствами маленькую ампулу. — Прими-ка.

Тесса повиновалась. Под сладкой оболочкой оказалась какая-то микстура, скорее всего изготовленная из трав — окопника и тимьяна.

— Тетушка Викс говорила, что Молдеркей «хранит кости».

Райвис постучал в дверь.

— Это одно и то же.

Райвис помог Тессе слезть с лошади. Минуты две они вместе стояли и смотрели на аккуратную, выкрашенную белой краской дверь. Прошло еще несколько секунд, и деревянная часть двери распахнулись. Пара чрезвычайно светлых серых глаз уставилась на них через изящную металлическую решетку.

— Скоропостижная кончина? Или после тяжелой и продолжительной?

Тесса предоставила отвечать Райвису. Она не поняла, о чем их спрашивают.

— Ни то ни другое, — ответил он. — Мы пришли повидать Молдеркея. Эта дама — знакомая его двоюродной сестры миссис Викс.

Владелец светло-серых глаз с минуту обдумывал слова Райвиса. Потом он кивнул, подумал еще немного, а затем отодвинул засов и впустил их.

Тесса вступила в небольшую, ярко освещенную переднюю. Запах, который они почувствовали еще на улице, усилился. Воздух был сырым и холодным; влага оседала на стенах. Проследив за взглядом Тессы, сероглазый незнакомец — поверх синей рабочей одежды у него был повязан белый фартук — пояснил:

— У нас сегодня варка.

— Варка?

— Да, мисс. Раз в неделю мы вывариваем и очищаем кости.

— Краст! — Крик раздался из глубины здания. — Кто беспокоит нас в такое время?

— Пришли повидать тебя, Молдеркей, — не без торжественности объявил Краст. — Знакомые миссис Викс.

— Веди их сюда! Веди их сюда! Я не могу оставить кости без присмотра.

Тесса и Райвис переглянулись. Краст вытер руки о фартук и через лабиринт чистеньких коридорчиков с белыми стенами повел их туда, откуда раздавался голос. Наконец они очутились в просторной кухне с выложенными кафелем стенами.

Спиной к ним стоял какой-то человек. Он присматривал за железным котлом размером со средних размеров ванну. Котел стоял в очаге, на решетке. Под ним был разведен огонь. Стоило Тессе войти в кухню, как глаза у нее начали слезиться. Райвис молча подошел к противоположной двери и настежь распахнул ее, чтобы проветрить помещение. Свежий воздух ворвался в кухню.

Молдеркей мигом обернулся:

— Что это? Да что же это такое?! Краст, ты разрешил гостям открыть дверь?

— Нет, — ответил за Краста Райвис. — Он тут ни при чем. Просто я совершенно не переношу пара. От него у меня все тело покрывается фурункулами. Надеюсь, вы не хотите довести своего гостя до такого состояния?

— Конечно, нет. Спасибо, что предупредили. Краст, открой ставни и поставь нам стулья около двери.

Райвис усадил Тессу. От свежего воздуха ей сразу полегчало.

Молдеркей — угловатый, совершенно лысый человечек маленького роста — снова вернулся к своему котлу. Оба — и Молдеркей, и Краст — одинаково сутулились, спины у них были почти круглые.

— Вы не возражаете, если я не буду отрываться от работы? Это последняя партия. Кости почти готовы. Еще немного поварятся, потом я протру их спиртом и положу сушиться. Краст, принеси даме и господину что-нибудь закусить. Я думаю, настойка шалфея с медом и капелькой сливового джина как раз подойдет. И захвати каких-нибудь пирожков, например, тех, со смородиновым вареньем. А может дама хочет цукатов?

Цукаты... нет. Она покачала головой:

— Лучше пирожки.

— Замечательно! Краст! Не забудь подогреть их.

Молдеркей с удвоенным усердием принялся помешивать в котле. Вода кипела и булькала, выплевывая густые облака пара в трубу над очагом.

— Вы варите человеческие тела? — Тесса больше не могла сдерживаться. Она желала знать, что здесь происходит.

Молдеркей прижал руку к сердцу.

— Бог с вами, мисс. Я варю не тела, а кости. Конечно, кости честных людей, а не каких-нибудь там еретиков и убийц. — Он оглянулся через плечо и заметил изумленное выражение на лице Тессы. Не знаю, откуда вы родом, мисс, но здесь, в Мэйрибейне, ни один еретик или убийца не может быть поднят из земли. Его закапывают и дело с концом. Таков обычай.

— Таков обычай, — вторил ему Краст с другого конца кухни.

— Вы выкапываете трупы? — Тесса видела, что Райвис подает ей предостерегающие знаки. По-видимому, она спрашивала о вещах, известных даже детям. Но она не могла удержаться.

— Моя спутница выросла в монастыре, — снисходительно пояснил Райвис. — Мир за стенами обители ей почти неизвестен.

Молдеркей понимающе кивнул:

— В самом деле? Чего только не бывает на свете! Так вот, мисс, мы с Крастом забираем покойников у скорбящих родственников...

— Грузим на телегу, — вмешался Краст.

— Именно, на телегу, привозим сюда, обмываем и обряжаем должным образом, а потом хороним останки в нашем саду упокоения.

— И подсыпаем негашеной извести, — добавил Краст, — чтобы быстрей разлагались.

Тесса старалась слушать спокойно, но не могла унять дрожь. Значит, в куче земли с восточной стороны здания Молдеркей с Крастом зарывали тела.

— Но праведникам негашеную известь не подсыпают. Нет, ни в коем случае, — продолжал Молдеркей. — Божьи люди имеют право находиться в земле, сколько им заблагорассудится, то есть пока тела их не сгниют сами собой. Если зимой похороним, бывает, до полугода лежат. А если с известкой — месяц, и готово. Краст выбирает из земли косточки, а потом мы очищаем и вывариваем их в этом вот котле. Обычным людям добавляем щелок. А праведникам — пепел и телячью мочу.

Тесса кивнула. О похожей процедуре говорил Эмит на одном из уроков: так очищают шкуры от мяса.

— А потом что вы делаете с костями? Возвращаете родственникам?

— Иногда, милая дама. Но обычно они остаются здесь, у нас. Мы храним кости в катакомбах под домом. Краст о них все знает — где чьи лежат, давно ли погребены и так далее. Мне-то всего не упомнить. Стар становлюсь. Только вызубрю что-нибудь, пуф! — и вылетело из башки. — Молдеркей подозвал Краста, и вместе они сняли котел с решетки и поставили на выложенный плиткой пол. Вода была мутной и студенистой. Содержимого Тесса, к счастью, разглядеть не могла.

— Вы забываете только последние события, Молдеркей? А далекое прошлое помните? — спросил Райвис. — Помните Остров Посвященных?

— Вылей воду, Краст. — Молдеркей указал на котел. — Чуть позже я выйду и займусь протиркой. — Он подождал, пока Краст вытащит котел за дверь, вытер руки влажным полотенцем. — Не люблю говорить об Острове Посвященных при Красте: это может расстроить его. Он родился и вырос в Бэллхейвене, а здесь верят, что если уж святые отцы наложили лапу на человека, больше они его не отпустят. Краст думает, что однажды меня, брыкающегося и вопящего, перетащат через дамбу и заключат в высоченной башне. Или же бросят в подземную темницу. И больше он никогда обо мне не услышит.

— Брата Аввакуса они держали в пещере, — сказала Тесса. — Двадцать один год он провел в пещере, в полной темноте и одиночестве.

Молдеркей кивнул:

— Именно так. Святые отцы боятся его. Он чересчур умен, слишком многое умел вытворять своими кистями и перьями. Господи, как он рисовал! И красиво получалось. Жутковато, правда. Еще как жутковато! Он все, что угодно, мог узнать с помощью своих узоров. Теперь он, наверное, черт знает каких высот достиг бы. Мудрый человек этот Аввакус.

У Тессы вдруг опять заболела спина. Молдеркей не знает, что Аввакус умер. Она закрыла глаза. Почему она не сумела спасти его? Неужели не могла быть чуть-чуть расторопней? Сильней? Кто-то тронул ее за руку. Она открыла глаза. Это был Райвис. Не подавая виду, он все время наблюдал за ней.

— Вы были писцом, не так ли, Молдеркей? — спросил он. — Хранителем архива?

Молдеркей кончил вытирать руки и взял с кухонного стола поднос с чашками и тарелками.

— Я никогда не был иллюстратором рукописей, как Аввакус. Конечно, нет. Я был простым переписчиком. Меня назначили на эту должность за быструю руку и аккуратность. — Он пододвинул третий стул и поставил на него поднос с пирожками и напитками. — Я снимал копии древних свитков — переписывал их на новом пергаменте. Столетиями они хранились в подземельях, ниже уровня моря, и здорово попортились. Некоторые разваливались в руках, стоило развернуть их. Ужас в каком они были состоянии, прямо жалость брала — такие важные документы, столько знаний в них заключено, а все заросли плесенью, разрушены солью и сыростью.

Райвис протянул Тессе чашку с настойкой из шалфея и тарелку с пирожками. Тессе не хотелось ни есть, ни пить, но от предложенных блюд исходил такой аромат, что она не выдержала и откусила кусочек. И вскоре с удивлением заметила, что с аппетитом кушает пирожок, запивая его душистым напитком, сладким от меда и горьковатым от джина. Вскоре ей уже казалось в порядке вещей, что она сидит в склепе, пьет чай и закусывает.

Молдеркей тем временем продолжал:

— Святые отцы заставили меня работать в подземелье. Они не хотели рисковать и выносить рукописи наверх, в скрипторий — пергамент был слишком старым, дневной свет мог повредить ему. Нелегко мне приходилось, смею заверить. Целый день и хороший кусок ночи в одиночестве, в обществе одного лишь Господа Бога. Иногда брат Петтифар приходил посидеть со мной — очень он любил вымоченные в джине овсяные лепешки. Но у него были больные суставы, и больше одного раза в неделю он не решался спускаться в такую глубину. — Молдеркей усмехнулся. — И в конце концов все оказалось зряшной потерей времени. Святые отцы взяли скопированные мною рукописи, сложили в ящики и отправили наверх — в западную башню. Через год брата Боддеринга послали переплести их. Старик занимался этим ремеслом тридцать лет, и никто не мог сравниться с ним, если требовалось рассмотреть какую-нибудь малюсенькую деталь, стежок и все такое прочес. Но на расстоянии бедолага не видел ничего. Слеп был, как летучая мышь. Стоило ему зайти в комнату, он тут же наткнулся на стол и уронил свечу. А пока зажигал запасную, первый из четырех ящиков вспыхнул как факел. — Молдеркей мрачно покачал головой. — Все погибло в огне.

— А оригиналы? — спросил Райвис. — Они так и остались в подвале?

— Рассыпались в прах. Мне даже не пришлось убирать их обратно в ящики.

Тесса отставила чашку.

— Не случалось ли вам переписывать сочинение помощника некоего брата Илфейлена?

Молдеркей задумался, наморщил лоб, почесал переносицу, пожевал губами.

— Не помню, милая дама.

— Очень старинная рукопись. Возможно, в ней говорилось о каком-то узоре.

Молдеркей сокрушенно покачал головой. Тесса встала со стула.

— Подумайте. — Она обращалась не столько к Молдеркею, сколько к себе самой. — В ней описывалось путешествие — сперва по морю, потом по суше. Возможно, упоминался Вейзах. Вейзах, Рейз, Бей'Зелл.

Молдеркей встрепенулся:

— Бей'Зелл, говорите?

— Да, да. Илфейлен с помощником ездили в Вейзах. По дороге домой они остановились в Бей'Зелле.

— Дайте-ка подумать. Что-то похожее я, кажется, читал. Хотя имени «Илфейлен» там не было. Писец называл его просто «мастер» или «брат во Господе». — Молдеркей возбужденно кружил по кухне. — Некоторые листы были сильно повреждены, а колофон и вовсе нечитабелен.

— Колофон?

— Ну, титульный лист, где писец указывает дату, название и так далее. Точно, колофона не было. Я прямо измучился копировать неизвестно что, не понимая смысла.

У Тессы заболела грудь, и она вновь поспешно опустилась на стул. Не хватало только повторения давешнего приступа. Нет, только не сейчас.

— Так, значит, в рукописи упоминался Бей'Зелл?

Молдеркей улыбнулся воспоминаниям, и Тесса представила, каким он был тогда, в молодости, на Острове Посвященных.

— Ну да. Бей'Зелл. Франки любила истории о всяких дальних странах. Ей было интересно, что люди едят, в каких домах живут, как: одеваются и все такое прочее. Раз уж телу моему суждено торчать в этом городишке, говаривала она, пусть хоть ум попутешествует всласть.

— Франки, это женщина, из-за которой вы покинули обитель? — доверительно, как мужчина мужчину, спросил Райвис.

— Ну да. Я здорово ухлестывал за ней все те годы, что работал в архиве. И, чтобы ублажить подружку, выискивал по старым рукописям описания чужеземных городов и обычаев и пересказывал ей. — Молдеркей снова улыбнулся. — Некоторых женщин можно ублажить золотыми побрякушками да цветочками. Но только не мою Франни. Ей нравились только интересные собеседники, которым было чего порассказать.

— Про Вейзах там говорилось? — Тесса начинала терять терпение. Райвис погладил ее по руке, призывая к спокойствию.

— Не уверен, — последовал ответ. — Часть рукописи вообще прочесть было невозможно. В основном мне запомнилось описание их жизни в Бей'Зелле. Если память меня не обманывает, мастер заболел, и поэтому они задержались там, а не поплыли сразу в Мэйрибейн. И пока, значит, хозяин отлеживался и набирался сил, помощник его гулял по городу, наблюдал тамошние обычаи и беседовал с жителями. Франки заинтересовало описание женских мод. Она, правда, назвала их совершенно неприличными, но сперва повыспросила, какой длины там носили платья...

— А вам не показалось странным, — прервал старика Райвис, — что писец разгуливал по городу вместо того, чтобы сидеть у постели больного мастера?

Молдеркей покачал головой: