XIV

Полная луна светила над городом Бреном. Ветер унес туман с озера на замерзшие северные равнины, и на ясном небе сияли звезды. Но пятитысячная толпа не замечала их. Дымные факелы пылали, образуя яркое кольцо посередине ночи.

Свет окружал яму, озаряя лица зрителей, притягивая к себе все взоры. Люди стояли тихо, наряженные в лучшие свои одежды, с кольцами на пальцах и разукрашенными кинжалами на поясах. Ни один разносчик не выкликал вслух свой товар. Единственным звуком был шепот бьющихся об заклад — и никогда еще Брен так яростно не заключал пари.

Мейбор плотнее запахнулся в мех. Хотя до весны и недалеко, нынче ночью в этом городе царствует зима. Скоро прибудет герцог. Двор в своем раззолоченном шатре нетерпеливо ждет его появления. Баралис тоже тут — стоит один, одетый в черное, и тень скрывает его лицо. Хорошо, что он не занял места, подобающего ему по чину, — теперь Ястреб целиком и полностью достанется Мейбору.

Лорду хорошо видно обоих соперников. Герцогский боец обнажился до пояса, чтобы показать себя во всей красе. Его тело смазано жиром, а вокруг головы повязка с цветами Брена. Отменный образец, плечистый и с буграми мышц под кожей, немного похож на самого Мейбора в молодости. Второй, высокий и золотоволосый, стоит в одиночестве. Под глазами у него темные круги, а рука завязана. У Мейбора не было и тени сомнения, на кого ставить деньги.

Хорошо, что женщин не допускают к яме, подумал он, оглядев толпу. Драка — мужское дело, и нечего портить его бабьим кудахтаньем.

Люди смотрят на него — красив он, должно быть, в своем новом, подбитом мехом плаще, да и подарок герцога тоже хорош. Громадная красавица собака, предназначенная для охоты на вепря, лежит у его ног. Ее маленькие глазки не знают покоя, плоские уши ловят каждый шорох, мощные челюсти — точно капкан, готовый сомкнуться. Мейбор рассеянно потрепал ее по голове. Большая честь — получить в подарок одну из гончих герцога. Ястреб сам привел ее, когда Мейбор рассказал ему о наступательных планах Кайлока. Достойная плата за столь секретные сведения. Мейбор улыбнулся. К тому же герцог доставил себе удовольствие, подразнив этим даром Баралиса.

А вот и сам герцог — идет через двор, сопровождаемый эскортом из дюжины человек. Толпа загудела. Ястреб не склонен наряжаться даже в особых случаях — на нем, как всегда, синий мундир. Мейбор не мог сдержать неодобрения: этот человек не знает, как важно иногда блеснуть.

Герцог прошел прямо к шатру, где стояли придворные. Он поклонился сперва Мейбору, потом Баралису, взошел на помост и стал ждать, когда стихнет шум. Все взоры устремились к нему. Настала тишина, и герцог вскинул правую руку. Бойцы выступили вперед — и, находясь по разные стороны ямы, оказались перед Ястребом одновременно.

Мейбор, сидящий позади герцога, видел все как на ладони. Первым представил свой нож герцогский боец. Ястреб взял его и приложил к своему предплечью, а после, найдя удовлетворительным, вернул обратно.

— Пусть Борк принесет тебе победу, — сказал он и проделал то же с ножом чужестранца, пожелав и тому удачи, но с меньшим пылом.

Оба противника имели секундантов. За герцогским бойцом стоял человек, который мог быть только его братом. Но красотой и мощью он уступал Блейзу, притом заметно хромал. Он что-то шептал брату на ухо, и его скошенные внутрь зубы блестели при свете. Другого противника сопровождал мальчик, едва доросший до того, чтобы держать меч, с правой рукой на перевязи. Можно было выбрать секунданта и получше.

Бойцы с секундантами отошли на свои места, не глядя друг на друга. Когда они заняли свои позиции у ямы, глашатай произнес:

— Честь Брена сегодня защищает Блейз, герцогский боец. — Толпа разразилась долгими восторженными криками. Когда все смолкло, глашатай прокричал: — Против него выступает Таул, рыцарь Вальдиса.

Прежде чем толпа успела осознать это, золотоволосый боец поднял руку:

— Нет, друг мой. Я не из Вальдиса.

Толпа взволнованно зашумела.

— Но мне сказали... — начал глашатай.

— А я говорю тебе, что я с Низменных Земель.

Мейбор должен был признать, что в словах этого человека слышна властная сила. Лорд потер руки. События приобретают интересный оборот. Небольшой спор перед боем — что соль для мяса.

— Прекрасно, сударь, — сказал глашатай. — Мы, бренцы, привыкли верить человеку на слово. — Он повысил голос. — Против герцога выступает Таул с Низменных Земель. — Это объявление вызвало больше шепота, чем криков.

Оба бойца спрыгнули в яму. Взвился красный шарф, и глашатай взглянул на герцога, ожидая сигнала. Герцог, продолжавший стоять, поднял правую руку, сжал ее в кулак и резким движением опустил. Шарф упал в яму.

Хват смотрел, как они описывают круги. Вряд ли Таул подметит у Блейза хоть одно слабое место. А вот Блейз определенно заметит, какой бледный и изможденный у рыцаря вид. Притом на правой руке у Таула ожог — но он хорошо прикрыт. Почти все думают, что Таул прячет под повязкой свои кольца, — даже теперь, когда он заявил, что не имеет отношения к Вальдису. Хват догадывался, как тяжело далось Таулу отречение от рыцарства.

Блейз сделал выпад ножом. Таул ушел вбок, но тут же вернулся и, пользуясь тем, что Блейз открылся, занес свое оружие словно для удара, но левым кулаком ударил Блейза в лицо. Толпа оцепенела, возмущенная столь хитрым приемом.

Блейз покачнулся. Таул нажал, стараясь его повалить. Но он не принял в расчет силы своего соперника. Тот отшвырнул Таула так, что рыцарь едва удержался на ногах. Хват ясно видел пот на лице Таула. Толпа обезумела — монеты замелькали, как челюсти саранчи, объедающей хлебное поле.

Блейз подскочил к еще не обретшему равновесие Таулу. Его намазанная жиром кожа блестела в свете факелов. Он поддел Таула пальцем за подбородок, стремясь его разозлить и вызвать новый удар кулаком. Рыцарь бросился вперед. Блейз приготовился к этому. Его локоть взвился вверх, врезавшись Таулу в челюсть. Это был рискованный прием, ведь рыцарь держал нож наготове. Но сила удара оказалась так велика, что Таул лишь оцарапал герцогскому бойцу бок — кровь едва проступила на месте пореза.

Блейз не дал Таулу опомниться. Перехватив нож, он ударил рыцаря в грудь. Бойцы сошлись так близко, что не видно было, что происходит. Потом Блейз отступил, и свет упал на Таула. Его холщовая рубашка окрасилась кровью. Толпа бешено взревела. У Хвата свело желудок: кровавое пятно расплывалось все шире.

Взглянув на шатер для знати, Хват увидел герцога. Тот, видимо, получал от зрелища большое удовольствие.

Блейз теснил Таула, не давая ему передышки, а Таул отступал. Хвату хотелось крикнуть: «Его же отравили!» — но он знал, что рыцарская честь не позволяет объявлять об этом. И Хват эту честь уважал — ведь это она делала Таула таким непохожим на всех остальных.

Трудно было судить, насколько тяжела рана. Еще красноречивее, чем кровь, было то, что рыцарь стал двигаться медленнее. Он находился на середине ямы, а Блейз кружил вокруг, как коршун. Герцогский боец все время совершал финты и ложные выпады, надеясь сбить защиту Таула. Кроме того, он дразнил противника словами: он, мол, не удивлен, что Таул не хочет больше именоваться рыцарем, — он, Блейз, такое о нем слышал! Хват сгорал от стыда — ведь это он дал в руки Блейзу это оружие.

Кровавое пятно на рубашке увеличилось. Таул дышал хрипло и часто. Пот лился по его носу и щекам, но он все-таки умудрялся держать противника на расстоянии. Толпа, недовольная этим, шикала и свистела, обвиняя Таула в том, что он уклоняется от боя.

Блейз терял терпение. Ему нужна была схватка, чтобы блеснуть своим мастерством.

— А я говорю, что ты рыцарь, и сейчас это докажу! — заорал он. Толпа поддержала его громкими криками. Блейз проделал ряд быстрых неуловимых движений, запутывая Таула. Нож бойца так и сверкал в воздухе, и в каждом взмахе была угроза.

Еще взмах — и нож разрезал повязку на правой руке Таула. Блейз отступил, и повязка упала наземь.

— А-ах! — пронеслось по толпе. Кольца оказались у всех на виду — кольца, ожог и шрам. Острая боль пронзила Хвата — он не мог смотреть на Таула. В глазах все плыло, и слезы катились по лицу. Во всем этом виноват он.

Таул обвел глазами толпу. Смешки и издевки смолкли — было в лице рыцаря что-то, требовавшее тишины. Его золотые волосы сверкали в свете факелов, а окровавленное пятно на рубахе казалась эмблемой. Его голос пронизал ночь, изменив ее природу.

— Я себя рыцарем больше не считаю, — тихо сказал он. — Я недостоин Вальдиса.

В этих словах звучали гнев и мука. Толпа глухо роптала, не зная, как вести себя перед лицом этой драмы. Блейз решил за всех. Недовольный тем, что внимание зрителей перешло к рыцарю Таулу, он атаковал.

Прыгнув на рыцаря сзади, Блейз повалил его. Таул выбросил вверх руки и ноги — Блейз отлетел, не удержался на ногах и упал сам. Таул взвился, как барс, и левым коленом с размаху придавил запястье Блейза. Хрустнула кость, и герцогский боец выпустил нож. Таул ногой отшвырнул его подальше и пригвоздил Блейза к земле. Придавив всей тяжестью его ноги, Таул не давал противнику вскочить.

Толпой овладел ужас, смешанный с восхищением, — свист и крики «ура» слышались в равной мере. Хват клялся Борку, что никогда больше не залезет в чужой карман, если Таул выиграет бой.

Нож Таула снижался, близясь к горлу Блейза. Блейз боролся с направляющей нож рукой. Но при сломанном правом запястье видно было, что дело его пропащее. Правая рука Таула, хоть и обожженная, легко одолевала левую руку Блейза.

Когда острие ножа уже коснулось кожи, что-то изменилось. Таул дрогнул. По руке, а потом и по всему телу прошла судорога. Левой рукой он схватился за грудь, отпустив противника.

Воздух дрожал от колдовской силы, и каждый волосок на теле Баралиса поднялся дыбом. Кто-то наводил порчу на золотоволосого бойца. Колдовство разъедало легкие, словно рак. Баралис насторожил свое чутье, ища того, у кого достало глупости пойти на такое.

Он был точно слепец, шарящий среди острых лезвий. Струя была слабая, плохо направленная — ворожил любитель. Баралис шел против течения к источнику. Вот и он: стройная, закутанная в плащ фигура.

Баралис почувствовал, как рыцарь напряг свою волю. Это была осязаемая сила, и судьба поддерживала его. Дух захватывало от подобной мощи. Глубоко в душе Баралиса вспыхнуло опасение. У этого человека с золотыми волосами, который прежде был рыцарем, непростая судьба, и она не позволяет ему поддаться колдовству. Он борется против чар зубами и ногтями. Баралису доводилось слышать о таких людях, когда он был на Дальнем Юге. Говорилось, что их судьбы отражают любое вмешательство со стороны — особенно колдовское. Их еще звали хитниками, но Баралис не мог вспомнить почему.

Рыцарь едва удерживал нож, но не сдавался. Колдун же слабел. Сила напряглась словно натянутая тетива — вот-вот отскочит назад. Хотя человеку в плаще и недостает опыта, он наколдовал достаточно, чтобы ему сожгло всю кожу на лице. От резкого вкуса ворожбы рот Баралиса наполнился слюной. Он пригляделся к чародею. Так мал ростом и хрупок — да это женщина! Любопытство преодолело осторожность, и Баралис сам пустил заряд, с величайшей точностью направив его вдоль чужой струи. Миг спустя фигура в плаще повернулась и посмотрела на него. Крики толпы звенели в ушах, и вкус колдовства стоял во рту. Баралис узнал Катерину Бренскую. Воля рыцаря смертельным ударом отразила чары, и в тот же миг Катерина утратила над ними власть. Баралис, не задумываясь, направил всю свою мощь в пространство между Катериной и рыцарем. Струя лопнула. Баралис слышал, как она щелкнула в воздухе, и бросился наперехват. У него не было времени подготовиться. Отраженная сила налетела на него как буря. Сознание рассталось с телом, и он провалился во мрак.

Хвату стало ясно, что Таул пропал. Блейз опомнился и нашарил свой нож. Взяв его в левую руку, он полоснул Таула по лицу. Таул, скрючившись от боли, успел все же отвернуться, и нож порезал ему ухо. Блейз снова занес клинок для удара. Толпа вопила, подбадривая его. Победа была близка.

И вдруг Таул разогнулся и отнял руку от груди. Взглянул Блейзу в глаза, улыбнулся и одним ударом подсек противнику колени. Тот свалился, и Таул мигом упал на него. Локтем он двинул Блейза в лицо, сломав ему нос. Кровь забрызгала лица обоих. К удивлению толпы, Таул отбросил нож, сжал Блейза за виски и стал бить его головой о землю. Снова и снова голова ударялась о каменное дно ямы, там уже натекла лужа крови. Толпа в ужасе замерла.

Кто-то дернул Хвата за руку. Он оторвался от ямы и оказался лицом к лицу с девушкой, портрет которой таскал при себе.

— Заставь его остановиться! — провизжала она. Все сразу стало на место — она, должно быть, подружка герцогского бойца. Как, однако, польстил ей живописец — в жизни она словно ходячая смерть. Все это молнией пронеслось в голове у Хвата, и он сиганул в яму, словно заправский герой.

Рыцарь, охваченный кровавым безумием, крушил врага. Хват, положив руку ему на плечо, спокойно сказал:

— Довольно, Таул, остановись. Бой окончен. — Рыцарь взглянул на него мутными, остекленевшими глазами. Хват понял, что Таул сейчас далеко отсюда и ведет бой, который никогда не будет окончен. — Ну пожалуйста, Таул, ради меня. Перестань.

Таул помедлил. Его взор прояснился. Он позволил Хвату оттащить себя прочь и сразу выбрался из ямы.

Толпа ждала в молчании. Хват не сразу понял, чего она ждет. Красный шарф победителя все так же лежал на полу.

Хват чувствовал, что Таул ни за что его не поднимет, — но это мог сделать и он как секундант. Хват поднял шарф с пола и воздел его над головой. При этом он оглядел толпу, ища девушку с портрета, но ее нигде не было.

Мальчишка поднял шарф над головой, и в толпе раздались недружные рукоплескания. Да, славный выдался вечер. А любопытнее всего было то, как Баралис грохнулся в обморок. Стоял-стоял со своей презрительной миной, стреляя глазами по сторонам, словно незваный гость, — и вдруг на тебе: побелел, как свиное сало, и ноги под ним подкосились. Слуги тут же унесли его прочь, застывшего, точно труп.

Почти никто не обратил на это внимания. Герцог едва соизволил оторваться от боя. Обморок посла, как видно, не столь уж важен, когда на карту поставлена честь Брена.

Мейбор надеялся, что некие предприимчивые придворные догадались отравить подлеца. А может, на него припадок накатил. Ну и ночь — сплошные припадки. Сначала схватило золотоволосого бойца — но он, как ни странно, оправился, как только свалился Баралис.

Не в силах сдержать улыбку, Мейбор откупорил флягу и подкрепился. Да, в эту ночь произошло множество драматических событий — и, похоже, им еще не конец.

Герцог явно недоволен. На щеке у него дергается мускул, а глаза холодные и темные, как Большое озеро, которое он считает своей собственностью. Все смотрят на него, ожидая знака или жеста, — надо же показать людям, как следует вести себя в таком случае. Ястреб, не выдавая своих чувств, встал и едва заметным кивком признал законность красного вымпела.

— Приведите ко мне победителя, — крикнул он.

Возникло замешательство. Мейбору показалось, что мальчишка чуть ли не волоком тянет рыцаря за собой. Наконец они оба стали перед герцогом. Рану на груди бойца наскоро перевязали. Судя по обилию крови на рубахе, нож вошел глубоко между ребрами. Вид у рыцаря был такой, словно его бьет озноб: кожа посерела, и лоб блестел от пота. Кольца, вызвавшие такое смятение, скрылись под лоскутом зеленого шелка, а на рубашке мальчика того же цвета недоставало рукава.

Толпа затихла в ожидании. Герцог сказал рыцарю:

— Я хочу задать тебе один вопрос. Свободен ли ты от своих обязательств перед Вальдисом?

Время замедлило свой бег. Бледный свет луны падал на помост и на лица толпы, повернутые к рыцарю.

— Я давно покинул Вальдис, — сказал он.

— И считаешь себя вольным человеком?

— Да.

— Тогда я предлагаю тебе принести присягу и зваться впредь моим бойцом.

Потрясенная толпа заволновалась.

Рыцарь посмотрел на своего секунданта и сказал:

— Я согласен принести присягу.

Мейбор, находясь совсем близко от герцога, не смог бы сказать, что у того на уме. Ястреб набрал в грудь воздуха и произнес голосом, прокатившимся эхом по всему городу:

— Повторяй за мной: я, Таул с Низменных Земель, торжественно клянусь защищать герцога и его наследников всеми силами души моей и тела, пока Борк не призовет меня к себе.

Прошла минута молчания, и рыцарь повторил клятву.

XV

Человек с золотыми волосами оказался в самом центре города. Высокие стены сомкнулись вокруг словно зубы хищника — никогда ему оттуда не выбраться.

Джек проснулся в смятении, сбитый с толку. Уголек в очаге внезапно вспыхнул ярким пламенем. Никогда еще Джек не видел столь живых, столь правдивых, столь трагических снов. Горечь потери одолевала его. Он чувствовал себя одиноким, заброшенным в чужой, незнакомый мир. Золотоволосый незнакомец покинул его. Джек знал, что больше никогда не увидит его во сне.

Странно: этот человек являлся ему прежде только однажды, но с ним было связано нечто очень важное. Столь же важное и дорогое, как надежда.

Холод пробирал Джека до костей. Он завернулся в одеяло — но разве могло оно согреть мозг в его костях? Угли угасали, и очаг превратился в темную пещеру с едва тлеющим красным отблеском в середине. Кто знает, который теперь час. Джек с равным успехом мог проспать несколько часов, несколько минут и несколько мгновений. В кухне тихо и темно — только очаг тлеет. Ровас спит в кладовой, а Магра с Тариссой — в комнате за дымовой трубой.

Джек встал и подошел к окну. Он отпер ставню и выглянул в ночь. Небо казалось невероятно огромным. Звезды соперничали с полной луной, но ничто не манило так, как тьма. Теперь Джек стал по-настоящему одинок. Что это значит? Почему человек с золотыми волосами так важен для него? И что будет теперь, когда тот ушел? Джек едва успел оправиться после вчерашнего, когда сны овладели его телом, а теперь вот это. Он искал ответ в небесах, но они равнодушно молчали.