Это был всего лишь сон, и Аликс это знала. Но это была также и действительность, и она это тоже знала. И во сне и наяву мужчина и женщина любили друг друга. Это мог подтвердить кто угодно. Она могла это сказать в любом состоянии – находясь во сне, стоя от них чуть поодаль и видя своими глазами цвета бирюзы их смуглую красоту.
      Они так хорошо подходили друг другу, словно были вместе всегда и словно так будет вечно. Надо быть слепой, чтобы не видеть этого. Свидетельств тому было много – вот мужчина взял руку женщины и осторожно просунул ее себе под мышку, вот нежно посмотрел в ее ласковые глаза, вот, нагнувшись, сорвал и преподнес ей поздний полевой цветок, росший на тропе, по которой они шли. Аликс слышала, что он всегда вел себя так с этой женщиной. Он не мог ничего с собой поделать. С самого детства, чего бы ни касалась его рука, будь то бриллиант или одуванчик, он преподносил его Соланж.
      Он, Робер де Мерсье, один из могущественных представителей знати в великой Франции, хотел дать ей все, чем он владел. Даже по прошествии, всех этих лет и после рождения их сына его любовь к этой женщине не стала меньше. Аликс чувствовала, как ею пропитана вся атмосфера вокруг них. У нее в горле даже першило от этой любви. Она знала, что эта любовь не была сном и что она не исчезнет с пробуждением.
      Пожалуй, страсть Робера к Соланж с годами стала еще сильнее, особенно после рождения их ребенка – его ребенка. Любая женщина могла видеть проявления его страсти, особенно та, кто любила его так сильно, как Аликс. Кто нуждалась в нем так сильно, как она. Она наблюдала, как Соланж смахнула опавший лист с его плаща и убрала со лба непокорную прядь его черных волос. Жесты, свойственные только жене.
      Все это прекрасно, если бы только женой Робера не была Аликс.
      В жизни графа де Мерсье была только одна любовь, Навеки завладевшая его сердцем: Цветок его детства – Соланж, Смысл всей его жизни.
      Как легко трубадуры и менестрели сплетничают в своих остроумных песнях о страстях и сантиментах влюбленных, не думая о том, что любовь одних часто оборачивается горем и унижением для других! Или их это не заботит? Годами музыканты зарабатывали свои сверкающие серебряные пол-ливра, снова и снова воспевая большую любовь Робера лорда де Мерсье к его любовнице-крестьянке. Определенная часть чувствительных благородных женщин, спрятавшихся, как в коконе, за жесткими параграфами своих тщательно составленных брачных контрактов, с симпатией замирала при одном упоминании об этой великой любви. Возможность такой скандальной связи между знатным пэром Франции и крестьянкой могла быть оправдана только предположением, что здесь имеет место величайшая из всех самых больших любовий мира.
      Любовь красной нитью вплеталась во все великолепные рыцарские мифы. Считалось, что она так же важна для жизни, как хлеб, и почти так же необходима, как сражение и победа. Вот почему все во Франции, будь то беднейший перчаточник или сам король, знали о страсти Робера к Соланж. Но к сожалению – по крайней мере для Аликс, – было слишком много и других слухов, распространявшихся в эти тревожные, дни, и в результате история о возвышенной любви прокатилась по всей Европе. Было бы просто ужасно, если бы она дошла до двора короля Венгрии Сигизмунда. Никто не знал – или просто не хотел здесь знать – о прекрасной французской любовной истории. Жизнь была слишком реальной и слишком жестокой. Надо было жить быстро, принимая жизнь такой, какая она есть. Вот почему любящие родители Аликс – граф Оливье Дуччи Монтальдо и его жена леди Джулиан – обручили, дали приданое и выдали свою единственную дочь замуж, даже не подозревая об этом кошмаре.
      Сама Аликс очень скоро узнала всю правду. Эта правда ждала ее два года, чтобы свалиться на нее, когда она появилась в замке мужа после венчания в кафедральном соборе в Буде. Тогда Аликс было всего шестнадцать лет. «Правда» была разодета в голубой бархат и жемчуга. «Правда» была темноволосой, грациозной и полной, а не такой худой и подвижной, как Аликс, – тип женщины, которую, даже несмотря на замужество, можно было принять за мальчика. «Правда» взяла Робера за руку, улыбнулась ему и увела за собой.
      – У него нет выбора, – пояснила Соланж, однажды приснившись ей ночью, и в глазах ее появилось нечто похожее на сострадание. – Ему надо жениться на благородной. Он нуждается в законном наследнике, иначе его земли перейдут во владение герцога Бургундского. Ты знаешь это так же хорошо, как и я. Он сам сказал тебе об этом. Робер не женится на мне, потому что не может, но он любит только меня. И будет любить всегда. Я мать его единственного ребенка.
      Даже во сне Аликс испытала боль от этих слов и, сжав кулаки, вонзила ногти в ладони. Любое упоминание о сыне, отцом которого был Робер, вызывало у нее постыдное чувство, с которым она ничего не могла поделать. Она боролась с этим чувством, испытывая отвращение к самой себе, и часто рассказывала об этом падре Гаске, но искоренить в себе ненависть к ребенку Соланж так и не смогла.
      Она ненавидела этого ребенка.
      Вскоре после их приезда в замок и встречи с Соланж визиты мужа в ее спальню – не такие уж частые и не отличавшиеся особой пылкостью даже в первые недели их брака – полностью прекратились. Проходя по холодным и недружелюбным залам своего нового дома, Аликс слышала хихиканье горничных у себя за спиной. Однако она знала, что наступит день и Робер к ней придет. У него не было выбора. Он нуждался в наследнике – законном наследнике, – иначе его земли будут конфискованы и переданы Ланселоту де Гини или, что еще хуже, генералу Северину Бриганту Арнонкуру, который наблюдал за ним из Италии. Всем известно, что в то время, в тысяча четыреста четырнадцатом году от Рождества Христова, законный наследник мог быть рожден только от законной жены. Угроз герцога Бургундии было вполне достаточно, чтобы заставить Робера снова переспать с законной женой. Особенно сейчас, когда Бургундия предприняла чрезвычайно рискованный шаг, выступив на стороне Англии против своего сеньора короля Франции. Аликс, никогда особенно не придавая большого значения молитвам, сейчас молилась каждую ночь, чтобы Робер к ней вернулся. Она любила своего мужа. До него она никого не любила и в глубине души была убеждена, что никогда не сможет полюбить кого-то другого. Несмотря ни на что, она продолжала любить Робера.
      Однако это не означало, что она любила его сына. Она боролась со своей нелюбовью к нему, молила Бога, чтобы он помог ей избавиться от ребенка. Она неустанно напоминала себе, что шестимесячный ребенок не виноват в трагедии ее жизни. Но все оставалось как и прежде, и никакие аргументы не помогали. Ребенок Робера должен был быть от нее.
      Но сейчас многое изменилось. Они сами изменились. Робер больше не сможет отказать ей, особенно сейчас, когда герцог Бургундский стал предателем и когда Гини и этот выскочка Арнонкур угрожают захватить его земли. Сам воздух, которым они дышали, был пропитан запахами войны и узурпации. Нужно немного подождать, и Робер придет к ней. Он должен помочь ей произвести на свет наследника.
      Аликс вздрогнула во сне и глубже зарылась под одеяла из лисьего меха. Во сне она видела, как Робер, взяв за руку свою любовницу, направился к густому темному лесу, росшему вокруг замка. Аликс тысячу раз видела это наяву, но сейчас эта сцена во сне заставила ее нахмуриться. Что-то здесь было не так. Что-то отсутствовало. Но затем Аликс увидела, как эти двое вернулись и, улыбаясь, взяли ребенка, который гукал и тянулся к ним. Ребенок захлебывался от восторга, и звуки его счастья струились к небу и налетевшим на него тучам. Даже вороны, улетавшие на юг подальше от зимы, перестали каркать и махать крыльями, очевидно, желая быть свидетелями прекрасной сцены, разыгравшейся внизу: красивые любящие родители и их очаровательный счастливый сын. Услышав во сне звонкий смех мальчика, Аликс содрогнулась.
      Затем, за кругом, очерченным их любовью, Аликс увидела оруженосца своего мужа, бежавшего к ним. Движения его были напряженны и замедленны, как бывает только в ночном кошмаре. Но не это привлекло внимание Аликс. Ее лоб в недоумении сморщился, когда она смотрела на бежавшего юношу, тщетно пытаясь понять, что же здесь не так. Затем она разглядела его униформу. На оруженосце Робера уже не было отливающей серебром голубой формы отличительною цвета графа; де Мерсье. Его туника была ярко-алого цвета, а в руке он держал алый флаг, который развевался над его головой. Аликс снова нахмурилась. Что мог означать этот цвет и кому он принадлежит? Почему он бежит? Он что – кого-то предал?
      – Аликс!
      Услышав голос Робера, Аликс быстро повернулась к нему, как делала это всегда и как – она не сомневалась в этом – будет делать и дальше. Ей казалось, что ее сердце разорвется на части от любви к нему.
      – Ты должна позаботиться об Иврене, – сказал ее муж. – Ты должна спасти его, чтобы сохранить род Мерсье. Ты должна пообещать мне это.
      Аликс колебалась.
      – Ты должна пообещать мне, – настаивал Робер. Его образ начал расплываться, но голос был слышен отчетливо: – Обещай мне, пока еще не поздно.
      Против своей воли графиня де Мерсье кивнула.
      Ребенок был теперь один и больше не смеялся. Его родители ушли, ушли далеко и были сейчас уже у кромки леса. Дойдя до деревьев, они обернулись и посмотрели на него – их лица были печальными и напряженными. Но они не вернулись назад. Они даже не помахали ему и не подождали его. Они молча двинулись дальше.
      Аликс снова задрожала и в полусне дотронулась до мальтийской звезды, висевшей у нее на шее. Это был шестиконечный амулет, который принадлежал сначала ее бабушке, а затем матери. Аликс почувствовала, как амулет стал теплым и слегка сдвинулся под ее пальцами. Она почувствовала его силу. Впервые за долгое время ей захотелось вернуться в Бельведер.
      И тут раздались крики.
      Сначала она подумала, что это тоже сон: крики о помощи, Пощаде и лязг металла. Все исчезнет, как только она проснется, как исчезли Робер и Соланж. И с ними Иврен. Аликс уже не могла их разглядеть, как ни старалась. Ей не хотелось просыпаться. Она почувствовала, что действительность окажется гораздо ужаснее ночного кошмара.
      – Робер! – закричала Аликс, не беспокоясь о Соланж. Она уже не испытывала ревности. Они с Робером поладят, только бы он ее не покидал. Она не хотела остаться одна перед лицом ожидавшей ее действительности.
      – Графиня, скорее, просыпайтесь! Скорее!
      Аликс слышала знакомый шепот. Она постаралась не внимать ему. Ей хотелось досмотреть сон, где она, встав на цыпочки, пыталась вызволить своего мужа из мира теней, вкоторый он быстро погружался.
      – Скорее!
      Аликс сковал холод, когда чья-то рука стянула с нее меховые одеяла.
      – Ланселот де Гини идет, чтобы убить вас в вашей постели, как он убил всех остальных.
      Сквозь приоткрытые веки Аликс рассмотрела смутные очертания своей служанки Софи.
      – Гини здесь? Как это могло случиться?
      – Об этом известно только дьяволу, так как именно он породил его. Но он действительно здесь и намеревается убить всех Мерсье.
      Аликс сразу проснулась.
      – Тогда надо бежать к мужу! – заволновалась она. – Мы должны сообщить об этом графу. – Ноги Аликс уже коснулись холодных каменных плит пола, глаза были устремлены на дверь за спиной Софи.
      – Граф мертв. – Софи схватила накидку, чтобы набросить ее на плечи своей хозяйки, на которой была только тонкая ночная рубашка. – Его убили во сне, и Соланж вместе с ним. Ланселот де Гини послал сюда рыцарей, переодетых нищими, и они попросили их приютить. Граф сам впустил их, а они впустили своего лорда. Де Гини думает, что он убил вас, законную жену де Мерсье. Возможно, если повезет, он не сразу поймет это. Но, так или иначе, он придет сюда. Вам надо покинуть замок, и как можно скорее! Рыцарю де Гини не нужны свидетели его вероломства. Он не оставит в живых никого из рода де Мерсье.
      – Но деревня…
      – С деревней ничего не случится. Резня идет только в замке. Сейчас ему нужны вы.
      Софи не стала дожидаться ответа Аликс. Накинув на нее меховую накидку, она подтолкнула госпожу к двери. Из большого зала внизу доносились крики.
      – Мой муж не может быть мертвым. Никто не посмеет убить графа де Мерсье. Я должна идти к своему мужу.
      Софи покачала кудрявой головкой.
      – Подойдите к окну, миледи, и вы увидите, что осталось от замка. Вы поймете, что никто не смог выжить в этом кошмаре.
      Холодный ветер дунул им в лицо, когда Аликс раздвинула тяжелые бархатные драпировки. На зимнем небе не было ни облачка, и полная луна заливала серебристым светом, двор, усыпанный мертвыми и умирающими. Аликс даже не догадывалась, что в гарнизоне ее мужа столько людей. Она никогда не думала, что мир может быть наполнен такой болью и ужасом.
      Подняв голову, она посмотрела на красно-кремовое знамя, развевающееся над крепостным валом.
      – Боже милостивый! – выдохнула она и перекрестилась. Руки у нее похолодели, а сердце сковал лед. – Боже милостивый.
      Но Божьего милосердия не чувствовалось в массе мертвых тел, которые лежали на земле.
      На холме за замком происходило какое-то движение, и она обратила свой взор туда. Мужчины – враги – все еще мчались к замку. Лунный свет высвечивал их знамена. Всадники скакали, пригнувшись к шеям лошадей. Судя по всему, они решили захватить замок до рассвета, и им не терпелось принять участие в кровавой резне.
      Она снова посмотрела на знамя Бургундии, развевающееся у нее над головой. Она ясно видела его в свете факелов и огнях пожаров.
      Слезы застлали ей глаза. Именно эти наглые цвета сказали ей, что ее муж мертв. Со времен Робисарта Смелого, построившего эту крепость, никакие другие цвета, кроме серебряного и ярко-голубого – цветов Мерсье, – никогда не красовались на крепостном валу. Крепость никогда не подвергалась нападениям.
      Но сейчас на нее напали.
      Несмотря на все свои недостатки, живой Робер Мерсье никогда бы не допустил такого ужаса. Значит, он действительно был мертв. Аликс только теперь осознала это. Но какие бы знамена ни развевались над крепостью, Мерсье все еще были здесь законными сенешалями, а она, Аликс, все еще была графиней де Мерсье. Ее долг защитить оставшихся в живых.
      – Я должна добраться до голубей. Я должна послать за помощью.
      – К кому? – Глаза Софи были широко распахнуты от ужаса. – На крепости знамена Бургундии. Герцог теперь здесь законный хозяин, так же как и на тысячи лье в любом направлении. Рыцарь де Гини захватил этот замок для своего брата и с его одобрения. Кто может нам помочь? Со всех сторон нас окружают войска герцога. Вы должны просить убежища у монахов в От-Флере, а уж оттуда обращаться за помощью к самому герцогу. Спасайте себя и молитесь за жизни ваших людей. Горит только часть замка. Деревню они пока не тронули.
      У Аликс возникла дикая надежда:
      – Тогда, возможно, Роберу удалось убежать…
      Она метнулась от окна к двери. Распахнув ее, она выбежала в коридор, который вел в личные покои графа де Мерсье. Она должна добраться до мужа. Возможно, у нее еще есть время. Если он все еще жив и она спасет его, то он ее полюбит.
      Софи легко догнала ее и дернула за руку с такой силой, что Аликс чуть не упала.
      – Он мертв, – прошептала служанка. – Я сама видела это. Ланселот де Гини сам убил его. Вам действительно хочется знать, как он это сделал? Вам действительно хочется видеть, в какое месиво он превратил человека, которого вы любили?
      Аликс остановилась, посмотрела в глаза служанки и увидела в них правду. Она покачана головой. На ее глаза снова набежали слезы, но она твердо решила, что они будут последними, по крайней мере, в эту ночь.
      – Не плачьте, – сочувственно произнесла Софи, неуклюже сжимая ее в объятиях. – Вы живы, миледи, и должны продолжать жить.
      Они побежали сначала вверх по коридорам, затем вниз. Сухой чабрец на каменных плитах замка царапал ее голые ноги, но Аликс продолжала бежать. Ее ноги кровоточили. Она слышала крики женщины и мужской смех. Смех вскоре прекратился, а женщина продолжала кричать. На этаже, где располагались графские покои и где началась и закончилась резня, стояла тишина. Вот почему, когда они добежали до потайной лестницы, которая вывела бы их к спасительным холмам, они отчетливо услышали детский плач.
      «Иврен», – подумала Аликс, и сердце ее замерло. И, тут она вспомнила: «Аликс, прошу тебя, спаси моего сына. Спаси род Мерсье».
      Плач следовал за ними по пятам. Тяжело дыша, они посмотрели друг на друга. Софи нахмурилась.
      – Это мальчик, – вздохнула графиня. Она никогда не называла сына Соланж по-другому, притворяясь, что даже не знает его имени. Но сейчас она назвала это имя: – Они не убили Иврена. Они не убили ребенка Робера.
      По глазам Софи она поняла, что это значит, и увидела в них страх.
      – Но они убьют его, – в ужасе прошептала служанка. Она крепко вцепилась в руку хозяйки. – Они убьют его, и немедленно, как только поймут свою ошибку. Всем хорошо известно, что у графа де Мерсье есть сын. Рыцарь Гини ублюдок и примет ублюдочное решение. Он не оставит ребенка в живых. Малыш представляет для него слишком большую угрозу.
      Софи остановилась и обернулась. Она сказала все, что надо было сказать, но, будучи служанкой графини, она знала, какую боль рождение этого ребенка причинило хозяйке. Она также знала, с какой опасностью они могут столкнуться, если попытаются забрать этого ребенка с собой. Ребенка Робера. Если он питал надежду сохранить род Мерсье, то Ланселот де Гини не успокоится до тех пор, пока не увидит малыша мертвым. Софи рисковала своей жизнью, спасая молодую графиню, но ей совсем не хотелось принимать участие в том, что Аликс собиралась сделать.
      У Аликс кровь застучала в висках от вернувшейся к ней ненависти. Она вспомнила пренебрежение и насмешки Соланж. Она вспомнила свою боль. И еще она вспомнила, что причиной этой боли был ребенок. Но ребенок – ребенок Робера – плакал, даже не плакал, а хныкал. Он хотел, чтобы с ним рядом были его отец и мать. Он проснулся от смертельного ужаса, как проснулась сама Аликс, но был слишком мал, чтобы понимать, какая опасность ему угрожает. Боже милостивый, ведь ему всего только шестой месяц.
      Внезапно в повисшей тишине раздалось звяканье металла. Звяканье вскоре стихло, но эхо осталось. Оно катилось по всему мрачному и смертельно опасному замку Робера Мерсье.
      Подойдя к двери, Аликс чуть не поскользнулась, наступив на лужу крови. Она взглянула в мертвые глаза няни Иврена. Руки старой женщины были широко раскинуты, словно в мольбе. Аликс смотрела на мертвую женщину, как ей казалось, целую вечность, и вот звяканье металла внизу возобновилось. Этот звук вернул ее к действительности, и она тут же приняла решение. Подойдя к ребенку, она взяла его на руки и прижала к груди.
      – Не плачь, не плачь, – успокаивала она его, как совсем недавно успокаивала ее Софи. Погладив его по темной кудрявой, головке, она прошептала: – Ты Иврен Мерсье, а я, Аликс, дала обещание тебя защитить. Я заберу тебя с собой. Я спасу тебя.

      Ланселот де Гини никогда еще не был так доволен собой. Захват замка де Мерсье прошел гораздо легче, чем он мог надеяться или чем ожидал его единственный брат, герцог. Прошло несколько коротких ночных часов перед рассветом, и крепость пала. Его мать называла эти часы «часами дьявола» за их темноту. При воспоминании о ней Ланселот поежился, но быстро взял себя в руки. Он разберется с дьяволом попозже, а сейчас у него полно дел с этим выскочкой, анжуйским рыцарем, который стоял перед ним. Он ткнул пальцем с элегантным кольцом в Северина Бриганта:
      – Говорят, ты в родстве с Бельденом Арнонкуром, и поэтому мой брат пригласил тебя сюда. – Рыцарь промолчал, и Гини с легким раздражением продолжил: – Правда, ты совсем на него не похож. Я сражался против него при Ареццо вместе с сиром де Коуси. У Арнонкура темные волосы, а не светлые, как у тебя. Но он такой же большой, как и ты, и, как мне кажется, у тебя такие же глаза, как у него.
      Прищурив голубые глаза, Гини снова подождал ответа. Прошло время, пока он получил его.
      – Бельден Арнрнкур мой дядя, – ответил наконец рыцарь. – Я сын его брата.
      – Я слышал, там был какой-то скандал, – проговорил Гини, наморщив лоб в притворном раздумье, хотя отлично знал, что явилось причиной позора отца этого рыцаря. – Но я слышал также, что ты реформировал «Золотую армию». Ты прославился благодаря своему дяде и сейчас стал его наследником.
      – Ничего из наследства Бельдена Арнонкура мне не принадлежит, – ответил рыцарь. Он посмотрел на Гини странным, внимательным взглядом. – Даже его имя. Я известен под именем рыцарь Бригант. Я поступил на службу в «Золотую армию», потому что герцог Бургундский меня пригласил. Речь не шла здесь о наследства.
      – Согласен, – вздохнул Гини. – Могу сказать с уверенностью, что в эти тревожные дни каждому из нас приходится бороться за свое место под солнцем. Я герцогу брат – старший брат, но, как говорится, родился не в той постели. Моя мать не принадлежала к благородному сословию. Ее сожгли на костре как ведьму сразу после моего рождения, но старый герцог воспитал меня вместе со своим наследником Жаном, и с тех пор мы никогда не расстаемся. Мы всегда вместе. Я также был одним из тех, кому он доверил разделаться с Людовиком Орлеанским, его кузеном и братом короля. Я работал на своего брата годами, но так и не заработал недвижимости. Этот замок станет моей собственностью.
      Гини услышал тоску в своем голосе и постарался взять себя в руки. Раньше у него не было привычки откровенничать с незнакомыми людьми. Он посмотрел на своих воинов, круживших по большому залу. Запах и сумасшествие кровавой резни все еще оказывали на них свое воздействие, заставляя творить страшное зло. Но скоро это пройдет, и они будут в состоянии его слушать. Ему надо быть очень осторожным. Нельзя погубить то, чего он так долго добивался.
      – Расскажи мне о себе, – попросил Гини. – Скажи, почему ты приехал.
      Выражение глаз Гини не изменилось, когда стоявший перед ним рыцарь осторожно обошел первый вопрос и охотно ответил на второй:
      – Я ведь уже сказал тебе, что герцог призвал меня с моей армией. Он просил меня помочь тебе, и ничего больше.
      – Ничего больше, – задумчиво повторил сэр Ланселот.
      Французский язык Северина Бриганта был хорошим, хотя и с легким южным акцентом. Он сказал, что принадлежит к Анжуйскому дому и получил свои золотые шпоры, победив в состязании, имевшем место в Королевстве обеих Сицилии, располагающемся за святым Римом. Гини сомневался в этом. Рыцарь, стоявший перед ним, определенно не был похож на француза. Его светлые волосы и загорелая кожа контрастировали с темным цветом его глаз. В нем было что-то странное. Гини задался целью исследовать его происхождение. Если в нем было что-то скандальное, – а это вполне вероятно, – то оно может пригодиться ему в будущем.
      – Но как ты сам видишь, все прошло без сучка и задоринки. – Сводный брат герцога взмахнул рукой, затянутой в дорогой темно-зеленый бархат. – Никакой помощи от тебя не требуется. Можешь передать это брату, но лучше завтра. А сегодня отдохни и дай отдохнуть своей армии. Воспользуйся удовольствиями, какие могут предоставить уставшему мужчине только бургундские женщины.
      Возле трона графа де Мерсье, на который взгромоздился рыцарь де Гини, раздался взрыв смеха. Но Северин Бригант не присоединился к общему веселью.
      – У меня мандат герцога, – произнес он, протягивая скрепленный печатью пергамент. Движение по залу сразу прекратилось. Рыцари со своими воинами остановились, чтобы послушать. – В нем герцог поручает «Золотой армии» оказать помощь в защите замка Мерсье. Мы будем выполнять его поручение, пока герцог не освободит нас от этого приказа.
      – Замок хорошо защищен, – фыркнул Гини. – Ты сам можешь это легко видеть. Мы не видим пользы в дальнейшей помощи иностранцев. Бургундское герцогство снова воссоединилось, и ему ничто не угрожает. Робер де Мерсье мертв, а вместе с ним и его темноволосая сварливая жена.
      На лице Гини было написано торжество, которое быстро исчезло, когда он увидел, с каким сомнением рыцарь Бригант покачал головой.
      – Графиня де Мерсье не темноволосая, – пояснил он. – Леди ясноглазая и светловолосая и совсем не сварливая. Она прекрасна, как голубка, и нежна, как солнечный лучик.
 
      Аликс крепко прижимала Иврена к груди, чтобы он не плакал. Она замерла, прислушиваясь, хотя слушать было нечего. Свет факелов на крепостном валу высвечивал мертвое тело его няньки. Аликс намеренно повернулась к ней спиной, чтобы ребенок не мог видеть кровавой сцены. Хотя дети, особенно крестьянские, вряд ли что-нибудь понимают. Однако лучше не пугать ребенка, чтобы он снова не заплакал.
      – Шум сражения стих, – прошептала она. – Мы можем послать за герцогом или в монастырь за падре Гаской. Он святой человек и друг, Он наверняка знает, что надо делать.
      – Нам надо бежать в деревню, – посоветовала Софи. – Мы можем спрятаться там до наступления ночи, а потом пробраться в монастырь. Ланселот де Гини – брат герцога. Жан не придет нам на помощь – он не захочет выступить против брата.
      Аликс помолчала, размышляя. Ее красивые брови нахмурились.
      – Только не в деревню, – решила она. – Именно там они будут искать, нас в первую очередь. Они захотят убить ребенка. Кто-нибудь нас выдаст.
      – Но в деревне вас любят, – настаивала Софи, – Вы сделали людям много добра. Они никогда не выдадут вас.
      – Рыцарь де Гини может предложить им деньги. Деревня маленькая и бедная, и там негде спрятаться. Он предложит деньги, и кто-нибудь не сможет устоять перед соблазном.
      Ее взгляд случайно упал на труп няньки, и Аликс представила на ее месте себя или Софи. Она подумала о том, что раз этот человек мог поступить так со старой женщиной, то что же ожидает их? Юная Софи была девственницей, а она сама всего несколько раз была близка с мужчиной. Она содрогнулась от одной только мысли, что сделают с ними захватчики, перед тем как убить. И она пришла в ужас, подумав, что Ланселот де Гини может сделать с этим ребенком.
      – Если только мы не перехитрим его, – заключила она. Аликс машинально дотронулась до мальтийской звезды, висевшей у нее на шее, потом снова застыла и прислушалась.
      – Перехитрить Ланселота де Гини? – удивилась Софи. Она, похоже, думала, что ее хозяйка сошла с ума от свалившейся на нее трагедии, и ей придется принять всю ответственность на себя. – Он уже убил графа. Лорд Робер мертв – рыцарь Гини добился своего. Говорят, что с юга прискакал Северин Бригант, чтобы его поддержать. После того, что они сделали, вы не можете ждать от них пощады. Мы должны исчезнуть. Это наш единственный шанс. Мы должны убежать от них.
      Перед внутренним взорам Аликс снова промелькнули всадники, которых она видела из окна своей спальни. Они галопом скакали к замку Мерсье. Она снова увидела их мрачное знамя, которое показалось ей знакомым.
      Северин Бригант. Где она слышала это имя?
      – Мы должны подумать о Гини, – сказала Аликс. – Именно его нам надо перехитрить.
      – Но как?
      В это время ребенок снова захныкал.
      – А что, если попросить помощи у твоей матери? – спросила Аликс.
      – Вы правы, моя мать может нам помочь. Один из людей герцога изнасиловал ее, когда она была еще юной девушкой. Она не любит Бургундскую династию и меньше всего Гини, который всегда возглавлял отряд телохранителей герцога. Она живет на краю деревни и имеет на все собственное мнение. Деревенские сторонятся ее, но она смелая и ничего не боится. В этих местах ее считают колдуньей.
      Аликс начала завертывать Иврена в свое меховое одеяло:
      – Тогда возьми ребенка и спрячь его у матери, хотя бы на время. Скажи ей, что графиня де Мерсье просит оказать ей услугу и непременно ее отблагодарит.
      – Моя мать не возьмет у вас денег, потому что сочтет своим долгом вам помочь. Она принимала Иврена при родах. Она ни за что не захочет увидеть его мертвым.
      – Конечно, нет, – сдержанно ответила Аликс. – Это говорит мой страх – страх, который сковал мой язык, и я не поблагодарила тебя за то, что ты, рискуя жизнью, меня спасла.
      Покраснев, Софи присела в реверансе, прежде чем взять ребенка из рук Аликс.
      – Нам надо спешить, миледи, – поторопила она. – Скоро наступит рассвет, и мы должны поскорее исчезнуть.
      – Я остаюсь, – решительно ответила Аликс. – Иди прямо в дом матери и спрячь там ребенка, а затем появись в деревне. Думаю, что изнасилование женщин там уже закончилось, так как Гини считает себя полновластным хозяином замка Робера. Сейчас ему нужен мир, чтобы произвести впечатление на герцога. Тебе ничего не грозит, но ребенка спрячь. Держи его подальше от этого сумасшедшего.
      – Но, миледи…
      – Слушай меня! – приказала Аликс. Ее голос был тверд, это был голос хозяйки огромной крепости Мерсье. – Пройди через потайную дверь и спрячь ребенка у своей матери. Не оглядывайся назад. Мне надо многое здесь сделать. Встретимся позже.
      Софи схватила Иврена и исчезла в темноте.
      Аликс не позволила себе подойти к окну и убедиться в том, что с ее служанкой и ребенком ничего не случилось. Ее обязанность помочь им, вот и все.
      – Я пойду к Ланселоту де Гини, – сказала она себе. – Я отвлеку его. Возможно, он уже понял, что я жива, и начал охотиться за мной. А возможно, и нет. Но когда я предстану перед ним, я должна полностью завладеть его мыслями, чтобы он не вспомнил о ребенке. Кроме того, я должна сделать так, чтобы он забыл о малыше или подумал, что он мертв.
      Выждав, чтобы быть уверенной, что Софи с малышом отошли на безопасное расстояние, она вышла в коридор. Она осторожно ступала по каменным плитам пола, пока не дошла до спальни, где спал ее муж со своей любовницей Соланж. Тяжелая деревянная дверь была приоткрыта. Пятна крови глубоко впитались в полированные двери. Поколебавшись, Аликс толкнула ее.
      Смерть наступила быстро, не пощадив влюбленных. Робер упал у подножия кровати, Соланж лежала на ней. У графа де Мерсье не было возможности схватить меч, но в мертвой руке он сжимал кинжал с рукоятью, инкрустированной драгоценными камнями. Нагнувшись, Аликс вытащила его из холодной руки мужа – ее рука была так же холодна. Она подняла с пола его мантию. Накинув ее на себя, она не перестала дрожать от холода. Снова нагнувшись, она закрыла мужу глаза и прошептала на ухо: