1
– Рафаэль будет ждать тебя в переулке за отелем, – предупредила Нэнси Родригес, умело лавируя в потоке машин, запрудивших центр Хьюстона. – Если все в порядке, он сразу отведет тебя в номер. У него есть универсальный мастер-ключ. – Она состроила забавную гримаску. – Ну а если нет, тебе придется придумать что-то еще, Хани.
– Ты все просто замечательно организовала, – откликнулась Хани Уинстон, отводя с лица прядь длинных бледно-золотых волос и закрепляя ее заколкой. Еще две заколки она держала во рту, поэтому слова ее прозвучали несколько невнятно. – Теперь я абсолютно уверена в успехе.
– Уверена?! – фыркнула Нэнси, с недоумением косясь на подругу. – Хесус Мария, Хани, ты просто спятила! Лезешь прямо в пасть ко льву и говоришь, что уверена в успехе. Да если тебя поймают, ты, как минимум, лишишься лицензии. И моли Бога, чтобы этим дело и кончилось. Неужели ты не понимаешь, что тебя могут даже посадить в тюрьму? – Она похлопала рукой по газете, лежавшей между ними на сиденье. – Ты только посмотри: мэр города встречает принца Руби и его брата с распростертыми объятиями. И он будет очень недоволен, если ты доставишь неприятности его гостям. Любой достаточно громкий скандал – и тебе конец, Хани!
Хани озабоченно наморщила лоб.
– Даже особы королевской крови не имеют права вести себя бесчестно, непорядочно и… и бессердечно, если уж на то пошло! – с негодованием воскликнула она. – Эта бедняжка была ужасно расстроена!
– Эта "бедняжка", как ты выражаешься, получит в наследство кофейную плантацию размером чуть поменьше Эквадора, – сухо возразила Нэнси. – А если хочешь знать мое мнение, то сеньора Гомес показалась мне слишком расстроенной.
– Как ты можешь так говорить?! – Хани нахмурилась еще сильнее. – Она плакала так, словно ее сердце вот-вот разорвется пополам.
– И ты, как обычно, сразу размякла. – Нэнси вздохнула, но в ее темных глазах промелькнули понимание и сочувствие. – Неужели ты не знаешь, что частные детективы должны быть тверды как скала и холодны как лед?
– Разве я могу не знать, если моя секретарша постоянно твердит мне об этом? – Хани озорно подмигнула Нэнси и улыбнулась. – Но я не верю ей, ведь она такая же размазня, как и я!
– Это я-то размазня?! – с негодованием воскликнула Нэнси. – Я?!
– Ты, ты, – подтвердила Хани. – Я подозреваю, что ты была бы готова бесплатно помогать нашим клиентам, если бы я не заставляла тебя регулярно получать конвертик с зарплатой.
– Я-то перебьюсь без зарплаты, – сердито ответила Нэнси. – А вот ты – нет. Когда в прошлую субботу я случайно заглянула в твой холодильник, там не было ничего, кроме арахисового масла. Теперь меня, по крайней мере, не удивляет, что ты все худеешь и худеешь.
– Арахисовое масло очень полезно и питательно, – шутливо защищалась Хани. – Все диетологи советуют использовать его.
– Но только не в качестве единственного продукта питания, – сурово отрезала Нэнси. – Если бы ты знала, каково мне брать у тебя деньги, когда я вижу, что ты едва сводишь концы с концами! Неужели так трудно понять это?
– Мы же договорились, что если я не смогу оплачивать твою работу, ты сразу начнешь, подыскивать себе новое место, – напомнила Хани, упрямо выпятив подбородок. – Плохо быть бедной, как церковная мышь, но подаяния я не приму даже от тебя. Я не хочу, чтобы ты работала на меня исключительно из дружеских чувств.
– Никакое это не подаяние, черт возьми! – воскликнула Нэнси. – Я же прекрасно знаю и тебя, и твое стремление ни от кого не зависеть и не быть никому обязанной. С моей стороны это могло бы чем-то вроде… займа или предоставления услуг в рассрочку. – Она немного подумала, потом состроила негодующую гримасу и воскликнула:
– Но ведь ты наверняка захочешь выплатить мне еще и проценты, с тебя станется!
– Мы уже говорили об этом, Нэн, – твердо ответила Хани и все-таки с признательностью взглянула на подругу. – Ты знаешь мое мнение, и оно с тех пор не изменилось. Я на это не пойду.
– Madre de Dios!* – воскликнула Нэнси. – Ты упряма как… Ну просто как я не знаю кто!
* Матерь Божья!.. (исп.). (Здесь и далее – прим. пер.)
Хани, внимательно наблюдавшая за ней исподтишка, постаралась скрыть улыбку. Если бы Нэнси не сжимала сейчас руль своей старенькой "Тойоты", то она наверняка всплеснула бы руками, как поступают в минуты душевного волнения темпераментные латиноамериканцы.
– Неужели ты так и останешься неисправимой идеалисткой? – продолжала Нэнси. – Почему ты так упрямо отказываешься от помощи? И вообще, я не понимаю, зачем тебе понадобилось становиться частным детективом? С твоей внешностью ты могла бы стать кем угодно и получать все, чего твоей душе захочется. Почему ты пренебрегаешь всем, о чем мечтают нормальные женщины?
Губы Хани чуть заметно дрогнули.
– А ты знаешь, о чем мечтают все нормальные женщины? – спросила она, и в глазах ее заплясали озорные искорки.
Нэнси раздраженно покосилась на нее.
– Можно подумать, ты не знаешь! Они мечтают о славе, богатстве и всеобщем восхищении, – бросила она.
Хани рассмеялась, и на лице Нэнси появилось обиженное выражение.
– Ничего смешного в этом нет, – сказала она почти сердито, но, не выдержав, улыбнулась сама. – Во всяком случае, для такой маленькой пуританки, как ты, этого набора должно быть вполне достаточно.
– Ты ошиблась вдвойне, – возразила Хани. – Во-первых, ни один человек, если только он не сошел с ума, не назвал бы меня маленькой, а что касается пуританки, то это просто грязные инсинуации!
– Двадцатичетырехлетняя девственница – не пуританка? – Нэнси саркастически хмыкнула. – Нет, ты точно надо мной смеешься!
– И зачем только я рассказала тебе историю своей жизни?! – с притворным раскаянием воскликнула Хани. – Очевидно, всему виной была "Маргарита", которой ты меня так усердно поила… Если бы я знала, что ты станешь напоминать мне об этом при каждом удобном и неудобном случае, я бы держала язык за зубами!
– Если память мне не изменяет, – сухо напомнила Нэнси, – в ту ночь ты хотела только одного – чтобы кто-то тебя утешил. Откуда мне было знать, что передо мной такое невинное, неиспорченное создание? Ты же ни о чем меня не предупредила! Ты просто рыдала у меня на груди и жаловалась на несовершенство мира, в котором молодые женщины-детективы оказываются беззащитными перед сексуальными домогательствами своих боссов.
– Тогда я действительно абсолютно раскисла, – согласилась Хани и снова нахмурилась: даже сейчас, много месяцев спустя, она чувствовала гнев и досаду, вспоминая тот несчастный день. – Я просто не верила, что владелец такого солидного детективного бюро может уволить меня только за то, что я отказалась переспать с ним, – добавила она, сокрушенно качая головой.
– Какая же ты еще зеленая! – простонала Нэнси, недоуменно пожав плечами. – Просто в голове не укладывается. Я не перестаю удивляться, как взрослая женщина, которая с отличием закончила полицейскую академию и проработала два года в городском полицейском управлении, может оставаться такой наивной! Это просто потрясающе, Хани. Таких, как ты, нужно заносить в Красную книгу как исчезающий вид. Да в Хьюстоне, наверное, каждая собака знает, что этот твой Бен Лакленд бабник, каких свет не видывал. Только тебе ничего подобного в голову не приходило. Ты, наверное, решила, что он покровительствует тебе, так сказать, по-отечески, и, естественно, испытала настоящее потрясение, когда узнала, что ему на самом деле от тебя надо.
– Но у него же такая милая жена… – слабо возразила Хани. – И он ни разу не предпринимал никаких попыток до тех пор… До того последнего вечера в офисе.
– У таких типов всегда бывают очень милые жены, – с иронией отрезала Нэнси. – Для них это своего рода мера предосторожности. Я как-нибудь расскажу тебе про моего бывшего супруга; он тоже был большой мастер по этой части и всегда умел здорово подстраховаться.
– Должно быть, он был просто дурак, если позволил тебе уйти! – с убежденностью проговорила Хани. – Некоторые мужчины не в состоянии понять своего счастья, а потом становится уже слишком поздно.
Нэнси ехидно усмехнулась.
– Не беспокойся, дорогая. С тех пор я тоже поумнела, и теперь каждый мужчина, с которым я имею дело, прекрасно знает, что я за сокровище.
С этими словами Нэнси повернула налево, на улицу Фэннинг, а потом – направо, в переулок, который тянулся вдоль задней стены высотного здания отеля. Остановив "Тойоту" неподалеку от широких двойных ворот, предназначенных для грузовиков, доставляющих продовольствие, она погасила фары и включила лампочку под потолком салона.
– Послушай, Хани, – сказала Нэнси, и ее лицо стало серьезным. – Может, мы все-таки забудем об этом деле? Я понимаю, что тебе нужны деньги, но ведь не настолько, чтобы рисковать из-за них всем! Будут и другие задания.
– Что-то я не заметила, чтобы клиенты обивали порог нашего агентства, – задумчиво ответила Хани.
– Но ведь ты открыла свое собственное дело всего каких-нибудь полгода назад, – возразила Нэнси самым убедительным тоном. – Неужели ты не можешь потерпеть еще немного? Ты же очень хороший детектив, Хани! Я уверена, что Лакленд так долго сдерживался, потому что ты была его самым лучшим агентом и он не хотел тебя потерять. Если бы у него было побольше мозгов и поменьше того, что называют "мужской гордостью", ты бы сейчас все еще работала у него.
– И мы обе питались бы гораздо лучше, – заключила Хани, глубоко вздохнув. – Нет, Нэн, не уговаривай меня. Ты же сама понимаешь, как нам нужен этот заказ. Если бы не аванс, который мы получили от этой женщины, в следующем месяце мне уже нечем было бы платить за аренду офиса. – Она попыталась улыбнуться, чтобы не показать Нэнси, что и ее одолевали дурные предчувствия. – Уверяю тебя, не так уж это и опасно. Вот мне бы только оказаться в номере, а уж там я развернусь. Думаю, тридцати минут мне за глаза хватит. Как только я разыщу письма сеньоры Гомес, я исчезну так же незаметно, как и появилась. Скорее всего и искать-то особенно не придется: такой человек, как принц Руби, наверняка держит их под подушкой.
Ее губы насмешливо дрогнули.
– Сомневаюсь, – хихикнула Нэнси. – Ему было бы не слишком удобно спать – особенно если учесть, скольких женщин Неистовый Ланс одарил своим вниманием.
Она взяла с сиденья газету, чтобы еще раз взглянуть на фотографию.
– Хесус Мария! Да он – настоящий племенной жеребец! – фыркнула она. – Взгляни только на это лицо: он красив, как Адонис, а в глазах прячется маленький бес.
– Если верить газетам, то не такой уж и маленький, – едко заметила Хани, бросив быстрый взгляд на портрет.
Это лицо с правильными мужественными чертами и аккуратно вырезанным ртом не могло не привлечь к себе внимания. Принца, конечно, нельзя было назвать красавцем из красавцев, но озорная улыбка и пляшущие в глазах огоньки делали его весьма привлекательным. На взгляд Хани – слишком привлекательным.
– Сеньора Гомес убедилась в этом на собственном печальном опыте, – строго добавила Хани.
Она взяла у подруги газету и перевернула ее фотографией вниз. В этом не было никакой необходимости, но сопротивляться очарованию мужского лица было выше ее сил. Впрочем, Хани была не одна такая, и это соображение несколько ее утешило. Принц Антон Миодраг Ланселот Руби не принадлежал к обычным мужчинам, и этот факт был признан, что называется, в мировом масштабе. Младший отпрыск королевского рода крошечной балканской страны Тамровии являлся непременным героем множества газетных статей и телевизионных репортажей со времен своей учебы в Оксфордском университете. Репортеры окрестили его Неистовым Лансом, и это прозвище, как поняла Хани, относилось не только к его любовным похождениям, которых было так много, что они одни могли поставлять материал для всех бульварных газетенок Америки. С такой же неистовой страстью принц Руби относился к самой жизни; а его тяга к приключениям сделала его главным действующим лицом невероятного количества шумных скандалов.
По слухам, которые с удовольствием распространяла желтая пресса. Их Величества отнюдь не одобряли поведения своего младшего отпрыска; не одобрял его и старший брат Ланса принц-наследник Стефан XXI. Наверное, они давно бы призвали его к порядку, если бы не покровительство дяди Николаса – еще одной черной овечки в стаде, – который в свое время неожиданно для всех женился на единственной дочери арабского шейха Карима Бен Рашида. Детство и юность Ланс провел со своим дядей в Седикане – эмирате, в котором было едва ли не больше нефти, чем на всем остальном Арабском Востоке. Шейх Карим Бен Рашид полюбил Ланса как родного внука и на двадцать первый день рождения подарил ему богатейшее нефтяное месторождение, которое ежегодно приносило столько баррелей сырой нефти, что на вырученные от ее продажи деньги можно было купить несколько Тамровий.
Что касается брата принца, который, по тем же газетным сообщениям, сопровождал его в поездке в Соединенные Штаты, то это скорее всего был кузен Ланса Алекс Бен Рашид – сын дяди Николаса и единственный наследник престарелого шейха.
– Интересно знать, не удалось ли Неистовому Лансу зажечь хоть маленький огонь в твоем неприступном сердце? – лукаво спросила Нэнси, внимательно наблюдавшая за сосредоточенным выражением лица подруги. – Ты просто не расстаешься с этой газетой.
– Какая чушь! – воскликнула Хани, торопливо засовывая газету поглубже между сиденьями. – Чушь! – повторила она. – Я просто проверяла, во сколько начнется прием в мэрии. Официальная часть назначена на девять вечера, но перед этим принц Руби и его брат будут ужинать с мэром. – Она посмотрела на часы. – Сейчас двадцать десять, поэтому я смогу проникнуть в номер, ничем не рискуя. Вот только… Ты уверена, что Рафаэлю можно доверять?
Нэнси кивнула.
– Он лучший друг моего младшего брата. Единственное, чего тебе следует опасаться, это того, что Рафаэль заманит тебя в пустой номер и попытается переспать с тобой. У него есть пунктик насчет стройных длинноногих блондинок. Как раз таких, как ты, моя дорогая.
– Ну, в этом он не оригинален. Большинство мужчин страдают тем же самым, – недовольно заметила Хани, состроив скорбную мину. – Лично мне приходится сражаться с этой проблемой с тех самых пор, как в шестнадцать лет я покинула сиротский приют и окунулась в самостоятельную жизнь. Все мужчины почему-то считают, что раз я выгляжу как языческая богиня плодородия, то мое место – в постели! Желательно – в их постели.
– Ах, если бы мне так повезло в жизни! – с завистью вздохнула Нэнси, пока Хани выбиралась из машины. – Я тоже готова отказаться от секса, лишь бы быть хоть капельку похожей на тебя. Впрочем, если я откажусь от плотских наслаждений, то красота мне будет ни к чему.
Ее темно-карие глаза озорно блеснули. Даже в облегающей черной водолазке и тесных эластичных брюках с лайкрой Хани Уинстон действительно напоминала богиню плодородия, к сходству с которой она только что отнеслась с таким пренебрежением. При росте без малого шесть футов она была сложена на редкость пропорционально. Линии ее тела казались удивительно плавными, груди были полными и высокими, талия – тонкой, а за право обладать такими длинными и стройными ногами большинство женщин, не колеблясь, расстались бы с чем угодно – даже с накладными ресницами. Сочный рот Хани словно умолял о поцелуе, а во взгляде чуть раскосых темно-фиалковых глаз таился огонь, который придавал ее лицу чувственное выражение, какой бы серьезной она ни старалась казаться. Длинные волосы цвета бледного золота, которые она обычно укладывала в строгую прическу, привлекали к ней всеобщее внимание, где бы она ни появилась, и одно время это было для нее настоящим проклятьем. Однажды, еще до случая с Лаклендом, Хани даже решилась остричь их, принеся красоту в жертву карьере детектива. Однако короткие пряди начали виться и топорщиться в разные стороны, в результате чего изящная головка Хани оказалась окруженной словно солнечным сиянием, что делало ее еще заметнее белой вороны. Справиться с короткими волосами не было никакой возможности, и это обстоятельство повергло Хани в настоящее отчаяние. Но волосы, к счастью, отросли достаточно быстро. Больше Хани экспериментировать не стала.
– С каких это пор у тебя начались проблемы с поклонниками? – удивленно спросила она, обернувшись к подруге.
– Ну вот еще! Никаких проблем у меня нет. По-своему и я не плоха, – подмигнув, ответила Нэнси.
Действительно, в свои двадцать восемь лет Нэнси Родригес выглядела если не прелестной, то, во всяком случае, очень и очень привлекательной женщиной. Ее кожа нежно-оливкового цвета оставалась упругой и гладкой, а большие темно-карие глаза, выдававшие ее мексиканское происхождение, были обрамлены длинными изогнутыми ресницами. Непокорные, черные, как у цыганки, волосы завивались мелкими кудряшками, которые очень шли к тонким чертам лица Нэнси.
– Ты по-прежнему не хочешь, чтобы я подождала тебя здесь? – спросила она.
Хани отрицательно покачала головой.
– Когда я заполучу эти письма, сейчас же возьму такси и помчусь прямо домой, – пообещала она. – Не волнуйся, я позвоню тебе, как только вернусь.
– Уж пожалуйста, – мрачно кивнула Нэнси. – Иначе мне придется самой подняться в номер этого принца и показать ему пару приемчиков…
Она скорчила потешную гримасу и прыснула в кулак. Хани тоже хихикнула.
– Кама Сутра, поза номер двадцать восемь и двадцать девять?
– Да, что-нибудь в этом роде, – рассеянно согласилась Нэнси и неожиданно стала очень серьезной. – Будь осторожна, Хани! Обещаешь?
– Конечно! – с готовностью воскликнула Хани, потом захлопнула дверцу "Тойоты" и, помахав подруге рукой, быстро зашагала к служебному входу.
* * *
Обеденный столик на колесах легко катился по зеленой, как трава, ковровой дорожке. Со стороны никто бы не заметил, что на его нижней полке, предназначенной для дополнительных приборов и судков, спрятался человек. Дополнительная тяжесть никак не повлияла ни на ходовые качества тележки, ни на ее маневренность, но Хани, скорчившейся в тесном пространстве между стальными бортами, приходилось не сладко. "Ну почему я родилась такой высокой? – мрачно размышляла она, пытаясь устроиться поудобнее. – И зачем мне эти лишние девять дюймов?" Будь ее рост просто пять футов, сейчас было бы не в пример удобнее; а так ей приходилось подтягивать колени к самому подбородку, чтобы длинные ноги не торчали из-под белой, свисающей почти до самого пола скатерти из накрахмаленного дамаскина.
– Эй, как вы там, в порядке? – окликнул ее Рафаэль. Судя по его голосу, положение, в котором очутилась Хани, немало его забавляло. – Мы почти приехали, мисс Уинстон. Еще один коридор – и вы на месте.
– Я в порядке, – солгала Хани, чувствуя, что, когда придет пора выбираться из укрытия, она едва ли сможет сделать хотя бы шаг. Впрочем, жаловаться Рафаэлю не имело смысла – он и так проявил редкостную смекалку, выпутавшись из совершенно отчаянного положения.
Когда сорок минут назад молодой посыльный встретил Хани у служебного входа, он первым делом сообщил ей, что ситуация складывается самым неблагоприятным образом. Буквально за несколько часов до ее появления в отеле были предприняты дополнительные меры по охране высоких гостей. Все замки на дверях люкс апартаментов были заменены новыми, а универсальные ключи от них переданы сотрудникам службы безопасности отеля, отвечающим непосредственно за охрану принца и его брата. Кроме того, Рафаэль узнал, что принц Руби отказался от конфиденциальной встречи с мэром и сейчас ужинает у себя в номере вместе с братом. По поводу социального приема в Ривер-Оукс посыльный ничего сказать не мог, однако в том, что церемония все-таки состоится, сомневаться почти не приходилось.
Это были действительно неприятные новости, но, прежде чем Хани успела огорчиться по-настоящему, Рафаэль предложил новый план. Оказывается, он уже договорился с официантом, обслуживавшим президентские апартаменты, что на сегодня Рафаэль заменит его. Тайком провезти Хани в номер принца на нижней полке ресторанной тележки было, по мнению находчивого посыльного, раз плюнуть. От Хани требовалось только одно: тихо лежать, пока принц Руби и его брат будут ужинать; когда же оба отправятся на прием к мэру, она сможет без помех заняться своим делом.
План был прост, как все гениальное. Рафаэль, во всяком случае, был совершенно уверен в успехе и ужасно гордился своей сообразительностью. Но Хани согласилась на его предложение просто от безвыходности и отчаяния: она ясно видела, что план не лишен недостатков, но ничего лучшего у нее все равно не было.
Почувствовав, что тележка остановилась, Хани затаила дыхание. Она слышала, как Рафаэль негромко постучал, ему что-то ответили, и столик снова покатился вперед. Ковер под его колесами стал мягче, зеленый цвет сменился красно-коричневым, и Хани поняла, что они уже в номере президентского люкса.
Столик опять остановился, и Хани услышала мужские голоса; один из них принадлежал Рафаэлю, два других были незнакомы. Очень скоро она услышала негромкий щелчок замка на входной двери, и в номере на мгновение установилась тишина.
Теперь все зависело только от того, насколько тихо она будет лежать в своем укрытии. Хани рассчитала, что максимум через сорок пять минут хозяева уйдут и она сможет осуществить то, ради чего так рисковала. Впрочем, Хани тут же подумала о том, что пролежать без движения три четверти часа будет очень нелегко – уже сейчас у нее затекло левое бедро, а икру левой ноги начали покалывать невидимые иголочки. "Почему, черт возьми, они все никак не садятся за стол?!" – с негодованием подумала она.
Между тем оба джентльмена не торопились избавить ее от своего присутствия. Хани услышала доносящееся из дальнего конца комнаты позвякивание стекла о стекло. Судя по всему, принц и его брат собирались принять перед ужином по рюмочке абсента, как и полагается представителям высшего общества. А может, они пьют виски или…
Хани так и не успела додумать эту мысль до конца. Мягкий ковер заглушал шаги, и когда мужские голоса зазвучали у самого стола, она вздрогнула от неожиданности.
– Знаешь, Ланс, я думаю, мэр был не слишком доволен тем, что ты не захотел встретиться с ним перед приемом, – раздался над самой головой Хани сочный баритон. – Этот человек не привык, чтобы ему в чем бы то ни было отказывали.
– Действительно скверно, – спокойно произнес другой, чуть более высокий и мягкий, но очень приятный голос. – А впрочем, наплевать. Вот уже три дня я вынужден терпеть всевозможные бюрократические игры. Ты же обещал, что это будут просто каникулы, Алекс!
– Имей терпение, – лениво отозвался Алекс Бен Рашид. – Протокол есть протокол. Впрочем, официальная часть почти закончена. Последний долг вежливости – и мы сможем немного порезвиться. Ну а укрепить деловые связи с таким крупным промышленным городом, как Хьюстон, никогда не мешает.
– Я знал, что ты попытаешься использовать нашу поездку, чтобы решить свои деловые вопросы, – в сердцах промолвил принц, но в его голосе Хани почудилось удовлетворение собственной проницательностью. – Если память мне не изменяет, ты уговорил меня поехать с тобой под предлогом того, что эта поездка, дескать, будет твоим последним шансом как следует покуролесить, прежде чем отец передаст в твои руки бразды правления компанией. Но стоило тебе оказаться в Штатах, как ты принялся завязывать новые знакомства и договариваться о сделках. Это и есть твой Загул? В таком случае, с тем же успехом я мог бы остаться в Цюрихе.
Хани под столом подумала о том, как много, оказывается, можно узнать о человеке по голосу, даже если не видишь говорящего. Оба мужчины говорили по-английски, что было вовсе неудивительно, поскольку оба они учились в Оксфорде. Однако, как Хани ни старалась, она не могла уловить в их речи никакого иностранного акцента. Правда, Алекс чуть заметно растягивал слова на британский манер, но речь Ланса звучала отрывисто и энергично, как у настоящего американца.
– Тебе бы все равно надоело рисовать эти заснеженные вершины, – отозвался Алекс Бен Рашид.
Последовала пауза, и Хани услышала, как чиркнула зажигаемая спичка. – Ты же сам сказал, что не прочь переменить обстановку, – добавил он.
"Боже мой, только не это! – взмолилась в своем убежище Хани. – Только бы он не закурил сигару!" Согласившись на предложение Рафаэля, она не предусмотрела того, что мужчины скорее всего будут курить, и теперь ей оставалось только молиться, чтобы Бен Рашид отошел от стола подальше или чтобы он курил простую сигарету. У Хани была острая идиосинкразия на сигарный дым: от него она сразу начинала отчаянно чихать, а в закрытом помещении – если она не успевала его вовремя покинуть – дело могло кончиться обмороком.
– Это была минутная слабость, – небрежно проговорил Ланс. – Просто мне стала надоедать одна крашеная красотка – чемпионка олимпийских игр по фигурному катанию. Она просто извела меня своими неприличными предложениями!
– Как ты сказал? Извела? Неприличными предложениями?… – Алекс громко фыркнул. – Дорогой мой, это так не похоже на тебя!
Он шумно выдохнул, и Хани поняла, что это сигарный дым. В носу у нее защипало, и она узнала грозные признаки надвигающейся катастрофы.
– Не понимаю, что тебя так удивляет, – мрачно откликнулся принц Руби. – Я не люблю излишне эксцентричных женщин. Представь себе, в последний раз она захотела проделать это на льду.
Последовала непродолжительная пауза, после которой Бен Рашид осторожно спросил:
– Это?..
Принц ответил односложным англосаксонским глаголом, и чрезвычайно шокированная Хани почувствовала, как у нее полезли глаза на лоб.
Алекс громко расхохотался.
– Боже мой, Ланс! В чем тебе не откажешь, так это в умении подбирать выражения! Кстати, ты хоть на коньках-то стоять умеешь?
Принц Руби тоже усмехнулся.
– При чем тут коньки? Мы оба должны были быть абсолютно голыми! Похоже, Эрика считала, что это будет очень эротично. – Он вздохнул. – Должно быть, я просто старею. Лет десять назад я бы на это пошел, не задумываясь.
– Очевидно, ты хотел сказать: десять месяцев, – поправил его Бен Рашид. – По-моему, ты просто был не в настроении, когда она предложила тебе устроить эту ледовую феерию.
Свербение в носу Хани стало совершенно непереносимым. Ну почему Бен Рашид не курит трубку?! Неужели никто не удосужился сказать ему, что восточные владыки и их наследники должны курить кальян?
– Возможно, – легко согласился принц Руби. – Может быть, я не стал бы возражать, если бы речь шла о крытом катке. Но Эрика настаивала на том, чтобы мы встретились на природе – где-нибудь в горах, на льду естественного водоема. Для меня Швейцария вообще слишком холодная страна, а в это время года особенно.
Хани почувствовала, что сейчас чихнет. Ну почему, почему ей так не повезло?! Почему столь блестящему плану обязательно нужно было провалиться? И чем-то еще все это закончится…
– Я отлично тебя понимаю, – согласился Бен Рашид. – Осень в Швейцарских Альпах способна охладить чей угодно энтузиазм. Вот если бы, кроме коньков, ты мог надеть что-нибудь еще…
Он не договорил. Хани чихнула три раза подряд, чихнула с такой силой, что белые крылья скатерти заколыхались и едва не взлетели вверх. Не услышать эту канонаду было невозможно; во всяком случае, наступившая в комнате тишина показалась ей очень выразительной. В других условиях Хани сделала бы все возможное, чтобы как-то подготовиться к предстоящей конфронтации, но сейчас ей было не до того. Сражаясь с подступившей к горлу тошнотой, она покорно ждала, пока ее обнаружат и вытащат на свет Божий.
Белая скатерть из плотного дамаскина поднялась, и Хани оказалась лицом к лицу с обладателем ярко-голубых глаз, в которых, как справедливо заметила Нэнси, действительно прятались озорные бесенята. Взгляд принца пробежал по всему ее скрюченному телу и снова вернулся к лицу.
– Вы здесь в качестве десерта или холодной закуски? – вежливо осведомился он, опускаясь на корточки возле тележки.
Хани собрала все свое мужество в кулак.
– Вы ведь не поверите, если я скажу, что я сотрудник отеля, который проверяет качество обслуживания гостей в номерах? – спросила она.
Принц задумчиво наклонил голову.
– Нет, скорее всего не поверю, – согласился он.
– Я так и думала, – вздохнула Хани. – Помогите мне хотя бы выбраться отсюда!
– С удовольствием. – Принц галантно протянул руку и помог Хани покинуть ее стальное укрытие. Когда она наконец встала на ноги и медленно выпрямилась в полный рост, губы его вытянулись трубочкой, словно он собирался присвистнуть от восхищения. – Похоже, я вас недооценил. Вы не десерт, а самое главное блюдо!
Но Хани было не до его цветистых метафор. Взглянув на Алекса Бен Рашида, она поняла, почему сигарный дым так быстро на нее подействовал. Кузен принца сидел в удобном кресле в каких-нибудь пяти-шести футах от ресторанного столика и, рассматривая ее с беззастенчивым любопытством, со вкусом затягивался длинной и тонкой коричневой сигарой. Должно быть, она была очень крепкой, так как теперь, когда Хани больше не защищала плотная ткань скатерти, она почувствовала, что совсем не может дышать. Голова у нее закружилась, и Хани поняла: еще немного – и ее вырвет прямо на ковер.
– О нет!.. – жалобно простонала она и бросилась к окну, скрытому за тонкой шелковой занавеской.
– Что вы делаете?! Алекс, она хочет прыгнуть! – воскликнул принц Руби, увидев, как Хани рывком раздвинула шторы и отчаянно затрясла ручки окна. – Стой! Мы же на двадцать втором этаже!
Хани удалось наконец справиться с запорами и поднять тяжелую раму окна. Навалившись животом на подоконник, она высунула голову наружу и с жадностью глотнула чистого и прохладного ночного воздуха.
Кто-то крепко схватил ее сзади за пояс.
– Ты с ума сошла? – сердито осведомился принц Руби. – Ты же могла убиться насмерть! Что это, черт возьми, на тебя нашло? – От потрясения он даже утратил свою обычную вежливость.