Лайза растерянно смотрела на закрывшуюся дверь. Как легко он перешел от жесткой язвительности к почти дружескому подтруниванию! Сколько же разных черт кроется в характере этого человека? Лайза глубоко вздохнула и направилась в ванную. Даже если бы она и не была вся в песке, то и тогда не посмела бы ослушаться Донахью. А вдруг он не шутит, вдруг захочет осуществить то, что сказал? Лайза была полна решимости не допускать подобных провоцирующих ситуаций. Ее очень озадачила собственная реакция на его близость на пляже, так что лучше избегать даже намека на интимность.
      Минут через сорок Лайза вышла из ванной и высушила волосы. Она надела свободные белые брюки и просторный бледно-розовый легкий свитер, а волосы небрежно заколола на затылке. Ну вот, теперь никто не скажет, что в ней есть хоть что-то провокационное. Остается надеть холщовые сандалии и все – она готова к бою.
      Минуту Лайза постояла неподвижно, собираясь с мыслями. Она решила прийти к взаимопониманию с Донахью в надежде, что после переговоров он согласится освободить ее. Если ей удастся держаться с агрессивной и холодной самоуверенностью, возможно, он поймет, что она заслуживает другого отношения. Единственная трудность заключалась в том, что Лайзе никогда не приходилось быть агрессивной, это не было свойственно ее характеру. Иначе ей и с Мартином было бы проще. Она всегда была слишком мягкой, и Мартин прекрасно умел этим пользоваться.
      Но Донахью пока не знает об этом ее недостатке и может никогда не узнать, если она произведет нужное впечатление.
      Ну что ж, она не собирается кротко сидеть в своей комнате, пока Донахью не соизволит за ней явиться. Это сразу дало бы ему психологическое преимущество. Лайза быстро подошла к двери, через которую он вышел, и повернула ручку. Дверь не была заперта. Лайза решительно распахнула ее и пошла на поиски Донахью.
      Комнаты виллы были обставлены с той же спокойной роскошью, что и спальня. Пол устилали ковры цвета темного золота, а мебель была выдержана в бежевых и коричневых тонах. Все было изящно украшенным, дорогим, но каким-то… безликим. Да, именно так. У комнат был вид лишенных индивидуальности гостиничных номеров.
      И кухня, где она нашла наконец Донахью, была такой же роскошной и такой же безликой. Здесь преобладали голубые тона в сочетании с блеском хромированной стали. Холоднее стали был взгляд, которым Клэнси встретил ее, когда она вошла в дверь. На какой-то момент он показался сжатым, как пружина, готовым к действию, как взведенный пистолет. Но в то же мгновение он узнал ее и расслабился. Интересно, сколько лет полной опасностей жизни выработали в нем эту настороженность, подумала Лайза, испытав мгновенную вспышку сочувствия.
      – Я не хотела застать тебя врасплох, – сказала она. – Я просто подумала, что нам пора поговорить.
      – Я не ждал тебя так скоро. – Клэнси указал ей рукой на бар. – Садись. Я приготовил салат и бутерброды с ветчиной и помидорами. Что ты будешь – кофе или молоко?
      – Кофе. – Она секунду поколебалась, но все-таки пошла и села туда, куда он указал. Не на много же хватило решимости вести себя по-деловому и агрессивно! Донахью обращался с ней с таким непринужденным радушием, как будто она была его гостьей: у нее не было повода взять с ним нетерпимый и воинственный тон. – Видишь, чем тебе приходится заниматься! – сказала она. – Отпусти меня обратно в отель, и тебе не придется играть роль тюремщика.
      – А мне это не в тягость. – Он подошел и поставил перед ней тарелку с салатом. – Все, что у нас есть на данный момент, – это бутылка итальянского соуса. Тебе он подойдет для салата?
      – Да, но…
      Но Клэнси уже не слушал ее. Он стоял у холодильника, вынимая соус и пакет сливок. Все это он также поставил перед ней.
      – Я обычно делаю кофе покрепче. Это ничего?
      – Замечательно. – С едва сдерживаемым нетерпением Лайза смотрела, как он наливает две чашки кофе. – Я вообще-то не голодна, я хочу поговорить…
      – Ешь. Мы поговорим чуть позже. – Он улыбнулся уголком рта. – Тебе понадобятся силы.
      Лайза бросила на него вызывающий взгляд и взяла чашку. Но, сделав глоток, она чуть не поперхнулась.
      – Это называется «покрепче»? Как ты его завариваешь? Из дегтя?
      Клэнси нахмурился и отпил глоток.
      – Прости. Мне пришлось пить такой кофе в последние двадцать четыре часа, чтобы не заснуть. Должно быть, я сделал такой же крепкий автоматически.
      – Ты не спал двадцать четыре часа? – изумленно переспросила она.
      – Сорок восемь, если не считать пары часов в самолете из Лос-Анджелеса. – Он забрал у нее чашку и вылил содержимое в раковину, как и кофе из кофеварки. – Я сварю еще.
      – Но почему?
      Он непонимающе взглянул на нее через плечо.
      – Что почему?
      – Почему ты не спал? Неужели боялся, что я убегу? Я же была чем-то вроде зомби!
      – Я обещал тебе, – просто ответил он. – Ты волновалась из-за… – Он помедлил. – Тебе не хотелось оставаться одной, когда Джон принес тебя сюда. Я пообещал, что не оставлю тебя.
      Лайза ощутила внезапный прилив благодарности и симпатии, но постаралась подавить его.
      – Это звучит уж очень сентиментально для человека твоей профессии. – Она опустила глаза. – Или дело в том, что ты боялся, как бы я не сыграла в ящик и тебе не пришлось бы отвечать за убийство?
      Клэнси нахмурился.
      – Я не лгу, Лайза. Если я что-то сказал, то ты можешь не сомневаться, что это правда – как я ее вижу. Я не скрываю, был момент, когда я испугался за тебя, несмотря даже на то, что доктор из лаборатории уверил меня, что ты выспишься и все будет в порядке. С твоей стороны было бы очень любезно сделать так, как он предсказывал. Так нет! Сначала ты проснулась раньше, чем мы рассчитывали. Потом ты опять отключилась и спала как Рип Ван Винкль. Когда ты решила перекрыть все сроки, предсказанные докторами, я не знал, что делать, но я беспокоился за тебя, а не за себя. – Он включил кофеварку и обернулся к ней. – Прошлой ночью Алекс сказал, что я, кажется, столкнулся с чем-то таким, что не могу контролировать. Тогда я поспорил с ним, но сегодня я бы не стал.
      – Мало кто может так спокойно провести похищение.
      Лайза отвела глаза и надкусила бутерброд.
      – Как раз с похищением у меня все в порядке. Моя проблема в другом – в том, что произошло между нами на пляже. Я думал, ты это поняла.
      Лайза подняла на него глаза и почувствовала, как по телу пробежала дрожь. И следом будто огненная волна захлестнула ее всю. В его глазах она прочла желание, как тогда на пляже. Она знала, что надо отвести глаза, но не могла. Весь мир состоял в тот момент только из них двоих. И ее взгляд был прикован к нему помимо воли.
      Донахью первым отвел глаза.
      – Ты совсем не ешь, – осуждающе проговорил он, наливая ей новую чашку кофе. – Никаких разговоров, пока ты не поешь.
      То, что происходило только что между ними, вряд ли можно было с полным правом назвать разговором, но Лайза не стала спорить. Все было и так ясно. Она с готовностью согласилась прервать эту «беседу».
      – Ладно, – отозвалась она, снова берясь за бутерброд. – Поговорим потом.
      Ее горло перехватило от волнения, глотать было трудно, но она заставила себя съесть почти все. Вкуса, однако, почти не почувствовала – уж какое там, если Донахью все время наблюдал за ней, лениво облокотившись о столик. Наконец она отодвинула от себя тарелку.
      – Все, я наелась.
      – Прекрасно. – Он выпрямился. – А кофе можно отнести в кабинет. Идем. – Он вдруг подошел и приподнял ее, взяв за талию. Лайза ахнула, словно пронзенная током. Она подняла глаза на Донахью, надеясь, что он не обратил на это внимания, но он смотрел ей прямо в глаза.
      – Вот именно, – мрачно заметил он. – И я чувствую то же. Просто огонь, правда? – Он взял ее чашку. – Думаю, нам пока лучше избегать физических контактов. Кабинет налево по коридору.
      – Хорошо. – Избегая его взгляда, Лайза заторопилась вперед. С каждым моментом ее уверенность в себе таяла. В кабинете она выбрала большое кресло около письменного стола из красного дерева и постаралась придать себе как можно более деловой вид. Но это не получилось, так как Донахью подал ей кофе, а затем уселся на ковер у ее ног, прислонившись к столу и обхватив руками колени. Какое-то время оба молчали.
      – Я хотел бы обладать тобой, – мягко сказал наконец он.
      Лайза чуть не выронила чашку.
      – А я бы не хотела касаться этой темы, Донахью, – решительно заявила она.
      – Честно говоря, это единственное, о чем бы хотел говорить я, но давай обсудим то, что интересует в первую очередь тебя. Я не могу отпустить тебя, пока не объявится Болдуин. – Он улыбнулся с чарующей теплотой. – Ну все, дискуссия окончена. Теперь можно поговорить и о постели.
      Лайза вздохнула, ощущая свою полную беспомощность.
      – Донахью, я не хочу отрицать, что между нами существует определенное физическое влечение, но…
      – Клэнси, – поправил он, не сводя глаз с ее лица. – Я хочу, чтобы ты называла меня по имени. – Его голос понизился до бархатистого шепота. – Пожалуйста, скажи это, Лайза.
      Она не даст опять поймать себя в эти сети! Но тем не менее она послушно повторила:
      – Клэнси.
      Наградой ей послужила редкостной доброты улыбка.
      – Замечательно. Спасибо тебе, дорогая! – Едва заметный акцент был теперь более выраженным, как и шотландское обаяние, которое она заметила еще раньше, при их первой встрече.
      Лайза опустила глаза.
      – Я не позволю тебе так легко к этому относиться. Ты вел себя непростительно…
      Неожиданно Клэнси привстал, забрал у нее чашку и поставил на пол. После этого он взял ее руки в свои и осторожно сжал.
      – Послушай, ты не понимаешь! Это теперь уже не важно. Даже если бы я не хотел поймать Болдуина с твоей помощью, мы все равно не могли бы о нем забыть. Во-первых, потому, что он делает тебя несчастной, а во-вторых, потому, что он – та часть твоей жизни, которую я хочу уничтожить.
      Потрясенная, она смотрела на него.
      – Уничтожить? Ты хочешь сказать…
      Клэнси резко покачал головой.
      – Я бы и хотел, но это не так просто. Если я и уберу твоего первого мужа, то над твоей жизнью все равно останется тень.
      – Первого мужа? – удивленно повторила Лайза.
      Он улыбнулся.
      – Да, первого. Потому что я хочу быть твоим мужем, вторым и последним. Мы ведь поженимся, разве не так?
      – О чем ты говоришь? Это безумие!
      – Не спорю.
      – Мы даже не знаем друг друга.
      – Серьезный аргумент, но это легко исправить.
      – Ты, наверное, смеешься, – произнесла Лайза, не зная, как все это воспринимать. На ее побледневшем лице выделялись расширенные от волнения темные глаза.
      Донахью покачал головой.
      – Если тут есть над кем смеяться, то только надо мной. Тебе, наверное, кажется странным, что мужчина моего возраста смог влюбиться как мальчишка. Но я ничего не могу с этим поделать. – Он поднес ее руку к губам и поцеловал ладонь. Глядя ей прямо в глаза, он нежно проговорил: – Я люблю тебя, Лайза Лэндон. Страстно, неистово, романтично. Я болен, причем с осложнениями. Я безумно ревную, жажду полного обладания и мучительно не уверен в себе. Можешь смеяться, если хочешь. Я знаю, что смешон.
      – Мне совсем не хочется смеяться. – Лайза ощущала покалывание в руке, обжигаемой его поцелуями, и это вызвало в ней приступ паники. – Ты говоришь серьезно?
      – Я же сказал тебе, что никогда не лгу. Конечно, я серьезен.
      Она облизнула пересохшие губы.
      – Я никогда не выйду замуж. Никогда больше!
      – Я не тороплю тебя. У тебя будет время, чтобы привыкнуть к этой мысли, – тихо сказал он. – Я считаю, что лучше сразу все сказать. У нас с тобой и так все слишком запутано, но ты должна правильно понимать мои намерения. А мое намерение – жениться на тебе и любить тебя, пока смерть не разлучит нас. – Он улыбнулся с бесконечной нежностью. – Тебе все ясно?
      Лайза тряхнула головой.
      – Я не выйду за тебя, Клэнси. Даже если ты прождешь сотню лет. – Она твердо посмотрела ему в глаза, прежде чем добавить: – Я не люблю тебя.
      – Но я и не ожидал, что ты сразу меня полюбишь. Это было бы слишком – чтобы мы одновременно поддались безумию. – Его горячий язык внезапно лизнул ее ладонь. – Но ты меня хочешь. Я достаточно опытен, чтобы распознать все признаки этого. У нас все впереди, а пока начнем с малого.
      – Нет! Я не позволю… – Она остановилась. Его зубы начали игриво покусывать кончики ее пальцев. Лайза почувствовала, как бешено заколотилось сердце. – Клэнси, перестань! За кого ты меня принимаешь? Я не ложусь в постель с каждым мужчиной, который меня поманит.
      – Я это знаю. Об этом тоже было сказано в твоем досье. У тебя никого не было со времени развода. После того как я понял, что со мной происходит, мне было очень приятно читать это.
      – Совать нос в личную жизнь женщины, – его язык нежно ласкал чувствительную кожу между пальцами, и Лайзе приходилось напрягать всю волю, чтобы не потерять ход мысли, – это низость.
      – Я попрошу Алекса прислать тебе мое досье. Оно наверняка где-то хранится. И тогда мы будем квиты.
      Она видела, как бьется пульс на его виске, и ее охватило желание ощутить это кончиками пальцев.
      – Хорошо? – Он поднял на нее глаза.
      – Что? – Лайза не могла больше сосредоточиться на разговоре. Клэнси был так близко, что она ощущала тепло, исходящее от него. Неожиданная прямота и искренность этого человека привели ее в замешательство.
      Клэнси усмехнулся.
      – Почему-то мне кажется, что ты не отнеслась к моему признанию с должным вниманием. А зря, ведь я никогда раньше не говорил женщине, что схожу из-за нее с ума.
      – Ты действительно сошел с ума. Любовь с первого взгляда – нечто из книжек. Вот сексуальное притяжение – это я могу понять. Но любовь… – Она отрицательно покачала головой. – Не верю. Через некоторое время ты будешь рад тому, что я не приняла твои слова всерьез.
      – Ну и зря! Я видел такое и раньше, но тогда я был наблюдателем со стороны. И я достаточно хорошо знаю это явление, чтобы определить его в нашем случае. – Он нежно коснулся пальцами ее губ. – Никогда не думал, что это может произойти со мной. Мне казалось, что я всегда буду слишком занят работой, что я обречен на кратковременные связи, которые не задевают по-настоящему. Ты представляешь, какое это для меня чудо?
      Лайза почувствовала, как сжимается горло.
      – Напрасно ты выбрал меня, – хрипло проговорила она. – Я не позволю себе увлечься ни одним мужчиной. Найди кого-нибудь другого, Клэнси.
      – Я не могу. Ты теперь единственная для меня.
      – Тебе будет больно. – В ее голосе прозвучали нотки отчаяния. – Прекрати это. Я не хочу никому причинять боль. В мире и так слишком много боли.
      – Я все же попытаюсь. – Он очертил указательным пальцем линию ее нижней губы. – Какой у тебя красивый рот. Мне так нравится смотреть, как ты улыбаешься. Будто весь мир вдруг озаряется. Но почему ты так редко улыбаешься?
      – Клэнси, ты меня совсем не слушаешь!
      – Я слушаю. – Он взглянул в ее глаза. – Спасибо за предупреждение, дорогая, но сейчас уже слишком поздно. Я ничего не могу изменить. Я должен попытаться. – Он слабо улыбнулся. – Должен предупредить тебя, что я обычно очень настойчив, когда стремлюсь к чему-нибудь, так что со мной бесполезно спорить. Эту битву я намереваюсь выиграть.
      – Ты не можешь выиграть! Это безнадежная ситуация. – Ее губа слегка подрагивала под его лаской, и томление распространялось по всему телу. – Лучше отпусти меня!
      Клэнси задумчиво покачал головой.
      – Я не могу, даже если б хотел. Надо закончить то, что мы начали.
      – Ничего мы не начинали! И сейчас как раз… Клэнси!
      Молниеносным движением он обхватил ее за талию и усадил на пол рядом с собой. Его голубые глаза смеялись.
      – Должен же я показать тебе, что это уже началось! – Он нежно обхватил руками ее лицо. – Не волнуйся, я не собираюсь нападать. Я просто хотел, чтобы ты поняла. – Его лицо медленно приблизилось к ней, и дыхание коснулось ее губ. Дрожь пронзила все ее тело. – Я много чего еще хочу сделать, но для начала можно ограничиться и этим. – Клэнси усмехнулся. С большой осторожностью он скользнул губами по ее губам, поглаживая их, дразня, но не давая удовлетворения. Когда он подвинулся поудобнее, его широкая грудь коснулась ее груди. Лайза задохнулась от острого волнения и почувствовала, как он остановился на мгновение, прежде чем поцеловать ее. Оторвавшись, Клэнси посмотрел на нее. – Твоя грудь очень чувствительна, правда? – прошептал он. – Я так и думал. – Он касался ее своей грудью медленными волнообразными движениями.
      Она не могла дышать, а пронизывающая ее дрожь перешла в сладкую боль и сосредоточилась в низу живота. Ее соски затвердели, и она чувствовала, как натянулась ткань кофточки. Голова кружилась. Закрыв глаза, Лайза вцепилась в его плечи, чтобы сохранить равновесие.
      – Я хотел этого еще тогда, на пляже, – сказал он, и голос выдавал его напряжение. – И еще многого другого. Я хотел, чтобы ты сняла атласную блузку, и хотел смотреть на тебя, трогать пальцами твои соски и видеть, как они оживают. – Он обнял ее, крепко прижимая к себе, и она издала низкий стон. – Я хотел ласкать тебя руками, губами, языком. – Лайза чувствовала грудью тяжелое биение его сердца, и это заставляло ее трепетать от восторга. Она покачнулась, но его руки удержали ее. – Я хотел касаться каждой твоей клеточки. Я и сейчас этого хочу.
      – Пожалуйста, не надо! – Лайза с ужасом подумала, что он еще только начинает, а она уже вся объята пламенем. Никогда в своей жизни она не испытывала ничего подобного. – Клэнси, нам надо остановиться!
      – Знаю. – Он обнял ее, притянув к своей бурно вздымающейся груди. – Ситуация уже выходит из-под контроля. Дай мне минутку.
      Легко сказать! Его сильные мускулы все еще прижимались к ее телу, Лайза ощущала всю мощь его возбуждения, и оно отозвалось в ней. Ничто не могло возбудить ее больше, чем это ощущение. Руками она уперлась в его грудь. Это было ошибкой, потому что биение его сердца через руки передавалось всему ее телу.
      – Перестань! – в отчаянии попросила она. – Прямо сейчас!
      Клэнси глубоко втянул в себя воздух, затем отпустил ее и опять сел на пол.
      – Ну ладно, – проговорил он не совсем твердым голосом. Его ноздри все еще трепетали от возбуждения, губы сжимались. Он выглядел таким голодным… А что, если и она выглядит так же?
      Наконец Клэнси с некоторым усилием улыбнулся.
      – Ну, думаю, ты понимаешь теперь, что это серьезно. Мы хотим друг друга. – Он резко выдохнул. – И как сильно хотим!
      – Да. – Дрожащей рукой Лайза поправила волосы. – Но это ничего не меняет. Я не так наивна, чтобы перепутать желание и любовь. И я не собираюсь прыгать к тебе в постель только потому, что меня влечет к тебе. Я подозреваю, что ты можешь использовать это к своей выгоде.
      – Умница! Именно так я и поступлю! – Его глаза весело блестели. – Но я бы сначала удостоверился, что наши выгоды так переплелись, что ты бы даже не поняла, кто кого использует.
      Слово «переплелись» вызвало у Лайзы такие ассоциации, что всю ее словно окатило жаром. Она вскочила на ноги.
      – Мне, наверное, лучше пойти к себе. Пора возвращаться к своим ролям – пленницы и тюремщика.
      На какой-то момент ей показалось, что она уловила боль в глазах Клэнси. Но уже в следующий момент ничего не было заметно. Донахью слишком жесткий человек, чтобы позволять себе подобные эмоции.
      – Давай, – спокойно ответил он. – Если тебе так кажется безопаснее.
      Лайза рассмеялась с кажущейся беззаботностью.
      – Интересно, как это беспомощная пленница может чувствовать себя в безопасности?
      – Я бы не назвал тебя беспомощной, – тихо сказал Клэнси. – Скорее уж я беспомощен. Никогда в жизни я не был столь уязвим.
      Улыбка Лайзы угасла. Опять он так действует на нее. Печальный тон Клэнси вызывал в ней желание утешить и усиливал чувственное желание, затягивающее ее в свой водоворот.
      – Я не хочу, чтобы ты что-нибудь ко мне чувствовал! – сказала она с яростью, которая поразила даже ее саму.
      Он стоял, молча глядя на нее. Руки Лайзы сжались в кулаки.
      – Ты не должен усложнять мне жизнь. Меня она устраивает как есть.
      – Неужели? А мне кажется, что тебе могла бы понадобиться помощь, чтобы кое-что исправить. – Он пожал плечами. – Так или иначе, ты получишь ее, хочешь ты этого или нет.
      – Клэнси, ты врываешься в мою жизнь и начинаешь тут командовать. Твои люди, возможно, и подчиняются приказам своего начальника, но я не собираюсь.
      – Посмотрим. Сейчас тебе лучше пойти к себе и отдохнуть. Я втянул тебя в нечто вроде эмоционального марафона, правда? На мой взгляд, мы так и пойдем: сначала ухаживание, потом секс, потом женитьба. – Он ухмыльнулся. – Если ты предпочитаешь другую последовательность, то это можно обсудить. Со мной всегда можно договориться.
      Лайза издала стон, полный отчаяния, резко повернулась и чуть ли не бегом бросилась к двери.
      – Лайза!
      Она остановилась, держась за ручку двери.
      – Мы оба знаем, что нам не миновать постели. Еще пару минут, и мы бы занимались любовью прямо на ковре.
      Она мрачно молчала.
      – Я просто хотел сказать, что дам тебе сначала ко мне привыкнуть, а потом… – Он запнулся и продолжал довольно смущенно: – Ну, понимаешь… Я хотел бы стать твоим другом, а потом уже любовником.
      Лайза открыла дверь.
      – Ты не станешь ни тем, ни другим. Ты просто мой тюремщик, Клэнси. – Дверь резко захлопнулась.
      Клэнси тихо, но выразительно выругался. Да уж, он большой мастер вести разговоры! Странно было бы, если бы она отреагировала иначе. Он собирался сказать ей, что будет мягким, нежным, заботливым. Получилось же так, как будто он делает ей огромное одолжение тем, что не тащит сразу в постель и не наваливается сверху. За годы работы у Алекса он, как ему казалось, обучился кое-какой дипломатии, но теперь, похоже, все вылетело у него из головы. Стоило ему увидеть Лайзу, как вся его самоуверенность куда-то подевалась, и он чувствовал себя большим и неуклюжим увальнем, ухаживающим за своей первой женщиной.
      Подойдя к бару, он налил себе щедрую порцию бренди. Теперь, когда он так устал, оно, должно быть, собьет его с ног, но это и к лучшему. В конце концов, он сможет забыть, какого дурака свалял сегодня. Клэнси осушил стакан в три глотка и опять потянулся к бутылке, но остановился. Нет, сегодня лучше не напиваться. Он не должен быть таким неуклюжим завтра, так что похмелье ему ни к чему.
      Ухаживание. Это было старомодное слово, но оно ему очень нравилось. Такая женщина, как Лайза, заслуживает не только ухаживания, но и самой галантной и почтительной заботы. Несмотря на поразительную силу духа, она казалась такой хрупкой и ранимой! Когда она не улыбалась, ее лицо омрачала затаенная печаль, и это наполняло Клэнси яростным стремлением защитить ее. Сколько боли было за этой сдержанностью! Он же все видел, несмотря на весь ее жесткий контроль над собой. Как бы он хотел разделить эту боль! Разделить вообще все ее чувства, всю ее жизнь.
      Клэнси закрыл бар и пошел к двери. Это будет нелегко – завоевать ее доверие, а потом и ее любовь. Ему лучше поспать, чтобы быть во всеоружии перед битвой. Завтра можно поехать с ней кататься на яхте. Обстановка там не такая интимная, как на вилле, и Лайза, возможно, почувствует себя свободнее. В конце концов, почему бы не попробовать? Сейчас он готов ухватиться за любое средство, которое может ему помочь.

      Лучи солнца нежно ласкали ее лицо, а бриз приносил запах соли и мускусно-мятный аромат, который у Лайзы уже прочно ассоциировался с Клэнси. Что-то легкое упало на ее колени, и она неохотно открыла глаза. Ее ноги покрывала синяя легкая рубашка, которая до этого была на Клэнси.
      – Прикройся, – коротко бросил он. – У тебя слишком белая кожа, чтобы так подолгу загорать. Тебе надо было бы надеть брюки, а не шорты. Ты что, никогда не ходишь на пляж?
      – Хожу, когда удается. Нью-йоркская зима предоставляет не много возможностей позагорать. – Медленно оглядывая Клэнси, Лайза подумала, что уж ему-то не приходится об этом волноваться. Его массивные плечи и спина были бронзовыми, как и лицо. Треугольник темных волос покрывал его грудь, сужаясь в узкую дорожку, исчезающую под поясом джинсов. Лайза представила, что проводит рукой по этим курчавым волосам, и ощутила покалывание в ладонях. Она поспешно закрыла глаза и постаралась переключиться. – А что, в Седихане очень жарко?
      – Да, эта страна почти целиком расположена в пустыне. Но весной и в начале лета холмы выглядят очень живописно. – Лайза почувствовала на себе его взгляд и неловко подвинулась в шезлонге. После короткого молчания Клэнси сказал: – Спасибо, что согласилась сегодня поехать. Я боялся, что после того как я выставил себя таким ослом вчера, ты просто забаррикадируешься в своей комнате.
      – Ну кто бы смог отказаться от прогулки на такой яхте? – с деланной легкостью сказала она. – Уж наверняка не такие соскучившиеся по солнцу люди, как я. Кроме того, у несчастной, жалкой узницы нет права выбора. Ты вообще мог перебросить меня через плечо и притащить сюда.
      – Я бы так никогда не сделал.
      Неужели в его голосе действительно прозвучала боль? Трудно поверить, что ей удается задеть такого гранитно твердого, невозмутимого человека, как Донахью. Но при этом он был слишком честен и слишком внутренне силен, чтобы скрывать свою уязвимость. Вчера, к своему полному смятению, Лайза обнаружила это.
      Сегодня Клэнси делал все, чтобы избежать любой неловкости. Он был дружелюбным, обаятельным и почти отстраненным. Часы, проведенные ими на яхте, были такими же безоблачно золотыми, как солнце, льющееся на палубу. Лайзе вдруг захотелось загладить ту боль, которую она ему причинила.
      – Я пошутила, – сказала она. – Я знаю, что ты не стал бы принуждать меня.
      – Отлично. – Последовало долгое непринужденное молчание. – Можно задать тебе вопрос?
      Лайза немного насторожилась.
      – Давай.
      – Почему ты вышла за него?
      – Ты же видел фотографии Мартина. Он очень хорош собой… да просто красавец!
      – Не понимаю. Мне казалось, что ты не из тех женщин, которые судят поверхностно.
      – Но тогда я была именно такой. Боюсь, я отличалась непозволительной наивностью для своих двадцати шести лет. Я была единственным ребенком, и родители слишком оберегали меня от прозы жизни. Я выросла с сознанием того, что могу безмятежно плыть по течению до конца своих дней и все буду получать на серебряном блюдечке. Тогда я даже не думала, что пение – мое призвание, считая уроки вокала лишь приятным времяпрепровождением.
      – И что Болдуин? – напомнил Клэнси.
      – Я же говорю, что привыкла ощущать себя принцессой. Мне было уже двадцать шесть, а Прекрасный Принц почему-то не спешил появиться в моей жизни. И тогда я начала искать его сама. – Она горько улыбнулась. – Мартин идеально подходил на эту роль! Светловолосый, голубоглазый красавец, уверенный в себе, умный, образованный человек. И потом, он хотел держать принцессу в башне из слоновой кости. Несомненно, это был брак, заключенный на небесах.
      – И ты не знала о его незаконной деятельности?
      – Зачем принцессе выглядывать из своей башни? Я думала, что он занимается импортом и экспортом.
      – В каком-то смысле так оно и есть, – сухо заметил Клэнси.
      – Я ни о чем не знала, пока мы не развелись. Последние два года я пыталась как-то сохранить наш брак, но затем вынуждена была сдаться. Мои родители погибли в авиакатастрофе, и я вдруг обнаружила, что в мире есть такие вещи, как боль и ответственность. Даже принцессы рано или поздно взрослеют. Я захотела быть не только женой и матерью, но и личностью. Мартин не мог этого понять и сделал все, чтобы надежно запереть меня в башне. Он почему-то уверил себя, что если я вернусь к нему, то все будет как прежде. – Ее голос понизился почти до шепота. – Но ничто уже не будет как прежде. Потому что теперь нет… – Она остановилась и судорожно вздохнула. Глаза ее были открыты, но она отвернулась, чтобы Клэнси не заметил блеска слез. – Теперь ты понимаешь, почему я против того, чтобы снова стать пленницей, Клэнси? Я ведь только что вырвалась из тюрьмы.
      – Но я же не Болдуин! Возможно, мне и хотелось бы держать тебя при себе, но я никогда не пойду на это. – Помолчав, он грустно добавил: – Надеюсь, что не пойду.
      Она не сказала о ребенке. Клэнси изучал ее лицо, отметив скорбно сжатые губы и горе, словно застывшее в ее глазах. Ему хотелось обнять ее и утешить, но он боялся, что она потеряет самообладание, и не решался. Тут ему лучше не рисковать: если она обнаружит сейчас свою незащищенность, то может не простить ему это. Он крепче сжал руками подлокотники шезлонга и стал медленно, палец за пальцем, расслаблять кисти рук.
      – Думаю, капитану надо сказать, чтобы он поворачивал назад, – заговорил он. – Твой носик явно покраснел. Давай пойдем на мостик, Лайза, тебе нельзя оставаться на солнце.
      Лайза грустно вздохнула, сняла с колен его рубашку и подала ему.
      – Наверное, ты прав, но мне так не хочется двигаться. Люблю погреться на солнышке!
      – А я люблю при этом за тобой наблюдать, – отозвался он. – Смотри, у тебя и ноги покраснели. – Он внезапно нахмурился. – И рубашка не помогла.
      – Наверное, они сгорели до того, как ты так любезно накрыл их.
      Клэнси все еще озабоченно смотрел на ее ноги.
      – Ты совсем о себе не заботишься. У тебя такие худенькие ноги.