- Ты и вообразить не можешь, какие это адовы муки.
      - Тогда не доводи себя до такого состояния.
      - Отвергая меня, ты наносишь мне боль. Разве это не оскорбляет твои чувства лекаря?
      - Нет. - Ложь. Мысль о физических страданиях Гейджа для нее стала невыносимой.
      - Нет? А ведь это твоя вина. Все, что от тебя требуется, - подчиниться мне, и боль уйдет. Я выздоровею.
      - И слышать не желаю! - в отчаянии вырвалось у нее.
      - Но не забудешь. - Он притянул ее к себе. - Будешь помнить, Бринн?
      Она не забудет. Даже сейчас тугое напряжение его мускулов отдавалось нежностью в ее теле. Она закрыла глаза и приказала себе спать.
      Наступило продолжительное молчание, пока Гейдж снова не позвал ее:
      - Бринн!
      - Давай лучше спать.
      - Кайт.
      - О чем это ты? - Она не сразу поняла, что он уже заговорил о другом.
      - Когда мы будем в Кайте?
      - Завтра или послезавтра. Уже не помню, сколько дней мне пришлось добираться от уэльской границы до Кайта. Она внезапно разозлилась на себя.
      - Правда, не помню, как долго мы шли после Кайта. Я тоже не Господь Бог, и не жди этого от меня.
      Он задумчиво сказал:
      - Нам не следует идти в Кайт. Мы могли бы сразу отправиться к морю.
      - Но надо пополнить запасы, а Кайт - единственная деревня поблизости. С какой стати нам не идти туда?
      - Из-за твоей матери.
      Бринн почувствовала тяжесть в груди, знакомый холодок сковал ее руки.
      - Это случилось много лет тому назад.
      - Тебя они тоже хотели сжечь, - мрачно напомнил он ей.
      Он и об этом подумал, и он, наверное, прав. Может, найдется причина обойти Кайт?
      - Думаешь, там нас может подстерегать опасность?
      - Не знаю, но мы, без сомнения, отразим любое нападение фермеров и торговцев.
      Ее охватило какое-то безумие и... робость.
      - Тогда отправляемся в Кайт.
      - Ты подумай еще. Не будет ли тебе страшно?
      - Я уже сказала, это было давно, и мы спокойно можем ехать в Кайт. Бринн прикрыла глаза. - А сейчас я устала от этих ненужных разговоров и хочу спать.
      ***
      До деревни Кайт они добрались к концу следующего дня. В тени Кайтского замка притаились домики с соломенной крышей, все, как в любой другой деревне. Обычная мирная деревня. Тишина.
      Вопли. Треск пламени. Запах, о Господи, запах!
      - Что с тобой? - прошептала Эдвина, взглянув в лицо Бринн. - Ты выглядишь, как...
      - Я не могу быть здесь. - Бринн задыхалась.
      - Гейдж говорит, что нам надо купить у жителей деревни провиант и пополнить запасы.
      - Вот пусть он этим и занимается, а я не могу здесь ни минуты оставаться.
      Бринн развернула лошадь и пустила ее галопом.
      Она слышала, что Гейдж окликнул ее, но не остановилась, пока не отъехала на несколько миль от деревни. Она едва успела спешиться, как ее вырвало.
      Дым. Стоны.
      - Господи! - Гейдж обнял ее, поддерживая за талию, пока ее выворачивало буквально наизнанку.
      Наконец Бринн, подняв голову, еле произнесла:
      - Я не вернусь обратно. Не могу... - Она еле говорила.
      - Никто не просит тебя об этом, - с горечью произнес Гейдж. - Не стоило мне слушать тебя, я ведь спрашивал, но ты решила поступить так, будто ничего не случилось, черт возьми!
      - Я не была уверена... Я не думала об этом. - Пошатываясь, она добрела до дерева и привалилась к стволу. - С той ночи я не позволяла себе вспоминать об этом кошмаре.
      - Ты же знаешь, что я не позволил бы ни одному из деревни подойти к тебе.
      - Знаю... - Бринн закрыла глаза, она по-прежнему держалась за дерево. - Они почти забыли обо всем.
      - О чем ты?
      - Я чувствую. Такое свершилось зло, а они едва помнят о нем. Подскажи им, и они почувствуют злость... удовлетворение и удовольствие. - Она со стоном стала раскачиваться. - Удовольствие!
      Его руки обхватили ее, он прижал ее голову к груди.
      - Ш-ш-ш!
      - Она была доброй. Она хотела помочь, вылечить...
      - Хочешь, я их сожгу?
      Она в испуге посмотрела на него снизу вверх.
      - Что?
      - Они сожгли твою мать. Мне тоже спалить деревню дотла?
      - Ты не смог бы...
      - Посмотри на меня.
      Воин. Жесткий. Безжалостный.
      - Смог бы.
      - Они причинили тебе боль. Месть облегчит страдания. - Холодная, дикая улыбка появилась на его лице. - Дать тебе факел?
      Она вздрогнула.
      - Нет.
      - Точно?
      Она уверенно кивнула.
      - Даже если бы я захотела им отомстить, мать бы постаралась оттуда остановить меня. Она хотела помочь им.
      Он покачал головой.
      - Тогда ты дурочка, если повторяешь ее судьбу.
      - Может быть. - Бринн судорожно глотнула. Рядом со всем этим ужасом она не могла спорить с ним. Нелегко было вспоминать о матери, когда в глазах вспыхивали картины ее смерти. - Мы можем уйти отсюда?
      - Как только Малик вернется с новыми припасами. Я велел ему поторопиться. К ночи нам надо быть далеко отсюда.
      - Можешь возвращаться, если надо. Я обойдусь без тебя.
      - Оставайся здесь, я принесу воды и тряпку - вытереть тебя.
      Бринн не смогла бы и шага сделать, даже если бы захотела. Никогда в жизни не чувствовала она себя такой слабой.
      Гейдж быстро вернулся, умыл ее словно малого ребенка, дал воды прополоскать рот.
      - Лучше? - спросил он.
      - Да. - Ее еще шатало, но тошнота прошла. - Мне просто хочется скорее уйти отсюда. Я не могу выносить... Она была такой доброй, а они обо всем забыли...
      - Успокойся. - Он сел и притянул ее на колени, нежно прижав к груди. Расскажи мне о ней.
      - О той ночи? Я не могу...
      - Нет. О своей матери. Какая она была, твоя мать?
      - Зачем тебе?
      - Я тоже хочу помнить ее. Как ее звали?
      - Мейрл.
      - Как она выглядела? Светлая, как и ты?
      - Нет, темнокожая, с красивыми синими глазами. У нее была чудесная улыбка. Она всегда радовалась... пока отец не ушел от нас.
      - Она любила тебя?
      - Очень. Она говорила, что мы не только мать и дочь, а словно сестры.
      - Сестры?
      - Ну, как тебе объяснить? Мы были на равных, мы обе занимались знахарством. Мы будто находились внутри круга, куда вход для всех остальных был заказан. Она все время повторяла: "Не беспокойся, Бринн. Они не могут переступить черту и войти в наш круг, но мы можем выйти к ним". - Она сжала его руку. - Но когда она вышла из круга, чтобы помочь им, они сожгли ее. Ей никогда не надо было делать этого. Я предупреждала ее. Я видела, как они обозлились на нее, узнав, что она спала с Роарком.
      - Кто такой Роарк?
      - Сын булочника. Ему было всего девять лет. Он упал с дерева и страшно разбился. Думаю, у него был перелом позвоночника. Он умирал. Травы действовали только как снотворное. Она знала, что надо лечь с ним, положив на него руки.
      - Как ты с Маликом?
      - Да, как я... - Она замолчала. О чем она? Слова лились в порыве откровения. Многое стало понятным, пока она лечила Малика, но ей пора замолчать. Разве смерть матери ее ничему не научила? - Нет, травы тоже помогли. Прикосновение просто облегчает страдания, но не...
      - Продолжай! - поторопил охрипшим голосом Гейдж. - Тебе надо выговориться. Долгие годы ты все переживала молча. Доверься мне. Разве ты до сих пор не поняла, что я никогда бы не посмел тебя обидеть?
      Сущая правда. Воспоминания... Она упорно гнала их от себя, но они пропитали ее горьким ядом, и она не могла...
      - Не бойся. Мне больно, когда ты боишься.
      Она не хотела причинять ему страдания. Она никогда не желала этого. Он смотрел ей в глаза, и в его взгляде светились искренность, нежность и преданность.
      И все же, рассказывая, она не осмеливалась поднять на него глаза. Ее голова лежала у него на груди.
      - Травы очень помогают. Но еще важнее - правильно их применять. Помолчав, она резко добавила:
      - Но и прикосновения лечат.
      Он ничего не ответил.
      - Зачем я тебе все это говорю? Ты ведь веришь только в то, что можешь потрогать.
      - Тебе нужно выговориться мне.
      Он, несомненно, был прав, и, возможно, его недоверие только подстегивало ее откровенность.
      - Никакого чуда нет. Мне кажется, это идет от Бога. Думаю, он выбирает некоторых людей и передает им свой дар, чтобы они им пользовались. - Ее голос внезапно зазвучал твердо и решительно:
      - Здесь нет ничего сверхъестественного. Ничего особенного, вроде природного дара красивого голоса, или умения владеть мечом, или грациозных движений. Это просто... необычно.
      - Но люди этого не понимают. А когда ты узнала, что у тебя есть дар?
      - За год до отъезда из Гвинтала. Я не испугалась. Мать говорила мне, что он передается от матери к старшему ребенку, и, возможно, пришел ко мне, когда я была совсем маленькой. Мать почувствовала прикосновение божественного, когда ей было всего семь лет.
      - А почему тебя могло это испугать?
      - Потому что я ощутила этот дар, когда пришлось лечить Селбара.
      Он напрягся.
      - Так могу я, наконец, узнать, кто же этот Селбар?
      - Волк. Я нашла его раненным в лесу, его плечо и шея были разорваны. Олень рогами поддел его.
      Гейдж широко раскрыл глаза.
      - Волк! - Он не смог удержаться от смеха. - Волк?
      - Прекрасный зверь. Он умер бы, не приди ко мне дар целительства.
      Он перестал смеяться.
      - Но ты ведь могла погибнуть, ухаживая за своим прекрасным зверем.
      - Мне передали дар, и я должна была его применить.
      - Полагаю, мать простила бы тебя, если бы ты не взялась лечить Селбара.
      - Но мне бы тогда было стыдно самой, не помоги я волку. Особенно после того, как этот дар пришел ко мне. - Бринн мысленно вернулась к тому дню. Я очень странно почувствовала себя. Руки покалывало, ладони стали почти горячими, и когда я положила их на рану волка, то почувствовала, что тело Селбара тоже стало теплее. Я пробыла с ним всю ночь, а утром поняла, что волк будет жить.
      - Он мог бы выжить и без тебя.
      - Конечно, если Господу было бы так угодно. Я не утверждаю, что дар срабатывает каждый раз. Легче лечить детей или таких людей, как Малик, у которых разум ясный. Но иногда больные не возвращаются к нам. Бывает, они погибают, уходят в мир теней...
      - Но сын булочника не умер?
      - Нет, он остался жив и выздоровел. Через четыре месяца он опять лазил по деревьям. Сначала они назвали это чудом. - Бринн закрыла глаза. - А потом сказали, что здесь кроется что-то другое.
      - Колдовство.
      При этих словах она вздрогнула.
      - Она не была ведьмой. И я тоже. Это дар.
      Он молчал, прижимая ее к груди с умиротворяющим спокойствием.
      - Ты все еще не доверяешь мне?
      - Хотелось бы. Если бы это было в моих силах, я дал бы тебе все, что ты от меня хочешь. - Он встряхнул головой. - Я знаю, ты не ведьма, ты добрая, милая и хочешь только блага для всех. И я не перестану сражаться до конца своих дней во имя твоей защиты и ради того, что ты называешь даром. Довольно с тебя?
      Нет, она по-прежнему пребывала одна в своем круге. Ее дар оставался для всех подозрительным. Он услышал ее рассказ и не испытал ни отвращения, ни страха, который она встречала на лицах тех, других, слышавших о ее даре. Для него неважно, чем она занималась, он принимает ее и всегда защитит. Она почувствовала облегчение, словно с ее плеч сняли непосильную ношу.
      - Я не могу просить тебя. Дар предназначен мне, так уж получилось.
      - Я сам предложил тебе помощь и защиту. - Он прижал ее к груди. - А теперь помолчи. Отдохни и постарайся не думать о прошлом. Скоро мы уйдем отсюда. Мы далеко от деревушки рыбаков?
      - До Селкирки? Полный день пути. Сегодня нам надо переночевать здесь.
      - Разве теперь ты руководишь моими людьми? Я повторяю, мы отправимся в путь сразу же, как только добудем провиант. Мы будем ехать всю ночь и к рассвету дойдем до деревни, где я смог бы договориться о лодках.
      Он никогда не совершал переходов ночью, все знали, как они опасны и для людей, и для лошадей. Он решился на это только ради нее. Бринн закрыла глаза, отдаваясь чувству близости, сердечного родства. Теперь она не одинока. Наверняка они еще не раз столкнутся в споре, но она примирится с его всепоглощающим уютом.
      Ночь выдалась пронзительно-холодной. Свирепо завывал ветер, когда к рассвету они добрались до Селкирки. Деревня показалась Бринн совсем маленькой. Она помнила ее многоголосой, шумной, а сейчас в ней оказалось домов двадцать, беспорядочно разбросанных по побережью. В столь ранний час на улицах почти никого не было, но Бринн заметила две небольшие лодки, качавшиеся в море, наготове стояли еще четыре.
      - Что такое? Ты чему-то удивлена? - спросил Гейдж. - Разве мы не туда попали?
      - Туда. - Бринн не могла ошибиться. - Тогда деревня казалась гораздо больше.
      - В детстве все кажется больше. - Гейдж повернулся к Малику. - Не знаю, как долго пробудем здесь, так что поищи, где мы могли бы остановиться. На побережье чертовски холодно.
      - А ты чем займешься? - спросил Малик.
      - Тем, что умею делать лучше всего - торговаться. - Гейдж пришпорил коня. - Хочу перехватить рыбаков до их выхода в море, иначе придется торчать без дела до заката, пока они не вернутся.
      "Торчать без дела? Гейдж понятия не имеет, что это значит", - с грустью подумала Бринн. Такой неугомонный характер всегда будет в вечном движении. За долгие недели ее борьбы за спасение жизни сарацина Гейдж из-за вынужденного добровольного безделья еще больше привязался к другу.
      - Поехали, - сказал Малик. - Укроем вас, женщин, от этого дикого ветра. Эдвина просто посинела от холода.
      - Очень любезно с вашей стороны, - едко заметила Эдвина, - но мне не так уж плохо. Вы сами, как я заметила, дрожите, словно лист на ветру.
      Слова Эдвины задели Малика.
      - Ты всегда замечаешь только плохое и не хочешь видеть того, что бросается в глаза. Почему бы тебе не обратить внимание, как великолепно я смотрюсь на своем коне. Или, скажем, оценить мое остроумие. Нет, я, видите ли, чувствителен к холоду. У меня на родине не бывает таких убийственных северных ветров.
      Эдвина опустила глаза, прикрыв их длинными пушистыми ресницами.
      - Я рада, что вы так понятно объяснили мне свои достоинства, и не стану больше укорять вас за то, что вы неженка.
      - Неженка? - повторил Малик, не веря своим ушам. - Разве есть хоть капля слабости в...
      - Эдвина, может, и примирилась с холодом, а я так вся дрожу, вступила в разговор Бринн. Ее забавляли перепалки между ними, так и подмывало послушать дальше, но на этот раз она слишком устала. Пережитое в Кайте, длинный переход утомили ее. - И потом я хочу спать.
      - Я мигом! - Малик махнул рукой Лефонту, и они поскакали в деревню.
      Жители встретили их с крайним недоверием и неохотно торговались. Битый час Малик пытался уговорить их, прежде чем нашел то, что искал. Недовольный собой он вернулся к ожидавшим его Бринн и Эдвине.
      - Гейджу станет не по душе, если здешние мужчины станут торговаться так же яростно, как и их жены. Мне удалось договориться всего о пяти домишках, да и то втридорога. - Малик кивнул на небольшой домик на берегу. - Для Гейджа и для тебя, Бринн, - сказал он и, повернувшись к Эдвине, добавил:
      - Вы с Алисой займете вон то жилище, а Лефонту с его людьми придется разместиться в трех остальных.
      - А как же ты? - спросила Эдвина.
      - Лягу у вашего порога.
      - Как это?
      - Только так я смогу доказать, что не неженка. - Малик принял героическую позу. - Свернусь у дверей, подставив лицо холоду, всегда готовый отразить любую беду от вас, даже под угрозой схватить жуткую простуду, которая унесет меня из этого бренного мира, - мрачно добавил он.
      - Разрешаю тебе пролежать часа два! - усмехнулась Эдвина.
      - Увидишь. - Малик завернулся поплотнее в накидку и направился к Лефонту. - Идите в дом и согрейтесь, пока я займусь размещением всех остальных на этом заброшенном побережье. - Он вздохнул. - Кроме себя самого.
      - Он что, и вправду решил улечься у дверей? - нахмурилась Эдвина, глядя ему вслед.
      - Я бы не удивилась, - ответила Бринн.
      - Надо помешать ему, - встревожилась Эдвина. - Он только после болезни, и упрямство не доведет его до добра.
      - Он сейчас здоров, как никогда.
      - И все же это безумие. Скажи ему, чтобы он не вздумал сделать так, как пообещал.
      - А почему ты сама ему не скажешь?
      - Потому что только этого он и ждет от меня. Хочет услышать, как он силен. Так вот, я не стану ничего говорить.
      - Но почему?
      - Потому что он каждый раз... Не стану, и все! - Эдвина окликнула Алису, разговаривавшую с Лефонтом. Рядом стоял Малик. - Нам есть где укрыться, Алиса. - Эдвина с вызовом посмотрела на Малика. - И наверняка там найдется теплый уютный очаг.
      - Не сомневаюсь, - мрачно заметил Малик.
      Эдвина пробормотала что-то себе под нос и направилась к домику.
      - Она сердится? - спросила Алиса, подойдя к Бринн.
      - Понятия не имею, - уклонилась от разговора Бринн. Между Маликом и Эдвиной сложились непростые отношения, и порой трудно было понять их взаимные чувства. - Почему бы тебе не спросить у нее самой?
      - Мне она вряд ли скажет, - ответила Алиса. - Она не разговаривает со мной о Малике.
      На них обрушился сильный порыв ветра. Алиса поежилась и торопливо зашагала к домику.
      Алиса полнеет день ото дня, посмотрела ей вслед Бринн. Поездка пошла подневольной любовнице на пользу. И держаться Алиса стала уверенно, с чувством собственного достоинства. Куда и девалась робкая, забитая служанка Эдвины, что боялась собственной тени! Обе женщины вели себя как настоящие подруги, и им обеим такая дружба пошла на пользу.
      Бринн бросила взгляд на берег. Там сидел Гейдж на перевернутой рыбацкой лодке, разговаривая с небольшой группой деревенских жителей, собравшихся около него. Он яростно жестикулировал, иногда улыбался, стараясь убедить и перехитрить их. Его волосы отливали густым иссиня-черным цветом. Под серым безрадостным небом ветер безжалостно трепал шевелюру Гейджа. Уж если его ураганные порывы пронизывали Бринн, укрывшуюся возле домика, то у воды он наверняка просто сбивал с ног и резал, как кинжал. Гейдж продрогнет до костей, а если верить Малику, вернется он, похоже, не скоро.
      Своим ожиданием на ветру и волнением Гейджу не поможешь, и Бринн быстро зашагала к домику, на который ей показал Малик.
      Гейдж вернулся с побережья только с наступлением темноты.
      Бринн стояла у очага. Увидев его, заволновалась.
      - Ты ужасно выглядишь! Закрывай дверь и иди к огню. - Она поспешила навстречу.
      Щеки Гейджа обветрились, а в уголках рта от усталости пролегли глубокие морщины.
      - Огонь? А что это такое? - Он пытался улыбнуться, но застывшие губы плохо повиновались. Он потянулся к очагу. Почувствовав тепло, закрыл глаза. - Ага, теперь припоминаю.
      Бринн расстегнула его накидку и положила на стул.
      - Снимай доспехи.
      - Подожди.
      - Снимай. Ты просто валишься с ног от усталости. Мне не стащить с тебя эту тяжелую кольчугу.
      Он попытался было развязать кожаные ремешки, но пальцы не гнулись.
      - Стой спокойно! - Бринн приподнялась на носки и развязала кольчугу на его плечах, а потом расстегнула остальные петли. - Теперь разденься совсем, а я велю принести воды.
      - Воды?
      - Чтобы ты вымылся. Час назад Лефонт приказал своим солдатам нагреть ее.
      Он смотрел на нее непонимающим взглядом.
      - Как мило с его стороны! Я не замечал раньше, чтобы Лефонт так заботился обо мне.
      - Разденешься - полезай туда. - Бринн кивнула на неглубокий деревянный бочонок, который ей удалось выпросить в деревне. - Он, правда, попахивает вином, но больше мне ничего не удалось найти. Женщины приняли меня за сумасшедшую, когда я сказала, что буду мыться в нем.
      - Уж пусть лучше пахнет вином, чем рыбой, которой от меня несет весь день.
      Бринн потянула носом. С ним вместе вошел и рыбный дух.
      - Тебе пришлось нелегко, - сказала она и, открыв дверь, вышла.
      Вернувшись, Бринн застала Гейджа сидящим в бочонке. Он хмурился от нетерпения.
      - Давай скорее! - сказал он. - Я чертовски устал и боюсь, что вообще не выберусь из этого корыта, так я окоченел.
      - Ничего, на этот случай у нас есть топоры. - Она показала на двух солдат, внесших вслед за ней котлы с водой - из котлов валил густой пар.
      Окунувшись в горячую воду, Гейдж через четверть часа со вздохом облегчения привалился к стенке бочонка.
      - Согрелся? - Бринн намылила его широкую спину и окатила водой.
      - Да, а то я уже и верить перестал, что вообще согреюсь когда-нибудь. Господи, какой жуткий ветер!
      - Ты же привык к холоду. Ведь Норвегия не в теплых же краях?
      - Верно, но я давно уехал оттуда. В Византии тепло, а в Нормандии вполне сносно. Интересно, и зачем понадобилось Гевальду забираться так далеко на север в поисках своей земли обетованной?
      - В Гвинтале не так холодно. Я говорила тебе, что остров защищен высокими скалами. - Бринн поднялась с колен. - Чище мне тебя не вымыть в этом маленьком бочонке. Вставай, я вытру тебя.
      Недовольно ворча, Гейдж вылез из бочонка.
      - Еле-еле.
      - Что ты сказал? - спокойно спросила Бринн, растирая его полотном.
      - Еще чуть-чуть, и тебе пришлось бы звать Лефонта с топором.
      Она обернула его в большой сухой кусок полотна.
      - Хорошо еще, что вообще удалось найти хоть что-то. Не надо было вырастать таким огромным.
      - Это наследственное. Хардраада был выше двух метров ростом.
      Она покачала головой.
      - Поразительно! Посиди у огня. Сейчас солдаты унесут бочонок, а потом я накормлю тебя похлебкой.
      Гейдж устроился поближе к очагу и привалился к теплым камням.
      - Могу я узнать, с чего это ты так добра ко мне?
      - Я отдохнула и согрелась, а ты нет.
      - Раньше ты не очень-то думала о нас обоих.
      - Как нелегко быть с тобой! Вечно ты стремишься все дотошно выяснить. Даже заботу о себе воспринимаешь подозрительно. Как трудно тебе предлагать свою помощь! - Бринн открыла дверь, чтобы позвать солдат, и в комнату ворвался резкий ветер. - Не снимай полотна. - И она вышла.
      Бочонок солдаты унесли. Бринн вернулась встревоженная.
      - Малик сидит на пороге у домика Эдвины.
      - Знаю. Я подходил к нему, когда шел мимо, но он ответил, что так надо.
      - Какая глупость! На улице ледяной холод. Наверное, Эдвина права, я заставлю его пройти в дом.
      - Оставь их в покое. Малику не понравится, что ты вмешиваешься.
      "Похоже, он прав", - подумала Бринн. Малик обычно знал, что делает.
      - Давай ужинать, - поторопил ее Гейдж. Она наклонилась над огнем, к котлу с кипящей похлебкой.
      - Удалось достать лодки?
      - Всего четыре. - Гейдж взял у нее из рук деревянную ложку и миску. И то совсем маленькие. На каждую едва поместится человек восемь, так что придется оставить здесь часть людей Лефонта и всех лошадей.
      - В Гвинтале тебе не понадобится армия.
      - Надеюсь! - Он доел похлебку, а потом сказал:
      - Но все в жизни меняется, и Гвинтал, может, уже не тот спокойный остров, каким ты знала его.
      - Там все по-прежнему, - поспешила уверить его Бринн. - Гвинтал никогда не изменится. Еще похлебки?
      - Нет! - Он поставил миску на пол. - Мне надо кое о чем рассказать тебе.
      У Бринн тревожно забилось сердце.
      - Что случилось?
      Он снял с себя полотно и встал.
      - Мне надо показать тебе кое-что. - Гейдж, не одеваясь, подошел к своей одежде, лежавшей на стуле, и достал кожаный кошелек. - Похоже, мы не первые чужестранцы в этой прибрежной деревне. Неделю назад здесь был некто молодой светловолосый и симпатичный.
      - Ричард?
      - Он не назвался. - Гейдж открыл кошелек. - Но он хотел попасть на остров к северу отсюда. Взял лодку и молодого мужчину в помощь, а заплатил вот этим.
      Взглянув на его ладонь, Бринн увидела свой небольшой рубин.
      - Твой? - спросил он.
      - Да. Делмас, как я и думала, отдал его Ричарду.
      - Ты права. - Он вложил рубин ей в руку. - Этот юноша, Уолтер, оставил камень отцу, чтобы тот сохранил рубин до его возвращения. Он будто предчувствовал, что, отправляясь в путь с Ричардом, не стоит брать с собой ничего ценного.
      От камня веяло холодом и враждебностью. Совершенно чужой камень. Она носила рубин с самого детства, но сейчас она не могла избавиться от странного ощущения, будто не имеет к нему никакого отношения: он не принадлежит ей после того, как послужил жаждой наживы Делмасу и хитрому коварству Ричарда.
      - Этот Уолтер наверняка повез Ричарда в Гвинтал, но он не сумеет пристать к берегу.
      - Если Ричарду все же удастся попасть на остров, то нам, возможно, придется столкнуться с неприятной неожиданностью, когда мы окажемся там.
      - Он не сумеет найти дорогу! - уверенно повторила она и, подойдя к своей кожаной сумке в углу, положила туда рубин. Вряд ли она сможет надеть его снова на шею. - Гвинтал находится в безопасном месте от него.
      И все же, как она ни старалась успокоить Гейджа, возможное появление Ричарда смутило ее. Он шел не вслед за ними, а опередил их и явно готовился к неожиданной встрече.
      Взяв в охапку шерстяные одеяла, сваленные в углу, Бринн поднесла их к камину.
      - Это наши собственные. Я вытрясла их сегодня днем. На кровати одеяла грязноватые, боюсь, в них могут оказаться насекомые. - Она расстелила их у огня. - Мы отправляемся завтра?
      - Да, рано на рассвете.
      - Тогда спать. - Она сняла платье и легла. - Ну, что стоишь? Ты ведь устал.
      - Ладно. - Гейдж лег и отвернулся от нее. - Спокойной ночи.
      Бринн не понимала, что происходит. Он отказался от нее, не может быть. Она устроилась поудобнее, стараясь не дотрагиваться до него.
      - Спокойной ночи.
      В комнате сгустилось молчание, и только хруст потрескивавших поленьев нарушал тишину.
      - Почему? - тихо спросил он.
      Она сама едва не задала ему тот же вопрос, когда он повернулся к ней спиной.
      - Почему ты так ласкова со мной сегодня? - снова спросил он.
      - А почему ты был так добр ко мне в Кайте?
      - Так, значит, в благодарность?
      - И да, и нет. Тебе было тяжело, и мне захотелось помочь. - Она помолчала, а потом неуверенно спросила:
      - Почему ты не обнимешь меня? Слишком устал?
      - Я никогда не видел тебя такой, как в Кайте, тебе было так плохо, и я подумал, что тебе необходимо время, чтобы оправиться.
      Снова доброта.
      - Когда ты обнимаешь меня... мне приятно. Я чувствую себя очень одинокой и немного испуганной. Если тебя не очень затруднит...
      Его руки обвились вокруг нее. Тяжелые, теплые, оберегающие.
      - Не затруднит, - хрипло проговорил он.
      - Спасибо. - Она крепко прижалась к Гейджу. Волосы на его груди попахивали мылом и травами, которые она добавила в воду. - Я не хочу мешать тебе.
      - Напрасные старания. Ты всегда волнуешь меня. - Его руки крепко обняли ее. - Спи. Тебе надо отдохнуть. Завтра нам предстоит неприятное путешествие по этому холодному морю.
      - Да... - Она обняла его. Ей хотелось поговорить с ним, но она понимала, что должна лежать спокойно, не мешая ему заснуть. Гейдж вынес весь этот ужасный холод и ветер ради нее. - Нам обоим надо выспаться.
      Сквозь сон она слышала могучие удары волн о скалистый берег и мрачное завывание ветра. Разбушевавшаяся стихия только усиливала удовольствие от тепла, исходившего от жаркого очага, и от защищенности, которую она испытывала, тесно прижавшись к Гейджу.
      ***
      Малик изо всех сил удерживал на плечах накидку. Порывы ветра поднимали ее, пытаясь вырвать из рук.
      - Этот сумасшедший бросил себя на порог, словно мешок с ячменем! - с отчаянием проговорила Эдвина, выглянув в окно. - Алиса, позови его в дом.
      - Сама и скажи. Решайте все сами, - зевнула в ответ Алиса, направляясь к своему лежаку у задней стены комнаты. - Я ложусь спать. Мне и ребенку надо отдохнуть.
      Алиса оставалась последней надеждой Эдвины, не желавшей ввязываться в безумную выходку Малика. И Бринн, и Алиса отступили, оставив решение за ней. Раз так, она ничего не скажет ему, решила Эдвина. Прогнать Малика с порога ей не удастся. Для него имели большое значение символы, и позволь она ему переступить порог своего дома... Он придаст ее предложению далеко идущий глубокий смысл, а она больше не хотела знать ни одного мужчину.
      Он может просидеть у порога всю ночь. Она не хотела впускать в свою жизнь другого человека, пока не избавится от первого. Теперь она впервые почувствовала свободу, радовалась новому ощущению, какого прежде не знала. Зачем ей шут, ничего всерьез не воспринимающий?
      Ветер завыл с новой силой, Малик весь съежился. Ему уже стало совсем не под силу справляться в одиночку с резкими порывами. Он прятал голову в плечи, вжимал ее в шею.
      Днем Эдвина на несколько минут выходила из дома и с огромной радостью вернулась обратно. С тех пор ветер усилился и наверняка резко похолодало.
      Малик говорил, что у него на родине нет таких холодных, резких ветров.
      Вот и пускай отправляется к себе в Византию, ему не место среди чужестранцев. Кроме Гейджа Дюмонта, здесь у него никого нет, Эдвина чувствовала это. Зачем он пришел в страну, где на него смотрят как на дикого варвара, пока не узнают поближе. Она и сама была уверена, что сарацины - невежественный народ. Однако она никогда не признавалась Малику, что его острый ум и глубокие познания поразили ее. Рядом с ним она чувствовала себя полной невеждой. После замужества Эдвина почти все время болела и не покидала свою комнату. В отчаянии она попросила священника обучить ее хоть чему-нибудь из того, что должна знать женщина. К ее величайшему удивлению, Малик опроверг многое из того, чему ее учили, и терпеливо занимался с ней при любой возможности.
      Гром.
      "Неужели пошел дождь? Нет, просто волна с силой двинула о берег", - с облегчением подумала она. Какая разница! Пускай из-за своего упрямства коченеет до костей, только тогда она, может, и пригласит его в дом.