6.

— Где она? — Звучный женский голос гулко разнесся по высокому холлу. — Я хочу на нее посмотреть!

— Кузина Дороти, — пробормотал Грегор, пропуская Марианну впереди себя в дверь кабинета. — Что ж, поспешим отправить ее восвояси.

Величавой женщине, стоявшей в холле, было около тридцати. Высокая — выше многих мужчин, она распространяла вокруг себя атмосферу властности и уверенности в себе. На ней было модное лиловое шелковое платье, удивительно шедшее к ее белой коже и густым каштановым волосам. Небольшая шляпка, украшенная лиловыми перьями, была кокетливо сдвинута на высокий лоб и скорее подчеркивала, чем скрывала массу волос, стянутых в гладкий пучок. Красивой ее назвать было нельзя, но в ее карих глазах сверкало жизнелюбие, спина была гордо выпрямлена, манера держаться — превосходна. Услышав шаги Грегора и Марианны, она стремительно повернулась к ним.

— Добрый день, Грегор. — Она перевела взгляд на Марианну. — Это и есть та девушка?

— Я — Марианна Сэндерс, миледи.

— Гром и молния, неудивительно, что Джордан решил меня вызвать. — Она осмотрела Марианну с головы до ног. — Великолепна. Сколько ей?

— Шестнадцать, — ответил Грегор,

— И сколько она пробыла в его доме?

— В Камбароне — неделю.

— А до того?

— Мы привезли ее из Монтавии.

Дороти Кинмар застонала:

— И он ожидает, что я все исправлю? Наверняка пойдут сплетни.

— Он ничуть в вас не сомневается.

Марианне надоело, что они разговаривают так, словно ее тут нет.

— Мне не нужна дуэнья. Вы очень добры, что приехали, но я думаю, что вам следует вернуться обратно в…

— Помолчи, девочка. — Дороти кусала нижнюю губу. — Решить эту задачу очень непросто. Но если подойти к делу с умом…

— Не буду я молчать, — сказала Марианна. С нее больше чем достаточно! Она выпрямилась во весь рост, но все равно казалась трогательно хрупкой рядом с этой великаншей. — Не думайте, что я позволю распоряжаться собой, как вам вздумается. Вы мне не нужны, я вас не потерплю, и дело с концом.

Резко повернувшись, она быстро стала подниматься по лестнице. У себя за спиной она слышала хохот Грегора и ощущала на себе изумленный взгляд женщины, провожавший ее, пока она не скрылась из вида.

Спустя несколько секунд Марианна уже захлопнула за собой дверь мастерской на башне и поспешно подошла к рабочему столу. В ту же минуту в ней поднялось чувство умиротворенности, заглушившее гнев. Вот ее мир. Здесь она в безопасности и не позволит им увести себя отсюда. Сначала Грегор с его уроками, а теперь эта дракониха, которая смотрит на нее так, словно она — кусок сажи, упавший из дымохода в чисто убранную комнату.

— Зря ты горячишься. Я могу оказаться тебе полезна.

Марианна застыла, недоверчиво глядя на дверь, которую закрывала за собой вошедшая в мастерскую Дороти Кинмар. Женщина осмотрела спартански обставленную комнату:

— Здесь довольно мило.

Марианна недоверчиво уставилась на нее.

— Ты со мной не согласна?

— Вы — первый человек, от которого я это слышу, — с удивлением сказала Марианна. — Все остальные считают, что здесь ужасно пустынно и неуютно…

— Комфорт мешает, когда приглашаешь к себе музу. В моем доме в Дорчестере я пишу в похожей комнате. — Она улыбнулась. — Хотя должна признаться, что балую себя зажженным камином.

Улыбка у нее была необыкновенно милая: ее резкие черты вдруг смягчились и потеплели. Губы Марианны помимо ее воли дрогнули в ответной улыбке.

— А я тепло одеваюсь. Вы пишете?

— Я написала несколько книг относительно постыдного отсутствия свободы для женщин в нашем обществе. — С гордостью она добавила: — И сама Мэри Уоллстонкрафт сделала мне честь и написала письмо, в котором хвалила одну из моих первых публикаций.

Явно предполагалось, что Марианна знает, кто такая эта Мэри Уоллстонкрафт.

— Как приятно.

Дороти осмотрела мастерскую:

— Со времени приезда ты мало что успела сделать.

— Меня все время прерывают. Чего я сейчас и пытаюсь избежать.

Дороти пропустила мимо ушей этот недвусмысленный намек.

— И хорошо у тебя получается эта твоя работа со стеклом?

— Очень хорошо. А будет еще намного лучше.

На этот раз Дороти улыбнулась совсем широко, от души, показав крупные ровные зубы.

— А ты мне нравишься! По крайней мере, ты не бормочешь, смущенно потупив глазки и теребя оборку на платье. Женщина должна быть уверена в себе. Грегор сказал мне, что твой отец тоже писал. Это правда?

— Мой отец был поэтом.

— Ах, вот как! — Дороти была явно разочарована. — Я редко читаю стихи. Неудивительно, что я никогда о нем не слышала.

— У него опубликовано только одно стихотворение — пять лет тому назад. «Ода осеннему дню». Оно было чудесное.

Дороти пытливо посмотрела на Марианну:

— В самом деле чудесное?

К собственному изумлению, Марианна ответила правду:

— Нет. Поэт он был плохой, но человек — очень хороший.

— И ты ему лгала и хвалила его, и он был счастлив. — Дороти скривила губы. — И подставляла шею, чтобы по ней проехала колесница поработителя.

— Он вовсе не был поработителем, и я не вижу ничего дурного в том, чтобы делать счастливыми тех, кого любишь. — Да почему они все время нападают на ее милого, доброго папу! Сначала Джордан, теперь эта женщина. — Вам пора ехать, миледи.

— Дороги. — Она нетерпеливо взмахнула рукой. — Я тебя, кажется, обидела. Что поделать, такой уж у меня характер. Я не из тех, кто выбирает слова. Но ведь и ты, как я убедилась, — она с усмешкой посмотрела на Марианну, — умеешь любому дать отпор. Кажется, мы с тобой неплохо поладим — я этого не ожидала. Ты не пресная простушка. Я боялась, что при первом же щелчке ты упадешь в обморок и мне придется бежать за нюхательной солью. — Она поморщилась. — Я терпеть не могу этих глупостей.

— Вам ничего терпеть не придется… у себя в Дорчестере. — Марианна помолчала. — Вы мне здесь не нужны.

— Грегор считает, что нужна, и Джордан, уж конечно, не пригласил бы меня сюда, не будь у него на это причин. — Прищурившись, она всмотрелась в лицо девушки. — Скажи, он тебя добивался?

Прямой вопрос заставил щеки Марианны густо покраснеть.

— Можешь не отвечать. В высшей степени необычно. Джордан всегда решительно избегал молоденьких. — Дороти цинично улыбнулась. — И что еще более необычно — он решил защитить тебя от своих желаний. — Она подошла к окну и стала смотреть на дальние холмы. — Все это потребует колоссальных усилий. Я могла бы сделать так, чтобы общего тебя приняло, но…

— Мне нет дела до вашего общества, — горячо воскликнула Марианна. — Я хочу, чтобы меня оставили в покое.

— А как насчет твоего брата? Дети бывают очень жестокими и следуют примеру взрослых. Ты бы хотела, чтобы деревенские ребятишки бросали в него камнями и грязными словами из-за того, что его сестра — шлюха?

— Нет!

— Тогда надо, чтобы ты ни в чьих глазах не была шлюхой.

Этот же довод приводил Грегор — опровергнуть его Марианна не могла.

— И надо полагать, одного вашего присутствия будет достаточно, чтобы этого не случилось?

— Нет, потребуется гораздо большее. Хотя я умею держаться так, что люди робкие мгновенно скисают.

«И даже не очень робкие», — добавила про себя Марианна.

— И, благодаря моему отцу, который был бессовестным сплетником, я имею в запасе скандальные тайны практически всех семейств, принятых при дворе принца-регента.

— И какой в них прок?

Дороти изумленно подняла брови.

— Это первый признак наивности, который я в тебе заметила. Все-таки ты еще слишком юная и неопытная, да и росла ты совсем в другой обстановке. Это — оружие, милочка, и оружие грозное. — Она выпрямилась во весь свой внушительный рост. — А теперь мы должны прийти к соглашению. Я не намерена воевать и с обществом, и с тобой. Ты будешь помогать мне?

А что еще ей остается, раз надо защитить Алекса? Придется смириться с неизбежностью. Она с самого начала знала, что жизнь в Камбароне не будет для нее раем.

— В разумных пределах, — нехотя сказала она и быстро добавила: — Но с условием, что это не должно мешать моей работе.

— Договорились. Мы сможем это сделать. — Дороти нахмурилась. — Нам надо придумать план.

— Вы хотите сказать — ложь. Вы говорите точно так же, как Грегор.

— На самом деле идея Грегора не так уж плоха, мы можем взять ее за основу, но этого явно недостаточно. Тебе пока только пятнадцать, до шестнадцати еще далеко. Конечно, это всего год, но, поскольку все знают, как Джордан не любит молоденьких девушек, это немного поможет нам. И мы скажем, что ты — заумная юная мисс, которую интересуют только уроки да ее хобби.

— Работа со стеклом для меня не хобби.

— Теперь — хобби. Общество не принимает ремесленников.

— Тем больше у меня оснований не пытаться в него войти.

— А твой брат? — напомнила ей Дороти.

Марианна стиснула в пальцах перо.

— Я не потрачу на эту чепуху ни одной лишней минуты!

— Не беспокойся, ты будешь появляться на людях крайне редко и только на короткий срок. Иначе, я боюсь, ты все испортишь. — Дороти нахмурилась. — Теперь, когда Джордан будет приезжать домой, надо, чтобы здесь всегда были гости. Ты ни в коем случае не должна оставаться с ним наедине.

— Дом и так полон народа: сотни слуг, и Грегор, и…

— Это не одно и то же, — нетерпеливо оборвала ее Дороти. — На людях он должен быть снисходителен — и, возможно, даже относиться к тебе с некоторой скукой. — Она с отвращением встряхнула головой. — Я, наверное, сошла с ума. Что я пытаюсь сделать? Спасти репутацию девушки, оказавшейся в доме Герцога Бриллиантов!

— Герцога Бриллиантов?

— Один из титулов, который достался Джордану не по наследству. Он его сам заработал. — Заметив, что Марианна заинтересовалась, она объяснила: — В шестнадцать он вышел из университета и стал любимцем королевского двора, так же как прежде был любимцем Камбарона. Отцовские деньги он получил только после совершеннолетия, но от другой ветви семьи унаследовал состояние, которым мог распоряжаться сразу же. Он стал записным волокитой и игроком, со страстью предавшись всем возможным порокам.

Примерно то же самое ей про себя рассказывал и сам Джордан.

— И какое отношение имеют бриллианты…

— Джордану в собственность достались и алмазные копи в Африке. Одно время у него была привычка носить при себе мешочек с бриллиантами для этих жутких женщин, с которыми он резвился.

Марианна вспомнила, как Джордан спрашивал ее, не хочется ли ей получить бриллианты. «Женщинам обычно нравится то, что сверкает».

Она и в тот момент почувствовала, что он говорит на основании собственного опыта, но почему-то это открытие больно ранило ее.

— Он преподносил им бриллианты?

На лице Дороти впервые промелькнула неуверенность:

— Не… не думаю. Почему-то, когда упоминались бриллианты, все страшно хохотали. — Марианне показалось, что Дороти слегка смутилась. — Во всяком случае, за Джорданом надолго укрепилась слава блестящего и очаровательного развратника.

— И так было до тех пор, пока не появился Грегор?

— О, и потом еще несколько лет. Джордана приручить оказалось не так-то легко. Грегор старался изо всех сил, но главным виновником перемены, происшедшей в характере Джордана, стал — кто бы ты думала? — Наполеон. — Заметив удивление Марианны, она пояснила: — Джордан за что-то страшно невзлюбил этого маленького корсиканца и со свойственным ему пылом окунулся в политические интриги. — Дороти предупреждающе подняла руку: — Подробностей я не знаю. Да меня это и не интересует. Слишком много несправедливостей творится вокруг домашнего очага, чтобы я искала причин для беспокойства на другой стороне пролива. Однако мы сейчас должны благодарить Бога, что дела задерживают Джордана вдали от дома. Он ведь нечасто бывает в Камбароне.

—Да.

— Вот видишь, все складывается как нельзя лучше. Так улыбнись, девочка. Ты слишком серьезная. Серьезность годится только в самых важных вещах. Бог свидетель, их и без того слишком много, так что печали в жизни хватает. — Она собралась уходить. — Теперь я пойду распакую вещи и отправлю кучера обратно в Дорчестер. Какую комнату тебе отвели?

— Синюю.

— Господи, это совершенно не годится! Она еще сойдет для райских птичек Джордана, которые все равно не замечают, день стоит на улице или ночь, но ты там задохнешься. Неудивительно, что ты так цепляешься за эту башню. Я распоряжусь, чтобы тебе поменяли комнату. Что-нибудь посветлее и более открытое? — Увидев по лицу Марианны, что она совершенно озадачена, Дороти изумилась: — Если та комната тебе не понравилась, почему же ты ее не поменяла?

— Я думала, тут все спальни такие. Комната Алекса не многим лучше.

— Ему это неприятно?

— Он ее даже не замечает. Для него это только место, где можно спать и играть в дождливые дни. Почти все время он проводит в конюшне.

— Но ты, похоже, замечаешь все. — Дороти в задумчивости помолчала, а потом негромко сказала: — Послушай, Марианна, ты попала в новый, непривычный мир, а это всегда поначалу немного пугает. Грегор говорит, что у тебя есть мужество, но одного мужества недостаточно. По-моему, если бы ты могла отнестись к Камбарону так, словно это твой витраж, который ты можешь переделать по своему вкусу, ты была бы счастливее.

— Переделать? — удивленно переспросила Марианна.

— А ты что думала, что Камбарон все последние шестьсот лет не менялся? Я думаю, если только ты не станешь ломать стены, Джордан возражать не станет. А может, даже и в этом случае. Он никакой любви к своему замку не питает. — И с озорной улыбкой она добавила: — К тому же большую часть времени его здесь не будет, так что обо всех переменах он узнает только из сообщений управляющего.

Марианну вдруг охватило пьянящее веселье. Она поняла, что так плохо чувствовала себя в Камбароне не из-за самого замка, а из-за того, что не имела возможности менять и приспосабливать его к себе. Это была тюрьма, а теперь Дороти вдруг распахнула перед ней двери на волю.

Но она все еще боялась поверить в свою удачу.

— Вы серьезно думаете, что он позволит мне тут все переделать?

— Джордан просил меня позаботиться о том, чтобы ты была довольна. Если это поможет, он не станет возражать.

О да! Камбарон может стать гигантским витражом, который она создаст, чтобы служить солнцу. Робкая, неуверенная радость, только что зародившаяся в ее сердце, с каждой секундой все росла.

— И мы приятно проведем время, тратя деньги Джордана. Пусть они лучше достанутся нам, чем одной из его потаскушек.

С этими словами Дороти открыла дверь, чтобы уйти.

— Подождите! Почему вы приехали, когда он за вами послал? — с любопытством спросила Марианна. — Ясно, что вы его не одобряете.

— Я люблю этого плута, хотя его выходки частенько ставят меня в тупик. Мы одногодки, и детьми часто виделись. Несмотря на все наши ссоры, я по нему скучаю. — Она поморщилась. — Кроме того, в Дорчестере чудовищно скучно, а рядом с Джорданом скучать не приходится.