7

– Итак, никаких следов? – спросил Хабин.

– Ну почему же? – отозвался Эстебан. – Мои солдаты уверены, что кого-то из них задела пуля, поэтому мы прочесываем больницы.

– Еще что-нибудь?

– Сам Кальдак. Прежде чем покинуть Мексику, он еще раз побывал в Тенахо. Вам это о чем-нибудь говорит?

Молчание, затем тяжелое:

– Да.

– Следовательно, мы представляем теперь, что он собирается делать и куда мог направиться. – Думаете, ее он возьмет с собой?

– Наверняка. Он будет держать ее при себе до тех пор, пока не получит подтверждение. Я вызвал Марко Де Сальмо, чтобы он занялся Кальдаком, и он уже вылетел из Рима. Не беспокойтесь, мы перехватим Бесс Грейди. Она не успеет нам помешать.

– Она нам уже помешала. Она – препятствие на нашем пути. Препятствие, которое вы никак не можете устранить.

– Я очень стараюсь. Перезвоню вам, как только станет известно что-нибудь.

Эстебан повесил трубку.

Хабин нервничает, и на этот раз его даже трудно упрекнуть: время чрезвычайно дорого. Что ж, если Де Сальмо повезет, он доберется до нее и убьет вовремя.

Но полковник Эстебан не привык полагаться на везение. Всегда нужно иметь запасной вариант.

Если гора не идет к Магомету…

Он улыбнулся. Хабин оценил бы шутку.

Вертолет приземлился на пустынном аэродроме в нескольких милях к северу от Атланты. Солнце стояло уже высоко над горизонтом, однообразный пейзаж оживляли только немногочисленные ангары да единственная взлетная полоса.

– Что это за аэропорт? – спросила Бесс, выпрыгнув из кабины.

– Он никак не называется. – Кальдак уже стоял рядом с ней с рюкзаком в руках. – Им пользуются два-три зарегистрированных частных пилота и значительно больше незарегистрированных.

– Наркомафия?

– Возможно. За уединение приходится платить. Я не задавал вопросов. – Он обратился к пилоту:

– Побудьте пока с ней. Где-то за ангарами должна быть машина.

Кальдак быстро зашагал прочь, а Бесс передернула плечами. Здесь было теплее, чем в Мэриленде, но ее тем не менее била дрожь.

Вдруг она ощутила тяжесть на плечах – это пилот набросил на нее свою кожаную куртку.

– Спасибо.

Пилот улыбнулся.

– Пожалуйста. Я решил, что вам в последнее время было некогда позаботиться о верхней одежде.

– Вы попали в точку. Кажется, это вы прилетали за нами в Мексику?

– Точно. Мне приказали в течение месяца оставаться в распоряжении Кальдака.

– И часто вам приходится так работать?

– Нет, особенно в последнее время, когда Конгресс урезает бюджет.

– Кстати, Кальдак нас не познакомил. Меня зовут Бесс Грейди.

– Я – Кэсс Шмидт. – Очень приятно. Я полагаю, вы не впервые выручаете людей из затруднительных положений? Вы из ЦРУ?

Кэсс спокойно кивнул, и Бесс вздохнула с облегчением. Значит, Кальдаку все-таки можно верить.

– Кэсс, а с ним вы раньше работали?

– Да. – По лицу пилота пробежала тень. – В прошлый раз я допустил грубую ошибку и боялся, что он оторвет мне голову. Уж во всяком случае, я не ожидал, что сейчас он вызовет меня.

– Наверное, он считает, что вы – хороший летчик.

– Честно вам скажу, лучше бы он так не считал. Меня трясет от него.

– Так вы его боитесь? – Бесс вдруг вспомнила, каким жутким казался ей Кальдак в первые дни. – А вы давно его знаете?

– Два года. Сначала Ливия, потом Мексика. Кажется, о Ливии Кальдак упоминал в связи с партнером Эстебана. Хабином.

– Машина на месте, – сообщил Кальдак, подходя. – Можете лететь, Кэсс. Вы свободны.

Кэсс наклонил голову.

– До свидания, мисс Грейди.

– Не забудьте куртку, – спохватилась Бесс. – И еще раз спасибо.

Кэсс улыбнулся.

– Да не за что.

Кальдак взял ее под локоть.

– Ну и много ты от него обо мне узнала?

Бесс решила, что нет смысла отпираться.

– Он сказал, что был с тобой в Ливии.

– И все? Значит, ты упустила последний шанс. Из моих знакомых этот – самый болтливый. А впрочем, в последние годы ЦРУ резко снизило требования к сотрудникам. Много дерьма принимают на работу.

Когда они вышли на дорогу, Бесс увидела стоящий у обочины бежевый седан. Кальдак открыл перед ней дверцу, а сам занял место водителя.

– Между прочим, я не собираюсь расспрашивать Кэсса или кого-то другого о том, что происходит, – заявила Бесс, усаживаясь в машину. – Я хочу, чтобы ты сам мне все рассказал.

– Расскажу, когда разберусь во всем сам, – отозвался Кальдак. – В багажнике все необходимое для тебя и для меня. Я сообщил нашим по радио, что нам понадобится одежда. Мы остановимся в мотеле. И запомни: тебя зовут Нэнси Паркер.

Бесс поморщилась – ей не хотелось жить под чужим именем, под чужой личиной.

– Терпеть не могу имя Нэнси.

– Ну, потом поменяешь.

Бесс покачала головой. Дело было вовсе не в имени. Просто почва уплывала у нее из-под ног. Рядом с ней не было уже ни Эмили, ни Джози. И даже фотоаппарата у нее не было. Она так издергалась, так устала, что позволила себе плыть потечению. Позволила Кальдаку подключить к поискам Эмили какого-то Йела Наблетта, позволила ему искать врачей для Джози, а теперь он манипулирует ее собственной жизнью.

– Кальдак, нам нужно поговорить, – вырвалось у нее.

Он окинул ее внимательным взглядом и не спеша повернул ключ зажигания в замке.

– Ради бога.

* * *

Примерно без четверти восемь они подъехали к непритязательному мотелю, состоящему из нескольких отдельных коттеджей. Отпирая дверь коттеджа, Кальдак заметил:

– Это у них номера люкс. Ну, люкс – не люкс, но вполне удобно. Спальня и ванная наверху, внизу – вторая спальня, еще одна ванная, кухня и столовая.

– Нормально, – вздохнула Бесс. – Мне уже все равно, я мечтаю только о душе. Идти наверх или можно здесь?

– Наверх.

Она покорно взяла чемодан и направилась к крутой лестнице.

– Я отнесу вещи, – сказал Кальдак.

– Я могу сама о себе позаботиться.

Бесс кривила душой: она чувствовала себя до того обессиленной, что была даже рада покровительству мужчины.

– Боже меня упаси посягать на твою независимость, – проворчал Кальдак, забирая у нее чемодан. – Мне самому нужно в душ.

В спальне Бесс открыла чемодан и обнаружила в нем две пары легких черных брюк, черный жакет, две белые блузы, хлопчатобумажную пижаму в голубую полоску, черную сорочку, пару черных туфель на высоких каблуках и пару туфель без каблука, а также несколько комплектов белья. К ее удивлению, все это ей прекрасно подошло, за исключением туфель, которые оказались на полразмера больше, чем нужно. А впрочем, подумала она, удивляться тут нечему. У Кальдака наметанный глаз.

На дне чемодана лежала черная кожаная сумочка, а в ней – косметичка и бумажник с двумя стодолларовыми купюрами, тремя кредитными картами и водительским удостоверением, на котором имелась ее фотография. Удостоверение было выписано на имя Нэнси Паркер.

Поразительно, за какой короткий срок все это удалось подготовить.

Бесс взяла пижаму и отправилась в душ. Горячая вода – вот в чем нуждалось ее измученное тело. Она закрыла глаза и попыталась расслабиться. Все это время она жила в постоянном напряжении и оттого была не в состоянии ясно мыслить. Как же хорошо здесь, в душевой, куда не войдет Кальдак!..

Долго, очень долго Бесс блаженно плескалась в горячей воде.

* * *

– Кальдак, есть новости из Интерпола, – заговорил мобильный телефон голосом Рамсея. – Мне сообщили, что Марко Де Сальмо летит в Нью-Йорк.

Кальдак вздрогнул.

– Де Сальмо?

– Да. Насколько я знаю, ему случалось работать на Эстебана.

– Он и на других работал…

– И все-таки я решил, что тебе стоит знать. Из Нью-Йорка он может попасть куда угодно. Это верно. В том числе и в Атланту.

– Советую тебе найти безопасное место, – продолжал Рамсей.

– Об этом ты мог бы мне не говорить. Ладно, звони, если будут новости.

Кальдак отключил телефон. Де Сальмо… Скверно!

Но, может быть, он направляется не в Атланту? Может быть, его вызвал не Эстебан?

Однако рисковать нельзя. Надо действовать быстро.

* * *

Когда Бесс спустилась, Кальдак был на кухне – ставил что-то в микроволновую печь. Судя по мокрым приглаженным волосам, он тоже только что вышел из душа, на нем были джинсы и темно-синяя рубашка.

– Надеюсь, от курицы не откажешься? Я попросил заготовить для нас в холодильнике несколько замороженных обедов, а нам прислали одну курятину.

– Все равно. Любое замороженное мясо безвкусно. – Бесс опустилась на табурет. – Кальдак, я хочу, чтобы ты ответил на мои вопросы.

– Курица готовится семь минут. – Кальдак бросил взгляд на обмотанную полотенцем голову Бесс. – Боюсь, так твои волосы долго не высохнут.

– Фена в чемодане не было, – язвительно заметила она.

– Ах, какое упущение! Чего-нибудь еще не хватает?

– Воображения. Кроме этой вот пижамы и двух блузок, все черное.

– А, это стандартный набор. Или синее, или черное. Еще что-нибудь?

– Мне нужен фотоаппарат. Мой фотоаппарат.

– Тут я тебе ничем не могу помочь. Я не видел его с тех пор, как отвез тебя в Сан-Андреас. Думаю, он у Эстебана.

– Но он мне очень нужен!

Бесс почувствовала, что сейчас у нее начнется истерика, – напряжение последних дней доконало ее окончательно. Но без фотоаппарата она… просто не знала, как ей жить.

– Так что, купить тебе аппарат?

– Купить?! Разве это так просто – пойти и купить? Фотоаппарат нужно осмотреть, изучить, испытать. Он должен стать продолжением тебя самой. Тем аппаратом я пользовалась восемь лет! Я люблю его…

– Извини, возвращаться за ним я не хочу. Так купить тебе новый?

– Не надо. Я сама найду подходящий. – Бесс все-таки удалось взять себя в руки. – А сейчас я хочу поговорить с тобой. Ведь то, что ты рассказал мне насчет Тенахо, – это всего лишь верхняя часть айсберга. Я чувствую.

– Об этом потом. Ты устала. И, пожалуйста, не надо на меня давить.

О да, она устала и с трудом соображает. Даже если Кальдак сейчас примется объяснять, она, наверное, ничего не поймет. Может быть, после еды станет легче? Кальдака трудно припереть к стенке, нужно хоть немного отдохнуть…

– Учти: я от тебя не отстану, – сказала Бесс, размотала полотенце и начала сушить волосы.

– О, ты решила управиться без фена! Умеешь, оказывается, преодолевать трудности. Наверное, в твоих странствиях это качество сослужило тебе хорошую службу. В Хорватии сейчас мало салонов красоты.

Бесс замерла.

– Кто тебе сказал, что я была в Хорватии? – с трудом выговорила она.

– Когда вы с сестрой появились в окрестностях Тенахо, Эстебан запросил ваши досье. Ему необходимо было убедиться, что вы не связаны со спецслужбами и не представляете опасности для него. – Он открыл холодильник. – Я приложил все усилия, чтобы убедить его предоставить мне устранить угрозу. – Бесс похолодела, а Кальдак спокойно достал пакет молока. – Но он не хотел спешить. Теперь мне ясно: Эстебан очень рассчитывал на то, что ты тоже заразилась и болезнь тебя доконает.

– Ничего не понимаю… Ты что, собирался убить нас?!

Он покачал головой.

– Я помог бы тебе выбраться, и Эстебан ни о чем не узнал бы. Но я бы поступил так только в том случае, если бы мне не пришлось раскрываться.

– А если бы пришлось?

Кальдак достал из буфета два стакана.

– Тогда я встал бы перед выбором.

– Но ведь ты же раскрылся в Сан-Андреасе?

– Я рассчитал степень риска. Кроме того, тогда я уже гораздо больше знал об операции. – Он наполнил стаканы молоком. – А вот если бы это произошло раньше… Пойми, я больше двух месяцев всячески старался завоевать доверие Эс-тебана. Информация была мне необходима!

Последняя фраза была произнесена с таким жаром, что глаза Бесс округлились.

– Почему ты вдруг решил сказать мне все это?

– Чтобы ты знала, насколько важно для меня помешать Эстебану. – Кальдак посмотрел ей прямо в глаза. – Ради этого я бы не остановился перед убийством. Я бы убил тебя, Эмили, вашего шофера.

– Ничто не стоит такой цены.

– Объясни это тем, кто умер в Тенахо.

– Но ты все равно не спас их.

– Верно. – В углах рта Кальдака появились глубокие складки. – Это исключительно верно.

Он отвернулся и отошел к буфету.

Бесс внезапно поняла, что он испытывает боль. Боль невыносимой вины. Значит, под этой жестокой оболочкой все-таки скрывается человек.

Кальдак достал из буфета две тарелки. Его лицо опять сделалось бесстрастным.

– Отнеси стаканы в столовую. А я принесу курицу.

Бесс поднялась.

– По-моему, обед из коробки больше подходит для кухни.

– Знаешь, мама учила меня, что обедать нужно непременно в столовой. Этой привычке я не могу изменить. – Он помолчал. – Да, представь себе, у меня была мать. Я не вышел из скалы.

Против воли Бесс улыбнулась.

– А мне, признаться, представлялось, что ты вылупился из железного яйца на какой-нибудь далекой планете.

Он удивленно моргнул.

– Надеюсь, ты шутишь?

Как ни странно, она действительно шутила.

К ней внезапно вернулось чувство юмора. Более того, ей захотелось посмеяться вместе с Кальдаком! Да, она шутила. А ведь это невероятно. Именно сейчас к ней вернулось чувство юмора. Более того, ей еще и захотелось посмеяться вместе с Кальдаком!

– Так, занесло меня вдруг.

Кальдак нахмурился.

– Можешь не бояться, я не сержусь. У меня в самом деле много острых углов.

Поразительно быстро он вновь надел маску. Острые углы, пугающая проницательность, граничащее с фанатизмом упорство – вот это настоящий Кальдак. Подумать только, а ей-то показалось, что он состоит не только из гранита.

– Сядь. Я возьму вилки. – Он поставил на стол дымящиеся тарелки. – Не очень питательно, но все-таки еда. А ты со вчерашнего дня не ела. Когда мы ехали сюда, у тебя урчало в желудке.

– Не очень-то вежливо говорить мне об этом.

– Невежливо была бы тебя не покормить.

Ох, как же она проголодалась! И поняла это только теперь, когда нервное напряжение немного отпустило ее.

Кальдак вернулся из кухни с салфетками и столовыми приборами.

– Вгрызайся.

Бесс взяла вилку.

– Так перед обедом говорила твоя мама?

Он покачал головой.

– Нет, это один из моих острых углов. Знаешь разницу между врожденным и благоприобретенным?

Однако уже через две минуты Бесс убедилась, что манеры Кальдака за столом безукоризненны. Тогда она решилась спросить:

– Твоя мама жива?

– Нет, она давно умерла. Отец тоже. А твои?

– Мы с Эмили были еще маленькие, когда умерла мама. А папа погиб в автокатастрофе, когда мне было пятнадцать лет.

– Значит, ты тоже рано осталась одна…

– Ну, у меня была Эмили. Она тогда училась в медицинском колледже и жила в городе. Мы продали Тингейт – это наш дом, – и я переехала к ней.

– Раз так, все прошло сравнительно легко, да?

Бесс нахмурилась.

– Ну, не совсем. Я была довольно нервным ребенком и страшно скучала по Тингейту. Сначала тяжело приходилось со мной, но потом я как-то успокоилась.

– Тингейт… – повторил Кальдак. – Похоже на название родового поместья.

– Нет. – Бесс покачала головой. – Самый обыкновенный дом, хотя и довольно большой. Правда, рядом была река.

– Но ты любила свой дом?

Он очень внимательно смотрел на нее.

– Конечно. Мне и сейчас его порой не хватает. Но Эмили была права, мы не могли сохранить его. Нельзя цепляться за прошлое.

– Расскажи мне про Тингейт, – попросил Кальдак.

– Зачем тебе?

– Просто любопытно.

– Я же говорю, ничего в нем особенного нет. Хотя жить было хорошо. Мы много купались, плавали на лодке, а однажды построили домик на дереве… Даже не знаю, отчего этот дом так много для меня значил. – Она замолчала, опустив глаза в тарелку. – Кстати, примерно в таком доме выросла Кэтрин Хэпберн. Я прочитала ее мемуары. В Тингейте было что-то… золотое! В детстве мы с Эмили были безмятежно счастливы в том доме. Там я всегда чувствовала себя защищенной. Внешний мир был непонятен, враждебен, суров, а Тингейт оставался чем-то простым и… невинным.

– В наши дни невинность встречается редко, – усмехнулся Кальдак. – Думаю, вам не стоило продавать дом.

Бесс покачала головой.

– По страховке мы получили очень мало, и Эмили едва ли смогла бы содержать нас обеих. Нет, она приняла тогда правильное решение. – Волна грусти захлестнула ее; она так давно не вспоминала о Тингейте. – Любой ребенок должен иметь право на детство в Тингейте или в каком-нибудь таком же месте. Хорошо бы записать это в Конституцию.

– Напиши своему конгрессмену. В Конгрессе любят защищать права детей: это политически целесообразно. А ты пей молоко. Это тоже политически целесообразно.

Бесс была рада перемене темы. Тингейт в ее воспоминаниях был неразрывно связан с Эмили, и разговоры о детстве только обострили ее тоску по сестре.

– Я пью молоко. А тебя прошу не отдавать распоряжений.