– Я не знал, что ты уехал из Мексики, – заметил Кальдак, отпирая дверь.

– Там больше нечего было делать, – отозвался Йел и вошел в дом вслед за хозяйкой. – Эстебан пропал. Вероятнее всего, выехал из страны.

– Этого еще не хватало! Когда?

– Вчера. – Йел взглянул на Бесс и добавил вполголоса:

– Поверьте, мне очень жаль, что я не смог привезти вам сестру живой.

– Вы ни в чем не виноваты, – вздохнула Бесс и заключила про себя, что Йел Наблетт, по-видимому, не злой человек. – Спасибо за то, что вы нашли ее, мистер Наблетт.

– Просто Йел. Как ты думаешь, – обратился он к Кальдаку, – Эстебан хочет приехать сюда?

– Вряд ли. Хотя я почти мечтаю о том, чтобы он объявился здесь. Но готов спорить, что у него есть и другие дела.

Йел поморщился.

– Хотелось бы надеяться, что ты ошибаешься.

– Он почти закончил приготовления и теперь может нанести удар в любой момент. Если он решился покинуть Мексику – значит, у него были на то веские причины.

– Выходит, он просто взял и исчез? – спросила Бесс. – Но как это могло произойти? Разве за ним не следили?

– Разумеется, следили, но он очень хорошо все рассчитал, – ответил Йел. – Эстебан вошел в один из домов на бульваре Реформ и не вышел оттуда.

– Этого нельзя было допустить! – воскликнул Кальдак.

– Согласен. И тем не менее мы его упустили.

– Что говорит Рамсей?

– Чего только не говорит! Аж пар изо рта идет. Он поручил одному из агентов допросить с пристрастием Переса, адъютанта Эстебана. Хотя вряд ли ему что-нибудь известно. Рамсей просто не знает, за какую соломинку хвататься. – Он посмотрел на Бесс и улыбнулся. – А вы основательно разворошили муравейник, когда решили остаться в Орлеане.

Бесс хмуро ответила:

– Мне очень жаль. Но я не могла придумать, как иначе заманить сюда Эстебана. Вот вы вели за ним наблюдение, а теперь даже не знаете, куда он делся. Тоже мне агенты ЦРУ!

Йел вспыхнул и театральным жестом воздел руки.

– Кальдак, спаси меня от этой женщины! Испепели ее взглядом.

– Попытайся сам. Мои взгляды на нее не действуют.

– Правда? Это уже интересно. – Йел опять улыбнулся Бесс, и на сей раз она неожиданно для самой себя ответила ему улыбкой. – Тогда я сдаюсь на милость победительницы. Не осчастливите меня чашечкой кофе? Я примчался сюда сразу из аэропорта.

– Хорошо, если только это не предлог, для того чтобы выставить меня отсюда и поговорить с Кальдаком наедине.

– Признаюсь, именно это было у меня на уме.

Бесс пришло в голову, что Йел сейчас похож на мальчишку, которого застукали с запретной банкой варенья.

– В таком случае варите себе кофе сами. С меня довольно секретов.

– Как угодно. Просто мне не хотелось лишний раз волновать вас. – Он повернулся к Кальдаку. – Рамсею стало известно, что за человек здесь действует по поручению Эстебана. Ему сообщили из городской полиции, что в городе находится Марко Де Сальмо.

– Значит, Де Сальмо… – задумчиво повторил Кальдак. – Мне знакомо это имя.

– Но ты не видел его?

– Только один раз, в Риме. Причем издалека.

– Какие о нем отзывы?

– Мастер.

– Ты смог бы его узнать? – быстро спросила Бесс.

– Вряд ли, – ответил Кальдак. – Надо попросить Рамсея достать его фотографию.

Йел покачал головой.

– Увы. На Де Сальмо нет полицейского досье.

– Как это может быть? – вскинулась Бесс. Йел пожал плечами.

– Он возник три года назад буквально из ниоткуда. Возможно, даже имя вымышленное. Мы ничего не можем проверить. Информации на него у нас нуль.

«Так или иначе, убийца обрел имя, – отметила про себя Бесс. – Его зовут Марко Де Сальмо».

Йел обратился к Кальдаку:

– Ты просил меня заняться сбором информации об Эстебане, но ничего нового мне узнать не удалось.

Кальдак тихо выругался.

– А что вообще вам о нем известно? – заинтересовалась Бесс.

– Эстебан вырос в трущобах Мехико, – заговорил Кальдак. – В семье было двенадцать детей. Отец – чернорабочий. Мы откопали некую сеньору Дамирес, она была социальным работником, курировала тот район и помнит семью Эстебана. По ее словам, они ютились в двухкомнатной лачуге и вечно голодали. Там везде кишели крысы, и Эстебан дважды за один месяц попадал в больницу. Оба раза его серьезно искусали крысы. Ему было тогда десять лет.

– Они кусали его одного? А других детей – нет?

– Видимо, особенно вкусным крысы сочли Эстебана, – заметил Йел. – Кроме того, ему приходилось спать на полу.

– После этих случаев его жизнь повернулась к лучшему, – продолжил Кальдак. – Месяц спустя умер его брат Доминго, и Эстебан занял его кровать. А после смерти старшей сестры им уже почти хватало еды.

– Отчего они умерли?

– Пищевое отравление.

– Знаешь, такое впечатление, что это Эстебан постарался, – негромко сказала Бесс.

– Не исключено. Правда, наша сеньора Дамирес говорит, что в тех социальных слоях пищевые отравления – вовсе не редкость. Когда ребенок голоден, он тащит в рот все, что под руку попадется. – Кальдак помолчал. – Но, как бы то ни было, он наверняка сообразил, насколько выгоднее быть единственным ребенком.

– Что, потом еще кто-то умер?

– За пять лет умерли еще три сестры и четверо братьев.

– Причина?

– Трое отравились, двое утонули, и двоих зарезали на улице.

– И это не вызвало подозрений?

– По правде говоря, нет. Сеньора Дамирес вообще восхищается Эстебаном. Говорит, что это был очень учтивый, старательный, работящий ребенок. Почти не пропускал школу – случай для тех кварталов исключительный. Он сам пробил себе дорогу в жизни. В шестнадцать лет пошел в армию… В общем, гордость своего района.

– А родители его живы? – продолжала допрос Бесс.

– Отец погиб во время землетрясения, когда Эстебану было двенадцать. Мать тогда же получила тяжелые повреждения и прожила после этого всего три года.

– Значит, кроме Эстебана, осталось двое?

– Нет, последний брат умер восемь лет назад. Сестра Мария пять лет назад вышла замуж за генерала Педро Карминдара. Сейчас ей двадцать один год, а ему шестьдесят девять. Их, кстати, познакомил Эстебан – он служил под началом Карминдара.

– И что говорит сестра?

– Она отказывается о нем говорить. Напуганный кролик.

– Наверное, потому она и жива до сих пор, – заметила Бесс.

– А ее нельзя как-нибудь использовать? – поинтересовался Йел.

– Не вижу зацепок. А кроме того, – добавил Кальдак, – несправедливо было бы подвергать ее смертельной опасности.

– Ого, я слышу голос милосердия! Ты, Кальдак, становишься сентиментальным. – Йел подмигнул Бесс. – Теперь не удивляюсь, что его некогда устрашающий взор вас не пугает. Он становится сентиментальным.

– Я бы так не сказала, – отчеканила Бесс. – Ну, кажется, мы обо всем поговорили? Можно идти варить кофе?

Йел торжественно поднял руку.

– Официально заявляю: у меня все.

Бесс наконец отправилась на кухню, а перед глазами ее стояла страшная картина. Крысы вгрызаются в живую плоть… Жуть! Но еще страшнее, когда из-за крыс маленький мальчик убивает брата. Причина – и следствие.

Так рождаются чудовища.

– Она как будто отлично держится. – Йел кивнул на закрытую дверь кухни. – Крепкая дама?

– Временами, – ответил Кальдак. – Во всяком случае, она умеет бороться за жизнь.

– Боюсь, в Новом Орлеане ей недолго придется бороться.

– Она не уедет.

– Насколько я понимаю, ты решил помериться силами с Рамсеем?

– Черт возьми, я не позволю поступить с ней как с бессловесной скотиной! – горячо воскликнул Кальдак. – Она такого не заслуживает.

Йел тихо присвистнул.

– Тогда не завидую тебе. Рамсей так просто не отступит.

– Думаешь, я не понимаю? Рамсей не менее опасен, чем Де Сальмо. Именно поэтому я попросил тебя приехать. Мне… Возможно, мне придется отлучиться. А ей нужна защита.

– Рамсей мог бы обеспечить ей охрану.

– Я не уверен, что Рамсей сделает все должным образом. Его волнуют только образцы крови. А тебе я верю.

Йел покачал головой.

– Меня прислали сюда не за этим. У меня есть задание.

– Твое задание – Эстебан. А он может объявиться здесь.

– А может и не объявиться.

– Неужели ты не понимаешь, что наша ключевая проблема – Бесс? Даже если мы уничтожим Эстебана и Хабина, кто знает, в чьих руках может оказаться штамм антракса? Бесс должна жить, так как в любом случае противоядие необходимо. Ты сам знаешь, что правительство без ума от страха.

Йел медленно кивнул.

– Да, это аргумент.

– Я тебя убедил?

– Хорошо, я побуду здесь… какое-то время.

У Кальдака отлегло от сердца.

– А ведь она тебе нравится, – заметил Йел, пристально наблюдая за выражением лица Кальдака. – Она для тебя не только козырная карта в борьбе с Эстебаном.

– Она заслуживает лучшего, как я уже сказал.

– Когда идет война, всегда страдают невинные люди.

– Она уже достаточно пострадала. Я хочу сохранить ей жизнь.

Бесс вошла в комнату с подносом в руках.

– Ваш кофе. А вы, между прочим, разговаривали!

– Этот наш разговор вам был бы неинтересен, – извиняющимся тоном ответил Йел. – Я только что объяснил Кальдаку, что из-за своей неожиданной сентиментальности он уже не годится на роль неусыпного стража. Так что вы не возражаете, если я буду немного ему помогать?

– Разумеется, нет. – Она поставила поднос на стол и принялась разливать кофе. – Но должна вас предупредить, что занятие это довольно-таки неблагодарное. Кальдак утверждает, что даже здесь мне угрожает опасность, а сам отказывается защищать меня от змей в ванне. – Она метнула на Кальдака уничтожающий взгляд. – Так какой от него прок?

– А-а, – насмешливо протянул Йел и пригубил кофе, – мамба <Мамба – африканская ядовитая змея.> в сливном отверстии! Проходили мы этот трюк. С этим я справлюсь. Вы не представляете себе, насколько иногда полезно смотреть фильмы о Джеймсе Бонде.

– Здесь только две чашки, – заметил Кальдак.

– Я кофе не хочу. – Бесс отошла от стола. – Я пойду в лабораторию. Надо проявить сегодняшнюю пленку. Кстати, кто-нибудь из вас не хочет проверить, нет ли в ванне мамбы?

– Проверяй сама, – беззаботно бросил Кальдак. – Если найдешь, зови Йела.

* * *

В красном свете лампы лица на снимках казались необычными и зловещими.

Клоуны, музыканты, туристы… Множество раз ей приходилось снимать виды французского квартала, и еще никогда эти фотографии не вызывали у нее дрожи. Иное дело – сегодня. Бесс была уверена, что на каком-то из этих снимков притаился убийца. Человек, который, возможно, наблюдал сегодня утром за погребением Эмили.

Неожиданно на глаза Бесс навернулись слезы.

Черт возьми! Только что все было в порядке… почти в порядке, она хорошо держала себя в руках. И вот откуда-то вынырнула мысль об Эмили. Неужели так будет всю оставшуюся жизнь?

* * *

– Зачем было так торопиться? – спросил Кальдак, когда она вышла из лаборатории двадцать минут спустя. – Что ты ожидала там обнаружить?

– Ничего. Просто не люблю, когда у меня лежит непроявленная пленка. Я вечно опасаюсь, что с ней что-нибудь может случиться.

– Как в Данзаре?

Она кивнула и отвернулась.

– А где Йел?

– Вышел осмотреться. Надеется обнаружить что-нибудь примечательное.

– Не сомневаюсь, что обнаружит: как-никак скоро Пепельный вторник.

– Я пытался ему объяснить, но Йел умеет поставить на своем.

– Как и ты.

Кальдак покачал головой.

– У нас с ним нет ничего общего. Йел – гораздо более мягкий и ранимый человек. Ему многое пришлось пережить. Однажды его жена отправилась в гости к матери. Дело было в Тель-Авиве. Палестинские террористы взорвали автобус.

– Ужас…

– Вот тебе еще одна невинная жертва. В наше время, Бесс, невинность, увы, никого не спасает. Невинных легче всего убивать. – Он помолчал. – Но Йел недавно снова женился. У него сын.

– Мне нравится Йел.

– Мне тоже. – Кальдак взглянул Бесс в глаза. – Но тем не менее я позволил ему прикрывать тебя от Эстебана.

Он произнес эти слова с такой отчетливостью, что Бесс сделалось не по себе.

– И причиной тому – моя бесценная кровь.

– Да, – ответил Кальдак уверенно. – Причиной тому – твоя кровь.

– Ладно, – вздохнула Бесс, – я пошла спать. Сегодня был трудный день. Но сначала я должна позвонить доктору Кенвуду. Можешь дать мне свой мобильный?

Кальдак протянул ей аппарат.

– Расскажешь, как дела у Джози?

Она кивнула. Ей очень хотелось думать, что Джози поправляется. Все в эти дни идет кувырком, так дай бог, чтобы хоть Джози была в порядке.

– Ты сегодня не будешь брать кровь? – спросила она.

– Нет, – отозвался Кальдак. – Наверное, завтра.

– Хорошо. Если передумаешь, я готова.

– Я, кажется, четко и ясно сказал: мне пока ничего не нужно.

– Ладно, не сердись, я все поняла.

Она прошла в спальню и закрыла за собой дверь. Не хватало еще обижаться на Кальдака за его тон.

Бесс порылась в сумочке, достала записную книжку и набрала номер Кенвуда. Десять минут спустя она вышла из спальни, чтобы вернуть Кальдаку телефон.

– До доктора Кенвуда я не дозвонилась, зато поговорила со старшей медсестрой. У Джози все хорошо.

– Я рад. Ты мне не покажешь твои сегодняшние фотографии?

– Они в лаборатории, а что?

– Так, решил их просмотреть.

– Надеешься узнать кого-нибудь?

– А вдруг? Нас, профессиональных убийц, не так много на свете, и мы знаем друг друга в лицо.

– Не говори так, Кальдак! Ты не такой.

– Ошибаешься. Спроси у Рамсея. Он угрохал восемь месяцев на то, чтобы сделать из меня настоящего профессионала. – Кальдак вышел в коридор. – Спи. Я пойду в лабораторию. Обещаю ничего не ломать.

– Почему Рамсей стал учить тебя убивать?

– Это я его попросил.

– Зачем?

– Не важно.

– Нет, важно! – Ей действительно было очень важно получить ответ на свой вопрос, хотя она даже не понимала до конца почему. – Он упомянул про… – Она напрягла память. – Накоа. Что такое Накоа?

Несколько секунд Кальдак молчал, и Бесс уже решила, что он не ответит. Но наконец он заговорил:

– Накоа – это то же, что Тенахо. В южной части Тихого океана на небольшом острове Накоа был американский центр биологических исследований. Там создавали вакцины на случай применения потенциальным противником бактериологического оружия. Из одной лаборатории вырвался опасный вирус. – Кальдак снова помолчал и без всякого выражения добавил:

– Погибли все. Без исключения.

У Бесс задрожали колени.

– Все погибли?!

– Да, – кивнул он. – Вирус попал в вентиляционную систему, единую для лабораторного корпуса и жилого сектора. Умерли все – мужчины, женщины, дети. Сорок три человека.

– Эстебан имел к этому отношение?

– А то как же! Тогда мы, правда, не знали, кто виноват, но впоследствии выяснилось, что один из работавших в Накоа исследователей состоял на службе у Эстебана. Его фамилия – Дженнингс. Он снабжал Эстебана смертоносными бактериями, а тот перепродавал их Саддаму Хусейну. Но Рамсею удалось напасть на след, и тогда Эстебану пришлось свернуть работы и уничтожить улики. Дженнингс запустил вирус в вентиляцию и сбежал. Рамсей не решился послать наших людей на Накоа, чтобы продолжать следствие. Накоа останется необитаемым еще пятьдесят лет.

Значит, и там по вине Эстебана погибли мужчины, женщины и дети!

– Почему я никогда не слашала о Накоа?

– Информацию не стали предавать гласности. Скрыть все происшедшее было нетрудно: секретный объект. Очень немногие знали, что он вообще существовал.

– И все шито-крыто?

– Тебя это удивляет? А впрочем, я знаю, как ты относишься к таким вещам. Но я тогда был согласен с Рамсеем, да и сейчас тоже. Мы не знали, кто должен нести ответственность за преступление. Прошло три года, прежде чем открылась роль Эстебана. Я долго шел по следу Дженнингса и в конце концов нашел его в Ливии. Перед смертью он назвал мне имена Эстебана и Хабина.

– Ты тоже работал в Накоа? В исследовательской группе?

– Да.

– Почему ты остался жив?

– В то время я был в Вашингтоне, делал доклад. Потом отправился назад, но Рамсей перехватил меня на Таити и сообщил, что случилось. С тех пор я начал работать на него.

Кальдак говорил бесстрастным, ровным голосом, каким телевизионные дикторы сообщают о котировках акций, но Бесс чувствовала, что его равнодушие обманчиво. Она успела узнать этого человека, и он уже не мог ввести ее в заблуждение.

– Прости.

– Не надо просить прощения. Накоа давно в прошлом. Я был тогда другим.

– Чепуха.

Кальдак едва заметно улыбнулся.

– Ты мне не веришь?

– Отрицая очевидное, ты защищаешься. Как и все мы.

– Наверное, ты права, – печально проговорил Кальдак. – Знаешь, с годами все труднее становится определить для себя, что верно и что неверно. Раньше было проще. Передо мной стояла ясная цель: поймать Эстебана. Ни о чем другом я не думал. – Он заглянул Бесс в глаза. – С тобой ведь сейчас происходит то же самое?

– Да, ты прав.

– Позволь тогда задать тебе вопрос. Предположим, чтобы поймать Эстебана, тебе придется пожертвовать жизнью Джози. Как ты поступишь?

– Это невозможно!

– А у меня выбор был куда тяжелее. И я тогда был готов согласиться, чтобы вымер весь мир, если бы вместе с ним погиб Эстебан.

Бесс покачала головой.

– Ты наговариваешь на себя.

– Я тронут, что ты такого хорошего обо мне мнения, но ты ошибаешься. Во-первых, я, как известно, – дьявол во плоти, а во-вторых…

– Хватит, Кальдак! Никто не утверждает, что ты ангел. Меньше всего я. Но ты не виноват, что тебе пришлось бороться с настоящим чудовищем.

– Дай бог, чтобы ты была права.

– Можешь мне поверить.

Бесс побрела в спальню. Осталось принять душ, завернуться в одеяло и постараться выбросить все из памяти. Страшный был день, и страшное у него завершение – рассказ Кальдака. Но она сама напросилась, сама потребовала откровенности. Потому что почувствовала: ей необходимо знать.

Почему же это так для нее важно? Бесс было ясно одно: ею двигало не простое любопытство. Кальдак стал частью ее жизни. На сегодняшний день, пожалуй, важнейшей частью. Она жива постольку, поскольку он рядом. Разве не естественно спросить, что означает слово, от которого его трясет?

Кальдак разложил фотографии на столе.

Узнать кого-нибудь здесь так же трудно, как на маскараде. Размалеванный клоун, флейтист в парике, бездомная старуха… Кто-то из них? Или Бесс все-такигне удалось сфотографировать убийцу? Как можно угадать?

Надо их рассмотреть получше. Даже поза, даже жест могут показаться знакомыми.

Кальдак уселся за стол и принялся скрупулезно изучать снимки.

* * *

Атланта.

Центр по борьбе с инфекциями

– Эд, тебе надо отдохнуть. Пойди приляг.

Эд Кац поднял голову и увидел стоявшего около его стола Донована.

– Да-да, обязательно. Вот только еще один тест проведу. Не понимаю, почему у нас не получается. По всем параметрам эти антитела должны были подавить антракс, но никакого эффекта нет!

– Ты же говорил, что первый тест вселял надежду. Значит – получится. Послушай, ты всегда так гордишься своей командой, но что это за команда, если она не в состоянии чуть-чуть поработать без твоего присмотра? Ты уже вторые сутки не спишь.

– Я скоро уеду домой.

– Звонила Марта. Она велела мне заставить тебя поесть и отдохнуть. – Донован покосился на микроскоп на столе Эда. – Надо признаться, мне чертовски хочется добраться до того ребенка. И еще – очень интересно, как они сумели использовать для своих грязных целей именно банкноты?

Очень интересно. Донован – настоящий ученый, а это значит, что наука для него превыше всего. Руководствуясь таким принципом, очень удобно работать. Эд и сам прежде был таким. Однако не так давно, когда начались исследования по вирусу ВИЧ <ВИЧ – вирус иммунодефицита человека. Поражение ВИЧ может означать заражение СПИДом.>, ощущение комфорта куда-то улетучилось. Эду пришлось научиться сообщать живым людям статистику смертей. Казалось, ВИЧ распространился повсюду, а младенцы, пораженные ВИЧ при переливании им непроверенной крови, просто подкосили его. В течение девяти лет они с Мартой предпринимали тщетные попытки завести ребенка, поэтому Эд понимал горе родителей, дети которых погибли из-за чьей-то преступной халатности.

– Ах, вот как? Тебе интересно? – проворчал он. – А что бы ты сказал, если бы тебе зарплату выплатили такими двадцатками?

– Послушай, Эд, ты пристаешь ко мне только из-за того, что устал. Этот штамм антракса вывел не я.

– Извини.

– Ладно, так и быть. Позвони, если я понадоблюсь.

Донован повернулся на каблуках и вышел из лаборатории, а Эд сразу же пожалел о том, что взорвался. Донован – прекрасный парень и действительно ни в чем не виноват. Но Эд не мог себя переделать: неудачи всегда бесили его.

Нет, дело не в неудачах. Дело в том, что он напуган. Если антитела не начнут действовать, значит, подвергшийся мутации антракс непобедим. Так неужели данная разновидность антракса и есть Абсолютное оружие?!

С первых месяцев работы над ВИЧ Эд Кац покрывался холодным потом при мысли об Абсолютном бактериологическом оружии. О вирусе, который невозможно одолеть. В один прекрасный день такой вирус или бактерия явится в наш грешный мир из джунглей Амазонки или из лаборатории института генетики. Его появление – лишь вопрос времени. Такое оружие уже существует где-то в мироздании.

Эд Кац мог лишь надеяться, что перед ним сейчас находится не такое оружие.