– Я слышала, что Джеймс не пользуется большой популярностью в Шотландии. – Она улыбнулась, вспомнив что-то свое. – В детстве я иной раз воображала, как он узнает о том, что у него есть сестра, и захочет повидаться со мной. Как он въедет в нашу деревню верхом на коне, в латах, со знаменем в руке, и Себастьян убежит от испуга и спрячется куда-нибудь подальше. Джеймс посадит меня перед собой на коня и отвезет в замок, в Эдинбург. Дальше мое воображение уже не шло.

– Джеймс не из той породы людей, которые мыслят сердцем. Меньше всего он стал бы думать о том, как помочь тебе. В первую очередь он бы прикинул: чем ему грозит твое появление на политической арене. Не встанешь ли ты у него на пути. Власть для него – самое главное. Тут и Малкольму до него далеко.

– Но он король Шотландии! Разве этого мало?

– Власть многим кружила голову. Заставляла забывать обо всем. И желать еще большей власти.

– Это нетрудно понять, – подумав немного, призналась Кейт.

– Почему? – вскинул на нее глаза Роберт.

Гэвин затаил дыхание.

– Наверное, и в самом деле приятно осознавать себя властелином страны. Как я могу судить о том, чего...

– Если у тебя нет желания идти по стопам матери, – резко сказал Роберт, – то сразу и навсегда реши этот вопрос для себя.

Кейт с легким недоумением отметила, что ее слова встревожили Роберта. Но сейчас она знала его лучше, чем в первые дни, и гневные нотки в голосе уже не относила лично к себе. Они доказывали лишь то, что Роберт неравнодушен к ее судьбе. Видя, как помрачнело его лицо, она попыталась объяснить свои мысли.

– Нет ничего хуже, чем чувствовать себя беззащитной, – начала она. – Это как незаживающая рана. Любое неосторожное движение причиняет боль и муку. А власть... Ты ведь сам предпочитаешь властвовать, а не подчиняться, – напомнила Кейт. – И это сладкое бремя тебе по душе. – Она чувствовала, что Роберт не может остаться равнодушным к этой теме, и решила не отказывать себе в удовольствии слегка подразнить его. – Я не так беспечна, как моя мать. Я бы не стала повторять ее ошибок.

Роберт отшвырнул подпругу.

– Только этого еще не хватало!

– Ты что, не видишь, что она дурачится? – Попытался остудить его Гэвин.

– А я не уверен, что ты прав, – Роберт не отрывал глаз от Кейт.

И под его проницательным взглядом она почувствовала, что и сама не знает, где кончается игра, а где начинается правда. Раньше ей и в голову не приходило, что она может претендовать на столь высокое положение. Она отвергала подобную мысль только потому, что Себастьян намертво соединил в ее уме представление о власти с порочной душой матери. Но сейчас, глядя на играющие в темноте язычки пламени, пожиравшие хворост, отчего пламя поднималось все выше, она невольно подумала о том, что и власть дает право дарить другим свет и тепло, что в ней самой нет ничего изначально дурного.

– Не думаю, что мне можно сейчас дать в руки власть. Я слишком неуравновешенна. Это приведет Бог знает куда. – Она нахмурилась, представляя, чем это могло бы кончиться. – Но в идее власти есть один бесспорно привлекательный момент – она несет безопасность.

– Не для таких, как ты. Твой опыт несравним с опытом Марии, которая росла при дворе и с детства знала, как плести интриги, на сколько ходов вперед надо продумывать каждый шаг. Ты не училась таким вещам. И сразу попадешься в капкан, – сказал Роберт сердито. Он принял ее игру всерьез. И хотел сразу предостеречь от случайных ошибок. – Ты не соперник ловкому, коварному и лишенному совести Джеймсу, который способен, не моргнув глазом, совершить любую подлость и гнусность. И никаких угрызений совести испытывать не будет. Уверен, он уже и думать не думает о том, что и его руки обагрены кровью Марии, хотя именно Джеймс смог бы помешать казни.

– Каким образом? – прошептала Кейт с расширившимися от невольного ужаса глазами.

Роберт спохватился и заговорил менее раздраженно:

– Ему стоило только пригрозить, что он нападет на Англию, если Марию казнят. Елизавета не стала бы рисковать. Мария была ее пленницей и представляла не столько реальную, сколько возможную угрозу. Выбирая между тем и другим, Елизавета снова постаралась бы сохранить равновесие. Когда парламент приговорил Марию к смерти, Елизавета не сразу подписала указ. У Джеймса было время подумать. Но он написал очень неопределенный, туманный и слабый протест.

– Но, может, он надеялся, что этого будет достаточно и его протест удержит королеву от последнего шага?

Роберт усмехнулся ее наивности.

– Нет и еще раз нет! По той простой причине, что он сам хочет править Англией. Мария стояла у него на пути. И он боялся ее сторонников, готовых в любую минуту встать под ее знамена и вернуть трон законной правительнице.

– И его не испугало, что он станет невольным соучастником убийства матери?

– Как видишь. – Роберт выдержал ее взгляд. Запомни это и н и к о г д а не полагайся на его милость. Ты для него представляешь не меньшую угрозу, чем Мария.

Кейт с сомнением покачала головой.

– Слушай, что я тебе говорю! – снова рассердился Роберт.

– Но какое я имею право на трон?! Только сумасшедший будет поддерживать меня, даже если я во весь голос начну кричать о своем желании занять его.

– Ты даже имеешь право претендовать на место Елизаветы, о чем ты и не помышляла никогда, поскольку вообще понятия не имеешь о всех подводных течениях. Знаешь ли ты, что католики не признают законности правления Елизаветы по той причине, что Генрих порвал все отношения с римским папой из-за ее матери – Анны Болейн. Те, кто мечтают сбросить Елизавету, способны подтасовать любые факты, освещая только те, что выгодны им. Первые ходы в самой сложной шахматной партии, как правило, делают пешки. Только потом в игру вступают более крупные фигуры.

– Но я не пешка.

– Пока – нет. Но если не хочешь стать ею, держись как можно дальше от Джеймса и моего дражайшего кузена Алека Малкольма. И от половины шотландской знати. А еще от папы римского и Филиппа Испанского. Тебе мало этого списка? Могу продолжить. Это совсем нетрудно.

– Не стоит. Пока что мне не о чем волноваться. – Она отвела взгляд от Роберта и снова принялась следить за пляшущими языками пламени. Громадные тени то возникали, то исчезали. Такими же призрачными казались ей и опасения Роберта. Они имеют под собой не больше оснований, чем эти пляшущие тени. – Мне кажется, что ты не прав в самом главном: если я сама не захочу стать пешкой, никто не в силах заставить меня вступить в игру.

– Ты не знаешь, на что способны эти люди: шантаж, подкуп, убийство – они не остановятся ни перед чем.

– Надеюсь, что мне не придется убедиться в твоей правоте, – Кейт стало немого не по себе от этого разговора, растревожившего не столько ее, сколько Роберта. Она видела, что он начал терять терпение. Игра перестала быть игрой. Роберт разозлился не на шутку. А Кейт так хотелось снова вернуть ту атмосферу тепла и доверия, которая установилась между ними, когда Роберт машинально подоткнул одеяло. – Мне не хочется думать о том, куда могут вынести волны судьбы.

– Закрывая глаза, когда слышишь завывание ветра и волн, не спасешься от бури. – В его голосе уже звучали яростные нотки. – А у тебя выработалась привычка: не видеть того, чего не хочется видеть.

Этот неожиданный взрыв чувств застал Кейт врасплох, как если бы из-за кустов вдруг выпрыгнул хищник. Она растерянно взглянула на Роберта, не зная, что ответить, но тут ей на помощь пришел Гэвин.

– Завтра мы вплотную подойдем к перевалу. Дорога будет еще сложнее. Подпруга готова?

Роберт ничего не ответил.

Гэвин пожал плечами.

– У меня от усталости глаза уже слипаются.

Он выразительно посмотрел на Кейт и поплотнее завернулся в одеяло. – Уверен, что и ты уже почти спишь и видишь сны. Доброй ночи.

Роберт кивнул, в последний раз проверяя крепость подпруги, но так и не разомкнул крепко сжатых губ.

Но Кейт никак не могла смириться с тем, что их разговор, начавшийся так мирно и дружелюбно, закончится на этой тягостной ноте. Роберт снова отдалился от нее, замкнулся в себе, и нет у нее ключа, способного отворить эту дверь. Может быть, попытаться объяснить...

– Роберт, я вовсе не хотела...

– Доброй ночи, Кейт, – сказал он, по-прежнему не глядя на нее.

Решительность, с которой он произнес эти слова, уже не оставляла никаких сомнений, что Роберту не хочется говорить с ней. У Кейт невольно навернулись слезы, но она постаралась взять себя в руки. Просто она до сих пор не привыкла к резким перепадам его настроения. Не надо принимать их слишком близко к сердцу. И завтра все снова вернется на свое место.

Вершины перевала сияли белизной. Они выглядели такими неприступными и отчужденными. Но не это заставило Роберта напряженно всматриваться вперед. Оловянный оттенок, появившийся в небе, мог предвещать только бурю. Именно этого он и опасался. В снегопад так легко потерять тропу. Один неверный шаг и...

– Может быть, снегопад пройдет раньше, чем мы дойдем до перевала? – спокойно заметил Гэвин, видя, как Роберт всю дорогу тревожно поглядывал на небо.

– Лед еще хуже снега.

– Будем выбивать ступени. Правда, этот старый мерин и без того еле передвигает ноги.

– Это моя вина, и я сам отвечу за свою ошибку.

Гэвин пошел рядом с ним. При каждом слове белое облачко пара застывало у рта.

– И что же ты собираешься делать?

– А что мне остается? Буду тащить его на себе через перевал.

– Не злись. – Гэвин помолчал. – Ты видишь, как сразу переменилась Кейт. Она была такой счастливой эти дни. Казалось, что она... – Он замолчал, подыскивая нужное слово. – Расцвела, как наш вереск весной. Ей не понять, почему ты вдруг впал в такое раздраженное состояние.

Роберт и сам знал: Кейт невдомек, что происходит в его душе. Он видел, как перепады его настроения повергают девушку в отчаяние. Но что делать? Он и без того старался держать себя в руках столько времени.

– Она и не хочет понимать.

– Тогда переспи с ней, если нет другого выхода. Иначе ты все равно будешь невольно обижать ее.

– Спасибо за разрешение.

– Я знаю, что тебе не хочется обсуждать эту тему со мной... – Гэвнн прямо взглянул на брата. – Но она мне нравится. И мне жаль Кейт, когда я вижу, как она страдает, не догадываясь, почему ты стал так холоден к ней.

«Если бы холоден, – мрачно подумал Роберт. – Напротив». Еще никогда в жизни он не был так возбужден, никогда еще жажда обладания не сжигала его изнутри, будто расплавленное олово, причиняя боль и муку. Желание терзало и томило его, он устал бороться с ним. Кейт требовала от него невозможного.

– Ты прав, у меня нет желания обсуждать этот вопрос, – ответил Роберт. Холодный порыв ветра как кнутом хлестнул полой его плаща по ногам. Но он даже не заметил этого.

– И все же постарайся быть с ней приветливее. Весь последний час я из кожи вон лез, чтобы хоть немного развеселить и подбодрить. От тебя не убудет, если ты улыбнешься ей.

И Гэвин тоже не понимал его. Если он улыбнется Кейт, она улыбнется ему в ответ, радостно сияя своими громадными глазами. И в них будет светиться надежда и доверие, которые, словно тугими веревками, стягивают его, не давая нарушить обещание. И он снова станет пленником данного им слова. А Роберт и пленник – это две вещи несовместимые.

Они уже совсем близко подошли к костру, возле которого, скрестив ноги, сидела Кейт.

Гэвин торопливо шепнул брату:

– Похвали ее за то, что она так ловко управляется с...

Но Роберт не слышал его слов. Он остановился, в ужасе глядя на то, что делает Кейт.

При свете костра блестящие лезвия трех кинжалов, взлетавших над ее головой, прочерчивали нечто вроде серебристой арки.

– Какого дьявола!..

– Шшш! – прошипел Гэвин, вцепившись ему в руку и не отрывая взгляда от кинжалов, которыми жонглировала Кейт. – Не мешай. Смотри, как здорово у нее получается!

– Смотреть, как она того и гляди поранит себя?!

Одно неверное движение, и острие кинжала могло насквозь пробить руку. Кому как не Роберту знать, насколько хорошо они заточены.

– Зачем ты отдал ей кинжалы?

– Не волнуйся, ты же видишь, как хорошо она управляется с ними. Кейт знает, что делает. Я не стал мешать ей, надеясь, что она отвлечется.

Роберт стоял окаменев. Он даже дохнуть не смел, чтобы не отвлечь внимания Кейт, пока сверкающие лезвия один за другим не легли рядом с ней.

Слава Богу, все кончилось благополучно.

Кейт радостно засмеялась, увидев, что они стоят рядом.

– Какие прекрасные кинжалы, Гэвин. Не так часто попадаются настолько хорошо сбалансированные клинки… – Она замолчала, увидев, с каким выражением смотрит на нее Роберт, и устало закончила: – Не надо так на меня смотреть. На них нет и царапинки.

– А если бы ты «поцарапалась», что тогда? – ядовито спросил Роберт, выплескивая переполнявший его гнев.

– Ерунда. Что кинжал, что веретено – они ничем не отличаются друг от друга, если хорошо уравновешены.

– И давно ты научилась этому?

– Судя по тому, как ей легко это удается, да, – ответил за нее Гэвин. – А кто тебя научил?

Кейт с опаской посмотрела на Роберта, глаза которого все еще сверкали гневом.

– Никто. Я сама. Каждый год через деревню проходила труппа странствующих актеров. Мы с Каролиной прятались в лесу и наблюдали за тем, как они каждое утро репетируют. – Она улыбнулась своим воспоминаниям. – Там были акробаты и канатоходцы. Но нам больше всего нравился жонглер – его звали Непревзойденный Джонатан. Он мог одновременно жонглировать пятью ярко раскрашенными шарами. Когда они уехали, мы с Каролиной стали учиться жонглировать. Ей это скоро надоело. А я продолжала жонглировать всем, чем придется, что попадалось в руки: яблоками, картофелинами, палками, а потом и кухонными ножами, когда этого никто не видел.

– Для чего? Просто так? Из любопытства? – недоумевающе спросил Роберт.

– Нет, конечно, – ответила Кейт, не понимая, отчего он сам не мог догадаться. – Я надеялась, что рано или поздно мне удастся убежать от Себастьяна.

– И ты собиралась присоединиться к странствующим актерам?

Кейт с Вызовом вздернула подбородок.

– А что тут плохого? Они честно зарабатывают свой хлеб. И там бы меня никто не смог найти. Я хорошо освоила это дело. Конечно, до Непревзойденного Джонатана мне еще далеко. Но если бы я занималась больше...

– Ты сошла с ума! – воскликнул Роберт, представив, как упрямая Кейт и в самом деле могла ускакать на Вороном от Себастьяна, и тогда ему и впрямь ни за что не удалось бы найти ее. Кому могло прийти в голову искать «благовоспитанную» девицу в бродячей труппе, в которой находят убежище воры, аферисты и шлюхи всех мастей?! Кейт и представить себе не могла, какая судьба ждала ее там.

Эта картина так живо предстала в его воображении, что Роберт застонал, схватился за голову и пошел прочь от костра.

Кейт вскочила и бросилась за ним.

– Роберт, ну скажи, отчего ты так рассердился? Кинжалы, как были, так и остались...

– Оставь меня!

– Но я ничего плохого не сделала, – взмолилась она в полном отчаянии. Неужели он все еще сердится из-за вчерашнего разговора?

Роберт повернулся, схватил ее за плечи и встряхнул изо всех сил.

– Ты не сделала ничего плохого. Но с тобой могло случиться... – Он не закончил фразу, увидев необычное выражение, промелькнувшее у нее на лице.

– Так ты рассердился, потому что испугался за меня? – нерешительно спросила Кейт. И вдруг радостная улыбка осветила ее лицо. – Как... как это хорошо...

– В самом деле?

– Оставь меня!

– Но я ничего плохого не сделала, – взмолилась она в полном отчаянии. Неужели он все еще сердится из-за вчерашнего разговора?

Роберт повернулся, схватил ее за плечи и встряхнул изо всех сил.

– Ты не сделала ничего плохого. Но с тобой могло случиться... – Он не закончил фразу, увидев необычное выражение, промелькнувшее у нее на лице.

– Так ты рассердился, потому что испугался за меня? – нерешительно спросила Кейт. И вдруг радостная улыбка осветила ее лицо. – Как... как это хорошо...

В самом деле?

Она кивнула.

– Так приятно сознавать, что кто-то волнуется за тебя. Я не помню, когда такое было в последний раз. Разве что, когда мы играли с Каролиной. Но это было так давно. – Она шагнула к нему, глядя прямо в глаза. – Ведь я же говорила, что мы станем друзьями!

Кейт была так близко, что стук ее сердца отозвался в теле Роберта, как его собственный. Надо отодвинуться от нее, пока не поздно.

– Ты уверена?

– Да! Я вижу, что ты заботишься обо мне почти как о Гэвине.

– Какого дьявола ты все время сравниваешь себя с ним? Запомни: ты – не он.

Она мягко улыбнулась в ответ.

– Ты все еще сердишься, потому что испугался за меня. Обещаю – я не притронусь к кинжалам и найду что-нибудь более подходящее.

И тут Роберту показалось, что у него внутри что-то взорвалось. Не в силах справиться с собой, он рывком притянул ее к себе. Его ладони скользнули по ее бедрам, затем по ягодицам. Он так плотно прижал ее к себе, что она не могла не ощутить его возбужденной плоти.

Когда Кейт оказалась так близко, Роберт понял, что теряет над собой контроль. Его руки со страстью стиснули нежное тело, и вожделение, как вулкан, готово было разбить преграду, которую воздвиг он сам, дав Кейт обещание. Его снедало желание выплеснуть накопившееся напряжение, повалить ее прямо на землю и с силой войти в нее, как это делают животные.

Кейт не могла даже шевельнуться, так тесно прижал ее к себе Роберт. Но почему-то ей и не хотелось отодвигаться, хотя ум протестовал против такого насилия. А тело откликалось на движения его рук по-своему.

– Я не заботливая, нянюшка, не благодушный папаша. И даже не твой друг. Думаешь, я не понимаю, в кого ты меня собираешься превратить? Я не дрессированный кролик! Если тебе нужен товарищ – ступай к Гэвину. Эта роль не для меня. Несколько раз я пытался объяснить тебе, но ты не слушала.

Он упорно смотрел в сторону, избегая взгляда Кейт. Ему было невыносимо видеть, как гаснет сияющий огонек в ее глазах.

– Так вот запомни: если ты не хочешь разделить со мной ложе, держись от меня как можно дальше. У меня больше нет ни сил, ни желания терпеть эту муку. – Роберт отпустил руки и пошел от нее прочь, не оглядываясь.

Он и без того знал, как сейчас выглядит Кейт: одинокая, растерянная, уязвленная – точно так, как она выглядела в ту ночь, когда проснулась от своего кошмара. Ему было жаль ее. Но Роберт знал, что не сможет изменить себя. Он мужчина. И не собирается отказывать себе в естественных мужских желаниях и потребностях. Кейт пришло время понять: она его жена – пусть на время – и должна занять предназначенное ей супружеское ложе.

От обиды слезы хлынули из ее глаз. Но она и в самом деле вела себя очень глупо. А за глупость надо расплачиваться свежими ранами. Кейт еще плотнее завернулась в плащ и невидящими глазами уставилась в темноту, где исчез Роберт.

Ее неотступное желание создало мечту. Но действительность грубо развеяла розовый туман. И Кейт очень ясно поняла, насколько нелепо было закрывать глаза на столь очевидные вещи. Больше это не должно повториться.

Роберту никогда ничего не нужно было от нее, кроме тех плотских забав и утех, которые каждый мужчина требует от женщины. Он сразу и откровенно выразил свое желание. Но Кейт упрямо надеялась на другое. Что ж, значит, их дружба оказалась иллюзией, и она опять одинока, как и прежде. «Сейчас надо попытаться уснуть», – приказала себе Кейт. Сон залечит еще одну рану, которая нанесла жизнь. Ей не привыкать бороться с болью. К утру все пройдет.

Но как бы она себя ни успокаивала, чувство невозвратимой потери мучительно сжимало сердце.

Роберт проснулся среди ночи и сразу открыл глаза от того, что почувствовал рядом чье-то присутствие. Это оказалась Кейт, присевшая рядом с ним.

– Тише… Не разбуди Гэвина! Мне надо сказать тебе кое-что... всего несколько слов.

– А до утра нельзя подождать?

– Нет, иначе я просто не смогу сомкнуть глаз. Я хочу извиниться за свою глупость. Я поняла, как это было нехорошо с моей стороны. Наверное, это из-за того, что я так долго чувствовала себя одинокой. Она замолчала и, судорожно переведя дыхание, продолжала: – Ты был таким добрым и внимательным к Гэвину, что я невольно почувствовала зависть. Мне захотелось того же самого. И при этом я совершенно не думала о том, чего хочется тебе. – Внезапно голос ее дрогнул от обиды. – Но и тебе было все равно, чего хочу я.

Ему не было все равно. Роберт очень хорошо понимал ее отчаянное желание ощутить близость к кому-то после стольких лет одиночества. Но он не мог дать ей того, о чем она мечтала, и в том виде, как она себе это представляла.

– Ты прав. Я старалась вылепить из тебя то, что мне хотелось. – Ее улыбка была невеселой. – Но ты неподходящий материал для лепки.

Роберту так хотелось погладить Кейт, прижать ее к себе, утешить. Но он сдержался.

– Ну все, пора спать.

– Я сейчас пойду. Но мне хочется высказать все до самого конца. Моя жизнь в доме Себастьяна была полна лжи и обмана. Больше я так жить не хочу. Он пытался вылепить из меня то, чего хотелось ему. То же самое пыталась сделать и я. Мне совестно, что я вела себя, как он, хотя мне всегда были ненавистны его методы. – Она пожала плечами. – Так что я благодарна тебе за урок. Но жизнь в доме Себастьяна заставила меня спрятаться в раковину. Ты разрушил ее стенки. Вот отчего...

– Это не столько моя заслуга, – ответил он, – сколько твоя собственная. Ты сама сломала скорлупу.

Скорее это была не раковина, а кокон, из которого появилась нежная, трепетная бабочка, которая начала расправлять крылья, чтобы взлететь.

Кейт вздернула подбородок.

– Ты прав. Я сделала это сама. И во мне есть силы стать тем, кем я сама захочу. На самом деле мне не нужна ничья защита и ничья опека. Я не дитя. И сумею постоять за себя.

Роберт молча смотрел на нее.

– Вот и все, что мне хотелось сказать. Больше я не стану докучать тебе. Когда мы приедем в Крейгдью, постарайся, чтобы мы как можно реже встречались друг с другом. – Она вскочила. – Спокойной ночи.

Он по-прежнему молча смотрел, как она завернулась в свое одеяло и легла. Стена гордости и боли – он ее видел почти физически – встала между ними. Страстный, открытый ребенок перестал существовать.

Черт побери! Он должен радоваться. Теперь она больше не будет вертеться возле него и размахивать руками, указывая то на одно, то на другое, задавать бесконечные вопросы. Теперь в ее взгляде не будет ожидания, обращенного к нему. Кейт замкнется в себе и перестанет его искушать своим присутствием. И возможно, в самом деле ему удастся добраться до Крейгдью, не притронувшись к ней.

То, чего он и хотел. Отчего же это не радует его?

ЭДИНБУРГ

– Чушь, – нетерпеливо прервал Себастьяна Джеймс. – И ты думаешь, что я поверю всем этим выдумкам?

– Я понимал, насколько невероятно это выглядит, и позволил себе захватить письма ее величества ко мне относительно моей воспитанницы. – Себастьян достал пачку писем и положил их перед шотландским королем. – Поскольку вы не раз получали послания от ее величества, вы без труда узнаете почерк.

Джеймс не стал утруждать себя чтением.

– Даже если это и правда, то все равно девица не представляет лично для меня никакой опасности.

– Напрасно вы так считаете.

– Она что, католичка? – быстро спросил Джеймс.

– Пока нет. Я приложил все силы к тому, чтобы воспитать ее в духе протестантской церкви. Но она изначально порочна и греховна, как и ее мать. И с легкостью переменит веру, если поймет, что ей это выгод но. Не мне говорить, какое начнется брожение, если она привлечет под свои знамена всех мятежных баронов. – Себастьян понизил голос. – А она сможет это сделать, ваше величество. Представьте себе Марию Стюарт: молодую, обаятельную и к тому же наделенную силой воли, упрямством, неукротимую и несгибаемую – чем не отличалась ваша матушка, – и вы получите портрет Кэтрин.

Джеймс раздраженно нахмурил брови. Как нечестно обошлась с ним судьба! Только он избавился от одного соперника, как тут же появился новый. «Еще более обаятельная, чем Мария». Глядя на собственное отражение, Джеймс вынужден был признаться себе, что в нем нет ни внутреннего огня, ни величественности – до чего так падки его соотечественники.

Елизавета, выдав молодую девушку замуж за Макдаррена, еще более пошатнула позиции Джеймса. Этот граф и так в течение последних лет служил для него постоянным источником раздражения и недовольства. И, конечно, Черный Роберт не станет особенно чиниться в том, чтобы прибавить хлопот шотландскому королю.

– Надеюсь, ваше величество предпримет соответствующие меры? – напряженным голосом спросил викарий.

– Я подумаю.

– Надо действовать как можно скорее, пока она еще не успела по-настоящему ощутить действие своих чар.

– Я сказал, что подумаю, – процедил Джеймс. – Так куда, ты сказал, направился Макдаррен?

– Он сказал, что едет в Шотландию, ваше величество.

– Для него Шотландия – это Крейгдью. – Джеймс встал и подошел к окну. – И я могу оказаться его подданным.

– Сделавшись женой такого человека, Кэтрин представляет двойную опасность.

– Знаю, знаю, – нетерпеливо отмахнулся Джеймс. – Но какие еще можно найти подтверждения тому, что это все не выдумка, не досужие сплетни?

– Но разве письма...

– Одних писем недостаточно. Девочка была в твоем доме с самого дня рождения?

Себастьян отрицательно покачал головой.

– Мне передали Кэтрин на воспитание, когда ей исполнилось три года. До этого о ней заботилась кормилица по имени Клара Меркерт.

– Она живет в вашей же деревне?

– Нет. Она из Бурса.

– И сейчас там живет?

Себастьян нахмурился.

– Не имею ни малейшего представления.

– Я пошлю туда своих людей, чтобы они привезли ее ко мне.

– Но с тех пор прошло тринадцать лет, – возразил Себастьян, – женщина могла уже скончаться.

– Посмотрим. Во всяком случае мне необходимо удостовериться, что твоя воспитанница и в самом деле представляет для меня угрозу, прежде чем двинуть свои войска против Макдаррена. Кормилица в этом деле – важное звено.

– Тогда следует проделать все как можно тише и незаметнее. Елизавета не придет в восторг, узнав, что одну из ее подданных тайком увезли из Англии.

– Думаешь, я сам этого не понимаю? У меня хватит ума разобраться, как вести себя в этом деле.

Себастьян низко поклонился.

– С вашего разрешения я останусь дожидаться новостей. Гостиница, в которой я поселился, находится неподалеку от дворца. Смею ли я надеяться, что вы поставите меня в известность, если получите какие-то сведения?

Джеймс коротко кивнул.

– Но никакой спешки в этом вопросе я проявлять не собираюсь.

– Я буду ждать. – Себастьян почтительно поклонился и, пятясь, вышел из комнаты.

Джеймс презрительно скривился. До чего же ему противны эти религиозные фанатики с горящими глазами. Но на этот раз именно фанатик сослужил ему добрую службу, предупредив о надвигающейся опасности. Положение Джеймса нельзя назвать очень прочным. Соотечественники осуждают его за то, как он повел себя в связи с казнью Марии. Стоит только вспыхнуть маленькому костерку мятежа, как следом займется вся Шотландия. Но не мог же он позволить матери выхватить у него из-под носа английский трон? Мария сама во всем виновата. Зачем позволила вовлечь себя в заговор против Елизаветы? И вот когда, казалось, самое скверное позади и стоит лишь переждать некоторое время, чтобы все забылось, вдруг невесть откуда появляется эта девица.

Теперь ему не остается ничего другого, как убрать с пути и ее. Цель слишком близка, чтобы можно было рисковать. Но необходимо проделать все так, чтобы его имя оставалось незапятнанным. Этим должен заняться человек, которому можно полностью доверять, и который ему полностью предан.

Джеймс подошел к письменному столу, сел, окунул перо в чернильницу. Ему повезло в том, что у него есть такой преданный человек, как Алек Малкольм, который подпирал своей спиной двери владений Макдаррена. Острый приступ радости отхватил Джеймса от того, что скоро он снова сможет увидеть Алека, хотя повод сам по себе был и не очень приятным. Джеймс давно изобретал предлог снова вызвать Малкольма ко двору. Этот властолюбивый человек каким-то непонятным образом притягивал Джеймса. Его энергия действовала завораживающе. И насколько легче будет Джеймсу при мысли о том, что именно Малкольм возьмет – а он это сделает непременно! – на себя все хлопоты по делу так некстати объявившейся сестрицы.

И Джеймс начал писать.

«Дорогой Алек,

мне кажется, что прошла целая вечность с того момента, как вы покинули мой двор. Я очень скучал без вас. И, кажется, сама судьба подает мне повод снова пригласить вас в свой замок...»