– Я знаю.

– И мне понравилось то, что ты делал со мной. Ты, наверно, весьма опытен в этом деле.

– Дело не только в опыте, а в том, что наши тела понимают друг друга без слов.

Кейт вздрогнула. Но не от холода, которого она теперь совершенно не ощущала. А при воспоминании о том, как трепетала каждая жилка ее тела в ответ на его прикосновение.

– Хотя у меня был хороший наставник.

– В Испании?

– Да.

– А где именно?

– В замке дона Диего Сантанеллы.

– Но как этому можно обучать?

– О, он весьма непростой человек.

– В каком смысле?

– Поговорим об этом как-нибудь в другой раз, – сквозь зубы процедил. Роберт.

Кейт усилием воли заставила себя говорить спокойно.

– Все это так ново и необычно, и когда мы говорим на эту тему, я меньше нервничаю. Мне очень жаль, если я случайно задела...

– Ты ничего не задела.

– Неправда. Я коснулась какой-то больной темы. Иначе ты бы не оборвал меня так грубо.

Он резко обернулся. Взгляд его темных глаз обжег ее.

– Потому что я не скала. И мне с трудом удается удержаться от того, чтобы не поступить еще грубее. Схватить тебя и повалить на одеяла.

Его резкость и прямота должны были бы смутить ее. Но вместо этого Кейт почувствовала странное возбуждение.

– И ничего плохого не случилось бы, – прерывающимся от волнения голосом сказала она. – Ожидание слишком томительно, и было бы лучше...

– Святый Боже! – Он одним прыжком преодолел разделяющее их расстояние, схватил ее и повалил на одеяло.

Его трясло, как в лихорадке. Жилка на шее билась так, словно Роберт промчался несколько миль без остановки. Он зарылся лицом в ее волосы.

– Скажи мне «Нет»!

– И не подумаю, – прошептала Кейт слабеющим голосом.

Его губы прижались к ее губам, не давая закончить фразу. Язык Роберта проник в ее рот... Кейт показалось, что молния прошла сквозь нее. Она и представить себе не могла, что поцелуй может быть таким интимным. Прошлой ночью он почти не коснулся ее губ. И сегодняшнее прикосновение было таким же возбуждающим, как и прикосновение его плоти к лону. Опрокинув Кейт навзничь, Роберт начал лихорадочно расстегивать пуговицы на платье.

– Не шевелись!.. Мне надо...

Горячие губы коснулись ее груди. А потом он взял в рот сосок и принялся ласкать его языком. И снова что-то странное произошло с телом Кейт. Она выгнулась дугой, запустив руки в его волосы.

– Роберт!

Кейт выкрикнула его имя, спасаясь от пронзительной дрожи, начавшей сотрясать ее точно так же, как перед этим дрожал он.

Но Роберт испугался и выпустил сосок изо рта.

– Извини, – пробормотал он. – Я не хотел сделать тебе больно... – и принялся срывать с себя одежду. – Я больше не могу... Прости...

Кейт и не заметила, как он вошел в нее, настолько стремительно все это произошло. Но когда она ощутила его твердую упругую плоть в себе, ее охватило блаженное тепло, истома и желание никогда не выпускать его из себя. Роберт двигался взад и вперед. Горячее дыхание превращалось в белые клубы пара. Его грудь опадала и вздымалась, словно он взбирался на высокую гору. И все происходило одновременно. Холод. Жар. Желание.

Снова Кейт вцепилась ему в плечи с невероятной силой, пытаясь как можно теснее слиться с ним, принять в себя как можно глубже, отвечая на его страстный призыв.

Несколько сумасшедших минут прошли как одна секунда.

И только когда все прошло, Кейт ощутила твердость земли. Роберт лежал рядом. Дыхание его по-прежнему было учащенным, но уже не таким прерывистым. Рука его крепко сжимала ее обнаженную грудь.

– Я не сделал тебе больно? – осторожно спросил он, немного успокоившись.

– Нет.

– Удивительно, – с непонятной для нее горечью проговорил Роберт. – Я... потерял контроль над собой.

Она угадала, о чем он говорит. Роберт, который всегда умел держать себя в руках, возбудился настолько, что забыл обо всем на свете. И она тому причиной. Впрочем, не совсем она. Это ее тело заставило его потерять контроль над собой. Ну что ж, Роберт и не скрывал того, что его интересует лишь ее тело. Но боль, вызванная этой мыслью, все равно осталась.

Пальцы Роберта слегка сжали ее грудь.

– Бог мой! Дикий холод, а ты почти нагая.

– Мне… приятно.

– Я обещал, что буду нетороплив. А вместо этого набросился на тебя, как голодный волк.

Он все время казнит себя. Почему? Неужели он не чувствует, как ей было хорошо. Кейт решила раз и навсегда рассеять это недоразумение.

– Ну и что? Почему ты считаешь, что нужна… неторопливость. Я в восторге от того, что все произошло именно так. Мне нравятся… голодные волки.

Он усмехнулся.

– Когда я смогу тебе показать, какие новые ощущения это дает, ты поймешь. Вот зажжем костер, чтобы было тепло, и я научу тебя получать удовольствие от того, что будет происходить медленно, как во сне. – Склонившись над ней, Роберт начал застегивать пуговицы на платье. – Мы наплюем на Себастьяна.

Она тоже улыбнулась ему в ответ.

– Наплюем.

Лениво глядя, как пляшут языки огня, Кейт негромко проговорила:

– Должно быть, испанцы очень утонченные люди, если знают такие вещи…

Роберт привлек Кейт к себе так, чтобы ее ягодицы теснее прижались к его бедрам.

– Иногда да.

Кейт все с тем же ленивым удовлетворением подумала, что какую бы позу они ни приняли, всякий раз их тела так естественно сливаются друг с другом, словно они – две половины единого целого, которые были разъединены, а теперь получили возможность слиться вновь. Волшебное ощущение близости, полного взаимного понимания, которое она пережила за эти последние часы, наполнило ее чувством покоя.

– Раз мне это понравилось, значит, они не так уж плохи, как о них говорят.

– Ну да, – иронически пробормотал он. – И теперь ты еще начнешь искать покровительства у Филиппа? Забудь об Испании. И не суди обо всех испанцах, – добавил он, – по мне.

– Но ты-то не испанец. Ты шотландец.

Он помолчал какое-то мгновение.

– Моя мать – испанка.

Это признание было настолько неожиданно, что Кейт изумленно воскликнула:

– Правда? Ты не шутишь?!

– Правда. – Его губы скривила непонятная усмешка. – Донна Маргарита Мария Сантанелла.

– И я встречусь с ней, когда мы приедем на остров?

– Нет.

– Почему?

– До чего же ты неуемная...

– А что особенного в моих вопросах? Почему бы тебе не рассказать о том, что известно всем на острове? Ты же знаешь обо мне все.

– Далеко не все. – Его указательный палец медленно обошел по кругу ее набухший сосок, который тотчас же дрогнул в ответ на его прикосновение. С каждой минутой я открываю в тебе все новое и новое. То, как ты умеешь покорить, подчинить себе мужчину, завладеть им, – удается одной из тысячи женщин. У тебя особенный дар. В тот момент, когда ты обвила меня ногами и прижалась всем телом, мне показалось, что я схожу с ума...

– Замолчи! – Ее щеки вспыхнули, и Кейт отодвинулась, освобождая сосок от его пальцев. – Утонченность хороша. Но зачем еще и обсуждать все это. – Затем до нее вдруг дошел смысл сказанного. – Тысяча? Ты хочешь сказать, что у тебя была... тысяча?.. Или ты снова смеешься надо мной? – Непонятные нотки звучали в ее голосе.

– Я? – Он прямо взглянул ей в глаза. А потом губы дрогнули в мягкой улыбке. – Ну, может быть, я немного преувеличил... самую малость.

– Совсем немного. Иначе у тебя просто не хватило бы времени ни на что другое. – Кейт нахмурилась. – Но я чувствую, что ты заговорил на эту тему, чтобы отвлечь мое внимание и не отвечать на вопрос. Так?

Его улыбка исчезла.

– Почему тебе так важно, чтобы я ответил на все вопросы?

– Это создает у меня ощущение... безопасности. – Эти слова не совсем точно передавали то, что хотела сказать Кейт. В те минуты, когда Роберт обладал ею, она чувствовала себя такой открытой и уязвимой. А он по-прежнему оставался для нее опасной загадкой. И это пугало Кейт. Если бы она могла как можно больше узнать о нем... – Так почему же я не могу встретиться с твоей матерью?

– Потому что она находится в монастыре города Сантанелла, где молится о спасении моей души. – Роберт печально улыбнулся. – Хотя она понимает, что эти молитвы не принесут никакой пользы.

– В монастыре?

– Когда я убежал от ее брата – дона Диего – и вернулся на свой родной остров, она решила, что у нее нет другого выхода. Понимаешь, она почувствовала, что проиграла. Столько лет они прилагали все силы, чтобы превратить меня в настоящего испанского гранда, а вместо этого во мне взыграл истинный шотландский варвар. – Его губы искривила все та же улыбка, которая появлялась, как только речь заходила об Испании. – Какая жалость!

– Я не совсем поняла.

– Но все уже в прошлом. К чему ворошить его?

– Мне хочется знать о тебе как можно больше.

Он пожал плечами.

– Все началось с того, что мой отец отправился в Испанию. Хотел купить подходящую для торговли с Ирландией каравеллу. Знатный дворянин дон Диего Сантанелла – владелец верфи и окрестных земель – предложил моему отцу погостить в его замке, пока корабль спустят на воду. Там отец и встретился с моей матерью. Ей тогда исполнилось семнадцать лет. Она была совсем не похожа на тех женщин, которых он до сих пор видел. Наверное, ты успела заметить, насколько мы, шотландцы, приземленные натуры.

– Да, – ответила она, поймав иронический взгляд Роберта.

– Так вот, девушка была застенчивой, чистой и очень скромной. Но самое главное – она была красивой. По-настоящему красивой. Как необыкновенный экзотический цветок. Отец потерял голову от любви к ней. Он забыл о том, что она испанка. Что она католичка. Что ее пугала мысль о замужестве и она мечтала уйти в монастырь. Отец решился пойти к дону Диего просить ее руки. К его удивлению, дон Диего отнесся к этой просьбе вполне благосклонно и согласился выдать ее замуж. Правда, без какого бы то ни было приданого. Новобрачные приплыли в Крейгдью. – Лицо Роберта передернула судорожная гримаса. – Оказавшись на острове, моя мать возненавидела все. Непривычно холодный климат, туманы, дожди и снег угнетали ее. Люди пугали своей простотой и безыскусностью. А главное – мой отец вызывал такое отвращение, которого она даже не могла скрыть. С моим появлением ничего не изменилось. Скорее даже усугубилось. Она все делала, чтобы не ложиться с отцом в постель. Днем не вставала с колен и все молилась Богу, прося его об избавлении. До ребенка ей не было никакого дела. Когда мне исполнилось девять лет, Господь снизошел к ее молитвам. Умер мой отец. У него было что-то с желудком. Впоследствии я не раз думал: в самом ли деле это была милость Бога или тому способствовали две-три капли неизвестного в Крейгдью яда, в которых испанцы издавна знали толк.

Кейт в ужасе смотрела на Роберта.

Ты считаешь, что она его отравила?

Он покачал головой.

– Вряд ли она сама. Для этого моя мать была слишком набожна. Она бы не посмела свершить такой страшный грех. Но с ней были ее преданные слуги, которых выбирал сам дон Диего. Через две недели после смерти отца он появился на острове. Приплыл он ночью. А наутро моя мать и я уже были на борту корабля, отплывающего в Испанию.

– Но зачем ему понадобилось убивать твоего отца?

– Между Крейгдью и Ирландией к тому времени установились прочные торговые отношения. И когда я уже находился под опекой дона Диего, он случайно проговорился, насколько был заинтересован в том, чтобы прибрать их к рукам. Для него это был лакомый кусочек. Но пока владел островом мой отец, у дона Диего не было надежды на то, что ему что-то перепадет. Зато потом, если бы он сумел подавить волю наследника, сделать его податливым и послушным, эти торговые пути стали бы его собственными, и никто не посмел бы оспорить его право. Только он один стал бы контролировать их. Вот почему я провел четыре года в его замке, где меня «обучали» хорошим манерам и отцы церкви, и сам дон Диего.

– Обучали?

– Все в Крейгдью протестанты. Следовательно, и я вырос протестантом. Меня убеждали отречься от еретического учения. – В голосе Роберта опять зазвучала ирония. – Это ежедневно внушали священники, которых дон Диего присылал ко мне.

Кейт вспомнила про шрамы на его спине.

– И они «внушали» эти догмы хлыстом?

– А как же иначе? Они были убеждены в своей правоте. И в своем праве наставлять меня на путь истинный. И готовы были добиться этого любой ценой. – Губы его сжались в одну твердую линию. – Сначaла тебе зачитывают святые слова, затем хлещут, чтобы они запали в самую душу. Ты ведь знаешь, как это делается. Себастьян тоже считал, что хлыст лучшее средство воспитания.

– Но он боялся... королевы. И на моей спине не оставалось таких следов.

– Зато они остались в твоей душе. – Роберт с необыкновенной нежностью коснулся ее лба губами. – Но не на все времена. Ты удивительно сильная натура. И Себастьяну не удалось тебя сломить. Со временем эти шрамы исчезнут, и ты забудешь обо всем, что с тобой было, как о кошмарном сне.

Но сам Роберт помнил до мельчайших подробностей все то, что с ним происходило в Испании. Его шрамы все еще болели. И Кейт подумала о том, как часто во сне он с новой силой переживал все то, что выпало на долю мальчика.

– Неужели твоя мать не пыталась их остановить?!

– Нет! Ведь ее воспитывали те же самые священники. Им удалось вылепить ее такой, какой они задумали. Она даже заставляла себя сидеть в комнате, когда они изгоняли из меня дьявола. Она умоляла сдаться, чтобы им не приходилось прибегать к таким мерам.

– Она сидела и смотрела, как они избивают тебя?! Это чудовищно!

– Перед началом порки ей подносили хлыст. И мать молилась, обращаясь к Господу Богу, чтобы он наделил его священной силой, затем целовала это орудие насилия и передавала в руки отца Доминика.

Кейт почувствовала прилив дурноты, представив, как это происходило. Время, проведенное под одной крышей с Себастьяном, вспоминалось как сплошная пытка. Но эти истязания не видела та, которой самой природой предназначено было защищать ее. Наверное, в ее присутствии пытка становилась бы еще мучительнее. Кейт содрогнулась: она больше не в силах была слушать его признания. Но она заставила себя задать последний вопрос:

– И все же мне непонятно. Каким образом... Ты сказал, что в Сантанелле научился... – Кейт не хватало нужных слов, чтобы описать происходившее между ними совсем недавно: то состояние полного изнеможения, до которого он довел ее. – Неужели святые отцы...

Роберт усмехнулся.

– Это заслуга дона Диего. Ему не хватало набожности, которой с избытком была наделена моя мать. Он считал, что кое-какие радости плоти можно себе позволить. Этот знатный дворянин частенько посылал в город за шлюхами и показывал, какие удовольствия меня ожидают, если я откажусь от своей веры и своей родины.

– А ты предпочитал порку?

– Это продолжалось долгих четыре года: послеобеденные наказания и зрелище низменных наслаждений по вечерам. И все же им не удалось сломить меня. Я не хотел смириться. В конце концов мне удалось удрать из Сантанеллы и вернуться к себе на остров.

– Каким образом?

– Это особый рассказ. Я и сейчас не могу понять, как сумел выбраться из всех передряг.

Одинокий подросток, без денег, без чьей-либо помощи... Ему все время приходилось прятаться, чтобы не попасться никому на глаза. А затем полные опасности скитания по морю. Чудо, что он вообще живым добрался до Крейгдью.

– Тебе пришлось пересечь…

– Хватит об этом. Что прошло, то прошло. – Роберт перевернул ее на спину. – У тебя такой божественной красоты рот, и он, конечно же, создан не только для бесконечных разговоров. – Роберт нежно коснулся указательным пальцем ее нижней губы. – До чего же волнующий и возбуждающий рот... Открой его...

Теперь Кейт не сомневалась: что бы ни предложил этот человек, все доставит им обоим неизъяснимое удовольствие. Любое его прикосновение к ней снова вызывало огонь желания, нестерпимой жажды близости.

Другим пальцем Роберт приоткрыл ее верхнюю губу, и тело Кейт отозвалось сладостной дрожью.

– Открой... я хочу войти...

Предощущение того, что произойдет, заставило забыть все страшные воспоминания, сняло последнее напряжение, и Кейт, обвив его руками, открыла рот.

Сквозь дымовой просвет, оставленный Робертом, Кейт заметила: снег уже не идет. Легкий сумрак еще не пропускал утренние лучи солнца, но она почувствовала, что наступило какое-то особенное затишье. Что оно предвещает?

– Ты почему не спишь? – спросил ее Роберт. – Неужто мне не удалось утомить тебя как следует? Придется начать все снова?

Он поддразнивал ее. После стольких часов любовной игры они оба лежали в полном изнеможении, не в состоянии шевельнуться.

– Мне показалось, что снег уже перестал идти.

– Да. Снегопад давно прекратился. Ты просто не обращала внимания.

– Это хороший признак? – радостно спросила она.

– Если он не пойдет снова.

– Но есть надежда, что буря все-таки утихла, и мы сможем двинуться в путь?

– Не думай об этом. Зимняя погода обманчива. Мы можем не один раз разочароваться в своих ожиданиях, прежде чем в самом деле появится возможность тронуться в путь.

Но до чего же трудно отказываться от надежды. Кейт еще никогда не чувствовала в себе столько сил и такого жадного желания жить. Ей так не хотелось умирать.

– Мне не удастся думать ни о чем другом; кроме этого.

– Раньше ты умела брать себя в руки и забывать о неприятном. – Не давая Кейт возможности прервать его, Роберт продолжал: – Давай поговорим о том замечательном доме, который ты однажды выстроишь для себя.

– Тебе это совершенно неинтересно. Я знаю, что ты спрашиваешь только для того, чтобы отвлечь меня.

– Если бы не хотел, не стал бы спрашивать. Думаю, я имею право знать, на что мне придется потратить свое золото.

Но Кейт почему-то не хотела говорить о будущем доме.

– Лучше расскажи мне о Крейгдью.

– Скоро ты увидишь его сама.

– Неужели это случится? Все равно расскажи. – Кейт не смотрела на Роберта. Взгляд ее огромных глаз был устремлен к небольшому просвету в завале у входа.

– Небольшой остров. Холмы, скалы. Очень мало плодородной земли. Про Пустошь я уже рассказывал...

– А замок?

– Очень старый замок. Его выстроили еще норманны, когда впервые ступили на нашу землю и решили обосноваться на ней навсегда.

– А кто жил до них?

– Варвары, которые поклонялись солнцу. Племена, называвшие себя пикты, скотты, кельты, прибывшие сюда из Ирландии. – Он подул ей в лицо, отбрасывая упавшую на лоб прядь. – Из этой взрывоопасной смеси и получились в конце концов мы – такие, какие есть.

– Независимые, бесстрашные горцы? – Теперь уже Кейт слегка поддразнивала его. – А как выглядит твой замок?

– Как и все остальные замки. Каменные башни. Ров. Ничего особенно отличительного. – Он пожал плечами. – Многие считают, что это ужасное, проклятое Богом место и что хуже его нет на свете.

– Но не ты.

Он смотрел на затихающую пляску огня.

– В Испании сухо, тепло. Белый жасмин цвел в саду у дона Диего. Там было все, что так любят воспевать поэты. А в тот день, когда я наконец ступил на берег Крейгдью, я шел босиком. Ноги у меня были избиты в кровь, а скалы были холодными и острыми. Они не дарили утешения. Спустилась ночь. Яркие факелы дымились на фоне сумрачных башен. Туман серой пеленой затянул горы. Холод пробирал меня до костей. Суровая тишина царила вокруг.

– И это было мощно и красиво! – Теперь она не могла оторвать глаз от его лица.

– Я этого не сказал.

Ему и не надо было говорить. Это была земля, его родина! И пусть бы весь мир твердил, что Крейгдью – самое отвратительное место на всем белом свете, для Роберта не было ничего прекраснее и лучше.

– Дом.

– Вот именно, – улыбнулся он, – дом. – И отвел взгляд. – Я уверен, что место, которое ты выберешь для своего дома, будет гораздо более гостеприимным.

– Пока что я не могу представить его себе – все расплывается, как в тумане. Но когда я увижу его, то сразу пойму – мое это или нет.

– Ты так уверена?

Кейт кивнула:

– Я всегда чувствую такие вещи. Стоило мне только в первый раз увидеть Каролину, как я поняла: она станет моим другом. И Bopoнoгo я полюбила с первого взгляда.

Он не сдержался и фыркнул.

– Если ты берешь своего Bopoнoгo в пример, то ясно, что красота и в самом деле не имеет для тебя значения.

– Это скорее похоже на кусочки разрезанной картинки, которые нужно сложить вместе. Koгдa их видишь, то каким-то образом угадываешь, куда их надо положить.

– А если мы так и не отыщем ничего подходящего? Ты согласишься поселиться в том месте, которое не совсем отвечает твоим мечтам?

– Нет... – Внезапно Кейт поняла, что он впервые, говоря о доме, употребил слово «мы». – Не волнуйся, как только год подойдет к концу, ты отпустишь меня, снабдив всем необходимым. Я найду то, что мне придется по душе.

Кейт почувствовала, как Роберт напрягся при ее словах.

– Ты хочешь сказать, что я должен буду отпустить тебя на все четыре стороны? – В голосе его прозвучали саркастические нотки. – И ты присоединишься к труппе бродячих актеров?

Его насмешка после той нежности, к которой она привыкла в последнее время, больно уязвила Кейт.

– Может, и так, – с вызовом ответила она. – Я достаточно ловко жонглирую, если сумела испугать тебя. Думаю, публике понравится мой номер с кинжалами.

Руки Роберта невольно стиснули ее плечи, словно сама мысль о том, что она уйдет, представлялась ему невозможной.

– Я не могу этого допустить...

– Но это будет уже не в твоей власти. Я получу полную независимость. – Эти слова почему-то причинили ей боль. Впервые свобода показалась не столь желанной. Кейт села, освободившись из его рук. – И Крейгдью не будет угрожать никакая опасность.

– Иди ко мне.

– Не хочу. – Она посмотрела в его темные, бездонные глаза. – Я решила, что, когда мы спустимся с гор, нам все же придется жить отдельно. Наша близость выводит меня из равновесия.

– Но тебе это нравится...

– Телу – да. Но разум протестует.

Он сжал губы.

– Опять Себастьян? А мне-то показалось, что его глупые доводы...

– Нет, не Себастьян, – неуверенно проговорила она. – Я сама так решила. Мы с тобой по-разному устроены. Что тебе дается без труда, у меня не получается. Я не могу жить, просто наслаждаясь телесным удовольствием и не задумываясь ни о чем другом. Со мной что-то такое начинает происходить...

– Что именно?

– Не знаю. Но это выводит меня из равновесия. Получается так, что...

Кейт пыталась найти нужные слова, чтобы передать тот страх, что клубился на дне сознания.

– Всякий раз, как мы переживаем близость, все мое тело начинает гудеть, как колокол. Каждая клеточка отзывается на его тяжелый звон. Я становлюсь сама частью этого колокола. – Ее пальцы нервно пригладили волосы. – Этому пора положить конец.

– Я не согласен.

– Но этот звук начитает полостью поглощать меня. А я не хочу раствориться в нем – просто не могу позволить себе такого, – прошептала она. – И ты знаешь, что если я принимаю решение, то никто не в состоянии заставить меня переменить его. – Она серьезно и сосредоточенно покачала головой. – Я понимаю, что ты устроен иначе. Ты не испытываешь тех же чувств, что и я. Для тебя – это просто игра. Игра, доставляющая наслаждение телу. Но неужели ты не в состоянии понять, что я...

– Давай отложим этот разговор, – прервал ее Роберт и, придвинувшись еще ближе, крепко сжал в объятиях.

– Потом может быть слишком поздно. Я не уверена, что у меня хватит сил…

– Спать! – сердито приказал он. – Ты и так устала, а что нам предстоит завтра – одному Богу известно. Надо успеть отдохнуть до начала дня.

Дыхание Кейт постепенно стало более ровным и глубоким. Роберт почувствовал тот момент, когда она, отдаляясь от него, погрузилась в сон. Его тело и разум так тонко улавливали каждую перемену, происходившую с Кейт, будто они и в самом деле составляли одно целое.

« Ты не испытываешь тех же чувств, что и я...»

Роберту не хотелось прислушиваться к тому, что он чувствует. Единственное, что ему хотелось, – чтобы она снова и снова обвивалась вокруг него, принимая в себя. Чтобы можно было протянуть руку и дотронуться до ее нежного, податливого, отзывчивого тела. В конце концов, Кейт получает не меньше удовольствия, чем он сам. Роберт с самого начала не переставал заботиться об этом. Не стоит обращать внимания на ее слова.

Одно только верно – ему надо будет сначала убедиться, что она не ждет ребенка, и только после этого возобновить их отношения, уже соблюдая все необходимые меры предосторожности.

Ребенок?

Неожиданная волна радости захлестнула его при мысли, что Кейт могла зачать. Зачать от него. И это будет его ребенок.

«Самый обычный, естественный порыв зрелого мужчины, – убеждал себя Роберт. – Ничего необычного в нем нет».

Разум подсказывал, что появление ребенка может обернуться цепью непредсказуемых бедствий для Крейгдью, и Роберт не без опаски подумал, удастся ли ему впредь владеть собой в минуты близости. Сумеет ли он вовремя выйти из ее лона, не извергнув в него своего семени?

Но сейчас об этом лучше не думать. Потом. Он с нежностью посмотрел на спящую.

Ребенок.

Луч света коснулся лица Кейт. Она невольно зажмурилась и подумала, что это слишком ярко для... И тут же распахнула глаза.

Солнце! Сияющий свет струился сквозь заграждение. Она села, завернувшись в одеяло, пытаясь удержать остатки тепла. Костер давно погас, и утренний холод заставил ее невольно поежиться.

– Роберт, посмотри! Это же...

Но его уже не было в пещере. Наверное, он проснулся раньше нее и вышел наружу.

Кейт вскочила и стала поспешно одеваться. Когда она накидывала на себя плащ, Роберт, радостно сияя от возбуждения, отодвинул одеяло у входа и вошел в пещеру.

– Мы едем? – Она затаила дыхание, глядя ему в лицо, уже догадываясь, что скажет в ответ Роберт.

Он кивнул, не в силах сдержать улыбки.

Охватившее ее чувство облегчения было таким острым, что Кейт почувствовала внезапную слабость.

– Слава Богу!

– Подожди. Не торопись со своей благодарностью. Нам еще предстоит спуск вниз. Это не так просто, как кажется.

– Когда мы тронемся в путь?

– Сию минуту. Заносы довольно глубоки. Но пройти можно. Лучше идти сейчас, пока солнце не растопило снег. Потом его схватит морозом, а по льду идти во сто крат тяжелее. – Роберт двинулся к Вороному. – Собирай одеяла. Я оседлаю лошадей. – Он быстро поднял седло. – Ты поедешь на Верной и поведешь под уздцы моего коня. Я пойду пешком и поведу Вороного.

– Лучше, если я сама поведу его, ведь...

– Я знаю, что ты «отвечаешь» за него, – закончил Роберт. – Мне все известно про твое необыкновенное чувство долга. Но ради Бога, не спорь со мной сейчас. Неужто ты не понимаешь, что для нас самое главное – спуститься вниз до наступления темноты? Пока снег не превратился в лед. Поверь, тебе тоже нелегко придется сразу с двумя лошадьми.

Работы хватит всем!

Как только они несколько минут спустя выехали на занесенную снегом тропу, Кейт поняла, что имел в виду Роберт.

Им с большим трудом удавалось продвигаться вперед. Лошадям приходилось иной раз грудью пробивать дорогу сквозь снежные заносы. Но хуже всего было Роберту. За четыре часа пути ноги Вороного подкашивались несколько раз, и только страшными усилиями Роберт не давал мерину упасть и заставлял делать следующий шаг.

Когда Кейт в который раз остановилась, чтобы дождаться их, вымотавшийся Роберт рассердился.

– Какого дьявола ты стоишь? От того, что ты кусаешь губы, глядя на Нас, мне легче не становится. Иди вперед и не смей оборачиваться!

– Я не могу. Мало ли что может случиться! – Кейт тоже рассердилась. – А вдруг Вороной испугается, взбрыкнет и сбросит тебя с тропы?

– Куда ему! Он едва переставляет ноги. – Роберт взглянул на ее измученное лицо и вдруг ласково улыбнулся. – Кейт, не волнуйся! Мы спустимся вниз. Так или иначе, но мы дойдем. Мы добьемся своего.

Каждое его движение было полно силы и уверенности. Весь в снегу с головы до ног, со взмокшими и растрепавшимися волосами, он выглядел далеко не лучшим образом. Но все это не имело никакого значения. Роберт распростер свои крылья, беря под покровительство и ее, и Вороного. И он ни за что не отступится. Чувство безопасности – необыкновенное чувство надежности – охватило Кейт.

Она любит его.

Внезапно Кейт остановилась, как молнией пронзенная своей догадкой. Ей следовало понять это раньше. С того самого первого мига, когда, открыв глаза, она увидела склонившееся над ней лицо, показавшееся таким знакомым, когда его черные глубокие глаза заглянули ей в самую душу, – уже тогда ей следовало догадаться обо всем.

И вместе со внезапным прозрением пришла боль. Ее мечтам не суждено сбыться. Роберт выразился достаточно ясно – через год ей придется покинуть Крейгдью. До чего же это несправедливо!

Но кто сказал, что жизнь устроена справедливо? Кейт отвернулась и двинулась вниз по тропе.

Безнадежно пытаться что-то изменить. Чувство, которое она открыла для себя, которое потрясло ее душу, не повлияет на решение, принятое Робертом. Если любовь без всякого спросу ворвалась в ее сердце, придется захлопнуть дверцу и спрятать непрошеное чувство. Она постарается держаться от него подальше, когда они прибудут в Крейгдью! Она выдержала мучительные годы жизни в доме Себастьяна. Здесь ей предстоит выдержать муку только один год. У нее хватит сил.