Браппа, сын Браана, старший утренней стражи, исполнил ловкий танец на крутом гранитном выступе. Золотое сияние рассвета заполнило речную долину, озарило и растопило тонкую морозную корку, украшавшую верхушки скал. Браппа мчался за утренним светом до самых стен ущелья, легко подпрыгивая через каждые несколько шагов, раскинув прозрачные мембраны и мягко скользя с одного уступа на другой. Пробежка — прыжок — скольжение, и так много раз. Конечно, при желании он мог бы спланировать до самого низа, но ему необходимо было подумать.

Браппа миновал расщелину и с удовольствием вдохнул сырой сернистый воздух. Выдохнул… облачко пара мгновенно растворилось в холодном воздухе. Место, в котором он оказался, всегда окутано клубами пара и тумана, воздух благоухал минералами и сыростью. Он приближался к кружеву террас, там его дом. Рядом мчалась река, едва различимая за пеленой пара; ее могучий поток, заключенный в могучие стены ущелья, грохотал по каменистому ложу, и невысокое утреннее солнце еще не испещрило бурные воды знакомыми светло-золеными и белыми лоскутами.

Браппа, сын Браана, мягко приземлился на сырой гранитной террасе перед порталом. Защищенная сверху неровным карнизом прорезанной жилами кварца скалы, она достигала в самом широком месте десяти пядей, а по длине — более семидесяти пядей. Низкая зубчатая стена ограничивала террасу со стороны обрыва. Между зубьями пышно разрослись цветущие растения, издающие неповторимые пронзительные ароматы, смешивающиеся в дурманящий конгломерат запахов. Снизу, от реки, поднимался пар, обволакивающий растения туманной пеленой, сквозь которую просачивался солнечный свет, танцующий радужными бусинками.

В двух пядях над шишковатой головой Браппы нависала арка, сооруженная из обсидиана[2], с перемычкой из контрастного белого жадеита.[3] У входа — два мастерски отесанных гранитных валуна. Отполированная временем лестница, искусно вырубленная в гранитном основании, вела вверх от террасы в пещеру — тридцать широких ступенек…

Браппа аккуратно сложил крылья за спиной так, что они перекрывали друг друга. Темноволосый и горбатый — все-таки крылья за спиной, — он был кривоног, с головой, напоминающей черную мотыгу; мускулистые, с выступающими сухожилиями руки оканчивались четырехпалыми кистями и свисали ниже колен. Тело прикрывала шкура с мягким черным мехом, только грудь и живот выделялись кремовой расцветкой, что служило отличительным знаком летучего обитателя скал. Охотник. Менее половины пяди ростом, но еще молодой.

У порога портала возникли три похожие на него фигуры, только значительно выше. Головы и шеи вновь прибывших покрывал такой же мех, как и у Браппы, но на теле он — только кремовый. Большие округленные головы. Мастера, за тысячелетия эволюции утратившие способность летать и некоторые другие особенности: их тела приспособились для иных нужд. Они были выше ростом, тяжелее, более умелые и во многих отношениях значительно разумнее. Охотники заметили бы, что они не очень смелые.

Самый высокий из мастеров являлся старейшиной и носил на груди ожерелье из изумрудов и гранатов — знак садовника. Браппа остановился, низко поклонился и протянул руки ладонями вверх, выказывая почтение перед членом совета. Ему было о чем рассказать, но правила требовали молчания.

— Зачем ты здесь, охотник? — торжественно просвистел старейшина совета. В его свист вплелись дрожащие нотки, он тоже слышал гром.

— Долгой жизни тебе, старейший. По приказу Куудора, начальника стражи, о Высочайший, я бодрствовал утром и стал свидетелем странных происшествий, — прочирикал Браппа.

— Ты сказал. Следуй за нами, — мрачно скомандовал старейшина, медленно повернулся и пошел назад. Другие мастера, ученики, склонив голову, направились за ним в глубь пещеры.

Браппа шел следом. Сводчатые арки и изящные колонны, поражающие своей красотой, становились все выше по мере того, как они углублялись в расширяющийся зал; тонкой работы алебастровая и жадеитовая мозаика украшала полированные альковы. Куполообразный зал, пещерный амфитеатр площадью более пятидесяти квадратных пядей, предстал перед ними, освещенный сотнями и тысячами спиртовых ламп, мерцающих желтоватым сиянием.

Браппа и раньше бывал в зале собраний, его не пугали огромная толпа и приглушенный гул голосов. В это утро громадное помещение пустовало. Вверху, над головой, бурлила в акведуках вода, и эхо шаркающих шагов казалось оглушительным. Когти на ногах Браппы скребли сверкающие каменные узоры черного мраморного пола. Звонкая тишина пустого зала нервировала его, но, будучи охотником, пусть даже всего лишь стражем, он был обязан проявлять смелость. Со скрытым презрением Браппа отметил, что ученики протирают влажной губкой пол и стены. Мало им естественной сырости, подумал он. Вот охотники этого никогда не делают.

Браппа и его сопровождающие поднялись по лестнице на мраморный балкон. Здесь старейшина знаком показал, что нужно подождать, и вяло махнул рукой в сторону балкона. Когда он исчез за частоколом колонн, Браппа присел на гладкую деревянную скамью. Его внимание привлекла дренажная система, охватывающая по периметру весь зал. С нижних уровней каналы и не заметишь. Вода отводилась с верхних уровней через каскады и акведуки для использования всей общиной. И не только в качестве «аква вита». [4] Вода — основа искусства.

Браан, вождь охотников, стоял у входа, когда старейшина вошел в помещение для собраний. Как и полагалось, старейшина занял свое место в конце черного мраморного стола. Браан знал — садовник видел более сотни зим, и при этом оставался самым молодым из одиннадцати старейших. Охотников в совете не было, ведь они жили недолго. Обитатели скал, охотники и мастера, обходились без общего вождя, но часть его функций выполнял старейший — Кооп. Отличительный знак из зеленого жадеита указывал на его принадлежность к рыбакам. Никто не знал возраста Коопа, но мех на его голове уже давно отливал серебром.

— Браан из клана Соонга, вождь охотников, будешь ли ты говорить от имени стража? — прощебетал Кооп.

Браан, чье лицо уродовали страшные шрамы, а мех на голове прочерчивали белые полосы, не был старейшим из охотников, однако, благодаря своим способностям, стал их вождем. В этом качестве ему частенько доводилось общаться со старейшинами. Знак уважения соплеменников, кожаный ремень, украшал его шею.

— Он моей крови. Его слова — мои слова, Высочайший, — ответил Браан.

— Какие у тебя новости? — напрямик спросил Кооп, что грубо нарушало все принятые условности.

Браан не обиделся, ведь старейшина сделал это не из неуважения к нему, а из нежелания зря терять время.

— Старейший, все, что я знаю, только лишь слухи. Узнать правду помогут те, кто что-то видел. Прости мое нетерпение. Я привел с собой стража.

Не дожидаясь разрешения, он спрыгнул со скамьи и исчез за колоннами.

Страж стоял у входа, уважительно склонив голову. С тех пор, как Браан-отец отправился в поход за солью, луна прошла полный цикл. Тем временем, его сын, Браппа, нес сторожевую службу. Браан торжественно и церемонно поклонился в ответ своему отпрыску, а потом ласково потрепал его по подбородку. Сын поднял голову и радостно ухмыльнулся, обнажив несколько рядов мелких и острых зубов. Браан похлопал его по спине и подтолкнул ко входу в помещение.

Отцу было чем гордиться. Браппа, сын Браана, не спеша и с достоинством подошел к столу. Впервые представ перед старейшинами, он не стушевался и подробно рассказал о том, что видел, а когда его слушатели стали задавать вопросы — особенно старались каменотесы и паровики — твердо и уверенно ответил на них. Браан слушал молча, уж очень удивительно было то, о чем поведал сын. Он, старший утренней стражи, видел, как с неба спустились летающие существа, но это были не охотники, не орлы и даже не злые громыхающие машины мифических людей-медведей. Может, это боги? Озадаченные старейшины сбились в кучу и принялись что-то обсуждать шепотом. Браппа, сын Браана, стоял молча и неподвижно, ожидая решения.

Браан, не испытывающий такого пиетета по отношению к старейшинам, вмешался в ход обсуждения.

— О, старейшины, у меня есть предложение.

— Говори, охотник, — сказал Кооп, явно утомленный затянувшимся собранием и нерешительностью своих коллег.

— Люди боятся, что это боги спустились на нашу землю, а возможно, это вернулись те, похожие-на-медведей, о которых говорят мифы. Нужно все узнать, а для этого — послать охотников к озеру. Если боги или люди-медведи снизошли на землю, мы отыщем их. Если люди-медведи, мы будем защищаться. Если боги, окажем им уважение.

Браан повернулся, чирикнул Браппе следовать за ним и вышел из палаты, царапая когтями мраморный пол.

Быстро миновав зал, они вышли на террасу, задержавшись лишь для того, чтобы расправить крылья-мембраны. Отец вскочил на зубчатую стену, оттолкнулся и грациозно воспарил над ущельем, по дну которого с ревом несся поток. Браппа, отставший на пару шагов, сделал то же самое, в точности скопировав маневр отца. Оба охотника покружили, потом их подхватили восходящие потоки воздуха, унося выше, выше… Набрав скорость, они понеслись вдоль ущелья, оставив позади затянутую водной пеленой широкую террасу.

Охотники отличались от мастеров не только способностью летать. Вот и сейчас они провели сонарную разведку, определив маршрут движения между отвесных стен. Бесшумно поднимались и опускались огромные крылья, унося странных существ к дому. Обитали охотники в пещере, перед которой также пролегала терраса, впрочем, не столь длинная и широкая. Воздух был менее сырым — сказывалась большая высота. Аромат приготовленной пищи смешивался с запахом газов, выделявшихся из глубин планеты, и приятно возбуждал обонятельные рецепторы.

Жилище двух охотников отличалось от других мастерски выложенной стеной из черного мрамора с золотой мозаикой — дар легендарному прадеду Браана Соонгу от мастера-каменотеса в знак признательности его заслуг в борьбе с орлами.

Из всех обитателей скал, у матери Браппы, жены Браана Ки был, наверное, самый острый слух. Она уже ждала их на террасе, прижимая к себе ребенка. При виде мужа и сына ее охватила радость, и хотя, на первый взгляд, в позе женщины ничего не изменилось, любой охотник сказал бы, что Ки счастлива. Так молча она и стояла, пока Браан не снял с шеи кожаный ремень.

Только тогда мать начала приветственную речь.

— Добро пожаловать домой, достопочтенный муж. И ты, возлюбленный сын, — Ки щебетала, кланялась, но избегала смотреть в глаза мужчинам.

Браппа поклонился матери. Отец ничего не сказал.

— Хорошо вернуться к теплу материнского дома. Служба стража нелегка, но… но справляюсь хорошо. У меня есть друзья, — ответил сын, также не глядя в глаза Ки. — Прости, что плохо сказал — я не хотел тебя обидеть, и я не жаловался.

— Я не услышала жалоб, сын мой. Двадцать дней прошло, как ты ушел на службу, и за это время ты еще больше вырос, — церемонно ответила она.

— Благодарю тебя, о мать моя, за эти слова. Ты добра и щедра, — в тон ей произнес Браппа. Комплимент за комплимент.

Ребенок, сестра Браппы, молчавшая до этого момента, потеряла терпение, что, впрочем, трудно было поставить ей в вину — формальную процедуру воссоединения семьи мог вынести только посвященный. Малышка вскинула сухие ручонки, крылышки коснулись лица матери. Девочка запищала, ее пронзительный голосок и сонарный сигнал слились воедино в нечто невообразимое. Браан, усмехнувшись, освободил мать от крошечного бремени и заключил дочку в объятия. Малышка обрадованно ухватилась за грубые отцовские крылья и закричала от восторга. Отдав дань обычаю, сын и мать тоже обнялись, причем в данном случае уже Браппа поглаживал худенькую Ки. Стесняться подобного проявления чувств не приходилось — туман в это утро отличался густотой, а сами охотники гордились семейной привязанностью. Да и находились они сейчас в своем родном клане.

Однако, при всем этом, семья Браана перенесла свои приветствия, объятия и прочие горячие чувства под крышу жилища. Низкий потолок, но зато целых шесть комнат — исключительная роскошь, причем, что вовсе уникально, дом Браапа не соединялся с другими пещерами. Два выхода — это уже не роскошь, а насущная необходимость. Надежно замаскированные, небольшие, они не только обеспечивали вентиляцию и служили аварийными выходами, но иногда открывали хищникам доступ к добыче. Орлы, скальные собаки и рыкуны иногда еще обходили стражу и терроризировали население, особенно охотников, чьи дома располагались на самых вершинах. Свет спиртовых ламп и знакомое журчание воды встретили отца и сына; к ним прибавились еще запахи печеной рыбы и лукового супа. Браан и Браппа почувствовали себя дома.

Ели быстро и шумно. Браппа поинтересовался у отца, как прошел набег на соляные озера, но тот отделался несколькими словами. Обычная экспедиция: сейчас время миграции огромных стад, так что запах оказался хуже, чем память о нем. Видели полевого дракона, белохвостов и много-много орлов. Однажды встретились рыкуны, но охотникам повезло: удалось избежать серьезных стычек. Хищники были сыты, что обычно для этого времени года, ведь бизоны в период миграции представляют собой легкую добычу. Носильщиков шло очень много, поэтому отряд лишился маневренности, и если бы не удача, неизвестно, чем бы все кончилось. Аппетиты соотечественников росли, соли не хватало, и, по мнению Браана, необходимо искать иное решение проблемы.

Отец знаком показал, что наелся, и вся семья последовала его примеру. Браан посмотрел на сына.

— Сообщи начальнику стражи и получи разрешение на разведку. Понадобятся три воина для сопровождения. Я прошу, чтобы и тебя включили в их число, хотя это остается на выбор Куудора. Передай начальнику стражи мое почтение и сообщи, что экспедиция отправится во второй половине дня. Иди, — приказал Браан.

Едва скрывая охватившее его волнение, Браппа поклонился. Задержавшись ровно настолько, чтобы обменяться мимолетным взглядом с матерью, страж выскочил из дома, вспрыгнул на стену террасы и упал в туман, едва успев развернуть крылья. Через мгновение он уже несся по ущелью.

Ки тоже вышла на террасу проводить последнего оставшегося в живых сына, как всегда поступали жены и матери охотников, отправляя в путь своих отцов, мужей и сыновей. Так было всегда. Приходило и уходило поколение за поколением, но тревога расставания соединяла их в единую цепочку, не прерываясь, что, наверное, и обеспечивало существование обитателей скал. Ки уже потеряла двух сыновей, мужественных, крепких, смелых… и молодых. Слишком молодых для смерти.

— Он уже улетел, — печально сказала Ки. Она повернулась и заглянула в глаза мужа, что делала только тогда, когда они оставались наедине. — Береги моего сына.

В ее словах прозвучали и просьба, и приказ. Браан приблизился к жене, взял ее лицо в ладони и потерся лбом о ее лоб, обмениваясь с той сонарными импульсами. Ки отступила на шаг и попыталась улыбнуться, но глаза уже повлажнели, и улыбка не удалась. Муж только что возвратился из далекой, опасной экспедиции и вот уже собирается отправиться в другую, да еще забирает с собой ее единственного сына. Жизнь охотников коротка и проходит в бесконечной борьбе. Ее муж — вождь всех охотников. Долг — это критерий его существования, а смерть — верный попутчик.

— И позаботься о себе, мой доблестный супруг, — она поклонилась.

Браан вернул поклон. Охотник молча и неподвижно стоял в одной из маленьких комнат. Затем он открыл обитый кожей деревянный сундук, тщательно закрытый всего лишь несколько дней назад. Вождь извлек из ящика кожаный панцирь, железный нож, небольшой лук и колчан. Мрачно оделся, взял оружие и, крепко пожав руку жене, вышел из дома и провалился в бездну. Захлопали крылья, разгоняя туман, но вскоре замерло даже эхо.

Стоны прекратились… тихие, периодически повторяющиеся звуки, подобные далекой заунывной сирене. Обойдя обдуваемое ветром озеро, Шэннон облегченно вздохнул, найдя укрытие под желтыми корявыми деревцами. Все это время его не оставляло чувство, что за ними наблюдают.

— Нашел… пещеру, Сарж, — выдохнул Пети. Матрос тяжело дышал, его грудь вздымалась и опадала. Когда подошел Шэннон, он сделал попытку подняться, но тут же бессильно упал на поваленное дерево. Сержант опустился на колени, стараясь успокоить дыхание. Пещеру он еще толком не рассмотрел; вход находился немного выше. Над ним нависала огромная каменная глыба. Татум сидел поблизости, прислонясь к скале и закрыв глаза. Шэннон посмотрел вниз, оценивая пройденный через плато путь.

Покинув район приземления, они спустились к озеру. Равнина здесь была несколько иной, больше напоминала тундру; то и дело встречались тропинки, протоптанные животными, но, к большому огорчению землян, все они выходили к заросшему тростником озеру. Вокруг цвело много великолепных белых цветов, их стебли переплетались с тростником и какой-то другой, не столь яркой растительностью. Внимание Шэннона привлекли мясистые наросты у основания бутонов, и он решил как-нибудь проверить их с точки зрения голодного человека. Но пока эти мысли не могли отвлечь его от нескончаемых стонов, доносившихся со всех сторон.

Он и сам с трудом держался. С тридцатью килограммами груза за спиной путешествовать нелегко: каждый шаг требовал титанических усилий, и прилив адреналина, вызванный спуском на поверхность, уступил место всеобщей слабости. Обогнув озеро, они начали подъем. За время пребывания в космосе люди привыкли к невесомости, и теперь полная планетная гравитация тяжким грузом ложилась на каждый мускул, каждое сухожилие. Сердце трепыхалось, как птица под накидкой, веки налились свинцом, едкий пот заливал глаза, в ушах стоял неумолчный звон, а кровь молотом стучала в висках. Сержант потряс головой, пытаясь сбросить пелену, окутавшую мозг.

Ниже, у самого озера, под ветром колыхалась рощица. Несколько деревьев росли вблизи массива, где Татум обнаружил пещеру. Земля здесь была потверже, тут и там в траве мелькали ранние ягоды — голубые, черные, красные.

Рядом с Пети тяжело опустился О'Тул. Опершись о ствол, взглянул на товарища.

— Ты как? Нормально? — промычал он. — Выглядишь ужасно. Ужаснее, чем обычно.

Пети оторвал было голову от ранца, но тут же со стоном опустился, оставив реплику О'Тула без ответа.

— Выпей-ка немного стимулятора, — распорядился Шэннон.

Пети перекатился набок и достал из бокового кармана фляжку. После нескольких глотков глаза у него прояснились, лицо порозовело.

— Да, — слабо пробормотал он. — Жить буду. Боже, этот марш-бросок совсем меня доконал.

— Гравитация, — протянул О'Тул.

— Здесь она меньше, чем на Земле, — заявил Шэннон.

— Давненько мы не были на старушке-Земле, Сарж, — фыркнул О'Тул.

— Ладно, хватит скулить. Соберись, Пети! — рявкнул сержант. — Прикроешь меня.

Он заставил себя подняться, хотя колени протестовали, как могли, пересек поляну и полез наверх, где его ждал Татум. Чуть выше находился вход в пещеру. Татум сидел, опустив руки на колени, с носа капал пот. Шэннон почувствовал, как тому не хочется двигаться; скала защищала от ветра, и Татум, наверное, вполне согласился бы вздремнуть прямо здесь.

— Ну, что мы имеем, Сэнди? — с этой высоты Шэннону было видно озеро за верхушками деревьев и край плато, на которое они приземлились. Солнце клонилось к закату, его слабый, словно пропущенный через фильтр, свет танцевал на покрытой рябью поверхности озера. Внезапный порыв ветра поднял столб пыли, закружил его и унес. Деревья мягко зашуршали.

— Не уверен, что именно, Сарж, — отозвался Татум. — Мне показалось, что я что-то видел. Какое-то движение, — он снял перчатку и сунул в рот большой палец. Пожевал. Выплюнул кусочек ногтя.

— Шум слышал? — спросил Шэннон. Татум покачал головой.

Сержант кивнул и принялся карабкаться к пещере, цепляясь за камни, которыми был усеян весь склон. Покинув укрытие, он почувствовал, как ветер холодит потное тело. Шэннон огляделся. Никого. Никаких признаков жизни. И все же, он был уверен, пещера была чьим-то домом. Теперь это будет их дом. Сержант протянул руку к бедру, вытащил из ножен короткий кинжал и прикрепил его к стволу винтовки. Со штыком наперевес Шэннон приблизился к входу…

Пещера была пуста. Достаточно высокая — человек мог стоять, не пригибаясь, — она расширялась в глубину. В полумраке он не мог рассмотреть деталей, но все же определил, что жильцы, если таковые имелись, в данный момент отсутствовали. Возможно, вышли погулять. Или за продуктами. Тяжелый запах намекал на недавнее пребывание здесь крупных животных, на песчаном полу можно было рассмотреть следы. В углу Шэннон заметил клочья свалявшегося густого черного меха и разгрызенные кости. Ясно: тот, кто здесь жил, любил мясо. Отпечатки лап напоминали собачьи, только когти, по всей вероятности, подлиннее. Ну что ж, вот они, первые свидетельства животной жизни. Довольно зловещие следы хищника.

Сержант отступил к выходу и окликнул своих людей. Солнце скрылось в серой дымке облаков, ветер настойчиво трепал верхушки деревьев.

— Эй, ребята, шторм надвигается. Давайте-ка пошевеливаться, — крикнул он. — Корвет будет над нами через пятнадцать минут. О'Тул, разверни полевую станцию и установи навигационный маяк. Проверь. Надо, чтобы они нас засекли. Татум, займись пещерой. Лагерь будет здесь. Нам еще повезло, что мы ее отыскали. Так что, давайте обустраиваться. В ней сухо, и места достаточно. Это хорошие новости. Плохие — это то, что в ней кто-то жил, и судя по тому, что я видел, этот кто-то с когтями и клыками. Ест мясо. Так что держите оружие наготове. А впрочем, это хорошая новость. Значит, есть пища.

— Точно, — отозвался Татум. — Вопрос в том, кто кого будет есть.

Браан и три воина бесшумно парили над оборонительной линией. Когда они появились перед юным стражем со всем подобающим случаю достоинством, тот, попытавшись принять важный вид, тут же послал за начальником стражи. Юноши с неприкрытым трепетом взирали на настоящих ветеранов, так внезапно появившихся во вверенном им районе. Старший смены, видя, что его подчиненные уже не в состоянии нести дежурство, приказал трубить сбор. На сигнал откликнулись, и вскоре уже целая толпа чирикала, щебетала и пересвистывалась, бросая на гостей восхищенные взгляды. Многие были в кожаных панцирях, с луками и пиками. Браан и его временные попутчики в толстых, потемневших от пота боевых шкурах, с железными ножами и большими луками, казались здесь великанами среди пигмеев. Конечно, в переносном смысле.

Товарищами Браана были знаменитые воины. Вождь охотников мудро обратился к старому Ботто из клана Ботто и попросил помощи. Почтенный Ботто, некогда вождь охотников, теперь стал слишком стар, чтобы самому спускаться вниз, но прошлые заслуги и хорошие манеры внушали к нему всеобщее уважение. Старик посчитал бы себя оскорбленным, если бы его клан оказался исключен из опасного и важного предприятия, поэтому он приказал двум своим старшим сыновьям, Ботто и Тинну, сопровождать Браана. Третьим стал Крааг из клана Веера, к которому принадлежала и жена Браана. В иерархии охотников высокий, седой Крааг занимал второе место после Браана.

К ним уже шел Куудор из клана Виххо, начальник стражи, опытный воин и учитель. Куудор сильно хромал, а его левое плечо пересекал страшный шрам. Искалеченный ветеран резко остановился перед строем своих воинов, его юный помощник замер чуть позади. Браан и его товарищи приблизились к учителю. Воины обменялись формальными приветствиями, но глаза их сверкнули при виде друг друга. Им было что вспомнить: общие победы, общие опасности…

Как и положено, первым заговорил Браан.

— Куудор, начальник стражи, для службы старейшинам требуются три стража. Мы отправимся на север, в район озера трех островов, чтобы провести разведку. Вернемся прежде, чем большая луна возродится заново.

— Браан, вождь охотников, — ответствовал Куудор. — Твоя экспедиция важна, что подтверждает и присутствие столь опытных воинов. Для нас честь предоставить тебе трех стражей в это опасное предприятие. Три самых достойных выбраны! — Куудор повернулся к помощнику и отдал распоряжение.

Первым был вызван Браппа из клана Браана; вторым — Шеррип из клана Виххо, внук Куудора, сильный и способный юноша, один из лучших летателей; третьим — Кибба, помощник начальника стражи, из клана Киит. Он сам выкрикнул свое имя дрожащим от волнения голосом. Все трое гордо выступили вперед.

Самые сильные и храбрые идут впереди. Куудор повернулся к остальным и бесстрастным тоном коротко выкрикнул призыв. Новый помощник занял место прежнего. Они запели песнь смерти — серия скорбных, горестных завываний… а когда унылые звуки унес поднявшийся ветер, помощник взметнул вверх пику, и воздух пронзили громкие приветственные крики. После этого воины и стража в едином строю замерли перед Куудором. Браан отдал команду и торжественным шагом направился к обрыву. За ним направились и все остальные. Развернув крылья, как боевые знамена, они прыгали с кручи и кружили в воздухе, оглашая поселок приветственными криками. Семеро обитателей скал, тяжело работая крыльями, поднимались все выше и выше. Сильный северо-западный ветер подхватил их и понес прочь, подальше от ущелья, от дома. Вскоре они превратились в едва заметные пятнышки в небе…