Даже при свете ТКут сад выглядел увядшим, засохшим. Земля все еще сохраняла дневной жар, который Маккой ощущал даже через туфли. Воздух оставался таким же удушливым, и Маккой с радостью вошел в дом. В гостиной ярко горел свет. Доктор подумал, что его оставили специально для него, но потихоньку приоткрыв дверь, он услышал легкие звуки музыки. На кушетке лежал спящий, как ему показалось, Кирк, а Сарек сидел в огромном дубовом кресле-качалке, по всей видимости, привезенной Амандой с Земли.
«Сколько раз в этом кресле убаюкивали Спока в детстве, хотел бы я знать?» – подумал Маккой.
Сарек играл на литеретте, вулканской арфе, такая же была у Спока на «Энтерпрайзе», но эта – более старая и потертая в тех местах, где ее трогали руки музыкантов многих поколений. Так же, как и Спок на звездолете во время отдыха, Сарек извлекал из инструмента звуки, приятные слуху.
Когда вошел Маккой, Сарек играл вальс, который доктор уже слышал однажды, но не помнил его названия. Сарек увидел Маккоя и кивнул ему головой, не прекращая играть. Кирк приоткрыл один глаз, убедился, что Маккой никакого нового сообщения не принес, и снова уснул. Маккой взял кресло и поставил его напротив Сарека. Это было кресло, сделанное в вулканском стиле, но с несколькими подушечками для удобства землянина. Чувствовалось, что Аманда приложила руку и здесь.
Сарек перестал играть.
– Доброе утро, Леонард. Как дела в клинике?
– Со Споком все в порядке, живы остальные пострадавшие при пожаре. А вы с Джимом давно должны спать.
– Джим, думаю, уже спит, – сказал Сарек, бросив взгляд на кушетку, где капитан звездолета и в самом деле мирно похрапывал. – Он действительно лег, как только мы пришли домой, но вскоре встал, сказав, что не может уснуть, а мне тоже не спалось.
– И ты решил сыграть ему колыбельную?
– Как видишь. По-моему, он не позволял себе спать до твоего прихода.
Капитан и во внеслужебное время, как видно, беспокоится о своем экипаже.
– Он знает, что я разбудил бы его, если б в том была необходимость.
Рад, что не пришлось этого делать. А ты играл неплохую мелодию. Я где-то слышал се, но не вспомню названия. Что это было?
– Не знаю, – ответил Сарек. – Аманда называет се «Вездесущим вальсом».
– Как-как?
– Я был послом на Земле, когда встретил свою будущую жену. По роду деятельности мне приходилось посещать множество формальных мероприятий. По протоколу, я должен был уметь танцевать один танец – вальс, причем с хозяйкой дома, организующей прием. Всем послам-гуманоидам положено было уметь танцевать. Вскоре я уяснил, что сплясав один раз и отбыв таким образом повинность, дальше можно было не волноваться.
– Знаешь, нужно отдать должное этим хозяйкам за выполнение их обязанностей тоже, – вставил Маккой. – Представь, каково им танцевать с послом Теллара.
– Не понимаю, – сказал Сарек совершенно категорическим тоном, что, как уразумел Маккой, на дипломатическом языке могло означать: «Я отказываюсь понимать это, дабы не поставить тебя в неловкое положение, когда ты сообразишь, что сказал бестактность».
– Не бери в голову, – сказал Маккой, – рассказывай дальше.
– Вулканец избегает танцевать с женой другого человека, ведь, по нашим обычаям, для мужчины неприемлемо держать в руках женщину, ему не принадлежащую.
– Но ты же был на Земле, а в чужой монастырь…
– Совершенно верно. Религиозные ограничения у посла допускаются, но это не распространяется на традиции и обычаи его планеты. Я уже пробыл на Земле некоторое время, когда в наше посольство пришла Аманда. Сейчас она преподаватель иностранных языков, известный ученый-лингвист, а тогда молодая девушка, только-только начинавшая свою карьеру. Она недавно выучила вулканский язык и во время своих первых преподавательских каникул получила разрешение провести их среди работников посольства Вулкана, чтобы совершенствоваться. Наше посольство располагалось в относительно прохладном климатическом поясе, и создавалось впечатление, что лето приносило неимоверное количество балов и приемов на открытом воздухе. Я наблюдал, с каким интересом Аманда слушает план их проведения, и понял, что балы доставляют ей огромное удовольствие, но то, что мне. Случилось так, что я пригласил Аманду сопровождать меня на один из балов.
«Эта леди, должно быть, хорошо владеет и языком движения тела, сама бы она, я уверен, никогда не посмела бы вот так прямо подойти к тебе и попросить взять се на бал», – подумал Маккой.
– На балу, – продолжал Сарек, – я при первой же возможности станцевал обязательный вальс с хозяйкой бала и удалился в одну из приемных обсудить с послами некоторые дипломатические ' проблемы. Несколько раз я случайно проходил мимо зала и видел, что Аманда танцует с разными партнерами. В нашем посольстве работал землянин, ответственный за протокол, он извиняющимся тоном напомнил мне, что если я пришел на вечер с дамой, то обязан танцевать последний танец с ней. Я очень обрадовался его подсказке, так как не знал этого правила и мог обидеть Аманду.
Когда начался последний танец, я увидел, что Аманда окружена молодыми людьми-землянами, но она, следуя этикету, ждала меня. Вот тогда я впервые взял в руки женщину, никогда не принадлежавшую другому мужчине.
– И в тот момент ты пришел к выводу, что логично будет жениться на ней? – полюбопытствовал Маккой.
– Нет, ото не так. Решение созрело в конце лета, когда я узнал ее намного лучше. И, – в уголках рта Сарека появилась еле заметная улыбка, это действительно стало логическим выводом, хотя я никогда не стал бы и пытаться объяснять своему сыну, что логика в этом непременно есть. Тот первый танец привел нас к открытию, что наши души родственны. Музыканты тогда играли как раз этот вальс. Потом я стал приглашать ее и на другие балы, и вскоре, благодаря журналистам, наши имена стали появляться в прессе рядом. Ее беспокоило, что меня это поставит в неловкое положение, но я внушил ей, что не вижу в этом никакого оскорбления для себя. На каждом балу обязательно игрался наш вальс, и я выискивал Аманду среди присутствующих, чтобы пригласить се. Земляне назвали бы наше поведение сентиментальным, но мы вели себя логично – мы знали, что как только заиграет вальс, мы встречаемся для танца. Нам не нужно было ни о чем договариваться заранее и искать друг друга в толпе.
«О, да! Логично на сто процентов! – подумал про себя Маккой. – Так я тебе и поверил!»
Лицо его оставалось бесстрастным, а на самом деле он, как зачарованный, слушал рассказ о том, как познакомились родители Спока.
Сарек продолжал:
– Нам так и не удалось узнать названия танца.
Аманда назвала его «Вездесущий вальс», так мы и считаем до сих пор.
За долгие годы я привык к тому, что если Аманда испытывает трудности и грустит оттого, что не может преодолеть их, то ей очень помогает, когда я начинаю играть для нее эту мелодию.
– А сегодня ты снова вспоминал о ней, – добавил Маккой, – и вполне естественно, начал играть.
Завтра она выходит из состояния стаза, нет, сегодня, утро уже наступило.
– Нет, это случится завтра, – поправил его Сарек.
– Гм? Даниэль Корриган говорил о двух днях.
– Это по грубому подсчету землян. Фактически процесс выведения из камеры занимает два дня шесть часов четырнадцать минут по вулканскому времени. Мы начали процесс вчера утором и закончим завтра, во второй половине дня.
– Для меня сегодня не наступит, если я хоть немного не посплю, сказал Маккой, зевая и потягиваясь. Он посмотрел на Кирка. – Не лучше ли нам переложить Джима на кровать. На этот раз мне хоть не потребуется снимать с него ботинки.
– Ты… часто укладываешь своего командира в кровать? – удивился Сарек.
– А, несколько раз мы высаживались в увольнение вместе… Но сегодня ни один из нас не напился. Я, собственно, за целый день и капли в рот не взял.
– Может, хочешь чего-нибудь выпить, Леонард? У нас есть немного бренди.
– Нет, спасибо. Я настолько устал, что не сумею по достоинству оценить этот напиток, а для расслабления мне сейчас ничего не нужно.
Они помогли Кирку перебраться в его комнату, и, проходя коридором, Маккой увидел через приоткрытую в спальню хозяев дверь голограмму юной Аманды с маленьким Споком на руках. До сих пор не верилось, что этот крошечный жизнерадостный ребенок вырос в волевого старшего офицера «Энтерпрайза». Синие глаза Аманды оставались такими же, как и в молодости, а се обаятельная улыбка по прежнему лучезарно светилась на лице. Какой человек мог равнодушно смотреть на ее портрет, будь он и вулканцем, логически рассуждающим?
Взгляд Аманды был знаком Маккою. От него таяло сердце. Доктор знал человека, сделавшего голограмму. Взор Аманды предназначался только одному человеку – ее мужу. Так она смотрела на Сарека на борту «Энтерпрайза», и если богу угодно, то вскоре Маккой увидит, как они берутся за руки и смотрят друг на друга взглядом с портрета Аманды.
Глава 24
На следующий день Джеймс Т. Кирк проснулся на рассвете. Он не помнил, как пошел спать – последний раз подобное было с ним после высадки на Ригли! Кирк чувствовал себя намного лучше, чем, бывало, после возвращения на звездолет. За время сна обгоревшая кожа облупилась еще больше. После акустического душа тело пощипывало сильнее. Кирк посмотрел в зеркало и увидел, что кожа все еще имела розоватый оттенок. Брови и челка немного опалились огнем, но совсем не сгорели. Он открыл дверцу полки с лекарствами в ванной для гостей и нашел там абсолютно все, что ему требовалось.
Два движения маленькими острыми ножницами подпаленные волосы были удалены. Кирк обнаружил на полке не имеющую запаха мазь для кожи с этикеткой «Рекомендуется землянам, лемнорианцам и андорианцам. Нетоксично для вулканцев», которой натер обгоревшие места и удивился, что кожа мгновенно увлажнилась. Кирк подумал, что следовало бы пользоваться ею каждый день в таком климате. «Надо сказать об этом Маккою», – решил он.
Дверь в комнату доктора, однако, была закрыта. Кирк направился в кухню, но там никого не оказалось. Он не увидел ни кофе, ни сока, к своему огорчению.
– Не спится, Джим? В кухню вошел Сарек.
– Да нет, я выспался, – ответил ему Кирк. – Учитывая, что подремал под целительными лучами, полежал на кушетке, да плюс к этому, еще и в кровати, то отдыхал я, как видно, больше обычного и готов встретить новый день во всеоружии.
– Может, тебе еще прилечь? У тебя идет процесс заживания ран, – Нет, мне нужно продолжить расследование. Я верно услышал, как ты говорил Боунзу, что Аманда пробудет в стазе до завтра?
– Да, именно так, – Если она останется объектом убийцы, то в настоящий момент подвергается опасности в наивысшей степени. Сегодня я планирую быть в Академии у всех на виду и буду опрашивать подозреваемых. Убийце понадобилось дискредитировать исследования по лечению в стазокамере, и он слишком много для этого сделал. Мое присутствие в Академии помешает ему навредить Аманде.
– Логично. – сказал Сарек. – К сожалению, преступник может и не следовать логике. Вчерашний пожар не предназначался какому-то конкретному человеку, как раньше. Впрочем, кто знает, пожар может и не иметь ничего общего с действиями преступника.
– А каковы основания для этого предположения? – спросил Кирк, – У меня мало фактов, чтобы вычислить эту вероятность, – ответил Сарек. – Думаю, это удастся сделать, связав воедино результаты расследования с источником пожара…
Но до итогов расследования было далеко.
– Очевидно одно, – сказал Сторн Сареку и Кирку, когда они присоединились к нему, оставив Маккоя в клинике, – импульс посылался через постоянный блок памяти центрального компьютера.
– Для уничтожения улик, – добавил Кирк.
– Возможно, – холодно заключил Сторн, явно сдерживая раздражение, оттого что Кирк перебил его. Он всю ночь напролет возглавлял ремонт энергоблока и после этого занялся расследованием поджога. Его глаза провалились, вокруг них образовались круги оливкового цвета.
Чувствовалось, что он на нервном взводе и вот-вот выйдет из себя.
Тут Кирка осенило. Он подумал, что Сторн предчувствовал выход компьютера и систем энергообеспечения из строя, как Скотти каким-то чутьем угадывал грядущие сбои в своих драгоценных двигателях звездолета.
– Пожар вызвали не воспламеняющиеся материалы, – пояснил Сторн. Долговременный блок памяти компьютера – наиболее устойчивая и надежная его часть. Поэтому аварийные датчики температуры, задымления и химического контроля завязаны непосредственно на него. Если подведут другие части его системы, то этот блок подаст сигнал тревоги. По всей видимости, произошло то, что вся энергия Академии была направлена непосредственно на долговременный блок памяти, поэтому вчера все и отключилось. Если это сделали намеренно, то кто бы это не совершил, он использовал энергию, во много раз превышающую ту, которая требуется для удаления информации из памяти.
– Это то же самое, что убить человека многократно, – прокомментировал Кирк, забыв, что собирался больше не прерывать Сторна.
Инженер, однако, не рассердился.
– Правильно. Выражаясь образно, кто-то хотел поджарить блок – в смысле уничтожения информации. Он, собственно, и сжег его. Импульс был настолько мощным, что, когда наступила мгновенная перегрузка невероятной силы, не помогли даже предохранители. Блок перегрелся и воспламенился.
Сильный импульс выбил также предохранители из остальной системы энергоблока. Вот почему в Академии некоторое время не было света и по этой причине сигнал пожарной тревоги не звучал, пока датчики на автономном питании не зафиксировали появление дыма.
– А к тому времени пожар достиг угрожающих размеров, – сделал вывод Кирк. – Сторн, не случайность ли, что импульс был подан на этот блок, как вмешательство в программу стазокамер повлекло за собой невольное изменение медицинской диагностической программы?
– Нет, это исключено, – убежденно сказал инженер. ~ Блок памяти защищен девятью степенями защиты. Был защищен, – поправил себя Сторн и стал очень похож на мистера Скотта. – Кто-то специально убрал защиту. Я заказал новый блок, его привезут после обеда. Завтра утром его можно использовать, хотя все, что не сохранено в банке данных Академии, преподавателей или студентов, придется перепрограммировать.
Кирк вспомнил, что Элейна Миллер говорила накануне о проверке работ студентов, не подозревая, что нет ни одного исправного терминала. Ах, да, вчера он так устал, что не смог воспользоваться ее предложением поужинать, и надеялся, что ей не придется отменять их встречу, назначенную на вечер. «Если мне самому не придется се отменить», – подумал Кирк.
– Сторн, перед нами явный факт перепрограммирования компьютера, и мы должны признать, что при помощи его убиты два человека, а улики уничтожены.
– Согласен с тобой, – сказал Сторн. – Поскольку сейчас нет возможности выйти на этого человека, необходимо любой ценой защитить Аманду. Подчеркиваю, первым шагом в этом направлении не должно стать просто восстановление цепи «стазокамера-компьютер». Камеру можно контролировать и автономной системой слежения.
– Верно, – поддержал его Кирк. – Раз пожар вспыхнул по чистой случайности, значит, преступник – человек, который не захочет марать руки, он убивает людей при помощи кнопок, и до Аманды он добраться не сумеет.
Тем временем я поговорю со всеми подозреваемыми, хотя чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы убийца уже содержался под стражей.
– Правильно, Джим, – сказал Сарек. – Сторн, пока компьютер не работает, все занятия отменены, а сына выпишут только утром, я займусь ремонтом, а вы с помощником отдохните.
Кирк ушел, оставив Сарека руководить сменной инженерной бригадой, которая готовила помещение к приему нового компьютера. Сам Кирк занялся разработкой списка подозреваемых, исключая из него людей, которые не способны на убийство ни при каких обстоятельствах; Сорел и Корриган вычеркивались однозначно, у Маккоя на вчерашний день было алиби, даже если он теоретически и смог обойти систему защиты компьютера. У сына Сорела, Сотона, как понял Кирк, совершенно нет мотива для убийства – он не сомневался, что юноша был предельно честен в разговоре с ним прошедшей ночью. У ТМир также не имелось причин и возможности для преступления. Под подозрением оставался только Сендет, да и то в том случае, если не докажет своего алиби. В списке подозреваемых больше не было никого, кроме ТПау, и тут он понял, что у него нет шанса проверить ее. Собравшись с духом, он решил бесстрашно бросить вызов опасному противнику.
Глава 25
Офис ТПау размещался в той части Академии, куда Кирк еще не заглядывал. Указатели уводили все дальше от высотных современных зданий, окруженных выжженной солнцем травой, через пустынное игровое поле, тоже выгоревшее, – туда, где виднелась группка старинных каменных домов, пристроившихся на поляне, на которой бил настоящий родник, дававший живительную влагу растительности. Здесь Кирк увидел первые деревья на Вулкане, и ему было приятно спрятаться в их тени после долгой ходьбы. Кожу пекло, несмотря на солнцезащитную мазь, а из-за жары трудно дышалось.
Рядом с источником кто-то предусмотрительно поставил скамью, и Кирк решил присесть и собраться с мыслями, прежде чем увидеться с ТПау. На лежащем около родника камне была выбита какая-то надпись по-вулкански. Кирк рассматривал ее, и вдруг его внимание привлек расположенный вдоль таблички ряд кнопок, сделанных под цвет древнего камня. Под одной из кнопок он прочитал: «Английский». Кирк нажал на нее, и женский приятный голос – он сразу же узнал Аманду начал говорить: «Пять тысяч лет назад сюда, в оазис пустыни, пришел Сурак с небольшой группой исследователей, чтобы проповедовать философию ненасилия. Рассказывают, что, когда пришли воинствующие племена захватить драгоценные источники влаги, Сурак приветствовал их, предложив вволю напиться, а сам в то же время вещал о силе логики и о мире, которого можно добиться, управляя своими эмоциями.
На маленькую общину часто нападали, но она предпочитала не сопротивляться. Такого поведения воинствующие племена понять не могли, а поскольку их кодекс чести не позволял убивать безоружных людей, они угоняли в рабство Сурака и его последователей, те шли в полон, не сопротивляясь, и при первом удобном случае проповедовали учение Сурака… а вскоре бесследно исчезали из лагерей своих завоевателей невзирая на цепи и преграды и вновь оказывались со своими товарищами в оазисе Шикара.
За несколько веков философия ненасилия и управления эмоциями заслужила уважение всех вулканцев и в конечном итоге стала доминирующей в их жизни. Вокруг последователей Сурака возникла Академия. Сюда приходили ученики, чтобы получать знания. Первые здания построили из камней, найденных в пустыне, они и сейчас стоят вокруг источника. За сотни лет маленький центр вырос в громадный комплекс, каким представлен сейчас.
Наши современники по-прежнему привержены первоначальным идеям философии Сурака, заключающейся в контроле эмоционального состояния. После утверждения учения на планете, некоторые философы решили усовершенствовать его, заменив идею управления эмоциями на полный отказ от них. Приверженцы модернизированной философии есть и по сей день, а называется она Колинахр, люди же, исповедующие ее, удалились из Шикара в суровый район планеты, который запрещается посещать не только представителям других планет, но и любопытствующим вулканцам. Последователей Колинахра знают как Хозяев Гола.
Тем не менее, полностью отказывается от эмоций очень мало вулканцев.
Учения Сурака хватало для поддержания мира на этой планете в течение пяти тысяч лет. Сейчас вы находитесь на том месте, где зародилась философия, оказавшая такое сильное влияние на людей, что Сурака называют отцом философии Вулкана».
Кирк выслушал рассказ о прошлом планеты и приготовился к встрече с настоящим. Капитан вошел в старейшее здание Академии. За тысячи лет ветра, дующие из пустыни, здорово потрепали его, оставив на нем следы эрозии и рябые оспины. Изнутри стены были гладкими, отполированными. Многие поколения академиков протопали дорожки по плиточному полу. То тут, то там были уложены новые каменные точно подогнанные плиты, отличающиеся от старых отсутствием блеска от полировки их ногами. В остальном интерьер оставался таким же, каким был тысячу лет назад. О настоящем здесь напоминали идущие по стенам кабели, проводящие энергию, необходимую для современных ламп освещения, пришедших на смену факелам. Не было вентиляционных решеток, и без них внутри здания сохранялась естественная прохлада. Кирк с облегчением вздохнул: ему не придется обливаться потом при встрече с ТПау.
В залах Кирку попадалось мало народу, поскольку занятия здесь не проводились. Тут размещались архивы и несколько офисов, в том числе и офис ТПау. На дверях помещений, открытых для посетителей, например, небольшого музея личных вещей Сурака, висели таблички на разных языках. На остальных дверях надписи сделаны были по-вулкански. Кирк обладал хорошей памятью и надеялся, что она не подведет его и на сей раз. Он взял адрес офиса ТПау в справочнике Сарека и хорошо запомнил, как пишется ее имя по-вулкански.
После недолгих поисков он нашел нужную дверь и распахнул ее. Перед столом он увидел женщину, такую же старую, как и хозяйка кабинета, которой здесь не было. В офисе имелся терминал компьютера, но экран был чист.
На каменном столе лежала открытая старинная книга, а прямо перед женщиной – факсимильная копия открытой страницы, на полях которой женщина делала пометки. Когда вошел Кирк, она, перестав писать, посмотрела на непрошенного гостя-землянина, ничем не выдав своего удивления. Кирк встретил здесь второго вулканца с синими глазами, первым был Стони, глаза которого стали колючими после того, как его отвергла ТПринг. Взгляд этой женщины был напрочь лишен какого-либо выражения.
– Ты заблудился? – холодно спросила она, отвернувшись, чтобы завершить работу.
У Кирка появился шанс как следует осмотреть помещение. Напротив была еще одна дверь, ведущая в другую комнату. Рабочий стол не закрывал ее полностью, оставляя место для прохода, так располагались столы секретарей во всей Галактике, защищая уединение босса.
– Я пришел поговорить с ТПау, – объяснил ей Кирк.
– ТПау не о чем говорить с землянином. Ее ответ лишь убедил Кирка, что он в нужном место, и источник информации – за закрытыми дверями.
– Передай ТПау, что с ней хочет побеседовать Джеймс Т. Кирк, решительно потребовал он.
– Желания пришельцев с других планет ТПау не интересуют, – настаивала на своем женщина.
– ТПау пожелает узнать, – громко сказал Кирк, – о двух убийствах, совершенных здесь, в Академии, а ты не даешь ей услышать о них.
В ответ на это заявление она удостоила его презрительным взглядом.
– Ты ошибаешься, Если бы такое случилось, то сами власти проинформировали бы об этом ТПау.
– Насколько я знаю, – сказал Кирк, не понижая голоса, надеясь, что его услышат за толстой внутренней дверью, – на Вулкане нет соответствующей службы тяжких преступлений, потому что здесь они происходят очень и очень редко.
– Они никогда… – начала женщина, но в этот момент дверь за ее спиной открылась.
– Я выслушаю тебя, Джеймс Кирк, – сказала ТПау и, развернувшись, величественно прошла в свой кабинет.
Кирк последовал за ней, но прежде чем закрыть за собой дверь, он имел удовольствие наблюдать, как у секретарши отвисла челюсть.
«Наверное, это первое за сто лет внешнее проявление ею эмоций», подумал Кирк.
На стенах кабинета ТПау висели многочисленные полки с книгами и манускриптами. С небосвода мощно лился солнечный свет, попадая прямо на рабочий стол, тоже заваленный книгами и свитками. Ни компьютера, ни кассет, ни блоков хранения данных в поле зрения не наблюдалось.
Единственным штрихом современности была электрическая лампа, включавшаяся в темное время суток, и электронный блокнот – такой же, который подвел Кирка в начале его расследования. Если бы не эти предметы, не вписывающиеся в общий интерьер, Кирк поверил бы, что вернулся на тысячу лет назад, в прошлое Вулкана. Сама ТПау была одета в свободные свисающие одежды из коричневого и серого материалов, которые могли принадлежать любой эпохе. Полки, как и все в этом здании, были вырублены из камня.
Документы на них… Кирк заметил под драпированной темно-коричневой тканью знак, который видел и у источника. «Сурак». Инстинктивно он протянул к нему руку, но дотронуться не посмел.
– У тебя документы, которые написал сам… Сурак? – спросил Кирк с благоговением.
ТПау промолчала. Вместо ответа она обошла вокруг него, посмотрела прямо в глаза.
– Что ты можешь знать о Сураке? – наконец произнесла она, но в голосе се звучало скорее любопытство, чем вызов.
– Все, что известно каждому: он был основателем вулканской философии.
Для моего друга Спока он герой, как для меня Авраам Линкольн. Этот факт уже достаточно говорит о том, что о нем следует знать больше, чем знаю я.
Кирк вновь перевел взгляд на манускрипты.
– Скажи, пожалуйста, это подлинники? Когда Кирк опять посмотрел на ТПау, то увидел, что она изучает его своими блестящими черными глазами.
Неожиданно она решительно повернулась и, отдернув штору, с величайшей осторожностью сняла один из манускриптов и, к большому удивлению Кирка, протянула ему. Он принял свиток так, словно тот был живым и хрупким. От документа веяло самой историей. Свиток был легко перевязан шнурком, таким же ветхим, как и сам пергамент. Кирк держал его на палочке, боясь вздохнуть: пять тысяч лет назад руки великого Сурака разворачивали этот свиток, чтобы проповедовать философию логики своим последователям. У Кирка было чувство, что спокойная уверенность ученого направляла его через века.
Кирк взглянул на ТПау и, удостоверившись, что она реагирует нормально, развязал тесьму и аккуратно развернул свиток настолько, чтобы можно было увидеть письмена. Кирк ничего не смог понять, но ровный и четкий почерк говорил ему, что у автора был ясный ум, конкретная цель и сильное чувство лидерства. «Неудивительно, что Спок так хочет быть похожим на него», подумал Кирк.
Рассмотрев пергамент, Кирк снова скрутил его и аккуратно перевязал шнурком.
– Благодарю тебя, – сказал капитан, передавая манускрипт в руки ТПау.
Она не ответила: «Логику не благодарят». Оба понимали, что происшедшее сейчас не вписывалось в логические рамки. ТПау положила документ на место, закрыла его защитной занавеской и вновь уделила внимание Кирку.
– А у тебя есть чувство традиции, Джеймс Кирк.
– Земляне ведь не без своих традиций, ТПау.
– У меня сложилось о тебе неверное мнение. Когда ты впервые прибыл на Вулкан, чтобы быть дружком на свадьбе Спока, я считала, он хочет подчеркнуть, что в его жилах течет и кровь землян. Меня очень оскорбил его поступок, ведь он привел тебя участвовать в самом святом и таинственном ритуале. Я искренне думала, что это стало причиной, по которой ТПринг отвергла его.
– Спок никогда никого намеренно не оскорбит.
– Теперь я вижу, что его выбор правильный. Ты показал не только свою физическую силу – ею может обладать и негодяй, и благородный человек, – но и преклонение перед традициями, пусть даже и чужими. Ты достоин той чести, которую тебе оказывает Спок. Сожалею, что раньше не разделяла его мнение.
– Догадываюсь, отчего так получилось. Ты ведь не очень хорошо знаешь Спока, не так ли?
– Да, это так, но я исправлю положение. Джеймс, расскажи мне о другом человеке, Маккое, который осквернил ритуал. Как Спок мог взять его в свою компанию?
– Маккой – врач и целитель. Верно, он лгал тебе, мне и Споку, но ради того, чтобы спасти чужую жизнь, а это для него всегда будет приоритетным, будь уверена.
Матриарх Вулкана царственно кивнула головой.
– Значит, Маккой так же высоко чтит жизнь, как и мы. Я подозревала это, а потому не противилась его возвращению на Вулкан, когда узнала, что вы хотите доставить раненого члена экипажа в Академию. Ты полагаешь, Карла Ремингтона убили? Кирк понял, что ТПау многое известно.
– Да, и леди ТЗан убили тоже.
– Я думала, они умерли из-за сбоя в работе оборудования.
– Которое сконструировал землянин?
– Да, я с легкостью предположила, что оно вышло из строя, оттого что землянин принимал участие в разработке его конструкции. Я делала это подсознательно, и в дальнейшем мне не следует думать о Корригане с предубеждением. Теперь он член нашей семьи.
– Когда это произошло? – удивился Кирк.
– Вчера вечером. Он связался душевными узами с дочерью Сорела, ТМир.
Но почему ты считаешь, что пациенты Сорела и Корригана убиты, а не умерли по чистой случайности?
Кирк выложил имеющиеся факты: перепрограммирование компьютера, уничтожение улик.
– Проблема заключается в том, что у этих людей на Вулкане нет врагов, а, следовательно, можно исходить из двух возможных предпосылок: либо объектом преступника являются Корриган и Сорел или кто-то один из них – с целью дискредитации их работы, либо один из пациентов в стазокамерах, два же других убийства совершены для введения нас в заблуждение относительно мотивов преступления. Все обставлено так, будто повинна аппаратура.
– Бесподобно! – произнесла после недолгого раздумья ТПау. – Значит, ты пришел допросить меня, считая, что я тот человек, который имеет доступ к оборудованию в Академии и мотив для убийства трех пациентов в стазокамерах?
Глава 26
Кирк никогда в жизни не попадал в такое неловкое положение. Он совершенно забыл, что включил ТПау в список подозреваемых, а сам намеревался использовать се острый ум для раскрытия загадочных убийств и защиты Аманды. После того, как они, неожиданно для Кирка, достигли взаимопонимания, лгать ей он не мог, в какой бы форме ложь ни была.