– Как ты думаешь, они приехали... из-за него? – Можно было не сомневаться, что Эмили имеет в виду Доминика.

– Послушай, в Англии тысячи цыган, и все они кочуют с места на место, – напомнила сестре Оливия. – Если они встали табором на берегу ручья, так это довольно далеко от Рэвенвуда. – Она задумалась, потом тряхнула головой и засмеялась. – Нет, думаю, это маловероятно.

Занявшись едой, сестры погрузились в молчание. Доев, Оливия уже собиралась встать из-за стола, когда стекло в окне за ее спиной вдруг звякнуло. Раздался гулкий треск, и снова наступила тишина. Оливия нахмурилась.

– Что это?

– Ветер, – лукаво склонив голову набок, ответила Эмили. – Скоро начнется буря, вот увидишь. Я чую ее в воздухе.

На мгновение Оливия закрыла глаза. Она прислушивалась. Подражая Эмили, старалась впитывать каждый звук извне, каждое колебание воздуха. И вот снова началось... Жалобный стон, донесшийся откуда-то снизу, будто из-под земли, сменился пронзительным воем, который становился все сильнее, потом оборвался на самой высокой ноте, и все стихло.

И тогда, в тишине, она снова вспомнила Доминика. Сегодня вечером он открылся ей с другой стороны, и Оливия впервые задумалась, что же должен испытывать такой человек, как он, в чуждом ему мире. Завеса тайны, окружавшая его, чуть-чуть приподнялась, и Оливия увидела мужчину, сурового и неприступного с виду, но с нежной и чувствительной душой, которая так же пела от радости или истекала кровью, как и ее собственная. А когда она, уходя, окинула взглядом его фигуру на фоне окна, ей пришло в голову, как он, вероятно, одинок... так же одинок, как и ветер, что выл и стонал сейчас за дверями их дома. И все же Оливия не хотела лукавить сама с собой: часть ее существа не могла смириться с тем, что в нем текла цыганская кровь.

Меньше всего она ожидала, что на следующий день ее вызовут к нему в кабинет. От страха ей чуть не стало дурно. Поднявшись по лестнице, она осторожно постучала в дверь. Оливия почти не сомневалась, что знает, зачем ее позвали. Прошлым вечером она дала слишком много воли своему языку... И вот сейчас он скажет, что в Рэвенвуде больше не нуждаются в ее услугах.

Когда она вошла, Доминик стоял возле письменного стола. В темно-сером сюртуке и узких панталонах он выглядел на редкость элегантным. Он был чисто выбрит, а черные как смоль волосы, еще влажные после мытья, лежали гладко. Граф был так красив, что у Оливии на мгновение перехватило дыхание.

– Вы хотели видеть меня, милорд? – спросила она, стараясь ничем не выдать терзавших ее дурных предчувствий.

– Ах да, мисс Шервуд! – Словно очнувшись, он указал ей на стул. – Прошу вас, садитесь.

– Если вы не возражаете, сэр, я постою, – нервно облизнув пересохшие губы, произнесла Оливия. Ей пришло в голову, что вряд ли стоит садиться ради того, чтобы услышать приказание немедленно покинуть этот дом.

Взгляды их встретились, и тут, к удивлению Оливии, она заметила, как он смущенно отвел глаза в сторону. Так и есть, с горечью подумала девушка. Стало быть, интуиция ее не подвела!

– Прошу меня извинить, мисс Шервуд, – начал Доминик, неловко покашливая, – но мне так трудно... Думаю, это будет нелегкий разговор... для нас обоих. – Сердце Оливии упало. – Но кажется, этого не избежать...

Оливия с трудом сглотнула вставший в горле комок. На ресницах повисла непрошеная слезинка. Итак, она не ошиблась. Он собирается ее уволить. Боже, в отчаянии подумала она, что же им делать? А Эмили? Да еще на днях нужно заплатить арендную плату за дом...

– Умоляю вас простить мне вчерашнюю безобразную сцену. Хотя, может быть, вы мне и не поверите, но я не так уж часто напиваюсь. Поэтому... – Оливия ошеломленно уставилась на него. В ушах у нее звенело. О чем он?.. Это было совсем не то, что она ожидала услышать. – ... я еще раз умоляю вас простить меня.

Оливия онемела. Губы отказывались повиноваться, и она только растерянно хлопала глазами. Может, она ослышалась?

– Мисс Шервуд? – Доминик недоумевающе сдвинул брови. – Вы меня слышите?

– С-слышу, – выдохнула она, и непрошеные, глупые слезы вдруг брызнули у нее из глаз.

– Мисс Шервуд... дьявольщина, да что с вами? Вы плачете?

Как будто этого не видно, сердито подумала Оливия.

– Прошу прощения, милорд, – запинаясь, пробормотала она. Ноги уже не держали ее, и она вынуждена была сесть. – Это... это от радости.

– Знаете, мисс Шервуд, иногда вы меня просто удивляете!

– Да, милорд. – Оливия поспешно вытерла слезы. – Просто... видите ли, я решила, что вы позвали меня только для того, чтобы уволить...

– Господи помилуй, да с чего бы я вдруг стал это делать? Разве что вы выкинули нечто из ряда вон выходящее... Может, стащили фамильное серебро?

– Нет, что вы! Ничего подобного! – с трудом выдавив дрожащую улыбку, пролепетала она. – Просто... ну, когда мы с вами разговаривали... вчера вечером... я наговорила вам лишнего... и решила, что вы, должно быть, рассердились.

– Премного вам благодарен, мисс Шервуд. – Лицо его приняло мрачное выражение. – Стало быть, вы считаете меня гнусным тираном. Весьма польщен! Приятно знать, что вы столь лестного мнения о моей персоне!

Оливия совсем растерялась. Значит, она снова обидела его... Похоже, это какая-то напасть, не иначе!

– Милорд, вы меня не поняли. Просто... просто я очень боюсь, что потеряю это место... Что мне тогда делать? Ведь вы же знаете: у меня слепая сестра, и других доходов, кроме моего жалованья, у нас нет. – Оставалось надеяться, что он не истолкует ее слова как просьбу о милостыне. – А что до прошлого вечера, умоляю вас, поверьте, я вовсе не думала ничего дурного о вас только лишь потому, что вы... вы... – Оливия запнулась, не зная, как бы поделикатнее выразить свою мысль. – Что вы...

– ... Дурачился? – подсказал он, выразительно вскинув бровь.

– Именно так, – с облегчением кивнула Оливия. – Что ж, все мы порой немножко... забываемся.

– И все-таки, мисс Шервуд, я был бы весьма признателен, если бы содержание этого разговора навсегда осталось между нами.

Оливия наклонила голову, чувствуя, как у нее вспыхнули щеки. Если бы он только мог прочесть ее мысли! Вдруг в памяти всплыли его слова... те, что он сказал вчера: «Что бы вы ни говорили, мисс Шервуд, я могу быть счастлив только с одной женщиной! Просто я пока не нашел ее». В голосе его была такая горечь... Она готова руку дать на отсечение, что он говорил искренне!

– Конечно, милорд, – прошептала она.

Доминик сел на стул и облокотился на массивный стол красного дерева.

– Итак, с этим все. Но мне нужно еще кое-что с вами обсудить. – Взгляд его остановился на ее побледневшем лице. – Вы, кажется, упоминали, что получили неплохое образование. А как вы управляетесь с цифрами? Вам приходилось вести счета?

– Обычно я помогала отцу вести приходские книги. – Может, это и выглядит достаточно наивно, но тут уж ничего не поделаешь, подумала Оливия. Интересно, к чему он ведет?

– Умеете вы писать письма... ну, и тому подобное?..

– Мне часто доводилось писать письма по просьбе покойного отца.

– В таком случае не будете ли вы столь любезны, чтобы взять на себя некоторые дополнительные обязанности? – Он откинулся на спинку стула. – Мне нужен человек, который мог бы вести домашние счета, следить за расходами, содержать в порядке бухгалтерские книги... Ну и еще, может, время от времени написать по моей просьбе то или иное письмо. Думаю, больше, чем несколько вечеров в неделю, это не займет. – И он назвал жалованье, которое было более чем щедрым.

У девушки на мгновение занялся дух. «То или иное письмо». В душе ее проснулись смутные подозрения. Она припомнила: не далее как вчера вечером Доминик вогнал ее в краску, заставив прочитать вслух письмо от его отставной любовницы. И еще, ей не раз рассказывали, как он то и дело сбегал из школы и прятался в таборе у цыган. Конечно, в этом нет его вины, с жалостью подумала она, но все-таки... Он что же, так и не выучился читать и писать? Мысли, догадки, сомнения вихрем кружились у нее в голове. Впрочем, подумала Оливия, ей-то что за дело? А благодаря лишним деньгам им с Эмили станет полегче.

– Звучит заманчиво, – пробормотала она. – К тому же, когда моя сестра внезапно потеряла зрение, я дала себе слово скопить денег, чтобы отвезти ее в Лондон и показать самому лучшему специалисту. И тогда, может быть, она снова будет видеть.

– Тем более лишние деньги вам не помешают.

– Несомненно, милорд, – призналась она. – Но меня кое-что тревожит. Мне бы не хотелось, чтобы миссис Темплтон решила, что я покушаюсь на ее положение в вашем доме, милорд, а разве не она следит за счетами в Рэвенвуде? – Однако тут Оливия припомнила, что неприязнь, которую прежде питала к ней миссис Темплтон, странным образом смягчилась, особенно это стало заметно в последние дни.

Доминик покачал головой. На губах его мелькнула улыбка.

– По этому поводу можете не волноваться. Миссис Темплтон заверила меня в том, что проверка счетов и расходов на хозяйство никогда не входила в круг ее обязанностей.

Так вот оно что, подумала Оливия. Вот, значит, почему он обратился к ней. Внезапно Оливия ощутила легкое разочарование, хотя сама не понимала почему. Прошло несколько минут, и губы ее дрогнули в улыбке. Судя по всему, из прислуги в доме только у миссис Темплтон хватало мужества противоречить ему. А остальные, насколько она знала, при одном упоминании имени нового хозяина тряслись от суеверного страха. Все это быстро промелькнуло у нее в голове, и Оливия приняла решение.

– Буду рада оказаться вам полезной, милорд.

– Хорошо. Можете приступить завтра вечером, если это вас устроит.

– Я приду, сэр. – Сердце ее пело от радости. Даже если она будет занята не чаще двух вечеров в неделю, и то ее жалованье увеличится больше чем вдвое! Подумать только, а она боялась, что Доминик ее уволит!

Она уже собиралась встать, думая, что разговор окончен, когда голос Доминика вдруг остановил ее:

– И еще одно, мисс Шервуд. Возможно, вам придется работать здесь, когда стемнеет. Я считаю своим долгом предложить вам пользоваться моей каретой.

– О Боже... Но это невозможно! – твердо ответила Оливия.

– Почему, позвольте спросить? – Глаза его сузились.

– Потому что... потому что могут неправильно понять. Это будет выглядеть некой сомнительной привилегией, если вы понимаете, что я хочу сказать.

Отказ девушки явно разочаровал его. Это было видно по тому, как он сурово сжал челюсти.

– Я думал, мы с вами согласились что забота о вашей безопасности – моя обязанность.

– Нет, сэр. – Набрав полную грудь воздуха, Оливия покачала головой. – Это вы так решили, но я с вами не согласилась... И не соглашусь никогда, – с нажимом добавила она. Но похоже, упрямства и ему было не занимать.

– До вашего дома довольно далеко, мисс Шервуд.

– Не дальше, чем до дома, где живет Шарлотта, милорд.

– Да, но ей не приходится уходить так поздно, как вам.

Она открыла рот, чтобы возразить, но возражать было нечего. Тут он был совершенно прав.

– Сэр, я вполне в состоянии позаботиться о себе.

– Вы не оставляете мне выбора, мисс Шервуд. Иначе говоря, раз, вы отказываетесь от кареты, придется мне взять на себя труд самолично провожать вас до дома. Отныне, если вы...

– Нет! – вскрикнула она. – Так нельзя!

– Почему? – холодно осведомился он.

– Вы ведь мой хозяин, сэр! Это... это неправильно.

– Но я ведь наполовину цыган! – Губы его раздвинулись в улыбке, но глаза по-прежнему оставались холодными. – Разве не глупо ждать от меня правильных поступков, как вам кажется?

Встав с кресла, он вышел из-за стола и направился к ней. Доминик взял ее за руку и помог подняться, а она, слишком удивленная, чтобы возражать, молчала.

– Что ж, оставим пока этот разговор. Но не думайте, что я сдался. Очень скоро мы с вами вернемся к этому делу.

Что толку было снова спорить?

– Хорошо, – медленно кивнула Оливия. – Но вначале я хотела бы узнать... Это ведь вы послали за мной Люцифера вчера вечером, не правда ли?

– Люцифер – просто собака, мисс Шервуд. Он бежит, куда ему хочется.

– И куда вы ему прикажете, не так ли?

Его нарочито мягкий голос нисколько ее не обманул. Но блеснувший в глазах насмешливый огонек заставил Оливию насторожиться.

Доминик промолчал, не признавшись, но и не отрицая ничего. Казалось, он вообще об этом не думал. Оливия вдруг почувствовала, как он мягко сжал ее пальцы. Перевернув ее руку ладонью кверху, он внимательно вглядывался в тонкие линии, бороздившие кожу. Оливия вспыхнула и попыталась высвободиться, но Доминик только сильнее сжал ей руку. От его прикосновения с ней творилось что-то странное. Она едва сознавала, что с ней происходит. Оливия твердила себе, что он ей неприятен, что она невзлюбила его с первого взгляда... и понимала, что обманывает сама себя. Все было совсем не так. Подняв на него затуманенные глаза, она только молча смотрела, как он поднес кончики ее пальцев к губам.

– Так, значит, до завтра, мисс Шервуд.

Язык будто присох к гортани, и Оливия лишь молча кивнула. Доминик выпустил ее руку. Торопливо присев, она выскользнула из кабинета и скатилась по лестнице, будто сам дьявол хватал ее за пятки.

А Доминик после ее ухода еще долго сидел в кабинете. Взгляд его был прикован к двери, которая только что захлопнулась за Оливией. Какая же она красавица, вздохнул он. Однако Доминдк готов был поклясться, что сама девушка об этом и не подозревает. Уходя, она выглядела испуганной и немного растерянной, хотя обычно, как ему казалось, редко теряла присутствие духа. Но ему нравилось дразнить ее. Доминик искренне наслаждался, когда видел ее такой смущенной, немного растерянной. Разумеется, он догадывался, что она думает о нем: вне всякого сомнения, Оливия по-прежнему считает его негодяем. Бесчестным соблазнителем. Воспоминания о том, что случилось накануне вечером, были почти болезненно четкими. Интересно, что бы она подумала, пришло в голову Доминику, если бы узнала, что все то время, пока она стояла перед ним, он молча любовался тем, как последние солнечные лучи играют в ее волосах, заставляя их переливаться огненными бликами. Он сгорал от желания коснуться их хотя бы кончиками пальцев, проверить, действительно ли они такие мягкие, какими кажутся па первый взгляд. А стоило Оливии заговорить, как взгляд его упал на ее губы. И он уже не мог думать ни о чем другом. Все его тело мучительно ныло от желания. Он отдал бы все, что имел, лишь бы сжать ее в объятиях, а потом найти ее губы и изведать их душистую сладость.

Доминик нахмурился. Он вел себя глупо и по-мальчишески. Дурак, вот он кто, с горечью подумал Доминик. Проклятый осел! Он приехал в Рэвенвуд по многим причинам, но прежде всего для того, чтобы найти мир в своей душе.

Но все обернулось по-другому. Признаться откровенно, он не знал ни минуты покоя с того дня, как впервые увидел Оливию.

Губы его искривились в горькой усмешке. Она никогда не сможет полюбить его, жди он хоть тысячу лет. И пусть он богат... пусть теперь у него есть титул... пусть сама она всего лишь служанка в его собственном доме – все это ничего не значит. В глазах Оливии он навсегда останется невежественным цыганом.

Он это понимал... Ведь он не раз и не два ловил в ее глазах это выражение... О, конечно, Оливия пыталась и виду не подавать, но он-то знал...

О да, Доминик знал... Недаром он столько раз видел такое выражение и прежде, чтобы безошибочно понимать: Оливия никогда не сможет этого забыть...

И он не сможет.

– О, ты только посмотри, мы как раз рядом с пивной! – воскликнула Эстер. Подхватив Эмили под локоть, она подпела ее к скамейке и усадила. – Посиди-ка здесь, милочка. Я мигом. Заскочу на минутку в пивную да пропущу глоточек горького с моим муженьком. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как я вернусь.

– Но, Эстер... – Эмили беспомощно вытянула руку.

Ответа не последовало. Рука Эмили бессильно опустилась на колени. Что ей было делать? Оставалось только набраться терпения и ждать.

Время, казалось, текло бесконечно. То и дело неподалеку слышались шаги, но никто не пытался заговорить с ней. Солнце припекало довольно сильно, и вскоре у Эмили разболелась голова, а шляпка, которую она обычно надевала, на этот раз, как на грех, осталась дома. Эстер заявила, что не собирается за ней возвращаться.

Теперь, когда Оливия почти все дни пропадала в Рэвенвуде, Эмили порой чувствовала себя очень одинокой. Но ей и в голову не приходило жаловаться. Ведь сестра так радовалась тому, что у них наконец появятся лишние деньги, строила планы о том, как они съездят в Лондон, как покажут Эмили хорошему врачу – и все благодаря тем деньгам, которые она заработает, проверяя счета этого «цыгана». И Эмили не хватало духу сказать ей, что все это ни к чему.

Зрение никогда не вернется к ней. Никогда. Вот уже несколько месяцев, как она сама поняла это и смирилась.

Больше всего она мучилась потому, что сестре приходилось работать за двоих. Ломая голову, как ей помочь, Эмили весь день плела кружева, старательно пряча их всякий раз перед возвращением Оливии. Бедняжка мечтала, что в один прекрасный день продаст их, а потом вручит Оливии заработанные ею деньги. Однако пока что она так и не смогла придумать, кому их предложить. Но работу не бросала. По крайней мере теперь дни не казались ей такими длинными.

Эстер все не возвращалась. Эмили смущенно ерзала на скамейке. Ей чудилось, что каждый из проходящих мимо исподтишка разглядывает ее, гадая про себя, что она делает одна посреди рыночной площади, да еще так долго. Мало-помалу стало холодать. Солнце, должно быть, клонилось к закату. Близился вечер, и Эмили вдруг охватил страх. К глазам подступили слезы. Она сердито смахнула их рукой и, выпрямившись, снова принялась ждать. Вдруг кто-то осторожно тронул ее за плечо.

– Мисс, – произнес над ухом у Эмили звучный мужской голос.

– Да? Кто здесь? – резко обернулась она.

Андре давно украдкой наблюдал за очаровательной блондинкой, вот уже несколько часов сидевшей в одиночестве на каменной скамье на углу рыночной площади. За это время он сходил в табор и вернулся, а она все еще сидела на прежнем месте. Но теперь, стоя прямо перед ней, он заметил и другое: взгляд девушки, устремленный вдаль, все объяснил ему. Она была слепа!

Что ж, пришло ему в голову, может, оно и к лучшему!

– Прошу прощения за беспокойство, мисс, но только я обратил внимание, что вы сидите здесь уже очень давно. Вы одна?

– Да... то есть нет. – Бедняжка чуть не плакала. – О сэр, не могли бы вы помочь мне? Пожалуйста! – Протянув к нему руки, она подняла испуганное, осунувшееся лицо, и сердце Андре преисполнилось жалостью.

Он и сам не заметил, как схватил ее руки и крепко сжал. Как зачарованный, Андре смотрел в ее глаза, голубые, как утреннее небо. Кожа ее была цвета свежих сливок. Пышные волосы, золотые, словно спелая пшеница, перехваченные на затылке лентой, спускались до самых бедер. За всю свою жизнь он не видел девушки красивее.

– Что случилось?

– Я пришла сюда вместе с Эстер. Она сказала, что хочет заглянуть в пивную, пропустить стаканчик-другой вместе с мужем. Я... я никогда не говорила Оливии, но Эстер в последнее время просто жить не может без эля. А теперь вот она не вернулась вообще, и я не знаю, что делать. Не могу же я пойти туда за ней...

Эмили чувствовала, что слова ее бессвязны, но не могла остановиться. Господи, как она ненавидела себя за это! Всю жизнь она была такой беспомощной, вечно всех боялась. Едва ли отдавая себе отчет в том, что делает, Эмили сильнее стиснула его руку.

– Умоляю вас, сэр! Я... я так долго жду ее... а мне хочется поскорее домой. Не могли бы вы отыскать Эстер?

Ее дрожащий от волнения и страха голос заставил сердце Андре дрогнуть.

– Мисс, я бы с радостью вам услужил, но... боюсь, я не знаю Эстер в лицо. Я... – Андре заколебался. – Видите ли, я не здешний, не из Стоунбриджа. Мой... моя семья только что переехала сюда. – Он снова замялся. – Может, вы скажете, как она выглядит?

Андре слишком поздно понял свою ошибку. Но, как ни странно, его вопрос не обескуражил Эмили. Возможно, она ослепла совсем недавно?

– Знаете, я уже давно ее не видела, но, насколько я помню, у нее тогда были соломенного цвета волосы, и она... хм... довольно толстая. Я знаю точно, потому что она вечно стукается о дверной косяк, когда входит, как будто ей тесновато, понимаете? А со мной или с Оливией такого не бывает. Ах да, Эстер всегда носит розовый чепчик... Оливия постоянно сердится и дразнит ее, потому что этот цвет совсем не подходит к ее волосам.

Андре мягко сжал ей руку.

– Я взгляну, там ли она.

Эмили аккуратно разгладила смятую юбку. Слезы ее высохли. Сейчас она даже сердилась на себя за то, что вела себя так глупо. Интересно, подумала она, кто этот человек?

Приезжие в Стоунбридже бывали довольно редко. По голосу она могла судить, что он еще молод.

Андре очень не хотелось заходить в пивную, но раз уж он пообещал молодой даме, что сделает это, значит, выхода у него нет.

Он не успел переступить порог, а глаза всех, кто был в пивной, устремились на него. Внутри было довольно темно и мрачно, и после яркого солнечного света ему потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть. За столами сидело не менее дюжины завсегдатаев. Воцарилось неловкое молчание, но Андре сделал вид, что ничего не заметил. Другого он и не ожидал. Гаджо никогда не любили его соплеменников. Не глядя по сторонам, он прямиком направился к буфетчику.

– Я ищу женщину по имени Эстер.

– Эстер? Эстер ушла со своим муженьком, и довольно-таки давно, – сухо буркнул тот в ответ.

Андре кивнул и поспешно вышел.

Молодая девушка обернулась, услышав его шаги, и лицо ее просияло.

– Вы нашли ее?

– Мне очень жаль, мисс, но буфетчик сказал, Эстер уже ушла. – Андре присел на скамью возле нее. Помолчав немного, он предложил: – Если хотите, я могу проводить вас до дома. То есть если вы объясните мне, где живете.

Эмили испугались. Этот незнакомец предложил проводить ее до дома. Что же делать? Ведь она понятия не имеет, кто этот человек. Она даже не видела его лица. Наверное, ей следует остерегаться? Это уж точно, подтвердил внутренний голос. И тем не менее она почему-то не боялась его...

– Я постараюсь, – едва слышно прошептала она. – Только, боюсь, я вас совсем не знаю, сэр, и будет странно, если незнакомый человек проводит меня до дома. – Девушка с улыбкой протянула ему руку. – Я Эмили, Эмили Шервуд.

Андре, с трудом оторвав взгляд от ее руки, посмотрел ей в лицо, и от ее улыбки у него перехватило дыхание. Прошло несколько минут, прежде чем до него дошло, что она имеет в виду.

Взяв ее руку, он осторожно сжал ее, чувствуя себя по-дурацки. Этот обычай гаджо ему никогда не нравился.

– А я Андре, – наконец выдавил он.

– Очень рада познакомиться, Андре. – Ее улыбка, казалось, стала еще ярче. – Что ж, теперь вы уже не незнакомец, верно? – Девушка встала и, все еще улыбаясь, повернулась к нему. – Можно, я обопрусь о вашу руку?

Опомнившись, Андре подскочил к ней и предложил руку. Сейчас он был даже рад, что девушка не может видеть улыбки, которая скользнула по его лицу, когда он накрыл ее пальцы своей ладонью. Ему было приятно чувствовать, что теперь они уже больше не дрожат.

– Ну а теперь, сэр, мы должны прежде всего повернуться так, чтобы стать лицом к церкви, потом обойти ее с восточной стороны, а там уже будет тропинка, которая сворачивает налево...

Незнакомец был очень высок – Эмили поняла это почти сразу. Когда она подняла голову, ее щека коснулась его плеча. Рука, которой он бережно поддерживал ее, казалась сильной и мускулистой. Эмили сразу почувствовала себя спокойнее. Ей понравилось его имя – Андре. Конечно, немного необычное, подумала она, но зато куда красивее, чем вечные Джон или Пол.

Он спросил, кто такая Оливия, и Эмили охотно принялась рассказывать. Оливия – ее сестра, теперь она служит у нового графа, объяснила Эмили. Ах да, конечно, бросил Андре, кажется, он видел неподалеку господский дом.

Они добрались до дома так быстро, что Эмили удивилась. И даже поймала себя на том, что слегка раздосадована... о, совсем чуть-чуть.

– Огромное спасибо! Без вашей помощи я бы никогда не добралась до дому. – Поколебавшись, она набралась смелости и добавила: – Надеюсь, вы как-нибудь зайдете к нам. Когда Оливии нет дома, я... я порой чувствую себя такой одинокой. – Конечно, может быть, нескромно с ее стороны приглашать незнакомого мужчину в гости. Ну и пусть! Возможно, потом она и пожалеет, но сейчас ей не хотелось об этом думать.

– Рад был оказаться вам полезным, мисс, – услышала она его звучный низкий голос. Наступило молчание, потом он снова заговорил: – До свидания, Эмили.

– До свидания, – прошептала она, жалея, что не может увидеть его лицо.

Кончики его пальцев легко, едва касаясь, скользнули по ее щеке... Или, может, ей это только почудилось?

Она ни за что не расскажет Оливии о том, что случилось сегодня, поклялась себе Эмили... о том, что незнакомый молодой человек проводил ее до дома. По крайней мере пока не расскажет...