Семья Стерлинг - Избранница

— Это утреннее платье нравится вам, миледи?

Кесси медленно повернулась к Глории. Та держала платье из белого муслина, скроенное по последнему писку моды, — с завышенной талией. Два ряда очаровательных пуговиц поднимались от талии до горловины.

— Конечно, — пробормотала Кесси.

Пока Глория застегивала крючки на спине и не видела ее глаз, Кесси попыталась справиться с малодушным желанием разреветься. Она слышала, как Лилиан вчера говорила что-то насчет утренних нарядов, дневных, вечерних и платьев для прогулок… Кажется, еще что-то о бальных… Сама она ни за что не отличит одно от другого, и ее пронзил страх, что она никогда не научится таким вещам и непременно опозорится.

Глория умело закрепила ее волосы на макушке. Кесси не двигалась. Она совершенно не узнавала себя в зеркале. На нее cмотрела абсолютно чужая женщина с округлившимися от удивления глазами.

Ночью она долго лежала без сна в своей мягкой постели и напряженно думала, но в ее воспаленном мозгу вертелась только одна мысль — побег, только побег, пока ее не затянуло в опасный омут Она презирала себя за нерешительность, за отсутствие смелости, но куда бы она отправилась? В чужой стране, без крыши над головой, без денег… Короче, она беспомощна, и ей не хватало духу совершить такое безумство.

Габриэль был прав: она чувствовала себя обманутой. Но как бы она ни злилась на него, на себя она досадовала еще больше. Потому что сама виновата во всей этой истории. Ведь знала же с самого начала, что Габриэль женился на ней, чтобы взбесить герцога. Она вздрогнула, вспомнив жуткую сцену между отцом и сыном. И несмотря на то что Габриэль торжественно поклялся, что не собирается вышвыривать ее вон, она все равно опасалась этого — ведь он уже добился своей цели. На что она теперь ему?

Она медленно опустилась на обитый мягким бархатом стул. Глазами обвела спальню. Боже, эта спальня, весь дом… Все, как в сказке! Такое она не могла даже представить себе. Так ли уж это плохо с ее стороны цепляться за комфорт? Такой ли это грех — тянуться к тому, чем жизнь обделила ее?

А ведь как все могло прекрасно… нет, изумительно устроиться, если бы только она не чувствовала себя здесь такой лишней! Чужой… Как будто все это не для таких, как она! Боль наполнила ее сердце. Еще ни разу в жизни она не ощущала себя такой растерянной и жалкой. Ей всего-навсего хотелось прилепиться к кому-то, найти пристанище… Боль затопила ее сердце, и она застонала. Но Кесси была не из тех, кто упивается жалостью к себе. Она прекрасно знала, что ее могла ждать и более печальная участь. В лучшем случае она бы работала в таверне, разнося пиво. А в худшем… предлагала бы собственное тело. Черный Джек мог вынудить ее пойти и на это.

Сжав всю свою волю в кулак, заковав себя в невидимую броню, Кесси спустилась по лестнице вниз. Перед ней неожиданно появился Дэвис.

— Надеюсь, вы не возражаете, миледи, но я подумал, что вам будет приятно, если кто-нибудь покажет вам дом и угодья. — Он слегка посторонился, и из-за его спины вынырнул парнишка лет четырнадцати. — Уиллис уже справился со своими обязанностями на конюшне и с удовольствием покажет вам все, что вас заинтересует.

Кесси улыбнулась мальчику. На его лице читалось желание угодить хозяйке. Он был милым парнишкой, симпатичным, как и все, с кем она успела познакомиться. На скулах и на переносице у него красовались симпатичнейшие веснушки, глаза озорно сияли — в общем, Кесси он понравился.

— Привет, Уиллис, — мягко сказала она. — Тебе и правда не составит труда познакомить меня с усадьбой?

— Ничуть, мэм. Буду только рад.

Парнишка, сняв с головы шляпу, галантно поклонился. Будучи слишком юной и неопытной, Кесси и не подозревала, что мальчик был убежден: красивее новой графини он еще никого в жизни не встречал. У него появился предмет для обожания.

Уиллис был слегка разочарован тем, что Кесси не умеет ездить на лошади, тем не менее они провели чудесный день, исходив дом и сады усадьбы пешком. Неподалеку от дома Уиллис указал ей на блеснувшую среди деревьев воду. Это озеро абсолютно не было видно из особняка. На берегу его была построена маленькая пристань. Мальчик начал объяснять, почему озеро нельзя увидеть из окон. А Кесси вдруг зазнобило.

И все же день прошел гораздо быстрее и приятнее, чем она ожидала. Ноги у нее буквально отваливались от усталости, когда она наконец отослала Уиллиса ужинать. Войдя в дом, она задержалась в холле. Она стояла и улыбалась: пока Господь щадил ее — она ни разу не столкнулась с герцогом!

Ей везло.

Любопытство задержало ее у длинного ряда портретов в тяжелых позолоченных рамах, висевших в холле и на лестнице. Ясно же, что все эти суровые леди и джентльмены — предки Синклеров. С тем же дьявольским разлетом бровей, породистыми тонкими носами. Она остановилась у портрета темноволосого мужчины, горделиво опирающегося на рукоять шпаги. На нем был костюм прошлого века, шляпа украшена пышными страусовыми перьями и лихо сдвинута набок. Он был неотразим, его смеющиеся глаза искрились жизнелюбием. Она машинально улыбнулась ему в ответ.

А вот у следующего портрета ее улыбка сникла. Этот Синклер был таким тонкогубым и высокомерным, что она невольно вздохнула. Не было нужды гадать, от кого герцог и его сын унаследовали свою жесткость. Двигаясь дальше, она увидела большой портрет, на котором была изображена улыбающаяся элегантная женщина с маленьким мальчиком на коленях. В расцвете молодости и красоты, она буквально излучала счастье. У Кесси перехватило дыхание. Наверное, это и есть первая жена герцога и их сын Стюарт. Белокурый ангелочек с кудрявой головкой.

Возле последнего портрета в галерее Кесси застыла надолго, и сама бы не могла сказать, сколько времени простояла у него. В центре картины — женщина, чинно сидевшая в кресле у камина со сложенными на коленях руками. Волосы у нее были гладкие и черные — такие же, как у Габриэля. Значит, это и есть вторая жена герцога, мать Габриэля. Кесси почувствовала, как у нее сжалось сердце: какие же они разные — эта печальная женщина и Маргарет, лучащаяся счастьем…

— Перед вами Каролина, мать Габриэля.

Голос герцога, прозвучавший у самого уха Кесси, так испугал ее, что она вздрогнула. Взяв себя в руки, она повернулась к нему. И сердце тут же ухнуло вниз — на нее смотрели полные враждебности глаза. Облив ее презрением, герцог повернулся к ней спиной, собираясь уйти.

— Подождите! — воскликнула Кесси, не думая, что скажет в следующую секунду.

Он бросил взгляд через плечо, напряженный, как струна, готовая лопнуть в любую секунду. Кесси тоже выпрямилась, решив защищаться.

— Я считаю, что вы должны знать, я… зарабатывала себе на жизнь вовсе не так, как вам говорил Габриэль. Густые брови поползли вверх.

— Ваше имя — это ведь сокращенное от Кассандры? Кесси кивнула.

— Хорошо, Кассандра. И как же вы зарабатывали на жизнь? — В его тоне сквозило полнейшее равнодушие. — Мой сын сказал мне, что нашел вас в какой-то пивной.

Она сражалась с собой, чтобы не опустить глаза под его жестким взглядом. Крепись, приказывала она себе, хоть он и держится так надменно.

— Так и было, — ответила она, гордо вскинув голову. — Но не тем… Он сказал неправду. Я всего лишь подавала эль и еду, драила полы, работала на кухне… Но это все, клянусь вам!

Он издал горлом какой-то слабый звук — то ли отвращения, то ли недоверия. У нее похолодело в желудке.

— Еще он упомянул, что вы воровка. Горячий стыд окрасил ее щеки:

— Скажу правду, сэр. Я украла часы, надеясь, что сумею продать их. Я… хотела покинуть Чарлстон и устроиться где-нибудь белошвейкой… — Кесси кивнула на портрет Маргарет: — Габриэль рассказал мне, как она умерла. Наверное, это было ужасно — потерять ее именно так… Злобные и мерзкие люди посягают на невинные души…

— Злобные и мерзкие люди? Да все янки — дикий и грубый народ, смердящее племя варваров! Каждый из вас! Кесси резко выдохнула:

— Я не сделала ничего дурного в своей жизни, сэр. За исключением того, что родилась в стране, которую вы всей душой ненавидите. — Она не опускала глаз. — Но если вы обвиняете меня в убийстве вашей жены наравне с истинными виновниками, не зная обо мне ничего, тогда вы ничем не лучше их! И кстати, сэр, мне кажется, что и в остальном вы отнюдь не так безгрешны, как пытаетесь убедить всех. Я ведь точно знаю: вы с три короба наврали слугам обо мне!

Эдмунд рассвирепел. Что эта паршивая девчонка позволяет себе! Дерзкое ничтожество, она осмелилась разговаривать с ним в таком непозволительном тоне! Но, увы, она стала женой его сына…

И раздражала она его так же сильно, как и сын.

— Не ищите себе оправданий, юная леди. Я прекрасно осведомлен, кто вы на самом деле. И можете быть спокойны, я не горю желанием узнать о вас пикантные подробности. Но на будущее советую не забывать: не вам судить меня!

Он оставил Кесси стоящей посреди холла с открытым ртом и посылавшей ему вслед испепеляющие взгляды. Проклятие! Невыносимо надутый старикан! Он даже хуже, чем его отвратительный сынуля.

Габриэль был прав. Этот дом имел необъятные размеры, так что двое его обитателей могли при желании прекрасно избегать друг друга. Кесси удивилась, когда однажды после полудня экономка вплыла в ее спальню со словами:

— К вам гости, миледи. Кесси часто-часто заморгала.

— Ко мне? — растерянно спросила она, затем нахмурилась. — Вы, наверное, ошиблись, миссис Мак-Ги? Боюсь, что не знаю здесь ни души…

— Никакой ошибки, миледи. Гостья просила позвать именно вас. Я провела ее в гостиную, чтобы она подождала там.

Она. Кесси что-то это не очень понравилось. Она встала. В глазах поплыли крути. Какая же она трусиха! Но, кажется, у нее нет выбора. Придется спуститься и узнать, что это за гостья. С дрожью в коленках она спустилась вниз по лестнице. Ей не пришлось долго ждать, чтобы проникнуть в эту тайну. На краешке дивана примостилась поразительно красивая девушка — красивее всех, кого когда-либо видела Кесси. Волосы цвета спелой пшеницы были уложены вокруг головы короной, черты лица поразительно нежны, овал лица напоминал сердечко. На ней было платье модного светло-персикового цвета, отделанное белым атласом.

Заметив Кесси на пороге комнаты, девушка поднялась с дивана — просто образец грации и красоты.

— Добрый день! — несколько смущенно произнесла она. — Вы, должно быть, молодая жена Габриэля?

Голос у красавицы был таким же приятным, как и черты лица. Она протянула Кесси руку, затянутую в перчатку:

— Меня зовут Эвелин.

Эвелин. Кесси готова была провалиться сквозь землю и умереть. Никогда еще не было для нее столь очевидно собственное ничтожество. Эта светловолосая девушка, маленькая и грациозная, с мягким голосом, чарующим слух, — та, на ком хотели женить Габриэля. Кесси вся съежилась: у этой девушки было все то, чего никогда не приобрести ей…

— О Боже! Вы… дочь герцога Уоррентона.

Едва Кесси произнесла эти слова, она тут же готова была проглотить язык.

Девушка улыбнулась в ответ едва заметной улыбкой. Но все же улыбнулась

— Я вижу, вы слышали обо мне? Если честно, то это значительно облегчает задачу. Извините, но я не знаю вашего имени.

— К-кесси.

— Отлично. Что ж, тогда, может, нам лучше присесть? — Девушка элегантно махнула ручкой в сторону дивана.

Кесси покраснела. Впервые она осознала, до какой степени не подготовлена к роли хозяйки дома.

— Конечно, — пробормотала она.

Они уселись: одна — на одном конце дивана, другая — на противоположном.

На губах Эвелин появилась слабая улыбка.

— Знаете, — мягко произнесла она, — я хотела нанести вам визит уже несколько дней назад. Только ужасно боялась вас: я ведь не уверена была, что меня ждет.

Кесси смущенно замялась:

— С-скажу вам честно .. я чувствую то же самое!

Признание сорвалось с ее губ, прежде чем она успела прикрыть рот ладошкой. Но Эвелин лишь с облегчением рассмеялась в ответ. И напряжения между ними как не бывало. Словно кто-то взмахнул волшебной палочкой.

— Не… хотела бы показаться грубой, — нерешительно начала Кесси, — но мне казалось, что вы должны… ненавидеть меня?

В глазах Эвелин блеснула искорка понимания:

— Потому что это я должна была выйти замуж за Габриэля, а он взял да и женился на вас? Кесси кивнула:

— Вас, наверное, очень огорчило известие о том, что он натворил?

Эвелин сложила маленькие ручки в белых перчатках на коленях.

— О Боже, дорогая, вовсе нет! Это мой отец был сначала просто невменяемым из-за этого. Ведь это он носился с идеей объединить две наши семьи. Но и он смирится с этим. Мне кажется, что отец уже начал привыкать к данному факту. А я хочу быть честной с вами, Кесси. Я испытала огромное облегчение оттого, что освобождена от обязанности выходить замуж за Габриэля. Он вечно пугал меня до полусмерти. — Эвелин грустно улыбнулась. — И, если честно, до сих пор пугает. Стюарт всегда был милым и беззаботным. А Габриэль намного мрачнее и… как бы это сказать… в нем постоянно что-то бурлит… Господи, я даже не могу толком объяснить все это!

Кесси была абсолютно согласна с девушкой. У нее Габриэль тоже вызывал дрожь.

— Вы любили Стюарта? — спросила Кесси и тут же покраснела, потому что вопрос был слишком личный, а значит, неприличный. — Не обращайте внимания, — быстро поправилась она. — Это меня совершенно не касается…

— Но я ни чуточки не обиделась, честное слово! Мне нравился Стюарт. Но любить? Нет, я не любила его. Уверена, из нас вышла бы отличная пара, и я искренне оплакиваю его смерть. Но у меня никогда не было желания выходить замуж лишь из-за отличной родословной жениха. Во всяком случае, я хотела бы выйти не потому, что дед моего деда был какой-то знаменитой личностью, а до него и его дед и прочее. О, я нормальная девушка и наслаждаюсь сезоном в Лондоне, всеми этими балами, суаре и светскими раутами, но мне никогда не нравилось, что нас выставляют напоказ, словно на ярмарке лошадей, — все осматривают и прицениваются. Было бы чудесно выйти замуж по любви, хотя такие вещи сейчас совсем не в моде. Но в моем случае это и вряд ли возможно. Мама бы поняла меня, благослови Господь ее бесценную усопшую душу, но отец совсем другого склада. И он ожидает, что я выполню свой долг по отношению к семье. Так что я давно смирилась со своей участью и не протестую.

Эвелин немного помолчала, прежде чем продолжить:

— Я знаю, что невыносимо бестактна и сую нос не в свои дела, но я просто умираю от любопытства. Вы можете не отвечать на мой вопрос, только… Вы вышли замуж за Габриэля… по любви?

Любви? Кесси бы расхохоталась в ответ, если бы ей не захотелось разрыдаться… Тут же глаза защипало. Даже сейчас, когда она немного привыкла ко всей ситуации, у нее щеки запылали от унижения, обиды и гнева, стоило лишь подумать о невыносимо высокомерной парочке — отце и сыне. И как бы это ни было неожиданным, она вдруг ощутила внутреннюю близость именно с этой девушкой, которая так же отличалась от нее, как сажа от снега… И все же была такой же, как и она. Она и сама не успела заметить, как история ее злоключений, встреча с Габриэлем в таверне Черного Джека, его планы привести отца в бешенство своей женитьбой — все это как-то само собой вылилось на голову ошарашенной Эвелин.

Но Эвелин скрыла потрясение, чувствуя, что иначе еще больше расстроит Кесси. Она сочувственно стиснула ладошку Кесси. Разве можно было не пожалеть бедную девушку? Жизнь оказалась жестока к ней, а новоиспеченные родственники обращались с ней хуже некуда. Это совершенно несправедливо!

— В свете все знают, что Габриэль вечно на ножах со своим отцом. — Эвелин нахмурилась. — Боже, и все равно это возмутительно! Такое поведение просто недопустимо!

— Если бы это было в моей власти, я бы ничего больше так не желала, как утереть нос этой подлой надменной парочке. Если б только доказать им, что они очень и очень ошибаются на мой счет! — Голос Кесси был больше похож на шепот. Она сжимала и разжимала ладони. — Они убеждены, что я обязательно провалюсь, опозорюсь! Но, клянусь вам, этого не случится!

Тут глаза Эвелин загорелись энтузиазмом:

— Замечательно, Кесси! Это же чудесная идея! — Она воодушевлялась все больше с каждым словом. — Это же именно то, что надо!

Кесси в волнении потерла виски.

— Не понимаете? Я говорю вам, что вы правы, Кесси. Нельзя позволить этим двум возмутительным снобам победить вас! Надо постараться стать такой, чтобы самый взыскательный взгляд не нашел, к чему придраться, — настоящей леди! То есть и правда утереть им нос!

— Но как? — Кесси уставилась на свои покрасневшие от цыпок руки. — Вы забываете, что я… всего-навсего девчонка из таверны. — Боже, как же больно было выговорить эти простые, но унизительные слова! Просто язык не поворачивался. — Я не отличила бы утреннее платье от вечернего, если бы не моя служанка.

Но оказалось, что она нашла неожиданную союзницу в лице Эвелин.

— Неужели вы не понимаете? Я смотрю на вас и вижу прекрасную молодую девушку, которая может поспорить очарованием с любой из девиц на выданье в Лондоне! И если бы вы сами не рассказали мне, я бы и не подумала, что у вас было такое печальное прошлое. Да это и не имеет значения, потому что я научу вас всему необходимому, отполирую ваши манеры и обучу поведению. Я могу научить вас, как надо вести себя хозяйке вечера. Или как вести хозяйство. И не думаю, что это такая уж тяжелая задача, потому что подозреваю: у вас есть врожденный инстинкт, вы чувствуете, что уместно, а что нет.

А это уже полдела.

Прекрасную. Неужели эта милая девушка действительно считает ее красивой? Кесси чуть сама не поверила в это… Но тут же трезво напомнила себе, что было бы глупо давать расцвести подобным надеждам. И все же сама мысль о том, что она может утереть нос двум высокомерным и жестоким Синклерам, была очень соблазнительна.

Но больше всего ее вдохновляла идея стать леди, настоящей леди… Ее сердце подпрыгнуло от волнения.

— Но почему? — спросила она. — Почему вы решили помочь мне?

— У меня никогда не было настоящей подруги. После смерти мамы папа почти все время оставался в деревне. Меня отдали на попечение учителя и гувернантки, и они были моими единственными компаньонами.

Эвелин протянула руку и коснулась ладони Кесси:

— А с вами — я и сама не понимаю почему — я чувствую себя так, словно знала вас всю жизнь! Кесси улыбнулась:

— Странно, правда? Но и у меня точно такое же чувство. Глаза Эвелин засияли от радости.

— Тогда позвольте мне помочь вам, Кесси. Я буду лишь счастлива сделать это!

Кесси стиснула ее пальцы.

— Знаете, — мягко проговорила она, — мне кажется, что вы уже стали моим другом. И я с радостью приму любую помощь, какую вы мне сможете оказать.

Эвелин засмеялась нежным, звонким смехом:

— Великолепно! А теперь давайте-ка придумаем что-нибудь насчет ваших рук… Просто здорово, что истинная леди всегда носит перчатки, не правда ли?

Так началось воплощение в жизнь плана по превращению нищенки в леди.

Глава 10

В следующие несколько недель Эдмунд Синклер следил за развитием событий с возрастающим беспокойством. Леди Эвелин ежедневно заявлялась в гости. Она и Кассандра просиживали в саду почти до полудня. Хоть убей, Эдмунд не мог придумать ни одной вразумительной причины, по которой Эвелин заинтересовалась этой девкой и проводила с ней столько времени! Хотя чуть позже ему пришлось, стиснув зубы, признать, что, скинув жалкие лохмотья, невестка стала вполне презентабельной. А если уж совсем честно, то можно было бы и ошибиться, приняв ее за леди. Но он-то знал, что это не так, и не собирался доверять этой прожженной шлюхе! Особе, для которой его сын был всего лишь золотым слитком!

Сердце старика словно сжали тиски. Боже, как же ему не хватало Стюарта! Потеря Стюарта была равносильна потере Маргарет. Словно умерла частичка его души. Теперь Габриэль — все, что у него осталось.

Если бы жизнь сложилась иначе! Но они с Габриэлем никогда не были близки… И не станут. Теперь уже поздно, обреченно признал Эдмунд, потому что силы у него уже на исходе. Неужели это такое преступление с его стороны — попросить сына жениться и родить наследника? Синклеры — гордая фамилия, хотя, как выяснилось, Габриэлю плевать и на это. Эдмунда ужасно печалило, доводило до отчаяния, что столь славный род вымрет, что сам он умрет, так и не увидев своего внука, но он никогда не признается в этой печали Габриэлю. Между ними — бесконечная полоса отчуждения, и герцог не знал, как положить конец их противостоянию. Даже будучи малышом, Габриэль всегда вел себя своевольно, иногда просто агрессивно, постоянно испытывая терпение отца.

Горестный вздох исторгся из глубин его души. Эдмунд устало добрел до стула у своего стола, внезапно почувствовав себя древнее самих небес. Через открытое окно свежий ветерок донес до него звук женских голосов… и кое-что еще, отчего его сердце странно заныло, потому что он не слышал этого в своем доме долгие годы…

Звук смеха.

Габриэль уверенно поднялся по ступеням своего элегантного дома в Лондоне. Шаги его были верны, а глаза ясны, несмотря на то что сам он был абсолютно уверен, что еще никогда в жизни так не напивался.

Но даже одурманенная алкоголем совесть не давала ему покоя.

Много часов спустя он все еще сидел в библиотеке своего дома, вытянув длинные ноги. В руке он держал рюмку. На столике рядом с ним стоял хрустальный графин с бренди. Габриэль уставился на золотистую жидкость, его мысли были столь же мрачны, как и его чувства. Уличный шум давно стих, поскольку приближался рассвет.

Его возвращение в Англию прошло именно так, как он и задумал. Отец пришел в ярость от того, что его сын связал свою жизнь с женщиной из ненавистного племени янки…

Но триумф Габриэля оказался весьма кратким и принес гораздо меньше удовлетворения, чем он предполагал. И чего он совершенно не понимал, так это разъедающего чувства вины — кто бы мог подумать? — которое постоянно терзало его. В его сердце с новой остротой возродилась боль от всего того, что Эдмунд сделал с его матерью, всплыла память о годах напрасных горько-сладких надежд и разочарований… ощущение тоски и боли в сердце, с которыми жила его мать,

Он один знал об этом. И страдал вместе с ней. Габриэль не мог простить отцу ее жизни и ее смерти.

Но мысли об отце неизбежно напоминали ему о Фарли. Он тосковал по родному дому, не понимая, до какой степени ему не хватало Фарли, до тех пор, пока не вернулся туда! И все же частичка его души ненавидела этот дом.

Нет, шептал внутренний голос. Ты ненавидишь не Фарли, а воспоминания, которые всплывают там на каждом шагу… Они не хотят прятаться в дальний уголок памяти, а мучают и мучают… Слишком много их было, этих воспоминаний… о матери… о ее смерти. Он поклялся после ее похорон, что не останется в Фарли, не сможет остаться! Он выполнил то, что задумал: бросил Кесси прямо к ногам этого старого маразматика — вот тебе! А сам вернулся в Лондон.

Но теперь его терзали еще более мучительные воспоминания: о теплых губах и коже, свежей и нежной, как только что взбитые сливки, мягче лебяжьего пуха… о сладко пахнущих волосах. Вкус триумфа не был и наполовину столь же сладок, как эти губы…

Сумасшествие какое-то! Рот его конвульсивно дернулся. Он же не совсем еще свихнулся, чтобы вести себя как влюбленный юнец. Настроение его окончательно испортилось. Он сознательно ожесточал свое сердце против своей нищей, но прекрасной жены. Он не хотел никакой жены! Вот уж кто ему совершенно не был нужен, в этом он мог бы поклясться. Он и в Лондон-то вернулся, решив полностью забыть о том, что женат…

Оказалось — это легче сказать, чем сделать.

Для Кесси дни летели, словно понесшие от испуга лошади. Она научилась разливать чай, знала, что говорить при обмене любезностями и чего нельзя говорить ни в коем случае. Вечером, когда она ложилась спать, в голове у нее вертелось все выученное за эти дни. Она безумно уставала, но не сдавалась, полная решимости выиграть необъявленную схватку.

Однажды она осмелела настолько, что позволила уговорить себя Эвелин присоединиться к герцогу за чаепитием. Что они и устроили как-то в полдень. Кесси была ненавистна сама мысль, что герцог следит за каждым ее жестом. И хотя он не был откровенно враждебен, она каждой клеточкой тела ощущала его неодобрение. Пальцы Кесси дрожали так, что она боялась облить чаем свое платье, но после чаепития Эвелин буквально рукоплескала ей:

— Такое чувство, словно вы были рождены для этого! Ох, Кесси, я была уверена: все это вам по силам!

Именно тогда Кесси позволила себе то, чего не осмеливалась делать раньше: она дерзнула мечтать. И начала по-настоящему верить в то, что, несмотря на все обстоятельства и трудности, ей все же удастся построить для себя какой-то уголок счастья. Она была одета так, как ей и не снилось раньше, была в безопасности, не волновалась из-за каждого пенни, не знала чувства голода. Габриэль поклялся ей, что у нее всегда будет крыша над головой… Она цеплялась за эту жизнь, хотела верить этой клятве, потому что не видела другого выхода. И только иногда ей казалось, что однажды, когда утром она откроет глаза, все исчезнет, как красивый сон.

Как-то в конце июля Дэвис объявил о приезде Кристофера Марли, Глаза Кесси вспыхнули от радости.

— Пожалуйста, Дэвис, пригласите его в гостиную!

Несколько секунд спустя вошел Кристофер, выглядевший сногсшибательно красивым в светлых панталонах и темном смокинге.

— Кристофер! Мне даже трудно выразить словами, как я рада снова видеть вас!

Кесси протянула ему обе руки. Она с трудом удержалась от того, чтобы обнять его. Не будь рядом Эвелин, она именно так бы и поступила.

Он рассмеялся:

— А я-то боялся, что вы совсем усохли тут, в деревне, от скуки. Вот и решил, что пора нанести визит и собственными глазами увидеть, как тут идут дела.

От Кесси не ускользнула тревога в глазах Кристофера. Это согрело ее сердце.

— Со мной все в порядке, — ответила она, беспечно улыбнувшись. — Мы можем с вами говорить откровенно, ведь леди Эвелин в курсе, при каких обстоятельствах мы с вами встретились… Кстати, вы знакомы?

Кристофер ловко скрыл свое удивление. Естественно, он не ожидал увидеть сцену, которая предстала его глазам. Но искренне порадовался за Кесси.

— Мы встречались несколько раз во время прошлого сезона, но я не надеюсь, что вы запомнили меня, — Он склонился над рукой Эвелин и прижал губы к ее пальчикам.

Эвелин ответила грациозным реверансом:

— Я прекрасно помню вас, сэр.

— Крайне польщен, миледи.

Когда щеки Эвелин окрасились в розовый цвет, Кристофер повернулся к Кесси. Его глаза с одобрением отметили положительные перемены в девушке: изумительно идущее ей платье из белого муслина с вышитыми на нем цветами, красиво зачесанные наверх волосы.

— Должен заметить, что вы превратились в настоящую красавицу! — не смог не восхититься он. Наступила ее очередь краснеть:

— Буду не менее откровенна, чем вы, Кристофер. В этом повинна только Эвелин.

Эвелин тут же решительно замотала головой:

— Не смейте принижать собственных достижений, Кесси! Я всего лишь советую, все остальное — ваши заслуги!

Кристофер довольно засмеялся:

— Сразу две застенчивые женщины! Да это невиданная вещь, награда из наград, выше всяких похвал! Очевидно, вы обе достигли великолепных результатов, потрудились на славу. Я в восторге!

Эвелин расцвела, но очень скоро ее улыбка увяла.

— К сожалению, — вздохнула она, — возникли два маленьких, но весьма существенных затруднения. У нас пока еще не было времени, чтобы серьезно заняться уроками верховой езды. И хотя мы и выучили все основные па большинства танцев, было бы гораздо разумнее заполучить в качестве партнера для Кесси джентльмена, тогда бы все пошло как по маслу!

Кристофер торжественно поклонился двум красавицам:

— Что ж, думаю, вам повезло, что я остановился в деревенской гостинице, ибо я полностью к вашим услугам. Буду лишь счастлив оказаться полезным.

Несколько следующих недель эта троица стала неразлучной. Каждое утро они проводили или в саду, или в гостиной. После обеда отправлялись в музыкальную комнату, где Эвелин и Кристофер успешно обучали Кесси танцевать. Вечерами выезжали на верховую прогулку по поместью. Кесси так и подмывало спросить Кристофера, видел ли он Габриэля. Этот вопрос висел у нее на кончике языка, и все же она так и не набралась смелости задать его.

Судя по всему, Габриэль намеревался навсегда остаться в Лондоне. И Кесси не знала, как ей реагировать на это: то ли обижаться, то ли испытывать облегчение. Герцог, слава Богу, тоже уехал по делам в Лондон на несколько дней. А Кристофер и Эвелин были такими славными и дружелюбными, что Кесси искренне наслаждалась их обществом. Она с нетерпением ожидала каждого урока верховой езды, хотя прошло немало времени, прежде чем она почувствовала себя уютно в седле.

Наибольшую радость ей доставляли уроки танцев. Здесь она преображалась и расцветала. Под умелым руководством Эвелин и Кристофера она уже недурно овладела менуэтом и контрдансом. В тот памятный солнечный день они как раз разучивали самый скандальный танец года — вальс. Сначала Эвелин лишь напевала мелодию, показывая новые па, затем села за фортепьяно, чтобы наиграть мотив, а Кристофер кружился под ее аккомпанемент. Кесси была очарована зажигательной музыкой и начала умолять, чтобы и ей позволили на практике усвоить весь рисунок танца. Очень скоро она уловила ритм и с упоением начала повторять движения вместе с Кристофером. Кружась в такт музыке и выдвигая ногу вперед, она с упоением кружилась, чувствуя необыкновенную окрыленность. Никогда еще не ощущала она себя так беззаботно, так радостно, что могла позабыть обо всем на свете, даже о своем скрывшемся с ее глаз супруге… Она смеялась, и все плыло перед ее глазами. Внезапно музыка кончилась, и они остановились. Все еще счастливо хохоча, она склонилась в реверансе, затем грациозно выпрямилась…