Глава 3

Четыре раза пробили большие часы в ореховом футляре, когда Себастьян проходил через отделанный мрамором вестибюль к себе в кабинет; звук затерялся в пустоте под высоким куполом потолка. О присутствии Джастина в доме легко можно было догадаться по острому запаху манильских сигар, которые тот курил постоянно.

Джастин обернулся, когда вошел брат, и тотчас встал со своего места у камина. Он пересек комнату и взял со столика на изящных ножках графинчик с бренди. Себастьян тем временем устроился в кресле за письменным столом. Джастин вручил ему графинчик. Учитывая события этой ночи, сделать глоток бренди не мешало бы. Себастьян и сделал этот глоток – большой и обжигающий.

– Ну как там она?

– Рана оказалась не такой глубокой, как я предположил вначале, – устало проговорил Себастьян и потер колючий подбородок, рассеянно подумав, что надо бы побриться. – Она скоро поправится.

– Отлично. – Джастин легкой походкой подошел к креслу напротив брата. – Признаться, мне чрезвычайно хотелось бы узнать, с чего это тебя занесло в Сент-Джайлз. Это последнее место, где я стал бы тебя искать.

– Уволь меня от твоего сарказма, Джастин. Когда я уезжал к Фартингейлам, Стоукс сообщил мне, что ты намерен провести вечер за игрой, а когда я уехал от Фартингейлов, то заглянул в клуб «Уайте», полагая, что найду тебя там. Гидеон сказал, что ты отправился в Сент-Джайлз, в один из тамошних так называемых клубов, – ответил Себастьян с нескрываемым неодобрением.

– И ты поехал меня выручать? – со смешливой искоркой в глазах спросил Джастин.

– Примерно так.

– Я взрослый мужчина, Себастьян, и не нуждаюсь в том, чтобы ты контролировал каждый мой поступок.

– Сент-Джайлз – опасное место, – возразил Себастьян. – Уверен, что ты об этом знаешь.

– Знаю. Но за исключением некоторого количества невероятно скверного вина, мною выпитого, и гораздо большего невезения в игре, ничего особенного со мной не произошло в тамошнем кабаке.

Видит Бог, Джастин вечно противился строгостям отца или попросту пренебрегал его замечаниями еще в большей степени, чем их капризная и своевольная мать. И все трое детей – Себастьян, Джастин и Джулианна – понимали, что опереться могут только друг на друга. Но если жизнь чему-то и научила Себастьяна, то главным образом тому, что человека невозможно «выстроить» по шаблону. И не нужно пытаться это делать.

Себастьян никогда не забывал скандала, который разрушил их мир, когда он был еще десятилетним мальчиком. Происшедшее оставалось с ним всю жизнь. Джастин унаследовал не только обаяние и живость матери, но, к сожалению, и ее необузданный нрав. Джулианна была слишком мала, чтобы разобраться в случившемся. Она тосковала по матери, но не слишком долго.

Но Джастин… Отец пытался бороться с его своеволием. Пытался обуздать сына. Себастьян, в свою очередь, старался защитить брата, но Джастин, как и их мать, всегда хотел лишь одного: идти своей дорогой, поступать так, как ему хочется. Себастьян понял в отличие от отца, что все попытки ввести Джастина в определенные рамки приводят к бунту и ни к чему другому.

Однако бывали случаи, когда Себастьян не мог найти объяснение тому, что происходило между отцом и Джастином: к примеру, сам он не всегда умел добиться желаемого или повлиять на разрешение какой-либо проблемы, а Джастин выходил из положения без хлопот, с обычной своей беззаботностью.

Но в общем-то Себастьян признавал, что есть вещи, которые мужчина должен оберегать с особым тщанием, прятать их неукоснительно в глубинах души. И потому не пробовал превращать брата в то, чем он стать не мог.

– Невезения, говоришь? – буркнул он. – Это у тебя-то?

– Именно. И должен напомнить тебе, дорогой братец, что я вернулся домой раньше тебя.

– Что верно, то верно. – Себастьян засмеялся, и напряженность между братьями исчезла без следа. – Достаточно сказать, что я никак не ожидал обнаружить женщину на улице, или, что значительно вероятнее, уличную женщину. Ради чего, если не заработка, могла она выйти на улицу в такой час.

– Ты ведь не собираешься уведомлять представителей власти? – нахмурился Джастин.

– Ты считаешь, этого не следует делать?

Взгляд Джастина был совершенно тверд, когда он ответил:

– Да, я так считаю.

– Но ведь обстоятельства по меньшей мере подозрительны. Девушка ранена ножом. Почему? В чем здесь дело? Кто это сделал? И где этот человек сейчас?

– Верно. Но не является ли все это, вместе взятое, причиной для того, чтобы дождаться, когда она придет в сознание, сможет говорить, и тогда выяснить, как обстояло дело? – Себастьян ничего не сказал на это, а Джастин покачал головой и добавил: – Не в твоем духе действовать импульсивно.

Что правда, то правда. Импульсивностью Себастьян никогда не страдал. Он предпочитал четкий распорядок во всем. Был методичен и планы свои строил скрупулезно. И думал, что только поэтому ему и удается все, чего он хочет.

– Полагаю, обращение к властям вряд ли можно считать импульсивным действием, – медленно проговорил он. – Но ты, пожалуй, прав. Надо подождать, пока она очнется, и первым долгом поговорить с ней самой.

Джастин наклонил голову набок.

– Просто поражен, что ты так легко соглашаешься. Может, ты положил на девчонку глаз?

Себастьян засмеялся:

– Я предпочитаю женщин более высокого класса, чем уличные воровки.

– Ах да, все на свете за респектабельность. Но хотя бы признай, что у нее великолепная грудь.

Себастьян в ответ молча устремил на брата возмущенный взор.

– Как, Себастьян, ты хочешь сказать, что не заметил этого? Ты что, на них не смотрел?

Себастьян и на этот раз промолчал, проклиная про себя предательский румянец, вспыхнувший, как он почувствовал, у него на физиономии.

Джастин рассмеялся:

– Видит Бог, я обожаю твою осмотрительность, но ведь я, в конце концов, твой брат, и я уверен, что ты содержал не одну любовницу. Погоди, дай вспомнить, как звали последнюю. – Он приставил указательный палец ко лбу, делая вид, что мучительно пытается сконцентрироваться. – О, есть! Лили, верно?

Себастьян вздохнул, но не сказал ни слова. Но Джастин не унимался:

– Ладно тебе, Себастьян. Я же знаю, как ты любишь женщин!

– Как и ты. – Себастьян допил бренди и отставил стакан в сторону. – Видишь ли, есть кое-что, о чем тебе надо узнать от меня до того, как ты это услышишь от других. – Он сделал многозначительную паузу и объявил: – Я решил выбрать себе невесту.

Джастин разразился смехом, но тут же оборвал его.

– Господи помилуй, да ты, кажется, это всерьез?

– Вполне.

– И ты поместил уведомление нынче вечером?

– В известной мере да.

– Что за ерунда! Либо ты это сделал, либо нет.

Джастин слушал, а Себастьян рассказывал о сцене, которая разыгралась прошедшим вечером, когда София Эдвина Ричфилд, вдовствующая герцогиня Каррингтон, обходила гостей по кругу, прощаясь с каждым перед тем, как удалиться в свою карету и отправиться домой. Подойдя к Себастьяну, она глянула на него из-под шапки белоснежных кудрей взглядом прямым и твердым. И высказала некую декларацию со всей решительностью, присущей аристократическим вдовам:

– Мальчик мой, для вас настало время жениться и обзавестись детьми.

Естественно, за этим последовал общий вздох. Разговоры тотчас стихли. Не было нужды окидывать гостиную взглядом, чтобы убедиться, что все головы повернулись в одну сторону, а все уши насторожились в ожидании его ответа.

Себастьян оправдал общие ожидания: поднеся к губам руку герцогини, он негромко произнес:

– Полагаю, ваша светлость, что вы правы.

Себастьян отлично понимал, что за сим воспоследует, ибо он никогда и ничего не делал, не взвесив последствий своего поступка. Языки немедленно заработают, а его присутствие на любом празднестве или приеме будет отмечено великосветскими сплетниками. Во что он был одет, что он ел, с кем разговаривал и, главное, с кем из женщин танцевал – все станет пищей для разговоров. Увы, это прискорбная необходимость.

– Видел бы ты все это, – закончил он свой рассказ. – Уверен, что тебе такая сцена показалась бы очень забавной.

– Приемы у Фартингейлов невероятно скучны, просто фантастически, – округлив глаза, возразил Джастин. – Но меня поражает, что ты даже не посоветовался со мной, принимая это скоропалительное решение. Ты оскорбил мои самые лучшие чувства. Это ужасно, Себастьян.

– Да, понимаю, – сухо произнес Себастьян. – И знаю, каким был бы твой ответ.

Джастин некоторое время присматривался к брату сквозь облачко табачного дыма и спросил:

– Так чем же все-таки определяется скоропалительность твоего решения?

– Решение мое отнюдь не скоропалительное. Если хочешь знать, я его давно обдумывал. Ведь большинство мужчин женится. Имеет детей. Это своего рода долг перед обществом.

– Ах да, долг. Это так предусмотрительно, – протянул Джастин. – Могу я полюбопытствовать, имеется у тебя уже список кандидаток в жены?

– Спросить ты можешь, но скажу тебе совершенно честно, что у меня нет ни одной конкретной женщины на примете. Я просто решил, как говорится, сузить круг.

– Понятно. Хотел бы я уяснить, существует ли на свете женщина, способная тебя устроить.

Себастьян взглянул на брата несколько свысока:

– Что ты этим хочешь сказать?

– Прости, пожалуйста. – Голос Джастина прозвучал очень мягко. – Но мне кажется, что, если бы твои требования не были столь строгими…

– Объясни, если можешь.

– С удовольствием. Я полагаю, что от жены ты требуешь не меньше, чем от себя самого. Короче говоря, ищешь идеальную женщину.

Себастьян возразил:

– Не просто идеальную женщину, но идеальную для меня.

– Ладно, тебе виднее, ты мастер точных определений. Леди из высшего общества склонны удостаивать тебя своим вниманием.

– Точно так же, как они склонны увиваться за тобой.

– Способность очаровывать противоположный пол, думается, наше врожденное свойство.

Едкий сарказм, облаченный в ласковую форму, – как это типично для Джастина. Себастьян пропустил мимо ушей намек брата на измены их матери. А Джастин продолжал:

– Я годами тебе твержу, что ты самый желанный холостяк в Лондоне. Теперь это получило официальное подтверждение.

– Верно, – согласился Себастьян. – Но не будем играть словами. В моем лице они гоняются за титулом. За состоянием. – Поглядывая на брата сквозь облачко душистого дыма, он добавил: – Кстати, не пора ли и тебе подумать о невесте?

Джастин разразился смехом:

– Типун тебе на язык! Я никогда не перестану радоваться холостяцким утехам, и тебе это отлично известно.

С этими словами Джастин смял сигару и встал. Себастьян пожелал брату спокойной ночи, но не последовал его примеру. Ослабив узел галстука, он вылил в свой стакан остатки бренди из графина и удобно устроился в кресле у камина. Потер пальцами шею сзади. Ну и ночка, помилуй Бог! Некоторое время он просто сидел, дожидаясь, пока одиночество и тишина принесут ему успокоение, в котором он воистину нуждался. К тому же в такой мирный час хорошо думается и о разных планах, и о будущем вообще.

Герцогиня была права. Ему пора обзавестись семьей. И вопреки утверждениям Джастина его решение вовсе не скоропалительно. Ничего подобного, он думает об этом уже не первую неделю.

Время пришло. Он готов.

Но ошибок быть не должно.

Никаких скандалов. Ни единого пятнышка на его репутации. Этот обет, руководящий всеми его поступками, Себастьян дал себе давно, очень давно.

Десять лет назад он унаследовал титул. Многое изменилось с тех пор. Имя Стирлингов теперь можно было носить только с гордостью. Да, многое изменилось, но кое-что осталось прежним. Он, как старший брат, продолжает опекать Джастина и Джулианну – какой это все же стойкий инстинкт! Бесчисленное количество раз напоминал он себе, что каждый из них должен жить собственной жизнью, каждому должно быть предоставлено право выбора пути.

Каждому свои ошибки.

Но он, Себастьян, не вправе серьезно ошибаться. На нем лежит ответственность, поэтому обязан руководствоваться чувством долга.

Долг.

Его брат им пренебрегает. Сестра тоже, хоть и по-иному, нежели Джастин. Но старшему сыну Уильям Стирлинг сумел внушить это чувство в полной мере.

Женитьба – его долг. Перед именем. Перед титулом. Его долг – наследие отца и многих предшествовавших поколений.

И все же… Есть и нечто большее. То, чего не понимает и, вероятно, никогда не поймет Джастин, внутреннее сходство которого с матерью почти пугало Себастьяна.

Да, это большее, нежели долг. Он, разумеется, любит Джулианну и Джастина, и он рад, что сохранил близость с ними и после того, как они повзрослели. Но его снедало желание обзавестись собственной семьей. Собственным ребенком. Черт побери, целой дюжиной ребятишек, которым он постарается дать то, чего у него самого не было в детстве – ни у него, ни у брата с сестрой. Нет в мире большей радости, чем та, которую испытываешь, когда к твоей груди доверчиво прижимается маленькое теплое тельце… твое кровное дитя.

Сын. Или дочь… Господи, каким счастьем было бы для него слышать детский смех, эхо которого разносится по всему дому в городе или Терстон-Холле… Но прежде чем в доме появится ребенок, сын или дочь, в него должна войти жена.

Раз за разом, снова и снова проводил он кончиком пальца по ободку стакана, все более поддаваясь неожиданно нахлынувшим размышлениям. Из-за его матери имя семьи, в которой он, Себастьян, родился и рос, было запятнано. Тень скандала омрачила его детские и не только детские годы: лишь в последние несколько лет окончательно утихли пересуды в обществе, не говоря уже о других последствиях грязной истории… Смерть отца была скоропостижной, и Себастьян был поражен, узнав, что в последние годы жизни тот сорил деньгами напропалую.

Но все бури миновали, и Стирлинги теперь снова стали одной из самых богатых фамилий в Англии. С некоторым цинизмом, более присущим его брату, Себастьян, усмехнувшись, подумал, что власть, высокое положение и деньги дают некие преимущества тем, кто ими обладает.

Но Себастьян не мог допустить и мысли о том, чтобы скандал коснулся его жены и детей, как он коснулся его брата и сестры.

Себастьян Стирлинг должен сделать выбор со всей осторожностью, присущей ему от природы. Он предпочитал упорядоченность в жизни и терпеть не мог неожиданностей.

В конечном счете Джастин прав: не следует самому заниматься поиском невесты. Он, правда, не наделен классической элегантностью своего младшего брата, о котором одна не в меру мечтательная барышня, увидев Джастина впервые, сказала, что ей кажется, будто она уже на небесах и видит ангела. Себастьян совсем иной, он слишком смуглый, слишком большой и сильный, он и вправду похож на цыгана, как его дразнили в детстве.

Нет, он определенно не столь дьявольски красив, как его брат, решил Себастьян. Но он будет хорошим отцом. Хорошим мужем. Он извлек уроки, наблюдая за холодным, жестким, неуступчивым характером отца… и легкомыслием матери.

Но какая женщина может стать его женой?

Она должна быть доброй и разумной, другой ему не надо. Должна быть ему тактичной, все понимающей, любящей подругой жизни. Главное, любящей матерью. Красивой? Да, он этого хотел бы. Джастин, наверное, назвал бы его глупцом за то, что красоту он поставил не на первое место в списке добродетелей будущей супруги. Вкусы младшего брата ему хорошо известны: тот и взглянуть не пожелал бы на женщину, которая не сияет, словно бриллиант самой чистой воды…

В графине оставалось бренди едва на донышке, когда Себастьян встал и направился к лестнице. На верхней площадке остановился и глянул на первую дверь справа, слегка приоткрытую.

Надо бы зайти взглянуть, как она там, его незваная гостья. Себастьян вдруг вспомнил, что говорил о ней Джастин.

Стоило бы предложить Стоуксу спрятать драгоценности. Стоило бы также запереть входную дверь. «Видишь ли, в доме у нас уличная женщина. Она может запросто ограбить нас или перерезать глотки спящим прямо у них в постелях».

Себастьян подумал об ожерелье, которое девушка так крепко сжимала в ладони. Оно все еще лежало у него в кармане. Поразительно, что девушка сохранила ожерелье в такой ситуации: ведь она терпела сильную боль, и неизвестно, сколько времени она пролежала, раненая, на земле, пока он ее не обнаружил. Впрочем, алчность – весьма мощный стимул. Едва взглянув на ожерелье, Себастьян понял, что оно представляет немалую ценность и ничуть не похоже на подделку.

Он поджал губы. Девице явно есть за что отвечать, по крайней мере это вполне ясно.

Вскоре после того, как он это осознал, Себастьян уже стоял возле постели, на которой лежала девушка. В свете проникающего через окно лунного луча рисовались перед ним очертания ее тела.

Что еще говорил Джастин? Да, будто бы она понравилась ему, Себастьяну.

Смешно.

Она то самое, что он сказал Джастину. Воровка. Карманница, а может, и похуже того. Настораживает прежде всего то, что ранена она была при неизвестных обстоятельствах. Необходимо выяснить это, как только она в состоянии будет говорить.

Себастьян внимательно посмотрел на девушку. Маленькая ручка, которая так крепко сжимала ожерелье, теперь неподвижно лежала у нее на груди. Он своими руками осторожно смыл грязь с тела девушки и потом облачил ее в одну из ночных сорочек сестры. Странно, однако после этого Себастьян был вынужден напомнить себе о том, что перед ним воровка. Уличная девка.

Себастьян усмехнулся и снова окинул девушку медленным взглядом. Она спала, но ему показалось, что сон ее неспокоен. Себастьян откинул в сторону одеяло, которым сам ее накрывал. Губы спящей дрогнули, тоненькие брови чуть-чуть приподнялись над закрытыми глазами, которые напомнили Себастьяну о топазах, когда девушка впервые открыла их.

«Да пошла она к дьяволу, респектабельность», – подумал он.

Для уличной карманницы она, пожалуй, выглядит чересчур изысканной. Несомненно, красива и… Черт побери, у него едва не возникло желание!

Что его вызвало? Поза девушки или она сама? Кожа у нее, кажется, светится. Ночная сорочка сбилась и обнажила бедра, стройные и белые. Девушка пошевелила ногами, приподняла было руку, но тотчас бессильно уронила ее на простыню. Слишком широкий для нее ворот ночной рубашки открывал ритмично поднимающиеся и опускающиеся груди с нежно-розовыми сосками.

Сейчас ему не от кого скрывать собственную чувственность. Себастьян глубоко вздохнул, чтобы отогнать возникшее телесное напряжение. Он ведет себя не слишком по-джентльменски… Но нет ничего преступного в том, что он с чисто мужским восхищением смотрит на ее густые кудри, в беспорядке разметавшиеся на подушке, на красивые, изящные руки и ноги и…

Да, о да… и на ее великолепную, просто великолепную грудь.

Глава 4

Девон пришла в сознание, почувствовав чье-то присутствие. Модуляции незнакомого голоса… мужского голоса, глубокого и мелодичного… Девон повернула голову на звук этого голоса. Слегка пошевелилась…

– Осторожнее, – произнес голос. – Вы ранены.

«Ранена», – эхом отозвалось у нее в голове. Удивительный и непонятный покой ее сознания нарушили внезапно вспыхнувшие воспоминания. Девон вздрогнула, словно снова увидела Гарри и Фредди, кружащих возле нее. Вспомнила, как упала в черную пустоту, в которой не было ничего, кроме холода, пронизывающего до костей… Ей случалось мерзнуть и раньше, но не так. О нет, так – никогда! И еще был леденящий душу страх, что никто ничего не услышит. Что она будет лежать до тех пор, пока не умрет, как мама, умрет в холоде и темноте.