Глава 24

Как только Девон уснула, Себастьян встал с постели и надел халат. Он осторожно взял Девон на руки и отнес в ее постель. Ему надо было подумать, а он не мог думать, когда она лежала с ним рядом.

Она пошевелилась, когда он укрывал ее стеганым одеялом. Затаив дыхание, он постоял и подождал, пока она притихнет. Низко нагнулся, коснулся ее губ легким, словно дуновение, поцелуем и провел пальцем по ее щеке и подбородку.

Еле слышный вздох сорвался с ее губ.

Невероятная тяжесть сдавливала Себастьяну грудь, казалось, даже вытесняя весь воздух из легких. Он это сделал. И он в ответе за тени под ее глазами, за боль у нее в душе.

Господи, он хотел бы сейчас горы сокрушить ради нее одним ударом, но вместо этого только вздохнул и выпрямился. Уйти от нее было ему труднее всего на свете.

Себастьян даже не заметил, как дошел до того дерева, возле которого видел в последний раз свою мать много лет назад.

Как ни странно, но его преследовал вовсе не образ матери. Он стоял, крепко смежив веки, и видел перед собою Девон в золотом ореоле шелковистых густых волос. Девон, маленькая и хрупкая, смотрела на него с озорной улыбкой, и глаза ее тоже сияли золотистым светом.

Себастьян открыл глаза. На мгновение ему показалось, будто неистовый поток ветра подхватил его, пронес по всему миру и вернул назад.

Ничто не сотрет память о ней. Никакое время не заглушит страсть, которую он питает к ней. К Девон.

Она незабываема.

А то, что он сделал, непростительно.

Он нанес самому себе удар в спину.

Хуже – он нанес удар в спину ей.

Острая ненависть к себе омрачила душу Себастьяна. Он должен был напоминать себе снова и снова, что Девон не может принадлежать ему. Он не должен был даже дотрагиваться до нее, но он овладел ею, и теперь они оба за это расплачиваются.

Положение сложилось… неразрешимое. И невыносимое.

Все упирается в понятие ответственности. И в понятие долга.

Долг.

От этого слова Себастьяну стало тошно, оно стало ему поперек горла, не давало дышать.

Всю жизнь он делал только то, чего ожидали от человека его положения. Предполагалось, что он женится на девушке своего круга, образованной и богатой. Себастьян скривил губы. Как же он был самонадеян! Воображал, что все у него идет по плану. Он произведет на свет наследника, сохранив таким образом имя семьи и ее состояние. Он убеждал себя, что жизнь его будет полной, такой, какая удовлетворит его.

Но теперь все эти прекрасно обдуманные планы восстали против того, чего он хочет всем сердцем. Он разрывается между тем, что правильно, и тем, что благопристойно. Между тем, что он хочет сделать, и тем, что делать надо.

Если бы это зависело только от него, он женился бы на Девон немедленно. Не имеет значения, что она бедна. К чертям все это – богатство, влияние, титул, да и его самого туда же. Кто он, в сущности, такой? Просто человек, как и все прочие, не хуже и не лучше.

Но Девон… Она такая женщина, каких больше нет.

В голове у Себастьяна звучали слова Джастина: «Она заслуживает настоящего мужчину, который любил бы ее, заботился о ней – дал бы ей все, чего она никогда не имела».

Но ведь он, Себастьян, заботился о ней. И дал ей то, чего она никогда не имела.

И он полюбил ее. Помоги ему Боже, он ее полюбил.

Но все это не так просто… или он ошибается? Примет ли высшее общество Девон в качестве его супруги? Его передернуло при одной мысли о том, как бы ее называли в этом самом обществе. Нет ни малейшего сомнения, что Джастина ничуть не беспокоило бы, если бы они с Девон сожительствовали тайно. Джастин циничен, и скорее всего бунт старшего брата против законов света доставил бы ему истинное наслаждение.

С того времени как его мать оставила семью, Себастьян дал себе обет, что в его жизни не будет более ни одного скандала, а на чести семьи – ни одного пятна. Но вдруг это как-то утратило свое значение. Они с Джастином вполне могут выдержать еще одну бурю.

А Девон?

Он вспомнил, как она выглядела накануне, быстро спускаясь с лестницы, полная юной радости, надежды и живости. Она так полагалась на него. Так ему верила.

А он ее предал.

Предал их обоих.

Внезапно его словно озарило. Больше он ее не предаст. Ни за что.

Решение ударило его в сердце. Пронеслось в крови по всем жилам.

Долг, подумал он опять. Будь он проклят, этот долг! Чего ради он так уж хлопочет о долге? Он готов отдать все: и дом, и богатство, – только бы Девон стала его женой.

Он хотел ее. Хотел, чтобы она была рядом. Завтра. Всегда. И плевать ему, что скажет по этому поводу пресловутый свет. Он должен сделать это во имя Девон – и во имя справедливости.

Во имя собственного счастья.

Близился рассвет, когда Себастьян наконец повалился на постель. Бремени, которое так его тяготило, больше не существовало. Завтра, сказал он себе, смежив веки. Завтра все переменится.

Себастьян встал позже обычного. Принял ванну, оделся с помощью лакея. Он жаждал как можно скорее повидаться с Девон. Идя по длинному коридору, он миновал комнату Девон. Дверь была открыта, комната пуста, и белье на постели уже успели сменить. Внизу у лестницы ему повезло встретить одну из горничных.

– Эллис, вы не знаете, где я мог бы найти мисс Девон?

Девушка широко раскрыла глаза.

– Кажется, она вышла на прогулку, – ответила она, кивнув в сторону двери.

Себастьян тоже кивнул и направился к выходу, подумав, что, судя по реакции горничной на его вопрос, слугам было о чем посплетничать нынче утром. Но тут уж ничего не попишешь.

Стук его каблуков эхом отдавался от стен прихожей. Лакей в ливрее поспешно распахнул дверь, и Себастьян вышел наружу. Вышел – и тотчас у него вырвалось довольно замысловатое ругательство. Он увидел, что возле дома привратника остановилась карета. Святой Георгий Победоносец, если это снова Джастин…

Но это был вовсе не Джастин.

Черная лакированная карета, отделанная красным и золотым, принадлежала вдовствующей герцогине Каррингтон. У герцогини было имение поблизости, и случалось, что она навешала Себастьяна, когда он приезжал к себе в резиденцию.

Нельзя сказать, чтобы Себастьян особенно обрадовался визиту. Черт побери, почему его не оставят в покое?

Один из выездных лакеев герцогини уже спустился с облучка и стоял наготове, когда дверца кареты распахнулась. Герцогиня вышла из экипажа с помощью слуги. Себастьян постарался скрыть свое неудовольствие и приготовился приветствовать ее.

И в эту минуту он заметил Девон: она стояла возле ступенек крыльца и была явно смущена. Герцогиня, встретившись с Девон взглядом, поманила ее к себе движением трости.

Себастьян затаил дыхание. Девон заговорила, но он не разобрал слов. Далее герцогиня окинула девушку внимательным взглядом и подставила ей свой локоть с тем, чтобы та проводила ее в дом!

Себастьян ждал их, оставаясь на месте. Едва герцогиня вошла в прихожую, он сам закрыл входную дверь и склонился над рукой герцогини.

– Ваша светлость, – проговорил он, – как приятно видеть вас снова.

Я возвращаюсь в Лондон, – объявила старая дама. – Решила по пути заехать к вам, мы, кажется, сто лет не виделись. – Она взглянула на Девон вполне дружелюбно. – Кто эта очаровательная юная леди? Себастьян наклонил голову.

– Ваша светлость, позвольте вам представить мисс Девон Сент-Джеймс. Девон, это вдовствующая герцогиня Каррингтон.

Девон сделала реверанс.

– Я очень рада познакомиться с вашей светлостью.

Себастьян преисполнился невероятной гордостью.

Но герцогиня продолжала внимательно разглядывать Девон.

– Сент-Джеймс, – повторила она. – Мне знакома эта фамилия. – Герцогиня взяла в руку свой лорнет. – Смею сказать, что у вас совершенно необычные глаза. Просто сверхъестественно, как они напоминают… – Она не договорила, резко оборвав фразу. Подняла к глазам лорнет и принялась еще пристальнее изучать Девон, отчего та почувствовала себя крайне неловко. – Повернитесь, девочка, – скомандовала герцогиня. – Да-да, вот так. Теперь так…

Взгляд герцогини остановился на шее Девон.

– Это ожерелье, – произнесла она каким-то необычным, странным голосом. – Откуда оно у вас?

Пульс у Девон отчего-то заколотился как бешеный. Она тронула кончиками пальцев ожерелье и высоко подняла голову.

– Ожерелье, – заговорила она со спокойным достоинством, – принадлежало моей матери, она носила его, не снимая. Его подарил ей мой отец еще до моего рождения.

Девон посмотрела на Себастьяна. Быть может, он ждет, что она изменит свою историю? Но она не станет искажать правду. Однако Себастьян ответил ей совершенно спокойным взглядом. Молчание прервала герцогиня.

Пальцы герцогини ухватились за рукав Девон.

– Кто ваша мать, дитя мое? Кем она была?

– Она уже умерла. Ее имя Аме…

Герцогиня подхватила, закончив слово вместо Девон:

– Амелия. Это была Амелия Сент-Джеймс.

Девон оцепенела. Откуда герцогиня могла узнать?..

Старая женщина пошатнулась. Лицо у нее стало белым как мел. Девон поддержала ее под локоть, под другую руку ее взял Себастьян. Они вместе усадили герцогиню в кресло, и Себастьян спросил:

– Вам дурно, ваша светлость?

Герцогиня покачала головой:

– Со мной все хорошо. Это правда, уверяю вас. Только дайте мне немного отдышаться. – Помолчав, она подозвала к себе Девон: – Подойдите ко мне, дитя мое. Подойдите и позвольте мне посмотреть на вас поближе.

Герцогиня протянула руку девушке, и Девон инстинктивно взяла ее в свои ладони, чтобы хоть немного согреть холодные пальцы. Обе они молчали, но Девон почувствовала некоторое облегчение, заметив, что живые краски возвращаются на лицо старой женщины.

– Ваша светлость, – не выдержала и пылко заговорила она. – Вам известно имя мамы. Как могли вы узнать его?

Слабое подобие улыбки появилось на губах у герцогини.

– Мне подсказало его ваше ожерелье, дитя. Когда-то оно было моим.

Стоя за спиной у Девон, Себастьян с силой втянул в себя воздух.

И больше ни звука. Наконец Девон выговорила чуть слышно:

– Нет. Такого не могло быть.

– Это правда, дитя мое. – Глаза у старой женщины наполнились слезами. – Я отдала ожерелье своему сыну Маркусу. Он умер много лет назад.

Маркус. Сын герцогини. Повеса, о котором Джастин рассказывал Девон во время званого обеда в лондонском доме.

– Незадолго до своей смерти, – продолжала герцогиня, – Маркус сказал мне, что подарил ожерелье женщине, с которой у него была связь. Ох, я так разозлилась тогда! Но теперь я понимаю, что этой женщиной была Амелия… ваша мать.

Не вполне определенное, но настойчивое подозрение возникло в голове Девон, в достоверность его трудно было поверить, но тем не менее она решилась произнести – слабо и неуверенно:

– Вы знали мою маму…

– Да, детка, я ее знала. Она одно лето ухаживала за моими племянницами, о, как давно это было! Должна признаться, что Амелия мне очень нравилась. Что касается Маркуса, как бы вам сказать… его обаяние очень действовало на женщин, однако, хоть это и не слишком деликатное определение, он был просто негодником. Я подозревала, что Амелия питает к моему сыну нежное чувство. Но до сих пор я не была в этом уверена. Амелия уехала так внезапно. Однажды утром она просто исчезла. Оставила только коротенькую записочку, что вынуждена срочно уехать. Помню, что меня это потрясло. Больше мы о ней ничего и никогда не слышали. Я не могла понять, почему она, можно сказать, сбежала. Не могла вплоть до сегодняшнего дня.

Герцогиня сняла перчатки. Искривленными ревматизмом пальцами погладила Девон по голове, потом взяла за подбородок и посмотрела ей прямо в глаза.

– Вы очень похожи на свою маму, детка. Но ваши глаза, прекрасные золотистые глаза… – Голос у герцогини дрожал, дрожала и ее рука. – Они точь-в-точь такие, как у моего сына.

Девон онемела, голова у нее кружилась. Она еле справилась с собой, чтобы выговорить:

– Ваша светлость, неужели вы хотите сказать…

– Да-да, именно хочу сказать, что ты дочь Амелии и моего сына. Дочь моего сына Маркуса. – Герцогиня подалась вперед и взяла руки Девон в свои. – Ты моя внучка, – прошептала она. – А я, о Господь милостивый, я твоя бабушка!

Всхлипнув, Девон обняла старую женщину, и обе они разрыдались.

Глава 25

Итак, они обе заливались бурными, но тем не менее счастливыми слезами, а Себастьян смотрел на них и чувствовал себя чем-то вроде мухи на стене, до которой никому нет дела. Мужчине, который ко всяким рыданиям относится по меньшей мере с неприязнью, даже чужие слезы радости терпеть нелегко. Ему сейчас всю душу, можно сказать, переворачивало. Становилось невыносимо оставаться безучастным наблюдателем.

Случилось нечто поистине невероятное. Себастьян вспомнил тот день в Лондоне, когда Девон заявила ему, что ее отец происходит из семьи более знатной, нежели семья Себастьяна. И нате вам – это оказалось правдой! Девон связана родственными узами с герцогиней!

Чувствуя себя по-прежнему весьма глупо, он постоял еще немного, потом извинился, чего обе женщины, разумеется, не заметили, и пошел поискать кого-нибудь из слуг и распорядиться, чтобы в гостиную подали чай. Постоял у двери, пока не принесли поднос, и только тогда вернулся в гостиную. Слезы, к его вящему удовлетворению, уже высохли. Герцогиня сидела, держа руку Девон в своей. Когда Себастьян вошел, обе посмотрели на него. Себастьян улыбнулся.

– Я позволил себе некоторую смелость и велел подать чай. – Он кивком показал горничной, чтобы она поставила поднос на столик розового дерева. – Девон, могу я попросить вас разлить его?

Девон принялась задело. Когда она передавала Себастьяну чашку из тончайшего веджвудского фарфора, пальцы их соприкоснулись, и Девон отдернула свои, словно от ожога, и к тому же отвернулась в сторону. У Себастьяна упало настроение. Проклятие, почему это она на него не смотрит?

– Моя внучка только что рассказала мне, что провела большую часть своей жизни в Сент-Джайлзе, – обратилась к Себастьяну герцогиня со своей обычной прямотой. – Как вы, разумеется, представляете, этот день стал для меня днем серьезных и важных открытий. Но признаюсь, я несколько смущена тем, что нашла свою внучку именно в вашем доме.

Она перевела взгляд с Себастьяна на Девон, которая сделала резкое движение и открыла рот, намереваясь заговорить, но Себастьян предупреждающе поднял кисть руки, прежде чем она произнесла хоть слово.

– Я нашел ее, когда она, раненая, лежала на мостовой в Сент-Джайлзе. Я привез ее к себе в дом в Лондоне.

Далее он коротко изложил всю историю событий. Когда он закончил свой рассказ, герцогиня некоторое время посидела в полном молчании и неподвижности.

– Таким образом, вы спасли мою внучку от разбойников, – заговорила она наконец. – И заботились о ней все это время.

По ее тону Себастьян догадался о не высказанном вслух, но вполне для него ясном втором смысле ее слов.

– Ваша светлость, ни единая живая душа в Лондоне не узнала о ее присутствии в моем доме.

– Я верю, что мы и продолжим в том же духе. Вы согласны?

Себастьян наклонил голову:

– Даю вам слово.

– Отлично, – сказала герцогиня и встала с кресла. – Девон, дай, пожалуйста, мою трость.

Девон выполнила просьбу, и герцогиня, не теряя времени даром, обратилась к горничной Эллис, которая пришла в гостиную за подносом:

– Послушайте, молодая женщина. Проследите за тем, чтобы вещи мисс Сент-Джеймс были собраны, уложены и отнесены в мою карету.

– Ваша светлость, – растерянно заговорила Девон, но герцогиня поняла ее с полуслова и объявила: