Предисловие

Считаю себя в неоплатном долгу перед недавно вышедшим в отставку главным суперинтендентом уголовного розыска Суссекса Дэйвом Гейлором. Он не только оказал бесценную помощь в работе над этой книгой, но и послужил прототипом главного героя, Роя Грейса. Более того, Дэйв неустанно читал и перечитывал рукопись и открыл для меня больше дверей в мир служителей закона Соединенного Королевства и зарубежья, чем я когда-либо смел надеяться.

Я также хочу выразить самую сердечную признательность многим другим сотрудникам суссекской полиции за их бесконечное терпение к моим назойливым расспросам, доброжелательность и готовность в любой момент прийти на помощь – особенно главному констеблю Кену Джонсу, любезно предоставившему мне полномочия наблюдать за ходом расследования, так сказать, изнутри. Горячую благодарность я испытываю к детективу-сержанту Полу Гастингсу, эксперту-криминалисту Джону Шоу, равно как к Рэю Пикэму и всем остальным сотрудникам научно-исследовательского отдела, чьи горячий энтузиазм и поддержка помогли придать форму основной части этого романа. Кроме того, огромное спасибо детективу-суперинтенденту Кевину Муру, инспектору Энди Парру, старшему суперинтенденту Питеру Коллу, детективу-сержанту холмсского отделения суссекской полиции Киту Халлету, консультанту аналитического отдела Брайану Куку, детективу-инспектору Уильяму Уорнеру и старшему следователю Стюарту Леонарду. Самые теплые чувства сохраню я и о сотрудничестве с детективом-констеблем Амандой Страуд и детективом-сержантом Луизой Пай из отдела семейных проблем и помощи несовершеннолетним, старшим следователем отдела особых расследований Тони Кейсом и консультантом службы высоких технологий Дэниэлом Сэлтером.

Мне ни за что не удалось бы обойтись без помощи коронера Эссекса доктора Питера Дина, патологоанатома доктора Найджела Киркэма и судебно-медицинского эксперта суссекского управления патологоанатома доктора Весны Джурович, а также на удивление веселой команды морга Брайтона и Хоува – Элси Суитмен, Шона Дидкотта и Виктора Финдона.

Помимо того, не могу не упомянуть о ценных советах Тони Моннингтона и Эдди Гриббла, помогавших мне разобраться в вопросах почвоведения и химии. От души благодарю Фила Хомана – моего наставника в управлении вертолетом, Сью Анселл – великолепного юриста, и конечно же Криса Уэбба, без которого я бы оказался как без рук, когда мой ноутбук похитили в аэропорту Женевы. Само собой, сердечное спасибо Иможен Ллойд-Уэббер, Анне-Лизе Линдеблад и Карине Коулман, читавших рукопись на разных стадиях и подаривших мне массу блестящих идей.

Я глубоко признателен моему чудесному агенту Кэрол Блейк за ее тяжелую, но весьма плодотворную работу и великолепные советы (и почти сверхъестественную трудоспособность!), а также Тони Малликену, Маргарет Виал, агентству «Мидас» и уж, конечно, совершенно фантастической команде моего издательства «Макмиллан». Все так охотно поддерживали меня и помогали, что я глубоко растроган. Прежде всего, мне хочется отметить Ричарда Чаркина, Дэвида Норта, Джоффа Даффилда, Анну Стокбридж, Бена Райта, Эда Рипли, Вивьен Нельсон, Лиз Джонсон, Кейтриону Роу, Клэр Раунд, Клэр Берн, Адама Хамфри, Мари Грей, Мишель Тейлор, Ричарда Эванса и моего гениального редактора Стеф Бирвирт – сокровище из сокровищ на все времена! Через Ла-Манш хочу крикнуть «Danke!» моим немецким издателям «Шерц» за их всеобъемлющую поддержку, в том числе Петеру Ломанну, Джулии Шейд, Андреа Энгену, Корделии Борхард, Бруно Бэку, Индре Хайнц и невольно внушающему трепет Андреа Дидриху – издателю, гиду и настоящему эксперту по шопингу!

Как обычно, благодарю своих верных собак Берти и Фиба: оба они, похоже, всегда чувствуют, когда я не прочь прогуляться… но еще не научились смешивать мне мартини!

Однако самая выдающаяся роль среди всех, кто помогал мне работать над книгой, безусловно, принадлежит моей любимой Хелен: сколько раз она вовремя подхватывала меня под локоть и побуждала двигаться вперед!

И наконец, благодарю своих читателей: спасибо вам за письма и теплые слова.

Питер Джеймс

Суссекс, Англия

www.peterjames.com

1

Парадная дверь некогда богатого особняка с террасой открылась, и на залитую июньским солнцем улицу вышла длинноногая молодая женщина в коротком шелковом платье, которое, казалось, и обтягивает ее фигуру, и развевается вокруг. Она даже не догадывалась, что сегодня – последнее утро ее жизни.

Сто лет назад в эти высокие белые виллы, стоявшие почти вплотную к Брайтонскому приморскому бульвару, на выходные приезжали сливки лондонского общества: утонченные леди и джентльмены. Теперь же их мрачные, изъеденные солью фасады скрывали от посторонних глаз убогие меблирашки с крохотными дешевыми квартирками. Медные дверные молотки давно заменили панели домофонов, а беспрепятственно сыпавшийся из баков на тротуар мусор кружил на ветру прямо под аляповатыми рекламными щитами риелторских агентств, допустивших все это безобразие. У бровки тротуара стояли несколько машин, все как одна загаженные голубями и чайками.

Словно по контрасту, все в молодой женщине буквально излучало радость жизни и красоту: от беззаботной манеры встряхивать длинными светлыми волосами до золотистого средиземноморского загара и стройной, почти идеальных форм фигуры. Солнечные очки, браслет-змейка от Картье на запястье, свисающая с плеча сумочка от Ани Хиндмарш, а также легкий аромат «Исси Мияке», позволяющий даже в столь характерной для часа пик, насыщенной углекислым газом атмосфере оставаться сексуально привлекательной… Короче, это была девушка из тех, кто чувствует себя как дома везде: в бутике Бергдорфа Гудмена, в баре отеля «Шрегер» или на корме роскошной яхты в Сен-Тропе.

Неплохо для получающей ничтожную стипендию студентки юридического колледжа, которая, казалось бы, должна едва сводить концы с концами!

Однако Джейни Стреттон после смерти матери была слишком избалована отцом, чтобы всерьез относиться к самой мысли о такойнеобходимости. Ей легко удавалось зарабатывать деньги. Другое дело – иметь приличный доход благодаря выбранной ею карьере! Профессия юриста – по крайней мере, на начальном этапе – никаких жизненных благ не сулила. За плечами у Джейни было четыре года упорной учебы, и теперь ей предстояло пройти двухлетнюю стажировку в брайтонской юридической фирме присяжных поверенных в качестве помощницы адвоката, специализирующегося на разводах. Она получала от этого огромное удовольствие, несмотря на то, что некоторые дела, даже на ее взгляд, были слишком запутанными и… странноватыми.

Например, такие как вчера, когда к ним явился скромный семидесятилетний старикашка Берни Милсин в аккуратном сером костюме и тщательно повязанном галстуке. Джейни незаметно сидела в уголке кабинета и, как и ее тридцатипятилетний куратор Мартин Брум, делала заметки. По словам мистера Милсина, его супруга, будучи на три года старше, не желает кормить мужа, если он отказывается заниматься с ней оральным сексом. «Представляете, по три раза на дню! – жаловался он Мартину Бруму. – Это в моем-то возрасте! Да не могу я больше так резвиться: у меня артрит и жутко болят коленки, а этой гарпии все мало!»

Все, что могла сделать Джейни, – это не прыснуть со смеху. При этом она заметила, что Брум тоже едва сдерживается. Выходит, что чудить на белом свете способны не только мужчины. Похоже, странности бывают у обоих полов. Что ж, каждый день учишься чему-то новому и порой даже не понимаешь, где почерпнешь больше – в юридическом колледже Саутгемптонского университета или в обычной жизни.

Размышления Джейни, направлявшейся к своему красно-белому «мини-куперу», прервал писк мобильника, предупредившего о поступлении нового сообщения. Она посмотрела на дисплей.

Джейни улыбнулась и ответила кратким «целую». Затем, дождавшись, когда пройдет автобус и следовавшая вплотную за ним вереница машин, открыла дверцу «мини-купера» и несколько секунд сидела, собираясь с мыслями и думая о планах на день.

У ее кота Обжорика на спине появилась опухоль и теперь неуклонно растет. Джейни это совсем не нравилось, и она хотела отвезти его к ветеринару. Она наткнулась на Обжорика два года назад: оголодавший до предела бродяжка пытался залезть в один из ее мусорных баков. Джейни впустила кота в дом, и тот не изъявил ни малейшего намерения уходить. Может быть, из типично кошачьей независимости – мол, где хочу, там и живу, – а может, она сама его разбаловала. Но, черт возьми, Обжорик оказался ласковым и нежным созданием, а больше баловать ей было некого. Надо будет попробовать договориться сегодня на конец дня. Джейни прикинула, что если появится у ветеринара к половине седьмого, то у нее останется куча времени.

В обеденный перерыв надо купить поздравительную открытку и подарок отцу: в пятницу ему стукнет пятьдесят пять. Они не виделись уже месяц, поскольку папа мотался по делам в Штаты. Похоже, в последнее время он ездит в командировки все чаще, болтаясь, как потерянный, в поисках женщины, способной ему понравиться и заменить жену, а его дочери – мать. Отец никогда не говорил с ней об этом, но Джейни знала, насколько он одинок. К тому же он очень беспокоится о своем бизнесе, который, судя по всему, переживает не лучшие времена. И то, что они живут всего в пятидесяти милях друг от друга, положения не спасает.

Застегивая ремень безопасности, Джейни никоим образом не подозревала о направленных на нее с расстояния чуть более двухсот ярдов телескопических линзах цифровой фотокамеры «Пентакс», чье едва слышное пощелкивание тонуло в шуме моторов.

– Она выезжает, – сказал в трубку мобильника наблюдавший за девушкой мужчина.

– Ты уверен, что это она? – Стальной голос его собеседника прозвучал четко и отрывисто.

«Посмотреть на такую цыпочку – одно удовольствие», – подумал человек с «пентаксом». Даже через несколько дней круглосуточного наблюдения за Джейни – как у нее дома, так и повсюду, где она только бывала, – девчонка по-прежнему «била ниже пояса».

– Да, уверен, – буркнул он, хотя счел вопрос просто-напросто дурацким.

2

– Я в поезде! – проорал в мобильник сидевший рядом с Томом здоровенный жирный увалень с физиономией умственно отсталого младенца. – В поезде. В по-ез-де!.. Да-да, хреновая связь.

Тут поезд вошел в туннель.

– Твою мать! – буркнул Увалень.

Зажатый на скамье между ним справа и яростно строчившей что-то в блокноте девицей, источавшей тошнотворный приторно-сладкий запах духов слева, Том Брайс криво усмехнулся. Симпатичный тридцатишестилетний мужчина в шикарном костюме с приятным открытым лицом, в данный момент слегка осунувшимся от усталости, и спадающей на лоб темно-каштановой челкой, он то и дело ерзал в удушающей жаре вагона, утирая пот и чувствуя себя столь же неуютно, как приобретенный для жены букетик цветов в багажной сетке наверху. Температура в салоне зашкаливала за тридцать, но казалось, что гораздо жарче. В прошлом году Том ездил первым классом – в вагонах с кондиционером и не так плотно набитых, но сейчас приходилось экономить. Несмотря на то, что раз в неделю или около того он по-прежнему любил порадовать Келли цветами.

Полминуты спустя, стоило поезду вырваться из туннеля, Увалень снова нажал на кнопку мобильника, и кошмар возобновился.

– Только что проехали туннель! – проорал он так, словно они все еще находились там. – Да, мать твою, просто не верится! Неужто до сих пор никто не придумал такие провода или еще какую-нибудь хреновину, чтобы наладить нормальную связь? В туннеле, понимаешь? Кое-где в автомобильных туннелях она ведь уже есть, верно?

Том постарался отвлечься и сосредоточиться на электронной почте в ерзающем у него на коленях ноутбуке «Макинтош». Всего-навсего очередное паршивое завершение очередного паршивого дня в конторе. Ему надо было ответить более чем на сто писем, а их с каждой минутой становилось все больше. Он разбирал эти авгиевы конюшни каждый вечер, прежде чем отправиться в постель, – только это незыблемое правило помогало поддерживать рабочую форму на высоте. Какую-то часть составляли анекдоты (их Том собирался просмотреть позже), какую-то – не слишком благопристойные послания друзей со скабрезными картинками, которые он по опыту зарекся открывать в поезде: с тех самых пор, как, сидя рядом с почтенной леди, имел неосторожность заглянуть в очередное послание, где оказалась обнаженная блондинка, с увлечением орально ублажавшая осла.

Поезд постукивал и позвякивал, раскачивался и трясся, мелко вибрировал, въезжая в очередной туннель по пути к Брайтону… В щели приоткрытых окон над головой со свистом задувал ветер, а стук колес, отражаясь от невидимых в темноте стен, создавал гулкое эхо. Неожиданно в вагоне запахло старыми носками и копотью. Висевший на крючке кейс начал раскачиваться, и Том нервно посмотрел вверх, проверяя, не собирается ли тот упасть. На пустой доске объявлений над головой толстой, неряшливого вида девицы в тесной юбке, читавшей журнал «Хит», кто-то коряво намалевал черной краской из баллончика: «ЧАЙКИ – ЗОСРАНКИ!»

Вполне в духе футбольных фанатов, подумал Том. Даже свои любимые ругательства не могут написать грамотно.

По его шее стекали струйки пота, проникая за воротник, и сшитая на заказ белая рубашка неприятно липла к коже. С каким бы наслаждением Том сейчас снял бы пиджак, распустил узел галстука, а заодно скинул слишком узкие черные туфли от Прады. Когда поезд наконец вырвался из очередного туннеля и он оторвал покрытое испариной лицо от монитора, воздух за окном мгновенно изменился: теперь он был напоен сладким и густым ароматом даунлендского разнотравья, а еще через несколько минут в нем появится и едва заметный привкус соли, принесенный ветром с Ла-Манша. После четырнадцати лет непрерывных разъездов Том мог с закрытыми глазами определить, когда приближается к дому.

Некоторое время он любовался из окна на проплывающие мимо поля, фермерские коттеджи, мощные опоры акведука и водохранилище, отдаленные пологие холмы, а затем вернулся к электронной почте. Том прочитал и удалил письмо от своего менеджера по продажам, затем ответил на жалобу – вот еще один важный клиент сердится, что заказ для летней рекламной кампании не поступил вовремя: на сей раз шариковые ручки с названием фирмы, а ранее – именные зонтики для гольфа. Весь его отдел заказов и доставки пребывал в полном беспорядке – отчасти из-за установки новой компьютерной программы, но в большей степени – из-за не способного разобраться в ней идиота. На уже довольно тесном рынке это наносило Тому серьезные убытки: два крупных клиента – бюро проката автомобилей «Авис» и компьютерная фирма «Эппл», – недолго думая, на одной неделе ушли к конкурентам.

Кошмар, да и только!

Бизнес скрипел по швам под тяжестью долгов, отчаянно требуя расширения поля деятельности и применения новых методов работы. Это было то же самое, что перезаложить дом. Он никогда бы не позволил Келли уговорить его сменить жилье – во всяком случае, не в тот момент, когда цены на рынке падают, а его бизнес переживает далеко не лучшие времена. Теперь Том изо всех сил старался сохранить платежеспособность. Фирма постепенно превращалась в убыточную. Однако, несмотря ни на какие увещевания, Келли, как безумная, продолжала сорить деньгами. Почти каждый день она покупала что-то новое (в основном по eBay ), а поскольку всякий раз считала это «выгодной сделкой», то не желала признавать себя мотовкой. Кроме того, возражала она мужу, он всегда покупает себе дорогие дизайнерские вещи – так за что корить ее?! Похоже, ее совершенно не волновало, что Том подыскивает себе одежду лишь на распродажах, да и то потому, что в его бизнесе внешность играет крайне важную роль.

Он настолько расстроился, что недавно даже разоткровенничался насчет несуразных трат жены с другом, лечившимся от тяжелой депрессии после долгого и мучительного развода. За водкой с мартини – напитком, коим Том за последние месяцы увлекался все больше, – Брюс Уоттс поведал ему о существовании особого типа людей, по натуре не способных удержаться от безрассудного мотовства, но это лечится. Том подумал, не подхватила ли Келли слишком тяжелую форму этой «болезни» – и если да, как с этим бороться?

– Привет, Билл, это Рон! – тем временем снова завопил Увалень. – Да-да, верно, тот самый! Просто я подумал, что мне стоит по-быстрому рассказать тебе… Черт! Билл! Алло!

Том, не поворачивая головы, покосился на соседа. Судя по всему, его мобильник заглох. Вот уж смилостивился Господь! Иногда и в самом деле в него поверишь! И тут же послышалось пиликанье другого телефона.

«Да это же мой», – понял он, почувствовав вибрацию в кармане рубашки. Украдкой оглядевшись, Том достал его, посмотрел на определитель номера и закричал что было сил:

– Привет, дорогая! Я в поезде! В по-ез-де! Я опаздываю! – Он улыбнулся Увальню, наслаждаясь краткими мгновениями мести.

Пока он говорил с Келли, понизив голос до более цивилизованного тона, поезд затормозил на станции Престон-парк, последней остановке перед Брайтоном. Увалень, подхватив крошечную, дешевого вида пластиковую сумку и матерчатую тележку, вышел. Состав двинулся дальше, и лишь через несколько секунд после окончания разговора Том заметил на соседнем сиденье забытый компакт-диск.

Он подобрал его и осмотрел, пытаясь найти хоть что-нибудь, указывающее на имя владельца. Диск лежал в коробочке из дымчатого пластика – без каких-либо наклеек или надписей. Открыв ее, Том достал серебристый диск, перевернул его и тщательно изучил со всех сторон, но так ничего и не обнаружил. Что ж, он вставит его в свой компьютер, откроет и посмотрит, нет ли там чего полезного, а нет, так отдаст в бюро находок. Не то чтобы Увалень этого заслуживал…

По обе стороны железнодорожных путей постепенно поднимались высокие меловые утесы, затем тот, что слева, уступил место домам и парку. Еще несколько минут – и Том в Брайтоне. Времени возиться с компакт-диском уже не было, придется посмотреть его вечером.

Будь у Тома хотя бы малейшее представление, в какой кошмар эта чертова штуковина вскоре ввергнет его жизнь, он бы и пальцем к ней не притронулся!

3

Щурясь от низкого закатного солнца, Джейни в панике сверилась с часами на приборной доске «мини-купера» и тут же вперила взгляд в наручный браслет. 19.55. Боже!

– Обжорик, мы уже почти дома! – звенящим от волнения голосом бросила она, проклиная вечно забитую брайтонскую прибрежную автостраду и себя за то, что не выбрала другую дорогу. Затем отправила в рот подушечку жвачки.

В отличие от хозяйки, кот не намечал на сегодня никаких страстных свиданий и никуда не торопился. Он спокойно сидел в корзине-переноске на переднем сиденье машины, мрачно взирая на мир сквозь прутья решетки, – возможно, разнервничался, да и кому понравится ветеринарный осмотр? Джейни протянула руку, чтобы переноска не качалась, когда она слишком быстро свернула на свою улицу, и сбросила скорость, подыскивая место для парковки.

Она вернулась намного позже, чем рассчитывала – ее задержал шеф, – надо же, чтобы именно сегодня! Как нарочно подгадал! Пришлось помочь готовить материалы для завтрашнего разбирательства с клиентом по одному особенно каверзному делу о разводе.

Клиент был нахальным и самоуверенным, хотя и смазливым бездельником, женившимся на богатой наследнице и теперь рассчитывавшим отхватить от ее состояния изрядный куш. Джейни возненавидела его с того самого момента, как несколько месяцев назад впервые увидела в кабинете шефа: с ее точки зрения, это был типичный паразит, и девушка втайне надеялась, что он не получит ни пенни. Она никогда не делилась подобными соображениями с шефом, хотя и подозревала, что он испытывает те же самые чувства.

Потом Джейни больше получаса промариновали в приемной клиники, пока их с Обжориком наконец не впустили в кабинет ветеринара мистера Конти. Консультация не принесла ей особой радости. Кристиан Конти, молодой и довольно угрюмый для людей этой профессии, долго осматривал опухоль на спине кота, а затем ощупал все тельце. В итоге Конти попросил привезти Обжорика на следующий день для биопсии, и у Джейни от ужаса захватило дух: а вдруг доктор заподозрил, что опухоль – злокачественная?!

Доктор Конти, как мог, постарался развеять ее опасения и перечислил целый список других возможных заболеваний, но девушка все равно вышла от хирурга в самом угнетенном состоянии.

Заметив впереди маленький проем между двумя машинами, совсем рядом с ее дверью, Джейни затормозила и дала задний ход.

– Ты в порядке, Обжорик? Голодный?

За те два года, что кот прожил у нее, она привязалась к рыжевато-белому зверьку с пышными бакенбардами и зелеными глазами. Казалось, в этих глазах светится сама кошачья душа: вот он, вроде бы тихо мурлыча, спит на коленях у хозяйки перед телевизором и вдруг бросит на нее такой взгляд: совсем человеческий, взрослый, все понимающий… Как же был прав тот, кто сказал: «Иногда, играя со своим котом, я задумываюсь, а не он ли играет со мной?»

Джейни слегка подала назад, пытаясь занять свободное место, однако промахнулась. Пришлось попробовать еще раз. Что ж, не идеально, но все-таки сойдет. Закрыв люк на крыше, она подхватила переноску и вылезла из машины, чуть помедлив, чтобы еще раз уточнить время, словно каким-то чудом могла ошибиться. Увы, нет. Одна минута девятого!

На то, чтобы покормить Обжорика и переодеться, оставалось всего полчаса. А ведь у нее свидание с парнем, просто помешанным на пунктуальности! Перед встречей он всегда требовал точнейшего соблюдения ритуала: руки и ноги должны быть начисто выбриты, одни и те же точки слегка надушены «Исси Мияке», голова – вымыта привычными шампунем и кондиционером, косметика – только та, что он выбрал для нее сам… Даже волосы в низу живота ей полагалось стричь чуть ли не под корень – на «бразильский лад».

Он заранее предупреждал, какие платье и драгоценности надеть, даже в каком месте квартиры она обязана его дожидаться. С его появлением в жизни Джейни все изменилось – она всегда была независимой по натуре и не позволяла мужчинам собой вертеть. Но что-то в этом деспоте притягивало ее настолько неудержимо, что она была не в силах противиться. Это был ершистый уроженец Восточной Европы, мощного телосложения и обожавший ярко одеваться, в то время как все мужчины, с которыми Джейни когда-либо встречалась раньше, были слишком мягки и «цивилизованны». После всего трех свиданий девушка почувствовала, что угодила в рабскую зависимость: от одной мысли о нем ее бросало в жар.

Заперев «мини-купер» и повернув к дому, Джейни второпях даже не заметила единственную на улице машину, не загаженную голубями и чайками: блестящий черный «фольксваген-GTI» с тонированными стеклами, припаркованный чуть впереди. Сидевший на водительском месте и невидимый извне человек, не переставая наблюдать за ней в крошечный бинокль, достал мобильный телефон и набрал номер.

4

Вскоре после половины восьмого Том Брайс, миновав на своем спортивном серебристом «ауди-эстейте» теннисные корты, оказался в районе Хоув-парка – излюбленного места отдыха брайтонцев. Вот и сейчас здесь было полно народу: кто-то выгуливал собак или играл в спортивные игры, а кто-то просто лениво загорал на траве, наслаждаясь теплом этого долгого дня в самом начале июня.

Окна в машине были опущены, и в салоне витал ветерок, напоенный запахом недавно подстриженных газонов, прекрасно сочетавшийся с мягким голосом Гарри Конника-младшего, которого Том любил, а Келли считала не заслуживающим внимания. Впрочем, Синатра ей был тоже до лампочки. Она была органически не в силах воспринять хороший вокал, поскольку страстно обожала такие стили, как «хаус» и «гараж»: все эти таинственные пульсирующие звуки, каковые ему никогда не удавалось связать воедино.

Чем дольше они жили вместе, тем, казалось, меньше у них остается общего. За последнее время Том не мог вспомнить, чтобы им понравился один и тот же фильм, и «Джонатан Росс» по вечерам в пятницу был чуть ли не единственной телепрограммой, которую они постоянно смотрели вместе. Но они любили друг друга, в этом-то он не сомневался. К тому же дети – важнее всего.

Эти вечерние минуты Том ценил больше всего на свете: вернуться домой к обожаемой семье! И сейчас контраст между липкой духотой Лондона, а затем – мучениями в поезде и очарованием тихого брайтонского вечера казался особенно ощутимым.

Его душевный подъем достиг головокружительных вершин к тому моменту, когда он пересек чванливую Вудленд-Драйв, прозванную в городе Садком миллионеров с ее длинными рядами симпатичных, стоящих особняком домов; многие из них от дороги отделяли живая изгородь, а то и лесок. Келли мечтала когда-нибудь тут поселиться, но сейчас по финансовому положению семья Брайс пребывала не в той весовой категории. «И, судя по тому, как идут дела, скорее всего, там и застрянет», – хмуро подумал Том. Он продолжал ехать на запад, вдоль куда более скромной Голдстоун-Кресчент, по обе стороны застроенной аккуратными коттеджами на две семьи, а затем свернул направо на Верхнюю Виктория-авеню.

Никто точно не знал, почему ее называют «верхней», поскольку «нижней» Виктория-авеню в городе не было. Пожилой сосед Тома Лен Уэйнрайт, тайно прозванный им с Келли Жирафом, поскольку вымахал почти до семи футов, однажды в приступе не вполне здоровой эрудиции проорал через ограду, разделяющую их участки: должно быть, это потому, что улица ведет к вершине довольно крутого холма. Конечно, это было не самым толковым объяснением, но лучшего никто пока не придумал.

Верхняя Виктория-авеню располагалась в районе, построенном лет тридцать назад, но до сих пор выглядящем так, будто он еще не достиг зрелости. Платаны вдоль улицы по-прежнему смахивали на подросшие саженцы, а не настоящие деревья, красный кирпич двухэтажных коттеджей все так же блестел чистотой, деревянная, в тюдоровском стиле, отделка крыш не пострадала от нашествия червей и непогоды. Это была тихая улочка с кучкой магазинов на горке, где в основном жили сами владельцы – как правило, молодые пары с детишками. В отличие от Лена и Хильды Уэйнрайт, пенсионеров из Бирмингема, переехавших сюда по совету врача: мол, морской воздух будет полезен для астматички Хильды. Впрочем, Том придерживался мнения, что старушке было бы куда пользительнее не выкуривать по две пачки сигарет в день.

Он загнал свою «ауди» на стоянку рядом с ржавеющим «эспейсом» Келли, сунул в карман мобильник и вылез из машины, прихватив с собой кейс и букетик цветов. Газетный киоск напротив был еще открыт, как и маленький гимнастический зал, но в парикмахерской, скобяной лавке и риелторском агентстве жалюзи были опущены. Неподалеку на автобусной остановке, передавая друг другу сигарету, топтались две девочки-подростка, вырядившиеся для вечерней дискотеки в такие короткие мини-юбки, что едва прикрывали ягодицы. На секунду задержав взгляд на их стройных ножках, Том тут же почувствовал себя старым развратником и поспешно отвернулся.

А затем он услышал, как открылась входная дверь, и голос Келли возбужденно прокричал:

– Папа вернулся!

Будучи бизнесменом, Том никогда не лез за словом в карман, но, попроси его кто-нибудь описать, что он испытывает каждый вечер по будням, когда приезжает домой и его радостно встречают самые близкие на свете люди, вряд ли сумел бы это сделать. Это был сплошной поток радости, гордости, чистой любви… Если бы он мог навеки запечатлеть хоть какое-то мгновение жизни, наверняка выбрал бы это: вот он стоит на пороге, детишки с радостным визгом крепко его обнимают, а их восточноевропейская овчарка Леди уже с надеждой на морде сжимает в зубах поводок, шлепая лапой по земле и бешено виляя хвостом. И тут навстречу выходит сияющая Келли…

Она и в самом деле стояла на пороге в брючках из денима и белой футболке, ее лицо, обрамленное светлыми кудряшками, освещала чудесная улыбка. Том вручил ей букет розовых, желтых и белых цветов.

Келли поступила так же, как всегда, когда он дарил ей цветы. Ее голубые глаза сверкнули от радости, секунду она повертела их в руках, восхищенно ахая, как будто это самый чудесный букет из всех, что она когда-либо видела. Затем она поднесла его к носу – маленькому, вздернутому носику, столь любимому Томом, – и понюхала их.

– Ого! Вы только посмотрите. Розы! Мои самые любимые цветы самых любимых расцветок. Ты такой заботливый, дорогой! – Она поцеловала мужа.

Сегодня поцелуй длился дольше обычного. Может быть, ночью ему повезет? «Или, прости господи, – подумал он, и на миг сердце екнуло от дурного предчувствия, – Келли готовит меня к известию о какой-нибудь очередной безумной новой покупке?»

Но когда Том вошел, она промолчала, а он не увидел ни одной упаковочной картонки или ящика, никаких «технических новинок» и прочих штучек-дрючек. Десять минут спустя, стянув пропотевший костюм, приняв душ и переодевшись в шорты и футболку, он вышел из ванной, и его неустойчивое настроение обрело ровное (пусть даже временное) стремление вверх.

Макс – семь лет, четырнадцать недель и три дня от роду – изображал Гарри Поттера: он был в каких-то несусветных резиновых браслетах и гордо щеголял сразу в двух натянутых одна на другую майках: белой с лозунгом «Отправим нищету в прошлое!» и черно-белой с антирасистским призывом «Встань и не сдавайся!».

Довольный тем, что Макс проявляет интерес к окружающему миру, пусть даже не понимая точного значения надписей, Том сидел в кресле у постели сына в комнатке с ярко-желтыми обоями и по второму разу читал ему вслух любимую книжку. Макс, свернувшись на постели клубком и высунув светловолосую растрепанную головенку из своего «гарри-поттеровского» облачения, с широко раскрытыми глазами жадно ловил каждое слово.

У четырехлетней Джессики болели зубы, и она вдруг закапризничала – естественно, никакие сказки или истории сейчас девчушку не интересовали. Ее жалобное похныкивание за стеной, похоже, не поддавалось никаким увещеваниям Келли.

Дочитав главу, Том чмокнул сына в нос и, пожелав ему спокойной ночи, поднял с пола сумку и поставил на полку рядом с игровой приставкой «Плэйстейшн». Потом выключил свет и еще раз послал Максу от двери воздушный поцелуй. Заглянув в розовую комнатку Джессики – настоящее царство Барби, – он увидел зареванную мордочку дочери. Келли, державшая на коленях «Груффало» , лишь беспомощно пожала плечами. Пару минут Том пытался успокоить дочь сам, но столь же безуспешно. Келли сказала, что на утро записала ее на срочный прием к дантисту.