15

Тейн гнал Соджи вдоль берега, ее копыта выбивали глухую дробь на влажном песке. За ним трусили на своих лошадках человек шесть гвардейцев — неизменные его спутники теперь, даже ночью. Плясавшие на поверхности воды блики притягивали взгляд мальчика. Далеко на юго-западе Внутреннего моря виднелись корабли, подплывающие к порту Занкоса или же направляющиеся к внутренним островам или дальним южным портам.

Берег в этом месте был замусорен и загрязнен отбросами города. Тейн с неудовольствием наморщил нос от ужасного запаха и пришпорил Соджи, не желая возвращаться домой. Там, во дворце шли приготовления к похоронам, и старший принц не мог больше выносить напряженной обстановки дома и скорби матери. Его отец, казалось, тоже потерял чувство реальности — в своем гневе он был безжалостен.

Он терроризировал дворцовую обслугу и население города ежедневными поисками убийцы. Ни один житель Занкоса — будь то мужчина или женщина — не могли избежать королевского подземелья, если не имели твердого алиби на предшествующие две ночи. Там они ожидали суда разгневанного короля, который словно вознамерился снова уничтожить город.

Несмотря на теплое утро, Тейн поежился. Его угнетало чувство собственной вины. Он спал, когда Робина убивали! О, если бы он только проснулся, когда они пришли за его братиком! Но обе няньки тоже ничего не слышали. Озноб стал сильнее. А что, если той ночью они приходили за старшим принцем? Теперь к чувству вины прибавился стыд. Скорее должны были убить старшего принца и наследника трона, чем его маленького братца!

Соджи нетерпеливо переступила под ним, и он пустил ее в галоп. Гвардейцы, бряцая оружием, припустили за ним. О, если бы только он мог ехать быстрее, так быстро, чтобы оставить позади печаль и горе. Но беда уже наступала им на пятки.

Робину так никогда и не удалось покататься на Соджи, хотя он много раз просил его об этом. И когда наконец старший брат сдался, было уже слишком поздно. Они часто ссорились по каким-то ничтожным поводам, как часто это делают родные братья, ругались, кричали друг другу ужасные слова, обвинения. Один раз Тейн даже ударил своего маленького братца.

Воспоминание об этом привело его в ужас, и слезы градом полились из его глаз.

Но самым страшным во всем этом было поведение его родителей. Пока король изливал свою ярость на население города, королева как безумная тень бродила по переходам дворца, иногда молча плакала. Погрузившись в свою скорбь, они, казалось, лишились разума. Стена бессильной злости выросла между ними. Муж и жена отказывались разговаривать друг с другом, отказывались утешать друг друга в страданиях, из-за того только, что король отказался использовать свою власть над смертью и вернуть Робина к жизни.

— Тейн!

Откуда-то сзади донесся крик, почти заглушенный стуком копыт и воем ветра. Тейн изогнулся в седле, чтобы обернуться назад. Герцог Госни догонял его, с потной Кристаль клочьями падала пена. С неудовольствием принц натянул поводья.

Дэви уже был рядом с ним.

— Пора возвращаться, твоя мать сходит с ума от беспокойства. Это очень жестоко с твоей стороны оставлять ее одну в такое время.

— Я не могу вернуться, Дэви! — ответил мальчик, покачав головой. — Я все равно не могу ничем помочь, и мне очень больно видеть, как страдает мама.

Герцог пересадил его с Соджи к себе на седло.

— Тем не менее нам нужно возвращаться. Принцу и наследнику предстоит пережить еще много трудностей в своей жизни. Это лишь одна из них.

В сопровождении гвардейцев они вернулись в конюшни, ведя лошадей на поводу, чтобы они успели остыть. Во дворе было странно пустынно и тихо. Тейн хотел сперва привязать и накормить Соджи — что угодно, только оттянуть момент возвращения. Но герцог неумолимо повлек его через сад ко входу во дворец. Все было тихо. Даже всегда шумный и оживленный город, казалось, застыл в утреннем воздухе.

Они обнаружили королеву во внутреннем дворике в окружении фрейлин и горничных. Нильс Хэлдрик находился здесь же. Роза держала на руках Лилит, Сандаал наигрывала какую-то печальную мелодию. Увидев Тейна, королева рванулась к нему и сжала в неистовых, почти болезненных объятиях. Она крепко держала его за руку.

— Где ты был? Я так испугалась!

— Я говорил тебе, что поеду кататься, мама.

— Разве? — королева нахмурилась, потом печально улыбнулась. — Иди поешь. Там есть кунжутные булочки и миндальные леденцы — их так любил Робин!

— Я знаю, мама.

Потом опять были слезы. Такая мгновенная смена ее настроений беспокоила Тейна, хотя мастер Хэлдрик сказал, что для ее положения это вполне естественно. Герцог отвел лекаря в сторону. Они говорили очень тихо, и Хэлдрик дважды покачал головой.

— Ну почему? Почему? — королева растерянно оглядывалась вокруг.

Этот вопрос она задавала сотню раз за последние два дня, и каждый раз за ним следовали слезы. Катина мягко обняла рыдающую королеву. Не зная, что делать, Тейн повернулся и медленно побрел к выходу. Герцог с лекарем поспешили следом.

Не желая их присутствия и их утешений, принц скользнул в темный коридор и побежал, надеясь скрыться от них. Лабиринт коридоров и поворотов привел его наконец туда, где он меньше всего на свете хотел бы оказаться. Это была главная палата дворца, напоминающая большой зал Каслкипа, но во много раз больше. Здесь происходила коронация Джессмин. Сейчас огромный зал был заполнен цветами, и среди их благоухающего великолепия возвышался маленький гробик.

Тейн побледнел, прядки медных волос прилипли к потному лбу. Непреодолимый порыв швырнул его к пьедесталу в центре зала, на котором стоял гроб. Пурпурный атлас покрывал маленького принца с головы до ног — в ту же самую одежду он был одет в день коронации. Его лицо было припудрено, чтобы скрыть мертвенный голубоватый оттенок кожи, и глаза были закрыты — он спал…

— Проснись, Робин, — тихо приказал его брат. — Проснись, и мама больше не будет плакать, а папа сможет отдохнуть.

Маленькое тельце — прежде такое живое и теплое — оставалось холодным и неподвижным.

— Это больно? — спросил Тейн. — Смерть — это больно?

— Нет, — ответил из-за его плеча король, и сердце мальчика замерло от неожиданности.

— Смерть приносит истинный покой, мой мальчик. И я даю тебе слово, что Робин уже не страдает… так, как мы. — Рука короля обвила его плечи.

— Папа, поехали домой, — дрожащим голосом произнес принц. — Все они здесь нас ненавидят. Давай возьмем маму и Лилит и вернемся домой в Виннамир. Я больше не хочу быть королем в стране, где убивают маленьких детей. Я хочу назад в Каслкип.

Чувство острой тоски по дому охватило его, но глаза оставались сухими.

Король крепко обнял его.

— Я думаю, мы сделаем это, но только не сейчас, после всего, что произошло. Люди меняются и государства тоже. И все это прекратится когда-нибудь, если твоя мама останется на троне, а ты сменишь ее как мудрый и справедливый правитель.

— Нет, — прошептал принц, глядя на бледное неподвижное лицо Робина. — Ты уже нашел того, кто это сделал?

— Еще нет, — буркнул отец. — Но подземелья полны.

Тейн поднял на отца глаза — боль и гнев переполняли его.

— Ты должен убить их всех и снова разрушить город. Это ужасные люди, они не достойны того, чтобы жить.

Это утверждение потрясло короля, но следующий вопрос принца сделал ему больно.

— Если твой Камень действительно обладает властью вернуть Робина, тебе следовало бы сделать это. Ради мамы.

— Но теперь твой брат вне пределов досягаемости моего могущества. — Горечь в словах короля не укрылась от Тейна. — За воскрешение надо платить слишком дорогой ценой. Твоя мать сейчас в слишком большом горе и забыла условия такого волшебства. Для всех нас будет лучше, если ты никогда больше не будешь об этом говорить. — Он положил руку сыну на плечо. — А что касается того, чтобы снова разрушить Занкос… Ты заставил меня задуматься. Погрузившись в свое горе, я превысил мою власть. Я не могу арестовать весь город за одно преступление, каким бы тяжелым оно не было. Здесь не все плохие люди, сын. И они не должны страдать из-за нескольких мерзавцев, которые это сделали.

Король не отрывал взгляда от маленького гробика в центре зала.

— А теперь — ступай к маме. Скоро начнутся похороны, и сейчас ты — это все, что у нее есть. Я пошлю солдат освободить несправедливо заключенных.

— Он пошел было прочь, затем остановился: — Пожалуйста, Тейн, не повторяй моих ошибок!

Принц проводил взглядом высокую фигуру отца и подумал, что ему никогда не быть таким правителем, как папа. Стать королем Виннамира и Ксенары — казалось перспективой невозможной и пугающей. Его сердце сжалось, и к горлу подкатил комок. Мир вокруг него рушился. Теперь никогда уже не будет так хорошо без Робина. Навязчивый аромат цветов вывел его из оцепенения. Он повернулся и бросился бежать прочь через запутанные коридоры и переходы дворца — туда, где была его мама.

Джессмин лежала на низенькой кушетке в своих апартаментах, пока Нильс Хэлдрик массировал ей руки. Его прикосновения успокаивали ее мятущийся разум, по крайней мере, на какое-то время. Королева выпила валериановый настой, который ей подали, но от еды отказалась. Глаза ее постоянно были на мокром месте, и королева могла расплакаться в любую минуту, несмотря на то что она не переносила слез и считала плач проявлением слабости, простительной для других, но не для царствующей королевы. Однако в последние два дня ей с трудом удавалось сдерживать свои чувства.

В то время матерям приходилось волноваться из-за своих детей по самым различным поводам. Болезни и несчастные случаи каждый год уносили по многу молодых жизней. Виннамирские крестьяне имели большие семьи не только для того, чтобы было кому помогать на ферме, — каждая семья с неизбежностью теряла нескольких из своих детей. Такова была суровая действительность, главной особенностью которой были недостаток лекарств и опытных, знающих врачей.

Отчасти и поэтому сознание того, что твой ребенок был убит, делало потерю еще более горькой.

Убит. Были ли дети у самого убийцы? Если да, то как он мог любить и защищать их, с одной стороны, а с другой — хладнокровно и безжалостно расправиться с беззащитным малышом, почти младенцем? В этом не было никакого смысла. Впрочем, теперь для Джессмин все перестало иметь смысл.

Чуткие пальцы врача поднялись выше по руке королевы к шее и плечам, глубоко вдавливая и разминая мышцы, затем переместились на подбородок. Джессмин не обращала на это внимания, ей все время чудился знакомый тонкий голосок, зовущий свою маму. Надежда, что Гэйлон уступит и применит свое искусство некромантии, до сих пор не оставила ее.

Скоро начнутся похороны. В жарком ксенарском климате мертвецов старались похоронить как можно скорее, но Джессмин все откладывала и откладывала траурную церемонию. Теперь откладывать было больше нельзя. Великий посланник был слишком стар, к тому же недомогание приковало его к постели, но Роза, Катина и Сандаал в траурных платьях уже ждали. Тейн, чье лицо застыло и превратилось в ничего не выражающую маску, выхаживал по галерее из стороны в сторону. Гэйлон и Дэви — последние двое, кто должен был участвовать в скромных похоронах, отправились в темницы, чтобы выпустить оттуда узников.

Джессмин не в силах была понять, что заставило Гэйлона так резко изменить свое решение. Среди тех, кого он собирался выпустить, мог оказаться человек или даже несколько, которые убили его маленького сына.

При мысли об этом Джессмин почувствовала гнев, причиной которого был и отказ Гэйлона оживить Робина. Она понимала, что король не мог поступить иначе и что это решение причиняет Гэйлону страдания еще большие, чем ей, но сердце Джессмин отказывалось с этим согласиться, и гнев, который она испытывала, помогал ей легче пережить потерю.

В саду за стенами дворца печально протрубила труба. В покои королевы вошел герцог Госнийский; вдвоем с Нильсом они помогли Джессмин подняться с кушетки. Голова у нее слегка закружилась, и Дэви поддержал Джессмин под локоть.

— Миледи? — спросил он. — Как вы себя чувствуете?

Джессмин молча кивнула, боясь, что снова заплачет.

— Вы должны помочь ей добраться до кареты, — шепнул Нильс Хэлдрик герцогу.

— Мама? — Тейн неуклюже взял королеву за второй локоть, хотя ему приходилось тянуться вверх.

После этого все смешалось в памяти. Джессмин смутно помнила карету, в которой она сидела в окружении фрейлин и прижимала к груди Лилит. Тейн сидел напротив нее, а в безоблачном высоком небе повисло неподвижное солнце. Убранный цветами гроб с тельцем Робина двигался впереди процессии, а Джессмин жадным взглядом обшаривала лица людей, которые в угрюмом молчании столпились по обочинам улиц Занкоса. Взгляд королевы как будто спрашивал: «Это ты убил моего сына? Или ты?»

Джессмин, однако, была удивлена и растрогана тем, что в глазах многих ксенарцев она увидела настоящие, искренние слезы. Ей казалось странным, что кому-то в этой чужой стране окажется небезразличной смерть младшего принца, которого большинство из жителей города видели один раз мельком или не видели вообще. К тому же для них он был сыном женщины, которую большинство из ксенарцев не желали видеть своей королевой. Однако многие женщины плакали совершенно открыто, а холодок на щеках подсказал королеве, что из ее собственных глаз не переставая текут слезы.

В какой-то момент Джессмин обернулась назад и увидела, что Гэйлон и Дэви следуют за ними верхом на лошадях, оба одетые в черное и с волосами, подвязанными черными лентами, как требовал ксенарский похоронный обряд. Те, кто узнал Рыжего Короля, разглядывали его кто с любопытством, кто со страхом, но большинство старались сохранить на лице нейтральное выражение. Похороны не были подходящим местом для проявления враждебных чувств, и ксенарцы старались уважать горе королевской четы.

Довольно много народа последовало за процессией из города на равнину. Здесь был сложен небольшой погребальный костер, на вершину которого положили крошечный гробик Робина. Король поджег костер при помощи факела, не прибегая к своему Камню, и отступил на шаг назад, глядя на то, как языки пламени пожирают тело его сына. Сандаал стояла подле Джессмин и держала ее под руку — для того чтобы поддержать королеву и одновременно пресечь любую ее попытку броситься вперед.

Джессмин, однако, стояла совершенно неподвижно. Теперь она вынуждена была окончательно смириться с потерей своего смешного огненно-рыжего мальчугана, который так любил хвататься за ее платье цепкими пальчиками и чьи объятия и мокрые поцелуи доставляли ей столько радости.

— Нет, — прошептала Джессмин и рухнула как подкошенная прямо на руки леди Д'Лелан.

Герцог Госнийский крепко прижал Тейна к своей груди. Он присел перед мальчиком на корточки в углу двора, где был накрыт скромный поминальный обед. Лорды и леди Ксенары проходили мимо них с сочувственным выражением лиц, которое у многих было напускным, но у многих — искренним. Принц не отпускал Дэви довольно долго, спрятав лицо на его плече. Он не плакал, просто он отчаянно нуждался в опоре, в чем-то надежном и прочном, ибо мир вокруг него вдруг оказался хрупким и подверженным самым неожиданным переменам. Герцог без труда улавливал эти настроения мальчика, как, впрочем, и всегда в последнее время. В этот момент принц пытался найти в себе силы и вести себя, как подобает мужчине и будущему королю, сражаясь со своим безутешным детским горем, растерянностью и чувством вины.

Что бы ни сказал ему сейчас Дэви, вряд ли это могло помочь. Одно лишь время способно было притупить боль утраты, однако сознание собственной беспомощности угнетало герцога.

Джессмин, держа в руках маленькую тарелочку с холодной закуской, подошла к ним. После того как она потеряла сознание на похоронах, королеве каким-то чудом удалось вновь овладеть собой. Безусловно в пламени погребального костра было что-то бесповоротное и окончательное, что помогло ей хотя бы отчасти вновь обрести себя, распрощавшись с тщетной надеждой. Грациозная и величественная — настоящая королева страны — она своими руками подавала блюда ксенарским аристократам. Ее походка тоже ничем не выдавала ее внутреннего состояния, разве что стала чуть более медленной.

— Не хотите ли что-нибудь съесть, милорд? — спросила Джессмин негромким, но ясным голосом.

— Благодарю вас, — отозвался герцог.

Объятия Тейна немного ослабли, и Дэви потянулся за тарелкой.

Королева положила руку на голову старшего сына.

— Ты не голоден, Тейн?

— Нет, мама, — ответил мальчик, наконец оторвавшись от герцога.

— Ты должен поесть, дорогой.

— Обязательно. Только попозже. Я обещаю, ма.

Джессмин кивнула. Взгляд ее снова стал рассеянным, обращенным внутрь себя. Она двинулась дальше и заговорила с группой прекрасно одетых леди; ни одну из них Дэви не знал.

— Я хочу поехать на Соджи, — внезапно сказал Тейн. — Я хочу оседлать ее и умчаться прочь, чтобы никогда не возвращаться назад.

Герцог поставил свою тарелку на ближайший низенький столик.

— И куда же ты поедешь?

— Куда-нибудь. Лишь бы подальше отсюда.

— Куда бы ты ни уехал. Тейн, ничего не изменится, — негромко сказал ему герцог. — Робина нельзя вернуть. А твои родители потеряют еще одного сына. Мне кажется, ты не хотел бы причинить им подобное горе.

— Нет, — вздохнул принц, совершенно обессилев от горя.

— Почему бы тебе не прилечь на одной из кушеток? Я думаю, никто не станет возражать.

Тейн механически кивнул головой и пересек широкий двор, направляясь к стоявшим у стены мягким скамьям. Дэви проследил за ним взглядом и заметил Гэйлона, который сидел в укромном уголке двора. Рядом с ним в кресле расположилась Сандаал. Наклонившись друг к Другу, они о чем-то негромко беседовали, и леди Д'Лелан прикоснулась к руке короля своими легкими пальцами.

Дэви внезапно почувствовал укол ревности, хотя и понимал, что фрейлина королевы просто пытается немного утешить супруга госпожи. Он знал, что ревность не приносит ничего, кроме мук и взаимного недоверия, и усилием воли подавил в себе это чувство. В конце концов, между ним и Сандаал почти ничего не было с тех пор, как они прибыли в Занкос.

Возле стола Дэви заметил Ларго Менсена, который накладывал на свою тарелку все, до чего мог дотянуться. Даже если полнотелый купец и не был в восторге от общества, однако, судя по всему, еде он отдавал должное. Повинуясь безотчетному импульсу, Дэви снова взял в руки свою тарелку и подошел к нему.

Ларго посмотрел на него и проворчал:

— А-а, герцог Госнийский. Как ваши дела, милорд? Как поживаете?

— Как будто ничего, мастер Менсен. А как вы?

— Спасибо, хорошо. Довольно хорошо, милорд. — Ларго огляделся по сторонам и слегка понизил голос: — Хотя для всех сейчас не самые веселые времена.

— Это так, — согласился Дэви, лениво собирая пальцами пишу с тарелки и отправляя ее в рот. — Могу я спросить вас кое о чем, мастер Менсен?

Торговцу это явно не понравилось.

— О чем? — спросил он настороженно. — Супруг ее величества уже расспрашивал меня об этом деле несколько раз. Я мирно спал в своей постели вместе с женой, когда бедный мальчик был убит. Я не несу никакой ответственности за то, что случилось.

— Конечно же нет, — заверил его герцог. — Я нисколько не сомневаюсь в том, что вы невиновны, однако мне вдруг подумалось, что вы могли бы помочь мне найти того, кто нанял убийцу.

— Но как? Я простой торговец и почти не имею дел с аристократией.

С аристократией? Дэви насторожился.

— Но вы, должно быть, знаете какие-то слухи, слышали, о чем люди говорят между собой. Я имею в виду те сведения, которые известны многим, но которыми ксенарцы неохотно делятся с королем Виннамира.

— Мне известно очень мало, — торговец пожал плечами. — Есть кое-какие подозрения, не больше.

— Не согласились бы вы поделиться этими подозрениями со мной?

— Для того чтобы Рыжий Король смог отомстить? Не согласился бы. Кто бы это ни был, он совершил неслыханное злодеяние, однако я не хочу, чтобы головы моих соотечественников летели с плеч под топором палача.

Дэви стиснул зубы.

— Гэйлон Рейссон не ищет мести, только справедливости. Никто, кроме виновника, не будет наказан.

— Это вы так говорите, лорд Госни. Однако лично у меня нет никаких причин любить вашего Рыжего Короля или доверять ему.

— Вы можете не сомневаться, мастер Менсен, что о вашем нежелании помочь станет известно королеве, — спокойно сказал герцог. — И я уверен, что она непременно учтет это, когда в следующий раз будет созван Совет.

Лицо Ларго стало красным.

— В этом нет нужды.

Снова оглядевшись по сторонам, он пробормотал:

— Для того чтобы найти ответы на свои вопросы, присмотритесь к тем, кто окружает их величества во дворце.

— Но кто?

— Этого я не знаю. А теперь, с вашего позволения… — и торговец перенес свою тяжело нагруженную тарелку на другой столик, однако его аппетит отчего-то ослаб.

«Искать среди тех, кто окружает их величества во дворце», — мысленно повторил Дэви, чувствуя, как внутри у него все холодеет. Но кто? Можно ли доверять толстяку? Скорее всего — нет, но Дэви решил начать свои поиски именно здесь, внутри дворцовых стен.

Когда он снова посмотрел через двор, он увидел, что Гэйлон и Сандаал все еще продолжают свою беседу в уединенном уголке. Впрочем, через мгновение Гэйлон поднялся и скрылся в одном из коридоров, которые подобно лучам уходили в глубины дворца от ведущих со двора дверей. Леди Д'Лелан посидела еще немного и последовала за королем внутрь.

Гэйлон давно решил про себя, что сочувствие Сандаал было не слишком уместным и успешным, однако ее нежный голос помешал ему закончить их разговор раньше. Леди Д'Лелан оказалась довольно непростой девушкой, умной, образованной и способной, не говоря уже о ее внешней привлекательности, однако он никак не мог понять, почему она так себя ведет. Джессмин обладала теми же качествами, но и ее поступки порой озадачивали Гэйлона в не меньшей степени. На протяжении стольких лет Гэйлон опирался на ее внутренние силы и присутствие духа, и это помогло ему остаться в живых. Ее любовь и поддержка помогали ему в самых сложных ситуациях, которые только случались в его жизни.

Однако после смерти Робина он почувствовал, что не может больше опираться на Джессмин. Даже когда Джессмин стояла на расстоянии вытянутой руки от него, Гэйлону казалось, что их разделяют десятки лиг. Никакие аргументы не в силах были изменить ни того, что маленький сын Джессмин ушел навсегда, ни того, что Гэйлон все же обладал достаточным могуществом, чтобы спасти его.

Король быстро шагал по затемненным коридорам дворца, никуда особенно не направляясь, ему просто хотелось убежать от своего горя и своей тоски, оставив их далеко позади. Несмотря на то что всех их ждало нечто ужасное в случае, если бы Гэйлон с помощью духа Камня вырвал Робина из объятий смерти, он все равно считал себя виновным в смерти сына. Эта вина никогда не оставит его, до самых последних дней его собственной жизни.

И Гэйлон шагал по извилистым коридорам дворца, не задумываясь, сворачивая то налево, то направо.

Торопливые скользящие шаги за спиной заставили короля обернуться. Леди Д'Лелан, оказывается, последовала за ним. Король остановился в крайнем раздражении.

— Милорд, простите меня, — сказала молодая леди сокрушенно.

Гэйлон вздохнул:

— Не нужно извиняться, но я хотел бы, чтобы меня на время оставили одного.

— Прошу вас, ваше величество! — Сандаал посмотрела на кончики своих черных шелковых туфель. — Ваши боль и тоска так сильны, что вы не должны оставаться в одиночестве. Позвольте мне помочь вам…

— Никто не может мне помочь, миледи. Уходите. Возвращайтесь во двор и утешайте Дэви, если у вас есть такая охота. Он любит вас.

Безмятежное выражение на лице леди Д'Лелан омрачилось гневом, а темные глаза заблистали.

— Больше всего на свете он любит свой Колдовской Камень, так же как и вы, Гэйлон Рейссон. Мне жаль вашу королеву, которая вместо мужчины получила в мужья колдуна. Но если мне дадут возможность, я попытаюсь помочь вам сделать выбор.

Тон, каким она разговаривала с ним разъярил Гэйлона больше, чем оскорбительный смысл ее слов. Он схватил ее за запястья и с силой дернул на себя, однако лишь только она оказалась рядом, его намерения странным образом изменились. По-прежнему сжимая пальцами ее податливые руки, Гэйлон впился в ее губы поцелуем. Он никогда не целовал никакой другой женщины, кроме Джессмин, и сейчас чувство опасности и вины подстегивало его.

Сандаал не сопротивлялась, хотя поцелуй короля был грубым, почти жестоким. Она лишь обняла его за шею. Ее сладкие как мед губы жадно льнули к губам Гэйлона, и король почувствовал, как все глубже и глубже проваливается в западню. Леди явно обладала способностью к колдовству, способностью привораживать окружавших ее мужчин. Гэйлон же сам поддался ее чарам, прибегнув к утешению там, где оно было доступнее всего.

Звук тяжелых шагов по каменным плитам коридора заставил Гэйлона прервать поцелуй и отстраниться. В коридоре стоял Дэви, и лицо его было неподвижно.

— Прошу прощения, милорд, — проговорил он и повернулся, чтобы уйти.

— Дэви, подожди! — крикнул ему вслед Гэйлон, но герцог уже свернул за угол и исчез.

Король беспомощно выругался и снял руки Сандаал со своей шеи. Девушка улыбалась так, как будто была очень довольна собой. Гэйлон, рассердившись, оттолкнул ее.

— Уходите, леди Д'Лелан… и впредь держитесь от меня подальше. У меня есть жена, которую я люблю, и близкий друг, который любит вас. У всех нас на данный момент достаточно огорчений, и я не хочу причинить своей семье больше вреда, чем я уже принес.

— Конечно, ваше величество, — Сандаал присела в реверансе, не переставая улыбаться. — Однако вы не можете запретить мне любить вас. Существуют вещи, против которых даже вы бессильны вместе с вашим колдовским могуществом.

В ее голосе прозвучала все та же вызывающая дерзость, которая заставила Гэйлона потерять голову с самого начала. Когда же она снова потянулась к нему, король воззвал к своему Камню.

Между ними возникла в воздухе ярко мерцающая голубая занавесь, и леди Д'Лелан испуганно попятилась. Глаза ее от удивления округлились.

— Какие бы чувства вы ни питали ко мне, миледи, я уверен, что это не любовь, — сказал Гэйлон почти спокойно. — Я нанес вам страшный и непоправимый вред, отняв у вас все, что вы имели, и всех, кого вы любили. Я не могу заставить вас понять, какие страдания это принесло мне самому, — с тех пор я не знал покоя ни днем ни ночью. Арлина я любил как брата. У меня никогда не было друга столь близкого и внимательного, и уже никогда не будет…

Гэйлон помолчал, и голубая стена света меж ними заколыхалась.

— Если вы не в состоянии простить меня, Сандаал, я не смею осуждать вас за это. Я сам не нахожу себе оправданий. Но только не надо играть в эти опасные игры. Никогда больше не говорите, что любите меня…

— Но я люблю! Люблю, клянусь всеми богами!

Печальная безнадежность овладела Гэйлоном.

— В этом случае я вынужден снова причинить вам боль. Я не смогу ответить на вашу любовь ни сейчас, ни потом. Самое грустное во всем этом — это та боль, которую мы причиним Дэви. Или вам все равно?

Легкая тень, промелькнувшая в глазах Сандаал, подсказала Гэйлону, что Дэви ей не так уж безразличен, однако лицо Сандаал снова застыло. Побудительные причины, лежавшие в основе большинства поступков ксенарцев, казались ему, королю северного Виннамира, совершенно необъяснимыми и непостижимыми. Сандаал же и вовсе поставила его в тупик. Хорошо хоть он выяснил, что ей не наплевать на герцога.

— Уходите! — снова приказал Гэйлон сердито. — Оставьте меня.

Губы Сандаал приоткрылись и вытянулись так, как будто она хотела что-то сказать, но король не дал ей вымолвить ни слова.

— Ну?!

Сандаал Д'Лелан повернулась и медленно пошла по коридору в направлении залы Совета, куда должны были переместиться поминки по Робину. Голубое сияние Камня постепенно погасло, и король бросил взгляд за окно террасы, на город, который виднелся за дворцовыми стенами. Незаметно наступили сумерки, и в темноте перемигивались огни ламп и уличных фонарей, однако сегодня в Занкосе было необычайно тихо. До слуха Гэйлона не доносились ни крики подвыпивших моряков, ни дробь копыт по мостовым, ни скрип колес фургонов. Простые горожане горевали вместе со своей королевой.