ПРОЛОГ

В мрачных подземельях замка Сьюарда царила тьма. Она, казалось, ворочалась и дрожала, как живое существо. Слабое свечение, исходившее от мха, облепившего скользкие и влажные камни стен, лишь подчеркивало ее густоту. Но вечная ночь этого места не мешала старому волшебнику. Он прекрасно видел в темноте, и хотя прошли века с тех пор, как он был здесь, узкие кривые коридоры подземелья были хорошо знакомы ему.

Наконец дорога закончилась. В стене перед волшебником замерцал рубиновый глаз. Пальцы старика коснулись небольшого кулона с драгоценным камнем, висевшего на его груди, когда темноту вдруг заполнил голос. Глубокий и мягкий, он был в то же время совершенно бесстрастен.

— Кто вызывает Солстэда? Назови себя.

В этом певучем языке оттенки тона передавали смысл так же, как и слова.

— Сезран фон Холдред фен Тантал, — старик отвечал на том же языке. Но в его интонациях проскальзывала неуловимая горечь.

Голос чуть изменился:

— Встаньте так, чтобы я мог вас видеть, хозяин.

Сезран приблизился к рубину. Часть стены перед ним внезапно исчезла, открыв проход в маленькую тесную комнату. Панели с мигающими огоньками покрывали стены справа и слева, в центре стояли два кресла. Волшебник вошел в комнату и сел в то, что было ближе. Он осторожно откинулся на спинку и надавил ладонью металлическую пластинку, укрепленную на подлокотнике. Что-то закружилось в воздухе, и на его голову легло кольцо тонкой проволоки, коснувшись бровей.

— Командная цепь, — пробормотал старый маг.

Он закрыл глаза. Разноцветные диаграммы, доклады всех систем корабля вспыхивали у него в мозгу. Появилась звездная карта. Не отрывая от нее мысленного взгляда, Сезран зашептал: «Направление… энграмма: Кесрик, Холдред, 6 — 2 — 3 — 8. 4 — 2 — 1…»

Вихрь ослепительно белого света стер все картины перед его глазами. Затем растаял, и возникла панорама Кесрика, столицы Холдреда, мира, где он был рожден. Громадные башни, выстроенные на крутых скальных откосах, взметнулись к небесам. Подобно звезде, город сверкал в теплых летних сумерках. Заходящее солнце окрасило горизонт в золотые и малиновые цвета.

Затем эта великолепная картина затуманилась — старый чародей ощутил сильную дрожь под ногами. Раздался грохот, дыхание перехватило от внезапно возросшего тяготения, и корабль, казалось, рванулся ввысь. Кесрик стремительно уменьшался, его сменил вид желто-коричневой безводной планеты, и потом только черная, черная ночь с мириадами звезд.

Сезран нажал кнопку прерывателя, и кольцо соскользнуло с его головы. Это были только воспоминания, воспоминания о далеком мире и еще более далеком времени. Вот уже тысячу лет его корабль стоит здесь, похороненный в замковых подземельях.

— Тебе одиноко, Солстэд? — спросил старик.

— Нет, хозяин, — откликнулся корабль, — я жду.

Да. Солстэд просто ждет. И он будет ждать еще тысячи и тысячи лет, если понадобится. Внезапная ярость охватила Сезрана, и Колдовской Камень на его груди тут же откликнулся, замерцал голубым светом. Он сам во всем виноват! Много лет назад они оказались в этом мире, он и его сестра. Сезран, специалист-технолог, был очарован простотой этого мира, его непонятными магическими силами, его обитателями со смехотворно-короткой жизнью.

Миск предостерегала его, даже пыталась остановить, но искушение было слишком велико. Он взял камень, управляющий двигателем Солстэда, — черный алмаз, сплетающий пространство и время, — и предложил его королю этой земли, в обмен на Колдовской Камень и умение управлять им. Он сам выковал меч и вставил в его рукоятку черный камень, в котором заключен огонь звезд. Он сам вложил его в руки человека, безумца, который чуть не уничтожил собственный мир.

Старый маг поднялся из кресла и вышел из комнаты, не оглянувшись на мигающие огни, на оставленный корабль. Его мысли были заняты настоящим. Вот уже тысячу лет он ждал, так же как и Солстэд, но далеко не так терпеливо. Новый король из династии магов вырос для того, чтобы взять Кингслэйер1. Наконец-то. Меч уничтожит этого короля, как и первого. И тогда Сезран должен быть там и потребовать то, что принадлежит ему по праву.

1

Король охотился. Он и четверо его друзей рыскали по заросшим лесом холмам, отделенным рекой от Киптауна. После долгих и бесплодных поисков они наконец вспугнули крупного оленя, увенчанного великолепной короной рогов. Охотники, опьяневшие от вина и собственных воплей, пришпорили усталых, взмыленных лошадей и устремились в погоню по заснеженным склонам, ежеминутно рискуя сломать себе шею.

Гэйлон Рейссон, король Виннамира, скакал впереди на молодой, еще полудикой кобыле гнедой масти, которая чуть ли не на каждом шагу пыталась сбросить с себя всадника. Король в сердцах огрел ее луком, когда та рванулась вправо, под деревья, где земля, по ее мнению, была менее неровной.

— Арлин! — крикнул король, и густые клубы пара запутались в его бороде.

— Отрежь его от реки! Гони его на восток! На восток!

Арлин Д'Делан, молодой темноволосый аристократ с юга Ксенары, ответил торжествующим криком и погнал свою лошадь прямо на кусты боярышника, за которыми виднелась река. Гэйлон захохотал, его голова кружилась от морозного воздуха и бренди. Знакомый жалобный крик, донесшийся сзади, заставил его остановиться и круто развернуть гнедую.

Керил из Оукхевена, троюродный брат короля, лежал, растянувшись на мерзлой земле. Его рыжая голова ярко выделялась на снегу, рука судорожно сжимала повод, так что лошадь, пытаясь освободиться, потихоньку стаскивала его вниз по склону холма.

— Керил! — крикнул Мартен Пелсон, эрл из Нижнего Вейлса. — Когда же ты научишься ездить верхом?

Теперь уже смеялись все, все, кроме Арлина. Тот, поглощенный преследованием жертвы и следуя приказу короля, стремительно несся к черной реке. Гэйлон повернул лошадь и тронул шпорами ее бок.

— Подождите! — воскликнул Керил, с трудом поднимаясь на ноги.

— Догонишь нас в городе, — бросил король, не оборачиваясь.

— В городе? — удивился Мартен, едва переводя дыхание.

— Да.

Гэйлон направил кобылу на запад, через лес, вдоль северного рукава реки. Остальные устремились за ним с веселым шумом.

Перекинув за спину лук и колчан, король отвязал мех с вином от луки седла и приложил его к губам. В свое время он потратил много сил, чтобы овладеть этим искусством — пить вино, мчась бешеным галопом по неровной земле, — ни один из его друзей не мог этого. И все же примерно равное количество жидкости пролилось на его медвежью шубу и попало ему в рот.

Ринн, сын простого портного, светловолосый и долговязый, ехавший на костлявом вороном мерине, поравнялся с королем. Тот усмехнулся и бросил ему бурдюк. Юноша поймал его в воздухе и, отвлекшись, едва не налетел на гигантский дуб.

Прямо перед ними лежала дорога на Киптаун. Гэйлон направил свою кобылу наперерез оленю, который мчался по склону вверх от реки. Король вынудил свою жертву повернуть к мосту, было видно, как заостренные копыта оленя разбрасывают комья снега.

Подскакал Арлин, его лицо раскраснелось от мороза, зубы стучали. Друзья прогрохотали по обледенелому деревянному настилу моста и помчались к ничего не подозревающему городу.

— Ринн! На улицу бакалейщиков! — крикнул Гэйлон и покрутил рукой в воздухе. Сын портного кивнул и повернул своего одра налево, в узкий проход между высокими зданиями из серого камня. Король натянул поводья, и его маленькая свита приостановилась, все еще возбужденно перекликаясь.

Несколько прохожих на главной улице бросились врассыпную перед несущимся на них оленем. Испуганные и возмущенные женщины прятали детей за дверями. У входа в лавку галантерейщика стоял пони, запряженный в тележку. Перепуганное животное рвануло в галоп. Тележка грохотала и подпрыгивала на камнях мостовой, рулоны ярко раскрашенной ткани раскатились по грязному снегу. Лесной великан попытался обогнуть свертки и самого разгневанного галантерейщика, выскочившего из лавки, но наседавшие преследователи лишили его этой возможности.

— Зачем мы это делаем? — прокричал Мартен, скакавший бок о бок с королем. — Пристрелите его, и дело с концом. Мы до того загоняли бедное создание, что его мясо будет несъедобным.

Гэйлон не ответил ему. На дальнем конце улицы появился Ринн и остановился там, чтобы не дать оленю уйти. Бока его лошади тяжело вздымались, а сам юноша поминутно откидывал спутанные светлые волосы с разгоряченного лица. Над одной из дверей на холодном ветру качалась обшарпанная деревянная вывеска, гласившая: «Таверна Стэгга».

Арлин, сверкая черными глазами, возбужденно прокричал:

— Вы великий и славный безумец, милорд!

Король эффектным жестом сорвал перчатку с правой руки. Темный камень в золотом кольце, украшавшем указательный палец короля, вдруг вспыхнул голубым светом. Дверь кабачка с треском распахнулась под магическим воздействием камня. Измученный преследованием олень заметил спасительный провал в стенах, повернулся и перескочил через порог.

— Боже! — донеслось изнутри. — Ради всего святого, что это?

— Эй! — К охотникам подъехал Керил. Шапку он потерял, его ярко-рыжие волосы растрепались и беспорядочно свисали вокруг полного лица. — Где он? Куда сбежал?

— Спустился в таверну, — фыркнул Арлин, — будь добрым малым, зайди и закажи ему выпить.

— В таверну-у? — недоверчиво протянул Керил.

Из-за дверей донесся треск и звук падения тяжелого тела, оттуда пулей вылетели два негодующих посетителя. Внутри вновь поднялся шум, на этот раз более громкий и продолжительный. Гэйлон спрыгнул с лошади и бросил Керилу поводья.

— Держи лошадей.

— Почему это все время я? — пробурчал рыжеволосый юноша, когда Арлин,

Мартен и Ринн также вручили ему своих коней.

Король вошел в зал. В левой руке он держал перчатки, через плечо перекинуты лук и колчан. В дальнем углу помещения стоял олень. Ноздри его раздувались, рога угрожающе покачивались.

Хозяин кабачка не имел другого оружия, кроме половой щетки, и сейчас он воинственно размахивал ею, заставляя оленя прижиматься к стойке.

— Вы! — воскликнул он, увидев молодых людей. — Черт, я мог бы сразу догадаться.

Гэйлон бросил взгляд на стену, где было приколочено с полдюжины оленьих голов.

— Я думал, что ты обрадуешься еще одному трофею, Тассис.

— Давай, старина, — весело проговорил Арлин, легкомысленно подходя к стойке рядом с оленем, — налей моим друзьям и мне по кружке эля.

— Арлин! — Мартен опоздал с криком.

Олень взмахнул головой, поднял на рога беспечного южанина и швырнул его на пол перед стойкой.

Король сдернул с плеча лук, стрела легла на тетиву и сорвалась с нее в одном неуловимом движении. Металлический наконечник ударил оленя чуть ниже лопатки, скользнул меж ребер и пронзил сердце и легкое. Животное взревело, судорожно изогнулось и уже мертвым рухнуло на истертые доски пола.

Только теперь Гэйлон по-настоящему испугался за Арлина. Подняв южанина, король положил его на ближайший стол.

— Он мертв? — проговорил Ринн, в то время как король лихорадочно ощупывал тело бедняги, пытаясь обнаружить под толстой зимней одеждой раны, нанесенные оленьими рогами.

— Не совсем, — произнес Арлин, его темные глаза были уже открыты, и в них, как всегда, плясали озорные огоньки, — но чертовски близок к этому.

Он отстранил руку Гэйлона, соскользнул со стола и слегка застонал, встав на ноги.

— Посмотрите на мой пол! — вдруг взорвался Тассис.

Он стоял над трупом оленя, под которым уже образовалась большая лужа крови, и быстрые струйки растекались в разные стороны.

— Стол сломан! И три стула! И все посетители разбежались!

Он направил свой гнев на сына портного, так как тот стоял к нему ближе всех.

— Я знаю тебя с младенчества, Ринн, но никогда не думал, что ты вырастешь таким болваном. Простой человек должен жить среди своих, а ты изображаешь шута перед господами. Зачем ты связался с этими придворными хвастунами и выскочками?

Арлин, побледнев, потянулся к кинжалу, но Гэйлон остановил его.

— Пусть говорит, — пробормотал король.

— А я скажу, я скажу… Пусть и с риском для собственного языка! —

Тассис дерзко уставился на короля: — Люсьен Д'Салэнг круто обходился с Виннамиром, и все же он был лучшим королем, чем ты, Гэйлон Рейссон.

Он то и дело нервно посматривал на золотое кольцо на руке короля, но Камень оставался темным.

— Правда? — мягко спросил король.

Его друзья изумленно молчали.

— Да! Он, по крайней мере, знал, как живут его подданные. Ты правишь уже восемь лет, но еще никто не видел, чтобы ты занимался чем-нибудь, кроме охоты, драк и попоек. Редмонд из Греймаунта мертв, потому что пошел за тобой, так же как еще многие молодые балбесы. Ты чуть не потерял еще одного сегодня!

— Спасибо за твои наставления, — проговорил король, прежде чем трактирщик смог продолжить свою речь.

Редмонд, самый юный из его окружения, разбился, упав с лошади во время одной из их бешеных скачек. Это случилось несколько месяцев назад. Король тяжело переживал гибель юноши, но никогда не выказывал этого и не признавал своей вины. Он снял с пояса кошелек и бросил его на стол, где незадолго до этого лежал Арлин.

— Возьми это за убытки, — Гэйлон повернулся к выходу.

— Милорд… Сир, могу я попросить вас об одолжении? — выкрикнул Тассис, когда молодые люди были уже в дверях.

Гэйлон приостановился:

— То есть?

— Пожалуйста… Не приходите больше сюда, ни один из вас!

— Ублюдок! — вырвалось у Арлина. Он стоял у своей лошади, разбирая поводья.

— Нет, — король покачал головой, — это его право. Тассис храбрый малый.

Мало найдется людей, которые осмелятся кричать на своего короля, тем более на короля, владеющего Камнем Магов. — Он усмехнулся. — И, кроме того, в Киптауне еще не меньше полудюжины кабачков, в которых по достоинству оценят наше покровительство и наши деньги.

— Пожалуй, — сухо произнес Ринн и приготовился сесть на лошадь. Гэйлон поймал его руку. Слова трактирщика в адрес юного портного не давали королю покоя.

— Подожди. Скажи, Ринн, мы относимся к тебе с недостаточным уважением?

— Конечно нет, милорд.

— Мне было бы больно так думать.

— О, нет, сир.

— Хорошо, мы решим проблему твоего происхождения прямо здесь и сейчас.

— Король ласково улыбнулся: — Один из моих кузенов, Чейс из Гринвуда, умер прошлым летом. У него нет наследников, и его владения отошли короне. — Гэйлон положил руку на плечо юноши: — Я дарю их тебе, отныне твое имя — Ринн, барон Гринвудский.

Юноша выглядел ошеломленным, почти испуганным.

— Но… я… Я не могу принять этого, милорд.

— Не будь остолопом, — фыркнул Мартен. Он уже успел вскочить в седло, скрытый его спиной Керил Оукхевенский недовольно поджал губы.

— Но, честное слово, я не могу, — настаивал Ринн.

— Это очень маленькое владение, — сказал король, натягивая перчатки, — и почти не приносит дохода, но оно вполне прокормит тебя, твоих родителей и сестер.

И все же Ринн выглядел расстроенным:

— Мой отец, милорд. Он считает, что я должен быть портным, и я обещал ему. Он — мастер и гордится своим ремеслом.

— Он может так же гордиться тем, что его сын — барон. Ну, в конце концов, хотя бы расскажи ему о моем предложении.

Только король поставил ногу в стремя, гнедая рванулась в сторону, и ему пришлось прыгать за ней на одной ноге. Ни один из его спутников не поспешил прийти ему на помощь: во время их вылазок все они были равны, а титулы и звания оставались в стороне. Пряча раздражение, Гэйлон резко дернул поводья и, заставив лошадь остановиться, вспрыгнул в седло.

— Где бурдюк? — потребовал король.

— Пожалуйста, — Керил бросил ему черный мех.

— Он пуст.

Рыжеголовый скорчил гримасу:

— Я умирал от жажды.

— Я безобразно трезв, и нам необходимо найти еще вина.

Гэйлон посмотрел на своих друзей:

— Но, к сожалению, ваш король остался без гроша.

— У меня кое-что имеется, — Мартен позвякал кошельком. — Едем к «Желтой собаке». Есть там одна девчонка… Глаза у нее, как небо в летний день.

Арлин засмеялся:

— Ну, насколько я помню, это не единственное ее достоинство.

Гэйлон уже не слушал их. Разглядывая низкие серые облака, он размышлял о том, какие еще опасные и безрассудные приключения могли бы развлечь их в этот скучный зимний день.

Тидус Доренсон сидел, как всегда, один в зале для заседаний Совета. Он закончил работать с бумагами, поднялся и вышел в комнату для аудиенций. В центре этого почти пустого, слабо освещенного помещения стоял трон — огромное дубовое кресло, обитое темно-синим бархатом, За все время своего царствования Гэйлон Рейссон сидел на нем только однажды.

Доренсон опустился на просторное удобное сиденье. Он даже осмелился вообразить золотую корону, легшую на его белые волосы, — фантастическая, несбыточная мечта для человека средних лет, из купеческой семьи, в жилах которого нет ни капли королевской крови. Впрочем, это мало трогало Тидуса. Власть интересовала его гораздо больше, чем корона.

Фейдир Д'Салэнг, бывший посол из Ксенары, выбрал Тидуса руководить Советом при короле Люсьене. Фейдир и его злосчастный племянник, присвоивший виннамирский трон, уже давно нашли смерть от руки Гэйлона Рейссона. А Доренсон счастливо пережил все эти политические перевороты. Мало того, он унаследовал все богатство и власть бывшего посла, как здесь, так и в соседнем королевстве Ксенара.

Вот уже восемь лет Тидус был правителем Виннамира во всем, кроме имени. Гэйлон, в отличие от своего убитого заговорщиками отца, был склонен к рефлексии и размышлениям и совсем не заботился о своем королевском положении. Он проводил очень мало времени в замке, часто неделями пропадал в горах. Все это как нельзя лучше отвечало планам советника. Пока король уделяет столь мало внимания государственным делам, Тидус Доренсон будет полным хозяином в стране. Но он мечтал о большем.

Гэйлон Рейссон был из династии королей-магов. Обломки, оставленные в подземелье в ночь гибели Люсьена, свидетельствовали о его мощи. Более того, в народе шептались, что в борьбе со своими врагами король использовал Наследие Орима — этот легендарный меч, Кингслэйер, который когда-то восстал на своего хозяина и разрубил его чуть ли не на тысячу кусков.

Тидус надеялся, что Гэйлон Рейссон не остановится на этом и повернет ужасное оружие против своих соседей. Таким образом, используя своего короля-мага, Доренсон рассчитывал добиться еще большей власти, распространить ее на другие земли. Но король не выказывал таких намерений. Он оставался глух к добрым советам Тидуса и не собирался воевать ни с Роффо, королем Ксенары, ни с Сореком, королем Ласонии.

Что ж, неважно, Гэйлон молод, неопытен, какая-то тревога грызет его. Скоро он будет вынужден попросить о помощи. И тогда Тидус окажется под рукой — всегда готовый помочь, всегда желающий помочь. Советник пригладил волосы рукой, расправил складки одежды, затем еще раз глянул на двери зала. Да, в Тидусе Гэйлон мог бы найти отца, погибшего много лет назад, того, кто бы поддерживал и направлял его.

Леди Герра уснула, сидя в высоком кресле у камина в гостиной королевы. Она слегка похрапывала и вздыхала во сне. Джессмин, юная королева Виннамира, отложила шитье, принесла из спальни одеяло и укрыла старую няню. Затем взяла теплую шаль и набросила себе на плечи, поверх длинного шерстяного платья. Несмотря на все усилия замазать щели в окнах, несмотря на тяжелые, плотные драпировки на стенах, покои королевы оставались сырыми и холодными. Впрочем, не более, чем остальные комнаты этого древнего замка. За окном сгущались ранние зимние сумерки, принося с собой еще больший холод.

Дважды в этот день приходили слуги в голубых ливреях справиться, не будет ли у нее распоряжений. Каждый раз она отсылала их обратно. Королева провела этот день, как обычно, — в компании своей старой наставницы за шитьем. И сейчас ее руки были заняты, но ее мысли витали далеко от замка. И, как всегда, они были обращены к Гэйлону.

Джессмин снова отложила рукоделье и поднялась, чтобы бросить несколько поленьев в огонь. Затем, положив в чашку измельченные листья мяты и малины, она залила их водой из чайника, стоявшего на каминной решетке.

Внезапное колебание пространства — знакомое разлитое в воздухе

напряжение — заставило ее замереть. Король вернулся в замок, она

чувствовала его приближение. Вскоре топот и шарканье множества сапог заполнили коридор. Раздался смех. Джессмин села в кресло-качалку и сделала глоток чаю.

Без намека на вежливый стук тяжелая дверь в комнату распахнулась — на пороге стоял король. Его одежда была измята и запачкана, рыжая, коротко подстриженная борода в каплях талого снега. И все же ее сердце учащенно забилось при взгляде на Гэйлона.

— Миледи, — произнес он, улыбаясь. Но в глазах его не было улыбки.

Свежие царапины на лице короля слегка кровоточили. Приглядевшись, можно было заметить еще несколько старых, плохо залеченных шрамов.

Позади Гэйлона столпились его друзья, такие же промокшие и взъерошенные. Они толкались локтями и коленками, как мальчишки, пытаясь протиснуться в комнату.

— Милорд, — вымолвила Джессмин, не отрывая взгляд от чашки, — как вы поохотились?

— Его величество подстрелил оленя, — выскочил вперед Арлин.

Тут же он вспомнил о придворном этикете, отступил на шаг и неуклюже попытался поклониться, но уткнулся спиной в стену. Остальные рассмеялись.

Внезапно Гэйлон умолк, шагнул в комнату и закрыл дверь перед своими друзьями.

— Простите за такое вторжение, — пробормотал он.

— Милорд, вы можете приходить к вашей жене в какое угодно время и каким угодно образом.

Его глаза скользили по комнате, старательно избегая Джессмин.

— У вас есть вино?

— Нет, — солгала королева, — могу предложить вам чаю.

Король мрачно усмехнулся:

— Не думаю, чтобы он оказал такое же действие…

«О, Гэйлон, — подумала молодая женщина, стараясь, чтобы лицо не выдало ее мыслей, — что мне сделать для тебя, как облегчить твою боль?» Вместо того чтобы произнести это, она хранила молчание.

Гэйлон, не отрываясь, смотрел на огонь.

— Могу я ненадолго остаться здесь… с вами?

— Конечно. — Джессмин едва смогла скрыть радость, когда король, не обратив внимания на кресло, сел на ковер у ее ног.

— Веселенькая мелодия, — Гэйлон кивнул на похрапывающую няню.

— О да, — согласилась девушка, — я попрошу ее принести нам ужин, если вы хотите?

Король ответил не сразу:

— Мне — только вина.

Джессмин осторожно разбудила леди Герру. Старушка, седая и сгорбленная, сильно сдала за последнее время, но неожиданный визит короля так поразил ее, что она почти выпрыгнула из кресла. Получив распоряжения, она поспешно оставила комнату, явно обескураженная его приходом. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием пламени в камине.

Вся виннамирская знать теперь ужинает у себя. Давно ушли в прошлое роскошные пиры в Парадном зале. При Люсьене двор был шумным и пестрым, но после его гибели большинство дворян, приехавших с юга, сбежали назад в Ксенару, опасаясь мести нового короля. Замок остался пустым и почти заброшенным.

Джессмин поборола искушение положить руку на плечо Гэйлона. С рассудительностью, удивительной для ее двадцати четырех лет, она давно решила принимать то, что дает ей король, и никогда не требовать большего. Как его жена и королева она провела с ним единственную ночь — ту, когда он убил в поединке Люсьена Д'Салэнга и вернул корону. С тех пор король ни разу не разделял с ней ложе и лишь изредка заходил в ее комнату.

Борьба за возвращение трона отняла у него много лет. За это время Гэйлон Рейссон потерял почти всех, кого любил: своего отца, короля Рейса; своего учителя Дэрина, герцога Госнийского. Даже Люсьен был его другом когда-то. Наследство сумасшедшего Орима, Кингслэйер, сильно изменило Гэйлона. Джессмин боялась за своего мужа, но никогда не говорила с ним об этом.

Гэйлон, казалось, совершенно забыл о короне, которая досталась ему так дорого. Он собрал вокруг себя полдюжины родовитых молодых людей — богатых, скучающих и безрассудных. Они стали его единственной компанией и сопровождали короля во всех отчаянных приключениях, которые он мог придумать. Огромная энергия Гэйлона тратилась на изобретение все новых способов сломать себе шею. Ушибы и повреждения были обычным явлением, а Редмонд Греймаунтский открыл трагический список погибших.

Впрочем, его смерть мало взволновала виннамирский двор. Гораздо сильнее общество было шокировано очередной выходкой короля и его когорты — они явились на похороны бедного юноши вдребезги пьяными. Поведение Гэйлона становилось все более непредсказуемым.

Осторожный стук в дверь вернул Джессмин в настоящее.

— Войдите, — отозвалась она.

Вошел слуга, не поднимая глаз от заставленного посудой подноса. Вся прислуга в доме ужасно нервничала в присутствии короля. Следом вошла леди Герра. Гэйлон неподвижно сидел у огня. Джессмин приняла поднос и, поблагодарив, отпустила слугу. Приготовив тарелку для леди Герры, она отправила старушку в ее маленькую спальню, примыкавшую к королевской.

Гэйлон очнулся, только когда Джессмин поставила рядом с ним бокал вина.

Она приготовила тарелки для них обоих, но Гэйлон не притронулся к пище. Королева обеспокоенно посмотрела на него. Молодой человек сильно похудел в последнее время, его щеки ввалились, под ореховыми глазами легли тени. Высокий рост и почти красная борода — вот все, что он унаследовал от отца, короля Рейса. К сожалению, ему не удалось обрести то спокойствие, ту уверенную силу, которые отличали этого великого человека.

Король вдруг сморщился и чихнул.

— Будьте здоровы, милорд, — в голосе Джессмин прозвучала озабоченность.

— Может, приказать Гиркану приготовить лекарство для вас?

— Не нужно. Это просто дым от камина.

Гэйлон посмотрел на вино в своей руке, как будто только что увидел его.

Затем осушил бокал одним длинным глотком.

— Мне кажется… рядом с вами я смогу найти немного покоя. Вы не прогоните меня?

— Я всегда рада быть с вами, милорд.

— Могу я что-нибудь сделать для тебя? Может быть, ты чего-нибудь хочешь? — спросил Гэйлон, и его взгляд вернулся к огню в очаге.

Джессмин была тронута его столь редкой заботой.

— Я скучаю без твоей музыки, — негромко сказала она, внезапно испугавшись, что просит слишком многого. — Но если ты устал…

— Мне кажется, что я справлюсь, — кивнул Гэйлон. — Лютня у тебя найдется?

— Да.

Джессмин отставила в сторону поднос с нетронутой едой и вышла в свою собственную спальню. Опустившись на колени на мягкую волчью шкуру, служившую ей половиком, она отодвинула в сторону тяжелые занавески в ногах своей кровати и принялась рыться в большом сундуке, стоявшем в нише стены и загороженном этой портьерой. Наконец из специального полотняного чехла она достала потрепанную лютню.

Лак на лютне протерся во многих местах и потемнел от времени, а на деке с задней стороны была глубокая царапина. Джессмин помнила, как любил Гэйлон гулять по вечерам возле реки, держа лютню в руках. Правда, это было довольно давно.

Улыбаясь, Джессмин понесла лютню в гостиную.

Гэйлон взял лютню за изгиб грифа и с любопытством посмотрел на

Джессмин:

— Где ты нашла ее?

— Один из слуг подарил ее своей любовнице в городе. Он думал, что инструмент кто-то выбросил.

— Не удивительно, ведь она выглядит такой старой.

Гэйлон скрестил ноги и вытянул их на коврике, затем взял на лютне несколько аккордов. Некоторое время он сосредоточенно подтягивал колки и настраивал инструмент.

— Прошло довольно много времени, но я надеюсь, что помню, как надо играть.

Однако первые же ноты прозвучали чисто и томно. Он ничего не забыл. Молодой король начинал одну мелодию, бросал и тут же принимался наигрывать другую, пока не вспомнил одну из песен, которая нравилась ему больше других. Джессмин слушала и смотрела. Тональность лютни едва уловимо изменилась, а звуки задрожали, слегка реверберируя. Джессмин обратила внимание на то, что Колдовской Камень, вставленный в золотой перстень на пальце Гэйлона, слегка засветился. Сыграв несколько тактов, Гэйлон прибавил к чарующим звукам свой сочный и приятный баритон.

Это была старинная баллада, тоскливая и мрачная, но тем не менее она приковывала к себе внимание. В ней рассказывалось о молодой девушке, которая умерла от тоски, после того как любимый изменил ей. Когда любовник понял, какую боль он причинил своей возлюбленной, он покончил с собой в приступе раскаянья. Наконец последний грустный аккорд затих, и королева закрыла глаза, стараясь сдержать слезы.

— Я… — удалось произнести Джессмин, когда голос вновь стал ей повиноваться. — Я никогда не слышала ничего прекрасней и… печальнее.

Гэйлон наклонил голову:

— Это Дэрин научил меня этой песне много лет назад. Он никогда не упоминал об этом, но мне кажется, что он сам ее написал.

Камень на его пальце вспыхнул ярче, выдавая присутствие какой-то сильной эмоции. Даже Джессмин почувствовала горечь, которая заставила короля низко опустить голову. Не сказав ни слова, он положил лютню на кожаный коврик, поднялся и вышел. Дверь за ним закрылась, и Джессмин услышала, как его шаги затихли в конце коридора.

Его печаль осталась с ней.

Король не хотел оставаться один, но и общество его приятелей было бы сейчас ему в тягость. Усталый и разбитый после своих охотничьих подвигов, Гэйлон отыскал дворецкого — сутулого парня в вылинявшей синей ливрее — и приказал согреть воду для ванной. Страх на лице слуги вызвал у Гэйлона острый приступ раздражения, однако одновременно он почувствовал странное удовлетворение. Дурная репутация, которой он пользовался среди слуг, по крайней мере, заставляла их повиноваться ему быстро и точно. Ухмыльнувшись, король зашагал по плохо освещенным коридорам обратно в свои покои.

Через несколько мгновений после того, как он закрыл за собой тяжелы дубовые двери, в них кто-то робко постучал. На пороге появилось сразу пятеро слуг с ведрами горячей воды. Гэйлон едва видел их; взгляд его был устремлен в пространство, а мысли затуманены усталостью. Слуги развели в очаге огонь, сняли со стены и установили на полу большую медную ванну, наполнив ее водой. Однако когда чьи-то пальцы потянулись к нему, чтобы расшнуровать тесемки рубашки, Гэйлон чисто рефлекторно ударил слугу наотмашь. Он чувствовал, что не прав, но извиняться не стал. Лучше выглядеть непредсказуемым, чем слабым.

Дэрин мог бы многое сказать ему по этому поводу…

Рассердившись на самого себя, Гэйлон отослал слуг. Они были рады

поскорее убраться из его комнат и не скрывали этого. Закрыв за ними дверь, Гэйлон начал обшаривать спальню в поисках ночной рубашки или халата. Он бродил по спальне, пытаясь отыскать домашний халат. Эти комнаты когда-то принадлежали его отцу, а потом Люсьену Д'Салэнгу. Люсьен обставил спальню с вычурной роскошью, но после его смерти кричащее убранство было выброшено и сожжено и крепкая безыскусная мебель короля Рейса вернулась на свои места. Но и старые, знакомые с детства предметы не принесли желанного покоя.

Гэйлон подошел к стене слева от кровати, приподнял ткань гобелена и тронул холодные камни. Под ними, в тайнике, был надежно укрыт Кингслэйер. Камень тут же запульсировал мягким светом. Что плохого случится, если он на минуту возьмет в руки меч, посмотрит на камень, сияющий светом звезд? Черная песня власти зазвучала в ушах короля. Желание и отвращение боролись в нем, причиняя боль. Гэйлон отдернул руку от стены, словно обжегшись.

О боги! Ему так не хватало Дэрина, чтобы смирять ненависть и гнев. После смерти Люсьена это были единственные чувства, жившие в нем. И никому не мог он открыть мрак и растерянность, царившие в его душе. Даже Джессмин. Особенно Джессмин. Он никогда не посмеет отравить ее ядом своего сердца.

Гэйлон нашел халат, затем взял из шкафчика у кровати графин и наполнил резной хрустальный бокал золотистым напитком. Сидя перед огнем на потертом кожаном стуле, он пожалел, что уже отпустил слуг. Его сапоги, промокшие от пота и талого снега, казалось, приросли к ногам, и возможность снять их вызывала сомнение. Конечно, всякий уважающий себя чародей должен иметь подходящее заклинание для подобных случаев, но король не мог вспомнить ни одного, годного для выполнения такой чисто бытовой задачи. Кряхтя и ругаясь вполголоса, он расшнуровал сапоги, затем стащил носки и содрал остальную одежду.

Клубы пара поднялись над водой, когда Гэйлон погрузился в ванну. На стуле рядом лежали мыло и мочалка — король уже забыл, когда пользовался ими в последний раз.

Он уже давно не заботился о своей чистоте, собственно, как и о диете и обо всем остальном. Царапины на лице резко заныли от прикосновения мыла. Король, поморщившись, потянулся за стаканом бренди, стоявшим на полу возле ванны, и чуть не выронил его из мокрых пальцев.

Наконец стакан опустел. Гэйлон лежал, откинув голову на медный край ванны и закрыв глаза. Без движения. Без мыслей. Только черная пустота вокруг него. Темнота, которая медленно просачивалась в мозг, пока долгожданный сон не овладел им. Но и во сне король не находил мира. Пришли сновидения. Знакомые ночные кошмары, полные огня и крови. Только один человек всегда был добр к нему, обладал способностью понять и силами дать утешение, в котором так нуждался Гэйлон. Неоформленное желание пробудило Камень. Там он мог обрести покой.

Сознание короля растворилось в голубом сиянии Камня. Кровавые кошмары отступили прочь.

Под его босыми ступнями был деревянный, навощенный до блеска пол. Он хорошо знал это место — простой с соломенной крышей домик, укрытый в долине далеко к юго-западу от Каслкипа. Почти всю дальнюю стену его единственной комнаты занимал огромный выложенный камнем очаг. Огненные блики танцевали на других стенах и маленьких окнах. С балок потолка свисали аккуратными рядами плетенки лука и чеснока вперемешку с пучками разнообразных трав. Воздух был полон ароматами розмарина, папоротника и мяты. У очага стояли длинный, грубо сколоченный дубовый стол и пара таких же скамей. На кровати у левой стены спал мужчина огромного роста. Голова его зарылась в подушки.

— Миск, — тихонько позвал Гэйлон.

Многочисленные тени внезапно заметались по комнате, послышались печальные журчащие голоса. Потом тени слились в одну, и Миск, маленькая женщина в длинной пестрой юбке, появилась перед Гэйлоном.

— Миск, — снова сказал король, но она, не видя и не слыша его, прошла к столу.

— Ребенок, — бормотала женщина, — нужно позаботиться о ребенке…

Позади Гэйлона тот же самый голос произнес:

— Джими? Джими?

Еще одна Миск стояла у кровати. Ее спящий муж застонал и перевернулся на спину, и Миск растворилась в воздухе.

Это странное поведение было следствием болезни Миск. Женщина обладала огромными неземными силами, но не могла управлять ими. Она передвигалась по осям времени вперед и назад, не в силах надолго задержаться ни в одном. Ее многочисленные образы, существующие в прошлом и будущем, встречались здесь, в этом маленьком домике. Часто, когда Миск уставала или была взволнована, ей было трудно удержаться в настоящем и ее образ был неясным и расплывчатым. Похоже, так было и сейчас.

Гэйлон попытался еще раз привлечь ее внимание. Женщина присела за стол. Король сидел напротив нее, совсем как в те времена, когда он был десятилетним мальчиком, много лет назад, и всматривался в ее доброе лицо, обрамленное серебряными волосами.

— Миск?

Она продолжала что-то бормотать еще несколько мгновений, затем внимательно посмотрела в его глаза:

— Берегись, Гэйлон Рейссон. Тот, кто умер однажды, может умереть вновь.

— Кто? Ты что-то видела, Миск? — мягко спросил Гэйлон. — Ты можешь сказать мне?

Ее правая рука легла на стол, круглый и плоский черный камень лежал на ладони.

— Он не волшебный, — сказала Миск, — но он обладает силой. Ты мог бы отдать его мне.

Она обращалась к другому Гэйлону, к мальчику-принцу, и не видела перед собой короля. Гэйлон потянулся к ее руке, но его пальцы свободно прошли сквозь нее, ощутив лишь твердые доски стола. Ее образ колебался и туманился. В темных углах комнаты по-прежнему что то бормотали печальные голоса. Еще никогда болезнь Миск не проявлялась так сильно.

Король Виннамира закрыл глаза и заскользил по волнам темноты. Наступила тишина.

Гэйлон ощутил под ногами холодные плиты каменного пола и услышал металлическое лязганье глубоко под ним. Кругом было темно, лишь несколько звезд тускло мерцали сквозь длинную щель в изогнутом потолке. Король поднял руку с кольцом, и Камень вспыхнул, осветив мягким водянистым светом просторное помещение.

У дальней стены сидел маленький человечек в черно-синем халате. Он не отрывался от окуляра огромного телескопа, выходившего наружу через широкую щель в потолке.

— Чего ты хочешь? — бросил человечек раздраженно, не поворачиваясь к

Гэйлону.

— В первую очередь твоего внимания, Сезран, — ответил король.

— Да-а? — старик выпрямился, его густые седые пряди качнулись назад, открыв маленькое лицо, так похожее на лицо Миск. Увидев Гэйлона, он расширил свои темные глаза и невесело рассмеялся: — Ты теперь спишь голым или опять уснул в ванне?

Король посмотрел на свое тело, расплывчатое в голубом свете Камня. Маленький волшебник тронул свой собственный Камень, висевший у него на груди, — в его руках появился узел с одеждой. Он бросил узел своему гостю.

— Я знаю, что сейчас твое тело не испытывает холода, но в одетом виде ты не так отвратителен.

Король бросил одежду под ноги.

— Я боюсь за Миск, — сказал он.

Сезран только повернулся к своему телескопу.

— Обрати внимание, это очень интересно — новая звезда формируется в центре вашей галактики.

— Ей совсем плохо. Ты что, совершенно не волнуешься за свою сестру?

— За мою надоедливую, вечно лезущую не в свои дела сестру? — Чародей старательно разглядывал какую-то точку в небе. — Да, собственно говоря, я волнуюсь. Как это мило с твоей стороны — проявлять заботу после стольких лет. Но ты же знаешь, что тебе нужно обвинять только себя за ее теперешнее состояние.

Гэйлон проглотил гнев, вызванный этими словами. Они были справедливы.

— Ты поможешь ей, — сказал он повелительно.

— Я знаю только одно средство помочь ей. Прежде всего ты должен отдать мне Кингслэйер.

— А если я отдам, что тогда?

Эти слова заставили Сезрана заинтересованно выпрямиться.

— С помощью звездного камня, что управляет лезвием, я смогу вернуть

Миск в наш мир. Там она получит надлежащий уход, может, и лекарство.

— А дальше?

— Что ты имеешь в виду? — Взгляд маленького волшебника ушел в сторону.

— Как еще ты используешь меч?

Сезран пожал плечами и улыбнулся:

— Я убью тебя.

— Так я и думал, — пробормотал король, — но я не понимаю — почему? Ты был моим учителем когда-то.

— Только из-за настойчивости Дэрина. И это было одной из самых больших моих ошибок. А, впрочем, что я волнуюсь? Кингслэйер уничтожит тебя. Мое проклятие лежит на нем. Два короля уже погибли от него, ты будешь третьим.

Гэйлон сжал зубы.

— А если я никогда не возьму его в руки?

— Ха! Ты не сможешь устоять перед его властью, ни один волшебник не может. Песня Кингслэйера поманит тебя однажды, и тогда… — Улыбка старика становилась все шире. — Да, скажи мне, юнец, как тебе нравится королевская жизнь? Ты чувствуешь, как тебя ненавидят? Ты видишь страх, который вызывает твоя сила у всех, кто окружает тебя? Даже сейчас, когда твое сознание путешествует, кто-нибудь из твоих слуг, может, собирается перерезать горло твоему спящему телу…

— Придержи свой язык, старик! — прорычал Гэйлон. — Если ты не можешь помочь Миск, иди в Каслкип и служи мне.

Сезран фыркнул:

— Ты собрал у себя банду безродных щенков, с которыми носишься по горам. Вот они пусть и служат тебе. А теперь убирайся!

Он отвернулся к телескопу.

Король постоял еще мгновение, потом поднял кулак. Волна голубого

пламени взорвалась вокруг Камня. В его ярком свете он увидел, как громадный цилиндр телескопа превратился в оплавленные обломки и рухнул на каменный пол.

— Гэйлон! — Маленький чародей пронзительно закричал и отпрыгнул подальше от пылающих кусков.

— До скорой встречи, старик.

Король закрыл глаза и перенесся назад в замок.

Вода в ванне совсем остыла, огонь, за которым никто не следил, прогорел

до углей. Гэйлон, стуча зубами, вылез из ванны.

2

Джессмин неожиданно проснулась среди ночи, будто кто-то толкнул ее. Она долго лежала в темноте, пытаясь понять, что ее разбудило. Что-то случилось. Что-то очень, очень плохое. Послышался топот. Кто-то быстро бежал по коридору. Королева вышла в гостиную, взяла с полки тонкую свечку и зажгла ее от низкого пламени камина. Она уже надела свое красное парчовое платье, когда в дверь заколотили.

— Что случилось, Нед? — спросила королева у слуги, стоящего на пороге ее комнаты.

— Король… миледи… ему плохо…

Он не успел отойти, и Джессмин едва не сбила его с ног, выбегая из комнаты. Испуганная молодая женщина бросилась по коридору к спальне короля.

— Доктор уже там, ваше величество, — крикнул слуга, топая позади нее.

У входа в спальню стояла небольшая группа людей. Среди них был Гиркан, дворцовый врач, толстый лысый человечек. Он стоял рядом с молодым эрлом из Нижнего Вейлса. Мартен Пелсон сжимал одну руку другой, его лицо было искажено от боли. Джессмин увидела, что рукав его домашнего халата обгорел и обожженная кожа под ним вздулась и покраснела.

— Что еще вы натворили? — крикнула королева.

Мартен посмотрел на свою руку.

— Король в бреду, миледи. Он не узнал меня, когда я…

Внезапно земля содрогнулась, и в спальне что-то с грохотом упало.

Джессмин рванула дверную ручку.

— Миледи, нет! — Гиркан попытался остановить ее. — Это мокрая лихорадка, вы можете заразиться!

Королева отбросила его руку:

— Трусы!

Она повернулась к дворецкому:

— Темрик, откройте дверь! Немедленно!

Тот послушался, повертел ключом в замке, и дверь распахнулась.

Комната была наполнена густым серым дымом. Полог над кроватью горел.

Мартен, перепрыгнув через упавший комод, подбежал к ней, сорвал горящую ткань и затоптал пламя ногами. Королева, широко раскрыв глаза, смотрела на мужа.

Гэйлон лежал в сбившихся одеялах, лицо его пылало и блестело от пота, мокрые волосы прилипли к черепу. Джессмин ощутила легкий, но острый запах, который всегда сопровождает эту болезнь. Подушки, простыни — все было влажным. Камень на руке короля мерцал и вспыхивал, по комнате гулял холодный ветер.

Новый порыв ветра едва не сорвал драпировки со стен. Слуги испуганно выскочили в коридор. Джессмин склонилась над кроватью, приблизив свое лицо к лицу короля.

— Супруг мой, — она зашептала прямо в его ухо, — возлюбленный мой, смири эти силы, дай нам помочь тебе.

Молодая женщина гладила его волосы, чувствуя невыносимый жар, исходящий от тела. Камень вспыхнул, и земля вновь качнулась под ногами.

— Гэйлон! Прошу тебя!

Король застонал и стиснул кулаки — голубое сияние медленно гасло.

Они были так близки сейчас, так связаны любовью, что она физически

ощущала его боль, чувствовала, как болезнь сжигает его изнутри.

— Принесите свежее белье. Быстро! — приказала королева.

— И снега, — добавил Гиркан.

— Нет! — Джессмин резко оборвала его, и слуги остановились в дверях, смущенные и испуганные.

— Но, ваше величество, поверьте мне, — в голосе врача звучала самоуверенность, — лучшее средство при этой болезни — обложить больного снегом, чтобы снять жар.

— И скольких вы вылечили от мокрой лихорадки таким способом?

— Ни одного, — слегка покраснел толстяк.

— Тогда мы попробуем другое средство, — отрезала королева, отказываясь принимать такой ненадежный прогноз.

Она повернулась к слугам:

— Принесите простыни и нагретые кирпичи. Оставьте их у дверей, не входите в комнату — мы не можем рисковать распространением болезни. И быстрее, быстрее! Мартен, вы остаетесь? Нам может понадобиться ваша помощь.

Юный эрл кивнул, его взгляд не отрывался от короля. Гэйлон лежал совершенно неподвижно.

— Есть еще один способ, — пробормотал Гиркан, стоя у изножья кровати, — в Ксенаре сейчас все болезни лечат кровопусканием.

— Кровопусканием? — Джессмин держала левую руку Гэйлона. Такую горячую.

— Да, они вскрывают больному вены и дают стечь испорченной крови.

— Просто великолепно, — голос королевы сорвался от негодования, — а как они отличают испорченную кровь от здоровой? Она другого цвета?

Гиркан открыл рот, но Джессмин не дала произнести ни слова:

— Забудь о своих ножах, лекарь. Принеси сюда все травы и настои, все, что у тебя есть.

— Да, ваше величество, — Гиркан кивнул, — но, прошу вас, покиньте комнату. Мы все в опасности, но вы больше всех, вы слишком хрупки и склонны к болезни.

Джессмин не ответила ему. Мокрая лихорадка. Она прикрыла глаза. Каждый год она уносит десятки жизней. Обычно самых слабых — стариков и детей. Были годы, когда болезнь разрасталась в эпидемию, поражая все страны вдоль побережья Западного моря.

Признаки те же самые. Сначала жар сжигал все тело, принося обильный пот с отвратительным кислым запахом. Потом легкие заполнялись жидкостью и синела кожа. Иногда смерть приходила через неделю или чуть больше, иногда болезнь убивала за несколько дней. «Нет, — в отчаянии думала Джессмин, — после всего, что мы пережили, я не дам смерти отнять его». Но как сделать это? Только Миск или Сезран могли бы спасти короля. Но даже самый быстрый гонец не успеет вовремя добраться до маленького домика в долине и сообщить Миск о болезни Гэйлона. А Сезран, сварливый и злобный старик, появится в Каслкипе, только когда услышит о смерти короля.

Джессмин осторожно положила руку Гэйлона и поправила одеяло на нем. Мартен успел развести огонь в камине, но воздух в комнате оставался холодным. Джессмин подавила внезапный гнев на юного эрла и его беспечных друзей. Они не виноваты в этой болезни.

Принесли белье и нагретые кирпичи. Королева с помощью Мартена поменяла простыни и подушки в постели короля. Затем они завернули кирпичи в ткань и обложили ими тело больного. Сверху его накрыли одеялами, собранными чуть ли не со всего замка. Наконец появился Гиркан в сопровождении слуг, нагруженных склянками с измельченными травами и различными эссенциями. Казалось, аптекарь опустошил все свои запасы. Вскоре комната наполнилась ароматами горящих листьев эвкалипта и камфары.

Джессмин наблюдала за работой врача воспаленными от усталости глазами. Первые лучи зари бросили серые тени на скромное убранство спальни. В этой келье аскета не было кресел, только старый складной стул стоял у камина.

Мартен подвел к нему королеву:

— Присядьте, миледи. Прошу вас.

В голосе молодого человека было столько доброты, что слезы выступили на ее глазах.

Остывшие кирпичи вновь сменили на горячие, промокшие простыни на свежие. Королева оглянулась на звук открываемой двери — Арлин и Керил в ночных рубашках стояли на пороге, побледневшие и встревоженные.

— Не входите! — предостерегающе крикнул Мартен. — Это мокрая лихорадка.

— И что же? — почти вызывающе отреагировал южанин и сделал широкий шаг к кровати.

Мартен подскочил к нему и грубо вытолкал в коридор. Некоторое время были слышны раздраженные спорящие голоса, затем эрл вошел в спальню и захлопнул дверь перед друзьями. Джессмин заметила, как исказилось его лицо, когда ткань рукава задела обожженную руку.

— Мартен.

— Да, миледи?

— Дайте Гиркану осмотреть вашу руку.

— Пустяки, ваше величество.

Королева повторила:

— Дайте осмотреть. Сейчас.

— Да, миледи.

Пока доктор обрабатывал и перевязывал рану юноши, Джессмин прикрыла глаза. С необыкновенной отчетливостью вспомнилась ей ночь, когда юный король вернул себе трон. Тогда Джессмин, беспомощная и близкая к смерти, лежала на этой самой кровати, после того как проглотила яд, приготовленный Люсьеном для Гэйлона. Миск успела спасти ее с помощью отвратительного на вкус противоядия. Но королева навсегда запомнила жажду, сжигавшую ее внутренности, когда простая чашка воды казалась избавлением от всех страданий.

— Гиркан, — королева открыла глаза, — его величество потерял много жидкости. Нужно дать ему воды.

— Он без сознания, миледи, — произнес нерешительно врач, — и может захлебнуться.

— Мы будем осторожны.

— Но, ваше величество, это только усилит потение. Единственный выход — ни капли жидкости, пока больной не перестанет потеть.

— Ерунда, — раздраженно сказала королева, — чем больше он будет потеть, тем больше отравы из него выйдет.

Гиркан задумчиво посмотрел на Гэйлона:

— Может быть, вы и правы, миледи… У меня есть травы, очищающие кровь.

Раз уж мы решили сражаться огнем против огня, позвольте мне напоить короля горячим лечебным чаем, — он бросил взгляд на Джессмин. — Вы согласны?

— Хорошо, — королева почувствовала облегчение. Старик наконец победил свое упрямство и будет лечить так, как нужно больному, а не репутации врача.

Прошли сутки, королю постепенно становилось хуже. Слуги приносили пищу к дверям спальни и забирали ее нетронутой. Королева часами сидела у кровати мужа. Гэйлон часто бредил, и тогда она слышала, как он разговаривает с отцом, с Дэрином, даже с Люсьеном — призраки прошлого преследовали его, отнимали силы.

Поздно ночью вновь ожил Колдовской Камень. Он внезапно вспыхнул, и огонь в камине взорвался, осыпав всех в комнате горячей золой. К ужасу Гиркана и Мартена, королева бросилась к мужу и прикрыла Камень рукой.

— Осторожно! — закричал врач.

Все в Виннамире знали, что прикосновение к Камню любого человека, кроме владельца, несет смерть. Впрочем, для Джессмин Камень не представлял такой опасности. Однажды, много лет назад, она уже надевала кольцо в отчаянной попытке спасти своего супруга. Стиснув его руку, юная королева прижалась к ней лбом.

— Слушай меня, Гэйлон Рейссон, — горько шептала она, — мы сделали все что могли, теперь только ты сможешь помочь себе.

Король судорожно и хрипло вздохнул. Мгновенно Гиркан оказался возле него, откинул одеяло и приложил ухо к груди. Затем медленно выпрямился:

— Легкие начали заполняться.

— Тогда поспешим, — королева встала, — кирпичи уже остыли. Мы… — она пошатнулась, сломленная усталостью.

Подхватив ее под руку. Мартен помог ей добраться до стула.

— Отдохните, ваше величество. Мы справимся сами.

Принесли еще подушки, грудь Гэйлона густо намазали желтой, резко пахнущей мазью, убрали остывшие кирпичи. Король дышал коротко и затрудненно.

Внезапно комната погрузилась в тишину. Эрл присел на груду чистых одеял и провалился в сон. Гиркан сполз по стене рядом с камином, его отекшие, с черными кругами глаза были закрыты. Джессмин встала и подошла к королю. Его кожа посерела, губы и ногти приобрели синий оттенок — король умирал.

Волны холодного морского воздуха внезапно заполнили комнату, и Джессмин почувствовала в нем знакомое напряжение. Оглянувшись, она увидела, что в центре потертого ковра стоит маленький морщинистый человечек в черной одежде. Он улыбнулся королеве, в маленьких темных глазах сверкнули искорки веселья.

— Я торопился на похороны, но, кажется, прибыл слишком рано?

У королевы перехватило дыхание от такой наглости, но потом какая-то отчаянная надежда сменила гнев.

— Вы поможете ему? Пожалуйста. — Она ненавидела свой умоляющий тон.

— А зачем это мне? — Взгляд Сезрана обшаривал стены. — Он должен быть где-то здесь, как вы считаете? Гэйлон не может держать его далеко.

— Вон отсюда! — произнес хриплый прерывающийся голос.

Джессмин обернулась — глаза Гэйлона были открыты. Колдовской Камень на его пальце светился ровным голубым светом. Тотчас в ответ ему запульсировал Камень, висевший на груди Сезрана. В воздухе запахло дымом.

— Прекратите! — закричала королева.

Старый волшебник улыбнулся:

— Смерть ходит рядом, Гэйлон Рейссон. Скажи мне, где Кингслэйер, так будет лучше для всех. Ради Миск, скажи.

Короткий булькающий смех вырвался из груди короля. Он хрипло прошептал:

— Ради Миск я мог бы сделать это… Но ты… никогда не увидишь

Кингслэйер. С моей смертью… меч исчезнет навсегда… Теперь мое проклятие лежит на нем… так же как и твое. И даже ты не сможешь снять его…

Сезран судорожно дернулся, его Камень светился бледным, мертвенно-голубым светом.

Гэйлон прикрыл глаза:

— А теперь убирайся, старик. Я устал.

Просторные одежды маленького волшебника заколыхались в вихре холодного воздуха, на мгновение сильнее стал запах моря, и старик исчез.

Джессмин, упав на кровать, уткнулась лицом в мокрое плечо мужа. Только сейчас она поняла, что лихорадка прошла, и слезы облегчения хлынули из ее глаз.

— Запомни, жена… — еле слышно пробормотал Гэйлон, проваливаясь в тяжелый сон, — я никогда… тебя не оставлю…

Восходящее зимнее солнце окрасило в розовые и золотые цвета мраморные колонны храма. Тепло от десятка жаровен, расставленных по обширному пространству пола, поднималось к купольному потолку. Но лишь малая часть этого тепла достигала Роффо, короля Ксенары, который лежал, распростершись на мозаичных плитках перед алтарем. Тек, верховный жрец Мезона, высоким речитативом исполнял псалмы, повторяя их снова и снова.

Большое круглое тело короля было одето только в тонкую власяницу. Он безуспешно пытался отогнать нечестивые мысли, которые изводили его. Вот уже сорок лет, в день зимнего солнцестояния, он был вынужден участвовать в храмовых ритуалах — обряде очищения, — и каждый год он с ужасом ждал этого дня.

Четыре монаха помогли кряхтящему королю подняться на колени. Предутренний холод пробирал Роффо до самых костей. Жрец, не прерывая монотонного чтения, поднял руку. Роффо склонил голову и позволил Теку смазать его брови и ладони священным елеем.

«Мезон защищает веру, — запел Роффо скрипучим басом, подтягивая сильному тенору Тека. — Мезон охраняет Ксенару и ее короля от неверных».

Никогда ранее эти слова не имели того смысла, который получили в последние годы. Роффо боялся. Гэйлон Рейссон был королем нации неверных. Виннамир уже давно был покинут богами предков. Его жители молились, когда хотели и кому хотели, или не молились вовсе.

И в эту безбожную страну Роффо отправил когда-то свою дочь, юную принцессу, в попытке связать Виннамир и Ксенару кровными узами. Восемь лет назад был заключен этот многообещающий брак, но он не принес ничего, кроме разочарования. Хуже всего было то, что в руках Гэйлона Рейссона было ужасное оружие магов, самое опасное из когда-либо существующих, — Кингслэйер.

Роффо оказался несчастным свидетелем свадьбы своей дочери с наследником Рыжих Королей. Направляясь в Каслкип по приглашению Люсьена Д'Салэнга, собиравшегося жениться на Джессмин, он не предполагал, что найдет в замке хаос, а Люсьена убитым.

Король Ксенары навсегда запомнил неистовый свет в глазах Гэйлона в день, когда тот получил жену и трон одновременно. К ужасу Роффо, недавно пришло достоверное известие о том, что Гэйлон Рейссон готов наконец поднять меч Орима и пойти войной на соседей. Эта мысль была слишком ужасна, чтобы задерживаться на ней.

Престарелый монарх почувствовал, как кто-то тронул его за локоть, и понял, что пришло время завершающей жертвы. Сотрясаемый легкой дрожью, он позволил монахам поднять его на ноги и подвести к алебастровому, с золотыми инкрустациями алтарю. Огромный обоюдоострый меч бога Мезона лежал на алтарной поверхности.

Тек запел литанию, в голосе его звучала страсть:

— Кровью очистимся и смоем прегрешения — и бог примет нас. Оставим сомнения, внемлем воле бога — ибо мы только орудия для целей его.

Кто-то вложил в негнущиеся пальцы Роффо связанную белую голубку. Крохотные глазки птицы блестели в свете свечей, легкий ветерок ерошил белоснежные перья. Пение оборвалось, и тишина опустилась на храм. Король не мог оторвать взгляда от голубя в своих руках.

— Мезон ждет! — тенор верховного жреца сорвался в свист.

Роффо не шелохнулся. С воплем разочарования Тек схватил руки короля в свои, его толстыми пальцами свернул птице шею и, сжав маленькую головку, рванул ее в сторону. Кровь из разорванного горла хлынула на священный клинок. Отвращение переполнило Роффо. Во времена, когда сумасшедший Орим правил Виннамиром, Ксенара тоже была диким государством. Тогда кровь живых младенцев проливалась каждую зиму вот на этот самый алтарь. При этой мысли король вздрогнул и поспешно бросил труп птицы в услужливо подставленную чашу.

Длинный шерстяной плащ ярко-синего цвета лег на плечи Роффо, и он, благодарный, закутался в него окровавленными руками. Сделано! Еще один год прошел во славу бога. Закончились часы унижения и неудобств. Кто-то возложил золотую, инкрустированную бриллиантами корону на его длинные черные кудри. Роффо шел по живому коридору монахов в белых одеяниях, мимо мраморных статуй второстепенных богов, которые украшали внешний двор храма. Тек, наверное, опять в ярости. Каждый год у Роффо не доставало сил принести кровавую жертву, и каждый год жрец был разгневан.

Правда, сейчас это меньше всего беспокоило короля Ксенары. Он хотел только одного: побыстрее вернуться в тепло дворца и разделить великолепный завтрак со своею огромной семьей — бесчисленными женами и отпрысками. Но Тек упорно не оставлял его, следуя за королем и по широким мраморным ступеням храма, и по дороге через сад.

У Роффо ужасно ныли колени и поясница. Раздраженный, старик остановился и взмахом руки приказал отдалиться дворцовой страже.

— В чем дело? — он посмотрел на Тека.

На узком костистом лице жреца не было и следа гнева. Он улыбнулся королю той ясной, спокойной улыбкой, которая всегда казалась тому подозрительной.

— Я хотел бы поговорить о новогодних подарках для вашей дочери

Джессмин, королевы Виннамира.

Король плотнее завернулся в плащ.

— Не сейчас, Тек. Я устал, я голоден, тело мое страдает — совсем как ты и твой бог требуете. Оставь меня в покое.

— Ваше величество, — произнес монах мягко, но настойчиво, — это такое дело, которым нужно заняться немедленно. Великий бог Мезон удостоил меня сновидением.

Роффо прикрыл глаза. Когда бы это ни понадобилось Теку, бог тотчас удостаивал его сновидением, озарением или чем-то еще в этом роде.

Правда, надо признать, что суждения жреца, были они внушены богом или нет, чаще всего оказывались верными. Несмотря на свою глубокую антипатию к монаху, король был вынужден выказывать ему должное уважение. В политической системе Ксенары Тек пользовался почти таким же авторитетом, как и сам Роффо, и вдвоем им удавалось сдерживать мощь семейных торговых кланов. Это был нелегкий, но необходимый союз, который длился вот уже четверть века.

— Сновидение… — проворчал король, внимательно следя за охраной, стоящей вне пределов слышимости.

— Ваше величество, подарки…

— Леди Ярадт подбирает все подарки для наших с нею детей, в том числе и

Джессмин. У меня сорок три сына и дочери по последнему подсчету, жрец.

Неужели ты думаешь, что я…

— Милорд — настоящий мужчина, — перебил жрец, в голосе его прозвучало веселье, — но меня больше занимает доставка подарков, а не их подбор. Я нашел человека, Седвина Д'Лорана, который мог бы доставить их на север со всей возможной срочностью. А заодно, если будет на то воля Мезона, и избавить нас от Гэйлона Рейссона.

Роффо нахмурился:

— Седвин еще мальчик.

— Молод, но ловок. Уже превосходный фехтовальщик, немного легкомыслен, но предан богу и своему королю. И, главное, горит желанием исполнить задачу, за соответствующую плату, разумеется.

— Разумеется, — король подергал себя за ус, — и какую плату ты ему предложил?

— Я сказал, что он сможет жениться на овдовевшей королеве Виннамира.

— И будет править вместе с ней?

— Под вашим мудрым покровительством.

— А если у него не получится?

Все та же ясная улыбка озарила лицо Тека.

— Ах, какое несчастье для Д'Лоранов. Седвин — единственный наследник по мужской линии. Один из ваших многочисленных принцев мог бы жениться на их старшей дочери. Правда, ей всего восемь, но…

— Да, да, — кивнул Роффо.

Торговые корабли Д'Лоранов сыграли бы свою роль в противостоянии монарха и купечества и склонили бы чашу весов, пусть немного, на сторону короля. И духовенства, разумеется. Как бы не обернулось, они только приобретут.

— Хорошо, делай это.

Тек низко поклонился. Полы его обшитой золотом мантии затрепетали на ветру.

— Это уже сделано.

Он отступил на шаг, развернулся и пошел к храму.

Терзаемый голодом, король шел по дворцовому саду под финиковыми

пальмами, мимо олив и цитрусовых деревьев. Утреннее солнце освещало красные черепичные крыши города, лежащего за высокими стенами замка. Смутно слышались крики и смех на запруженных улицах Занкоса, склянки на кораблях, стоящих в гавани. Король уже чувствовал в морозном воздухе ароматы дворцовой кухни, наполненные корицей и гвоздикой.

Как только Роффо показался во внутреннем дворе, к нему бросились слуги

— сняли с него плащ, смыли кровь с рук и сажу с лица, облачили в горностаевую с золотым шитьем мантию — все это, пока король шел к дверям замка. Пронзительные крики детей чуть не оглушили его при входе в трапезную. Примерно дюжина самых маленьких тут же повисла на нем, короля обнимали, теребили, визжали в ухо, всячески требуя его внимания. Любовь и веселье переполнили душу Роффо.

Пока король раздавал малышам объятия и поцелуи, их матери и старшие принцы и принцессы сидели за длинным столом, чинные и величественные, женщины ревниво оценивали, чьему ребенку досталось больше королевской ласки. Так было всегда — постоянное соперничество между ними, постоянная борьба за власть и престиж. Роффо ненавидел эту семейную политику, но он любил своих женщин и был просто без ума от многочисленных детей и внуков.

Наконец гувернанткам удалось водворить детей на их места. Улыбаясь, король снял со своего стула маленькую деревянную лошадку, убрал с тарелки забытую кем-то куклу и занял место во главе стола.

— Мы будем есть? — спросил он и позвонил в маленький серебряный колокольчик. И этот звук прогнал прочь все тревоги короля.

В Ривербенде всегда запрещали детям играть у реки. Здесь, у истоков, воды Великой реки, стиснутые обрывистыми берегами, неслись с огромной скоростью по узкому и глубокому руслу. В небольшой долине чуть ниже по течению, заливаемой водой во время таяния снегов, весной и летом выращивали урожай, а зимой она служила детворе игровой площадкой.

Пятнадцатилетний Дэви стоял позади заведения своей матери, трактира «Веселая Речка», и с тоской наблюдал за группой мальчишек, бегающих по затоптанному снегу. Поделившись на две группы, они построили ледяные крепости и сейчас, вооруженные снежками, вели холодную, но счастливую битву.

Их крики и смех отвлекли Дэви, заставив остановиться с тяжелым деревянным ведром в руках. За всю его короткую жизнь Дэви ни разу не участвовал в веселых играх со своими сверстниками. Жизнь трактирщика тяжела, и мать мальчика, Хэбби, внимательно следила за тем, чтобы он не тратил время на развлечения, настанет день, часто повторяла она с горечью, и «Веселая Речка» будет принадлежать Дэви. И он не раз с благодарностью вспомнит ту, что с детства готовила его к суровости жизни.

Дэви чувствовал что угодно, кроме благодарности, когда он дотащил тяжелое ведро до колодца и поставил его на обледенелые камни. Лично он хотел бы стать лесорубом, а не трактирщиком. Работать в лесу, валить громадные дубы и ели. Это казалось куда более романтичным, опасным и увлекательным. К несчастью, в свои пятнадцать лет Дэви был только среднего роста и слишком хрупок, чтобы совладать с длинной двуручной пилой. Да, все лесорубы должны быть большими и толстыми, как деревья, которые они рубят.

Впрочем, несмотря на хрупкую внешность, мальчик был быстр и силен. Привязав веревку к ведру, он бросил его в колодец. Донесшийся всплеск сообщил, что ведро достигло воды. Десяток лошадей, стоявших в маленькой конюшне позади трактира, были уже напоены, но Дэви предстояло еще протопить духовки в кухне и натаскать в дом дров из поленницы у колодца. На заснеженном поле за городом весело кричали играющие мальчишки.

Вода выплескивалась из ведра, когда Дэви шел к конюшне по скользкой дорожке. Его штаны, промокшие насквозь, заледенели на морозе и почти не гнулись. Это ведро предназначалось Кэти, его собственной маленькой лошадке, которую ему оставил один молодой человек, останавливавшийся у них несколько лет назад. Сейчас она стояла в дальнем углу конюшни, невидимая за остальными лошадьми.

Пучки соломы из подстилок, вымазанные навозом, были разбросаны по всему полу, так что Дэви шел осторожно, стараясь не наступить на них. Конюшню надо будет вычистить, как только он закончит дела в кухне. Эта мысль заставила Дэви вздохнуть. Обрадованная приходом мальчика, Кэти замотала головой, весело зазвенела цепь, которой она была привязана к кольцу в стене.

Дэви протянул ей сморщенную морковку, стянутую на кухне, и отвязал цепь, чтобы дать напиться. Кэти окунула морду в ведро, потом вдруг отпрянула назад и оказалась в проходе. Лошадь одного из постояльцев заржала коротко и раздраженно, когда Кэти рванулась к выходу и, чуть не задев ее, выскочила из дверей конюшни.

— Кэти!

Она не обратила внимания — как всегда — на возглас Дэви, скакала и била в воздухе косматыми задними ногами, ошалев от неожиданной свободы. Раздосадованный, мальчик поспешил за ней во двор, бормоча проклятья — у него совершенно нет времени на эти глупости! Еще столько всего не сделано. Будь здесь его мать, она потребовала бы оставить пони в покое и заниматься делом. Правда, Хэбби сказала бы то же самое, если бы Кэти убежала и вообще не вернулась — одним ртом меньше. Но Дэви любил свою лошадку, даже упрямой и злобной, какой она часто бывала.

— Кэти. Ну, девочка.

Маленькое животное рысью проскочило через двор и остановилось у ограды,

разбрасывая копытом грязный снег и не отрывая взгляда от Дэви. Мальчик

хорошо знал эту игру — Кэти хочет, чтобы он побегал за ней. Но у него было

совершенно другое настроение. Дэви повернулся спиной к пони, но не успел

сделать и шага к конюшне, как сзади послышался знакомый топот и теплый

широкий нос сильно ударил его между лопаток. Дэви резко развернулся и

бросился в отчаянной попытке схватить недоуздок. Кобыла отпрянула,

оттолкнулась всеми четырьмя ногами и остановилась на безопасном

расстоянии.

Может, еще одной морковкой удастся ее соблазнить? Вытянув вперед руку с угощением, Дэви медленно пошел к пони. Капризная лошадка, повернувшись, взмахнула задними ногами перед самым его носом и, перескочив через низкую ограду, помчалась к заросшим лесом холмам. Дэви, обиженный и огорченный, смотрел ей вслед.

Говорят, в суровые зимние дни с окрестных гор спускаются горные львы, гонимые плохой погодой, и бродят у города. А Кэти, несмотря на всю свою игривость, была уже в годах и не так уж быстро бегала. Что-нибудь ужасное могло случиться с ней там, среди заснеженных деревьев. Бросив взгляд назад, на трактир, Дэви сжал зубы и зашагал за лошадью.

3

Тидус Доренсон принес свой подарок тщательно закутанным в одеяло. Задержавшись у дверей королевских покоев, чтобы улыбнуться стражнику, стоявшему на часах в неуютном сером коридоре, он постучал и вошел. Гиркан был очень строг во всем, что касалось здоровья короля, особенно со времени начала его последнего недуга, и пока король поправлялся, к нему не должны были проникать ни посетители — исключение было сделано лишь для слуг и для королевы, — ни его друзья. Последнее обстоятельство вызвало настоящую бурю протеста молодых лордов, которые полагали себя лучшими друзьями его величества, без которых король вряд ли поправится.

И, разумеется, запрет Гиркана не распространялся на Доренсона. Глава королевского Совета должен был постоянно советоваться с королем, а именно это он как раз и собирался проделать. Заглянув в дверь спальни, Тидус увидел бледное лицо Гэйлона. Король лежал неподвижно и рассматривал висевший на противоположной стене гобелен.

— Милорд?

Гэйлон повернул голову.

— Позволите войти?

— Конечно, входи, — пробормотал Гэйлон. В его голосе все еще чувствовалась слабость.

Гиркан осторожно прикрыл за собой дверь.

— Я принес вам подарок, сир.

— Еще одно одеяло? Как это любезно с твоей стороны, — проговорил

Гэйлон, в голосе которого не слышалось ни капли энтузиазма.

— Я полагаю, что мой подарок согреет вас гораздо лучше. — Тидус развернул свой сверток и достал из складок шерстяной материи бутылку с янтарно-желтой жидкостью внутри. — Это бренди, сир, лучшее бренди из Ксенары, которое пятьдесят лет выстаивалось в дубовой бочке, если торговец, конечно, не соврал.

Глаза Гэйлона вспыхнули, и он даже ухитрился выдавить из себя кривую улыбку.

— Тидус Доренсон, ты — человек, который действительно сострадает своему королю. От травяных настоев Гиркана меня уже тошнит, — Гэйлон с трудом сел.

— Главное тут — не перебрать.

Тидус поставил бутылку на столик возле кровати Гэйлона и помог своему господину сесть, подсунув ему под спину взбитую подушку. Затем с заговорщическим видом он откупорил бутылку.

— Это, конечно, прямо противоречит рекомендациям вашего врача, милорд, поэтому будем пить из чайных чашечек. Это будет нашим секретом… — Он наполнил одну из чашек для короля, затем налил немного себе.

Гэйлон выпил, но слишком быстро, и немедленно поперхнулся. Тидус вежливо улыбнулся и долил чашку. Бутылку он поставил на пол под кроватью, на случай неожиданного прихода врача.

— Смогу ли я когда-то отблагодарить тебя? — пробормотал Гэйлон.

На его щеках появился румянец, однако даже держать в руке фарфоровую чашку ему было нелегко.

— В этом нет нужды, милорд. Я рад служить вам.

Замок на двери лязгнул, и стражник широко распахнул ее, пропуская внутрь нового визитера. Королева держала в руках поднос с пищей. Тидус вскочил и низко поклонился, одновременно ногой подпихивая бутылку глубже под кровать.

— Ваше величество… — пробормотал он смущенно.

Королева была в красивом темно-красном платье из плотной шерстяной материи, а ее светло-желтые, цвета липового меда волосы были собраны в высокую прическу и скреплены тонкой золотой короной, как предписывал королеве и замужней женщине этикет. «Исключительная красота», — подумал Тидус с восхищением и некоторой долей вожделения.

— Тидус, — королева приветствовала главу Совета коротким кивком, не отрывая от короля внимательного взгляда своих светло-зеленых глаз. — Гиркан считает, что чай из лавровишни поможет вашим легким очиститься, мой господин.

На лице Гэйлона появилась гримаса отвращения, но королева уже поставила поднос на столик. Потянувшись за чашкой, которую Гэйлон держал в руке, она на мгновение замерла, и ноздри ее слегка затрепетали. Тидус понял, что их заговор раскрыт. А жаль…

— Ваши величества, — он снова поклонился, постаравшись сделать это как можно скромнее. — С вашего позволения я удаляюсь. Так много дел!..

Пятясь, он пробрался к двери и, предвидя гнев королевы, выскользнул в коридор. Проходя мимо стражника, он снова улыбнулся. Вызвав неудовольствие королевы, он тем не менее заслужил благодарность короля. Одно другого стоило.

Поведение Кэти беспокоило Дэви. Старушка-пони, растолстевшая и отдувающаяся, уводила его все дальше и дальше в поля и перелески. Время от времени она останавливалась, но лишь для того, чтобы удостовериться, что мальчик все еще следует за ней. Несколько раз, когда Дэви уже готов был плюнуть и отказаться от погони, кобыла останавливалась и подпускала его настолько близко, что ему оставалось лишь протянуть руку и схватить ее за уздечку. Дэви подходил и протягивал руку, но коварное животное всякий раз бросалось прочь. Разочарованный, но все так же исполненный решимости довести дело до конца, мальчик продолжал тащиться за ней.

Тем временем небо потемнело и пошел снег. Легкие снежинки, посыпавшиеся с неба, укрыли землю довольно толстым покрывалом, и Дэви пожалел о своем опрометчивом решении преследовать Кэти до тех пор, пока не поймает. Его лицо, кончики пальцев рук и ног уже давно онемели от холода. Между тем Кэти, казалось, не двигалась ни в каком определенном направлении, она просто уходила все дальше и дальше в опасные, поросшие лесом холмы, то и дело спускаясь в уединенные долины и пересекая скованные льдом ручьи.

Поначалу это не беспокоило Дэви, так как он был уверен, что легко найдет обратную дорогу по своим собственным следам, однако теперь положение изменилось. Снег повалил гуще, и его следы быстро исчезали под ним. Дух приключений и азарт погони потеряли для мальчика всю свою привлекательность, когда он понял, что запросто может замерзнуть насмерть. Да еще и ночь надвигалась стремительно и неотвратимо.

Мальчик сжал руки в варежках в кулаки и часто заморгал, стараясь стряхнуть повисшие на ресницах снежинки.

Дневной свет почти померк, когда Кэти привела его к узкой расселине в довольно крутом склоне очередного холма. Пройдя по ней до самого конца, мальчик очутился в уютной, укрытой от ветра долинке, где за заснеженным фруктовым садом мелькал желтый огонек, который, как оказалось при ближайшем рассмотрении, оказался светом свечи, подмигивавшим из двух окон аккуратного, свежепобеленного домика с соломенной крышей. Дэви значительно приободрился. Кобыла в конце концов привела его куда-то, где он вполне мог бы переночевать.

Между тем Кэти скрылась в невысоком каменном сарае. Дэви решил прекратить погоню за строптивым животным и прошел по свежевыпавшему снегу к крыльцу. Голодный, замерзший и усталый, он уже занес руку, чтобы постучаться, когда ему наконец стало ясно, какую опасную и безрассудную вещь он совершил. Мать, наверное, будет вне себя от беспокойства. К тому же он оставил несделанными все домашние дела, а за всю свою недолгую жизнь он ни разу еще не ложился спать на свою узкую постель в маленькой комнатке рядом с кухней, не сделав всей работы. Стыд и чувство вины заставили его поежиться, тяжелым камнем заворочавшись в его пустом животе.

Заскрипели петли, и мальчик вздрогнул. Тяжелая дубовая дверь медленно отворилась внутрь, и на пороге возникла какая-то небольшая фигура. Свет свечей и огня из очага светил ей в спину, и Дэви не мог разглядеть, кто стоит перед ним. Почему-то он решил, что перед ним ребенок его возраста.

— Входи, дорогой, ты, должно быть, сильно замерз.

Голос был мягким и принадлежал женщине. Пожилой женщине, понял Дэви, не зная, как ему надо отвечать. Легкая рука прикоснулась к его щеке, и он почувствовал, какие у этой женщины горячие руки.

— Входи же, Дэрин, пока смерть не настигла тебя.

Мальчик наконец обрел способность говорить.

— Меня зовут не Дэрин.

— Конечно же, нет. — Маленькая женщина отступила назад и свет упал на ее лицо. — А кто сказал, что ты — Дэрин?

— Но вы же только что…

— Входи же, будь так добр. Меня зовут Миск. Как любезно с твоей стороны навестить… Дэви. Какое долгое, холодное путешествие.

Миск. Это имя было ему смутно знакомо.

— Откуда вы знаете, кто я такой?

Дэви шагнул внутрь. Когда он потянулся, чтобы закрыть за собой дверь, ему показалось, что она закрылась сама собой. Тогда он решил, что это был ветер, хотя за секунду до этого он не чувствовал ни малейшего дуновения.

— Ты голоден? — шепнул на ухо чей-то голос, и эхо повторило вопрос из всех углов домика: «Голоден… голоден… голоден…»

— Мадам? — растерянно пробормотал мальчик.

Миск исчезла. Оглядевшись по сторонам, Дэви увидел ее возле огромного очага, который занимал целиком всю дальнюю стену просторной и длинной комнаты. Мальчик почувствовал, как в нем нарастает недоброе предчувствие. Оранжевые отсветы пламени из очага плясали на побеленных стенах, отбрасывая на гладкий пол фантастические тени, и Дэви вздрогнул, несмотря на то что в комнате было очень тепло.

Это был добротный и довольно большой дом. В его единственной комнате было немного мебели, но вся она была сработана на совесть: широкая кровать у окна с толстым соломенным тюфяком на ней, несколько полок и посудных шкафчиков, длинный дубовый стол и две крепкие скамьи. Со стропил свешивались пучки сушеных трав, а дальше начиналась толстая, аккуратно уложенная соломенная крыша.

Не решаясь пройти дальше, Дэви неловко переминался с ноги на ногу у самой двери, но она вновь распахнулась. И на этот раз ветер снова был ни при чем — Дэви вынужден был запрокинуть назад голову, чтобы увидеть добродушное лицо огромного мужчины в грубой одежде.

— Джими?

— Совершенно верно, паренек, — ответил гигант.

Дэви очень давно и хорошо знал Джими — местного сыродела. Он появлялся в Ривербенде несколько раз в году, чтобы продать свой сыр и приобрести кое-что из необходимого. Должно быть, Дэви попал прямо на его маленькую ферму, затерянную в холмах. Теперь он вспомнил и то, откуда он слышал имя Миск, жены Джими. В городе о ней говорили как о целительнице, слегка тронувшейся, но вполне безопасной. Тем не менее Дэви почувствовал, что начинает нервничать еще сильнее.

— Твоя старушка-пони в стойле, — пророкотал Джими.

— Я… я не могу остаться на ночь, Джими. Моя ма снимет с меня с живого шкуру. Не мог бы ты показать мне дорогу домой? Я заблудился.

— Завтра, когда буран кончится.

— Но моя ма…

— Мне нужно доить коров, — проворчал Джими. — Отдохни, парень, послушай, что скажет Миск.

С этими словами он повернулся и вышел в холодную снежную ночь. Дверь за ним с треском захлопнулась.

Дэви медленно стащил с рук варежки, затем снял плащ. Снег на нем начал таять, и, пока он нес его к очагу, чтобы повесить на крюк у огня, с подола капала на безупречно чистый и отполированный деревянный пол талая вода. Миск, стоя к нему спиной, помешивала длинной деревянной ложкой в чугунном котелке, висевшем над огнем на металлической перекладине.

— Хочешь есть? — спросила она.

Дэви заглянул в котелок. Внутри ничего не было. Дэви стало очень не по себе, а легкая дрожь страха заставила его промедлить с ответом. Миск и в самом деле была безумна.

Женщина повернулась к нему и улыбнулась:

— Тебя что-то беспокоит, малыш?

— Но котелок… он пуст.

— Отнюдь, — Миск посмотрела на очаг. — Он был пуст вчера, и я подозреваю, что он будет пустым завтра, но не сегодня.

Пока она говорила, густой запах жаркого из оленины пополз из котелка и защекотал ноздри Дэви. В котелке кипела и бурлила аппетитная золотисто-коричневая подливка, и Дэви невольно сделал шаг назад в полном недоумении. Кто из них сумасшедший?

— У тебя такие же зеленые глаза, как у матери, но черты лица и фигура у тебя от отца.

— Вы знали моего отца, мадам? — спросил мальчик с живым интересом.

Хэбби обычно избегала разговоров на эту тему.

— Да, я знала его очень давно.

— Тогда вам должно быть известно, что он погиб. Несчастный случай. Ма говорит, что его задавило бревном.

— Значит, вот что она сказала тебе об отце? Что же она за женщина — столько времени скрывать от тебя твое наследство! — Миск взяла с полки глубокую тарелку и снова наклонилась над котелком. — Твоего отца звали Дэрин Эмилсон, герцог Госнийский.

— Не-ет… Его звали Дэвлин, и он был простым лесорубом.

Дэви как зачарованный глядел, как Миск накладывает в тарелку еду.

— Он был герцогом и магом. Лишив тебя его наследства, твоя мать оставила короля Виннамира без его ближайшего союзника. Герцоги Госнийские верно служили Рыжим Королям на протяжении последнего тысячелетия, и теперь настал твой черед занять свое место по правую руку от Гэйлона Рейссона.

Дэви открыл было рот, чтобы заспорить, но Миск перебила его.

— Садись-ка за стол, дружок, — скомандовала она. — Я не могла дожидаться, пока к Хэбби вернется ее благоразумие. Вот-вот должны произойти события, которые изменят будущее Виннамира, и Гэйлон не сможет справиться с ними в одиночку.

— Моя ма говорит, что Гэйлон Рейссон сбрендил, — заявил Дэви, не отрывая взгляда от тарелки, над которой поднимался аппетитный парок.

— В каком-то смысле она права. Именно тебе предстоит помочь ему смирить те беспорядочные побуждения и стремления, которые заставляют его бросаться из одной крайности в другую.

Дэви покачал головой:

— Вы ошибаетесь, мадам, я не сын герцога. Я сын содержательницы постоялого двора.

— Ешь, — сказала Миск довольно резко, протягивая мальчугану небольшую деревянную ложку.

Голод быстро победил страх. Первый глоток Дэви сделал не без колебаний, зато потом он ел с наслаждением. Миск принесла ему теплого парного молока в глиняном кувшине и несколько кусков темного хлеба с сыром, а затем уселась на скамью напротив него.

— Они пришли сюда ночью, — заговорила Миск, и Дэви заметил, что ее взгляд обращен внутрь. — Дэрин и юный принц. Герцог был отравлен и чувствовал себя прескверно, а Гэйлон стал свидетелем гибели отца. Ему было всего десять лет, но его раны — душевные раны — были еще страшнее, чем у Дэрина. Эти раны так и не зарубцевались, заполнив его душу ненавистью и яростью, которые правят им и по сей день. Пока был жив твой отец, Дэрин Госни, ему удавалось справляться с приступами необузданной ярости Гэйлона. Теперь ты стал герцогом Госнийским, и эта задача ложится на твои плечи.

— Если это действительно так, то почему моя ма никогда мне не говорила об этом?

— Она молчала потому, что отлично знала: сын герцога не удовлетворится спокойным жребием хозяина постоялого двора на проезжем тракте. Она знала, что Госни обязательно захочет служить своему королю. И тогда она тебя потеряет.

В комнате стало совсем тихо, если не считать потрескивания дров в очаге. Небольшое облако дыма вырвалось из дымохода и растаяло под потолком. Взгляд Миск стал рассеянным и неопределенным, черты лица расплылись, а румянец на щеках поблек. Дэви услышал, как за его спиной что-то шевельнулось, и женский голос негромко прошептал ему на ухо:

— Ты встречал своего отца, Дэви. Он учил тебя играть на лютне.

Дэви быстро обернулся, но комната позади него была пуста. Стоило ему повернуться к Миск, как та вытянула палец и коснулась им его лба. Мальчик почувствовал острую боль в голове, а перед глазами вспыхнули разноцветные яркие огни. Лютня…

В мозгу его возникли отчетливые, ничем не замутненные воспоминания. Он вспомнил обшарпанный струнный инструмент в руках рослого, рыжеволосого гостя, одетого в потрепанную одежду, не слишком отличающуюся от лохмотьев. Он появился в гостинице в обществе пожилого человека в черном. Дэви тогда было лет семь или восемь, но он помнил все довольно отчетливо. Что-то в этих двух пришельцах необъяснимо сильно притягивало его.

Пожилой мужчина — почти старик — когда-то был черноволос и красив лицом, но теперь его длинные волосы и густая борода поседели, а лицо было изрезано озабоченными морщинами. Левая рука старика была жестоко искалечена, так что на ней почти не осталось пальцев, и покрыта толстыми рубцами шрамов, но он все-таки сумел показать Дэви, как правильно ставить руку и прижимать струны, и научил его незатейливой песенке о шаловливом пони в яблоках по имени Тислдаун.

Старик и его молодой спутник провели в гостинице всего одну ночь, однако, прежде чем они исчезли, рыжебородый парень подарил свою Кэти маленькому сыну трактирщицы. Только теперь Дэви понял, откуда взялась глубокая печаль в глазах пожилого путешественника… и припомнил тепло его голоса.

— Миск! — вскричал Дэви и тотчас почувствовал ее прикосновение на своем плече. — Как мой отец потерял руку?

Миск обняла его сзади, сложив руки на его груди.

— Она была повреждена тогда же, когда он лишился своего Колдовского

Камня и своих волшебных сил, когда он бросил вызов старому волшебнику по имени Сезран. И все это он сделал ради принца.

— Мой отец был настоящим магом?

— Да.

— И он отдал свою магию ради Гэйлона Рейссона?

Миск наклонилась и прижалась своей горячей щекой к щеке мальчика.

— И свою жизнь тоже. Но помни — будь у него такая возможность, Гэйлон сделал бы для герцога то же самое. Связь между Госни и Рыжими Королями — сама по себе сильная магия.

— Расскажите мне, — медленно проговорил Дэви, все еще погруженный в яркие видения и воспоминания, — расскажите мне об отце, о Гэйлоне Рейссоне и о том, как они были вместе.

— Хорошо, — прошептала ему на ухо крошечная женщина, я расскажу тебе все, — Дэвин Дэринсон.

Это была на редкость скучная неделя, а по расчетам Арлина и следующая неделя должна была быть точно такой же. И следующая, если, конечно, позволить Гиркану продолжать в том же духе. Молодой южанин покосился на Керила, сидевшего рядом с ним в глубоком кожаном кресле. Они находились в одном из кабинетов юго-восточного крыла Каслкипа, и Керил неплохо проводил время, уткнув свой веснушчатый нос в книгу. Рядом с ним стояла на столе кружка с подогретым вином. Арлин отчаянно скучал. Эта тяга к знаниям, внезапно открывшаяся в троюродном брате короля, безмерно раздражала его.

В своих чувствах он был не одинок.

— Керил, — заметил из своего кресла Мартен, — ты не обращаешь на нас внимания.

Молчание Керила подтвердило, что это утверждение весьма близко к истине, и эрл застонал от раздражения:

— Я готов умереть от скуки. Давайте съездим в Киптаун.

Высокий и худой Ринн, сидевший на стуле возле очага, выпрямился. Будучи сыном портного, он не умел ни читать, ни писать, поэтому книги его не интересовали вовсе.

— Я же предлагал найти еще один путь в королевские покои.

— Можешь попытаться протиснуться в одно из окон, — насмешливо возразил ему Мартен. — Если сумеешь до них добраться. Они как раз по твоей фигуре. Что касается нас, то нам требуется что-нибудь пошире.

— Постойте! — воскликнул Арлин, выдернув книгу из рук Керила. Тот издал слабый протестующий вопль. — Есть другой путь! Помните, потайная лестница, которая ведет наверх из подземной темницы?

— Вряд ли она потайная, если даже ты об этом знаешь. — При звуке этого голоса, раздавшегося с порога комнаты, все четверо молодых людей вскочили.

— К сожалению, в подземелье небезопасно, так что в любом случае я избавил вас от неприятностей.

— Сир! — пробормотал Арлин. — Разве вам можно вставать?

Лицо Гэйлона было бледно, к тому же он исхудал и стал чем-то походить на Ринна. Король устало опирался на косяк, кутаясь в теплое одеяло. Из-под одеяла выглядывали дорожные брюки, заправленные в высокие башмаки.

— Я и так слишком много валялся неподвижно, — король ухмыльнулся.

— Ну что ж, превосходно, — рассмеялся Керил. — Тогда мы раздобудем лошадей и отправимся в город, чтобы отпраздновать ваше выздоровление, милорд.

Арлин заметил испарину, выступившую на лбу короля. Взяв со стола чистую чашку, он наполнил ее подогретым вином и поднес горячий напиток Гэйлону.

— Присядь и передохни немного, — негромко предложил он королю.

Гэйлон принял чашку из рук Арлина и опустошил ее одним долгим глотком.

— Я устал отдыхать. Лошади нам ни к чему, — он оглядел друзей внимательным взглядом. — Мне кажется, мы можем отыскать приключения гораздо ближе, чем в Киптауне.

— Где же? — немедленно спросил его Мартен.

— Терпение, эрл. Лучше подайте еще вина своему королю.

На этот раз все четверо засуетились, оспаривая друг у друга эту честь. Ринн вышел победителем, хотя и расплескал вино на ковер. Гэйлон выпил вторую чашку так же быстро, как и первую, чуть было не закашлявшись.

— В моих покоях найдется бренди, — предложил Мартен.

— Нет, — возразил Арлин.

— Да, — резюмировал Гэйлон. — Мы зайдем к тебе, когда пойдем за плащами и теплыми камзолами. Вперед!

Он развернулся, остальные последовали за ним, перешучиваясь и подталкивая друг друга локтями. Слуги испуганно шарахались по стенам при их приближении. Только Арлин медленно шел сзади, не принимая участия во всеобщем веселье. Гэйлон больше не шатался от слабости при ходьбе, однако Арлин видел, как осторожны и неторопливы его шаги, а когда король кашлял, из легких его доносились громкие хрипы.

В своих затхлых, холодных комнатах эрл из Нижнего Вейлса отыскал свой запас бренди и поделился с товарищами лишними плащами и теплыми куртками. Теперь даже король, ведя свою компанию по тропинке через задний двор в сад, был одет в плащ с чужого плеча.

Утреннее небо было скрыто низкими, скучными серыми облаками, и Арлин мимоходом подумал, что будет, если зима так никогда и не кончится. Воздух был холоден и прозрачен, а после вчерашнего снегопада в саду лежал глубокий рыхлый снег. В саду Гэйлон задержался; прислонившись к чаше обледенелого фонтана, он отдыхал, пока остальные утаптывали снег и передавали друг другу бутылку с бренди.

— Милорд, обопритесь на мое плечо, — предложил Арлин.

В ореховых глазах короля промелькнуло раздражение, но он справился с собой, сумев даже вымученно улыбнуться.

— Благодарю, граф, но я скорее воспользуюсь другим средством, не столь эффективным, но и не столь бросающимся в глаза, — с этими словами король прикоснулся пальцами левой руки к своей правой кисти, где под тонкой перчаткой из козьей шкуры был скрыт перстень с Колдовским Камнем.

Керил испустил внезапный пронзительный вопль — это Ринн подкрался к нему сзади и опустил за шиворот полную пригоршню снега. Они тузили друг друга до тех пор, пока король не пошел прочь, направляясь к живой изгороди из кустов боярышника, окружавшей сады Каслкипа. Тропа вела их мимо арсенала, мимо фехтовальной площадки, которая была вся завалена свежевыпавшим снегом, мимо высоких розовых кустов, которые были аккуратно обвязаны мешковиной от морозов.

— Куда же мы все-таки идем? — громко и требовательно спросил Мартен.

Ему никто не ответил, так как Керил, набрав в руки снега, пытался отомстить Ринну, а остальные наблюдали за их возней. Король заговорил только тогда, когда вся компания углубилась в проход в живой изгороди, ведший к реке. Снегу здесь было по колено, и Гэйлон двигался вперед с трудом, тяжело и хрипло дыша.

— Я хочу навестить одного старого друга. Кроме того, я подумал, что нам надо поближе познакомиться со смертью, раз уж нам представился такой случай.

Услышав эти слова, Мартен замедлил шаг и бросил тревожный, вопросительный взгляд на Арлина, но молодой южанин уже догадался, куда направился король. Они шли к холмам, где располагались гробницы королей Виннамира.

Гэйлон уверенно вел их по невидимой тропе, огибая погребенные под снегом вечнозеленые кустарники и петляя между могучими дубами, с обнажившихся ветвей которых свешивались позвякивающие сосульки. Эрл Нижнего Вейлса пристроился за Арлином.

— Это же дорога к захоронениям, — прошептал Мартен, и его лицо стало таким же бледным, как у Гэйлона. — Зачем он ведет нас туда?

Ответил на его вопрос Керил, остановившийся для того, чтобы отпить бренди из бутылки.

— Кого это волнует? — он протянул бутылку Мартену. — Ты же сам сказал, что вот-вот помрешь от скуки. Видимо, мы идем на твои похороны.

Эта шутка нисколько не обрадовала Мартена, и он поднес бутылку к губам и сделал хороший глоток.

— Эй, вы! — раздался из-за деревьев голос Ринна. — Идите сюда! Не отставайте!

Гэйлон, натянув на голову капюшон своего взятого напрокат плаща, исчез за склоном холма, и сын портного поспешил догнать монарха. Керил отнял у Мартена бутылку и вприпрыжку помчался вслед за ними, постоянно увязая в глубоком снегу.

Вся троица нетерпеливо дожидалась Мартена и Арлина у невысокой каменной стены, ограждавшей кладбище. Редмонд Грэймаунтский тоже лежал здесь, в небольшой могиле с надгробием из привезенного из Ксенары красного мрамора. Арлин на мгновение задержался возле его могилы, чтобы смахнуть снег с вырезанной на камне короткой надписи. Гэйлон не остановился и здесь, и южанин понял, что это был не тот старый друг, которого собирался навестить Гэйлон.

Король быстро прошел мимо могилы Редмонда, миновал мавзолей Рыжих Королей, где много лет назад были похоронены его мать и отец, и остановился лишь у древних каменных врат, врезанных прямо в склон холма.

— Что это такое? — спросил Ринн.

Рыжеватый Керил, благодаря своему происхождению прекрасно осведомленный во всех историях, так или иначе связанных с королевской родословной, ответил ему, ухмыляясь:

— Это — гробницы Черных Королей. Говорят, что сам Орим лежит здесь рядом со своими родственничками, с которыми он был тесно связан благодаря постоянному кровосмешению.

— Совершенно верно, — подтвердил Гэйлон, раздавая приятелям факелы, которые доставал из пещеры. — Именно кости Орима мы и разыскиваем. Ну, и сокровища, конечно.

— За тысячу лет, — фыркнул Керил, — кости Орима истлели и превратились в пыль. Это все, что мы найдем в катакомбах.

Лицо Мартена стало белее снега.

— Негоже тревожить тени умерших, милорд, особенно тени королей-магов.

— И королев, — весело подхватил Ринн. — Я слышал, что после смерти Орима очень много его родственников были умерщвлены вместе с ним. Должно быть, их пришлось складывать в склепах словно поленья.

— До сих пор, — сказал король, и странная улыбка тронула его губы, — мы подшучивали лишь над живыми. Но и мертвые также заслуживают нашего внимания, не так ли?

Стянув перчатку с правой руки, он начертил в воздухе магический знак. Колдовской Камень в его перстне на мгновение вспыхнул голубым огнем, и факел в руках Ринна загорелся.

Пока остальные поджигали свои факелы от факела Ринна, король прислонился к каменному столбу ворот, и Арлин заметил смертельную усталость в его глазах, в опущенных книзу уголках рта и в заострившемся лице. Это было настоящее безумие — лишь только встав с постели, к которой он был прикован изнурительной болезнью, король отважился на столь тяжелое для него путешествие. Остальные спутники Гэйлона ничего не заметили, следуя за своим королем во мрак гробницы.

Мартен в последний раз заколебался на пороге.

— Это добром не кончится, — пробормотал он и, погрузив палец в урну с древесной золой, установленную сразу за воротами, прочертил поперек лба широкую черную полосу.

Это был древний виннамирский обычай, которым пренебрегли Гэйлон, Керил и Ринн. Арлин был воспитан в религиозных традициях Ксенары, но и он задержался у порога. Скорее всего, духи умерших обитали в этих мрачных катакомбах. Мертвые не всегда обретают мир после похорон. Он знал это очень хорошо и, опасливо оглядевшись, последовал примеру Мартена, начертив у себя на лбу такой же знак. Только после этого он отважился спуститься вниз по узким, вросшим в землю каменным ступеням.

Свет факелов уже трепетал где-то внизу, и эхо доносило до него голоса Ринна и Керила. Их смех звучал все же несколько напряженно, хотя они и старались это скрыть.

Лестница привела Арлина в небольшое, тесное и сырое помещение, откуда уходили под холм несколько темных тоннелей. Устья нескольких из них были наполовину засыпаны обвалившимися с потолка камнями. Король исследовал все штольни по очереди, и его приятели следовали за ним по пятам. Мартен остался стоять в центре небольшой комнаты, испытывая сильное нежелание двигаться дальше.

Арлин присоединился к Мартену как раз в тот момент, когда Гэйлон остановился перед входом в узкий тоннель, начинавшийся справа от лестницы. Взяв из рук Ринна факел, король поднял его высоко вверх, и все увидели высеченный над тоннелем древний герб — вставшего на дыбы медведя с короной в зубах, перечеркнутого двумя скрещенными копьями.

— Арлин пойдет со мной, — сказал Гэйлон, возвращая факел Ринну. — А вы подождите здесь.

И, пригнувшись, он нырнул в тоннель.

Молодой южанин последовал за ним, освещая путь своим факелом. Сосновая смола потрескивала, а пламя факела облизывало низкий свод штольни. Коридор изогнулся и неожиданно оборвался, и король с Арлином оказались в крошечном склепе, посреди которого стояло два каменных саркофага. Мраморная крышка одного из них когда-то была разбита на несколько кусков, но теперь эти куски были скреплены между собой цементным раствором. Обходя вокруг него, Арлин почувствовал, как что-то хрустнуло у него под ногой. Неизвестно что почудилось ему в первый миг, ибо он испуганно вздрогнул и посмотрел на пол. Но это был только цветок — белая роза, высохшая и побуревшая от времени.

Гэйлон остановился около второго саркофага, который выглядел более новым. Опершись о его крышку обеими руками, он наклонил голову и раскашлялся.

— Ты чувствуешь этот запах? — спросил он наконец, с трудом переводя дыхание и вытирая рот кончиком плаща.

— Какой запах, милорд?

— Сладкий запах лесных фиалок, Арлин.

Арлин неловко пожал плечами:

— Нет, милорд. Я чувствую только запах дыма от факела.

— Почему ты идешь за мной? — неожиданно спросил Гэйлон, и его глаза сузились.

— Что вы имеете в виду, сир?

— Я имею в виду только то, что сказал. Почему ты со мной?

— Потому что вы — король, — растерявшись, ответил Арлин.

— Роффо — твой король, не я. Отвечай честно.

— Я с вами потому… — Ксенарский аристократ почувствовал в груди непривычный холод. — Мы все следуем за вами потому, что… любим вас.

— Боги мои! Что за дурацкая причина! — Гэйлон ударил кулаком по холодному камню, и Арлин почувствовал внезапный гнев.

— Тогда все мы — дураки, и я — самый главный! Вы «мой» король, и я готов присягнуть вам на верность, если это доставит вам удовольствие. Я с радостью отдам жизнь за вас, милорд!

— Нет, ради всего святого — нет! — вскричал Гэйлон, и Арлин увидел, как страшно исказилось его лицо и вздулась на лбу жила. — Обещай, что ты не умрешь за меня! Обещай мне это!

— Нет, сир, этого обещания я дать не могу, — твердо ответил Арлин и сделал небольшой шаг вперед, надеясь отвлечь короля от этой странной темы.

— Чей это гроб?

— Еще одного глупца, — с горечью ответил Гэйлон, отворачиваясь.

Не проронив больше ни слова, король скрылся в темном тоннеле, и Арлин был вынужден последовать за ним.

Свет факелов, колеблемый потоком холодного воздуха снаружи, плясал по стенам маленького помещения, где вокруг короля уже столпились друзья. Король снова зашелся в кашле, и Арлин, воспользовавшись случаем, отвел Ринна в сторону.

— Его величество утомлен. Мы должны вернуться в замок.

Гэйлон услышал его слова, но, к великому удивление южанина, согласился.

— Да, я устал, — выхватив из рук Мартена бутылку бренди, он запрокинул голову и вылил остатки напитка себе в горло, а затем швырнул опустевший сосуд на каменный пол. — Слишком устал, чтобы преодолеть долгий обратный путь в Каслкип. Может быть, мне удастся найти путь покороче.

Выхватив факел из рук Керила, король нырнул в тоннель, который находился дальше всех от ступенек.

— Пошли, — резко сказал Керил Ринну. — Иначе мы его потеряем.

— Не потеряем, — сварливо отозвался сын портного. — Это игра. Не хочет же он в самом деле заблудиться в этом под вале!

Несмотря на эти свои слова, Ринн покорно сложился чуть ли не пополам и позволил Керилу втолкнуть себя в тот же тоннель.

Чуть слышно бранясь, Арлин собирался последовать за ними, но Мартен схватил его за руку.

— Как ты думаешь, не сходит ли он с ума?

— Мы всегда это знали. Мартен. Возвращайся. Тебе не нужно ходить туда.

Эрл коротко рассмеялся:

— Нужно. Жаль только, что я взял с собой так мало бренди. Там, внизу, холодно, как в могиле. Собственно говоря, это и есть могила.

И он, опустив факел, вошел в тоннель.

Король в одиночестве уходил все дальше в тоннель. Усталость сказывалась все сильнее, и он ощущал тупую боль в груди, однако он слишком долго провалялся в постели наедине со своими собственными мыслями. Время от времени до него доносились приглушенные голоса товарищей, но вскоре изгиб коридора заглушил и их. Только под ногами бренчали обвалившиеся с потолка штольни обломки пористого камня, обнажавшие прогнившее крепежное дерево.

Гробница Орима находилась где-то в этом коридоре — Гэйлон ощущал слабую эманацию неуправляемой энергии, подобную той, какую излучал Кингслэйер, и теперь она вела его. На полу штольни тем временем появился странный плотный туман, в который его ноги погружались до самых лодыжек. Туман словно жил самостоятельной жизнью; он волновался, клубился, выпускал вверх гибкие усы, которые словно принюхивались и снова исчезали в густой серой массе.

По сторонам коридора то и дело мелькали другие тоннели, которые служили входами в небольшие склепы. В каждом таком склепе стояло по одному каменному саркофагу, покрытому пылью и ничем не украшенному. Король проверил все встретившиеся ему ответвления главного коридора и обнаружил, что некоторые из погребальных камер обрушились.

— Милорд!

— Я здесь, — отозвался Гэйлон через плечо.

Вскоре его догнали отдувающиеся Керил и Ринн. Склонный к полноте рыжеватый Керил поднял ногу, и все увидели, как языки тумана потянулись за башмаком, неохотно выпуская свою добычу.

— Что это такое? Чувствуешь себя так, словно идешь по тарелке с супом, — он чихнул. — И пахнет отвратительно.

— В таком случае лучше не суй в него свой нос, дражайший кузен, — посоветовал Гэйлон. — И держись посередине коридора, пока ты не задел стену и не обрушил что-нибудь нам на головы.

— Тут все равно ничего нет, — проворчал Керил. — Давайте вернемся.

Король не обратил на него никакого внимания и снова пошел дальше, влекомый кромешным мраком, в котором таился дух Орима. В конце концов этот длинный коридор закончился, выведя их в усыпальницу, гораздо большую по размерам, чем все остальные, попавшиеся им по пути. Очутившись в ней, Гэйлон выпрямился во весь рост и шагнул в центр, к единственному каменному саркофагу.

В свете факела саркофаг тускло заблестел, и Ринн с Керилом едва сдержали восхищенные восклицания.

По всему периметру гроб был украшен высеченными в камне изображениями древних богов Виндланда — того самого края, который теперь назывался Виннамиром. Каждая фигура была инкрустирована кованым золотом. На крышке саркофага лежали высокая золотая корона и скипетр, тоже из чистого золота. Оба символа королевской власти были богато украшены драгоценными камнями.

Подняв голову, Гэйлон посмотрел на сводчатый потолок усыпальницы. Он казался целым, единственная тонкая трещина, пересекавшая его, походила на зигзаг молнии и начиналась от самого входа.

— Какое богатство! — прошептал Керил. От восхищение его голос прозвучал сипло. — Подумать только, тысячу лет оно пролежало здесь, и никто его не тронул!

— Оно проклято, — отозвался Мартен, который тоже появился на пороге склепа вместе с Арлином.

Ринн, до сих пор хранивший молчание, пробормотал:

— Мой отец говорит, что все золото проклято.

— Это потому, что у него нет своего, — насмешливо фыркнул Керил.

Гэйлон тем временем навалился плечом на каменную крышку саркофага, но был еще слишком слаб, чтобы сдвинуть ее в сторону.

— Не делайте этого, милорд!

Гэйлон не прореагировал на отчаянный вопль Мартена. Он как раз пытался при вести в действие свой Колдовской Камень, однако перстень отзывался еле-еле. Очевидно, Гэйлон потратил слишком много сил, зажигая факелы.

— Помогите же мне! — потребовал он.

Его товарищи откликнулись медленно и не очень охотно. Несмотря на холодный воздух склепа, лицо Гэйлона было мокрым от пота. Объединенными усилиями они наконец сдвинули взвизгнувшую крышку в сторону, и король почувствовал внутри слабый отзвук ярости Орима, но то была всего лишь бессильная ярость мертвеца.

Керил ошибся — кости короля-мага, белые и гладкие, вовсе не превратились в прах за прошедшую тысячу лет.

— Почему у него все кости переломаны? — шепотом спросил Арлин, осторожно заглядывая в каменный ящик.

Гэйлон пошатнулся и оперся на саркофаг, чтобы не упасть.

— Я помню из своих уроков истории, что простые люди боялись его темного могущества. Ломая кости, они верили, что тогда Орим не сумеет нарастить на них новую плоть.

— По всей видимости, это сработало, — заключил Керил. — Мартен?

Мартен внезапно повернулся к саркофагу спиной.

— Я видел, как там что-то шевельнулось! — глухо ответил он.

— Это просто пламя факелов колеблется и отбрасывает такие тени, — попытался успокоить его Арлин.

— Нет. Я видел какое-то движение.

— Мартен! — резко позвал Гэйлон.

Мартена словно что-то толкнуло в спину, и он, падая, ударился о стену возле входа. Удар был не сильным, но достаточным для того, чтобы слегка встряхнуть древнюю кладку. Раздался протяжный, нечеловеческий стон, а трещина на потолке стала расширяться, и от нее во все стороны побежали новые и новые трещины. На головы оцепеневшим юношам посыпались пыль и мелкие камни.

— Сир! — закричал Арлин, бросившись на Гэйлона и увлекая его на пол.

Крыша склепа обрушилась, и громкий стон перешел в глухой отдаленный гул. Порода просела, и на головы людей просыпался настоящий дождь из крупных булыжников, прогнивших деревяшек и холодной земли.

Наконец грохот затих. Гэйлон лежал ничком, утопая лицом в странном вонючем тумане, а сверху его прижимала тяжесть тела Арлина. Факелы погасли, и вокруг воцарился холодный и сырой мрак.

Южанин пошевелился.

— Вы в порядке, милорд?

— Если ты уберешь свой локоть, то я, может быть, останусь в живых, — проворчал король.

Арлин послушно отодвинулся, и Гэйлон сел на полу, путаясь в складках плаща.

— Мартен! Ринн! Керил!

Ринн и Керил немедленно отозвались, только Мартен не ответил.

— Кто-нибудь ранен? — спросил Гэйлон.

Ответом ему были громкие жалобы Керила и сдавленные проклятья Ринна. С огромным трудом король расшевелил свой Камень и осветил призрачным синим светом всю комнату, заваленную обломками и мусором.

В последний раз они видели Мартена у самого выхода из склепа, и Гэйлон стал пробираться туда через горы мусора. Арлин, запинаясь об обломки, последовал за ним.

— Вот он, сир! — внезапно сказал он, наклонившись над огромным бревном, которое теперь торчало из стены под странным углом. Гэйлон тоже наклонился и стал сбрасывать мусор с лица эрла.

— Мартен…

Прошло несколько долгих секунд, прежде чем Мартен пошевельнулся и хрипло вздохнул. Глаза его широко открылись.

— Спокойно, — прошептал ему король. — Не двигайся. Тебе прижало ногу.

Мы сейчас тебя освободим, но, боюсь, теперь я должен тебе новый плащ. Тот, который на тебе, больше никуда не годится.

Мартен облизнул губы, и глаза его наполнились болью:

— Разве ты не чувствуешь? Орим хочет твоей смерти. Он хочет, чтобы ты навсегда остался в этом подземелье вместе с ним…

— Я чувствую, граф, но все его кости сломаны. Он не имеет надо мной власти… Ни надо мной и ни над кем из нас, — Гэйлон поднял голову и увидел, что к ним присоединились Керил и Ринн, исцарапанные, но живые. — Вам придется приподнять это бревно.

Керил покачал головой:

— Его нельзя трогать. Стена едва держится. Если мы сдвинем его с места, стена и потолок обрушатся на нас.

Орим, безусловно, был где-то поблизости. Гэйлон чувствовал жестокую радость и ликование призрака. Любая смерть обрадовала бы эту хищную, влачившую жалкое существование душу, но гораздо сильнее притягивала ее пульсирующая энергия Колдовского Камня.

Гэйлон уселся на кучу мусора и снова закашлялся. На этот раз его приступ длился гораздо дольше — видимо, сказывалась усталость.

Было одно заклинание, которое он узнал, изучая «Книгу Камней». Оно могло помочь им сейчас, хотя Гэйлон ни разу им не пользовался и столкнулся с ним только однажды, когда старый посол Ксенары Фейдир попытался поймать его в свою колдовскую сеть. Тогда это был капкан, которого юному принцу Гэйлону Рейссону, еще не искушенному в колдовстве, с трудом удалось избегнуть.

Король тяжело поднялся:

— Я могу попробовать удержать стену при помощи Камня. Приготовьтесь к тому, чтобы оттащить Мартена в безопасное место, только вам придется проделывать это в темноте.

— Сир, — Арлин тронул его за плечо.

— Не отвлекайте меня, — раздраженно сказал Гэйлон, движением плеча сбрасывая его руку. — Будьте готовы.

Король встал под аркой входа, которая продолжала держаться, несмотря на происшедший обвал, так как была высечена из целой гранитной плиты. Не доверяя скрепленным цементным раствором древним камням, Гэйлон оперся спиной о массивный косяк и попытался вызвать перед глазами необходимую страницу Книги, испещренную мелкими руническими символами. Мерцание его Камня поблекло и погасло — Гэйлон пытался найти ту силу, которой он мог бы воспользоваться сейчас.

— Явись мне, голубой огонь, — пробормотал он неуверенно. — Снизойди на меня, голубая сила. Твой холодный пламень принадлежит мне.

Колдовской Камень на его руке вспыхнул интенсивным внутренним светом, и Гэйлон начертил им первую светящуюся линию на стене коридора.

— Я разбудил тебя, ты подчинись, в каждую строчку чтоб силы лились… — бормотал Гэйлон, продолжая при помощи Камня чертить на стене слабую паутину светящихся линий, закрепляя ее строками заклинания.

— Ну, давай! — он в последний раз взмахнул Камнем, заставив тонкую паутину силовых линий навалиться на перекошенную стену и сдвинуть ее вес. Он сразу почувствовал, как контроль над могучими силами ускользает от него, и закричал: — Тащите его! Живо!

Камень на его руке мигнул и погас, однако светящийся узор, сдерживавший стену, продержался еще несколько секунд. Гэйлон слышал, как его товарищи спотыкаются в темноте, как вскрикнул от боли Мартен.

Потом светящаяся сеть на стене растаяла, и невидимая в темноте стена с грохотом обвалилась. Хватило ли им времени?

Изможденный своим последним невероятным усилием, Гэйлон неожиданно почувствовал внезапное головокружение и необычайную легкость во всем теле. Перед его глазами из мрака возникло чернобородое, бледное лицо.

— Дэрин? — шепнул Гэйлон, но сразу понял что ошибся. Незнакомец был только похож на Дэрина; у него были совсем другие, наполненные ненавистью и мрачным торжеством, глаза.

Незнакомец развел в стороны руки, и Гэйлон вниз головой сорвался в объятия Орима.

4

Она была с ним, он чувствовал ее любовь даже более отчетливо и явственно, чем дикую ярость Орима, от которой его выворачивало наизнанку. Прохладные пальцы коснулись его лба, и Гэйлон стал бороться, чтобы прийти в себя. Первое, что он почувствовал, — это мягкую перину под ним и тяжесть нескольких одеял сверху.

— Я удивлен, что лихорадка не вернулась, — проговорил кто-то тихим голосом совсем рядом. — Однако не исключено, что приступ еще повторится.

Король открыл глаза и увидел до боли знакомые гобелены, которые украшали стены его покоев. Рядом с его кроватью стоял Гиркан, а Джессмин сидела на одеялах в ногах его ложа. Тем не менее на ее прекрасном лице не было никакого выражения.

— Я очень недовольна вами, Гэйлон Рейссон, — произнесла она голосом таким же бесстрастным, каким было выражение ее лица.

Этот упрек вызвал в груди Гэйлона боль сожаления и раскаянья. Бросив взгляд на свои руки, лежавшие поверх одеяла, он прошептал:

— Другие… Как они?

— Достаточно хорошо, милорд, — вступил в разговор Гиркан, но Джессмин перебила его.

— У Мартена Пелсона сломана нога, так что, к счастью для себя, он не сможет в ближайшее время принимать участия в ваших проделках. Твоему безмозглому кузену пришлось слегка подштопать голову, чтобы он не растерял последний разум. Что касается Арлина и Ринна, то они исцарапаны с ног до головы, однако живы и в добром здравии, — Джессмин сложила руки на коленях. — Наш отважный ксенарский лорд, как мне сказали, тащил тебя на собственном горбу от самого кладбища.

— Я всегда подозревал, — с наигранной легкостью заметил Гэйлон, — что наш Арлин — герой от природы. Как нам вознаградить его за этот подвиг? Может быть, дать ему медаль? Или земельный надел?

Его слабая попытка рассмешить королеву осталась неоцененной. Джессмин выпятила вперед подбородок и прищурила свои нефритовые глаза.

— Лучше всего отослать его назад в Занкос, где он будет в безопасности.

Гэйлон не сумел сдержаться и рассмеялся. Джессмин нанесла свой ядовитый укол безукоризненно уместно и точно. Запруженные всяким сбродом узкие улочки портового города Занкоса отнюдь не могли считаться безопасными. Смех его, однако, быстро сменился новым приступом кашля, который напомнил Гэйлону о его действительном состоянии. Королева встала и сделала знак Гиркану.

— Сейчас тебе принесут чай из пастушьей сумки и мяты, — сказала она

Гэйлону. — Будь добр, выпей его и постарайся отдохнуть.

— Хорошо, моя госпожа, — пробормотал Гэйлон, глядя, как Джессмин и

Гиркан выходят из его покоев.

Снова он остался один, глядя на полинявшие и выцветшие гобелены, на которых худые охотничьи псы мчались за упитанными оленями, а в отдалении маячили всадники на чистокровных изящных конях. И олени, и собаки, и лошади навечно застыли на полушаге, и Гэйлон знал, что псы никогда не настигнут дичь, а охотники не догонят собак. От этого ему стало тоскливо, и он зарылся лицом в подушку, поглаживая золотой перстень и находя некоторое успокоение в шершавой поверхности своего Колдовского Камня. Краем глаза он заметил какое-то движение, какой-то красноватый проблеск.

Гэйлон стиснул зубы и повернулся к дверям.

— Ваше величество?..

— А, Тидус… Входи.

Пожилой советник улыбнулся и неуклюже поклонился, чувствуя себя неловко в своих малиново-красных официальных одеяниях. В руках он что-то держал.

— Еще один подарок? — с надеждой спросил король.

Улыбка Тидуса потускнела:

— Прошу прощения, милорд, но в моих ушах все еще звучат горькие упреки, которые обрушила на мою бедную голову ваша супруга, и все из-за того пустякового подарка, который я преподнес вам в последний раз. На сей раз я прихватил с собой кое-что, находящееся в пределах благоразумия…

— Я бы предпочел что-нибудь безумное, — вздохнул Гэйлон.

— Сир… — Председатель королевского Совета опустил свой груз на край широкой кровати Гэйлона. — Позвольте мне помочь вам, если ваше величество соизволит… Я тщательно обдумал эту проблему и пришел к заключению, что вы относитесь к людям, которые питают отвращение ко всяческой несвободе. Поэтому наиболее разумно было бы вести себя таким образом, чтобы до минимума сократить этот период несвободы.

Гэйлон с сомнением рассматривал кожаный футляр и тряпочные мешочки. Тидус Доренсон иногда бывал столь же невыносимо велеречив и занудлив, как Гиркан, и так же, как лекарь, любил тянуть кота за хвост.

— Позвольте мне перейти к сути, сир.

— Прошу вас, Тидус, — нетерпеливо произнес Гэйлон, впрочем, не питая особых надежд.

— Ваше окончательное выздоровление зависит только от вас, милорд.

Небольшая эскапада, которую вы позволили себе утром, только отбросила вас назад на пути к выздоровлению. Позвольте же дать вам совет. Как-никак, это моя обязанность, которую я исполняю при дворе Виннамира. К сожалению, вы не часто прислушивались к ним…

Тидус сделал паузу, чтобы продемонстрировать свою глубокую обиду и искреннюю заботу.

— Прислушаетесь ли вы к моим словам на этот раз?

— Безусловно, — Гэйлон снова принялся крутить на пальце кольцо.

— Благодарю вас, сир, — Тидус буквально расцвел, затем снова стал серьезным. — Вы были весьма непослушным пациентом, милорд, и я впредь рекомендую вам без жалоб принимать все лекарства и снадобья, которые пропишет вам наш сведущий доктор. К ним я хотел бы прибавить средства, которые достались мне от моей покойной матушки… — Он вывалил на простыни содержимое одного из мешков. — Свежие фрукты, яблоки и зимние груши… Гиркан жалуется на ваш плохой аппетит, но вы просто обязаны заставить себя есть хоть понемногу, но часто. Еще вам нужно пить много воды. Моя матушка считала, что это очень важно. Пока же ваше тело отдыхает и набирается сил, я принес вещи, которые помогут вам занять ваш разум.

Тидус открыл кожаный футляр.

— Я организовал свой рабочий день таким образом, чтобы иметь возможность проводить время с вами, милорд.

Гэйлон мысленно застонал, увидев, как советник достает из футляра деревянный ящичек и раскладывает его на одеяле. Это была доска для игры в нарды со стаканчиками для костей из толстой кожи и с коричневыми и черными деревянными фишками.

— Эта игра развивает стратегическое мышление, сир. Самая подходящая забава для короля.

— Нет! — отказался Гэйлон. — Только не нарды!

Главный советник быстро мигнул.

— Ох. Конечно, нет. Как это глупо с моей стороны — такая детская игра.

— Он сложил доску и отложил ее в сторону. — Тогда, может быть, рейстик?

Заинтригованный Гэйлон смотрел на крошечные, вырезанные из кости фигурки, которые Тидус доставал из того же кожаного саквояжа.

— Сейчас эта игра очень популярна в Ксенаре, — со счастливой улыбкой на лице принялся объяснять королю седой председатель Совета. — Ее привезли откуда-то с востока купцы. На языке бербири «рейстик» означает «вызов». Очень интересная игра, в ней приходится нападать и защищаться. Несомненно, ваше величество, вы скоро будете превосходным игроком. Позвольте мне только показать вам, как надо играть… хотя столь простодушный малый, как я, вряд ли может быть достойным противником для такого великого короля, как вы.

Гэйлон снова вздохнул. Ему было очевидно, что Тидус затевает какую-то другую игру. Кроме того, советник был далеко не так прост и наивен, каким хотел казаться. Под его мудрым руководством страна продолжала жить очень неплохо, несмотря на то что на троне ее находился довольно нерадивый и невнимательный монарх.

Тем временем на столике рядом с кроватью появилась клетчатая деревянная доска, на которой Тидус принялся расставлять ровными рядами черные и белые фигуры.

На мгновение он поднял голову, и Гэйлон перехватил его взгляд.

— Как бы там ни было, Тидус, ты должен играть в полную силу, — предупредил его король, и на губах его появилась сдержанная, сухая улыбка.

На следующее утро после своего появления в домике Миск Дэви проснулся незадолго перед рассветом. Он лежал у очага на соломенном матрасе. Джими, уже одетый, склонился над очагом и старательно раздувал угли, пытаясь снова разжечь огонь и подкармливая робкие язычки пламени сухими щепками. Когда это ему удалось, гигант выпрямился и пошел к двери. Когда он вышел, Дэви вскочил и, на ходу застегивая одежду, побежал за ним следом.

На дворе лежал глубокий снег, и мальчику пришлось прыгать, чтобы попасть в огромные следы Джими. Гигант уже скрылся в каменном коровнике, а Дэви все никак не мог удалиться от крыльца. Он еще чувствовал во всем теле сильную усталость. Миск до самого позднего вечера рассказывала ему совершенно фантастические истории о его отце, но большинство из этих рассказов только смутили и испугали мальчика. Вспоминая то, что он услышал вчера из уст сумасшедшей хозяйки, Дэви никак не мог разобраться, что из услышанного было правдой, а что — вымыслом и бредом больного мозга.

Рассвет вставал над лесом неяркий и холодный, но снегопад прекратился еще ночью. Дэви успел основательно продрогнуть, прежде чем добрался до двери коровника и вошел внутрь. Вдоль левой стены стояло шесть серовато-коричневых коров. Все они погрузили свои головы в кормушки и сосредоточенно жевали душистое сено. За хрустом и хрупаньем мальчик расслышал шипение струек молока, ударявшихся в дно подойника. Здесь, в коровнике, было влажно и тепло, и остро пахло кислым молоком и навозом.

— Джими?

— Я здесь, парень.

Дэви пошел на голос и увидел Джими, присевшего на низенькую скамейку у дальней в ряду коровы. Огромные руки уходили куда-то вниз, под брюхо равнодушно жующего животного. В том же углу, чуть подальше, наслаждалась овсом Кэти. На приход своего хозяина своенравная кобыла никак не отреагировала.

— Мне нужно домой, — сказал Дэви. — Ма будет очень волноваться.

Джими покачал головой:

— Миск говорит, что ты должен узнать еще много всего, парень.

Дэви открыл было рот, но Джими жестом остановил его.

— Возьми подойник и помоги мне доить.

— Я никогда не доил.

— Это нетрудно. Гляди, как я это делаю.

Дэви покорно уселся на корточки у следующей коровы и, придерживая вымя левой рукой, провел сжатыми указательным и большим пальцем сверху вниз по соску. Затем он проделал то же самое пальцами левой руки. Молоко из соска брызнуло в сторону и намочило ему брюки. Слегка усмехаясь, Джими подставил ему короткий обрезок толстого бревна, на который мальчик мог бы присесть. Лишь только поза Дэви стала устойчивой, дело сразу пошло на лад. Однако это продолжалось не долго — до тех пор пока корова, заподозрив неладное, не обернулась и не обнаружила возле себя не Джими, а кого-то постороннего. Дэви едва спас подойник от ее заднего копыта, и Джими пришлось заканчивать вместо него.

Следующая корова, на которой мальчик попробовал свое мастерство, стояла спокойно и не шаркала ногами, однако ее облепленный навозом хвост находился в постоянном движении. Раз за разом этот хвост взлетал в воздух и с силой обрушивался на ухо Дэви или хлестал по его щеке. К счастью для Дэви, он был настолько поглощен своим занятием, что у него не было времени по-настоящему рассердиться и пнуть несговорчивое животное.

Когда утренняя дойка была закончена, Дэви помог Джими перелить молоко в высокие деревянные чаны, где оно должно было отсепарироваться. Затем они задали корм цыплятам и убрали в стойле у теленка, так что Дэви вернулся в дом с ног до головы облепленный свежим навозом и всяким мусором.

У Миск уже был готов завтрак. Увидев Дэви, она сморщила нос и вручила ему кусок мыла и тазик теплой воды, прежде чем пустить его за стол, на котором уже стояли две тарелки с овсянкой.

В доме к Дэви вернулась значительная часть его беспокойства и страхов, хотя Миск выглядела гораздо менее таинственной и пугающей, чем вчера, хотя она по-прежнему двигалась столь стремительно, что за ней было нелегко уследить взглядом. Стоило Дэви моргнуть, как Миск неизменно оказывалась на противоположном конце комнаты.

— А вы сами ели, мадам? — вежливо спросил Дэви, усаживаясь на скамью.

— Да, — Миск на мгновение остановилась, прижав к груди заварной чайник.

Ее брови опустились к самой переносице. — Я так думаю. Нет, я просто уверена…

Но она вовсе не выглядела уверенной.

Джими подтолкнул к мальчику небольшой горшочек с медом, а кувшин со

сливками уже стоял рядом с ним, однако Дэви только потряс головой. Его мать отнюдь не баловала его, сберегая на черный день каждый лишний грош, и поэтому мальчик всегда завтракал пустой кашей.

— Мне придется уехать домой, — сказал он негромко. — Я не могу оставить ма без всякой помощи.

Миск налила ему чаю.

— Она никогда не нанимает помощников?

— Только иногда, когда гостиница переполнена. Тогда ей помогает Коби

Сандорсен, да и то только день или два.

— В таком случае Хэбби может обойтись без своего сына еще немного.

— Вы меня не поняли, мадам, — пробормотал Дэви с набитым ртом. — Коби приходится платить, а мы не можем себе этого позволить.

— Герцог может позволить себе любую помощь, которая ему понадобится. Во всяком случае, мне так кажется.

Эти слова Миск заставили Дэви вздрогнуть.

— Но Миск, даже если то, что вы говорите, — правда, никто в это не поверит. Этому нет никаких подтверждений!

— Они есть, — спокойно сказала Миск. — Герцог дал твоей матери бумагу, в которой черным по белому написано, кто является его законным наследником. Но даже если бы он не сделал этого, королю Виннамира достаточно было бы одного взгляда на твое лицо, чтобы поверить в это.

— Нет, — пробормотал Дэви. — Я не хочу больше этого слышать.

— Почему же? — строго спросила Миск.

Джими положил себе еще каши.

— Мальчик боится.

— Чего?

— Вас! — откровенно признался Дэви. — Я боюсь королей и всяких колдунов.

И действительно, за всю свою недолгую жизнь он ни разу не сталкивался ни с волшебством, ни с особами королевской крови.

— Дитя мое, — Миск погладила его по щеке. — Ты можешь вернуться домой и тоже стать трактирщиком. Жизнь твоя будет гораздо проще. Однако ты родился для того, чтобы совершать великие дела. В жилах Дэрина текла кровь Черных Королей, и от него ты тоже унаследовал способность к магии.

— Орим… — Дэви невольно отшатнулся. Это известие вовсе не обрадовало его. Черные Короли были великими волшебниками и безумными убийцами. — Я… никогда не чувствовал в себе ничего волшебного.

— Ты только способен к магии, — продолжала Миск. — Может быть, ты никогда не отыщешь своего собственного Колдовского Камня, но ты должен понять, что Камень — это только мост, который поможет тебе дотянуться до твоих особых способностей. Он лишь усиливает то, что в тебе уже есть… — Миск смотрела на мальчугана блестящими глазами. — Но существуют способы воспользоваться своей внутренней силой и без всякого Камня!

— И вы… можете научить меня? — спросил Дэви, потрясенный своим собственным вопросом.

— Я могла бы, но не стану этого делать. Будущее таит в себе немало опасностей. Пока ты должен отправиться в Каслкип и занять свое место рядом с Рыжим Королем.

Дэви посмотрел в свою тарелку.

— Моя ма ни за что не отпустит меня.

— Ты уже почти вырос… Во всяком случае, тебе уже достаточно лет, чтобы самому принимать решения.

Эти последние слова Миск прозвучали странно, как будто их тут же повторило близкое эхо. Дэви поднял голову. Миск исчезала, таяла у него на глазах совершенно так же, как прошлой ночью. От нее оставался один лишь силуэт, очерченный в воздухе слабо светящейся нечеткой линией. Перепуганный мальчик протянул руку, стараясь дотронуться до ее пальцев, но его пальцы не встретили никакой материальной преграды. Призрак в последний раз замерцал и исчез. Колдовство. Это было уже слишком. Страх Дэви превратился в ужас, и он ринулся к двери, надеясь обнаружить за ней привычную реальность, которая продолжала жить по своим зимним законам.

Джими перехватил его в самой середине комнаты. Огромная рука схватила его за пояс и потянула обратно.

— Спокойно, парень, спокойно.

— Я хочу домой!

К своему величайшему стыду Дэви почувствовал, как по щекам его текут горячие слезы.

Карие глаза гиганта наполнились жалостью:

— Конечно…

Барон Седвин Д'Лоран въехал в заснеженный двор замка Каслкип после полудня. Его сопровождали двое солдат верхами и три вьючные лошади. И люди, и животные были утомлены, ибо барон был весьма нетерпеливым молодым человеком, который никогда не медлил и не откладывал, если перед ним стояла какая-то задача. Все, что он делал, он делал со свойственным всем Д'Лоранам рвением и напористостью. Едва только соскочив с седла, он швырнул поводья своего черного магеранского жеребца одному из трех мальчишек-подручных в голубых ливреях и повернулся к старшему конюху.

— Найди место для моих людей и лошадей, — повелительно приказал он, отбрасывая на спину капюшон своего плотного плаща и приглаживая рукой свои длинные каштановые волосы. — И доложи его величеству, что прибыл барон Седвин Д'Лоран с подарками от короля Роффо по случаю праздника Зимнего Солнцестояния. Меня должны были ждать.

Седовласый конюх величественно кивнул, и один из мальчишек-подручных сорвался с места и стремглав понесся в замок. Седвин последовал за ним по хорошо утоптанной тропинке. На его полных, чувственных губах то появлялась, то исчезала легкая улыбка.

Примерно две недели тому назад он получил распоряжения от Тека, верховного жреца бога Мезона в Занкосе. Несколько часов спустя после этого визита он преданно целовал жирные пальцы короля Роффо, получив от него прямо противоположные указания. Но это не имело никакого значения. Седвин все равно собирался поступить по-своему, однако был уверен, что и король, и жрец не будут разочарованы. И уж, конечно, не будет разочарован он сам.

Высокие двойные двери широко распахнулись, пропуская его в огромный вестибюль. Слуги бросились к нему, чтобы принять плащ, перчатки и толстую шерстяную накидку, которую барон надел под плащ. Ему предложили и чашку горячего вина, чтобы подкрепить силы. Барон пил и оглядывался по сторонам. Каменные стены были грубыми и шершавыми, в вестибюле было холодно и неприбрано, а слуги были одеты кое-как. В роскошном дворце короля Ксенары все было по-другому, но Седрик и ожидал увидеть нечто подобное. Виннамир был широко известен своим грубым, примитивным очарованием. Барон не сомневался, что даже в покоях короля нет водопровода, и мельком подумал, что ему не хотелось бы жить такой жизнью. Оглядевшись по сторонам, он решил, что, в конце концов, необходимые переделки всегда можно успеть сделать.

Из мрачного коридора появилось несколько человек, и барон застыл на месте, чувствуя, как у него перехватило дыхание. Молодая женщина слева могла быть только Джессмин! Ее мать, королева Ярадт, передала дочери свою изящную красоту и янтарно-желтого цвета волосы. Королева Виннамира, однако, была одета в платье лишь немногим лучшее, чем то, которое было на сопровождавшей ее престарелой няньке.

— Милорд… — сказала ее величество.

При ближайшем рассмотрении Седрик увидел, что Джессмин намного превосходит мать своей сияющей красой. С трепетом он поклонился и взял ее руку в свою для поцелуя.

— Ваше величество…

Королева слегка покраснела и отвела в сторону свои зеленоватые глаза.

— Как любезно с вашей стороны приехать к нам на праздник Солнцестояния, барон Д'Лоран.

— Кузина, — сказал ей Седвин на ксенарском наречии, не отводя взгляда от лица королевы, — я сражен вашей красотой.

Старая бонна нахмурилась, а Джессмин покраснела еще сильнее.

— Ваше лицо кажется мне знакомым, — пробормотала она на языке

Виннамира, — хотя я уверена, что мы никогда не встречались.

— Вероятно, вы помните моего старшего брата, Рорика Д'Лорана, который был бароном передо мной.

— Увы, нет.

Седвин не стал вдаваться в подробности. Это было бы не слишком приятное воспоминание для Джессмин — воспоминание о госте, который погиб от яда при дворе прежнего короля Люсьена много лет тому назад.

— Это не важно, — сказал барон и снова прикоснулся губами к ее руке, наслаждаясь возникшим в нем изысканным томлением.

— Мой лорд, король болен, — смущенно проговорила Джессмин. — Врач сказал, что мы сможем навестить его позже, если не станем слишком утомлять его.

— Разумеется, — тепло улыбнулся барон.

По тону молодой женщины он понял, что она не слишком беспокоится о муже. Значит, его болезнь не из тяжелых. Жаль, однако любую болезнь барон был готов обратить себе на пользу. Его задание оказалось выполнить гораздо проще, чем он думал с самого начала. С сожалением он выпустил руку Джессмин и снова низко поклонился, прежде чем слуги повели его прочь.

Из-за выпавшего глубокого снега обратный путь занял гораздо больше времени, и Кэти, которая тащилась за ними на вожжах, совершенно выбилась из сил к концу путешествия. Уже начинало темнеть, когда Джими и Дэви достигли коновязи у задней стены гостиницы.

— Тебе лучше переночевать у нас, — предложил Дэви.

В ответ гигант только пожал своими широкими плечами:

— Я хорошо знаю дорогу, парень.

Протянув руки, он помог Дэви спрыгнуть на утоптанный снег.

— Заходи в гости, если надумаешь.

«Никогда!»— подумал Дэви, глядя как Джими и его лошадь медленно удаляются. Кэти потянула его к стойлу. Она хотела поскорей очутиться в своем уютном вольере и приступить к ужину. Мальчик отвел ее в конюшню, где уже стояло около полудюжины коней посетителей, и снял с нее упряжь, надев ей на голову лишь короткий кожаный недоуздок. Пока Кэти ела, мальчик расседлал ее и расчесал. В стойле было чисто, не иначе как здесь поработала Коби.

Неизбежное нельзя было откладывать дольше, и Дэви поднялся на ступеньку, ведшую в кухню, и очутился в крошечных сенях, где лежали аккуратной поленницей дрова для плиты. Коби позаботилась и об этом. В кухне слышны были стук тарелок и грубый смех посетителей, доносившиеся сюда из главной залы. Между тем дверь в кухню широко распахнулась и вошла Хэбби с охапкой грязных тарелок в руках. Ее черные волосы, чуть тронутые сединой на висках и прихваченные тонким серебряным обручем, кое-где выбивались из-под него и липли ко взмокшему лбу.

Увидев Дэви, Хэбби остановилась, и ее зеленые глаза широко раскрылись.

Она едва сдержала вздох облегчения, но глаза ее тут же потемнели от гнева.

Хэбби прошла в угол кухни и опустила свою ношу в таз с мыльной водой.

— Пора перевернуть поленья в большом очаге, — резко приказала она. —

Потом натаскай в кухню воды, пока еще не совсем стемнело.

— Мне очень жаль, ма…

— Позже поговорим. После того как таверна закроется. А сейчас — за работу!

Дэви помчался исполнять то, что было ему приказано, однако привычная работа вызывала в нем странное неудовольствие. Сегодня ночью в гостинице было всего несколько постояльцев: несколько лесорубов из лагеря к югу от города да четверо солдат-наемников, которые щипали молоденькую служанку и расплескивали на пол свой эль. Все они рано поднялись наверх, в свои комнаты, и Дэви тоже поднялся на второй этаж вскоре после того, как Хэбби закончила возиться в кухне.

Ни разу в жизни Дэви не входил в комнату матери без разрешения, однако сегодня он лишь мгновение колебался, а потом отодвинул щеколду и вошел. В комнате было темно, но масляная лампа, горевшая в коридоре, давала достаточно света. Мебели в комнате было немного: узкая кровать, комод с несколькими ящиками и стол у окна. Дэви знал, что под кроватью стоит деревянная шкатулка, в которой Хэбби хранила все гостиничные книги и бумаги, которые она считала важными.

Опустившись на колени, Дэви протянул руку и, отодвинув в сторону ниспадающее покрывало, вытащил из-под кровати ларец. Бумаги, которые в нем хранились, были совершенно разными, некоторые были сложены и смяты, некоторые — разорваны. В основном это были счета за поставку продуктов и дров в гостиницу «Веселая Речка». Все они были оплачены. Только на самом дне сундучка Дэви обнаружил смятый пожелтевший свиток, перевязанный обрывком бечевки.

Комната внезапно осветилась ярким желтым светом.

— Ты не мог немного подождать?

Дэви со смятением и стыдом повернулся на голос матери:

— Прости, ма, но я должен был знать.

— Ты узнал бы правду после моей смерти, но теперь уже все равно.

Разверни свиток.

Дрожащими пальцами Дэви развязал бечевку и развернул бумажный лист. Затем он поднес его к свету. Чернила выцвели, однако аккуратные и четкие буквы было легко читать даже при дрожащем свете лампы. Все было сказано предельно просто и ясно, никаких сомнений быть не могло.

— Значит, я действительно сын герцога!

— Нет. Теперь ты герцог, — негромко сказала Хэбби. — Но ты и мой сын тоже.

Дэви вспомнил, как он боялся ее гнева. Тихая печаль на ее лице была во сто крат хуже.

— Но это же означает богатство и землю, ма. Ты никогда не будешь ни в чем нуждаться.

— Единственное, в чем я когда-либо нуждалась, это в сыне, Дэви. Здесь у нас есть все, в чем мы нуждаемся. Не уходи… Не оставляй меня.

Дэви стиснул в руках бумагу.

— Госни рождаются на свет, чтобы служить Рыжим Королям…

— Тебе нечего предложить Гэйлону Рейссону, кроме своей жизни, — возразила Хэбби, и в ее голосе прозвучали горькие нотки. — Как мне остановить тебя? Как удержать тебя здесь?

Дэви посмотрел на свои руки, на тонкие пальцы, сделанные из плоти и костей. Это не были руки мужчины, но это не были и руки ребенка. Мысль о том, чтобы уехать из Ривербенда, одновременно и пугала, и манила его.

Он поднял на Хэбби взгляд:

— Ты не сможешь.

Ужин барону подали прямо в покои, но это не обрадовало его. В комнате было промозгло и сыро, еда была едва теплой, а дымоход был так плохо вычищен, что чем ближе он садился к огню, тем сильнее потом пахло горьким дымом от его волос и одежды. Седвин привык к более теплому климату, и зима в Виннамире нисколько его не привлекала. Иное дело — королева…

Д'Лоран отпил глоток вина из кружки и принялся глядеть на пляшущие в очаге языки пламени. Джессмин была замужем вот уже почти восемь лет, но до сих пор не произвела на свет наследника. Возможно, она бесплодна, что было бы весьма не кстати, но, может быть, она просто ложилась в постель с неподходящим мужчиной.

Седвин в свое время посвятил немало времени изучению того, кто может стать преемником Гэйлона на троне Виннамира. У него не было иных наследников, кроме дальних-предальних троюродных братьев. Пока жива Джессмин, их притязания на трон оставались несерьезными. Ее брачный договор с Гэйлоном был составлен таким образом, что она становилась не просто супругой короля, но соправительницей Виннамира. Через нее и только через нее Седвин мог бы получить если не титул, то реальную королевскую власть.

Его имущество доставили в покои заранее, и теперь он достал из сумки прямоугольную металлическую коробку и открыл ее. В коробке лежала пара тонких перчаток для верховой езды, сделанных из кожи козленка, и плеть — короткая нагайка, сплетенная из тонких кожаных полос с ременной петлей, в которую можно было продевать запястье. У плетки было три хвоста, каждый из которых заканчивался побитым серебряным наконечником.

Если хлестнуть такой плетью коня, то он, безусловно, почувствует жгучую боль, однако эта плеть предназначалась вовсе не для животных. Ее вручил своему гонцу верховный жрец Тек. Даже сейчас барон не мог вспомнить это свидание без дрожи.

Тек, одетый в белый полотняный хитон с золотой каймой, встретил его во внутреннем помещении храма. Д'Лоран никогда не был приверженцем религии, но то место, в которое он попал, заставило его затрепетать. Особенно сильное впечатление произвели на него массивный алтарь, запятнанный свежей кровью, и густой запах благовоний, повисший в воздухе.

— Ты должен трижды ударить короля Виннамира этой плетью, чтобы показалась кровь, — сказал жрец. — Иначе заклятье не сработает.

Это было, однако, больше похоже не на магию, а на фокусы с ядом, на которые жрецы были великие мастера. И Седвин не взял отвратительный предмет из протянутых рук Тека.

— Я прекрасно владею многими способами убийства, ваше преподобие. Яд не приносит удовлетворения и не делает чести тому, кто его применит.

Жрец рассмеялся:

— Воткнуть нож в спину, конечно, гораздо более достойно. Глупец! Это не яд, и это не подействует ни на кого другого, кроме мага. Можешь воспользоваться ножом, петлей, ядом — чем угодно, что тебе больше по душе, но только после того, как король станет беспомощен. В противном случае он убьет тебя. Ну, бери же!

Барон неохотно принял плеть, и Тек довольно кивнул.

— Ударишь ею три раза, не больше и не меньше. После этого ты должен действовать быстро и убить его. Заклятье действует всего лишь несколько мгновений, однако на протяжении этого времени Гэйлон не сможет воспользоваться своим Колдовским Камнем.

Кто-то негромко постучал в дверь, и Седвин, опомнившись, быстро спрятал плеть в металлический ящик.

— Входите.

Вошел мальчик-слуга. Неловко поклонившись, он одернул свою не по росту большую голубую ливрею, весь перед которой был в сомнительных жирных пятнах.

— Королева просит вас зайти к ней, милорд.

— Разумеется, — барон грациозно поднялся.

Он надел парадные панталоны зеленого шелка и зеленый камзол, в котором собирался приветствовать короля Гэйлона. Несмотря на то что под камзолом была самая теплая его рубашка, он почувствовал, как от холода все тело его покрылось «гусиной кожей». Чтобы хоть как-то защититься от холода, барон набросил на плечи теплый охотничий плащ и только после этого последовал за слугой.

Было бы полезно расспросить этого мальчишку, но Седвин справился с искушением. Может быть, королевский двор Виннамира и был провинциальным, однако, скорее всего, слуги здесь были такими же сплетниками, как и везде, если не хуже.

В молчании они прошли длинным коридором. По дороге им попалась пиршественная зала, и барон был неприятно поражен тем, насколько тихо и пусто там было. Пол был засыпан мусором, а мебель заросла паутиной. Он невольно поежился. Что за мрачное и неприютное место! Где музыка и веселье, где песни и танцы, где беззаботный смех и легкие интриги? Должно быть, Джессмин бывает очень одиноко в этом мрачном, запущенном замке.

Они свернули в еще один длинный, полутемный коридор, и слуга наконец подвел Седвина к тяжелой дубовой двери. Здесь подросток остановился и негромко постучал. Затем он распахнул дверь, пропуская барона внутрь.

Королева сидела у очага в кресле-качалке и была совершенно одна. Рядом с ней не было даже престарелой дуэньи. Барон улыбнулся и закрыл дверь за слугой, затем опустился на одно колено.

— Ваше величество.

— Король ждет нас, барон, — проговорила Джессмин, не поднимая взгляда.

— Прошу вас, кузина, подарите мне еще несколько мгновений наедине с вами, — взмолился Седвин, намеренно прибегнув к родному языку Ксенары. Это был и ее родной язык. — Мы же с вами все-таки родственники по отцовской линии, хотя и дальние.

Джессмин вспыхнула и со смехом ответила:

— По отцовской линии я состою в родстве с половиной Ксенарского королевства.

Она ответила ему на том же языке, который, несмотря на легкий виннамирский акцент, звучал в ее устах сладкой музыкой.

По случаю официального визита к королю Джессмин была одета в одно из лучших своих платьев из голубого бархата, с высоким лифом, расшитым бисером и отороченным атласной лентой. Такие платья вышли из моды в Занкосе очень давно, однако на Джессмин оно смотрелось безупречно и свежо.

— Простите меня, королева, — пробормотал барон, глядя прямо в лицо

Джессмин. — Я понимаю, что вам не терпится увидеть супруга. Должно быть, вам пришлось нелегко — из-за его болезни вы столько долгих ночей не разделяли с ним ложе…

Выражение лица Джессмин рассказало ему все. Он несколько растерялся, догадавшись, что король и королева не спят вместе, однако это обстоятельство только подстегнуло его желания. Он подумал о том, что Гэйлон Рейссон, пожалуй, еще больший глупец, однако сразу вспомнил, что в Виннамире настоящим мужчиной считался тот, кто способен победить свои природные инстинкты и плотские желания. В Ксенаре все было совершенно иначе, чуть ли не наоборот, а в каждом движении и жесте Джессмин он видел признаки чувственности, которые лишний раз подчеркивали ее южное происхождение.

Седвин взял ее руку в свою точно так же, как он сделал при первой встрече, только на этот раз он повернул ее и с жадностью поцеловал ладонь Джессмин. Почувствовав прикосновение его губ, Джессмин вся затрепетала. Наконец барон отнял губы и поднялся, увлекая ее за собой.

— Идемте, — сказал барон. — Отведите меня к своему господину… к вашему королю-магу.

Джессмин позволила барону-южанину подать плащ, который она небрежно накинула на плечи. Его сильная ладонь скользнула по ее плечу, и он, взяв Джессмин под локоть, повел ее к дверям. То, как он вел себя, было совершенно необычным для Виннамира, но Джессмин не могла считать себя оскорбленной. Все в нем смущало ее, все сбивало с толку. Барон был смуглолиц и темноволос, однако бороды не носил и был гладко выбрит, как и Арлин Д'Лелан, а Джессмин привыкла к тому, что большинство мужчин в замке отращивали пышные бороды. Кроме того все барон носил в левом ухе золотую серьгу, и крупный рубин ярко вспыхивал при каждом движении его головы.

Каждый его взгляд, каждое слово волновали и тревожили ее, а его рука, поддерживавшая ее под локоть, заставляла ее дрожать какой-то незнакомой дрожью. Перед дверью в королевские покои она попыталась высвободить руку, но Седвин только крепче сжал ее локоть. Свободной рукой барон постучал в дверь.

Когда Гэйлон отозвался, барон распахнул дверь и пропустил Джессмин вперед. Первое, что она увидела, была опустевшая постель короля. Гэйлон сидел возле очага в походном кожаном кресле и был одет и обут.

— Мой господин, — с легким упреком сказала Джессмин. — Вам нельзя вставать.

Гэйлон улыбнулся:

— Я стараюсь справиться со своей привычкой встречать гостей в ночной рубашке.

— Ваше величество… — барон согнулся в глубоком поклоне. — Насколько мне известно, в последнее время у вас появилась привычка и вовсе пренебрегать посланниками из Ксенары.

На мгновение в комнате воцарилась неловкая тишина, потом улыбка Гэйлона стала шире.

— Это верно. В большинстве своем все гости попадают в лапы Тидуса

Доренсона. Но коль скоро вы прибыли с подарками, а не с политическими претензиями, для вас было сделано исключение. Хотите бренди?

Джессмин сердито покосилась на короля, однако барон снова поклонился:

— Благодарю, милорд. Позвольте мне помочь вам.

— В этом нет необходимости, барон.

Но Седвин уже шел вперед по вытертому ковру. Не задавая вопросов, он стал наливать напиток в три невысоких бокала, которые стояли на каминной полке рядом с Гэйлоном.

— Леди Джессмин пьет только вино, — заметил Гэйлон. — Да и то редко.

— Леди Джессмин выпьет немного бренди, — вмешалась королева.

Ей внезапно захотелось чем-то уязвить Гэйлона, и она приняла из рук Седвина бокал, грациозно опустившись с ним на деревянный стул.

Гэйлон нахмурился. Джессмин отпила маленький глоток и обнаружила, что ни отвратительный вкус бренди, ни жжение в горле не доставляют ей никакого удовольствия.

— Итак, как вы добрались, барон? — начал Гэйлон светскую беседу.

— Без происшествий, — ответил Седвин. — Однако было очень холодно.

Надеюсь, что ваше величество простит меня, однако, кроме подарков, я все же привез жалобу от моего короля Роффо.

Гэйлон с отвращением посмотрел на Седвина, и тот поспешно продолжил:

— Это отнюдь не политические претензии, как вы сейчас убедитесь. Мне поручено передать вам, что отец соскучился по своей дочери. Король Роффо просил меня сопроводить ее величество в Ксенару, когда мои дела здесь будут закончены, для того чтобы Джессмин могла повидаться со своей семьей.

Услышав эти слова, Джессмин вздрогнула, и вовсе не от того, что ей предстояло длительное путешествие в обществе столь галантного кавалера. Она попала в Виннамир совсем маленькой девочкой и совершенно не помнила ни Ксенару, ни своих многочисленных родственников. Все, что она знала, — она знала от леди Герры, которая напичкала свою воспитанницу многочисленными рассказами о далекой южной земле, о богатстве и великолепии королевского дворца в Занкосе.

Восемь лет назад юная королева встретилась со своими родителями, но эта встреча была краткой и неловкой. Король Роффо совершил длительную поездку на север для того, чтобы присутствовать на свадьбе своей дочери с королем Люсьеном, но обнаружил вместо него Гэйлона, воскресшего из мертвых. Снова свидеться с Роффо и его домочадцами… Джессмин посмотрела на лицо Гэйлона и поняла по его выражению, что эта идея пришлась ему вовсе не по вкусу.

— Я вижу, вы играете в рейстик, — Седвин с интересом разглядывал клетчатую доску возле кровати Гэйлона.

— А вы играете? — вопросом на вопрос ответил король.

— Играю?.. Нет, я играю в игры, а рейстик — нечто большее, чем игра.

Очень часто партия в рейстик превращается в настоящую битву… бескровную битву.

— Может быть, мы могли бы…

Барон склонил голову.

— Безусловно, когда ваше величество отдохнет, — он посмотрел на

Гэйлона. — Должен вас предупредить, милорд, что я никому не делаю поблажек, даже особам королевской крови.

— Превосходно! — Глаза Гэйлона засияли, несмотря даже на то, что под ними по-прежнему сохранялись черные круги. — Тогда — завтра!

— Завтра — праздник Зимы, милорд, — напомнил ему Седвин. — Завтра праздник и всякие торжества. Вам потребуется немало сил, и я думаю — после всей этой суматохи вам будет не до рейстика.

Джессмин отпила из своего бокала еще один крошечный глоток.

— Здесь не будет никакого празднования, барон. Не здесь. В городе — может быть, но в замке уже довольно давно никто ничего не празднует.

— Вот как… — барон приподнял темную бровь. — Тем не менее я надеюсь, что праздник Зимнего Солнцестояния еще чтят при дворе Виннамира, ибо я привел двух вьючных лошадей, нагруженных превосходными подарками от короля и королевы Ксенары, предназначенными для их дочери и названного сына. Это-то должно вас хоть как-то обрадовать!

Гэйлон налил себе еще бренди и мрачно уставился на свой бокал.

5

Покои короля были завалены обрывками ярких тканей, шелком и атласом, а также тесьмой, которой были перевязаны тщательно упакованные подарки к празднику Зимнего Солнцестояния. Неяркий зимний свет проникал в комнату сквозь узкие стрельчатые окна, но свечи и масляные лампы были зажжены, и их желтоватый свет помогал рассеять сумрачную полутень комнат. Джессмин и леди Герра только что вышли в сопровождении слуги, нагруженного подарками короля Роффо.

Барон Д'Лоран внимательно рассматривал фигуры на доске для рейстика и вспоминал детский восторг, появившийся на лице королевы, когда она развернула предназначавшиеся ей свертки. В одном из них было зеркальце в золотой оправе, в другом — коробочки с краской для век и баночки с краской для губ и лица. Кроме этого были еще штуки материи для платьев, щетка для волос из кабаньей щетины с рукояткой из кости, украшения из драгоценных камней и хитроумная музыкальная шкатулка из Дерраги. Джессмин немедленно приоткрыла крышку и звонко рассмеялась при первых тактах торжественно-печальной мелодии, а Седвин почувствовал, как его сердце сбилось с ритма и пропустило удар.

После долгого размышления король наконец двинул одного из своих маленьких костяных воинов на одну клетку вперед. Предназначавшиеся ему подарки тоже были распакованы и в беспорядке валялись на одеяле — охотничий нож, украшенный бриллиантами, коробочка для нюхательного табака, перчатки и много других мелочей. Было очевидно, что королю все это вовсе не интересно, и барон только гадал, что же могло приковать к себе интерес короля или хотя бы вызвать в нем любопытство.

Когда Гэйлон Рейссон впервые надел на свою голову королевскую корону, весь цивилизованный мир содрогнулся от ужаса. На престол маленького королевства взошел могучий король-маг, который, как предполагалось, имел власть над Наследием Орима. Однако за все годы своего царствования он так и не предпринял никаких агрессивных действий. Барона подослали затем, чтобы остановить опасного безумца, а он обнаружил вместо него довольно спокойного, склонного к задумчивости молодого лорда, который предпочел бутылку с бренди своему королевству и красавице-жене.

Седвин сделал ответный ход, двинув вперед свою черную пешку-пехотинца.

— Она показалась мне довольно одинокой, милорд…

— Кто? — рассеянно переспросил Гэйлон, шевеля пальцами над головой своего белого офицера, замершего на краю доски.

— Ваша супруга, королева Виннамира. — Барон снова наполнил бокал

Гэйлона янтарной жидкостью. — У нее нет друзей, и ей нечем занять свое свободное время. Я не хочу вас ничем обидеть, ваше величество, однако ваш Каслкип представляется мне довольно постылым местом, навевающим меланхолические мысли.

— Он мне нравится таким, каков он есть.

Король двинул в атаку конника и обиженно заморгал, когда Седвин побил его при помощи простой пешки.

— Конечно, вам он нравится, милорд. Этот холодный край — ваша родина, однако ее величество родилась в менее суровой стране. Кстати, были ли вы когда-нибудь в Занкосе?

— Нет.

— В это время года там долгие ночи и прохладные дни, однако воздух по-прежнему напоен ароматом цветов и деревьев. Ветви цитрусовых деревьев сгибаются под тяжестью плодов, а в гавани каждый день швартуются корабли, нагруженные великолепными товарами из далеких и еще более щедрых земель. Это поистине чудесное место, ваше величество.

— Я все это знаю, барон Д'Лоран, — раздраженно отрезал король. — Я наслышан о величии Ксенары и о том, что вы, барон, владея огромным торговым флотом, гораздо богаче короля второсортного маленького королевства…

— Милорд, я вовсе не это имел в виду!

— Тогда, клянусь черной бородой Орима, давайте вернемся к игре.

— Хорошо, милорд. Ваш ход.

После долгого размышления король укрепил свою решимость порцией бренди и послал пехотинца еще на одну клетку вперед, уводя его все дальше от белого короля с королевой, которые пока оставались на первом поле доски. Седвин тронул своего офицера и снял с доски второго белого всадника, думая о том, что внимание короля слишком легко отвлечь. Вряд ли он смог бы оказать искушенному в этой игре ксенарцу серьезное сопротивление.

Гэйлон сделал из своей кружки еще один добрый глоток и проворчал:

— Похоже, мне придется прислушаться к советам Тидуса и начать брать у него уроки.

— Ваше величество неплохо справляется для новичка.

Гэйлон лишь проворчал что-то неразборчивое и взял своим офицером офицера Седвина. Барон нахмурился. Должно быть, он чересчур уверовал в свои силы и в неопытность Гэйлона. Следующий его ход был гораздо более осторожным.

— Милорд, — снова заговорил он, убирая из-под удара своего всадника, — позволите ли вы мне сопровождать ее величество на юг, в Занкос?

— Нет.

— Но, ваше величество… Король Роффо строго-настрого запретил мне возвращаться без своей дочери.

— Тогда я боюсь, что вам придется полюбить мой холодный и меланхоличный замок, по крайней мере на время, — король внезапно атаковал второго черного всадника.

— Прошу прощения, милорд, но так не ходят.

Гэйлон ухмыльнулся:

— Я просто хотел проверить следите ли вы за доской или нет.

Он поставил фигуры на место.

— Знакомо ли вам семейство Д'Леланов, барон?

Седвин сумел сохранить на лице беспристрастное выражение.

— На протяжении нескольких столетий наши семьи соперничают друг с другом в торговых делах.

— Арлин Д'Лелан сказал мне, что вы прибыли на прекрасном черном коне — на чистокровном магеранском жеребце.

— Это так, милорд, моя семья занимается разведением этой породы.

— Это некрупные животные, однако они славятся выносливостью и быстротой.

— Совершенно верно, милорд, — кивнул Седвин, почувствовав, как внутри него шевельнулось предчувствие.

— Мои приятели и я время от времени устраиваем скачки по пересеченной местности, — Гэйлон поднял взгляд от доски. — Похоже, мне еще не по силам тягаться с вами в рейстике, но, может быть, вы дадите мне шанс побить вас в скачках.

— Вряд ли это будет справедливо, ваше величество. Против магеранца ваши кони почти не имеют шансов.

— Не спешите считать победы, барон. У меня есть одна гнедая кобыла, которая быстра как ветер, к тому же у нас больше опыта в скачках по снегу. Разумеется, в этих состязаниях предусмотрены призовые деньги, но мы с вами могли бы одновременно поставить на кон что-нибудь свое. Что бы вы могли посчитать достойным внимания, барон?

Седвин позволил себе тонко улыбнуться:

— Существует только одна вещь, за которую я готов выйти на старт.

— Что же это за вещь?

— Общество королевы Джессмин на пути в Занкос.

Впервые за все время барон почувствовал опасность. Лицо Гэйлона стало неподвижным, а в сером камне, вставленном в золотой перстень, мелькнула синеватая искра. Но это продолжалось всего несколько мгновений.

— Согласен, — кивнул король. — Однако окончательное решение должно остаться за Джессмин.

— Безусловно, милорд, — пробормотал барон и указал на доску. — Снова ваш ход, ваше величество.

— Вы хотели видеть меня, мой господин? — спросила Джессмин, стараясь спрятать свое беспричинное, как ей казалось, раздражение.

Король сидел в своей спальне один, низко склонившись над доской для рейстика, установленной на маленьком столике возле очага. Пустые тарелки на подносе свидетельствовали, что наконец-то у него появился хоть какой-то аппетит.

— Да, моя леди, — Гэйлон медленно повернулся к ней.

Джессмин нахмурилась.

— Что это ты сделал с собой?

— Я сбрил бороду… — Гэйлон потер подбородок тыльной стороной руки. —

Я носил бороду довольно долгое время.

Очень долгое. Гладко выбритое лицо сделало его снова похожим на мальчишку, каким он когда-то был. Джессмин вспомнила свое детство, вспомнила свет, смех, цветы…

— Тебе… очень идет, — негромко сказала Джессмин.

— Все леди на юге думают приблизительно так же, во всяком случае, так мне сказал барон, — Гэйлон вскочил с кресла и пошел ей навстречу через комнату. — Барон совершенно очаровал тебя.

Джессмин в тревоге сделала крошечный шаг обратно к дверям.

— Он очень обходителен.

— Джессмин… тебе было нелегко здесь. — Гэйлон приближался. — Я… я был не очень хорошим мужем. Может быть, мне удастся это как-то исправить.

Он протянул руку чтобы коснуться ее щеки, и Джессмин едва совладала с приступом паники. Она постоянно чувствовала его любовь, но он так редко прикасался к ней и так редко выражал свои чувства открыто, несмотря на то что Джессмин жаждала этого. Теперь же его близость отчего-то испугала королеву и рассердила ее.

— Может быть, проведем эту ночь вместе? — прошептал Гэйлон и наклонился, чтобы поцеловать ее в губы, но она почувствовала идущий от него крепкий запах бренди и отпрянула.

Он не был так нежен в тот первый, единственный раз. Тогда он просто взял что хотел и оставил ее одну.

Джессмин догадывалась, что у него были свои причины вести себя подобным образом. Не иначе как стремительный барон-южанин вызвал в сердце Гэйлона эту резкую перемену, и горечь, прозвучавшая в ее коротком ответе, удивила саму Джессмин.

— Нет.

— Нет?!

— Я ваша жена, милорд, но вам потребуется приложить немало усилий, чтобы снова сделать меня вашей любовницей, — Джессмин отвечала, не поднимая на него глаз. — Кроме того, вам необходимо отдохнуть, чтобы выиграть ваши скачки.

Джессмин отошла к самым дверям и добавила, взявшись за ручку:

— Впрочем, я уже решила. Если барон выиграет, я поеду с ним в Занкос.

Гэйлон ничего не ответил, и Джессмин вышла в коридор, оставив своего супруга в одиночестве.

В последние два дня король был в прескверном расположении духа, и его приятели старались держаться от него подальше.

Арлин увидел короля в длинном проходе между стойлами, где Гэйлон расхаживал по засыпанному соломой полу и выговаривал главному конюху Луке.

— Ее надо было подковать на прошлой неделе, — ворчал Гэйлон. — Если она захромает, кто поможет мне…

Конюх ответил ему гримасой, обнажив свои зубы, некогда острые и ровные, а теперь изрядно сточившиеся.

— Почему бы не поставить под седло серого в яблоках, сир? Он довольно силен.

— И неуклюж, как буйвол. Мне нужна эта гнедая кобыла. Лука. Немедленно распорядись, чтобы ее заново подковали. Немедленно.

— Слушаюсь, милорд, — Лука низко поклонился, по обычаю своего народа прижимая к животу узловатые руки. — Я сам присмотреть, чтобы кузнец не спилить лишнего.

Но Гэйлон уже вышел из конюшни.

— Все в порядке, Лука, — негромко сказал старому лошаднику Арлин.

— Эта гнедая даже не иметь никакой кличка, да, — с сильным акцентом пробормотал седой конюх.

Он был из племен Нороу, но много лет назад его захватили в плен наемники из Ксенары. Долгое время он был рабом, и рабом попал в Виннамир ко двору Люсьена, после смерти которого разбежавшиеся наемники и вельможи просто позабыли о нем, и он остался в конюшнях Гэйлона.

— Простите меня, милорд, но короля интересовать ничего, кроме ее быстрота.

— Так оно и есть. Лука.

— Его величество был болеть. Я не знать, что так скоро скачка… —

Старый конюх снял со стены ременный недоуздок и вошел в стойло к гнедой. — Но она быть готова, бедняжка. Да, милорд может быть уверен.

Арлин заговорщически улыбнулся ему:

— Пожалей нашего короля. Лука. Насколько мне известно, она дважды лягала его и один раз сбросила.

— Она сбросить король? — глаза старика вспыхнули. — Да, эта девчонка иметь характер.

Молодой южанин отступил назад, выпуская конюха с лошадью в поводу из стойла. Лука повел гнедую по проходу к высоким крепким дверям, за которыми располагалась тренировочная арена. Кобыла внезапно шарахнулась влево, и Арлин услыхал высокий протяжный визг. Затем из самого дальнего стойла донеслись до него громкие удары.

— Эй! — закричал конюх. — Пошел прочь, ублюдок!

Магеранский жеребец прижался носом к стальным прутьям решетки, раздувал ноздри и прядал ушами, а кобыла пританцовывала на месте и соблазнительно помахивала хвостом. Лука дернул ее за недоуздок, затем распахнул одну из дверей и повел кобылу по снегу к кузнечной мастерской.

Арлин задержался перед стойлом, в котором был заперт вороной жеребец барона. Из предосторожности он даже отступил на шаг назад. Животное с подозрением рассматривало его налитым глазом сквозь прутья вольера, из которых была сделана верхняя часть стены. Это был очень красивый, сказочный конь с могучей шеей, перевитой упругими канатами мышц, с широкой грудью и иссиня-черной шерстью. Туловище у него было коренастое и мускулистое, но ноги были тонкие, почти изящные, с длинными, похожими на перья щетками2, которые ниспадали на широкие и крепкие копыта.

— Да это настоящий урод, ублюдок! — заявил Керил, незаметно подошедший к Арлину сзади.

— Ничего подобного, — ответил Арлин оборачиваясь. — И он стоит столько золота, сколько весит сам.

Рыжеватый кузен короля фыркнул:

— Только не для меня. Кроме того, мне вовсе не хочется состязаться с ним. Ему вовсе не обязательно бежать быстро, он просто убьет каждого, кто попытается его перегнать.

— Магеранские жеребцы действительно гораздо злобнее многих, — признал

Д'Лелан. — Однако ими довольно легко управлять, когда они под седлом и в подходящей упряжи.

— Насколько мне известно, в битве они столь же смертоносны, как мечи их хозяев…

Тем временем жеребец пришел к выводу, что и Керил ему ничуть не интересен, и он выразил свое презрение тем, что развернулся и с грохотом ударил обоими задними копытами в нижнюю, дощатую часть стены. Арлин и Керил поспешно отступили.

— Не стоит участвовать в скачках, если тебе не хочется, — сказал Керилу

Арлин. — Мы в Ксенаре то прощаем друг друга, то начинаем интриговать и строить зловещие планы, но никогда не делаем этого без достаточных причин. В этом есть какое-то чувство чести, что ли… — он пожал плечами. — Лично я считаю Д'Лоранов довольно мерзким кланом, который имеет обыкновение наносить подлые удары ножом в спину, однако Седвин ничего от этого не выигрывает. Моя смерть будет ему совершенно бесполезна, так как я лишен наследства.

Керил хлопнул друга по спине:

— Тебя лишили наследства, Арлин, потому что ты оказался недостаточно хорошим ксенарцем. Твой ум недостаточно изощрен и коварен. — Он чувствительно поддал Арлина локтем в ребра и побежал к выходу. — Барон прибыл сюда не только для того, чтобы доставить подарки к празднику Солнцестояния, попомни мои слова. А теперь ступай за мной. Гэйлон хочет проложить маршрут для завтрашнего состязания.

Арлин поспешил за ним, чувствуя непонятную тревогу.

Этим утром солнце отчего-то решило подняться на чистом небосводе, однако его свет был по-зимнему холоден и далек. На дороге у стен замка собрались пятеро всадников. Лошади под ними приплясывали, ощущая в себе лихорадочное нетерпение и готовую выплеснуться наружу энергию, но всадники сдерживали их. Только жеребец барона вел себя внешне спокойно, и Гэйлон кивнул остальным:

— Запомните: миновав город, надо двигаться по почтовой дороге на север до столба, который обозначает дистанцию в одну лигу. Оттуда повернете на запад, вверх по склону холма до вершины гряды. Там обогнете пастушескую хижину и можете возвращаться. Если не хотите, чтобы пострадала ваша честь, не вздумайте жульничать.

— Считается ли жульничеством магия, ваше величество? — спросил барон, выглядевший просто великолепно в ярко-алом кожаном костюме. С запястья его руки свисала короткая плеть с серебряными грузилами на хвостах, а вороной жеребец стоял как вкопанный, изогнув шею и прижимая подбородок.

При взгляде на красавца-южанина Гэйлон почувствовал приступ раздражения, однако принудил себя улыбнуться:

— Барон имеет в виду заклинание, которое снабдило бы мою лошадь крыльями? Не бойтесь. Большая часть маршрута проходит под деревьями, так что крылья подходящего размера, способные поднять в воздух эту кобылу вместе с седоком окажутся попросту бесполезны среди ветвей. К тому же мне никогда не удавалось отрастить у лошади перья.

Ринн хихикнул, а Керил с шумом выпустил воздух и похлопал своего скакуна по шее. Кузен короля выбрал себе смешного пегого мерина, который был очень похож на своего седока — оба состояли в основном из торчащих в разные стороны локтей и коленей.

Вместо ответа Седвин лишь крепко сжал челюсти и собрал все четыре повода в пальцы обеих рук. Для того чтобы магеранский жеребец лучше слушался, он воспользовался сбруей с двойными удилами — один трензель был сделан из тонкой скрученной проволоки, а второй снабжен цепью с шипами, которая проходила под нижней губой скакуна.

Повернувшись к Ринну, барон внезапно сказал:

— Я протестую против того, чтобы вместе с нами в скачках участвовал простолюдин. Посмотрите только на его клячу, она должна тянуть плуг, а не ходить под седлом.

Длинное и добродушное лицо Ринна покраснело, однако Гэйлон только подмигнул ему.

— Что касается коня, — сказал его величество, — то он уже доказал свое право участвовать наравне с нами в подобных состязаниях. Сам же Ринн настолько горд тем, что является сыном лучшего портного, что отказался от баронского титула, который я ему предложил. Простолюдин он или нет, но он участвует в скачках — и точка.

— Поступайте как вам угодно, — мягким голосом проговорил Седвин

Д'Лоран, и на лице его появилось довольное выражение. — Только держись от меня подальше, храбрый портняжка.

От реки донесся порыв холодного ветра, и Гэйлон пожалел о сбритой бороде. Все участники состязаний были одеты лишь в тонкие кожаные костюмы, оставив в замке теплые плащи, которые бы сковывали движения и цеплялись за ветки. Арлин, подвязавший свои длинные волосы точно так же, как они были подвязаны у барона, слегка наклонился, чтобы поправить кожаный ремень стремени под правым бедром. Его гнедой жеребец, почувствовав движение седока, попытался рвануться вперед, но Арлин успокоил его ласковыми словами и похлопыванием по шее. Обернувшись на Гэйлона, он вопросительно приподнял бровь.

Пора было начинать.

— Последнее предупреждение, милорды, — сказал Гэйлон. — Я надеюсь, что все вы будете по возможности стремиться не наехать конем ни на кого из жителей города. Все они были предупреждены, однако один или двое беззаботных зевак всегда могут оказаться на вашем пути на главной улице. Будьте осторожны.

На узкой дороге, на которой они стояли, едва хватало места для того, чтобы всем стартовать с одной линии и скакать бок о бок. Тем не менее Гэйлон заставил свою гнедую кобылу спуститься с дороги в глубокий снег и встать в ряд на противоположной стороне от барона. Керил оказался рядом с вороным, и это ему очень не понравилось.

— Начнем, когда камень ударится о землю! — прокричал Гэйлон, вынимая из кармана булыжник размером с кулак.

Камень взвился высоко вверх и упал на утоптанный снег дороги неподалеку от всадников. Кобыла попятилась и рванулась вперед на долю секунды позже остальных. В морозном воздухе не раздавалось никаких звуков, кроме топота копыт по утоптанному снегу, пока лошади отталкивали друг друга плечами, стараясь вырваться вперед. Мосластый черный конь Ринна сумел пробиться в передний ряд, и из-под его копыт в лицо преследователям полетела злая ледяная крошка.

Кобыла под Гэйлоном несколько раз оскальзывалась, стараясь обогнать соперников. Она любила скачки и терпеть не могла быть где-то еще, кроме как впереди. Именно благодаря соперничеству лошадей кавалькада всадников появилась на улицах Киптауна на убийственной скорости. Возглавлял гонку по-прежнему Ринн, барон на магеранце наступал ему на пятки. Гэйлон тем временем обогнал Керила и успел заметить на лице троюродного брата сосредоточенную гримасу.

Арлин не сдерживал своего гнедого, предоставив тому бежать как ему нравится. Для молодого южанина конь значил гораздо больше, чем сама гонка, однако он не раз выигрывал, в последний момент вырвавшись из-за спин лидеров. Для этого ему нужно было всего лишь не отстать слишком сильно от ведущей группы, выжидая, пока соперники выдохнутся.

Гэйлон чувствовал, что щеки его онемели от холодного встречного ветра, однако, вырвавшись на улочки городка, он испытал несказанную радость. Разумеется, были тут и зеваки, которые благоразумно теснились к стенам домов. Кто-то подбадривал всадников, кто-то отпускал ехидные замечания. Подняв на мгновение голову, Гэйлон увидел, как один из мужчин, краснолицый толстяк, стоявший в толпе зевак, бросил под ноги коня Арлина свой алый берет. Скакун испуганно шарахнулся влево, чуть не сбросив с себя седока, однако молодой южанин удержался в седле и продолжил гонку.

Король, не снижая убийственного темпа, сумел сосредоточиться на своем Колдовском Камне, вызвав в нем крошечную голубую искорку. В следующую секунду с покатой крыши здания съехал изрядный пласт снега, накрыв собой злокозненного толстяка и компанию его друзей. Громко хохоча, довольный Гэйлон проскакал мимо них, намереваясь нагнать Арлина на обледенелом мосту.

Эта незначительная проделка, однако, вызвала в нем сильное искушение. Было бы так просто опрокинуть барона и оставить его где-нибудь в сугробе, пока его великолепный скакун заканчивает гонку без всадника. Тогда Джессмин останется. «Нет, — решил он про себя, — нужно выиграть эту гонку либо честно, либо никак».

Между тем всадники распределились по маршруту следующим образом:

впереди скакали Ринн и барон, за ними — Гэйлон, за ним — Керил и Арлин. Гэйлон подумал о том, как неприятно будет удивлен барон Д'Лоран, если Ринн на своей кляче обскачет его. Эта мысль заставила молодого короля снова расхохотаться, и но его смех вместе с вырвавшимися изо рта клубами пара был унесен назад встречным порывом ветра.

Коленями Гэйлон чувствовал, как при каждом прыжке его лошадь втягивает в себя огромные порции холодного воздуха. Она все время оставалась для него загадкой, неуправляемой и своевольной скакуньей, однако ее выносливости и мужеству мог позавидовать любой конь из всех, которых он когда-либо видел. Сейчас он чувствовал, что она, поддавшись азарту стремительной гонки, готова загнать себя насмерть, если он от нее этого потребует. Это ощущение, однако, заставило его слегка натянуть поводья, чтобы немного замедлить ее быстрый галоп.

Барон впереди тоже немного придержал своего жеребца, скорее всего, в преддверии затяжного подъема, и мерин Ринна продолжил весело бежать вперед в одиночестве. Гэйлон обернулся. Арлин приблизился к нему, а рядом с ним, весело потряхивая гривой, бежало пегое животное без седока. Гэйлон непроизвольно натянул поводья еще сильней и почувствовал сопротивление своей гнедой.

Арлин помахал ему рукой и прокричал:

— Не останавливайся, скачи! Керил снова свалился, но с ним все в порядке!

Вскоре они достигли каменного обелиска из серого гранита, который обозначал, что они удалились от города на одну лигу. Сын портного Ринн первым повернул своего коня на запад и заставил его подниматься по засыпанному снегом склону, следуя извилистой тропке между деревьями. Отсюда всадники могли двигаться к пастушьей хижине как им больше нравилось, хотя снег под деревьями был более глубоким, и под ним могли скрываться различные препятствия вроде коварных ям и поваленных деревьев. То, что казалось более коротким путем, могло привести к падению или к увечью всадника или коня, поэтому благоразумнее всего было поступить так, как поступил Ринн, — последовать по той тропе, которую накануне проложили здесь Гэйлон и его спутники.

Магеранский жеребец барона взбирался на склон без видимых усилий, и его местоположение можно было без труда определить по мелькающему среди деревьев ярко-красному костюму седока. Гэйлон предоставил кобыле самой выбирать путь, и она перешла на быстрый шаг, пробираясь под елями, дубами и миртовыми деревьями. Это был самый сложный участок маршрута, но гнедая ни разу не споткнулась и не замедлила шага. Уши ее были направлены вперед, и она вся дрожала от желания поскорее нагнать ушедших вперед всадников.

Тропа зигзагами вилась по склону, иногда круто карабкаясь вверх, иногда чуть ли не спускаясь вниз. В конце концов где-то высоко наверху раздались вопли Ринна, который понукал своего одра скакать быстрее. Седвина, напротив, вовсе не было слышно, и только иногда между стволами деревьев мелькал его красный камзол.

— Не думайте, что вы уже выиграли гонку, пижоны! — донесся снизу крик

Арлина.

Без сомнения, молодой южанин пытался спровоцировать опередивших его всадников на то, чтобы они заставили своих скакунов бежать быстрее вверх, и тем самым вымотать их.

Тем временем гнедая кобыла Гэйлона вырвалась из-под сумрачной тени густых елей на простор горного луга. Солнце так ослепительно сверкало, отражаясь от искрящейся снежной равнины, что глаза Гэйлона заслезились. Мимо него пронесся Ринн, который уже успел обогнуть хижину пастухов и теперь возвращался. Его нескладный конь был весь в мыле, а от его взмокшей шкуры шел пар. За ним показался вороной магеранец барона, который бежал неторопливой, уверенной рысью.

— Ваше величество… — на ходу кивнул ему Седвин, однако улыбка барона была уверенной и язвительной.

Гэйлон впервые тронул свою кобылу шпорами, и она отозвалась на это понукание как-то не слишком энергично. Белая равнина, на которой лишь кое-где виднелись редкие дубовые и осиновые рощицы, простиралась чуть не до самого горизонта, и засыпанная снегом хижина пастухов казалась на этом фоне небольшим темным пятном. Часто моргая от яркого света, отражаемого снегом, Гэйлон направил свою кобылу вокруг хижины, разворачиваясь в обратном направлении. По дороге ему встретился Арлин, который все еще двигался вверх по склону. Его гнедой конь выглядел довольно свежим, но ему еще нужно было добраться до хижины и развернуться.

— Не держись так далеко, — крикнул ему на скаку Гэйлон, — иначе ты никогда нас не догонишь!

Арлин ухмыльнулся через плечо:

— Вашему величеству самому нужно догонять и догонять!

Король снова вонзил шпоры в бока гнедой, послав ее в галоп вниз по склону, по извилистой лесной тропинке. Спускаться вниз было еще тяжелее, чем подниматься, и это относилось не только к коню, но и ко всаднику: одному было нелегко бежать вниз, второму едва удавалось сохранить равновесие. Падение на этом участке означало сломанные ноги или сломанные шеи. На самых крутых участках Гэйлону приходилось так сильно отклоняться назад, что он буквально ложился на круп кобылы, при этом его ноги поднимались чуть ли не до ее плеч.

К тому времени, когда они спустились на дорогу, бока лошади были исцарапаны и кровоточили, но Гэйлон снова пустил в ход шпоры и заставил ее бежать. Далеко впереди виднелся Ринн, но он двигался медленно, так как его скакун почти выдохся. Когда Гэйлон обгонял его, Ринн крикнул королю вслед что-то ободряющее. За следующим поворотом дороги король увидел мост и красный камзол Седвина Д'Лорана.

Гэйлон плотнее прильнул к шее гнедой. Он должен был выиграть эту гонку. Джессмин сердилась на него, и он понимал, что у нее было достаточно причин для этого. Мелкая ревность не к лицу королю, и Гэйлон решил, что, выиграв скачки, он великодушно позволит Джессмин отправиться в Занкос, чтобы повидаться с ее родными.

Мысль о том, что Джессмин может не захотеть вернуться, причинила ему острую боль. Но что он сделал за все это время, чтобы завоевать ее любовь и терпение? Ничего. Вернув себе трон Виннамира, Гэйлон изо всех сил старался придерживаться двух главных правил: не сближаться с теми, кого любил, и не любить тех, с кем был близок, ибо смерть и несчастья обрушивались на тех, кто был рядом с королем-магом. Только в своих отношениях с Джессмин и с Арлином он позволил себе немного отступить от этих двух принципов, и теперь его снедала постоянная тревога.

Перед ним на дороге возник еще один всадник, который сидел в седле совершенно неподвижно, как раз в том месте где дорога разветвлялась, сворачивая к Киптауну. Это не был ни один из участников скачек, так как лошадь под ним была совсем маленькая, не больше пони, и ярко-рыжей масти. Всадник с ног до головы завернулся в плотный грубый плащ, широкий капюшон которого скрывал его лицо. Всадник смотрел на приближавшихся к нему барона и короля.

— Прочь с дороги! — крикнул Гэйлон, наконец-то поравнявшись со скачущим во весь опор Седвином. Неизвестный всадник посторонился, пропуская бешено мчащихся лошадей.

Жеребец барона стал выказывать первые признаки того, что и ему приходится нелегко. Клочья пены капали с его губ, облепляя широкую грудь и могучие плечи вороного. Бок о бок две лошади влетели на мост и загремели копытами по промороженным бревнам. Где-то в середине моста жеребец внезапно громко заржал и, по-змеиному изогнув шею, вонзил длинные желтые зубы в горло гнедой.

— Эй! — закричал Гэйлон и увидел, как Седвин взмахнул своей короткой плетью, чтобы заставить животных перестать кусаться.

В последний момент, однако, плеть изменила свое направление, и Гэйлон почувствовал, как удар ожег его щеку. Плеть поднялась и с быстротой молнии опустилась на его лицо еще два раза, а жеребец толкнул корпусом более легкую кобылу на перила моста, и она споткнулась. Яркий солнечный свет блеснул на лезвии кинжала, который сжимал в руке барон, но Гэйлон как раз в этот момент ударился о перила моста и перевалился через них, лишь в последний момент взмахнув рукой, чтобы уцепиться за что-нибудь.

Все окружающее вокруг него внезапно потускнело, замедлилось, словно его разум отделился от его тела. В растерянности Гэйлон попытался сконцентрироваться на своем Колдовском Камне, попытался найти в себе ярость и гнев, которые, несомненно, должны были пробудиться в нем под влиянием столь коварного нападения, но внутри было пусто. Не было даже страха.

Откуда-то донеслись сердитые, гневные возгласы. Они звучали приглушенно, но были странно знакомыми. Арлин. На мост въезжал еще один южанин. «Помоги мне», — подумал Гэйлон, не в силах вымолвить ни слова.

Гэйлон видел, как внизу неслась холодная и глубокая река, а его рука в перчатке, вцепившаяся в деревянную перекладину перил, была единственным, что удерживало его от падения вниз.

Тем временем вороной магеранец развернулся и обоими задними копытами нанес гнедому Арлина страшный удар.

Гэйлон беспомощно смотрел, как его друг вылетел из седла и ударился о перила моста с другой стороны. Последовал еще один яростный удар задними ногами, скакун Арлина навалился всем телом на перила, перила затрещали, и оба — всадник и его конь — полетели вниз. До слуха Гэйлона донесся громкий плеск.

«Нет, — беззвучно застонал Гэйлон и бросил взгляд вниз, чтобы увидеть, как течение потащило обоих вниз по реке. — Только не это!»

Седвин тем временем снова развернул жеребца и подъехал ближе к королю. Узкая полоска стали все еще блестела в его руках, но странное оцепенение уже почти прошло, и его место заняли ненависть и ярость. Гэйлон схватился за перила левой рукой, а правую сжал в кулак. Контроль над энергией Камня еще не вернулся к нему, и яростное синее пламя, вырвавшееся из перстня, охватило и коня, и всадника.

Нестерпимый жар окатил Гэйлона, и он почувствовал резкий запах сожженных волос и горящей плоти. В беззвучной агонии магеранский жеребец сделал не сколько шагов и рухнул. Седвин Д'Лоран обгорел уже до неузнаваемости и походил теперь на черную, скорченную головешку, намертво прикипевшую к головне побольше.

Гэйлон подтянулся на руках, втащил свое тело на полотно моста и перебрался через лежащую на боку кобылу. Она слабо пошевелилась, приподняв голову из лужи черной крови, но Гэйлон, хотя и знал, что она умирает, не остановился. Для сожаления не было времени, и он побежал по мосту, затем спустился с дороги и, поскользнувшись, съехал по склону к самому берегу реки.

— Арлин! — закричал он, прыгая по обледеневшим валунам.

— Сюда, милорд! — откликнулся чей-то голос. — Скорее!

У самой кромки воды высились заросли вечнозеленых кустарников. Гэйлон продрался сквозь них и обнаружил уже знакомого ему огненно-рыжего пони, который смирно стоял на каменистом берегу. Чуть поодаль от него скорчился на полузатопленном бревне давешний всадник. Крепко обхватив ногами ствол упавшего дерева, он вцепился руками в какой-то мокрый тюк.

Гэйлон не раздумывая бросился в реку, но вода была столь холодна, что он непроизвольно рванулся обратно, а ниже пояса у него все онемело. Осторожно переступая по могучему стволу, он приблизился к незнакомцу, и вдвоем они сумели вытащить из воды на берег неподвижное тело Арлина Д'Лелана. Гэйлон обнял тело друга дрожащими руками, но губы его оставались синюшными, а лицо — серым.

— Я слишком поздно подоспел, — пробормотал незнакомец со слабой надеждой в голосе.

Капюшон плаща все так же скрывал его лицо, но голос был молодым, почти детским.

— Нет! — резко отозвался Гэйлон, не в силах заглянуть правде в лицо.

Подняв тело Арлина, он пошел между деревьев, неловко оскальзываясь на камнях и упавших ветках.

— Возьмите моего пони, милорд! — незнакомец поспешил за ним, волоча за повод упирающееся животное.

Гэйлон осторожно положил Арлина на седло и взял поводья из рук человека в плаще. Что-то в облике и манере поведения крошечной лошади пробудило в нем далекие воспоминания, однако он спешил, и ему некогда было рыться у себя в памяти.

На дороге их встретил Ринн с совершенно белым лицом.

— Сир! Что случилось? — он соскочил с седла, не отрывая взгляда от неподвижного Арлина, свисавшего со спины пони. За спиной его поднимался к небу голубовато-белый дымок — то дымились на мосту обугленные останки барона и его жеребца.

— Передай его мне, — приказал король, вскакивая на усталого мерина

Ринна.

Ринн послушно снял тело Арлина со спины пони и посмотрел снизу вверх на Гэйлона. По щекам его текли слезы.

— Он мертв, милорд.

— ПЕРЕДАЙ ЕГО МНЕ!!!

Ринн устроил Арлина на коленях короля. Гэйлон развернул мокрого от пота скакуна и вонзил шпоры в его истерзанные бока. Усталое животное небыстрым галопом поскакало через мост к замку.

6

Гэйлон не позволил никому прикоснуться к телу Арлина — ни старшему конюху, ни грумам. Он сам нес его на руках от конюшен до самого внутреннего двора замка. Там он колотил по двери мокрым башмаком до тех пор, пока ему не открыли. Молодой слуга, увидев короля с его страшной ношей, испуганно отступил назад, не проронив ни единого слова, однако одна из служанок, также подбежавшая к дверям на настойчивый стук Гэйлона, завыла в голос и принялась громко всхлипывать. Все служанки зам ка очень любили молодого веселого южанина.

— Заткнись! — прорычал Гэйлон, отказываясь от помощи мальчика-слуги. —

Гиркана сюда! Немедленно! Скажите ему, что Арлин утонул. Нет, пусть сразу идет в его покои!

— Он у королевы, милорд.

— Тогда бегом туда! Скажи ему, чтобы дожидался меня там. Я принесу его в покои королевы.

Его не волновало, что может подумать или сказать Джессмин, не волновало, разгневается ли она или опечалится. Важно было скорее найти Гиркана. Служанка снова принялась причитать, когда Гэйлон направился к юго-восточному крылу замка. За ним на полу оставались темные мокрые следы, лужи воды и комья тающего снега. Только здесь, в замке, ноги его вновь обрели чувствительность, но вместе с ней пришла обжигающая боль. Кисти рук и ступни все еще ничего не чувствовали.

Король прижимал холодное и мокрое тело Арлина к груди, не чувствуя его веса и собственной усталости. Он не верил, что уже поздно и поправить ничего нельзя. Этого просто не могло быть. Искорка жизни, пусть слабая, должна была еще теплиться где-то в глубине этого тела, и Гэйлон отказывался думать о чем-то другом.

— Сир! — Гиркан мчался навстречу ему со всей возможной скоростью, какую позволяли ему развить его короткие толстые ноги. — О, нет, боги мои!

Он остановился возле Гэйлона и, схватив Арлина за запястье, на секунду прижал к нему свои пухлые пальцы. Нахмурившись, лекарь покачал головой и попытался нащупать пульс на шее Арлина. Медленно опуская руку он пробормотал:

— Мне очень жаль, милорд, но он мертв.

Гэйлон почувствовал приступ настоящего бешенства и с трудом справился с пробудившимся Камнем.

— Похоже, мне нужен другой врач, старик.

— Даже тысяча врачей скажут вам то же самое, сир. — На лице Гиркана отразились сожаление и понимание. — Арлин был превосходным молодым человеком, но его больше нет, милорд. Это тяжелая потеря для всех нас.

Гиркан пристально посмотрел на Гэйлона.

— Позвольте мне заняться живыми, милорд. Вам срочно необходима теплая и сухая одежда и горячий настой из трав, иначе вы снова сляжете на неделю.

Из уст короля вырвалось грубое ругательство, и он, повернувшись спиной к бесполезному врачу, направился со своей ношей к дверям библиотеки. Он не отдаст Арлина в руки смерти без борьбы. Он должен найти совет на страницах «Книги Камней».

Очутившись в библиотеке, Гэйлон положил Арлина на стол и запер за собой дверь. Потревоженные книги и свитки посыпались на протертый до нитей основы ковер, но Гэйлон не обратил на них внимания. В его памяти ожили горькие воспоминания о том, как он однажды точно так же укладывал своего друга на другом столе, опасаясь самого худшего. Арлин не подавал никаких признаков жизни, не шевелился и не открывал глаз.

В библиотеке было холодно, сырой воздух пах пылью и старыми книгами, переплетным клеем и чернилами, а стены были заставлены высокими, под потолок, шкафами. Гэйлон осторожно положил на остывшую золу очага несколько щепок, но потом передумал. Пожалуй, еще не пора согревать комнату.

Стянув с рук намокшие перчатки, он уселся на стуле, положив перед собой огромный том, переплетенный в кожу и дерево. Этот экземпляр «Книги Камней» когда-то принадлежал Фейдиру Д'Салэнгу. При помощи мысли Гэйлон зажег свечу, и перед ним запрыгало на столе дрожащее пятно света.

Мокрая одежда продолжала мешать ему, но Гэйлон открыл книгу и попытался сосредоточиться на своей задаче. На страницах «Книги Камней» почти не было свободного пространства — так плотно были исписаны они крошечными руническими символами. Слова соединялись в предложения без интервалов и без всяких знаков препинания, и очень скоро одинаковые строки поплыли перед усталыми глазами короля. Где-то среди этих ненумерованных страниц было скрыто заклинание, которое он искал, но «Книга», казалось, жила своей собственной жизнью. Гэйлон знал, что, если она не захочет подарить ему свое сокровенное знание, он может провести недели и месяцы, перелистывая одну страницу за другой — и ничего не найти. Да и в любом случае тогда будет уже поздно.

За время, пока Гэйлон продолжал поиски, к дверям библиотеки дважды подходил Керил, прося впустить его. Гэйлону показалось, что он даже слышал голос Ринна, однако он никому не открыл. Негнущимися от холода пальцами он продолжал переворачивать страницы, а его Колдовской Камень мерцал голубым огнем, помогая ему вникнуть в значения рунических символов. Тем не менее безнадежность потихоньку вползала в его сердце, и Гэйлон начинал отчаиваться.

Когда его отчаяние стало невыносимо глубоким, Гэйлон оторвался от книги и, закрыв руками лицо, пробормотал:

— Молю тебя, пожалуйста, яви мне то, что мне нужно.

— Может быть, это тебе поможет.

Знакомый мелодичный голос заставил его вздрогнуть. Он отнял от лица руки и увидел, как страницы «Книги» замелькали словно под ветром. Пожелтевшие листы переворачивались один за другим, затем вдруг остановились. В глаза Гэйлону бросилась одна-единственная строчка, ничем не отличающаяся от остальных: «Чтобы изгнать смерть, следует…»

Холодный страх вытеснил из его сердца и разума отчаяние и безнадежность, и Гэйлон резко повернулся на стуле. Красивый и стройный мужчина в одежде из тонкой замши стоял возле тела Арлина. Нет… не мужчина и вообще не человек. Это было нечто совершенно иное — дух, которого Гэйлон встречал лишь однажды, когда только-только нашел свой Колдовской Камень и еще не умел с ним как следует обращаться. Существо попыталось поймать взгляд Гэйлона своими прозрачными и бездонными голубыми глазами, но король быстро отвернулся.

— Ты не хочешь смотреть на меня? — негромко спросил дух.

— Нет.

— Чего ты боишься? Ты стал сильным, много сильнее, чем был, ты стал великим магом. Мощь Камня принадлежит тебе… и я тоже. Приказывай, я обязан подчиниться.

Несмотря на вкрадчивый тон существа, Гэйлон прекрасно помнил, как Дэрин однажды предупредил его о том, что иметь дело с духом может оказаться чревато многими неожиданными опасностями и ловушками. Король сосредоточился на теле Арлина, который лежал на столе неподвижно и безучастно. Вода собиралась на столешнице в маленькие лужицы и тяжелыми каплями просачивалась сквозь щели вниз. Звук падения этих капель, однако, глохнул в ковре.

— Проси меня, я обязан подчиниться.

— Верни мне его, — сказал король не раздумывая.

— Мне это по силам, и я с радостью исполню этот приказ, — пробормотал дух, и голос его зажурчал, как трель жаворонка или песня весеннего ручья.

— Но вы должны знать одно, милорд. В мире существует равновесие между жизнью и смертью, и поэтому любая магия подобного рода очень дорого обходится.

— Какова же цена? — спросил Гэйлон, снова почувствовав укол страха.

— Цена велика, и даже король должен быть готов уплатить ее. Чтобы вернуть в царство живых этого любимого вами человека, вы должны будете выбрать кого-то другого, кто займет его место, кто отправится за пределы вместо него. Вот, прочтите об этом здесь, на странице «Книги»…

— Нет, скажи мне сам, — перебил его король.

Дух легко поклонился:

— Вы сами, своею собственной рукой, должны принести другого человека в жертву. Кого-то другого, кто так же дорог вам, как и ваш друг. Пусть это будет завтра, послезавтра или когда-нибудь потом, но смерть эта должна обязательно состояться до того, как наступит летнее солнцестояние. Чем дольше вы ждете, милорд, тем труднее вам будет это исполнить.

— Должен быть какой-то иной способ.

— Иного способа нет, милорд.

— А что, если я не сумею никого выбрать? — спросил Гэйлон, мучимый отчаяньем и страхом.

— В таком случае жертва будет принесена за вас, но она будет много ужаснее, чем просто одна жизнь. Лучше всего, милорд, было бы отказаться от этой затеи. Пытаясь бросить вызов природе, вы обрекаете себя и свою страну на ужасные испытания, которые могут стать следствием вашего опрометчивого решения.

— Какова бы ни была цена, я хочу вернуть его. Покажи мне, как надо начинать.

— Я обязан подчиниться. Вам нужно только посмотреть мне в глаза.

Гэйлон неохотно поднял взгляд и по смотрел в глаза призрака.

Дэви взбирался по крутой дороге, таща Кэти за собой. Смерть и разрушения приветствовали его приход. И колдовство. Черные, обугленные тела на мосту лишний раз подтвердили это. Даже жители Киптауна в страхе позапирали двери и позакрывали ставни.

Дорога становилась все круче, а лес по ее сторонам — гуще. Когда мальчик одолел последний холм, вдали показался замок, окруженный высокими, замшелыми стенами, сложенными из грубых серых камней неправильной формы, скрепленных между собой повыкрошившимся раствором. Тем не менее камни эти были так удачно подогнаны друг к другу, что, казалось, стены могли бы продержаться вообще без всякого раствора еще одну тысячу лет. На башнях замка лежали белые снеговые шапки, а за ним вздымались отвесные, неприступные скалы, утыкаясь своими острыми вершинами в бледное зимнее небо. Это был королевский замок, но мальчику он показался слишком мрачным, отмеченным печатью отчаяния.

На его приближение никто не обратил внимания. Единственным свидетелем того, как новоиспеченный герцог Госнийский вступил в замок своего суверена, был худой мальчишка-слуга в полинялой голубой ливрее. Он вел через двор к конюшне двух лошадей, умудряясь одновременно ковырять в носу. Кроме конюшни, поблизости громоздились еще какие-то строения, но все они носили отпечаток почтенного возраста и всеобщего упадка.

Кэти сильно дернула повод и потянула Дэви в стойло, откуда вкусно пахло свежим сеном и другими лошадьми. За последние несколько дней пони утратили свой упитанный вид, к тому же сейчас они проголодалась и очень устали.

— Привет! — обратился Дэви к подростку, который вел за собой лошадей. —

Не мог бы ты позаботиться о моей кобыле?

— А деньги у тебя есть? — спросил слуга слегка высокомерно.

— Есть немного.

— Тогда веди ее сюда.

Сделка совершилась тут же, во дворе, и Дэви расстался с одним из медяков достоинством в десять пенни. Забросив на плечо свою кожаную сумку, он пересек грязный, утоптанный снег двора и постучал в высокие дубовые двери в глухой стене замка. В конце концов дверь ему отворил слуга постарше, но тоже в линялом голубом одеянии.

— Что надо? — спросил он нелюбезно, быстро оценив не слишком богатый, а кое-где откровенно поношенный наряд мальчика.

— Я пришел, чтобы увидеть короля.

— Убирайся.

Дверь стала закрываться, но Дэви уже проскользнул внутрь.

— Эй, парень, сюда нельзя!

Дэви откинул со своего лица капюшон плаща и продолжал настаивать на своем:

— Я должен увидеть короля.

— Пропусти его! — крикнул кто-то из дальнего конца вестибюля. Это был

Ринн, сын портного, которого Дэви повстречал у моста.

Слуга что-то проворчал и, заперев дверь, удалился.

Внутри замка жизнь была заметна гораздо сильнее, чем снаружи. Дэви с

любопытством огляделся по сторонам. Множество слуг и служанок, молодых и старых в растерянности сновали туда и сюда по холодному, сумеречно освещенному помещению. Многие женщины были заплаканы. Сын портного стоял возле массивного каменного стола в обществе еще двоих вельмож: молодого человека с яркими рыжеватыми волосами и второго — статного седовласого господина в дорогом костюме из малиново-красного бархата.

— Арлин Д'Лелан мертв, — резким голосом сказал пожилой. — Король заперся в библиотеке вместе с телом. Он не слушает меня, и вряд ли он послушается кого-то из вас.

Ринн покачал головой:

— Мы пытались. Лучше оставить его там, лорд Тидус. Пусть спокойно оплакивает своего друга.

— Спокойно?! — проворчал тот, которого назвали Тидусом, а его красивое лицо слегка покраснело от гнева. — Сколько еще человек из вашей компании должно погибнуть, прежде чем остальные придут в себя? Это вы во всем виноваты, вы со всех сторон кричите о своем одобрении и поддерживаете короля во всех его безумных планах.

Его острый взгляд остановился на Дэви:

— А ты кто такой?

Мальчик приложил немало усилий, чтобы спокойно выдержать его взгляд.

— Мое имя Дэви Дэринсон, милорд. Я приехал сюда, чтобы служить Рыжему

Королю.

— У нас хватает слуг, — отрезал Тидус.

— Дэринсон? — эхом отозвался рыжеволосый, который до сих пор хранил молчание. Затем он обменялся взглядом с Ринном, который тоже казался растерянным. — Имеешь ли ты отношение к Дэрину, герцогу Госнийскому?

— Это был мой отец, — ответил Дэви и почувствовал, как странно прозвучали эти слова, впервые произнесенные им.

— Невероятно! — Пожилой вельможа поправил свое платье. — Госни не оставил наследников.

— У меня есть бумага. Он…

— Неумелая подделка, я в этом не сомневаюсь.

Дэви выпрямился, упрямо сжав челюсти.

— Позвольте мне встретиться с королем. Он поймет, что я говорю правду.

— Забирай свою бумажку вместе со своей ложью и проваливай, юный бандит!

— сердито вскричал Тидус, и его лицо потемнело. — Иначе ты очень скоро окажешься в темнице вместо роскошных апартаментов герцога.

— Погодите, — пробормотал рыжий, дернув Тидуса за рукав. — Если он действительно Госни, то, может быть, ему удастся урезонить Гэйлона Рейссона.

— Невероятно, — снова проворчал Тидус.

— Никому не будет хуже, если он попытается.

Сердитое выражение на лице Тидуса сменилось задумчивостью.

— Хорошо, Керил, — сказал он наконец, — но только пусть его сначала вымоют и прилично оденут. А потом доставьте мальчишку ко мне.

— Прилично одеть? — Керил нахмурился. — Его величеству все равно не будет видно, во что он одет. Ему глубоко плевать на это.

— Зато мне не плевать, — ответил на это Тидус и пошел прочь, сразу свернув в мрачный, плохо освещенный коридор.

Тидусу пора было заняться своими прямыми обязанностями, и именно с этим намерением он направился к комнатам барона Д'Лорана. Там, среди его бумаг, должно было найтись хоть какое-то объяснение, хоть что-то, что могло бы пролить свет на мрачные события сегодняшнего утра. Советник чувствовал внутри себя гнев и одновременно предвкушал какое-то важное открытие. Никто из оставшихся в живых не мог знать, что произошло сегодня на мосту. Никто, за исключением Гэйлона Рейссона, но Тидус кое о чем догадывался. Вряд ли это был просто несчастный случай.

Дверь в покои барона, однако, уже была отперта и стояла полуприкрытой. Советник осторожно толкнул тяжелое, сырое дерево и заглянул внутрь. В кресле у очага неподвижно сидела королева Виннамира. Одинокая свеча едва освещала листок бумаги в ее руках и несколько вскрытых конвертов на коленях. Услышав шорох, королева подняла голову, и Тидус удивился бледности ее лица.

— Что это значит? — спросила королева, протягивая ему сложенный лист.

Тидус вежливо взял документ в руки и быстро пробежал глазами четко выписанные строки. Последняя фраза привлекла его внимание, и он прочел ее вслух:

— «…и после того, как все вышеперечисленное будет исполнено, а Гэйлон

Рейссон — мертв, мы обещаем наградить барона Седвина Д'Лорана титулом губернатора земли Виннамира и назначить его консортом вдовствующей королевы, нашей дочери Джессмин».

Бумага была подписана «Роффо, глава дома Герриков и король всей Ксенары», а в красном воске в самом низу была оттиснута затейливая королевская печать.

— Скажите же мне, что все это значит, — снова потребовала Джессмин.

— Все достаточно прозрачно, миледи, — глава королевского Совета слегка откашлялся. — Барон был подослан для того, чтобы убить короля Гэйлона.

— И жениться на его овдовевшей супруге, — сердито добавила Джессмин. —

Как мой отец мог пойти на это? Почему?

— Логику политических замыслов не всегда бывает легко объяснить, ваше величество, но вам не стоит упрекать вашего отца в коварстве.

— Вы хотели сказать — в алчности, — с горечью проговорила Джессмин. —

Мой отец давно зарится на лес и воду Виннамира, но мы все это время щедро делились с ним нашими богатствами. Зачем понадобилось убивать моего мужа?

Тидус заставил себя улыбнуться ей тепло и сочувственно. Ее величество, как оказалось, разбиралась в политике куда лучше, чем ему казалось.

— Миледи, ваш отец опасается Кингслэйера и короля-мага, который может повелевать им.

— Но это же совершенно бессмысленно! За все эти годы Гэйлон не сделал ничего такого… — она опустила глаза. — Этот документ необходимо уничтожить. Все письма барона должны быть сожжены.

Тидус почувствовал первые признаки надвигающейся паники. Все, чего он хотел достичь, можно было достичь только благодаря этим свидетельствам, уликам, которые королева так хотела уничтожить.

— Ваше величество, послушайте, жизнь короля все еще может находиться в опасности. Он должен узнать правду.

— Нет! Мы с вами сумеем защитить его, однако Гэйлон никогда не должен узнать про это! — она взмахнула бумагами. — У него ни в коем случае не должно появиться причин чтобы снова взяться за Кингслэйер!

— Безусловно, ваше величество, — пробормотал Тидус, тщательно пряча свое разочарование. — Может быть, вы предоставите эту честь мне — и я исполню ваши желания. Позвольте мне распорядиться этими бумагами.

Молодая королева протянула к нему тонкую руку:

— Благодарю вас, милорд, но я позабочусь о них сама.

Она позволила главе Совета помочь ей подняться с кресла и проводить до дверей ее покоев, расположенных в дальнем конце темного, неубранного коридора. Здесь Тидус оставил ее, все еще сжимающую в руках бесценные бумаги, и вернулся в свои покои.

Оставшись один, советник постарался избавиться от разочарования и бессильного гнева. Слишком много других вопросов требовали его внимания. На мгновение задержавшись возле камина в своей гостиной, он посмотрел на остывающие угли. Огонь давно погас, и в комнате стало довольно холодно. Личный слуга Тидуса имел строгий приказ — постоянно поддерживать огонь, чтобы в покоях было достаточно тепло, и советник считал, что даже гибель Арлина не могла служить достаточной причиной для столь безответственного поведения.

В гневе Тидус повернулся к двери, и в этот момент кто-то негромко постучал в толстую дубовую панель.

— Войдите! — прорычал Тидус, изобразив на лице самое зверское выражение.

Вошли двое слуг — девушка с подносом и Раф, тот самый нерадивый слуга, чьей первейшей обязанностью было поддерживать огонь. Он нес в руках несколько поленьев и теперь, бормоча слова извинения, прямиком направился к камину.

Тидус открыл было рот, чтобы попенять бездельнику, но едкие слова застряли у него на самом кончике языка, когда в дверях он увидел Дэви, который стоял в коридоре, не решаясь войти. Превосходно! Позабыв о проступке Рафа, советник рукой поманил мальчика внутрь.

— Эй, ты. Пойди-ка сюда, — велел он, затем повернулся и уселся в кресло у камина.

Служанка поставила поднос с едой и удалилась, присев в неглубоком реверансе. Тидус нетерпеливо щелкнул пальцами, и Раф тоже поспешно покинул покои советника. Дэви тем не менее не двинулся с места.

— Пойди сюда, я сказал.

Мальчик неохотно подошел с выражением неприкрытой враждебности на красивом юном лице. Керил нарядил его в свои собственные обноски — бархатные брюки и камзол отвратительного горчично-желтого цвета, к тому же слишком большой для юного герцога. Мальчик снял свой плащ, а его темные волосы были аккуратно причесаны. Даже в этом нелепом и смешном наряде его аристократическое происхождение было хорошо заметно. Особенно сильно бросались в глаза тонкие руки с длинными пальцами, широко поставленные глаза и высокие скулы.

— Итак, ты хотел бы заставить нас поверить, что ты — Госни, — сказал советник довольно миролюбиво.

Взяв с подноса толстый кусок хлеба с маслом, он обмакнул его в суп. Дэви молча смотрел, как хлеб совершает свой путь к губам советника и исчезает во рту.

— Дай-ка мне посмотреть твою бумагу, — невнятно пробормотал Тидус, жуя.

Мальчик покачал головой:

— Я покажу ее только королю.

— Ты дашь ее мне. Сейчас!

Дэви неохотно достал пожелтевшую, изрядно помятую бумагу и протянул ее советнику. Тидус выхватил ее из руки мальчика и развернул. Бумага была столь скверной, что чернила во многих местах проникли насквозь и некоторые слова расплылись. Так или иначе, но содержание документа можно было прочесть без труда, и оно не оставляло никаких сомнений — герцогство переходило по наследству от отца к сыну.

— Незаконнорожденный сын лучше, чем вообще никакого, — улыбаясь, Тидус кинул бумагу в камин, и она вспыхнула, прежде чем Дэви успел отреагировать.

— Как вы смеете! — выкрикнул Дэви, и лицо его раскраснелось от гнева.

— Тихо, парень, — Тидус откусил еще один изрядный кусок хлеба, наслаждаясь сердитым смятением, охватившим юного Госни. — Я — личный советник короля, и я могу подтвердить ему, что твои притязания справедливы, несмотря на несчастный случай, который произошел с твоими бумагами… Но в обмен на это ты должен мне кое-что пообещать. — Он замолчал, но лишь для того, чтобы зачерпнуть ложку супа и отправить ее себе в рот.

— Что я должен обещать? — подозрительно спросил Дэви.

— Что я должен пообещать, милорд? Ты должен разговаривать вежливо с теми, кто стоит выше тебя.

В беспокойных и пугающих зеленых глазах мальчика снова показался гнев, но Тидус не обратил на это никакого внимания. Со временем мальчишка поймет, кто тут хозяин.

— В качестве главы королевского Совета я должен буду присмотреть за тем, чтобы ты получил надлежащее образование. У герцога много обязанностей, и тебе придется немало потрудиться, прежде чем ты станешь достоин этого высокого титула. И выброси из головы все мысли о скором богатстве. За годы своего правления Люсьен Д'Салэнг раздал в качестве подарков своим вассалам и политическим союзникам все земли и имущество Госни. В конечном счете большая часть всего этого вернется к тебе, но до тех пор ты будешь зависеть от щедрости короля и от моей щедрости.

Дэви только крепче стиснул зубы, и Тидус продолжил:

— Если легенды о Госни не лгут, Гэйлон станет прислушиваться к тебе как ни к кому другому. Это опасная сила в руках такого молодого и неопытного человека, как ты, поэтому я буду направлять тебя по правильному пути. В благодарность за все, что я для тебя сделаю, ты должен будешь внушить его величеству некоторые мои мысли и заставить его исполнить кое-какие мои просьбы, преподнеся их как свои. Кроме того, я надеюсь, что ты будешь подробнейшим образом информировать меня обо всех разговорах короля, о всех его поступках и замыслах, так же как…

— Ничего подобного я делать не буду, — перебил его Дэви. — Я не нуждаюсь в вашей доброте. Я вам ничего не должен и ничем не обязан. Король узнает меня даже без той бумаги, которую написал отец.

С этими словами он повернулся и решительно пошел к двери.

Да, с этим мальчиком оказалось не так легко справиться, но это

внезапное проявление характера и силы не могло смутить Тидуса.

— Тогда это все неправда… — бросил он мальчику в спину. — Неправда, что Госни любят своих Рыжих Королей больше самой жизни. — Дэви остановился у самых дверей, положив руку на защелку. — Ты заподозрил меня в коварстве и корысти? Это не так, Дэвин Госнийский. Я люблю короля и желаю только защитить его и помочь, — пробормотал успокаивающе глава Совета. — За последние годы Гэйлон Рейссон потерял желание править. Он беспечно относится к своей жизни. Я боюсь за него… как боимся все мы. Ему нужны цель и надежда. Эти две вещи ты можешь ему дать — если будешь знать, как взяться за дело.

Ему удалось поймать мальчика в ловушку. Дэви медленно повернулся.

— Я для этого и приехал, — сказал молодой герцог.

— Вот именно! Так давай же вместе трудиться, чтобы достичь одной цели.

Мы оба хотим одного и того же.

Дэви снова приподнял подбородок:

— Я не потерплю, чтобы вы или кто-либо другой говорили со мной грубо.

— Прошу простить меня, юный лорд, — сказал Тидус, хотя эти слова дались ему с трудом. — Просто после сегодняшнего происшествия я не хочу допускать кого-либо к королю, не уверившись предварительно в том, что этот человек не желает ему зла.

Дэви открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Тидус перебил его:

— Да, теперь я вижу, что твои намерения и помыслы чисты, и я приветствую тебя в Каслкипе от лица его величества. Я отдам распоряжение, чтобы слуги привели в порядок апартаменты Госни. Пока же возвращайся к Керилу с моим благословением. Он отведет тебя к библиотеке, но не расстраивайся, если Гэйлон Рейссон не примет тебя немедленно. Сегодня слишком грустный день для всех нас.

Голубое сияние Камня окружило Гэйлона со всех сторон, и он обнаружил себя запертым внутри светящейся сферы. Вокруг него звучала беззвучная и бессловесная песня духа. Гэйлон чувствовал себя спокойно и в безопасности. Потом голубое сияние мигнуло и погасло.

Черная пустота и мрак окружили Гэйлона. Эта пустота была столь абсолютной, что Гэйлон беззвучно вскрикнул и сразу же услышал в своем мозгу шепот духа:

— Не волнуйтесь, милорд.

Гэйлон с трудом ответил ему точно таким же способом:

— Что это за место?

— Это не место, — последовал ответ. — Сюда не попадет даже Спящий, оно существует вне пределов известного, даже вне того, что известно магам.

В пустоте возник какой-то объект — слегка светящаяся сфера медленно проплыла мимо Гэйлона, и он почувствовал, как внутри него запульсировала какая-то слабая энергия. Еще одна светящаяся сфера подплыла к нему совсем близко, двигаясь с другой стороны. Впрочем, здесь не было ни сторон, ни расстояний. Потом появились другие шары — они проплыли мимо.

— Что это за шары? — подумал Гэйлон.

— Это души, милорд. Каждая из них заключена в своих собственных привычках, в радости или в печали, в зависимости от того, какой была их жизнь и их смерть.

— Почему их так мало?

— Здесь только те, кто умер недавно. В свое время они отыщут свой путь.

— Путь куда?

В ответ на этот вопрос раздался мелодичный, словно хрустальный, смех духа.

— Этого не знаю даже я. Я знаю только то, что исчезнувшую отсюда душу нельзя вернуть назад никакими средствами. Позовите же его, милорд, позовите того, кого вы хотите вернуть, пока еще не стало слишком поздно.

Гэйлон снова ощутил знакомый страх, но теперь он тысячекратно усилился. Слишком, слишком страшной была цена того, что он собирался сделать. Он вспомнил, как молодой южанин бросился вперед, чтобы спасти его жизнь и потерять свою. Каким-то образом он постарается избежать расплаты за это волшебство. Он навсегда потерял Дэрина, и это наполнило его решимостью удержать Арлина.

— Арлин! — беззвучно крикнул он в пустоту. — Арлин!

Светящиеся шары продолжали хаотично плавать вокруг него, не соприкасаясь друг с другом, двигаясь медленно, почти величаво, пока король снова и снова выкрикивал имя своего друга. Наконец один из шаров остановился перед его лицом, потом подплыл ближе.

— Он снова твой, — пропел дух Камня. — Возьми его домой.

Голубое сияние Камня снова обернулось вокруг Гэйлона, и вместе с его нежным прикосновением Гэйлон ощутил силу тяжести, которая потянула его вниз. Он открыл глаза и обнаружил, что лицо его упирается в раскрытые страницы «Книги Камней». Быстрый взгляд вокруг убедил его в том, что комната пуста. Дух исчез, а неподвижное тело Арлина по-прежнему лежало на столе. Гэйлон уже начинал думать, что заснул и увидел все это во сне, однако холод в комнате показался ему еще более сильным, а в воздухе он заметил пляшущие, почти невидимые молнии. Затем раздался протяжный стон.

Ноги отказывались слушаться Гэйлона, но он нашел в себе силы и подошел к столу. Каждую клеточку его тела ломило от холода, и он тяжело оперся на стол, который покачнулся под его весом. Молодой южанин внезапно кашлянул, и изо рта его хлынула мутная речная вода. Гэйлон крепко схватил своего друга за руку и прижимал к себе до тех пор, пока приступ кашля не прошел. Взмах руки — и вот уже в очаге запылал жаркий огонь, выстреливая на вытертый ковер оранжевые искры.

Затем Гэйлон снова повернулся к Арлину. Молодой лорд нахмурил лоб, а в карих глазах появилось осмысленное выражение. Синие от холода и от недостатка кислорода губы шевельнулись, Арлин силился что-то сказать.

Наконец это ему удалось, и он в ужасе прошептал:

— Что ты наделал?!

7

Рассеянный и молчаливый Керил вел Дэви по одному из бесчисленных темных коридоров замка. Мальчик, все еще одетый в свой мешковато сидящий костюм из горчично-желтого бархата, старался запомнить все повороты и перекрестки, но вскоре это занятие стало казаться ему безнадежным. Замок, казалось, целиком состоял из грязных, плохо освещенных коридоров и тоннелей. Нигде не было и следа того великолепия, сопровождающего жизнь королей и королев, сказок о котором он наслушался в детстве. Замок своим внутренним убранством мог вполне сойти за склеп скупца.

Наконец они остановились перед тяжелой дверью, которая ничем не отличалась от десятка других дверей замка. Внезапно она словно сама собой широко распахнулась, и в коридор хлынул свет из огромного камина, в котором ярко пылали дрова.

— Милорд! — воскликнул Керил, когда чья-то высокая фигура заслонила собой дверной проем.

— Быстро найди и позови Гиркана! — хрипло проговорил король, делая шаг в коридор. На руках он нес тело человека, в котором Дэви узнал утонувшего в реке аристократа. — Пусть идет в комнаты Арлина.

Арлин Д'Лелан — еще недавно утопленник, а теперь снова живой, — с трудом поднес ко рту руку, пытаясь сдержать новый приступ кашля. Дэви увидел, как троюродный брат короля отпрянул к противоположной стене, и его округлое лицо побледнело.

— Пусть принесут одеяла, горячее вино, разогретые кирпичи, — бросил через плечо король, удаляясь от них по коридору. — И поживее!

— Милостивые боги! — выдохнул Керил, все еще не двигаясь с места.

Дэви некоторое время колебался, затем повернулся и поспешил вдогонку за Гэйлоном. Рослый король шагал тяжело, слегка пошатываясь не то от усталости, не то от тяжести тела друга. Он не обратил никакого внимания на мальчика, который шел за ним по пятам. На протяжении всего пути Гэйлон вполголоса разговаривал с Арлином, но тот не отвечал, снова впав в забытье.

В конце концов король остановился перед закрытой дверью, и Дэви, слегка пригнувшись, проскочил под его рукой, чтобы отодвинуть щеколду и открыть дверь королю. В комнатах было темно, однако, когда Гэйлон со своей ношей переступил порог, комната слегка осветилась призрачным синим светом. Потрясенный и не на шутку испуганный мальчик снова пошел следом за Гэйлоном, который пересек комнату и бережно опустил Арлина на кровать. Свечи в ближайшем подсвечнике сами собой вспыхнули, и король, так и не обернувшись к Дэви, грубо сказал:

— Эй, ты, подложи-ка в камин дров.

Сам он принялся укрывать больного одеялами, нежно приговаривая:

— Отдыхай, Арлин. Скоро придет Гиркан, он поможет тебе…

Сказав это, король устало опустился в глубокое кресло, стоявшее возле кровати, наконец обратив свое внимание на мальчика.

— Этого мало, наваливай дров побольше.

Дэви подчинился, затем отошел подальше от очага, как велел ему Гэйлон. На правой руке короля вспыхнуло ослепительное маленькое солнце, и дрова в камине загорелись так сильно и так жарко, что Дэви невольно отпрянул еще дальше. Вместе со страхом он почувствовал прилив непонятного энтузиазма. Магия. Она звенела в каждом углу полутемной и сырой комнаты, и мальчик почувствовал, как у него закололо кончики пальцев. Совершенно неожиданно для самого себя Дэви захотел обладать хоть каплей подобного могущества. Миск говорила ему, что внутри него скрываются способности к волшебству, и теперь, ощутив магию совсем рядом, пусть и чужую, он захотел большего. Гораздо большего.

— Кто ты такой? — спросил из кресла король. От усталости его голос был негромким и сиплым.

— Дэви, сир, — мальчик поднял голову.

— Дэви… Да, я тебя помню.

Лицо его осунулось от пережитого горя, и король выглядел гораздо старше того Гэйлона Рейссона, которого Дэви встречал много лет назад. — Ты очень похож на него.

— Я приехал, чтобы служить тебе, — выпалил мальчик.

— Возвращайся обратно в гостиницу, парень. Ступай к своей матери. Я знаю, что ты оставил ее без благословения. Что бы она ни говорила тебе про меня — все это чистая правда; я не желаю, чтобы еще кто-то жертвовал собой ради меня.

— Миск велела мне остаться. Она сказала, что я единственный человек, который может тебе помочь.

Гэйлон покачал головой:

— Мне помогают гораздо больше, чем я в состоянии вынести. Арлин пытался мне помочь, и посмотри — к чему это его привело! Твой отец тоже помогал мне…

Король долго смотрел на неподвижное тело, распростертое на кровати. Глаза Арлина были закрыты, и он был похож на труп гораздо больше, чем когда его вытащили из реки.

Прежде чем Дэви успел ответить королю, в комнату ворвались Керил и с ним — невысокий лысеющий толстяк в развевающихся свободных одеждах. Следом за ними появились слуги с одеялами и нагретыми кирпичами.

— Гиркан… — король с трудом поднялся.

— Милорд, — ответил ему лекарь, устремив взгляд на тело на постели. —

Керил, должно быть, выдумал, что Арлин…

— Это правда. Он жив, Гиркан.

— Вы просто расстроены, ваше величество. И ваш кузен тоже. Иногда после смерти трупы действительно шевелятся, когда мышцы начинают сокращаться. Арлин Д'Лелан утонул. Я не нащупал у него пульса, а его легкие были полны водой, — Гиркан схватил Арлина за запястье своими толстыми пальцами. — Он холоден как лед, ваше величество!

Неожиданный громкий смех Гэйлона заставил всех присутствующих испуганно вздрогнуть.

— Именно поэтому я и позвал тебя, старый дурак! Ему трудно дышать, и он жалуется на онемелость конечностей.

Король наклонился и легко потряс Арлина за плечо.

— Арлин! Твой король приказывает тебе еще раз восстать из мертвых!

Лицо и губы Арлина еще не утратили своего синевато-серого оттенка, но веки его дрогнули, и глаза открылись. Один из слуг завопил от ужаса, и все слуги, побросав принесенное имущество, толпой ринулись к двери. Гиркан неподвижно застыл рядом с кроватью, но Керил чуть было не бросился прочь вместе со слугами. На пороге он, однако, остановился и, готовый в любую секунду сорваться с места, посмотрел на собравшихся расширенными глазами.

Даже выражение лица Гиркана было далеко не спокойным.

— Некромантия, — проговорил он отчетливо, и в его голосе прозвучало отвращение.

— Да! — прорычал в ответ король. — Некромантия, черная магия — называй это как угодно, но Арлин жив и нуждается в твоей помощи и в квалифицированном уходе. И немедленно!

Гиркан в конце концов пошевелился и откинул с Арлина одеяла.

— Ну-ка, вы, двое, — проговорил он, обращаясь к Дэви и Керилу. —

Пойдите сюда. Помогите мне снять с него мокрую одежду и обложить его сухими одеялами и горячими камнями. Необходимо восстановить кровообращение.

Дэви занялся делом вместе с Керилом, а Гэйлон подошел к очагу и подбросил дров в это крошечное подобие адского огня. Из топки вырвались клубы синего дыма, которые поплыли по комнате, поднимаясь все выше в потоках теплого воздуха. Комната постепенно согревалась. Арлин на постели терпеливо переносил все процедуры, хотя по его лицу было заметно, что он сильно страдает от боли.

Гиркан, по всей видимости, тоже это заметил, так как он отвел Гэйлона в сторону и зашептал королю на ухо:

— Я должен сходить к себе в лабораторию, если вы хотите облегчить его страдания. Вы, сир, должны принять во внимание, что мое искусство носит мирской, земной характер. Я ничего не понимаю в колдовстве. Арлин — он в самом деле живой или вы заставляете двигаться мертвое тело?

— Он жив, — сквозь стиснутые зубы процедил Гэйлон.

— Да, конечно… — лекарь рассматривал каменные плиты пола у себя под ногами. — Боюсь, милорд, что мы столкнемся с обморожением или омертвением тканей. В обоих случаях возможна гангрена. Арлин может потерять пальцы рук или ног, а может быть, даже… и того хуже.

Дэви, прислушивавшийся к их негромкому разговору, успел заметить выражение мучительной боли, промелькнувшее в глазах короля, прежде чем он отвернулся.

— Сделай для него все, что в твоих силах, — ответил он, снова опустившись в кресло. — И не бойся. Вся вина за это лежит на мне.

— Ваше величество… — с облегчением воскликнул Гиркан.

Ему даже удалось довольно изящно поклониться, прежде чем он покинул комнаты Д'Лелана.

Арлин на постели пошевелился. Одного взгляда на это бескровное лицо и бессмысленные карие глаза хватило, чтобы Дэви почувствовал себя неуютно.

— Принеси еще кирпичи, — невыразительным голосом приказал ему королевский кузен, и Дэви с облегчением отошел от постели больного.

Дэви выкатывал кирпичи из огня при помощи щипцов и чуть не опалил себе

брови — такое жаркое пламя пылало в камине. Задыхаясь от тепла и ловя ртом

воздух, он подкатил их один за другим к постели, а остывшие снова поместил

к решетке. Он совершал уже четвертое по счету путешествие, когда заметил,

что в дверях кто-то стоит. Это была изящная молодая женщина в

пурпурно-красном шерстяном платье. Ее аккуратное, тонкое лицо было

обрамлено свободно ниспадающими мягкими волосами цвета меда, а в

зеленоватых глазах, гораздо более светлых, чем его собственные, отражался огонь очага.

Потрясенный ее красотой Дэви застыл неподвижно, позабыв про горячий тяжелый кирпич. Женщина осторожно шагнула через порог в комнату и посмотрела сначала на Арлина, затем на короля.

— Мой господин… — негромко сказала она.

Гэйлон, который уже начинал клевать носом в своем кресле, вздрогнул при звуке ее голоса и неловко поднялся.

— Джессмин.

— Ты промок… и замерз, мой господин, — слегка упрекнула Гэйлона Джессмин. — Как же так — великий волшебник оживляет мертвых, а для себя не может сделать и самого простого?

Прежде чем Гэйлон сумел что-нибудь ей ответить, Джессмин повернулась к Дэви:

— А ты, должно быть, Дэви Дэринсон?

Она протянула к нему руки, и Дэви выронил щипцы, чтобы поцеловать ее простертые пальцы. Улыбка королевы стала натянутой.

— Добро пожаловать в Каслкип, милорд, хотя я предпочла бы, чтобы это произошло при менее грустных обстоятельствах. К этому времени вы должны были понять, что служить Рыжему Королю — отнюдь не легко.

Дэви внезапно почувствовал себя крайне неловко в своем горчичного цвета старом камзоле. Тем не менее он, имевший о придворном этикете весьма смутное представление, неумело поклонился. Джессмин кивнула в ответ и подошла прямо к постели больного. Там она наклонилась и поцеловала Арлина во влажный лоб.

В последние две недели было необычайно тепло. Карликовые цитрусовые деревца в горшках, обманутые теплом, зацвели во второй раз, и их сладкий аромат медленно разливался в неподвижном вечернем воздухе. Наступившая зима давала о себе знать лишь ранним наступлением сумерек, и Роффо, король Ксенары, вышел отдохнуть в беседку во внутренний дворик своих любимых террасных садов. Над северным горизонтом высыпали первые крупные звезды, а в Занкосе, расположенном ниже по склону горы, зажглись ночные огни.

Король сильно уставал от шума и суеты, производимых дюжиной жен и четырьмя с лишним десятками их детей, и поэтому очень ценил эти редкие моменты одиночества, которые доставляли ему настоящее наслаждение.

Король откинулся на мягкие подушки. В темноте звякнул о рукоять меча локтевой доспех стражника.

Да… его одиночество не было абсолютным. Если бы он не заботился о своей безопасности, ему вряд ли удалось бы остаться в живых на протяжении стольких десятилетий. При таком богатом и обширном дворе, каким могла похвастаться Ксенара, отравления и убийства были делом совершенно обычным. Дворцовые интриги возникали одна за другой с неотвратимой неизбежностью, а происки аристократов, каждый из которых стремился урвать себе побольше власти или занять более высокое положение, весьма развлекали Роффо. Некоторые из них, однако, были не столь безобидны.

С тех пор прошло лет десять, но воспоминания все еще не меркли в его памяти. Королю часто приходится принимать жестокие решения, но этот довод почему-то не мог его утешить. Дражайшая Ярадт, его первая супруга и королева, подарила ему одну за другой девять прелестных дочерей, в то время как он нуждался в наследнике-сыне. Вторая жена, Кэлмия, родила ему трех сыновей, которые чуть было не отправили своего отца в царство Мезона.

При мысли об этом он слегка вздрогнул. Он приказал казнить сыновей-заговорщиков вместе со своей интриганкой-женой на глазах у всех членов королевской семьи. Жестокий, но необходимый урок. Теперь корону Ксенары унаследует Кенайн. К несчастью, юноша был почти так же туп, как и его мать — третья жена Роффо Эллайза.

В дальнем конце протяженной длинной галереи король заметил сверхъестественное зеленое свечение, хорошо видимое на фоне темнеющего ночного неба. Жрецы называли это Божественным Огнем — одним из проявлений своей волшебной силы. Бог Мезон наделил своих жрецов многими способностями, некоторые из которых бросались в глаза и работали в основном на публику, в то время как другие были незаметны постороннему глазу и гораздо более опасны.

Роффо был весьма осведомленным человеком и знал, что в основе этой иллюзии — зеленоватого свечения, которое часто использовалось жрецами для проведения различных ритуалов, — лежала темная магия хладнокровного и жестокого божества-воина. Откровенно говоря, король Ксенары был последователем бога Мезона вовсе не от огромной любви к нему; его почитание этого божества зиждилось на уважении, смешанном со страхом.

Между тем эфирное зеленое свечение набирало силу и приближалось. В конце концов оно разделилось на два светящихся облака, которые медленно плыли над головами трех жрецов, одетых в просторные белые… саваны, почему-то подумал король. За жрецами следовали двое мирян. Даже в полумраке и на столь значительном расстоянии Роффо узнал высокую, угловатую фигуру Тека и задумался, что могло привести к нему верховного жреца в столь поздний час. Божественный Огонь следовал за жрецами, которые вышли из галереи, и теперь просачивался сквозь склоненные ветви олив. Жрецы поднимались по склону земляной террасы, направляясь к уединенной беседке короля.

— Ваше величество, — сказал Тек, слегка задыхаясь после подъема. Все его спутники дружно, как один, поклонились. Зеленоватый отсвет делал их похожими на бесплотных духов.

— Тек, — проворчал Роффо, неподвижно возлежа на своих атласных подушках. — Что бы ни привело тебя сюда, лучше бы ты не пытался поднять меня с постели.

Он быстро глянул на мирян, которые вместе с двумя младшими жрецами остановились на почтительном расстоянии. Чуткое ухо короля уловило позади себя чуть слышный шорох — это шестеро стражников изготовились к защите своего монарха. Присутствие охраны, как всегда, подарило ему чувство уверенности.

— Ваше величество, — продолжил Тек, — перед вами те люди, которые сопровождали барона Д'Лорана в Виннамир.

Живо заинтересовавшись, король наклонился вперед к Теку и негромко спросил:

— Значит, моя любимая дочурка стала вдовой?

— Нет, милорд. Но вам лучше выслушать то, что рассказывают эти двое.

— Так подведите их поближе, — резко сказал король. — И позвольте мне воспользоваться нормальным освещением. В свете вашего Божественного Огня вы все похожи на мертвецов, пролежавших несколько недель в земле.

Тек тонко улыбнулся и щелкнул пальцами. Молоденькие жрецы повернулись и пошли прочь, зеленые облака последовали за ними. Люди барона неуверенно подошли, низко кланяясь королю.

— Выкладывайте! — раздраженно приказал король. — Что там еще стряслось?

Один из двоих, который был пониже ростом, торопливо заговорил:

— Ваше величество! Наш господин и ваш слуга погиб от руки короля-мага Гэйлона Рейссона.

— Тем не менее вы вернулись обратно целыми и невредимыми! — воскликнул Роффо, немедленно выйдя из себя. — Попробуйте же объясниться… если сможете, почему вы не сумели защитить своего господина.

Принесли факелы, и Роффо сумел рассмотреть расширенные от ужаса глаза обоих людей и их усталые лица.

— Выслушайте их, ваше величество, — негромко вставил Тек. — Это важно.

— Продолжайте.

Снова заговорил тот же низкорослый мужчина:

— Господа задумали соревноваться между собой в скачках. Нас не допустили до этого состязания, хотя мы и просили. Потом, когда мы ждали у конюшен, мы увидели, как король Виннамира вернулся один, он вез на седле тело утопленника. Наш добрый и милостивый господин, как мы узнали позднее, погиб ужасной смертью… он сгорел.

— И вы не пытались отомстить? — с любопытством спросил Роффо.

Слуга поник головой:

— Нет, сир, хотя таково было наше первоначальное намерение. Однако же то, что произошло после смерти барона, оказалось настолько ужасно, что мы немедленно отправились домой и двигались так быстро, как только могли.

Роффо посмотрел на Тека, вопросительно приподняв бровь. Улыбка жреца стала загадочной.

— Итак? — поторопил Роффо рассказчика.

— Ваше величество, — ответил ему второй слуга. — Хотя мы не видели своими глазами, как погиб барон, однако позже, в конюшне, нам рассказали о страшном колдовстве. Король Виннамира, бросив вызов богам и природе, оживил утопленника!

Роффо снова улегся на свои подушки. Поначалу он не поверил в то, что услышал.

Тек внезапно хлопнул в ладоши и крикнул жрецам, которые отошли довольно далеко и остановились:

— Возвращайтесь в храм. Позаботьтесь, чтобы для этих двоих приготовили все необходимое: еду, вино, место для отдыха.

Знаком отпустив бароновых слуг, он некоторое время смотрел вслед своим уходящим прочь спутникам, а затем повернулся к Роффо:

— Отошлите стражу, ваше величество.

— Почему это? — удивился король.

— Потому что то, что мы сейчас будем обсуждать, не должен слышать никто посторонний.

Роффо неохотно отослал стражу в казармы и попытался вернуть себе исчезнувшее вместе с ними ощущение безопасности, зарывшись в свои мягкие подушки.

— Эти двое, безусловно, ошиблись, — хладнокровно заметил Роффо. — Должно быть, утонувший не был еще мертв.

— Некромантия — это древнее искусство, милорд.

— Да, конечно, но оно, несомненно, давно утрачено. Воспоминания о нем сохранились лишь в преданиях и легендах.

— Может быть, и так, сир, однако бог послал мне сновидение.

Роффо не смог сдержаться и разочарованно простонал. Тек, несколько обиженный и раздраженный столь явным пренебрежением, продолжал:

— Гэйлон Рейссон бросил вызов самому Мезону. Он осмелился призвать те силы, повелевать которыми не должен ни один смертный. Мы должны наказать его за это — нам выпала эта честь. Он должен умереть.

— Именно это мы и пытались проделать. К несчастью — неудачно.

Старший жрец набрался храбрости и, подтащив несколько подушек для себя, уселся рядом с Роффо.

— Убийство было бы самым подходящим делом, однако в нашем случае оно непрактично и трудноосуществимо. Тот, за кем мы охотимся, не простой человек — это могущественный и молодой маг, который теперь будет настороже. Мы сделаем не так. Своим страшным чудом он сыграл нам на руку. Все народы, прослышав об этом, будут испуганы и встревожены. Они знают, что ему повинуется Кингслэйер, но теперь им станет известно, что Гэйлон Рейссон умеет оживлять мертвых. Представьте себе, что получится, если он создаст целую армию живых мертвецов, которые будут неуязвимы для оружия простых смертных.

Роффо в тревоге дернул себя за длинный ус.

— А это возможно?

— Едва ли. Однако если мы сумеем распустить соответствующий слух, все наши соседи будут в панике. Они соберутся здесь со своими собственными армиями, и все, разумеется, станут вашими союзниками, сир. Вместе мы сумеем раз и навсегда покончить с Гэйлоном Рейссоном.

— Но у него в руках Кингслэйер, — напомнил Роффо.

— Зато на нашей стороне Мезон. В моем сне бог пообещал, что Гэйлон Рейссон умрет. Он обещал даровать своим жрецам магию столь сильную, чтобы справиться с Наследием Орима. Прошло уже много лет с тех пор, как последователи Мезона в последний раз перепоясывали свои чресла, однако мы — орден воинов и наше воинское искусство постоянно оттачивалось на протяжении всего этого времени. — Тек улыбнулся: — Вы, милорд, будете командовать такой армией, какой в этом мире еще никто не видывал.

Роффо вздохнул, прислушиваясь к пению пересмешника, который заливался где-то в ветвях олив внизу. Ночной воздух был неподвижен и приятен. На самом деле вся жизнь состояла из вещей приятных, и король Ксенары вовсе не был уверен, что ему так уж хочется командовать огромной армией. Больше двадцати лет прошло с тех пор, как он в последний раз предпринимал военные действия против своих северных соседей, но даже тогда ему не удалось завоевать Виннамир. Он до сих пор помнил, как плакала его красавица-жена, королева Ярадт, когда ее дочь Джессмин отняли у нее и отдали королю Рейсу в качестве будущей жены принца Гэйлона и в обмен на естественные ресурсы Виннамира — те самые, которые Ксенара так и не сумела отобрать силой.

— Как и с чего мы начнем? — спросил наконец король Роффо.

Тек задумчиво выдергивал из подушки перо, потянув его за острый конец.

— Во-первых, необходимо сделать так, чтобы слух о темном волшебстве Гэйлона достиг всех краев и земель. Затем мы пригласим к себе государственных деятелей, чтобы вместе обсудить нашу общую проблему. К началу весенней оттепели восточные и северные королевства уже будут готовы присоединиться к нам, и тогда мы начнем создавать нашу армию.

— Ты забыл о том, что Ласония и государства, расположенные еще севернее нее, всегда были настроены дружественно по отношению к Виннамиру, даже были союзниками…

— Сорек был союзником короля Рейса, а вовсе не Гэйлона, сир. У черной магии не бывает много друзей. Не стоит опасаться, ваше величество. Когда война будет объявлена, Виннамир окажется в одиночестве.

Поначалу он спал подолгу, ничего не сознавая кругом и ни о чем не тревожась. Между его разумом и его телом почти не было никакой связи. Сильная, жгучая боль прошла довольно скоро, и Арлину пришло в голову, что этим он обязан толстому маленькому лекарю и его мерзким снадобьям. Однако, как он ни старался, ему никак не удавалось облечь эти мысли в слова.

Погрузившись в дремоту, он странствовал по разным местам и даже побывал в огромном дворце своего отца в Занкосе. Там он наблюдал за тем, как все члены его семьи — за исключением старшего брата Маркайма, который поступил на службу в дворцовую королевскую стражу, — потихоньку проживают свои бесполезные жизни в праздности, лени и эгоизме. Любовь Арлина ко всем ним нисколько не уменьшилась, однако только теперь он осознал, как мало он потерял, оставив родительский кров и свою прежнюю жизнь. Другие сны, или, лучше сказать, видения, ибо они были удивительно реальны, позволяли ему бродить по темным коридорам Каслкипа. Все его жители, и лорды и челядь, были смущены и объяты страхом, и Арлин догадывался о его причине. Даже его прежние приятели — Мартен, Керил и Ринн, — похоже, поддались древнему суеверному страху перед некромантией и демонами. Все трое были убеждены в том, что Арлин, которого они когда-то знали, — мертв, и поэтому никто из них не желал иметь хоть какое-то отношение к той ситуации, которая возникла в замке сейчас, после того как он воскрес. Сам же Гэйлон, движимый чувством вины и жалости, еще больше отдалялся от тех, кто когда-то любил его.

Слишком много реальности открылось Арлину в этих его странных видениях, похожих и не похожих на сон. Лежа в своей кровати, он начал постепенно прозревать, глубже осознавая необходимость смерти и предназначение своей жизни, чудесным образом вернувшейся к нему.

Из мягкого полумрака, окружавшего его, донеслись знакомые голоса:

— Д'Лелан настоящий счастливчик, сир. В его организме не развилось никакой инфекции.

— А как насчет того, что он может остаться калекой?

— Я уже несколько раз видел, как его конечности шевелились, милорд, но управлять ими он пока не может. Я не знаю, отчего это происходит. Быть может, со временем…

Голоса то затихали, то становились громче, и Арлин сделал над собой усилие, стараясь проснуться. Когда ему наконец удалось открыть глаза, он увидел только Гэйлона, который с неподвижным лицом сидел возле его кровати. Наполовину отросшая борода прикрывала его ввалившиеся щеки.

Арлин слегка кашлянул и заговорил слабым голосом:

— Не следует ли нам с вами поменяться местами, милорд? Судя по вашему лицу, вы нуждаетесь в том, чтобы прилечь, гораздо больше, чем я.

— Прости меня, — Гэйлон отвечал ему так, словно не слышал. — Я совершил ужасную и глупую вещь.

Его напряженное выражение лица ни капли не изменилось, однако в ореховых глазах засверкали огоньки.

— Однажды я точно так же пытался заставить жить одного человека, ибо мне казалось, что то, что нужно мне, гораздо важнее его свободы. Я не смею снова оказаться эгоистичным и жестоким, Арлин. Скажи мне, и я тут же отпущу тебя…

Арлин почувствовал на груди давящую тяжесть нескольких одеял. В комнате было довольно холодно, несмотря на то что в очаге потрескивали дрова. Он довольно долго обдумывал слова Гэйлона, а потом спросил заинтригованно:

— Куда отпустите?

Гэйлон нахмурился:

— Разве ты не помнишь ничего из того что случилось?

— Больше, чем мне бы того хотелось. Я помню, как барон напал и как я оказался в реке… — Арлин вздрогнул. — Потом я умер, и ты явился за мной в то место, куда не смеет явиться ни одна живая душа. Это, конечно, было глупо, но ничего страшного не произошло.

— Почему ты так говоришь? — требовательно спросил король. — Ты же можешь остаться калекой!

Это была вовсе не утешительная мысль. Арлин попытался поднять руку. Онемение членов в основном прошло, однако плечо, локоть и запястье, казалось ему, зажили теперь своей собственной жизнью. На мгновение Арлин даже подумал о самом худшем, но потом скрипнул зубами и заставил свои мышцы повиноваться. Правая рука его оторвалась от одеяла, неохотно сжалась в кулак и упала обратно. На это небольшое усилие ушли почти все силы Арлина, но он победоносно улыбнулся:

— Вы видели это, сир? Ваши домыслы безосновательны.

Гэйлон, вместо того, чтобы испытать облегчение, с сожалением нахмурился, и это рассердило Арлина.

— Прекратите оплакивать меня! — резко заявил он. — Я жив и к тому же голоден. Если, конечно, до этого кому-то есть дело.

— Превосходно, — наконец-то король улыбнулся. — Пища необходима. Может быть, ваша милость желает еще чего-нибудь?

Желает, но как попросить об этом? Арлин устало закрыл глаза и попытался отыскать нужные слова.

— Я молю вас о снисхождении, сир. После того как я умер… я осознал, что значит жизнь. Моя жизнь, да и ваша тоже. У вас нет больше времени, которое можно было бы тратить на дикие игрища, нет времени на то, чтобы оплакивать вещи, когда-то бывшие, но которых уже давно нет. Будьте королем, милорд, королем и мужем, пока еще не стало слишком поздно.

Наступила тишина, затем гулко хлопнула дверь. Арлин понял, что Гэйлон вышел. После его ухода в воздухе еще долго пахло грозой, которую разбудили в нем слова Арлина, той волшебной яростью, которую ощущали вместе Гэйлон и его Камень. Южанин осторожно вдохнул этот заряженный воздух и выдохнул его, снова ощутив приступ голода. Долго же ему придется ждать обеда…

8

— Ой! — воскликнул Дэви и вырвался из неловких рук портного. Рукав его камзола, прикрепленный булавками, остался в руках старика.

Несмотря на все усилия, Джессмин не смогла сдержаться и рассмеялась, глядя на то, как старик гонялся за мальчишкой по периметру гостиной, негодующе крича и размахивая оторванным рукавом, словно знаменем.

— Фельсер! — воскликнула она, старясь перекричать поднятый ими шум. —

Фельсер!!!

— Ваше величество! — задыхаясь, пробормотал старый портной, отец Ринна.

Он был уже довольно пожилым человеком, и королева опасалась, как бы ему не навредили подобные упражнения. — Молодой герцог ведет себя недостойно, миледи!

Королева спрятала улыбку.

— Безусловно, но он только что получил свой титул. Боюсь, что он и так слишком долго сидел на одном месте для своего возраста. Примерка несколько затянулась.

— Но меня просили сшить для него четыре костюма, миледи…

— Давайте примерим остальное в другой раз.

— Как прикажете, ваше величество.

Фельсер неловко поклонился и, с неодобрением покосившись на Дэви, сам собрал свои отрезы ткани, корзиночку с мелками, ножницы и булавки. Он пришел в замок рано утром, пришел один и долго извинялся, что из-за болезни его подмастерья не смогли прийти вместе с ним. Джессмин, однако, догадалась, в чем тут дело — просто они боялись.

Дэви остановился возле очага и сохранял на лице сердитое, недовольное выражение до тех пор, пока Джессмин легким движением бровей не послала его открыть дверь перед пожилым человеком.

— Подойди и сядь, — сказала она, лишь только они остались вдвоем. — У нас есть несколько минут, чтобы поработать над таблицами будущих времен, пока не придет Тидус.

Плечи мальчика поникли, и Джессмин снова улыбнулась. Дэви оказался очень способным к языкам и даже умел довольно бегло говорить на гортанном языке Ксенары, которому выучился на постоялом дворе своей матери. В обществе королей и аристократов, однако, разговорный язык, на котором разговаривали мастеровые и дровосеки, был бы не слишком уместен.

— Может быть, я лучше сыграю новую песню, которой меня научил Мартен? — с надеждой спросил Дэви из своего задрапированного кресла.

Он был одарен еще и незаурядными музыкальными способностями и, несмотря на то что он приступил к своему образованию с большим опозданием, оказался весьма талантливым учеником во всех науках… за исключением единственно придворных манер. Со временем это могло прийти к нему само собой, однако Джессмин отчего-то сильно сомневалась в этом. Она помнила, что Дэрина тоже не влекло к светской жизни при дворе.

Когда королева не ответила, Дэви поднял старую, побитую лютню, лежавшую рядом с его креслом, и принялся наигрывать первые такты мелодии. Может быть, он не был столь аккуратен и точен в своей игре, как Гэйлон, и столь сладкозвучен и поэтичен, как когда-то Дэрин, однако его собственный музыкальный стиль был притягателен и легок. Пару раз сыграв мелодию от начала и до конца, он прибавил к напевному звучанию струн свой собственный голос, который был очень похож на голос его отца.

Именно из-за этого сходства Гэйлон не допускал мальчика к себе. Почти все свое время король проводил в библиотеке в обществе своей «Книги Камней». На мгновение Джессмин задумалась о том, что может разыскивать Гэйлон в этом толстом томе, однако мысли ее почти сразу вернулись к темноголовому мальчику, почти юноше, который сидел подле нее.

Хотя внешностью и голосом Дэви очень напоминал Дэрина, на этом их сходство заканчивалось. Дэрин всегда казался Джессмин сосредоточением какой-то мрачной, так и не нашедшей выхода силы, а его сын принес в старый разрушающийся замок свет и смех. Он пришел служить Рыжему Королю, но пока что ему было в этом отказано, и он на протяжении нескольких недель занимался другими делами, сосредоточившись на них, но тем не менее не оставляя своих намерений, готовый ждать столько, сколько понадобится.

За песней Джессмин едва расслышала стук в дверь. Это был, скорее всего, Тидус, а не слуга. С тех пор как Арлин восстал из мертвых, количество слуг в замке каким-то образом резко уменьшилось, хотя многие слуги остались вопреки своему страху. Дело было в том, что значительная часть замковой челяди никогда не жила ни в каких других местах, кроме Каслкипа, являясь потомками тех слуг, которые прислуживали первому Рыжему Королю несколько столетий назад.

Стук повторился, и королева негромко приказала стучавшему войти. Дверь отворилась, в гостиную вошел Тидус Доренсон. Низко поклонившись, он поправил на груди свои белоснежные одеяния из тонкого полотна, богато расшитые по краям тяжелой золотой нитью. Его густые седые волосы были завиты и аккуратно уложены, но напыщенный советник почему-то напомнил Джессмин снеговика-аристократа. Увидев его, Дэви перестал петь.

— Пришло время урока истории, — негромко проговорил Тидус, и мальчик со вздохом отложил свой инструмент.

— Я хотел бы узнать сегодня историю последнего Ксенарского конфликта.

Керил говорит, что его отец участвовал в этой кампании.

— Сначала нам необходимо изучить эпоху правления Пернина, третьего Рыжего Короля, — Тидус вежливо улыбнулся Джессмин, однако его раздражение было очевидно. — Нет, молодой человек, история начинается с самого начала и кончается в самом конце. Так же надлежит поступать и нам.

Дэви поднялся, недовольно ворча. Тидус был невысок ростом, и Дэви почти догнал его.

— Итак, что нужно сказать? — спросил Тидус.

— Я не знаю, что говорите вы, — резко ответил мальчик, — но я считаю его старым занудой, которому впору было бы пасти скот.

Лицо Тидуса слегка порозовело:

— Что нужно сказать в случае когда покидаешь общество королевы?

— Ох! — Дэви тщательно поклонился. — Позвольте мне удалиться, ваше величество.

Королева отпустила мальчика коротким кивком, затем точно таким же образом она ответила на поклон Тидуса. Пожилой советник на секунду задержался у выхода.

— Он немного упрям, миледи, но учится очень быстро, — негромко сказал Тидус. — Я думаю, что с моей помощью из него когда-нибудь выйдет блестящий вельможа.

— Благодарю вас, Тидус. Я никогда в этом не сомневалась.

— Если королевство Виннамира продает свою воду и лес в Ксенару, то что оно получает в обмен? Куда деваются все наши доходы от такой торговли?

Тидус раздраженно уставился на своего ученика через стол. Мальчишка снова пытался заставить его сменить тему занятия.

— Мне казалось, что мы обсуждаем методы правления и ошибки короля

Пернина, а также социальное и политическое значение его первого торгового договора с Ласонией.

— Я помню… — Дэви задумчиво поигрывал своим стилом. — Обе страны выиграли от этого соглашения. Но что получил Виннамир в результате своего последнего договора с Ксенарой?

— Не пойму, почему этот вопрос так тебя занимает именно сейчас, — пожал плечами советник. — Сомневаюсь, чтобы тебе удалось в полной мере постичь все сложности и тонкости внешней политики.

И он постучал согнутым пальцем по странице лежавшей перед Дэви книги, надеясь снова привлечь к ней его внимание.

— Читай!

Зеленые глаза юного герцога сузились:

— Зато мне вполне по силам постичь, что твоя одежда гораздо лучше и дороже, чем у королевы; мне не нужно напрягаться, чтобы увидеть, как разрушается этот обветшавший замок и что жители Киптауна стали походить не на счастливый народ процветающей страны, а на грязных нищих и попрошаек.

Этот молодой герцог был весьма проницателен, и его не так-то просто было сбить с мысли. Тидус тщательно обдумал свои слова, ибо их действительно окружали привезенные из других стран дорогие ковры и роскошная мебель. Он решил, что лучше всего будет сказать правду или хотя бы ее часть.

— Хорошо, я постараюсь объяснить это тебе как можно проще, — сказал он и был вознагражден недовольным выражением, появившимся на лице Дэви. — Когда Виннамиром правили король Люсьен Д'Салэнг и его дядя, они заключили с Ксенарой открытый торговый договор. С одной стороны, они дали Виннамиру огромные богатства, но тут же их и отобрали. Нужно было оплачивать огромную армию наемников, подкупать ксенарских чиновников. Огромные суммы были вложены в их семейное дело в Занкосе и в Катае. Прежде чем они оба погибли, Виннамир по их милости настолько глубоко увяз в долгах, что пройдет еще немало лет, прежде чем мы снова сможем получать доходы от этого соглашения. Лишь немногие торговцы Виннамира, самые умные и дальновидные, сумели скрыть свое богатство и тем самым частично его сберечь…

— И ты тоже так поступил? — перебил его юноша, доброжелательно улыбаясь.

— Безусловно. Способность хорошо соображать мне не чужда, — Тидус разгладил морщинку на безупречном рукаве. — Вряд ли Рыжий Король в чем-то виноват; когда он взял в свои руки власть над королевством, все богатства уже были разбазарены, истрачены, проданы или увезены — так, например, исчезли земли и богатства герцогов Госнийских. Несчастные простолюдины были обложены столь жестокими налогами, что больше уже не могли ничего давать в казну. Кроме того… — глава королевского Совета приподнял вверх подбородок, — как это ни печально, но это факт: его величество нисколько не заботился о том, чтобы привести в порядок двор и облегчить жребий своих подданных.

Последнее утверждение рассердило герцога, и Тидус увидел, как затрепетали его ноздри. Любопытно, отчего молодой Госни, отвергнутый своим королем, так рвется встать на его защиту? Тидус тем не менее не собирался дать ему ни единого шанса. Щелкнув пальцами, он быстро сказал:

— Я ответил на твои вопросы. А теперь будь любезен, обрати свое внимание к занятиям историей.

Дэви стиснул зубы и перевернул страницу лежавшей перед ним книги.

Когда дверь в его комнату стала со скрипом приоткрываться, Арлин как раз лежал на постели и смотрел на нее неподвижным взглядом, желая, чтобы хоть кто-нибудь пришел. Он с радостью увидел, как в дверь просунулась несколько взъерошенная темная шевелюра, очень похожая на его собственную. Затем показалось и лицо обладателя этих волос — светлокожее, мальчишеское, узкое, с зелеными глазами и высокими скулами. Затем это лицо исчезло, и дверь стала закрываться.

— Постой, не уходи!

Гость немного помялся на пороге, затем его голова снова просунулась в комнату.

— Я не хотел тебя беспокоить.

— Ради всех богов, побеспокой меня, что тебе стоит…

Эта мольба заставила мальчика войти в комнату. Арлин с интересом смотрел на его фигуру, одетую в голубого цвета шерстяной костюм, состоящий из штанов для верховой езды, жилета и камзола, одетых поверх белой полотняной рубашки. На ногах мальчика были высокие ботинки, доходящие ему чуть ли не до колен. Все это было совершенно новым и чистым.

— Что-то я тебя раньше не видел, — сказал южанин.

— Мне сказали, что мне нельзя сюда ходить.

— Удивительно, что тебе все равно захотелось это проделать. Ко мне никто не заходит… за исключением Гиркана, конечно, но и он всего лишь приносит мне еду да выносит ночной горшок. И он постоянно куда-то торопится. Как ты думаешь, может быть, смерть — это заразно?

— Иногда — да, — простодушно ответил мальчик. — Так к тебе никто не приходит?

Арлин пожал плечами:

— Королева заходила ко мне несколько раз. Она очень добра. Кстати, мальчуган, кто ты такой?

— Дэви Дэринсон, герцог Госнийский.

— Герцог… Я польщен. Что касается меня, то я когда-то был Арлином Д'Леланом и теперь, надеюсь, снова им стал. Как поживаете, герцог?

— Спасибо, очень хорошо, — Дэви остановился возле очага. — У тебя тут огонь погас.

— Он всегда так делает, когда к нему никто долго не подходит. Впрочем, здесь всегда очень холодно, даже когда он горит.

— Тогда почему ты не встанешь и не уйдешь отсюда?

Этот простой вопрос причинил Арлину боль. Аристократ-южанин на мгновение отвернулся.

— Боюсь, что мало кто будет рад, если я выйду из этой комнаты. К тому же мне сложно управляться с моими ногами — они еще не слишком слушаются меня. А что ты думаешь по этому поводу?

— Это больно — быть мертвым?

— Нет, — Арлин негромко рассмеялся. — Быть живым иногда гораздо больнее. Можешь ли ты рассказать мне что-нибудь об остальных? Я знаю, что король вернулся в библиотеку и засел там, но что поделывают наш рыжеватый Керил, Мартен Пелсон и сын портного Ринн?

Дэви приблизился к кровати Арлина.

— Ринн… он так и не возвращался в замок с… того дня. У Мартена на ноге деревянный лубок, однако он быстро поправляется. Он учит меня музыке и счету. Кузен короля дает мне уроки фехтования и верховой езды.

— Бедняжка, — пожалел его Арлин. — Керил прекрасно владеет луком и мечом, однако ему никак не удается найти подходящую лошадь, на которой он мог бы скакать.

— Ну, он не так уж часто падает, — заметил Дэви и быстро улыбнулся.

Наступила неловкая тишина, и Арлин почувствовал, что мальчику не сидится.

— Скажи мне еще одну вещь, прежде чем ты уйдешь. Что там, снаружи, все еще зима? Я несколько сбился со счета, а здесь нет окон, как ты заметил…

Юный герцог Госни кивнул:

— Да, снаружи все еще зима, и тебе следовало бы самому сходить и взглянуть на нее.

— Может быть, ты и прав, — негромко сказал Арлин. — Может быть…

Много лет прошло с тех пор, как она в последний раз покидала свою мирную маленькую долину и свой уютный домик, однако сейчас появилась опасность того, что вещи, которые обязаны были произойти, никогда не произойдут. Одним неразумным, импульсивным поступком Гэйлон Рейссон разрушил тысячу тысяч различных вариантов будущих событий.

Миск затолкала в кожаный мешок несколько предметов одежды, чувствуя на себе нежный взгляд карих глаз своего мужа, который следил за каждым ее движением.

— Позволь мне отправиться с тобой, — в который уже раз попросил он. — Стоит плохая погода, ты можешь замерзнуть.

— Ах, Гэрайльд Джексон Джимиссон, любовь моя.

Миск протянула руку и погладила его по щеке. Волосы Джими поседели, а лицо было изрезано глубокими морщинами, но он все равно казался очень сильным и полным жизни.

— Я взяла бы тебя с собой, если бы могла. Останься тут и жди, — Миск заглянула в его карие глаза. — Ты не забудешь, о чем я тебе просила?

Джими озабоченно сжал губы:

— Нет, конечно. Завтра ночью я должен выгнать в сад коров и телят и открыть птичник. Но зачем? Это не имеет никакого смысла, Миск. Совы похватают цыплят, да и как я буду делать сыр без молока?

— Не спрашивай меня, дорогой. В свое время ты все поймешь… —

Крошечная женщина взяла с кровати свой самый теплый плащ. — Лошадь готова?

Джими кивнул и вышел вслед за ней наружу. Стояло раннее и морозное утро, под ногами лежал глубокий снег, а на ставнях домика висели толстые сосульки. Легко, как ребенка, Джими поднял Миск и, посадив ее на спину худого мерина, помог ей расправить складки длинной домотканой юбки. Миск путешествовала без седла, однако она довольно ловко удерживалась на спине безразлично-спокойного животного.

— Ты пришлешь за мной, и я скоро приеду в Каслкип, — пообещал Джими.

— Конечно, милый, это будет очень скоро. Я всегда буду любить тебя.

Миск нежно поцеловала его в губы, желая навечно запечатлеть в своем сердце память о нем и об этом последнем поцелуе. Тронув поводья, она поехала через сад, направляясь на север.

Он поймет и простит ее. Завтра ночью Джими должен будет выгнать всю скотину из стойла, ибо коровам придется теперь самим о себе заботиться. К утру Джими будет мертв. Тоннели времени, по которым она путешествовала, снова и снова показывали ей одно и то же: иная Миск, живущая на иной линии времени, оставалась с мужем в крошечном домике в долине и при помощи настоев наперстянки отыскивала способ немного отрегулировать работу его большого и больного сердца, так что он оставался в живых. Но в этом случае она неминуемо обрекала его на страдания, на преждевременную старость и немочь. Нет. Уж лучше один миг боли, а за ним — счастливое забвение.

Миск должна была отправиться в Каслкип одна, ибо только там еще продолжала теплиться крошечная искорка надежды как-то исправить будущее. Она хотела оказаться там ради ребенка, который, может быть, никогда не будет зачат. Однако по-прежнему в ее власти было кое-что изменить, кое-что подправить, направить события в другое русло. Но времени оставалось мало.

Через столько прошедших столетий, после стольких неожиданных поворотов судьбы Миск отыскала-таки такой момент, где кончалось ее видение будущего. И хотя будущее этого мира — пусть неясно и смутно, но виделось ей и после упомянутого момента, — однако она больше не видела в нем ни себя, ни своего брата Сезрана. Их жизни все же где-то заканчивались.

Промороженный, выстуженный зимой замок наконец-то стал для него домом, хотя прошло уже больше месяца. Его полутемные, перепутанные коридоры больше не смущали его. Люди, которых он встречал в коридорах, были теперь знакомы и выглядели дружелюбно. Сегодня после обеда Дэви собирался пойти к Мартену, который ждал его возле огромных замковых кухонь. Лорд Нижнего Вейлса утверждал, что для занятий музыкой необходимы тепло и свет и что застывшие от холода пальцы ни за что не смогут правильно прикоснуться к струнам лютни. Так же как и к женщине.

Однако у герцога Госнийского были и другие причины, чтобы проводить свои музыкальные занятия в кухне. То и дело им перепадала какая-нибудь еда, а кухонная обслуга была благодарным и невзыскательным слушателем. Особенно это касалось одной прелестной девчонки, на которую, похоже, положил глаз Мартен. Во всех остальных частях замка слуги чувствовали себя все так же скованно и передвигались по коридорам боязливо и с оглядкой на покои Арлина и Гэйлона, хотя последнего можно было видеть редко, а первого — никогда. Зато возле теплых плит, среди посуды и разделочных досок слуги оживали, начинали трудиться во всю силу, сплетничая и хохоча.

Как ни странно, но Дэви вовсе не тянуло вернуться в гостиницу «Веселая Речка». Он чувствовал, что каким-то образом изменился, и удивлялся этим переменам. Вряд ли это было связано с возрастом — до его шестнадцатилетия оставалось еще добрых пять месяцев. Похоже, что и титул герцога тоже был ни при чем — Дэви знал, что настоящий герцог должен одеваться получше, чем он, и вовсе не обязан убираться в конюшне и вычищать стойла. И хотя слуги относились к нему не без уважения, однако Дэвин Госнийский все еще оставался сыном Хэбби-трактирщицы.

Настоящие и большие изменения произошли в том, как он воспринимал окружающий мир. За прошедшие несколько недель мир вокруг него увеличился, его границы раздвинулись, и Дэви понял, что, несмотря на всю внешнюю привлекательность герцогства, настоящее богатство заключается в знаниях и образовании.

Его мать научила его читать и делать простейшие вычисления. Для того чтобы управлять гостиницей, это было совершенно необходимо и вместе с тем — совершенно достаточно. Дэви никогда не приходилось читать ничего, кроме списков необходимых для гостиницы предметов, а считал он только количество медяков, причитающихся с клиента. У него никогда не было времени, чтобы заняться музыкой. Теперь же он получил доступ к мудрым книгам, каждая из которых была полна волшебными тайнами, и его окружали наставники, которые могли объяснить ему то, чего он не понимал.

Только одна вещь могла сделать его более счастливым, но в ней ему до поры было отказано. Гэйлон упорно не желал встречаться с молодым герцогом. Впрочем, он не встречался почти ни с кем. Король уединился в библиотеке на долгие три недели, принимая только вино и еду, да и то понемногу…

Дэви неожиданно почувствовал жару, а в глаза ему ударил свет ламп. Задумавшись, он, сам того не заметив, пришел в жаркую и влажную кухню, в которой кипела жизнь. Две молодые девушки с нагруженными подносами в руках быстро присели в реверансе и, двигаясь проворно и ловко, обогнули Дэви на пути к выходу. Над очагом поворачивалась истекающая жиром оленина, над другим жарилась дюжина цыплят. Эрин, пожилая женщина с крепкими мускулистыми руками, раскатывала на широкой доске густое тесто.

— Милорд! — позвал его Мартен. Он сидел на стуле неподалеку от плиты — не слишком далеко, но и не слишком близко. — Готовы ли вы к очередному уроку, во время которого речь у нас пойдет о том, что общего между математикой и музыкой?

Дэви поднял повыше свою побитую, ободранную лютню, и эрл рассмеялся. Несмотря на свою неказистую внешность, этот инструмент обладал почти волшебным чарующим звучанием, и королева настояла, чтобы лютня все время была у Дэви. По временам, когда Дэви упражнялся один в своих комнатах, у него выходили такие мелодии, которые заставляли его сердце сжиматься, словно от жалости и боли потерь, но никогда это не продолжалось слишком долго.

— Подать герцогу подогретого вина с пряностями! — Мартен сидел положив свою сломанную ногу на мешки с мукой, а правая его рука обвивалась вокруг огромного, почерневшего от времени кубка. Заметив, что его ученик прихрамывает, он строго спросил: — Это у меня сломана нога, а не у тебя. Почему ты хромаешь?

Дэви снял с рукава прицепившуюся к нему соломинку и пробормотал:

— Сегодня утром я упал с гнедого.

— О боги! — в восторге прогремел Мартен. — Предполагалось, что именно этому ты не выучишься у Керила!

— Керил сказал мне, — заявил Дэви в свое оправдание, — что человек, который утверждает, будто никогда не падал с лошади, на самом деле никогда не ездил ни на одной.

— Керилу это известно, безусловно, лучше, чем кому-либо другому, — мрачно проговорил Мартен и отхлебнул вина, чтобы скрыть свое удовольствие.

— С верховой ездой все ясно, но как у тебя дела с обучением фехтованию?

Для Дэви это был еще один чувствительный момент.

— Я все еще чувствую себя очень неуклюжим и неловким в обращении с мечом, — признался он, вздыхая.

— Я открою тебе секрет, парень. — Мартен сунул ему в руки свой огромный кубок. — Мы все чувствуем себя неуклюжими, но лишь до того времени, пока мы не повстречаемся лицом к лицу с врагом. Пусть это тебя не смущает.

Одна из девушек, по имени Келли, принесла и поставила рядом с Мартеном полную тарелку какой-то еды. Несмотря на правильные черты лица, Мартен со своими светло-русыми волосами и карими глазами не был красавцем из красавцев, однако женская половина населения замка, похоже, находила его в высшей степени привлекательным молодым человеком.

— Что это такое? — спросил эрл сладким голосом.

— То, что вы больше всего любите, милорд. Мягкая белая грудь… куриная, — Келли покраснела и убежала шурша юбками.

Дэви немедленно потянулся за куском курицы, но Мартен слегка шлепнул его по рукам.

— Это не для тебя, — проговорил он с набитым ртом. — Ты должен заниматься музыкой. Спой нам какую-нибудь непристойную песенку, из тех, что поют на Внутренних островах. Про косоглазую распутницу из таверны. От этой песни даже Эрин всегда смеется, а мордашка Келли становится еще более красивого пунцового цвета.

Герцог тщательно установил пальцы на грифе и взял первый аккорд, однако ему оказалось нелегко сосредоточиться. Ему нравились эти молодые лорды, друзья короля, о подвигах которых он уже был наслышан. Только Арлин беспокоил его. Он оставался в своих покоях один, покинутый теми, кто называл его своим другом.

Сьюардский замок, словно мрачный страж, одиноко возвышался над покрытыми зеленью лугов отлогими холмами. С другого бока к нему почти вплотную подступало холодное и бурное море. Бесконечное волнение моря и собирающиеся на далеком западном горизонте штормовые облака дарили старому магу успокоение на протяжении последнего тысячелетия. Даже находясь в самой глубине своего чудовищного замка, Сезран чувствовал могучую силу водной стихии, ощущал изменения погоды, которые зарождались над бескрайней водной равниной.

В тот день он тихо сидел в огромном зале, и царившая вокруг тьма нисколько не мешала ему. Многочисленные этажи, уровни, лестницы и комнаты замка были выстроены не за одно столетие с единственной целью: доставить удовольствие своему владельцу и помочь ему справиться с монотонной чередой похожих один на другой дней и ночей его одинокого изгнания. Со скрупулезностью, утомившей бы любого другого, Сезран один за другим выкладывал друг на друга точно подогнанные камни, возводя свой замок, а затем поставил на страже неприступных стен страшную Тень.

Ни одно живое существо, забредавшее в Тени замка, не возвращалось оттуда живым, кроме… кроме Гэйлона Рейссона. Даже теперь, по прошествии стольких лет, ненавистное имя заставило ярко вспыхнуть Колдовской Камень, который свисал на грудь волшебника на золотой цепи. Сезран ненавидел могущественного короля-мага. Дэрин Госни, который некогда был учеником Сезрана, погиб из-за него, из-за потомка Рыжих Королей, и это только усиливало ненависть старого волшебника. Он вовсе не думал о том, что он сам дважды пытался убить Дэрина, что он сам сделал его калекой и отнял у него волшебную силу.

Гэйлон осмеливался владеть Кингслэйером, мечом, который Сезран считал по праву своим. Могуществом своим король Виннамира превосходил самого Сезрана, и это было намного хуже, чем все остальное. Это было унизительно и непереносимо. Колдовской Камень разгорался все ярче, и его яркое голубое свечение на несколько мгновений даже вытеснило из комнаты живую ночь, которая свернулась и отступила в самые дальние уголки зала. Внезапный выброс энергии, однако, успокоил Сезрана, и мягкая тьма снова сомкнулась вокруг его жесткого кресла с прямой и высокой спинкой.

— Сезран!

Этот громкий крик раздался словно из ниоткуда, затем в центре комнаты появилось слабое голубое сияние. Молодой колдун Гэйлон Рейссон не признавал изящества, его магия была мощной, но грубой. Вот и он сам возник в центре зала. При виде его Сезран выпрямился в кресле и попытался унять внезапно зачастивший пульс.

Гэйлон, который не мог видеть в темноте без дополнительных источников света, вытянул вперед руку и заставил светиться свой Камень, который Сезран когда-то собственноручно вставил для него в массивный золотой перстень.

— А-а-а, вот ты где, — почти миролюбиво произнес король.

— Что на этот раз тебе от меня нужно? — спросил Сезран, и голос его, подобно грому, раскатился под высокими каменными сводами.

Гэйлон дождался, пока затихнет эхо его голоса, и сказал:

— Я снова пришел к тебе как покорный ученик, Сезран.

Ни в его голосе, ни в его позе, ни в выражении надменного бледного лица не было, однако, и намека на покорность.

— Ты пришел, чтобы мучить меня.

— Прошу тебя. Мне никто, кроме тебя, не может помочь.

Волшебник усмехнулся:

— Тогда я могу только пожалеть тебя, Гэйлон Рейссон.

— Выслушай меня, Сезран. Я вызвал духа Камня. С его помощью я оживил погибшего друга… — Гэйлон стиснул кулаки. — Я знаю, какова цена, и пришел просить тебя, чтобы ты помог мне избежать расплаты.

— С чего бы я стал помогать тебе?

Маг ждал ответа короля в абсолютной тишине.

Гэйлон отвел взгляд:

— Потому что за это я отдам тебе Кингслэйер.

В груди Сезрана вспыхнула радость, но ее робкий огонек тотчас же погас.

— Лжец. Ты думаешь, что я глуп? Ты предлагаешь мне то, что и так принадлежит мне, за ответ, которого не существует. Ступай обратно, мальчишка. Когда придет время, ты сделаешь то, что должен.

— Нет! Днями и ночами я изучал «Книгу Камней», пока мои глаза не потеряли способность видеть. Какой-то выход должен существовать.

— Единственный выход — смерть! Так было всегда. Без смерти не бывает жизни, как без зимы не бывает новой весны. Вот почему некромантия стоит так дорого. Наверное, тебе было бы лучше всего вернуть все на круги своя и исправить то, что ты наделал.

— Я не могу. Арлин и так слишком много страдал.

— В таком случае ничего сделать нельзя. Все потеряно! — Волшебник так и подался вперед. На губах его застыла холодная улыбка: — Я удовлетворен. Даже если бы я мог тебе помочь, я не стал бы этого делать. Желаю тебе одних лишь несчастий и бесконечного сожаления, Гэйлон. Может быть, хоть теперь ты поймешь, что существуют вещи неподвластные твоим чарам!

Король на мгновение застыл неподвижно, а его Камень вспыхнул ярче.

— Не следует ли мне в этом случае поделиться своими несчастьями?

Хочешь, я сравняю твой замок с землей, старик?

— Если после этого ты почувствуешь себя чуть сильнее, тогда сделай это.

Камни — это всего лишь камни, независимо от того, сложены они в стены или лежат россыпью, — несмотря на опасность, Сезран прислонился к спинке своего кресла и засмеялся.

Ярость Гэйлона заставила замок содрогнуться до самого основания. Из его перстня брызнули в разные стороны голубые молнии, а затем Гэйлон исчез. Холодный сквозняк потащил к выходу небольшое облачко пыли, но Сьюардский замок стоял крепко, и маг захохотал еще громче.

Арлин не ждал, что юный герцог Госнийский вернется. Арлин вообще мало чего ожидал теперь, однако и особых поводов для разочарования у него не было. Огромная свеча-хронометр с нанесенными на нее черными кольцами, обозначавшими наступление полуночи и полудня, свидетельствовала, что время все еще идет. Свечу время от времени заменял Гиркан, который оставался добродушным, но отстраненным. Он просто приносил лекарства и еду, но когда Арлин спрашивал его о том, что происходит в замке, ответы лекаря были отрывочными, почти уклончивыми.

Дэви оказался прав. Для того чтобы воссоединиться со всем остальным миром, Арлину нужно было встать с постели и выйти из своих комнат. Кончики пальцев его рук и ног все еще ничего не чувствовали, однако, в достаточной степени сосредоточившись, он мог заставить свои конечности повиноваться. Он сделал свои первые шаги в одиночестве, опираясь на кровать, чтобы не потерять равновесие и не упасть. Мысль о том, что это неловкое, спотыкающееся тело когда-то неплохо ему служило, помогала ему и внушала надежду, что со временем былая ловкость вернется.

Прошло долгих шесть дней, прежде чем он сумел самостоятельно одеться и некоторое время ходить по комнате без поддержки. Усталость, которую он испытывал после своих кратких экскурсий, была такой сильной, что он впадал в глубокое забытье и подолгу лежал без движения. Только некоторое время спустя он сообразил, что его усталость была в значительной степени следствием снадобий, которыми пичкал его Гиркан. Молодой аристократ тотчас же отказался от приема этих лекарств, против чего Гиркан, к его большому удивлению, почти не возражал. Толстый врач даже не обратил внимания на то, что огонь в очаге перестал то и дело гаснуть и что его пациент больше не нуждается в посторонней помощи, чтобы поесть.

Однако последний барьер оказался самым трудным. После стольких трудов, после тщательной подготовки Арлин обнаружил, что он не в состоянии отворить незапертую дверь и сделать шаг за порог своей комнаты. За порогом начиналось что-то неизвестное и оттого — пугающее. Ему потребовалось целых четыре дня для того, чтобы справиться с этим своим страхом. Наконец он собрал все свое мужество, выкупался, оделся и предпринял еще одну попытку.

Дверь поддалась с уже знакомым ему скрипом. Коридор снаружи был холодным и плохо освещенным, но Арлин помнил его. Он взял в руку подставку со свечой и отправился в далекое путешествие к главному залу. Первый же встретившийся ему слуга в ужасе бежал. Служанка, повстречавшаяся ему второй, вскрикнула от ужаса и тоже бросилась прочь.

— Пожалуй, для полноты картины мне нужно волочить за собой ржавые цепи и громко стонать, — пробормотал себе под нос Арлин, останавливаясь передохнуть.

В конце коридора показался третий человек, который быстро шел по коридору, держа в руке масляную лампу.

— Добрый день, — вежливо поздоровался человек как ни в чем не бывало, проходя мимо.

— Дэви!

Мальчик остановился и, ухмыляясь, повернулся к нему:

— Ты решил присоединиться к живым?

— Не спешите с выводами, герцог. Это живым придется присоединиться ко мне. — Он помолчал. — Куда ты так спешишь?

— Я отправился на поиски сокровищ, — нетерпеливо объяснил Дэви.

— Сокровищ? Какого рода сокровища ты разыскиваешь?

— Те самые, которыми когда-то владел король Виннамира. Или должен был бы владеть. Ты хочешь помочь?

Арлин кивнул, хотя его колени начинали подгибаться и дрожать от усталости.

— Я пойду с тобой до тех пор, пока под руками будет подходящая стена, о которую я смогу время от времени опираться.

Юный герцог пошел дальше, направляясь от большого зала, в который поначалу собирался попасть Арлин. Теперь он шагал гораздо медленнее.

— Ты случайно не знаешь, что находится в самом конце этого северо-западного крыла? — спросил Дэви.

— Там детские ясли, но единственные дети, которые теперь там растут, это маленькие пауки и тараканы. Вряд ли там есть сокровища.

— Как вы все это время существовали? — Дэви нахмурился: — Я имею в виду в финансовом плане.

Вопрос был глубоко личным и в высшей степени невежливым, однако Арлину было не до обид.

— Керил и я не получаем от наших семей никакой ренты. Небольшую сумму выделяет на наше содержание король. Мартен унаследовал Нижний Вейлс, и это дает ему собственный доход. Ринну, безусловно, приходится зарабатывать себе на жизнь трудом.

Дэви нахмурился еще сильнее:

— Я тоже получаю содержание от короля, но откуда он берет золото?

— У Тидуса Доренсона.

— Это довольно странно, — заметил герцог.

— Не так уж и странно. Люсьен Д'Салэнг был весьма расточительным правителем. При нем весь двор остался без гроша в кармане. Тидус сделал все, что мог, для того чтобы исправить положение. Кроме всего прочего, Гэйлону безразлично, откуда берутся деньги, лишь бы у него в кармане позвякивало несколько монет на кабак.

— У меня такое впечатление, что за восемь лет ситуация стала только хуже. — Дэви показал руками вокруг себя: — Замок, двор, все пристройки разрушаются. Слуги носят лохмотья. Моя одежда — самая новая. Я очень мало знаю об аристократах, но мне всегда казалось, что они должны жить получше.

— Тогда съезди на юг, в Занкос, — посоветовал Арлин и снова прислонился к стене, чтобы передохнуть. — Что касается пышности и богатства, то двор короля Роффо способен посрамить все королевские дворы.

— Может быть, однажды я съезжу в Занкос, — Дэви пожал плечами. — Но мне кажется, что где-то в замке должно быть спрятано золото. Или, на худой конец, книги или записи, которые объясняли бы, куда оно подевалось.

— Ты не спрашивал королеву?

— Нет еще.

— А у Тидуса? Он бы смог тебе что-нибудь подсказать.

— Ты не мог бы отдыхать чуточку побыстрее? — спросил герцог, и в его голосе послышалось нетерпение.

Арлин оттолкнулся от стены, и они снова пошли вместе. У него было немало вопросов к Дэви о том, откуда он приехал и как попал в Каслкип. Мальчик отвечал с готовностью, и по его речи почти не было заметно, что он воспитывался среди простых людей. Каждый неосознанный жест или шаг, каждое произнесенное им слово свидетельствовали, что это настоящий герцог. Арлин был уверен, что через несколько лет герцог Дэвин Дэринсон станет значительной фигурой при дворе Виннамира.

Юный герцог свернул по коридору направо.

— Поскольку ты утверждаешь, что в яслях мы найдем лишь паучьих деток, давай лучше навестим королеву.

Запутанным и сложным маршрутом Дэви и Арлин вернулись в юго-восточное крыло, где располагались покои королевы. По пути Арлин все так же пугал слуг, которые попадались им навстречу, и это даже начинало ему нравиться, однако к тому моменту, когда они достигли дверей в комнаты Джессмин, ему уже не хотелось ничего, кроме как вернуться в свою опостылевшую кровать. Дэви помог ему сделать последние несколько шагов, и он уселся перед очагом в гостиной Джессмин, и королева сама подала ему чашку горячего чаю.

— Стоило ли вам вставать, лорд Арлин? — заботливо спросила она и улыбнулась.

— По всей видимости — нет, — Арлин неловко принял чашку непослушными пальцами и пролил ее горячее содержимое прямо на поручень кресла. — Простите великодушно, ваше величество…

— Ничего страшного, — молодая женщина снова наполнила чашку. — Я очень рада, что вы чувствуете себя лучше.

Дэви подтащил к очагу стул и уселся на него, прихлебывая чай из своей чашки и прислушиваясь.

Когда обмен любезностями был закончен, он спросил напрямик:

— Скажите, ваше величество, где должны храниться учетные книги?

— Какие книги?

— Все книги, относящиеся к хозяйству и снабжению замка… как заказываются продукты, сколько жалованья было выплачено слугам и так далее…

— А ты спрашивал Тидуса?

— Да, но ему кажется, что это не мое дело.

— Возможно, он прав, — заключила королева и улыбнулась, заметив, как Дэви обиженно поджал губы. — Самое подходящее место для них, — продолжила она, — это зал заседаний Совета, который располагается за троном. Совет нынче собирается редко, да и король больше не принимает просителей. А вы видели короля?

Последний вопрос относился к Арлину, и он покачал головой:

— Гиркан сообщил, что король все еще в библиотеке, миледи.

— Это не так. Наконец-то он забросил свою «Книгу Камней», — сказала Джессмин, осторожно отпивая чай. — Я полагаю, что сейчас он находится в конюшне — готовится к очередной охотничьей попойке.

Ее тон был мягким, а манера говорить — по обыкновению спокойной, однако Арлин впервые почувствовал за ее грустной улыбкой острую боль. Оказывается, он видел эту боль, спрятанную под улыбкой, много раз на протяжении нескольких лет, однако раньше он никогда не обращал на это внимания.

— Мне представляется, что вы достаточно страдали, миледи, — негромко сказал он и увидел, как Джессмин смутилась. Южанин отставил чашку, снова пролив ее содержимое, и встал. — Позвольте откланяться, ваше величество.

— Конечно, идите.

— Погоди, — Дэви тоже вскочил. — Куда ты?

— Я? Хочу поохотиться в последний раз.

9

На площадку перед замком тонким слоем выпал свежий снег. Послеполуденное солнце скрылось за толстыми серыми облаками. Арлин настоял, чтобы они с Дэви сначала прошли через сад и приблизились к конюшням с противоположной стороны — не от замка, а от реки. Юному герцогу этакий крюк казался тем более бессмысленным, что Арлин заметно прихрамывал и шел очень небыстро.

— Это займет слишком много времени, — пожаловался мальчик, когда южанин в очередной раз остановился, чтобы перевести дух и отереть со лба испарину. Он опирался о невысокую каменную стену, которая окружала фехтовальную площадку.

— Тогда иди вперед один, — задыхаясь, ответил ему Арлин. Несмотря на прохладу, его черные волосы слиплись от пота и прилипли ко лбу.

— Нет, — Дэви попытался справиться со своим нетерпением. — Все равно это глупо. Мы даже одеты неподходяще для охоты. Меня туда вообще не звали, а что касается тебя, то интересно, как ты удержишься на лошади.

— Ничего, справлюсь, — Арлин невнятно заворчал и, оттолкнувшись от стены, пошел дальше на подгибающихся, дрожащих ногах.

Два толстенных дуба-патриарха распростерли свои голые ветви над заснеженной крышей конюшен и над сугробами сброшенного с крыши старого снега. Они подходили к конюшням с тыльной стороны, и Дэви уже слышал хриплый смех, позвякиванье сбруи и топот нетерпеливых копыт. Герцог потянул на себя одну из створок задних дверей и пропустил Арлина вперед. Главные двери, ведущие из конюшни, были уже распахнуты, и во дворе мелькали светлые волосы Керила, выбивающиеся из-под вязаной шерстяной шапочки.

Король, казавшийся вдвое толще обычного из-за теплой медвежьей куртки, стоял у ворот и держал в руке мех с вином, а лук и колчан со стрелами были небрежно заброшены за спину. Двое грумов проверяли, туго ли затянута подпруга седла и не соскочили ли с мундштука крепежные кольца, а главный конюх в это время помогал Мартену Пелсону взобраться на рослого, серого в яблоках жеребца и пристроить в стременах покалеченную ногу. С неба медленно посыпались первые робкие снежинки.

— Кретины! — вполголоса выругался Арлин и неловко заковылял по проходу между стойлами.

Ринн тоже был с ними. Раскрасневшись от вина, он громко смеялся, восседая на своем уродливом черном мерине. Бурдюк с вином тем временем описал круг и снова вернулся к Гэйлону.

— Надеюсь, вы не собирались отправиться на прогулку без меня? — громко спросил Д'Лелан, выходя во двор.

Все немедленно повернулись в его сторону, но каждый реагировал на его появление по-своему. Грумы застыли на месте от ужаса, Керил стремительно побледнел, а на лицах Мартена и Ринна появилось испуганное выражение.

— Арлин! — радостно заорал король. От выпитого его язык уже слегка заплетался. — Как я рад тебя видеть! Живо, найдите ему коня.

— Двух коней, — поправил его южанин. — Я взял на себя смелость пригласить на нашу прогулку герцога Госнийского, и он любезно согласился принять в ней участие.

Гэйлон перевел взгляд на Дэви и нахмурился:

— Для мальчика это будет слишком тяжелое путешествие…

— А для человека со сломанной ногой? — парировал Арлин. — А как насчет того, кто совсем недавно восстал из мертвых? Ваше величество, этот ваш Госни с радостью последует за вами навстречу своей смерти, так же как и каждый из нас. Вы не можете отказать ему в этой чести!

Наступила мертвая тишина. Арлин сделал еще несколько шагов вперед и сказал:

— Взгляните на меня, король. Я готов дважды умереть, служа вашему величеству. Дайте мне только лошадь и хороший глоток бренди.

Дэви, потрясенный, слушал и смотрел. Слова Арлина были беспощадны и точны, они разили не хуже меча, хотя он и произносил их негромким голосом.

Король, однако, не сердился, не приходил в ярость. Неподвижно глядя на Арлина он глухо спросил:

— Не собираешься ли ты снова покинуть нас, Арлин? Ведь нет?

— Нет, милорд. Я полон решимости служить вам в этой жизни гораздо лучше, чем в предыдущей.

— Тебе легко призывать меня быть королем и супругом, — внезапно помрачнев, сказал Гэйлон. — А ведь я не умею ни того, ни другого.

— Это придет само, милорд, — пообещал Арлин, но тут ноги его не выдержали, и он мешком осел на снег.

Гэйлон отшвырнул в сторону лук со стрелами и бросился к своему другу, снова заключив его в объятия.

— Как бы смерть не вошла у тебя в привычку, — проворчал он и выпрямился, покосившись на остальных. — Эй, подайте-ка бренди. Поохотимся в другой раз.

Керил и Ринн соскочили с коней. Мартен тоже неловко сполз с седла, не без помощи конюха. Товарищи короля, похоже, разделяли его смущение по поводу того, что только что произошло. Арлин настаивал на том, чтобы идти самому, и Керил подставил ему плечо, чтобы он опирался на него. После некоторых колебаний Ринн подхватил Арлина с другой стороны.

Грумы увели лошадей в стойло и стали расседлывать их. Дэви остался во дворе один и не знал, как ему поступить и что делать теперь. Группа аристократов уходила все дальше от него к замку, но тут король внезапно остановился и обернулся к нему.

— Эй, Госни, не отставай! — окликнул он мальчика.

Дэви присел на камни у очага и прислушивался к беседе короля и его друзей. Королевские покои были обставлены довольно скудно, да и те предметы мебели, что в них были, знавали лучшие времена. Даже в главной комнате было темно и мрачно, несмотря на дюжину свечей и горевший в камине огонь. Все вокруг было засыпано разнообразным мусором, а на столах и на полу громоздились друг на друга пустые обеденные тарелки. Циновка возле очага была прожжена во многих местах, а сам очаг замусорен высохшими куриными костями, которые не попали в огонь.

Гэйлон восседал в старинном походном кресле, кожаные ремни которого жалобно потрескивали под его весом. Длинные ноги Гэйлона, вытянутые и скрещенные, были протянуты к очагу совсем рядом с мальчиком, и большую часть времени, даже разговаривая с Мартеном или Керилом, король пристально всматривался в лицо молодого Госни. Лицо его, однако, не выражало при этом никаких чувств. Мальчик никак не мог набраться мужества и встретить его взгляд, однако был доволен уже тем, что Рыжий Король не возражает против его присутствия.

— Дайте парню немного бренди, — настаивал Керил, сидя на источенном червями сундуке, который он придвинул поближе к огню.

— Его стошнит, — лениво отозвался Мартен, одновременно заново наполняя свой собственный кубок из прямоугольной стеклянной бутылки.

— Ну и что же? Он достаточно взрослый, чтобы страдать вместе с нами.

— Но достаточно ли он глуп для этого? — Мартен отставил в сторону кубок и поднялся. — Встань, — велел он Дэви. Когда тот подчинился, Мартен покосился на Керила. — Ну как?

— Почти одного роста с тобой, — с довольным видом сообщил королевский кузен. — Мы не должны больше называть его мальчиком.

Затем он подтолкнул Ринна, который сидел рядом на стуле.

— Гляди, Арлина опять сморило от наших разговоров.

Молодого лорда-южанина усадили на единственное в комнате мягкое кресло с подлокотниками и потраченной молью и временем обивкой. Он уснул, пригревшись под наброшенным на ноги одеялом Гэйлона, однако даже во сне лицо его оставалось усталым и изможденным.

— Пусть отдыхает, — пробормотал король.

Он говорил очень мало, за весь вечер он произнес не больше десятка фраз, однако свой кубок он подносил к губам еще реже. Глаза его снова остановились на Дэви, и он сказал:

— Я высоко бы оценил вашу моральную поддержку, когда завтра я стану принимать посетителей.

— Ты и в самом деле собираешься устроить аудиенцию? — спросил Керил. — Или просто хочешь посидеть на троне?

Гэйлон нахмурился:

— Одно не мешает другому. Я уверен, что это обязательное условие наряду с рассмотрением петиций и прошений.

— Никто не придет, — лениво проговорил Ринн, рассматривая задремавшего Арлина.

— А вот придут, — заспорил с ним Керил. — Придут хотя бы для того, чтобы поглазеть на настоящего короля, который сидит на троне.

— Нет, — сын портного покачал головой. — Я слыхал, какие разговоры ходят в городе. Все уверены, что Гэйлон создал демона и поселил его в теле Арлина. Орим тоже был некромантом, а память о Черном Короле все еще жива в Виннамире. Простонародье всегда боялось колдовства и магии. Теперь же они запуганы до последней степени.

— Это верно, — подтвердил Мартен. — Замковая челядь совершенно уверена в этом. Может быть, было бы лучше, если бы Арлин вернулся в Занкос к своей семье.

— Нет, — Гэйлон пошевелил желваками на скулах. — Мы — его семья.

Единственный способ доказать горожанам, что они ошибаются, — это дать им увидеть Арлина, позволить им поговорить с ним. — Король огляделся по сторонам: — Что касается меня, то если никто не придет на прием завтра, мы сами пойдем к народу, но только не навеселе и не с нашими обычными проказами.

Керил хихикнул:

— Теперь ты, пожалуй, захочешь, чтобы в большом зале подавали обед или устроишь какой-нибудь бал-маскарад.

— Отличная идея, кузен, — кивнул Гэйлон. — Я хочу, чтобы ты разослал приглашения всем нашим с тобой общим родственникам и предложил им посетить Каслкип с длительным визитом.

— А чем ты собираешься их кормить? — требовательно спросил Керил.

— О мелочах можно позаботиться позже.

— Должен ли я пригласить свою двоюродную бабку, тетушку Элсис? — Керил закатил глаза. — У нее борода еще длиннее, чем у тебя! К тому же в последние двадцать пять лет она неизменно пребывает в дурном расположении духа.

— Будь паинькой, — посоветовал Мартен. — Может быть, тогда тебе достанется что-то из ее наследства.

Керил сморщился:

— С моим везением мне достанется ее борода.

— А чем я могу помочь? — спросил Ринн.

— Ты можешь помочь мне решить одну проблему, — ответил Гэйлон. — Я знаю, что в Киптауне есть несколько граждан, которые пользуются наибольшим уважением, и твой отец — один из них. Пусть они придут ко мне первыми, тогда за ними потянутся остальные. Дэви!

Герцог, заинтересованно прислушивавшийся к беседе, от неожиданности подскочил:

— Да, милорд?

— У тебя хороший почерк?

— Да, милорд.

— Это хорошо. Керил пишет как курица лапой. Приглашения напишешь ты, а о том, как их составить, спросите у королевы.

Обсуждая эти вопросы, они снова откинулись на своих стульях и других сидячих местах. Дэви подумал о том, что самый воздух в комнате снова как бы зарядился, завибрировал, совсем как в комнате Арлина в его первую ночь в замке. Однако это была не магия, вернее, магия, но иная. Это было волшебство общей цели.

Невзначай он взглянул на Арлина и внезапно встретил его ответный взгляд, внимательный и ни капли не сонный. Они заговорщически улыбнулись друг другу, и Дэви почувствовал радость за своего короля. Каковы бы ни были его побудительные причины, страхи и горести, Гэйлон Рейссон сумел отбросить их в сторону и был готов снова надеть свою корону.

День склонялся к вечеру, когда Джессмин посетило предчувствие какого-то радостного события. Вместе с ним возникли в памяти яркие, как солнечные блики, воспоминания детства: запах цветущих роз, яркие отблески утра на стеклах окна, блеяние овец садовника на зеленых лужайках. Мысли об этом одновременно радовали и тревожили ее, но все же она поймала себя на том, что улыбается, склонившись над шитьем.

Постепенно свет за окнами потускнел и погас. Подали ужин. Даже эта простая еда, казалось, никогда не была такой вкусной, как сегодня. Леди Герра, которую эта чудесная сила тоже коснулась каким-то таинственным образом, раскачивалась в кресле-качалке и снова называла Джессмин своей маленькой принцессой. Впервые за много лет престарелую няньку снова потянуло рассказать ей о Занкосе, о королевском дворце, о кораблях и отважных моряках, о ярких, невиданных птицах.

Седая и сморщенная леди Герра отправилась в свою спальню необыкновенно поздно, а королева все еще сидела у огня и улыбалась, чувствуя себя необыкновенно спокойно и счастливо.

— Началось…

Этот негромкий шепот раздался сзади, однако Джессмин мгновенно узнала говорившего.

— Бабушка Арканья! Миск?! — она быстро обернулась, но увидела лишь блики свечей на стенах и тени между облупившимися шкафами.

— Где он? — ясно прозвучал все тот же голос. — Где мальчик? Я хочу поговорить с ним.

На этот раз Джессмин разглядела на широком подоконнике окна прозрачную тень небольшой женщины. Только ее темные глаза, мерцающие внутренним светом, казались настоящими. Они пристально посмотрели на королеву, улыбнулись и растаяли.

Предчувствие Джессмин снова усилилось, и она, счастливая, глубоко вздохнула. Эти полупрозрачные видения означали только одно — Миск скоро будет здесь. Радость от ее появления никак не покидала Джессмин, и она легла только около полуночи.

Этой ночью ее посещали сладостные, чуть-чуть печальные сны. То они снова гуляли в розовом саду втроем — она, Дэрин и Гэйлон. Площадки сада слегка мерцали рассеянным золотым светом и казались намного больше, чем сейчас, потому что во сне Джесс снова была маленькой. Герцог Госни нес принцессу на руках, нежно прижимая ее к груди, и она чувствовала себя уютно и безопасно. Ей казалось, что они оба плывут над мягкой и сочной травой луга, и она теребила двумя пальчиками черный локон его вьющихся волос и упрашивала спеть ей песню.

Затем в ее сне появился отец Гэйлона — король Рейс, очень высокий и красивый человек с суровым лицом и добрыми глазами.

На рассвете эти чудесные сны уплыли куда-то, и Джессмин проснулась в слезах, оплакивая свою потерю.

— Не плачь, мое милое дитя, — сказал совсем рядом нежный голос.

Джессмин открыла глаза и увидела маленькую женщину, склонившуюся над ней. Утреннее солнце светило ей в спину, и от этого казалось, что ее голова окружена ослепительно-ярким нимбом. Женщина коснулась рукой мокрой щеки Джессмин, и она почувствовала прикосновение ее теплой, чуть шершавой кожи. Это был не мираж.

— О Миск, сны бывают так жестоки!

— Не говори так, — упрекнула ее Миск. — Ты никогда ничего не теряешь навсегда, потому что все, что ушло, можно увидеть во сне. В этой вселенной живут существа, у которых не бывает слез, смывающих печаль; они никогда не спят и никогда не видят снов. Пожалей лучше их, а не себя.

Миск наклонилась ниже и поцеловала Джессмин в лоб.

— Одевайся скорее, моя дорогая. Это началось.

— Что?

— Мир больше не такой, каким он был вчерашним вечером. — Миск оказалась возле комода и принялась вынимать оттуда различные предметы туалета. — Совсем, совсем не такой. Ты сама все увидишь…

Джессмин застегнула нижние юбки и надела сверху бледно-зеленое платье, которое выбрала для нее Миск. Это было самое нарядное ее платье, которое хранилось в нижнем ящике комода. Джессмин не надевала его уже несколько лет, и оно пахло пижмой и розовыми лепестками.

— Когда ты приехала, Миск?

— Завтра, — беспечно ответила седая женщина, провожая королеву в гостиную. Около окна она остановилась, приподняла голову и чуть-чуть сдвинула тонкие брови. — Ты не видела Дэви? Я хочу поговорить с мальчиком.

В дверь кто-то робко поскребся, и обе женщины разом повернулись. С разрешения Джессмин вошли сначала Келли с завтраком, а за ней — Дэви. Герцог Госнийский был очень озабочен и хмурился, а в руке он сжимал измятый лист бумаги. При виде Миск его зеленые глаза зажглись, и он спросил оживленно:

— Когда вы приехали? А где Джими?

— У тебя ведь есть вопросы к королеве, Дэвин Дэринсон, не так ли?

Мальчик несколько раз моргнул воспаленными глазами.

— Да, конечно. Его величество приглашает в Каслкип родственников, — он взмахнул зажатой в кулаке бумагой. — Керил составил список, и в нем шестьдесят два имени. Мартен говорит, что все равно они все не приедут, но я должен написать всем приглашения. Король сказал, что вы скажете мне, как писать.

Джессмин опустилась в кресло рядом со столиком, на котором служанка оставила поднос с завтраком. Было видно, что сообщение Дэви сбило ее с толка.

— Гости? Шестьдесят два человека? Как мы их всех прокормим? Что это Гэйлону взбрело в голову? Должно быть, он задумал какую-то очередную глупую проделку…

— Нет, милая, — сказала Миск. — Твой супруг совершенно серьезен. Что касается того, как кормить гостей, то Дэви вполне по силам решить эту проблему.

— Мне?..

Миск улыбнулась:

— Кому же еще? Оставь нам список, мы напишем все приглашения, пока ты будешь искать сокровища. Кроме того, ты ведь не хочешь опоздать на урок истории?

Юному герцогу потребовалась почти целая секунда, чтобы разобраться во всем этом. Затем он вручил бумагу Джессмин и поклонился.

— Вы ведь останетесь с нами, не так ли? — спросил он Миск. — То есть… я еще увижу вас?

— Разумеется, мне еще нужно многое тебе сказать.

Тидус Доренсон обратил внимание на то, что нынешним утром слуги снуют по коридорам гораздо чаще обычного, однако не дал себе труда задуматься об этом. Подобная беготня чаще всего означала, что король снова выкинул что-нибудь из ряда вон выходящее или задал кому-то из слуг хорошую трепку. Однако время шло, а суета в коридорах не стихала. Глава королевского Совета еще немного постоял возле высокого, в человеческий рост зеркала, привезенного из Катая и обошедшегося в круглую сумму. Как обычно, Тидус остался доволен тем, что увидел: безукоризненный костюм нежно-фиолетового, почти королевского оттенка сидел на нем безукоризненно.

Весь гардероб Тидуса был пошит катайскими портными в тот год, когда он находился на юге. Он давно обнаружил, что полувоенный покрой одежды производит на окружающих самое благоприятное впечатление и идет ему лучше всех остальных. Больше всего Тидусу нравились яркие, эффектные тона, подчеркнутые большим количеством золотого шитья, и поэтому все его платья были украшены богатой вышивкой. В последний раз оглядев себя и проведя по седым волосам гребнем, Тидус Доренсон вышел из своих покоев в коридор.

Двери соседних апартаментов стояли распахнутыми настежь, и он на минуту задержался перед ними, глядя, как горничная меняет постельное белье.

— Эй, ты, что происходит?

Девушка присела в реверансе, слегка округлив и без того круглые глаза.

— Его величество приказал привести в порядок все комнаты, милорд. Даже те, что наверху.

— Зачем?

— Я не знаю, милорд.

Тидус раздраженно зашагал к главному залу. Там его ждал еще один сюрприз: с полдюжины слуг с ведрами, тряпками и щетками мыли поверхность длинного дубового стола, установленного на козлах, и обметали с потолка черную от копоти паутину. Самое же поразительное ожидало его в тронном зале: на троне, в слегка потертом голубом бархатном камзоле восседал Гэйлон Рейссон, несколько уныло подпирая подбородок рукой. Лоб его пересекал тонкий золотой обруч. Кроме него в зале никого не было.

— Сир! — с тревогой в голосе сказал Тидус, осторожно переставляя ноги по свежевымытому полу. — С вами все в порядке?

— А-а, Тидус! — обрадовался Гэйлон. — Нет ли у тебя случайно какой-нибудь петиции или прошения? Желательно по какому-нибудь важному вопросу, который настоятельно требовал бы моего… нашего королевского внимания?

— Нет, сир.

Гэйлон вздохнул, затем постучал по каменной плитке пола кончиком голубой атласной туфли.

— Ты знал, что у нас в замке завелись тараканы?

— Да, милорд.

— Я никогда прежде их не замечал. Есть ли какое-нибудь средство, чтобы избавиться от этой напасти? Впрочем, не ломай себе голову, Тидус. Чуть попозже я загляну в «Книгу Камней»и подышу какое-нибудь подходящее заклинание.

— Сир…

Король кивнул:

— Я разрешаю вам удалиться, Тидус. Не волнуйтесь за меня. Я так и думал, что в первый день дел будет немного.

Тидус поклонился и, пятясь задом, выбрался из тронного зала. Он был потрясен и растерян. Он уже привык к непредсказуемым диким выходкам своего монарха, но то, чему он стал свидетелем, было уже чересчур. Может быть, стоит на всякий случай посоветоваться с Гирканом? Нет, пожалуй, лучше всего вернуться в свои покои и подождать, пока приступ безумия не пройдет сам собой.

Кухня располагалась сразу за большим залом, и советник короля остановился там на обратном пути в свое юго-восточное крыло, чтобы сообщить главной поварихе, что он желал бы получить на обед жареного кролика. Плотная женщина, с ног до головы испачканная в муке, коротко кивнула ему. За ее спиной, в уютном теплом уголке у плиты Тидус разглядел Мартена Пелсона и Арлина Д'Лелана. Арлин, заметив его взгляд, неловко улыбнулся в ответ и снова погрузился в беседу. Сердце Тидуса учащенно забилось — на каждом шагу его подстерегали либо безумие, либо черная магия.

Тидус поспешно возвратился в свои покои. Вскоре подали обед, но даже аппетитный, с румяной корочкой жирный кролик, поджаренный на вертеле, не доставил ему никакого удовольствия и не поднял настроения. Вскоре после обеда должен был прийти на урок Дэви, и советник потратил несколько минут на то, чтобы привести в порядок рукописи и необходимые книги. Наконец раздался стук в дверь.

— Да-да, — отозвался Тидус усаживаясь за стол. — Что-то вы задержались герцог.

— Я был очень занят сегодня утром, — объяснил Дэви.

Он был одет в кожаный камзол, а щеки его еще румянились от мороза. На ботинках его еще не растаял снег, а в том, как он держался, Тидус заметил что-то новое, словно юноша чем-то гордился.

— Что это у тебя? — спросил Тидус, и мальчик вынул из-под мышки тонкий том в кожаном переплете.

— Я нашел это в комнате Совета, она была спрятана под шкафчиком. Это одна из хозяйственных книг Фейдира Д'Салэнга, но мне кажется, что самые последние записи сделаны вашей рукой.

Дэви уселся в кресло напротив стола и раскрыл том. Тидус уставился на страницы, исписанные его собственным превосходным почерком. Каждая колонка цифр была безошибочно сосчитана, результат аккуратно подчеркнут. В записях учитывалась каждая мелочь, все до последнего медяка.

— Что вы сделали с золотом южан, которое здесь упоминается? Фейдир отложил его для оплаты своих наемников.

— Оно все в целости и сохранности, мой юный лорд, — несколько торжественно отвечал Тидус, постукивая по странице. — Все, что можно, я отложил и спрятал, чтобы король без труда мог собрать и снарядить свою армию.

Юный герцог озадаченно посмотрел на него:

— А что заставляет вас предположить что королю понадобится армия?

— У него немало врагов. Кроме того, имея сильную армию и владея Наследием Орима, наш король сможет подчинить себе все народы, сможет принести мир и процветание всему миру. — Тидус улыбнулся: — Конечно, наш король пока еще не догадывается о своих возможностях. Ему нужно немного созреть. Он нуждается и в моем мудром руководстве, так же как и в твоем, Госни. Я не мог рассказать ему ни о золоте, ни о других богатствах, которые остались после Д'Салэнгов. Он мог прокутить и промотать свое счастье, как это сделал Люсьен.

Тидус намешал в свою ложь достаточно правды, чтобы убедить юного герцога в своей искренности, ибо Дэви очень уж пристально вглядывался в исписанные страницы.

— Каковы бы ни были ваши побуждения, милорд, — сказал Дэви спокойно, — вы должны вернуть королю то, что по праву принадлежит ему.

— Согласен, — глава Совета осмелился дружеским жестом прикрыть руку Дэви своей. — С твоей помощью его величество вполне справится с этой ответственностью. Часть золота спрятана в темницах под замком. Там также лежат драгоценные камни и ювелирные изделия. Я скажу тебе, где искать, если ты сделаешь мне одно маленькое одолжение. Пусть это будет твое, чисто случайное открытие. Я не хочу, чтобы король считал меня глупцом.

«Или чем-то похуже», — с горечью добавил Тидус про себя.

Керил остановился в винном погребе, в том самом месте, где крутая винтовая лестница продолжала спускаться еще глубже в темное подземелье замка, где располагались темницы. Ему было тревожно. Когда он только отворил заржавевшую металлическую дверь, ведшую вниз, подвалы выдохнули ему в лицо сырой и холодный воздух, к которому примешивался слабый запах тления и давних смертей.

— Ты уверен, что нам обязательно надо спускаться? — осторожно поинтересовался королевский кузен.

Дэви только молча кивнул в ответ, не оборачиваясь и не отрывая взгляда от темных лестничных маршей. Пламя факела в его руке билось и хлопало на сильном сквозняке, который они почувствовали сразу, лишь только открылась дверь.

— Это сокровище меня вовсе не интересует, — пробормотал Керил, делая вслед за Дэви первые осторожные шаги вниз.

Фундамент замка настолько стар и разрушен, что даже каменщики отказались начать его ремонт. Они боялись, что вся масса замка обрушится на них, стоит только потревожить опоры. Нужно быть сумасшедшим, чтобы начинать раскопки среди этих разрушенных коридоров.

Герцог Госнийский не обратил никакого внимания на его испуганную болтовню, но Керил не мог остановиться.

— В этих темницах навсегда осталось около трех сотен узников. Все, что мы найдем, — это их кости. Запомни, что это была не моя идея искать здесь сокровище.

Между тем они продолжали спускаться по изгибающейся кривой лестнице. Свет, поступавший через открытую дверь винных погребов, вскоре исчез, однако узкие каменные ступени, высеченные из камня, продолжали уходить все глубже под землю и конца им не было видно. Керил подумал даже, что в гробнице Орима было, пожалуй, приятнее. Еще бы — теперь он слышал доносящийся со всех сторон топот маленьких лап, стук коготков и возмущенные писки потревоженных грызунов. Для того чтобы преодолеть последние несколько ступеней, Керилу потребовалось все его мужество.

Внизу они на минуту остановились, разглядывая разбитые плиты пола под ногами. Факел в руке Дэви отбрасывал на пол изрядный круг колеблющегося света, однако за пределами его начинался непроглядный черный мрак. Сладкий гнилостный запах ощущался здесь гораздо сильнее, и к нему примешивался крепкий мышиный дух. Керил весь дрожал и тихо молился, чтобы юный герцог не заметил его страха.

Дэви тем временем огляделся по сторонам и уверенно ткнул факелом куда-то вперед.

— Здесь в центре комнаты должна быть костровая яма. Именно в нее нам и надо заглянуть.

— Откуда ты знаешь?

— Я же уже говорил тебе — я нашел кое-какие бумаги посланника Фейдира.

— Действительно. Но мы только зря тратим время и рискуем своими жизнями.

— Идем, — мальчик двинулся вперед со спокойной уверенностью, и Керилу ничего другого не оставалось, кроме как последовать за ним по засыпанному каменными обломками и сгнившей соломой полу.

Они нашли костровую яму без особого труда. Это было просто отверстие в полу, пробитое в каменных плитах пола. Дэви передал Керилу факел и ступил в давно остывшую золу, которой набралось в очаге по самые края. Нагнувшись, он стал разгребать пепел и угли.

— Найди мне что-нибудь, чем можно было бы расковырять эти головешки, — велел он Керилу.

Кузен короля прикусил язык, с которого готово было сорваться протестующее восклицание, и неохотно посмотрел по сторонам. Все вокруг было засыпано мусором, который не годился для их целей, однако последний главный тюремщик ввиду внезапной кончины оставил здесь ржаветь все свои орудия пытки. Содрогаясь от отвращения, Керил шагнул в сторону и, порывшись в груде бурого от ржавчины и влаги металла, отыскал толстый металлический стержень, который он и отнес Дэви.

— Это подойдет?

— Пожалуй, — мальчик взвесил стержень в руках, прежде чем вонзить его в щель между камнями. — Тяни.

Только совместными усилиями, покряхтывая и рыча, им удалось вывернуть из кладки тонкую каменную плиту, поставить ее на ребро и отвалить в сторону. Плита гулко ударилась о камни и раскололась, и откуда-то сверху на них посыпался мелкий песок. Керил, стараясь не наступить в костровую яму, поднес факел поближе, чтобы осветить новую дыру, образовавшуюся в полу рядом с очагом. В тайнике стояли четыре деревянных ларца, каждый из которых был размером не меньше локтя по всем трем измерениям. Ларцы тесно прижимались один к другому.

— Там, наверное, ничего нет, — продолжал настаивать Керил, хотя его уже охватила дрожь возбуждения.

Вместо ответа Дэви поддел своим металлическим стержнем замок одного из сундуков и без труда открыл его. Затем он поднял крышку. Золото, лежавшее в сундуке, ослепительно брызнуло им в глаза тысячью огненных искр, отражая свет факела. Золотые монеты, каждая из которых сверкала, словно маленькое солнце, горели так ярко, что Керил почувствовал головокружение.

— Ну вот, — сказал герцог и взял из рук Керила факел. — Как ты думаешь, хватит ли этого, чтобы накормить всю королевскую родню?

— Хватит по меньшей мере на пару недель, — пошутил Керил и, обняв Дэви за плечи, в восторге затряс его, словно тряпичную куклу. Однако его восторг вскоре померк, и лицо Керила стало озабоченным. — Как же нам поднять все это по проклятым узким ступенькам?

10

— Лорд Д'Лелан!!!

Услышав этот зов, Арлин застыл на месте. Леди Элсис, отдуваясь, спешила к нему по коридору, и ее элегантное платье из желтого шелка развевалось и трепетало в воздухе. Небольшая свита, состоявшая из слуг и членов семьи, следовала за ней на почтительном расстоянии. Несмотря на почтительный возраст и внушительную комплекцию, леди Элсис была безусловным главой клана Оукхевенов, ибо она пережила не только свое поколение, но и добрую половину поколения следующего. При виде достопочтенной матроны, мчащейся по коридору с завидной скоростью, каждого человека охватывали благоговейный трепет или нешуточная паника.

Нагнав Арлина, она схватила его под локоть полной рукою и развернула к себе лицом.

— Мой дорогой мальчик, мы не хотели бы опоздать к ужину.

«Боже упаси!»— подумал Арлин, а вслух сказал:

— Я как-то не обратил внимания на то, сколько сейчас времени, миледи, — и добавил мысленно: «Иначе ты никогда бы меня не поймала так просто!».

Заставив себя любезно улыбнуться, он тут же пожалел о своих жестоких мыслях.

— Моцион и большое количество пищи помогли мне дожить до моих восьмидесяти с лишним лет и остаться в добром здравии, молодой человек. Несомненно, для вас они будут столь же полезны.

Арлин покорился и позволил ей увлечь себя в большой зал, где уже был накрыт ужин. Керил был прав в одном: его двоюродная бабка Элсис действительно была слегка бородата, щеголяя многочисленными курчавыми волосками на полном подбородке, однако ее характер, хотя и властный, вовсе не был неприятным.

Она вместе со всеми остальными родственниками Рыжего Короля буквально взяла Каслкип штурмом. Гости со всех концов заснеженного, выстуженного зимой королевства съехались в замок без страха и колебаний. Колдовское искусство Гэйлона больше интриговало их, нежели пугало. Кроме всего прочего, Гэйлон, в конце концов, тоже принадлежал к их семейству, хотя ждать приглашения им пришлось довольно долгое время. В целом родственники короля показались Арлину разумными, образованными и любезными, хотя, может быть, и чересчур чувствительными людьми. Как бы там ни было, для него это был приятный сюрприз.

Поначалу было очень странно слышать множество голосов, раздающихся в коридорах, которые он привык видеть пустыми и мрачными. Ему непривычно было слышать раскаты веселого смеха или сидеть за одним столом с шестью десятками шумливых гостей, после того как на протяжении длительного времени они жили в уединении этих угрюмых стен. Разумеется, Арлин вырос при дворе куда большем, чем этот, однако ксенарские аристократы были довольно холодны и постоянно интриговали, высчитывали, отдаваясь придворным интригам в гораздо большей степени, чем эти сердечные и добродушные люди.

Д'Лелан задумался и сделал один неуверенный шаг; запутавшись в конце концов в собственных ногах, он оказался на холодном каменном полу. Любезные придворные бросились к нему на помощь, однако леди Элсис, находившаяся ближе всех, схватила его за руку железными пальцами и одним движением поставила его на ноги.

— Будьте осторожны, мой мальчик, — ворковала она. — После того как вы умерли, вы снова стали новорожденным, а ведь любому малышу нужно время, чтобы научиться ходить.

Арлин попытался воспринять эти по-доброму сочувственные слова с благодарностью. Королевские родственники не отнеслись к его воскрешению из мертвых с такой опаской и предубеждением, как горожане. Скорее наоборот. Для старой тетушки Элсис и для всех остальных Арлин был любопытной диковиной, неизвестным явлением, которое следовало узнать поближе и постараться понять, вместо того чтобы прятаться от него в суеверном страхе. Однако вся их забота и доброта были для Арлина едва ли не хуже страха. К тому же у южанина не было ответов на вопросы, которые вызывали в других жгучее любопытство. Он не мог объяснить им, что с ним случилось, а король старался вообще не говорить о магии. Арлин не помнил ничего реального из того, что он пережил, и поэтому смерть осталась для него тайной, объяснить которую он не мог.

Войдя в обеденную залу, леди Элсис и ее свита окунулись в атмосферу тепла и громких звуков. За длинным столом ни у кого не было определенных мест, и поэтому порядок, в котором сидели гости, постоянно менялся даже на протяжении самой трапезы. Для каждого застолья готовилось огромное количество самой разнообразной еды и вина, и слугам приходилось нелегко, особенно когда гости бродили с места на место, то уходили, то снова возвращались. Количество челяди в замке пришлось увеличить, несмотря на то что многие гости прибыли со своими собственными слугами, и для всех них была пошита новая одежда.

Двоюродная бабка Керила повела Арлина вдоль ряда стульев и скамей к тому месту за столом, которое для них поспешно расчистили. Немедленно появились чистые тарелки и приборы. Замковая челядь быстро сообразила что к чему и старалась не навлекать на себя гнев пожилой дамы.

Дэви, расположившийся ближе к королевскому месту во главе стола, в знак приветствия помахал Арлину надгрызенной ножкой индейки. Аристократ-южанин кивнул в ответ и обратил внимание на то что сидевший тут же Гэйлон, одетый в великолепный костюм из алого атласа и с украшенной драгоценностями золотой короной на голове, выглядит несколько неуверенно.

Должно быть, именно шумные совместные трапезы были ему непривычны; во время таких обедов он часто оглядывался по сторонам, мало ел и часто поднимал к губам свой кубок с вином.

Джессмин тоже деликатно отщипывала от своей пищи крошечные кусочки и отправляла их в рот. Как и Гэйлон, королева была в золотой короне и в платье из того же алого атласа. Несмотря на то что они сидели рядом, им, казалось, было почти нечего сказать друг другу. Между ними по-прежнему пролегала глубокая трещина, хотя Гэйлон очень сильно изменился к лучшему за последнее время.

— Д'Лелан!

Прекрасно обглоданная куриная кость приземлилась прямо в пустую тарелку Арлина. Оглядевшись по сторонам, он увидел ухмыляющиеся лица Мартена и Керила. Возвращаясь обратно, кость задела эрла Нижнего Вейлса по щеке, и он сразу перестал смеяться. Прежде чем Арлин успел повторить свой акт возмездия, леди Элсис повернулась к нему.

— Милорд, — упрекнула она его. — Вы должны есть, чтобы сохранить свои силы. — С этими словами она принялась накладывать на тарелку Арлина жареную индюшатину и пироги со смородиной. Далее последовали бататы, мясо молодого барашка и печеные яйца.

Когда леди потянулась за запеченной в тесте олениной, Арлин не выдержал и взмолился:

— Прошу вас!.. Достаточно.

Нисколько не обидевшись, леди Элсис водрузила оленину поверх всякой всячины, грудой наваленной в его тарелке, вложила ему в руку ложку и заставила его сомкнуть пальцы.

— Ешьте, дружок.

Арлин метнул быстрый взгляд в сторону своих в высшей степени довольных приятелей и со вздохом начал есть.

Несколько недель спустя, холодной непроглядной ночью умерла леди Герра. Она отошла в лучший мир тихо и спокойно, во сне, и Джессмин почувствовала, как с ее смертью разорвалась последняя нить, которая связывала ее с детством и с ее семьей, оставшейся в Ксенаре. Без нее королева чувствовала себя покинутой и опустошенной. Последовала скромная церемония, а потом престарелую леди с миром опустили в холодную могилу на королевском кладбище.

Вскоре после этого печального события наступил конец зимы и холодов. Весенние дожди смыли остатки снега на северных склонах холмов, день заметно прибывал, а ласковые лучи теплого солнца пробудили к жизни стебли мягкой молодой травы. Распустились лесные фиалки и ирисы, а на розах в саду развернулись первые крошечные красные листья.

Несмотря на свой траур по леди Герре, Джессмин не могла не обратить внимания на чудеса, которые каждый день дарила ей пробуждающаяся природа. Больше всего ее радовали звонкие детские голоса, которые снова зазвучали на травянистых лужайках в саду. Там резвилась целая стая беззаботных, крепких ребятишек, многие из которых были рыжеволосыми и веснушчатыми. Все они были похожи друг на друга, что свидетельствовало об их принадлежности к роду Рыжих Королей. Увы, ни один из этих детей не принадлежал Джессмин.

Сильнее всех остальных покорил ее сердце один шаловливый карапуз, племянник Керила. Миск как раз пошла забрать его из яслей, а Джессмин сидела на подоконнике в своей комнате, наслаждаясь потоком теплых солнечных лучей, которые падали на нее сквозь неровное стекло. Игры детей на лужайке занимали ее лишь до тех пор, пока Миск с Тэри не появились в комнате. Увидев королеву, мальчуган вырвался от Миск и смешно заковылял к ней.

— Жет-мин, — пропищал он.

Джессмин наклонилась, чтобы приласкать его, но увидела на его штанишках мокрое пятно.

— Что это с тобой?

— Не зна-а… — Тэри посмотрел на нее невинным взглядом своих огромных голубых глаз и потянул себя за свисающий на лоб белокурый локон.

— Может быть, ты уселся в лужу?

Малыш кивнул, отчего Миск в восторге расхохоталась и принесла сложенное одеяло, чтобы постелить Джессмин на колени. Тэри протянул ручонки, и Джессмин посадила его к себе.

— У меня для тебя кое-что есть, прелестный малыш, — нараспев сказала она.

Мальчик запрокинул назад голову и посмотрел на нее круглыми, как у совенка, глазами.

— Что?

Крышка вырезанной из древесины кедра шкатулки была тугой, но Джессмин сумела открыть ее достаточно быстро.

— Вот. Это принадлежало Гэйлону, когда он был маленьким мальчиком. Он иногда давал мне в них поиграть. Я хранила эту игрушку, чтобы отдать ему, когда он вернется, но он вернулся уже слишком большим.

Джессмин смотрела, как Тэри осторожно вынимает из коробочки одного из деревянных солдатиков.

— Мне кажется, их можно было бы слегка подкрасить, но в общем они неплохо сохранились. Гляди, вот меченосцы, а вот это — лучники. У некоторых воинов даже есть кони, на которых можно мчаться вперед, — Джессмин осторожно опустила мальчика на пол вместе с коробкой. — Ты можешь играть в них здесь, на ковре.

Тэри не ответил. Он уже целиком погрузился в свой маленький мир, где миниатюрные солдаты вели настоящую войну. Джессмин всегда поражалась тому, насколько быстро даже самые маленькие мальчики постигают смысл и назначение войны, словно они рождались доблестными и бесстрашными воинами.

Миск ласково положила ладонь на руку Джессмин, и королева взглянула на нее.

— Существует ли нечто такое, что бы ты хотела от короля? — спросила крошечная женщина серьезно. Вопрос заставил Джессмин вздрогнуть и опустить ресницы.

— Нет. Он дал мне все, о чем я осмеливалась мечтать.

— Правда? — Миск опустила на подоконник рядом с королевой чашку горячего настоя. — Я наблюдала за вами, вы редко разговариваете и никогда не прикасаетесь друг к другу. За всю свою долгую жизнь я не видела другого такого целомудренного брака, а моя жизнь продолжалась столько, что теперь уже трудно сосчитать все годы. Я только не могу понять — почему.

— Спроси у его величества, — с неожиданной резкостью ответила Джессмин и стала смотреть на детей, которые гонялись друг за дружкой по траве внизу.

— Будет гораздо лучше, если этот вопрос задашь ему ты.

— Не могу.

Одна мысль о разговоре с Гэйлоном заставила сердце Джессмин забиться быстрее.

Глаза у Миск были бездонные и черные, как колодцы, но на ее гладком лице, на котором время не оставило никаких следов, отразилось сожаление.

— Ты должна, дорогое сердечко, если хочешь, чтобы после Гэйлона в этом мире что-то осталось…

— Ты что-то видела в будущем? — испуганно спросила Джессмин, резко поворачиваясь к Миск.

— Лишь бесконечное число вероятностей, дитя мое, как и всегда. Но меня больше заботит твое нынешнее счастье.

Тэри выстроил свою армию неровными рядами рядом с ними на ковре. Теперь с очевидной и беззаботной радостью он принялся опрокидывать солдатиков одного за другим, пока не поверг все свое воинство.

— Я убил их, — с гордостью заявил карапуз и потянул Джессмин за юбку. —

Видишь, я убил!

— Да, дорогой, — королева улыбнулась. — Вижу…

Гэйлон принимал посетителей только один день в неделю, за что Дэви был ему весьма благодарен. Король приказал установить справа от себя и чуть позади трона невысокий стол, на котором можно было бы вести записи, однако юному герцогу редко удавалось посидеть за ним. Одна из его многочисленных обязанностей состояла в том, чтобы обходить просителей и решать, какие просьбы и петиции требуют первостепенного внимания короля.

Весеннее наводнение в устье Великой реки как раз и было одним из таких вопросов. Те, кто ждал дольше, были недовольны вмешательством юноши, однако уступили, и он подвел к королевскому трону молодого аристократа, прибывшего одним из последних.

— Кэлеп Демсон, мэр Тиле Крик, — объявил Дэви.

Высокий и худой человек в грубой одежде низко поклонился, и Гэйлон выпрямился на троне.

— Прошу вас, милорд, что привело вас ко мне?

— Река разрушила наш город, ваше величество. Мы потеряли двенадцать человек, а больше сотни остались без пищи и крова над головой, — Кэлеп Демсон стиснул в кулаках старый берет с пером. — Мне сказали, что можно прийти к вам и попросить о помощи и что эта помощь может быть оказана, если вы сочтете наше дело достойным внимания.

Король жестом указал Дэви на его столик.

— Такая беда более чем достойна нашего внимания, милорд мэр. Герцог Госни…

Дэви схватил в руки стило и обмакнул его в чернила.

— Запишите: выдано Кэлепу Демсону сто золотых деций. Пусть получит деньги утром у казначея. И пометьте, что надо послать Яррета в город, чтобы он помог господину мэру найти необходимые товары, нанять фургоны и погонщиков. Может быть, придется послать их в другой город, чтобы помочь тамошним жителям. Удовлетворены ли вы, милорд мэр?

Губы Кэлепа Демсона некоторое время беззвучно шевелились, ибо его голос отказывался ему повиноваться. Наконец он сказал:

— Ваша милость превыше всех моих ожиданий, сир. Моя благодарность…

— Ваша благодарность тут не нужна, мэр. Прошу вас лишь вспомнить об оказанной вам милости в период сбора налогов, когда ваш город заново отстроится и все придет в норму. Беда может подстерегать не только вас одних.

— Да, сир, — мэр поклонился и попятился к выходу.

В толпе просителей поднялся одобрительный гул. Слух о том, что король, который в прошлые годы всячески избегал государственных обязанностей, вернулся на трон и вершит дела сочувственно и справедливо, подтверждался, и Дэви почувствовал гордость за Гэйлона. Между тем в спорных вопросах король в значительной степени полагался на мнение юного герцога. Сам Гэйлон основывался на интуиции и на чувствах, в то время как Дэви придерживался логики, продираясь сквозь дебри противоречивых свидетельств, и в конце концов отыскивал объяснения любым фактам.

Король никогда не выносил своего решения, не спросив совета герцога Госнийского. Мало кто из просителей, толпившихся в тронном зале, догадывался о том, что этот юноша дает советы королю. Большинство видело перед собой лишь блестящего и уверенного в себе молодого аристократа, который прислуживает своему монарху.

Дэви оглядел толпу, заполнившую тронный зал, и подумал о том, что вскоре придется выделить для аудиенций еще один день. Пока же им приходилось обходиться даже без обеда. Они лишь перекусывали сыром, хлебом и вином, даже не прерывая работы, ибо Гэйлон не отказывал никому, кто действительно нуждался в королевском слове. Из-за этого аудиенция часто затягивалась допоздна. В приемные дни король поглощал гораздо больше вина, чем в дни обычные, однако хмельным не становился.

— Милорд герцог? — Гэйлон поднял бровь, полуобернувшись к Дэви.

Мальчик устало улыбнулся и, встав из-за стола, спустился с тронного возвышения в зал и отправился на поиски новых просителей, заслуживавших внеочередного приема.

Свет, музыка и приглушенные голоса привели Джессмин к распахнутым дверям большой залы. Несмотря на поздний час, несколько пар еще кружилось в танце, и Джессмин некоторое время наблюдала за изящными движениями ног танцующих, за тем, как они брали друг друга за руки и прижимали партнера к груди. При взгляде на лица танцоров, а были среди них лица и старые, и молодые, королева почувствовала внутри странную пустоту. Плотнее завернувшись в халат, надетый поверх ночной рубашки, она заспешила дальше по освещенному коридору.

Она шла в покои короля. Джессмин еще не знала, что она сделает или скажет, однако надеялась, что что-нибудь подходящее придет ей на ум в нужный момент. На мгновение замерев в нерешительности перед тяжелой дверью, Джессмин постучалась так негромко и робко, что сама удивилась тому, что дверь перед ней распахнулась.

— Миледи? — Байлер, новый слуга короля, низко поклонился ей и отступил назад, пропуская королеву в комнаты.

— Его величество все еще не закончил аудиенцию, миледи. Вы будете ждать его величество?

Джессмин снова нерешительно застыла на месте, однако дружелюбные и приветливые манеры слуги успокоили ее настолько, что она осмелилась сделать несколько шагов.

— Спасибо, я подожду. Только… одна, Байлер. Пожалуйста.

— Разумеется, ваше величество, — Байлер взглянул на нее с почтением, но и с изрядной долей любопытства. — Может быть, немного вина поможет вам скоротать время?

— Нет… то есть да. Пожалуйста.

Байлер провел ее к мягкому креслу у очага и подал на подносе кувшин с вином и наполненный кубок.

— Что-нибудь еще, миледи?

— Нет.

— Хорошо, миледи.

Его понимающая улыбка заставила Джессмин испытать острый приступ внезапного раздражения, однако она милостиво кивнула, и слуга вышел в коридор. Оставшись одна, королева принялась любоваться убранством королевских покоев. Ничего особенно дорогого и вычурного здесь, разумеется, не было. Просто на стенах появилось несколько новых гобеленов, на полу — толстый ковер. Появилась и новая мебель, заказанная или купленная в Киптауне. На кресле, в котором сидела Джессмин, уже появились первые жирные пятна, и она пообещала себе напомнить Байлеру о преимуществах сменных покрывал. Единственным предметом, сохранившимся от прежней обстановки, было походное кресло короля Рейса в углу.

Огонь в камине начал угасать, и Джессмин подложила в него несколько толстых поленьев из кучки, аккуратно уложенной возле решетки. Только в самый разгар жаркого лета обитатели замка могли по достоинству оценить свои прохладные, сырые комнаты.

Чувствуя во всем теле легкую нервную дрожь, Джессмин допила остававшееся в кубке вино и налила себе еще. Придвинув кресло ближе к огню, она стала смотреть на завораживающую пляску оранжевых языков пламени.

Несколько раз из коридора доносился звук шагов, но никто не входил. Наконец она расслышала уверенный стук твердых подметок по каменным плитам пола и выпрямилась в кресле. Дверь в покои широко распахнулась.

— Байлер! — входя в комнату, Гэйлон уже наполовину стащил через голову свое пышное церемониальное платье, но запутался в рукавах.

— Проклятье! — что-то звякнуло, и блестящая золотая корона подкатилась к ногам Джессмин. Королева улыбнулась. Под атласным королевским одеянием Гэйлон носил свою любимую шерстяную рубаху, протертые брюки и стоптанные башмаки для верховой езды.

— Байлер! — придушенно воскликнул Гэйлон, сражаясь с непокорной накидкой. — Да помоги же мне!

Джессмин встала и поспешила ему на помощь. Она тянула голубой материал то в одну, то в другую сторону, а Гэйлон извивался всем телом, стараясь помочь. Выпитое вино помогло Джессмин справиться с нервным напряжением, и теперь ужимки супруга смешили ее. Наконец Гэйлон выпростал из платья взлохмаченную голову.

— Ты что, хотел меня задушить? — раздраженно спросил он и осекся. —

Миледи?..

— Прости, я просто хотела тебе помочь. Ты так запутался.

— А где Байлер? — спросил Гэйлон, оглядываясь по сторонам.

— Уже так поздно, что я думаю, он уже в постели.

— Тогда я сам провожу тебя в твои покои.

— Мой господин…

Гэйлон подобрал с пола корону и швырнул голубой балахон на кресло.

— Я действительно очень устал сегодня. Может быть, мы поговорим завтра?

— Нет, — твердо сказала Джессмин и сама удивилась своей твердости. — То, что я хочу сказать, следовало бы сказать уже давно. Можно, я налью тебе немного вина?

Не дожидаясь его ответа, она взяла с каминной полки второй бокал и наполнила его из кувшина.

— Выпей со мной, по крайней мере. И присядь. Я знаю, как ты устал.

Джессмин снова опустилась в кресло, сдвинув голубую накидку в сторону.

В ореховых глазах Гэйлона появилось беспокойство. Он принял вино из рук Джессмин и уселся в углу на отцовское кресло. Запретив себе думать о давней обиде, она позволила себе лишь каплю гнева и каплю сарказма.

— Что бы ты сделал… — пробормотала она. — Что бы ты сделал в ту ночь, когда пытался отвлечь меня от ухаживаний барона Седвина… что бы ты сделал, если бы в ту ночь я согласилась разделить с тобой ложе?

Гэйлон отпил из своего бокала большой глоток, но ничего не сказал.

— Ты знал, что я откажусь. Ты ведь на это и рассчитывал? — Джессмин заглянула в свой собственный бокал и обнаружила, что он пуст. — Я никогда не сомневалась в твоей любви, мой господин. Каждый день и каждую минуту я чувствовала ее. Как же ты можешь одновременно любить меня и отталкивать?

— Не говори ерунды, — резко сказал король.

— Скажи, что я такого сделала, чем заслужила такое отношение к себе?

— Этот вопрос не имеет никакого отношения к тебе, Джессмин. Это вопрос о том, чего заслуживаю я… и чего не заслуживаю, — Гэйлон беспокойно шевельнулся, и кожаные ремни кресла громко скрипнули. — Если уж мы заговорили об этом, то это ты должна отталкивать и ненавидеть меня.

На лице его был написан явный упрек самому себе, а взгляд стал угрюмым.

«Почему? — подумала Джессмин. Почему я должна ненавидеть его?»

И сразу догадалась, каков ответ на этот вопрос.

— В ту ночь, — медленно сказала она, — когда ты победил Люсьена и взял в руки Кингслэйер, твое могущество и сила твоей ненависти испугали меня… сначала.

— Пожалуйста, не надо об этом, — умоляюще пробормотал Гэйлон, и Джессмин поняла, что ее догадка верна.

— Выслушай меня, мой господин, — Джессмин отставила в сторону опустевший бокал и встала напротив Гэйлона, глядя ему в лицо. Зажатый в своем углу, Гэйлон опустил голову и весь напрягся, слушая ее слова. — Ты был груб со мной, почти жесток, но тобой двигали внешние силы. Но, несмотря на это, я никогда не жалела о той ночи, проведенной с тобой. Я жалела лишь о тех одиноких ночах, которые за ней последовали. Я была так глупа, Гэйлон, мне нужно было сказать тебе…

Гэйлон в отчаянье взмахнул рукой.

— Я знал, что ты не винишь меня, но от этого то, что я сделал, казалось мне еще омерзительнее. Вот!.. — он показал ей свой Камень, который мерцал голубым светом. — Он до сих пор управляет мной! Если я уступлю своему желанию, то все может повториться снова!

— Ты позабыл, Гэйлон, — нежно сказала Джессмин, — что твой Камень принял меня много лет назад. Ни он, ни ты не сможете причинить мне вреда.

И, прежде чем король успел помешать ей, Джессмин взяла его руку с перстнем в свои и прижалась к Камню щекой.

Обжигающий жар и ледяной холод пронзили ее тело, она почувствовала, ощутила огонь желания Гэйлона и холод его тоски. Развернув его руку, она прижалась губами к его ладони. Гэйлон попытался освободиться, но Джессмин держала крепко.

— Ты не должна… — прошептал он хрипло.

Вместо ответа Джессмин уселась к нему на колени и обвила его шею руками. Она первая поцеловала его, но он ответил ей тотчас, ответил со страстью, от которой у Джессмин перехватило дыхание. Под тяжестью двух тел плетеное кресло отчаянно затрещало и развалилось. Гэйлон и Джессмин хором расхохотались.

— О боги! — простонал сквозь смех Гэйлон, сидя на полу. — Я же говорил тебе, что беда обязательно случится!

Джессмин, все еще оставаясь у него на коленях, приподняла голову и улыбнулась:

— Может быть, кровать немного покрепче?

— Нужно проверить.

Прижимая Джессмин к груди, король встал на ноги. Не опуская на пол своей драгоценной ноши, Гэйлон зашагал в спальню.

11

Пока Виннамир радовался первым приметам весны, Ксенара, расположенная много южнее, уже стояла на пороге лета. Дни стояли жаркие, безветренные, и торговые корабли уходили из Внутреннего моря на веслах. Неподвижный воздух дрожал над мостовыми города, и тучи жалящих мух облепляли его жителей.

Мелкоячеистая сетка, которой были занавешены окна паланкина, спасала от надоедливых насекомых, но против удушливой городской вони она была бессильна. Жара, запахи и шум, взятые вместе, для непривычного человека были совершенно непереносимы, но Тек лишь прижимал к чувствительным ноздрям надушенный носовой платок и старался почаще напоминать себе, что когда с моря задует соленый ласковый бриз, Занкос станет более подходящим местом для жизни.

Повинуясь указаниям жреца, носильщики свернули с улицы ростовщиков на аллею, вдоль которой лепились друг к другу богатые продовольственные лавки. К сожалению, самый прямой путь обратно ко дворцу и к храму Мезона пролегал через этот запруженный народом шумный квартал. По булыжным мостовым вышагивали люди всех национальностей и всех оттенков кожи, рабы и торговцы, солдаты и моряки. Кое-где в толпе приезжих и горожан можно было заметить и отпрысков королевского дома Герриков, которые расталкивали толпу в поисках развлечений. Их можно было заметить издалека по богатой одежде и надменным лицам. Стоило им, однако, очутиться на одной из боковых темных улочек, и вместо вожделенных увеселений они мгновенно бы расстались с жизнью и с кошельком.

Пока носильщики прокладывали себе путь. Тек внимательно рассматривал воинов, которые часто встречались среди обычных жителей. Большинство из них носили короткие юбочки и принадлежали либо к солдатам Бенджарийской армии, либо к воинам Тарвийского легиона. И Тарвия и Бенджария — две восточные страны — объединились с Ксенарой в борьбе против общего северного врага, и эти солдаты были лишь предвестниками того, что вскоре будет повсюду. Ксенарская равнина превратится в огромный военный лагерь, в котором будет сосредоточена армия столь огромная, что никакой Кингслэйер не сможет с ней справиться.

Армией будет командовать король Роффо, и, коль скоро бог Мезон был еще выше, чем король, то больше всего власти оказывалось в руках Тека. Верховный жрец снова возблагодарил своего бога за его благословение, за возможность прославить в битве могущество Мезона. Неожиданно возникший над городом ветер потревожил новые орды роящихся мух и принес с городской бойни запах смерти и свежей крови. Тек задохнулся и снова поднес к лицу надушенную ткань, проклиная подувший не в ту сторону зефир.

Носильщики снова повернули и замедлили шаг. Улица сузилась, а булыжная мостовая круто пошла вниз, изгибаясь и петляя по склону холма. По обеим ее сторонам возвышались высокие дома с крошечными балконами из кованого железа. Их оштукатуренные стены растрескались и местами облупились.

Впереди лежало безмятежное Внутреннее море, словно огромное зеркало сверкая под высоким полуденным солнцем. По его поверхности лениво ползли корабли с худыми, обнаженными мачтами. Жрец, однако, смотрел не на них, а на мраморные колонны храма Мезона и на дворец короля, расположенный чуть выше на холме на противоположной стороне бухты. Теку редко случалось выбираться в город, однако сейчас король нуждался в средствах для поддержания своей огромной армии, и верховный жрец мог помочь ему в этом гораздо больше всех остальных. Гнев бога-воителя был сильным аргументом в устах его жреца, который заключал сделки с ростовщиками, и помогал ему договориться о пониженных процентных ставках.

Он и Роффо поступили довольно мудро, заключив союзные договоры лишь с богатыми государствами. Благодаря этому Ксенара не рисковала остаться ни с чем, разоренная дотла временным нашествием огромного числа вечно голодных и нищих солдат. Двадцать лет назад собрать такую армию было бы невозможно хотя бы по причине недостатка питьевой воды. Теперь же титанические водоводы Ксенары, выстроенные для того, чтобы отводить на юг воду с Серых гор, могли снабдить водой несколько таких армий.

Именно эти водоводы способствовали тому, что за последние два десятилетия Занкос разросся и стал чуть ли не вдвое больше. С другой стороны, такая жара в это время года предвещала долгое и засушливое лето, а между тем все собственные водные источники уже пересохли. Не было никаких сомнений в том, что цена воды возрастет, однако вряд ли это имело какое-то значение, коль скоро именно вода приносила королю Роффо наибольший доход.

Неуклюжий спуск носилок с холма раздражал Тека, и он закрыл глаза, спасаясь от солнечного света, отражавшегося от поверхности воды. Почти мгновенно его голову заполнило, мягкое, золотистое свечение, и приступ раздражения прошел. Шум и вонь ослабели, и Тек остался наедине со своими грезами.

Перед его внутренним взором постепенно появлялось внутреннее святилище храма. Все его колонны и скульптуры были слегка освещены мягким рассеянным светом. У дальней стены возникло какое-то движение. Тек всмотрелся. Бог Мезон, холодный и белый, как собственное изваяние, шагал по обширному пространству пола. Каким-то образом оказалось так, что теперь Тек стоял на его мраморном пьедестале и наблюдал, как бог укладывает на вымазанный свежей кровью алтарь тело молодого человека и изорванной тунике.

Мезон протянул своему жрецу меч с золотой рукояткой, и Тек жадно схватил тяжелое оружие и поднес его к груди жертвы. Жертва не шевелилась, только смотрела на Тека. Смерть была единственным справедливым наказанием за грех некромантии, и верховный жрец с силой вонзил меч в грудь юноши, затем одним поворотом клинка рассек ребра так, что грудная клетка раскрылась.

Из пронзенного сердца хлынула густая кровь и поднялась по лезвию меча вверх, к самым рукам Тека. Юноша был мертв, и жрец испытал прилив сумасшедшей радости, однако жертвоприношение еще не было закончено. Взмахнув над головой мечом. Тек изо всей силы ударил им плашмя о край алтаря. Клинок переломился, и из его рукоятки хлынуло жаркое алое пламя, проворно растекаясь по каменным плитам пола. Огненная река накрыла собой тело жертвы, и плоть таяла от жара и текла, словно воск. Потом огненный поток внезапно изменил направление; он повернул вспять, и горячий воздух хлестнул Тека по лицу.

Верховный жрец вздрогнул и проснулся, жадно хватая ртом воздух. Кожа на лице горела, но это было всего лишь солнце. Прошло, однако, довольно много времени, прежде чем он сумел успокоиться. За все годы верного служения бог Мезон ни разу еще не подавал ему столь очевидного знака. В этом сновидении во всех подробностях живописалась смерть Гэйлона Рейссона и конец меча Орима.

— Ну вот, дорогая, все в порядке.

Миск погладила королеву по волосам и попыталась ее утешить. Джессмин плакала, словно девочка, над цветком розы, который Гэйлон оставил утром у нее на подушке. Цветок начинал вянуть, и для королевы это было ударом. Впрочем, на протяжении двух последних недель королеву охватывали попеременно то искрящаяся радость, то глубокая печаль. Для организма женщины, который впервые готовился к таинству материнства и которому предстоял еще целый ряд физиологических и эмоциональных изменений, это было только естественно.

— Мне следовало поставить его в воду, — причитала Джессмин.

— Подумай лучше о том, насколько дольше сохранится у тебя эта роза, если ты засушишь ее между страницами книги, — подсказала Миск.

Всхлипывания Джессмин немедленно превратились в хихиканье.

— А что, в самом деле можно?

— Почему бы тебе не попробовать, дорогая? В библиотеке наверняка отыщется подходящий толстый том.

— Замечательно! — воскликнула Джессмин и улыбнулась, хотя глаза ее все еще были мокрыми от слез. — Можно использовать «Книгу Камней», ведь она гораздо толще всех остальных.

— Нет-нет, — поспешно сказала Миск. — Я сомневаюсь, что Гэйлон будет от этого в восторге.

По глазам королевы она, однако, догадалась, что та ее дразнит.

— Впрочем, попробуй. Только не залезай на лестницы и не поднимай ничего тяжелого. Прошло еще слишком мало времени, но все равно будущему ребенку нужен комфорт.

— Обещаю даже не смотреть в сторону лестницы.

Слезы высохли, и перед Миск стояла прежняя, приветливая и веселая Джессмин. Когда она с розой в руках пошла к двери, мягкие нижние юбки полоскались вокруг ее лодыжек, а шаг был таким легким, словно ноги в домашних туфлях вовсе не касались пола.

Миск проводила ее взглядом и опустилась на подушку, уложенную на подоконнике. Эта и многие другие подушки в комнате были украшены искусной и затейливой вышивкой Джессмин, а теплое солнце врывалось в комнату сквозь стекло окна. Здесь, в замке, Миск было гораздо проще зацепиться за текущий момент времени, особенно теперь, когда в коридорах бурлила жизнь и было полно народа. И все же она не чувствовала себя спокойной. Ее видение будущего с каждым днем становилось все более нечетким и размытым, несмотря на то что незначительные события из разных вариантов прошлого продолжали являться ей с завидной регулярностью, так что она даже начинала путаться, что из всего этого было на самом деле, а что — могло бы быть.

Однако Миск вышла из текущей реальности ради гостя. Это близкое будущее она могла припомнить. И действительно, вскоре в центре комнаты появилось темное пятно, запахло соленым морским ветром, который так нравился ее брату. Вихрь усилился, океанский воздух завертелся волчком, и маленькая молния высветила изнутри стремительно сгущающуюся тучу.

Сезран шагнул из тучи навстречу сестре, и на губах его возникла напряженная улыбка. Развевающиеся полы его темно-синей накидки опали, и ветер сразу стих.

— Сестра, — сказал он обманчиво дружелюбным голосом.

— Я вижу, ты удовлетворен, братик.

Миск позволила себе на мгновение увлечься играми детей на лужайке, хотя знала, что это разозлит Сезрана.

— Да, и ты знаешь почему.

— Я знаю?

Голос мага стал вкрадчивым.

— Ну, конечно. Семя страшной войны, которая полностью уничтожит эту милую домашнюю идиллию, которую ты устроила для Гэйлона, начинает прорастать. Вскоре ему придется сделать выбор. — Сезран улыбнулся: — Если он возьмет в руки Кингслэйер, он умрет. Если он не возьмет его, то погибнет от рук врагов.

В его голосе послышалось ликование, и Миск стало тошно.

— Не слишком рассчитывай на свое так называемое проклятье, брат. Гэйлон может оказаться единственным человеком, которому дано полностью овладеть Наследием Орима.

— Нет! — прорычал Сезран, и его триумф мгновенно превратился в яростное возбуждение. — Даже твое вмешательство не спасет его. Ты можешь видеть будущее и знаешь, что я прав. Вот почему ты заставила его вспомнить о супружеских обязанностях — ты надеешься хотя бы продолжить его род. Что там у тебя запланировано — сын или дочь?

— Сын.

Миск снова глядела на детей в саду, и необъяснимая печаль овладевала ею.

— Они не оставят его сына в живых! — Удовольствие Сезрана было очевидным. — Сына могущественного некроманта и мага. Словно в дни Орима, люди станут преследовать и выжигать каленым железом все, что относится к племени Рыжих Королей и к магии. Они не пощадят никого, стоит только им заподозрить, что человек имеет магические способности. Если тебе удастся спасти королеву, то считай, что тебе очень повезло.

Миск посмотрела на брата:

— Возвращайся в свой замок, Сезран. Там ты можешь злорадствовать сколько тебе угодно. Твои амбиции и твое невежество уже дважды ставили этот мир на грань катастрофы. На этот раз ты можешь добиться успеха, но я сделаю все, что смогу, чтобы тебе помешать.

Миск еще говорила, а края одежды Сезрана затрепетали. В комнате задули его яростные ветры, постепенно набирая силу.

— Невежество?! — проревел Сезран. — Ты считаешь меня невежественным?!

Этот мир населен существами, которые лишь с большой натяжкой можно назвать разумными. Они — мои игрушки, которые доставляют мне удовольствие. А ты?! Ты тоже все время играла в эту игру! Как смеешь ты судить меня?!

— Я не сужу, я просто называю вещи своими именами, — возразила Миск, но ни Сезрана, ни его ветра уже не было в комнате.

По своей природе Тидус Доренсон не был «жаворонком», однако в это утро что-то подняло его ото сна с рассветом. Сегодня королевский двор планировал охоту — не обычный королевский пьяный дебош, а настоящую охоту, где леди должны были скакать в дамских седлах, загонщики загонять оленя, а охотники в тонких кожаных костюмах — охотиться. Это светское развлечение должно было занять большую часть дня, поэтому на маршруте было заранее подготовлено место, где в обеденное время охотники должны были остановиться на пикник. Однако глава Королевского Совета был исполнен решимости сначала поговорить с королем.

Гэйлон в рыжем замшевом костюме находился в кухне, присматривая за тем, чтобы кушанья были приготовлены вовремя. Доренсон уважительно дождался, пока молодой король покончил с этим ответственным делом, и пошел за ним по коридору.

— Сир, могу ли я поговорить с вами с глазу на глаз?

— Я и так уже выбился из расписания, — проворчал король. — Столько дел!

Это не может подождать до вечера? Или до завтра?

— Нет, милорд. В последние дни вы почти не уделяли внимания вашему советнику, а дело, о котором я хочу поговорить с вами, первостепенной важности.

Гэйлон искоса взглянул на него с высоты своего роста.

— Хорошо. Библиотека ближе всего.

Тидус постарался ничем не выдать своего недовольства, граничащего со страхом. В библиотеке хранилась колдовская «Книга Камней», библиотека была прибежищем некромантии, однако он превозмог себя и мужественно последовал за Гэйлоном по коридору в указанное помещение. Входя внутрь он, однако, не стал запирать за собой дверь на случай, если дела государственной важности заставят его срочно покинуть эту мрачную обитель черной магии и колдовства. К его ужасу, Гэйлон спокойно уселся за тот же самый стол, на котором лежало тело утонувшего Арлина.

Вытащив из широкого кармана камзола конверт, Тидус положил его на стол.

— Я должен сообщить вам, милорд, что Виннамир вскоре окажется ввергнут в войну.

Гэйлон неуверенно заморгал:

— Что?

— В этих бумагах находится вся информация, которую мои лазутчики по крупицам собирали в Занкосе и Ксенаре. — Тидус с удовлетворением увидел, как недоверчивое выражение на лице короля угасло. — Ксенара вместе с шестью другими народами с юга и востока собирает огромную армию, число воинов в которой, по моим источникам, составит больше ста тысяч человек.

— Подожди-подожди! Это какая-то ошибка. Наши соотечественники продолжают вести торговлю с Ксенарой. Они наверняка что-то слыхали об этом.

— Это наиболее тщательно охраняемый секрет, милорд. Противник надеется застать вас врасплох.

— Но почему? — воскликнул Гэйлон. — Должна же быть какая-то причина. Мы не сделали им ничего дурного, такого, что могло бы послужить достаточным поводом для подобных агрессивных действий.

— Жрецы и монахи ордена бога Мезона назвали вас еретиком и некромантом.

Они заявили, что их бог требует вашей гибели и уничтожения Кингслэйера.

Гэйлон в тревоге положил руку на конверт.

— Тогда нужно договориться с ними… все что угодно, лишь бы избежать войны. Извести их, что я уничтожу меч. Мне следовало сделать это давным-давно.

— Нет, — неожиданно резко возразил Тидус, затем его голос снова стал ровным и выдержанным. — Они ни за что не удовлетворятся этим, сир. Вы нанесли оскорбление их богу. Жрецы не станут терпеть столь могущественного короля-мага, как вы. Ваша смерть — вот что им нужно. Это верховный жрец Мезона подослал к вам Седвина Д'Лорана, чтобы убить вас.

В коридоре прозвучали торопливые шаги, и в дверях библиотеки появился запыхавшийся Арлин Д'Лелан.

— Сир, — заявил он, переводя дух. — Кони оседланы, и мы ждем только вас.

— Боюсь, что сегодня я не смогу принять участия в охоте, — ответил Гэйлон, не отрывая взгляда от Тидуса.

— Но почему, милорд?

— Отправляйтесь без меня, — раздраженно сказал король.

Молодой южанин продолжал колебаться:

— Может быть мне тоже необходимо остаться?

— Нет, Арлин. Я поговорю с тобой позже. Ступай. И закрой, пожалуйста, дверь.

Арлин вышел и закрыл дверь. Некоторое время Гэйлон и Тидус прислушивались к затихающим в коридоре шагам молодого лорда.

— Что я могу сделать? — спросил король.

Тидус почувствовал вспыхнувшую в нем радость. Наконец-то Гэйлону Рейссону понадобился его мудрый совет.

— Вы можете сделать только одну вещь, сир. Готовьтесь к войне.

— Против сотни тысяч воинов? Я думаю, что во всем Виннамире не наберется и одной десятой части этого количества.

— С Кингслэйером вам не нужна большая армия, милорд.

Король упрямо тряхнул головой:

— Я не стану использовать Наследие Орима.

— Вы обязаны.

— Нет! — Гэйлон хлопнул по столу ладонью. — Этого просто не может произойти! Я только начал по-настоящему править Виннамиром. У меня должен родиться сын…

Он открыл конверт и на некоторое время погрузился в изучение бумаг.

Затем он устало откинулся на спину кресла и прикрыл глаза.

— Мне приходилось иметь дело с авторами этих сообщений. Герн Д'Сайлер, баронет Д'Халдрик… Эти люди не станут рассказывать сказки.

— Вы правы, сир. Это не выдумка и не сказка, и ошибки здесь тоже быть не может. Вам придется иметь дело с последствиями вашего колдовства.

— Сколько у нас есть времени, пока Ксенара готовит свои войска? — Гэйлон открыл глаза, наполненные болью.

— Не более двух месяцев.

Король крепко стиснул в кулаке документы.

— Ну конечно, день летнего солнцестояния! Наверное, я действительно разгневал богов, и это их кара за некромантию.

— Это не кара, милорд, — негромко сказал Тидус. — Это подарок судьбы, повод исследовать пределы вашего могущества. С Кингслэйером в руках вы поставите на колени весь мир, покорите все страны и народы. Я стану советовать вам, и поверьте мне, я смогу сделать вас величайшим из королей, которые когда-либо жили на свете.

Взгляд Гэйлона стал раздумчивым.

— Ты собираешься советовать мне во время войны?

— И во время мира, который за ней последует. Таковы моя работа и мой долг. В конце концов, милорд, не станете же вы ожидать, что советы пятнадцатилетнего мальчишки помогут вам разобраться в столь важных вопросах! Позвольте мне доказать вам, что я заслуживаю вашего доверия.

— Благодарю тебя за информацию, Тидус, — сказал Гэйлон глухо, сосредоточив все внимание на своем Камне, вставленном в перстень. — Но если война неизбежна — а мне все же хотелось бы получить новые

доказательства этому, — я сам выберу себе советчиков. Ты сильно недооцениваешь лорда герцога Госни. Я сомневаюсь, что во всем королевстве отыщется второй такой же умный и сообразительный человек.

— Должен возразить вам, милорд, — начал Тидус. Все, на что он возлагал такие большие надежды, уплывало из его рук. — Я гораздо опытнее его в государственных делах. Я могу дать вам гораздо больше, чем…

— Я согласен с этим, — перебил его Гэйлон. — Именно поэтому ты должен остаться здесь на случай, если случится самое неприятное, и надежно управлять страной, ожидая моего возвращения. — Гэйлон сложил бумаги и выдавил отстраненную улыбку: — Разумеется, я не знаю этого из первых рук, но отец когда-то говорил мне, что война — это грязное и мерзкое занятие. Нам бы не хотелось, чтобы ты испачкал кровью свое прекрасное платье.

С этими словами король поднялся, и Тидус тоже поспешно вскочил.

— Уверен, что у моего главного советника еще полно дел, — коротко заметил Гэйлон. — У меня, кстати, тоже. Созови заседание Совета сегодня после полудня… Нет, завтра утром. Я хочу, чтобы Арлин и Дэви тоже присутствовали.

— Д'Лелан ксенарец, милорд. Это может быть неразумно.

— Тем не менее сделайте, как я сказал.

Тидус Доренсон низко поклонился. Внутри него бурлили разочарование и ярость.

— Слушаюсь, сир.

Гэйлон вышел в коридор. На этот раз его верный лорд-советник не торопился последовать за ним.

Однажды, когда он держал Кингслэйер в руке, к нему в голову пришла мысль о войне — о такой войне, которая поможет ему завоевать не только этот мир, но и другие миры тоже. Даже теперь, по прошествии стольких лет, воспоминание о могуществе меча и злая воля Наследия Орима заставляли сердце Гэйлона сжиматься от беспокойства. Тогда он выпустил из рук Кингслэйер только потому, что другая великая нужда вела его. Отняв руки от меча, он коснулся Джессмин.

Впоследствии, снедаемый раскаяньем, Гэйлон запретил себе прикасаться и к тому, и к другому — и к королеве, и к мечу. И то и другое подразумевало, что кто-то получит доступ к его душе, к ее дальнему и темному уголку, в который никому не должно быть входа. В конце концов он открылся Джессмин, а теперь оказалось, что ему, быть может, придется взять в руки и Наследие Орима. Эта мысль отравила его радость, которую он постоянно испытывал на протяжении последних недель.

Стояло позднее утро, но в замке было тихо, так как лорды и леди отбыли на охоту. Джессмин, должно быть, пригрелась и спит в королевской постели. В последнее время она спала гораздо больше обычного, однако Миск объяснила ему, что такое бывает, особенно в начале беременности. У него будет ребенок… крошечная дочка с золотисто-желтыми кудряшками, как у ее матери, или сын… Ему трудно было представить себе это. Что он оставит своему наследнику? Выжженный, разоренный край; мир, который никто не сможет нарушить, потому что никого не останется в живых?

Около двери, ведущей в его покои, король на мгновение задержался. Королева может проснуться, но он отправлялся в Сновидения гораздо спокойнее, если находился в это время в своей комнате. Войдя в комнаты, он осторожно заглянул в спальню. Королева, укрытая несколькими одеялами и зарывшись в подушки, спала сладким и безмятежным сном. Он позавидовал ей, хотя знал, что вскоре и ее радостное настроение может оказаться нарушенным.

Мягкое кресло возле очага вполне подходило для его целей. Камень в перстне на пальце уже начал понемногу светиться, и Гэйлон устроился в кресле как можно удобнее. Голова его покоилась на спинке, а вытянутые ноги упирались в решетку камина. У него были тысячи мест, куда он мог отправиться во Сне, но он разбудил в мозгу полузабытое воспоминание прошлого, когда в лесу у костра Дэрин рассказывал принцу Гэйлону Рейссону о своей поездке в столицу Ксенары.

В Занкосе Дэрину случилось побывать в храме бога Мезона. Религиозные вопросы не слишком волновали его, однако архитектурное совершенство храма и подробности магических церемоний и таинств совершенно очаровали его. Вспоминая рассказ герцога Дэрина Госнийского, Гэйлон попытался вообразить себе то, чего никогда не видел, и использовать Сон для того, чтобы переместиться в тот храм точно так же, как он когда-то путешествовал под руководством Сезрана по далеким, никому не известным мирам.

Голубое мерцание Камня обволокло его тело, принося с собой покой, который постепенно побеждал напряженное сопротивление плоти. Легкое ощущение тяжести в ногах появилось и тут же исчезло. Король открыл глаза, увидел между лесом мраморных колонн далекий полуденный свет и вдохнул теплый, напитанный благовониями и куреньями воздух. Зажженные масляные лампы висели на цепях, которые терялись в темноте под потолком. Справа располагался каменный алтарь, который выглядел довольно зловеще, несмотря на затейливую резьбу по камню.

Однако Гэйлон почувствовал, что у него по-настоящему перехватило дыхание, лишь при взгляде на гигантскую статую бога Мезона, которая возвышалась над алтарем и была много выше человеческого роста. Снаряженный, словно воин для битвы, бог сжимал обеими руками рукоять настоящего обоюдоострого стального меча, похожего на Кингслэйер. Самым странным и пугающим было, однако, его мраморное лицо, словно обращенное сразу в два мира. Неведомый ваятель сумел придать чертам лица Мезона выражение, навевающее мысль и об обычных человеческих чувствах, и об атрибутах божества — о милосердии и жестокости, о ненависти и любви.

Глаза статуи были высечены таким образом, чтобы гипнотизировать и устрашать, и Гэйлон почувствовал, что этот холодный взгляд устремлен прямо на него. Из состояния оцепенения его вывел только далекий звук гонга, многократно повторенный и усиленный каменными стенами пустого храма. Тут же послышалось мягкое шарканье десятков ног, и король Виннамира отпрянул за статую и спрятался в ее тени. Он сомневался, что его здесь примут с распростертыми объятиями, вне зависимости от того, узнают ли его жрецы или нет, но надеялся увидеть или услышать что-нибудь полезное для себя.

Множество людей в белых одеждах, кто в сандалиях, кто босиком, заполнили собой обширное пространство перед алтарем и уселись на полированном каменном полу ровными рядами. Гэйлон насчитал их больше сотни. Один из жрецов вышел вперед и запел. Остальные подхватили песню невероятно высокими и приятными голосами, и Гэйлон вспомнил, что все до одного жрецы Мезона являются евнухами. Так ему говорил Дэрин. Служение богу Мезону требовало, чтобы его жрецы подвергались кастрации, и, судя по тому, что Гэйлон видел перед собой, этот обычай сохранялся до сих пор, дабы жрецы и монахи ордена становились бесстрашными и безжалостными воинами.

Тем временем голоса звучали все тише и наконец смолкли совсем. Другой жрец, высокий и седой, вышел к самому алтарю. Его белая накидка была так плотно расшита золотом, что тяжелая нить ощутимо оттягивала ее подол. Гэйлон слегка вздрогнул от внезапного предчувствия опасности. Тем временем жрец повернулся лицом к молящимся и совершил в воздухе резкий угрожающий жест.

— Тихо! Смотреть вниз! — приказал он на ксенарском наречии.

Жрецы все как один опустили головы и замерли. Тогда жрец отвернулся от них и встал лицом к статуе, а может быть — к ее тени, в которой укрывался Гэйлон. В теплом свете многочисленных ламп выражение его лица казалось почти добрым, но темные глаза были похожи на глаза бога, глядя вперед холодно и с вызовом.

— Твоя дерзость поразительна! — громко сказал он на языке Виннамира, но с сильным южным акцентом. — Или, может быть, ты пришел молить бога о прощении и отдаться его правосудию?

Гэйлон выступил из тени:

— Я пришел лишь за тем, чтобы проверить справедливость слухов о войне.

— Это не слухи, хотя бог Мезон предпочел бы, чтобы ты как можно дольше оставался в неведении.

— Но почему? Неужели война и безумие насылаются богами? — требовательно спросил Гэйлон. — Война уничтожит всех нас. Я не желаю, чтобы вы погибли от моей руки, так же как не желаю я и смерти многих тысяч ни в чем не повинных стариков и детей. Ты должен остановить это немедленно.

Жрец лишь улыбнулся ему:

— Мезон требует.

— Тогда это жестокий и бессердечный бог, раз он требует таких огромных жертв! — Гэйлон заметил, что улыбка жреца погасла. — В каком царстве обитает этот ваш Мезон? Я ни разу еще не побеждал бога, и мне не терпится попробовать.

— Глупец! Некромант! Каждый твой вздох оскорбляет его!

— Пусть придет и скажет мне это сам. Еще лучше будет, если ваш могучий бог попытается нанести мне удар сейчас.

Это был совершенно детский вызов, и Гэйлон немедленно пожалел о словах, сорвавшихся с его языка.

Лицо жреца превратилось в непроницаемую маску, словно выточенную из камня.

— Твоей смерти недостаточно. Мы должны получить меч, — он плавно взмахнул рукой. — Смотри внимательно, молодой колдун! Слушай и учись!

Затем он закричал уже на языке Ксенары, обращаясь к монахам и другим жрецам:

— Повинуйтесь мне, дети Мезона!

Опущенные головы поднялись как одна, и сотня отверстых глоток запела новую песню. На сей раз, впрочем, они были не столь сладкогласы. Песня без слов превратилась в могучий вопль, который звучал все громче, все выше, сокрушая барабанные перепонки. Под ударом этой звуковой волны Гэйлон закачался и шагнул назад, прижимая ладони к ушам. В отчаянии он попытался силой воли отправить себя прочь из этого места, но какая-то могущественная сила сковала его члены и не пускала его. Главный жрец остановился перед ним, беззвучно шевеля губами.

В мозгу Гэйлона сами собой сформировались слова:

«Ты надолго запомнишь реальность этого Сна».

Король вздрогнул и очнулся в кресле в своих покоях, и тут же голову его пронзила острая боль. Что-то теплое потекло по усам на верхнюю губу, и король ощутил соленый вкус крови. Ощупав голову, Гэйлон обнаружил, что из обоих ушей его тонкой струйкой течет кровь. Громко бранясь, король согнул ноги и попытался встать, но внезапный приступ головокружения заставил его снова опуститься в кресло. Слабо-слабо, как будто очень издалека, услышал он голос:

— Мой господин?

Затем он почувствовал на своих плечах руки Джессмин.

— Найди Миск, — сумел проговорить он. — Пожалуйста.

Ближе к вечеру в ушах Гэйлона еще продолжало звенеть, однако боль успокоилась и головокружение тоже прошло. Все это время Миск просидела с ним, каждые насколько минут закапывая в каждое ухо теплое целебное масло. Он лежал на постели в своих покоях и знал, что королева, несмотря на свои протесты, была отослана Миск в свои комнаты.

— Ты меня слышишь? — спросила Миск.

Гэйлон кивнул и почувствовал, как в затылке шевельнулась успокоившаяся было боль.

— Да, хотя твой голос звучит как незнакомый. Впрочем, мой собственный звучит гораздо хуже.

— Тебе повезло, ты мог и вовсе потерять слух.

Неодобрение Миск было очевидным, и король поднес к лицу слегка дрожащую ладонь, чтобы защититься от ее взгляда.

— Пожалуй, мне следовало спросить у тебя, правдивы ли сведения Тидуса о готовящейся войне.

Маленькая женщина нахмурилась сильнее.

— Я что-то не помню… пока не помню.

— Я никогда не верил в богов, Миск. Разве они существуют?

— Пока существуют последователи, будут существовать и боги. Мы сами создаем то, во что сильно верим… мысль может стать материальной, — Миск посмотрела на своего пациента. — Во всяком случае, Мезон существует и представляет собой реальную опасность для тебя.

— Значит, война будет? И я ничего не могу сделать, чтобы предотвратить ее?!

При мысли об этом Гэйлон почувствовал легкий приступ головокружения и тошноты.

— Война будет.

Страх Гэйлона усилился. Страшась ответа, он все же спросил:

— И ты… знаешь результат?

— Война неизбежна, а результат может быть разным, — был ответ.

— Ты не хочешь сказать мне, — упрекнул Гэйлон.

Миск спокойно посмотрела на него и покачала головой:

— Ты должен быть благодарен судьбе за то, что тебе не дано видеть будущее.

— Все равно я не возьму в руки Кингслэйер. Я не смею.

— Ты самый упрямый из королей, Гэйлон Рейссон, но тебе придется взять в руки меч Орима, — Миск пошевелилась на краю постели Гэйлона. — Выслушай меня и постарайся понять. В мирное время жизнь не подвергается сильным воздействиям и не меняется, но во время войны включается человеческая изобретательность, — она ласково погладила Гэйлона по голове. — Все то, что человек изобретает для нападения, в дни мира движет цивилизацию дальше. Орим чуть было не уничтожил этот мир, но ты… — она легонько постучала согнутым пальцем по лбу Гэйлона, — …ты не безумец.

Гэйлон застонал. Тошнота подступала к горлу, а чувство ломоты в костях распространилось по всему его телу.

— Милостивые боги, — простонал он. — Мы с тобой оба безумны, Миск, и нас ведет сумасшедший. Орим мертв, но меч впитал в себя его суть и характер. Когда я держал Кингслэйер в руках, я хотел того же, чего мог желать и Орим: смерти и забвения всему живому.

— Почему же ты не сделал этого?

— Потому что еще сильнее я желал Джессмин, — покраснев от стыда, король закрыл глаза.

— И у тебя хватило сил выпустить меч из рук, — спокойно констатировала

Миск. — Ты справился с собой и с мечом. Ты можешь сделать это еще раз.

Гэйлон недоверчиво рассмеялся.

— У меня было одно лишь животное желание… — Смех его внезапно оборвался. — А как быть с проклятьем, которое лежит на мече? Что станет с Джессмин и с нашим ребенком?

— Довольно вопросов, — отозвалась Миск, внимательно рассматривая лежащие на коленях руки. — Судьба на редкость милостива к тебе. Ты сделаешь то, что должен сделать.

12

Летнее солнцестояние быстро приближалось, и все четыре оружейные мастерские Каслкипа, которые давно стояли без дела, снова начали работу. Дни и ночи напролет стучали о наковальни кузнечные молоты, и в воздухе сильно пахло окалиной и нагретым металлом. Армию необходимо было вооружить мечами, копьями и стрелами. Те, кто мог, отыскивали в сундуках дедовские заржавленные кольчуги и панцири, а те, кто не получил такого наследства, заказывали у кузнецов новые доспехи, стараясь прикрыть себя броней, насколько позволяли финансы. Кожевники Киптауна производили более дешевые кожаные доспехи и деревянные щиты, которые гарантированно спасали своих хозяев от стрел луков и арбалетов.

Забота о сборе урожая легла на плечи женщин, стариков и детей, пока фермеры, торговцы и аристократы собирались около замка. Казармы, расширенные и надстроенные во времена правления Люсьена, а затем заброшенные, снова обустраивались под жилье, однако они могли вместить не больше трехсот воинов, и поэтому те, кто прибыл к замку позднее, встали лагерем на широкой равнине над берегом Южного рукава. Для тех, кто шел совсем издалека, были разведаны и разровнены дополнительные площадки.

Аристократы командовали отрядами тех, кого они привели с собой. Офицеры рангом пониже набирались среди простых людей в зависимости от возраста, умения обращаться с оружием и способности отдавать и исполнять приказания. Может быть, это был не самый лучший подход к решению проблемы, но Гэйлон просто не мог придумать ничего лучшего за то короткое время, которое у него оставалось. Кроме того, он полагался на проницательный ум своего герцога, чем вызвал неудовольствие многочисленных претендентов на капитанские должности, которых Дэви отсеивал после продолжительных и дотошных бесед.

То, что было выгодно одним, заставило других столкнуться с многочисленными трудностями. Армию нужно было кормить и снабжать всем необходимым. Король вскоре истратил все свои запасы золота и снова остался без гроша в кармане. Очутившись в столь незавидном положении, Гэйлон вынужден был обратиться за помощью к состоятельным городским купцам. Многочисленные родственники, гостившие в замке, тоже были рады помочь чем могли. Светская жизнь при дворе, бывшая такой приятной, к сожалению, оказалась очень короткой.

Стоял теплый летний вечер. Заходящее солнце, прежде чем скользнуть за вершины лесистых холмов на побережье, окрасило небо багровыми красками. Дневной жар, однако, все никак не спадал; нагревшаяся земля отдавала накопленное тепло и после захода солнца. Конь под Гэйлоном отчаянно хлестал себя хвостом и мотал головой, отгоняя мух. Рядом с ним Дэви наклонился вперед и похлопал по шее свою гнедую кобылу, не отрывая, однако, взгляда от истоптанных лугов, на которых с наступлением сумерек загорелись многочисленные лагерные костры. В тишине наступающей ночи особенно отчетливо слышались голоса множества людей, а в недвижном воздухе растекался горьковатый запах костров, смешивающийся с вонью выгребных ям, вырытых по периметру лагеря.

За прошедшие два месяца им удалось сделать очень многое, однако еще больше они не успели, а времени почти не оставалось. Всего неделю назад король послал Арлина и Мартена на юг, чтобы разведать обстановку на границе. Керил и Ринн отправились на север к королю Ласонии Сореку дней пятнадцать назад в надежде возобновить союзнический договор с этой северной страной. Брат короля очень хотел взяться собой и Дэви, так как герцоги Госнийские всегда были посредниками между царствующим домом Ласонии и Рыжими Королями, однако Гэйлон считал, что юноша нужнее ему самому. И хотя это действительно было так, однако король столкнулся с одной трудностью, которую ему было не просто преодолеть.

В молодом герцоге было очень много от его отца, Дэрина Госни. Настолько много, что в его обществе король не так остро чувствовал ту пустоту, которая преследовала его долгие годы, прошедшие со дня гибели его наставника и друга. Юноша очень много и упорно упражнялся с мечом и теперь мог не только постоять за себя. Он был решительно настроен принять участие в этой войне, однако Гэйлон уже решил, что маленькая Виннамирская армия отправится в поход без юного герцога Госнийского.

Король хотел, чтобы Дэви остался в безопасности с Джессмин, с возможным наследником Рыжих Королей, но вот сообщить юноше о своем решении было отнюдь не простым делом.

— Сколько у нас людей? — спросил король, пытаясь отвлечься от мучивших его вопросов.

— Только в этом лагере — пятнадцать сотен и еще двадцать три человека, — немедленно отозвался Дэви из темноты. — Девятьсот восемьдесят семь в лагере над рекой и еще пятьсот шестнадцать в казармах. Итого три тысячи двадцать пять человек. — Затем он посмотрел на короля: — За всю свою жизнь я ни разу не видел так много людей сразу.

— Гмм-м, — неопределенно хмыкнул король. Он все еще слышал не очень хорошо, однако в голосе Дэви определенно прозвучала гордость.

— Попытайся вообразить себе количество в тридцать раз большее, и тогда ты поймешь, с чем нам предстоит иметь дело, мой герцог, — сказал он.

— На нашей стороне Кингслэйер.

При упоминании о мече король вздрогнул, даже несмотря на теплый вечер.

— Подумай о том, что мы имеем в узком проходе в Серых горах, который так легко защищать. Это в том месте, где горная цепь подходит к Западному морю. Мы имеем пересеченную местность и несколько сотен людей, которые прожили там всю свою жизнь. Многие из них даже когда-то сражались с ксенарцами в тех краях. Мы поведем войну так, как когда-то вел ее мой отец, а до него — мой дед. Будем обороняться.

— А Когтистое ущелье на востоке?

— Оно глубокое и узкое, удерживать его еще проще, — ответил Гэйлон, довольный тем, что юноша задал этот вопрос. — Мы пошлем туда часть наших воинов, но, поскольку это довольно далеко, я сомневаюсь, что наши враги станут терять время на обходные маневры. Нет. Ксенара надеется победить нас только благодаря численности.

— Отлично. Тогда и все их корабли им не помогут, — снова с гордостью сказал Дэви. — Морское побережье слишком неприступно, а устье залива Полной Луны загорожено цепью.

Гэйлон позавидовал оптимизму юноши и предпочел не говорить о том, что упомянутая цепь, несмотря на толщину звеньев, уже больше сотни лет ржавеет на дне морском. Все же он был согласен с Дэви, полагая, что Роффо предпочтет сохранить свои торговые корабли для торговли, целиком полагаясь на свою могучую армию, которая собиралась на Ксенарской равнине.

— Давай возвращаться, пока совсем не стемнело, — пробормотал Гэйлон.

Герцог Госни кивнул ему из темноты и развернул свою кобылу. То, как он держался в седле, поворачивал голову, даже мелькающая на губах быстрая улыбка — все напоминало Гэйлону Дэрина. Удивительно, как человек может повториться в своих детях. Король даже ненадолго задумался, будет ли его собственное дитя так похоже на него.

Дэви пришпорил гнедую и пустил ее легким галопом по тропе под дубами.

— Поднажми! — крикнул он, затем осадил кобылу, увидев что Гэйлон следует за ним шагом. — Что случилось?

— Устал.

— Никто же не просит тебя скакать галопом. Предоставь это лошади, мой король.

— Она тоже устала.

На лице юноши появилось выражение, которое целиком и полностью было его собственным изобретением, не унаследованным от отца.

— Должно быть, она стареет.

Покачав головой, он снова вонзил шпоры в бока своего верхового животного и помчался к замку во весь опор.

На этот раз Гэйлон тоже поторопил своего серого в яблоках скакуна, чтобы не слишком отстать от этого молодого наглеца. Длинные летние сумерки позволили им, не теряя скорости, спуститься к реке, а затем подняться по холму к конюшням. Это не были скачки в прямом смысле слова, но элемент соревнования здесь, безусловно, присутствовал. Гэйлон прискакал первым, хотя ему показалось, что Дэви в последний момент придержал свою гнедую. Грумы ринулись к ним с двух сторон чтобы принять взмыленных лошадей, и король с герцогом спешились.

— Жареная оленина, — заметил Гэйлон, потянув носом, пока они шли по тропинке к дверям замка. — Пахнет довольно вкусно.

— Это из казарм, — объяснил Дэви. — Сегодня на ужин олень… опять.

Гэйлон повернулся лицом к казармам и снова втянул носом воздух:

— Я думаю, это только справедливо, что солдаты питаются лучше членов королевской фамилии.

— Они уже жаловались, что их кормят олениной три раза на дню.

— Тогда давай придумаем какую-нибудь перемену, — Гэйлон толкнул высокую дверь в вестибюль раньше, чем герцог успел проделать это для него. — И почему все время я должен думать об этих мелочах?

— Может быть, потому, что вы — король?

В замке их встретил прохладный, но затхлый воздух. Впрочем, он был не таким влажным, как зимой. В последнее время замок снова затих, несмотря на то что теперь в его многочисленных апартаментах разместились офицеры со своими адъютантами и прислугой. Они, впрочем, не выходили обедать в большой зал. Угроза войны наложила свой отпечаток и на аристократов, и на простолюдинов, и на слуг. Больше всего Гэйлон скучал по шумным и веселым детям, чьи крики, бывало, звенели на лужайке и в коридорах замка с раннего утра и до вечера. Детей отправили по домам в первую очередь.

Король уже договорился с тетушкой Элсис, чтобы Джессмин и Дэви остались у нее в Оукхевен-Мэнор, в усадьбе, которая также находилась на севере, но дальше от побережья, чем замок Госни. Если случится самое страшное, их можно будет переправить в Ласонию. Керил получил приказание заручиться согласием короля Сорека на то, чтобы королева получила убежище в этой северной стране.

В коридорах юго-восточного крыла король столкнулся с молоденькой горничной. Воспользовавшись случаем, он приказал подать ужин для себя и для герцога Госни в зал для аудиенций. Дэви широко улыбнулся девушке и проводил ее взглядом.

— Ей нравится мое пение, — пояснил он, заметив испытующий взгляд короля.

— Кроме того, она мила, — закончил за него Гэйлон.

Улыбка Госни стала несколько смущенной.

— Да, пожалуй, — признал он.

«Он больше не мальчик», — напомнил себе король.

— Идем. Нам надо еще поработать, прежде чем мы получим возможность отдыхать, — пригласил он.

Дэви вздохнул. Работа, о которой говорил король, была не из приятных. В последнее время им все чаще и чаще приходилось разбирать военные и дисциплинарные вопросы. Когда слишком много людей долгое время жили в тесных казармах, ссоры и споры возникали как нечто само собой разумеющееся. В условиях, когда надвигающаяся война несла с собой неуверенность и тревогу, ссоры иногда превращались в драки с нанесением увечий. Мелкие дрязги разбирались, как правило, младшими офицерами, они же имели дело с воровством, мошенничеством, незначительными нарушениями порядка. Все остальное выносилось на суд короля.

К счастью, ужин появился до того, как прибыли жалобщики. Король уже сидел на троне, и поэтому Дэви принял из рук Лауры оба подноса. Девушка задержалась на мгновение, чтобы шепнуть ему на ухо пару слов, а затем торопливо выбежала.

— Что она говорила? — полюбопытствовал Гэйлон.

Герцог слегка покраснел:

— Ничего.

Он поставил один из подносов на ступеньку тронного возвышения, а второй понес королю, на ходу забрасывая в рот по кусочку от каждого блюда.

— Это ты мое ешь?! — возмутился Гэйлон.

— Я же немножко.

— Сдается мне, любезный герцог, что в последнее время вы понемногу откусываете от каждого блюда, которое попадает на королевский стол, — король перехватил одной рукой поднос, а второй крепко ухватил Дэви за запястье. — Если ты, юный хитрец, пытаешься предотвратить попытку отравить своего короля, то ты должен быть вдвойне осторожен. Грязные пальцы, которыми ты хватаешь чужую еду, могут быть столь же смертоносны, как самый страшный яд. Возьми хотя бы ложку, если ты чувствуешь себя обязанным заниматься этой ерундой.

Юноша посмотрел на пыльные мыски своих ботинок.

— Прошу прощения, сир.

— Это Джессмин тебя надоумила?

Дэви неохотно кивнул.

— И забыла напомнить тебе, что надо мыть руки перед едой? Это не двор короля Роффо, мой герцог. Яд никогда не был здесь в почете. Если бы я опасался отравы, я бы использовал для этих целей кого-нибудь гораздо менее ценного, чем ты… — Гэйлон уставился на жаркое из барашка, грудой наваленное на тарелку, и вспомнил Люсьена. — В любом случае спасибо. Как ты думаешь, вино безопасно?

Герцог Госни подал своему королю кружку вина, не попробовав его, однако на лице его отразилась столь мучительная внутренняя борьба, что Гэйлон сжалился над ним. Он кивнул, и Дэви, медленно отпив небольшой глоток, отдал вино Гэйлону. Король тоже сделал глоток и вспомнил о нескольких бутылках, которые неоткупоренными хранились в зале со вчерашнего дня.

Однако и без этих отчасти надуманных страхов у них было достаточно проблем. Они поужинали в молчании, и король обратил внимание, что Дэви, по обыкновению усевшийся на ступеньках тронного возвышения, выглядит более подавленным, чем обычно. Они оба устали, а впереди была еще долгая и трудная ночь.

Вскоре кто-то осторожно постучал в дверь, и герцог пошел навстречу первым посетителям. Вошедшие выстроились на каменном полу ровными рядами, и Дэви вывел вперед первую пару.

Лайль, седой капитан королевских копейщиков, стоял рядом с молодым и крепким парнем в стальных латах. Это был первый человек, который появился перед королем в таком виде.

— Говори, — приказал король, ощущая смутную тревогу.

— Прошу вас о правосудии, сир, — Лайль низко поклонился. — Это некий Добс Ренсон, который перерезал горло другому копейщику, пока бедняга спал.

Гэйлон нахмурил брови:

— Ты сделал это, Ренсон.

— Ага, — просто ответил солдат, подняв голову и глядя в глаза королю.

— Почему?

Теперь только Добс опустил глаза:

— Он оскорбил меня.

В поисках решения король обвел глазами комнату. Все собравшиеся здесь люди были одеты бедно, чуть ли не в лохмотья. Большинство из них не могли позволить себе военной формы, и эмблема полка была намалевана только на их щитах, чтобы они могли различать друг друга в битве. Однако, несмотря на бедную одежду, все солдаты стояли, не сводя глаз с короля, со своего генерала и военачальника, ожидая от него справедливого и мудрого решения. Под их взглядами Гэйлон почувствовал нечто вроде паники.

— У погибшего была семья?

— Вайлем был совсем мальчишка, сир, — ответил Лайль. — Никогда он не упоминал ни о какой семье.

— Сожалеешь ли ты о том, что сделал, Ренсон? — задал Гэйлон новый вопрос и пристально посмотрел на копейщика.

Голова того снова приподнялась, а в глазах блеснул дерзкий огонек:

— Тот паршивый маленький ублюдок заслужил это.

— Можешь ли ты сказать что-нибудь в свою защиту?

— Мне хотелось бы только, чтобы ваше величество знали, у меня есть семья, — быстро сказал арестованный, — жена и четыре малютки, о которых я должен заботиться.

Гэйлон посмотрел поверх голов собравшихся.

— Как бы там ни было, приговор может быть лишь один. Наша маленькая армия не может позволить себе терять даже одного солдата, однако Добс Ренсон вынудил нас потерять сразу двоих. Капитан, повесить его завтра утром без всяких церемоний.

Дэви, стоявший среди просителей, в ужасе повернулся к Гэйлону, однако король со спокойным и бесстрастным лицом встретил его взгляд.

— Кто следующий?

Ренсон внезапно забился в руках своего капитана. Судя по всему, только теперь его высокомерие исчезло, сменившись пониманием.

— Нет! — прохрипел он. — Вы не можете! Что станет с моими детьми?!

Гэйлон посмотрел на него холодно, и Добс выкрикнул:

— Я отличный копейщик, я могу победить любого, сир! Я нужен вам! Я заслуживаю того, чтобы пасть в битве, защищая вас, сир!

— Вайлем заслуживал этого, — ответил ему король лишенным всякого выражения голосом, — а ты — нет. Не беспокойся о своих детях, о них позаботятся. Проследи за этим, Лайль.

Дэви с пепельно-серым лицом отступил в сторону, пока капитан выводил преступника. На протяжение всего оставшегося времени Дэви избегал встречаться с Гэйлоном взглядом.

В последнее время Тидус Доренсон все больше времени проводил в своих роскошных апартаментах, однако радость обладания многими дорогими вещами — золотом, украшениями, прекрасной одеждой — померкла. Годы, истраченные на осторожные и тщательно продуманные интриги, ни к чему не привели. Он скопил богатство, но ни власти, ни известности оно ему не принесло. Без этих двух вещей богатство значило для него очень мало, особенно учитывая тот факт, что большая часть его собственности была вне пределов досягаемости — в Ксенаре.

Вот и сегодняшним вечером, как и во все предыдущие вечера, глава королевского Совета пил вино наедине с самим собой и с горечью размышлял над своими промахами и неудачами. Отчаяние его нарастало. Уперевшись локтями в ворох бумаг на столе, он невидящими глазами впивался в пламя горящих свечей и думал, думал, думал…

В какой-то момент этого долгого приступа пьяной жалости ему в голову пришла отчаянная мысль… но, чтобы привести ее в исполнение, нужны были такие сила и решимость, что Тидус испугался, и слезы ручьями потекли по его щекам. Несмотря на свою любовь к власти и интригам, Тидус все же был виннамирцем и человеком довольно миролюбивым. Мысль о войне и кровопролитии была ему не по душе. Сама идея того, что можно причинить вред другому живому существу, которое на тебя не нападает, была для него нестерпимо болезненной, однако новая порция вина приглушила эту боль и дала ему решимость.

Главный советник виннамирского двора мог вернуть и даже приумножить свои оставшиеся в Ксенаре богатства, убив Гэйлона Рейссона. Этим поступком он спасет мир от смертельно опасного безумца, получив взамен вожделенные известность и власть. Это был превосходный план, однако все трудности его также были налицо. Добрый барон Д'Лоран предпринял такую попытку и нашел ужасный конец.

Нет. Тщательно спланировав и продумав все детали, можно было достичь чего угодно, даже победы над королем-магом. Тидус верил в это. Налив себе вина, он снова уставился в желтое пламя свечи и погрузился в мечтания.

— Неужели ты еще не все рассмотрел? — требовательно спросил Мартен Пелсон. — Давай убираться отсюда, пока они не начали упражняться на нас в стрельбе из луков.

Он и Арлин отыскали удобное скальное обнажение высоко на склоне холма, откуда открывалась широкая панорама расположенной внизу равнины. Южанин продолжал стоять неподвижно, потрясенный собиравшейся на равнине военной мощью Ксенары. Тысячу лет назад на этом обширном плато плескались неглубокие воды моря, и теперь жаркое солнце отражалось от белого соленого песка, слепило глаза и заставляло Арлина часто моргать. По всему пространству Ксенарской равнины были разбросаны палатки и шатры самых разных размеров и расцветок, на ветру трепетали вымпелы и флаги, а в просветах между ними крошечные фигурки сновали туда и сюда, маршировали или практиковались в обращении с оружием. Совсем далеко, почти у самого горизонта, сверкало под солнцем спокойное Внутреннее море.

— Как, по-твоему, им там внизу живется? — рассеянно спросил Арлин. —

Мне кажется, что там достаточно жарко, чтобы жарить мясо без огня.

Несмотря на жару, над обширной безводной равниной поднимались сотни или даже тысячи дымов от костров, отчего подножья Серых гор были еле видны за грязно-коричневой пеленой. На склонах их, ниже того места, где расположились наблюдатели, отряд солдат валил пихты на дрова. Когда ветер менял направление, Арлин и Мартен слышали их крики и треск падающих деревьев.

Молодой лорд Нижнего Вейлса пожал плечами:

— Кому интересно, как им там живется? По-моему, мы с тобой единственные, кому угрожает здесь какая-то опасность.

— Самый лучший лук не сможет послать стрелу так далеко, — возразил ему южанин.

— Так-то оно так, да только я слышал, что жрецы Мезона используют какое-то грязное колдовство, при помощи которого они придают своим лукам и мечам добавочную силу. Давай-ка уберемся с открытого места.

Но Арлин не хотел уходить со своего удобного наблюдательного пункта на скале.

— Мой отец как-то пытался убедить меня вступить в жреческое братство.

Может быть, он чувствовал, что на мне эта ветвь его рода так или иначе должна закончиться, — сообщил он и с довольным видом покосился на товарища. — Успокойся. Мезон и иже с ним — по большей части бурдюки с горячим воздухом внутри.

Не успели эти последние слова сорваться с губ Арлина, как в воздухе раздался сердитый посвист оперенной стрелы. Длинное белое древко промелькнуло как раз посередине между ними, и стрела вонзилась в мягкую землю под деревьями.

— Говорил я тебе! — ворчал Мартен Пелсон, пока они карабкались обратно в безопасное укрытие среди елей. — Взгляни теперь на свою руку.

Арлин опустил глаза. На тыльной стороне ладони сочился кровью глубокий разрез, оставленный наконечником стрелы.

— Клянусь богами, они чуть было не попали в тебя, но ты этого заслуживал, идиот. Болит?

— Немного.

На самом деле никакой боли Арлин не чувствовал. Несмотря на то что чувство равновесия и способность управлять собственным телом вернулись к нему, странное онемение и потеря чувствительности, которые он ощущал вначале лишь в кончиках пальцев рук и ног, распространялись теперь по всем конечностям. На всякий случай он все же перевязал рану чистым носовым платком.

— Ну, а теперь нам можно уходить? — нетерпеливо спросил Мартен. — У нас и так слишком много дурных известий для короля.

Развернувшись, он начал взбираться по крутой тропинке, ведшей к тому месту, где они оставили лошадей.

Бросив на равнину внизу последний беглый взгляд, Арлин последовал за ним. По случаю жаркой погоды оба были одеты лишь в кожаные камзолы без рукавов и короткие бриджи до колен. Даже на той огромной высоте, на которой они находились, солнце палило безжалостно, а разреженный воздух заставил их задыхаться и жадно хватать ртом воздух задолго до того, как они перевалили через хребет.

Лошади были привязаны в зарослях лесного ореха, почти в самом низу обращенного на север склона. Они успели обглодать ближайшие к ним ветки с листьями. Арлин немедленно повел своего бурого молодого жеребца к ручью и дал ему вволю напиться прохладной воды, которая с журчанием выбивалась из-под толстых, искривленных корней горной ольхи.

Мартен тоже подвел к ручью своего черного мерина.

— Можно остановиться у нас в Арбор-хаусе, сменить лошадей и промыть твою рану, — предложил он.

Арлин кивнул. Арбор-хаус — это было название поместья Пелсонов, которое располагалось совсем недалеко на север. Подтянув подпруги и ремни, они вскочили в седла и направили своих лошадей на запад по узкой каменистой тропе, стремясь поскорее выбраться из леса и спуститься на уровень Морского прохода. В лесу царили приятная тень и прохлада, а в самом проходе было даже холодно, ибо здесь постоянно дул довольно сильный ветер, который со свистом и воем несся по ущелью, как по трубе, преодолевая таким образом стоящую на его пути высокую горную цепь. Заслышав приглушенный оклик, оба разведчика подняли головы и помахали восьмерым дозорным, которые стояли на страже над дорогой.

Мартен давно знал этих людей, которые обосновались в этом одиноком и неуютном месте, днем и ночью наблюдая за единственной удобной дорогой, которая соединяла соседние страны. Они ютились в убогих каменных хижинах вместо домов и часто страдали от холода, несмотря на то что на узких каменных выступах всегда лежал запас хвороста и дров. С помощью костров ночью и с помощью дыма днем они всегда могли заблаговременно подать сигнал о приближении врага. Те же дозорные были в состоянии довольно эффективно и долго оборонять проход, дожидаясь, пока подойдет помощь.

Миновав неприветливое ущелье, Арлин и Мартен повернули на север, спускаясь с гор к их подножьям, где лежала плодородная и солнечная долина Нижнего Вейлса. Здесь по обеим сторонам дороги аккуратными рядами оплетал изгороди виноград, и все было зеленым и пышным. Краснеющие тяжелые кисти свисали с ветвей, полуприкрытые мясистыми широкими листьями. Сразу за виноградниками зеленели поля пшеницы, овса и ржи, окруженные невысокими каменными заборами. Они занимали почти всю площадь долины, переходя в долину следующую, и так далее. Вся цепь этих долин, которые носили общее название Нижнего Вейлса, не испытывала недостатка во влаге, скатывающейся с гор, которой хватало и для того, чтобы питать истоки Великой реки. Эти долины были самыми плодородными во всем Виннамире, и все они принадлежали Мартену Пелсону Четырнадцатому, эрлу Нижнего Вейлса.

Лишь только пересеченная местность осталась позади, всадники пустили лошадей быстрым галопом по старой почтовой дороге. Время было дорого, так что не приходилось жалеть ни себя, ни коней.

Вскоре Мартен свернул на восток, на дорогу, которая вела к Арбор-хаусу.

Его миловидная, рано овдовевшая мать встретила их в затененном дворе

усадьбы, окруженная слугами и полудюжиной младших братьев и сестер Мартена. Слуги приняли лошадей, а ребятня столпилась возле соскочившего с седла брата. Арлин скромно держался в сторонке, пока семья приветствовала своего молодого главу, обмениваясь поцелуями и объятьями. И все же, несмотря на искреннюю сердечность встречи, он сумел распознать их вполне объяснимый страх. Те, кто жил так близко от ворот Ксенары, всегда первыми страдали от нападений захватчиков. Внимательно оглядев поля, южанин заметил, что там продолжало трудиться довольно много работников.

Это была давняя традиция, согласно которой местные жители всегда оставались на своих местах и в случае необходимости выходили на защиту прохода, удерживая его до подхода королевской армии. Жизнь крестьян и фермеров была нелегкой, и работа занимала почти все их время. Не имея ни опыта в обращении с оружием, ни возможности этому научиться, крестьяне, как правило, первыми попадали в списки жертв любой войны.

Леди Вайла грациозно протянула Арлину руку.

— Не желаете ли подкрепиться и выпить прохладного сидра, милорд Д'Лелан? — предложила она. — Прошу вас, заходите, стол уже накрыт.

— Но, мама, мы можем оставаться здесь лишь столько времени, сколько потребуется для того, чтобы оседлать свежих лошадей и перевязать Арлину руку, — попытался возразить Мартен, перекрикивая галдящих братьев и сестер. — Прости нас, но нам нужно вернуться в Каслкип как можно скорее.

Самая старшая из сестер Мартена, зардевшись, взяла Арлина за здоровую руку и повела его к широким дверям усадьбы. Мартен криво улыбнулся другу и сказал:

— Я только что сообразил, Арлин. Ты — первый раненый в этой войне.

Остается только надеяться, что это будет твоя самая страшная рана.

— Спасибо, — откликнулся Арлин и ощутил, как по спине его пробежал холодок предчувствия. — Желаю тебе, чтобы ты вовсе не был ранен, мой друг.

Миск появлялась и исчезала, когда ей хотелось, но никто не видел, чтобы она входила или выходила из замка. Во всяком случае, именно в этот конкретный момент Гэйлону никак не удавалось ее отыскать. Оставив королеву во сне на их общем ложе, он в одиночестве бродил по темным коридорам замка босиком и в одних штанах. Он редко мог позволить себе спать этими долгими ночами, ибо его утомленный мозг никак не хотел отвлечься от тех вопросов, которые занимали короля с раннего утра и до позднего вечера.

В конце концов Гэйлон оказался в библиотеке и снял с полки «Книгу Камней», хотя не надеялся отыскать никакого утешения на ее пожелтевших страницах. Иногда, стоило ему только положить руки на тяжелый переплет Книги, он начинал ощущать чье-то постороннее присутствие. Так было и сейчас. Это было не мрачное безумие Орима, а некое безымянное зло, жестокое коварство, которое впитала в себя Книга от предыдущего владельца. Гэйлону была хорошо знакома эта бездонная тьма — с чем-то подобным, скрытым внутри, он сражался всю свою жизнь.

В последнее время приступы ярости и ненависти приходили к нему гораздо чаще и без всякой видимой причины, и тогда он боялся, что исчезнет в горниле этой всепобеждающей силы. Ему приходилось собирать всю свою волю и могущество, чтобы скрыть свою беду от Джессмин, от Дэви и от всех остальных. Несколько недель безмятежной и счастливой жизни с королевой лишь сделали его несчастье более полным — теперь он доподлинно знал, с чем может расстаться. Черное отчаяние охватывало его.

Страницы «Книги Камней»с хрустом порхали под его пальцами, и Камень в перстне пробудился, заливая полутемную комнату голубым сиянием. Между полками что-то зашевелилось, послышался легкий шорох ткани и запахло травами. Гэйлон не обернулся — инстинкт подсказал ему, кто стоит там. Он искал ее, и она пришла.

— Дитя мое, — пробормотала Миск, и ее слова были, словно эхом, подхвачены десятком полупрозрачных призраков — точных копий этой маленькой женщины. Все они двигались к нему, стараясь втиснуться в текущий момент настоящего.

— Что тревожит тебя?

То, что она назвала его ребенком, не обрадовало Гэйлона, но он рассудил, что для Миск, у которой были особые отношения со временем, он был и всегда останется маленьким мальчиком.

— Лучше спроси, что меня не тревожит, и почувствовал, как теплая сухая ладонь Миск прижалась к его уху.

— Все прошло?

— Да, все в порядке, — он наклонил голову, поддавшись ласке этого прикосновения. — Загляни в будущее, Миск, и скажи, что ты там видишь.

Темные глаза Миск затуманились, она отняла руку и пробормотала:

— В этом нет никакого смысла.

— Ты видела мой конец, не так ли? — он наконец сумел сформулировать свой вопрос, и это принесло ему странное успокоение. Гэйлон улыбнулся: — Ты видела мою смерть, как когда-то видела смерть Дэрина.

— Любая жизнь однажды кончится. Даже моя.

— Этого ответа достаточно. А что ты скажешь о ребенке?

Миск отвернулась.

— Джессмин родит сына, наследника Рыжих Королей… хотя будет и…

— Спасибо, — негромко сказал Гэйлон и прижал палец к губам Миск. — Не говори больше ничего. Мне кажется, теперь я смогу заснуть.

13

На обратном пути Мартен и Арлин меняли коней больше десяти раз. Лошади раз от раза менялись — то это были изящные скакуны с тонкими ногами и сухими головами, то костлявые клячи с раздутыми животами и распухшими коленями. К сожалению, седоки оставались все те же. Не жалея себя, они выжимали из лошадей максимум того, на что они были способны, и в результате преодолели за семь дней тот путь, который неторопливые путешественники обычно проходили за три недели.

Вечером седьмого дня пошатывающийся от усталости и спотыкающийся конь Мартена нетвердой рысью въехал во двор Каслкипа. По пятам за ним следовал заморенный жеребец Арлина. Когда всадники спешились. Мартен обнаружил, что ноги его не держат, Арлин был не в лучшем состоянии. Грумы схватили коней под уздцы и, сняв седла, увели их прочь.

— Ты выглядишь ужасно, — сообщил Арлин товарищу, пытаясь вернуть себе способность передвигать затекшие ноги.

— Кто бы говорил… — фыркнул Мартен. — Я готов отдать мою правую руку за горячую ванну… и за кружечку чего-нибудь прохладительного.

— Твоя правая рука понадобится тебе, чтобы сражаться за своего короля,

— сказал рядом с ним невесть откуда взявшийся Дэви. Герцог Госнийский насмешливо ухмылялся: — Часовые сообщили о вашем приближении, и я подумал, что вас, должно быть, мучит жажда. У меня готово охлажденное вино с ледника, но его величество хотел бы, чтобы вы доложили ему результаты своего путешествия до того, как вы отправитесь принимать ванну.

Он принес им вино в глубоких оловянных кружках, что было кстати. У Арлина так сильно дрожали руки, что он едва сумел поднести кружку к губам. Чувствуя, что красная жидкость стекает по его подбородку, южанин только невнятно рассмеялся.

Дэви заботливо поддержал его под локоть:

— Может быть, тебе стоит на минутку присесть?

— Нет, только не это! Последние два дня я ехал стоя на стременах, чтобы избежать именно этого.

Мартен рассмеялся, и Арлин с упреком посмотрел на него:

— Я не могу сидеть и, похоже, ходить тоже. Какие у тебя предложения?

— Придется тебя уложить здесь в тенечке, — предложил Мартен, — а я доложу королю все, что мы видели.

— Гэйлон хотел видеть вас обоих, — напомнил им Дэви.

Д'Лелан отбросил влажные от пота волосы с запыленного, обожженного солнцем лица и кивнул.

— Мы проделали путь в двести пятьдесят лиг чуть больше чем за две недели, и мне кажется, что я не умру, если сделаю еще несколько шагов.

Начинало темнеть, и они быстро пересекли двор замка. На высоких стенах его горели факелы, их пламя трепетало на ветру, а от дыма щипало глаза. Со всех сторон доносились голоса мужчин и бряцанье оружия. Мартен догнал Арлина и подставил ему плечо, хотя все мускулы его тела немилосердно болели и ныли.

Мартену очень не хотелось предстать перед королем в платье, испачканном в дорожной пыли, от которого вдобавок пахло потом и лошадьми. Для этого он был слишком щепетилен. Однако делать было нечего. Он пригладил пятерней всклокоченную бороду и сосредоточился на каждом шаге, которые давались ему с трудом. Юный герцог Госни открыл перед ними двери замка, позвякивая оловянными кружками, которые он держал в одной руке.

За то относительно короткое время, что они провели в пути, Дэви снова переменился, хотя если бы Мартена спросили, в чем именно, он затруднился бы ответить. Может быть, в его движениях появилась новая возмужалая уверенность, а может быть, его зеленые глаза смотрели серьезнее и печальнее, чем две недели тому назад. Дэви был одет в новый камзол из темного бархата, а на груди его был вышит герб Госни — вставший на дыбы медведь с золотой короной в зубах, дорогу которому преграждали скрещенные пики. С бедра юноши свешивался на широком ремне меч, однако его гладкое и безбородое лицо все еще было лицом юноши, а не мужчины.

Дэви провел их по коридору мимо большой залы, где как раз ужинала королевская стража. Запах жареного мяса был ошеломляющим, и Мартен почувствовал, как его пустой желудок свело судорогой.

— Его величество приказал подать ваш ужин в комнату Совета, — заметил Дэви, когда Арлин и Мартен невольно замедлили шаг у дверей в трапезную.

Зал для аудиенций был пуст, однако из помещения за тронным возвышением доносились приглушенные голоса. Дэви взбежал по ступенькам и раздвинул портьеры на стене. Дверь в комнату Совета была отворена, и они увидели внутри Гэйлона, который стоял возле длинного, освещенного несколькими свечами стола. Он просматривал бумаги, а трое из четырех человек, находившихся с ним в комнате, о чем-то ожесточенно спорили. Четвертый, темноволосый юноша со стилом в руке, озабоченно склонился над выделанным пергаментом. Споривших Мартен узнал — это были землевладельцы, с которыми Пелсон имел шапочное знакомство.

— Нет-нет, — заявил остальным седой лорд Элдердэйл. — Вы все ошибаетесь. Охотничья гора находится гораздо дальше к востоку от побережья. Вот этот небольшой каньон врезается глубже в горы и доходит вот досюда… — он ткнул пальцем в карту с такой силой, что размазал непросохшие чернила, и на лице юноши со стилем отразилось явное неодобрение.

Мартен покосился на расстеленный по столу пергамент:

— У вас неплохая память, милорд. Здесь действительно есть небольшое ущелье, только оно изгибается на юго-восток круче, чем здесь нарисовано.

После этого его замечания на лице картографа появилось презрительно-злобное выражение.

Король поднял голову, и его орехового цвета глаза блеснули. Он тоже был одет в снежно-белый бархатный камзол, на котором спереди был вышит золотом королевский орел. Протянутые когтистые лапы птицы, казалось, были готовы схватить добычу. Поспешно обогнув стол, чтобы обнять Мартена, Гэйлон не обратил никакого внимания на грязь, толстым слоем покрывавшую лицо и одежду разведчика. Выпустив Пелсона, король так же крепко обнял Арлина, а затем отстранился и внимательно посмотрел на него, прежде чем выпустить из рук.

— Я знаю, что вы оба весьма нуждаетесь в отдыхе, и поэтому мы не задержим вас дольше, чем нужно. Вот хлеб, сыр и вино — подкрепитесь, пока подадут ужин, — король показал на стол. — Присаживайтесь.

Д'Лелан ответил на его приглашение кривой улыбкой:

— Только если поблизости отыщется достаточно толстая подушка.

И снова Дэви предупредил их желания. Он появился в комнате с охапкой мягких подушек, которые уложил на сиденья двух жестких кресел. Мартен благодарно уселся в одно из них и взял в руки мягкий хлеб с хрустящей корочкой и желтый ароматный сыр, который подал ему на блюде Дэви.

— А где Керил? — поинтересовался Мартен. — Он еще не вернулся?

— Пока нет, — король уселся на свое место во главе стола, как бы давая понять, что он снова возглавляет Совет. — Мы ожидаем его в ближайшее время. А теперь вы расскажите нам о том, что вы видели.

Вопрос застал Мартена врасплох — ему пришлось отвечать с набитым ртом.

— Если бы я не видел этого своими собственными глазами, сир, я бы ни за что не поверил, что такая армия может существовать на самом деле. Палатки расставлены по всей Ксенарской равнине…

— Сколько в ней воинов? — перебил его лорд Элдердейл.

— Не смею даже предположить…

— Там было восемь отдельных лагерей, — вмешался Арлин, который налегал в основном на вино, а не на хлеб с сыром. — Мне удалось опознать гербы на некоторых шатрах. На южной части равнины стоят армии Шалты и Тарвии, на восточной — армия Бенджарии. Потом, разумеется, войска короля Роффо и большой лагерь наемников. Остальные три эмблемы были мне незнакомы.

Южанин протянул Дэви свой опустевший кубок и, дождавшись, пока герцог снова наполнит его, продолжил:

— Учитывая количество шатров и палаток, которые я сосчитал, могу предположить, что в каждом лагере может находиться по десять тысяч воинов, только в лагере наемников — чуть меньше. Однако похоже на то, что они ожидают прибытия новых сил — на равнине оставлено несколько свободных мест, одно из которых, ближайшее к тропе, несомненно, оставлено для жрецов Мезона.

Мартен посмотрел на приятеля с уважением. Сам он ни за что не запомнил бы таких подробностей. Честно говоря, это даже не пришло бы ему в голову.

— Все страны, которые я перечислил, славятся своими отважными воинами, — добавил Арлин, — но хуже всех — бенджарцы, безжалостные и свирепые. Они — противник более серьезный, чем даже сами ксенарцы или дикари из племен Нороу. Говорят, что их враги предпочитают сами покончить с собой, лишь бы не подвергаться страшным пыткам.

Бельцер Грэймаунт приходился дядей тому самому Редмонду, который погиб много месяцев тому назад во время одной из необузданных королевских охот. Теперь он посмотрел на молодого южанина с нескрываемым неодобрением.

— Ты говоришь о ксенарцах так, как будто ты — не один из них.

— Он не ксенарец! — резко возразил ему Мартен, который был слишком утомлен чтобы сдерживаться. — Он виннамирец, и получше, чем некоторые…

— Тихо, тихо! — Гэйлон хлопнул по столу ладонью и строго взглянул на Грэймаунта. — Нам нельзя ссориться друг с другом. Арлин Д'Лелан пользуется полным моим доверием, господа, и мне бы хотелось, чтобы вы тоже доверяли ему в той же степени.

— Сир… — Бельцер в знак покорности наклонил голову.

— Что там с Вейлсом, Мартен? — спросил Гэйлон, мгновенно позабыв про неприятный инцидент.

— К нашему приходу все будет готово. В прошлые годы мы собрали богатые урожаи, поэтому если мы потеряем урожай этого года — не беда. Я думаю, трудностей это не вызовет.

— Три тысячи человек будут топтать ваши поля и поедать все, что попадется, — возразил Гэйлон. — Так что трудностей не миновать.

— На протяжении веков, сир. Нижний Вейлс встречал и кормил множество Рыжих Королей вместе с их могучими армиями. Было бы гораздо хуже, если бы мы остались без защитников.

Король вымученно улыбнулся.

— Все же каким-нибудь образом мы попытаемся возместить ваши убытки. Это я обещаю… — он перевел взгляд на Арлина, который начинал клевать носом, то и дело роняя на руки щетинистый подбородок. — Мне кажется, что двоим из нас не дождаться ужина, поэтому я задам еще один, последний вопрос. Я никогда не забирался по почтовому тракту так далеко на юг. Сколько времени потребуется нашей небольшой армии, чтобы оказаться в долинах?

— Можно послать вперед эскадрон кавалерии, — предложил Мартен, минуту поразмыслив. — Если только вам кажется это необходимым, милорд. Пешим солдатам вместе с обозами потребуется порядка четырех недель. Если, конечно, не пройдут дожди и дорога не раскиснет. Между прочим, ее не ремонтировали довольно давно, и если мы хотим протащить по ней тяжелые фургоны, это придется сделать в срочном порядке.

Король уставился в бумаги, которые прижимал к столу локтем.

— В таком случае я предлагаю заняться этим как можно скорее.

Роффо нежился в тени небольшой беседки во дворе огороженного высокими стенами храма Мезона. В этот жаркий полдень Тек стоял рядом с ним, и вместе они наблюдали за тем, как две сотни жрецов и монахов одновременно совершают странные, замысловатые телодвижения. Солнечный свет, падая на их белоснежные туники, слепил глаза и играл на золотых от загара обнаженных руках и ногах жрецов, которые выглядели довольно мускулистыми, несмотря на свои изящные хрупкие фигуры.

Король Ксенары впервые удостоился чести наблюдать один из ритуалов жрецов внутреннего храма Мезона. Движения их были грациозны и даже красивы, однако Роффо никак не удавалось представить себе никаких земных причин, которые заставляли бы жрецов совершать столь странные взмахи изогнутыми под невероятным углом руками или двигаться таким нарочито медленным шагом.

— Почему они танцуют? — наконец поинтересовался король. — Вы что, хотите, чтобы враг помер со скуки? Или от смеха?

Улыбка на лице Тека осталась снисходительно-добродушной.

— Этот танец, сир, предназначен для того, чтобы человек учился полному контролю над своим разумом, телом и душой. И то, и другое, и третье является оружием бога. Жрецы Мезона смертельно опасны даже с пустыми руками, а не только когда они вооружены луком или мечом.

— Гхм-м, — Роффо громко недоверчиво хрюкнул и откинулся на мягкие подушки всем своим тучнеющим телом.

— Быстрее, — приказал он мальчику-слуге, который стоял позади него с опахалом. Нахмурившись, он покосился на Тека. — Не могли бы твои люди продемонстрировать что-нибудь любопытное? Что-нибудь такое… особенное?

Верховный жрец хлопнул в ладоши, и жрецы попадали на колени, прижимаясь лбами к красным изразцам пола.

— Ваше величество, — произнес Тек с бесконечным неодобрением в голосе,

— мы здесь для того, чтобы доставить удовольствие нашему богу, а не вам.

— Ну, пожалуйста, — капризным голосом попросил король. — Мезон знает, что я не хотел проявить неуважение к нему. Ты же сам все время говорил мне, что богу нравится, когда его жрецы время от времени устраивают маленькие представления и демонстрации. Почему бы вам не устроить представление перед своим королем? — И он улыбнулся, глядя снизу вверх в суровое лицо Тека. — Ах, как я жалею, что меня не было здесь, когда вы обратили в бегство этого молодого колдуна Гэйлона!

Упоминание об этом происшествии заставило губы жреца слегка изогнуться в усмешке.

— Я уверен, что это было для него болезненным переживанием. Ну хорошо, милорд… небольшая демонстрация силы бога не оскорбит его.

И он снова хлопнул в ладоши.

— Дети Мезона, попросите бога явить свой гнев!

Жрецы остались в том же коленопреклоненном положении, однако воздух стал наполняться низким гулом, который едва можно было услышать, но от которого сама земля завибрировала. Роффо поудобнее устроился на ложе. Это было больше похоже на проявление божественной силы, чем странные танцы. Тем временем в воздухе над молящимися жрецами что-то сверкнуло. Там плыла и дрожала корчащаяся мутная тень, полупрозрачный силуэт чего-то невообразимого, чуть подсвеченный изнутри зеленоватым сиянием. Тень росла и распрямлялась. Даже в тени беседки король ощутил на своем лице сильный, обжигающий, словно дыхание ветра в пустыне, жар. Ощущать его было крайне неприятно.

Тек взирал на происходящее словно в полном забытьи. Сомнения Роффо переросли в страх, но тут жрецы подняли вверх головы и дружно, как один, выкрикнули какое-то короткое, непонятное, звенящее, как сталь, слово. В наступившей за этим мертвой тишине палящая туча, повисшая над двором, взорвалась языками изумрудно-зеленого пламени, которые метнулись ввысь и растворились в прозрачном голубом небе.

Король Роффо промокнул покрытый испариной лоб чистым носовым платком и ткнул дрожащим пальцем мальчишку с опахалом. Могущество Мезона действительно было велико, а бог обещал многое. Предчувствия наполнили грудь короля. Скоро, очень скоро король-маг будет повержен. Мезон получит свою жертву и богатые дары, а он, Роффо, получит Виннамир — богатый естественными ресурсами край, за который постоянно сражались его предки, но который им так и не покорился.

Нужно будет построить новые акведуки, которые будут доставлять еще больше чистой горной воды к побережью Внутреннего моря. Для строительства новых городов и новых кораблей ему очень пригодится виннамирский лес. Все это позволит Ксенаре еще больше разбогатеть, и тогда Роффо сможет провозгласить себя императором, а не просто королем. Во всяком случае. Тек намекнул ему на это. Да, жизнь, оказывается, может быть прекрасной!

Последний свой привал перед возвращением в Каслкип Керил и Ринн сделали на берегу Великой реки. В это время года название «Великая» не очень подходило к ней. Самая большая река Виннамира обмелела и лениво петляла меж обнажившихся песчаных отмелей и огромных валунов, покрытых побуревшей от солнца речной травой. Так, однако, было не всегда. Королевский кузен помнил, как плоты и связки бревен плыли вниз по реке до самого залива Полной Луны на протяжении всего лета, однако после того, как были построены водоводы короля Роффо, сплав прекратился, так как слишком много воды из южного притока Великой уходило теперь в Ксенару.

Возвращение домой оказалось не очень трудным. Граница Ласонии находилась в шестидесяти лигах от Каслкипа, но Керил не торопился. Король крайне нуждался в его сообщении, а он не спешил его доставить. Гораздо приятнее было сидеть у лагерного костра и смотреть в огонь, вспоминая далекое, счастливое детство, проведенное в Оукхевене. Именно за этим занятием сон и настиг брата короля.

На следующее утро он и Ринн проснулись с первыми лучами солнца и сразу отправились дальше, стараясь покрыть оставшийся до замка небольшой отрезок пути еще до наступления изнуряющего полуденного зноя. К середине утра они уже достигли Киптауна, и Ринн заехал навестить семью, а Керил в одиночестве продолжил свой путь к замку. За время его отсутствия армейский лагерь над рекой разросся еще сильнее, а шум и резкие запахи, которые доносились из него, стали слышны чуть не за несколько миль. Небольшой отряд усердно тренировался на поляне в обращении с оружием под командой строгого капитана, и в клубах пыли, которые они подняли, этих фермеров и крестьян можно было по ошибке принять за солдат.

В конюшне его встретил старший конюх Лука. Свистком вызвав грума, он провел Керила вместе с его почтовой сумкой прямо в тронный зал, где король устраивал очередной прием. Но даже теперь Керил не спешил. Не обращая внимания на суету вокруг, он невозмутимо шагал по коридорам, и даже нетерпеливое приплясывание Луки не в силах было заставить его ускорить шаги.

В тронном зале царил слегка упорядоченный хаос. Торговцы и ремесленники всеми доступными средствами пытались привлечь к себе внимание, размахивая в воздухе счетами за услуги или за отпущенные товары. Рядом со входом Дэви разговаривал о чем-то с пожилым купцом, не обращая внимания на наседавшую толпу.

Сидевший на троне Гэйлон мгновенно заметил Керила.

— Господа! — громко объявил он, разом перекрывая шум. — Прошу простить меня, однако дело государственной важности незамедлительно требует нашего королевского внимания!

Поднявшись с тяжелого дубового кресла, король сделал Керилу знак следовать за собой в комнату заседаний Совета, которая располагалась за тронным возвышением. Дэви последовал за ними, захватив для Керила кружку вина.

— Благодарю, — пробормотал Керил, глядя, как герцог Госнийский молча подходит к королю и становится за спинкой его кресла во главе длинного стола.

— Добро пожаловать домой, братец, — улыбаясь, приветствовал его Гэйлон.

— А где Ринн?

— Он в городе, заехал к отцу.

— Хорошо. Расскажи же мне, как поживает прекрасная Ласония?

— Прекрасно поживает, сир, — мрачно отвечал Керил. — Это красивая страна. Почти такая же красивая, как Виннамир.

— Какой же ответ ты привез?

Нетерпение и беспокойство короля были очевидны, и его рыжеволосый брат вытащил из сумки небольшой свиток пергамента. Отложив сумку, он протянул письмо королю.

— Прочти нам его, — приказал Гэйлон.

Керил разорвал желтую ленточку и развернул пергамент.

— Нашему брату по королевской крови, Рыжему Королю, правителю Виннамира

Гэйлону Рейссону с приветствиями от Сорека Неле, короля всей Ласонии и…

Гэйлон раздраженно махнул рукой.

— Я совсем забыл, какой он словоблуд, этот старый ублюдок Сорек. Каков его ответ? Он пришлет нам на помощь свои войска?

— Нет, ваше величество. Ваша просьба была отвергнута, хотя я упрашивал, улещивал и уговаривал его целых две недели. Он боится. Правда, он обещал не нападать на нас, но это все… — Керил отвел взгляд. — Король Ласонии также отказал в убежище нашей королеве. Он также сообщил, что не примет на своей земле герцога Госни.

С этими словами он бросил на Дэви быстрый взгляд.

При упоминании своего титула Дэви перевел глаза с Керила на короля, и выражение его лица чуть заметно изменилось.

Бессильный гнев охватил Гэйлона.

— Мой брат по королевской крови откажет в убежище женщине с ребенком и мальчику? Почему он их боится?

— Милорд, Сорек хотел бы сохранить нейтралитет, дабы не навлечь на себя гнев бога Мезона и его жрецов. Он сказал… — Керил на мгновение опустил взгляд. — Он сказал, что после вашей смерти начнутся погромы, как это произошло после гибели Орима. И, если хоть кто-то из ваших родственников окажется в Ласонии, жрецы воинственного божества последуют за ними и туда, сея смерть и разрушения.

— Тогда где? — Гэйлон с силой сжал подлокотники кресла. — Где мне укрыть их, чтобы они были в безопасности?

Герцог Госнийский на один шаг отступил от кресла своего повелителя.

— Я пойду с вами, сир, — объявил он решительно.

— Ты отправишься туда, куда я тебе прикажу, — прорычал Гэйлон. — Почему ты решил, что неловкий юнец может быть мне чем-то полезен в бою? Дэви!

Герцог отошел к двери и скрылся за портьерами, и Гэйлон почувствовал, как все напряжение последних дней оставило его.

— Вот заварил я кашу! — проговорил он. — Королевскую…

— Да… — устало согласился с ним Керил.

— Ладно. Спасибо тебе…

— Дэви усиленно готовился к войне, милорд, а теперь вы заявили ему, что он не умеет сражаться. Вы назвали его неуклюжим. Жестокость всегда давалась вам быстро и легко, кузен…

— Спасибо тебе еще раз, Керил. Неужели ты не можешь придумать ничего лучшего, чем упрекать своего повелителя и короля?

Керил поскреб бородку:

— Конечно, я бы с большим удовольствием принял ванну, поел и отдохнул.

В конце концов, я всего этого заслуживаю.

— Тогда ступай. Только не рассчитывай, что сможешь отдыхать слишком долго. Армия отправляется в поход завтра перед рассветом, и ты должен отправиться с ней.

Вряд ли это известие обрадовало Керила, однако он лишь наклонил голову в знак покорности.

— И еще одно, братец, — мягко сказал ему вслед Гэйлон. — Ответь мне на один маленький вопрос…

Керил повернулся:

— Слушаю вас, милорд?

— Сколько раз ты упал с лошади за все время путешествия?

Керил слишком устал, чтобы сердиться или обижаться. В ответ он только хихикнул и вышел из комнаты.

Прошедшие несколько недель не принесли Тидусу ничего, кроме разочарований. Всю свою жизнь он считал себя умным и находчивым вельможей, однако внезапно обнаружилось, что для такого простого дела, как убийство, он малопригоден. К тому же в эти дни король редко оставался один, а по ночам он разделял ложе с королевой. Использование яда тоже оказалось невозможным — Дэви и Джессмин пробовали всю еду и напитки, которые подавались королю, проделывая это по большей части без ведома его величества. Тидус же вовсе не хотел погубить невинных людей из окружения Гэйлона ради того, чтобы добиться своей цели.

Главный советник короля совсем недавно узнал, что армия отправляется в поход завтра на рассвете, а это означало, что он должен либо убить короля в оставшиеся часы, либо вовсе отказаться от задуманного. Подстегиваемый возбуждением и страхом, пожилой советник незаметно следовал по пятам за своей жертвой большую часть дня, но ничего не смог предпринять. К счастью для него, в суете и сутолоке никто не обратил никакого внимания на ставшего в последнее время совершенно бесполезным старого советника — уже давно никто не советовался с ним и не интересовался его мнением.

Для человека, не обладающего никакой волшебной силой, единственной возможностью убить мага было застать последнего врасплох, лучше всего — во сне. Преисполнившись отчаянной решимости, Тидус некоторое время провел у дверей тронного зала, слушая, как торговцы и ремесленники умоляют короля уплатить им за поставки товаров и продовольствия армии. Затем кузен короля Керил, вернувшийся с депешей из Ласонии, уединился в комнате Совета с Гэйлоном и Дэви. Не прошло и нескольких минут, как герцог Госнийский снова появился в зале. Сохраняя на лице каменное выражение, он вышел в коридор и исчез, видимо, отправившись с поручением. Следом за ним ушел и Керил. Он тоже не заметил Тидуса, внимательно наблюдавшего за обоими.

Гэйлон Рейссон тем временем продолжил аудиенцию, пытаясь всячески успокоить и увещевать торговый люд, который ожидал оплаты. Осторожно взывая к патриотическим чувствам и обещая в будущем кое-какие льготы, обнищавший король в конце концов в основном рассеял неуверенность и страхи кредиторов. К вечеру последние из просителей покинули тронный зал.

Остававшийся все это время в коридоре Тидус осторожно приоткрыл двери и заглянул в щелку. Гэйлон, снявши корону, работал с бумагой и стилом за столиком герцога Госни. Прошло немного времени и он, до крайности утомленный, склонил голову на стол. Король был в зале один. Наконец-то! Но надолго ли?

Крепко сжимая под одеждой рукоятку кинжала, Тидус собрал все свое мужество. Дверь бесшумно распахнулась под его руками. Мягкие замшевые туфли даже не шуршали по каменным плитам пола.

Король сидел неподвижно, и голова его все так же покоилась на сложенных на столе руках. Он ничего не слышал и не подозревал, однако нужно было спешить. Только сделав свое черное дело, Тидус сможет отшвырнуть кинжал и с криком промчаться по коридорам, плача и стеная, умоляя позвать врачей к своему мертвому господину. Никто ничего не заподозрит.

Сдерживая дыхание, Тидус бесшумно поднялся по ступенькам тронного возвышения. Гэйлон не шевелился, словно он был уже мертв. Тидус сделал еще шаг и зашел сзади, готовясь нанести удар в незащищенную шею или в спину. В любом случае кровь короля испортит его белоснежный камзол, но тут уж ничего нельзя поделать. Со смертью этого человека умирала главная мечта и надежда Тидуса, но зарождалась другая. И он взмахнул кинжалом, чувствуя, как гнев и страх придают ему нечеловеческие силы.

Чьи-то руки внезапно вцепились в его запястье. Громкий вскрик на мгновение заставил Тидуса растеряться, но он тут же овладел собой. Это был не кто иной, как Дэви, который неожиданно бросился вперед, чтобы остановить убийцу. Тидус, увидев перед собой соперника, которого он считал слабым, лишь преисполнился отчаянной решимости довести дело до конца. Высвободившись из захвата, он нанес резкий колющий удар. Король как раз поворачивался к Тидусу лицом, и Дэви ничего не оставалось, кроме как броситься между ними. Советник почувствовал, как клинок на что-то наткнулся, и с ужасом увидел, как длинное лезвие вонзается в шею герцога.

Гэйлон, потрясенный, подхватил падающего на пол герцога. Тидус, взвыв от отчаянья, бросил кинжал на пол и рухнул на колени, обняв ноги короля. Рыдания сотрясали его плечи. Он знал, что одной лишь силой мысли Гэйлон способен обрушить на него огненное возмездие Камня.

Однако ничего не происходило. Гэйлон пальцами зажимал страшную рану на шее герцога, из которой фонтаном хлестала кровь.

— Беги за помощью! — резко приказал он, широко раскрыв глаза.

— Что я натворил, милорд! — простонал Тидус.

— Скорее! Найди Миск или Гиркана, только поспеши. Сделай это, и я клянусь, что отпущу тебя невредимым. Ты будешь свободен, Тидус, только поторопись!

Доренсон выбежал из зала и помчался по коридору — горько плача, стеная и призывая на помощь.

Ярко-алая кровь продолжала струиться из-под пальцев Гэйлона, несмотря на то, что он напрягал все свои силы, зажимая рану. Веки юного герцога дрогнули, но глаз он не открывал, как ни умолял его Гэйлон прийти в себя. В конце концов Гэйлон скорчился на полу, крепко прижимая Дэви к груди. Приступы горя и гнева сменяли друг друга, пятна крови покрывали обоих, а секунды тянулись невыразимо медленно.

Он мало задумывался о причинах, которые побудили Тидуса Доренсона совершить этот поступок. Дэви, герцог Госнийский, принял на себя удар, предназначавшийся его Рыжему Королю. Именно этого самопожертвования Гэйлон так боялся и поэтому отказывался принять, однако теперь он убедился, что подобное бескорыстие и благородство отвергать нельзя.

И он отвел прядь черных волос с бледного лица юноши свободной рукой.

— Не умирай! Пожалуйста, не умирай! — пробормотал Гэйлон и сразу вспомнил, что такие же слова он говорил другому герцогу Госнийскому много лет назад. — О Миск! Неужели ты не видела этого? Почему тебя нет рядом?!

— Я здесь, — негромко произнесла за спиной Гэйлона маленькая женщина.

Затем ее голос стал громче и ближе:

— Я не могу влиять на все, что вижу, Гэйлон. Иногда события должны произойти так, как они должны…

— Скажи мне, он будет жить? — спросил король, когда Миск опустилась на колени рядом с ним.

— Может быть, если мы не станем мешкать.

Миск положила на пол нечто завернутое в промасленную ткань и развернула. Внутри оказались странные изогнутые иглы с продетыми в них нитями и какие-то инструменты, похожие на маленькие ножницы. Напевая незнакомую монотонную песню, Миск прижала палец к виску Дэви, и Гэйлон почувствовал, как мгновенно ослабел поток крови, сочившейся из раны.

— Прижми пальцем вот здесь, как я, — сказала Миск. — И воспользуйся своим Камнем. Сделай так, чтобы сердце билось помедленнее.

— Его сердце и так едва бьется! — испуганно возразил Гэйлон. — Оно может остановиться совсем.

— У нас нет времени для ненужного беспокойства, — строго сказала Миск.

— Делай, как я велю, или он наверняка умрет.

Гэйлон подчинился и стал смотреть, как Миск работает, хотя ее руки двигались так быстро, что уследить за ними было нелегко. Рана на шее оставалась открытой, пока Миск при помощи своих игл сшивала рассеченные артерии и вены и завязывала нитки микроскопическими узелками.

В тронный зал вбежал запыхавшийся Гиркан и всхлипывающий Тидус в сопровождении двух стражников.

— Что она делает?! — ужаснулся лекарь, вскарабкавшись по ступенькам тронного возвышения. — Или это магия?

— Нет, не магия, — объяснила Миск. — Ваши потомки научатся этому… когда-нибудь, если Гэйлон Рейссон исполнит то, что назначено ему судьбой, и сыграет свою роль в истории этого мира.

С этими словами она достала из свертка с инструментами маленький бумажный пакетик.

— Целебный корень «Золотая печать». Кое-какие природные лекарства обладают могучей силой, которую можно использовать во все времена.

И она припорошила открытую рану золотистым порошком.

— Я не могу обеспечить стерильность в этих условиях, но инфекцию можно победить и другими способами, — пояснила она.

— Что такое стерильность? — Гиркан наклонился ниже, чтобы лучше видеть.

— И что будет с нитками, которые остаются в теле человека?

— Со временем они растворятся. Они сделаны из кошачьих кишок, — Миск принялась стягивать края раны.

— Струны лютни вместо нитей? — Гиркан фыркнул и покачал головой. — Да одного этого хватит, чтобы началось заражение.

Миск похлопала Гэйлона по плечу окровавленными пальцами.

— Можешь отпустить.

Гэйлон убрал палец и глубоко вздохнул. Пока Миск работала, его собственное сердце тоже чуть не остановилось от волнения и теперь бешено стучало в груди. Дэви был все так же бледен и не приходил в себя.

— Некоторое время он будет чувствовать слабость от кровопотери, — негромко сказала Миск. — Пусть побольше спит. Позаботься о том, чтобы ему было тепло. Я буду готовить специальные травяные настои…

— Сир, — один из стражников шагнул вперед. — Лорд Доренсон во всем признался. Какие будут приказания?

— Отпустите его, — с трудом проговорил король.

— Милорд?..

— Отпустите его, — повторил Гэйлон, глядя на советника. — Герцог будет жить, и я сдержу свое слово. Возьми с собой те вещи, которые сможешь унести, Тидус, и убирайся из Виннамира. Но помни, что моя милость имеет границы. Если ты хоть раз попадешься на моем пути, наказание за измену настигнет тебя.

Говоря это, Гэйлон сжал руку в кулак, и его Камень полыхнул ярким голубым огнем.

Тидус, вытирая припухшие, покрасневшие глаза, со щеками все еще мокрыми от слез, отшатнулся.

— Сопроводите лорда Доренсона в его покои, — приказал стражникам король. — Помогите ему собраться, но не вздумайте дурно с ним обращаться.

14

Болезненные ощущения, вызванные раной, были вполне переносимы, и Дэви иногда и вовсе забывал о них, полностью отвлекаясь на другие события. Утро следующего дня он встретил, сидя на дюжине мягких подушек и старательно наклоняя голову набок, пока Гиркан осматривал рану на шее. Через окно спальни лился свет поднявшегося высоко над горизонтом солнца, а это означало, что армия Виннамира давно выступила в поход, направляясь под командой Гэйлона в долины Нижнего Вейлса. Выступила в поход без герцога Госнийского.

— Вам удивительно повезло, мой юный друг, — заметил лекарь, осторожно прикасаясь толстыми пальцами к аккуратным стежкам.

Дэви зашипел от боли и оттолкнул его руку.

— Я себя что-то не чувствую счастливчиком.

— Но Тидус мог перерезать вам горло. В этом случае даже Миск с ее искусным шитьем не смогла бы вам помочь. Я непременно должен забинтовать вам шею, герцог.

— Миск сказала не надо, — Дэвин снова оттолкнул руки Гиркана. — Она говорит, что доступ воздуха поможет ране скорее залечиться.

Это высказывание заставило доктора раздраженно проворчать:

— Тогда не обвиняйте меня, молодой человек, если ваша рана воспалится.

Я сделал все, что мог. Я старался…

— Гиркан, дорогой, — сказал Дэви как можно ласковее. — Уходи.

Пожалуйста.

Оскорбленный в лучших чувствах толстяк-доктор принялся собирать свои снадобья, разложенные на столике у кровати.

— Разумеется, милорд. Как вам будет угодно.

Он вышел из покоев, высоко подняв двойной подбородок.

Скрестив на груди руки, герцог Госни посмотрел в окно. Снаружи начинался жаркий летний день. Миск сказала, что он поправится через неделю. Целую неделю ему придется оставаться в постели, не прикасаясь ни к ране, ни к стежкам, как бы они ни чесались. Разумеется, стоило герцогу подумать об этом, как рана немедленно начала немилосердно зудеть. Этот зуд оказалось переносить гораздо труднее, чем боль в поврежденных мышцах и сосудах, хотя, поразмыслив, герцог пришел к заключению, что это была всего лишь еще одна из тех бед, которые свалились на него.

Рыжий Король еще раз отверг своего герцога. А почему бы и нет? Что может предложить могучему королю-магу зеленый юнец? Кроме того, Гэйлон ясно дал Дэви понять, что если сам он погибнет в этой войне, то его сын и наследник должен быть воспитан герцогом Госнийским, как некогда был воспитан Дэрином Госни сам Гэйлон. Такова была логика слов и поступков короля, но, даже поняв ее, Дэви не чувствовал себя менее несчастным.

Погруженный в эти невеселые размышления, Дэви не обратил внимания на негромкое царапанье в дверь, однако последовавший за ним резкий стук вывел его из состояния мрачной задумчивости.

— Войдите, кто там? — сердито откликнулся Дэви, все еще подавленный своими невзгодами. Он ожидал появления слуги с обедом, есть который ему не хотелось.

— Вы что-то особенно приветливы сегодня, ваша светлость, — заметил с порога Гэйлон. — Может быть, мне зайти попозже?

— Нет, — быстро ответил Дэви и добавил: — сир…

Король был одет довольно просто — в кожаный камзол без рукавов и такие же штаны, подпоясанные шнуром. Кожа была грубой, ничем не украшенной, и потому костюм короля весьма походил на одежду, которую носили беднейшие из крестьян королевства. В руках король держал длинный предмет, завернутый в толстую шершавую мешковину.

— Ты уже не так бледен, как прошлой ночью, — заметил Гэйлон, улыбаясь.

Дэви, однако, обратил внимание на то, что под глазами Гэйлона появились темные круги. — Как твои дела?

— Гораздо лучше, чем несколько минут назад, — искренне ответил Дэви, с любопытством поглядывая на таинственный сверток, который король положил поверх одеяла.

— Почему ваше величество еще здесь? И где наша армия?

— Армия отправилась в поход рано утром, как и было задумано. Войско возглавил Мартен, а Ринн, Арлин и Керил помогут ему. Я догоню их позднее.

Дэви шумно вздохнул:

— А я?

— Нет, дружище. В отношении тебя ничего не изменилось. Я не могу рисковать тобой в битве.

— Мартен считает, что в обращении с мечом я ничуть не хуже других, — заспорил было Дэви. — И я достаточно взрослый. Барни, сыну бакалейщика, всего шестнадцать, а он лучник. Кроме него есть еще несколько таких же молодых парней. А мне исполнится шестнадцать в день летнего солнцестояния.

Гэйлон нахмурился:

— Тебе так хочется начать проливать кровь?

— Нет, милорд, — быстро ответил Дэви. — Мне хочется сделать все, чтобы не пролилась ваша.

— Мне кажется, я не должен больше рассчитывать на твою отвагу и героизм, Дэви, особенно после прошлой ночи.

— Защищать вас — моя обязанность и долг.

— А мой долг — защищать тебя… — король покачал головой. — Мы обсудим это позже. Пока же тебя, как представителя рода Госни, ждет другая обязанность. Я хочу, чтобы ты сохранил для меня вот это…

Он потянул за край свертка, и из буро-коричневой ткани выкатился на колени Дэви старинный обоюдоострый меч. Дэви во все глаза смотрел на потрескавшиеся от времени кожаные ножны и чувствовал странное отвращение, нарастающее в нем. Один только вес оружия заставил его внутренне содрогнуться.

— Мой отец, — пояснил Гэйлон, — дал эту вещь твоему отцу, чтобы он передал ее мне. Теперь обязанность хранить этот меч ложится на твои плечи. Однажды ты передашь его моему сыну.

Догадка осенила Дэви, и он еще раз вздрогнул от страха.

— Это Кингслэйер…

— Да.

Чувствуя, как его влечет какая-то новая, доселе неведомая ему сила, Дэви протянул руку, чтобы схватиться за уродливую, покрытую треснувшей глазурью рукоять. Мгновенно руку его закололи тысячи невидимых иголок, а пламень и лед рванулись по руке к плечу. Перед глазами заплясали неясные размытые образы, а в сознании всплыли мрачные, всепоглощающие инстинкты: ярость, ненависть, плотское желание. Он словно заглянул во мрак бесконечной ночи, в которой даже звезды напоминали пойманных в капканы зверьков.

— Дэви!

Меч сверкнул золотым огнем и завел какую-то отдаленно звучащую песнь о могуществе и власти, но в этот момент Гэйлон вырвал меч из крепкой ладони своего герцога. Дэви ощутил внутри щемящую пустоту, голова потяжелела и запрокинулась, а боль в ране стала нестерпимой. Это, однако, помогло ему прийти в себя.

— О боги… — прошептал король, — ты унаследовал от своего отца больше, чем я предполагал. Может быть, у тебя случайно и Колдовской Камень есть?

— Нет, — в этом коротком ответе прозвучало явное сожаление.

Юноша собрался с силами и снова сел, упираясь спиной в подушки.

— И все же ты каким-то образом разбудил меч, — Гэйлон задумчиво нахмурился. — Или почти разбудил. А я не могу этого сделать без помощи Камня.

Пристально глядя на юношу, он продолжил:

— Ты знаешь, что в жилах Дэрина текла кровь Черных Королей. И в твоих она тоже есть. Наверное, Кингслэйер каким-то образом чувствует это. Что ты почувствовал, когда взялся за рукоятку?

Дэви снова вздрогнул:

— Смертельную ярость, безумие, только… только эти чувства казались далекими, как бы существующими отдельно от меня.

— Ну что же, мой герцог, благодари свою судьбу. Как бы и мне хотелось того же… — Король почти любовно погладил кожаные ножны. — Когда меч пробуждается в моей руке, я ощущаю непреодолимую жажду сеять смерть и разрушения. Чем бы ни было когда-то это волшебное оружие, темные силы Орима навеки завладели им… и завладеют любым, кто стремится им воспользоваться.

— Так вот почему вы отказываетесь прибегнуть к Наследию, милорд?

Гэйлон рассеянно кивнул:

— Теперь, когда я вижу, как на тебя влияет меч, я сомневаюсь, разумно ли будет поручить тебе хранить его.

— Я должен, — поспешно проговорил юноша, боясь потерять ощущение того волшебства, которым он владел.

— Хорошо, — согласился король, но в его голосе еще звучало сомнение. —

Но ты должен пообещать, что будешь осторожен. Храни эту вещь завернутой в ткань и держи только за ножны. Как только ты поправишься, ты должен будешь спрятать меч. Прячь хорошо, чтобы даже я не мог его найти. Чем ближе мы к войне, тем слабее становится моя решимость.

— Сир, — герцог Госнийский выпрямился на постели. — Наследие Орима должно отправиться вместе с вами на юг. Неужели вы думаете разгромить врага без него?

— Нет, — сердито возразил Гэйлон. — Я никого не собираюсь громить. Наша задача — остановить противника в Морском проходе или задержать его до первых снегопадов. Мы уже тысячу лет успешно обороняемся таким способом. Ксенара не сможет кормить такую армию столько времени. В конце концов союзники Роффо устанут ждать и разойдутся по домам.

— Но… Арлин сказал, что они сметут нас. Он считает, что нам не выстоять против такого количества и что только Кингслэйер может спасти нас.

— В самом деле? — фыркнул Гэйлон. — Послушай меня, Дэви. У Кингслэйера не может быть друзей, только враги. У него только одна цель — убивать. Никто не может чувствовать себя в безопасности — ни солдаты Роффо, ни наши. Ты понял?

Герцог посмотрел долгим взглядом на древнее оружие, лежащее у его ног, потом на Гэйлона.

— Я понимаю, чего вы боитесь, ваше величество, — сказал он, и Гэйлон непроизвольно сжал челюсти. — Но я уверен, что Арлин прав и что в любом случае нас ждет большая резня. Возьмите Кингслэйер с собой, сир, и воспользуйтесь им, когда падет наша оборона.

— О боги! Пятнадцатилетний герцог приказывает своему монарху! Где это видано?! — взорвался Гэйлон. — Твой отец тоже настаивал, чтобы я взял в руки этот меч, да и Миск твердит о том же.

— Тогда, скорее всего, вам этого не избежать. Меч тысячу лет ждал Рыжего Короля, который в конце концов сумеет завладеть им полностью и сможет управлять им. Мы все читали легенду, записанную во всех исторических книгах. Там говорится о Рыжем Короле, который сумеет поправить все зло, которое Орим причинил своим оружием.

— Очень может быть так, что я причиню этим оружием еще больше зла, чем Орим, — Гэйлон мрачно улыбнулся. — Или превращусь в груду костей, с которых сорвано мясо, как это произошло с самим Черным Королем… и с Люсьеном. Меч справедливо назван Кингслэйером — Убийцей королей. Или ты позабыл эту часть легенды?

По мере того как король говорил, возбуждение покидало герцога. Гэйлон это заметил.

— Но все равно, Дэви, ты выиграл наш спор. Наследие отправится со мной в Ксенару.

— А я?

— На этот вопрос я тебе уже ответил.

Дэви почувствовал нарастающее внутри разочарование и бессильный гнев.

— Если вы оставите меня здесь, сир, я клянусь, что последую за вами в любом случае!

Камень в перстне Гэйлона сверкнул голубым огнем и погас. Вместо гнева Дэви с удивлением увидел печаль на лице короля.

— Твой отец был таким же упрямым, — пробормотал Гэйлон. — Ну что ж, пусть будет по-твоему. Поедем вместе, если ты должен.

Дэви услышал в голосе короля такую покорность судьбе, что в животе его шевельнулся ледяной комок страха.

Сидя перед зеркалом из полированной бронзы, королева прикоснулась к своим длинным, желтым, как мед, волосам мягкой щетинистой щеткой и провела сверху вниз, потом еще раз, вполголоса считая разы. Она проделывала это совершенно бессознательно, так как разум ее был занят совсем иными вещами. Король останется с ней еще на пару недель, пока Дэви не поправится. Для нее это было как отсрочка смертного приговора, которая лишь продлит мучения. Джессмин уже попрощалась с Гэйлоном, а теперь все повторится.

Внутри нее что-то затрепетало, и она в испуге прижала ладони к округлившемуся животу. Шевеление повторилось. Эрин, главная кухарка замка, которая становилась матерью уже пять раз, говорила ей, что ребенку еще рано шевелиться, но Джессмин была уверена, что это крошечная пятка или кулачок стучится в ее лоно изнутри. Ее печаль и радость смешались в груди странным образом, и на щеку Джессмин выкатилась одинокая слеза.

Сильная, мозолистая рука легла на ее обнаженное плечо, и Джессмин запрокинула назад голову, чтобы взглянуть в лицо короля, который неслышно вошел в ее покои. Гэйлон поймал ее слезу на кончик пальца и поднес ее к губам, затем наклонился и легко поцеловал королеву в лоб.

— Моя госпожа, — ласково прошептал он, опускаясь на колени на ковер рядом с ее креслом. — Теперь, когда армия ушла, у меня слишком много свободного времени. Давай проведем его вместе?

— Это будет честь для меня, господин мой, — Джессмин взяла его правую руку и приложила к животу.

Нерожденный младенец снова забарахтался в своей мягкой темнице, и Гэйлон судорожно вздохнул. На лице его появилось мечтательно-любопытное выражение. Затем, хотя продолжалось это меньше секунды, Джессмин разглядела в глубине его глаз так хорошо ей знакомое мрачное, озабоченное выражение. Впрочем, она знала способ отвлечь короля от этих мыслей. Она прижалась губами к его рту, и в середине этого долгого и сладкого до головокружения поцелуя его рука прижалась к нежной, слегка уже набухшей груди Джессмин.

— Я всегда буду любить тебя, — прошептал Гэйлон, обнимая ее.

Ринн прискакал в голову колонны поздно утром. Его светлые волосы и плечи были покрыты толстым слоем пыли, а на лице подсыхала грязная маска из грязи, смешанной с потом. Даже бока его черного жеребца оделись дорожной пылью. Арлин попытался притвориться, что не замечает всего этого, однако не выдержал и улыбнулся.

— Попробуй сам не испачкаться, когда едешь позади армии, которая растянулась на две лиги и пылит, словно стадо баранов, — проворчал Ринн, пуская своего коня шагом.

— Как там успевают фургоны? — поинтересовался Мартен, который рассматривал разложенную на луке седла карту, нарисованную на тонкой овчине.

— Лайль заехал в глубокую рытвину, и у его фургона сломалась ось. Они нагонят, как только поставят новую.

— Не мешало бы им поторопиться, — заметил Арлин.

Лайль и его отряд сопровождали огромный трехосный фургон с запасом стрел для лучников и арбалетчиков.

— Что там впереди? — спросил он у Мартена. — Есть ли подходящее место для лагеря?

— Через пять лиг будут две узкие горные долины. Там будет довольно тесно, но нам надо протиснуться… — Мартен покосился на Ринна. — Поезжай назад, Ринн, и найди мне по меньшей мере две дюжины добровольцев — верховых лучников. Нам нужно отправить два или три охотничьих отряда, которые поедут впереди нас, чтобы вечером нам было чем поужинать.

— Почему бы тебе не послать Арлина? — возмутился сын портного. — Или Керила? Кстати, где этот королевский родственничек?

— Он отправился вперед разведывать дорогу, — объяснил Мартен. — А теперь делай что я сказал, или потом получишь нагоняй от короля.

Ринн развернул своего пыльного жеребца и, ударив его пятками, заставил его поскакать неуклюжим галопом в обратном направлении.

Длинная колонна пеших солдат, которые шагали неровными рядами, растянулась довольно далеко, но в армии царило товарищество, и часто раздавался смех. Люди были утомлены, но предстоящие приключения возбуждали и подстегивали их. Сомнения и страх придут позже.

Арлин приподнял голову и посмотрел в высокое голубое небо. К дороге вплотную подступали склоны лесистых холмов, и по ним сбегали вниз звенящие ручьи. Если бы не тень этих деревьев и не прохладный, насыщенный влагой ветерок, этот переход был бы намного трудней. И не только из-за пыли.

Рядом с ним снова зашуршал своей картой Мартен. Он часто и подолгу изучал ее, словно надеялся в этом причудливом переплетении линий отыскать нечто такое, что могло бы помочь крошечной армии, словно ждал, что вот-вот ему в голову придет блестящий победный план, но все его усилия ни к чему не приводили. Напротив, с каждым днем безнадежность их положения становилась все очевиднее. И Мартен, и Арлин понимали, что большая часть этих отважных людей, которые маршировали по пыльной дороге, идут навстречу своей смерти. Кингслэйер мог бы быть их единственной надеждой остаться в живых, но король был непреклонен: Наследие Орима не будет использовано ни при каких, даже самых грозных обстоятельствах. Солдаты, правда, не были в это посвящены. Их вера в короля не должна колебаться.

— Может быть, — негромко сказал Мартен, не отрывая взгляда от карты, — может быть, ты подумаешь, стоит ли тебе оставаться с нами? В обоих случаях ты можешь погибнуть, но если будешь на стороне победителей, твоя семья сможет тобой гордиться.

Южанин пожал плечами и потер кончики бесчувственных пальцев:

— Если бы победа была мне важна, я бы подумал.

— Предпочитаешь быть с теми, на чьей стороне правда?

— Как утверждает история, прав всегда победитель.

— Тогда почему? — удивился эрл.

— Сначала скажи мне, почему ты не хочешь оставить это безнадежное дело?

— возразил Арлин.

— Из-за короля… Нет, из-за Гэйлона Рейссона.

Мартен понял, что ответил за обоих, и криво улыбнулся другу.

Шатры воинов Мезона сверкали снежной белизной под жарким полуденным солнцем. Король Роффо, освободившись от своих душных доспехов, растянулся в тени полотняного павильона Тека, передний полог которого был поднят. Он не сводил глаз с широкого и голого склона горы, который вел вверх, к Морскому проходу в Серых горах. Наконец-то задул свежий, упругий ветер, который хлопал плотной тканью и отгонял назойливых насекомых, однако поднятые им тучи пыли и соленого песка были настоящим проклятьем.

Юный послушник принес ему вина со льдом, и король с благодарностью принял чашу. Откуда жрецы доставали лед в такую, жару оставалось тайной даже для него, но Роффо не особенно стремился об этом узнать. Он отпил глоток, прислушиваясь к топоту множества ног и лязгу стали за стенами павильона. Как ни стар он был, однако самый вид и звуки этого огромного военного лагеря заставляли его кровь быстрее течь по жилам.

Вскоре в шатер вошел Тек. Его длинная накидка трепетала на ветру. Верховный жрец поклонился и, отыскав походное складное кресло, уселся в него. Немедленно появилась еще одна чаша с вином.

— Сколько еще ждать? — спросил король.

Тек сделал из чаши большой глоток и ответил:

— Бог явил мне армию наших врагов. Она движется на юг. Я думаю, что они подойдут через неделю.

— Почему нам не захватить тропу сейчас? — проворчал Роффо. — Мы уже давно готовы. Мы могли бы поставить Виннамир на колени, не дожидаясь, пока подойдет эта армия.

— У Мезона иные планы, и мы должны подчиниться его воле, не спрашивая, почему и зачем, — Тек отпил еще вина. — К тому же, как вам кажется, не лучше ли вести войну на тропе, чем топтать плодородные земли Нижнего Вейлса?

Роффо потянул себя за усы.

— Нам известно, что кровь — превосходное удобрение.

— Даже если это твоя собственная кровь? — реакция Роффо заставила жреца негромко рассмеяться. — Будьте терпеливы, сир. Мезон на нашей стороне.

Пока Дэви выздоровел, прошло две недели. За это короткое время аккуратные лужайки Каслкипа снова заросли и успели высохнуть под палящим летним солнцем. Садовник и его подручные присоединились к королевским копейщикам и теперь вместе с армией находились по пути на юг. Розовые кусты в саду изнемогали под тяжестью многочисленных цветов, так как некому было их срезать и делать букеты, которые украшали покои королевы. Оранжевая календула и хмельник, однако, умудрились вырасти, даже несмотря на засилье буйно разросшихся сорняков, и радовали глаз своими яркими красками на клумбах вокруг фонтанов.

Гэйлон еще раз оглядел сад, пытаясь запомнить эту картину и надолго удержать ее в памяти. Замок купался в потоках яркого утреннего света и не выглядел больше мрачным и угрюмым. Молодая женщина, стоявшая подле его коня, тоже была освещена лучами солнца, и в глазах ее дрожали слезы. Несмотря на это, Джессмин улыбалась. Миск, поддерживавшая ее под локоть, протянула Гэйлону кожаный мешок с травами.

— Это для Дэви, — пояснила она, — но и ты должен пить эти настои. Они помогут тебе расслабляться и отдыхать. Будь осторожен, Гэйлон Рейссон. Слушайся своего сердца и не слушай моего брата. Сезран в конце концов присоединится к твоей армии, но он сделает это лишь ради себя.

Сказав это, Миск неожиданно резко повернулась и ушла.

Гэйлон перегнулся с седла, чтобы поцеловать Джессмин, но она отвернулась.

— Как ты считаешь, — спросила она, — женщины везде на прощанье целуют своих уходящих на войну мужей?

— Скорее всего, да, моя госпожа.

— А знают ли они, что, может быть, они целуют их в самый последний раз?

Гэйлон не нашелся что ответить. Гнедая кобыла под ним переступила с ноги на ногу и шаркнула копытом.

— Когда мне было два года, — продолжила Джессмин, встречаясь с Гэйлоном взглядом, — ты имел обыкновение приводить меня на середину газона и убегать.

— Как, я уже тогда был чудовищем? — невесело удивился Гэйлон. — У тебя долгая память, женушка.

— Я помню это только потому, что я сильно пугалась. Мне казалось, что ты больше никогда не вернешься, — Джессмин протянула руки, обняла склонившегося Гэйлона за шею и крепко прижала к себе. — Обещай мне, что не умрешь. Обещай мне вернуться.

Гэйлон почувствовал на своем лице ее горячие слезы.

— Я обещаю, моя госпожа, — прошептал он ей на ухо. — Обещаю, что всегда буду с тобой.

— Поехали! — раздался сзади них чей-то голос.

Король осторожно высвободился из объятий Джессмин и выпрямился.

Дэви шагом ехал через лужайку, таща за собой их вьючную лошадь. С его широкого пояса свисал старинный обоюдоострый меч. Улыбаясь, он остановился рядом с ними, затем заметил мокрые щеки Джессмин.

— Не беспокойтесь, миледи, — бодро объявил он, — я сберегу его для вас.

— Я знаю.

Джессмин знаком велела ему наклониться к ней и внезапно поцеловала его прямо в губы.

Бледное лицо герцога Госнийского стало малиново-алым, и Гэйлон расхохотался, отчего юноша смутился еще больше.

— А где же мой поцелуй?! — возмутился Гэйлон.

— Ваш, милорд, — отвечала со слабой улыбкой Джессмин, — будет ждать вашего возвращения.

— Тогда мне придется поторопиться, — Гэйлон развернул кобылу, чтобы скрыть боль, причиненную ему словами Джессмин.

Выезжая со двора и на дороге к городу, он слышал позади стук копыт обоих лошадей Дэви, но ни разу не обернулся. Шум лагеря и крики мужчин, упражняющихся с оружием, больше не оглашали окрестности замка. Солнце карабкалось все выше над притихшей пустынной землей, и знойный летний день быстро вступал в свои права. В зарослях звенели цикады. Смерть и война казались очень далеко, хотя на самом деле они ждали всего в ста двадцати пяти лигах к югу.

15

Король и его юный герцог по пути на юг ненадолго остановились в Ривербенде. Проезжая по улицам городка, они видели лишь женщин и детей, даже пожилые мужчины попадались им редко, и Дэви не без тревоги направил гнедого ко двору гостиницы «Веселая Речка». Здесь, в тени древнего раскидистого дуба, росшего у заднего крыльца гостиницы, он остановился. Постоялый двор с его облупившимися стенами и перекошенными ставнями совсем не изменился, и Дэви это казалось тем более странным после всех перемен, которые произошли в его жизни.

Гэйлон остановил свою кобылу рядом с юношей.

— Мы могли бы задержаться здесь на денек, если хочешь.

— Нет, — ответил Дэви после секундного размышления. — Мы даже не будем заходить, просто проедем мимо.

В этот момент дверь распахнулась, и из полутемных сеней показалась какая-то фигура. На секунду Хэбби задержалась на крыльце вглядываясь в лицо сына, а потом в глазах ее сверкнула радость.

— Дэви!

Дэви был поражен. Его мать никогда не была склонна выставлять напоказ свои сильные чувства, и видеть ее столь счастливой было ему непривычно. Справившись с собой, он перегнулся с седла, чтобы обнять ее и подставить щеки для поцелуев.

— Входи же. — Хэбби узнала Гэйлона, и ее радость сразу погасла. — Входите оба…

— Мы торопимся присоединиться к нашей армии в Нижнем Вейлсе, мам, — объяснил Дэви. — Мне очень жаль, но мы не можем…

— Да-да, конечно. Я понимаю, — Хэбби кивнула и с трудом улыбнулась: —

Ты так вырос, Дэви! И одет как настоящий герцог и солдат — я еле узнала тебя. Мне показалось, что в мой двор заехали два знатных господина, вот я и…

Дэви неловко разглядывал зажатые в руке поводья.

— Как ты тут жила, ма? Все ли благополучно?

— Какое может быть благополучие, если родной сын едет на войну? — Хэбби снова посмотрела на Гэйлона, на этот раз со странным вниманием. — Прошу вас, милорд, берегите его. Он еще мальчик.

Отчаяние, прозвучавшее в ее голосе, заставило юного герцога с трудом сглотнуть, однако ответ короля оказался еще более обескураживающим:

— Как бы вы ни думали, мадам, но его жизнью я дорожу куда больше, чем своей собственной. Я потерял его отца и не хочу потерять сына.

Хэбби наклонила голову.

— Когда-то я желала вам зла, Гэйлон Рейссон, да и сейчас не питаю к вам особой любви. Я стану молиться за победу Рыжего Короля только ради Дэви и ради Виннамира.

— Тогда пусть боги Виннамира услышат ваши молитвы. — Король кивнул Дэви: — Я поеду вперед, если тебе нужно немного…

— Нет, — перебил Дэви поспешно. — Времени нет. Прощай, ма.

Хэбби подняла было руки, чтобы обнять сына, но не дотянулась и бессильно уронила их вниз. Дэви развернул своего коня. Выезжая на дорогу, он все еще чувствовал на себе ее взгляд.

Виннамирская армия пришла в Нижний Вейлс чуть позже запланированного времени, что объяснялось в основном частыми поломками фургонов. Несколько беспорядочно, зато без всякого промедления солдаты разбивали палатки и обустраивали свои стоянки. Зреющий урожай почти везде погиб под ногами и копытами, однако этого и следовало ожидать. Фермеры, от чьих полей ничего не осталось, вливались в ряды солдат, и численность маленькой армии увеличилась до четырех тысяч человек.

Мартен, выйдя из палатки и оглядывая поля, решил, что их шансы, пожалуй, увеличились. Над головой нависало тяжелое серое небо, а в низинах и балках скапливался туман. На таком расстоянии от морского побережья ранний утренний туман был одновременно и благословением, и проклятьем. Уже сейчас морская влага превратила жирную плодородную почву долины в вязкую тяжелую грязь, которая липла к башмакам солдат и копытам коней, а фургоны и повозки то и дело соскальзывали в ирригационные канавы или вязли в колеях.

В палатке за спиной Мартена продолжал спать Арлин. В последнее время молодой южанин отчего-то быстро утомлялся, а его аппетит ухудшился. Впрочем, напряжение последних дней могло воздействовать на различных людей по-разному. Сам Мартен почти не мог спать и поэтому немного завидовал своему спящему другу.

Вдали на трехглавом холме высилась усадьба Мартена. Она была пуста. Леди Вайла с детьми, так же как и семьи фермеров, уехали на север, в Ривербенд и другие поселки. Скоро прибудет король, и тогда начнутся военные действия. За горами, на широкой южной равнине ждал их могучий враг.

Мартен мрачно улыбнулся. Накануне он послал Ринна и Керила вместе с двумя лучниками из числа здешних жителей к водоводам, надеясь что им удастся доставить врагу небольшое неудобство. Если счастье будет на их стороне, то вместо мелких неудобств армию противника ждет крупная неприятность.

— Пригнись! — громко предостерег Керила Ринн, когда кузен короля безрассудно выпрямился, чтобы посмотреть вперед поверх зарослей кизила, в которых укрывались разведчики.

Ветки этого кустарника были усыпаны мелкими белыми цветами, и от движения Керила от потревоженных растений поплыл сладкий аромат пыльцы. Редкие листья этого кустарника почти не скрывали маленький отряд, однако лежать в любом случае было безопасней.

Керил послушно упал на влажную мягкую землю, едва не задев свой арбалет.

— Чего от нас хочет Мартен? Что мы должны сделать?

Им не было нужды говорить тихо. Скрежет и стук ветряных насосов способен был заглушить и более громкие звуки. Шум водяного потока и завывание ветра, который почти постоянно дул в этом ущелье, приводили к тому, что человек почти немедленно получал здесь сильную головную боль, от которой потом было нелегко избавиться.

Сын портного с любопытством разглядывал ветряки Роффо. Четыре огромные постройки были выше, чем самые высокие дома, которые Ринн когда-либо видел. Широкие лопасти, сделанные из парусины, натянутой на деревянные рамы, действовали как паруса, улавливая ветер и вращая механизм, который качал воду почти вертикально вверх по сложенным из камня колодцам, диаметр которых был больше человеческого роста. Отец как-то рассказывал Ринну, что тысячи ксенарских рабов трудились здесь больше десятка лет, возводя эти колодцы и прорубая тоннели в скалах. Теперь драгоценная виннамирская вода поднималась насосами до этих тоннелей и под давлением шла сквозь гору, выходя на поверхность лишь на южных склонах Серых гор. Оттуда она текла по акведукам в Занкос и Катай.

— Чего от нас хочет Мартен? — снова спросил Керил. Он тоже повысил голос, очевидно полагая, что Ринн не расслышал его.

— Я думаю, — печально сказал Ринн, — что Мартен был бы доволен, если бы мы сломали эти чудесные машины.

— Но как? Ты только посмотри, какие они огромные.

Ринн теребил себя за подбородок, заросший соломенного цвета щетиной. Затем он обернулся на двух молодых фермеров, которые залегли в кустарнике чуть позади.

— Мне кажется, что конструкция этих насосов мало чем отличается от мельниц, на которых мелют муку, или от тех, что приводят в движение пильные станки на лесопилках.

— Но они гораздо больше, — возразил Керил.

— И сложнее, как мне кажется. Однако именно их размер и может оказаться их слабым местом. Нам нужно только посмотреть на них поближе.

— Для этого нам понадобится гораздо большее количество воинов, — проворчал Керил. — Я насчитал десять ксенарских солдат.

— Двенадцать. Ты не обратил внимания на двоих, которые охраняют вход в тоннель, — Ринн показал куда-то вверх и вправо. — К тому же ты не сосчитал двух жрецов Мезона, которые засели сразу за насосами.

— Где?

— А вон там. Видишь непонятные фигуры в тени на другой стороне ущелья?

Это торчат локти и колени. Они ни разу не пошевелились с тех пор, как мы появились здесь.

Керил изрыгнул одно из своих самых цветистых богохульств.

— Я вовсе не собирался здесь умирать, — закончил он. — Я вообще не собираюсь этого делать, однако когда-то это все же должно случиться. Но только не сейчас и не здесь.

— Заткнись и дай мне подумать. И прекрати размахивать руками — если мы видим жрецов, то и они могут нас заметить.

Пока Ринн думал, Керил оставался совершенно неподвижным. Охранников необходимо было убить, всех до одного, и Ринн взялся за свой арбалет. Это было смертоносное и точное оружие, но не очень дальнобойное. Охранников наверху у тоннеля могли снять лишь фермеры со своими длинными луками. Мартен выбрал этих двоих в спутники Керилу и Ринну потому, что оба были превосходными стрелками, и оставалось только надеяться, что эрл Нижневейлсский не ошибся в них. Остальных ксенарских солдат нужно было каким-то способом выманить на открытое пространство и перебить всех вместе. Тогда остаются только жрецы.

Только жрецы… Эти бесполые существа, должно быть, и были той самой причиной, по которой водонапорные станции так легко охранялись. Ринн тихонько выругался про себя, однако постарался победить свое беспокойство. Шансы на успех у них все-таки были.

Ринн потряс Керила за плечо, чтобы привлечь его внимание.

— Мне нужно, чтобы ты упал с лошади.

— Что?!

— Ты должен будешь упасть с лошади, прямо здесь.

— Ты что, с ума сошел? Меня же убьют!

— Не убьют, если будут считать тебя мертвым. Ты должен будешь воспользоваться стрелой, вот так… — Ринн выдернул стрелу из колчана одного из лучников и зажал ее под мышкой. — Смотри, если ты будешь держать ее таким образом, то со стороны будет казаться, будто тебя прострелили насквозь.

— Вот ты займись этим.

— Послушай, Керил, я стреляю из арбалета лучше тебя. А ты превосходно падаешь с лошади. У тебя это получается очень естественно.

Рыжеволосый родственник короля гневно взглянул на Ринна:

— Мартен сказал, что мы можем вернуться за подмогой, если окажется, что водоводы очень хорошо охраняются.

— Если мы вернемся сюда с целым войском, то нам не удастся застать их врасплох, а тогда мы наверняка понесем потери. — Керил все еще не выглядел убежденным, и Ринн продолжал наседать: — Подумай, в конце концов, о славе. Подумай о тех песнях и балладах, которые о нас сложат. Наверняка одну из них напишет сам Мартен.

— Но мы никогда ее не услышим, если он только не придет спеть ее на наших могилах.

Ринн вздохнул:

— Ну, хорошо. Я упаду с лошади. А ты используй оба арбалета и держи стрелы под руками, чтобы быстрее перезаряжать. Наши друзья-фермеры возьмут на себя солдат в устье тоннеля, а ты постарайся как можно скорее прикончить жрецов. Это важно. Затем вы трое должны…

— Нет уж, — проворчал Керил, отдавая свой самострел Ринну. — Ты не сумеешь упасть с лошади так убедительно, как я, ты слишком хороший наездник. А у меня не такое хорошее зрение и твердая рука.

— Ты будешь героем и прославишься! — Ринн от избытка чувств хлопнул друга по спине.

— Меня просто убьют, вот и все.

Молодой крестьянин со шрамом над бровью вызвался сходить за лошадью Керила. Ринн уже успел позабыть имена своих спутников и проводников. Это было и не важно — они были братьями-близнецами и различить их можно было лишь по шраму у одного, и по крупным, как у кролика, передним зубам у другого.

Кузен короля, мрачный и сосредоточенный в предвиденье злой судьбы, молча сел и смотрел прямо перед собой до тех пор, пока Ринн не похлопал его по плечу и не отвел к ожидающей лошади.

— Пригнись за шеей лошади, — посоветовал сын портного. — Тогда они увидят лишь древко стрелы. Когда упадешь, лежи на том боку, с какой стороны будет стрела. И ради всего святого — не шевелись. Остальное — не твоя забота.

Затем Ринн повернулся к лучникам:

— Не спускайте глаз с тоннеля — первыми надо убить засевших там солдат, потому что им удобнее всего стрелять по нам. Договоритесь, кто в кого будет целиться, чтобы не поразить двумя стрелами одного.

Лучник со шрамом показал на себя.

— Беру правого.

— А я — левого, — кивнул второй.

— Превосходно, — подвел итог Ринн. — Пусть то же самое относится и к остальным солдатам, которые выбегут из-за мельниц. К тому времени мне надо будет уложить как минимум двоих.

— А как быть со жрецами? — с легкой тревогой в голосе спросил лучник с кроличьими зубами.

— Я о них позабочусь, — Ринн покосился на Керила.

— От меня ничего не ждите, — кисло ответил королевский брат. — Я буду мертвее мертвого.

— Тогда нам придется с этим примириться.

Все еще ворча, Керил вскарабкался в седло и приладил стрелу. Однако когда он попробовал наклониться, наконечник царапнул его мерина по плечу, и конь подпрыгнул.

— Осторожнее! — вырвалось у Ринна. Усталость и беспокойство подействовали даже на него. Крепко схватив лошадь под уздцы, он повел ее через кустарник, затем махнул рукой лучникам, чтобы те занимали свои места.

— Пошел! — прошипел Ринн.

Керил пришпорил коня и поскакал вниз по склону, а затем вывернул на поляну. Тут же из тоннеля наверху раздался предупреждающий крик, и двое солдат выступили из-за прикрытия, натягивая луки. Однако они не стали стрелять, увидев, как всадник медленно сползает с седла и безвольно падает на траву и листья. Стрела, которая огорчала» из его тела, шевелилась, но противник, похоже, этого не видел.

Ринн удостоил своего товарища лишь одного короткого взгляда, сосредоточившись на воине, который показался из-за ближайшего ветряка. Ксенарец что-то крикнул солдатам наверху.

— Пора! — воскликнул Ринн.

Три стрелы были выпущены одновременно и мгновение спустя поразили цели. Один из засевших наверху солдат закувыркался вниз по склону, второй упал назад. Стрела Ринна тоже попала в цель, и он торопливо схватил второй арбалет, чтобы выстрелить во второго солдата, который появился на площадке внизу и подхватил своего тяжело раненного товарища. Оба они умерли одновременно.

Над ухом Ринна зазвенела тетива — это братья выстрелили во второй раз. Сам он, уперев самострелы в землю, прижал их ногой и натянул снова, зацепив жилу за крючок. Затем он вложил в пазы стрелы. Все это время он не сводил взгляда со жрецов. Последние вышли из своей тени на свет, и теперь стало ясно видно, что в руках у них нет никакого оружия, а лица обоих — спокойны и безмятежны.

Следующая стрела Ринна отскочила от выкрашенной в белый цвет кирасы одного из жрецов и отлетела в сторону. Его ушей достиг какой-то смущающий душу напев, и над поляной появилось мерцающее зеленое свечение. Один раз увидев его, Ринн не мог больше оторвать от него своих глаз, совершенно загипнотизированный.

Между тем зеленое свечение становилось все ярче и больше, превратившись в огненный шар, такой горячий, что жар его Ринн чувствовал даже на большом расстоянии. Керил вскочил на ноги и что-то беззвучно кричал, но его слова были заглушены громким гимном жрецов Мезона. Поняв, что его не слышат, Керил со всех ног бросился бежать к своим товарищам.

Шар изумрудно-зеленого пламени колыхался в воздухе высоко над головами жрецов. Острый приступ страха, который вдруг испытал Ринн, помог ему справиться с гипнозом, и он схватил второй, заряженный арбалет как раз в тот момент, когда к нему подбежал запыхавшийся Керил.

Над ними занялись и с треском запылали ветви ели, а зеленый шар, набирая скорость, заскользил по воздуху к Ринну и его товарищам, оставляя за собой хвост дыма.

Ринн опустился на колено и, быстро, но тщательно прицелившись, выстрелил. Один из жрецов завертелся волчком и упал, из его левого глаза торчал короткий и толстый черенок оперенной стрелы. Огненный шар рухнул в заросли кизила, и Керил, вскрикнув, закрыл руками обожженное лицо. Ринн успел только закрыть глаза.

Наступила тишина. Казалось, что даже огромные мельницы на секунду остановились. Остальные чувства, однако, подсказали Ринну, что он все еще жив. Огонь и жар исчезли вместе со смертью священника, но гортанный выкрик ксенарского офицера напомнил Ринну, что еще не все кончилось. Лучники-крестьяне возобновили стрельбу, а Ринн открыл глаза и сунул арбалет в дрожащие ладони Керила.

Прошло совсем немного времени, и четверо разведчиков обнаружили, что им не в кого больше стрелять. Мертвые и умирающие противники были разбросаны повсюду, и двое братьев, ни слова не говоря, вынули кинжалы и отправились добивать тех, кто еще дышал.

— У нас — ни единой царапины, — прошептал Керил с удивлением в голосе.

— Взгляни, чего мы тут понаделали… и ни единой царапины.

Ринн посмотрел и почувствовал подступающую к горлу тошноту. Они не могли бы позаботиться о раненых воинах противника, не говоря уже о том, чтобы взять их с собой в долины, чтобы там им была оказана помощь, так что то, что делали братья, было скорее актом милосердия, нежели жестокостью. Почему же ему тогда так скверно?

Один из братьев, тот, что был со шрамом, вернулся первым и подошел к Ринну.

— Все мертвы кроме одного, — доложил он. Лицо его при этом не выражало ни радости, ни сожаления. — Нигде не видно второго жреца.

Один все-таки спасся. Теперь этот воин-монах пробирается где-нибудь в чаще леса, торопясь оказаться подальше от этой поляны.

— Догнать его?

— Нет, — резко возразил Ринн. — Нам нельзя терять время.

С этими словами он пошел к ближайшему насосу, двигаясь по краю водного потока, который несся по желобу из накопительного резервуара. На пороге мельницы лежало тело солдата, и Ринн аккуратно перешагнул его, стараясь не наступить в кровавые лужицы на каменных ступенях. Изнутри постройки доносился грохот огромных шестеренок, и деревянный настил под ногами Ринна слегка дрожал.

— Невероятно! — закричал Керил, перекрывая шум воды и работающих механизмов.

Кузен короля стоял, разинув рот и запрокинув назад голову, чтобы лучше разглядеть длинный стальной вал, который спускался откуда-то с потолка постройки и уходил вниз, к механизму.

Но это было больше чем невероятно. Трудолюбиво вращающийся вал был толщиной со ствол молодого кедра, таким же высоким и прямым. В Виннамире еще не умели выковывать такие большие металлические предметы. Передаточные шестерни, которые вращались внизу, тоже были огромными — размером с самое большое тележное колесо, какое когда-либо приходилось видеть Ринну.

— Принеси мне гаечный ключ, — приказал Ринн лучнику с кроличьими зубами. — Вон он лежит — большой железный инструмент с развилкой на конце.

Ему подали ключ, и Ринн после краткого раздумья накинул его на огромную гайку, которая удерживала в зацеплении две шестерни разного размера. Однако сколько он ни дергал, как ни налегал на рукоятку ключа, гайка не поддавалась.

— Ну-ка, помогите! — прокричал Ринн. — Мы должны расцепить эту муфту.

Керил налег на ключ всей своей тяжестью.

— Откуда ты столько знаешь о ветряных мельницах? — спросил он.

— Я работал на лесопилке в заливе Полной Луны, когда мне было двенадцать лет. Она была очень похожа на эту мельницу, только там вал вращался потоком воды, а здесь он приводится в движение ветром.

Оттого что ему постоянно приходилось кричать, Ринн почти охрип и поэтому не стал объяснять, как в двенадцать лет сын портного решил, что ему не хочется быть портным. Его отец поступил довольно мудро, подыскав сыну работу на лесопилке: хватило трех месяцев тяжелого труда, чтобы Ринн изменил свое мнение.

Тем временем к ним на помощь пришел один из братьев, и гайка подалась со ржавым скрежетом. Ринн продолжал орудовать ключом до тех пор, пока гайка не соскочила с резьбы и не откатилась в сторону. Тогда он схватил тяжелый деревянный молоток на длинной рукоятке и несколькими ударами вывел большую шестерню из зацепления с малой, а затем сшиб ее с вала.

Как только зубцы передачи прекратили цепляться друг за друга, механизм внизу остановился. Только стальной вал продолжал крутиться вхолостую, стремительно наращивая обороты. Теперь, когда лязг металла затих, стало слышно, как высоко над их головами гремят лопасти крыльев мельницы.

— Превосходно! — заорал Керил, но Ринн покачал головой.

— Нет, все это очень легко починить.

— А это что такое? — встревожился фермер со шрамом.

Раздался грозный гул, и вся постройка содрогнулась. Механизм насоса под их ногами снова начал вращаться, но уже в обратную сторону.

— Торопитесь! — вскричал Ринн и с трудом приподнял тяжелую шестерню, которую он снял. — Это вода из колодцев и тоннеля пошла обратно и давит на крыльчатку насоса. Если мы скинем эту шестерню в работающий механизм, мы надолго выведем его из строя.

Совместными усилиями шестеренку подкатили к провалу в дощатом настиле и сбросили вниз. В механизме что-то страшно заскрежетало, и в воздух взлетел фонтан горячих искр. Затем еще раз, и еще, и Ринн скинул туда же гайку. С душераздирающим скрежетом и лязгом механизм снова остановился, и его стало заливать быстро прибывающей водой.

— Уф-ф! — выдохнул Керил не без удовольствия. — Вот теперь-то, наверное, все. Мы сделали это!

— Теперь нам осталось только повторить все с самого начала, — устало сказал Ринн. — Еще три раза.

Один из братьев выглянул в узкое окно и повернул к ним бесстрастное лицо.

— Если мы не поспешим, — заметил он ровным голосом, — нам придется выбираться отсюда вплавь.

И верно. Вся вода, которая должна была быть поднята наверх тем ветряным насосом, который они остановили, теперь растекалась по поляне. Конь Керила, флегматичный и хорошо обученный, покорно стоял в воде уже по самые бабки. Увидев эту картину, Керил снова прибег к богохульству.

— Если мы не поторопимся, моя лошадь утонет! — прорычал он.

И они заторопились.

Арлин и Мартен галопом мчались вдоль подножья гор, направляясь к Морскому проходу. Утренний туман уже почти исчез под лучами солнца, и только в складках рельефа всадников и коней опутывали его молочно-белые, соленые языки. Казалось, даже лошади рады возможности поразмять ноги. Серый жеребец Мартена то и дело взмахивал хвостом и издавал короткое радостное ржание.

Как только армия прибыла на место, Мартен немедленно послал отряд солдат, чтобы усилить охрану тропы. Теперь, как ему казалось, пришло время своими глазами взглянуть на армию противника.

На самом деле он решил предпринять эту вылазку ради Арлина. Беспокойному молодому южанину было бы полезно отвлечься, да и сам Мартен, не в силах сложа руки дожидаться возвращения отряда Керила и Ринна или прибытия короля, решил предпринять эту маленькую вылазку. Эрл, впрочем, настоял на том, чтобы оба надели легкие доспехи — шлемы и кирасы — и захватили с собой арбалеты и мечи.

Отлогие, поросшие травой предгорья постепенно сменились крутыми, источенными ветром скалами. В этом месте высокие Серые горы потихоньку становились ниже, сбегая в море и превращаясь в небольшие, лишенные растительности необитаемые островки, которые грядой уходили далеко от побережья. Здешние утесы были не так высоки, как те, что формировали главный Виннамирский хребет, и до слуха двух всадников доносились крики морских птиц, которые отважно ныряли за добычей в холодные воды Западного моря. Вскоре сквозь остатки тумана показалось и само море — неприветливое, серо-зеленое, неспокойное. Оно находилось теперь гораздо ниже тропы, по которой ехали Мартен и Арлин.

На каменистой горной дороге Мартен придержал коня, и Арлин последовал его примеру. Никто не ждал их появления, и Мартен остановился около одной заставы, выговаривая пожилому командиру отряда за невнимательность. Пока еще ни один неприятель не нашел обходного пути, чтобы провести свои войска через горы, однако Мартен знал, что когда-нибудь все случается в первый раз.

— Привет, Марта! — донесся крик откуда-то сверху, и Мартен, задрав голову, помахал рукой знакомому стражнику, который смотрел на него сверху вниз с какого-то каменного уступа. Затем оба поехали дальше по тропе.

— Давай снова проберемся на ту же самую скалу, — предложил Арлин. —

Оттуда открывается потрясающий вид.

Мартен покачал в ответ головой:

— Нет, впереди есть одно местечко, которое послужит нам ничуть не хуже.

Может быть, оттуда открывается не такая красивая панорама, зато оно гораздо лучше защищено.

Достигнув дальнего конца узкого ущелья с крутыми скалистыми стенами, по дну которого шла дорога, они спешились и спрятали коней в зарослях колючих вечнозеленых кустарников, которым посчастливилось найти немного земли, чтобы пустить корни. Затем Мартен провел своего спутника по разрушенной непогодой тропе, которая огибала восточную стену, а затем спустился по крутому склону, оканчивающемуся каменистой площадкой. Там возвышалась целая груда крупных валунов. Укрывшись за ними, можно было наблюдать за дорогой, а заодно видеть почти всю равнину.

— Боги мои! — пробормотал Мартен, чье внимание немедленно было приковано раскинувшимся на равнине лагерем.

Далеко, насколько хватало глаз, по всему плато были расставлены палатки и шатры армии Роффо. Теперь их было гораздо больше, чем в первый раз, примерно месяц назад. Теперь палатки стояли много плотнее друг к другу — все, кроме аккуратных белых павильонов, которые появились на самых подступах к Морскому проходу. Повсюду между палатками суетились тысячи людей, которые с этого расстояния походили на муравьев.

Арлин пристально следил за движением солдат внизу.

— Как ты думаешь, — спросил он внезапно, — добьются ли чего-нибудь Керил и Ринн?

— Не хотелось бы чрезмерно на это рассчитывать, однако армию, которая страдает от нехватки воды, победить гораздо легче.

— Может быть, нам следовало поехать с ними?

Мартен пожал плечами.

— Кто знает? — в его голосе прозвучали сожаление и сомнение. — У нас были другие неотложные дела. К тому же, если им понадобится помощь, они вернутся.

— Только не эти два безрассудных храбреца.

Мартен обдумал слова Арлина, стараясь избавиться от чувства вины.

Четырнадцатый эрл Нижнего Вейлса родился, чтобы командовать. Это пришло к нему как дыхание, непринужденно и легко, однако он понимал, что унаследованный им титул не сделает его автоматически превосходным полководцем. Он был неопытен и молод, и только время могло окончательно определить, на что годен Мартен Пелсон.

С равнины внизу донесся протяжный, переливчатый свист, и Арлин неожиданно для самого себя поднялся во весь рост и ответил таким же свистком.

— Что ты делаешь? — переполошился Мартен, мертвой хваткой вцепившись в кисть руки друга и пытаясь заставить его снова присесть за валунами. — Немедленно укройся!

Темноволосый лорд-южанин высвободился из его захвата.

— Это мой брат! — объяснил он, возбужденно дыша и указывая на установленные внизу палатки.

Там, размахивая клочком белой ткани, привязанным к шесту, двигалась какая-то фигура.

— Маркайм! — крикнул Арлин и снова свистнул.

— Братишка! — заорал ксенарский солдат, быстрым шагом миновав белые палатки служителей бога Мезона. Теперь он стоял один у самого подножья скалы. — Спускайся вниз!

— Нет! — строго приказал Мартен, увидев, как Арлин оглядывает склон в поисках удобной для спуска тропы.

— Он мой брат.

— Он твой враг. Не будь глупцом!

— Тебе не причинят вреда! — крикнул снизу Маркайм. — Я обещаю тебе безопасность. Захвати с собой своего друга, если желаешь. У меня есть еда, добрый эль и тысяча новостей из дома. Давай мирно посидим напоследок — ты и я, — прежде чем сойтись в битве.

— Я иду! — крикнул в ответ молодой лорд.

Не обращая внимания на сердитые увещевания Мартена, он выступил из-за валунов.

— Ступай вдоль скалы справа от себя, Арлин! — подсказал снизу брат. —

Там есть тропа, по ней и спускайся. Это самый простой путь.

— Не смей, — отчетливо повторил Мартен.

Арлин заколебался было, даже оглянулся назад.

— Я должен поговорить с ним, но я вернусь. Дождись меня… я прошу тебя.

Мартен подумал о том, что, должно быть, горячий сухой воздух равнины, блестящее на далеком горизонте Внутреннее море и голос Маркайма сыграли с Арлином злую шутку, вызвав этот приступ тоски по дому, о существовании которой молодой лорд даже не подозревал. Он должен понять друга. Арлин как-то говорил ему, что внутри клана Д'Леланов всегда существовало соперничество, однако на этот раз доверие и любовь пересилили все остальные соображения. Арлин полагался на слово брата.

Тем временем младший Д'Лелан прошел вдоль края скалы и, следуя указанием Маркайма, стал спускаться по указанной ему тропе. В одном месте ему пришлось даже немного подниматься, он потерял брата из вида. В конце концов он, однако, оказался на тропе.

Дорога эта была высечена в сером камне и много петляла, спускаясь по склону — в противном случае ни одна конная упряжка ни за что не смогла бы поднять на крутизну груженые повозки и фургоны. То же самое, впрочем, относилось и к движению сверху вниз. Арлин быстро шагал по этой каменистой дороге, но на половине пути его стали одолевать сомнения. Для Ксенары Арлин Д'Лелан был навеки проклятым изменником, и он боялся, что если о его встрече с братом узнают, то у Маркайма могут быть большие неприятности.

— Арлин!

Маркайм появился из-за поворота дороги, слегка запыхавшись после пусть и не крутого, но быстрого подъема. Арлин увидел, что брат протягивает ему навстречу пустые руки. Даже на поясе у него болтались пустые ножны. При виде его радостной улыбки все сомнения покинули Арлина. Он бросился бегом, и братья крепко обнялись.

Физически они были совсем не похожи друг на друга. Маркайм был на десять лет старше Арлина и пошел в мать, в чьем роду мужчины были низкорослыми, с широкой, хорошо развитой грудью и крепкими руками, очень сильные и вспыльчивые. Несмотря на последнее обстоятельство, Арлин всегда любил своего брата и старался ему подражать.

— Мой маленький братишка! — пробормотал Маркайм и слегка отстранился. —

Клянусь Мезоном, я рад тебя видеть.

Арлин снял с головы шлем и улыбнулся:

— Я думал, мы никогда больше с тобой не встретимся. Во всяком, случае в этой жизни.

— Но жизнь полна сюрпризов. Нам необходимо скорее добраться до моей палатки и потолковать, — Маркайм развернулся и подтолкнул Арлина вниз по дороге. — И подкрепиться. У меня есть кунжутное печенье и сладкие свежие финики. Клянусь чем хочешь, ты в жизни не пробовал ничего подобного.

— За прошедшие восемь долгих лет — точно, — рассмеялся Арлин. Затем он вдруг помрачнел. — Отец умер?

Маркайм посмотрел на равнину, над которой ветер кружил столбы мелкой белой пыли.

— Да. Он умер, повторяя твое имя. Я хотел бы, чтобы ты знал это.

Последовало молчание, и Арлин ощутил боль потери, сожалея о том, что их расставание не было ни сердечным, ни даже дружеским. Понимая, что тут он бессилен что-либо поправить, Арлин переключил свое внимания на равнину, гладкую и плоскую, которая простиралась во всех направлениях почти до горизонта. Белые шатры жрецов Мезона трепетали и хлопали на ветру, однако никого из людей поблизости не было видно. Сразу за ними, однако, начинался лагерь ксенарцев. Там стояло несколько солдат, лениво наблюдая за приближением братьев.

Арлин непроизвольно прикоснулся к рукояти своего меча, чувствуя, как струйки пота побежали по спине под кирасой. Маркайм был одет в короткую солдатскую юбочку, камзол без рукавов и сандалии.

— Ну, вот мы и пришли, — объявил Маркайм, отводя в сторону входной клапан большого шелкового шатра круглой формы, увенчанного высоким конусом с ксенарским флагом на вершине.

Внутри пол был устлан дорогими толстыми коврами, по которым были разбросаны вышитые атласные подушки. Единственным предметом мебели был длинный приземистый стол и два складных стула. На матрасе у самой стены были аккуратно разложены оружие и доспехи.

Сразу за ними вошел мальчик-слуга. Опустив взгляд, он спросил:

— Что желает милорд?

— Еды и вина, Райе. Только быстро.

— Ты богато живешь, Маркайм, — заметил Арлин, рассматривая немногочисленное, но дорогое и роскошное имущество брата.

— У меня свой большой отряд, братишка. Целая тысяча солдат, — он приглашающе махнул рукой в сторону стола. — Присаживайся. Сейчас нам подадут напитки и еду.

Арлин отцепил от пояса меч и сел, положив меч рядом с собой на подушку. Затем он расстегнул кирасу и отложил ее в сторону вместе со шлемом. Судя по всему, на службе короля Роффо Маркайм Д'Лелан процветал. Кроме того, ему отошло все имущество Д'Леланов.

— Я не могу остаться надолго, — предупредил Арлин, вспомнив, что Мартен остался один на скале обозревать окрестности.

Маркайм усмехнулся:

— Ты, конечно, простишь меня, если я попытаюсь тебя переубедить.

Он налил в миску воду из серебряного кувшина, и они вымыли руки. Тем временем слуги принесли вино и закуски, после чего Маркайм их немедленно изгнал. На тарелках лежала горячая жареная оленина, завернутая в распаренные виноградные листья; не забыто было и печенье с финиками. В огромных кружках пенился холодный сладкий эль.

Арлин успел позабыть, что когда ешь руками, пища приобретает совершенно особенный вкус, однако на этот раз приторно-сладкая подлива насторожила его. Подняв голову, он перехватил напряженный взгляд Маркайма.

— Тебе не нравится? — спросил он.

— Хорошая еда… просто превосходная. Просто в последнее время я что-то потерял аппетит.

— Это не удивительно. Как не потерять аппетит, если восемь лет подряд питаться пресной виннамирской пищей, — с тенью раздражения в голосе заметил Маркайм. — Почему все-таки ты оставил нас и поселился на севере? Мать очень скучала по тебе, Арлин.

Кусок печенья вдруг стал горьким во рту, и Арлин положил его обратно.

— Я думал, что ты позвал меня к себе, потому что все еще любишь, а ты хочешь, чтобы я оправдывался.

— Нет-нет, ты здесь совсем не за этим, — торопливо сказал Маркайм, но отвел взгляд.

— Да, я был безответственным и неуправляемым, — признал Арлин. — Я компрометировал семью при дворе. Теперь я об этом искренне сожалею, но именно отец дал мне ясно понять, что я не могу больше оставаться в родном доме. Каково мне было после этого оставаться в Занкосе? У меня там не было будущего. Я был недисциплинирован, а твой военный образ мышления тоже мне не давался.

— Зато теперь, похоже, ты наверстал упущенное. И поднял оружие против собственного народа… против своей семьи. Ты пошел за Рыжим Королем и опозорил всех нас.

— Я пошел за другом. Конечно, кроме всего прочего, он и король, и маг, но самое главное — и я чувствую это — это человек, отмеченный судьбой. Виннамир стал моим домом, а его народ — моей семьей. Мы не просили об этой войне — нам ее навязали. Так что в своем позоре будете виноваты вы сами.

— Ну, хватит об этом, — Маркайм взялся за свою кружку. — Давай не будем ссориться, ведь нам осталось так мало времени. Ешь.

Арлин уставился в тарелку. По привычке он попытался потереть кончики бесчувственных пальцев, но ему это не удалось. Он чувствовал себя морально опустошенным.

— Как умер отец? — негромко спросил он.

— От рук жрецов Мезона.

Арлин был потрясен.

— Но почему? Он был верующим человеком, был всегда. Он любил своего бога.

— Это так, но он отказался исполнить требования верховного жреца, —

Маркайм сделал большой глоток эля. — Я же, напротив, охотно ему подчинился.

Арлин нахмурился:

— Я не понимаю.

— Поймешь. Отец умер призывая тебя. Не меня… тебя. Ты ешь, а то будет поздно.

Арлин неохотно откусил еще немного печенья и вдруг заметил, что пища на тарелке брата остается нетронутой. За его спиной захлопал на ветру полог палатки, и Арлин обернулся. Внутрь вошел высокий и худой человек в одежде верховного жреца. Арлин, исполненный дурных предчувствий, даже вспомнил его имя. Тек. Следом за ним вошел полный седой и весьма представительный вельможа. Тидус Доренсон. При виде бывшего главы Совета Арлин испытал нарастающий гнев.

— Он съел очень мало, — извиняющимся тоном сказал Маркайм.

— Но достаточно, чтобы послужить нашим целям, я полагаю, — ответил ему жрец. — Наше снадобье должно сделать его покорным.

— Теперь вы верите мне, Маркайм Д'Лелан? — спросил Тидус.

— Да. — В этом единственном слове брата Арлин услышал горечь и ярость.

— Мой брат умер. Это очень хитрое существо, которое умело пользуется воспоминаниями Арлина, однако это может быть только демон. Клянусь Мезоном, что Гэйлон Рейссон дорого заплатит за свою черную магию?

В сумятице собственных мыслей Арлин едва слышал их разговор. Снадобье, черная магия, Гэйлон…

— Что ты наделал?! — спросил он и обнаружил, что язык с трудом ворочается во рту. — Ты обещал мне безопасность.

— Демоны лживы и хитры, поэтому человеку невозможно победить демона без помощи ответной хитрости.

— Нет, Маркайм, это Тидус хитрит и лжет. Я не демон, я твой брат.

— Довольно изворачиваться и лгать, — перебил его Доренсон, и на губах его появилась тонкая улыбка. — Я был там и видел все своими собственными глазами.

— Ты ничего не мог видеть, старый предатель, — Арлин посмотрел на Тека.

— Поверьте ему, и однажды он воткнет вам нож в спину.

— Я не верю никому, кроме бога, — Тек усмехнулся и трижды хлопнул в ладоши.

В палатку вошли еще двое жрецов. Они были в солдатских юбках и в доспехах белого цвета. Каждый держал в руке обнаженный меч. Арлин нашарил на полу свое оружие и неуклюже выдернул его из ножен, но Маркайм успел перехватить его за запястье.

— Дай мне этот маленький шанс, прежде чем я умру, — взмолился Арлин.

— Они не хотят твоей смерти. Мертвый ты им не нужен.

И Маркайм вырвал меч из бесчувственных пальцев брата, но Арлин собрал все свои силы и ударил его кулаком в лицо. Маркайм опрокинулся на пол, а жрецы ринулись на Арлина.

Страх и ярость помогли Арлину превозмочь дурманящее действие наркотика. Он снова схватил свой меч, затем развернулся и рассек заднюю стену палатки. Клинок проделал в шелке широкое отверстие, в которое Арлин нырнул головой вперед. Яркое солнце, отраженное от миллиардов песчинок и кристаллов соли, на мгновение ослепило его, но потом он увидел близкие стенки соседних палаток и кучки ксенарских солдат.

— Схватить его! — прокричал сзади него Тек. — Он нужен мне живым!

Арлин неловко вскочил на ноги и, пригнувшись к земле, метнулся вправо, в проход между палаток. Ему казалось, что земля медленно раскачивается под его ногами, а далекий горизонт вообще отплясывал какой-то бешеный танец. Кто-то из солдат заступил ему дорогу, и в солнечном свете серебром сверкнуло лезвие длинного меча. Арлин взмахнул своим оружием и вонзил его в незащищенный живот противника, прежде чем тот успел замахнуться. Пронзительный вопль умирающего заставил всех повернуться к Арлину.

Зубчатая стена Серых гор, нависших над Ксенарской равниной, означала для Арлина свободу и безопасность. Там ждал его Мартен, но здесь, в клубах удушливой пыли, Арлин один на один сражался с целой армией, которая преграждала ему путь к спасительным горам. Оглядев ряды надвигающихся на него солдат, Арлин, чувствуя лишь слабое сожаление, набросился на ближайшего.

Его сверкающий меч чуть было не прорубил ему дорогу, но врагов было слишком много и стояли они слишком близко друг к другу. Никто не мог уклониться от яростных ударов южанина, и те солдаты, что стояли к нему ближе всех, изрядно пострадали, прежде чем Арлина удалось скрутить. Когда из его руки вырвали оружие, Арлин продолжал сражаться зубами и коленями. Он боролся даже тогда, когда его повалили на землю. Ему связали руки за спиной, связали лодыжки, но бесчувственные конечности не ощущали боли, одно лишь давление веревок.

В конце концов Арлина, изо рта и из носа которого текла кровь, отнесли к белым павильонам жрецов и привязали там к столбу перед самой большой палаткой. Там они оставили его наедине с пылью, жарой и стыдом. К счастью для Арлина, начало сказываться действие наркотика. Арлин обмяк, глаза его закрылись сами собой, а голова склонилась на грудь. Этот сон спас его от тревоги и страха перед тем, что готовит ему ближайшее будущее.

Мартен терпеливо ждал на скале, разглядывая лагерь. Он заметил переполох, заметил толпы солдат и расслышал сердитые крики, однако в чем там дело не разобрал. Шло время, день поблек, и над равниной стали сгущаться сумерки, но Мартен все еще надеялся и ждал. К вечеру он, впрочем, уже был уверен, что именно Арлин был причиной поднявшейся в лагере тревоги.

Когда стемнело настолько, что едва можно было разглядеть обратный путь, Мартен наконец покинул свой пост. Вскочив на коня, он отправился в обратный путь в лагерь, ведя за собой в поводу коня Арлина. Он казнил себя, но это мало помогало. Настоящий друг не должен был позволять Арлину идти. Настоящий друг пошел бы вместе с ним. Он не сделал ни того, ни другого, и теперь несчастный и беспомощный возвращался в лагерь один.

16

Керил и Ринн прибыли в лагерь вскоре после возвращения Мартена. Оба были с ног до головы забрызганы грязью, исцарапаны и в крови, однако лица их сияли. Они ввалились в палатку Мартена, хохоча и перебивая друг друга, торопясь поделиться с ним славой, а заодно и грязью, так как каждый считал своим долгом обнять Мартена или хлопнуть его по плечу.

— Ну, спроси нас, — настаивал Керил. — Спроси!

Мартен нашарил походный стул и устало опустился на него. Радость товарищей, казалось, не произвела на него никакого впечатления.

— Ну, хорошо. Что там у вас?

— Мы сделали это! — немедленно завопил Керил. — Мы разрушили ветряные насосы!

— Старина Роффо проснется завтра от сильной жажды, — поддакнул Ринн.

— Вот погодите! — Керил исполнил при свете масляных ламп какой-то бесшабашный танец. — Это войдет в легенды и станет достоянием потомков. Четверо против двадцати…

— Четырнадцати, — поправил его Ринн.

— Но двое из них были жрецами Мезона. Каждый из них может считаться за трех обычных воинов. Мы были просто великолепны. Мартен. Я мчался на коне со стрелой в груди… то есть это так казалось, что со стрелой. А потом я упал с коня — на этот раз нарочно, — и они все сбежались посмотреть. Тут-то мы их всех и убили. А потом был еще этот зеленый огненный шар, который…

Ринн, который не спускал с Мартена глаз, вытянул руку, призывая Керила помолчать.

— Что случилось. Мартен?

Четырнадцатый эрл Нижнего Вейлса крепко зажмурился.

— Арлин пошел…

— Куда? — перебил Керил.

— На равнину. И исчез там. Сегодня, после полудня.

Ринн сел.

— Ты хочешь сказать, что он вернулся в Ксенару?

— Нет… не совсем. Его брат пригласил его к себе погостить. Он обещал Арлину безопасный вход и выход из лагеря, и Арлин поверил ему. Но он так и не вернулся.

— Почему ты не остановил его? — удивился Керил.

— Я пытался…

— Должно быть, ты не очень старался! — кузен короля стиснул зубы.

— Оставь его, — оборвал Керила Ринн. — Боги мои, что нам делать? Как нам спасти его?

— Никак, — пробормотал Мартен и закрыл руками лицо. — Наверное, он уже мертв.

— Кто скажет королю?! — простонал Керил. — Я не смогу…

— Оставь это, — Ринн сочувственно положил руку на плечо Мартена. — Милорд эрл, боюсь, перед нами встает еще одна проблема.

— Что еще?

— Вода, которая текла в долину, чтобы попасть в водоводы Роффо, теперь никуда не уходит.

Мартен испуганно посмотрел на Ринна, и тот продолжил:

— Поля, расположенные ниже прочих, уже заливает водой, и наше положение будет ухудшаться. Мне кажется, что есть смысл передвинуть королевских копейщиков на площадку повыше, где-нибудь в предгорьях.

Керил вздрогнул.

— Да-а, — протянул он. — Похоже, что после этого вряд ли кому-нибудь захочется воспеть наши подвиги в балладах и песнях.

И все трое встревоженно переглянулись.

— На мой взгляд, в нем нет ничего демонического, — сказал чей-то голос, показавшийся Арлину знакомым. Звук его спугнул остатки зачарованного сна, и Арлин очнулся. Чья-то рука взяла его за подбородок и слегка приподняла голову. — Если бы это был демон, разве его можно было бы так легко изловить и держать в плену?

— Какое это имеет значение, человек ли он, демон ли или еще что-нибудь?

— зазвучал раздраженный голос Тека. — Мезон уже нашел для него применение.

Арлин разлепил ресницы и попытался сфокусировать взгляд на неясных, расплывчатых фигурах, которые колыхались перед ним. На равнину спустилась темная, ветреная ночь. Полное, усатое лицо придвинулось к Арлину почти вплотную, и он узнал короля Роффо.

— Ты хотел изменить Ксенаре, и будет только справедливо, если теперь ты поможешь победить Рыжего Короля, — в подтверждение своих слов Роффо грубо оттолкнул голову Арлина, затем выпрямился. Арлин слышал, как под тяжестью грузного тела суставы старого короля хрустнули. — Я проголодался, жрец. Где же то чудное угощение, которое ты обещал нам сегодняшним вечером?

Король шагнул в сторону и пропал из поля зрения Арлина. За спиной молодого лорда кто-то хлопнул в ладоши. Затем прозвучал гонг, и его одинокий вибрирующий звук разнесся далеко над палатками лагеря. Из темноты возникло десятка два молчаливых слуг, которые несли тарелки с едой в хорошо освещенный изнутри павильон за спиной Арлина. Запах кушаний был таким соблазнительным, что он сразу ощутил волчий голод, но еще сильнее ему хотелось пить.

Между тем для участия в застолье стали прибывать гости — кто пешком, кто верхом, — но все они носили форму высокопоставленных ксенарских военачальников. Были среди них и предводители других народов, одетые в пышные, диковинные наряды. Большинство из них не обращали на Арлина никакого внимания, даже Маркайм, появившийся позже всех в богатой тунике голубого шелка, ни разу не взглянул на брата.

Арлин, привязанный к столбу так, что не видел ничего, кроме темноты за павильоном, снова уронил голову на грудь и начал дремать, но звон посуды и громкие взрывы смеха всякий раз заставляли его вздрагивать.

— Как сладко он спит.

На этот раз его разбудил женский голос, который говорил на ломаном ксенарском языке с сильным акцентом. Чьи-то пальцы погладили его по щеке, но бесчувственная плоть не подарила ему никаких ощущений.

Женщине ответил грубый мужской голос, говоривший на чужом языке. Арлин открыл глаза и рассмотрел темнокожую женщину в одежде кочевников. Закутанная в меха женщина улыбнулась ему, обнажая острые зубы, которым в соответствии с обычаями кочевников была придана треугольная форма. Это была женщина-воительница из племен Нороу. Значит, даже восточные племена подняли оружие против Виннамира.

Тем временем женщина повернулась к своему спутнику.

— А он ничего… Пожалуй, я куплю его.

— Слишком тощий, слишком мало мяса, — отозвался мужчина-кочевник на ксенарском.

Арлин облизнул губы сухим языком. Это была жестокая шутка примитивных дикарей — вот почему они говорили на языке, который был ему понятен. Собравшись с силами, он ответил им единственной фразой на языке Нороу, которую он знал. Этому ругательству, которое красочно и метафорично живописало брачные ритуалы Нороу, он научился у Луки, старшего конюха Каслкипа.

Выпад достиг цели. Женщина плюнула на него, а мужчина изо всех сил ударил его в бок босой, но твердой, как доска, ногой. От сильной боли Арлин задохнулся, а когда плавающие перед глазами яркие пятна погасли, его мучителей уже не было поблизости.

Тем временем пирушка в павильоне продолжалась, и слуги сновали туда и обратно, подавая к столу все новые и новые экзотические блюда. Арлин прислушался к голосам толмачей, которые переводили застольную беседу военачальников, обменивавшихся тактическими соображениями. И все же это был праздник победы, который предшествовал самой битве.

Арлин изо всех сил старался запомнить детали. Во-первых, это помогало ему забыть о боли и жажде. Во-вторых, эти сведения могли бы помочь Гэйлону…

«Нет, не могли, потому что их некому доставить», — в отчаянии подумал Арлин и подергал руками, пытаясь ослабить узлы веревок на запястьях. Веревки были завязаны крепко, умело, и сколько бы он не трудился, ему не удастся освободить рук.

Некоторое время спустя послышались шаги, и Арлин открыл глаза и приподнял голову.

— Маленький братик, — слегка заплетающимся языком пробормотал Маркайм, очевидно, слегка захмелев от обильного угощения и выпивки. Присев на корточки возле Арлина, он заговорил, стараясь чтобы голос его звучал негромко:

— Пойми, братишка, если они желают называть тебя демоном, то не мне им противоречить. Я подчиняюсь своим начальникам, и в этом мой долг, — он икнул. — На, попей, — привстав, Маркайм поднес к губам Арлина чашку прохладной воды и дал ему напиться.

— Спасибо, брат, — Арлин поймал взгляд Маркайма. — Тек сказал, что

Мезон хочет меня как-то использовать. Можешь ты рассказать мне об этом?

— Лучше бы тебе этого не знать…

— Если они хотят использовать меня, чтобы погубить Гэйлона Рейссона, я остановлю их.

— Как это? — проворчал Маркайм.

— С твоей помощью. Прошу тебя, — умоляющим голосом сказал Арлин, — перережь эти веревки и дай мне твой кинжал.

— Что ты собираешься сделать? Тебе некуда бежать отсюда.

— Я не собираюсь никуда бежать, — прошептал Арлин, и его брат невольно опустил взгляд.

Из темноты за палаткой донесся грохот копыт лошади, мчащейся во весь опор. Всадник приближался с востока, но туча пыли, поднятая копытами, опередила его, подгоняемая сильным ветром.

— Маркайм! — негромко попросил Арлин еще раз, но брат коротко качнул головой и отвернулся. Ксенарский солдат прокладывал себе путь в павильон, грубо расталкивая замешкавшихся в проходе слуг.

— Ваше величество!

Ужинавшие аристократы затихли, и раздался голос короля, который попытался неуклюже сострить:

— Каким тебя принесло ветром, что ты так бесцеремонно врываешься в павильон своего господина?

— Меня послал лорд Кедри, сир. Он просил известить вас, что вода перестала поступать в каналы. В водоводах нет ни капли воды, а ветряные насосы разрушены так, что их невозможно починить.

Некоторое время Роффо сыпал проклятьями, а Арлин почувствовал гордость за своих отважных друзей. Впрочем, его радость была недолгой.

— Передай лорду Кедри, — сказал престарелый король, — что его старание оценено и будет вознаграждено. Теперь же ступай и дай нам поесть спокойно.

Гонец вышел из павильона к своей лошади, удостоив пленника у столба лишь беглого взгляда. Праздничный пир в павильоне возобновился. Маркайм куда-то пропал, а Арлин задумался, чем могло быть вызвано столь равнодушное отношение к полученному сообщению. Такая огромная армия, оставшаяся без воды на этой пересохшей, знойной равнине, давала немало поводов для самой настоящей паники. Если только они не считают, что война уже выиграна.

Слева раздались тяжелые шаги, и южанин изогнул шею, всматриваясь в темноту. Он узнал белую одежду Тека и приземистую фигуру короля Роффо, которые остановились в темноте подальше от яркого света масляных ламп. Возможно, они просто вышли подышать свежим воздухом, но Арлин на всякий случай прислушался.

— Будь они прокляты, эти грязные виннамирцы, — проворчал король. —

Зачем надо было ломать мои ветряные насосы?

Тек пристально всматривался в темноту.

— Насосы ничего не значат.

— Для тебя, возможно, и нет, — возразил Роффо. — На то, чтобы их спроектировать и построить, ушло два десятка лет. Не говоря уже о деньгах, ибо казне это обошлось в кругленькую сумму золотом. Что теперь станет с моими доходами от торговли водой?

— Ваше величество мудры, — ответил Тек, пристально глядя на Арлина. — Я не сомневаюсь, что можно будет починить один или два насоса, используя детали остальных. Что касается вашего дохода, то чем меньше воды, тем она дороже. Или я ошибаюсь?

— Нет, — проворчал король.

— Возвращайтесь к гостям, сир. Веселитесь, но не забывайте о деле.

Нужно удостовериться, что каждый народ знает свою задачу, свою часть общего плана. Завтра мы наконец начнем войну.

Король ушел, а Тек подошел к Арлину. Южанин, чувствуя, как сильно разболелась у него голова, снова уронил подбородок на грудь.

— Ты знаешь, что случается с руками человека, если его запястья слишком долго остаются перетянутыми веревками? — спросил Тек. Арлин не отвечал, прислушиваясь к тому, как шелестит под ветром белая накидка верховного жреца, хлеща его по лодыжкам. — Руки чернеют и начинают заживо гнить, — продолжал Тек. — Страдания ужасны и длятся достаточно долго. Если не ампутировать сгнившие конечности, все это кончается смертью. Но ты не должен беспокоиться — Мезон милостив — по-своему. — Тек помолчал. — Если хочешь обвинить кого-то в своем несчастье, обвини короля Виннамира. По своей природе человек смертей, ему дается только одна жизнь. Твоя вторая жизнь, которую дал тебе Гэйлон, — это оскорбление и вызов богу. Ты будешь жить лишь до тех пор, пока твоя вторая жизнь будет посвящена Мезону.

— Тогда убей меня сейчас, — процедил Арлин сквозь зубы. — Я никогда не буду служить Мезону.

Верховный жрец засмеялся, но его звонкий искренний смех странно противоречил его словам:

— Ты уже служишь ему, служишь прямо сейчас, Д'Лелан. Завтра на рассвете, после ночи проведенной в борьбе с наводнением, обрушившимся на долину Нижнего Вейлса, армия Виннамира столкнется с непобедимой, могучей силой, — кончиком сандалии Тек пнул Арлина в лодыжку. — Обещаю тебе, что ты увидишь конец короля-мага своими собственными глазами. Тебе оставлено место в самом первом ряду. После этого я своими собственными руками принесу тебя в жертву Мезону, чтобы твоя душа могла служить ему целую вечность.

Арлин почувствовал, как от страха сердце отчаянно забилось в его груди. Закрыв глаза, он приказал себе забыть о физической боли. Он был связан и беспомощен — он ничего не мог.

Когда Тек повернулся, чтобы уйти, на Арлина снизошло странное спокойствие. Открыв глаза, он сказал, холодно улыбаясь:

— Ты очень хорошо все продумал, жрец, но лучше всего сходи и помолись еще раз своему богу, чтобы он защитил тебя. Может оказаться так, что завтра твоя душа отправится в путь, чтобы служить ему целую вечность.

Может быть, это была игра света, может быть, бред воспаленного мозга, но Арлину показалось, что верховный жрец вздрогнул и по лицу его пронеслась тень сомнения.

Они ехали весь день, так как Гэйлон внезапно разволновался и хотел во что бы то ни стало поскорее достичь Нижнего Вейлса. К тому времени, когда сгустилась ночная тьма, до лагеря оставалось не больше трех лиг. На небо поднялась яркая ущербная луна, и ее свет освещал им дорогу, так что Король и его герцог продолжали мчаться вперед, почти не сбавляя скорости. Легкий ужин, который они предприняли, не слезая с седел, состоял из хлеба и сушеных фруктов.

Северные долины были теперь необитаемы, и фермы, выстроившиеся вдоль дороги, стояли темными и покинутыми. Гэйлон направил коня сквозь узкое ущелье в прибрежных горах, которое и вывело их в третью, самую большую долину Нижнего Вейлса. Оказавшись там, они сразу поняли, что что-то неладно: ночной ветерок донес до них слова далеких команд, а в полях мелькали огни факелов и фонарей. В лагере царило слишком большое оживление.

Прошло несколько мгновений, прежде чем король догадался, что свет фонарей отражается от воды, покрывшей землю.

— Там везде вода, сир, — растерянно сказал за его спиной Дэви. — Поля затопило. Что же случилось?

— Сейчас выясним, — проворчал Гэйлон и снова послал уставшую лошадь в галоп.

Дэви изо всех сил поспешил следом, но его сдерживала вьючная лошадь, которой очень не хотелось мчаться во всю прыть по скользкой дороге. Впрочем, вскоре им пришлось перейти на быструю рысь, так как чем глубже в долину проникали они, тем чаще дорогу им преграждали глубокие лужи воды, которая заливала самые низкие участки дороги и продолжала прибывать. В суматохе их никто не заметил и не попытался остановить, пока сами они не встали перед четверкой взмыленных лошадей, которые пытались вытащить на дорогу увязший в грязи фургон.

— Эй, кто там?! — позвал король.

Возница не удостоил их ответа, однако вспотевший, забрызганный грязью человек, который тянул лошадей за поводья, на секунду оторвался от своего занятия и взглянул на них.

— Сир! — воскликнул он и неуклюже поклонился, не выпуская при этом из руки мокрого ременного повода.

— Откуда вся эта вода? — спросил Гэйлон.

— Из водоводов, милорд. Эрл послал отряд, чтобы сломать мельницы и лишить врага воды, но никто не догадался, что вся вода, которая продолжает прибывать с гор, пойдет на поля.

Дэви расхохотался, но король и солдат молча воззрились на него, и герцог умолк.

— Есть ли какой-нибудь способ остановить наводнение? — снова спросил Гэйлон.

— Никто не знает, сир. По правде говоря, у нас не было времени об этом подумать.

— Где находится палатка Мартена Пелсона?

— Вам вон в ту сторону, сир, — солдат ткнул пальцем куда-то через плечо. — Она с самого начала стояла на пригорке, поэтому его светлости не понадобилось переезжать.

Гэйлон кивнул и, свернув с дороги в воду, объехал накренившийся в грязи фургон.

Шатер Мартена Пелсона был воздвигнут на пригорке, с которого эрлу был виден весь лагерь. Теперь он был близок к тому, чтобы превратиться в остров, окруженный пока еще неглубокой водой. Въехав на холм вслед за Гэйлоном, Дэви привязал лошадей к нижним ветвям горной ольхи. Король же, первым достигнув суши, уже входил в палатку.

Вычерченные на овечьей шкуре карты устилали низкий, грубо сколоченный стол и утоптанную землю, которая служила в палатке полом. В глубине шатра к парусиновой стене были прислонены свернутые постельные принадлежности и оружие, а с потолка свисала единственная масляная лампа, дававшая тусклый, колеблющийся желтый свет. Мартен и Арлин, деливший палатку со своим другом, жили не лучше чем большинство солдат, не считая единственно выгодного местоположения на пригорке.

— Пожалуй, нам нет смысла разворачивать собственный шатер, — улыбнулся юный герцог. — Даже если мы найдем клочок суши…

— Для четверых здесь будет, пожалуй, тесновато, но как-нибудь мы поместимся, — согласился король, мельком взглянув на старинный обоюдоострый меч, свисавший с пояса Дэви.

Сначала ему было немного тревожно от того, что оружие постоянно находится в пределах досягаемости герцога и его самого, он постоянно видел его и ощущал его присутствие. Однако Дэви обращался с Кингслэйером с предельной осторожностью. Все эти долгие годы Гэйлон постоянно боролся с желанием взять меч в руки и снова ощутить исходящее от него невероятное могущество и власть, однако теперь, когда он отдал Кингслэйер на хранение герцогу, его желание прибегнуть к Наследию Орима странным образом притупилось. Кингслэйер потерял часть своей власти над Рыжим Королем.

— Как сильно ты устал, друг мой? — спросил Гэйлон у Дэви.

— Не слишком, сир.

Услышав эту ложь, произнесенную спокойным голосом и с серьезным лицом, король улыбнулся:

— Тогда отыщи Мартена или Арлина. Нам нужно срочно решить возникшую проблему, или придется пересаживать армию в лодки. Меч можешь оставить, пока он не утопил тебя где-нибудь в полях.

— Милорд, прошу вас, — быстро сказал Дэви с тенью тревоги в голосе. — Я совсем не чувствую его веса, честное благородное слово.

— Ну ладно, ступай. И возвращайся скорее.

Однако в этот самый момент в палатку, пригибаясь, вошел Мартен. Его лицо было красно от недавних усилий, а брюки были насквозь мокры и до колен облеплены грязью.

— Милорд, — задыхаясь произнес он и поклонился. — Я узнал о вашем прибытии и поспешил…

— Мартен, — рассмеялся Гэйлон. — Что ты наделал?

— Это был глупый просчет с моей стороны, сир. Вся вина лежит на мне.

— Пожалуй, хотя скорее это не вина, а заслуга. Несколько дней без воды, и наши враги вынуждены будут скатать палатки и убраться восвояси, не говоря уже о том, что ты оставил без воды Занкос и Катай, — Гэйлон приподнял бровь. — А теперь расскажи, нашел ли ты способ спасти от наводнения нашу собственную армию?

Мартен кивнул, хотя жалкое выражение на его лице сохранилось.

— Когда ксенарские рабы строили водоводы, они возвели в истоках Южного рукава дамбу, чтобы направить воду к ветряным насосам. Сейчас я отправил Керила и Ринна с отрядом солдат к мельницам, чтобы они разобрали дамбу. К сожалению, им потребуется на это почти вся ночь… — Он устало опустился на ближайший стул. — С моей стороны было непростительно не предвидеть последствия своих собственных приказов.

— Не важно, — Гэйлон наклонился вперед и дружески хлопнул Мартена по мокрому колену. — Может так случиться, что ты предотвратил войну, а за это я готов простить тебе все, что угодно. Кстати, где Арлин? Он что, ушел вместе с отрядом землекопов?

Реакция Мартена заставила Гэйлона похолодеть. Эрл уставился в земляной пол и стремительно побледнел.

— Сир… сегодня после полудня Арлин ушел в лагерь ксенарцев и не вернулся оттуда. Боюсь, что он мертв, милорд.

Сам того не осознавая, Гэйлон поднялся на ноги. Палатка озарилась голубым сиянием Камня, но он не замечал этого.

— Милорд, нет! — невзирая на опасность, Мартен заступил дорогу королю, уперевшись плечом в грудь более высокого, чем он, Гэйлона.

Король неожиданно сильно ударил его локтем по голове, и Мартен отлетел в сторону, запутавшись в парусиновой стене палатки. Дэви что-то закричал и вскочил на ноги. Его пальцы с неожиданной силой вцепились в правое запястье Гэйлона, но король без труда стряхнул и его. Казалось, разум его помутился. Обнаружив под деревом свою кобылу, которая почему-то была еще не расседлана, он вскочил на нее верхом и стремительным галопом унесся в темноту, направляясь к Морскому проходу.

«Арлин исчез. Арлин мертв. И все это время, — упрекал себя Гэйлон, — я ничего не чувствовал, кроме боли во всем теле и усталости от долгого пути». Нет, он не верил, что Арлин мог снова уйти из жизни, а он бы этого не почувствовал даже на расстоянии. Этого просто не могло быть!

Усталая кобыла оскальзывалась и спотыкалась под Гэйлоном, но он безжалостно гнал ее вперед и вперед, не снижая темпа даже на опасной каменистой горной тропе.

— Стой! Кто идет?! — крикнул кто-то сверху. — Немедленно остановись!

Гэйлон продолжал безрассудно мчаться вперед, но услышал сзади еще один крик:

— Не стреляйте! Это король! Король!

Это Дэви непрошеным и незваным последовал за Гэйлоном на тропу.

Со стороны моря наползал редкий пока туман. Холодный влажный воздух остудил пылающий лоб Гэйлона, и он пришел в себя настолько, что осознал — он мчится уже по той части тропы, которая, понижаясь, выходит на равнину. Кобыла, совершенно обезумевшая от скачки, не слушалась поводьев, но Гэйлон чудом с ней справился и медленным шагом направил обратно в горы.

Герцог Госнийский поджидал его на гребне тропы, едва различимый в свете крупных звезд. Туман сгущался даже здесь. Гэйлон молча остановился рядом с юношей, прислушиваясь к тяжелому дыханию обоих лошадей. Должно, обязательно должно было быть что-то такое, что мог сделать король-маг, чтобы спасти друга, чтобы выиграть эту войну.

— Смотрите, сир, — заговорил Дэви. Его голос странно звучал в плотном тумане. — Там…

Король повернулся в ту сторону, куда указывал еле различимый в тумане силуэт руки герцога. На северо-западе в небе разливалось яркое голубое свечение. Затем из облака света вырвался яркий голубой луч, который метнулся к ним и погас.

— Что это было? — с трепетом в голосе спросил Дэви. — Падающая звезда?

Гэйлон соскочил с седла и медленно побрел по едва заметной тропе, уходящей вниз и в сторону. Хрустя башмаками по камням, он даже не обернулся посмотреть, следует ли за ним Дэви. На голом скальном обнажении он, однако, остановился. С этой высоты была хорошо видна Ксенарская равнина, на которой было огней больше, чем звезд наверху. Откуда-то налетел резкий порыв ветра, который толкнул его в грудь, но Гэйлон уже знал, что за этим последует.

Когда все успокоилось, из тени под скалой выступил хихикающий Сезран.

— Ты выбрал неплохой наблюдательный пункт, Гэйлон Рейссон. Отсюда твой враг производит внушительное впечатление, если не сказать больше.

— Убирайся отсюда, старик.

— Не дерзи мне, мальчишка. Я пришел помочь тебе завоевать весь мир.

Помнишь, ты когда-то просил меня об этом?

— У меня больше нет желания завоевывать ни этот, ни какой-либо другой мир.

— Ты передумаешь, стоит тебе только взять в руки Кингслэйер.

Гэйлон открыл было рот, чтобы возразить волшебнику, но почувствовал, как его решимость снова куда-то уходит. Он отвернулся и снова посмотрел на равнину.

— Они схватили его. Жрецы Мезона схватили Арлина.

— Того самого, которого ты оживил? Тогда, скорее всего, от тебя не понадобится другой жертвы. Завтра день летнего солнцестояния.

— Какой жертвы? — подал голос Дэви со скалы наверху. Завидев Сезрана, он остановился. — Кто это тут с вами, милорд?

— Попридержи язык, старик, — сердито предупредил Сезрана король, в котором довольный смешок мага вызвал сильное раздражение. — Возвращайся к лошадям, Дэви, и жди меня там.

Герцог продолжал спускаться, спотыкаясь всякий раз, когда под его ногой осыпались камни. Стоило ему приблизиться на расстояние нескольких шагов, как Сезран уставился на него широко раскрытыми глазами, а его Камень, свисающий с шеи на толстой золотой цепи, засиял голубым светом.

— Что это у тебя на поясе, мальчик? — спросил он и, когда Дэви из предосторожности отступил, снова повернулся к Гэйлону, криво улыбаясь: — Ты дал меч мальчишке, чтобы он носил его за тобой? Ты еще больший глупец, чем я думал, Гэйлон Рейссон. Дай-ка его мне, парень. Живо!

Дэви проворно отступил еще дальше вверх по склону, держась так, чтобы телом прикрывать от Сезрана свисающий с бедра меч.

— Стой! — приказал ему король. — Отдай меч.

— Сир!

— Делай как я сказал.

Действуя, как всегда, осторожно, Дэви отцепил меч от пояса, держа оружие исключительно за ножны. Сезран же издал радостный кудахчущий звук и схватил Кингслэйер за рукоятку. Меч вспыхнул золотисто-голубым пламенем, и Сезран взвизгнул. Кингслэйер, лязгнув, упал на камни, снова превратившись в безобразную старинную железяку.

— Я же говорил тебе, что заколдовал клинок, — мрачно усмехнулся Гэйлон — Мое могущество намного больше твоего, старик.

— Но Мезон сильнее тебя, — Сезран выпрямился, придерживая пострадавшую руку здоровой. Он был в ярости. — И все же я буду добр к тебе, Гэйлон. На рассвете враг атакует. Они запасли достаточно воды, чтобы добиться победы. Им не понадобится много времени, потому что твои воины утомлены долгим переходом и бессонной ночью. Все это мне известно, несмотря на то что жрецы хорошо охраняют свои секреты. — Сезран посмотрел на Дэви, который осторожно подобрался к мечу и снова прицепил его к поясу. — Если Арлин Д'Лелан мертв, тогда твой долг уплачен. Если же нет, то его используют против тебя, и ты все равно будешь вынужден пожертвовать им, а может быть, и кем-то еще.

— Я уйду в Сон и отправлюсь в их лагерь. Найду Арлина…

Король снова посмотрел на огни внизу.

— Давай. Сделай это. Жрецы очень надеются, что ты совершишь именно такой глупый шаг. Выслушай меня. Рыжий Король. Их магия отличается от нашей, они черпают свои силы из другого источника, но это не значит, что они слабее. Чем меньше мы знаем об их возможностях, тем они опаснее для нас.

Снова подул сильный упругий ветер, и черные полы накидки Сезрана взметнулись вверх, закрыв собой звезды.

— Ты просил моей помощи, — прогремел маг, — и я дал ее тебе, хотя лишь потому, что хотел доставить себе удовольствие. Я буду здесь завтра, чтобы видеть как ты страдаешь. Я буду здесь и увижу, как ты уничтожишь все, что любишь и ценишь! И в конце концов, когда Кингслэйер доберется до тебя самого, я приду и возьму то, что принадлежит мне по праву!

— Ты не получишь ничего… — резко возразил король, но Сезрана уже не было на скале. — Ты не сможешь им воспользоваться! — прокричал молодой король в пустое темное небо.

Дэви скрючившись сидел под скалой, страшный меч лежал поперек, прижатый к его телу согнутыми коленями. Почувствовав на себе взгляд Гэйлона, Дэви поднял голову:

— О какой жертве он говорил, милорд?

— Это не твоя забота, — проворчал Гэйлон, обходя герцога. Начав карабкаться вверх по тропе, он обернулся: — Поспешим. Если война начнется на рассвете, мы должны быть готовы.

Когда пиршество наконец закончилось, огни погасли, а гости — разошлись, Арлин сделал еще одну, более серьезную попытку освободиться. Задача перед ним стояла невыполнимая. Ему удалось нащупать узлы веревки, однако поскольку осязание изменило ему, нечего было и думать развязать их. Сколько он не дергал их, он не мог понять, ослабли они или нет. К тому же пальцы его стали скользкими, и Арлин твердил себе, что это пот, хотя знал что это не так. То была кровь, хотя боли он не чувствовал. Наконец он ослабел и сдался, оставив свои безнадежные попытки. И снова сон овладел им.

Неизвестно, сколько прошло времени, когда несколько одетых в белое жрецов разбудили его светом фонарей и легкими прикосновениями. Они разрезали веревки, которыми он был привязан к столбу, затем освободили ноги и запястья. Когда же они схватили его за плечи и за ноги и понесли, Арлин предпринял слабую попытку высвободиться.

— Я пойду сам, вы, мерзавцы!

Но они не обратили на него никакого внимания и отнесли его в другой павильон, внутри которого мерцал слабый свет. Внутри Арлин увидел толстые ковры на полу и низкие столы и стулья из твердых пород дерева, покрытые искусной резьбой. Уложив его на пол, жрецы запели какую-то странную, монотонную, но очень красивую песню без слов, которая повергла их пленника в какое-то странное забытье, полусон-полуявь, совершенно лишив его способности и желания сопротивляться.

Под звуки той же песни его раздели и, словно ребенка, выкупали в прохладной воде. Даже его слипшиеся от пота и грязи волосы были вымыты. Арлин пытался слабо уворачиваться от мыльных губок, но двое жрецов крепко удерживали его, пока остальные смывали с его тела засохшую кровь и грязь.

Запястья и лодыжки, протертые до мяса грубыми веревками, смазали желтой целебной мазью. Все еще прислушиваясь к пению, Арлин взглянул на свое тело и обнаружил на ребрах, в том месте, куда пришелся удар дикаря из племени Нороу, багрово-красный кровоподтек. Бок болел, но не сильно.

Тем временем принесли длинные одежды из грубой небеленой холстины. Арлин снова забился в руках жрецов, но безрезультатно. Жрецы насильно надели на него одежду послушника.

— Значит, ваш бог принимает только чистых и опрятных? — резюмировал Арлин, радуясь тому, что, по крайней мере, его язык повинуется как надо. — Эй вы, холощеные мерины, пожиратели дерьма, это вы окажетесь жертвами, когда Гэйлон Рейссон возьмет в руки Кингслэйер!

Четверо жрецов осторожно подняли его и перенесли на деревянные носилки без сиденья, которые стояли в тени у дальней стены шатра. Здесь его руки и ноги привязали к четырем углам платформы. Свет погас, и пение затихло. Тюремщики Арлина один за другим выходили из палатки. Оставшись один, Арлин тупо вглядывался в темноту, крайне досадуя на себя за беспомощность и глупость.

В Каслкипе Джессмин проснулась от страшного сна с первыми лучами солнца. Ей приснилось, что Гэйлон стоит объятый языками пламени под высоким летним небом. Ее безутешные рыдания привлекли внимание Миск, которая попыталась утешить Джессмин, присев на краешек ее постели, однако сновидение было таким подробным и реалистичным, что на этот раз даже мудрая Миск не сумела утешить королеву.

17

Еще прежде, чем начало светать, ксенарская армия и отряды их союзников пришли в движение. Несколько месяцев они ждали этого момента, и теперь, несмотря на то, что ночь прошла бурно и празднично, к утру каждый солдат был на своем месте, во всеоружии и готовый к бою. Тек, стоя перед входом в свой павильон, наблюдал за этим поспешным, но упорядоченным движением, с наслаждением прислушиваясь к грозному топоту множества обутых в сандалии ног и копыт.

Войска шли отрядами по тысяче человек, каждым из которых командовал капитан. Впереди выступали полки ксенарцев и тарвианцев, за ними — бенджарцы и шалтиане, наемники и дикари из племен Нороу. Замыкали колонну не столь многочисленные отряды из Ригара, Фелвина и Тесайка. Жрецы Мезона выстроились возле своих белых шатров, ожидая команды Тека.

Ночной ветер уже стих, и над лагерем поднималась высоко в небо огромная туча пыли, чуть тронутая розовыми лучами все еще скрытого за горизонтом солнца. Тек милостиво улыбался марширующим мимо войскам. В такой прекрасный летний день он ожидал только победы и славы Мезону.

В войсках, подошедших к почтовой дороге, произошло какое-то замешательство, и Тек посмотрел туда. На входе в ущелье и на высоких скалах по обеим сторонам от него стояли, ощетинившись остриями копий, воины Виннамира, четко выделяясь на фоне глубоких еще теней Морского прохода. Итак, застать виннамирцев врасплох не удалось.

Тек не был особенно огорчен этим обстоятельством. Глядя на воинов, преграждавших путь его армии, он испытал нечто похожее на удовлетворение. Пусть себе стоят, пусть даже пытаются сопротивляться — все равно их жалкая горстка против многочисленной и дисциплинированной армии. Долго им не продержаться.

Где-то в самой середине идущей на приступ армии Тек разглядел короля Роффо, округлое тело которого было втиснуто в тесные позолоченные доспехи. Король был верхом на крупной белой лошади, которую вели под уздцы два коновода. Слева и справа от короля, также верхами, ехали два знаменосца, готовые отразить удары, направленные на его величество. В их обязанности также входило держать знамена как можно выше, чтобы можно было подавать сигналы капитанам-тысячникам. Сразу за Роффо верхом на великолепном сером жеребце ехал Тидус Доренсон в заметных даже издалека алых одеяниях.

Закинув голову назад, король Роффо прокричал вызов солдатам противника. Знаменосцы наклонили вымпелы вперед, указывая ими на горловину Морского прохода. Повинуясь приказу, передовой батальон с кровожадными криками ринулся вперед.

И кровь пролилась. Виннамирская армия ответила дружным боевым кличем, и в воздух взвились тысячи стрел, сверкающих на солнце острыми наконечниками. Оперенные древки запели песню смерти, поражая одного за другим воинов Роффо. Бессвязные вопли умирающих подсказали королю и Теку, насколько точны были засевшие в скалах стрелки. Солдаты и кони падали на камни, обливаясь кровью, а сверху следовал залп за залпом.

Король отдал приказ своим лучникам, но большая часть из стрел не достигала цели. Видя тщетность всех их усилий. Тек в конце концов отдал приказ своим воинственным жрецам. Зазвучали первые слова песни, призывающей Божественный Огонь. Зеленое облако пламени укрыло армию Роффо от стрел противника, и следующий залп, пришедшийся прямо в изумрудное сияние, не достиг цели, ибо стрелы еще в полете превращались в яркие искры, которые гасли еще до того, как достигали земли.

Однако виннамирские стрелки немедленно изменили тактику, целясь то выше, то ниже облака, продолжая наносить своим врагам такой же урон. Тек сердито крикнул жрецам новый приказ, и их пение убыстрилось, став громче. Зеленый огонь поплыл дальше по тропе, поднимаясь все выше по склону горы. Противник преграждал путь до самой последней минуты, затем его ряды смешались, и солдаты отступили глубже в ущелье.

С криками ярости армия ксенарцев ринулась вперед, быстро преодолевая повороты петляющей по склону дороги, и верховный жрец жестом послал своих монахов вслед за воинами, а затем велел своим восьмерым помощникам вынести из павильона носилки.

Привязанный к носилкам Арлин Д'Лелан заморгал от яркого света и отвернул голову. Мертвые и умирающие солдаты были разбросаны повсюду на соленом песке, и их было слишком много, чтобы сосчитать. Правда, стрелы виннамирцев поражали в основном лошадей и оруженосцев, не защищенных доспехами, однако урон все равно был существенным, и бледный от усталости Арлин расхохотался. Его несколько истеричный, но довольный смех привел Тека в ярость. Он схватил Арлина за нижнюю челюсть, и смех сразу затих.

— Молчи и считай мгновения своей жизни, Д'Лелан. Каждое из них драгоценно, ибо их осталось совсем немного, — этими словами он сразу же обратил на себя все внимание пленника. — Но и смерть не принесет тебе свободы. Во всяком случае, не теперь. Впереди у тебя целая вечность, на протяжении которой ты будешь неизмеримо страдать, служа жестокому, но справедливому богу.

Арлин Д'Лелан следил за жрецом мрачными темными глазами.

— Может быть, мне следует молить Мезона о прощении? — губы его скривились. — Но я не стану. Оглянись вокруг, священник. Твой бог, вылепленный из коровьего дерьма, не интересуется ни тобой, ни твоей армией. Ему нужны только смерть и кровь, которую ты проливаешь во имя него. Он использует тебя, а когда ты станешь бесполезен, твоя судьба будет ничем не лучше моей.

Тек крепче сжал пальцы, нашарив второй рукой висевший у пояса кинжал.

Гнев охватил его, и он не раздумывая занес над Арлином сверкающий клинок. Глаза Дослана слегка расширились, но он насмешливо улыбнулся. Только это слегка охладило ярость жреца.

— Ты не посмеешь, — поддразнил его Арлин. — Верховный жрец помойной ямы, который служит божеству-стервятнику.

— Умен, — пробормотал Тек и увидел, как улыбка Арлина гаснет. — Ты был посвящен Мезону и будешь принесен в жертву по его велению, а не по моему капризу.

Он отвернулся и сел в стоявший неподалеку паланкин с тентом наверху. Затем верховный жрец щелкнул пальцами, и его помощники подхватили и те, и другие носилки. Они двигались вслед за армией далеко позади нее. Навстречу им попадалось много других носилок — раненых сносили в определенные места, чтобы на телегах отправить в госпитальные палатки, а мертвых укладывали в кучи для погребальных костров.

Сверху продолжали нестись яростные крики, хотя расстояние почти заглушило песнь жрецов. Солнце над головой поднималось все выше и набирало силу. В лагерях нетерпеливо ждал своей очереди второй ксенарский легион. Солдаты опасались, что война закончится без них и они останутся без славы и без добычи. Впрочем по плану они должны были вступить в бой после полудня вне зависимости от того, нужна ли будет их помощь или нет. В резерве же оставались третий и четвертый легионы.

Тидус Доренсон рассказал Теку все, что ему было известно о виннамирской армии, указав на сильные и слабые стороны, а также почти точно указав количество солдат. Сколько времени потребуется, чтобы истребить три или четыре тысячи плохо обученных крестьян и поставить Гэйлона Рейссона в безвыходное положение? Станет ли он применять Колдовской Камень или нет? Возьмет ли он в руки Кингслэйер? Молодой король однажды уже испытал на своей шкуре силу гнева Мезона, однако наготове у Тека были вещи еще более страшные. Гэйлону придется куда хуже, чем в первый раз.

Гэйлон Рейссон в плетеной кольчуге и легких доспехах следил с коня за продвижением Божественного Огня. Вокруг него торопливо сновали в поисках укрытия виннамирские солдаты.

— Милорд! — донесся сквозь шум и лязг голос Дэви.

Конь герцога был уже повернут в обратную сторону, а сам герцог выглядел обеспокоенным. Он тоже был в кольчуге, в шлеме и в кирасе.

Те из солдат, кто из-за ранения не мог двигаться проворнее, и те, кто оступился в суматохе и упал, поглощались наползающим зеленым огнем. Их мучительные крики быстро затихали, а тропа в тех местах, где облако уже прошло, была завалена обугленными скорченными телами. То же самое происходило и со стрелками, которые оставались на уступах высоко над дорогой и не могли быстро покинуть свои позиции.

Гэйлон в отчаянье смотрел на свой Колдовской Камень, и он отозвался собственным голубым огнем. Пламя против пламени. Но тогда погибнут те, кто окажется буквально между двух этих огней. Должны ли умереть немногие, чтобы спасти большинство?

Гэйлон неожиданно соскочил с коня и принялся проталкиваться вперед, навстречу беспорядочному потоку людей и лошадей. За спиной раздался панический вопль герцога:

— Куда вы, сир?! Подождите!!!

— Назад! — прокричал в ответ Гэйлон. — Держись подальше.

Божественный Огонь бездумно наползал, облизывая камни и затекая в трещины. Король глубоко вдохнул воздух и задержал его в груди, когда обжигающее зеленое свечение обволокло его. В тот же миг Колдовской Камень в его перстне выбросил во все стороны лучи голубого света, которые сразу превратились во встречный поток синего огня. Синее пламя пожирало зеленое до тех пор, пока ни от того, ни от другого не осталось ни следа. Солнце еще не поднялось достаточно высоко, чтобы осветить ущелье, но в молочном дымном полумраке Гэйлон разглядел останки своих воинов и передовой отряд ксенарской пехоты, который как раз вступал в устье Морского прохода.

Стоя в одиночестве на тропе, Гэйлон поднял над головой сжатые кулаки и вызвал в себе тот самый гнев, с которым ему приходилось постоянно сражаться. Теперь же он дал себе волю, и Камень откликнулся почти мгновенно. Тогда Гэйлон раскрыл ладони, направив их вперед.

Перед ним в воздухе появилось маленькое синее солнце. В ту же секунду, раскалившись чуть не добела, оно ринулось вперед. Песня жрецов стала громче, и, совершенно так же, как минуту назад Гэйлон победил Божественный Огонь, теперь бог победил его голубое солнце. В бессильной ярости Гэйлон пробовал снова и снова, но каждый раз на пути его огненных шаров изумрудной стеной вставало пламя Мезона.

Удачно пущенная стрела ударилась в его кирасу, а вторая царапнула по наголеннику.

— К королю! К королю! — эхом отдался от каменных стен воинственный клич.

Дэви первым подоспел к Гэйлону, таща в поводу его лошадь. За ним подошел отряд меченосцев Керила и конные копейщики Мартена. Герцог Госнийский размахивал собственным обнаженным мечом, в то время как Кингслэйер был надежно пристегнут к передней луке его седла. Гнедая кобыла неспокойно перебирала ногами и вся дрожала, пока король садился в седло и вытаскивал из ножен меч.

Наконец на самой середине тропы две армии сошлись лицом к лицу. Когда вокруг Гэйлона закипела ожесточенная битва, он повернулся к герцогу и приказал:

— Возвращайся к Ринну. Оставайся с лучниками.

— Нет, милорд, — возразил Дэви и быстрым, как молния, ударом в незащищенную шею поверг на землю ксенарского солдата, который на его глазах пронзил насквозь одного из нижневейльских крестьян. Клинок Дэви до кости развалил плоть солдата, но тот лишь зажал страшную рану, из которой текла кровь, закованной в броневую перчатку рукой. Умирая, он все свои силы вложил в удар, направленный в живот герцогу, и Гэйлон завершил работу Дэви страшным ударом, который отделил голову солдата от тела. Кровь из перерезанных артерий ударила фонтаном и окатила герцога и короля.

— Немедленно подчинись, — стискивая зубы, прорычал Гэйлон. —

Отправляйся к Ринну.

— Только если вы поедете со мной! — Дэви взмахнул мечом и воскликнул: —

Сзади, сир!

Гэйлон, чье поле зрения было сужено шлемом, лишь краем глаза увидел острие вражеской пики, направленной в него снизу вверх. Ее острие было достаточно тонким, чтобы проникнуть сквозь стальную кольчугу, прикрывавшую его бока. Герцог уже ринулся на выручку своему королю, но его жеребец внезапно шарахнулся в сторону и толкнул корпусом гнедую короля, которая в свою очередь попятилась и подмяла под себя вражеского солдата с пикой. Двое виннамирских солдат при этом также были сбиты с ног.

В гуще сражения появился Мартен верхом на заметной рыжей лошади. В руках он сжимал окровавленное копье.

— Выходите из боя, сир! — прокричал он. — Вы не имеете права подвергать себя опасности!

Лицо Дэви озарилось торжествующей улыбкой, когда он услышал, как Мартен отчитывает короля. Гэйлон только зубами заскрежетал.

— Я выйду из боя, только когда эта битва будет выиграна! — крикнул он в ответ. — Не раньше!

Мартен в гневе повернул коня и атаковал небольшую группу ксенарских воинов, которые сомкнув ряды прорубались к Гэйлону.

Король принял на щит удар меча и тут же ответил. Это было настоящим безумием — сражаться в таком тесном пространстве, где некуда было уклониться и нельзя было передохнуть. Времени на размышления противник тоже не оставлял. Фаланга шла на фалангу, враги теснили друг друга, сражаясь за каждую пядь тропы. Пока что ни одной, ни другой стороне не удалось продвинуться вперед. Дэви сражался рядом с королем с юношеским задором и нешуточным мастерством. Теперь отослать его в тыл было невозможно, даже если бы он согласился. Войска Виннамира сомкнулись вокруг своего короля, чтобы защитить его, одновременно отрезав всякую возможность отхода.

Но Гэйлон и не думал отходить, ему хотелось лишь одного — мстить. Ксенарцы захватили Арлина, и им придется за это заплатить. Кровь текла рекой, и Гэйлон перестал сдерживать ту ненависть и ярость, с которой он боролся всю свою жизнь. Теперь он только радовался охватившей его страсти. Даже будучи маленьким мальчиком, он никогда не стыдился той радости, которую приносили ему разрушение и смерть.

Здесь на узкой тропе, зажатой каменистыми и неприступными стенами ущелья, острый как бритва и тяжелый как рука судьбы меч стал продолжением его кисти и плеча, которое обладало своим собственным осязанием. Каждая смерть приносила ему экстатическое наслаждение, а реки крови заставляли распаляться еще сильнее. Именно эта темная сторона его характера и была той самой причиной, по которой он и хотел взять в руки Кингслэйер, и так этого боялся. Забытье убийства, овладевавшее им, могло привести к гибели всех, в том числе и его самого.

Герцог Госнийский сражался рядом, щедро сея смерть направо и налево. Его гнедой прижимался боком к кобыле Гэйлона, но был развернут в противоположном направлении. Лицо юноши выглядело так, словно он наслаждался сражением не меньше короля. Это на минуту обеспокоило Гэйлона, но ему некогда было задумываться. Всякий раз, когда под его ударом падал очередной ксенарец и король получал передышку, он оглядывал вражеские войска, пытаясь разглядеть белые одежды жрецов Мезона, но не видел ни одного. Их пение тоже затихло — как и когда он не обратил внимания, — и это было тревожным признаком.

Солнце стояло почти в зените, и его лучи теперь освещали тропу. Вскоре жара стала невыносимой для воинов, закованных в металлические доспехи. Король, отирая с лица пот, заметил своего кузена, который сражался без шлема в пешем строю. Его морковно-рыжие волосы были хорошо заметны в толпе сражающихся.

На юге раздался пронзительный рев боевой трубы, возвещавший какую-то перемену. Гэйлон подумал, что если что-то изменится, то, скорее всего, не в пользу виннамирцев. Тем временем каждый из сражавшихся на мгновение замер и прислушался, а затем вернулся к своей главной, весьма нелегкой задаче — остаться в живых.

Крики гнева, отчаянья, боли были внезапно заглушены одним дружным и мощным криком. Верхом и пешком в горловину ущелья ворвалась еще одна группа ксенарцев. Северяне пытались противостоять напору свежих сил, но под давлением напирающего врага вынуждены были отступать. Гэйлон, пытавшийся справиться со своей испуганной лошадью, на несколько секунд потерял врага из виду, а потом оказалось слишком поздно.

Когда он увидел острый наконечник тяжелого копья, направленного ему в грудь, он уже не мог закрыться щитом. Не раздумывая, он потянул на себя вожжи, и гнедая попятилась, а потом взвилась на дыбы. Копье угодило ей в грудь, и несчастное животное тяжело опустилось, ударив врага передними копытами. Она еще сумела сделать один маленький шаг, а потом колени ее подогнулись, и она рухнула, увлекая Гэйлона за собой. Король чудом успел выдернуть ноги из стремян, чтобы не оказаться придавленным лошадью.

Увидев протянувшуюся к нему руку без оружия, король был готов взмахнуть мечом и только потом сообразил, что это рука Дэви. Юноша кричал что-то, но за шумом схватки его голоса было не разобрать. Вокруг них отступали воины Виннамира. Гэйлон подхватил с земли свой окровавленный меч и, стиснув кольчужной перчаткой запястье Дэви, уселся на его коня сзади. Дэви пришпорил своего усталого скакуна.

Свежие силы противника смяли своей массой передние ряды обороняющихся и начали их систематическое избиение. Ничто уже не могло остановить ксенарцев. Битва была почти проиграна, и армия Виннамира стала отступать в долины, оставив на камнях тропы своих убитых и раненых. Гэйлон и герцог Госнийский возглавляли отход.

Между тем сын портного Ринн не сидел сложа руки. Многие лучники обращались с мечом так же хорошо, как и с луком, поэтому, отложив на время свое дальнобойное оружие, они присоединились к войскам короля на тропе. Остальные, численностью больше пятисот человек, разошлись по сторонам дороги и укрылись в поросших лесом предгорьях. Ринн не только обладал острым зрением, но и даром предвидения, поэтому его лучники все утро оставались на своих постах. В рукопашном сражении в теснине ущелья их умение было бесполезно.

Со своего наблюдательного пункта, расположенного высоко над северной оконечностью Морского прохода, Ринн почти не видел самой битвы, скрытой от него изгибом ущелья, однако догадаться, кто одержит верх было нетрудно. Один раз он заметил короля, на шлеме которого развевался алый шарф, однако потоком людей его утянуло глубже, и он пропал из виду.

Полдень принес с собой катастрофу, которую Ринн предвидел и которой так боялся. Сначала до него донесся зов трубы, и по этому сигналу новый отряд армии Роффо вошел в ущелье. Ему было ясно, что армия Виннамира не выдержит их напора и начнет отступать.

К одной из стрел Ринна был заранее привязан свисток из тростника, и вот эту стрелу Ринн запустил высоко в воздух. Его пронзительный свист означал сигнал приготовиться всем лучникам, которые укрылись за деревьями и камнями по обеим сторонам дороги. С замиранием сердца стрелки смотрели, как мимо них быстро шли или едва ковыляли их друзья и вчерашние соседи, опережая врага всего лишь на несколько десятков шагов. Король и Дэви проскакали по дороге верхом на одном жеребце, который спотыкался под двойной ношей. За ними следом появились Керил и Мартен, и Ринн некоторое время шептал благодарственные молитвы за спасение своих друзей.

Лишь только из створа ущелья показались первые ксенарские солдаты, виннамирские лучники открыли огонь, счастливые оттого, что могут отомстить за своих товарищей. Утром они уже положили несколько тысяч солдат противника и теперь повторили свой успех. Под перекрестным огнем оказались десятки и сотни коней, всадников и пеших солдат. О жестокости происходящего никто не подумал, хотя урон, нанесенный противнику, был даже большим, чем на Ксенарской равнине. Пятьсот ожесточившихся стрелков, засевших в укрытиях над дорогой, сумели сначала остановить, а потом и обратить в бегство превосходящие силы противника. Пусть на время, но страшная угроза миновала. Жрецов же Мезона по-прежнему не было слышно.

Поняв, что врага удалось пока задержать, Ринн пешком спустился в долину. Еще ночью им удалось перенести лагерь на возвышенное место, поросшее деревьями, и хотя воды на полях больше не было, они превратились в вязкое болото. Полотно дороги было усыпано телами. Многие умерли от ран, так и не успев добраться до палаток, и Ринн попытался справиться со своей печалью. Важнее было сосчитать живых, а не мертвых.

Сбоку от дороги он обнаружил Мартена, стоявшего на коленях. Его взмыленный рыжий конь пасся неподалеку. Лицо Мартена было в крови, которая сочилась из рассеченной брови. Оружие Мартен отложил в сторону, а сам склонился над лежавшим в грязи юношей. Этот молодой копейщик потерял руку и каким-то образом умудрился дойти досюда с тропы. Зеленовато-белый оттенок его лица лучше всяких слов рассказал Ринну о том, какая судьба его ждет.

Эрл поднял голову:

— Найди скорее врача.

Но уже было поздно. Копейщик умер, и Мартен, сыпля проклятьями, поднялся.

— Он был не солдатом, а земледельцем. Мы вместе выросли.

— Вам необходимо передохнуть, милорд, — негромко сказал Ринн. — Пока еще есть такая возможность.

— Где король?

— Я еще не нашел его.

— Нужно отговорить его от участия в битве, — Мартен положил руку на плечо Ринна. — Он подвергает себя сумасшедшему риску.

— И воодушевляет наших солдат. Ты не увидишь старину Роффо во главе своих воинов, — сын портного посмотрел на распростертые на дороге тела. Кровь стекала в кюветы и впитывалась в землю. — Единственное, о чем нам надо поговорить с Гэйлоном, это об использовании Наследия Орима.

— Он не станет. Мы не можем требовать этого от него.

— Как по-твоему, сколько еще мы сможем их сдерживать? — сурово спросил Ринн. — У нас слишком мало стрел, чтобы остановить еще одно такое же массированное наступление. Того, что у нас есть, надолго не хватит. По зрелому размышлению мне кажется, что пока мы неплохо справились. Наши солдаты уничтожили почти три четверти того отряда, который враг послал против нас. Но у Ксенары еще много сил. Сколько воинов осталось у нас?

— Не знаю, — Мартен потер рукой глаза. — Мы потеряли по меньшей мере половину.

Ринн вздохнул:

— Вы и я, милорд, очень скоро умрем… или вынуждены будем присягнуть на верность новому королю, когда к нашим глоткам приставят острия мечей.

— Я умру, — стиснув зубы, ответил Мартен.

— А вот я не хочу ни того, ни другого. Именно поэтому я собираюсь сделать все, что в моих силах, чтобы уговорить его величество использовать Кингслэйер. Пойдем, отыщем твою палатку, чтобы ты отдохнул.

— Мы не можем оставить его… — Мартен посмотрел на мертвого солдата.

— Мы должны, по крайней мере, пока. В проходе мы оставили гораздо больше людей, — Ринн повесил на плечо лук и колчан со стрелами. — Идем. Герцог и король наверняка уже в твоей палатке.

К счастью, идти было недалеко, потому что Мартен останавливался, чтобы подбодрить или перекинуться хотя бы парой слов с каждой группой солдат, которая встречалась им по дороге. Ринн брел за другом, и мысли его блуждали где-то далеко. Взглянув наверх, он увидел прекрасное и чистое летнее небо, под которым кланялись сухому горячему ветру вершины деревьев. На мгновение война отдалилась куда-то, но это продолжалось лишь несколько мгновений, до тех пор пока он не опустил голову и не увидел залитую кровью землю.

Король осторожно сполз с крупа гнедого жеребца Дэви возле палатки Мартена. Герцог перекинул ногу через седло и соскочил на землю. Гэйлон уже снимал с себя кирасу и кольчугу, торопясь подставить прохладному ветру, дувшему под деревьями, разгоряченное, мокрое от пота тело. Ему необходимо было срочно почесаться по меньшей мере в сотне мест. Дэви, напротив, действовал очень медленно, сняв сначала одну, потом другую кольчужную перчатку.

— Давай помогу, — коротко сказал король и принялся расстегивать кирасу, затем опустился на колени, чтобы развязать ремни, удерживавшие наголенники на ногах герцога.

Правый доспех был в крови.

— Тебя ранили!

Герцог Госнийский проигнорировал упрек.

— Удар копьем, — пояснил он. — Пробило кольчужный чулок, но рана неглубокая.

— Для неглубокой раны из нее слишком сильно течет кровь. Снимай-ка все, чтобы я мог взглянуть на нее поближе.

Разорванные звенья кольчуги были забиты сгустками свернувшейся крови, и Гэйлон приказал Дэви сесть на валун, который торчал из травы. Затем он разорвал штанину снизу вверх, до самой раны на бедре герцога.

— Это ты называешь неглубокой раной? — проворчал король. — Разве тебе не известно, что от потери крови ты можешь умереть?

— Крови всегда кажется больше, чем на самом деле, — спокойно возразил Дэви.

— Если это все, что ты можешь сказать в свое оправдание, я немедленно отправлю тебя к врачам.

— Нет, — твердо сказал Дэви.

— Что — нет? — любопытно спросил Керил, устало взбираясь на пригорок и с грохотом роняя в траву доспехи, которые он неловко нес перед собой в обеих руках. Оглядев ногу Дэви, он сплюнул. — Скверная рана. Лучше будет, если ты о ней позаботишься.

Королевский кузен наклонился и подхватил флягу с водой, стоявшую в тени возле палатки. Не переставая громко пить воду, он уселся в траву.

— Здесь где-то были бинты, — Дэви встал с камня. — Я могу перебинтовать себе ногу лучше всех богом проклятых лекарей.

Из-за плеча герцога возникли на соседнем пригорке две знакомые фигуры, которые сопровождала унылая рыжая лошадь. Керил, несмотря на свою усталость, проворно вскочил на ноги и ринулся навстречу друзьям.

— Ринн! Мартен!

Ринн и Мартен приблизились.

— Отличная засада! — похвалил Ринна Керил, слегка хлопнув его по плечу.

— Уверен, что это была твоя идея.

Ринн растроганно кивнул. Мартен молча взялся за флягу и, сделав хороший глоток, принялся сдирать с себя доспехи.

Король, чье внимание мгновенно переключилось с нахального герцога на Ринна, согласился с Керилом.

— Твой хитрый замысел предотвратил катастрофу, Ринн, первый барон

Гринвудский. И не вздумай снова отказаться.

— Я слишком устал, чтобы перечить вам, сир, — светловолосый и худой Ринн уселся на примятую траву. — И я не предотвратил катастрофу, я только отсрочил ее наступление. К тому же не на много. Наш запас стрел почти вышел. После этого…

— После этого Вейлс превратится в поле битвы, — негромко сказал Мартен, усаживаясь рядом.

На поляне возле палатки появился пожилой солдат, который принес горшок с тушеной олениной. Горшок он поставил прямо на землю рядом с королем и, поклонившись, ушел. Гэйлон поднял голову. На противоположном конце поляны Дэви с решительным видом бинтовал ногу.

— Не затягивай слишком туго, — посоветовал ему Гэйлон и, обращаясь к остальным, добавил: — Мы должны поесть, иначе у нас не будет сил сражаться.

Но никто не пошевелился. Сил не осталось даже на то, чтобы жевать. Вокруг них, под деревьями, что обрамляли долину, потрескивая дымили костры, а утомленные воины кучками сидели возле своих палаток, и король наконец тоже позволил себе эту роскошь и присел. Глядя на своих друзей, собравшихся здесь, он еще острее ощутил отсутствие Арлина.

— Мы с самого начала знали, что у нас почти нет шансов, — проговорил

Гэйлон, словно ни к кому не обращаясь. — Это настоящее чудо, что мы продержались столько времени.

Оглядев усталые лица собравшихся, он спросил:

— Может быть, у кого-нибудь есть предложения, как нам лучше встретить следующую атаку?

Ринн поднял голову:

— Наследием Орима, сир.

Страшный меч все еще свисал с седла лошади герцога. Гэйлон мрачно посмотрел на него.

— Если я сделаю это, — начал король, — то произойдет еще немало смертей… Вы никак не хотите понять, что Орим истребил не только своих врагов, но и собственную армию тоже. Я ощутил его безумие, навеки сохраненное Кингслэйером. И не хочу, чтобы оно складывалось с моим собственным безумием.

— Но если эта война уже проиграна нами, то пусть в ней не будет победителя, — настаивал Ринн.

— Ты соображаешь, что говоришь? — перебил его Мартен. — Если бы у тебя был Колдовской Камень, Ринн, разве пожелал бы ты погубить столь многих?

— Перестаньте! — король закрыл свои красные, усталые глаза. — У кого из вас еще остались силы чтобы собрать людей?

— У меня, — немедленно откликнулся Дэви.

— Только не ты, тебе надо поберечь твою ногу.

Керил с трудом поднялся:

— Я пойду.

Роффо, король Ксенары, был в ярости. Солнце раскалило его доспехи, и король медленно варился внутри них в собственном поту. К тому же со всех сторон его окружали некомпетентность и тупость. Уйму времени он потратил на то, чтобы отыскать в этой беспорядочной суете верховного жреца, а когда нашел, то оказалось, что Тек ухитрился отыскать единственное на всем южном склоне чахлое деревце и устроиться в его тени, отказываясь сдвинуться с места даже ради своего короля. Роффо вместе со своей свитой и Тидусом Доренсоном остались поджариваться на солнцепеке. Единственным утешением им могло служить то, что на этой высоте солнце было не таким беспощадным, как на равнине.

— Где те страшные заклятья, которые обещал ваш бог? — требовательно спросил король.

Рослый белый конь под ним переступил с ноги на ногу, и его чешуйчатая броня встопорщилась в дюжине мест с металлическим лязгом.

— Мы должны были уже истребить виннамирцев всех до одного. Вместо этого мы не только не добились победы, но и потеряли около тридцати тысяч солдат. Объясни мне. Тек, как три тысячи человек могут убить тридцать тысяч.

— Не волнуйтесь, ваше величество, — отозвался жрец. — Мезон не забыл нас.

— Тогда почему его жрецы-воители укрылись здесь? Они должны сражаться!

— Сначала Гэйлон Рейссон должен взять в руки Наследие Орима. Бог сможет уничтожить его при посредстве его собственного оружия.

Роффо бросил взгляд на носилки, выставленные на солнце. Арлин Д'Лелан лежал закрыв глаза, его смуглое лицо вытянулось и побледнело. Свалявшиеся, мокрые от пота волосы липли ко лбу. Губы короля скривились от отвращения. При помощи этого жалкого существа Тек собирался победить Рыжего Короля.

— Так пусть это произойдет скорее, — заявил он.

— Бог сам определит нужный момент… — был ответ.

Бог то, бог се! Роффо уже устал слышать это.

— Если мне будет позволено сделать маленькое предложение, — начал Тидус

Доренсон.

Он страдал не меньше Роффо в своих пышных и тяжелых одеяниях, с которыми никак не хотел расстаться. Впрочем, его величественная осанка и важный вид нисколько не изменились не смотря на жару.

— Если бы ваше величество послало свой третий батальон в ущелье, чтобы противник исчерпал на нем свой запас стрел…

Роффо раздраженно глянул на изменника:

— Если мое величество и примет такое решение, то третий батальон поведешь ты лично!

Доренсон испуганно замолк, и король снова обратил свое внимание на Тека.

— Скажи, лорд Тек, если Кингслэйер — такое могучее оружие… почему

Гэйлон Рейссон до сих пор не применил его?

— У Рыжего Короля есть совесть и здравый смысл, сир, — Тек улыбнулся. —

Это и станет причиной его поражения.

18

Керил, одетый в плотно облегающую его тело длинную стальную кольчугу, надел тяжелую, испачканную засохшей кровью окровавленную кирасу, закрывавшую его грудь, и попытался на ощупь затянуть ремни и застегнуть застежки. У него ничего не получалось, и Мартен, уже облачившись в собственные доспехи, пришел ему на помощь. Каким-то чудом всем им удалось обнаружить в себе небольшой запас нерастраченных сил и энергии, хотя это произошло вовсе не так скоро, как им хотелось. Над предгорьями повисла зловещая тишина. Невидимые среди камней и деревьев отважные лучники готовились с толком использовать оставшиеся у них стрелы. Но эта линия обороны не могла продержаться долго.

Стараясь скрыть хромоту, Дэви подошел к своему коню и снял с седла большой двуручный меч в побитых ножнах. Он навесил его на пояс поверх того, который уже болтался у него на бедре, только с противоположной стороны. Добавочный вес мешал ему, однако теперь меч не задевал его раненой ноги.

— Зачем ты все время таскаешь за собой эту рухлядь? — поинтересовался

Керил и огляделся по сторонам, заметив устремленные на него любопытные взгляды товарищей. — Что я такого сказал? — удивился он.

— Может ли быть так, — задумчиво проговорил Ринн, — что он ничего не знает?

— Должен знать, — отозвался Мартен застегивая последнюю пряжку кирасы Керила. — Он же тоже потомок Рыжих Королей.

— Знать о чем?

— Перед тобой — Наследие Орима, шут гороховый, — раздраженно сказал сын портного. Он сменил свой лук со стрелами на меч и теперь с сосредоточенным видом водил по лезвию точильным бруском. — Как может королевский кузен быть столь царственно ограничен и туп?

Керил ничуть не обиделся. Наклонившись вперед, он с интересом рассматривал оружие.

— Я просто думал, что Дэви возит с собой старый отцовский клинок. А это Наследие вовсе не выглядит таким зловещим, как о нем говорят.

— Эй, поехали! — крикнул им Гэйлон, который уже спустился с холма и теперь ждал их на дороге внизу.

В поводу он держал существо, которое лишь с большой натяжкой можно было назвать лошадью. Тем не менее оно было оседлано и стояло, перебирая худыми ногами с вывернутыми коленями. Длинные уши существа торчали в стороны, словно у кролика.

— Пошевеливайтесь, — поторопил остальных и Мартен, беря в руки длинное древко с вымпелом наверху, которое поручил ему нести Гэйлон.

Керил нахлобучил на свои спутанные рыжие волосы шлем и жизнерадостно подмигнул Ринну.

— Ну что, на нас ни царапины, портняжка? Боги улыбаются нам.

— Только не Мезон, — проворчал Мартен.

Затем соратники Гэйлона вскочили в седла и направили своих усталых коней вниз по склону, торопясь присоединиться к своему сюзерену. На дороге уже выстраивались кавалеристы и пешие ратники, однако единственным звуком, нарушавшим тишину, было звяканье оружия и храп лошадей.

Гэйлон, по бокам которого скакали Дэви и Мартен, повел потрепанную армию Виннамира к южной оконечности долины, чтобы встретить врага на выходе из ущелья. Лучники, у которых почти вышел запас стрел, спустились с предгорий и присоединились к своим товарищам. Каждый из них вооружился пикой или мечом, и теперь в распоряжении короля было около пятнадцати сотен бойцов, объединившихся под белым вымпелом, который Мартен поднял высоко вверх, зажав древко между стременем и седлом. Полоска белой ткани развевалась и хлопала на горячем полуденном ветре.

Армия Роффо атаковала еще большим количеством, внезапно вырвавшись из прохода. На сей раз, впрочем, ее ряды выглядели более упорядочение. Передние шеренги наступали уверенным, неторопливым шагом, не сомневаясь в победе, но и не желая нести чрезмерные потери. Среди ксенарцев теперь появились также отряды тарвианцев и бенджарцев, которых Гэйлон без труда узнал по их одеждам и щитам. Были здесь и воины Нороу — мужчины и женщины, — чьи длинные волосы были одинаково заплетены в косы. Закутавшись в меха, они мчались в авангарде армии на мускулистых и стройных пустынных скакунах. Остальных чужестранцев, которые также виднелись среди массы атакующих, Гэйлон не знал.

При виде белого вымпела на древке армия Роффо замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась. Передняя фаланга расступилась, и вперед выступила небольшая группа жрецов-мезонитов. Они двигались слаженно и точно, словно все это было заранее спланировано. Гэйлон, осознав вдруг, что над войсками повисла недобрая тишина, поднял вверх руку, чтобы остановить своих людей.

— Не хочешь ли ты вступить в переговоры, Рыжий Король? — прокричал один из жрецов.

Гэйлон тщательно обдумал ответ и крикнул в ответ:

— Нет! Я пришел сюда не для переговоров. Я хочу предупредить — Наследие Орима со мной, и его мощь служит мне. Вас не спасет волшебство вашего бога! Убирайтесь прочь вместе со своей армией, или вас ждет жестокая гибель!

Тот же самый жрец сделал кому-то знак, и четверо других жрецов вынесли вперед носилки. Затем носилки были поставлены вертикально, и король увидел, что к ним привязан за руки и за ноги человек в белом балахоне. Его лицо он узнал мгновенно.

— Арлин! — воскликнул Гэйлон и пришпорил свою лошадь.

Дэви едва успел схватить животное за уздечку и сдержать его безумный прыжок.

Солнечный свет ярко блеснул на лезвии ножа, появившегося в руках жреца.

— Слушай меня, Гэйлон Рейссон! Мой господин, верховный жрец Тек, велел передать тебе следующее: этот человек, Арлин Д'Лелан, был посвящен Мезону и будет принесен в жертву ради нашей победы. Если ты хочешь спасти его жизнь, ты должен предложить вместо него себя. Принеси нам меч и сдайся, иначе ты увидишь, как он умрет!

Дэви не дал королю принять решение. Прежде чем кто-либо успел ему помешать, он выехал вперед на своем усталом гнедом и схватился за рукоятку Кингслэйера. Действуя левой рукой, он выдернул из ножен волшебный клинок.

Кингслэйер отозвался немедленно, хотя и не с такой ослепительно-голубой вспышкой, которую исторгало из него взаимодействие с Колдовским Камнем. Грозная песнь меча звучала приглушенно, но Гэйлон все равно слышал ее, видел, какое влияние оказал на юношу меч. Вся усталость Дэви куда-то пропала, и он, высоко подняв клинок и запрокинув назад голову, издал дикий вопль, в котором смешались злобная радость и ненависть. Как ни боялся за него Гэйлон, однако и он в тот же миг возжелал стать столь же всемогущим.

Король, Мартен, Керил и Ринн дружно сорвались с места и поскакали вслед герцогу Госнийскому. Виннамирская армия шла по пятам за своими полководцами. Воины Роффо, однако, успели сомкнуться вокруг жрецов и их пленника, и Дэви на всем скаку врезался в первую шеренгу солдат противника, опрокинув одного вместе с конем и пронзив волшебным мечом второго.

— Дэви! — громко позвал Гэйлон.

Однако неистовая ярость Кингслэйера уже захлестнула Дэви, как захлестывает и несет утлую лодочку бурный поток. Герцог убивал направо и налево, не останавливаясь ни на секунду, словно твердо решил пробить себе дорогу сквозь живую стену из человеческих тел, которая отделяла его от Арлина. Гэйлон увидел, как растерянные и испуганные враги отступают под натиском юноши, и последовал за ним вместе со своими войсками, которые без труда опрокинули переднюю фалангу и удвоили урон, уже нанесенный ксенарцам Кингслэйером.

Решающая битва началась.

Жрецы с носилками, к которым был привязан Арлин, двигались в самой середине боевых порядков своей армии, и Дэви преследовал их, стараясь не отстать. Гэйлон ринулся за ним, стараясь поскорее настичь юношу и вырвать меч из его пальцев. Он слишком поздно заметил опасность. Жрецы намеренно использовали Арлина, чтобы выманить предводителей виннамирской армии вперед и отрезать их от основной массы солдат. Гэйлон понял этот маневр, лишь когда ряды ксенарских воинов сомкнулись вокруг него, а Дэви, по-прежнему не глядя по сторонам, методически истреблял всех, кто попадался ему под руку чуть впереди, сея вокруг себя смерть. Никто из противников не мог даже дотронуться до него — такими сильными и неожиданными были его удары.

Между Гэйлоном и Дэви возник на мгновение жрец в белой кирасе, который прокричал что-то на ксенарском. В следующий момент король почувствовал, как что-то сильно потянуло его за ногу. Он бросил быстрый взгляд вниз и увидел, как одна рука в кольчужной перчатке схватила его за лодыжку, а вторая — за икру. Что-то укололо его под коленом, свободно проникнув сквозь звенья кольчуги-чулка. Потом он почувствовал укол еще дважды.

Гэйлон взмахнул своим мечом, и ближайший к нему солдат с воплем упал. Обе его руки оказались отрублены у локтя, но на его месте тут же возникли новые враги. Они схватили короля за руки и за ноги и потащили с коня. Кто-то ударил его тупым концом пики по голове, кто-то вырвал из руки меч.

В страхе Гэйлон попытался привести в действие свой Колдовской Камень.

Но Камень не ответил ему. Вместо этого Гэйлона обволокло уже знакомое ему сонливое безразличие — точно такое же, как мерзкая мезонитская магия, которой пытался воспользоваться барон Седвин Д'Лоран. Он был беспомощен. Тем временем десятки солдат, окружившие его, опрокинули на землю, и короля и его лопоухую нескладную лошадь.

— К королю! — раздался далекий крик. — Все к королю!

Гэйлон уже лежал на земле, и чьи-то руки торопливо срывали перчатку с его правой руки. Невидимые пальцы осторожно ощупали перстень, стараясь не соприкоснуться с Камнем, и попытались его снять. Когда это не удалось, маленькое острое лезвие принялось кромсать его палец, и Гэйлон нашел в себе силы, чтобы сжать руку в кулак. Раздался крик боли — это Камень коснулся-таки незащищенной руки жреца. А его слабость уже отступала.

— К королю!

На этот раз тревожный крик раздался совсем близко, и Гэйлон узнал голос Керила. Кузен короля, не задумываясь о собственной безопасности, подоспел вовремя и пронзил своим мечом троих врагов подряд. Остальные отступили, оставив Гэйлона распростертым на земле. Король еще боролся с остатками оцепенения, вызванного к жизни магией мезонитов.

— Сир! — воскликнул Керил, задыхаясь от волнения и усталости. Все его внимание было приковано к окружавшим из врагам.

— Надеюсь, вы не ранены? — на мгновение он повернулся к Гэйлону и протянул ему руку, чтобы король встал. Внезапно Керил как-то странно напрягся, а его взгляд устремился куда-то сквозь Гэйлона. — Милорд…

Это последнее слово он прошептал едва слышно, неожиданно побелевшими губами. Затем Керил упал на колени и опрокинулся вперед. Гэйлон увидел торчащее из спины друга копье.

— Керил!!!

Наконец подоспели Мартен и Ринн. Эрл, привстав на стременах, чуть не надвое рассек копейщика-бенджарца, а Ринн набросился на двух его товарищей-земляков в бело-голубых солдатских юбочках. Гэйлон, не обращая внимания на закипевшую вокруг него свалку, обнял Керила и прижал к груди, чувствуя себя совершенно беспомощным и слабым. На губах Керила появилась ярко-красная пена.

— На нас… ни… царапины, — с трудом прошептал Керил.

Слабая улыбка тронула его губы, и он тихо умер.

— Нет!.. — простонал Гэйлон. Слезы горя и ярости душили его, жгли глаза и застилали все вокруг.

— Сир! — закричал ему Ринн, отмахиваясь от наседавшего противника. —

Найдите свой меч, пока не поздно!

Клинок валялся тут же на земле, наполовину скрытый телом Керила.

— Где Дэви? — спросил король, ловко вскакивая на ноги и взмахивая мечом. Его злосчастная лошадь куда-то пропала.

— Вон там, — указал Мартен.

Гэйлон повернулся в указанном направлении и увидел, как чуть не в середине поля битвы отчаянно рубится с врагом герцог Госнийский, уничтожая каждого, кто попадался ему под руку. Он заставил своего усталого гнедого кружить на одном месте, в то время как сам Дэви, высоко подняв в воздух Кингслэйер, выискивал врага. Но теперь даже виннамирские солдаты старались держаться от него подальше, опасаясь овладевшего герцогом безумия. Ни Арлина, ни жрецов Мезона нигде не было видно.

Оставив безжизненное тело Керила лежать на земле, Гэйлон бросился вперед, отчаянно работая мечом, чтобы проложить себе путь к Дэви. Ринн и Мартен двинулись за королем, прикрывая его сзади.

Кингслэйер как будто намертво прирос к его ладони, но Дэви это не занимало. Он полностью подчинился злой воле заколдованного меча и готов был заплатить любую цену за то могущество, которым было переполнено все его тело — за стократ убыстрившиеся рефлексы, за невероятную силу и обострившиеся чувства.

И за горячую липкую кровь, которая свободно текла по его рукам, проникая сквозь кольчужные перчатки.

Заколдованный меч был ненасытен и продолжал жаждать крови. Дэви взялся за Наследие Орима, чтобы спасти Арлина, однако все его побудительные мотивы вскоре отступили, исчезли перед свирепой жаждой новой и новой крови, которая объединила его с мечом. Герцог развернул коня, выискивая очередную жертву, но солдаты противника и свои бежали перед ним по трупам своих павших товарищей. Их страх только разъярил герцога еще больше.

— Псы! — крикнул он им. — Грязные трусы!

В круге смерти появилась чья-то фигура. Знакомый, высокий силуэт приближался к нему, и смутные воспоминания о Рыжем Короле заставили Дэви заколебаться.

— Отдай мне меч, — с невероятным спокойствием проговорил рыжебородый король.

Дэви покачал головой:

— Нет. Я ему нужен.

— Ты нужен мне, мой герцог!

Кингслэйер ревниво загудел громче, стараясь заглушить голос Гэйлона и снова подчинить своей воле герцога — потомка Черных Королей. Его песня, требующая пролить кровь и этого человека, заполнила разум Дэви. И когда Гэйлон Рейссон протянул руку за Наследием Орима, юный герцог внезапно взмахнул мечом.

Что-то ужалило его в правое плечо с такой силой, что он вылетел из седла. Вся рука выше локтя была словно объята пламенем.

Дэви так сильно ударился о землю, что воздух с шумом вырвался из его легких, а пальцы непроизвольно разжались, и меч выпал. Лишь только контакт человека с мечом был нарушен, на Дэви нахлынуло ощущение страшной потери и мучительного ужаса от сознания того, что он наделал. Сквозь пелену жгучей боли Дэви увидел Ринна с арбалетом в руке.

— Простите меня, сир, — прохрипел Дэви, когда Гэйлон опустился на колени рядом с ним. — Я мог убить вас.

На лице короля смешались вместе сожаление, страх и гнев. Ринн и Мартен подошли и встали рядом, защищая короля от нападения. По щекам Ринна почему-то текли слезы. Никто не нападал на них. Это был своего рода «глаз бури»— островок спокойствия посреди урагана, во всяком случае — пока. Дэви неловко поежился.

— Лежи смирно, — приказал король и принялся расстегивать кирасу герцога. Мартен подобрал Кингслэйер, опасливо держа его за лезвие.

— Вы видели, что выделывал этим мечом наш юный герцог? Он разрубал врагов напополам вместе с доспехами!

Король, склонившись над Дэви, никак не отреагировал на это исполненное благоговения заявление, однако в груди герцога сердце забилось быстрее, и боль стала острее.

— Насколько скверно? — спросил Ринн, вручая королю короткий кинжал с острым тонким лезвием.

— Жить будет, — мрачно ответил Гэйлон. — Подержите его, пока я выдерну стрелу.

— Я не могу оставить вас, сир, — пробормотал Дэви, чувствуя, как Ринн железной хваткой стискивает его руки. — Я должен был попытаться спасти Арлина. Я… — Острая боль заставила его прикусить язык.

Солнце медленно клонилось к закату, и в предгорьях залегли первые вечерние тени. Сквозь лязг мечей и треск доспехов стала слышна мелодия — не низкий и грозный вибрирующий гул Кингслэйера, а согласный хор множества голосов, выводивший высокие, гармоничные звуки. Это была песнь жрецов Мезона. Заслышав этот звук, Гэйлон замер, приподняв руки, перемазанные кровью герцога.

— Это там, сир, — Ринн указал на юг, где находилась тропа.

В небо медленно поднималось еще одно зеленое облако. На этот раз изумрудный огонь плыл в воздухе гораздо выше, чем раньше. Гэйлон чувствовал, что на этот раз Божественный Огонь не таил в себе опасности; это был вызов, маяк, на свет которого он должен спешить, как мотылек, который торопится сгинуть в пламени свечи. Гэйлон чувствовал, что на земле под этим зеленым облаком он найдет Арлина и встретит что-то еще…

Он резко встал и быстро подошел ко взмыленному гнедому Дэви, поймав его за волочащийся повод.

— Защищайте герцога, — коротко бросил он двум своим товарищам, вскакивая в седло и протягивая руку к Мартену.

Эрл подал ему меч, но на лице его отражалось сомнение.

— Милорд, прошу вас… Наша главная обязанность — ваша безопасность.

— Ваша главная и единственная обязанность — подчиняться мне! — отрезал Гэйлон, принимая меч левой рукой, чтобы не дать ему соприкоснуться с Камнем и подчинить себя злой воле Орима… пока.

— Что бы ни случилось, пусть Дэви останется цел и невредим. Отвезите его обратно в Каслкип к Джессмин.

— Нет! — сумел крикнуть Дэви и, побелев от боли, встал на ноги. — Вы не можете отправить меня, сир!

Ринн подхватил его под локоть, так как Дэви покачнулся. Гэйлон, не слушая мольбу Дэви, дал шпоры гнедому. Усталый конь повиновался неохотно, однако король умелой рукой направил его на юг, используя все свободные места, какие ему только удавалось отыскать среди сражающихся. Несколько раз он прибег к Наследию Орима, обороняясь от солдат противника, но всякий раз он держал Кингслэйер в левой руке.

Самые ожесточенные схватки кипели на ровном пространстве дороги и в непосредственной близости от нее, и король направил коня к подножьям гор, так как именно там ему было проехать легче всего. Взбираясь по тропе, он в первый раз получил возможность увидеть всю битву целиком.

В истоптанной, пожелтевшей от солнца траве, размахивая сверкающим оружием, кружили вокруг друг друга группы людей, то и дело сходясь в бою. Их яростные крики и предсмертный хрип звучали странным контрапунктом к мелодичной песне жрецов. Тела павших устилали землю. Ксенарцы и виннамирцы были грудами навалены друг на друга в местах особенно яростных схваток, а остальные плавали в больших кровавых лужах, слабо шевелясь в агонии.

Зрелище смерти и страданий заставило Гэйлона вздрогнуть от отвращения. Это он стал причиной гибели стольких людей, и кровавая бойня была еще далека от завершения. Колдовской Камень горел на его пальце ровным синим огнем, в то время как зеленое пламя Мезона звало его в ущелье Морского прохода, где царили почти мертвая тишина и покой.

Тишина была действительно мертвой. В узком каменном каньоне не шевелилось ничто живое. Мертвые тела в лужах свернувшейся крови были беспорядочно разбросаны по всей ширине каменистой тропы, на которую уже легла густая тень. Конь Гэйлона, вынужденный то и дело переступать через изрубленные или обожженные трупы, всякий раз пугался и шарахался в сторону, но король безжалостно пришпоривал его, торопясь поскорее достичь южного конца Морского прохода, ибо он уже видел там ожидающего его короля Роффо верхом на белом коне и в блестящих доспехах, но без шлема. Рядом с ним стояли на земле носилки, к которым был привязан Арлин.

Жрецы Мезона тоже были на месте. Они стояли полукругом за спиной Роффо, негромко выпевая свой волшебный мотив, и облако изумрудно-зеленого Божественного Огня как привязанное трепетало высоко над их головами. Старшего жреца, который обнаружил Гэйлона в храме, среди них не было.

— Эй, Рыжий Король! — прогудел Роффо. Его глубокий и зычный голос эхом отразился от стен ущелья, разом заглушив и звуки битвы, которая кипела за спиной Гэйлона, и пение жрецов.

— Роффо!

Гэйлон остановил гнедого немного не доезжая до короля Ксенары.

Кингслэйер он положил поперек на луку седла.

Обнаженный меч и не слишком вежливое приветствие не понравились старому королю. Он ухмыльнулся и сказал:

— Что-то нас не слишком радушно встречают в этот кровавый день.

— Я что-то не вижу на вас крови, сир.

— Давай-давай, — неожиданно резким тоном заговорил Роффо. — Покончим с этим сейчас. Внизу на равнине ожидает еще один огромный отряд. Твоя армия отчаянно сражалась, но война проиграна. Сложи оружие и сдавайся — только этим ты спасешь тех из виннамирцев, что еще остаются в живых.

— Почему я?

Гэйлон заметил, что лицо Роффо покрылось крупными каплями пота, несмотря на то что в тени, где он стоял, было весьма прохладно, в том числе и из-за подувшего с моря прохладного ветра.

— Не будь глупцом, мальчишка! За сколько еще смертей ты хочешь нести ответственность? Если ты возьмешь в руки Наследие Орима, то будущие поколения проклянут тебя во сто крат сильнее, чем Черного Короля, — Роффо вздернул свои многочисленные подбородки. — Кроме того, на оружии также лежит проклятье. В любом случае твоя гибель неизбежна. Предай же себя в руки милостивых жрецов Мезона и позволь им завершить твои страдания ко всеобщему благу.

На губах Гэйлона возникла кривая улыбка.

— Разве можно отказаться от такого любезного предложения?

Привязанный к носилкам Арлин Д'Лелан медленно открыл глаза и повернул голову. Старый король услышал, что пленник пошевельнулся, и глянул в его сторону.

— Его ты тоже спасешь. Я готов поклясться в этом.

— Нет, — с трудом проговорил Арлин хриплым голосом. — Он лжет, сир.

— Ни минуты в этом не сомневался, — заметил Гэйлон.

Роффо налился пунцовой краской, однако не попытался опровергнуть столь дерзкого обвинения. По сторонам его округлого лица пот тек уже настоящими ручьями. Гэйлон с тяжелым сердцем обернулся к Арлину:

— Что я сделал с тобой, друг мой?! Что я сделал с Виннамиром…

— Покончите с этим сейчас, милорд… Возьмите в руки Кингслэйер и прикончите нас всех… — молодой южанин истратил все свои силы и замолчал.

Лицо Роффо стало белым, как полотно:

— Этот человек бредит. Сам не знает что говорит…

— Знает, — Гэйлон посмотрел на жрецов, которые продолжали петь, стоя за спиной Роффо. — Где твой верховный жрец, старик? Я уверен, ему тоже есть что сказать.

Толстые щеки и подбородок Роффо заходили ходуном, и он в испуге закатил глаза.

— Тек обещал мне… что не будет никакой опасности, пока я стою рядом с

Д'Леланом…

— Но сам Тек при этом предпочел стоять в другом месте, — заметил Гэйлон сходя с коня. — Но от Кингслэйера не может спрятаться даже он.

Рыжий Король осторожно обвил пальцами рукоять старинного меча. Лишь только его перстень коснулся оружия, в середине гарды вспыхнул ярким светом Звездный камень и во все стороны брызнули острые разноцветные лучи. Древний меч пробудился к жизни, и Колдовской Камень Гэйлона засверкал в ответ ослепительно-ярким голубым огнем.

За спиной Гэйлона раздался вскрик, и король узнал голос Дэви. Но это не имело больше никакого значения. Кингслэйер завибрировал, загудел, и это была уже не песнь, а симфония невиданной мощи, в которой растворился король. Музыка звезд звучала все громче, окутывая его снаружи и заполняя изнутри.

Перед глазами Гэйлона возникла мерцающая фигура чернобородого человека в темных длинных одеждах. На спутанных черных кудрях лежала тяжелая золотая корона. Безумный Орим. Призрак поднял вытянутую руку, пальцы которой заканчивались отросшими, загнутыми ногтями.

— Используй мое знание! Позволь мне помочь! — воззвал Черный Король, заглушая музыку Кингслэйера. — Я прошу только одно — дай мне снова ожить в тебе! Вместе мы сумеем победить этот мир и сделаем его нашим!

За спиной Орима ветвилась темень, и в ней Гэйлон разглядел картины, которым было без малого тысяча лет — Виннамир в огне. Леса гибли в пожарищах, города лежали в руинах, жители гибли сотнями. Такова была власть, которую сулил Орим, однако древняя локальная катастрофа не произвела на Гэйлона впечатления. Он отвернулся.

— Выслушай меня, — вторгался в уши навязчивый, тревожный голос. —

Кингелэйер должен убить своего хозяина. Только мне по силам спасти тебя.

Только я могу помочь тебе избежать судьбы, которая постигла меня самого.

— Сгинь, старый дурак! — Гэйлон пустил в свое тело энергию меча, и она запульсировала в нем могучим потоком. — У тебя нет ничего из того, что я хочу!

Меч рванулся в его руках, и лицо Орима, искаженное судорогой гнева, исчезло.

Невидящим взглядом Гэйлон уставился туда, где заканчивалось ущелье и тени уступали яркому еще свету долгого дня. Почему он так долго отказывал себе в том, чтобы взять меч в руки? Почему? Его внутреннее видение, получив неожиданную свободу, заработало в полную силу, и многие вещи стали видны отчетливо и предельно ясно. Он понял, как ничтожно человечество и как велика Вселенная. Он понял, что каждая секунда в потоке времени значит столь же мало, сколь мало значат многие и многие жизни по сравнению с вечностью. По велению судьбы Камень и Меч стали одним целым, и он знал, что иначе просто не могло быть.

А симфония Кингслэйера не затихала ни на минуту. Его мелодия звучала так пронзительно, что уши короля заболели, однако он не замечал этой боли. Время остановило свой бег, и разум Гэйлона заполнили бесчисленные варианты возможного будущего. Он видел голые и безлесные холмы Виннамира, но не пожар был тому причиной. Деревья были вырублены людьми, и в долинах вдоль рек вознеслись огромные города. Цивилизация проникала во все укромные уголки его страны, и повсюду земля умирала, а воздух становился дымным и спертым.

Затем перед внутренним взором Гэйлона возникла иная картина. Каменные города сменили деревянные постройки, а по каменным дорогам понеслись машины. Машины побольше летали в небе между облаками. Ослепительный белый огонь сравнивал с землей горы и города, а с неба сыпался и сыпался белый как снег раскаленный пепел, навсегда укрывая собой мертвую землю.

Гэйлон медленно плыл высоко над землей, но он был не один в этой вышине. Люди научились строить свои города среди звезд в ночном небе, и их дома свободно висели в пустоте. В черном холодном пространстве лениво вращались серебристо-серые, сверкающие огнями гигантские колеса и бочки, в которых жили животные и люди, и в их медленном танце были достоинство и красота.

Одна за другой проносились перед глазами Гэйлона подобные картины вероятного будущего, однако все они заканчивались грандиозной катастрофой, либо природной, либо такой, причиной которой послужил сам человек. Гэйлон уже знал, что в грядущих столетиях появится оружие даже более мощное, чем Кингслэйер, однако сейчас в его руках был именно легендарный меч, и он мог использовать его так, как ему заблагорассудится.

Усилием воли король подчинил себе Кингслэйер, и картины будущего пропали. По сверкающему лезвию меча метнулся голубой огонь; ярко вспыхнув на острие клинка, он вернулся обратно к рукояти. Пронзительный голос меча превратился в низкое и мощное гудение, и тело Гэйлона отозвалось восторженной дрожью.

Только однажды, в подземелье своего замка, довелось Гэйлону выпустить на волю могучую силу меча. Теперь поток энергии, подобно извилистой голубой молнии ударил прямо в небо и немедленно вернулся к земле. Меч в руках Гэйлона вторил разряду оглушительным треском, а он снова направил его вверх. На этот раз молния прошила изумрудно-зеленую тучу Божественного Огня, которая все еще висела над головами жрецов.

Жаркое пламя пролилось сверху на мезонитов. Гэйлон с бесстрастным интересом наблюдал за тем, как жрецы бросились врассыпную. Белая лошадь короля Роффо испуганно попятилась назад, а потом резко прыгнула в сторону, оставив седока в тяжелых доспехах беспомощно барахтаться на каменистой тропе. Привязанный к носилкам Арлин не мог укрыться и только закричал, когда на него посыпался горящий мусор.

Гэйлон нахмурился. На мгновение его озаботили страдания, которые он мог причинить южанину, однако это была слабость, которая сразу прошла. Он не знал ни жалости, ни сострадания. В длинный день летнего солнцестояния светило склонялось к западу безумно медленно, а пустота разума сулила великие откровения. Гэйлон Рейссон стоял выше законов, начертанных богами и выдуманных людьми!

За гудением Кингслэйера, за ощущением безграничного могущества продолжал что-то нашептывать Орим. Его жестокая, застрявшая в памяти поколений сущность вечно будет цепляться за меч, обретя таким образом подобие бессмертия. И Кингслэйер пел Гэйлону так, как когда-то он пел Черному Королю.

Горячий сухой ветер принес далекий удар грома, слово тысячи голосов крикнули что-то недружно и рассогласование. Снова зазвучала мелодия, негромкая, но приятная и немного таинственная. Мезониты присоединились к последнему отряду войск Роффо, и теперь эта армия ринулась к Морскому проходу по склонам Серых гор, чтобы привести в исполнение волю Мезона.

Исполненная жажды крови скороговорка Орима вдруг затихла.

Арлин, страдая от боли, беспомощно смотрел на Гэйлона. Что бы он ни воображал себе о возможностях легендарного Кингслэйера, действительность во много раз превосходила самые безумные предположения и фантазии. Гэйлон, преобразившийся и окруженный золотисто-голубой аурой света, держал меч Орима высоко над головой, и пульсация сверхмогучих энергий сотрясала скалы до самого основания.

— Помогите! — прохныкал совсем рядом Роффо.

В своих полированных блестящих доспехах король Ксенары был беспомощен, как перевернутая черепаха. Белая лошадь умчалась от него так же быстро, как и жрецы.

За спиной Гэйлона на тропе появились солдаты, шедшие со стороны Нижнего Вейлса. В этой толпе смешались и друзья и враги, привлеченные вспышками голубого света и биением энергии колдовского меча. Впереди всех верхом на взмыленной лошади, добытой у ксенарского копейщика, мчался Дэви — юный герцог Госнийский. Он соскочил с седла еще до того, как конь остановился, и пробежал остававшиеся несколько шагов нетвердой рысью.

— Нет! — закричал Арлин во всю силу своих легких, но его никто не услышал.

Дэви схватил Гэйлона за запястье, но король посмотрел на него так, словно видел впервые. Герцог потянул короля за руку, и Гэйлон одним резким движением отшвырнул юношу далеко в сторону. Мимо Гэйлона с ножом в руке промчался Ринн, направляясь к Арлину.

— Назад! Дурак! Назад! — прохрипел Арлин, но Ринн то ли не услышал предупреждения, то ли не обратил на него внимания.

Тонкое короткое лезвие рассекло веревки сперва на лодыжках Арлина, затем на запястьях. Арлин успел увидеть, как Дэви пытается встать на ноги за спиной Гэйлона, когда Рыжий Король широко взмахнул мечом, направив острие к южному концу ущелья, куда вливались первые шеренги последних батальонов Роффо. Ринн попытался помочь Арлину встать, но было слишком поздно.

— Мой храбрый, неразумный друг… — успел прошептать Арлин Ринну за мгновение до того, как Гэйлон нанес первый удар Кингслэйером.

Раздался жуткий грохот. Казалось, земля содрогнулась и ушла у них из-под ног. Затем волна золотисто-голубого раскаленного пламени ринулась вперед, сметая все на своем пути. Арлину показалось, что последний приступ мучительной боли длится целую вечность и никак не закончится.

19

Из кончика меча выплеснулся тяжелый жидкий огонь, плотный и сверкающий, словно пламя, из которого сделаны звезды. Стремительная река расплавленного света ринулась вдоль ущелья к его южному концу, и все, кого коснулись волны бушующего пламени, умирали с отчаянными воплями. Плоть человеческих тел плавилась как воск и стекала с костей.

Рыжий Король видел, как огненная стихия смела Роффо, поглотила Арлина и Ринна, но не чувствовал ничего — ни радости, ни сожаления. Даже голос Орима затих. Осталась лишь симфония меча, в которой Камень исполнял заглавную партию. Шелковистое пламя, словно вырвавшееся из недр солнца, плескалось у каменных стен ущелья, облизывало и плавило камни и возвращалось обратно в главный поток.

Ксенарские войска обратились в бегство, однако они оказались заперты в ущелье теми, кто шел сзади. Золотисто-голубой искрящийся поток поглотил их, и громкий вопль ужаса и мучительной боли, исторгшийся одновременно из многих глоток, поколебал внутреннее безмятежное спокойствие Гэйлона. Он очнулся и резко отступил назад, пытаясь вернуть себе контроль над Кингслэйером.

Напоенный сразу множеством смертей Кингслэйер подчинился. Он стал тяжелым, и Гэйлон опустил его острием вниз. Сходная тяжесть сковала и члены Рыжего Короля, однако безумный огонь все еще кипел в его крови.

Языки света в последний раз мигнули и погасли, огненная река исчезла, и король ясным и трезвым взглядом окинул поле битвы. Скелет короля возглавлял армию скелетов, разбросанных в разных позах по всему пространству тропы. Все мясо с костей было сорвано, а все доспехи и оружие застывали на камнях лужицами расплавленного металла.

Меч — Наследие Орима — успокоение гудел в его руках, ожидая пока его господин не разбудит его снова. «Скоро! — пообещал мечу Гэйлон. — Очень скоро!»

И почувствовал, как в его сознание снова вторглась неистовая душа Орима. На Ксенарской равнине было еще немало солдат Роффо, и многие из них должны будут встретить смерть, прежде чем король остановится.

— Сир…

Гэйлон медленно повернулся и еще медленнее сосредоточился на лице герцога Госнийского, на котором смешались вместе слезы и кровь.

— Вы победили, милорд. Виннамир спасен. Люди Роффо бегут. — Дрожащие, осторожные пальцы юноши легко коснулись запястья короля. Голос герцога вкрадчиво произнес: — Позвольте мне взять меч, сир. Он вам больше не пригодится. Я сумею надежно сохранить Наследие.

Раздавшийся внезапно громкий, невеселый смех эхом отразился от стен ущелья и так же резко оборвался.

— Оставь его, парень!

Дэви оглядел каменные уступы у себя над головой и заметил высоко на восточной стене маленького старика в черно-синей свободной накидке. Дэви сразу узнал острый подбородок, высокие скулы и длинные седые волосы, которые трепетали на ветру, — Сезран, брат-близнец Миск и создатель Кингслэйера.

— Оставь его, не трогай. Он далеко еще не закончил! — снова выкрикнул маг.

— Нет! — крикнул в ответ Дэви, так неловко повернувшись, что рана в плече снова заболела. И снова он попытался привлечь к себе внимание Гэйлона, умоляя его: — Милорд, прошу вас, вы уже все сделали. Отдайте мне меч.

— Он ни за что не расстанется с подобным могуществом, — снова крикнул с высоты Сезран. — Ты слишком многого от него хочешь, Дэвин Дэринсон. Гэйлон уже принес свои жертвы задолго до того, как село сегодняшнее солнце. Беги, парень, спасайся, пока можешь. Найди какой-нибудь укромный уголок и укройся там. Заройся в землю и не выглядывай, потому что очень скоро от этого мира не останется камня на камне.

Запрокинув голову, Дэви посмотрел на мага:

— Ты хочешь, чтобы он умер. Ты хочешь забрать Кингслэйер себе, но ты никогда его не получишь. Никогда!

Гэйлон пошевельнулся, и Кингслэйер в его руке ожил, загудев громче. В отчаянье Дэви схватился обеими руками за поперечину гарды и потянул.

Король ударил его локтем в ухо. В глазах Дэви потемнело, и он тяжело упал на землю, ударившись о камни раненым плечом. Острая боль заставила его на мгновение потерять сознание. Очнувшись, он услышал сквозь боль тяжелые шаги Гэйлона по камням. Смех Сезрана наверху оборвался, и юноша, осознав, что Гэйлон ушел, заплакал в бессильном отчаянии.

— У тебя снова открылась рана. — Ласковый, но исполненный глубочайшего сожаления голос Мартена, заставил Дэви взять себя в руки. Эрл Нижневейлсский присел рядом с ним на корточки и положил руку ему на плечо.

— Пожалуй, нам лучше последовать совету старого мага, Дэви. Давай выбираться отсюда.

Тяжесть на сердце перевесила боль в плече.

— Я не могу оставить его одного.

— Он не помнит, не узнает тебя. Он прикончит нас с тобой так же бездумно, как убил Арлина и Ринна. Из ближайших друзей короля остались только мы с тобой, Дэви… — Эрл помолчал. — Все ушли. Ксенарские солдаты рассыпались по всему Нижнему Вейлсу. Наша храбрая маленькая армия так просила короля поскорее взять в руки Кингслэйер, а теперь наши воины тоже бегут сломя голову, чтобы скрыться от реальности.

Он фыркнул.

— Куда пошел король? — спросил Дэви, вытирая слезы с лица.

— На юг, — обеспокоенно сказал Мартен. — Боюсь, что у нас остается слишком мало времени. Ты сумеешь встать? Я мог бы нести тебя, но…

Герцог с трудом поднялся и понял, почему голос Мартена звучал так неуверенно. Четырнадцатый эрл Нижнего Вейлса получил удар мечом в плечо. Кольчуга спасла его, не уступив острому лезвию, но сила удара была такова, что кость не выдержала и сломанная рука бессильно повисла.

— Сначала нога, теперь рука, и все с одной стороны, — мрачно заметил

Мартен. — Впрочем, моя главная, правая, рука еще действует. Может быть, нам удастся, помогая друг другу, добрести до Арбор-хауса.

— Иди один. Мартен, — отказался Дэви. — Я приду за тобой, как только смогу.

— Не делай этого! — Мартен схватил его за локоть. — Гэйлон утратил разум. Он предупреждал нас, что это произойдет и каковы будут последствия. Я не хочу быть последним человеком, оставшимся в живых.

— Тогда идем вместе.

— Боги! — прорычал Мартен и выпрямился. — Остается надеяться, что это будет менее болезненно, чем если мы прямо сейчас перережем друг другу глотки.

Дэви проигнорировал это замечание. Он уже пошел на юг, с трудом прокладывая себе путь среди останков. Кости Роффо можно было легко узнать по слиткам серебра и железа, в то время как кости Арлина и Ринна лежали безымянной грудой. Дальше проход загромождали обугленные кости по меньшей мере тысячи воинов. Обходного пути не было, и Дэви шагнул вперед, чувствуя, как хрустят под ногами тонкие кости скелетов. Мартен, сыпля проклятиями, шел следом.

— Куда же он пошел? — проворчал эрл.

Дэви внезапно догадался. Гэйлону необходима была позиция где-нибудь на возвышенности, откуда он бы мог вызвать большие разрушения. Наследие жаждало крови, а на Ксенарской равнине наверняка еще оставалось немало солдат.

— Сюда! — показал Дэви и заторопился вперед неровной, подпрыгивающей походкой.

Пока он спускался по крутой каменистой тропе, также усеянной обугленными костями, усталость и боль чуть не доконали его. И все же он оказался на скальном обнажении, на котором впервые увидел Сезрана. Отсюда прекрасно просматривалась вся Ксенарская равнина.

И все это время он слышал гудение Кингслэйера — низкое, угрожающее. Вибрацию скал он улавливал даже через подошвы башмаков. Откуда-то издалека доносилось мелодичное пение жрецов Мезона.

— Дэви! Подожди…

Зов Мартена был заглушен нечеловеческим воплем, высоким воем рвущейся на свободу энергии, который сотряс всю землю. Герцог упал на спину и съехал вниз по крутому склону; не имея возможности уклониться от острых камней, он только зажимал рукой рану в плече.

Гэйлон, оказавшись на месте, снова собрался с силами. Лучи склонившегося к горизонту солнца коснулись его, осветив огненно-рыжую бороду и соломенные волосы. По лезвию меча метались сполохи голубого огня. Как зачарованный Дэви смотрел, как Рыжий Король снова поднимает клинок. Словно нанося сильный удар, взмахнул Гэйлон тяжелым Кингслэйером, рассекая надвое пространство перед собой.

Перепуганные солдаты — остатки великой армии Роффо — удирали по равнине к Занкосу, кто пешком, а кто — верхом на лошади. На месте оставались только жрецы Мезона, и солнце золотило их белые одежды. Рядом с ними сидел в седле еще один человек, седой и невысокий, в знакомом пурпурном плаще — это Тидус Доренсон искал спасения под защитой магии жрецов. Впрочем, их ряды тоже заметно поредели. Даже на большом расстоянии юный герцог разглядел их поднятые подбородки и напряженно раскрытые рты, однако песня их было полностью поглощена гудением Кингслэйера.

На этот раз над их головами не появилось никакой тучи — магия жрецов теперь имела вид плотного огненного шара изумрудного цвета, который ринулся на Гэйлона как раз в тот момент, когда Кингслэйер разразился еще одним потоком солнечного пламени. Две силы столкнулись в воздухе, и Дэви, находившийся в дюжине шагов от Гэйлона, был брошен обратно на каменную стену горы. Золотисто-голубое пламя и зеленый огонь, отразившись друг от друга, изменили направление: пламя Мезона взлетело высоко вверх и ударило в вершину горы, а огненная река Гэйлона хлынула на землю.

Дэви с трудом оторвал взгляд от скалистого пика, объятого пламенем, и посмотрел вниз, на равнину. Огненная река Кингслэйера поглотила мезонитов и теперь растекалась во всех направлениях, становясь все глубже и полноводнее. Соленый песок равнины быстро исчезал под волнами пламени, и все живое, к чему они прикасались, немедленно гибло в страшных мучениях. Даже несмотря на огромное расстояние, Дэви видел, как крошечные фигурки людей и лошадей чернели и корчились в огне, а горячий ветер донес до его слуха их страшные крики. Обширный лагерь со всеми палатками и коновязями исчез, испарился, а вырвавшаяся на свободу энергия продолжала бушевать на пустынной равнине.

Почувствовав приступ тошноты, Дэви посмотрел на своего короля. Гэйлон Рейссон стоял на скале, упираясь ногами в землю и держа Кингслэйер перед собой на вытянутых, прямых руках. Между тем огненная мощь меча дотянулась даже до Занкоса, едва видимого на горизонте. Пламя пожаров охватило высокие строения города и бушевало над горизонтом до тех пор, пока огненная река не достигла Внутреннего моря. Тогда в воздух взвились огромные облака перегретого пара, которые закрыли собой южную часть неба.

Только после этого Гэйлон Рейссон снова подчинил меч своей воле. Это далось ему нелегко, и лицо Рыжего Короля исказила напряженная гримаса. Острие меча снова опустилось вниз, и бурлящий на равнине ад погас. Только вдали догорал Занкос, и столб жирного черного дыма кланялся ветру высоко над горизонтом. Крики затихли, и в воздухе сильно пахло горелым мясом.

Дэви не то судорожно всхлипнул, не то вздохнул. Рыдания душили его. Подоспевший Мартен увлек его глубже в расселину скалы под прикрытие валунов, но Дэви все же высвободился и снова уставился вниз. В самой середине оплавленной, засыпанной шлаком и обгоревшими костями равнины стоял человек, целый и невредимый. Его белые с золотом накидки трепетали на ветру. Человек поднял руки над головой, затем развел широко в стороны, и ветер поднял его в воздух. Верховный жрец взмывал все выше и выше, приближаясь к уступу на скале, на котором стоял Гэйлон. До слуха Дэви донесся его звучный, красивый голос:

— Я — сам Мезон, воплощение бога на земле! — распевал он, и слова его песни завораживали и гипнотизировали наблюдавших за ним.

Зеленая аура окружила его тело, а лицо излучало такую божественную силу, что Дэви невольно вздрогнул. Между тем жрец обращался только к Гэйлону:

— Каждая жизнь, которую ты отнял сегодня, доставила мне огромное наслаждение, Гэйлон. Все, что ты сделал, было сделано по моей воле. Ты — мой! И меч тоже мой. Приди же ко мне. Рыжий Король!

Гэйлон повернул к нему спокойное лицо с пустыми глазами и бездумно шагнул к краю скалы. Меч тихонько урчал у него в руке.

— Нет! — выкрикнул Дэви пронзительно.

Его вопль эхом повторил Сезран. Старый маг отыскал подходящий уступ выше по склону горы, откуда он мог смотреть и где мог выжидать в относительной безопасности.

— Это мой меч! Мой!!! — завопил старик, однако не двинулся с места, чтобы помешать Гэйлону или попытаться бросить вызов Теку.

— Милорд! — снова вскричал Дэви.

Расстояние было слишком велико, чтобы он или Мартен успели перехватить короля, и тогда герцог схватил острый камень и изо всех сил швырнул его в Гэйлона. Камень попал Гэйлону в скулу. Потрясенный король дернул головой, стряхивая с себя наваждение. Его безмятежное спокойствие превратилось в ярость. Навевающее дрему монотонное гудение Кингслэйера переросло в пронзительный вой.

Существо, назвавшееся Мезоном, тоже преобразилось. Человеческое тело взорвалось, и с неба посыпались кости, клочья кожи и окровавленной ткани. То, что теперь парило в воздухе, не было ни божественным, ни прекрасным, и Дэви услышал, как рядом с ним Мартен вскрикнул от страха. В отличие от своей статуи в храме настоящий Мезон имел широкие кожистые крылья и мощное тело, лишь отдаленно напоминающее человеческое.

Слишком огромный, чтобы скрываться в обычном теле человека. Мезон имел в высоту больше трех ростов человека. Его кожа была покрыта толстыми серо-зелеными чешуйчатыми пластинами, да и те виднелись лишь местами, там, где исполинская туша не была прикрыта тусклыми металлическими доспехами. От пояса до колен тело бога также было защищено подобием солдатской юбочки, сделанной из тех же толстых металлических пластин, которые гремели и лязгали при каждом движении чудовища. В когтистых лапах Мезон сжимал тяжелый меч, но хуже всего были его глаза — огромные, черные, лучащиеся смертельной ненавистью.

Тварь немедленно распахнула крылья и взмыла над равниной, увлекаемая вверх потоками нагретого воздуха. Оттуда, с высоты. Мезон круто спикировал на Гэйлона, занеся меч для удара. Дэви испуганно закричал, потрясенный столь страшным видением, однако в ответ чудовищу уже загремел меч Орима. Мезон легко парировал устремленную ему в грудь голубую молнию, отразив поток энергии обратно в скалу, и из-под ног Гэйлона брызнули во все стороны раскаленные до красна камни.

Не дожидаясь, пока скала под ним обрушится, Гэйлон отскочил в сторону, однако Мезон преследовал его, размахивая тяжелым мечом. Король едва успел поднять меч, чтобы отразить выпад врага.

Клинки столкнулись, и в месте их соприкосновения вспыхнул тошнотворный сине-зеленый огонь. Внезапно Мезон протянул свою чешуйчатую руку и схватил Кингслэйер прямо за лезвие возле самой рукоятки. Яростно взревев, Гэйлон попытался высвободить оружие.

Но бог лишь расхохотался, поднимая в воздух и меч, и Гэйлона. Взмахи мощных крыльев запорошили глаза Дэви песком и пеплом, но герцог успел разглядеть, как король правой рукой выпустил рукоять меча и быстрым движением ткнул своим Колдовским Камнем в лоб чудовищу. Вспыхнул ослепительный яркий свет. Мезон взревел и выронил свою добычу.

Гэйлон ловко приземлился и побежал, но Мезон снова прижал его к склону горы. Когда чудовище снова набросилось на него, король Виннамира высоко поднял меч Орима над головой, но совсем не для того, чтобы защищаться. Вместо этого он неожиданно повернулся и плашмя ударил клинком по валунам с невероятной силой. Кингслэйер сбился с тона и издал высокий визг. Вокруг полетели яркие искры, но Гэйлон ударил по валуну с еще большей силой. На этот раз закаленная сталь разлетелась вдребезги. Ничем более не сдерживаемый и не управляемый огненный океан захлестнул Мезона и короля. Кожаные крылья бога запылали, но он продолжал бешено размахивать ими, пытаясь подняться над разверзшимся огненным адом, однако вокруг его ног уже обернулись добела раскаленные языки. Мезон в последний раз отчаянно взревел, и его затянуло в огненный смерч.

Земля под ногами Дэви раскачивалась и тряслась так сильно, что ему показалось, будто вся гора вот-вот разрушится. За грохотом беснующейся совсем рядом огненной бури он почти ничего не слышал, однако отчаянные вопли Сезрана, разъяренного гибелью своего меча, каким-то чудом были слышны даже за этой какофонией громких звуков.

— Закрой глаза! — прокричал ему на ухо Мартен, когда земля наконец перестала трястись. — Не смотри в огонь!

Но герцог не послушал его совета. Стоя на коленях за кучей валунов, он смотрел, как огненный ад разрастается, набирает силу и становится все ярче и ярче. Его жар опалил щеки и лицо Дэви, а одежда на груди задымилась. Глубоко внутри огненной бури, в ее мерцающих расплавленным янтарем глубинах, герцог видел одну крошечную фигуру, окруженную слабым голубоватым нимбом. Странная уверенность в том, что Гэйлон жив, заполнила сердце юноши. От Мезона же не осталось и следа, и Дэви только молился, чтобы чудовище оказалось побежденным.

Тем временем огненный шар становился меньше и одновременно плотнее и горячей, пока внезапная ослепительная вспышка, сопровождавшаяся мощным взрывом, не бросила Дэви на Мартена. Вместе они упали на землю, скрывшись за спасительными валунами.

Неизвестно, сколько времени прошло, когда юный герцог очнулся. Вокруг царила приятная прохлада. Наступила ночь, такая непроницаемо-черная, что в небе не видно было ни единой звезды. Рядом зашевелился и застонал Мартен.

— Милорд? — позвал Дэви. — Сир?

— Я вижу его, — отозвался Мартен. Его голос был искажен болью.

— Видишь? — Дэви потер глаза дрожащими пальцами, внезапно поняв, что ослеп. Вытянув руку, он коснулся кольчужного рукава Мартена. — Он жив?

Мартен долго не отвечал. Наконец он отозвался:

— Твои глаза, Дэви…

— Отведи меня к нему, пожалуйста!

Каждый камень заставлял Дэви спотыкаться, с каждым шагом он все больше поддавался панике. В конце концов Мартен помог ему опуститься на коленях рядом с неподвижным телом Гэйлона. Дэви, не видя ничего вокруг, коснулся короля обожженными руками. Вместе они сняли с Гэйлона кирасу, и герцог приложил ухо к груди короля. Сердце не билось, и в легкие не поступал воздух.

— Он мертв, Дэви.

— Нет, этого не может быть. Где маг? — ровным голосом спросил Дэви и поднял голову. — Сезран! Помоги нам!

— Он тоже исчез, — безразлично пробормотал Мартен.

— Нет, — Дэви едва не задохнулся от страха. — Он должен быть поблизости.

— Здесь больше никого нет, — простонал Мартен. — На мили вокруг не осталось ни одного живого существа, кроме нас с тобой. Ты просто не видишь — такое впечатление, что весь мир был предан огню. Ночное небо стало красным от пожаров…

Эрл помолчал и добавил гораздо спокойнее:

— Нам нужно торопиться, Дэви. Давай я помогу тебе… — Дэви почувствовал его ладонь на своем локте. — Доберемся до Арбор-хауса, а там найдем помощь и вернемся за Гэйлоном. Ему нужен погребальный костер, достойный великого короля-мага.

Герцог упрямо потряс головой. Никакого погребального костра для Гэйлона Рейссона.

— Он возвращается в Каслкип! — твердо сказал Дэви.

— Но это безумие. Сейчас лето. Тело начнет… разлагаться. Кроме того, ты ничего не видишь, а у меня только одна здоровая рука. Как мы справимся?

Ожоги на руках и на лице Дэви начинали болеть так сильно, что он почти перестал чувствовать остальные свои раны. Усталость и жажда немилосердно терзали обоих, но сейчас это не имело значения. Герцог Госнийский обязан был исполнить свой последний долг перед королем.

— Я не знаю. Просто мы должны.

20

Если бы не беременность, Джессмин давно бы сдалась. Ради ребенка она съедала все, что ей приносили, и совершала утренние и вечерние прогулки по саду, хотя от травянистых лужаек и цветочных клумб мало что осталось. В этот вечер она остановилась в самом центре побуревшего от солнца луга и долго стояла там, чувствуя себя покинутой и одинокой.

Гэйлон покинул ее примерно месяц назад. Это случилось вовсе не в то утро, когда он выехал со двора Каслкипа, а в тот день, когда началась первая битва. В сумеречном свете таких же долгих, как сейчас, летних сумерек она потеряла ощущение связи с королем. Там, где все время была его любовь, теперь осталась лишь пустота. Как ни странно, но у нее даже не нашлось слез, чтобы оплакать его.

При мысли об этом Джессмин осторожно провела тонкими руками по раздувшемуся животу. Даже теперь, когда Гэйлон потерян, какая-то частица короля останется жить и всегда будет с ней.

Военные потери Виннамира были ужасны. Немногие, кто остался в живых и сумел вернуться домой после битвы в Морском проходе, принесли с собой жуткие рассказы о кровопролитной бойне, о Кингслэйере и о его смертоносной силе. О судьбе Гэйлона они ничего не могли сказать, не то от страха, не то потому, что действительно ничего не знали. Джессмин удалось узнать, что Ринн, Керил и Арлин погибли, однако, какая смерть их постигла, ей никто не сказал. Неизвестно было также, куда пропали Мартен и Дэви. Возможно, этого не знал никто.

Дни шли за днями, но под стенами замка так и не появились горящие жаждой мщения ксенарские войска, и Джессмин догадалась, что в этой войне не было победителей. Нечто похожее происходило и тысячелетие назад, в дни Орима. Лишь некоторое время спустя восставший народ Виннамира перебил родичей Черного Короля и очистил землю от всякого колдовства.

Теплый летний вечер принял королеву в свое лоно, и она попыталась отогнать свои страхи. В воздухе сновали летучие мыши и бесшумные ночные птицы, охотящиеся за роящимися в воздухе насекомыми. Среди деревьев на другой стороне реки зажглись первые городские огни.

— Эй, в замке!

Неожиданный резкий крик заставил ее повернуться к дороге. Силуэты двух лошадей со всадниками в седлах медленно двигались в полумраке к распахнутым дверям опустевших конюшен.

— Я здесь! — отозвалась Джессмин и поспешила по темной дорожке, огибающей фехтовальную площадку, чтобы первой приветствовать нежданных гостей.

Мартен Пелсон, неуклюже держа на отлете стиснутую шинами руку, соскочил с седла и ухитрился изобразить поклон. Его одежда больше напоминала лохмотья, а усталое, вытянувшееся лицо было так бледно, что чуть не светилось. Джессмин почувствовала на своих ресницах первые слезы, но не знала, были ли это слезы горя или радости. На второй лошади сидел герцог Госни.

Между двумя животными, как оказалось, было натянуто на двух шестах некое подобие гамака, и Джессмин с нарастающим страхом вгляделась в лицо человека, скрючившегося на этих неуклюжих носилках.

— Значит, вы привезли его домой, чтобы положить его в усыпальницу рядом с его родными?

— Нет, — ответил Дэви довольно резко. — Король не умер.

— Но он и не жив, миледи, — Мартен печально покачал головой.

Испытывая неожиданную слабость в ногах, Джессмин сняла с тела Гэйлона тонкое одеяло, которым он был укрыт. Как он бледен и худ! На мгновение ей показалось, что его орехового цвета глаза открываются, однако это была всего лишь игра сумеречного освещения. Его лицо, обрамленное опаленной рыжей бородой, было холодным на ощупь — холоднее даже, чем прохладный ночной воздух. Джессмин наклонилась, чтобы поцеловать его в губы, — она обещала королю этот поцелуй, когда он вернется, — однако пустота в ее душе не исчезла. Дэви тем временем тоже соскочил с коня и неуверенно пошел вокруг носилок, держась за них кончиками пальцев. Когда он неожиданно врезался в Джессмин, она испуганно спросила:

— Дэви? Что случилось?

— Он слеп, госпожа, — объяснил Мартен.

— Не совсем, — немедленно возразил герцог. — Я различаю движущиеся силуэты при ярком свете.

— Ну что же… — Джессмин неуверенно засмеялась, чтобы скрыть боль, хотя слезы катились по ее щекам. — Теперь у меня есть муж, который не совсем мертв, и герцог, который не совсем слеп. Ситуация определенно меняется к лучшему.

— Миск здесь? — как всегда нетерпеливо, перебил ее герцог.

— Да.

— Мы должны немедленно доставить короля к ней.

Джессмин полагала, что может помочь им нести носилки, но Мартен не позволил ей, ссылаясь на ее положение. Ей разрешили только направлять Дэви, которому постоянно приходилось сражаться то с неуклюжим грузом, то с неровными каменными плитами во дворе замка. Мартен молча шел сзади и не жаловался, хотя сломанная рука, должно быть, болела. Внутри Джессмин отыскала нескольких немногих остававшихся в замке слуг-мужчин, и носилки передали им, а одного Джессмин отослала позаботиться о лошадях. Горничную, встретившуюся им по пути, немедленно отправили на поиски Миск. Впрочем, Джессмин была уверена, что маленькая женщина уже обо всем знает и обязательно появится в нужный момент.

Они отнесли Гэйлона в пустующие королевские покои и отпустили слуг. Слуги зажгли свечи и удалились. Джессмин снова взглянула на разгладившиеся черты лица Гэйлона и судорожно вздохнула.

— Он мертв, — прошептала она, чувствуя непонятную уверенность.

Дэви скрипнул зубами.

— Если бы это было так, ткани уже давно бы начали разлагаться. Я готов поклясться, что король живет.

— Это просто Сон, — сказал совсем рядом голос Миск. Испугав Мартена, крошечная женщина замерцала в самой середине спальни короля. — Что-то такое, с чем он очень не хочет встретиться лицом к лицу, послало его гораздо дальше обычных пределов, в которых странствует Спящий.

— Верни его нам, Миск, — умоляющим голосом проговорил герцог. Его незрячие глаза лихорадочно оглядывали комнату из глубины кресла, в которое усадила Дэви Джессмин.

— Боюсь, что эта магия под силу только Колдовскому Камню.

— Нет… — простонал Дэви.

— А где Кингслэйер? — спросила Миск.

— Уничтожен, — ответил Мартен. — При помощи этого меча его величество уничтожил все живое на Ксенарской равнине… включая Занкос. Я слыхал, что в нем оставалось в то время около полумиллиона жителей — детей, стариков, женщин. Потом за Наследием явился сам бог Мезон, и наш король сломал лезвие о камни. Их обоих окружил обжигающий белый огонь, и Мезон сгинул. Мы нашли Гэйлона таким, какой он сейчас, но рядом не было никаких следов его волшебного оружия.

— Так вот где ты потерял зрение, Дэви, — Миск повернулась к герцогу. —

Неужели нельзя было закрыть глаза или отвернуться? Тебе следовало прикрыть их, как только меч был сломан.

Дэви опустил голову.

— Может быть, твое зрение еще удастся спасти, — продолжила Миск. —

Внутри тебя есть силы, которые помогут тебе вылечить самого себя.

— Я забочусь только о том, чтобы король поправился. Без Рыжего Короля у меня в жизни ничего не останется.

— Ты обязан беречь свою жизнь, Дэвин Дэринсон. От нее зависят многие другие жизни, в том числе и жизнь следующего Рыжего Короля. — Миск неожиданно схватила Дэви за руку и заставила прижать ладонь к лицу. — Закрой свои глаза, Дэви. Вот так…

Герцог неохотно подчинился.

— А теперь вообрази пылающий в твоей голове оранжевый шар. Это целебный свет, в котором концентрируется все полезное излучение. Глаза начнут нагреваться… Чувствуешь?

— Нет… Да, я чувствую тепло.

— Это легкое жжение означает, что лечение началось. Может быть, когда-то ты научишься лечить оранжевым светом других, хотя его возможности несколько ограничены. Пока же сосредоточься на себе. Полное излечение потребует нескольких сеансов, но кое-какое зрение должно вернуться к тебе сразу. Что ты чувствуешь теперь?

— Тепло уходит.

— Чудесно. Открой глаза.

Юноша убрал руку и быстро-быстро заморгал в свете свечей.

— Видишь что-нибудь?

— Немного, — ответил герцог, изо всех сил всматриваясь в неподвижное лицо Гэйлона. — Или наоборот, слишком много.

Джессмин подошла к нему и положила руки на плечи.

— Ты больше ничего не сможешь сделать, Дэви. Тебе нужно отдохнуть. Да и о руке Мартена надо позаботиться. Я пошлю за Гирканом.

— Постой! — Миск вытянула вперед руку и наклонила голову, как будто прислушиваясь.

Королева тоже уловила это — слабую пульсацию воздуха и запах соленого морского ветра. Затем в самой середине спальни закружился неистовый вихрь. Мартен, который почти не знал, кто такой Сезран, со страхом и подозрением смотрел на худого старика, появившегося из воздуха буквально на его глазах. Камень на груди мага ярко вспыхнул, и Джессмин заметила, что перстень Гэйлона отозвался слабой голубой искоркой. Впервые она почувствовала надежду.

Сезран шагнул к кровати Гэйлона.

— Опять слишком рано для похорон, — сокрушенно вздохнул маг.

— Он заплутал во Сне, — негромко сказала Миск. — Помоги ему вернуться, брат. Пожалуйста.

— Слишком поздно, — проворчал Сезран.

— Дэрин оставался во Сне гораздо дольше и выжил.

— К моему величайшему сожалению.

— Сделай это для меня…

— Нет! — воскликнул Сезран яростно. — Пусть он умрет! Звездный камень уничтожен, пропал. Без него наш корабль не сможет доставить нас ни в то место, ни в то время, куда нам необходимо попасть. Мы никогда не вернемся домой, Миск!

— Тогда смирись наконец со своей судьбой, брат, и будь великодушен.

Тебе больше не к чему стремиться и нечего больше желать. Используй свое могущество для добра.

— Нет, — маг мрачно улыбнулся, глядя сверху вниз на Гэйлона. — Я здесь лишь затем, чтобы позлорадствовать, в чем ты всегда меня обвиняла. Удовольствие невелико, но мне и этого хватит.

Дэви медленно поднялся, и выражение бешеной ярости на его лице испугало Джессмин.

— Ты…

— Сядь, — приказала Миск. — Сезран отказывается потому, что даже он не в силах исполнить мою просьбу.

— Ты умница, сестричка, — фыркнул старый маг. — Давай, стыди меня, взывай к моей гордости.

— Я бы сделала это, если бы в твоей высохшей душе оставалось место для гордости и стыда. Ступай прочь, жалкое существо. И впредь не смей появляться рядом со мной. Никогда!

Миск произнесла эти слова с бесконечной холодностью и отчуждением, и Джессмин заметила в глазах Сезрана тень сомнения, хотя ожидала увидеть гнев.

— Миск, — негромко пробормотал Сезран. — Не может быть, чтобы ты именно это имела в виду.

— Может.

Краска гнева прихлынула к щекам мага, но лишь на мгновение. В следующую секунду он побледнел.

— Но это глупо, сестра. Мы с тобой спорили и ссорились на протяжении целого тысячелетия, но я всегда любил тебя. Мы с тобой навечно останемся в этом мире. Не можешь же ты оттолкнуть меня.

Миск повернулась к брату спиной, и Сезран сделал то же самое.

— Ты права, я не в силах сделать того, что ты просишь. Там несметное количество звезд, и отыскать среди них заблудившегося Спящего… невозможно.

— Я прошу тебя только попробовать, братик. Это ты учил его Сну. Неужели во всей Вселенной нет такого места, которое нравилось принцу Гэйлону больше остальных? Неужели там не отыщется такого укромного уголка, где Гэйлон мог бы отыскать убежище и насладиться счастьем, прежде чем умереть?

Маг задумался.

— Когда-то было такое место, которое одинаково влекло Дэрина и принца… В этом месте нет звуков и солнечного света. Может быть, мне удастся отыскать его снова.

Сезран шагнул на середину спальни, но остановился.

— Я делаю это ради тебя, сестра, а не ради Рыжего Короля. Ты пыталась остановить меня, когда я выковал Кингслэйер, но Звездный камень освободил тебя. Я принимаю на себя ответственность за все, что произошло в этом мире с тех пор, но моя любовь к тебе не погасла, хотя я бывал эгоистичен и жесток. Скорее всего, я таким и останусь. Мне нечего сказать в свое оправдание, но…

Его голос ослабел и затих, и Миск продолжила за него:

— …но такому могуществу трудно противостоять.

— Простишь ли ты меня?

— Я простила тебя давным-давно, братик.

Старый маг взглянул на остальных. Он снова был холоден и властно-спокоен.

— Пусть никто из вас не надеется. Слишком мало шансов. Если я не отыщу его в том мире, куда, я думаю, он отправился, я поищу его где-нибудь еще… и буду искать до тех пор, пока в теле Гэйлона Рейссона теплится жизнь. Но лучше всего считайте, что он уже умер, и позаботьтесь о собственных жизнях.

Резкий порыв ветра взметнул его темный плащ, полы бешено захлопали, и Сезран закружился на месте. Внутри этого небольшого смерча синей звездой сверкал Колдовской Камень мага. Прошло всего несколько мгновений, и Сезран исчез.

Мартен, усевшийся на деревянном стуле, так и подался вперед.

— О каких чудесах только что говорил ваш брат, Миск? Корабль, Звездный камень, который должен отнести вас куда и когда?

Миск не ответила. Взяв Джессмин за руку, она подвела ее к кровати Гэйлона.

— Тебе тоже придется потрудиться, моя дорогая. Позови Гэйлона, позови всем сердцем и разумом, пусть поймет, что он должен вернуться.

— Он услышит меня?

— Мы должны надеяться.

Невыразительное, почти мальчишеское лицо на подушке было бледно, и Джессмин снова почувствовала внутри щемящую пустоту. Она присела на краешек кровати, лишь уголком сознания отметив, что Миск занялась сломанной рукой Мартена. Королева даже слышала их приглушенные голоса, но не могла понять смысла слов, которые они произносили. В конце концов Миск отослала Мартена в его покои, но Дэви наотрез отказался уходить. Сидя в кресле, герцог пристально вглядывался в лицо Гэйлона.

Джессмин села повыше и, прижав голову Гэйлона к своему раздутому животу, положила ладонь ему на грудь. Ее чувствительные пальцы обнаружили слабый пульс жизни — грудная клетка короля слегка приподнялась и медленно опустилась. Дыхание Гэйлона было неслышным и незаметным, но зато оно не останавливалось и было ровным.

— Мой господин… вернись к нам, — прошептала Джессмин, неожиданно для себя дав волю до сих пор сдерживаемому отчаянию и горю.

Боль, которую она ощутила, оказалась такой острой, что ее едва можно было стерпеть, однако слез у нее снова не оказалось. Ее отец был мертв, мать и сестры погибли во дворце в Занкосе. Хотя Джессмин плохо помнила этих своих родственников, все же они были членами одной семьи… и вот теперь они погибли от руки Гэйлона вместе с тысячами и тысячами других жителей города. Именно от этого своего поступка бежал ее муж и теперь может никогда не вернуться.

Что ей сказать, чтобы облегчить бремя его вины? Какие выбрать слова, чтобы рассказать Гэйлону о своей любви и указать ему путь домой? Джессмин подтянула к себе правую руку короля, на которую было надето кольцо с Камнем, и взяла его пальцы в свои. Левая рука Гэйлона была стиснута в кулак у бедра. Прижимаясь головой к его плечу, Джессмин зашептала ему на ухо слова надежды и утешения. Так прошла вся ночь.

Наступило утро, а в состоянии Гэйлона не произошло никаких изменений. В совершенном отчаянии королева продолжала свой тихий монолог, а Дэви безостановочно мерил шагами пространство перед камином. Миск, по обыкновению безмятежная и спокойная, уговорила королеву поесть и выпить вина, чтобы поддержать свои силы.

Прошло три дня, но Гэйлон отказывался отзываться на голос и прикосновения Джессмин. Глубокое и безнадежное отчаяние овладело ею, и она уступила сну. Сновидения тоже не принесли ей ни успокоения, ни надежды. В них она гналась за Гэйлоном по темному лесу, и его высокая фигура все время маячила где-то на грани видимости, как она ни торопилась.

Незадолго до рассвета четвертого дня Джессмин разбудило какое-то движение, и она села, протирая глаза. Свечи догорели, и в комнате было тихо. На пальце Гэйлона внезапно ожил Колдовской Камень, засветившись слабеньким, но чистым синим огнем. Океанский ветер ворвался в комнату и заколыхал шторы на окнах и гобелены на стенах. В центре спальни материализовался Сезран, и Дэви, задремавший в кресле, тоже проснулся.

Пальцы короля под рукой Джессмин слегка согнулись, и королева судорожно вздохнула. Ореховые глаза Гэйлона открылись и уставились куда-то вдаль, бессмысленные и пустые. Джессмин наклонилась над ним и увидела, как эти бездонные глаза наполняются пониманием и ужасом.

— Мой господин, нет! — быстро заговорила молодая женщина, боясь, как бы

Гэйлон снова не отступил в свой Сон. — Подожди, умоляю тебя…

— Послушай, Гэйлон Рейссон! — Миск наклонилась над обоими, и ее властный голос завладел вниманием короля. Придерживая голову Гэйлона, Миск поднесла к его губам чашку с водой. — Для тебя прошлое навсегда ушло. Радуйся же этому и отпусти его.

На лице Гэйлона появились усталость и легкий гнев.

— Я не смогу… никогда не смогу забыть… — Его горло перехватила судорога, и хриплый слабый голос на мгновение умолк. — Позвольте мне уйти в Сон с миром…

— Уступить тебя покою смерти? — удивилась маленькая Миск. — Многое я думала о тебе, малыш, вот только не знала, что ты — трус. Послушай же, что я скажу тебе. Какова бы не оказалась цена, измеренная тысячами человеческих жизней, ты совершил главное — уничтожил Кингслэйер. Это оружие никогда больше не сможет убивать.

— Но я не уничтожил его… не до конца, — прошептал Гэйлон.

Весь дрожа, он развернул кулак левой руки ладонью вверх и разжал пальцы. В руке Гэйлона оказался овальный черный камень, внутри которого перемигивались горячие разноцветные искры.

— Звездный камень!

Глаза Сезрана широко раскрылись, и он потянулся к камню. Пальцы его затряслись.

— Нет! — осадила брата Миск. — Рыжий Король завоевал этот приз. С его помощью он сможет завершить темные века, которые длились тысячелетие.

Положив руку на плечо Сезрана, она тихо добавила:

— У нас с тобой есть долг, который мы должны заплатить.

— Вот поистине чудесная сила, — пробормотал Гэйлон. — С помощью этого

Звездного камня я видел будущее… видел города, которые простираются от горизонта до горизонта, видел машины, которые парят в воздухе, будто птицы… — Он замолчал, слегка задохнувшись от усталости, и Миск улыбнулась ему.

— Это будущее, которому ты поможешь стать явью.

— Нет. Я не хочу такого будущего, — печально продолжил Гэйлон. — Я видел, как умирает земля, как воздух становится непригодным для дыхания. Чем больше людей, тем больше способов убивать их сразу помногу. Появится страшное оружие, которое использует энергию звезд и превосходит в своей разрушительной мощи десять Кингслэйеров.

При упоминании этого оружия по телу Джессмин побежали мурашки.

— Помнишь, я говорила тебе, — ласково сказала Миск, отводя со лба

Гэйлона прядь спутанных волос, — что быстрый рост всегда дорого стоит?

Гэйлон крепко зажмурился:

— Хуже всего то, что в этом будущем нет места для магии…

— Это не так, — возразила Миск. — Просто магия бывает разная. К тому же ничего из этого не произойдет на протяжении твоей жизни. Твое волшебство останется при тебе, но когда-то все должно измениться. Перемен не остановить.

— Сезран, — Гэйлон протянул магу Звездный камень, но рука его бессильно упала на простыню. — Если это будущее все же неизбежно, я хотел бы, чтобы оно не наступало как можно дольше. Возьми свою драгоценность и возвращайся вместе с Миск в свой собственный мир. Я не хочу, чтобы это могущество когда-либо искушало меня снова.

Миск покачала головой:

— Подумай как следует, малыш. Подумай, что ты сейчас приносишь в жертву.

— Я уже думал. Прими мою благодарность, добрая госпожа, но прими и

Звездный камень. Я надеюсь, что среди своего народа ты обретешь исцеление… если, конечно, ты не предпочитаешь и дальше путешествовать вдоль нитей времени, еще не сотканных в полотно реальности.

— В этом мало радости, — поникла головой Миск. — Я думала, что видела конец нашего времени, конец Сезрана и свой, но оказалось, что я видела всего лишь конец нашей жизни в этом мире. — Миск печально улыбнулась: — Если быть точной, то не видела.

Сезран наконец осмелился взять в руки Звездный камень. Его пальцы дрожали сильнее, чем у короля.

— Как долго я ждал! — воскликнул он. — Помнишь, сестричка, ты говорила, что однажды Гэйлон сам отдаст мне этот камень?

— Я? Что-то не припомню, — Миск посмотрела на Джессмин. — Значит, это прощание? Мне так хотелось увидеть вашего сына, Джесс, но, боюсь, нам нужно поторапливаться, пока я не успела припомнить всего того, что еще я люблю в вашем мире.

Она уже начинала колебаться и таять в воздухе, но все же успела наклониться и поцеловать Джессмин в щеку, шепнув на прощание:

— Не бойся, это будет здоровый и крепкий мальчишка.

— Должен ли я поблагодарить тебя и пожелать всего наилучшего, Рыжий Король? — спросил старый маг, и глаза его хитро заблестели. — Пожалуй, нет… Слишком долго я тебя ненавидел.

Он отступил на шаг от кровати и сжал свободной рукой свой сияющий Колдовской Камень.

— Меня всегда интересовало, обладает ли Колдовской Камень какой-нибудь силой за пределами вашей ничтожной планетки. Подумай об этом, Гэйлон Рейссон. Если мой Камень сохранит свое могущество, то однажды ты можешь встретиться с кем-нибудь еще из представителей моего народа. Наша раса всегда любила забавные игрушки и редкие камешки.

Завернувшись в морской ветер, Сезран по-волчьи оскалился и исчез.

Король, королева и герцог остались одни. Джессмин снова взяла Гэйлона за руку. Его глаза были еще немного мутны, но любовь Гэйлона снова вернулась к ней, сильнее, чем прежде.

— Дэви, — позвал король и замолчал, ожидая, пока герцог приблизится.

— Да, милорд?

— Я не смел надеяться, что когда-нибудь у меня снова будет столь достойный герцог Госнийский, мой верный друг и надежный боевой товарищ. Твоя беззаветная преданность заслуживает награды.

— Нет, сир. Служить Рыжему Королю — само по себе награда для Госни.

— Боюсь, что так оно и получится. Кингслэйер сгинул, но король-маг все еще правит. Все тот же король, который разорил свое королевство и истребил половину соседних. История проклянет меня, как прокляла Орима.

— Никогда, — упрямо возразил Дэви.

— Думаешь, нет? — Гэйлон неуверенно улыбнулся: — У меня на службе всегда будет немало опасностей. Ты можешь отказаться и вернуться к спокойной жизни хозяина постоялого двора.

Заметив упрямую морщину на лбу герцога, Гэйлон снова улыбнулся:

— Вместе мы сумеем отыскать способ создать новое, крепкое государство на развалинах старого… но это будет не сегодня. Начнем завтра, а сегодня отдохнем. Итак, лорд Госни, ложитесь в постель и спите спокойно.

— Слушаюсь, милорд, — Дэви вежливо поклонился сначала Гэйлону, потом

Джессмин. — Миледи.

Джессмин потянулась к нему и схватила юношу за руку.

— Спасибо за то, что вы сумели защитить своего господина… и за то, что вы вернули его мне.

Дэви молча опустил глаза. Несколько трудных месяцев оставили на нем свой отпечаток, но не столь глубокий, как война. На лице его появилась печаль, которой не суждено было никогда изгладиться с его юношеских черт. В зеленых глазах, чудесным образом исцеленных совсем недавно, затаилась боль, и хотя тонкие губы улыбались Джессмин, королева молча оплакала смешливого, озорного мальчугана, который появился на пороге замка предыдущей зимой.

Между тем герцог отвесил им еще один грациозный поклон и повернулся к дверям. Джессмин смотрела ему вслед. Юноша держался прямо, не сутулился, несмотря на очевидную усталость. Затем королева повернулась к Гэйлону и увидела, что король снова помрачнел.

— Не думайте об этом, мой господин, — попросила Джессмин и ласково погладила Гэйлона по лбу. — Сделай, как говорила Миск. Пусть прошлое проходит.

— Если бы ты видела его глаза, ты поняла бы, почему я не могу забыть прошлого.

— Чьи глаза?

— Арлина. Он знал, что я должен применить Кингслэйер и что это означает его смерть. Он понимал меня лучше других… — Гэйлон скрипнул зубами. — Именно Арлин помог мне решиться закончить войну во что бы то ни стало, любой ценой, но я уверен, что в самый последний момент видел надежду в его глазах. Вопреки всему он хотел жить. Он хотел, чтобы я спас его.

В уголках глаз Гэйлона появились две слезинки. Очень медленно они поползли вниз по щекам, оставляя мокрый след.

— Он верил в меня, а я не оправдал его последней надежды.

Горе короля доставляло Джессмин жестокие страдания. Она хотела заговорить, но некоторое время не могла справиться со своим голосом.

Наконец судорога отпустила горло, и Джессмин сказала:

— Мой лорд, не думайте об этом. Прошу вас.

— А что я сделал с тобой, Джесс? Твои родители погибли от моей руки, вся твоя семья уничтожена. Стоит мне закрыть глаза, и я снова вижу море огня, растекающегося по равнине. Пылает Занкос, и я снова слышу крики детей, которые горят заживо в домах… — Гэйлон заговорил гневно, почти яростно: — Я все еще вижу Арлина и Ринна. Их плоть плавится и горит…

— Прекрати! — воскликнула Джессмин. — Если твоя боль станет слабее от того, что ты посвятишь меня в свои воспоминания и чувства, то я с радостью выслушаю тебя. Но я советую тебе подумать не о том, что ты потерял, а о том, что у тебя осталось!

Королева схватила его руки и с силой прижала к своему животу.

— У тебя есть сын, есть жена, есть твое королевство, хотя и небольшое.

У тебя есть Дэви и Мартен, которые тоже сильно страдали во время войны, но которые по-прежнему сильно тебя любят. Они не винят тебя в том, что случилось. Ты только что сказал герцогу, что построишь новый Виннамир на развалинах старого. Так прекрати же обвинять себя и займись этим важным делом.

Гэйлон закрыл глаза.

— Разве может это быть так просто?

— Нет, муж мой. Для тебя никогда и ничего не будет просто, — Джессмин погладила его по щеке. — Но когда печаль и горе станут слишком тяжелыми, чтобы нести их в одиночку, позволь мне разделить с тобой это бремя.

Она наклонилась ближе и прошептала:

— Когда ты вернулся, я поцеловала тебя, как и обещала. Но я сомневаюсь, что ты это помнишь… Так позволь мне напомнить тебе еще раз…

Сначала губы Гэйлона оставались неподатливыми и холодными, но затем он ответил на ее поцелуй, а его пальцы внезапно коснулись щеки Джессмин.

— Любовь моя, — прошептал король. — Обними меня.

Джессмин с радостью обняла его и прижала к себе, стараясь заставить Гэйлона хотя бы на время позабыть о боли. Нет, ничто больше не окажется простым для Рыжего Короля и для его королевы. Джессмин знала почти наверняка, что несчастья будут преследовать их на протяжение всей жизни, а счастье будет, напротив, бежать от них. Вряд ли это имело какое-то значение. Она сможет вынести все, что угодно, лишь бы они были вместе.

ЭПИЛОГ

Долина Нижнего Вейлса использовалась как кладбище воинов на протяжении столетий, так было и теперь. Братские могилы были вырыты прямо в полях, чтобы тела убитых солдат могли питать урожаи, которые когда-то питали их самих. Те, кто остался в живых, могли высечь имена любимых товарищей на каменных изгородях, служивших границами полей, и Мартен, вернувшись в долину, добавил к многочисленным надписям имена Арлина, Ринна и Керила.

Между тем времена года сменяли друг друга так, словно ничего не произошло, и за летом пришла осень, а за осенью наступила зима. В холодных стенах Каслкипа королева Виннамира родила крошечного рыжего мальчика. Младенца назвали Тейн в честь прадеда нынешнего короля, и Гэйлон бесконечно радовался новому члену своей семьи. Его тоска в основном прошла, но воспоминания о погибших друзьях все еще мучили его. Несмотря на частые приступы хандры, король сумел воодушевить свой народ, и вместе они принялись восстанавливать Виннамир из руин войны.

А на высоком, поросшем травой холме на побережье Западного моря, лежал в руинах Сьюардский замок, разрушенный какой-то могучей силой, которая оставила глубокую выжженную дыру в том месте, где стояло жилище Сезрана. Только рыбаки из ближайшей деревни видели, как летней ночью медленно поднимался в небо огромный огненный шар. Из него вдруг брызнули в разные стороны разноцветные острые лучи, и шар метнулся ввысь с огромной скоростью. Вскоре он превратился лишь в крошечное пятнышко света, которое тут же затерялось среди множества ярких звезд.

1

Kingslayer — сверхоружие; убийца короля (англ.)

2

щетка — волосы за копытом у лошади