Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Ты найдешь – я расправлюсь

ModernLib.Net / Крутой детектив / Джеймс Хедли Чейз / Ты найдешь – я расправлюсь - Чтение (Ознакомительный отрывок) (Весь текст)
Автор: Джеймс Хедли Чейз
Жанр: Крутой детектив

 

 


Джеймс Хедли Чейз

Ты найдешь – я расправлюсь

James Hadley Chase

You find him – i'll fix him

Copyright © by Hervey Raymond, 1956 – You Find Him – I'll Fix Him

© Перевод ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2014

© Издание на русском языке ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2014

© Художественное оформление ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2014

Глава 1

1

Жарким июльским днем я дремал у себя в кабинете. Заняться было нечем, и никто меня не беспокоил. Внезапно зазвонил телефон, и я поднял трубку.

– Да, Джина?

– Звонит мистер Шервин Чалмерс, – прерывающимся от волнения голосом произнесла Джина.

У меня тоже перехватило дыхание.

– Чалмерс? Господи! Он что, здесь, в Риме?

– Он звонит из Нью-Йорка.

– О'кей, соедини его со мной.

Я в течение четырех лет заведовал корпунктом «Нью-Йорк вестерн телеграм» в Риме, и впервые мне звонил Чалмерс, владелец газеты. Он был мультимиллионером, газетным магнатом и большим докой в наших делах. Звонок Шервина Чалмерса означал для меня примерно то же, что и приглашение от президента на чай в Белом доме.

В трубке послышались обычные щелчки, и затем строгий женский голос произнес:

– Это мистер Доусон?

– Да.

– Вы можете сейчас поговорить с мистером Чалмерсом?

Я ответил, что могу, и подумал: интересно, как бы она отреагировала на мой отказ?

Послышались еще щелчки, и потом голос, звучавший как удары молота по наковальне, пророкотал:

– Доусон?

– Да, мистер Чалмерс?

Последовала пауза. Я сидел, ожидая взбучки.

– Слушай, Доусон, – сказал Чалмерс, – завтра в Рим в одиннадцать пятьдесят прилетает моя дочь. Я хочу, чтобы ты ее встретил и отвез в отель «Эксельсиор». Моя секретарша забронировала для нее номер. Встретишь?

Мне было известно, что он женат четвертым браком, но известие о дочери стало для меня новостью.

– Она собирается учиться в университете, – продолжал он, выдавливая из себя слова так, как будто весь этот разговор ему предельно надоел. – Я ей сказал, чтобы, если у нее будут какие-нибудь проблемы, она звонила тебе. Только не давай ей денег. Она будет получать от меня шестьдесят долларов в неделю, и этого для молодой девушки вполне достаточно. Но ты можешь понадобиться, если она заболеет или еще что-нибудь случится.

– Так у нее здесь совсем никого нет? – поинтересовался я. Свои способности быть нянькой я оценивал не слишком высоко.

– Она найдет с кем пообщаться, – ответил Чалмерс. В его голосе слышалось нетерпение.

– О'кей, мистер Чалмерс. Я ее встречу, и, если ей что-нибудь понадобится, я этим займусь.

– Это мне и нужно. – Снова последовала продолжительная пауза, и мне стало слышно его тяжелое дыхание. Перед моим мысленным взором предстал невысокий, полный человек с подбородком, как у Муссолини, глазами, как острие стилета, и ртом, как медвежий капкан.

– Хаммерсток говорил со мной о тебе на прошлой неделе, – отрывисто сказал Чалмерс. – Он подумывает, не вернуть ли тебя обратно.

Я сделал глубокий вдох. Эту новость мне очень хотелось услышать уже десять месяцев.

– О, это было бы очень здорово.

– Я подумаю.

На этом он прервал разговор. Я повесил трубку, немного отодвинул свое кресло, чтобы мне было легче дышать, и стал смотреть на противоположную стену, размышляя над тем, как хорошо было бы вернуться домой после четырех лет работы в Италии. Нельзя сказать, что мне не нравился Рим, но пока я был здесь, мне не светили ни прибавка жалованья, ни повышение в должности.

Встав со своего кресла, я направился к Джине в приемную.

Джина Валетти, симпатичная жизнерадостная брюнетка двадцати трех лет, с самого начала моего пребывания в Риме была моей секретаршей и доверенным лицом. Женщины с такими линиями тела и таким взглядом, да еще умеющие элегантно одеваться, всегда сильно на меня действовали.

Она оторвала руки от пишущей машинки и вопросительно на меня посмотрела.

Я рассказал ей о дочери Чалмерса.

– Все это ужасно, не правда ли? – спросил я, присаживаясь на краешек ее стола. – Какой-то напыщенной толстушке студентке нужны мои советы и забота – и все это во имя «Вестерн телеграм».

– Она может оказаться очень симпатичной, – холодно заметила Джина. – Если вы влюбитесь и женитесь на ней, то наверняка будете счастливы.

– У тебя только свадьбы на уме, – сказал я. – Все вы, итальянки, одинаковые. Ты не видела Чалмерса – а я видел. Она никак не может быть симпатичной, если он ее отец. Кроме того, вряд ли он захочет сделать меня своим зятем.

Она смерила меня долгим, внимательным взглядом.

– Подождем, пока вы ее увидите.

Оказалось, что Джина не права, но и я был не прав. Хелен Чалмерс не отличалась особой красотой, но не была и напыщенной толстушкой. Она носила очки в роговой оправе и была скучна так, как может быть скучна только с головой ушедшая в учебу примерная студентка колледжа.

Я встретил ее в аэропорту и повез в отель «Эксельсиор». Мы обменялись обычными при таких встречах любезностями, и на подъезде к отелю я уже только и думал, как бы поскорее от нее отделаться. Я сказал ей, чтобы она звонила мне в офис, если ей что-нибудь понадобится, дал свой номер телефона и откланялся. Не приходилось сомневаться, что она мне не позвонит. Судя по всему, она, при ее деловитости, сможет справиться с любой неожиданно возникшей проблемой без моей помощи или совета.

Джина послала в отель цветы от моего имени. Она также телеграфировала Чалмерсу, что его дочка долетела благополучно. Через некоторое время я стал забывать о мисс Чалмерс.

Дней через десять Джина высказала предположение, что мне следует ей позвонить и узнать, как у нее дела. Я так и сделал, но в отеле мне ответили, что она оттуда шесть дней назад уехала, а нового ее адреса они не знают.

Джина сказала, что мне надо узнать ее адрес на случай, если он понадобится мистеру Чалмерсу.

– О'кей, – парировал я, – так и найди его сама. Я занят.

Джина навела справки в полицейском управлении. Ей сказали, что мисс Чалмерс сняла трехкомнатную меблированную квартиру на виа Каву. Джина узнала ее телефонный номер, и я по нему позвонил.

Судя по ее голосу, она была весьма удивлена, и мне пришлось дважды повторить свое имя. Кажется, она так же быстро забыла меня, как и я ее, и это почему-то вызвало у меня раздражение. Хелен поблагодарила меня за звонок и сказала, что у нее все в порядке. Она беседовала со мной тем вежливым голосом, которым дочки богатых родителей говорят с наемными работниками их отцов, и это привело меня в ярость.

Я стал сворачивать разговор, напомнив в конце еще раз, чтобы она звонила, если ей что-нибудь понадобится, и повесил трубку.

Джина, которая была свидетельницей этого разговора, тактично заметила:

– В конце концов, она дочка миллионера.

– Да, знаю, – сказал я. – С этого дня пусть сама собой занимается.

В течение следующих четырех недель я о ней ничего не слышал. У меня было много дел, так как я скоро уходил в отпуск и должен был все подготовить для Джека Максвелла, который собирался меня заменить.

Я хотел провести неделю в Венеции, а потом поехать на три недели на юг, в Ишию. Это был мой первый большой отпуск за четыре года, и я его очень ждал. Мне хотелось отправиться в путешествие одному. Я любил уединение, и мне нравилось пользоваться полной свободой передвижения.

Через месяц после телефонного разговора с Хелен мне позвонил Джузеппе Френзи, мой старый приятель, работавший в «Л'Италиа дель Пололо». Он предложил мне пойти вместе с ним на вечеринку к кинопродюсеру Гвидо Лучано, организованную в честь одной кинозвезды, пользовавшейся большим успехом на Венецианском кинофестивале.

Мне нравились итальянские вечеринки. На них царила веселая и непринужденная атмосфера, а угощенье всегда было великолепным. Я сказал Джузеппе, что заеду за ним около восьми часов.

Лучано жил в большой квартире около порта Пинчиана. Когда мы подъехали, у дома уже теснились «кадиллаки», «роллс-ройсы» и «бугатти», и мой «бьюик» 1954 года выпуска вздрогнул от смущения, когда я его припарковал в конце этой череды автомобилей.

Вечеринка вышла замечательная. Большинство гостей я знал лично. Половина из них были американцы, а Лучано, чтобы им угодить, выставил большое количество спиртного. Около десяти часов вечера, порядочно нагрузившись виски, я вышел во дворик, чтобы полюбоваться луной и немного освежиться.

Недалеко от меня стояла женщина в белом вечернем платье. В лунном свете ее обнаженные спина и плечи выглядели как драгоценный фарфор. Она оперлась руками на балюстраду и любовалась луной, откинув назад голову.

– Как красиво, особенно после этих джунглей внутри, – промолвил я.

– Да.

Она не обернулась, и я украдкой взглянул на нее.

У женщины было маленькое симпатичное личико. Ее глаза сверкали в лунном свете.

– Мне казалось, что я всех знаю в Риме, – сказал я. – Но почему я не знаю вас?

Она повернула голову, посмотрела на меня и улыбнулась.

– Вы должны были меня узнать, мистер Доусон, – заметила она. – Неужели я так изменилась?

Я присмотрелся к ней повнимательнее и почувствовал, как у меня вдруг учащенно забилось сердце, а в груди что-то сжалось.

– Не могу вас узнать, – сказал я, думая про себя, что это самая симпатичная женщина из когда-либо виденных мною в Риме и что она необыкновенно молода и привлекательна.

Она рассмеялась:

– Вы уверены? Я – Хелен Чалмерс.

2

Моей первой реакцией, когда я это услышал, было желание сказать ей, как она изменилась и как меня поразила ее красота, но, заглянув в ее светящиеся глаза, я решил повести себя по-другому.

Мы простояли во дворике около получаса. Эта неожиданная встреча вывела меня из равновесия. Я прекрасно понимал, что Хелен – дочка моего босса. Она держалась осторожно, но была явно не глупа. Мы вели ничего не значащие разговоры. Обменялись мнениями по поводу вечеринки и гостей, решили, что оркестр неважный и что ночь великолепна.

Меня тянуло к ней, как тянет к магниту железный гвоздь. Я никак не мог представить, что это очаровательное существо было той же женщиной, которую я встречал в аэропорту.

Неожиданно для нашего натянутого диалога она спросила:

– У вас здесь есть машина?

– Ну конечно. Стоит на дороге у дома.

– Вы не отвезете меня домой?

– Что – прямо сейчас? – Я был несколько разочарован. – Вечеринка только набирает обороты. Вы не хотели бы потанцевать?

Она посмотрела на меня. В ее голубых глазах было странное вопросительное выражение.

– Извините. Я вовсе не хотела забирать вас отсюда. Не беспокойтесь – я возьму такси.

– Если вы действительно хотите уехать, я буду счастлив отвезти вас домой. Я думал, что вам самой здесь нравится.

Она пожала плечами и улыбнулась.

– Где ваша машина?

– В самом конце – черный «бьюик».

– Тогда встретимся у него.

Я дал ей возможность уйти одной, а сам закурил сигарету. Какая неожиданная конспирация! Я заметил, что мои руки слегка дрожат. Подождав пару минут, я прошел в полную народу гостиную, поискал глазами Лучано, но не нашел его и решил, что сумею поблагодарить его завтра утром.

Когда я вышел из дома, она уже сидела в «бьюике». Мы выехали на виа Витторио Венето. Дорога была почти пуста, и мне хватило десяти минут, чтобы доехать до дома Хелен. В пути ни я, ни она ничего не говорили.

– Пожалуйста, остановите здесь, – попросила она.

Я подрулил к тротуару, остановил машину и вышел. Обойдя «бьюик», я открыл для Хелен дверь. Она вышла и оглядела пустынную улицу.

– Вы подниметесь? Думаю, нам найдется о чем поговорить, – сказала она.

Я снова вспомнил, что она дочка моего босса.

– Я бы мог подняться, но, наверное, лучше не надо, – сказал я. – Уже поздновато. Не хочу никого беспокоить.

– Вы никого не побеспокоите.

Я выключил фары и пошел за ней.

Необходимо все детально объяснить, потому что я не хочу, чтобы возникло ложное впечатление о моей первой встрече с Хелен. В это трудно поверить, но если бы я знал, что у нее в доме никого нет – ни подружки, ни слуги, – меня бы на аркане было не затащить внутрь. Но мне казалось, что там есть хотя бы слуга.

Мое будущее и все мое благосостояние были в руках Чалмерса. Одно его слово – и я вылечу из газеты как пробка. Забавляться с его дочерью было так же опасно, как играть с гремучей змеей.

Размышляя над этим, я понял, что и Хелен все предусмотрела. Она все устроила так, чтобы нас не видели вместе в доме Лучано, и сознательно предложила мне остановить машину в двухстах ярдах от входа в ее дом. Если кто-нибудь из моих лучших друзей и увидит здесь машину, это не наведет его ни на какие ненужные мысли о нас двоих.

Мы поднялись на лифте, не встретив никого в вестибюле. В квартиру мы тоже вошли так, что нас никто не видел.

Когда она закрыла входную дверь и ввела меня в большую гостиную с затененными лампами, у меня вдруг возникло ощущение, что мы в квартире одни.

Она бросила накидку на кресло и подошла к искусно отделанному коктейль-бару.

– Как насчет рюмки хлебной водки или джина? – поинтересовалась она.

– Мы что, здесь одни, да? – спросил я.

Она повернулась и посмотрела на меня. В полумраке она выглядела ошеломляюще.

– Ну да – а что в этом криминального?

Я почувствовал, как мои ладони вспотели.

– Я не могу здесь оставаться. Вы знаете почему.

Она продолжала смотреть на меня, подняв брови.

– Вы так боитесь моего отца?

– Дело не в том, что я боюсь вашего отца. – У меня вызвало досаду то, что она так точно попала в цель. – Я не могу оставаться здесь наедине с вами, и вы должны это знать.

– О, не будьте таким глупым, – нетерпеливо сказала она. – Если мужчина и женщина остаются наедине в квартире, разве они обязательно должны плохо себя вести?

– Дело не в этом, а в том, что подумают другие.

– Какие другие?

Здесь она меня поймала. Я знал, что никто не видел нас входящими в квартиру.

– Кто-то мог видеть, как я уходил. Кроме того, все дело в том…

Внезапно она рассмеялась.

– О, ради всего святого! Перестаньте вести себя как викторианская недотрога.

Мне надо было надеть шляпу и выйти. Если бы я так сделал, то, безусловно, избежал бы многих неприятностей. Но мне иногда свойственны опрометчивость и безответственность, и именно они руководили мною в те минуты.

Итак, я сел, взял рюмку крепкой ржаной водки и положил туда лед, который мне дала Хелен.

Я работал в Риме уже четыре года и отнюдь не вел монашеской жизни. Итальянки – очень привлекательные женщины. Я провел с ними немало приятных минут, но, сидя здесь и смотря на Хелен в ее белом платье, понимал, что меня могут ждать лучшие из лучших минут; это было нечто особенное, от чего у меня перехватывало дыхание.

Она подошла к камину и прислонилась к стене рядом с ним, с полуулыбкой смотря на меня.

– Ну, а как дела в университете? – спросил я, не желая добровольно лезть в петлю.

– О, он был только уловкой, – беззаботно ответила Хелен. – Я должна была что-то выдумать для отца, иначе он не пустил бы меня сюда одну.

– Вы хотите сказать, что не ходите в университет?

– Конечно, не хожу.

– А он об этом не узнает?

– А почему он должен узнать? Он слишком занят своими делами, чтобы беспокоиться обо мне, – ответила Хелен, и я почувствовал горечь в ее голосе. – Он интересуется только самим собой и своими женщинами. Он решил отправить меня сюда, так как Рим находится за много миль от Нью-Йорка и я, находясь здесь, уже не смогу вдруг войти в его комнату, где отец может в этот момент пытаться убедить очередную юную красотку, что он намного моложе, чем выглядит.

– Так, значит, очки в роговой оправе, туфли на плоском каблуке и собранные в узел волосы были уловкой, не так ли? – спросил я.

– Ну конечно. Дома я всегда так одеваюсь. Это убеждает моего отца, что я примерная студентка.

– Вы все очень хорошо рассчитали, не так ли?

– А почему бы и нет? – Она отошла от камина и села в роскошное кресло. – Моя мать умерла, когда мне было десять лет. После этого у моего отца было три жены. Первые две были всего на два года старше меня, а третья – моложе. Я была им нужна, как больная полиомиелитом. Мне нравится самой решать свою судьбу – и я люблю пошутить.

«Судя по всему, она действительно любит пошутить, возможно даже слишком», – подумал я.

– Вы совсем как ребенок, но вообще так жить нельзя, – заметил я.

Она рассмеялась:

– Мне двадцать четыре года, я совсем не ребенок, и мне хочется жить именно так.

– Почему вы все это мне рассказываете? Что мне стоит отправить вашему отцу телеграмму?

Она покачала головой:

– Вы не сделаете этого. Я поговорила о вас с Джузеппе Френзи. Я бы не привела вас сюда, не будь я в вас уверена.

– А почему вы привели меня сюда?

Она посмотрела на меня, и от ее взгляда у меня внезапно перехватило дыхание. Выражение ее глаз не давало усомниться в том, что она делает мне приглашение перейти к активным действиям.

– Вы мне понравились, – сказала она. – От итальянских мужчин можно и устать. Они так горячи и так прямолинейны! Я попросила Джузеппе, чтобы он пригласил вас на вечеринку, и вот мы здесь.

Не подумайте, что я не почувствовал искушения. Я понимал, что все, что мне надо сделать, – это встать и заключить ее в объятия. Но это было слишком вульгарно, слишком просто. К тому же вставал вопрос о моей работе. Он интересовал меня больше, чем роман с Хелен.

Я поднялся на ноги:

– Понимаю. Что ж, становится поздно. Я должен, перед тем как ложиться спать, кое-что сделать. Мне надо идти.

Она посмотрела на меня, а ее губы сжались.

– Но вы не можете уйти сейчас. Вы только что пришли.

– Сожалею. Мне надо идти.

– Вы хотите сказать, что не желаете оставаться?

– Дело не в том, что я хочу, а в том, что собираюсь сделать.

Она подняла руки и пробежалась пальцами по волосам. Возможно, это самый провокационный жест, на который способна женщина. Я был почти побежден, но все-таки не совсем.

– Я хочу, чтобы вы остались.

Я отрицательно покачал головой:

– Мне действительно надо идти.

Несколько мгновений она внимательно смотрела на меня ничего не выражающим взглядом. Затем пожала плечами, опустила руки и встала.

– Что ж, если вам так хочется. – Она подошла к двери, открыла ее и вышла в переднюю.

Я не хотел уходить. Мне пришлось сделать усилие, чтобы выйти в коридор.

– Может быть, вы согласитесь как-нибудь поужинать со мной или сходить в кино?

– Это было бы очень приятно, – вежливо ответила она. – Всего доброго.

Она слегка улыбнулась и захлопнула перед моим носом дверь.

3

Конечно, все это не могло так оставаться. Отношения между таким мужчиной, как я, и такой женщиной, как Хелен, рано или поздно должны были стать более сложными.

Я пытался выбросить ее из головы, но безуспешно. Перед моим взором стояло выражение ее глаз, когда я уходил. Я знал, что меня ждут неприятности, но она была такой притягательной, что любые проблемы казались несущественными. В моменты просветления я говорил себе, что, судя по всему, она сильно развращена, но потом думал – ну и что?

В следующие пять или шесть дней она не выходила у меня из головы. Я не говорил Джине, что видел Хелен на вечеринке, но моя секретарша была слишком догадлива, и я стал ловить на себе ее загадочные вопросительные взгляды.

К шестому дню я уже почти дошел до ручки. Эта симпатичная блондинка заняла в моей голове столько места, что я не мог сосредоточиться на работе. Я решил вырвать эту занозу и, придя домой, позвонил ей.

Ответа не было. Я звонил три раза за вечер. На четвертый раз, около двух часов ночи, трубку сняли, и я услышал ее голос.

– Алло?

– Это Эд Доусон, – проговорил я.

– Кто?

Я усмехнулся в трубку. Все было шито белыми нитками. Мне стало ясно, что она так же интересуется мною, как и я ею.

– Давайте вспомним. Я тот парень, который работает в римском офисе «Вестерн телеграм».

Она рассмеялась:

– Привет, Эд.

Это было уже лучше.

– Мне как-то одиноко, – сказал я. – Могу я надеяться, что мы встретимся завтра вечером? Мы могли бы поужинать у Альфредо, если у вас нет других дел.

– Вы не подождете минутку? Я загляну в свою записную книжку.

Я стал ждать, зная, что это игра, и особенно не беспокоясь. Через две минуты она снова взяла трубку.

– Завтра вечером я занята. У меня встреча.

Надо было сказать, что мне очень жаль, и повесить трубку, но я был на это не способен.

– А когда мы сможем встретиться?

– Ну, я свободна в пятницу.

Впереди было три дня.

– О'кей, давайте в пятницу вечером.

– Мне как-то не хочется к Альфредо. Нет ли местечка поспокойнее?

Мне и самому следовало об этом догадаться. Если я не подумал об опасности, что нас увидят вдвоем, то она об этом подумала.

– Что ж, ладно. Как насчет маленького ресторанчика напротив фонтана Теви?

– Можно там. Да, это будет замечательно.

– Буду вас там ждать. Во сколько?

– В полдевятого.

– О'кей, а пока до свидания.

До пятницы я ни о чем другом и думать не мог. Было заметно, что Джина беспокоится обо мне. Она впервые за четыре года видела меня в таком состоянии. Все мои мысли были заняты Хелен, и у меня все валилось из рук.

Мы встретились в небольшом ресторанчике. Хелен была холодна, держала дистанцию, но в то же время меня провоцировала. Если бы она пригласила меня к себе домой, я бы послал ко всем чертям Шервина Чалмерса, но она не пригласила и сказала, что возьмет такси. Когда я намекнул, что мог бы поехать вместе с ней, она дала понять, что этого делать не нужно. Я стоял рядом с рестораном, наблюдая, как такси удаляется по узкой улице, потом в сильном возбуждении пошел домой. Встреча с ней не помогла: после этого мне стало еще хуже.

Через три дня я снова ей позвонил.

– Я очень занята, – сказала она, когда я пригласил ее сходить в кино.

– Я так надеюсь, что вы сможете! Через две недели я ухожу в отпуск и не смогу вас увидеть в течение месяца.

– Вы уезжаете на месяц?

Тон ее голоса повысился, и я почувствовал ее интерес.

– Да. Я уезжаю в Венецию, а потом в Ишию. Я собираюсь провести там около трех недель.

– А с кем вы едете?

– Я еду один. Но об этом не стоит говорить – как насчет кино?

– Что ж, может, и получится. Пока не знаю. Я сама вам позвоню. А сейчас мне надо идти. Кто-то звонит в дверь. – И она повесила трубку.

Она не звонила мне пять дней. Затем, когда я уже сам подумывал ее побеспокоить, она позвонила мне домой.

– Вы сейчас заняты чем-нибудь важным? – спросила она.

Было двадцать минут первого ночи. Я как раз собирался спать.

– Нет. Я собирался ложиться спать.

– Вы не могли бы ко мне приехать? Только не оставляйте машину рядом с домом.

Я не колебался.

– Конечно, сейчас приеду.

Я въехал в ее квартал, как змея-воровка, стараясь, чтобы меня никто не заметил. Ее входная дверь была приоткрыта, и все, что мне нужно было сделать, – это проскочить по коридору от лифта до ее прихожей.

Я нашел Хелен в гостиной. Она перебирала долгоиграющие пластинки. На ней была белая шелковая накидка, светлые волосы рассыпались по плечам.

– Ну как, все свои дела закончили? – спросила она, откладывая в сторону пластинки и улыбаясь.

– Это было несложно. – Я закрыл за собой дверь. – Вы знаете, нам не следовало этого делать: так и начинаются серьезные неприятности.

Она пожала плечами:

– Вы не обязаны здесь оставаться.

Я подошел к ней:

– А я и не собираюсь оставаться. Зачем вы меня пригласили?

– Ради всего святого, Эд! – нетерпеливо воскликнула она. – Вы не можете хоть на минуту расслабиться?

Я был наедине с ней, и моя судьба зависела только от меня самого.

– Я могу расслабиться, – сказал я, – но должен думать и о своей работе. Если ваш отец когда-нибудь обнаружит, что я кручусь рядом с вами, он сразу меня выгонит. Причем он позаботится, чтобы я до конца своих дней не устроился ни в одну газету.

– А вы что, крутитесь рядом со мной? – Она сделала удивленные глаза.

– Вы знаете, что я имею в виду.

– Откуда он узнает?

– Если меня видели, когда я входил к вам или выходил отсюда, он может об этом услышать.

– Значит, вам надо быть осторожным, чтобы вас не видели. Это не так трудно.

– Моя работа очень много для меня значит, Хелен. Это моя жизнь.

– О вас нельзя сказать, что вы человек романтического склада, не так ли? – рассмеялась она. – Мои итальянцы не думают ни о какой работе, а думают только обо мне.

– Не хочу разговаривать о ваших итальянцах.

– О, Эд, ну сядьте же, расслабьтесь! Сейчас-то вы здесь, и стоит ли так напрягаться?

Я сел, думая про себя, что совсем сошел с ума, если сюда приехал.

Она подошла к бару:

– Как насчет рюмки виски или водки?

– Виски, пожалуй.

– Кстати, пока не забыла: вы не посмотрите эту кинокамеру? Я купила ее вчера и что-то не могу с ней справиться. Вы разбираетесь в камерах?

Она махнула рукой в сторону кресла, на котором лежала в кожаном футляре дорогая шестнадцатимиллиметровая кинокамера. «Пэйлэрд болекс» с тремя сменными объективами.

– О! Вот это вещь! – воскликнул я. – Что вы хотите с ней делать, Хелен? Она стоит кучу денег.

Хелен рассмеялась:

– Действительно, она недешево мне обошлась, но я давно хотела иметь кинокамеру. У женщины должно быть хотя бы одно хобби, как по-вашему? – Она бросила в стаканы лед. – Хочу запечатлеть на память свое пребывание в Риме.

Я повертел камеру в руках. Мне вдруг пришло в голову, что она живет слишком хорошо при тех небольших деньгах, которые ей высылает отец. Судя по ценам на жилье в Риме, эта квартира должна ей обходиться примерно в сорок долларов в неделю. Я посмотрел на бар, заполненный разными напитками. Как она зарабатывает себе на такую роскошную жизнь? И эта дорогая кинокамера…

– Вам кто-то оставил наследство?

Ее глаза блеснули, и она немного смутилась, но только на мгновение.

– Я бы этого очень хотела. А почему вы спрашиваете?

– Не мое дело, но все это достаточно дорого стоит, не так ли? – Я обвел рукой комнату.

Она пожала плечами:

– Наверное, да. Отец мне помогает. Ему хочется, чтобы я так жила.

Говоря это, она не смотрела на меня. Даже если бы я не знал, сколько на самом деле дает ей отец, ее ложь была видна невооруженным глазом. Хотя я и оставался в недоумении, но понял, что это не мое дело, и переменил тему разговора.

– А что случилось с вашей камерой?

– Она не включается.

Ее палец коснулся тыльной стороны моей ладони, когда она показывала камеру.

– Дело в предохранителе, – сказал я. – Вот здесь. Нажимаете вниз, и камера начинает работать. Предохранитель нужен для того, чтобы моторчик случайно не включился.

– О господи! Я уже собиралась нести ее обратно в магазин. Наверное, мне надо было повнимательнее читать инструкцию. – Она взяла у меня камеру. – Никогда не разбиралась во всей этой механике. Смотрите, сколько я купила пленки. – Она показала на коробки, лежавшие на столе.

– Вы ведь не собираетесь все это использовать в Риме, не так ли? – спросил я. – Здесь достаточно пленки, чтобы снять всю Италию.

Она посмотрела на меня немного странно и, как мне показалось, не без коварства во взгляде.

– Большинство из них я приготовила для Сорренто.

– Сорренто? – удивился я. – Вы собираетесь в Сорренто?

Она улыбнулась:

– Не только у вас каникулы. Вы никогда не были в Сорренто?

– Нет. Так далеко на юг я никогда не ездил.

– Я сняла виллу неподалеку от Сорренто. Она очень симпатичная и совершенно уединенная. Два дня назад я летала в Неаполь и все устроила. Даже наняла одну женщину из ближайшей деревни, чтобы она мне прислуживала.

У меня вдруг возникло ощущение, что она не может говорить мне все это без причины. Я пристально посмотрел на нее.

– Любопытно, – сказал я. – Когда вы уезжаете?

– Тогда же, когда вы уезжаете в Ишию. – Она положила кинокамеру на стол, подошла ко мне и села рядом на диван. – И, как и вы, я отправляюсь одна.

Она посмотрела на меня. Ее призывный взгляд заставил мое сердце стучать быстрее. Она потянулась ко мне, ее большие красные губы раскрылись. Не успел я понять, что делаю, как она оказалась в моих объятиях, и я начал ее целовать.

Вдруг я почувствовал, как ее руки отталкивают меня. Я отстранился и встал.

– Это сумасшествие, – сказал я, дыша, как старик, только что поднявшийся по лестнице, и стер ее помаду со своих губ.

– Это сумасшествие в Риме, – ответила она, – но не в Сорренто.

– Но послушайте… – начал было я, но она подняла руку, чтобы остановить меня.

– Я знаю, что ты думаешь обо мне. Но я не ребенок. Я чувствую то же, что и ты, – сказала она. – Поехали со мной в Сорренто. Я сняла виллу на имя мистера и миссис Дуглас Шерард. Ты будешь мистером Шерардом, американским бизнесменом в отпуске. Неужели ты не хочешь провести месяц со мной – чтобы мы были только вдвоем?

– Но мы не можем это сделать, – сказал я, зная, что нет никаких причин, которые могли бы этому помешать. – Мы не можем бросаться в этот омут…

– Не будь таким осторожным, дорогой. Мы никуда не бросаемся. Все хорошо продумано. Я отправлюсь туда на своей машине. А ты приедешь через день на поезде. Это очень симпатичное местечко. Вилла стоит на холме и смотрит на море. По крайней мере на четверть мили вокруг других вилл нет. – Она поднялась на ноги и взяла крупномасштабную карту, которая лежала на столе. – Сейчас я тебе покажу, где это. Видишь отметку на карте? Место называется Белла Виста – красиво звучит? Там с террасы виден залив. В саду растут апельсины, лимоны и виноград. Тебе там понравится.

– Я поеду, Хелен, – промолвил я. – Наверное, мне там понравится. Надо быть совсем идиотом, чтобы отказаться, но что с нами будет через месяц?

– Если ты беспокоишься, не жду ли я, что ты на мне женишься, то можешь не волноваться, – рассмеялась она. – На ближайшие несколько лет замужество у меня не запланировано. Я даже не могу сказать, что люблю тебя, Эд, но точно знаю, что хотела бы провести с тобой этот месяц.

– Мы не можем это сделать, Хелен. Неправильно…

Она прикоснулась пальцами к моему лицу.

– Оставайся лучше сейчас моим дорогим, а? – Она погладила меня по щеке. – Я только что вернулась из Неаполя и очень устала. Здесь больше не о чем говорить. Я обещаю, что ты будешь в безопасности. До двадцать девятого нам встречаться больше не надо. Я буду ждать тебя в три тридцать на станции в Сорренто, когда прибудет поезд из Неаполя. Если ты не приедешь – я все пойму.

Она прошла в прихожую и приоткрыла на несколько дюймов входную дверь. Я подошел к ней.

– Но подожди, Хелен…

– Пожалуйста, Эд. Не надо больше ничего говорить. Ты или приедешь на этом поезде, или нет. Вот и все. – Ее губы прикоснулись к моим. – Доброй ночи, дорогой.

Мы посмотрели друг на друга.

Идя по коридору, я знал, что приеду на этом поезде.

Глава 2

1

До отъезда в Сорренто оставалось еще пять дней. Я чувствовал себя как тинэйджер перед первым свиданием. Это меня немного раздражало. В моменты просветления – очень редкие – я говорил себе, что сошел с ума.

За два дня до моего отъезда прибыл Джек Максвелл, чтобы заменить меня во время отпуска.

Я работал с ним в Нью-Йорке в 1949 году. Он был неплохим газетчиком, но его таланта хватало только на новости. Он не отнял у меня много времени. Джек достаточно хорошо выглядел, был достаточно приятен в общении, достаточно хорошо одет, и вообще у него всего было достаточно.

У меня возникло предположение, что я нравлюсь ему не больше, чем он нравится мне, и это заставило меня отказаться от слишком радушного приема. Но, проведя с ним в офисе два часа, я решил, что мы могли бы вместе поужинать.

– Отлично, – сказал он. – Посмотрим, что может предложить этот древний город. Предупреждаю, Эд, я не жду ничего, кроме самого хорошего.

Мы пошли к Альфредо, где была лучшая кухня в Риме, и я угостил его порчетта – молочным поросенком, поджаренным на вертеле, частично выпотрошенным и нафаршированным печенкой и зеленью. Короче, это было нечто.

После того как мы поели и допили третью бутылку вина, мы стали друзьями.

– Ты счастливчик, Эд, – сказал Джек, беря сигарету, которую я ему предложил. – Может быть, ты не знаешь, но все идет к тому, что тебя заберут домой. Хаммерсток считает, что ты здесь уже очень хорошо потрудился. Он собирается вызвать тебя через пару месяцев. Возможно, тебе поручат иностранный отдел.

– Не могу в это поверить, – сказал я. – Ты шутишь.

– Это действительно так. Я с такими делами не шучу.

Я постарался скрыть свое волнение, но не был уверен, что мне это вполне удалось. Работать в иностранном отделе нью-йоркского офиса было пределом моих мечтаний.

– Официально это будет решено через пару дней, – сказал Максвелл. – Старик уже все одобрил. Везет тебе.

Я согласился, что и вправду везет.

– Хочется уехать из Рима?

– Я уже достаточно тут пробыл, – усмехнулся я. – Эта работа мне порядком поднадоела, теперь можно и уехать из Рима.

Максвелл пожал плечами.

– Не знаю. Я сам сюда не напрашивался. Но там тоже было много тяжелой работы, и я бы сдох от тоски, если бы пришлось быть все время рядом со стариком. – Он уселся поглубже в кресло. – Поросенок, которого мы съели, был вдвое меньшей свиньей. Думаю, что я бы поработал в Риме. Но во всех городах все равно не перебываешь. – Он выпустил дым мне в лицо. – Между прочим, что тут Хелен вытворяет?

Его вопрос заставил меня встрепенуться.

– Кто?

– Хелен Чалмерс. Ты же при ней вроде гувернантки?

Это надо было прекратить. Максвелл искал повода для скандала. Если у него возникнет хоть малейшее подозрение, что между мной и Хелен что-то есть, он будет копать, пока все не разнюхает.

– Я был гувернанткой ровно один день, – непринужденно сказал я, – и после этого Хелен не видел. Старик велел мне встретить ее в аэропорту и доставить в отель. Насколько мне известно, она учится в университете.

– Она – что? – поднял брови Джек.

– Учится в университете, – ответил я. – Она слушает лекции об архитектуре.

– Хелен? – Подавшись вперед, он рассмеялся. – Ничего забавнее не слышал. Хелен изучает архитектуру! – Джек откинулся назад в кресле и стал хохотать. Все вокруг смотрели на нас. Джек развеселился так, будто услышал самую забавную шутку столетия.

Продолжая смеяться, он поймал мой взгляд. Возможно, он увидел, что мне совсем не смешно, потому что сделал усилие, чтобы успокоиться, и умиротворяюще махнул рукой.

– Извини, Эд. – Он достал носовой платок и вытер глаза. – Если бы ты знал Хелен так же, как и я… – Его снова одолел приступ смеха.

– Слушай, не вижу в этом ничего смешного, – холодно заметил я. – В чем дело?

– Это смешно. Только не говори мне, что она не взяла тебя в оборот. До сегодняшнего дня единственным человеком в «Вестерн телеграм», который ничего о ней не знает, был ее старик. Ты же не хочешь сказать, что у тебя с ней ничего не было?

– Я тебя не понимаю. Что ты имеешь в виду?

– Ладно, откуда тебе все о ней знать. Только не говори мне, что она расхаживала по Риму в своих туфлях на плоских каблуках, очках и с невинной прической.

– Я все еще тебя не понимаю, Джек. Что все это значит?

Он усмехнулся:

– Все ребята у нас дома все о ней знают. У нее плохая репутация. Когда мы услышали, что она едет в Рим и старик хочет, чтобы ты за ней присмотрел, все подумали, что рано или поздно ты попадешь в ее сети. Она поиграет кое-чем у тебя в штанах. Ты же не хочешь мне сказать, что она не пыталась это сделать?

Я почувствовал, как меня бросило в жар, а потом в холод.

– Все это для меня большая новость, – промолвил я по возможности равнодушным тоном.

– Ладно, ладно. Она опасна для мужчин. О'кей, я согласен, в ней что-то есть. У нее такая внешность, такой взгляд и такая фигурка, что мертвого оживит, но она приносит мужчинам неприятности! Если бы Чалмерс не пользовался таким влиянием, каждая нью-йоркская газета хотя бы раз в неделю посвящала ей свои первые страницы. С ней постоянно случаются скандальные истории. Она вынуждена была уехать из Нью-Йорка и оказалась здесь только потому, что замешана в историю с убийством Менотти.

Менотти был известным нью-йоркским гангстером, необыкновенно богатым и влиятельным.

– Какие у нее могли быть дела с Менотти? – спросил я.

– Поговаривали, что она была его подружкой, – ответил Максвелл. – Она все время рядом с ним крутилась. Кое-кто сказал мне, что Хелен была в квартире Менотти, когда его убили.

Около двух месяцев назад Менотти был убит в трехкомнатной квартире, которую снимал для своей любовницы. Женщина, к которой он приходил, исчезла, и полиция не смогла ее найти. Убийца тоже скрылся. Напрашивалось предположение, что Менотти был убит по приказу Фрэнка Сетти, соперничающего с ним гангстера, который был выслан из страны за распространение наркотиков и, по слухам, обосновался где-то в Италии.

– Кто тебе это сказал?

– Как тебе известно, ухо по ветру у нас держит Эндрюс. Обычно он знает, что говорит. Швейцар в доме, где прикончили Менотти, очень подробно описал женщину, которая там была: это точь-в-точь Хелен Чалмерс. Наши люди заткнули швейцару глотку раньше, чем до него добралась полиция, так что об этом никто никогда не узнает.

– Понимаю, – сказал я.

– Что ж, если ты не можешь мне сообщить ничего любопытного о ее жизни в Риме, похоже, она действительно напугана и наконец-то взялась за ум. – Он усмехнулся. – Откровенно говоря, я немного разочарован. Она женщина что надо. Так как тебе было велено за ней присматривать, я надеялся услышать, что вы с ней больше чем просто друзья.

– Неужели ты подумал, что я совсем выжил из ума и стану приударять за дочкой Чалмерса?! – воскликнул я.

– А почему нет? Она действительно того стоит, а когда она берется за дело, то устраивает все так, что ее старик ни о чем не догадывается. Она липнет к мужикам с шестнадцати лет, и Чалмерс никогда ничего не подозревал. Если ты не видел ее без этих ужасных очков и прически, ты не видел ничего. Она выглядит потрясающе и, насколько мне известно, очень, очень интересна. Если бы она когда-нибудь начала со мной заигрывать, я бы не нашел сил ее остановить.

Тут мне почему-то захотелось переменить тему разговора и вернуться к нашим делам. Мы поговорили еще час, и потом я отвез его в отель. Он сказал, что приедет утром в офис, чтобы закончить все дела, и поблагодарил меня за хороший прием.

– Ты правда счастливчик, Эд, – сказал он, когда мы расставались. – Иностранный отдел – лучший в нашей конторе. На него многие ребята положили глаз. Что касается меня – то я бы в него не хотел. Там слишком много работы, но для тебя… – Он замолчал и усмехнулся. – Парень, который позволил такой бабенке, как Хелен, проскользнуть между его пальцев, – о господи! Что еще тебе остается, кроме как работать в иностранном отделе?

Ему показалось, что это очень удачная шутка, и, хлопнув меня по спине, он со смехом направился к лифту.

Но мне его шутка не показалась столь удачной. Я сел в свой «бьюик» и поехал домой. В пути у меня было время подумать. То, что сказал о Хелен Максвелл, повергло меня в шок. Не приходилось сомневаться, что все это было правдой. Я знал, что Эндрюс врать не станет. Значит, она была связана с Менотти. Я вдруг задумался, с кем она связана здесь. Если у нее появилась привычка общаться с гангстерами в Нью-Йорке, она может продолжить заниматься этим и в Риме. Не это ли объясняет ее роскошный образ жизни? Нет ли у нее здесь богатого покровителя?

К тому времени, когда я разделся и лег спать, у меня появились большие сомнения насчет того, надо ли мне ехать на поезде в Сорренто. Стоит ли связываться с такой женщиной? Если я действительно собираюсь занять должность в иностранном отделе и уверен, что Максвелл ничего не выдумал и не пропустил, надо быть сумасшедшим, чтобы пойти на риск остаться без этой работы. Как сказал Максвелл, это был самый лакомый кусочек в газете. Если Чалмерс узнает, что я и Хелен любовники, то я не только потеряю работу, но вообще буду выведен из игры.

«Нет, – сказал я себе, выключая свет, – пусть она сама отправляется в Сорренто. А я не поеду. Пусть поищет другого дурачка. Я поеду в Ишию».

Но через два дня я сидел в вагоне поезда, направляющегося из Неаполя в Сорренто. Я все еще продолжал говорить себе, что я дурак и совсем сошел с ума, но это не давало никакого результата. И мне казалось, что поезд идет слишком медленно.

2

Перед отъездом я около десяти часов заглянул к себе в офис, чтобы в последний раз проверить, все ли в порядке, и заодно посмотреть, нет ли писем, адресованных лично мне.

Максвелла не было, а Джина занималась разборкой почты.

– Есть что-нибудь для меня? – спросил я, присаживаясь на краешек стола.

– Лично для вас – нет, – сказала она, перебирая телеграммы тщательно наманикюренными пальчиками. – Вы еще не уехали? Я думала, что вы отправитесь раньше.

– У меня еще куча времени.

Мой поезд на Неаполь отходил после полудня. До этого я сказал Джине, что еду в Венецию, и имел неосторожность предупредить ее, чтобы она не утруждала себя бронированием для меня места в экспрессе Рим – Венеция.

Зазвонил телефон, и Джина сняла трубку. Я подошел к столу и начал бегло просматривать телеграммы.

– Кто это говорит? – спрашивала Джина. – Миссис – кто? Вы не подождете минутку? Я не уверена, что он здесь. – Она, нахмурившись, посмотрела на меня, и я увидел в ее глазах вопрос. – Вас спрашивает миссис Дуглас Шерард.

Я хотел было сказать, что никогда о ней не слышал и не хочу с ней говорить, когда звуки этого имени тревожным звонком прозвенели у меня в голове. Миссис Дуглас Шерард! Это было имя, которое Хелен использовала, когда снимала виллу в Сорренто.

Стараясь не показать свой испуг, я подошел и взял трубку. Немного повернувшись, чтобы Джина не могла видеть моего лица, я спросил:

– Кто это?

– Привет, Эд. – Конечно, это была Хелен. – Я знаю, что мне не следовало звонить тебе в офис, но дома тебя не было.

– В чем дело? – спросил я резко.

– Тебя кто-нибудь слышит?

– Да.

Вдобавок ко всему в этот момент дверь офиса открылась, и вошел Джек Максвелл.

– Вот так встреча! Ты еще здесь?! – воскликнул он, увидев меня. – Я думал, ты уже едешь в Венецию.

Я махнул ему, чтобы он замолчал, и тихонько проговорил в трубку:

– Я могу чем-нибудь помочь?

– Да, пожалуйста. Ты не сможешь привезти для моей кинокамеры светофильтр номер восемь? Он мне нужен, и я не могу найти его в Сорренто.

– Конечно, – сказал я. – Привезу.

– Спасибо, дорогой. Я с нетерпением жду, когда ты приедешь. Здесь такие восхитительные пейзажи…

Я забеспокоился, что Максвелл может услышать ее голос, и решил закончить разговор.

– Все сделаю. А сейчас до свидания.

Я повесил трубку, и Максвелл с любопытством посмотрел на меня.

– Ты всегда так говоришь по телефону со своими дамами? – спросил он, вороша телеграммы на столе. – Зачем ты так резко, а?

– Я только заскочил, чтобы посмотреть, нет ли какой-нибудь почты лично для меня, – сказал я, закуривая сигарету, чтобы скрыть замешательство. – Сейчас ухожу.

– Ты просто хочешь сделать вид, что ничего не случилось, – сказал Максвелл. – Если бы ты не был таким матерым газетчиком, который умеет держать себя в руках, я бы, глядя на тебя, сказал, что у тебя какие-то крупные неприятности. Не так?

– О, не неси ерунду! – сказал я, не вполне уверенный, что мне удалось скрыть дрожь в голосе.

– Ну! Ты какой-то кислый сегодня утром, а? Я просто пошутил. – И, так как я ничего не ответил, он продолжил: – Ты едешь на машине?

– Нет, поездом.

– Но ты же не один поедешь? – спросил он, выразительно смотря на меня. – Надеюсь, ты захватил с собой какую-нибудь блондинку, чтобы она развлекала тебя, если пойдет дождь.

– Я еду один, – сказал я, стараясь не выдать волнения.

– Держу пари, что это не так! Уж я-то знал бы, что мне делать, если бы у меня был месячный отпуск.

– Может быть, у нас на это разные взгляды, – промолвил я, подходя к Джине. – Присматривай за этим парнем, – сказал я ей. – Не давай ему делать слишком много ошибок и сама не вкалывай от зари до зари. Увидимся двадцать девятого.

– Хорошо провести время, Эд, – промолвила она. Улыбки на ее лице не было. Это обеспокоило меня. Что-то в ней вызывало жалость. – Не волнуйся за нас. Все будет в порядке.

– Не сомневаюсь. – Я повернулся к Максвеллу: – До свидания и хорошей охоты.

– Тебе хорошей охоты, братишка, – сказал он, пожимая мне руку.

Я вышел из офиса и, спустившись в лифте на первый этаж, поймал такси и сказал водителю, чтобы он отвез меня на Барберини. Там я купил светофильтр, снова взял такси и приехал к себе домой. Здесь я закончил сборы, проверил, все ли закрыто, и отправился на вокзал.

Отсутствие машины создавало определенные неудобства, но Хелен взяла свою, а иметь две машины в Сорренто не было смысла. Я не ждал ничего хорошего от путешествия на поезде от Рима до Неаполя. Рассчитавшись с таксистом, я махнул рукой носильщику, который с удовольствием схватил мой чемодан, и мы поспешили к огромному зданию вокзала.

Я купил билет до Неаполя, посмотрел, нет ли у платформы поезда, подошел к киоску и купил несколько газет и журналов. Все это время я поглядывал по сторонам, не увижу ли кого-нибудь знакомого.

Меня очень беспокоило, что, благодаря моему складу характера, я имел в Риме очень много друзей. В любой момент мог появиться кто-то, кого я знал. Так как мне надо было ждать еще минут десять, я прошел к скамейке в углу и сел. Здесь я углубился в чтение газеты, закрывшись ею от окружающих. Эти десять минут доставили мне немало беспокойства. К счастью, на платформу мне удалось пройти, не встретив никого из знакомых. Я не без труда отыскал себе место в вагоне и снова сел, закрывшись газетой.

Пока все идет хорошо, сказал я себе. С этого момента я мог считать себя действительно в отпуске.

Но беспокойство меня не покидало. Мне не нравилось, что звонила Хелен. Мне не нравилось, что Джина слышала имя миссис Дуглас Шерард. Мне не нравилось, что у меня недостало твердости не дать свести себя с ума этой симпатичной блондинке. Теперь, когда мне немного приоткрылось ее прошлое, я понимал, что это женщина не моего типа.

Однако все эти причины были бессильны что-либо во мне изменить. Я понимал, что если и хочу чего-нибудь больше всего на свете, так это провести месяц в ее компании.

3

Местный поезд прибыл в Сорренто с опозданием в двадцать минут. В вагоне было полно народу, и мне понадобилось несколько минут, чтобы выбраться на привокзальную площадь, где выстроились в ожидании пассажиров такси и кабриолеты.

Я стоял на солнцепеке, осматриваясь по сторонам в поисках Хелен, но ее нигде не было. Я поставил чемодан на землю, отрицательно махнул рукой страстно жаждущему усадить меня в машину таксисту и закурил сигарету.

Я был удивлен тем, что Хелен меня не встретила, но, приняв во внимание опоздание поезда, решил, что она решила пройтись по магазинам. Поэтому я встал у вокзальной стены и стал ждать.

Толпа пассажиров постепенно рассосалась. Кого-то встречали друзья, некоторые ушли сами, кое-кто взял такси, и, наконец, я остался один. Минут через пятнадцать, когда Хелен все еще не было, я почувствовал нетерпение.

Может быть, она сидела в каком-нибудь кафе на площади, подумалось мне. Я взял чемодан и отнес его в камеру хранения. Затем, избавившись от излишнего груза, я пошел по улице к центру города.

По дороге я смотрел по сторонам в поисках Хелен, но ее нигде не было видно. Я заглянул на стоянку автомобилей, но там не было ни одной машины, которая могла бы принадлежать Хелен. Тогда я зашел в кафе, сел за столик и заказал чашку кофе-эспрессо.

Отсюда я мог наблюдать за привокзальной площадью и видел все проезжающие машины.

Время приближалось к половине пятого. Я выпил кофе, выкурил три сигареты, а потом, устав ждать, спросил официанта, где можно найти телефон. Мне стоило некоторого труда узнать номер виллы, но после небольшой задержки телефонистка его нашла и, еще через какое-то время, сказала, что там никто не отвечает.

Это было уже хуже.

Возможно, Хелен забыла, когда прибывает поезд, и сейчас только выехала с виллы по направлению к станции. Сдерживая нетерпение, я заказал еще чашку кофе и стал ждать, но без десяти шесть я был уже не в раздражении, а в растерянности.

Что с ней могло случиться? Я знал, что она уехала сюда. Тогда почему она не пришла встретить меня, как мы договаривались?

Из карты, которую она мне показывала, я более или менее знал, где находится вилла. До нее было приблизительно пять миль вверх по дороге от Сорренто. Я подумал, что лучше что-то делать, чем сидеть здесь в кафе, и поэтому решил пойти к вилле в надежде встретить Хелен, когда она будет спускаться вниз.

К вилле вела одна дорога, и поэтому мы не могли разминуться. Все, что мне нужно было делать, – это идти по дороге, и рано или поздно мы должны были встретиться.

Я потихоньку двинулся по направлению к вилле.

Первую милю я шел через толпу туристов, которые рыскали по магазинам, ждали автобусов и любовались пейзажами, но когда я вышел из города, мне попадались только мчащиеся навстречу машины.

Через две мили от шоссе отходила проселочная дорога, поднимающаяся вверх по холму. Я направился по ней в сторону виллы.

Наконец на вершине холма показалась вилла. Хелен была права, когда говорила, что вилла находится в очень уединенном месте. Никаких домов поблизости не было.

Я толчком открыл кованые ворота и пошел по широкой дорожке, обсаженной шестифутовыми георгинами. Дорожка выходила на бетонированную площадку, на которой стоял «линкольн» Хелен с откидным верхом. Что ж, хорошо хоть, что мы не разминулись в дороге, подумалось мне, – раз я вижу здесь ее машину.

Входная дверь была приоткрыта, и я распахнул ее.

– Хелен! Ты здесь?

Тишина в доме произвела на меня гнетущее впечатление. Я вошел в большую отделанную мрамором прихожую.

– Хелен!

Я медленно прошел из комнаты в комнату. На первом этаже были большая гостиная с альковом для трапез и кухня, наверху – три спальни и две ванные. Вилла была современной, отлично обставленной и идеально подходила для отпуска. Я оказался бы в восторге, если бы Хелен меня здесь встретила.

Я провел в доме еще некоторое время, чтобы убедиться, что Хелен здесь нет, и отправился на ее поиски в сад. На мои крики никто не отозвался, и после этого я действительно сильно забеспокоился.

В конце одной из дорожек я увидел приоткрытую калитку. За ней шла узкая тропинка, ведущая к вершине скалы, возвышающейся над виллой. Я знал, что не мог разминуться с Хелен на дороге из Сорренто. Был шанс, что она отправилась прогуляться по этой тропинке и забыла о времени или с ней что-то случилось.

Я быстренько вернулся на виллу, чтобы оставить ей записку на случай, если она все-таки окажется в Сорренто и я ее как-то пропустил. Мне не хотелось, чтобы Хелен вернулась в Сорренто, если она приедет сюда и не найдет меня на вилле.

Я нашел несколько пачек бумаги в одном из ящиков стола, черкнул несколько строк и оставил записку на столе в гостиной. После этого я вышел из дома и двинулся через сад к калитке.

Я прошел с четверть мили и начал подумывать, что Хелен действительно могла уйти этим путем, когда увидел внизу под собой, на склоне холма, большую белую виллу. К ней можно было добраться только по очень крутому склону. Вилла не вызвала у меня интереса, и я даже не остановился, но посматривал на нее, пока шел по тропинке. Мне была видна обширная терраса со столом, шезлонгами и большим красным зонтом. Внизу виднелась гавань с двумя мощными катерами. Идя дальше, я размышлял, какой же это миллионер мог позволить себе обосноваться в таком месте. Я не прошел и трехсот ярдов, как вилла совершенно вылетела у меня из головы, потому что передо мной на тропинке лежал футляр от кинокамеры Хелен.

Я сразу его узнал и немедленно остановился, а мое сердце бешено застучало.

Какое-то время я смотрел на него, затем, подойдя поближе, поднял. Не было никакого сомнения, что он принадлежал ей. На золотистой дощечке я увидел ее инициалы. Футляр был пуст.

Держа его в руке, я поспешил дальше. Еще через пятьдесят ярдов тропинка вдруг резко повернула направо и вошла в густой лес, который окружал ее последние четверть мили до вершины скалы.

Справа от тропинки был крутой обрыв, и, остановившись здесь, я посмотрел вниз вдоль склона холма на море, плескавшееся между большими камнями в двухстах футах внизу.

У меня перехватило дыхание, когда я увидел, что внизу в море лежит что-то белое, полузатопленное и распластанное на камнях, как разбитая кукла.

Я стоял в оцепенении, смотря вниз, мое сердце бешено стучало, а во рту пересохло.

Мне были видны светлые волосы, качающиеся на волнах. Вокруг разбившегося тела пузырилось на воде белое платье.

Никаких сомнений эта дикая картина не вызывала. Я понял, что мертвой женщиной внизу была Хелен.

Глава 3

1

– Хелен!

Мой крик эхом вернулся ко мне: неземной звук, который заставил меня вздрогнуть.

Я вытянулся вперед и свесился вниз, мои голова и плечи повисли над обрывом. От высоты меня начало подташнивать. Падение с такой скалы было ужасным.

Я начал лихорадочно смотреть по сторонам, вытягивая шею, в надежде найти путь, по которому можно было бы спуститься вниз, но ничего подходящего не увидел.

Я осторожно отодвинулся от обрыва, вернулся на тропинку и присел на корточки. Меня трясло, и я чувствовал сильную усталость. Сколько времени она там пролежала? Возможно, она была мертва уже несколько часов.

Я подумал, что должен позвонить в полицию с виллы. Если поторопиться, они могут поднять Хелен до наступления темноты. Я встал, сделал два неуверенных шага назад и резко остановился.

Полиция!

Я вдруг осознал, что будет для меня означать полицейское расследование. Им не составит труда выяснить, что мы с Хелен планировали провести вместе месяц на вилле. Эта новость тут же станет известна Чалмерсу. Как только я позвоню в полицию, вся эта грязная история выплывет наружу.

Стоя так в нерешительности, я увидел рыбацкую шхуну, медленно плывущую по заливу подо мной. Я сразу понял, что мой силуэт хорошо вырисовывается на фоне неба. Хотя экипаж шхуны находился слишком далеко, чтобы разглядеть черты моего лица, страх заставил меня опуститься на четвереньки, чтобы скрыться из виду.

Ну и дела! Влип так влип! Я уже давно понимал, что поступаю опрометчиво, позволяя Хелен себя увлечь, и все же попал в переплет.

Я представил себе, какое выражение появится на грубом лице Шервина Чалмерса, когда ему сообщат, что я с его дочкой собирался обосноваться на вилле в Сорренто и что она разбилась о камни.

Он будет в полной уверенности, что мы были любовниками. Он может даже подумать, что она мне надоела и я сбросил ее со скалы.

Эта мысль заставила меня вздрогнуть.

Была вероятность, что и полиция так подумает. К тому же никто не видел падения Хелен. Я не смогу доказать точное время своего прибытия сюда. Я приехал на наполненном людьми поезде и был одним из сотни пассажиров. Я оставил свой багаж в камере хранения на станции, но ее служитель видит каждый час множество лиц и вряд ли вспомнит меня. А больше меня никто не видел. В любом случае никто не сможет подтвердить время, когда я оказался на вершине скалы.

Многое, конечно, зависело от того, когда погибла Хелен. Если она упала не раньше чем за час до моего прихода и если у полиции возникнет подозрение, что я сбросил ее со скалы, то мои дела будут совсем плохи.

Я совсем разнервничался. Единственной моей мыслью было поскорее уйти отсюда незамеченным. Выйдя на тропинку, я споткнулся о футляр кинокамеры Хелен, который выронил, когда увидел ее.

Я поднял его, поколебался и хотел было забросить подальше, но остановился как вкопанный.

Я не мог себе позволить сделать ни малейшей ошибки. На футляре были мои отпечатки пальцев.

Я вытащил свой носовой платок и тщательно вытер футляр. Потом протер его еще четыре или пять раз, пока не убедился, что на нем нет никаких следов. После этого я бросил футляр вниз со скалы.

Повернувшись, я поспешно вернулся на тропинку.

Наступили сумерки. Солнце, огромный пламенеющий шар, окрашивало небо и море в красный цвет. Еще через полчаса совсем стемнело.

Я начал спускаться и, коротко взглянув на белую виллу, которую видел по пути наверх, заметил, что в ней светятся три или четыре окна.

По мере того как я шел, мой страх стал понемногу исчезать. Подойдя к калитке, я уже освободился от первого шока, и у меня восстановилась способность нормально мыслить.

Я знал, что лучше всего было бы вызвать полицию. Я говорил себе, что, если я честно все расскажу, признавшись, что собирался жить здесь с Хелен в течение месяца, и объясню, как я нашел ее тело, не будет никаких причин, чтобы мне не поверили. Наконец, они не смогут уличить меня во лжи. Но если я этого не сделаю и они по какой-то несчастливой случайности на меня выйдут, то наверняка начнут подозревать, что ответственность за ее смерть лежит на мне.

Эти рассуждения убедили бы меня, если бы не новая работа: я больше всего на свете хотел занять должность в иностранном отделе. И мне было прекрасно известно, что Чалмерс никогда не даст мне эту работу, если узнает правду. Было бы настоящим сумасшествием поставить под сомнение свое будущее, рассказав полиции все как есть: с моей карьерой было бы кончено. Если же я промолчу, да еще при небольшом везении, у меня будут хорошие шансы изо всего этого благополучно выпутаться.

Я говорил себе, что между нами ничего не было. Я даже ее не любил. Судя по тому, что рассказал Максвелл, она была опытной соблазнительницей. Известно, что она приносила мужчинам неприятности. И надо быть дураком, чтобы в этой ситуации не подумать о себе и не попытаться выйти сухим из воды.

Придя к такому выводу, я успокоился.

О'кей, подумалось мне, теперь надо организовать для себя алиби.

К этому времени я дошел до калитки, за которой дорожка шла через сад к вилле. Здесь я посмотрел на часы. Было полдевятого. Максвелл и Джина думали, что я уже приехал в Венецию. Добраться до нее отсюда вечером не было никакой надежды. Мне оставалось только одно – вернуться в Рим. Если повезет, я мог там оказаться часам к трем. Утром можно было бы прийти в офис и сказать, что мои планы изменились и я решил остаться в Риме, чтобы закончить главу романа, который я писал.

Это было не очень хорошее алиби, но лучшего я придумать не мог. Полиции не удалось бы доказать, что я не провел весь день у себя. Я пользовался отдельным входом, и никто никогда не видел, что я вхожу или выхожу из дому.

Если бы я только приехал сюда на своей машине! Я мог бы быстро доехать до Рима. А воспользоваться «линкольном» Хелен было слишком рискованно.

Служанка, которую Хелен наняла для ухода за виллой, конечно, знала, что Хелен приехала на этой машине. Если она исчезнет, полиция может прийти к выводу, что смерть Хелен была не случайной.

Мне надо было дойти до Сорренто и там попытаться уехать в Неаполь. Я не имел никакого представления, когда из Сорренто отходит последний поезд на Неаполь, но полагал, что, пока я буду преодолевать пять миль до станции, он, скорее всего, уже отойдет. Я знал, что в одиннадцать пятнадцать из Неаполя отходит поезд в Рим, но надо было еще добраться до Неаполя. Я снова посмотрел на «линкольн» с откидным верхом и подавил искушение им воспользоваться. Что бы я ни делал, не следовало осложнять свое положение еще больше.

Обойдя машину и направляясь к выходу, я оглянулся и остановился в шоке. Не показалось ли мне, что в гостиной мелькнул луч света?

Двигаясь быстро и бесшумно, с колотящимся сердцем, я присел за машиной.

Некоторое время я смотрел на окна гостиной и вскоре снова увидел полосу белого света, тотчас же исчезнувшую.

Тяжело дыша я ждал, свет снова появился и на этот раз не гас больше. Кто-то с фонариком ходил по гостиной!

Кто бы это мог быть?

Это не могла быть служанка. Ей незачем так прятаться в темноте. Она бы просто включила свет.

Теперь я был действительно напуган. Пригнувшись, я отодвинулся от машины, пересек бетонированную площадку и отошел подальше от виллы, к большому кусту гортензии. Спрятавшись за ним, я стал наблюдать за виллой.

Луч света двигался по гостиной, как будто пришелец что-то искал.

Мне хотелось узнать, кто это был. Меня подмывало неожиданно зайти в дом, но я знал, что мне нельзя никому показываться на глаза. Никто не должен был меня здесь видеть. Мне оставалось только безучастно наблюдать за тем, как по гостиной движется луч света, и сожалеть о том, что я ничего не могу сделать.

Минут через пять или около того луч света погас. Чуть позже я разглядел фигуру высокого мужчины, стоявшего в проеме входной двери. Он на мгновение остановился на верхней ступеньке. Но до него было слишком далеко, и я видел только его силуэт.

Он осторожно спустился по ступенькам, подошел к машине и сел в нее. Потом включил фары. Теперь я уже был рад, что не вошел в дом. Он выглядел слишком внушительно, чтобы я смог с ним справиться.

Он выключил фонарик и вышел из машины. Я сидел пригнувшись, ожидая, что он двинется в моем направлении к выходу на дорогу. Вместо этого он тихо и неторопливо пересек лужайку, направляясь к калитке, ведущей в дальний угол сада, и скрылся в темноте.

Озадаченный и обеспокоенный, я смотрел ему вслед. Внезапно я осознал, что время идет и мне надо возвращаться в Рим. Я покинул свое укрытие и поспешил через ворота к выходу на дорогу.

По пути в Сорренто я размышлял о пришельце. Был ли он вором? Есть ли какая-нибудь связь между ним и Хелен? Эти вопросы оставались без ответа. Единственным отрадным обстоятельством во всей этой мистической истории было то, что меня никто не заметил.

Я добрался до Сорренто к десяти минутам одиннадцатого. Я бежал, переходил на шаг и снова бежал и, придя на станцию, совсем выбился из сил. Последний поезд на Неаполь ушел десять минут назад.

У меня был час и пять минут, чтобы добраться до Неаполя. Я забрал из камеры хранения свой багаж, постаравшись сделать это так, чтобы моего лица не было видно, и вышел в темный привокзальный дворик, на котором скучало одинокое такси. Водитель дремал за рулем и не успел толком проснуться, когда я уже сидел в машине.

– Плачу двойной тариф и пять тысяч лир сверху, если довезешь меня до вокзала в Неаполе к одиннадцати пятнадцати, – сказал я ему.

На земле нет более диких, сумасшедших и рисковых водителей, чем в Италии. Когда делаешь одному из них такое предложение, после этого остается только сидеть закрыв глаза и молиться.

Таксист даже не повернул голову, чтобы взглянуть на меня. Он сразу весь превратился во внимание, нажал на кнопку стартера, толчком включил скорость и рванул с привокзальной площади так, что машина подскочила.

На протяжении примерно двенадцати миль дорога в Сорренто извивалась как змея. Мой водитель мчался по ней так, будто она была ровной и прямой, как складная линейка. Он не отпускал клаксона, а включенные фары предупреждали о его приближении, но моментами я думал, что пришел мой последний час. Нам необыкновенно повезло, что мы не встретили рейсового автобуса, который ходит каждый час, иначе столкновения было бы не избежать.

На неапольском шоссе езда была более спокойной, и я немного пришел в себя. Мы подъехали к окраинам Неаполя без пяти одиннадцать. И тут мой водитель продемонстрировал мне, что он абсолютно ни во что не ставит человеческую жизнь и здоровье.

Он вонзался в поток машин, как нож в масло. Другие водители-итальянцы были запуганы его ошеломляющей бесцеремонностью. Ни один водитель в этой стране не уступит добровольно дорогу другому, но в данном случае, казалось, они были рады это сделать, и весь наш путь до вокзала сопровождался визгом шин, гудением клаксонов и яростными криками.

К моему удивлению, полиция ничего не предпринимала. Может быть, потому, что такси исчезало раньше, чем полицейский успевал взять в рот свисток.

Мы прибыли на вокзал в десять минут двенадцатого, и водитель, затормозив на стоянке, повернулся ко мне и усмехнулся.

Моя шляпа была надвинута на глаза, и в кабине было темно. Поэтому я думал, что он не узнает меня, если увидит еще раз.

– Ну как, синьор? – спросил он, явно довольный собой.

– Ужасно, – сказал я, еле дыша, и сунул ему в руку пухлую пачку купюр. – Отлично, и спасибо.

Я схватил свой чемодан, вылез из машины и бросился в здание вокзала. Там я купил билет и выскочил на перрон, у которого стоял поезд.

Четыре минуты спустя, сидя один в грязном вагоне третьего класса, я смотрел, как вдали тают огни Неаполя.

Я ехал в Рим!

2

Большие голубые глаза Джины расширились до предела, когда я появился в дверном проеме.

– О, Эд!

– Привет!

Я закрыл за собой дверь и сел на край стола. Оказавшись в родных пенатах, я почувствовал облегчение. В уютном, хорошо обставленном офисе я ощущал себя в безопасности.

Я провел ужасные шесть часов у себя дома и весь вспотел. Оставаться один на один с мыслью о смерти Хелен было тяжело.

– Какие-нибудь неприятности? – резко спросила Джина.

Я пожалел, что не мог рассказать ей о случившемся.

– О нет, ничего особенного, – проговорил я. – Мне негде остановиться в Венеции. Я звонил в туристическое агентство, и они сказали, что у меня нет ни малейшего шанса что-то найти за такой короткий срок, и поэтому я решил не ехать в Венецию. Я подумал, что мог бы поработать над своим романом.

– Но ведь решено, что вы в отпуске, – промолвила Джина. Беспокойное, вопросительное выражение ее глаз сказало мне, что она не уверена в правдивости моих слов. – Если вы не поехали в Венецию, то куда вы отправитесь?

– Не дави на меня, – сказал я. Мне было трудно сохранять непринужденный тон, и я понимал, что, возможно, зря показался на глаза Джине так скоро после смерти Хелен. – Я подумал, что мог бы взять машину и отправиться в Монте-Карло. Где-то здесь мой паспорт, правда ведь? Я не нашел его у себя дома.

В этот момент дверь открылась и вошел Максвелл. Он остановился на пороге и удивленно посмотрел на меня. Выражение его лица было неприязненным.

– О, привет, – сказал он и, закрыв за собой дверь, зашел в приемную. – У тебя изменились планы или ты решил проверить, как я тут справляюсь с делами?

У меня совершенно не было настроения с ним шутить.

– Тебя бы здесь не было, если бы я думал, что ты не справишься, – оборвал я его. – Мне нужен мой паспорт. Я пытался устроиться в Венеции, но все отели переполнены.

Он немного расслабился, но было видно, что мое присутствие здесь ему не по душе.

– У тебя было достаточно времени, чтобы все устроить, не так ли? Тебе надо просто быть немного поорганизованнее. Господи, чем ты занимался весь вчерашний день?

– Работал над романом, – сказал я, закуривая сигарету и улыбаясь.

Его лицо напряглось.

– Не говори мне, что ты писал роман.

– Конечно, писал. Считается, что в каждом журналисте сидит хорошая книга. Я тешу себя надеждой это продемонстрировать. Тебе тоже следует постараться: я не боюсь конкуренции.

– Мне есть чем заняться в свободное время, – оборвал меня он. – Ну, мне надо работать. Ты нашел свой паспорт?

– Другими словами, не буду ли я так любезен, чтобы отсюда отвалить? – сказал я с улыбкой.

– Мне надо продиктовать несколько писем.

Джина подошла к шкафу и достала мой паспорт.

– Я буду готов начать работать с вами через пять минут, мисс Валетти, – сказал Максвелл, уходя к себе в кабинет. – До свидания, Эд.

– До свидания.

Когда он закрыл за собой дверь, мы с Джиной переглянулись, и я ей подмигнул.

– Я ухожу. Позвоню тебе, когда найду отель.

– Хорошо, Эд.

– Еще пару дней я не уеду. До утра вторника буду у себя дома. Если что-то случится, ты знаешь, где меня искать.

Она пристально посмотрела на меня:

– Но вы же в отпуске. Не может случиться ничего, с чем бы не справился Максвелл.

Я сделал усилие, чтобы улыбнуться.

– Знаю, но на всякий случай, если я понадоблюсь, я у себя дома. А пока до свидания.

Я вышел, сопровождаемый ее непонимающим взглядом, и спустился вниз к своей машине.

Конечно, лучше было не делать этот намек Джине, но я знал, что рано или поздно сюда дойдет новость о смерти Хелен. Полиция, как только узнает, кто она такая, свяжется с офисом, и наверняка расследование начнется с меня.

Я вернулся к себе домой.

Настроения работать над романом не было. Гибель Хелен занимала все мои мысли. Чем больше я о ней думал, тем яснее осознавал, как глупо себя вел. Я даже не был в нее влюблен. Ее смерть, если отбросить в сторону то, как она могла повлиять на мою судьбу, очень мало для меня значила. Я также понимал, что мне не следовало оттуда удирать. Мне надо было набраться храбрости, позвонить в полицию и рассказать всю правду. Я знал, что теперь до тех пор, пока следствие не закончится и не будет утверждено решение о несчастном случае, у меня не будет ни одной спокойной минуты.

Наверняка возникнет вопрос, кто такой Дуглас Шерард. Агент по недвижимости, конечно, сообщит полиции, что Хелен сняла виллу на это имя. Возможно, полиция не станет особенно любопытствовать. Будут ли они удовлетворены таким завершением следствия? Удалось ли мне замести следы, чтобы не оказаться под подозрением, если они начнут искать Шерарда?

Так, весь потный, я сидел в своей большой гостиной, выходящей окнами на римский форум. Когда около четырех часов зазвонил телефон, у меня едва хватило сил, чтобы встать с кресла и ответить.

– Алло? – сказал я, чувствуя, что мой голос звучит, как лягушиное кваканье.

– Это ты, Эд?

Я узнал голос Максвелла.

– Конечно, это я. Кто бы это еще, по-твоему, мог быть?

– Ты не приедешь сюда сейчас же? – Его голос звучал тревожно и возбужденно. – Мой боже! Тут черт-те что свалилось на мою голову. Только что звонили из полиции. Они сказали, что нашли Хелен Чалмерс… и она мертва!

– Мертва? Что случилось?

– Слушай, давай сюда! Они приедут с минуты на минуту, и я хочу, чтобы ты был здесь.

– Сейчас приеду, – сказал я и повесил трубку.

Вот и все. Началось немного раньше, чем я предполагал. Я пересек комнату, налил себе на два пальца виски и выпил, потом вышел из квартиры и спустился к подземному гаражу. К тому времени, когда я выехал на улицу, виски начало немного действовать. Подъехав к зданию «Вестерн телеграм», я уже совсем избавился от страха.

Максвелл и Джина были в приемной. Максвелл выглядел неважно. Его лицо было белым, как свежевыпавший снег. Джина тоже казалась обеспокоенной. Когда я вошел, она тревожно на меня посмотрела и отошла в сторонку, но я чувствовал, что она продолжает наблюдать за мной.

– Как я рад тебя видеть! – воскликнул Максвелл. Его враждебность и гонор как рукой сняло. – Что скажет старик, когда обо всем этом услышит? Кто ему сообщит?

– Успокойся, – оборвал я его. – Что случилось? Ну? Давай говори!

– Они не сообщили никаких подробностей. Сказали только, что нашли ее мертвой. Она упала со скалы в Сорренто.

– Упала со скалы? – Я решительно взялся за дело. – Что она делала в Сорренто?

– Не знаю. – Максвелл нервно закурил сигарету. – Как мне повезло, что это случилось как раз тогда, когда я сюда приехал! Слушай, Эд, ты должен сообщить это Чалмерсу. Он будет вне себя.

– Не бери в голову. Я ему сообщу. Что я хочу понять, так это почему она оказалась в Сорренто.

– Может, полиция знает. Боже мой! И это случилось со мной! – Он ударил кулаком в ладонь другой руки. – Ты должен справиться с этим, Эд. Ты знаешь Чалмерса. Он захочет все узнать. Он обязательно захочет все узнать. Он станет ждать…

– О, успокойся, – сказал я. – Не заводись. Это не наша вина.

– Хорошо тебе так говорить. Ты-то его любимчик. А что касается меня, то ему ничего не стоит…

В этот момент открылась дверь и вошел лейтенант Итола Карлотти из римского отдела по расследованию убийств.

Карлотти был невысоким смуглым человеком с загорелым лицом и пронзительным взглядом светло-голубых глаз. Ему было сорок пять, но выглядел он на тридцать. Я знал его как добросовестного полицейского, не особенно рьяно относящегося к своим обязанностям. Результатов он добивался путем тщательной, кропотливой работы.

– Я думал, вы в отпуске, – сказал он, пожимая мне руку.

– Я уже почти уехал, когда это стряслось, – ответил я. – Вы знакомы с синьориной Валетти? Это синьор Максвелл. Он будет вместо меня во время моего отпуска.

Карлотти пожал руку Максвеллу и кивнул Джине.

– Присаживайтесь, – сказал я, сам устраиваясь на столе Джины и махнув рукой в кресло. – Вы уверены, что это Хелен Чалмерс?

– Не думаю, что могут быть хоть какие-то сомнения, – ответил он, встав прямо передо мной и не делая попытки сесть на кресло, которое я ему показал. – Три часа назад я получил сообщение из неапольского управления, что на камнях под скалой найдено тело молодой женщины. Можно предположить, что она сорвалась с тропинки наверху скалы. Полчаса назад мне сообщили, что, как выяснилось, это синьорина Хелен Чалмерс. Очевидно, она снимала виллу неподалеку от того места, где это случилось. Я хочу, чтобы кто-то из вас поехал со мной в Сорренто на опознание тела.

Этого я не ожидал. Мысль о том, что надо будет отправляться в морг, вызвала у меня тошноту.

– Ты же встречался с ней, Эд, – торопливо произнес Максвелл. – Надо тебе ехать. Я видел только ее фотографии.

– Я отправляюсь туда прямо сейчас, – проговорил Карпотти, глядя на меня. – Вы можете поехать со мной.

– Еду с вами, – ответил я и соскользнул со стола. Повернувшись к Максвеллу, я сказал: – Ничего никому не сообщай, пока я не позвоню. Может, это не она. Как только все выяснится, я позвоню.

– А как насчет Чалмерса?

– Я этим займусь, – сказал я и, повернувшись к Карлотти, продолжил: – О'кей, поехали.

Я похлопал Джину по плечу и вслед за Карлотти вышел из офиса. По пути на аэродром мы молчали.

– Нет никаких соображений по поводу случившегося? – спросил я наконец.

Карлотти флегматично посмотрел на меня:

– Я же говорю, она упала со скалы.

– Я помню, что вы это сказали, но нет ли чего-то еще?

Он пожал плечами так, как это умеют делать только итальянцы.

– Не знаю. Она сняла виллу на имя миссис Дуглас Шерард. Она ведь не была замужем, не так ли?

– Насколько я знаю, нет.

Он закурил одну из своих ужасных итальянских сигарет и выпустил дым в окно.

– Тут есть некоторые сложности, – произнес он, немного помолчав. – Синьор Чалмерс – большой человек. А я не хочу неприятностей.

– Как и я. Он не просто большой человек, он еще и мой босс. – Я устроился поудобнее на сиденье. – Кроме того, что она назвалась миссис Дуглас Шерард, есть еще какие-нибудь проблемы?

– Вы что-нибудь о ней знаете? – Его взгляд остановился на моем лице. – Похоже, у нее был любовник.

Я вопросительно посмотрел на него.

– Чалмерса это наверняка заинтересует. Вам нужно быть повнимательнее с тем, что вы станете рассказывать газетчикам, лейтенант.

– Понимаю, – кивнул он. – Судя по тому, что я слышал, вилла была снята совместно мистером и миссис Дуглас Шерард. Вы не думаете, что Хелен Чалмерс состояла с кем-нибудь в тайном браке?

– Это маловероятно.

– По-моему, тоже. Думаю, у них должен был быть такой неформальный медовый месяц в Сорренто. – Он снова выразительно пожал плечами. – Бывает и так. Вам ничего не известно о Дугласе Шерарде?

– Нет.

– Гранди, который занимается этим делом, кажется, удовлетворен версией о случайном падении. Он попросил меня все проверить только потому, что синьор Чалмерс – такой большой человек. К сожалению, здесь замешан любовник.

– Может, нет необходимости о нем упоминать? – заметил я, смотря в окно машины.

– Возможно. Вы не знаете, кто бы это мог быть?

– Мне о ней практически ничего не известно. – Я почувствовал, что мои ладони вспотели. – Не надо спешить с выводами. Пока мы не увидим ее тело, мы не можем определенно утверждать, что это она.

– Боюсь, это точно она. На всех вещах стоит ее имя. На вилле найдены и письма. По описанию тоже все сходится. Думаю, это она.

Когда мы летели в Неаполь, он вдруг сказал:

– Вам надо будет все объяснить синьору Чалмерсу. То, что она снимала виллу под чужим именем, выходит за рамки расследования. Мы с этим ничего сделать не можем.

Было заметно, что его беспокоит, как все это воспримет Чалмерс.

– О, конечно, – сказал я. – Это не ваше и не мое дело.

Он искоса на меня посмотрел.

– Синьор Чалмерс пользуется большим влиянием.

– Конечно, но ему следовало употребить его в отношении своей дочери прежде, чем с ней все это случилось.

Он закурил еще одну свою ужасную сигарету, уселся поглубже на сиденье и ушел в себя. Я погрузился в свои собственные размышления.

Было удивительно, что он ничего больше не сказал о Дугласе Шерарде. Это меня немного встревожило. Я знал Карлотти. Он медленно движется, но очень упорен в достижении цели.

Мы прилетели в Неаполь около полудня. Нас встречала полицейская машина. Рядом с ней стояли, дожидаясь нас, несколько полицейских и лейтенант Гранди. Это был невысокий, полноватый мужчина с крупным носом и серьезными темными глазами. Кажется, ему не очень понравилось, что я оказался в их компании. Он сделал так, чтобы Карлотти обосновался на заднем сиденье, и усадил меня вперед, рядом с водителем, а сам сел рядом с Карлотти.

Пока мы ехали в Сорренто, мне была слышна лишь быстрая итальянская речь, перемежаемая шепотом. Я старался разобрать, о чем они говорили, но шум ветра и рев двигателя делали это невозможным. Оставив попытки что-то услышать, я закурил сигарету и стал смотреть через ветровое стекло на дорогу.

Мы приехали в Сорренто. Водитель-полицейский обогнул здания станции и вскоре остановил машину у небольшого кирпичного домика, служившего городским моргом.

Мы вышли из машины.

– Это неприятно, но необходимо, – сказал мне Карлотти. – Ее надо опознать.

– Все в порядке, – ответил я.

Но все было совсем не в порядке. Я знал, что выгляжу ужасно. Но это меня не беспокоило. В подобной ситуации любой выглядел бы так же.

Я прошел за ними в домик и потом по короткому коридору в небольшую пустую комнату.

В середине ее стоял стол, на котором под простыней лежало тело.

Мы подошли к столу. Мое сердце бешено колотилось, меня подташнивало, и я чувствовал, что вот-вот потеряю сознание.

Карлотти шагнул вперед и откинул простыню.

3

Конечно, это была Хелен, и, конечно, она была мертва.

Хотя какая-то умелая рука над ней поработала и, насколько возможно, привела ее в порядок, на лице ее все еще были видны следы этого ужасного падения.

Стоять и смотреть на ее мертвое искалеченное лицо было невыносимо. Я отвернулся. Карлотти накинул обратно простыню, а Гранди, стоявший за моей спиной, положил свою руку на мою.

Я мельком на него взглянул и вышел в коридор. Дуновение свежего воздуха через открытую дверь мне немного помогло, и я пришел в себя.

Детективы вышли молча, и мы втроем медленно направились к машине.

– Да, это она, – сказал я, когда мы подошли к машине. – Нет никакого сомнения, что это она.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2, 3