Лицо ее, обращенное к Литлмору, в то время как она произносила эту странную речь, было сосредоточено, как у чародея, творящего магические заклинания. Она снова улыбнулась, теперь сэру Артуру, и величественно вышла из комнаты.
      Ни один из мужчин не тронулся с места, чтобы открыть ей дверь, - она поставила их обоих в немыслимое положение. После ее ухода в комнате повисла глубокая, зловещая тишина. Сэр Артур Димейн, очень бледный, вперил взгляд в ковер.
      - Это совершенно невозможная ситуация, - произнес наконец Литлмор, - я думаю, для вас она столь же неприемлема, как и для меня.
      Баронет ничего не ответил, он по-прежнему смотрел на пол. Литлмора захлестнуло внезапной волной жалости. Конечно, ситуация эта была неприемлема и для сэра Артура, и при всем том баронета томило страстное желание услышать, как этот загадочный для него американец, столь же необходимый ему, сколь и лишний, столь же знакомый, сколь непроницаемый, ответит на вызов миссис Хедуэй.
      - У вас есть ко мне вопросы? - продолжал Литлмор.
      Сэр Артур поднял глаза. Литлмор уже видел однажды этот взгляд; он описал его Уотервилу после того, как баронет навестил его в Париже. Но теперь сюда примешивалось еще кое-что: стыд, раздражение, гордость; однако надо всем этим преобладало главное - неудержимое стремление _знать_.
      "О, господи, как мне сказать ему?" - воскликнул про себя Литлмор.
      Колебания сэра Артура продолжались, вероятно, какие-то секунды, но Литлмор слышал, как маятник стенных часов отсчитывал их одну за другой.
      - Разумеется, у меня нет к вам вопросов, - надменно ответил ему молодой человек с холодным удивлением в голосе.
      - В таком случае до свидания.
      - До свидания.
      И Литлмор оставил гостиную в распоряжении сэра Артура. Он ожидал, что найдет миссис Хедуэй у подножия лестницы, но покинул дом без помехи.
      На следующий день, после полудня, когда он выходил из своего особняка на Куин-Эннз-Гейт, почтальон вручил ему письмо. Литлмор вскрыл его и прочитал тут же, на ступенях дома; это заняло у него всего несколько мгновений. Вот что он прочел:
      "Дорогой мистер Литлмор, вам, вероятно, будет интересно узнать, что сэр Артур Димейн сделал мне предложение и что наше бракосочетание совершится, как только закроется сессия этого дурацкого парламента. Однако помолвка наша еще некоторое время останется в тайне; надеюсь, что я могу положиться на вашу осмотрительность.
      Всегда ваша, Нэнси Х.
      P.S. Он устроил мне за вчерашнее ужасную сцену, но вечером вернулся, чтобы помириться со мной. Тут-то все и было решено. Он не пожелал рассказать мне о вашем разговоре... попросил меня никогда не вспоминать о нем. Мне все равно. Я дала себе слово, что вы с ним поговорите!"
      Литлмор сунул это послание в карман и продолжал свой путь. Он вышел из дому по делам, но теперь совершенно забыл об этом и, сам не заметив как, очутился в Гайд-парке. Оставив поток экипажей и всадников в стороне, он зашагал Серпентайном (*26) в Кенсингтон-парк и прошел его из конца в конец. Литлмор не понимал, почему испытывает досаду и разочарование; он не смог бы этого объяснить, даже если бы предпринял такую попытку. Теперь, когда Нэнси Бек достигла цели, ее успех казался ему возмутительным, и он был готов пожалеть, что не сказал накануне сэру Артуру: "Да, знаете, она достаточно дурно себя вела". Но как бы там ни было, раз все решено, они по крайней мере оставят его в покое. Быстрая ходьба одержала победу над раздражением, и, еще прежде чем Литлмор приступил к делам, из-за которых вышел из дому, он перестал думать о миссис Хедуэй. Он вернулся домой к шести часам, и слуга, открывший ему, сообщил, что миссис Долфин просила ему передать, когда он придет, что она ждет его в гостиной. "Еще одна ловушка", - подумал Литлмор, но, не вняв внутреннему голосу, направился наверх. Войдя в покой, где обычно пребывала миссис Долфин, он обнаружил, что она не одна. Гостья - высокая пожилая женщина, - судя по всему, собиралась уже уходить; обе дамы стояли посреди комнаты.
      - Я очень рада, что ты вернулся, - сказала миссис Долфин, стараясь не встретиться с ним взглядом. - Мне давно хочется познакомить тебя с леди Димейн, я так надеялась, что ты придешь... Вам непременно надо идти? Может быть, вы еще немного побудете? - добавила она, обращаясь к гостье, и, не дожидаясь ответа, торопливо продолжала: - Мне надо вас на минутку оставить... простите. Я сейчас вернусь.
      Не успел Литлмор опомниться, как очутился с глазу на глаз с леди Димейн; он понял, что, поскольку он не проявил желания ее посетить, она решила сама сделать первый шаг. И все-таки было удивительно видеть, что его сестра прибегла к той же уловке, что и Нэнси Бек.
      "Она ужасно волнуется", - подумал он, стоя напротив леди Димейн. Она казалась хрупкой, сдержанной, почти застенчивой, насколько так может выглядеть высокая невозмутимая женщина с гордой посадкой головы; всем своим обликом леди Димейн столь решительно отличалась от миссис Хедуэй, что по контрасту с Нэнси Бек, торжествующей свою победу, Литлмору увиделось в ней своего рода величие побежденных. Это не могло не вызвать в нем сочувствия к ней. Леди Димейн не теряла времени и сразу приступила к делу. По-видимому, она понимала, что в том положении, в которое она сама себя поставила, она может выиграть при одном условии: если будет держаться просто и деловито.
      - Я так рада, что могу побыть с вами наедине. Я очень хочу попросить вас сообщить мне то, что вам известно об одной знакомой вам особе, о которой я писала миссис Долфин. Я имею в виду миссис Хедуэй.
      - Может быть, вы присядете? - сказал Литлмор.
      - Нет, благодарю, в моем распоряжении всего несколько минут.
      - Могу я спросить, почему вы обращаетесь ко мне с этой просьбой?
      - Конечно, я должна привести вам свои основания. Я боюсь, что мой сын женится на ней.
      Литлмор удивленно взглянул на нее, затем догадался, что ей еще не известна новость, сообщенная ему в письме миссис Хедуэй.
      - Она вам не нравится? - спросил он, невольно делая ударение на отрицательной частице.
      - Решительно нет, - сказала леди Димейн, глядя на него с улыбкой. Улыбка была мягкой, беззлобной и показалась. Литлмору удивительно привлекательной.
      - Что вы хотите от меня услышать? - спросил он.
      - Считаете ли вы ее добропорядочной женщиной?
      - Что это вам даст? Как это может повлиять на ход событий?
      - Это ничего мне не даст, разумеется, если вы отзоветесь о ней с похвалой. В противном случае я смогу сказать ему, что единственный человек в Лондоне, знающий миссис Хедуэй более полугода, считает ее дурной женщиной.
      Этот эпитет, отчетливо произнесенный устами леди Димейн, не вызвал в душе Литлмора никакого протеста. Он внезапно ощутил потребность сказать ей правду - ту неприкрытую правду, что он сказал Руперту Уотервилу в ответ на его первый вопрос в Комеди Франсез.
      - Я не считаю миссис Хедуэй добропорядочной, - произнес он.
      - Я была уверена, что вы это скажете, - леди Димейн говорила, чуть-чуть задыхаясь.
      - Ничего больше я сказать не могу... ни единого слова. Это просто мое мнение. Не думаю, чтобы оно вам помогло.
      - А я думаю, что поможет. Мне хотелось услышать его из ваших уст. Это совершенно пленяет дело, - возразила леди Димейн. - Я вам чрезвычайно обязана, - и она протянула ему руку, после чего он молча проводил ее до дверей.
      Литлмор не испытывал ни неловкости, ни раскаяния в своих словах; он испытывал лишь облегчение. Возможно, потому, что знал: они ничего не изменят. Дело менялось лишь для него одного - в том, к чему в конечном итоге все сводилось: правильно ли он поступил. Надо было только сказать леди Димейн, что скорее всего миссис Хедуэй будет ее сыну превосходной женой. Но это уж действительно ничего бы не изменило; Литлмор попросил сестру, чрезвычайно удивленную краткостью его беседы с леди Димейн, уволить его от расспросов, и некоторое время миссис Долфин пребывала в приятной уверенности, что английскому обществу не грозят ужасные американки, могущие бросить тень на ее родную страну.
      Однако заблуждение ее было недолговечным. Ничто ничего не изменило; возможно, поздно уже было что-либо менять. В первых числах июля лондонское великосветское общество услышало не о том, что сэр Артур Димейн намерен жениться на миссис Хедуэй, а что пара эта без особой огласки вступила в брачный союз, которому, как можно было надеяться, на этот раз не грозило быть расторгнутым миссис Хедуэй. О леди Димейн не было ни слуху ни духу, она сразу же удалилась в свое загородное имение.
      - Полагаю, что тебе следовало поступить иначе, - сказала, побледнев, миссис Долфин. - Конечно, теперь все выйдет наружу.
      - О да, и она еще больше войдет в моду, чем раньше, - с циническим смехом ответил ей брат. После краткой беседы со старшей леди Димейн он не чувствовал себя вправе навестить младшую и так никогда не выяснил - да и выяснять не хотел, - простила ли она его, достигнув наконец предела своих мечтаний.
      Уотервил - как ни странно - был скандализирован ее успехом. Он считал, что надо было воспрепятствовать браку миссис Хедуэй с доверчивым джентльменом, и употребил в разговоре с Литлмором те же слова, что и миссис Долфин. Он полагал, что Литлмору следовало поступить иначе.
      Уотервил говорил с таким жаром, что Литлмор пристально взглянул на него... настолько пристально, что заставил его покраснеть.
      - Вы что же, сами хотели жениться на ней? - осведомился он у своего младшего друга. - Мой дорогой, да вы в нее влюблены! Вот в чем, оказывается, дело!
      Однако, покраснев еще пуще, Уотервил с негодованием отверг его подозрения. Спустя некоторое время, как он узнал из письма, в Нью-Йорке стали спрашивать: кто такая, собственно, эта миссис Хедуэй?
      КОММЕНТАРИИ
      1. Бессмертные - ироническое прозвище членов Французской академии, куда Ожье был избран в 1857 году.
      2. Ниже говорится, что этот город расположен на территории Нью-Мексико. Однако города с таким названием есть лишь в Калифорнии и Техасе. Сопоставление деталей позволяет предположить, что имеется в виду техасский Сан-Диего.
      3. Речь идет о статуе сидящего Вольтера (1781) французского скульптора Жана-Антуана Гудона (1741-1828); другой авторский экземпляр этой статуи находится в Ленинграде, в Эрмитаже.
      4. В последнем действии донья Кларинда, раскаявшись, покидает с братом-авантюристом Падую, где происходит действие комедии.
      5. Журнал "Ярмарка тщеславия. Еженедельная выставка политических, общественных и литературных товаров" (1868-1929); при нем выходило приложение "Альбом Ярмарки тщеславия" (1869-1912).
      6. Фактотум - слуга для разных поручений.
      7. "Фигаро" - одна из ведущих французских газет.
      8. Пиккадилли - одна из главных улиц в фешенебельном районе Лондона.
      9. Поблизости от посольств Великобритании и США. Вокруг Триумфальной арки селились в Париже американцы.
      10. Итон - старинный колледж для отпрысков аристократических семей; находится в местечке Итон, расположенном на Темзе, западнее Лондона.
      11. Здесь экспонировались работы лишь живых художников и скульпторов.
      12. Речь идет о ежегодной художественной выставке в Лондоне, устраиваемой Королевской академией художеств.
      13. Канны - город и курорт на юге Франции, на берегу Средиземного моря (соврем. Канн).
      14. Одеон - драматический театр в Париже.
      15. Кампанья - обширная болотистая низменность вокруг Рима.
      16. Имеется в виду Рим, который был расположен первоначально на семи холмах.
      17. Фешенебельный район Лондона.
      18. Рен Кристофер (1632-1723) - знаменитый английский архитектор.
      19. Веста - у древних римлян божество домашнего очага; главный ее храм, где поддерживался вечный огонь, находился на римском форуме.
      20. Речь идет о церкви периода норманского завоевания; король Стефан правил Англией в 1135-1154 годах.
      21. В английских приходских церквах местный помещик (сквайр) имел отдельную, лучшую скамью, которую он с семьей занимал во время богослужения.
      22. Мадам де Помпадур - Жанна-Антуанетта Пуассон маркиза де Помпадур (1721-1764), фаворитка французского короля Людовика XV в 1745-1764 годах.
      23. Лондонский "сезон", то есть время, когда в столице собиралось светское общество, приходился на май-июль.
      24. "Морнинг пост" - одна из ведущих лондонских ежедневных газет (1772-1937).
      25. Имеется в виду, очевидно, клуб Сент-Джеймс, который автор посещал в течение шести месяцев в 1877-1878 годах и о котором рассказывал в письме к сестре (29 декабря 1877) следующими словами: "...очень приятное заведение, где бывают главным образом иностранцы (из высших слоев) и молодежь из Corps Diplomatique (дипломатического корпуса). Здесь завсегдатаи молодые атташе и секретари посольства".
      26. Серпентайн - искусственное озеро в Гайд-парке. Этим же путем идет персонаж повести "Урок мастера", а в очерке "Лондон" (декабрь 1888) Джеймс, любивший Серпентайн, рекомендовал именно этот маршрут для прогулок.