Дэзи приехала в двенадцатом часу, но эта юная особа была не из тех, кто ждет, когда с ними заговорят первые. Она появилась в сопровождении мистера Джованелли, сияя красотой, шурша оборками, улыбаясь, весело болтая, с громадным букетом в руках. Разговоры смолкли, взоры всех обратились к ней. Она подошла прямо к миссис Уокер.
      - Вы, должно быть, уже перестали ждать меня, и я нарочно послала маму вперед, предупредить вас. Мне хотелось, чтобы мистер Джованелли сначала прорепетировал свои песенки. Вы знаете, он замечательно поет. Попросите его спеть что-нибудь. Это мистер Джованелли, помните? Я вас уже знакомила. У мистера Джованелли замечательный голос, а песенки просто восхитительные. Я нарочно заставила мистера Джованелли вспомнить сегодня весь его репертуар. Мы чудесно провели время в гостинице. - Рассказывая все это чистым, внятным голосом, Дэзи то оправляла платье на плечах, то обегала глазами комнату, то останавливала взгляд на хозяйке. - Я знаю кого-нибудь из ваших гостей? спросила она. :
      - Во всяком случае, вас знают все, - многозначительно проговорила миссис Уокер и еле-еле ответила на поклон мистера Джованелли. Этот джентльмен держался чрезвычайно галантно. Он раскланивался, улыбался, показывая свои ослепительные зубы, покручивал усы, вращал глазами, - словом, вел себя так, как и подобало красивому итальянцу, попавшему на званый вечер. Он очень мило спел несколько романсов, хотя миссис Уокер впоследствии уверяла, что ей так и не удалось выяснить, кто просил его об этом. По-видимому, просьба исходила не от Дэзи. Дэзи сидела далеко от фортепьяно, и хотя несколько минут назад она восхищалась искусством мистера Джованелли, это не помешало ей полным голосом разговаривать во время его пения.
      - Как жаль, что здесь так тесно - нельзя потанцевать, - обратилась она к Уинтерборну, точно с момента их последней встречи прошло несколько минут.
      - Я об этом не жалею, - ответил Уинтерборн, - я не танцор.
      - Ну где вам! Разве такие чопорные танцуют! - сказала мисс Дэзи. Надеюсь, вы остались довольны своей поездкой с миссис Уокер?
      - Нет, нисколько. Мне было бы гораздо приятнее гулять с вами.
      - Мы разошлись попарно, и это было к лучшему, - сказала Дэзи. - Но как вам понравилось, что миссис Уокер захотела усадить меня к себе в коляску и оставить бедного мистера Джованелли в одиночестве под тем предлогом, что этого требуют приличия! У людей весьма разные понятия о приличиях. Это было бы очень неделикатно с моей стороны. Мистер Джованелли уже десять дней мечтал о прогулке со мной.
      - Ему совсем не следовало предаваться таким мечтам, - сказал Уинтерборн. - С итальянкой из общества он никогда бы не осмелился гулять по улицам.
      - По улицам? - воскликнула Дэзи, устремив на него свои очаровательные глаза. - А куда я бы он повел ее гулять? К тому же Пинчио не улица, а я, благодарение богу, не итальянка. Судя по тому, что рассказывают, итальянки живут очень скучно. Не понимаю, зачем мне менять свои привычки и приноравливаться к их образу жизни?
      - А мне кажется, что то образ жизни, который ведете вы, свойствен только отъявленным ветреницам, - серьезно проговорил Уинтерборн.
      - Ну, конечно! - воскликнула она, с улыбкой взглянув на него. - Я ужасная ветреница и кокетка! Разве есть благонравные девушки, которые не любили бы флиртовать? Но, может быть, вы не считаете меня благонравной?
      - Вы вполне благонравная девушка, но мне бы хотелось, чтобы вы флиртовали только со мной и больше ни с кем, - сказал Уинтерборн..
      - О-о! Благодарю вас! Покорно благодарю! Вот уж никогда не стала бы флиртовать с вами! Как я уже имела удовольствие заметить, вы слишком чопорный господин.
      - Вы слишком часто повторяете это, - сказал Уинтерборн.
      Дэзи весело рассмеялась.
      - Будь у меня хоть крохотная надежда рассердить вас, я бы повторяла это раз за разом.
      - Нет, не надо. Рассердившись, я становлюсь гораздо чопорнее. Но если вы не хотите флиртовать со мной, то перестаньте по крайней мере флиртовать с вашим приятелем, который сидит сейчас за фортепьяно. Здешние молодые люди не способны этого оценить.
      - По-моему, они только это и ценят! - воскликнула Дэзи.
      - Но не в молоденьких девушках.
      - А мне казалось, что флирт больше к лицу незамужним девушкам, чем замужним дамам, - заявила Дэзи.
      - Да, пожалуй, - сказал Уинтерборн, - но если вы общаетесь с итальянцами, надо приспосабливаться к их обычаям. Флирт - занятие чисто американское, здесь о нем понятия не имеют. Поэтому, когда вы появляетесь на людях с мистером Джованелли и без матери...
      - Бог мой! Бедная мама! - перебила его Дэзи.
      - Вы флиртуете, но о мистере Джованелли этого сказать нельзя, у него другие намерения.
      - Во всяком случае, он не читает мне проповедей, - с живостью сказала Дэзи. - И если хотите знать, то никто из нас не флиртует - ни я, ни он. Мы с ним большие друзья, близкие друзья.
      - А! - воскликнул Уинтерборн. - если вы влюблены друг в друга, это, конечно, совсем другое дело!
      До сих пор Дэзи позволяла ему говорить вполне откровенно, и он не ожидал, что его последние слова произведут на нее такое сильное впечатление. Она вспыхнула и быстро поднялась с места, еще раз дав ему повод думать, что ветреные американки - самые непонятные существа в мире.
      - Мистер Джованелли, - сказала Дэзи, смерив быстрым взглядом своего собеседника, - никогда не говорил мне таких неприятных вещей.
      Уинтерборн растерялся, он стоял, молча глядя на нее. Мистер Джованелли кончил петь, встал из-за фортепьяно и подошел к Дэзи.
      - Не хотите ли вы пройти в соседнюю комнату и выпить там чаю? - сказал он, наклоняясь к ней с ослепительной улыбкой.
      Дэзи снова заулыбалась и взглянула на Уинтерборна. Он почувствовал еще большее недоумение, ибо эта неожиданная улыбка ничего не разъясняла ему, она только служила доказательством мягкости и добродушия Дэзи, прощавшей нанесенные ей обиды.
      - А мистер Уинтерборн не догадался предложить мне чаю, - сказала она.
      - Я предложил вам хороший совет.
      - Я предпочитаю слабый чай! - воскликнула Дэзи и удалилась в сопровождении блистательного Джованелли. Все остальное время они просидели в соседней комнате, уединившись в оконной нише. В гостиной музицировали, но молодая парочка будто ничего и не слышала. Когда Дэзи подошла проститься с миссис Уокер, эта леди решила исправить ошибку, содеянную ею по слабости характера в начале этого вечера. Она повернулась спиной к мисс Миллер, предоставив ей выходить из затруднения как угодно. Уинтерборн стоял у самых дверей, он видел все это. Дэзи побледнела и бросила взгляд на мать, но миссис Миллер по простоте душевной не заметила ничего такого, что говорило бы о посягательстве на законы светского обхождения. Она возымела вдруг совершенно неуместное желание показать, что ею самой эти законы выполняются самым строжайшим образом.
      - До свидания, миссис Уокер, - сказала матушка Дэзи, - мы прекрасно провели у вас время. Я, знаете ли, иногда позволяю Дэзи приезжать в гости без меня, но уезжаем мы всегда вместе.
      Дэзи побледнела и повернулась своим побледневшим, озабоченным личиком к группе гостей в дверях. Уинтерборн чувствовал, что она была так поражена и сбита с толку, что в первую минуту не нашла в себе сил вознегодовать. А у него самого сжалось сердце при виде всего этого.
      - Как вы жестоки! - сказал он миссис Уокер.
      - Отныне ноги ее не будет в моей гостиной! - ответила ему хозяйка дома.
      Не надеясь больше встретить Дэзи в гостиной миссис Уокер, Уинтерборн зачастил в гостиницу, где остановилась миссис Миллер. Она и ее дочь редко бывали дома, а если он и заставал их, то неизменно в обществе преданного Джованелли. Сплошь и рядом сей блистательный мелкорослый римлянин сидел в гостиной наедине с Дэзи, так как миссис Миллер, по всей вероятности, придерживалась того мнения, что надзор за дочерью требует прежде всего деликатности. К удивлению Уинтерборна, визиты его ничуть не смущали и не сердили Дэзи, но вскоре он понял, что ему пора перестать удивляться поведению той девушки; единственное, чего следовало ждать от нее, это всяческих неожиданностей. Она не проявляла ни малейшего неудовольствия, когда он нарушал их тет-а-тет, с той же легкостью и свободой болтала с двумя джентльменами, как и с одним, по-прежнему каким-то непонятным образом сочетая в своих высказываниях бесцеремонность и ребячливость. Уинтерборн отметил мысленно, что если Дэзи неравнодушна к Джованелли, она, наверно, постаралась бы оградить их встречи от вмешательства третьих лиц, и его еще больше очаровывали ее простодушие и неиссякаемая жизнерадостность. Ему казалось, он и сам нe знал почему, что Дэзи не способна ревновать. Рискуя вызвать ироническую улыбку на устах читателя, я скажу следующее: когда Уинтерборну приходилось задумываться раньше об интересующих его женщинах, он частенько подозревал, что, при наличии соответствующих обстоятельств, эти женщины могли бы внушить ему страх - буквально страх, а Дэзи Миллер внушала ему приятную уверенность как раз в обратном - он не боялся ее. Все это было отнюдь не лестно для Дэзи, ибо такая уверенность проистекала из убеждения, вернее, из опасений Уинтерборна, что эта девушка - существо весьма легкомысленное.
      Но к Джованелли мисс Дэзи была действительно неравнодушна. Она не сводила с него глаз, когда он говорил, она командовала им, она то и дело отчитывала его и поднимала на смех, она, по-видимому, забыла о том, что Уинтерборн сказал ей на вечере у миссис Уокер.
      Как-то днем, в воскресенье, отправившись с тетушкой в собор святого Петра, Уинтерборн увидел Дэзи в обществе неизменного Джованелли. Он показал миссис Костелло девушку и ее спутника. Эта леди навела на них лорнет и сказала:
      - Вот почему у тебя такой задумчивый вид все эти дни?
      - Я и не подозревал, что у меня задумчивый вид, - сказал молодой человек.
      - Ты чем-то озабочен, все время о чем-то думаешь.
      - Так о чем же, - спросил он, - я, по-вашему, думаю?
      - Об интриге этой девицы... мисс Бэкер, мисс Чэндлер или, как там ее зовут, мисс Миллер... с каким-то субтильным цирюльником?
      - По-вашему, можно назвать интригой, - спросил Уинтерборн, - то, что происходит на виду у всех?
      - Это безумие с их стороны, - сказала миссис Костелло, - но никак не заслуга.
      - А по-моему... - возразил ей Уинтерборн, и в его голосе послышалась та задумчивость, о которой говорила миссис Костелло. - По-моему, ничего такого между ними нет.
      - Я слышу о ней со всех сторон. Говорят, что она увлечена им.
      - Действительно, отношения у них очень дружеские, - сказал Уинтерборн.
      Миссис Костелло снова оглядела эту парочку при помощи своего оптического инструмента.
      - Тут все понятно. Он красив. Она считает его самым элегантным мужчиной в мире, безукоризненным джентльменом. Ей в жизни не приходилось видеть ничего подобного. Он даже блистательнее их агента. Он, вероятно, и познакомил их. И если итальянец женится на этой девице, агент получит щедрое вознаграждение.
      - Я не верю, что она думает о браке с ним, - сказал Уинтерборн, - и я не верю, что он тешит себя надеждой на такую партию.
      - Эта девица вообще ни о чем не думает. Она живет сегодняшним днем или даже минутой, как жили в золотом веке. Трудно представить себе что-нибудь более вульгарное. И тем не менее, - добавила миссис Костелло, - ты можешь в любой день услышать от нее о состоявшейся помолвке.
      - Мне кажется, Джованелли не смеет и рассчитывать на это, - сказал Уинтерборн.
      - Какой Джованелли?
      - Да этот маленький итальянец. Я навел справки и кое-что разузнал о нем. Он, по-видимому, человек вполне респектабельный, кажется, нечто вроде cavaliere avvocato[*Адвокат (итал.)]. Но место в так называемом "первом ранге" ему закрыто. Не исключена возможность, что знакомство состоялось при помощи агента. Джованелли, видимо, совершенно очарован мисс Миллер. Если она считает его безукоризненным джентльменом, то он, со своей стороны, никогда еще не сталкивался с таким блеском, богатством, с такой роскошью. А сама девушка, несомненно, кажется ему необычайно красивой и завлекательной. Я не думаю, чтобы в мечтах у него была женитьба. Он, вероятно, считает такую удачу недосягаемой для себя. У него прекрасная внешность, и только, но не следует забывать, что в таинственной стране долларов существует некий мистер Миллер. Титула у Джованелли нет. Будь он граф или маркиз! Ему и так следует дивиться, что с ним так носятся.
      - Он приписывает это своей счастливой внешности, а мисс Миллер, вероятно, кажется ему особой, qui se passe ses fantaisies[*Которая следует своим прихотям (франц.)], - сказала миссис Костелло.
      - Да, Дэзи и ее матушка... - продолжал Уинтерборн, - не поднялись еще на ту ступень... как бы это сказать... на которой возникает мысль о браке с графом или маркизом. По-моему, такие замыслы абсолютно чужды им.
      - Но сам avvocato вряд ли убежден в этом, - сказала миссис Костелло.
      Тем же днем в соборе святого Петра Уинтерборн имел возможность убедиться, что пересуды, вызванные "интригой" Дэзи, существуют в действительности. К миссис Костелло, которая присела отдохнуть на складном стульчике у одного из высоких пилястров, подошли двое-трое американцев, постоянно живущих в Риме. Вечерняя служба шла своим чередом, наполняя собор звуками органа и дивными песнопениями, несущимися с хоров, а миссис Костелло и ее друзья оживленно беседовали о том, что бедняжка мисс Миллер на самом деле "заходит слишком уж далеко". Уинтерборну было неприятно слышать эти пересуды, но, выйдя на широкую лестницу собора и увидев, как Дэзи, опередившая его, села в открытый кабриолет и поехала вместе со своим сообщником по безжалостным улицам Рима, он не мог не убедиться, насколько далеко она зашла. Ему стало жаль ее не потому, что она будто бы окончательно потеряла голову, а потому, что, как ни больно было слышать, эту красоту, эту беззащитность и простодушие ставят в один ряд с распущенностью. Уинтерборн попробовал предостеречь миссис Миллер. Однажды он встретил на Корсо своего приятеля, тоже путешественника, который как раз вышел из палаццо Дориа, где он осматривал богатую картинную галерею. Приятель поделился с ним впечатлениями о замечательном портрете Иннокентия Х кисти Веласкеса, вывешенном в одном из залов палаццо.
      - Кстати, - добавил он, - в палаццо я любовался картиной несколько иного жанра. Помните ту очаровательную американку, которую вы показали мне на прошлой неделе?
      В ответ на расспросы Уинтерборна приятель пояснил, что очаровательная американка - еще более очаровательная, чем всегда, - сидела со своим спутником в укромной нише, где висит знаменитый портрет папы Иннокентия.
      - А кто был ее спутник? - спросил Уинтерборн.
      - Какой-то итальянец с бутоньеркой в петлице. Девушка просто восхитительна, но если я правильно вас понял тогда, она du meilleur mond[*Из общества (франц.)].
      - Совершенно верно, - ответил Уинтерборн и, удостоверившись, что его приятель видел Дэзи каких-нибудь пять минут назад, кликнул кэб и поехал к миссис Миллер. Она была дома, но сочла нужным извиниться, что принимает его в отсутствие Дэзи.
      - Дэзи куда-то уехала с мистером Джованелли, - сказала миссис Миллер. Она всюду разъезжает с мистером Джованелли.
      - Я вижу, они очень подружились, - заметил Уинтерборн.
      - Да! Просто жить друг без друга не могут! - сказала миссис Миллер. Что ж, мистер Джованелли настоящий джентльмен. Я все допытываюсь у Дэзи, не помолвлены ли они,
      - А что Дэзи отвечает вам?
      - Уверяет, что нет. Впрочем, кто ее знает, - продолжала хладнокровная мамаша, - ведет она себя так, будто помолвлены. Но мистер Джованелли обещал сказать мне, если Дэзи сама не скажет. Надо бы написать об этом мистеру Миллеру, как вы думаете?
      Уинтерборн ответил, что написать действительно следует, но позиция миссис Миллер поразила его своим несоответствием с примерами материнской бдительности, и он счел свои намерения предостеречь ее совершенно неуместными.
      Теперь Дэзи никогда нельзя было застать в гостинице, а в домах их общих знакомых Уинтерборн уже больше не встречался с ней, так как эти проницательные люди окончательно убедились в том, что мисс Миллер зашла слишком далеко. Они перестали приглашать ее: пусть взыскательные европейцы знают, что, хотя мисс Дэзи и американка, поведение ее отнюдь не характерно для американских девушек и, на взгляд ее соотечественников, противно общепринятой морали. Уинтерборну хотелось знать, как Дэзи воспринимает ледяные взоры своих недавних друзей, но он подозревал, что она никак не воспринимает их, и сердился на нее за это. Он твердил самому себе: Дэзи слишком легкомысленна и ребячлива, слишком безрассудна, слишком провинциальна, чтобы призадуматься над остракизмом, которому ее подвергали. Она даже не замечает его! Но бывали минуты, когда ему казалось, что это грациозное, беспечное существо бросает страстный вызов окружающим, прекрасно зная, какое впечатление он производит на них. Что же кроется под всем этим? - спрашивал себя Уинтерборн. Убеждение в невинности своих поступков или же безрассудство, свойственное молодым особам определенного типа? Следует признать, что прежняя вера в "невинность" Дэзи все больше и больше начинала казаться Уинтерборну плодом его же собственного утонченного рыцарства: Как я уже говорил, он негодовал, что ему приходится резонерствовать по поводу этой. девушки, его сердило, что он не может разобраться в том, является ли эксцентричность Дэзи особенностью, присущей ее стране и национальности, или же это ее личное качество. Ни та, ни другая точка зрения не помогала ему разгадать эту девушку, он спохватился слишком поздно. Она увлеклась мистером Джованелли.
      Через несколько дней после своей короткой беседы с миссис Миллер он встретил Дэзи в цветущей обители тишины и безлюдья, известной под именем Палаццо Цезарей. Ранняя итальянская весна наполняла воздух ароматами цветения, нежная зелень скрадывала неровности Палатинского холмя. Дэзи бродила среди развалин, окаймленных замшелой мраморной оградой, среди выложенных на полу надписей, увековечивающих далекие времена. Рим никогда еще не казался Уинтерборну таким прекрасным. Он стоял, любуясь гармонией линий и красок, замкнувших вдали город в свой круг, вдыхал мягкие, влажные запахи, ощущая таинство слияния молодой весны с этими останками древности. Ему казалось, что и Дэзи никогда еще не была так хороша, как сегодня, впрочем, к такому выводу он приходил при каждой своей встрече с ней. Джованелли тоже был здесь, и даже Джованелли показался ему сверх обычного элегантным.
      - Вам, должно быть, очень скучно, - сказала Дэзи.
      - Скучно? - переспросил Уинтерборн.
      - Вы всегда один. Неужели вам не с кем гулять?
      - Я не так удачлив, - сказал Уинтерборн, - как ваш спутник.
      Джованелли с первой же встречи был изысканно вежлив с Уинтерборном. Он почтительно выслушивал его, он угодливо смеялся над его шутками, он словно хотел подчеркнуть, что ему нечего тягаться с таким блестящим молодым человеком. Джованелли совсем не походил на ревнивого вздыхателя и, руководствуясь бесспорно присущим ему чувством такта, держался с той скромностью, какой и можно было ждать от него. Уинтерборну даже казалось иногда, что Джованелли охотно доверился бы ему и, будучи человеком неглупым, признался бы: боже избави, уж он-то знает, насколько эксцентрична эта девушка, ему и в голову не приходит льстить себя обманчивой... во всяком случае, явно обманчивой надеждой на брак и доллары. В эту их встречу Джованелли отошел от своей спутшщы и, сорвав ветку миндаля, аккуратно продел ее в петлицу.
      - Я знаю, почему вы так говорите, - сказала Дэзи, не сводя глаз с Джованелли. - Вам кажется, что; я провожу слишком много времени с ним. - И она мотнула головой в сторону своего спутника.
      - Так думают все, если вас это интересует, - сказал Уинтерборн.
      - Конечно, интересует! - воскликнула Дэзи, и в голосе ее послышались серьезные нотки. - Но я не верю этим людям. Они только притворяются, будто это их шокирует. По существу же им нет до меня никакого дела. Кроме того, я редко где бываю.
      - Вы еще убедитесь, что им есть до вас дело. Они докажут это самым бесцеремонным образом. Дэзи пристально посмотрела на него.
      - Бесцеремонным?
      - Разве вы ничего не замечаете? - спросил ее Уинтерборн.
      - Ваше отношение ко мне я замечаю. Но вы с первого же раза показались мне чопорным, как дождевой зонт.
      - Я еще далеко не такой чопорный, как другие, - с улыбкой сказал Уинтерборн.
      - А это можно проверить?
      - Попробуйте нанести несколько визитов.
      - А что со мной сделают?
      - К вам повернутся спиной. Вы понимаете, что это значит?
      Дэзи не сводила с него глаз, она начала краснеть.
      - Как миссис Уокер тогда?
      - Вот именно! - сказал Уинтерборн.
      Она перевела взгляд на Джованелли, который украшал себя веточкой миндаля. Потом снова посмотрела на Уинтерборна.
      - Как же вы можете допустить такую жестокость! - наконец проговорила она.
      - Что я могу поделать! - сказал он.
      - Я думала, вы заступитесь за меня.
      - Я заступался. - Он помолчал минуту. - Ваша матушка считает, что вы помолвлены, и я всем так и говорил.
      - Да, она считает, что мы помолвлены, - просто сказала Дэзи.
      Уинтерборн рассмеялся.
      - А Рэндольф тоже верит этому? - спросил он.
      - По-моему, Рэндольф ничему не верит, - сказала Дэзи.
      Скептицизм Рэндольфа еще больше развеселил Уинтерборна, но в эту минуту он увидел, что Джованелли возвращается к ним. Дэзи тоже увидела его и снова обратилась к своему соотечественнику.
      - Раз уж вы сами заговорили об этом, - сказала она, - так знайте: я помолвлена.
      Уинтерборн взглянул на нее, сразу перестав смеяться.
      - Вы мне не верите! - воскликнула Дэзи.
      Минуту Уинтерборн молчал, потом проговорил:
      - Нет, верю.
      - Нет, не верите! - воскликнула Дэзи. - И я не помолвлена.
      Вскоре Уинтерборн простился с мисс Дэзи и ее чичероне, так как они уже шли к выходу, когда он повстречал их. Неделю спустя он собрался пообедать в прекрасной вилле на Целейском холме и, подъехав туда, отпустил наемный экипаж. Вечер был чудесный, и Уинтерборн решил доставить себе на обратном пути удовольствие и прогуляться под аркой Константина и мимо слабо освещенного Форума. В небе светил убывающий месяц, задернутый тонкой завесой из облаков, которая рассеивала и смягчала его сияние. Возвращаясь с виллы (было одиннадцать часов вечера), Уинтерборн поравнялся с сумрачным кольцом Колизея и, будучи любителем живописных картин, решил, что цирк, залитый бледным лунным светом, окажется зрелищем, достойным внимания. Он свернул в сторону и подошел к пустому пролету арки, возле которой стоял открытый кабриолет - один из тех маленьких экипажей, что снуют по улицам Рима. Уинтерборн ступил в глубокую тень, падающую от этих величественных стен, и вышел на светлую безмолвную арену. Колизей никогда еще не производил на него такого сильного впечатления. Половина громадного цирка тонула в густой тени, другая мирно покоилась, затянутая прозрачной дымкой лунного света. Остановившись у края арены, Уинтерборн стал вполголоса декламировать знаменитые строки из байроновского "Манфреда" и вдруг вспомнил, что ночные размышления в Колизее, рекомендуемые поэтами, запрещаются врачами. Слов нет, историческая атмосфера чувствовалась здесь во всем, но с медицинской точки зрения эта историческая атмосфера была не чем иным, как ядовитыми миазмами. Уинтерборн вышел на середину арены, решив окинуть взглядом весь цирк и поскорее уйти отсюда. Высокий крест в центре был погружен в тень. Он разглядел его, только когда подошел ближе. И вдруг увидел на низких ступеньках, образующих его подножие, две человеческие фигуры. Это были мужчина и женщина; женщина сидела, мужчина стоял перед ней.
      В теплом ночном воздухе ясно прозвучал женский голос:
      - Он смотрит на нас так, как смотрели на христианских мучеников львы и тигры!
      Уинтерборн услышал эти слова и узнал интонации мисс Дэзи Миллер.
      - Будем надеяться, что он не очень голоден, - ответил находчивый Джованелли. - Пусть уж скушает сначала меня, а вы пойдете на десерт.
      Уинтерборн остановился, чуть ли не пораженный ужасом, и в то же время почувствовал облегчение. Ему показалось, что эта встреча внезапно пролила яркий свет на двусмысленное поведение Дэзи и разрешила мучившую его загадку. Дэзи - молоденькая особа, уважать которую джентльмену совершенно необязательно. Уинтерборн смотрел на эту девушку и на ее спутника, не думая о том, что они-то в тени, а он на свету. Его охватил гнев при мысли о том, как долго он старался разгадать мисс Дэзи Миллер. Он шагнул вперед и остановился, но его удержала на месте не боязнь допустить несправедливость по отношению к этой девушке, нет, - ему не хотелось, чтобы столь быстрый отказ от сдержанной критики ее поведения толкнул его на неуместную развязность. Он повернул к выходу и снова услышал голос Дэзи:
      - Да ведь это мистер Уинтерборн! Он узнал меня и не хочет со мной здороваться!
      Как умна была эта маленькая грешница, как искусно разыграла она оскорбленную невинность! Стоит ли поворачиваться к ней спиной? Уинтерборн снова направил шаги к высокому кресту. Дэзи встала, Джованелли приподнял шляпу. Сейчас Уинтерборн думал только о том, какой безумный поступок совершает эта хрупкая девушка, гуляя весь вечер в рассаднике лихорадки. Пусть она грешница, но из этого еще не следует, что ей надо умирать от permiciosa[*Злокачественная лихорадка (итал.)].
      - Сколько времени вы. здесь пробыли,? - почти грубо спросил он.
      Дэзи, такая очаровательная в льстивом свете луны, молча посмотрела на него. Потом тихо ответила:
      - Весь вечер... Как мне здесь нравится!
      - Римская лихорадка вам вряд ли понравится, - сказал Уинтерборн. - Вот так ее и схватывают. Я удивляюсь, - добавил он, поворачиваясь к Джованелли, - что вы, уроженец Рима, потворствуете такой безумной затее!
      - О! - воскликнул картинный римлянин. - За себя я не беспокоюсь.
      - За вас я тоже не беспокоюсь! Речь о мисс Миллер.
      Джованелли поднял свои тонкие брови и сверкнул ослепительной улыбкой. Однако замечание молодого американца он выслушал покорно.
      - Я старался отговорить синьорину от этой затеи, но разве синьорина когда-нибудь проявляла благоразумие?
      - Я никогда не болела и впредь не собираюсь! - заявила синьорина. - Вид у меня не очень крепкий, но на самом деле я совершенно здорова. Мне во что бы то ни стало хотелось посмотреть Колизей при лунном свете. Разве можно уехать, не повидав его? И мы чудесно провели время, правда, мистер Джованелли? А если это опасно, Юджинио даст мне пилюлю. У него есть какие-то замечательные пилюли.
      - Советую вам как можно скорее ехать домой, - сказал Уинтерборн, - и принять такую пилюлю.
      - Мудрый совет! - воскликнул Джованелли. - Я пойду посмотрю, здесь ли кабриолет. - И он быстро удалился.
      Дэзи и Уинтерборн последовали за ним. Он продолжал смотреть на нее, она, по-видимому, не испытывала ни малейшего смущения. Уинтерборн молчал, она говорила без умолку, восхищаясь Колизеем.
      - А все-таки я видела его при лунном свете! - воскликнула Дэзи. - Разве этого мало? - Потом, заметив, что Уинтерборн молчит, она спросила его, почему это. Уинтерборн оставил ее вопрос без ответа, он только рассмеялся. Они ступили под темную арку, Джованелли стоял у входа в цирк возле экипажа. Здесь Дэзи остановилась и взглянула на молодого американца. - Вы поверили, когда я сказала, что мы помолвлены? - спросила она.
      - Какое это имеет значение, поверил я тогда или нет? - смеясь, сказал Уинтерборн.
      - А сейчас верите?
      - Сейчас мне кажется, что это не так уж важно, помолвлены вы или нет.
      Уинтерборн чувствовал, как Дэзи приглядывается к нему в темноте под сводами арки, она, очевидно, хотела спросить его о чем-то. Но Джованелли заторопил ее.
      - Скорей! Скорей! - сказал он. - Если мы уедем отсюда до полуночи, тогда бояться нечего.
      Дэзи села в экипаж, а удачливый итальянец занял место рядом с ней.
      - Не забудьте попросить пилюлю у Юджинио! - сказал Уинтерборн, приподняв на прощанье шляпу.
      - Мне совершенно все равно, - с какой-то необычной интонацией проговорила Дэзи, - схвачу я римскую лихорадку или нет.
      Кучер щелкнул бичом, и кабриолет покатил по неровному плитняку древней дороги.
      Уинтерборн - надо отдать ему справедливость - никому не рассказал о своей ночной встрече в Колизее с мисс Дэзи Миллер, гулявшей там в обществе некоего джентльмена, но тем не менее два дня спустя прогулка эта стала известна всем членам небольшой американской колонии в Риме и обсуждалась соответствующим образом. В гостинице, как догадывался Уинтерборн, знали, что Дэзи уехала в Колизей, и по ее возвращении кучер, очевидно, имел по этому поводу беседу с портье. Но Уинтерборна уже не тревожило, что поведение ветреной американки обсуждают пошлые лакеи. Дня через два этим людям пришлось обмениваться более печальными известиями: ветреная американка опасно заболела. Когда слух о ее болезни дошел до Уинтерборна, он поспешил в гостиницу узнать, что с ней. Двое-трое добросердечных друзей уже опередили его и сидели в салоне миссис Миллер в обществе Рэндольфа, который занимал их разговорами.
      - Это все ее ночные поездки, - говорил Рэндольф, - оттого она и заболела. Она всегда уезжала из дому на ночь глядя. И что ей за охота гулять в такую темнотищу! Здесь ночью ничего не видно, разве только когда луна светит. В Америке луна светит всегда.
      Миссис Миллер так и не вышла к ним, она, по крайней мере в эти дни, не лишала дочь своего общества. По всему было видно, что Дэзи серьезно больна.
      Уинтерборн часто приезжал справляться о ней и однажды повидал миссис Миллер, которая, к его удивлению, держала себя в руках, несмотря на тревогу за дочь, и оказалась весьма умелой и спокойной сиделкой. Миссис Миллер много говорила о докторе Дэвисе, но Уинтерборн мысленно не поскупился на комплименты ей, убедившись, что на самом деле она не так уж безнадежно глупа.
      - Вчера Дэзи вспоминала о вас, - сказала Уинтерборну миссис Миллер. - У нее почти все время бред, но на этот раз, по-моему, она не бредила.