С ее племянницей Далглиш до этого виделся всего два раза и теперь, здороваясь с ней за руку, заметил, что Кембридж ее мало изменил. Та же девочка, как он ее запомнил, насупленный взгляд, тяжелые черты лица. Лицо неглупое, ему бы искру живости, могло бы даже выглядеть привлекательным.
      Прежнего покоя в доме как не бывало. Удивительно, до чего много шума способны производить семь человек. Сначала усаживали Сильвию Кедж процедура, которой властно распоряжалась мисс Кэлтроп, впрочем, лишь на расстоянии. Наружность Сильвии была примечательной, даже, можно сказать, красивой - если забыть про уродливые парализованные ноги в шинах, мощные плечи и крупные мужские кисти рук, переразвитые от постоянного пользования костылями. Лицо, смуглое, как у цыганки, и продолговатое, обрамляли черные волосы до плеч, расчесанные на прямой пробор. От природы сильное, волевое, оно у нее было всегда сложено в гримасу смирения, кротко и безропотно переносимого страдания, которая так не шла к высокому, умному лбу. Большие черные глаза рассчитанно взывали к жалости. Теперь Сильвия вносила свою лепту в общую суету - твердила, что ей вполне-вполне удобно, хотя это было явно не так, просила тоном жалобным и томным, имеющим, естественно, силу беспрекословного приказа, чтобы костыли прислонили тут же, рядом с креслом, то есть у всех на ходу, и вообще успешно внушала присутствующим чувство стыда за их незаслуженное здоровье. Этот спектакль Далглиш уже имел случай наблюдать прежде, но сегодня чувствовалось, что она играет без вдохновения, почти машинально. Она действительно выглядела сегодня больной и несчастной. Черные глаза отсвечивали тускло, как два камешка, от ноздрей к углам рта пролегли глубокие страдальческие складки. Похоже было, что она мало спала. Когда Далглиш протянул ей рюмку с хересом, оказалось, что руки у нее дрожат. В порыве искреннего сострадания он обхватил ее пальцы своими и придержал, чтобы она могла выпить. А потом с улыбкой дружески спросил:
      - Ну, что такое случилось? Не могу ли я помочь?
      Однако с ответом выступила Селия Кэлтроп:
      - Разумеется, с нашей стороны нехорошо беспокоить вас с Джейн в первый же вечер. Я это отлично сознаю. Но мы чрезвычайно встревожены. Мы с Сильвией, по крайней мере. Мы очень обеспокоены.
      - А я лично, - подхватил Брайс, - не столько обеспокоен, сколько заинтригован, чтобы не сказать обнадежен. Видите ли, пропал Морис Сетон. Хотя боюсь, это всего лишь рекламный трюк перед выходом нового шедевра, и мы скоро будем иметь несчастье опять видеть его среди нас. Впрочем, не надо смотреть на будущее так мрачно.
      Надо сказать, что вид у него и в самом деле был вовсе не мрачный. Сидя раскорякой на низкой скамеечке перед камином, весь подавшись к теплу и вертя длинной шеей, он походил на вредную черепаху. В молодости у него было необыкновенное лицо: впалые щеки, широкий подвижный рот, огромные лучистые серые глаза, полуприкрытые тяжелыми веками. Но теперь, дожив до пятидесяти, он понемногу окарикатурился. Глаза словно еще разрослись, но померкли и слезились, будто он все время шел против ветра. Волосы отступили со лба, выцвели и огрубели, как старая солома. Ямы щек под торчащими скулами придавали всей голове вид черепа. Только руки не изменились, и он сейчас протягивал их к огню, мягкие, нежные и белые - совсем девичьи.
      Улыбнувшись Далглишу, Брайс продолжал иронизировать:
      - Пропал писатель-детективщик. В годах. Неопасен. Характер нервный. Сложения мелкого. Нос узкий, прямой. Зубы торчат. Плешь. Большой кадык. Нашедшего просят взять себе... Вот мы и явились к вам за советом, дружище. Вы ведь только-только после очередного триумфа, если не ошибаюсь. Как нам быть? Подождать, пока Морис сам объявится, и сделать вид, что не заметили пропажи? Или сыграть ему на руку и обратиться для розыска в полицию? Ведь если это действительно рекламный трюк, с нашей стороны будет только любезно пойти ему навстречу. Бедняга Морис так нуждается в помощи.
      - Шутки здесь совершенно неуместны, Джастин, - сурово оборвала его мисс Кэлтроп. - И я ни на миг не допускаю, что это рекламный трюк. Иначе бы я не явилась сюда беспокоить Адама, когда ему так необходим мирный отдых после такого трудного, изматывающего расследования. Какой вы молодец, Адам, что сумели его схватить, прежде чем он совершил новое злодейство! Меня просто физически тошнило, когда я читала про это ваше дело. А теперь что с ним будет? Подержат в тюрьме на государственных хлебах и отпустят - пусть убивает других детей? Не понимаю, мы что, в этой стране все с ума посходили? Взять да повесить его ко всеобщему благу, и конец!
      Далглиш был рад, что сидит лицом против света. Он слишком хорошо помнил, как был взят Поули. Маленький такой, поганый человечек, замухрышка, смотреть не на что. И вонял страхом. Год назад от него ушла жена, сморщенная заплатка на рукаве дешевого пиджачка была явно его собственной работы. И Далглиш все время смотрел на эту заплатку, словно чтобы удостовериться, что перед ним все-таки человек. Что ж, теперь зверь уже в клетке, публика и пресса вольны разливаться в похвалах полиции вообще и суперинтенданту Далглишу в частности. А Далглиш чувствует на себе пятно вины. Почему - пусть психиатры разбираются. Ему это чувство было знакомо и раньше, он сумеет с ним совладать. Особенно долго оно его никогда не мучило, и не было случая, чтобы из-за него захотелось сменить профессию. Все так, но только обсуждать этого Поули с Селией Кэлтроп он не намерен.
      Он встретился взглядом с тетей на другом конце комнаты. Она спокойно спросила:
      - Чего бы вы, собственно, хотели от моего племянника, мисс Кэлтроп? Если мистер Сетон пропал, то ведь это дело местной полиции, не так ли?
      - А вот мы и не знаем! - воскликнула мисс Кэлтроп и залпом осушила рюмку амонтильядо, словно это был дешевый хозяйственный херес. Да еще потянулась за добавкой. - Морис мог скрыться нарочно, в своих личных целях, например, чтобы собрать материал для новой книги. Он говорил, что на этот раз пишет нечто особенное, совсем не в обычной манере классического детектива. Он вообще подходит к работе очень добросовестно, никогда не станет писать о том, чего не испытал на собственном опыте. Это у нас тут все знают. Помните, как он три месяца ездил с бродячим цирком, прежде чем написать "Убийство на натянутой проволоке"? Конечно, тут сказывается некоторый недостаток творческого воображения. Я, например, в своих книгах никогда не исхожу из личного опыта.
      - Вы меня очень утешили, милая Селия. Вспомнить только, что пришлось пережить вашей последней героине! - немедленно откликнулся Брайс.
      Далглиш поинтересовался, когда видели Сетона в последний раз. Мисс Кэлтроп разинула было рот, но ее опередила Сильвия Кедж. От хереса и тепла она слегка разрумянилась и успела взять себя в руки. Теперь, при молчании остальных, она стала рассказывать Далглишу:
      - Мистер Сетон в понедельник уехал в Лондон, с тем чтобы пожить некоторое время у себя в клубе, это "Клуб мертвецов" на Тэвисток-сквер. Он всегда в октябре перебирается на пару недель в клуб. Любит осенний Лондон. И за это время подбирает в клубной библиотеке материал для своих книг. С собой он захватил небольшой чемодан и портативную машинку. Уехал поездом из Хейлсворта. Он говорил мне, что задумал новую книгу, совсем в другом духе, чем обычно, и мне показалось, что он очень воодушевлен своим замыслом, но о чем именно будет книга, он мне не рассказывал. Говорил только, что все изумятся. Мы условились, что во время его отсутствия я буду приходить работать у него в доме до обеда, и если ему что-то понадобится сообщить, он будет звонить в десять часов утра. Так всегда и было, когда он уезжал работать в Лондон. Он пишет на портативной машинке через два интервала и по частям пересылает мне, а я перепечатываю. Потом он редактирует весь текст, и я перебеливаю рукопись для издательства. Эти куски, что он присылает из клуба, иногда идут не подряд, в городе он обычно пишет только городские сцены. Поэтому не знаешь, чего ждать со следующей бандеролью. Ну и вот. Во вторник он позвонил сказать, что завтра вечером надеется отправить мне новую порцию, а заодно попросил подштопать кое-что из вещей. Говорил совершенно нормальным, спокойным голосом.
      Тут мисс Кэлтроп все же не вытерпела:
      - Со стороны Мориса это просто безобразие - пользоваться ее услугами для штопки носков и чистки серебра. Квалифицированная секретарь-машинистка, а на что уходит ее время? Бог знает что такое! У меня у самой на диктофоне накопилась масса материала для перепечатки, ждет своей очереди. Впрочем, сейчас речь не о том. Мое отношение к этому тут все знают.
      Все действительно знали. И разделяли бы негодование "милой Селии" гораздо горячее, если бы не ее очевидная личная заинтересованность. Коль скоро есть возможность попользоваться чужим трудом, тут она обязательно должна быть в очереди первая.
      Сильвия Кедж словно не слышала возмущенной реплики мисс Кэлтроп. Она сидела, не отводя от Далглиша черных глаз. Он негромко спросил:
      - Ну а следующее известие от мистера Сетона когда поступило?
      - Следующего известия не было, мистер Далглиш. В среду, пока я работала в "Сетон-хаусе", он так и не позвонил, но это меня не насторожило. Он иногда по нескольку дней не звонит. Сегодня с утра я опять туда пришла, надо было кое-что догладить, и позвонил мистер Плант, это управляющий "Клуба мертвецов", а его жена там шеф-повар. Он сказал, что они очень встревожены: мистер Сетон вышел из клуба во вторник перед ужином и не вернулся. Постель не тронута, вещи и машинка на месте. Сначала мистер Плант не хотел поднимать шум, он думал, что мистер Сетон уехал по своим делам и мог задержаться, но когда он и на вторую ночь не вернулся и не дал о себе знать, они забеспокоились. И мистер Плант решил позвонить ему домой. А я не знала, что делать. С единокровным братом мистера Сетона я связаться не могу, он недавно переехал, и у нас нет его адреса. Больше никаких родственников нет. И потом, я не уверена, что мистер Сетон одобрил бы мои розыски. Я предложила еще немного подождать, и мы условились с мистером Плантом, что дадим друг другу знать, как только что-нибудь станет известно. Но перед обедом пришла бандероль с рукописью.
      - Мы ее захватили сюда, - возгласила мисс Кэлтроп. - И конверт тоже.
      Она торжественно извлекла бумаги из необъятного ридикюля и протянула Далглишу. Конверт был обычный, почтовый, светло-коричневого цвета, размером четыре дюйма на девять, адрес напечатан на машинке: "Морису Сетону, эсквайру, "Сетон-хаус", Монксмир, Суффолк". Внутри лежали три листа неумелой машинописи через два интервала.
      Мисс Кедж пояснила упавшим голосом:
      - Он всегда адресует бандероли с рукописью самому себе. Но это не его работа, мистер Далглиш. Не он это писал, и не он печатал.
      - Откуда вы знаете?
      Собственно, вопрос был излишний. Подделать чужую руку на машинке практически невозможно, а что до стиля, то эта девушка, перепечатавшая столько сочинений Мориса Сетона, конечно, узнала бы его стиль с первого взгляда. Но она и не успела ничего ответить, опять вмешалась Селия Кэлтроп:
      - Давайте я прочитаю, вам все сразу будет понятно.
      Она извлекла из ридикюля большие усаженные камешками очки, водрузила на нос, поудобнее устроилась в кресле. Итак, Морис Сетон впервые удостоился публичного чтения, подумал Далглиш. Автору, конечно, польстила бы заинтересованность публики и важные ужимки Селии Кэлтроп, возможно, тоже. Получив в руки работу собрата по перу и завладев вниманием аудитории, Селия принялась за дело вдохновенно:
      - "Керрадерс раздвинул портьеру из бус и переступил порог ночного клуба. Минуту он стоял в дверях, статный и, как всегда, элегантный, в хорошо сшитом смокинге, не без надменности разглядывая холодными, ироничными глазами тесно поставленные столики, дешевый псевдоиспанский декор, убогую публику. И это - логово самой опасной в Европе разбойничьей шайки! Здесь, под вывеской заурядного, обшарпанного ночного клуба, на первый взгляд ничем не отличающегося от сотни других таких же по всему Сохо, действует властный ум, чьей воле подчиняются влиятельнейшие преступные синдикаты Запада. Кажется неправдоподобным. Но и все это фантастическое приключение кажется таким же неправдоподобным. Он сел за столик прямо у двери и стал смотреть и ждать. Заказал подошедшему официанту жареных креветок, зеленый салат и бутылку кьянти. Неопрятный коренастый киприот принял заказ и без единого слова удалился. Знают ли они о том, что Керрадерс здесь? И если да, то долго ли заставят себя ждать?
      В дальнем конце зала возвышалась маленькая эстрада с тростниковым занавесом и красным стулом у рампы. Вдруг свет во всех люстрах померк, пианист у эстрады заиграл медленную сладострастную музыку. И из-за тростникового занавеса вышла женщина, белокурая и прекрасная, не юная, а зрелая, полногрудая, двигающаяся с вызовом и грацией, позволяющей предположить русскую кровь. Гибко ступая, она приблизилась к стулу и начала медленно расстегивать молнию на своем вечернем платье. Вот оно соскользнуло по ногам на пол. Под платьем на ней ничего не было, кроме черного лифчика и узкой набедренной повязки. Сидя на стуле спиной к публике, женщина изогнула руки и расстегнула пуговичку меж лопаток. За столиками раздались хриплые возгласы одобрения:
      - Рози! Рози! Браво, Рози! Молодцом! Давай-давай!"
      Мисс Кэлтроп прервала чтение. Все молчали. Слушатели были явно подавлены. Потом Брайс сказал:
      - Почитайте еще, Селия! Что же это вы остановились на самом интересном месте? Как поступает Рози? Набрасывается на высокородного Мартина Керрадерса и насилует его? Я давно считал, что он этим кончит. Или я рано радуюсь?
      Мисс Кэлтроп произнесла:
      - Дальше читать нет надобности. Доказательства налицо.
      Сильвия Кедж снова обратилась к Далглишу:
      - Дело в том, мистер Далглиш, что мистер Сетон никогда бы не дал своему персонажу имени Рози. Так звали его мать. Он сам мне как-то сказал, что не будет употреблять этого имени в своих книгах. И не употреблял.
      - Тем более для какой-то проститутки в Сохо, - подхватила мисс Кэлтроп. - Мистер Сетон часто рассказывал мне о матери. Он ее обожал. Боготворил. Он чуть не скончался от горя, когда она умерла и отец женился вторично.
      В голосе мисс Кэлтроп прозвучала горечь несбывшегося материнства.
      - Позвольте-ка мне взглянуть, - вдруг попросил Оливер Лэтем. Селия протянула листки, и, пока он их рассматривал, все выжидательно молчали. Он вернул их, не проговорив ни слова.
      - Ну что? - спросила его мисс Кэлтроп.
      - Ничего. Я просто хотел посмотреть. Я знаю почерк Сетона, но это на машинке. И вы говорите, печатал не он.
      - Я в этом совершенно уверена, - сказала мисс Кедж. - Но почему уверена, не могу объяснить. Он печатает не так. Хотя машинка его.
      - А что можно сказать о стиле? - поинтересовался Далглиш.
      Все задумались. Наконец Брайс ответил:
      - Типичным Сетоном это, пожалуй, не назовешь. Он все-таки мог прилично писать, когда хотел. А это производит впечатление даже какой-то... нарочитости, вы не находите? Словно человек старался писать плохо.
      Элизабет Марли, все это время молча сидевшая в стороне, как ребенок, который дуется на то, что его силком привели и посадили скучать среди взрослых, вдруг нетерпеливо сказала:
      - Если это подделка, то явно рассчитанная на то, что мы сразу разгадаем. Джастин прав, стиль насквозь фальшивый. И не случайно, конечно, выбрано единственное имя, которое не может не насторожить. Ну почему обязательно Рози? Если хотите знать мое мнение, то это просто сам Морис Сетон шутки шутит. А вы все купились. Вот увидите, мы еще прочитаем описание этого случая в его новой книге. Вы же знаете, он любит сначала поставить эксперимент, а потом уж пишет.
      - Действительно, такая ребяческая затея вполне в его вкусе, согласился с ней Оливер Лэтем. - И мне совершенно не улыбается оказаться невольным участником его дурацких экспериментов. Предлагаю выбросить все это из головы. Рано или Поздно он сам объявится.
      - Морис - человек со странностями и очень скрытный, это правда, особенно в том, что касается его работы, - подтвердила и мисс Кэлтроп. - И вот еще что. Мне случалось подкидывать ему кое-какие полезные идеи. И он их пускал в дело, это совершенно определенно. Но хоть бы раз потом вспомнил. Я, разумеется, не ожидала формальных изъявлений признательности. Я только рада, если могу помочь собрату по перу. Но все-таки как-то странно - выходит книга, в ней использованы твои придумки, а Морис даже спасибо не скажет.
      - Он небось просто забыл, что не сам это придумал, - снисходительно предположил Лэтем.
      - Морис никогда ничего не забывал, Оливер. У него был необыкновенно ясный ум. И работал он очень методично. Если я ему что-то предлагала, он всегда делал вид, что не особенно заинтересовался, только буркнет, что, мол, это можно будет при случае использовать. А сам, по глазам видно, уже ухватился за подсказку и не чает поскорее примчаться домой, чтобы занести ее на каталожную карточку. Мне-то, конечно, не жалко. Но не мешало бы иногда и сказать, что спасибо, мол, очень обязан. Одну вещь я ему подсказала в прошлом месяце и держу пари, найду ее в следующей книге.
      Пари никто не принял. Брайс сказал:
      - Вы совершенно правы, Селия. Не вам одной случалось подкидывать ему по мелочи. А зачем? Бог весть. Просто иной раз придет в голову новый оригинальный способ убийства, вот и жаль, чтобы зря пропадал, когда бедняга Сетон явно уже исчерпал всю свою фантазию. Но, не считая хищного блеска во взоре, - ни намека на благодарность! Впрочем, теперь, как вы все сами понимаете, он от меня больше помощи не дождется. После того, что он сделал с Арабеллой!..
      - Нет, я ему подсказала не новый способ убийства, а просто некоторую ситуацию, - отозвалась мисс Кэлтроп. - Мне подумалось, что получился бы очень даже неплохой зачин для книги. Я Морису все время твердила, что читателя надо захватить с первых же строк. И вот представьте себе. По морю плывет лодка, а в ней труп с отрубленными кистями рук.
      В ответ ей в комнате возникла такая полная и внезапная тишина, что на бой каминных часов все резко повернули головы, будто он возвестил время казни. Далглиш смотрел на Лэтема - тот весь напрягся и замер, с силой сдавив пальцами хрупкую ножку рюмки. Что пряталось под бледной, каменной маской его лица?
      Но тут раздался высокий, нервный смешок Брайса, и злые чары разрушились. Послышался всеобщий вздох облегчения.
      - Селия, какая у вас необыкновенная фантазия! Кто бы мог подумать! Смотрите не давайте себе воли, моя милая, не то Романтическая лига исключит вас из своих рядов.
      Лэтем сдержанным, бесцветным голосом проговорил:
      - Все это не имеет касательства к обсуждаемому вопросу. Насколько я понял, мы решаем не предпринимать в связи с исчезновением Сетона никаких действий? Вполне возможно, что Элиза права, это Морис самолично придумал такую глупую шутку. А раз так, то чем скорее мы оставим мистера Далглиша предаваться покою и отдыху, тем лучше.
      Он уже подымался с кресла, словно до смерти прискучив всей этой историей, как вдруг в наружную дверь громко и властно постучали. Джейн Далглиш вопросительно вскинула глаза на племянника, встала и пошла отпирать. Гости притихли, прислушиваясь без зазрения совести. Поздний посетитель был в их маленьком поселке редкостью. Если кто к кому и заглядывал после наступления темноты, то кто-нибудь свой, а всех своих безошибочно различали на слух. Так стучать мог только посторонний.
      На крыльце шел приглушенный отрывистый разговор. Потом в дверях снова появилась мисс Далглиш. Сзади нее темнели фигуры двух мужчин в форменных плащах. Мисс Далглиш сказала:
      - Это инспектор-детектив Реклесс и сержант Кортни из суффолкского уголовного розыска. Ищут Дигби Сетона. Его парусную лодку прибило к берегу за Тресковым мысом.
      - Странно, - заметил Джастин. - Вчера в пять часов она, как обычно, стояла причаленная под Кожевенным спуском.
      Все одновременно удивились: как странно, что два следователя затемно явились к людям в дом из-за какой-то найденной лодки. Но Лэтем опередил всех. Он спросил:
      - А в чем, собственно, дело, инспектор? Ответила вместо инспектора Джейн Далглиш:
      - К сожалению, случилась страшная вещь. В лодке оказался Морис Сетон.
      - Морис? Морис Сетон в лодке? Какая чушь! - резким авторитетным тоном возразила мисс Кэлтроп. - Этого не может быть. Морис не катается на лодке. Он не любит ходить под парусом.
      Инспектор шагнул из-за порога на свет и только теперь заговорил сам:
      - Он и не катался, мадам. Мистер Сетон лежал на дне лодки мертвый. Мертвый и с отсеченными кистями рук.
      6
      Селия Кэлтроп, словно красуясь своим упорством, в десятый раз повторяла:
      - Говорю вам, я ни с кем, кроме Мориса, не делилась этой идеей. С какой стати? И не добивайтесь от меня точной даты. Месяца полтора назад. Или немного раньше. Не помню точно. Мы шли по пляжу в сторону Уолберсвика, и мне вдруг пришел в голову эффектный зачин для детективного романа-, в открытое море уносит в лодке труп без рук. И я предложила его Морису. А больше до сегодняшнего дня никому даже не заикнулась. Может быть, конечно, он кому-то рассказал.
      - Ясно, что рассказал! - набросилась на нее Элизабет Марли. - Не сам же он себе отрезал руки для убедительности. Или ты допускаешь, что тебя и убийцу одновременно осенила одна и та же блестящая мысль? А почему ты так уверена, что больше никому не рассказывала? Я, например, по-моему, от тебя про это слышала, мы еще тогда обсуждали, как трудно Морису дается построение сюжета.
      Но тут ей, кажется, никто не поверил. А Джастин Брайс тихонько - но вполне внятно - произнес:
      - Добрая Элиза! Всегда готова встать на защиту.
      Оливер Лэтем рассмеялся, после чего установилось неловкое молчание. Его нарушила Сильвия Кедж. Она произнесла сипло, вызывающим тоном:
      - Мне он ничего такого не рассказывал!
      - Разумеется, милочка, - вкрадчиво отозвалась мисс Кэлтроп. - Есть много вещей, которые мистер Сетон с тобой не обсуждал. Разве обо всем говорят с прислугой? А он к тебе именно так относился. Почему ты позволила сделать из себя уборщицу? Где твоя гордость? Мужчинам, моя милая, больше нравятся девушки с характером.
      Откуда вдруг столько злобы? Далглиш заметил, что остальные тоже смущены и недоумевают. Все опять замолчали. Далглишу было неловко смотреть на обиженную Сильвию, а она кротко понурила голову, как бы принимая заслуженный упрек, и волосы с двух сторон черным занавесом закрыли ей лицо. Он слышал ее сиплое судорожное дыхание. Но почему-то ее было не жаль. Бесспорно, Селия Кэлтроп вела себя недопустимо, но в Сильвии Кедж было что-то такое, не располагающее к сочувствию. Интересно, однако, откуда у Селии эта ярость?
      Со времени появления инспектора Реклесса с сержантом прошел уже почти час, в течение которого инспектором было сказано очень мало, а собравшимися обитателями Монксмира, за исключением Далглиша и его тетки, - довольно много. И не все умно. Реклесс расположился в кресле с высокой спинкой, приставленном к стене, и сидел недвижно, как судебный пристав, зорко поглядывая вокруг своими сумрачными глазами. В комнате было жарко натоплено, но он не снимал плаща из дешевого габардина, провисающего под грузом металлических начищенных пуговиц, пряжек и заклепок. А на коленях бережно покоил пару кожаных перчаток с крагами и фетровую шляпу, словно опасаясь, как бы не отняли. Человек не в своей тарелке, эдакий мелкий чин, который попал к ним по долгу службы и даже не отваживается выпить рюмочку при исполнении обязанностей. Далглиш понимал, что именно такого эффекта Реклесс и добивается. Как всякий хороший сыщик, он умеет, когда нужно, стушеваться, стать как бы невидимым, неприметным, будто предмет обстановки. Конечно, у него и внешность подходящая - маленького росточка, только-только, должно быть, добрал до нижнего предела нормы для полицейских, и лицо боязливое, бесцветное и до того обыкновенное, их таких тысячи встретишь в субботней толпе на любом стадионе. Тусклый, невыразительный, ничем не характерный голос. А глаза, широко расставленные и холодно выглядывающие из-под нависших бровей, беспрестанно перебегают с одного говорящего на другого - манера, которая могла бы смутить собравшихся, если бы, конечно, они там соблаговолили это заметить. Подле инспектора держался сержант Кортни с видом человека, которому велено сидеть прямо, разуть глаза и уши и помалкивать, что он исправно и делает.
      Далглиш через всю комнату взглянул на тетку. Она сидела в кресле на своем обычном месте и, достав вязание, словно бы совершенно отрешилась оттого, что происходило вокруг. Спицы она держала на континентальный манер, стоймя, как обучила ее в свое время гувернантка-немка. Селия Кэлтроп не отводила глаз от их пляшущих блестящих кончиков, изумленно и одновременно с возмущением наблюдая заграничное искусство хозяйки дома. Сама она уже не восседала с неколебимой непринужденностью, а ерзала, то так, то эдак скрещивала лодыжки, откидывала голову, словно камин дышал ей в лицо нестерпимым жаром. И действительно, становилось слишком жарко - всем, кто был в гостиной, кроме Реклесса. Оливер Лэтем расхаживал из угла в угол, на лбу у него блестел пот, а непрестанное движение как бы еще повышало температуру в комнате. Внезапно он остановился, обернулся к Реклессу и спросил:
      - Когда наступила смерть? Может быть, вы нам все-таки что-нибудь сообщите? Когда Сетон умер?
      - Это будет точно известно только из заключения медэксперта, сэр.
      - Иными словами, вы отказываетесь ответить. Тогда спрошу иначе: на какое время от нас потребуется алиби?
      Селия Кэлтроп негодующе пискнула, но тоже обернулась к Реклессу в ожидании ответа.
      - Мне понадобятся от всех вас данные о местопребывании, начиная с того момента, когда мистера Сетона видели в последний раз, то есть, как. я понял, с семи тридцати вечера во вторник и до полуночи в среду.
      - Зачем же так поздно? - заспорил Лэтем. - Его же, я думаю, отправили в это плаванье задолго до полуночи. "Закат в полнеба, и звезда над мачтой, и дальний путь лежит передо мной..." Начнем с меня, что ли? Во вторник вечером я был на премьере в Новой театральной гильдии, а после на банкете, который закатил наш достославный баронет от театра. К себе на квартиру вернулся около часу и остаток ночи провел не один. С кем именно, пока не скажу, но завтра, надеюсь, смогу назвать имя. Мы встали поздно, обедали в "Плюще" и расстались, когда я вывел из гаража машину и отправился сюда. В Монксмир приехал вчера примерно в половине восьмого и с тех пор никуда не выходил, только на сон грядущий немного прогулялся по берегу. Сегодня ездил по окрестностям, запасался провиантом. После ужина спохватился, что забыл купить кофе, и решил обратиться в единственный дом, где наверняка дадут хороший и без бесплатного приложения в виде нотации о том, что, ах, мужчины совсем не умеют вести хозяйство. Короче, чтобы вам было ясно, у меня есть алиби на момент наступления смерти - если считать, что смерть наступила во вторник, - но не на то время, когда Сетон был отправлен в последнее плаванье - если принять, что это произошло вчера вечером.
      На лице Селии Кэлтроп, пока он говорил, сменилась целая гамма выражений - любопытство, осуждение, сладострастный интерес и томная печаль, - словно она примеряла, которое лучше, и наконец выбрала томную печаль: добрая женщина сокрушается о мужских слабостях.
      Инспектор Реклесс сказал:
      - Я должен попросить вас назвать имя дамы, сэр.
      - И не просите. По крайней мере, пока я с ней не переговорю. Очень, однако, любезно с вашей стороны заключить, что это была именно дама. Послушайте, инспектор, будем рассуждать здраво. Если бы я имел какое-то отношение к смерти Сетона, разве я не позаботился бы обеспечить себе алиби? А уж если бы мне понадобились чьи-то ложные показания, я бы не воспользовался помощью женщины. Во-первых, из дурацких соображений рыцарства, а во-вторых, вы бы нас быстро вывели на чистую воду. Дошло бы до подробностей, а кто их все упомнит? О чем мы с ней говорили, кто задернул шторы, с какой стороны кровати я спал, под сколькими одеялами, что было на завтрак. Меня всегда поражало, как это люди рискуют выдумывать себе алиби. Тут нужна такая память на мелочи, какой я, увы, не обладаю.
      - Считайте, что с вас подозрения сняты, Оливер, - авторитетно произнесла Селия. - Дело это нешуточное, убийство как-никак. Разумная женщина не станет чинить затруднений.
      Лэтем рассмеялся.
      - Но она не разумная женщина, милая Селия. Это актриса. Хотя, конечно, я не думаю, что она заартачится. Отец дал мне когда-то один очень дельный совет: не ложись в постель с женщиной, если утром тебе или ей будет стыдно об этом вспоминать. Хорошее правило. Несколько ущемляет сексуальную свободу, зато оказывается иногда, как видим, очень удобным.
      Свободу Лэтема оно едва ли особенно ущемляет, подумал Далглиш. В их кругу люди не боятся огласки своих связей, лишь бы они были престижны, а Оливер Лэтем, мужчина со средствами, видный собой, светский и малодоступный, котируется, надо полагать, высоко.
      Брайс недовольным тоном сказал:
      - Значит, вам нечего волноваться, ведь Сетон умер, по-видимому, вечером во вторник. Если, конечно, злой инспектор не возразит, что ваша дама согласилась бы подтвердить любые ваши показания.
      - Ну, она-то согласится на все, если ее попросить по-хорошему, шутливо ответил Лэтем. - Но это дело рискованное. Она же актриса. Сегодня играет бесстрашную лгунью, готовую пожертвовать добрым именем, чтобы только спасти любовника от каталажки, и я, соответственно, в безопасности. А завтра - что, если она надумает сменить роль? Нет, пожалуй, все-таки удачно получилось, что от нее всего лишь потребуется сказать правду.
      Тут Селия Кэлтроп, не в силах, как видно, дольше терпеть, что общее внимание сосредоточено на Лэтеме и его любовных делах, решительно вмешалась в разговор:
      - В моих показаниях, я полагаю, вообще нет надобности. Я была бедному Морису очень близким другом, единственным истинным другом, я думаю. Однако я готова сообщить о себе все, возможно, это докажет непричастность кого-то еще. Тут ведь важна любая информация, верно?