Джеймс Филлис Дороти
Лицо ее закройте (Адам Далглиш - 1)
Филлис Дороти Джеймс
Лицо ее закройте
Адам Далглиш - 1
Аннотация
Филлис Дороти Джеймс (род. в 1920 г.) - английская писательница, которую нередко называют новой Агатой Кристи. Ее произведения отличает достоверность, точность психологических портретов, захватывающая детективная интрига. В книгу включен роман "Лицо ее закройте" (1962), с которого началось восхождение писательницы на литературный олимп.
Глава 1
1
Ровно за три месяца до убийства в Мартингейле миссис Макси устроила прием. Спустя годы, когда судебный процесс почти стерся в памяти - остались лишь скандальные подробности да заголовки на пожелтевших газетных страницах, которыми застилали полки в кухонном буфете, - Элеонора Макси вспомнила тот весенний вечер как первый эпизод трагедии. Память, капризная и своевольная, воскрешала картину ничем не примечательного ужина, окутывая ее аурой дурных предчувствий и тревоги. Теперь, в ретроспективе, он казался ритуальной встречей под одной крышей жертвы и подозреваемых. Прологом к сцене убийства. На самом деле на ужине присутствовали не все подозреваемые. Во-первых, Феликс Херн в тот уик-энд не был в Мартингейле. Но в воображении Элеоноры Макси он тоже сидел за столом, следя насмешливым и пытливым взглядом за гримасами и ужимками входящих в роль актеров.
Конечно же, вечер был заурядным и скучным. Трое гостей - доктор Эппс, викарий и мисс Лидделл, смотрительница приюта св. Марии для девочек, слишком часто сиживали за одним столом, чтобы ждать друг от друга чего-нибудь новенького или испытывать от подобного соседства особый восторг. Кэтрин Бауэрз была непривычно молчалива, а Стивен Макси и его сестра Дебора Рискоу с трудом сдерживали раздражение: Стивен не приезжал домой из своей больницы больше месяца, и пожалуйста - именно в этот день устроили прием. Миссис Макси только что взяла в горничные мать-одиночку из приюта мисс Лидделл, и девушка первый раз прислуживала гостям. Но напряжение, сковавшее всех участников трапезы, вряд ли было вызвано присутствием Салли Джапп, ставившей блюда перед миссис Макси и убиравшей тарелки с завидной сноровкой, которую отметила не без удовлетворения мисс Лидделл.
Судя по всему, по крайней мере, один гость был безмятежно счастлив. Бернард Хинкс, викарий Чадфлита, был холостяком, и любая возможность увильнуть от сытной, но неудобоваримой стряпни своей сестрицы, которая вела его хозяйство, - она-то никогда не разъезжала по гостям! - оборачивалась для него истинным праздником, так что ему было не до светской болтовни. Милый, приятный мужчина, он казался старше своих пятидесяти четырех лет, слыл нерешительным и робким во всех вопросах, за исключением веры. Теология была его главной, практически единственной страстью, случалось, правда, прихожане не всегда понимали его проповедей, хотя принимали их восторженно и считали, что он шибко умный, оттого и говорит непонятно. Однако в деревне знали, что священник никому не отказывает ни в помощи, ни в совете, и если предыдущий был малость туповат, то на теперешнего можно было положиться.
Для доктора Чарлза Эппса ужин означал отличную еду, общество очаровательных женщин, с которыми можно поболтать, и передышку от его нудной деревенской практики. Он овдовел, жил уже тридцать лет в Чадфлите, досконально знал почти всех своих пациентов и мог без ошибки сказать, кому грозит смерть, а кому нет. Он был уверен, что нет на свете такого врача, который способен повлиять на исход болезни, что мудрость состоит как раз в том, чтобы знать, когда твоя смерть причинит ближним твоим как можно меньше хлопот, а тебе - печали, считал также, что новейшие достижения медицины продлевают жизнь больному лишь на несколько никому не нужных месяцев к вящей славе того, кто его лечит. И все-таки он был совсем не глуп и обладал куда большими познаниями, чем полагал Стивен Макси, и совсем немного его пациентов предстали перед неизбежным концом раньше предписанного им часа. Он дважды принимал роды у миссис Макси, был домашним доктором и другом ее мужа, впрочем, Саймон Макси не мог долее поддерживать эту дружбу и ценить ее - он помутился в уме. Сейчас доктор сидел за столом семейства Макси и поддевал вилкой суфле из цыпленка с видом человека, который заслужил честным трудом свой ужин и не намерен поддаваться настроению прочих.
- Так вы взяли Салли Джапп с ребенком, Элеонора? - Доктору Эппсу никогда не возбранялось формулировать очевидное. - Милые создания эти обе крошки. Да и вам стало повеселее - снова малыш в доме.
- Хочется надеяться, что и Марта так считает, - сказала сухо миссис Макси. - Ей, конечно, без помощницы не обойтись, но она такой консерватор. Эта ситуация может оказаться ей не по душе.
- Да справится она с ней. Моральные соображения отступят, все же на кухне появилась лишняя пара рабочих рук. - Душевные колебания Марты Балтитафт не очень, видно, волновали доктора, что он и подтвердил взмахом короткопалой руки. - Очень скоро она в младенце души чаять не будет. Джимми прелестный ребенок, какое кому дело, кто его отец.
В этот момент мисс Лидделл сочла необходимым довести до слушателей свое мнение умудренного опытом человека.
- Не думаю, доктор, что нам следует с такой легкостью относиться к этому явлению. Естественно, мы, христиане, должны быть милосердны, - при этих словах мисс Лидделл чуть заметно поклонилась в сторону священника в знак того, что не забывает, среди них - специалист в этой области, и она приносит извинения, что вторгается в нее, - но не могу отделаться от мысли: общество в целом слишком снисходительно к этим девицам. Моральные нормы в нашем обществе будут неуклонно падать, если к таким детям относиться с большей заботой, чем к рожденным в лоне семьи. А это уже имеет место! Бедные, достойные всяческого уважения матери не видят и половины заботы и ласки, которыми мы одариваем этих девчонок!
Она обвела взглядом сидящих за столом, побагровела и с новым рвением принялась за еду. Ну и что с того, что она их огорошила? Это надо было сказать. Ее святой долг. Она посмотрела на священника, ища поддержки, но мистер Хинкс, озадаченно взглянув на нее, снова занялся едой. "Уж больно святой отец усердствует над тарелкой", - с раздражением подумала мисс Лидделл, оставшись без союзника. Но тут она услышала голос Стивена Макси:
- Да, эти дети, без сомнения, ничем не отличаются ото всех остальных, разве что мы больше перед ними в долгу. Я тоже не считаю, что их матери такие уж замечательные. Но в конце концов, много ли найдется людей, соблюдающих законы морали, за нарушение которых они презирают этих девиц?!
- Очень много, доктор Макси, уверяю вас. - Мисс Лидделл по роду своей профессии не привыкла, чтобы ей перечили младшие. Стивен Макси, может, обещающий молодой хирург, но это вовсе не значит, что он специалист по оступившимся девицам. - Да мне страшно подумать, что мерзости, о которых мне приходится слышать по долгу службы, - в порядке вещей для современной молодежи.
- Поскольку я представитель современной молодежи, поверьте мне, мы частенько позволяем себе презирать тех, кто просто попал в беду. Эта девушка, по-моему, ведет себя совершенно нормально и достойна уважения.
- Да, она тихая, у нее прекрасные манеры. К тому же достаточно образованна. Закончила классическую* школу! Я бы и помыслить не смела рекомендовать ее вашей матушке, если бы она не была самой безупречной воспитанницей приюта святой Марии. Она сирота, ее воспитала тетка, но, надеюсь, эта подробность не разжалобит вас. Салли предстоит потрудиться, чтобы использовать выпавший ей шанс. Прошлое позади и забыто навсегда.
______________
* Школа для детей от 11 до 18 лет, программа которой предусматривает изучение классических языков. (Здесь и далее примеч. перев.)
- Должно быть, нелегко забыть прошлое, когда оно оставляет о себе столь осязаемое напоминание, - сказала Дебора Рискоу.
Доктора Эппса утомлял этот разговор, у него грозило испортиться настроение и, может, даже пищеварение, потому он поспешил внести свою лепту. Отчего, к сожалению, собеседники еще более разошлись во мнениях.
- Она хорошая мать и славная женщина. Может, повстречает еще парня и выйдет замуж. Самое лучшее. Не нравятся мне такие семьи - мать-одиночка и ребенок, слишком уж они замыкаются друг на друге, и ничего путного из этого не выходит. Иногда мне кажется, - понимаю, мисс Лидделл, это звучит дико, что самое лучшее - отдавать этих малышей со дня рождения в нормальную семью.
- За ребенка несет ответственность его мать, - изрекла мисс Лидделл. Ее долг растить его и заботиться о нем.
- Все шестнадцать лет, без отцовской помощи?
- У нас действует закон об установлении отцовства, доктор Макси, мы прибегаем к его помощи, когда можем. К сожалению, Салли заупрямилась, не сказала нам фамилии отца, так что мы бессильны.
- На несколько шиллингов теперь далеко не уедешь. - Стивен Макси явно настроился продолжать эту тему. - Думаю, Салли даже не платят пособие на ребенка.
- Мы живем в христианской стране, дорогой мой брат, и расплата за грех - смерть, а не восемь шиллингов налогоплательщика.
Дебора произнесла эту фразу едва слышно, но мисс Лидделл услышала ее и поняла, что она предназначалась для нее. Миссис Макси почувствовала, что ей пора вмешаться. По крайней мере, двое из гостей полагали, что ей следовало сделать это раньше. Миссис Макси никогда ничего из-под своего контроля не выпускала.
- Я сейчас позову Салли, - сказала она, - давайте сменим тему. Рискую вызвать ваше недовольство, но хотела бы спросить вас о церковном празднике. Конечно, вам кажется, что я пригласила вас под каким-то надуманным предлогом, но мы на самом деле должны назначить дату.
Когда Салли появилась в столовой, разговор был столь скучным и мирным, что даже Кэтрин Бауэрз была довольна. На эту тему каждый мог разглагольствовать сколько заблагорассудится.
Мисс Лидделл наблюдала, как Салли Джапп обходит стол. Можно было подумать, что беседа за ужином впервые возбудила в ней желание как следует разглядеть девушку. Салли была очень тоненькая. Тяжелые золотисто-рыжие пряди волос, выбившиеся из-под наколки, казались слишком тяжелой ношей для нежной головки. Руки еще детские, длинные, с острыми локтями, с красноватой кожей. Пухлые губы скромно поджаты, в зеленых глазах сосредоточенность. Ни с того ни с сего на мисс Лидделл накатила волна умиления. Салли и впрямь прекрасно справляется со своими обязанностями, просто прекрасно! Она подняла глаза, чтобы перехватить взгляд девушки, одарить ее улыбкой одобрения и поддержки. И встретила ответный взгляд. Секунды две они смотрели друг на друга. Потом мисс Лидделл вспыхнула и опустила глаза. Нет, она ошиблась! Да как же Салли осмелилась так смотреть на нее! В смятении и ужасе она пыталась понять, что ее поразило. Еще до того, как она изобразила на своем лице это самое одобрение, она прочитала в глазах девушки не покорную благодарность, олицетворением которой Салли Джапп из приюта св. Марии всегда была, а веселое пренебрежение, намек на какую-то тайну и неприязнь, столь явную и сильную, что это просто пугало. Потом зеленые глаза потупились, и непонятная Салли снова превратилась в послушную, покорную Салли, самую любимую заблудшую овечку, пользующуюся особым благоволением мисс Лидделл. Но тот момент не прошел бесследно. Мисс Лидделл просто дурно сделалось от мысли, озарившей ее. Ведь она дала Салли отличную рекомендацию. Девица вроде бы отвечала всем требованиям. Была, можно сказать, высокой пробы. Даже слишком хороша, чтобы батрачить в Мартингейле. Но назад ходу нет. Поздно решать, мудро она поступила или глупо. Самый печальный исход - позорное возвращение Салли в приют. Впервые мисс Лидделл поняла, что, порекомендовав свою лучшую воспитанницу в Мартингейл, она навлекла на свою голову неприятности. Но ей не дано было предугадать их размеры, равно как и то, что венцом их станет убийство.
Кэтрин Бауэрз, приехавшая в Мартингейл на уик-энд, за столом помалкивала. Она была девушкой честной и искренней, и, когда поняла, что она на стороне мисс Лидделл, ей стало не по себе. Слов нет, Стивен весьма благородно и великодушно заступился за Салли и ее подруг по несчастью, да еще с такой страстью заступился, но Кэтрин он разозлил, вот так она начинала сердиться, когда ее друзья, не имевшие отношения к медицине, разглагольствовали о благородстве ее профессии. Романтика вещь прекрасная, но что толку от нее тем, кто носится с подкладными суднами или имеет дело с правонарушителями. Ее так и подмывало сказать это вслух, но присутствие Деборы, сидевшей напротив, лишало ее дара речи. Ужин, как и все неудачные светские мероприятия, длился бесконечно. "Ну как можно, - думала Кэтрин, так долго пить кофе, и пора бы уж мужчинам раскуривать трубки". Наконец все кончилось. Мисс Лидделл заспешила в свой приют, заметив, что ей спокойнее, когда мисс Поллак не остается слишком долго одна. Мистер Хинкс, пробормотав что-то о том, что ему надо подготовиться к завтрашней службе, растворился в весеннем воздухе, словно бесплотный дух. Дебора Макси и доктор Эппс безмятежно болтали о музыке, пристроившись у камина в гостиной. Кэтрин предпочла бы говорить о чем-нибудь другом. Лучше телевизор поглядеть, но телевизор в Мартингейле только у Марты в комнате. Если уж говорить, то о медицине. Доктор Эппс, естественно, воскликнул бы: "Конечно вы ведь санитарка, мисс Бауэрз; повезло Стивену - рядом с ним человек, который живет теми же профессиональными интересами, что и он". Потом они втроем станут болтать, к ним подсядет Дебора, но на этот раз ей придется помалкивать пусть знает, что мужчины устали от хорошеньких бестолковых женщин, хотя они и в роскошных нарядах, и что Стивену на самом деле нужен единомышленник, коллега, способный беседовать с его друзьями толково, со знанием дела. То были заманчивые мечты, и, как большинство мечтаний, они не имели ни малейшего отношения к реальности. Кэтрин сидела, протянув руки к тонким язычкам пламени в камине, и старалась выглядеть непринужденной, пока другие говорили о композиторе с каким-то нелепым именем Питер Уорлок; она о нем ничего не знала, вроде очень давно жил, но не помнила когда. Дебора, естественно, заявила, что не понимает его, но, как всегда, ее невежество выглядело милым. Потом завела с Кэтрин разговор (как поживает миссис Бауэрз, видите ли, ей интересно), до чего же высокомерная особа. Но тут, к счастью, вошла новая горничная сообщить доктору Эппсу, что у женщины с дальней фермы начались схватки. Доктор поднялся с явной неохотой, встряхнулся, словно лохматый пес, и раскланялся.
Кэтрин сделала последнюю попытку.
- Сложный случай, доктор? - спросила она бодро.
- Да нет, мисс Бауэрз. - Доктор Эппс обвел рассеянным взглядом гостиную в поисках своей сумки. - У нее уже трое. Милая женщина, хрупкая, просто ей легче, когда я подле нее. А почему - одному Господу известно! Она может родить, как говорится, не моргнув глазом. Всего доброго, Элеонора, благодарю за прекрасный ужин. Я собирался подняться к Саймону перед уходом, но, если позволите, загляну завтра. Вам, верно, надо новую порцию снотворного. Я захвачу с собой.
Он раскланялся и, тяжело ступая, направился в сопровождении миссис Макси в холл. Вскоре собравшиеся услышали, как на подъездной аллее взревел мотор его машины. Эппс предпочитал маленькие быстрые машинки, из которых выбирался с превеликим трудом, за рулем он смахивал на хитрого старого медведя, отправившегося на пирушку.
- Давайте пройдемся в конюшни, - предложила Дебора, когда звук мотора замер вдали. - Посмотрим на Боукока и его лошадей. Конечно, если Кэтрин согласна прогуляться.
Кэтрин очень даже не прочь была прогуляться, но не с Деборой. Поразительно, почему Дебора не замечает или делает вид, что не замечает, что им со Стивеном хочется остаться вдвоем. Но уж если Стивен не объяснил ей, то Кэтрин тем более не станет это делать. Скорее бы им пожениться, развязался бы он со своими родственниками. "Вампиры, а не люди", - думала Кэтрин, которой доводилось встречаться с такой породой во время своих "вылазок" в мир современной литературы. Дебора, ни сном ни духом не ведавшая о своих жутких наклонностях, вышла через балконную дверь и пошла по лужайке.
Конюшни раньше принадлежали Макси, а теперь были собственностью Сэмюэля Боукока; они находились в двухстах ярдах от дома, по другую сторону лужайки. Старина Боукок чистил упряжь при свете фонаря, насвистывая сквозь зубы. Коренастый шатен с лицом гнома, раскосыми глазками и большим ртом; он встретил Стивена с нескрываемой радостью. Они пришли посмотреть на трех лошадей, с которых Боукок начал свой небольшой бизнес. "И чего ради Дебора суетится вокруг этих лошадей, - думала Кэтрин, - смешно же это - прижимается к мордам, сюсюкает с ними, точно они люди. Это в ней инстинкт материнский бурлит впустую, - думала она со злостью. - Лучше бы свою энергию в палате, на больных ребятишек тратила. Хотя что с нее проку?" Кэтрин хотелось поскорее вернуться в дом. Конюшня сияла чистотой, но остался терпкий запах лошадей - видно, их сегодня здорово нагоняли, - почему-то он подействовал на Кэтрин возбуждающе. Один раз тонкая смуглая рука Стивена оказалась совсем близко от ее руки на шее лошади. Непреодолимое острое желание дотронуться до нее, ударить ее, даже поцеловать заставило Кэтрин закрыть глаза. А потом, в темноте, всплыли другие сладостные, смущающие воспоминания - та же рука проводит полукруг у нее на груди, она кажется еще смуглее на фоне белизны, медленно и нежно движется эта рука, предвестница наслаждения. Кэтрин, почти шатаясь, вышла в весенние сумерки, за спиной звучали медленная, нерешительная речь Боукока и энергичные голоса Макси, наперебой отвечающие ему. И снова подступил этот смертельный ужас; с тех пор как она влюбилась в Стивена, с ней такое случалось. Он накатывал неожиданно, парализуя волю и здравый смысл. В эти минуты все становилось нереальным, и она почти физически ощущала, что ее надежды рушатся как песочные замки. Причиной своих несчастий и двусмысленного положения она считала Дебору. Дебора - ее враг. Дебора-то была замужем, ей-то улыбнулось счастье. Дебора, хорошенькая, эгоистичная и пустая. Кэтрин прислушивалась в сгущающихся сумерках к голосам, в ней клокотала ненависть, доводя ее до одурения.
Когда они вернулись в Мартингейл, она взяла себя в руки, мрак и ужас отступили. Теперь она снова чувствовала себя спокойно и уверенно. Рано пошла спать и, вконец успокоившись, почти поверила, что он придет к ней. "Нет, он не посмеет этого сделать в отчем доме, - убеждала она себя, - это было бы безумием с его стороны, а с ее - смертельным оскорблением для тех, кто оказал ей гостеприимство". Но тем не менее она ждала его в темноте. Через какое-то время она услышала звук шагов по лестнице - его и Деборы. Брат и сестра тихонько смеялись. Они даже не замедлили шага, проходя мимо ее дверей.
2
Наверху, в спаленке с низким потолком и белыми стенами, где он спал с пеленок, Стивен лег на кровать.
- Устал, - сказал он.
- Я тоже. - Дебора зевнула и присела к нему. - Мрачноватый ужин получился. Зря его мама устраивала.
- Они все чудовищные лицемеры.
- А кем же им еще быть? Так уж их воспитали. Эппи и мистер Хинкс, по-моему, их не хотели обидеть.
- Зато я выглядел довольно глупо, - сказал Стивен.
- Ты разбушевался, точно сэр Галаад*, бросился на защиту обиженной горничной, только она скорее грешница, а не обиженная.
______________
* Один из рыцарей Круглого стола, воплощение рыцарских добродетелей.
- Она тебе не нравится? - спросил Стивен.
- Дорогой мой, да я и не задумывалась над этим. Она работает у нас, и ладно.
Понимаю, я кажусь тебе ретроградкой, ты ведь у нас прогрессивных взглядов, но я не это имела в виду. Она мне безразлична, совершенно безразлична, равно как и я, полагаю, ей.
- Мне жаль ее. - В голосе Стивена прозвучала резкая нота.
- Это было и слепому видно во время ужина, - сказала холодно Дебора.
- Меня доконало их проклятое самодовольство. И эта Лидделл. Как можно было назначать старую деву смотрительницей приюта святой Марии?
- Не понимаю, а почему бы и нет? Может она женщина и не очень далекая, но добрая и честная. К тому же ее подопечные, по-моему, уже пострадали от чрезмерного увлечения сексом.
- О, Дебора, ради всех святых, не злословь!
- А что ты хочешь - чтобы я умилялась? Мы видимся с тобой раз в две недели Мне лично тяжеловато высиживать на этих маминых приемах, наблюдать, как Кэтрин и мисс Лидделл пересмеиваются, потому что уверены, что ты без ума от этой смазливой горничной. От подобной пошлости Лидделл получает особое наслаждение. Завтра же весь разговор за столом станет достоянием местных жителей.
- С ума они сошли, что ли? Я видел девушку мельком, не помню, говорил ли с ней. И взбредет же такое!
- И я так считаю. Бога ради, милый, попридержи свои рыцарские чувства, пока ты дома. Неужели нельзя сублимировать свои социально-общественные порывы в больнице, чтобы не выплескивать их дома? Не очень-то приятно наблюдать, как ты бурлишь, особенно тем из нас, у кого оные отсутствуют.
- Я сегодня не в себе, - сказал Стивен. - Не знаю, как мне быть.
Дебора, как всегда, моментально поняла, о чем говорит брат.
- Она страшная зануда, правда? Почему бы тебе не подвести черту под вашим романом? Изящно, конечно. Думаю, с некоторыми романами не стоит тянуть.
- Ты отлично знаешь, что это именно такой роман, вернее, был роман. Но что я должен сделать?
- Для меня это никогда не составляло особого труда. Вся хитрость в том, чтобы заставить другого поверить, что инициатива исходит от него. А спустя несколько недель я почти верю в это сама.
- А если не сработает?
- Люди умирают, и черви съедают их, но умирают они не от любви.
Стивену хотелось спросить, когда ей удастся убедить Феликса Херна если вообще удастся - в том, что это он первый решил расстаться с Деборой. В подобных делах, как и в прочих других, Дебора проявляет завидную жестокость.
- А я малодушничаю в таких ситуациях - сказал он. - Мне трудно отделаться от человека, даже если он меня раздражает.
- Вот именно, - подхватила сестра.
И это твоя беда. Слишком слабовольный и слишком впечатлительный. Пора тебе жениться. Мамочка просто мечтает об этом, правда. На ком-нибудь с состоянием, если подвернется, но чтоб не до омерзения богатой была, а в меру.
- Без сомнения. Но на ком?
- Действительно, на ком же? Неожиданно Дебора утратила интерес к теме Она вскочила, подошла к окну и облокотилась о подоконник. Стивен смотрел на ее профиль, такой похожий на его и при этом загадочно другой, вырисовывающийся на темном фоне ночи. Горизонт прорезали вены и артерии угасающего дня. Из сада доносилось благоухание - мощная бесконечно сладостная волна запахов английской весенней ночи. Лежа в прохладной темноте, он прикрыл глаза и отдался покою Мартингейла. В подобные минуты ему становилось понятно, почему мама и сестра так хлопочут, чтобы сберечь ему наследство. Он первый в их роду занялся медициной. Поступил как счел нужным, а близкие согласились с его выбором. С таким же успехом он мог бы выбрать еще менее перспективное ремесло, хотя трудно себе представить, какое именно. Со временем, если он уцелеет в этой мясорубке, в бешеной погоне и в конкуренции, и ему повезет, он станет консультантом. Может, даже преуспеет и будет сам содержать Мартингейл. А пока что они из кожи вон лезут, экономят на чепухе, но ни в чем не отказывают ему, сами ковыряются в саду и огороде, чтобы сберечь три шиллинга - часовую оплату старого Первиса. Нанимают неумелых девчонок помогать Марте. Все это особо его не стесняло, зато служило доказательством, что он, Стивен Макси, стал преемником своего отца, так же как тот стал преемником своего. Если б можно было наслаждаться красотой и покоем Мартингейла, не обременяя себя чувством долга и ответственности!
На лестнице раздались медленные, осторожные шаги, потом в дверь постучали. Пришла Марта с вечерним горячим молоком Когда Стивен был маленьким, старая няня решила, что горячее молоко на ночь избавит от кошмарных снов - они с Деборой какое-то время, впрочем совсем недолго, очень от них страдали. Потом кошмары сменили более ощутимые отроческие страхи, но горячее молоко так и вошло в привычку. Марта вслед за своей сестрой твердо верила, что от ночных - настоящих и воображаемых - опасностей может защитить лишь одно-единственное средство. Она осторожно поставила маленький поднос с веджвудской кружкой, из которой пила Дебора и старой кружкой, изготовленной ко дню коронации Георга V, которую Стивену купил еще дед.
- Принесла вам еще овалтин*, - сказала Марта. - Я так и подумала, что вы здесь. Она говорила приглушенным голосом, точно заговорщица. Стивен забеспокоился вдруг она угадала, что речь шла о Кэтрин? Точно как с их старой милой нянькой - та приносила питье на ночь и охотно задерживалась поболтать. Нет, так, да не совсем. Марта, конечно, преданная, но зажатая, с ней труднее. Это подделка, не то простое чувство, которым дышишь, как воздухом. Памятуя об этом, тем не менее он счел, что Марта заслужила похвалы.
______________
* Фирменное название порошка для приготовления шоколадно-молочного напитка.
- Дивный ужин был, Марта, - сказал он.
Дебора отвернулась от окна, обвила пальцами с алыми ногтями кружку с дымящимся молоком:
- Жаль, что разговоры, которые велись за столом, были намного хуже вашей стряпни. Мисс Лидделл прочитала нам лекцию о социальных последствиях нарушения закона. Как вам Салли, Марта?
Стивену этот вопрос показался глупым. Что это с Деборой?
- Вроде неплохая девушка, - сказала Марта, - но рано еще судить, конечно. Мисс Лидделл ее нахваливала.
- По словам мисс Лидделл, - сказала Дебора, - Салли воплощение всех добродетелей, за одним исключением, но и оно - оплошность природы, которая в темноте не разобралась, что девица окончила классическую школу.
К удивлению Стивена, в голосе сестры зазвенели горькие ноты.
- Не думаю, что все эти науки так уж нужны горничной. - Марта давала понять, что она прекрасно обходится и без них. - Надеюсь, она понимает, как ей повезло. Мэм даже отдала ей колыбель, в которой вы оба спали.
- Теперь же мы в ней не спим. - Стивен старался говорить как можно менее раздраженно. Господи, ну сколько можно обсуждать эту Салли Джапп! Но зря он Марту остановил. Такое впечатление, что осквернили не колыбель, а лично ее, Марту.
- Мы ведь ее берегли, доктор Стивен.
Для внуков берегли.
- Черт побери! - сказала Дебора. Она вытерла пальцы, закапанные молоком, и поставила кружку на поднос. - Нечего внуков считать, пока их нет. Лично я не собираюсь открывать счет, а Стивен даже не помолвлен - не то что собирается обзаводиться детишками. Не исключено, что он женится на грудастой практичной санитарке, которая предпочтет купить новенькую, стерильную кроватку на Оксфорд-стрит. Спасибо, Марта, дорогая, за молоко. - Дебора улыбнулась: - эти слова означали, что Марте пора уходить.
Они обменялись пожеланиями на сон грядущий, и те же осторожные шаги прошаркали вниз по лестнице. Когда они стихли, Стивен сказал:
- Бедняжка Марта. Мы привыкли к ней, принимаем все как должное, а ведь на ней весь дом, ей трудно. По-моему, пора нам подумать, как ее отпустить и выплачивать ей пенсию.
- С чего это? - Дебора стояла у окна.
- По крайней мере сейчас у нее есть хоть какая-то помощница, - начал уступать Стивен.
- Хоть бы Салли не мешала ей. Мисс Лидделл сказала, что ребенок просто на удивление хорош. Но если младенец не пищит из трех ночей - две, он уже хорош. Да к тому же пеленки. Вряд ли от нее много толку, если каждое утро ей приходится стирать пеленки.
- Но ведь все матери стирают пеленки, - сказал Стивен, - и тем не менее находят время для другой работы. Мне нравится эта девушка, вот увидишь, она будет Марте подспорьем, если ее оставят в покое.
- Смотри, какой рьяный заступник нашелся! Жаль только, что ты будешь торчать в своей больнице, когда начнутся неприятности.
- Какие еще неприятности? Что с вами со всеми происходит? С чего вы взяли, что девушка причинит вам неприятности?
Дебора направилась к дверям.
- Потому что, - сказала она, - она уже их причиняет, не так ли? Спокойной ночи.
Глава 2
1
Несмотря на столь нескладное начало, первые недели пребывания Салли Джапп в Мартингейле прошли прекрасно. Придерживалась ли она того же мнения неизвестно. Да никто и не спрашивал ее об этом. В деревне единодушно решили, что она везучая. Может, она и не испытывала должной благодарности, что частенько случается с баловнями судьбы, но ей удавалось скрыть свое равнодушие под маской кротости, почтительности и готовности учиться, а большинство людей с радостью принимают это за чистую монету. Но Марту Балтитафт было не обмануть, да и семейство Макси, призадумайся всерьез, тоже не попалось бы на удочку. Но они были слишком заняты собственными проблемами и слишком обрадовались тому, что нежданно-негаданно забот по дому стало меньше; вот и не заметили, что беда у ворот.
Марте пришлось согласиться, что первое время малыша не было слышно. Она объясняла этот факт твердыми правилами, установленными в приюте мисс Лидделл, потому как в голове у нее не укладывалось, что девицы дурного поведения могут быть отличными мамашами. Первые два месяца Джеймс был спокойным, довольствовался тем, что его кормили в положенное время, не возвещал слишком громко о том, что проголодался, а в перерывах между кормлениями спал, пребывая в млечном благодушии. Но это не могло длиться бесконечно. С наступлением эры, как говорила Салли, "смешанного питания" Марта прибавила к своим претензиям еще несколько существенных жалоб. На кухне, казалось, все было подчинено Салли. Джимми на всех парах мчался к тому периоду детства, когда еда становится не столько приятной необходимостью, сколько возможностью проявить свой норов. Он выгибал дугой крепкую спину в высоком стуле, на который его водружали, подоткнув для надежности со всех сторон подушками, - выгибался, неистово сопротивляясь, пуская молочные пузыри и выплевывая овсяную кашу сквозь стиснутые губы в знак тотального отрицания, а потом вдруг уступал, становясь прелестным, невинным и послушным. Салли со смехом покрикивала на него, в приливе нежности тискала, ласкала и целовала, не обращая внимания на то, как Марта неодобрительно бурчит что-то.