— Твоя мать подарила тебе вещь необыкновенной красоты.

С минуту они вместе смотрели на статуэтку. Лучи солнца играли на мраморе, розовый алебастр светился, будто под кожей Афродиты текла настоящая кровь.

— Ты думаешь, она смотрит назад, потому что теряет своего любовника. А я думаю, она печалится из-за того, что изменила мужу.

— Вот она моя высоконравственная маленькая герцогиня, — криво улыбнулся Кэм. — Ради Бога, женщина, разожми пальцы! У нее прекрасные бедра, грех прикрывать их.

— А ты делал подобных «Афродит»?

— Нет, у Мариссы слишком пышные формы здесь… — Он указал на грудь. — И здесь. — Он прикоснулся к бедрам статуэтки.

— Наверное, ты мог бы сделать ее для меня, — заметила Джина. — Тогда бы я имела двух «Афродит» от двух людей, которые… — Она замолчала.

— Которые что?

— Состоят со мной в родстве, — безразлично ответила Джина.

— Ты не это имела в виду. Она пожала плечами.

— У меня ни матери, ни мужа. Странно, что вы оба выбрали мне в подарок обнаженные статуэтки. Если помнишь, на мой двадцать первый день рождения ты прислал нагого купидона. Будь это Афродита, выходящая из морской пены, я бы теперь имела соответствующую пару.

— Твой будущий муж вряд ли бы пришел от этого в восторг, — проворчал Кэм. — А спальня выглядела бы не лучше борделя.

Джина с легким стуком наконец поставила статуэтку.

— Наша спальня, — поправила она и покраснела. — Не наша с тобой, а моя с Себастьяном. — Она резко отвернулась, коря себя за пылающее лицо. — Не пора ли нам вернуться в гостиную?

— То есть вы с этим напыщенным маркизом собираетесь делить спальню?

— Разумеется. И я бы предпочла, чтобы ты не добавлял оскорбительные эпитеты к имени моего жениха. Ты идешь?

— Мы не должны оставлять «Афродиту». Вор может вернуться. По справедливости, ее лучше положить в сейф леди Троубридж вместе с твоими драгоценностями.

— Мне бы не хотелось, чтобы она вообще знала о ее существовании. Кроме того, даже если вор искал статуэтку, теперь он наверняка отказался от своей затеи.

— Можешь снова положить ее под кресло, если хочешь.

Другого безопасного места в комнате все равно не было, поэтому Кэм нагнулся и засунул «Афродиту» под оборку кресла.

Он молча шел по коридору, а потом вдруг с любопытством поинтересовался:

— Когда же вы с Боннингтоном пришли к соглашению по поводу общей спальни?

— Боюсь, тебя это не касается, — ответила Джина, сумев подавить раздражение.

— Это будет весьма необычным соглашением, не так ли?

— Естественно, я осознаю этот факт.

— Большинство пар спят в разных комнатах, если не в разных домах. Тогда дважды в месяц, а то и реже муж стучится в дверь своей жены и требует исполнения супружеских обязанностей. В конце концов, необходимо же произвести на свет наследника, даже если задача не из приятных.

— У нас с Себастьяном все будет по-другому, — отрезала Джина, спускаясь по лестнице. — Это в высшей степени неприличная беседа.

Кэм схватил жену за руку.

— Только не со мной. Почему ты думаешь, что у вас будет иначе?

— Потому что мы любим друг друга, идиот, — прошипела она. — Ты удовлетворен?

— Нет. Горю желанием услышать, как ты уговорила своего напыщенного маркиза разделить с тобой спальню. Готов поклясться, что Боннингтон из тех, кто посещает жену раз в месяц. Имея на стороне любовницу, конечно, — добавил он.

— У Себастьяна не будет любовницы на стороне!

— Правда? Ну, тебе лучше знать.

И Кэм двинулся по лестнице вниз. Она тронула его за плечо:

— Тебе не следует говорить подобные вещи! У Себастьяна не будет любовницы, и мы будем спать вместе не только раз в месяц!

Герцог с улыбкой обернулся:

— Учитывая твое поведение прошлой ночью, я, наверное, должен посоветовать бедняге маркизу, чтобы он бросил свою любовницу и постоянно находился в боевой готовности, пока не состоится развод.

Прежде чем Джина поняла смысл метафоры «боевая готовность», они уже подошли к гостиной.

Себастьян все еще сидел там, где Джина его оставила, но ее место заняла Эсма. Подруга смотрела на лорда, а он что-то шептал ей на ухо, и, судя по тому, как вздрагивали ее плечи, она смеялась. Джина вздохнула.

И вот так всегда. Только она начинала думать, что они смертельно ненавидят друг друга, оба внезапно поворачивались кругом и общались как лучшие друзья. До очередной ссоры.

В любом случае будет лучше, если она вернется к работе над бумагами поместья. Она обещала порепетировать роль с Себастьяном и до сих пор не прочитала главы о Макиавелли, которые ей выбрал мистер Уоппинг. Молча выйдя из комнаты, Джина отыскала слугу, послала его за бумагами, потом с чайным подносом удалилась в приятную тишину библиотеки, разложила на столе бумаги и около часа работала. Свет из окон падал ей на плечи, в солнечных лучах танцевали пылинки, кружились над бумагами, когда она бралась за перо или откладывала его. Наконец в библиотеку вошел Себастьян, и она улыбнулась.

— Можешь дать мне одну минуту? Я как раз заканчиваю ответ управляющему по поводу разведения овец.

— Почему ты не передашь эти дела своему мужу?

— Я бы могла, но мне и правда нравится заниматься делами поместья. Боюсь, я принадлежу к числу энергичных женщин. Ты способен это вынести?

Себастьян поклонился.

— Должен тебя предупредить, что, к счастью, у меня есть два отличных управляющих.

— Тогда порепетируем наши роли? — Она села на софу, жених присоединился к ней и открыл Шекспира. — По-моему, я наконец выучила начальную сцену. Это мои любимые строки. «Благодарю Бога и мою холодную кровь за то, что в этом я похожа на вас: для меня приятнее слушать, как моя собака лает на ворону, чем как мужчина клянется мне в любви».

— И я знаю, почему, — ответил Себастьян, — Это очень тебе подходит.

— Подходит? — удивленно повторила Джина.

— Твое замечательное выражение независимости.

— О!

— Я тоже выучил свою часть, — сказал он, перелистывая страницы. — А леди Роулингс во время концерта сообщила, что даже не приступала к работе над ролью. Поскольку ты знаешь свой текст, возможно, мне следует найти ее. Она слишком легкомысленная, и я бы не удивился, что она не выучит свою роль, если ее не заставить. Совсем не как моя герцогиня. — Себастьян улыбнулся.

Джина вздохнула.

— В таком случае я успею написать еще несколько писем.

— Твоему чувству ответственности можно только позавидовать. Но здесь уже темно. — Себастьян вскочил с софы, колокольчиком вызвал слугу, затем поклонился и бросился к выходу. — Я велю принести свечи.

Джина с некоторым потрясением смотрела на закрывшуюся дверь. Жених со всей очевидностью дал ей понять, что у него есть дела поинтереснее общения со своей будущей женой. Она медленно вернулась к столику и взяла очередной лист. Биксфидл писал, что мост через реку Чарлкоут на грани разрушения. Угодно ли ей отремонтировать существующий пролет или снести его?

Джина рассеянно пробежала глазами на приблизительную смету, когда в библиотеку вошел Кэм.

— Человек из конторы Раунтона спрашивает, может ли он поговорить с нами, — не поздоровавшись, сказал он и направился к сидящей жене. — Так как дело, видимо, касается развода, я попросил его присоединиться к нам в библиотеке. — Герцог заглянул ей через плечо. — О, я вижу, Биксфидл хочет снести мост через реку?

— Очевидно, все бревна прогнили.

— Жаль. У него прекрасный высокий пролет, как в елизаветинских мостах. Это смета по новому мосту?

— Да.

— Он не пишет, будет ли мост иметь ту же высоту.

— Думаю, нет. Биксфидлу не хватает воображения. Наверное, он просто велел архитектору строить плоский мост.

Кэм придвинул стул и взял лист.

— Нам такой не нужен. Я сам пошлю ему рисунок. Теперь, когда думаю об этом, мне бы хотелось иметь арку над поверхностью воды.

Джина завороженно наблюдала, как на листе появляется арочный мост с красивым пролетом.

— А это, полагаю, будет каменным? — спросила она, видя, что он заштриховывает пролет.

Он кивнул.

— Если уж старый деревянный мы снесем, я предпочел бы заменить его каменной аркой. Это репродукция моста во Флоренции. У нас, конечно, будет поменьше, но…

— Кэм, мы не можем позволить себе каменный мост. У нас не хватит денег. Ты знаешь, сколько придется заплатить каменщикам? В прошлом году мы отдали больше тысячи фунтов только за ремонт каменного двора.

— Надеюсь, звезду в середине ты не заменила гравием или еще какой-нибудь гадостью?

— Конечно, нет! Поэтому я знаю, сколько это стоит. Четырем каменщикам понадобились месяцы работы, чтобы заменить все кирпичи на центральной мозаике. В этом году мы просто не можем позволить себе каменный мост.

Кэм заканчивал рисунок.

— Не вижу причин. Помню, что просматривал цифровые данные, которые присылал мне Биксфидл. Разве мы не получили в прошлом году доход в одиннадцать тысяч фунтов? И куда все ушло?

— Это было два года назад, — ответила Джина. — Прошлый год оказался еще лучше, доход составил около четырнадцати тысяча фунтов только за ренту и собственность. — В голосе Джины слышалась гордость.

Герцог улыбнулся, в уголках глаз собрались морщинки, и у нее вдруг перехватило дух.

— Хорошая работа, Джина. — Он взглянул на рисунок. — Давай вложим часть этих фунтов в наш мост.

— Невозможно. Часть денег пошла на мое содержание и содержание нашего дома в Лондоне. Оставшиеся предназначены на строительство водостока в деревне.

— Четырнадцать тысяч фунтов на водостоки? Ни в коем случае!

— Боюсь, твой отец совершенно не уделял внимания деревне. После его смерти оказалось, что все коттеджи в ужасающем состоянии.

— Дорогой отец, — усмехнулся Кэм. Он взял перо и начал возиться со своим рисунком.

— За те годы, пока я управляла поместьем и вела хозяйство, мне удалось перестроить большинство коттеджей или хотя бы привести их в состояние, пригодное для жизни. Но теперь мне необходим каждый пенни, чтобы построить нечто вроде канализационной трубы. — Она толкнула мужа в бок. — Тебе известно, что жители деревни просто сливали помои в реку? А она течет мимо замка Гертон, совсем рядом с нашим колодцем! В прошлом году мы обнаружили, что погибла вся форель.

— Из-за мерзких привычек сельских жителей? — рассеянно спросил Кэм. Мост на его рисунке обретал богатые украшения.

— В действительности оказалось, что виноваты рудники выше по течению, которые загрязняли реку и губили рыбу. Мистер Раунтон вынужден был вручить им повестки, и только после этого горнорабочие прекратили сбрасывать отходы в воду.

Затем, когда вода стала чище, я опять попыталась развести форель, к несчастью, она вымерла. Но Биксфидл докладывает, что в озере Чарлкоут рыба еще жива, поэтому…

Кэм быстро и крепко поцеловал Джину.

— Тебе кто-нибудь говорил, насколько ты прекрасна, когда рассуждаешь о форели?

— Никто.

— Я говорю. Ну и что ты думаешь? — Кэм перевернул лист, чтобы удобнее было смотреть.

— О! — неуверенно произнесла Джина. — Очень красиво.

— Видишь, тут статуя Нептуна. А это две речные нимфы. Еще две нимфы вот здесь.

— Одетые?

— Конечно. Ты же знаешь этих речных нимф, их никогда не видели без корсета и перчаток. — Он улыбнулся.

Джина закусила губу.

— Ты хочешь заменить старый деревянный мост каменным, и его будут охранять нагие речные нимфы? Полагаю, Нептун тоже без одежды?

Кэм взглянул на рисунок, затем слегка прикоснулся к нему пером.

— Вот. Теперь у него вокруг талии вполне художественная водоросль.

— Невозможно! — закричала Джина. Ее безнравственный муж просто смеялся над нею. — Ты не понимаешь, Гертон красивое поместье, построенное…

— Ко времени одного из путешествий королевы Елизаветы в 1570-х годах. Я знаю это, Джина. Несколько обнаженных статуй только оживят парк, как я помню, он до смерти скучен. Неужели этот ужасный английский парк еще на месте?

— Да! — процедила она. — И я не хочу ничего менять. Перед смертью его разбила твоя мать, и он служит ей памятником.

— Как будто ей уже не все равно, — буркнул Кэм.

— Не все равно!

— Откуда ты знаешь?

— Потому что для нее это было единственным занятием, твой отец почти не выпускал ее из дома, как тебе известно.

— Я был слишком юн, чтобы это понимать. — Взяв новый лист, герцог сосредоточенно делал наброски.

— Я уверена, что она бы не позволила снести дома.

— Ты никогда не видела мою мать, — нахмурился Кэм. — Я и сам почти не видел ее. Так зачем все эти страсти из-за ее парка?

— После твоего отъезда я не… мне было одиноко, поэтому я…

Кэм отложил перо.

— Что значит была одинока? А где находилась твоя мать?

— Она вернулась домой и оставила меня там. Герцог сказал, что я должна немедленно приступить к своим обязанностям, а ты знаешь, как он ссорился с матерью. Я умоляла его, чтобы он позволил ей чаще приезжать ко мне, но герцог отказал.

— Будь он проклят! Но ведь у тебя была гувернантка. Пегуэл или Пегуорти, да?

Джина кивнула.

— Миссис Пегуэл была очень хорошей женщиной и довольно долго проработала у твоего отца, кажется, года четыре. Но к тому времени мне исполнилось пятнадцать лет, и я уже была достаточно большая, чтобы обходиться без гувернантки.

— Я чувствую себя подлецом.

— Твой отец был трудный человек.

— Не просто трудный, настоящий ублюдок. Мне следовало бежать вместе с тобой. Но я никогда не думал, что леди Кренборн оставит тебя на милость Гертона.

— Ничего, все в порядке. А что это за глыбы? — Джина указала на рисунок.

— Они называются опорными камнями. Мы сможем поставить на них статуи здесь и здесь.

— Ты не можешь украсить Гертон обнаженными фигурами, — сказала Джина. — Я этого не позволю, Кэм.

— Но именно это я и намерен сделать. Обнаженные Венеры в зале, подставки для шляп в каждой комнате, нагие купидоны в столовой.

— Невозможно, — поморщилась она. — Сельские жители придут в ужас.

— Только не от Нептуна и его нимф. — Кэм так низко склонился, что касался ее плеча. — Ты не станешь возражать, если я поменяю…

Но Джина не слушала. Что особенного в ее муже? Почему он так действует на нее, постоянно вводя в искушение? Он быстро делал наброски, а ей хотелось всем телом прижаться к нему, запустить пальцы в его волосы, повернуть лицом к себе. Кэм выпрямился.

— Если мы изменим те арки, Джина… — Он замолчал. Во взгляде сверкнула греховная насмешка, и он снова наклонился. — Это рисунок Нептуна, да? — прошептал он. — До того как я добавил водоросль, конечно.

— Не знаю, о чем ты говоришь.

Кэм без лишних слов поднял Джину и пересадил к себе на колени.

— Я говорю о тебе, — сообщил он, ведя пальцем по ее нижней губе. — О тебе и о том, как ты смотришь на меня.

— Я на тебя не смотрю! — испугалась Джина и оттолкнула его руки.

— Так же и я смотрю на тебя. Хочешь узнать, как?

Джина решительно покачала головой и для убедительности прибавила:

— Конечно, нет.

Ей действительно нужно встать с его колен. Только почему-то не хотелось.

— Когда я смотрю на тебя, мое воображение рисует, что ты выкинула те корсеты, за которые так цеплялась утром. Это бы означало, что под льняным платьем нет больше ничего, кроме восхитительных изгибов и гладкой кожи. — Естественно, он сопровождал эти слова поцелуями. — Будь я проклят, если у тебя не самая красивая в Англии грудь, Джина. — И его руки следовали за его словами.

Тут герцогу пришлось замолчать, ибо жена схватила его за волосы, пробормотав нечто подозрительно напоминавшее «Заткнись», конечно, если бы порядочные герцогини могли выражаться столь невежливо. Впрочем, он и так был лишен возможности говорить, поскольку любое прикосновение к груди Джины вызывало у нее пронзительные крики, заставлявшие сходить с ума от вожделения.

А когда Кэм убедился, что она действительно выкинула корсеты, его руки привели ее платье в такое состояние, что оно уже ничего не прикрывало.

Разумеется, если бы его всецело не поглотили старания заглушить ее крики своим ртом и побудить ее к новым крикам своими руками, Кэм бы наверняка услышал, что дверь библиотеки открылась. И следовательно, если бы он слышал, как открылась дверь библиотеки, их бы с женой не увидел целующимися один из солиситоров, работающих над их разводом.

Или, выражаясь иначе, они бы не предстали его взгляду настолько близкими к соитию, насколько это возможно без снятия одежды.