Габби растерянно заморгала. Ее вполне устраивали очертания ее бедер. И Квила, кажется, тоже. Она вспомнила, как он ее гладил.
— Ваша грудь — величайшая ценность, — развивала свою мысль мадам. — Ее мы подчеркнем, также как и ваш derriere[6]. Для этого каждое платье, дневное или вечернее, мы украсим небольшим шлейфом. Я придумала такой покрой, чтобы ткань при ходьбе слегка колыхалась.
Грудь и впрямь выставлена на всеобщее обозрение, подумала Габби, примеряя вечернее платье.
— Теперь вы можете появиться на публике, — удовлетворенно произнесла мадам. — Месье Дьюленд будет доволен.
— Безусловно, — поспешила согласиться Габби. — Но, мадам, — встревожилась она вдруг, — что, если лиф упадет?
— Упадет? Куда упадет?
Габби пошевелила плечами, доказав это на деле. Мадам с вызовом посмотрела на выглянувший из-под кружев бледно-розовый сосок.
— Все мои клиентки ходят в таких платьях, даже те, кому нечего показать. Вы должны благодарить природу за вашу грудь, мисс Дженингем! Вам не нужно ничего поддевать. Нижнее белье нарушит мою задумку — складки на лифе будут лежать уже не так. Вы только не вертите плечами, и тогда все будет в порядке. Мои клиентки не егозят.
«Еще бы, — подумала Габби. — Они замирают от ужаса». Но если мадам Карем заберет платья на переделку, ей придется опять сидеть дома. Поэтому Габби и надела утреннее платье с лютиками и попрощалась с модисткой.
— Такой красивой пелерины я еще не видела, — восхищенно протянула горничная, прилаживая поверх платья неопределенного цвета пелерину на розовой подкладке и с большим, отделанным бахромой капюшоном. — Как мадам называет этот цвет?
— Цветок персика. Но не важно, что говорит мадам, Маргарет. Это просто ее словесные выкрутасы.
— О мисс Габби, они там все непременно захотят это услышать. И все захотят носить такой же цвет!
Маргарет протянула хозяйке шелковый носовой платок с каемочкой такого же персикового цвета.
Проект мадам Карем превзошел все ожидания. Первое подтверждение Габби получила в крошечной гостиной миссис Юинг. В последнее время у них сложились почти дружеские отношения. Габби продолжала два раза в неделю забирать Фебу повидаться с Кази-Рао.
Приемная мать девочки даже замедлила шаг. У Габби едва не вырвался ликующий крик. Рядом с миссис Юинг, всегда элегантно одетой, она казалось себе последней неряхой.
— Не могу не отметить, мисс Дженингем, у вас очень красивое платье. Сегодня вы исключительно элегантны.
— Облагодетельствована мадам Карем, — улыбнулась Габби.
— Она сделала даже небольшой шлейф, — удивилась миссис Юинг, рассматривая платье. — Какой нестандартный подход! А эта пелерина из мериносовой шерсти, не так ли?
— Понятия не имею. Я только знаю, что мадам Карем предпочитает данный цвет. Она заявила, что обычный розовый — это цвет черни. — Габби наклонилась к миссис Юинг и доверительно шепнула: — Естественно, мне было приятно услышать, что у меня персиковый цвет. — Миссис Юинг засмеялась, впервые на памяти Габби. — Жуткий снобизм, не правда ли? — продолжала Габби. — Когда мы встретились в первый раз, я пришла от нее в ужас.
— Мисс Габби… — Феба подбежала к ним, уже в новой длинной мантилье, и на ходу присела в реверансе. В руках у нее была небольшая корзиночка. — Мне очень жаль, что я заставила вас ждать. Я помогала готовить пирог для Кази-Рао.
— Иди скорее ко мне, гусенок мой! — Феба бросилась к Габби в объятия.
— Я сама испекла. Почти сама. — Девочка отвернула салфетку. — Вы думаете, ему понравится?
— Он будет в восторге, — уверила ее Габби. — Так мы поедем, если вы не возражаете? — Она улыбнулась миссис Юинг. — Я привезу Фебу обратно через несколько часов.
— Большое вам спасибо, вы очень добры.
По прибытии на Сэквил-стрит выяснилось, что для Кази это был особенно трудный день. Фебе потребовалось полчаса, чтобы выманить мальчика из чулана, где он сидел, забившись в самый темный угол.
— Мисс, тут приходил управляющий и с ним несколько человек, — горестно поведала миссис Мэлбрайт. — Они занимались сбором пожертвований. Пока я сообразила, они уже прошли в дом. Я думала, Кази наверху. Он играл в гостиной — и вдруг входят четверо мужчин. Один из них здоровается с ним — надо сказать, очень приветливо. Но для бедного малютки и этого было слишком много. С тех пор так и сидит в чулане.
— Я вас прекрасно понимаю, миссис Мэлбрайт, — вздохнула Габби. — Такой уж он есть. Я сама часами его уговаривала. И мой отец довольно упорно пытался искоренить в нем эту привычку.
— Ваш отец как раз и объяснял мне, что это надо делать, мисс Дженингем. — Женщина мяла в руках фартук. — Один раз я вывела Кази из спальни, так он так разволновался, что…
— Не продолжайте, я все знаю, — понимающе улыбнулась Габби. — Я абсолютно с вами согласна, миссис Мэлбрайт, нет смысла его мучить. Но посмотрите на него сейчас! — Кази, сидя на диване, с наслаждением уплетал пирог Фебы и слушал ее лепет. — Он уже обо всем забыл, — успокоила ее Габби. — Если ему позволять выходить по своей воле, когда ему захочется, он будет счастлив.
— О, это поистине добрая душа, — подтвердила миссис Мэлбрайт. — Когда мы одни дома, он весел, но среди незнакомых ужасно смущается. Непонятно! Во всяком случае, раньше такого не бывало.
К вечеру Габби специально надела одно из новых платьев. Волочащийся шлейф обязывал к своеобразной «ныряющей» походке. Габби старалась помнить наставления мадам Карем, что в таком наряде желательно только слегка покачивать бедрами, но ни в коем случае не крутить всем что выше. По правде говоря, ощущения были не из неприятных. Она позволила себе «нырнуть» чуть резче. «Нырнула» и направилась прямо в библиотеку. Тихонько постучала в дверь и вошла.
Квил поднял глаза. В полумраке его лицо выглядело суровым и неприветливым. Жаль, что за это время она начала забывать, как он оттопыривает губу, когда размышляет. Ей нравилась эта его привычка. Удивительно, какие они с Питером разные. В отличие от хрупкого брата в Квиле все было крупное и мускулистое, даже нога, доставлявшая ему столько неудобств.
— Тут у вас темновато, — весело проговорила Габби. Забыв на секунду о походке, она прошла в комнату обычным шагом. Затем снова «нырнула» и начала прибавлять без надобности все фитили подряд. К концу ее обхода глаза Квила заметно потемнели. Впрочем, именно этого она и добивалась.
— Квил, я бы хотела сегодня куда-нибудь съездить.
Он страшно удивился — только что не разинул рот. Не «стелился», как предрекала мадам, но был весьма близок к этому.
— Съездить?
— Съездить, — четко повторила Габби. — В театр или на вечер. У леди Стоукс сегодня небольшая вечеринка с картами и танцами. У нас есть приглашение! — Она протянула Квилу одну из тисненых карточек, приходивших Питеру каждый день. Кодсуолл аккуратно складывал их на каминную полку.
— На вечеринку? — тупо произнес Квил. — Это невозможно. Я никогда не участвую в подобных мероприятиях.
— Но почему?
Квил воздержался от ответа. Если она не догадывается, то ему незачем ей объяснять.
— В театр еще куда ни шло, — нехотя согласился он.
Габби поблагодарила его улыбкой, и, продрейфовав к его столу, уселась на край. Она хотела узнать, произвел ли впечатление лиф мадам Карем.
Через секунду стало совершенно ясно, что произвел. В мазах Квила вскипал опасный сумрачный огонь. У Габби кружилась голова от сознания собственного всемогущества. Она слегка наклонилась.
— Я бы охотно сходила в «Дорсет-Гарденс» на «Укрощение строптивой». Из шекспировских пьес она одна из самых моих любимых.
Что ни скажет, будто предложение делает, подумал Квил. Он чувствовал, как его самообладание трещит по всем швам. Питер собирался жениться на девушке, у которой даже голос звучал многообещающе.
Питер. Брат.
Квил взял себя в руки,
— К сожалению, я упустил из виду одно важное мероприятие, — заявил он, отодвигая кресло подальше от стола. — Я вынужден извиниться, Габби.
Это было так нелепо.
Лицо ее мгновенно увяло, и прелестная чаровница превратилась в обиженного ребенка.
— Ну Квил, ну пожалуйста! Я так устала сидеть дома все дни одна!
— Питер скоро вернется.
— В его ежедневных посланиях — ни слова о возвращении, — рассердилась Габби. — Впрочем, разумеется, сейчас он нужен вашей матери.
— Она больше не нуждается в его утешениях, — резко возразил Квил. — Отец чувствует себя достаточно хорошо — насколько это возможно в его положении. Я напишу Питеру, чтобы он возвращался немедленно.
Виконт Дьюленд находился в лучшей гостинице Бата и был окружен заботой и вниманием своей жены, сына и медицинских сестер. Конечно, ходить он уже не будет, и врачи не были уверены, что к нему вернется речь. Но так или иначе, он был в здравом уме и вовсю черкал гневливые записки своим опекунам.
— Судя по сообщениям Питера, — добавил Квил, — отец может оставаться в таком состоянии годы.
— Прошу вас, — увещевала Габби, — не пишите Питеру. Мне не хотелось бы, чтобы он оставлял мать одну, когда она так в нем нуждается. — Но Квила это не убеждало. — Поймите, — она протянула руку и дотронулась до его плеча, — мы с Питером собираемся связать наши жизни на долгое время. Если я встану между ним и его матерью, это может сыграть роковую роль. Я наблюдала подобные ситуации дома, в Индии. Они неизменно приводят к напряжению в отношениях мужа и жены.
Квила душили спазмы. Ему становилось все труднее даже просто находиться рядом с ней, особенно сейчас, когда она говорила таким проникновенным тоном и глаза ее светились так ласково.
— Я извещу брата, что вы желаете сходить в театр. — Квил отодвинул кресло еще дальше и добавил: — Я уверен, когда Питер узнает, как вы теперь одеты, — он показал на ее платье, — он сразу же примчится, чтобы представить вас своим друзьям.
— Вы так думаете? — Габби проигнорировала легкий сарказм в посуровевшем голосе будущего деверя. Она всегда считала, что лучше не обращать внимания на перепады в настроении людей. А Квил — для мужчины — был сильно им подвержен. — Но платья мадам и в самом деле очаровательны, не правда ли?
Она явно вытягивала из него комплимент. Квил не мог позволить себе сорваться и раскритиковать ее наряд. Черт побери, она прекрасно знала, что ее платье — откровенная провокация! Эта продувная бестия, мадам Карем, поняла, что Габби не соответствует образу болезненной английской барышни, и поэтому подыграла ее хрипловатому голосу, рубенсовским формам и необычайной женственности. В туалетах мадам Карем Габби представляла собой угрозу для всей мужской половины рода человеческого.
— Вечером я пошлю нарочного с письмом к Питеру. — Квил с ужасом услышал дребезжание в своем голосе. Начать бы проверку фирм на Ямайке. Или в Занзибаре, потому что Ямайка слишком близко. Он вообразил, как бы она танцевала на том балу, который ей так хотелось посетить. Нетрудно представить, как бы она таяла в руках мужчин.
Он встал так резко, что его кресло чуть не опрокинулось.
— Покорнейше прошу меня извинить. Я уже опаздываю. — Он церемонно поклонился.
— О Квил! Можно мне пойти с вами?
— Ни в коем случае! — испугался он. — Леди никогда не сопровождают мужчин на приватные мероприятия.
— Почему? — Ресницы Габби были темные вблизи век, каштановые посередине и темно-золотые на загибающихся концах — как раз под стать ее волосам.
— Леди не спрашивает джентльмена о таких вещах.
— О, я понимаю. — Лицо Габби просветлело, и она улыбнулась. — Вы собираетесь посетить свою chere amie[7] Как мило, что у вас есть женщина! Какая она? Мне бы она понравилась?
— О Боже, — тяжело вздохнул Квил. — Габби… — Ее нестандартность и непосредственность не укладывались ни в какие рамки — она была так же естественна, как сама природа, Может, ему открыть какую-нибудь фирму в Антарктиде? Или начать торговать шкурами полярных медведей? — У меня нет chere amie, — отрезал он. — И вообще это не самая подходящая тема для дискуссии.
— Хорошо, — добродушно согласилась Габби, пополняя свои знания английских правил, хотя их свод, видимо, был бесконечен. — Но все-таки почему, Квил?
— Что «почему»?
— Почему у вас нет подружки? — пояснила Габби. — В Индии у всех английских джентльменов есть. Во всяком случае, я об этом слышала. Я ни с кем этого обсуждала, — быстро добавила она, — только с вами, Квил. Но мы ведь почти родственники, так что это не в счет.
Удивительно, как много для нее «не в счет» — только потому, что они родственники, уныло подумал Квил.
— Я не буду обсуждать с вами этот вопрос, — пророкотал он так грозно, что Габби не могла списать это на дурное настроение.
— Но я спросила чисто по-дружески!
— Вы б еще таким же образом спросили о Питере! — засмеялся он.
В ответ Габби изобразила оскорбленную добродетель, и это прекрасно у нее получилось.
— Я считаю вас своим другом, Квил. Единственным моим другом в Англии, — проникновенно проговорила она. — Если не вы, то кто еще подскажет мне, как себя вести?
— Питер, — решительно отрезал Квил. — Мой брат чрезвычайно преуспел в подобных делах. — Впервые он ощутил себя вполне счастливым, представив Питера возвращающимся из Бата.
Габби слезла с письменного стола и принялась расхаживать по библиотеке, так как Квил уже начал сочинять записку Питеру.
«Сейчас твоя будущая жена одета подобающе (от Карем) и требует представить ее обществу. Прошу тебя, возвращайся немедленно — или я буду вынужден ввести ее туда сам.
Квил. У»
Записка возымела действие — как он и ожидал. Мысль, что не он, а кто-то другой будет представлять Габби лондонской элите, привела Питера в содрогание. Более того, когда он представил в этой роли своего старшего брата, такого небрежного и неделикатного, у него волосы встали дыбом.
Виконтесса Дьюленд полностью разделяла его чувства:
— Дорогой мой, ты должен немедленно вернуться в Лондон. Твой отец в хорошем состоянии. Квил — прекрасный сын, но ему недостает тонкости.
Питер кивнул.
И на следующий же день он уже возвращался в Лондон. Как раз кстати, думал он, сидя в углу кареты. На левой подошве с внутренней стороны появилась довольно глубокая царапина. Нужно срочно менять ботфорты, а в Бате ничего пристойного не купишь. Только Хоби умеет тачать сапоги, сообразуясь с модой.
Глава 9
Наводить справки об очаровательных сестрах Торп было бы верхом бестактности. Что касается молодого человека — знатока моды, — тут Люсьен не колебался. И его худшие подозрения не замедлили оправдаться. Мистер Хизлоп слыл законченным развратником. Поэтому вопреки своим представлениям о приличии Люсьен во вторник отправился с визитом к миссис Юинг.
Ровно в одиннадцать он стоял перед ее маленьким домиком с твердым намерением взглянуть на нечестивца. Пока что он делал это единственно из доброго к ней отношения. Друг семьи — максимум, на что способен мужчина далеко не первой молодости и с сердцем вдовца. К такому выводу он склонялся во время своих грустных размышлений, ставших частыми в последние дни.
Салли сделала ему реверанс и сказала, что гостей они не принимают. Однако, не устояв перед шиллингом, указала на дверь кабинета и шепотом добавила, что миссис Юинг ждет одного человека. Затем удалилась, сжимая монету и оправдывая свое неразумие мыслью, что хозяйке неплохо бы выйти замуж за красивого джентльмена, хоть он и француз.
Эмили с некоторым раздражением посмотрела на распахнувшуюся дверь кабинета. Надо сказать Хизлопу, чтобы объявлял о себе надлежащим образом, а то он уже мнит себя неотъемлемой частью этого дома.
Но это был не Хизлоп, а другой. Мужчина, занимавший ее мысли слишком часто в последнее время.
— Мистер Бош? — Эмили встала из-за письменного стола. — Чем могу быть полезна? — Изящным движением она сняла фартук, оберегавший ее муслиновое платье от случайных брызг. Рука ее была опять испачкана чернилами. — Извините, но, к сожалению, не смогу уделить вам много времени. Я ожидаю посетителя.
Люсьен растерялся. Он готовился сразить дракона, но его здесь пока не было.
— Я пришел предложить вам пойти вместе со мной на бал к леди Фестер.
Мистер Бош, кажется, не собирается сманивать ее в другой журнал!
— Я не бываю в свете, — пробормотала она, опустив голову.
Люсьен удивленно поднял бровь.
— Могу я узнать почему? — Люсьен знал, что джентльмену непростительно задавать леди подобные вопросы. Но нужно было продолжить беседу, чтобы дождаться Хизлопа.
— Формально меня никогда не представляли обществу. Я была несколько раз на балах до того… того как покинула отцовский дом. Но сейчас мне будет неуютно на большом сборище, хотя я очень благодарна вам за приглашение.
— Я узнал от мисс Торп, как важны для вас личные наблюдения, — бросился в атаку Люсьен, стараясь придать убедительность своему голосу и скрыть отчаяние. — Могу вас заверить, там будет весь бомонд — и лучшие образцы моды.
Эмили колебалась. Возможно, Люсьен сделан из другого теста нежели похотливый мистер Хизлоп, который также предлагал сопровождать ее на вечера в его личной карете, но несомненно, с определенным умыслом. С некоторых пор он стал намекать, что перестанет поставлять ей сведения, если его приглашения не будут приняты.
Люсьен сделал шаг к ней и поклонился.
— Если вы примете мое приглашение, — мягко сказал он — это будет для меня величайшей честью.
Эмили едва дышала. Мужчине не полагалось иметь такие длинные ресницы. И он не имел права смотреть на нее этими ясными черными глазами так… так призывно.
— Вы очень любезны, — выговорила она наконец.
— Я был бы благодарен вам за компанию. И весьма счастлив, если б ваша сестра присутствовала с нами в качестве компаньонки.
— Компаньонки!
Эмили чуть было не фыркнула. Его предложение говорило о том, что он ничего не знает. Луиза ославлена на всю Англию как «распутница в короткой юбке».
— Моя сестра редко выходит из дома.
— Тогда я попрошу своего приятеля сопровождать нас. Мне не хочется, чтобы вы чувствовали себя неловко в моей компании.
Эмили посмотрела ему в глаза. Ей стало стыдно, что она подозревала его в испорченности, как мистера Хизлопа.
— Я буду рада пойти с вами к леди Фестер. Я изменила решение.
— Это привилегия женщины и честь для меня. — В глазах Люсьена светилась улыбка. Он снова поклонился.
— И вам нет необходимости просить ваших знакомых идти с нами, — торопливо добавила Эмили. — В конце концов, я вдова. Вдовы не нуждаются в сопровождении.
— Да, конечно, — пробормотал он.
Что это? Уж не смеется ли он над ней? Она нервно затеребила оборку платья.
У Люсьена не было больше повода посягать на время очаровательной Эмили, и он повернулся, чтобы уйти. В эту минуту Салли распахнула дверь и громко провозгласила:
— Миссис, к вам мистер Хизлоп. — Дважды ущипнутая по пути из коридора, она пребывала в боевом настроении. Бросив на Хизлопа ехидный взгляд, служанка потопала обратно.
Бартоломью Бейли Хизлоп не был красавцем. Позволять ему стоять рядом с мистером Бошем — стройным, во всем черном — определенно было бы жестоко. Костюм и манеры Люсьена говорили о его статусе — статусе маркиза. Бывшего маркиза, напомнила себе Эмили.
Однако Бартоломью Хизлоп не был обижен своим портным. Оливковый фрак с асимметричным вырезом и большими металлическими пуговицами считался последним писком моды. Сквозь вырез выглядывал расшитый галунами жилет, представленный буйством лиловой и желтой красок. Собственным украшением Хизлопа являлись пушистые бачки — он отпускал их довольно низко, полагая, что все будут от них шалеть, — и тонкие ноги с вывернутыми внутрь коленками. Если к этому добавить игривое выражение лица и похотливый блеск в глазах, то портрет единственного сына мясника можно считать завершенным. Отец Бартоломью, занимаясь производством клея из говяжьих костей, был достаточно богат, чтобы послать своего наследника в Кембридж, а после учебы поддерживать его жизнь в столице,
Эмили приветствовала Хизлопа гораздо радушнее, обычно.
— Мистер Хизлоп, как хорошо, что вы пришли! — Подождав, пока он поклонится, она сделала короткий реверанс. — Вы не знакомы с мистером Люсьеном Бошем?
Бартоломью Хизлоп не был знаком с мистером Бошем, зато знал его портного.
— Приятно познакомиться, сэр! Очень рад! Не так давно я сам имел виды на однобортный фрак, но потом решил, что буду в нем похож на петуха, чего не скажешь о вас, дорогой сэр. Это редкое по красоте творение принадлежит Гатри, не так ли?
Люсьен поклонился.
— Место определено точно.
— Не совсем, — педантично уточнил Хизлоп. — Я у Гатри ничего не шил. Боюсь, что мои запросы… как бы это сказать… слишком вызывающи. Но кажется, сейчас он на Лиденхолл-стрит, 27?
— Совершенно верно.
— Вообще мода — мой конек, — разливался соловьем Хизлоп. — Я сразу определил, что вы иностранец, мистер Бош поскольку вы, судя по всему, обо мне не слышали. Я в некотором роде создаю репутацию нашим щеголям и льщу себя надеждой, что в этом смысле у меня есть глаз или нюх, как хотите. — Он кинул плотоядный взгляд на Эмили. — Поэтому я с великим удовольствием делаю кое-что для «Ля бель ассамбле».
Люсьен посмотрел на Эмили. Она прочитала в его глазах отвращение и чуть заметно пожала плечами:
— Прошу прощения, сэр. Мистер Хизлоп любезно обещал поделиться со мной своими соображениями относительно последних веяний моды. Он недавно был на приеме по случаю возвращения герцога и герцогини Гизл. Я уверена, вам подобные мелочи покажутся скучными.
— Супруги только что вернулись из Турции, — важно пояснил Хизлоп. — Леди Гизл, конечно, в платье от Карем…
Люсьен направился к двери. Поклонившись Эмили, он криво усмехнулся и, понизив голос, сказал ей:
— Феба заставила меня поверить, что мистер Хизлоп — весьма неприятный субъект. Я шел к вам убить дракона. — Эмили невольно улыбнулась:
— Я приветствую истребителей драконов. Это такая редкость здесь, в Лондоне. — Ее нежный голос звучал для Люсьена как музыка. — Но вам не стоит беспокоиться по поводу мистера Хизлопа, сэр. Он мне просто друг.
И она закрыла дверь кабинета под скрипучий голос Хизлопа, расхваливающего египетский бархат на герцогине.
Люсьен не стал беспокоить Салли, тем более что ее нигде не было видно. Нахмурившись, он спустился с лестницы и сам открыл наружную дверь. Ему не нравилось, что Эмили зависит от Хизлопа. Вряд ли он навещает ее столь регулярно только ради приумножения славы «Ля бель ассамбле». Нет, его интересует сама прекрасная миссис Юинг Но Люсьен сильно сомневался, что Хизлоп собирался жениться на вдове, у которой нет за душой ни пенни.
Питер встретился с Габби за обедом, на следующий день после возвращения. Он был готов открыто признать, что в целом доволен ее преображением. Верный себе, он послал ей записку с приглашением на вечер к леди Фестер.
Габби, сияя от восторга, встретила суженого в одном из своих новых нарядов. Издали ее волосы переливались, как перламутр. Сегодня Маргарет убрала их наверх и закрепила множеством шпилек с жемчужными головками, так что теперь ее непокорные локоны прочно сидели на месте, что было немаловажно. Питер также обратил внимание на ее бальное платье цвета бронзы с чрезвычайно смелым декольте и коротким шлейфом, как того требовала современная мода. Он сразу отметил все эти детали. И не только потому, что это было платье его невесты. Такие вещи он не пропустил бы в любом случае. И какое счастье, что фасон подходил для ее полной груди!
— Что это за ткань? Газ? — Он наклонился к ней. Габби, вертевшая в руках чашку с бульоном, удивленно посмотрела на него. Питер был более дружелюбен, чем во время их первой встречи.
— Не знаю, — честно призналась она.
— Вы позволите? — В ответ на ее кивок Питер быстро пощупал ткань, осторожно, двумя пальцами. — Газ, — объявил он. — Газ с вкраплением золотого шитья. То что надо.
А она так переживала!
— Если это мыслилось как прикрытие, тогда оно не оправдывает своего назначения! — со стенаниями доказывала Габби горничной полчаса назад.
— Это просто взамен вуали, — поясняла Маргарет. Видя такой живой интерес Питера к этой части платья, Габби подумала: как хорошо, что Маргарет отговорила ее накинуть на плечи кашемировую шаль.
Квил из-под тяжелых век наблюдал за счастливой парой. Закатиться, что ли, куда-нибудь и напиться? Он редко шел на поводу подобных желаний, если вообще когда-либо шел. Но сейчас он испытывал потребность в забвении.
— Ты поедешь с нами, Квил?
Он покачал головой. Предложение Питера, демонстрировавшего свое великодушие, только усиливало раздражение. Квил знал, что Питеру не очень-то приятно появляться в приличном обществе с негожим для светских развлечений братом. Но надо отдать ему должное — Питер всегда настоятельно предлагал ему свою компанию.
— Может быть, я загляну позже, — нехотя протянул Квил, изрядно себе удивляясь.
Габби наградила его широченной улыбкой.
— Это было бы замечательно, Квил! Я буду высматривать вас.
Питер поторапливал ее, говоря, что пора идти к экипажу, и одобрив по ходу дела бархатную мантилью — изобретение мадам специально для нового платья.
— Сегодня вы смотритесь вполне хорошо, — заявил он в полумраке кареты.
— Она красавица, — подтвердила леди Сильвия. — Тебе повезло, Питер. Выписывать невесту из-за границы — всегда дело рискованное. Один из моих кузенов в свое время заключил брачный контракт с девушкой из Шотландии, а когда увидел эту бледную крошку с одутловатым лицом, сбежал в Америку.
Габби вздохнула с облегчением — она выдержала испытание.
— Вы умеете танцевать? — вдруг встревожился Питер.
— Да. Мой отец нанимал англичанку учить меня. Но я ни разу не танцевала с мужчиной.
Питера это вполне устраивало. Если Габби сделает неверный шаг, можно будет обронить невзначай, что ей еще не доводилось бывать в объятиях мужчины. Не многие джентльмены в Лондоне могли сказать такое о своих невестах.
— Не волнуйтесь, — успокоил он ее. — Я вам буду подсказывать.
Он вел себя в точности как мужчина ее мечты — внимательный, заботливый. Ее переполняло счастье.
— О Питер! — воскликнула она. — Я так рада, что мы поженимся!
Он был застигнут врасплох. Какого черта она говорит о таких интимных вещах в присутствии леди Сильвии? И как он должен реагировать на это?
— Вполне закономерная вещь, — изрек он наконец. Габби была чуть-чуть разочарована. Конечно, Питер пока слишком мало ее знает и не может испытывать те же чувства, что и она. Но возможно, сегодня они будут целоваться. Так же, как с Квилом. И в предвкушении удовольствия она вспомнила его плотное тело и потемневшие во время поцелуев глаза. Она ожидала того же самого от Питера к концу вечера.
Ежегодные балы Изабеллы Фестер были вторым по значимости событием после возобновления работы парламента — факт вполне достаточный, чтобы им гордиться, и обязывающий придерживаться тех же сроков. Действительно, когда в 1804 году парламент отложил открытие в связи с ухудшением здоровья короля, леди Фестер тотчас отменила свой бал, сославшись на те же причины. И приглашения были снова разосланы, как только миновала опасность. С известной долей уверенности можно было сказать, что для тех, кто не мог ждать до марта — апреля, включая и саму леди Фестер, ее знаменитые балы служили сигналом, что la haute societe[8] (устроительница вечеров, воспитывавшаяся гувернанткой-француженкой, любила щегольнуть своей образованностью) уже вернулось в Лондон. Таким образом, мамашам, ищущим приличные партии для дочерей, не нужно было сидеть в своих унылых загородных домах до завершения Пасхи. По убеждению леди Фестер, истинно элегантным манерам — она произносила это прилагательное тоже по-французски — нельзя научиться вне Лондона. В подтверждение этого кредо хозяйка дома придала своей вежливой улыбке оттенок радушного гостеприимства, когда дворецкий объявил о появлении одного из самых элегантных мужчин в Лондоне. В зал вошел Люсьен Бош.
— О, дорогой маркиз! — проворковала леди Фестер. Она прекрасно знала, что Бош отрекся от своего титула, но считала, что на подобные мелкие ошибки можно смотреть сквозь пальцы.
Люсьен приветствовал ее низким поклоном и поцеловал кончики пальцев.
— Милейшая леди Фестер, — произнес он затем, — позвольте представить вам миссис Юинг.
Хозяйка дома слегка напряглась. Эмили Торп — мало ли как она сама себя называла! — не принадлежала к числу тех, кого леди Фестер желала видеть у себя на балу. Но прежде чем дать понять это нежданной гостье, глаза леди Фестер задержались на туалете миссис Юинг. На ней было платье из желтоватого итальянского газа, посаженное на креп чуть более темного оттенка, со вставками в виде янтарных лент и бисером на лифе и рукавах. Своей оригинальностью ее наряд превосходил все туалеты, какие леди Фестер видела в этот вечер. Несомненно, столь божественный наряд будет детально проанализирован в следующем номере «Ля бель ассамбле». Хозяйка дома и сама мечтала о такой чести, а сейчас чуть не ослепла от зависти.
— Рада видеть вас, миссис Юинг, — почтительно обратилась к ней леди Фестер. — Платье одержало победу.
— Должен вам сказать, если вы еще не заметили, — прошептал Люсьен Эмили на ухо, когда они прошли в залу, — там, у входа, стоял настоящий дракон. И вы только что его миновали.
— Разве могло быть иначе? — Эмили подняла на него сияющие глаза. — Ведь рядом со мной истребитель драконов. — Люсьен усмехнулся:
— В данном случае у меня как раз не было полной уверенности. Вы хотите танцевать?
Эмили замялась, оглядывая зал. Какое разнообразие нарядов! Здесь были представлены все фасоны — и строго классические, и кокетливые, с украшениями в виде атласных роз и кружев вокруг декольте. Некоторые декольте были настолько глубокими, что между ожерельями на шее и поясом у талии оставалась лишь узкая полоска материи.
— О Боже, какая красота! — вздохнула Эмили и вдруг схватила Люсьена за руку. — Мистер Бош, вы, случайно, не знаете, кто та молодая дама с высокой прической?