Квил, побледнев, стиснул руку Габби.

— Я предлагаю дать ей опийную настойку, совсем немного. Это интересное лекарство: в малых дозах — снотворное, в больших — яд. К тому же опий — наркотик, очень быстро вызывающий привыкание, — добавил он.

— Зачем ей снотворное? Она и так спит.

— Наркотики опийной группы иногда ведут себя как антагонисты снотворных. Мы не знаем механизмов этого взаимодействия, но результаты обнадеживают. Хотя, повторяю, все это на стадии эксперимента.

— А риск?

— Практически никакого, — пожал плечами Уинн. — Но если этот вариант не пройдет, то стимулирующие препараты потом определенно будут исключены. Может даже случиться, что ваша жена впадет в еще более глубокий сон, такой глубокий, что… Я оставляю выбор за вами, милорд.

— Я уже сделал выбор, — заявил Квил. — Дайте ей опий.

— Вы понимаете, что шансов мало? — Квил молча кивнул.

Уинн достал из саквояжа шприц и ампулу с лекарством. Квил молча наблюдал, как он вводит его жене опий.

— Когда мы узнаем результат?

— Довольно скоро, — спокойно проговорил Уинн. — Милорд, позвольте дать вам совет — постарайтесь влить в жену еще немного воды.

Квил начал вливать Габби в рот воду из ложки, подозревая, что Уинн просто хочет его чем-нибудь занять.

Прошел час.

Квил сидел у кровати, наблюдая за женой. Хоть бы что-то изменилось в ее лице — нет, никаких признаков пробуждения. Горе тяжелым грузом давило на сердце, но разум не соглашался с тем, что ее уже нет.

— Моя жена умерла, — хрипло пробормотал он через час. Уинн, стоявший в ногах кровати, покачал головой:

— Она не умерла, милорд. — Но Квил его не слышал,

— Сейчас вам лучше уйти, — мертвым голосом произнес он. — Опий не подействовал. Я хочу… провести отпущенное мне время наедине с женой.

— Я буду внизу. Если вам потребуется моя помощь, дайте мне знать, — сказал Уинн и вышел из спальни.

Оставшись один, Квил тупо сидел в полной тишине, сколько времени — он совершенно не представлял. Он перестал следить за Габби, за исключением тех минут, когда поил ее. Видеть ее застывшее лицо было невыносимо тяжко. Конечно, гораздо комфортнее воображать ее с золотистым ореолом, сказал он себе. Он вспомнил, как «Габби из сна» проскальзывала сквозь его пальцы, подобно тому розовому свету, который окружал ее тело.

Внезапно из его горла вырвался отчаянный крик:

— Не надо, не надо, Габби! Не становись ангелом! Ты нужна мне здесь!

Квила ничуть не волновало, что его слышит весь дом. Она умерла. Она покинула его. Так быстро, в краткий миг между радостью и ссорой.

— Нет! — Он зарыдал. Он никогда не плакал, но и никогда не испытывал такой боли. Эту боль нельзя было переносить молча. — Ты должна вернуться! Не покидай меня, Габби! Прошу тебя, не уходи. Жизнь… — Слова, рвавшиеся из сердца, застревали в горле, превращаясь в нечленораздельные звуки. От гордыни ничего не осталось. — Жизнь без тебя ничего не стоит. Я люблю тебя. Без тебя мне не с кем говорить. Никто не заставит меня так улыбаться, как делала ты. Все краски померкли…

У него отказал голос, и он лег рядом с ней, положив голову ей на грудь. Ухо уловило слабое сердцебиение. Он прижался теснее к живому кусочку, оставшемуся в этом мире от Габби. Изнеможение и отчаяние взяли свое. Он уснул у нее на груди.

Через несколько часов, а может быть, минут его позвала «Габби из сна».

— Я знал, что ты придешь ко мне, — пробормотал он. — Я знал, что увижу тебя снова.

Квил не расслышал ее ответа. Он попытался открыть глаза, но не смог — настолько он был измотан.

— Моя жена умерла, — пожаловался он ей. — Габби оставила меня, и теперь у меня нет никого, кроме тебя, ангел. — У него перехватило дыхание, но ему все же удалось справиться с голосом. — Ты должна уйти. Я не хочу тебя. Мне не нужен никто. Габби — единственная, кого я люблю.

— Открой же наконец глаза, Квил! — В голосе «Габби из сна» звучало легкое раздражение. Квил покачал головой и повторил:

— Я не хочу тебя. Уходи. Я люблю Габби.

На этот раз голос почему-то захихикал.

Тогда Квил сделал над собой усилие и открыл глаза. Первое, что он увидел, — это лежащую на его груди руку. Он очень хорошо знал эти тонкие, проворные пальчики.

Он изумленно уставился на них.

Он даже перестал дышать.

— Доброе утро, муж, — проговорил знакомый голос, Квил узнал голос своей жены и поднял взгляд. Сверху на него смотрели теплые смеющиеся глаза Габби.

— О Боже! — Молитва и благодарность слились в одном звуке.

Габби подняла бровь.

— Почему бы тебе не сказать своей жене: «Доброе утро. Как ты спала, Габби?» Ты забыл, чему я тебя учила?

— Ты хорошо себя чувствуешь? — хрипло спросил он, все еще не веря в реальность происходящего,

— Нет, — качнула головой Габби, оставляя свой насмешливый тон. — Я вела себя глупо, Квил, и должна извиниться. С тех пор как я проснулась, я только об этом и думаю. Я никогда не буду лгать тебе. И никогда не позволю гонору руководить моими действиями, как в этот раз. Ну а со здоровьем все в порядке. От лекарства Судхакара не могло быть серьезных последствий.

Квил недоверчиво смотрел на нее.

— Ты могла умереть, Габби.

— От лекарства?

— Судхакар говорил, что мы не сможем тебя спасти.

— О, Квил, так ты его разыскал?

— Да. Он сказал, что… — Габби отмахнулась.

— Я не хочу слушать. Вечно он выносит приговор, этот Судхакар. Я чувствую себя прекрасно! Подвинься и отпусти одеяло, чтобы я могла встать с постели.

Ее муж не сводил с нее глаз, не сдвинувшись ни на дюйм.

— Я не могу позволить тебе встать. — Голос его был сиплым от пережитых страданий. — Габби, я так люблю тебя! — Он взял ее лицо в ладони. — Я не могу жить без тебя, ты знаешь это?

— Значит, теперь ты в меня влюблен? — хмыкнула Габби.

— Я не должен был лгать тебе, — повинился Квил, наклоняясь, чтобы ее поцеловать. — Но я рад, что сделал это, потому что, если бы я не обжулил тебя, у меня не было бы сейчас любимой жены.

— Ты не лгал мне, — улыбнулась Габби. Квил задержал рот на волосок от ее губ.

— Ты был влюблен в меня, — продолжала его жена. — Просто ты не знал этого. «Горю я, изнываю и погибну», — прошептала она. — Помнишь?

И он вспомнил жгучее желание, которое испытывал к невесте своего брата, и свои действия, поправшие все правила джентльменского поведения. Он застонал.

— Я полагаю, ты права. Ох, до чего же неудобно иметь смышленую жену! Я влюбился в тебя еще в порту. — Квил слегка задевал ее губами, очень мягко и нежно. — Но между тем, что было и есть, нет даже отдаленного сходства. Сейчас я по уши влюблен в тебя.

— О, Квил, — успела сказать Габби, прежде чем он закрыл ей рот поцелуем. — Подожди. — Она оттолкнула его от себя. — Мне нужно срочно подняться.

Но у него были другие планы.

— Ты вылечила меня, — прошептал он. — Моя любимая жена исцелила меня, и я намерен услаждать ее день и ночь. И все это утро тоже.

Габби затихла. Глаза ее заблестели.

— Я тоже люблю тебя, ты знаешь это? Только человек, которого я полюбила так страстно, мог заставить меня натворить столько глупостей. Теперь я это поняла.

— Я удалю из дома все отравы, — пригрозил Квил. — И тяжелые предметы тоже, раз у меня такая жена. И я в ужасе, — прошептал он около ее губ, — что наши дети унаследуют ее свирепый характер. — Он навалился на нее всей тяжестью своего тела.

— Квил! Мне нужно встать! Пусти меня! — Габби попыталась спихнуть его с себя.

— Не пущу. — Глаза его потемнели от страсти. — Я хочу, чтобы ты осталась со мной в постели.

— Но я не могу! — закричала Габби.

— А я не могу выпустить тебя из поля зрения. Я думаю отныне мы будем жить в постели.

— Квил!

— Тебе это не нравится?

Повалив ее на спину, Квил принялся покрывать ее нос и глаза поцелуями. Она извивалась под ним, пытаясь освободиться. Он плохо слышал, что она говорила, так как был слишком опьянен радостью.

Габби была вынуждена взвыть, чтобы он ее наконец услышал.

— Квил, ты должен отпустить меня! У меня очень специфическая реакция на лекарство Судхакара… мне кажется, будто я выпила целое озеро. Мне срочно нужно в сортир!

Квил разразился хохотом.

Его жена продолжала неистово вырываться, и он испугался за ее бедра, от которых зависела жизнь его будущих детей. И тогда он перекатился на бок и позволил ей встать. Однако это не изменило его планов на день. Нет, на неделю. Он здоровый мужчина, и у него прекрасная жена. У них будет целый выводок ребятишек. Приятная перспектива, разве не так?

Так что впереди у него много работы.

Примечания