Глава 9

О ПОСТУПКАХ, ИСПОЛНЕННЫХ БОЛЬШОГО МУЖЕСТВА

Бал, устроенный леди Гамильтон в честь своей дочери Патриции Гросвенор-сквер, 41

В жизни каждой женщины бывают моменты, когда ей необходимо проявить недюжинную храбрость. По опыту своих подруг Хелен знала, что, только совершив героический поступок, она сможет родить ребенка. Сама же она была неробкого десятка, но попусту растрачивала свои силы. Теперь Хелен считала большой глупостью, что в семнадцатилетнем возрасте согласилась тайно бежать с наследником графского титула. Это проявление отваги сыграло с ней злую шутку, но теперь от нее снова требовалось мужество, и она готова была пойти на подвиг, чтобы осуществить свою мечту.

Переступив порог дома леди Гамильтон, она скинула пелерину и передала ее лакею. Наступил самый ужасный момент в ее жизни. Никогда еще Хелен так сильно не волновалась. Она стояла посреди ярко освещенного помещения практически раздетая. И когда позади нее распахнулась дверь, она почувствовала, как по ее телу пробежал холодок. Два слоя тончайшего шелка никак не могли защитить ее от сквозняка. Она ощущала малейшее движение воздуха. В такой ситуации у нее был только один выход — держаться уверенно и дерзко.

— Не робейте! — негромко подбодрил ее Себастьян Боннингтон, дотронувшись до локтя Хелен.

Он с таким восхищением смотрел на подругу жены, что Эсме быстро оттеснила его от Хелен.

— Кстати, дорогой, — смеясь, заявила она, — я предупредила Хелен, чтобы она не подходила к тебе близко. Пожалуй, я поступила очень предусмотрительно.

Взглянув на жену, Себастьян улыбнулся. На Хелен он смотрел с восхищением, а на жену с нескрываемым обожанием и страстью. Хелен покраснела, почувствовав, какое сильное влечение испытывают супруги друг к другу. Ее сердце сжалось от зависти к счастливой подруге.

Дворецкий леди Гамильтон громко объявил об их прибытии на бал. Хелен вдруг ощутила себя самозванкой, как-то больше не чувствуя себя леди Годуин, чопорной, сдержанной дамой. Поначалу ей показалось, что опасения были напрасными. Хелен с волнением переступила порог бального зала, но никто не обратил на нее особого внимания, даже не заметив произошедшей с ней перемены. Все мысли леди Гамильтон были заняты юной дочерью, ведь для нее этот бал был первым. Рассеянно улыбнувшись Хелен, она сказала какой-то незначительный комплимент по поводу ее новой прически, но даже не взглянула на ее платье.

Но мало-помалу шокирующая новость о прозрачном туалете графини Годуин облетела весь зал. Танцуя медленный торжественный контрданс с майором Керстингом, Хелен ловила на себе десятки любопытных взглядов. Раньше она всегда прекрасно ладила с майором, но сейчас он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Покручивая пышные усы, он смущенно отводил глаза в сторону, словно боялся лишний раз взглянуть на свою спутницу. И когда контрданс кончился, к ней подскочили сразу три джентльмена, чтобы пригласить на следующий танец, а майор с большим облегчением сбежал от Хелен.

У графини Годуин никогда не было на балу больше одного кавалера, и такое внимание со стороны сразу трех симпатичных мужчин опьянило ее, как бокал вина в летний зной. Но увы, ни один из них не попал в список, составленный Эсме. Более того, лорд Пекем совершенно не годился для ее целей. Он был женат, хотя и пытался всячески игнорировать это обстоятельство. Хелен никогда бы не позволила себе причинить боль леди Пекем, поскольку сама натерпелась от супружеской неверности Риса. Она не хотела уподобляться его любовницам. Холодно посмотрев на Пекема, она приняла приглашение лорда Асшера, но этот молодой человек был слишком молод, чтобы становиться уже отцом, хотя у молодости есть свои преимущества…

Однако к концу танца Хелен решила, что лорд Асшер ей не подойдет. Во-первых, у него сильно потели ладони, поэтому перчатки Хелен все время были влажными, да и его прикосновения ей были неприятны. Во-вторых, его настолько поразил наряд Хелен, что он вел себя, на ее взгляд, довольно глупо. Лорд Асшер долго разглядывал ее фигуру, а потом уставился ей прямо в лицо таким жадным взглядом, будто перед ним поставили пирог с абрикосами. Все это было бы смешно, если бы Асшер не сбивался постоянно с ритма. Он как будто не слышал музыки и несколько раз уже наступил Хелен на ногу.

Когда танец закончился, к ней подскочили сразу несколько кавалеров. Кареглазые, голубоглазые, юные, пожилые — все они толпились вокруг нее, наперебой приглашая танцевать, а Хелен лихорадочно вспоминала, что же она слышала о каждом. Обладал ли кто-нибудь из них музыкальными способностями? И как ей узнать об этом? Пожалуй, самым простым способом было бы потанцевать с каждым из них и проверить чувство ритма партнера.

Хелен почти наугад протянула руку, и уже через минуту ее кружил на паркете маркиз Джерард Бандж. Когда же музыка отзвучала, леди Годуин оказалась в плотном кольце джентльменов. Столько внимания мужчины не уделяли даже Эсме, когда она находилась еще на пике своей популярности, а злые языки называли ее бесстыдницей Эсме. Но на этот раз Хелен было нетрудно выбрать себе партнера. К ней вдруг подошел Гаррет Лангем, граф Мейн, сразу же оттеснив своих соперников.

Прежде Мейн не обращал на Хелен ни малейшего внимания, но сейчас подошел с таким видом, будто они всегда были добрыми друзьями. Он слыл истинным лондонским денди. Мейн был и причесан по последней моде, и одет в панталоны, которые обтягивали его сильные мускулистые ноги.

— Леди Годуин, — промолвил он, предлагая ей руку и озорно поблескивая глазами, — полагаю, что этот танец — наш.

Но Хелен не спешила принимать его приглашение. Приподняв бровь, она с ног до головы окинула графа оценивающим взглядом. Точно так же на своих многочисленных кавалеров раньше смотрела Эсме, а теперь Хелен переняла у подруги эту привычку, но такое поведение было совершенно естественно для женщины, окруженной толпой воздыхателей. Все они жаждали одного — пригласить ее на танец, хотя Хелен-то понимала, что за этим скрывалось более нескромное желание завлечь ее в пустую комнату и соблазнить.

Мейн нисколько не смутился от ее взгляда, а спокойно ждал, когда же она закончит рассматривать его. На его губах играла улыбка. Он был совершенно уверен в себе и своих силах, как будто ничуть не сомневался, что эта женщина очень скоро будет принадлежать ему.

У Хелен перехватило дыхание. «Ну что ж, — подумала она, — я действительно готова переспать с тобой, но условия буду диктовать я сама…»

Она вышла вперед, шелестя шелком, при каждом шаге плотно облегающим ее ноги. Остальных кавалеров сразу же как будто ветром сдуло.

— У леди Гамильтон есть прекрасное пианино, — промолвила она, одарив графа Мейна обольстительной улыбкой из арсенала тех, которыми обычно пользовалась Эсме, флиртуя со своими ухажерами. За последние годы Хелен в совершенстве постигла науку обольщения, наблюдая за своей подругой. — Не могли бы вы проводить меня в комнату для музицирования? Мне хочется наиграть… один мотив.

Потупив взор, она внимательно наблюдала из-под густых ресниц за графом.

Он не выразил и тени удивления.

— С большим удовольствием, — промолвил Мейн, и Хелен взяла его под руку.

Хелен пришла к выводу, что соблазнить мужчину не составляет большого труда. Прошлой весной она заманила в свою спальню мистера Фэрфакса-Лейси с помощью стихотворения. Правда, у них ничего не получилось, но факт остается фактом: ее несостоявшийся любовник очень быстро клюнул на приманку.

Мейн был не менее сговорчив, чем мистер Фэрфакс-Лейси. Они вошли в комнату для музицирования, и граф сразу же плотно прикрыл дверь. Хелен остановилась, ожидая, что же произойдет дальше. «Может быть, граф сразу же набросится на меня и повалит на диван?»

Но нет, он направился к буфету и налил два бокала вина.

— Вы просто очаровательны в этом наряде, леди Годуин, — сказал Мейн, протянув ей бокал.

— Спасибо.

И тут Мейн припал к ее губам. Он сделал эта легко и непринужденно. Они долго целовались. Потом граф нежно погладил ее по щеке, и его рука соскользнула на корсаж ее платья. Хелен бросило в жар от его прикосновений, и она залпом выпила вино. Мейн снова наполнил ее бокал, потом обмакнул палец в темно-красную жидкость и дотронулся им до шеи Хелен, опустив его за ворот ее платья. Хелен чуть не ахнула от изумления.

— Я бы с удовольствием проводил вас домой, — сказал граф, не сводя с нее пылающих страстью глаз.

— Домой? — растерянно переспросила Хелен.

Ей было сложно сосредоточиться на его словах. Игры графа завораживали, однако Хелен опасалась, как бы граф не оставил винных пятен на ее роскошном наряде. Ей было бы жаль испортить такое великолепное платье.

— Да, домой, — с улыбкой сказал Мейн. — К вам или ко мне.

Но Хелен не хотела везти графа к себе домой. Неужели он не понимает, что должен сделать свое дело прямо здесь и сейчас?

— Это исключено, — решительно заявила она, но тут же спохватилась, поняв, что слишком резко ответила ему. Вскинув голову, Хелен кокетливо улыбнулась. Обычно так делала Эсме. — Зачем нам куда-то ехать? Лучше поцелуйте меня!

Граф удивленно приподнял бровь.

— Вы меня все больше изумляете, леди Годуин, — пробормотал он и снова припал к ее губам, проникая языком глубоко внутрь.

Хелен терпеть не могла такие поцелуи. Они напоминали ей половой акт. Однако она вынуждена была признать, что Мейну подобные ласки удавались лучше, чем Рису. Он работал языком очень деликатно, а не грубо, как это делал Рис. Улучив удобный момент, Хелен отстранилась, хотя Мейн был не против продлить поцелуй. Хелен лихорадочно размышляла, что бы на ее месте сейчас предприняла Эсме? «Поощряй мужчину, демонстрируй ему, как тебе хорошо с ним, старайся сблизиться», — так напутствовала ее подруга. Сблизиться? Для Хелен, скорее, это означало перейти на ты и называть друг друга по имени.

— Ты просто изумителен, Джерард, — проворковала она, погладив графа по плечу.

— Гаррет, меня зовут Гаррет, — немного растерявшись, пробормотал он, но быстро пришел в себя. — А вы очень интересная особа, леди Годуин, — заметил он, скользнув ладонью по ее спине и ягодицам. Хелен показалось, что сердце сейчас выскочит у нее из груди. — На вас нет корсета… и нижней сорочки?

Хелен кивнула.

— Я обожаю, когда на женщине нет нижнего белья, — пробормотал он и снова припал к ее губам.

Хелен чуть не застонала от досады. Когда же ему наконец надоест целоваться?

— Зови меня Хелен, — мягко отстранившись, сказала она. — Не пора ли нам запереть дверь?

— Сейчас я ее закрою на ключ, — прошептал он и стал гладить Хелен по спине, как будто ласкал кошку. Хелен не испытывала неприятных ощущений. Более того, когда он дотрагивался до ее ягодиц, это доставляло ей удовольствие. Воспользовавшись удобным моментом, она взяла со столика свой бокал с вином и осушила его.

А граф тем временем стал целовать ее ухо. Впрочем, нет, это был не поцелуй… Мейн, скорее, покусывал мочку зубами. И хотя мысль о том, что он грызет ее ухо, пришлась Хелен не по душе, она готова была терпеть изобретательные ласки Мейна. О, если бы еще от них рождались дети!

Хелен решила, что ей пора подбодрить Мейна и вдохновить его на более смелые поступки. Если он будет смаковать каждое свое действие так же долго, как длились его поцелуи, то Хелен, пожалуй, вернется домой только под утро. Она невольно вспомнила мужа. Вот уж кто никогда не терял времени попусту в постели!

— Гэрит, — прошептала она ему на ухо, прикоснувшись кончиками пальцев к гладко выбритой щеке графа.

От него исходил приятный запах дорогих духов.

— Меня зовут Гаррет, Хелен, — поправил он.

От легкой хрипотцы в его голосе Хелен вдруг охватила сладкая истома. Она хотела что-то сказать, но только ахнула от неожиданности, когда он подхватил ее на руки и быстро отнес на кушетку. Через мгновение она уже забыла обо всем на свете. Оказывается, Гаррета восхищала ее грудь. Он был просто без ума от нее и даже несколько раз повторил это Хелен.

— У тебя совершенная грудь, — прошептал он хрипловатым голосом, поглаживая большим пальцем сквозь тонкий шелк ее соски.

Хелен вынуждена была признать, что эти ласки сильно возбуждают ее.

Она уже давно заметила, что Мейн говорит с небольшим акцентом.

— Откуда у тебя это странное произношение? — спросила она.

— Моя мать была француженкой, — тяжело дыша, ответил он, а потом добавил: — Хелен, мне кажется, нам пора запереть дверь. Ты не будешь возражать, если я это сделаю?

Хелен долго смотрела на него потемневшими от страсти глазами, чувствуя, как увлажнилась ее промежность. Все эти ощущения были слишком новы для нее. Ей даже показалось, что она грезит наяву.

— Нет, не буду… запри ее, пожалуйста… Гаррет… — учащенно дыша, наконец-то пробормотала она.

Мейн еще раз поцеловал ее, затем направился к двери, а Хелен подумала, что в поцелуях, в сущности, нет ничего ужасного. И в этот момент кто-то вошел в комнату.

— Черт возьми! — с досадой по-французски прошептал Мейн. Однако его не особенно встревожило то, что их застали наедине. — Подожди, дорогая, я сейчас…

Граф повернулся и остолбенел…

— Кто это? — спросила Хелен, не зная, что ей делать.

Теперь уже было поздно о чем-либо сожалеть. Если она родит ребенка, то все равно безвозвратно погубит свою репутацию. Что же касалось ее поцелуев с Мейном, то Хелен была не первой и не последней, кто целовался с ним. Эсме утверждала, что половина светских дам Лондона делили постель с графом.

— Ваш муж, — спокойно ответил Мейн и помог Хелен подняться с кушетки. Повернувшись к Рису, он вежливо поздоровался: — Добрый вечер, лорд Годуин. Вы, наверное, ищете свою супругу?

Перед Хелен действительно стоял Рис. Грузный смуглый лорд Годуин не шел ни в какое сравнение с лощеным элегантным графом Мейном и больше походил, пожалуй, на циркового борца, нежели на английского аристократа.

— Да, я ищу именно ее, — прорычал он. — Я был бы вам благодарен, если бы вы предоставили нам возможность поговорить с глазу на глаз, прежде чем занесете имя моей жены в список, лежащий на ночном столике рядом с вашей кроватью.

Хелен на мгновение показалось, что сейчас возникнет драка. Обстановка накалялась. Рис с угрожающим видом сжимал кулаки, а граф Мейн, прищурившись, смотрел на него, готовясь дать отпор. Хелен растерялась. Она совсем забыла, что Рис может в любой момент предъявить свои права супруга, хотя, с другой стороны, он же сам разрешил ей завести любовника! «Тебе это пойдет на пользу», — сказал как-то Рис, и Хелен хорошо запомнила его слова.

Она тронула Мейна за руку.

— Разреши, я поговорю с мужем, — промолвила она, бросив на Мейна выразительный взгляд. — Поверь, я все улажу.

Мейн побледнел от ярости, но от этого стал еще симпатичнее. Род Риса был не менее древним, однако его лицо имело такие грубые черты, как будто он происходил из семьи крестьян, а не придворных вельмож.

— Я не хочу оставлять тебя наедине с человеком, который не умеет держать себя в руках, — заявил Мейн.

Хелен томно улыбнулась ему. Ее тело все еще трепетало от прикосновений Мейна. Она, пожалуй, снова хотела пережить новые для нее ощущения.

— Спасибо за заботу обо мне, — негромко обратилась она к Мейну, однако Рис хорошо расслышал ее слова. — Мой муж никогда прежде не беспокоился о том, с кем я нахожусь и что делаю.

Рис с усмешкой посторонился, давая дорогу Мейну, подходящему к двери. Однако Мейн остановился у него за спиной. Они были примерно одного роста, но в отличие от грузной фигуры Риса Мейн обладал хорошо развитой мускулатурой. Человек, которого Хелен выбрала себе в любовники, одевался всегда элегантно, по последней моде. К тому же Хелен заметила, что на его шее был повязан белоснежный, безукоризненно отглаженный платок.

— Надеюсь, вы будете держать себя в руках, — с угрозой в голосе промолвил Мейн, обращаясь к Рису, — и ни при каких обстоятельствах не потеряете самообладания.

— Я не желаю слушать кваканье французских лягушатников, — вспылил Рис. — Не смейте отдавать мне приказы!

— Я прощаю вам грубость, объясняя ее тем потрясением, которое вы пережили, внезапно вспомнив, что леди Годуин — ваша жена, — ровным голосом сказал Мейн, — хотя еще совсем недавно вы не придавали этому обстоятельству никакого значения. Однако, как мне кажется, вы слишком поздно спохватились.

С этими словами граф Мейн вышел. Хелен высоко оценила то, с каким достоинством он держался.

— Что ты тут делаешь? — накинулась она на мужа, когда дверь за Мейном закрылась. — Ты же говорил мне…

— Я прекрасно помню, что советовал тебе завести любовника! — взревел Рис, не скрывая своего раздражения. — Но я ни слова не говорил о том, что разрешаю тебе зачать от него ребенка!

— Так ты знаешь о том, что я… — ахнула Хелен и воскликнула с негодованием: — Откуда ты это узнал?

— Твоя приятельница Эсме любезно сообщила мне об этом. Хелен пришла в ярость. Неужели Эсме, самая близкая подруга, которой она всегда доверяла, предала ее?!

— Я приехал сюда, чтобы заявить, что не разрешаю тебе рожать от любовника.

— Не разрешаешь? — прищурившись, переспросила Хелен.

— Не разрешаю! — отрезал Рис. — Ты даже не подумала о том, что ребенок, которого ты родишь, становится моим наследником. А я этого не хочу! Когда я сыграю в ящик, мой титул и состояние унаследует Том, ну, или сын Тома, если таковой появится на свет. Я не желаю, чтобы графом Годуином становился какой-то кукушонок. Это было бы несправедливо!

— Значит, ты явился сюда, чтобы сказать мне об этом? — едва сдерживая слезы, спросила Хелен.

Известие о том, что Эсме оказалась предательницей, сильно расстроило Хелен. Она никак не могла оправиться от потрясения.

— Конечно. — Рис подошел к двери, запер ее и добавил деловым тоном: — Не хочу, чтобы нам помешали. Надеюсь, ты не возражаешь?

— Мне все равно, — рассеянно промолвила Хелен.

Она не понимала, почему Эсме так жестоко поступила с ней, ведь Хелен подошла уже так близко к своей цели. Еще немного и…

Рис сел на кушетку.

— Что ты делаешь? — нахмурившись, с недоумением спросила она.

— Разуваюсь, — ответил он. Хелен открыла рот от изумления.

— Неужели ты хочешь… — пролепетала она.

— Да, — перебил он ее. — Если я правильно понял записку леди Боннингтон, ты приехала на бал, чтобы найти мужчину, от которого ты могла бы зачать ребенка. Думаю, для этой роли я подойду лучше, чем кто-либо другой, тем более я знаю, что соответствую твоему вкусу больше, чем граф Мейн.

Сняв брюки, он отбросил их в сторону.

Глава 10

САЛОМЕЯ НАЧИНАЕТ СВОЙ ТАНЕЦ

Лондон, район Степни, постоялый двор «Оловянная кружка»

Преподобный Томас Холланд, которого друзья и прихожане звали просто Томом, не был в Лондоне уже много лет. Приехав в столицу, он заметил, что она почти не изменилась. Город был такой же грязный, многолюдный и полный обездоленных, как и раньше. День был в самом разгаре, но из-за смога солнце светило тускло. Выйдя из дилижанса, Том потянулся, пытаясь размять свое затекшее тело. Он не обращал внимания на царящую вокруг суету, а конюхи тем временем с громким скрежетом и стуком сгружали багаж с крыши почтовой кареты на землю. Пассажиры громко возмущались. Им не нравилось, как обращаются с их вещами, но Тому до этого не было никакого дела, ведь в его багаже были только книги, а они, как известно, не бьются.

Кто-то дернул его сзади за рукав сюртука. Том обернулся.

— Не желаете ли яблок, мистер? — спросила стоявшая перед ним девочка.

Судя по виду, ей было не более пяти лет. На ней был грязный передник, но лицо она умыть не забыла. Яблоки, лежавшие у нее в маленькой корзинке, тоже выглядели чистыми.

— Где твоя мама? — спросил Том, присев перед ней на корточки.

Малышка растерянно заморгала.

— Не хотите ли яблок, мистер? — повторила она.

— С удовольствием. Я куплю у тебя яблоко, но деньги за него отдам твоей маме, хорошо? Сколько оно стоит?

— Два пенса, — ответила девочка и протянула ручонку, чтобы взять у него деньги.

На ее запястье виднелись синяки. Том наконец понял, почему так долго не наведывался в Лондон. Ему было больно смотреть на страдания нищих и обездоленных детей.

— Проклятие… — тихо пробормотал он и снова обратился к ребенку: — Так где же твоя мама, малышка?

Она отвела глаза в сторону, но Том научился общаться с детьми, служа в своем приходе.

— Отведи меня к себе домой, — попросил он, взяв девочку за руку, однако та не двинулась с места.

— Я не хожу по домам с незнакомыми мужчинами, — помолчав, сказала девочка.

— И правильно делаешь, — похвалил ее Том. — Но ведь я зову тебя не в какой-нибудь чужой дом, а прошу проводить туда, где ты живешь. Это разные вещи. Ты это понимаешь?

Девочка на минуту задумалась. У нее было миловидное розовое личико, но глаза смотрели не по-детски серьезно. У Тома сжалось сердце от боли. Как и всегда в таких случаях, его охватило острое чувство сострадания.

— Я не пойду домой, пока не продам все яблоки, — заявила крошка.

Том достал еще четыре пенса. В глазах девочки промелькнуло выражение, похожее на радость. Повернувшись, она зашагала прочь. Сунув три купленных яблока конюху и приказав ему присмотреть за его вещами, Том устремился вслед за ребенком. Девочка и не думала уходить со двора, направившись не в сторону узких улочек, а к черному ходу постоялого двора, который вел на кухню трактира.

— Я же велела тебе не возвращаться, пока ты не продашь все яблоки! — переступив порог, услышал Том резкий раздраженный голос.

Посреди кухни стояла средних лет женщина с красным лицом и хмуро смотрела на девочку сверху вниз.

— Я все продала, — сказала крошка, протягивая женщине деньги. — Это он купил у меня яблоки.

Обернувшись, она показала пальцем на Тома.

Заметив его, женщина переменилась в лице. Том попятился к двери, потому что она вдруг схватила со стола увесистую скалку и стала с угрожающим видом надвигаться на него.

— А ну, вон отсюда! — закричала кухарка. — Нам не нужна ничья помощь. Знаем мы таких проходимцев, как вы! — Она спрятала девочку за свою широкую юбку. — Мэгги никуда с вами не пойдет, ни за какие деньги!

— Я — священник, — сказал Том, расстегнув верхние пуговицы сюртука, чтобы был виден его белый воротничок. — Я просто забеспокоился, увидев, что маленькая девочка гуляет одна без присмотра.

— Не надо о ней беспокоиться. Постоялый двор — довольно безопасное место, а что касается священников, то и среди них попадаются порочные люди.

Миссис Фишпоул явно слышала немало историй о неблаговидном поведении церковнослужителей и не доверяла им.

— Я не принадлежу к числу тех, о ком вы говорите, — стал терпеливо объяснять Том. — Я приехал с севера страны, а там такие маленькие дети, как Мэгги, не добывают самостоятельно себе пропитание. Но теперь я вижу, что вы действительно заботитесь о девочке, и прошу у вас прощения за беспокойство.

Миссис Фишпоул, прищурившись, оглядела священника с ног до головы. Том был мужчиной приятной наружности и внушал людям доверие.

— А где именно вы служите, в каком приходе? — подозрительно спросила она.

— В Беверли, в восточном райдинге[2], — с готовностью ответил Том, и на сердце у него заметно полегчало. — У меня там маленький приход. А в Лондон я приехал навестить брата.

Лицо кухарки расплылось в улыбке.

— В Беверли? — радостно переспросила она. — А я сама из Дриффилда, святой отец, хотя давно уже не была там. Меня зовут миссис Фишпоул. Вы, наверное, служите в кафедральном соборе? Мой отец как-то в детстве возил меня в Беверли, он доставлял туда фуры с песком. Да, кафедральный собор этого города — очень красивый храм. Я никогда его не забуду. По своей величественности он может, пожалуй, соперничать с собором Святого Павла.

— Ваш отец, наверное, возил песок для ремонта западного придела храма, — предположил Том. — Но я служу не в кафедральном соборе Беверли, а в соседнем маленьком приходе церкви Святой Марии. А священником прихода, относящегося к собору, является преподобный Рануолд.

— Боже всемогущий! — всплеснула руками миссис Фишпоул. — Неужели старик Рануолд все еще жив? Когда в нашем приходе не было священника, он приезжал к нам в Дриффилд раз в месяц и учил детей закону Божьему. Мы были тогда еще совсем маленькими.

— Я передам ему от вас привет, — пообещал Том, — и скажу, что вы прекрасно устроились в Лондоне, работаете кухаркой в трактире на постоялом дворе. Он обрадуется, узнав, что у вас есть милая маленькая дочка.

И Том с улыбкой посмотрел на Мэгги. Миссис Фишпоул поджала губы.

— Мэгги вовсе не моя дочь, — возразила она. — И она не добывает сама себе пропитание, как вы изволили выразиться. Я вынуждена тратить свое скудное жалованье, чтобы прокормить ее.

— Не ваша дочь?

Мэгги вышла из своего укрытия, чувствуя, что опасность миновала.

— Нет, — ответила миссис Фишпоул. — Мы нашли ее мать как-то поздно вечером на крыльце черного хода нашего трактира. У нее начались роды, но бедная женщина не пережила их. Родив ребенка, она скончалась от большой кровопотери.

— Слава Богу, что вы помогли бедняжке. Можно сказать, что Мэгги повезло. Я поздравлю преподобного Рануолда с тем, что ему удалось заложить в вас ростки добра и сострадания к людям. Он недаром учил вас закону Божьему.

Но миссис Фишпоул как-то странно посмотрела на Тома. В этот момент она походила на собаку, учуявшую запах добычи.

— Скажите, преподобный, а что бы вы сделали, если бы Мэгги находилась в трудном положении? — вдруг спросила она. — Вы ведь недаром пришли сюда. Вам же наверняка хотелось посмотреть, в каких условиях живет девочка. Что бы вы сделали, если бы оказалось, что за ней никто не присматривает? Том растерялся.

— Честно говоря, я не знаю точно, что бы я сделал, — признался он.

— Но вы ведь наверняка слышали о приютах, правда? Вы же знаете, что в них творится?

— Да, кое-что слышал, — сказал Том.

Об этих лондонских детских заведениях ходила дурная слава.

— В таком случае… забирайте ее! — решительно заявила миссис Фишпоул, подталкивая Мэгги к священнику.

Девочка испуганно вскрикнула и попыталась снова спрятаться за юбку кухарки.

— Что?! — изумленно воскликнул Том.

— У вас ей будет лучше. В восточном райдинге не такие испорченные нравы, как в Лондоне. Я помню, что у нас никогда не выпускали детишек на улицу одних без присмотра, а в этом городе мне не углядеть за малышкой. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Да, но…

— Вы должны помочь ей, — сказала миссис Фишпоул. — Я боюсь, как бы с ребенком не стряслась беда. Девочка спит прямо здесь… — Она кивнула на груду тряпья, лежавшую в углу. — Не знаю, долго ли хозяева трактира будут терпеть ее присутствие в своем доме. Честно говоря, у меня все это вызывает большое беспокойство.

Том понимал, что миссис Фишпоул совершенно права.

— Я старалась воспитать ее, как могла, научила говорить «спасибо» и «пожалуйста». Она знает, что такое хорошо и что такое плохо. И мне бы очень не хотелось, чтобы Мэгги пошла по стопам своей матери. Прошу вас, заберите ее и скажите преподобному Рануолду, что я исполнила свой долг милосердия.

Мэгги снова попыталась спрятаться от Тома за юбку миссис Фишпоул.

— Я буду скучать по тебе, Мэгги, — промолвила кухарка. Положив скалку на стол, она повернула девочку лицом к себе. — Не думай, что я отдаю тебя этому господину без сожаления. Ты очень милая и ласковая. И всегда оставайся такой.