Глава 22

СВЯЩЕННИК ВЛЮБИЛСЯ

Спустившись утром на завтрак, Том обнаружил, что столовая пуста. Он никогда не обманывал себя. Сейчас он знал, что расстроился вовсе не потому, что не застал в столовой своего ворчливого брата или его загадочную жену. Все дело было в Лине.

— Хотите, я принесу блюдо с лососем, мистер Холланд? — спросил Лик.

— Нет, спасибо, Лик. Подайте мне лучше чашку кофе и пару гренков, пожалуйста, — сказал Том, не смея задать вопрос о том, где Лина. — Мой брат уже позавтракал?

— Лорд Годуин еще не встал, — ответил Лик. — Он всю ночь работал над партитурой.

Подав Тому завтрак, дворецкий удалился. Когда дверь за ним закрылась, Том невольно начал представлять себе лежащую в постели, сонную и немного растрепанную Лину. Его фантазия так разыгралась, что он готов был вскочить с места, взбежать по лестнице и постучать в дверь спальни мисс Маккенны.

Вообще-то в обычной жизни он редко испытывал искушения. Том служил в маленьком приходе. В его церковь не часто заглядывали аристократы, которые обычно посещали более величественный кафедральный собор в Беверли. Однако это вовсе не означало, что местные дворяне игнорировали Тома, младшего сына графа Годуина. Но он вел такой праведный образ жизни, что никому из дам даже и в голову не приходило попытаться соблазнить его.

Но Лине удалось это сделать без особых усилий. Его тянуло к ней, словно магнитом.

«Я хочу ее, — думал Том. — Я еще никогда в жизни так сильно не хотел женщину. И это не простая похоть, хотя мне трудно разобраться в охвативших меня пылких чувствах, которые я прежде никогда не испытывал. Я хочу всю ее, целиком… С ее глупым смехом, странным выборочным знанием Библии и ужасными анекдотами, которые она пытается мне рассказать».

Том привык следовать своей интуиции. Как известно, хорошо развитое чутье обычно не свойственно мужчинам, но оно досталось Тому в наследство от матери, часто помогая в жизни. С годами интуиция только еще больше обострилась. Это она заставила Тома вернуться в Лондон и попытаться выяснить отношения с братом.

Сейчас интуиция подсказывала ему, что Лина просто создана для него. Но разум говорил Тому, что эта женщина не годится на роль жены священника. Жениться на ней — это положить конец своей карьере. Он знал, что уже никогда не получит крупный приход.

Более того, если епископ узнает, что священник его епархии женился на любовнице своего брата, то Том лишится места. Но чувства Тома восставали против доводов разума. Он не желал слушать их. Том не мог жить без Лины. Сейчас ему было глубоко безразлично, к каким последствиям приведет брак с ней. Если бы это было возможно, он бы прямо сейчас увез ее в восточный райдинг.

Доев гренки, Том встал из-за стола. Он полдня не видел Лину. Она не спустилась к обеду. Впрочем, как и Рис. Хелен тоже не выходила из своей комнаты, но Том не мог винить жену Риса за то, что она попросила подать ей обед в спальню. Он удивлялся, что его невестка вообще согласилась вернуться к мужу. Устав бродить по дому в ожидании домочадцев, Том решил подняться в детскую, чтобы проведать Мэгги.

Оказавшись в коридоре на третьем этаже, он услышал звонкий заливистый смех Лины. В ее голосе не было никакой нарочитости, притворства или кокетства, свойственного куртизанкам. Скорее, это было детское непосредственное веселье.

«Она ведет себя так естественно потому, что на самом деле никакая она не куртизанка», — подумал Том, открывая дверь детской. У него было тяжело на сердце. Женщина, которую он любил, не могла принадлежать ему, потому что его брат, этот отпетый негодяй, сделал ее своей содержанкой, наложницей. Подобные мысли причиняли Тому острую боль. У него было такое чувство, как будто ему в сердце всадили нож.

Лина сидела на низком табурете у окна, а Мэгги старательно расчесывала ее длинные волосы. Они не заметили, как вошел Том. Мэгги внимательно смотрела на блестящий поток волос Лины, а Лина рассказывала девочке сказку.

— Вот видишь, Мэгги, — говорила она, — мельнику не оставалось ничего другого, как только послать трех своих сыновей на поиски счастья.

— А почему они не могли остаться дома с отцом? — спросил Том, подходя к ним.

Лина взглянула на него, и Том вдруг понял по выражению ее глаз, что та рада его видеть.

— Добрый день, мисс Маккенна, — поклонившись, поздоровался он. — Привет, Мэгги.

Но девочка даже не взглянула на него. Как завороженная, она смотрела на шелковистые волосы Лины, проводя по ним расческой.

— Мэгги, дорогая, — обратилась к ней Лина, — мне кажется, что ты хорошо расчесала мои волосы. Давай займемся прической позже.

Лицо девочки исказило выражение недовольства. Она хотела вцепиться в волосы Лины, но та мягко отстранила ее.

— Я же сказала, что мы продолжим несколько позже, — спокойно промолвила она, вставая.

Лина дала Мэгги муфту из ворсистой ткани, и малышка стала с увлечением расчесывать ворс.

— Если вы позвоните вон в тот колокольчик, мистер Холланд, — сказала Лина, — Роузи вернется в детскую и присмотрит за Мэгги.

Том позвонил в колокольчик, вызывая служанку.

— Мэгги, — обратился он к девочке, — ты хочешь сегодня покататься в парке?

Она ничего не ответила, не удостоив Тома даже взглядом.

— А может быть, ты хочешь посмотреть на тигров в лондонском Тауэре? — спросил Том.

Девочка снова промолчала.

— Ну что, принимаешь мое предложение? — попытался он разговорить ее.

— А где это находится? — не глядя на него, спросила Мэгги. — Рядом с постоялым двором «Оловянная кружка»?

— Нет, — ответил Том.

Губы девочки почему-то задрожали, и она снова принялась старательно расчесывать ворс на муфте.

В этот момент в детскую явилась Роузи, а Том и Лина вышли из комнаты.

— Мэгги сильно скучает по миссис Фишпоул, — промолвила Лина, как только они оказались в коридоре. — Она постоянно спрашивает, когда ей разрешат увидеться с ней.

— Я мог бы свозить ее в гости на постоялый двор, — сказал Том, не зная, чем помочь девочке. — Но ее нельзя оставлять там надолго. Мэгги в последнее время спала на груде тряпья в углу кухни. Миссис Фишпоул не имеет возможности взять ее к себе.

Они направились по коридору к лестничной площадке.

— Вы считаете, что спасли девочку? — спросила Лина. — Вы увели ее из трактира, не подумав о последствиях.

— У меня не было другого выхода, — стал оправдываться Том.

— Почему вы так решили?

— Потому что миссис Фишпоул настаивала, чтобы я ее забрал.

— Но как вы оказались на кухне трактира?

— Я увидел Мэгги во дворе и подумал, что она, наверное, живет в ужасных условиях.

— И вы захотели спасти ее, — сделала вывод Лина. — Вы решили помочь девочке сразу же, как только увидели ее.

— Все это не так просто, — возразил Том.

— Сколько детей вы уже спасли?

Лина шла впереди него, покачивая на ходу крутыми бедрами, и это мешало Тому сосредоточиться на разговоре.

— Немного, — ответил он.

— Вы, наверное, уже примериваете нимб святого, — насмешливо заметила она, входя в библиотеку, и села на диван.

Том последовал за ней. Ему показалось, что последнюю фразу Лина произнесла с легким презрением. Это рассердило Тома.

— При чем тут нимб святого? — пожав плечами, раздраженно пробормотал он.

— А при том! Все вы, священники, одинаковы, — категоричным тоном заявила она. — Желая быть добродетельным, вы лишили Мэгги приемной матери, единственного человека, которого девочка любит. Это было ошибкой.

Том пришел в негодование.

— Миссис Фишпоул больше не могла заботиться о ней, — заявил он. — Мэгги, как я уже сказал, вынуждена была спать на груде тряпья на кухне, и миссис Фишпоул была сильно обеспокоена этим обстоятельством. Она боялась, что с Мэгги может что-нибудь случиться. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Конечно, понимаю, — с досадой сказала Лина. — Именно поэтому вы, словно рыцарь в сияющих доспехах, бросились на помощь бедной девочке, не так ли? Вы, конечно же, потешили свое честолюбие. Только и всего.

— Все было совсем не так, — горячо возразил Том. — И я не понимаю, почему вы с таким презрением относитесь к моим попыткам помочь ребенку?

— Вы ошибаетесь. Я не испытываю к вам никакого презрения, — промолвила она. — Просто мне хорошо знакомо такое поведение. Такие люди, как вы, в своем благочестивом рвении часто бросаются спасать страждущих, когда их никто не просит об этом. И попадают впросак, оказывая тем самым медвежью услугу.

— Вы, вероятно, считаете, что мне не следовало забирать Мэгги у миссис Фишпоул? Может быть, вы полагаете, что я должен был взять с собой не только девочку, но и кухарку?

Лина кивнула:

— Вам не надо было разлучать девочку с матерью.

— Но миссис Фишпоул — вовсе не мать Мэгги, — возразил Том. Впрочем, в душе он был согласен с Линой. — Возможно, вы правы, но я совершил этот поступок вовсе не из ханжеского благочестия или желания выглядеть в глазах окружающих добродетельным.

Лина, нахмурившись, потупила взор и стала разглядывать свои ногти.

— Мы должны вернуть Мэгги на постоялый двор, — сказала она.

Том сел рядом с ней, не спросив разрешения.

— Но Мэгги не может жить на кухне трактира, — попытался он переубедить ее.

— Я все прекрасно понимаю, — промолвила Лина, бросив на Тома нетерпеливый взгляд, — но девочке нужна мать. Миссис Фишпоул может сменить работу и устроиться куда-нибудь в другое место. Жаль, что у Риса уже есть повариха.

— Думаю, что Рис не взял бы к себе кухарку, которая в основном готовит пирожки с рыбой и колбасой, — заметил Том. — Он платит своей поварихе сто гиней в год.

Лина сама понимала, что ее мечты о хорошем месте для миссис Фишпоул несбыточны.

— Мы должны что-то сделать, — сказала она. — Я не могу смотреть на бедную крошку. У Мэгги такие печальные глаза, что я боюсь разреветься, глядя на нее!

Никто никогда не видел на глазах Лины слезы. Она запретила себе плакать в тот день, когда сбежала из дома. Ведь приехав в Лондон, она вдруг обнаружила, что у нее украли кошелек. Лина осталась без денег в чужом городе.

— Я думал, что найду для нее приемную семью, когда вернусь в восточный райдинг, — оправдывался Том.

— Да кому нужна сирота! — с горечью воскликнула Лина.

Она не раз видела так называемых милосердных людей, которые отказывались подать нищему даже фартинг.

— Я мог бы выплачивать ей содержание, — промолвил Том.

— Вы? Священник? — Лина расхохоталась. — Могу представить, сколько фунтов в год вы получаете, мистер Холланд. Меня удивляет, что вы нашли деньги для поездки в Лондон. Но содержать сироту вы, конечно же, не сможете. В этом нет сомнений.

— И сколько я, по вашему мнению, получаю? — спросил Том.

— Возможно, у вас есть кое-какие сбережения, но служба в приходе, думаю, приносит вам не больше двухсот фунтов годового дохода. А подобной суммы хватило бы только на то, чтобы купить вот это платье.

И она тронула подол своего наряда. На ней было алое платье в русском стиле с белыми кисточками на плечах. Лина выглядела просто роскошно.

Том был не так беден, как это казалось Лине. Раньше он не придавал значения тому состоянию, которое мать оставила ему в наследство. Он понемногу тратил его на благотворительные цели, но теперь благодарил Бога за то, что у него были деньги. Лина, если бы захотела, могла бы щеголять в дорогих нарядах и быть самой красивой и богато одетой женой приходского священника.

— По вашему мнению, это платье стоит того, чтобы купить его за такую огромную сумму? — спросил он, положив вытянутую руку на спинку дивана. Однако он так и не осмелился дотронуться до плеча своей собеседницы. — Но вообще-то вам оно очень идет.

— Еще бы! Я всегда тщательно подбираю одежду. Особенно мне нравятся шелковая бахрома и кисточки на этом наряде. Сейчас это в моде. В этом году ни одна дама не выйдет за порог без бахромы.

— И вы думаете, что это платье стоит больше, чем я мог бы дать на содержание Мэгги в год?

Лина прищурилась.

— Я не люблю подобные словесные уловки, преподобный. Поверьте, вам не удастся разбудить во мне совесть. Даже не пытайтесь! Я не заблудшая овечка из вашей паствы.

Том усмехнулся:

— Да, вы не из моей паствы. Это неоспоримый факт, но я сожалею об этом.

Лина пожала плечами:

— Я понимаю, вы же священник, поэтому было бы странно требовать от вас другого поведения. — Внезапно она как будто потеряла к нему всякий интерес. Том почувствовал себя навязчивым гостем, которого Лине надоело развлекать. — Я попрошу Риса помочь миссис Фишпоул. Он может себе это позволить, к тому же Рис никогда еще не отказывался исполнить те мои просьбы, в которых речь идет о деньгах.

Лина произнесла эти слова ровным голосом, без тени торжества.

Том посмотрел ей в глаза, и она отвела взгляд в сторону.

Мысли об этом священнике с глубоко посаженными серыми глазами не давали Лине покоя. Он только внешне походил на Риса. Лина не обманывала себя, прекрасно сознавая, что граф никогда не любил ее. Это она была влюблена в графа. И вот Лина встретила этого странного священнослужителя с беспокойным взглядом и крупными, как у Риса, чертами лица. У нее было такое ощущение, будто Том смотрит ей прямо в душу. Это раздражало ее.

— А вы не хотели бы продать это платье? — спросил вдруг Том.

— Давайте оставим разговор о моей одежде, иначе я решу, что вы хотите только одного — раздеть меня, — сказала Лина.

Откинувшись на спинку дивана, она одарила Тома обольстительной улыбкой, которую долго репетировала перед зеркалом.

Он пристально посмотрел на нее. Так однажды в детстве на Лину смотрела мама, прекрасно понимая, что именно ее дочь оборвала ягоды ежевики в саду миссис Гирдл, хотя и не признавалась в этом.

— Это само собой разумеется, — сказал он с усмешкой, и вокруг глаз у него вдруг появились мелкие морщинки. — На свете не существует мужчины, у которого не зачесались бы руки при виде всех этих пуговиц и тесемок.

Лина не смогла сдержать улыбку. Том оставался для нее прежде всего священником, а их она не очень-то жаловала.

— Я думала, что священнослужители выше подобных соблазнов, — заявила она. — Мне кажется, вам следует подняться в свою комнату и помолиться о спасении собственной души.

— А кто вам сказал, что священники бесчувственны? — насмешливо спросил Том. — Любовь к вам, Лина, не наносит моей душе никакого вреда. Я впервые в жизни встречаю такое прекрасное Божье создание, как вы.

— Любовь? — удивленно переспросила Лина. — Вы, наверное, оговорились, преподобный!

— Нет, я назвал вещи своими именами, — спокойно возразил Том.

Лина засмеялась, но Том прикоснулся кончиками пальцев к ее щеке, и она замолчала. Он долго и пристально смотрел на нее так, что Лина вдруг чего-то испугалась.

— Вы слышали анекдот о епископе, которого среди ночи разбудил какой-то шум? — спросила она, пытаясь подавить в себе непонятный страх. — Но когда он встал, чтобы посмотреть, в чем дело…

— Замолчи, — прошептал Том, не сводя с нее глаз, и медленно потянулся к ней.

У Тома были широкие плечи. Лина вцепилась в них, когда Том вдруг неожиданно припал к ее губам в пылком поцелуе. Так ее еще никто не целовал. Ни Хью Сазерленд, ни Харви Битл, ни даже Рис Годуин.

— А вы уверены, Том, что действительно являетесь священником? — пролепетала Лина, когда тот наконец прервал поцелуй.

— В этом нет никакого сомнения.

Том не давал воли своим рукам, боясь прикоснуться к ней лишний раз, хотя она-то видела, что его неудержимо тянет к ней.

— Но священники так не целуются! — прошептала Лина. У него был такой красивый, четко очерченный рот, что Лине вновь захотелось испытать на своих губах вкус его поцелуя.

— Чужие любовницы тоже так не целуются, — хрипловатым голосом промолвил Том. — Если бы я не был священником, Лина, вы оказались бы в серьезной опасности.

Лина не думала, что ей грозит какая-либо опасность. Она была погибшим созданием, которому нечего было терять. И они оба прекрасно знали об этом, и это для Лины, конечно же, было унизительным.

Том, казалось, прочитал ее мысли.

— Вы не шлюха, Лина Маккенна, — сказал он, подняв ее голову за подбородок.

— Вам не нравится жестокая правда, поэтому вы и не признаете ее, — криво усмехнувшись, промолвила она.

— Я говорю то, в чем совершенно уверен, — твердо заявил он.

Ее поразили проникновенные нотки, звучавшие в его голосе. Том полностью доверял ей. Отец Лины был очень похож на него. Без сомнения, он встретил бы ее с распростертыми объятиями, если бы она решила вернуться домой. Для него она была заблудшей овцой. «Господь всемилостив, он все прощает», — говаривал ее отец, стараясь поступать по-христиански.

— А вам не надоело всегда быть таким добрым и хорошим? — раздраженно спросила она.

Лина и сама не знала, на кого злилась — на Тома или на своего отца…

— Да, надоело, — честно признался Том, погладив Лину по голове.

Ее длинные шелковистые волосы были приятны на ощупь.

Отец Лины никогда в жизни не сказал бы ничего подобного. Он был готов неустанно любить, понимать и прощать людей. И это совершенство утомляло Лину.

— Тем не менее, — сказала она, — могу предположить, что вы никогда не нарушали данных вами обетов. Вы всегда свято чтили Десять заповедей.

Том продолжал гладить Лину по голове. Это доставляло ему ни с чем не сравнимое удовольствие.

— Во всяком случае, я могу не бояться, что нарушу заповедь «не прелюбодействуй», — мягко сказал он. — Ведь вы не замужем. А вообще-то из всех заповедей мне больше всего нравится «возлюби ближнего, как самого себя». — Он поцеловал ее в голову. — Я готов следовать ей, Лина. В конце концов, вы — мой ближний.

Лина усмехнулась, решив, что поймала его на слове.

— Значит, вы готовы вступить во внебрачную связь, преподобный? Разве это не грех?

— Меня зовут Том, — напомнил он ей. — А внебрачная связь — хоть и грех, но незначительный.

— Ах вот как! — с негодованием воскликнула она. — Да как же вы можете так говорить! Теперь я вижу, что вы действительно способны расстегнуть мое платье и раздеть меня!

Том прижал ее к своей груди и горячо зашептал на ухо:

— Грех совершается тогда, когда мужчина вступает в связь с женщиной, которую не любит и на которой не собирается жениться. А я испытываю сейчас искушение заняться с вами любовью до того, как церковь освятит наш союз. Это разные вещи. Заметьте, Лина, я говорю о любви, а не о похоти.

Лина покачала головой:

— Вы сумасшедший, как и все священники, преподобный. По-видимому, люди впадают в безумие, как только получают сан.

— А кто был священником в вашем приходе? — поинтересовался Том.

— Мой отец, преподобный Гидеон Маккенна, — ответила она. — Он до сих пор служит в Дамфрисшире, в Шотландии.

Лина не видела, как лицо Тома расплылось в улыбке. Он и не предполагал, что маленькая бунтарка Лина была дочерью приходского священника. Теперь стало понятно, почему она так хорошо знает персонажи Библии и часто говорит о Саломее. Лина поддалась искушению и бежала в Лондон. Но даже этот порочный город не смог испортить ее. Да, эта девушка стала содержанкой Риса, но только потому, что без ума влюбилась в него.

— А что за человек ваш отец? — осторожно спросил Том. Он сидел, боясь пошевелиться. Лина могла в любой момент вскочить с места и убежать из комнаты.

— Он совершенен во всех отношениях, — заявила она. — Мой отец — безупречный человек.

— Какая необычная характеристика, — удивленно заметил Том. — Вы считаете, что остальная часть человечества погрязла в пороках и не идет ни в какое сравнение с вашим отцом?

— О нет, дело вовсе не в этом, — покачав головой, промолвила Лина. — Нет ничего более утомительного и нудного, чем совершенство. Я терпеть не могу это качество.

— Я не совсем вас понимаю.

— Что бы я ни вытворяла в детстве, какой бы проступок ни совершила, отец всегда прощал меня.

Том глубоко задумался. Жизненный опыт Лины так сильно отличался от его собственного, что он просто не знал, как реагировать на ее слова.

— С вашей точки зрения, возможно, мой отец и похож на святого, — раздраженно сказала она, — но в детстве я сильно страдала от этого.

Том посадил Лину себе на колени. Эта поза не казалась ему сейчас интимной, однако все изменилось, когда мягкие округлые ягодицы Лины коснулись его паха.

— Понимаете, мой отец всегда соблюдал заповеди. Он был непогрешим, — продолжала она.

А Том изо всех сил пытался отогнать грешные мысли. Повернув голову, он взглянул в окно. На ветке орешника он увидел большую белку. В лапках она сжимала орех, похожий на облатку, ее пухлые щеки быстро двигались.

— Меня раздражало в отце то, что он больше любил Бога, чем меня, — с горечью сказала Лина.

Том сжал ее в объятиях, стараясь убедить себя в том, что не будет большого греха, если он поцелует Лину в нежное розовое ушко.

— Однажды меня попросили спеть в театрализованном представлении, которое ежегодно устраивалось в нашей деревне на Рождество, — продолжала она. — Я очень гордилась тем, что выбрали именно меня. Мне доверили исполнить роль архангела Гавриила, а также спеть лучшие сольные номера. Я репетировала в течение нескольких недель.

— Уверен, что вы прекрасно справились со своей задачей, — промолвил Том и не узнал свой сдавленный голос.

Его охватила тревога. Он так и не осмелился поцеловать ушко Лины, опасаясь, что она вот-вот заметит, на чем сидит.

— Возможно, так оно и было бы, — грустно сказала Лина, — но накануне представления отец застал меня с Хью Сазерлендом.

Мы целовались. Отец, конечно же, пришел в ужас. — Карие глаза Лины печально смотрели на Тома. — Он много молился, а потом вдруг заявил, что должен лишить меня того чего я хочу больше всего на свете, потому что Господь запретил развратничать. И меня отстранили от участия в представлении.

— Бедняжка, — сочувственно прошептал Том, целуя ее в нос, уголок глаза и щеку.

— Но это было еще не все, — продолжала Лина. — Отец решил, что сам процесс пения доставляет мне слишком большое удовольствие. Ему не нравилось, что я не обращаю внимания на смысл тех песнопений, которые исполняю. С самого юного возраста он внушал мне мысль о том, что я должна любить не свой голос, а те слова, которые произношу.

— «Восхвалите радостными звуками Господа своего», — процитировал Том.

— Да, это слова псалма, — устало сказала Лина. — Но той ночью, когда отец запретил мне участвовать в представлении, он взял с меня обещание не петь в течение шести месяцев.

Том затаил дыхание. Он понимал, как трудно было Лине сдержать свое слово. Разве можно заставить замолчать певчую птичку?

— Это было ужасно, — продолжала она свой рассказ. — Мама умоляла отца пожалеть меня. Думаю, в глубине души он и сам был сильно расстроен, но не хотел признавать, что совершил ошибку. Ведь наказывая меня, отец руководствовался благочестивыми целями. Он принес обет, понимаете? Отец пообещал Господу, что запретит мне петь в течение шести месяцев ради спасения моей души. И теперь он не мог нарушить клятву, даже если бы знал, какие негативные последствия повлечет за собой его поступок.

Лина уткнулась лицом в плечо Тома.

— Той же ночью я тайно убежала к Хью и в хлеву на подворье его отца лишилась девственности.

— Этому Хью повезло, — пробормотал Том.

— А в пять часов утра я села в почтовый дилижанс и уехала в Лондон. Я решила устроиться туда, где людям нужно будет мое пение.

— О, дорогая моя, — крепко сжимая ее в объятиях, прошептал Том.

— Поцелуй меня, Том, — попросила Лина.

— Я не знаю, что мне делать, — пробормотал он, легонько покусывая нежную мочку ее уха. — Мне, наверное, следует сейчас удалиться в свою комнату. Помолившись, я произнесу несколько суровых обетов, которые, впрочем, непременно нарушу завтра.

— Но ведь это можно отложить на некоторое время, — проворковала Лина, — а сейчас я хочу, чтобы ты снова поцеловал меня. Мне это очень нравится.

— Скажи, я лучше целуюсь, чем Хью Сазерленд? — спросил Том, не сводя глаз с ее чувственных губ.

— Поцелуй меня сначала, — прошептала Лина. И их губы слились в страстном поцелуе…

Глава 23

РАЗГОВОР О БРАКЕ

Кавендиш-сквер, Шандуа-стрит, 14 Дом леди Гризелды Уиллоби

— Дело в том, дорогой мой, что ты обязательно должен жениться. Это твой долг перед семьей. Впрочем, ты, конечно, и без моих нравоучений все это прекрасно знаешь, — сказала леди Гризелда Уиллоби, сделав неопределенный жест.

— Ты ужасно ленивое существо, Гриззи, — с усмешкой промолвил граф Мейн, нежно поглядывая на сестру. — Тебе даже лень искать аргументы, чтобы убедить меня в своей правоте. Впрочем, если бы ты приложила усилия и постаралась это сделать, у тебя бы ничего не вышло.

— Не понимаю, почему ты упрямишься. Я, например, рада, что в свое время вышла замуж за беднягу Уиллоби.

— Думаю, вряд ли ты помнишь, как он выглядит, — заметил граф.

— Не говори ерунды, — сказала Гризелда, уязвленная ироническим тоном брата. — Он умер всего лишь десять лет назад. Клянусь, от одного только упоминания его имени мне до сих пор становится очень-очень грустно.

Гризелда бросила на себя взгляд в зеркало и придала своему очаровательному личику трагическое выражение. Она была прелестной тридцатилетней женщиной, гордившейся тем, что выглядит по крайней мере лет на восемь, а при свете свечей — и на все десять моложе своего возраста.

— Не смеши меня, — сказал граф. — Конечно, Уиллоби был по-своему неплохим парнем, но ты пробыла замужем за ним всего лишь год или два, а потом он отбросил копыта. И с тех пор ты не делала попыток вступить в брак. Не понимаю, почему ты толкаешь меня на этот шаг?

— Мы сейчас говорим не обо мне, а о тебе, — заявила Гризелда. Порывшись в сумочке, она достала листок бумаги. — Хотя при желании я могла бы выйти замуж за Корнелия. Ты только посмотри, Гаррет, какое восхитительное стихотворение он мне написал!

— Корни Бамбер — фат и великосветский хлыщ, — презрительно сказал Мейн. — Но если тебя не тошнит от его манер, я не буду возражать против вашего брака.

— Моя любовь подобна льду, — мечтательным тоном прочитала Гризелда строчку из посвященного ей стихотворения.

— А я огню подобен, — продолжил ее брат.

— Откуда ты знаешь это стихотворение? — изумилась она. От удивления Гризелда выпрямила спину. Она делала это крайне редко, поскольку считала, что ее фигура выглядит лучше, когда она полулежит.

— Знаешь, я пришел к выводу, что тебе все же не стоит выходить замуж за Бамбера. Человек, без зазрения совести присвоивший стихотворение Спенсера, не достоин тебя.

— Какие глупости! — воскликнула Гризелда. — Я и не думала выходить замуж за Бамбера. А Спенсер… это, наверное, друг Байрона? Он еще жив? Мне бы очень хотелось познакомиться с ним.

— Этот поэт уже умер, причем давно. Его звали Эдмунд Спенсер, он был современником Шекспира.

Надув губки, Гризелда отбросила в сторону листок бумаги со стихотворением.

— Вернемся к вопросу, который мы обсуждали, — сказала она. — Тебе необходимо жениться, Гаррет. Пройдет еще какое-то время, и ни одна приличная невеста не посмотрит в твою сторону.

Мейн пожал плечами:

— Я ни разу не замечал, чтобы женщины косо или презрительно посматривали на меня.

— Это потому, что ты не общаешься с матронами, у которых есть дочери на выданье.

Граф хмыкнул:

— А с какой стати я должен общаться с ними? У таких женщин нет времени на любовные игры.

— Тебе пора думать не об играх, а о чем-нибудь более серьезном, — с упреком сказала Гризелда. — Мне не хотелось бы читать тебе нравоучения, Гаррет, но не забывай, что у меня нет детей. И если ты вдруг умрешь, все состояние нашего отца и его титул перейдут по наследству этому бездельнику, отпрыску кузена Хьюго. Запомни, Гаррет, я никогда не прощу тебе, если это произойдет.

— Я не собираюсь пока умирать, — заявил Мейн. Обилие роз, букеты которых стояли повсюду в гостиной его сестры, начало раздражать графа. — А что касается брака, то я женюсь, когда придет время.

— И в каком же возрасте ты намерен завести семью? — спросила Гризелда, насмешливо поглядывая на брата. Она была единственным человеком, от которого Мейн терпеливо сносил колкости и издевки. Несмотря на то что они постоянно пикировались, брат и сестра были искренне привязаны друг к другу. — Я хочу, чтобы ты произвел на свет наследника, пока еще полон сил и находишься в добром здравии, Гаррет. Ты должен успеть научить парня держаться в седле и править лошадью.

— Да что ты меня все время хоронишь! — возмутился Мейн. — Неужели, по-твоему, я так стар, что скоро могу оказаться совершенно беспомощным?

— Тебе уже тридцать четыре года. В течение многих лет ты вел себя как настоящий кобель, и вскоре ни одна женщина не будет воспринимать тебя серьезно.

Мейн вдруг разозлился.

— А ты могла бы обойтись без оскорблений? — процедил он сквозь зубы.

Гризелда раскрыла веер и начала обмахиваться им.

— Я намеренно оскорбила тебя, Гаррет, чтобы привести в чувство. Тебе нужна встряска. Пойми, скоро в Лондоне не останется ни одной женщины, с которой бы ты еще не переспал.

Мейн отвернулся к камину, хмуро уставившись на поленья. Закусив губу, Гризелда размышляла, стоит ли продолжать этот трудный разговор. Мейн резко поднял голову и повернулся к ней.

— Хорошо, я подумаю над твоими словами, — пообещал он. — И возможно, действительно приму решение жениться в ближайшее время.

— Вот и отлично, — обрадовалась леди Уиллоби.

— Но это произойдет не завтра, — предупредил он. — Я должен еще кое-что довести до конца.

Гризелда знала характер брата и понимала, что в этой ситуации его нельзя торопить.

— Речь идет об отношениях с графиней Годуин? — подняв бровь, спросила она.