Глава 1

СТРОГО КОНФИДЕНЦИАЛЬНО

18 марта 1816 года

Из письма графини Пендросс леди Патриции Гамильтон: «…а по поводу подвигов графа Годуина, о которых вы, моя дорогая, поведали мне, хочу сказать следующее: ничто на свете уже не способно удивить меня. Покойная графиня Годуин (которая, как вы знаете, была одной из моих близких подруг) перевернулась бы в гробу, если б узнала, что ее сын принимает в ее доме оперных певичек! И я впадаю в отчаяние при мысли о том, что одна из этих недостойных женщин, возможно, живет с графом. Не понимаю, как его бедная жена еще не сгорела от стыда? Я всегда поражалась удивительному самообладанию Хелен, хотя до меня доходили слухи, что она все же хочет подать на развод. Не представляю, сколько это будет стоить, но годовой доход Годуина составляет не менее пятнадцати тысяч фунтов. Думаю, он может пойти на этот шаг. И еще, моя дорогая, мне не терпится услышать, когда же наконец милая Патриция впервые появится в свете? По-моему, вы как-то говорили, что хотите устроить бал пятнадцатого числа? Миссис Элизабет Фремабл сообщила мне…»

21 апреля 1816 года

Письмо от графини Хелен Годуин своей матери, находящейся в настоящее время в Бате:

«Дорогая мама!

Я прекрасно понимаю, как ты расстроена из-за того, что мой брак оказался неудачным. Мое решение тайно сбежать с Рисом привело к скандалу в нашей семье, но это произошло много лет назад. Более печальным событием выглядит сейчас мой развод. И я признаю это. Я прошу тебя, пойми меня и смирись с моим решением. Я не могу дальше так жить. У меня сжимается сердце от боли, когда я думаю о своей судьбе.

Твоя любящая дочь Хелен, графиня Годуин».

22 апреля 1816 года

Письмо Риса Холланда, графа Годуина, брату, священнику одного из приходов на севере Англии:

«Дорогой Том!

У меня все в порядке. Знаю, что тебя беспокоит моя дурная репутация. Советую просто закрывать глаза на то, что я позорю честное имя нашей семьи. Уверяю тебя, мои грехи даже более ужасны, чем ты себе это представляешь, получая на меня доносы. Каждый день на моем обеденном столе танцуют женщины.

Искренне твой, Рис».

22 апреля 1816 года

Из письма мисс Патриции Гамильтон мисс Прунелле Форбес-Шеклетт:

«Дорогая Пру!

Как же не совестно твоей маме прятать тебя в деревенской глуши! Когда она собирается привезти тебя в город? Весь свет уже съехался в Лондон! Если заранее не договориться с портнихой, можно к очередному балу остаться без платья.

Знаешь, Пру, вчера я познакомилась с очень интересным мужчиной, но о нем ходят дурные слухи. Похоже, он действительно отпетый негодяй. Не буду называть здесь его имя, потому что боюсь, как бы мой младший брат не прочитал это письмо, прежде чем я отошлю его. Но скажу все же, что он граф и его инициалы — Р.Х. Ты можешь найти сведения о нем в «Дебретте»[1]. Этот человек несколько лет назад выгнал из дома свою жену и теперь живет с оперной певицей! Представь, как перепугалась моя матушка, увидев, что я общаюсь с графом! Она запретила мне танцевать с ним, потому что в обществе ходят слухи о его разводе. Вообрази, я танцую с разведенным мужчиной! Конечно же, я при первой возможности сделаю это…»

23 мая 1816 года

Письмо Риса Холланда, графа Годуина, Хелен Холланд, графине Годуин:

«Хелен!

Я сейчас занят, но если хочешь встретиться со мной, приезжай ко мне домой. Я работаю над партитурой, которую мне нужно закончить к первой репетиции. Интересно знать, чему или кому я обязан, что неожиданно увижу тебя? Догадываюсь, что ты снова заведешь речь о разводе, но мой ответ будет прежним. Я прикажу Симсу подождать, пока ты ответишь мне на это письмо. Думаю, у тебя вряд ли хватит смелости переступить порог моего дома, похожего на логово разврата.

Рис… А может, мне следовало подписаться «Твой дорогой муж»?»

23 мая 1816 года

Письмо мистера Неда Шаффла, директора Королевской итальянской оперы, Рису Холланду, графу Годуину:

«Не хочу оказывать на вас чрезмерное давление, милорд, но должен предупредить: жду от вас партитуру оперы „Юная квакерша“ не позднее конца этого месяца».

23 мая 1816 года

Письмо Хелен Холланд, графини Годуин, Рису Холланду, графу Годуину:

«Я приеду сегодня в два часа дня. Надеюсь, ты будешь один».

Глава 2

КЛЮЧ К СУПРУЖЕСКОЙ ГАРМОНИИ

Лондон, Ротсфелд-сквер, 15

Карета остановилась у дома, где когда-то жила графиня. Лакей распахнул дверцу и опустил подножку, но Хелен почему-то медлила. Она как будто окаменела, не находя в себе сил сдвинуться с места. Было страшно подумать, что сейчас она войдет в особняк мужа, ведь Хелен не видела этот дом уже несколько лет. Когда ей доводилось посещать друзей, живущих на Ротсфелд-сквер, она отворачивалась от него, проезжая мимо. Хелен делала это из страха увидеть нечто неприличное, о чем судачили в городе. Было спокойнее на душе, когда она разглядывала стоявшие на противоположной стороне здания или проезжавшие с грохотом по мостовой экипажи. Хелен боялась, что если посмотрит на свой бывший дом, то заметит нечто отвратительное.

Она не желала видеть ту женщину, которая, если верить молве, жила в ее бывшей спальне и спала с мужем Хелен. При этой мысли сердце Хелен обливалось кровью. Что ей оставалось делать? Надеяться на то, что Рис даст ей развод. Но Хелен опасалась, что муж встретит ее вместе со своей новой пассией. А вдруг та примет участие в разговоре? Это было бы вполне в духе Риса.

Застыв, словно изваяние, лакей неподвижно стоял у распахнутой дверцы, впрочем, как и другие слуги. Они-то знали, что Хелен никогда прежде не наносила визиты своему мужу, и с любопытством поглядывали на нее. Слугам обычно известно все, что происходит в семье их господ.

Собравшись с духом, Хелен вышла из экипажа и медленно направилась кдому с высоко поднятой головой, расправив плечи. «Я не виновата, что мой муж — мерзавец, — всем своим видом говорила она. — Это не мой позор, а его». Все последние годы Хелен старательно внушала себе эту мысль, но страшно устала от этого.

Особняк за это время мало изменился. Фасад остался прежним, хотя Хелен и ожидала, что моральное разложение его хозяина наложит свой отпечаток на внешний вид здания. Честно говоря, Хелен нисколько не удивилась бы, увидев покосившиеся ставни на окнах или лестницы без перил. Но если не обращать внимания на мелочи, особняк выглядел точно также, как десять лет назад. Это здание было возведено еще до рождения Риса, во времена короля Якова, до того, как его дедушка получил графский титул. Согласно историческим хроникам, заехав в стоявший на этом месте дом прадеда Риса, король отведал чашечку нового экзотического напитка под названием «чай», положив тем самым начало благосостоянию семейства Годуинов. Но Годуины никогда не были торговцами. Экстравагантный сумасбродный придворный, лорд Годуин, прадед Риса, вложил все свои деньги, доставшиеся ему по наследству, в акции Ост-индской компании. Это был гениальный ход, превративший захудалого дворянина в одного из богатейших английских лордов. С него началась история славного семейства Годуинов. В дальнейшем его представители приумножали свое благосостояние с помощью выгодных браков и завоевывали авторитет в обществе, делая успешную политическую карьеру. Так продолжалось, пока не родился Рис.

Рис никогда не проявлял ни малейшего интереса к политике. Достигнув совершеннолетия, он занялся эпатажем светского общества и сочинительством комических опер сомнительной художественной ценности.

От одного только воспоминания о муже у Хелен сжалось сердце.

Карета с грохотом въехала во двор особняка уже несколько минут назад, но до сих пор никто так и не вышел на крыльцо дома, чтобы встретить гостей. Лакей Хелен уже пару раз постучал молоточком в дверь, и она хорошо слышала эхо, раздававшееся в пустом гулком вестибюле от этого стука, но дворецкий явно не спешил впустить ее в дом.

— Попробуйте открыть дверь, Биндл, — распорядилась Хелен.

Биндл послушно толкнул створку, и она, конечно же, подалась. Войдя в вестибюль, Хелен обернулась к застывшему на пороге лакею.

— Покатайтесь в экипаже вокруг парка и возвращайтесь за мной через час, — велела она.

Хелен не хотела, чтобы случайные прохожие заметили ее карету во дворе дома. Никто не должен знать, что она была здесь.

В доме было тихо. Рис, очевидно, забыл о том, что они договорились о встрече. Слуг тоже не было видно. Это обрадовало Хелен. Она не хотела, чтобы ее визит стал темой для сплетен. Спустя месяц, как она ушла от Риса, большинство слуг тоже покинули этот дом, заявив, что они не желают видеть, как труппа русских балерин демонстрирует свое искусство прямо на обеденном столе голышом… ну, или почти. Хелен была, конечно же, рада, что такое поведение слуг оправдывало ее в глазах общества. Теперь всем было понятно, почему она ушла из дома. Какое-то время она даже радовалась, что Рис остался без прислуги и испытывает от этого большое неудобство.

Хотя теперь она убедилась, что это было не так. Рис прекрасно устроился в доме после ее отъезда. Войдя в гостиную, Хелен сразу же поняла, что ее муж нисколько не страдал без обслуживающего персонала. Да, в гостиной действительно было довольно много пыли, но это нисколько не мешало Рису чувствовать себя комфортно. Хелен бросилось в глаза, что вся мебель, к которой она привыкла, исчезла. Зато в комнату поставили сразу три громоздких музыкальных инструмента. А огромный, украшенный резьбой и позолотой диван, который им на свадьбу подарила тетя Хелен, Маргарет, должно быть, отправили на чердак. Вместо него в гостиной стоял рояль, не дававший подойти к окнам. Секретер тоже убрали, на его месте красовался клавесин, а у самой двери как-то неловко притулилось пианино. Вокруг инструментов повсюду были разбросаны груды бумаг: ноты, недописанные партитуры, мятые наброски.

Обведя взглядом весь этот хаос, Хелен усмехнулась. Рис писал музыку где угодно и на чем угодно, поэтому еще при ней в доме было запрещено выбрасывать даже самые ничтожные клочки бумаги. Рис боялся потерять записанную им второпях блестящую музыкальную фразу или мелодию. Похоже, ни один листок не пропал из дома с тех пор, как она ушла от мужа.

Вздохнув, Хелен взглянула в зеркало, висевшее над каминной полкой. На нем лежал слой пыли, а в уголке виднелись трещины. Но дело было не в этом. Хелен хотела убедиться, что не зря сегодня потратила время, наряжаясь и причесываясь Она действительно выглядела элегантно. На ней был бледно-розовый дорожный костюм, сочетавшийся с ее светлыми волосами. Рису нравились блондинки, Хелен это знала. Невольно вспомнив о счастливом времени, когда муж еще любил ее она нахмурилась.

Чтобы отогнать непрошеные мысли, Хелен быстро подошла к пианино. Она хотела взглянуть, над чем сейчас работает Рис, просмотреть его музыкальные рукописи и оценить степень легкомыслия его новых произведений, пока он не вернулся домой. В отличие от всего остального в этой комнате пианино не было пыльным. Хелен на всякий случай подняла с пола мятые нотные листы и протерла ими табурет. Убедившись, что не испачкает свой светлый костюм, она отшвырнула их'. Листочки закружились, словно огромные снежинки, и плавно упали на сугробы валявшихся у ее ног стопок исписанной бумаги.

А вот ноты, стоявшие на подставке пианино, похоже, были написаны совсем недавно. Просмотрев их, Хелен поняла, что это была ария юной девушки, воспевающей весну среди цветущих вишен. Хелен фыркнула. Текст скорее всего принадлежал перу приятеля Риса, Фена. Именно Ричард Фенбриджтон писал все либретто к операм Риса. У него была склонность к цветистому стилю. Хелен не понимала, как может Рис тратить время на такую чепуху.

Не снимая перчаток, Хелен наиграла мелодию правой рукой. Сочинение было прелестно, голос певицы шел сначала вверх, потом вниз… И вдруг раздался резкий звук… Очевидно в нотную запись вкралась ошибка. Хелен стало совершенно ясно, что гамма должна была восходить к ми-бемолю, иначе в арии слышался диссонанс. Так могла петь скорбящая вдова а не юная влюбленная девушка. Снова проиграв мелодию Хелен убедилась, что Рис просто описался. К счастью, на пианино стояло несколько чернильниц. Сняв перчатки, она положила ноты на пианино и стала исправлять их. Справившись со своей задачей, Хелен начала напевать арию, делая по ходу саркастические замечания на полях рукописи. Этот идиот заставлял голос бедной девушки постоянно спускаться в нижний регистр, в то время как ему следовало парить в верхнем, иначе исчезала вся прелесть ощущения весны.

Рис Холланд был знатоком и ценителем округлых женских бедер, особенно если их владелица обладала приятным голосом и прекрасно исполняла его арию. Обычно Лину было очень трудно уговорить спеть что-нибудь для него. Застав ее за этим занятием, Рис очень обрадовался. Стремительно подойдя к ней, он хлопнул свою любовницу по соблазнительным ягодицам.

— Ты доставила мне огромное удовольствие, дорогая! — воскликнул он. — За это я куплю тебе…

Но слова застыли у него на губах, когда стоявшая у пианино женщина отпрянула от него и резко обернулась. Это была не Лина!.

— О Боже, я совсем забыл, что ты должна была приехать! Когда Хелен обернулась, Рис удивился, как он мог спутать ее с Линой. Лина была пухленькой и приземистой, а жена его походила на щепку. О ее скулы можно было порезаться! Прищурившись, Хелен буравила его сердитым взглядом. Рис терпеть не мог, когда она так смотрела на него.

— Здравствуй, Хелен, — со смиренным видом промолвил он, вздохнув.

— Что, предыдущее очаровательное приветствие предназначалось не мне?

— Прости, — произнес Рис.

В присутствии жены он всегда чувствовал себя неловко. Рис постоянно обижал ее, сам того не желая. Одного взгляда Хелен было достаточно, чтобы он почувствовал себя последней свиньей, мерзким грязным животным.

Он сел, не обращая никакого внимания на то, что Хелен все еще стоит. «После того как женщина вылила вам на голову ночной горшок, можно уже больше не соблюдать правила приличия», — подумал он. Правда, горшок был опрокинут на него довольно давно, но воспоминания об этом так и не изгладились из памяти Риса.

Хелен горделиво уселась напротив мужа. В этот момент она была похожа на изящного маленького воробышка. Рис уставился на нее не мигая. Он хорошо знал, что подобный взгляд ее особенно нервирует.

— По-моему, ты еще больше похудела, — заметил он, когда молчание начало тяготить их обоих.

Он любил женщин с пышными формами, и Хелен это знала. Раньше намеки на недостатки ее фигуры приводили к скандалам, но теперь Хелен не обращала внимания на едкие замечания мужа.

— Я прошу тебя дать мне развод, Рис, — сцепив на коленях тонкие пальцы, промолвила она.

Рис откинулся на спинку дивана.

— Разве ты еще не поняла из моего письма, какой ответ я тебе дам? Я не изменил своего решения, Хелен. — Рис помолчал, ожидая, что она скажет, но Хелен, казалось, погрузилась в свои мысли. — Меня удивляет твоя просьба, — продолжал Рис саркастическим тоном. — Твой жених, насколько я знаю, передумал вступать с тобой в брак. Ты уже просила меня дать развод. Это было, если мне память не изменяет, год назад, в апреле. Ты собиралась выйти замуж за Фэрфакса-Лейси. Насколько я знаю, он бросил тебя и женился на другой. Или, может быть, у тебя новый жених?

— Мое желание развестись с тобой не связано с планами вступить в брак с кем-то еще, — спокойно ответила Хелен, чем сильно разочаровала Риса.

— Это меня не устраивает. Я говорил тебе в свое время, что готов дать развод, если ты найдешь достойного человека. Если он будет поддерживать тебя во время бракоразводного процесса, а затем женится на тебе… Заметь, я забочусь в первую очередь о тебе. Ну, а пока ты не встретила такого человека…

Рис развел руками и замолчал. Хелен досадливо поморщилась. Взглянув на нее, Рис воспрянул духом. Он давно мечтал снова увидеть выражение недовольства на ее лице.

— Но почему ты не хочешь выполнить мою просьбу? Почему ты не можешь просто дать мне развод, не заботясь о том, выйду я снова замуж или нет?

— Развод обойдется нам в несколько тысяч фунтов, — скрестив руки на груди, сказал Рис. — Возможно, я выгляжу как мелочный скупой управитель имения, Хелен, но я не желаю бросать деньги на ветер. С какой стати я должен разбазаривать свое состояние? Вот если бы ты собиралась снова выйти замуж, тогда другое дело… Поверь, я хочу знать имя того, кто претендует на твою руку, не из праздного любопытства. На брак с разведенной женщиной необходимо разрешение парламента. Фэрфакс-Лейси — один из немногих, кто мог бы добиться его. Меня беспокоит твоя судьба, Хелен. Если хочешь, заведи себе любовника. Думаю, это пойдет тебе на пользу.

Рис с удовлетворением заметил, как на щеках жены выступил румянец. Он сам не знал, почему ему доставляло такое наслаждение доводить Хелен до белого каления, но он любил, когда эта хрупкая фарфоровая кукла начинала подавать признаки жизни.

— Я не желаю заводить любовника, — ровным голосом сказала она. — Я хочу одного — навсегда избавиться от тебя, Рис.

— Надеюсь, ты не собираешься убивать меня?

— Я рассматриваю все варианты, — холодно заявила Хелен. Рис расхохотался, но его смех прозвучал как-то неискренне.

— Чтобы развестись, тебе все же придется завести любовника, Хелен. Ты не можешь подать прошение о разводе, ссылаясь на супружескую неверность, только я вправе это сделать. Надеюсь, кто-то уже занял место Фэрфакса-Лейси?

Хелен вспыхнула до корней волос.

— Я могу попросить кого-нибудь сыграть роль моего любовника за деньги, — сказала она.

— Не вижу смысла расходовать свои скудные средства на адвокатов, взятки и подкупы, — заявил Рис.

— Могу заплатить эту сумму из своего приданого. Думаю, моя матушка тоже поддержит эту идею и выделит необходимые средства.

— Пойми, Хелен! Дело не в том, чьи деньги пойдут на подкуп. Мы когда-то поженились и должны сохранить этот брак! Меня такая жизнь вполне устраивает. В конце концов, я не собака на сене: можешь найти себе в Лондоне любовника, который будет согревать тебя в постели.

Хелен и не сомневалась в том, что на ее голову посыплются оскорбления, как только она переступит порог этого дома. Так оно и вышло. Долго живя в разлуке с мужем, Хелен, конечно, вспоминала о его отвратительных привычках и неряшливом виде, но, снова увидев Риса, она не смогла устоять перед его обаянием. Разговаривая, он и раньше очаровательно выпячивал полную нижнюю губу. Да, конечно, он глумился над ней! Рис всегда это делал. Но она прощала ему все, как только видела ямочки на его щеках. Рис не был красавцем. Широкий нос, неуклюжая походка и мощное телосложение портили его внешность. Вот Саймон Дарби действительно был хорош собой, но Хелен хорошо помнила с детства, кто скрывался под маской отвратительного монстра в известной сказке «Красавица и чудовище»…

— Черт побери, Хелен! Я изо всех сил стараюсь привести тебя в бешенство, а ты даже не слушаешь меня! — в сердцах воскликнул Рис. — Наверное, я растерял все свои былые навыки. Раньше у меня это здорово получалось.

— Мне безразлично, хочешь ты тратить свои деньги или нет, — сказала Хелен, отводя глаза в сторону. Она была недовольна собой, чувствуя, что на минуту забылась и утратила контроль над своими эмоциями. — Я больше не считаюсь с твоими желаниями.

— Ну вот! Наконец-то я снова узнаю свою Хелен, — откидываясь на спинку дивана, заявил Рис. — Всякий раз, когда ты перестаешь огрызаться, я начинаю беспокоиться. Для меня твои препирательства так же обычны, как восход солнца по утрам.

— Разве ты не понимаешь, что для нас обоих было бы лучше, если б мы развелись и больше никогда не препирались друг с другом? — с горечью спросила Хелен. — Мы только портим себе характер. Я, во всяком случае, чувствую, что за годы жизни с тобой превратилась в настоящую мегеру, а ты… ты…

— Моя жена — мегера? — насмешливо переспросил Рис. — Никогда не замечал!

Хелен нахмурилась. Ей необходимо было как-то разрушить барьер из насмешек и едких замечаний, которые он постоянно отпускал. Рис должен был выслушать и понять ее.

— Нам обоим будет лучше, если мы разведемся.

— Не вижу никакой разницы в том, состоим мы в браке или нет. Мне и так хорошо. Мне даже на руку то, что у меня есть жена.

— Разве она у тебя есть, Рис?

— То, что я женат, отпугивает от меня охотниц за богатыми женихами, — объяснил Рис. — Если мы разведемся, во дворе моего дома будет ежедневное столпотворение. Сюда съедутся десятки девиц и свах, мечтающих о выгодной партии. Они будут порхать вокруг меня, пытаясь заманить в свои сети, будут мешать работать.

— Но, Рис! — с отчаянием промолвила Хелен. — Я тоже хочу выйти замуж…

— За кого?

Она ничего не ответила.

— Ты хочешь сказать, что для тебя главное — избавиться от меня, а то, кто будет твоим новым мужем, тебе не важно?

Хелен кивнула:

— Вот именно.

Рис открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал.

— Не понимаю, к чему весь этот разговор, — заявил он после долгого молчания. — Я не дам тебе развод, и точка!

Рис бросил на жену огорченный взгляд. Вообще-то он всегда хорошо понимал женщин. Они казались ему ласковыми и недалекими созданиями, больше всего на свете обожающими такие никчемные вещи, как ленты для шляпок и шелковые чулки. Но он никогда не мог постичь логику своей жены.

— С той вечеринки, на которой я впервые увидел тебя, мне надо было бежать куда глаза глядят, — внезапно сказал он. — Но в 1807 году я был еще слишком молод и глуп.

— Мне тоже жаль, что ты тогда не убежал.

— Да, жаль… — Горечь, звучавшая в голосе Риса, удивила его самого. — Помню, как я вошел в гостиную и увидел тебя за фортепиано…

— За клавесином, — поправила она его.

— Это не имеет значения. Ты была в желтом платье и играла «Прекрасный остров» Перселла.

— Я и не знала, что ты такой сентиментальный, Рис, — безразличным тоном заметила она.

— Я часто возвращаюсь к этому моменту в своем прошлом. Хочу понять: что же, черт возьми, заставило меня предложить тебе бежать со мной?

Внимательно вглядываясь в лицо жены, Рис пришел к неутешительному выводу, что не может понять, злится она или нет. «О Боже, неужели она за время нашей разлуки научилась так хорошо владеть собой!» Раньше любая его колкость вызывала у нее истерику. Хелен сразу же начинала рыдать и швырять в него все, что попадало под руку. Наблюдая сейчас за ней, Рис не мог понять, какая Хелен нравится ему больше — нынешняя или прежняя?

— Но ведь ты действовал не под воздействием эмоций, а вполне обдуманно, Рис, — возразила она. — Ты сделал мне предложение бежать с тобой. И пожениться предложил не на этой вечеринке, а через несколько месяцев после нашего знакомства. И поверь, если бы я могла вернуться в прошлое, я никогда не согласилась бы выйти за тебя замуж. Этот брак разрушил всю мою жизнь.

Ее слова звучали так искренно, что шутка, которую готов был произнести Рис, замерла у него на губах. Внимательно взглянув на жену, он заметил темные круги у нее под глазами. Ее волосы были гладко зачесаны назад и заплетены в тугие, уложенные на затылке косы. Эта прическа всегда казалась Рису нелепой.

— У тебя какие-то неприятности, Хелен? — спросил он. — Что-то не дает тебе покоя?

— Ты — моя главная неприятность, Рис, — подняв на него полные отчаяния глаза, промолвила она. — Ты лишаешь меня покоя.

— Но почему? — искренне удивился он. — Что я такого сделал? Вокруг меня сейчас происходит гораздо меньше скандалов, чем прежде. — Рис помолчал, вспомнив давнюю историю с русскими балеринами, но ему не хотелось упоминать о ней. — Я никогда не вмешивался в твою жизнь. Не понимаю, что ужасного в нашем браке? Мне кажется, многие женщины позавидовали бы тебе. Ты замужем и в то же время пользуешься полной свободой. Если тебе повезет, я умру, не успев состариться, как первый муж Эсме Ролингс. Ты станешь богатой вдовой.

Это была не совсем удачная шутка, но Рису показалось, что и она заслуживает хотя бы подобия улыбки. Однако на лице Хелен не дрогнул ни один мускул.

— Честное слово, Хелен, — продолжал он, — я просто не понимаю, почему ты отказываешься от такого мужа, как я. Если бы я заставлял тебя выполнять супружеские обязанности, ну, тогда бы все было ясно.

Рис вдруг замолчал, пожалев о сказанном. Ему не следовало бы касаться этой старой больной темы.

— Я хочу ребенка, — ровным голосом произнесла Хелен. — Очень хочу.

— Ты все еще мечтаешь об этом? — не подумав, спросил Рис.

Хелен сидела на краешке кушетки, сжав на коленях тонкие пальцы. Рис был не в восторге от прелестей своей жены, но ее руки всегда нравились ему. Когда-то он мечтал о том, что эти пальцы будут ласкать его с той же нежностью, с какой они прикасались к клавишам фортепиано. Каким же наивным дураком он был!

— Да, я все еще мечтаю стать матерью, — ответила она. — Я говорила тебе уже об этом прошлой весной. Почему ты думаешь, что я могу отказаться от своей заветной мечты?

Когда Рис был чем-нибудь сильно удивлен, он обычно говорил то, что было у него на уме, но позже сожалел об излишней откровенности.

— Потому что… — произнес он и замялся.

— Договаривай! — потребовала Хелен.

— Ну хорошо. Ты не похожа на мать, — промолвил он, чувствуя, что сказал лишнее.

— Объясни, что ты имеешь в виду, Рис, — процедила она сквозь зубы.

С опаской посмотрев на жену, Рис подумал, что ему следовало бы убрать подальше все бьющиеся и хрупкие предметы.

— Я хотел сказать, — сделав неопределенный жест, промолвил он, — что у тебя отсутствуют такие качества, как… э-э… плодовитость… Ну, ты же меня понимаешь!

— Плодовитость? — переспросила Хелен. Рису даже показалось, что он услышал скрежет зубов. — И ты смеешь говорить, что мне недостает плодовитости? Ты оцениваешь меня так, словно я свиноматка, которую ты собираешься купить на базаре!

— Я просто не нашел нужного слова. Хелен, я не то хотел сказать, — начал оправдываться он.

— Тогда найди нужное слово.

Но Рис уже ничего не хотел искать, ему надоело чувствовать себя дураком.

— Ради всего святого, Хелен, скажи, почему ты хочешь ребенка? — прищурившись, спросил он и пошел в атаку: — Впрочем, я знаю ответ на этот вопрос. Потому что у всех твоих подруг есть дети!

— Дело вовсе не в этом.

— Эсме Боннингтон отелилась этой весной, — намеренно грубо продолжал Рис, пропустив слова Хелен мимо ушей. — У Кэрол Пинкертон дочь, у Дарби — сын. Все это круг твоих близких друзей, не правда ли? Ах да, подожди… Я совсем забыл герцогиню Гертон. Она ведь тоже недавно произвела на свет наследника.

В лице Хелен не было ни кровинки. Рису стало даже жаль ее.

— Да, у Джины в декабре прошлого года родился сын, — сказала она. — Но уверяю тебя, Рис, мое желание иметь ребенка вызвано не завистью к счастью подруг.

Рис хмыкнул и направился к пианино.

— Ты несешь полную чушь, Хелен. Все женщины одинаковы. Ты мечтаешь о том, что есть у других, и хочешь любыми средствами заполучить это. Но не рассчитывай на меня! Я не дам тебе развод. Не вижу смысла проходить через неприятную процедуру, которая к тому же будет стоить бешеных денег и нанесет урон моей репутации… Ты удовлетворена моим ответом, Хелен? — бросил он через плечо. — Как видишь, я потерял интерес к скандалам.

И тут в глаза ему бросились ноты недавно написанной арии из новой оперы.

— Что за черт! — воскликнул Рис, склонившись над лежавшей на пианино рукописью.

Пока его не было, зловредная женушка ради забавы испортила партитуру.

— Что ты наделала? — возмутился он. — Эта музыкальная фраза должна идти вниз, а ты превратила арию героини в песенку какого-то придурковатого торговца апельсинами!

Рис резко обернулся, но комната была пуста.

Глава 3

СТРАСТИ НАКАЛЯЮТСЯ

Лондон, Беркли-сквер, 40

Женщинам, которые дружат уже лет десять, достаточно взглянуть на свою подругу, чтобы сразу понять, в каком расположении духа она находится. Эсме Боннингтон считала себя великим знатоком человеческой души. Эсме знала, что если волосы ее подруги Хелен были гладко зачесаны назад и аккуратно уложены на затылке, то у нее все в порядке. Но сегодня леди Годуин слишком прямо держала спину, словно аршин проглотила. Ее прищуренный взгляд казался ледяным, а самое главное, лицо ее обрамляли выбившиеся из прически завитки волос.

— О Боже, что случилось? — спросила Эсме, стараясь припомнить, не совершила ли она недавно какой-нибудь опрометчивый поступок.

Нет, Эсме, выйдя второй раз замуж, вела себя тише воды, ниже травы. Все скандалы, связанные с ее именем, остались в прошлом. Значит, кто-то другой вывел Хелен из себя. Скорее всего это был ее муж. Они, наверное, недавно виделись и снова повздорили. Хелен окинула вошедшего в комнату Слоупа, дворецкого Эсме, таким ледяным взглядом, что бедного слугу как ветром сдуло.

— Я хотела попросить Слоупа принести нам чай, — робко сказала Эсме.

— Надеюсь, ты сможешь час-другой обойтись без лимонного кекса, — отрезала Хелен.

Судя по внешнему виду Хелен, она питалась воздухом, а Эсме любила хорошо покушать. И в конце концов, она пригласила подругу на чай. Эсме с решительным видом позвонила в колокольчик.

— Ты, наверное, снова пыталась уговорить Риса дать тебе развод? — осторожно спросила она, после того как Слоуп снова вышел.

— Он даже не стал слушать меня, Эсме! — воскликнула Хелен. В ее голосе слышались злость иотчаяние. — Ему нет дела до того, что я хочу ребенка.

— О, Хелен, дорогая, мне так жаль тебя…

— Он высмеял меня, обвинив в том, что я просто подражаю своим подругам, — продолжала Хелен. — Рис даже не попытался понять меня. Ему безразлично, какие чувства я испытываю. Я-то вижу, как мои подруги возятся со своими детьми, а я лишена этого счастья!

Ее голос дрогнул.

— Все мужчины — бесчувственные скоты, — заявила Эсме. — А твой муж — самый толстокожий из них.

— Трудно себе представить более грубого человека, чем Рис! — горячо согласилась с ней Хелен. — Помнишь, как после смерти Майлза я сказала, что завидую тебе? Хотя и ненадолго, но ты все же помирилась с ним.

— Да, я помню твои слова.

— Я говорила тогда от души, Эсме. Я бы отдала все на свете, чтобы выйти замуж за такого человека, каким был твой первый муж.

— Мои отношения с Майлзом были далеки от совершенства, и ты это знаешь, — возразила Эсме. — В течение последних десяти лет мы жили врозь и только незадолго до его смерти помирились. Не понимаю, чему тут завидовать?

— Я не завидую вашему браку. Я завидую тому, каким человеком был твой муж. Вспомни, что он сказал, когда ты заявила ему, что хочешь ребенка?

Эсме наконец начала понимать, о чем говорит ее подруга.

— Он пошел мне навстречу.

— А как ты думаешь, что бы он сделал, если б ты попросила у него развод?

— Он бы дал мне его, — прошептала Эсме, чувствуя, как комок подкатил у нее к горлу. — Майлз был очень деликатным человеком.

— Не просто деликатным, — возразила Хелен, — а прежде всего добрым. Ты же знаешь, что Майлз готов был сделать для тебя все, что угодно!

— Ты вряд ли была бы счастлива в браке с Майлзом, Хелен, — сказала Эсме. — Он был таким пресным.

— Я сама пресная! — воскликнула Хелен, не зная, какой еще аргумент привести. — Я бы на твоем месте сделала… Впрочем, нет, хватит! Не будем больше спорить о том, чей муж хуже. Речь не о них, просто я очень хочу иметь ребенка, мечтаю об этом уже много лет. У всех вокруг есть дети: у Кэрол прелестная дочка, у тебя тоже есть малыш. Даже у Генриетты Дарби! Она-то думала, что не сумеет выносить ребенка, а вот родила сына…

Хелен разрыдалась. Эсме попыталась утешить подругу:

— Не надо, дорогая, успокойся…

— Это несправедливо! — сквозь слезы воскликнула Хелен. — Ты же знаешь, Эсме, что я никогда никому не жаловалась на Риса, но в душе часто раскаивалась, что вышла за него замуж! И зачем только я встретила его на своем пути? Почему мама не остановила меня? Почему никто не бросился за мной в погоню, когда я убежала с Рисом? Почему мне так не повезло и я вышла замуж за этого выродка? У всех вас — у тебя, Кэрол, Джины — жизнь складывается удачно. Одна я как проклятая!

— Да уж, удачно, — не удержавшись, хмыкнула Эсме. — Не забывай, что мой первый муж умер.

— Это не важно! Ты можешь родить от Себастьяна хоть пятерых детей, если захочешь!

Эсме впервые видела Хелен в таком возбужденном состоянии. Ее подруга всегда вела себя сдержанно и хорошо владела собой. Казалось, она контролировала каждое свое движение, каждую мысль, но сейчас ее чувства находились в смятении. У Хелен был взъерошенный вид: корона из уложенных кос съехала набок, из прически выбивались пряди, голубые глаза метали молнии, а обычно бледное лицо горело от гнева.

Однако Эсме все же решила возразить подруге.

— Ты слишком резка в своих суждениях, Хелен, — осторожно сказала она. — Смерть Майлза была для меня настоящим ударом…

Хелен бросила на Эсме пренебрежительный взгляд. Та явно лукавила.

— Прибереги эти россказни для дамского кружка шитья, — сказала она. — Правда заключается в том, что смерть Майлза избавила тебя от многих неприятностей.

Воспоминания о дамском кружке шитья задели Эсме за живое. После смерти первого мужа она некоторое время входила в этот круг благочестивых дам, но после второго брака вокруг Эсме разразился скандал, и чопорные рукодельницы отвернулись от нее.

— Мы с Майлзом, возможно, не подходили друг другу, — сказала она. — Но это не значит, что я разочаровалась в браке как таковом. В конце концов, я ведь вышла замуж за Себастьяна и мы до сих пор счастливы.

— Давай говорить начистоту, — предложила Хелен, начиная терять терпение, — ведь мы сейчас одни. Мужчины — отвратительные создания, эгоистичные, самоуверенные и нацеленные только на поиск удовольствий. Я уверена, Кэрол просто ослеплена, раз так высоко ценит сомнительные таланты Таппи. Чем он там увлекается? Рыбной ловлей, кажется? И долго еще будет продолжаться ее ослепление? Настанет день, когда Кэрол все-таки поймет, что ее Таппи такой же, как все.

— Неужели ты все это говоришь всерьез, Хелен?! — ужаснулась Эсме. — Если ты действительно считаешь всех мужчин эгоистичными скотами, как же тебе может нравиться Майлз?

— Майлз выполнял любую твою просьбу. Он не нарушал супружеские клятвы, данные вами перед алтарем. Ты хотела ребенка, и он дал тебе его. Ты хотела, чтобы Майлз покинул дом, и он это сделал. Ведь он никогда не докучал тебе, правда?

— Да, но… — начала было Эсме, но Хелен не дала ей договорить.

— Рис и Майлз — это как ночь и день! — воскликнула она и стала нервно расхаживать по комнате. — Рис много лет назад выгнал меня из дома. И с тех пор он ни разу не сказал мне ни единого доброго слова, постоянно грубит мне. Весь Лондон знает, как он низко пал!

— У Майлза тоже была любовница, — ради справедливости заметила Эсме.

— Это были тихие респектабельные отношения, без скандалов и истерик, — заметила Хелен. — Леди Чайлд — дама, заслуживающая всяческого уважения. И хотя я, конечно же, не одобряю внебрачные связи, но лучше завести такую любовницу, чем приводить с улицы гулящую женщину и развлекаться в спальне законной жены. Мое терпение на пределе, Эсме! Если еще кто-нибудь подойдет ко мне и выразит сочувствие по поводу недостойного поведения моего мужа, мне кажется, я… я просто взвою!

Эсме невольно почувствовала облегчение, когда дверь внезапно открылась и в гостиную вошел Слоуп с подносом в руках. Казалось, он не замечал, что у Хелен растрепаны волосы. Впрочем, ему хорошо платили за то, чтобы он порой закрывал глаза на некоторые нарушения правил приличия. Эсме наняла его еще в те времена, когда ее имя было на устах у всего Лондона и ее называли не иначе, как бесстыдница Эсме. Слоуп многое повидал на своем веку и привык ничему не удивляться.

— Мы должны что-нибудь придумать. Надо срочно исправить ситуацию, — сказала Эсме, разливая чай. — Я уверена, что Рис согласился бы дать тебе развод, если б у тебя действительно был любовник. Он же не может просто так выдвинуть против тебя обвинение в прелюбодеянии. Ему никто не поверит!

Ведь у тебя безукоризненная репутация, Хелен. Нам надо сделать все, чтобы ты получила развод.

— У нас ничего не получится, — печально промолвила Хелен. — Я знаю, что ты обожаешь плести интриги, Эсме. Но мне вряд ли удастся заманить в свои сети любовника. Единственным мужчиной, который проявил ко мне интерес за все эти годы, был Фэрфакс-Лейси, но наши отношения ни к чему не привели. А недавно он женился, и говорят, что Би уже в положении!

Хелен уставилась в окно, но Эсме понимала, что ее подруге сейчас не до живописных красот природы.

— Доверься мне, — проникновенным голосом промолвила Эсме. — Вспомни, ведь это я помогла Кэрол наладить отношения с мужем, не говоря уже о том, что свела еще Генриетту и Дарби!

— Ты говоришь, как вульгарная сводня, — не поворачиваясь, произнесла Хелен.

— Неправда!

— Со стороны это выглядит именно так.

Эсме поджала губы. Она, конечно же, проявляла такт по отношению к рыдающим женщинам, стараясь утешить их, но при необходимости Эсме могла быть очень жесткой.

— Я не желаю участвовать в твоих абсурдных маленьких заговорах, — сказала Хелен. — Тебе кажется, что ты способна всеми манипулировать, потому что красива, достигла успеха в жизни. Ты всегда получаешь то, что хочешь…

— Это я-то всегда получаю то, что хочу? — возмутилась Эсме. — Ты вышла замуж по любви, не забывай об этом, Хелен. В том, что твой брак оказался неудачным, виновата лишь ты сама. Вероятно, выбрала не того мужчину. А меня выдали замуж за человека, с которым я только раз потанцевала и перекинулась парой слов. Полный лысеющий Майлз, возможно, и был порядочным добрым джентльменом, но он мало соответствовал мечтам юной романтичной девушки о любви. А ты бежала с Рисом, потому что влюбилась в него по уши!

— Какая разница, каким образом мы вышли замуж! — раздраженно воскликнула Хелен. — Да, я была слишком глупа, согласившись бежать с Рисом. Но я сполна заплатила за свою ошибку! Я терпела унижения и оскорбления, а ты в это время меняла любовников как перчатки, не обращая внимания на Майлза. А когда тебе вдруг вздумалось родить ребенка, Майлз исполнил твой каприз. Себастьян Боннингтон, похоже, тоже внес в это свой вклад!

Эсме пришла в ярость. Давно уже она не испытывала таких сильных эмоций. Хелен довела ее до белого каления. Вскочив с места, она подбежала к подруге.

— Как ты смеешь говорить, что ребенок был моим капризом?! — возмутилась Эсме. — Я так страстно хотела сына, что готова была пойти на все! Если бы это был простой каприз, я никогда не стала бы унижаться и умолять Майлза выполнить свои супружеские обязанности, ведь он был вполне откровенен со мной. Муж признался, что леди Чайлд была его единственной любовью. Нет, я никогда не пошла бы на этот отчаянный шаг!

Хелен зло прищурилась.

— Я тоже готова унизиться ради того, чтобы иметь ребенка, — заявила она. — А на что ты сетуешь? На то, что Майлз любил леди Чайлд? Какие мелочи! Ты сама виновата в том, что он не испытывал к тебе нежных чувств. До примирения с ним ты постоянно изменяла своему мужу. Вспомни, ты даже не могла с уверенностью сказать, от кого ты забеременела!

Эсме задохнулась от негодования. Они с Хелен были давними подругами, но и у дружбы бывает предел.

— Я не вижу смысла обсуждать с тобой мое поведение, — процедила она сквозь зубы, чувствуя, как ее ярость сменяется холодным отчуждением. — Теперь мне хотя бы понятно, что ты думаешь обо мне, — ледяным тоном продолжала она. — Допивай чай и уходи. У меня разболелась голова, я хочу подняться в свою комнату.

— Я вовсе не хотела тебя обидеть… — промолвила Хелен.

— Тем не менее ты это сделала, — перебила ее Эсме. — Ты наконец-то высказала обо мне все, что думала. Я рада, что ты была со мной откровенна. Теперь я по крайней мере знаю, как ты на самом деле ко мне относишься.

— Нет, я никуда не уйду! — решительно заявила Хелен и села на свое место.

— В таком случае уйду я. Эсме направилась к двери.

— Прости меня, если я тебя обидела! — крикнула ей вслед Хелен.

Эсме остановилась и медленно обернулась.

— Мне тоже жаль, что все так вышло, но о прощении не может быть и речи, — холодно промолвила она.

— Что такого ужасного я сказала? — пожав плечами, спросила Хелен. — Мне всегда нравилось в тебе то, что ты трезво смотришь на вещи и не обманываешь себя. Ты же не скрывала, что спала с Себастьяном Боннингтоном накануне своего примирения с мужем, поэтому точно и не знаешь, кто является отцом твоего Уильяма. Так почему тебя обидели мои слова? Я только повторила то, что ты сама мне говорила.

— Мое желание иметь ребенка ты называешь капризом? — возмутилась Эсме.

Еще минуту назад она пылала гневом, но Хелен обезоружила ее своими словами:

— Я сожалею, что так сказала. — Голос Хелен дрогнул. — Мне просто стало больно от безысходности, ведь я уже давно мечтаю о ребенке. Уверена, что никто на свете так сильно не жаждал иметь детей, как я. Я наговорила тебе обидных слов из зависти. Прости меня. Ты — моя лучшая подруга. И если ты отвернешься от меня… я… я утоплюсь… потому что…

— О Боже! — воскликнула Эсме. — Что ты такое говоришь! Хорошо, я прощаю тебя, змея с острым язычком!

Она обняла подругу за плечи.

— Рис всегда говорил, что у меня невозможный характер, — улыбнувшись, сказала Хелен.

— Вот уж неправда! — возразила Эсме. — Мы с тобой дружим много лет. Насколько я помню, ты всегда была спокойной и уравновешенной.

— Мне приходится постоянно следить за собой и держать свои эмоции в узде, потому что по натуре я настоящая ведьма, — вздохнув, призналась Хелен. — Рис не смог жить со мной. Однажды я вылила ему на голову ночной горшок.

— Что? — изумленно переспросила Эсме, решив, что ослышалась. — Что ты сделала?

— Я вылила на голову своему мужу ночной горшок, — повторила Хелен.

— О Господи! — В голосе Эсме слышалось восхищение. — Надеюсь, этим горшком… пользовались?

— У Риса всегда в гостиной стоял ночной горшок, — устало объяснила Хелен. — И он постоянно им пользовался, чтобы не терять времени на посещение туалета.

Эсме содрогнулась от отвращения.

— Боже, как это мерзко. Рис получил по заслугам.

— Теперь ты понимаешь, какого труда мне стоило держать себя в руках? Если я утрачу контроль над собой, то буду постоянно швырять в людей тарелки.

— Спасибо, что предупредила, — шутливым тоном сказала Эсме, демонстративно отодвигая подальше от подруги блюдо с кусочками лимонного кекса.

— Не бойся, тебе это не грозит, — успокоила ее Хелен. — Но я сомневаюсь, что способна жить с мужчиной под одной крышей. Мне двадцать семь лет, и я не в состоянии терпеть их отвратительные привычки.

— У Себастьяна, пожалуй, и нет неприятных привычек, — заявила Эсме. — А что касается возраста, то я старше тебя всего лишь на год. Неужели ты думаешь, что я слишком стара, чтобы жить с мужчиной? Или что представители сильного пола не могут испытывать ко мне влечения, потому что мне слишком много лет?

— Не говори ерунды! Ты в любом возрасте будешь привлекательной, после родов… твоя фигура будет вызывать у мужчин еще большее восхищение.

— Ты мне льстишь, — недовольным тоном сказала Эсме. — Я и без тебя знаю, что растолстела.

— А я вот плоская как доска и худая как щепка. Разве это лучше? У тебя женственные округлые формы. Мужчинам это нравится.

— Да, но мои формы стали чересчур уж пышными. Скрестив руки на груди, Хелен снова подошла к окну.

— Я должна что-то делать. Не могу так дальше жить! — В голосе Хелен звучала такая горечь, что у Эсме сжалось сердце. — Мое терпение на пределе, — продолжала она. — Предупреждаю тебя, Эсме, что скоро я учиню такой скандал, по сравнению с которым оперные певички и русские балерины Риса покажутся детской шалостью. А во всем будет виноват мой муж, этот отпетый негодяй и ублюдок.

Эсме бросила на подругу изумленный взгляд.

— Что ты задумала? — всполошилась она. — Сядь и все расскажи мне, Хелен.

— Я хочу родить ребенка, и я рожу вне зависимости от того, даст мне Рис развод или нет, — упрямо сказала Хелен.

В этот момент ее лицо было похоже на лик грозной древнескандинавской богини, готовой сокрушить все на своем пути.

— А ты уверена в том, что Рис…

— Абсолютно! — не дослушав подругу, заявила Хелен. — Я уже несколько раз говорила с ним о разводе. Он упорно стоит на своем. Да и с какой стати он будет менять свое мнение? Ему беззаботно живется с этой певичкой. Прекрасно устроился! Рис никогда не придерживался правил общепринятой морали, особенно в вопросах брака.

— Ты, конечно, права, но…

— У меня нет другого выхода, Эсме. Я так и состарюсь, упрашивая своего мужа дать мне развод. Нет, уж лучше я рожу ребенка на свой страх и риск, а там будь что будет.

— Но если ты на это отважишься, разразится страшный скандал.

— Честное слово, Эсме, мне это совершенно безразлично.

— В таком случае, — вздохнув, сказала Эсме, — давай выбросим из головы мысли о разводе и подумаем о приемлемой кандидатуре на роль отца твоего будущего ребенка. — И у Эсме тут же разыгралось воображение. — Может, выберем Невилла Чаритона? — предложила она. — У него хорошие волосы. Или лорда Брукса. У него великолепный греческий нос.

— Я не хочу рожать от человека со смешным именем Бьюсик, — отрезала Хелен.

— Пожалуй, это веский аргумент, — согласилась Эсме. — Но давай все-таки отберем те кандидатуры, имена и внешность которых тебя вполне устраивают, а потом уже будем двигаться дальше.

Хелен, пожав плечами, ничего не сказала, и Эсме сразу же принялась за дело.

— У лорда Беллеми прекрасная фигура, широкие плечи. И еще мне нравятся его густые черные волосы. Что ты думаешь о нем, Хелен? А вообще-то нам надо составить список. Я этим займусь, не волнуйся. Зачать ребенка не так уж и трудно, поверь мне. Мне для этого хватило одной ночи. Рис признает его своим, вот увидишь. Он порядочный человек.

Хелен фыркнула:

— Это Рис-то порядочный человек?

— Во всяком случае, Рис слишком ленив, чтобы выдвигать против тебя обвинения и доказывать, что это не его ребенок.

— Ему почему-то очень хочется, чтобы я чувствовала себя несчастной, — печально сказала Хелен. — Он постоянно испытывает мое терпение, пытаясь довести меня до слез и истерики.

— Но согласись, что Рис хотя бы не скряга, — заметила Эсме. — Твой муж — один из самых богатых людей в Англии. Думаю, он не бросит тебя на произвол судьбы.

— Самая большая проблема состоит в том, что кто-то должен стать отцом моего ребенка, — промолвила Хелен. — Кто-то должен переспать со мной.

Глаза Хелен были воспаленными, опухшими от слез, на лице выступили красные пятна.

— Это, конечно, не очень приятная процедура, — попробовала утешить ее Эсме, — но…

— Эсме, — перебила ее Хелен, — посмотри на меня! — И она провела ладонью по своей плоской груди. — Сравни мою фигуру со своей.

Однако никакие возражения не могли смутить Эсме. Конечно же, Эсме хорошо видела, что под костюмом подруги грудь едва-едва вырисовывалась.

— Хватит льстить мне! — сказала Хелен. — Признайся, что твоя фигура выглядела подобным образом, когда тебе было лет четырнадцать!

— Скорее двенадцать, — не стала лукавить Эсме. — Но не всем мужчинам нравится высокая пышная грудь.

— Их привлекают женственные округлые формы, — возразила Хелен. — Я не люблю несбыточные мечты, поэтому даже не буду пытаться флиртовать с мужчинами так, как это делаешь ты.

— А как я это, по-твоему, делаю? — ощетинившись, спросила Эсме.

— Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Ты соблазняешь мужчин, строишь им глазки, бросаешь многообещающие взгляды. Я не могу так вести себя. Для меня выполнение супружеских обязанностей было настоящей мукой. Из-за этого мы постоянно ссорились с Рисом. Мне трудно себе представить, что я могу добровольно переспать с мужчиной.

Эсме закусила нижнюю губу. Обстоятельства семейной жизни Хелен всегда огорчали ее.

— Тебе придется притвориться страстной, темпераментной женщиной, — не щадя чувств подруги, заявила она. — Иного выхода я не вижу. Мысль о том, что женщина хочет его, может больше возбудить мужчину, чем ее пышная грудь.

— Я не уверена, что сумею притвориться. Честно говоря, со Стивеном Фэрфаксом-Лейси у меня это не получилось. Он быстро раскусил меня, поняв, что я не испытываю к нему никакого влечения.

— Я помогу тебе, — пообещала Эсме. — Мужчину нетрудно обмануть, заставив его поверить в то, что ты считаешь его истинным Адонисом. Но для этого надо выработать кое-какие навыки и изменить внешность. — Эсме окинула подругу критическим взглядом. — Прежде всего ты должна заказать себе новую одежду.

На лице Хелен появилась вымученная улыбка.

— Ты хочешь, чтобы я оделась по последней моде? Но это только отпугнет от меня мужчин.

— Ерунда! Ты очаровательна. Многие женщины завидуют твоим великолепным волосам и красивым скулам. Нам нужно сделать лишь так, чтобы мужчины поняли, что ты доступна и готова предаться любовным утехам. Все они тугодумы. Им надо подать ясный знак, чтобы они догадались о твоих намерениях. Таким знаком послужит твоя одежда.

Вздохнув, Хелен стала поправлять прическу.

— Ну хорошо, — согласилась она. — Надеюсь, что новая одежда скроет мои недостатки, и прежде всего плоскую грудь. Разузнай, пожалуйста, где можно заказать соответствующие наряды.

Глава 4

ЩЕБЕТАНИЕ ПТИЧЕК И ТРУБНЫЙ ГЛАС

Ротсфелд-сквер, 15

Алину Маккенну одолевала скука. Кто же мог предположить, что жизнь содержанки окажется такой тусклой и неинтересной? Все чаще она тосковала по театральной суете и закулисным интригам. Ей так хотелось снова вернуться в свою гримерную, за дверями которой постоянно толпились джентльмены с букетами цветов. После спектаклей у служебного входа Лину ожидали десятки поклонников, мечтавших хотя бы посмотреть на нее. Она, конечно, не была примадонной, но и ее мужчины постоянно окружали своим вниманием. Взгляд Лины слегка затуманился. Она вспомнила одного из них, некоего Харви Битла. Как-то раз он подарил ей пару розовых перчаток и пригласил покататься в Гайд-парке. Ее сердце сжималось от грусти. «Неужели дни, когда я бедно одевалась, но была счастлива и довольна жизнью, никогда больше не вернутся?»

Положение, в котором она оказалась, было довольно сложным. Харви Битл не мог тягаться с Годуином, одним из самых богатых лордов Англии. Все подружки Лины чуть не умерли от зависти, когда Рис начал проявлять к ней интерес. Вскоре он привез ее в свой роскошный дом на Ротсфелд-сквер и заявил, что купит ей любой наряд, если она будет петь ему, когда он того пожелает. Ну и, конечно, ей придется спать с ним.

Лина колебалась. Рис был не первым джентльменом, предложившим ей вступить в интимные отношения. У нее были любовники. Хотя, конечно, Хью Сазерленда, с которым она встречалась в юности еще в Шотландии, вряд ли можно было назвать джентльменом. Он вырос в семье мясника, и люди еще в детстве прозвали его Бычком. Но Хью удалось соблазнить скучавшую в деревенской глуши дочь приходского священника, которая обладала прекрасным голосом и мечтала о славе оперной певицы. Вскоре молодые люди бежали в Лондон.

Впрочем, Хью остался в далеком прошлом.

Лина с ужасом представляла, что думает о ней сейчас отец. Он был уверен, что в городе его дочь пошла по рукам. Наверняка каждый вечер перед сном отец молится о спасении ее души. Вспомнив об отчем доме, она сжала зубы, чтобы сдержать слезы. Ее мать, наверное, выплакала все глаза. Но Лина не могла вернуться в унылый старый дом приходского священника. Что сделано, то сделано. У нее не было дороги назад.

Лина огляделась в своей спальне. Она часто спасалась от скуки тем, что приглашала к себе декораторов, и они до неузнаваемости меняли обстановку. Сейчас над ее кроватью висел балдахин из алого шелка, а стены были задрапированы розовым бархатом.

Единственный предмет, оставшийся в комнате с тех времен, когда в этом доме жила жена Риса, — туалетный столик. Сев за него, Лина расчесала свои светлые волосы. На душе у нее было тоскливо. Ночи напролет Рис проводил за работой. Он не ездил ни на концерты, ни на балы, ни даже в Воксхолл. Уже несколько месяцев он не вывозил Лину по вечерам, да и она не могла встречаться со своими прежними подружками, потому что боялась расплакаться перед ними, хотя ей очень хотелось кому-нибудь излить свою душу и пожаловаться на нынешнюю жизнь. Как же она скучала по прежнему беззаботному житью-бытью! По милым разговорам о порванных чулках, потерянной где-то в темном переулке подвязке или о том, кому дадут роль в новой постановке.

Лина нахмурилась. Рис лишил ее всего этого. Как он смеет держать ее взаперти, словно птицу в клетке! Набравшись храбрости, Лина решила заставить его выехать с ней куда-нибудь на люди, где она могла бы развеяться.

Рис в это время, как и всегда, находился в гостиной. Переступив порог, Лина поморщилась. Разбросанные повсюду на полу бумаги шуршали под ногами. Ходить между грудами исписанных нотных листов было так же трудно, как пробираться по задворкам, заваленным кучами мусора и пищевых отходов. Но Рис дрожал над каждой бумажкой и не разрешал ничего выбрасывать. Он сидел за фортепиано в нижнем белье, и ему даже не приходило в голову, что надо надеть халат. Лина едва сдержала усмешку, увидев грузного Риса в неглиже.

— Лина! — воскликнул он, ничуть не смущаясь своего вида. — Напой, пожалуйста, вот эту фразу.

— Что за дурацкие слова? — раздраженно возмутилась она, останавливаясь рядом с ним. — «Я еду чрез зеленый лес, пропитанный росой». Извини, но это «чрез зеленый лес» трудно выговорить, не то что спеть. О чем думал Фен, когда это писал?

— Да черт с ними, со словами! Меня они не интересуют, как, впрочем, и то, что ты о них думаешь, — нетерпеливо сказал Рис. — Лучше спой вот эту часть арии.

— Мне и мелодия не нравится, — злорадно сказала Лина, выполнив его просьбу. — Вот эта музыкальная фраза, внезапно нисходящая в нижний регистр, звучит просто нелепо. Когда я ее пою, мне кажется, что я исполняю не арию, а торжественный гимн.

Рис поджал губы.

— А мне эта часть арии очень нравится, — сказал он. Лина хотела высмеять его творение, но вовремя спохватилась, что собиралась вытащить Риса в город за покупками. Прильнув к нему, она нежно дотронулась до его щеки.

— Возможно, я не совсем внимательно спела это место, — проворковала она. — Давай попробуем еще раз.

И Лина постаралась на славу. Ее голос мог бы соперничать с вокальными данными Франчески Куззони, лучшей оперной певицы прошлого века. Лина могла бы облагородить любую партию, сделав ее гораздо лучше, чем та была на самом деле.

Рис просто сиял от счастья, и это было только на руку его любовнице.

— Знаешь, я ошибалась, — продолжала ворковать Лина. — Ты, конечно же, написал прекрасную музыку, но мне очень хочется, чтобы ты поехал со мной к мадам Рок, во французский магазин моды на Бонд-стрит.

Лина попыталась поцеловать его, но Рис отмахнулся от нее, став быстро записывать ноты.

— Сегодня ночью я сделаю все, что ты захочешь, — горячо прошептала она на ухо Рису, сильнее прижимаясь к нему, но тот слегка оттолкнул любовницу.

— Ради Бога, Лина, ты же видишь, что я занят. Не приставай ко мне, умоляю тебя, ты мешаешь мне работать!

Лина обиженно надула губы. Мадам Рок была настоящей волшебницей. Ее магазин и мастерская славились по всему Лондону, но Лину приводили в бешенство манеры этой модистки. Мадам Рок обращалась с ней надменно и небрежно, когда графа Годуина не было рядом.

— Когда мы вернемся, я спою для тебя всю арию с начала до конца, — деловым тоном пообещала Лина, перестав кокетничать.

Рис давно уже не захаживал в ее спальню. Правда, он был уже далеко не тот любовник, об утрате которого сожалела бы эта женщина.

Не обращая внимания на слова Лины, Рис продолжал что-то царапать на листе бумаги.

— Три раза, Рис, — промолвила она. — Я спою эту арию три раза, дорогой.

Бросив перо, Рис резко встал с табурета.

— Пожалуй, мне сегодня все равно не дадут работать, — саркастическим тоном промолвил он. — Я согласен поехать с тобой. Ты уже приказала заложить экипаж?

— У меня не было такой возможности, ведь Лика нигде нет. У Риса были проблемы с прислугой. Люди нанимались к нему, но задерживались в доме недолго. Единственным старожилом в особняке был дворецкий Лик, однако и тот не часто баловал Риса своим присутствием.

— Черт побери, — пробормотал Рис, направляясь к двери.

Подождав, когда он отойдет подальше, Лина изящным движением руки смахнула с пианино ноты, и они свалились на кучу бумаг.

— Я иду, ми-и-и-илый! — звонко пропела она с переливами, тремоло и вибрато.

Лина давно уже поняла, что сама она ничего не значила для Риса Годуина. Ее аппетитное пышное тело и игривые глазки, которые когда-то сводили с ума Харви Битла, слишком мало интересовали графа. Проживая в комнате его жены, она чувствовала себя нянькой Риса.

Конечно же, Риса всего лишь привлекал ее голос. Услышав в оперном театре, как она поет, Рис захотел, чтобы Лина жила в его доме. Она кляла себя за то, что была слепа и не поняла этого сразу.

Лину подвела ее шотландская практичность. Она всегда полагала, что хороший голос является приманкой, средством затащить мужчину в свою постель. Но граф оказался крепким орешком. Его ласки были приятны Лине, но они длились очень недолго. Рис постоянно куда-то спешил, не заботясь о том, доставил он удовольствие своей любовнице или нет.

Следуя за графом, Лина оступилась и увязла в одном из бумажных сугробов, но, раскидав ногами кипы рукописей, поспешила дальше.

Мадам Рок владела на Бонд-стрит, 112, большим магазином и мастерской. Это было роскошное элегантное заведение. Переступая его порог, Лина затаила дыхание. Больше всего на свете ей нравился тонкий изысканный аромат, исходивший от шелковых драпировок его просторных помещений. Это был запах богатства, настоящей французской моды, дорогих духов. Так обычно пахло от дам, не скупившихся заказывать по три шляпки к одному наряду или по три наряда к любимой шляпке, по пять раз на дню менявших свои туалеты.

Интерьер вестибюля походил на будуар с оборками из нежно-желтого шелка, обставленный туалетными столиками. Стены были задрапированы той же тканью. На спинке одного из стульев небрежно висело роскошное вечернее платье. Казалось, что в помещение вот-вот войдет светская красавица и наденет его, чтобы отправиться на бал. Мадам Рок заманивала клиенток тем, что выставляла напоказ свои новые модели. Увидев их, дамы заказывали себе наряды по выбранному образцу.

Оказавшись в окружении оживленных дам, пришедших сюда обновить свой гардероб, Рис почувствовал себя инородным телом. Сегодня он выглядел особенно неряшливо. Давно не стриженные волосы Риса свисали сосульками на воротник сюртука. Выступавшая вперед нижняя губа придавала ему недовольный, брезгливый вид. Однако для мадам Рок имел значение прежде всего титул ее клиента, поэтому граф Годуин никогда не ждал своей очереди. Вместе со спутницей он уверенным шагом сразу же проследовал в примерочную. На это и рассчитывала Лина, ведь когда она появлялась здесь одна, то ей чаще всего приходилось долго просиживать в вестибюле.

Мадам Рок незамедлительно вышла к клиентам. Она суетилась, заискивая перед Рисом, и была похожа на маленького взъерошенного воробья, с громким чириканьем порхающего вокруг ястреба. Лина с презрением подумала, что если бы хозяйка магазина не была такой дурой, то давно заметила бы, как сильно ее болтовня раздражает графа. Мадам Рок надо было вежливо поздороваться со спутницей Риса, а не демонстрировать ей так явно свое пренебрежение, тем более что она хотела добиться расположения графа. Такое поведение выглядело просто глупо.

Впрочем, Лина готова была мириться с этим. В Лондоне работало достаточно много модисток, которые были рады обслужить любовницу графа Годуина, платившего тысячи фунтов за ее наряды, но Лину задевало за живое, что мадам Рок смотрела на нее как на пустое место. Лина считала, что заслуживала уважения, поскольку жила с богатым аристократом.

Стараясь не обращать внимания на суетящуюся вокруг Риса мадам Рок, Лина с чувством собственного достоинства уселась на изящный стул, обитый зеленым шелком. «А не попробовать ли мне обставить свои апартаменты мебелью зеленоватых тонов?» — рассеянно подумала она. Обновленный интерьер тогда бы очень походил на весенний лес, тот самый, что рос позади дома ее отца, приходского священника… Закинув ногу на ногу, Лина принялась ждать, когда же ей вынесут новые модели одежды. Но вот мадам Рок вышла из комнаты, а Рис, тут же достав из кармана записную книжку, углубился в работу. Он не обращал никакого внимания на скучающую любовницу. Сквозь тонкие перегородки, разделявшие примерочные в магазине мадам Рок, Лине были хорошо слышны голоса двух дам, находившихся в соседнем помещении. Их разговор не мог не заинтересовать ее.

— Мужчинам нравится пышная грудь, — вдруг промолвила одна из них.

У нее был глубокий, слегка хрипловатый голос, которым, как замечала Лина, часто обладают актрисы. Она назвала бы его богатым звучным контральто. Мужчины обожали такие голоса. У этой женщины, несомненно, был бы успех на сцене. А вот голос ее собеседницы звенел высоко, словно колокольчик. Это было настоящее сопрано, такое же, как у самой Лины. Обладавшая им дама не соглашалась с мнением своей подруги, что, по мнению Лины, было весьма глупо. Лина по собственному опыту знала, что стоит только показать мужчине часть обнаженной груди, как в нем сразу же вспыхивает страсть. Лина бросила недовольный взгляд на Риса. Этот человек явно был исключением из правила. Пожалуй, Рис даже бровью бы не повел, если б она обнажилась перед ним до пояса. Граф не проявлял никакого интереса к ее груди даже в первые недели их совместной жизни. Это приводило ее в отчаяние.

Ей иногда казалось, что он и не заметил бы, если бы в постели она лишилась чувств во время любовных утех. Ее состояние вообще мало волновало Риса. Похоже, ему не было до нее никакого дела.

Отогнав неприятные мысли, чтобы лишний раз не расстраиваться, Лина стала прислушиваться к беседе в соседней примерочной.

— О Господи! — раздраженно воскликнула дама с контральто. — Каким образом ты собираешься привлекать внимание мужчин, если одеваешься, как пуританка?

По всей видимости, ее собеседница пыталась найти себе мужа, но вряд ли это была юная девушка на выданье, судя по манере общения. Дама с высоким голосом, вероятно, была вдовой, недавно снявшей траур. В этот момент в примерочную, где беседовали две подруги, вошла мадам Рок. Лина услышала шелест шелковой ткани. Должно быть, владелица магазина принесла новую модель платья для вдовы.

— Примерь этот туалет, — предложила дама с контральто. Лине понравился ее решительный тон, и она взяла это на заметку. «Вот как, пожалуй, надо разговаривать с мадам Рок!» Лине всегда казалось, что она обращается к владелице магазина как-то неуверенно, с оттенком мольбы. С этим надо было что-то делать.

Снова раздался шелест шелка. Это леди, искавшая себе мужа, очевидно, надевала платье. Через пару минут дама с контральто и мадам Рок наперебой уже рассыпались в комплиментах, но это не произвело нужного эффекта на скромницу.

— В этом наряде я похожа на апельсин без корки, — решительно заявила дама с высоким голосом. — Простите, мадам, я не хочу вас обидеть, но мне не нравится слишком яркий цвет этого шелка.

Без сомнения, мадам Рок предложила своей клиентке одну из самых новых моделей. Это было платье с глубоким вырезом сзади и декольте спереди, и Лина сама мечтала о таком туалете. В подобном наряде женщина чувствовала себя почти полностью обнаженной по пояс.

— Ты выглядишь просто шикарно, — заявила дама с контральто.

Но обладательница высокого голоса, по-видимому, отличалась практическим складом ума, и комплименты на нее не действовали.

— Я так не думаю, — заявила она. — Скорее, я похожа на ощипанного цыпленка. Какой смысл надевать платье, созданное для демонстрации великолепной груди, женщине, у которой ее нет?

На взгляд Лины, та была совершенно права. Костлявые плечи и худосочная грудь — жалкое зрелище. Подумав об этом, Лина с гордостью посмотрела в зеркало на свою пышную фигуру. От безделья и скуки она в последнее время еще больше поправилась, но это не портило ее.

Мадам Рок изо всех сил старалась угодить своей капризной клиентке.

— У меня есть одна идея, — с сильным французским акцентом промолвила она.

Лина была абсолютно уверена, что мадам Рок имитировала прононс. Сама-то она, приехав в Лондон, очень быстро избавилась от шотландского акцента и знала, как легко подделать произношение. Мадам Рок, вероятно, была какой-нибудь миссис Риддл из Патни. Во всяком случае, Лина ничуть бы не удивилась, узнав, что это так.

Находившиеся за перегородкой дамы замолчали.

Через некоторое время мадам Рок отдала какое-то короткое распоряжение одной из своих помощниц, и в дверь примерочной, где сидели Лина и Рис, постучали. Вошедшая девушка держала в руках оранжевое платье. Вероятно, это был тот самый наряд, который отвергла привередливая клиентка с высоким голосом. Лина нахмурилась. Она ожидала, что ее обслужит сама мадам Рок, а не запинавшаяся от смущения девица. Лина решила сразу же отказаться от платья, даже не примерив его, однако Рис не дал ей и рта раскрыть.

— Надень эту чертову тряпку! — приказал он, видя, что его любовница заупрямилась. — Я не могу терять время на твои капризы, у меня слишком много работы.

Внимательно взглянув на предложенный ей наряд, Лина изменила свое мнение о нем. Платье было великолепно. Помощница мадам Рок начала проворно расстегивать пуговицы на ее костюме.

Тем временем в примерочную за перегородкой вновь вошла владелица магазина.

— Это платье — изысканная фантазия, — промолвила она с наигранным французским акцентом, — такие туалеты я предлагаю только самым уважаемым своим клиенткам.

В соседней комнате на некоторое время установилась полная тишина. Лина напрягла слух. Неужели даме с высоким голосом принесли более шикарный наряд, чем тот, который Лина только что примерила? Лине, конечно, нравилось это оранжевое платье, оно точь-в-точь соответствовало описанию последнего крика моды из французского журнала «Ла бель ассамбле», и она была бы не прочь заказать еще несколько подобных нарядов розового и, возможно, лилового цвета, но… Ей никак не хотелось отставать от великосветских дам.

— Я не смогу носить этот туалет! — с ужасом воскликнула вдруг клиентка мадам Рок.

Однако по ее интонации Лина сразу же поняла, что та непременно наденет его на первый же бал.

— Прошу вас, миледи, снимите нижнюю сорочку и корсет, и я без труда надену на вас это платье через голову, — учтивым тоном сказала мадам Рок. — Я уверена, что вы останетесь довольны.

— Вы хотите, чтобы я сняла корсет? Но об этом не может быть и речи! Я буду чувствовать себя некомфортно без нижнего белья…

Лина едва не рассмеялась, ведь она перестала носить корсеты, как только приехала в Лондон из шотландской глуши. До ее слуха вдруг донесся шелест ткани, и она поняла, что мадам Рок надевает платье неуступчивой клиентке прямо поверх корсета.

Дама с контральто ахнула от восхищения.

— О Боже, Хелен, какая прелесть!

— Шикарно, не правда ли? — спросила мадам Рок. Она была явно довольна собой. — Если женщина хочет скрыть недостатки своей фигуры…

Владелица магазина вдруг осеклась, поняв, что сказала лишнее. Лина усмехнулась. Обладательница высокого голоса была, по-видимому, плоской как доска.

— Этот стиль одежды подчеркивает изящество и утонченность ваших форм, миледи, — продолжала мадам Рок, тщательно подбирая слова. — Вы выглядите чувственной, обольстительной… и в тоже время все ваше тело прикрыто.

Дама с контральто обворожительно рассмеялась. Лина снова подумала, что та, должно быть, не страдала от недостатка внимания со стороны мужчин. В подтверждение ее догадки Рис вдруг поднял голову и прислушался.

— Превосходно! — воскликнула дама с чудесным голосом.

— Думаю, надо заказать подобный наряд, но только янтарного цвета, Хелен. Ты согласна? Этот цвет будет прекрасно гармонировать с твоими волосами, тем более он сейчас в моде.

Надеюсь, у вас есть переливчатый шелк с янтарным оттенком, мадам?

— Конечно, леди Боннингтон, — ответила владелица магазина вкрадчивым голосом кошки, увидевшей вдруг перед собой целую миску сметаны. — Мне кажется, к этому наряду подошла бы еще отделка из жемчуга. Как вы считаете, миледи?

Рис насторожился. Теперь он был похож на застывшего на месте терьера, принявшего стойку, неожиданно встретившегося нос к носу с мастиффом. Лина бросила на него удивленный взгляд.

— Тебе нравится это платье, Рис? — спросила она, покружившись перед ним в оранжевом наряде.

Пожалуй, только бесчувственный чурбан остался бы равнодушен при виде ее высокой груди, перехваченной внизу атласной лентой.

Но прелести Лины, как и всегда, почему-то не тронули Риса.

— О Боже! — прошептал он, не обращая никакого внимания на свою любовницу. — В соседней примерочной находится моя жена, а с ней Эсме Ролингс, теперь ее зовут леди Боннингтон.

— Что ты сказал? — рассеянно переспросила Лина, не слушая его.

Она как раз обдумывала, не заказать ли ей подобный наряд из шелка белого цвета с черной отделкой. Черные атласные ленты, подчеркивающие линию ее груди, будут невольно притягивать взгляды мужчин. Улыбнувшись, Лина повертелась перед зеркалом.

— Я говорю, что в соседней примерочной находится моя жена! — зашипел на нее Рис. — Бери свою накидку, мы уходим!

Наконец-то смысл его слов дошел до сознания Лины, и у нее перехватило дыхание от любопытства.

Лина давно уже мечтала увидеть жену своего любовника. В газетах невозможно было найти упоминаний о графине, а в светской хронике никогда не описывались ее наряды. На месте леди Годуин, пожалуй, Лина позаботилась бы о том, чтобы репортеры подробно сообщали, в каких туалетах она выезжает в театры, появляется на балах и светских раутах.

— Рис, дорогой, к чему такая спешка?! — намеренно громко воскликнула она, зная, что ее звонкий голосок разносится по всем помещениям магазина мадам Рок, словно колокольчик. — Неужели тебя так тянет домой?

Рис пригвоздил ее к месту сердитым взглядом. Если бы Лина не обладала силой духа настоящей львицы, то, пожалуй, испугалась бы. Но она хорошо изучила своего любовника и знала, что ей нечего бояться. Он мог вспылить, но никогда не приводил свои угрозы в исполнение.

За перегородкой между тем установилась мертвая тишина.

— Я не хочу возвращаться домой, — продолжала Лина. — Это платье, несмотря на несколько странный оранжевый оттенок, кажется мне изумительным. Что ты о нем думаешь, дорогой? Или, может быть… — Она выдержала паузу и заговорила с придыханием: — Может быть, его глубокий вырез возбудил тебя и поэтому ты заспешил домой? Ах ты, проказник! Не забывай, что сейчас еще середина дня!

Лина игриво захихикала, а лицо Риса покрылось красными пятнами от ярости. Лина поняла, что он вот-вот взорвется. А за перегородкой было все так же тихо.

— Мне нравится твой пыл, дорогой, — проворковала она.

— Заткнись! — прорычал Рис.

— О! Тебя расстраивает, что другие мужчины тоже смогут любоваться моей великолепной фигурой в этом откровенном наряде?

Рис с угрожающим видом начал надвигаться на любовницу, и Лина поняла, что пора уносить ноги. Но, Боже, как замечательно она сегодня повеселилась! Какое удовольствие получила от устроенного ею спектакля! В течение двух лет Лина не выходила на сцену и истосковалась по публике.

Бросившись к двери, она замешкалась на пороге, собираясь произнести прощальную фразу.

— Я так не думаю, дорогой… — начала было Лина, но разъяренный Рис зажал ей рот ладонью.

Он выволок ее во двор и, втолкнув в экипаж, захлопнул дверцу.

Алине Маккенне нельзя было отказать в здравом смысле и сообразительности, иначе она никогда не выбралась бы из сельской глуши, не обосновалась в Лондоне и не попала бы в труппу Королевской итальянской оперы. Вот и теперь ей хватило ума забиться в угол кареты и упорно молчать всю дорогу, даже не заикаясь о том, что в примерочной остался ее любимый костюм. Потупив взор, Лина внимательно рассматривала сшитое с неподражаемым мастерством великолепное платье, в котором она убежала из магазина. На дорогом шелке едва можно было разглядеть маленькие аккуратные стежки. Лина с удовольствием заказала бы себе еще один такой же наряд из ткани более насыщенного оттенка, из янтарного переливчатого шелка.

Глава 5

СЕГОДНЯ ВОЛОСЫ ЕСТЬ, ЗАВТРА ИХ НЕТ

Эсме не раз говорила, что Хелен не хватает прежде всего живости. Раньше ее подруга всегда была спокойна, учтива, избегала ссор и выяснения отношений, но сейчас Хелен на глазах изменилась, становясь все более вспыльчивой и раздражительной.

— Я и представить себе не могла, что являюсь клиенткой того же магазина, в котором часто бывает эта потаскуха! — в бешенстве воскликнула она.

Мадам Рок рассыпалась перед ней в извинениях.

— Будьте так добры, — обратилась к ней Эсме, — принесите, пожалуйста, чашечку чая для леди Годуин. Этот чудный напиток поможет ей немного успокоиться.

Мадам Рок бросилась выполнять просьбу леди Боннингтон.

— Боюсь, что тебе еще не раз придется столкнуться с этой женщиной, — сказала Эсме, когда за владелицей магазина закрылась дверь примерочной. — Такие встречи неизбежны. В конце концов, у любовницы Риса много денег. Неудивительно, что она посещает магазин мадам Рок — самый модный магазин в Лондоне.

Хелен зло прищурилась.

— Самым модным его, по всей видимости, считают дамы полусвета! — заявила она.

— Я одеваюсь здесь в течение последних двух лет, Хелен.

— Мадам Рок следовало бы быть более разборчивой в клиентуре. Эта потаскуха надела оранжевое платье, которое до этого примеряла я! Меня бесит, что Рис, наверное, слышал все, о чем мы с тобой говорили!

— Ну и хорошо, — сказала Эсме.

— Хорошо?! — взвизгнула Хелен. — Что значит — хорошо?

— Возможно, Рис захочет присоединиться к числу твоих поклонников и попытаться завоевать твою благосклонность, — ответила Эсме, обращаясь к отражению Хелен в зеркале. — Взгляни на себя внимательно.

Хелен поморщилась.

— Я не желаю видеть этого негодяя, — заявила она, окидывая себя в зеркало придирчивым взглядом.

— Ты должна снять корсет, — решительным тоном сказала Эсме. — Платье тебе очень идет, но ткань до того тонкая, что на спине проступают швы от нижнего белья.

— Такие наряды носят только содержанки! — срывающимся голосом воскликнула Хелен.

Эсме пожала плечами:

— С возрастом ты стала настоящей ханжой, моя дорогая. Хелен резко повернулась и бросила на подругу негодующий взгляд.

— И ты смеешь называть меня ханжой после того, как надо мной поиздевалась любовница моего мужа? — возмутилась она и устало опустилась на стул. — Эта девица устроила здесь целый спектакль, пытаясь задеть меня за живое. Ты слышала, как она нахваливала свою грудь и пышные формы? Я не сомневаюсь, что Рис все рассказал ей о нашей совместной жизни.

Эсме сделала вид, что роется в своей сумочке. Ей очень хотелось узнать подробности семейной жизни Хелен, но она боялась обидеть подругу своими расспросами.

— А что такого ужасного он мог рассказать своей любовнице? — с наигранной небрежностью спросила она.

— Он мог описать ей некоторые детали нашей интимной жизни! — с горечью ответила Хелен.

— Судя по всему, жизнь ваша не отличалась разнообразием, — осторожно заметила Эсме.

Хелен бросила на подругу сердитый взгляд.

— Откуда мне знать? У меня же не такой богатый опыт общения с мужчинами, как у тебя. Когда ты шутливым тоном описывала мне раньше свои любовные приключения, мне казалось, что мы живем в двух разных мирах. Я не понимаю, как может находящаяся в здравом уме женщина хотеть близости с мужчиной. И меня всегда изумляло, что ты по собственной воле… — Хелен замялась.

— Сплю с ними? — уточнила Эсме, припудривая свой хорошенький носик.

— Да! — В голосе Хелен звучали нотки осуждения. — Интимная близость всегда вызывала у меня отвращение. Это, несомненно, мой недостаток. Рис тоже говорил, что я отношусь к числу женщин, которые не способны испытывать удовольствие в постели.

— А тебе никогда не приходило в голову, что, возможно, в этом виноват сам Рис? Что все дело в нем, а не в тебе? Я по своему опыту знаю, что мужчины часто пытаются скрыть свои собственные недостатки, обвиняя во всем женщин.

— Мне трудно судить о талантах Риса, — разоткровенничалась Хелен, оставив свою обычную сдержанность и стыдливость. — Я не знаю, что мужчина должен такого сделать, чтобы я получила удовольствие от полового акта. Дело в том, что во время соития я постоянно испытываю боль. Так было в первую ночь, которую мы провели вместе. И потом у меня постоянно возникали болезненные ощущения. Думаю, Рис был прав, когда говорил, что у меня какое-то особенное строение тела и я не гожусь для любовных утех. Честно говоря, Эсме, я мечтаю о том, чтобы больше никогда не иметь необходимости выполнять супружеские обязанности. Мне не хочется, чтобы меня лапали. В прошлом году я так и не смогла заставить себя вступить в интимные отношения со Стивеном Фэрфакс-Лейси. Такая уж я уродилась!

Эсме спокойно восприняла исповедь своей подруги. Она знала, что отношения супругов Годуин уже нельзя восстановить. Все это было в прошлом, а Эсме привыкла подходить к жизни с практической стороны. Она всегда упорно шла вперед, стараясь не оглядываться назад.

— Когда ты собираешься надеть новое платье? — спросила она.

— Если мадам Рок сможет сшить его быстро, я появлюсь в нем на балу у леди Гамильтон, — ответила Хелен.

— Но ведь бал состоится еще только через две недели! Поверь, мадам Рок сошьет тебе подобный наряд за два дня, особенно учитывая то, что произошло в ее магазине!

— В таком случае мне придется два дня подряд постоянно ездить на примерки, а у меня нет сейчас времени на это. Я работаю над новым вальсом и не хочу из-за каких-то глупых нарядов бросать свое увлечение. Мне нравится сочинять музыку. — Хелен снова встала и подошла к зеркалу. — Ты действительно считаешь, что мне надо снять корсет?

— Я в этом уверена.

— А что, по-твоему, я должна сделать с волосами?

— Почему бы тебе не завить их в локоны?

— Да, моя прическа сейчас не в моде, — вздохнула Хелен. Вынув шпильки, она распустила косы.

И сразу же на ее спину упал целый водопад светлых прядей, доходивших до бедер.

— О Боже! — ахнула Эсме. — Я и не думала, что у тебя такие длинные волосы.

— Когда заплетаешь косы, волосы кажутся короче, но с ними легче справляться.

— Какая красота! — восхищенно воскликнула Эсме, любуясь подругой.

— Рису они когда-то тоже нравились, — грустно сказала Хелен. — Пожалуй, только красивые волосы он и ценил во мне. — Она на минуту задумалась, а потом вдруг заявила: — Я их обрежу!

— Ты хочешь обрезать волосы? — изумилась Эсме.

Корона из толстых кос, уложенных на голове, была неотъемлемой частью царственного облика графини Годуин. Она как будто символизировала ее спокойный, уравновешенный характер.

Хелен кивнула.

— Да, я их обрежу, и все дела! — сказала она, перехватив руками золотистую массу льняных волос. — Прямо сейчас.

— Что?!

— У мадам Рок должны быть ножницы, — предположила Хелен. Быстро подойдя к двери, она крикнула в коридор: — Принесите нам ножницы!

Помощница мадам Рок побежала выполнять распоряжение клиентки.

— Нет! — задыхаясь от волнения, воскликнула Эсме. — Как ты можешь принимать столь поспешные решения? Ты должна сначала хорошенько подумать! Давай обратимся к опытному парикмахеру и пошлем лакея за месье Оливье с просьбой приехать к тебе сегодня после обеда.

Хелен ничего не сказала. Когда в примерочную вбежала запыхавшаяся девушка, она молча взяла у той ножницы.

— Быстро сбегай за месье Оливье! — приказала Эсме застывшей с открытым ртом служанке, которая в ужасе смотрела на красивую клиентку, собравшуюся обрезать свои роскошные волосы. — Он живет в доме номер двенадцать на Бонд-стрит. Скажи ему, что леди Боннингтон умоляет его немедленно приехать сюда. Ты все поняла?

Девушка пулей вылетела из комнаты.

Повернувшись к подруге, Эсме увидела, что первая прядь белокурых волос уже упала на пол. Хелен приготовилась обрезать следующую.

— О Боже! — простонала Эсме. — Ты хочешь доказать, что никогда не останавливаешься на полпути?

— Да, я всегда иду до конца, — сказала Хелен. Теперь она походила не на исполненную ледяной сдержанности датскую королеву, а на бойкую английскую молочницу, умеющую постоять за себя. — Зачем мне длинные волосы? Знаешь, мне кажется, я не обрезала их раньше только потому, что еще питала какие-то чувства к Рису, ведь он всегда восхищался ими. Но теперь с этим покончено. К чертовой матери Риса, этого ублюдка, поселившего у себя в доме потаскуху.

— Хелен, как ты можешь! — воскликнула Эсме.

За сегодняшний день она услышала от своей подруги столько грубых слов, сколько, пожалуй, не слышала за все годы знакомства с ней.

— И мои волосы тоже пусть катятся к чертовой матери, — не обращая внимания на негодование Эсме, сказала Хелен, продолжая кромсать свои пряди. — Мне теперь все равно, что подумают мужчины о моих волосах. — Закончив стричься, она весело сказала: — Ну, вот и все! Как тебе нравится моя новая прическа?

Теперь волосы Хелен доходили до плеч и топорщились в разные стороны, напоминая клочок несжатой пшеницы на убранном поле. На ее губах играла глуповатая улыбка.

— О, Эсме, как приятно не чувствовать тяжести, которая буквально давила мне на голову! Почему я раньше не сделала этого? Я могла бы остричь волосы еще несколько лет назад.

Окинув себя оценивающим взглядом, Хелен сняла через голову платье, расшнуровала корсет, который упал на пол. Довольная, Хелен надела модный наряд на голое тело.

Минут через десять в дверь постучали. В примерочную семенящей походкой вошел месье Оливье. Это был невысокий полный человек с напомаженными волосами, приподнятыми надо лбом в виде большого завитка, по моде того времени.

— Чем могу быть полезен? — спросил он и поперхнулся, увидев Хелен.

Эсме знала, что только месье Оливье мог исправить плачевное положение.

— Это вы сами так изуродовали себя, миледи? — спросил месье Оливье.

Хелен резко тряхнула головой, от чего ее волосы встали дыбом.

— Если вы будете издеваться надо мной, я позову другого парикмахера!

— И совершите тем самым непоправимую ошибку, — заметил француз, расхаживая вокруг нее, словно тигр вокруг курицы, ощипанной наполовину. — Единственный человек в Лондоне, который если и сможет… вернуть вам былую красоту, миледи, то это я.

— Что ты теперь думаешь о моем платье, Эсме? — неожиданно спросила Хелен.

Все присутствующие внимательно посмотрели на ее наряд. Мадам Рок сшила этот туалет из тонкого розового шелка, струящегося, словно бегущий ручей. Платье, состоящее из двух слоев ткани, было перехвачено под грудью серебряной лентой. Этот наряд можно было бы назвать скромным, если бы… Если бы не его прозрачность.

Под тонкой тканью проступали изящные изгибы талии, бедер и груди. Мягкий шелк как будто увеличивал их объем и подчеркивал округлость форм. От колена и ниже спускался лишь один слой шелка, и можно было хорошо рассмотреть изящные икры Хелен, ее лодыжки и даже подвязки от чулок.

Эсме изумленно молчала, глядя на подругу. Внезапно ее охватила зависть. По сравнению с Хелен Эсме чувствовала себя слишком полной и неуклюжей.

— Мадам, я вижу, что вы задумали провести полную реконструкцию своей внешности, — заметил месье Оливье.

Хелен рассмеялась.

— Вы угадали, — промолвила она. — Но я еще не знаю, что из этого выйдет.

— Не бойтесь, — сказал парикмахер, доставая свои ножницы, — и присядьте, пожалуйста.

Хелен снова уселась на стул. Ей было слегка не по себе. Раньше она очень много времени посвящала уходу за своими волосами: мыла, расчесывала, сушила у огня, заплетала косы, делала прически. И вот буквально в одно мгновение она сразу же избавилась от массы хлопот. Да, Рис был прав, когда говорил, что у нее ужасный характер.

Парикмахер приступил к делу, но Хелен старалась не смотреть на короткие пряди волос, падавшие на пол, сосредоточив свое внимание на непривычном ощущении легкости.

— Что вы собираетесь делать, месье Оливье? — спросила Эсме.

— Мы должны отважиться на смелый шаг, — ответил он. — Поэтому вам надо набраться мужества.

— На смелый шаг? — растерянно переспросила Хелен.

— Да, очень смелый! Это единственный способ вернуть вам красоту, мадам. На более дерзкий шаг не отваживалась даже леди Кэролайн Лэм.

Эсме захихикала.

— Вы имеете в виду молодую даму, которая срезала волосы с.. с другого участка своего тела и послала их Байрону? — с озорным видом спросила она.

Хелен в ужасе посмотрела на подругу, но месье Оливье только усмехнулся.

— Да, эту молодую леди не назовешь скромной, — промолвил он, — но у нее были очень хорошие волосы. Такую короткую стрижку, какая будет у вас, в последний раз я делал лет пять назад. С тех пор мне не поступали заказы на подобную прическу. Каждый день мне приходится делать одно и то же — завивать дамам локоны. Если бы вы знали, как мне это надоело! Если повезет, вы произведете фурор в обществе, леди Годуин. Дамы, возможно, станут стричься у меня, подражая вам. Я очень надеюсь на это.

Хелен старалась не смотреть на себя в зеркало. Безжалостные ножницы месье Оливье срезали все больше волос с головы графини, и это пугало ее. Через час парикмахер закончил свою работу. Хелен не знала, радоваться ей или плакать. Теперь у нее была очень короткая стрижка. Волосы гладко прилегали к голове, и лишь на лбу и висках виднелись завитки, смягчавшие линию острых скул, подчеркивая глубину ее глаз.

— О, Хелен… — голосом, исполненным благоговейного ужаса, прошептала Эсме.

— Вы просто неотразимы, — заявил месье Оливье, довольный тем, что у него получилось. — Только я мог добиться такого потрясающего результата, мадам. Вы стали очень привлекательны.

— Вы так считаете? — растерянно пробормотала Хелен, разглядывая себя в зеркало.

— Я в восторге, — заговорила вдруг Эсме, придя немного в себя. — Ты вскружишь голову многим мужчинам!

— Мне достаточно одного, — проворчала Хелен.

Глядя в зеркало, она не узнавала себя. На Хелен смотрела незнакомая женщина — смелая, бесстыдная, чувственная.

— Вы обязательно завладеете сердцем того человека, о котором мечтаете! — заверил свою клиентку месье Оливье, поцеловав кончики ее пальцев. — Поверьте, мадам, в Лондоне нет ни одного мужчины, способного устоять перед вами!

— Отлично, — прошептала Хелен. — Надеюсь, все они упадут к моим ногам.

— И Рис тоже? — спросила Эсме, приподняв бровь.

— Да, и Рис тоже, — заявила Хелен. — Я хочу пнуть его хорошенько!

Глава 6

ПО МАНОВЕНИЮ ВОЛШЕБНОЙ ПАЛОЧКИ

Гайд-парк

— И что же она сказала? — спросил Дарби, друг Риса.

С большим интересом он слушал рассказ о скандале, поднятом Линой в магазине мадам Рок.

— Лина во всеуслышание заявила, якобы я, увидев ее в новом соблазнительном наряде, воспылал к ней страстью, хочу немедленно вернуться домой и заняться с ней любовью, — мрачно промолвил Рис. — Конечно, это полная ерунда! Я уже несколько месяцев не переступал порог ее спальни.

Честно говоря, он даже не мог припомнить, когда в последний раз спал со своей любовницей.

— Кстати, почему ты игнорируешь ее? — удивленно спросил Дарби.

Они прогуливались по запущенной части Гайд-парка, куда обычно не заглядывали великосветские щеголи. Рис долго молчал.

Дарби остановился у куста, чтобы сорвать бутон пурпурной розы и вставить его в петлицу. На нем был костюм для утренних прогулок из тонкого золотисто-коричневатого сукна, и бутон выделялся каким-то несуразно-аляповатым пятном на его груди.

— Не знаю, — немного помолчав, ответил Рис.

Делая вид, что вполуха слушает друга, Дарби сосредоточенно рассматривал усеянный бутонами розовый куст. Рис хорошо знал своего приятеля и сразу же понял, что тот сгорает от любопытства, но пытается скрыть это. Они дружили с детства и хорошо успели изучить повадки друг друга.

— Меня больше не влечет к ней, — объяснил Рис. — Я бы выставил ее за дверь, но мне нужен ее голос. Лина помогает мне в работе над операми.

— Ты хочешь сказать, что тебя не тянет заниматься любовью с такой роскошной женщиной, как Лина? Потерял к ней влечение? — удивленно переспросил Дарби.

— Должно быть, я старею, — сказал Рис и поддал ногой валявшуюся на дорожке палку.

Она угодила в ствол тутового дерева, и с его кроны на приятелей обрушился настоящий ливень.

— О Господи, Рис! Нельзя ли поосторожнее? — с досадой промолвил Дарби, оглядывая свой щегольской костюм, на котором крупные капли оставили темные следы. — Давай будем вести себя как цивилизованные люди! Никогда не знаешь, что от тебя ждать…

— А мне здесь нравится, — заявил Рис, не обращая внимания на ворчание друга. — Меньше шансов столкнуться на прогулке с какой-нибудь жеманной матроной. Эти ханжи мне уже изрядно надоели.

Некоторое время они шли по дорожке молча.

— А как поживает Генриетта? — спросил Рис.

Ему очень нравилась жена Дарби. Рис вдруг понял, что стал постепенно отдаляться от Лины сразу же после свадьбы Дарби и Генриетты. Нет, Рис не был влюблен в жену своего друга, но завидовал им. Ему хотелось, чтобы в его душе зажегся такой же огонь, какой пылал в Дарби и Генриетте.

Дарби улыбнулся.

— С недавних пор она стала ко мне холодно относиться, — ответил он.

— Почему? Что случилось?

— Она называет меня самовлюбленным идиотом, для которого главным является его щегольская одежда, — ответил Дарби без тени раскаяния. — Обвиняет меня в том, что я не взял на руки Джонни, когда он облевал всю свою кроватку и громко расплакался.

Рис невольно содрогнулся.

— Как она может упрекать тебя в этом? И с какой стати ты должен ухаживать за малышом?

— Няня работает у нас полдня, — объяснил Дарби. — Ты же знаешь, что Генриетта не любит оставлять детей на попечение слуг, а предпочитает сама нянчиться с ними. И в тот день, когда она купала девочек, мы услышали, что у Джонни началась рвота. Я пошел посмотреть, в чем дело. Увидев, что его вырвало, я стал снимать свою бархатную куртку, но не успел. В комнату влетела разъяренная Генриетта и стала обвинять меня во всех смертных грехах. Можно подумать, что эта ситуация была смертельна для малыша!

Рис не знал, что и сказать. Пожалуй, он и под дулом пистолета не взял бы на руки ребенка, измазанного рвотными массами.

— А вашего Джонни часто рвет? — спросил Рис.

— Очень часто. Хотя ему уже семь месяцев. Боюсь, эта дурная привычка помешает ему жениться.

— В таком случае я ему завидую.

— Ты видел свою жену после скандала, устроенного Линой в магазине мадам Рок? — спросил Дарби, переводя разговор на интересующую его тему.

— Нет, но я, наверное, увижу ее сегодня вечером.

— Неужели ты собрался выехать в свет? В кои-то веки! — изумился Дарби.

— Я приглашен на бал, который дает леди Гамильтон.

— И ты хочешь туда поехать? Ты готов снизойти до какого-то жалкого бала, на котором матроны будут представлять свету своих юных дочерей?

— Дело в том, что я получил письмо от этой злосчастной подруги Хелен — дамы, вышедшей замуж за Себастьяна Боннингтона. Она пишет, что моя жена собирается приехать на бал только для того, чтобы найти человека, от которого она могла бы родить ребенка. Пишет, что если я хочу принять участие в этом конкурсе, то должен тоже прибыть туда.

Дарби застыл, открыв рот, и несколько секунд молча смотрел на своего приятеля.

— Что ты сказал? — после огромной паузы с ошеломленным видом спросил он.

— То, что слышал. Хелен давно уже твердит мне, что хочет ребенка. Но я не придавал ее словам большого значения. Я и не подозревал, что она способна зайти так далеко.

— Она говорила тебе, что хочет ребенка? И что ты сказал ей на это?

— Я попросил ее смириться с жестокой реальностью, сказал, что у нас не будет потомства, — раздраженно промолвил Рис. — Но Хелен, по-видимому, решила, что я дал ей карт-бланш, и захотела подбросить мне в гнездо кукушонка! И это та самая женщина, которая все эти годы обвиняла меня в безнравственности? Та, которая говорила, что выше всего на свете ценит хорошую репутацию?

— О Боже… — пробормотал потрясенный Дарби. — У нее, наверное, помутился рассудок.

— У нее уже давно не все в порядке с головой.

— Но она таким образом погубит себя!

— Мне кажется, что ей теперь плевать на репутацию. — Рис поддал ногой лежавший на дорожке камень. — Мне, наверное, нужно было более серьезно отнестись к ее словам. Я бы дал ей развод, если б для него имелся убедительный повод.

— Так, значит, ты едешь на бал к леди Гамильтон… — промолвил все еще не оправившийся от шока Дарби.

— А как же иначе? Мне кажется, я просто обязан там быть. Вся эта ситуация не выходит у меня из головы уже два дня, с тех пор, как я получил эту злополучную записку от Эсме Боннингтон.

— Не понимаю, — пробормотал Дарби, — с какой стати Эсме сообщила тебе о планах Хелен?

Рис пожал плечами:

— Она мне этого не объяснила. Но я не желаю, чтобы Хелен спала с кем попало, а потом требовала от меня, чтобы я признал ребенка своим наследником. Моим наследником является Том. И хотя он не спешит жениться, надеюсь, что у него все же рано или поздно появятся дети.

— Да, но…

— Я не позволю Хелен подбрасывать мне кукушонка! Но если ей уж так сильно хочется иметь ребенка, я могу… могу помочь ей в этом.

— Так что же ты все-таки собираешься делать?

— Я скажу ей, что если она действительно всерьез хочет родить ребенка, то я готов стать его отцом. К несчастью, процедура зачатия будет нам обоим столь же неприятна, как и визит к зубодеру.

Дарби снова бросил на своего приятеля изумленный взгляд.

— Я и не знал, что у вас все так плохо.

— Да, интимная жизнь у нас не сложилась.

Дарби долго молчал, уйдя в свои мысли. Ему было трудно представить брак, в котором оба супруга считают интимную близость настоящим мучением. Он решил: «Как только вернусь домой, сразу же заманю Генриетту в спальню, чтобы немного поразвлечься с ней». В последнее время они что-то перестали ценить существовавшую между ними супружескую гармонию, и Дарби испугался, увидев серьезную опасность для их брака.

— Должно быть, я спятил, — внезапно сказал Рис. — Но я хочу, чтобы Хелен вернулась домой.

Дарби хмыкнул:

— С возрастом ты решил стать добропорядочным семьянином?

— Да нет же, черт возьми! Мне нужна ее помощь в работе над оперой, — мрачно сказал Рис. — Я хочу заключить с ней сделку. Она поможет мне закончить партитуру, а я исполню ее заветное желание иметь детей.

— У тебя возникли сложности с созданием очередного творения?

— Еще какие! Я уже на несколько месяцев затянул окончание работы над новой оперой. Боюсь, у меня ничего не получится. То, что я написал, невозможно слушать!

— Только не предлагай Хелен сразу эту сделку. Она убьет тебя на месте, — остерег его Дарби. — Скажи, что ты очень хочешь, чтобы она рожала дома, в семейном гнездышке. Интересно, а куда ты денешь Лину?

— Она мне до смерти надоела. Я буду выплачивать ей содержание, чтобы у нее не было необходимости заводить себе снова богатого любовника. В глубине души она настоящая ханжа. Я бы не хотел, чтобы ей снова пришлось связывать свою жизнь с каким-нибудь денежным мешком вроде меня.

Рис не все рассказал Дарби. Существовала еще одна причина, по которой он не мог пропустить бал в доме леди Гамильтон. Рис сомневался, что найдется человек, который захочет переспать с Хелен. И в этом не было ничего удивительного. Кому нужна чопорная любовница, к тому же тощая как щепка, похожая на чучело, да еще с копной из кос на голове? Пренебрежительное отношение джентльменов, конечно же, оскорбит Хелен. Да, но прошлым летом ей каким-то образом все-таки удалось заманить в свои сети Фэрфакса-Лейси! Но он быстро одумался и женился на другой женщине. Хелен наверняка до сих пор переживает эту неудачу.

Рис удивился сам себе, потому что испытывал чувство вины перед женой. Странно, но у него появилось желание защитить ее. Возможно, именно неблаговидные поступки мужа толкнули Хелен на отчаянный шаг. Если бы они продолжали жить под одной крышей, то, может быть, еще несколько лет назад у них бы родился ребенок, и Хелен не пришлось бы сейчас прибегать к крайним мерам, чтобы осуществить свою заветную мечту. Но даже теперь, после десятилетней разлуки, Хелен не стала для Риса совсем чужой. Ему была невыносима мысль о том, какое страшное унижение ждет ее на балу. Мужчины наверняка с насмешкой и презрением отнесутся к ее неловким попыткам флиртовать с ними. Золушке помогала фея, ее крестная мать, а у Хелен нет никакой поддержки. В такой ситуации Рис просто обязан достать свою волшебную палочку и взмахнуть ею, чтобы произошло чудо! Подумав об этом, он едва удержался от смеха, но решил не произносить вслух эту двусмысленную шутку. Рис и Дарби никогда раньше не травили похабных анекдотов и не обменивались скабрезностями. И уж тем более Рис не хотел отпускать фривольные остроты по поводу своей жены.

Глава 7

НИЖНЕЕ БЕЛЬЕ СИЛЬНО ПЕРЕОЦЕНИВАЮТ

Хелен не была уверена, что решится поехать на бал в новом туалете. Одно дело стоять полуголой в небольшой примерочной перед доброжелательно настроенными Эсме, месье Оливье и мадам Рок, и совсем другое — появиться в невесомом платье из тончайшей ткани на публике. Ткань при движении облегала ее фигуру, подчеркивая все линии, едва прикрывая сокровенные части, и тело Хелен как будто было выставлено напоказ.

В этой ситуации ее радовало только то, что мать сейчас гостила у своих друзей в Бате. Хелен хорошо представляла себе ее реакцию на туалет, сшитый мадам Рок. Она скорее заперла бы свою дочь в винном погребе, чем пустила бы в таком виде на бал. Этот наряд не скрывал самый большой недостаток фигуры Хелен — отсутствие груди. Краска стыда выступила на лице Хелен при воспоминании о том, как громко расхохотался ее муж, впервые увидев ее обнаженной.

Безудержный смех Риса был началом катастрофы, случившейся с ней в первую ночь, которую они провели вместе. Это произошло по дороге в Гретна-Грин, в гостинице. Рис заявил, что ее отец даже и не подумал устраивать за ними погоню. И он, конечно, был прав. Отец Хелен вовсе не огорчился, что его дочь сбежала из родного дома с молодым человеком. Наоборот, он даже обрадовался этому обстоятельству, рассудив, что не каждый день твою дочь похищает наследник графского титула и огромного состояния. И в то время, когда Хелен трепетала от волнения и страха, ожидая, что ее будущий муж переступит сейчас порог гостиничного номера, отец беглянки на радостях откупоривал шампанское.

В тот вечер Хелен пришлось очень долго ждать Риса. Он, должно быть, коротал время в пивной. Во всяком случае, когда он наконец-то явился в номер, она заметила, что Рис был вдрызг пьяным. Переступив порог комнаты, он прислонился спиной к дверному косяку, пытаясь не упасть. Хелен засмеялась, находя его поведение очень романтичным. В начале их совместной жизни она пребывала в эйфории. Ничто не могло омрачить в ее глазах образ Риса, большого красивого мужчины, разделявшего ее увлечение музыкой. Когда он целовал Хелен, в ее ушах начинали звучать кантаты Генделя.

Однако половой акт привел Хелен в полное смятение. Он не имел ничего общего с величественной органной музыкой. Все, что случилось в убогом номере скромной гостиницы, напоминало ей о надрывных звуках шарманки какого-то уличного музыканта.

Слегка пошатываясь, Рис подошел к невесте, стащил с нее платье и… расхохотался. Успокоившись немного, он спросил, куда испарилась ее грудь. Через час Хелен стало совершенно ясно, что и остальные части ее тела не годятся для супружеской жизни. Она до сих пор не могла без содрогания вспоминать о пережитом позоре.

Горничная Хелен, Сондерс, не успела свыкнуться с переменами, произошедшими с ее госпожой. Она не понимала, как на них реагировать. Возясь с одеждой Хелен, служанка время от времени украдкой поглядывала на нее через плечо.

— Если хотите, миледи, я уложу ваши волосы красивыми завитками, — предложила она, подойдя к туалетному столику и беря щипцы для завивки. — На голову вы наденете иЗящный тюрбан, из-под которого очень мило будут выглядывать кудряшки…

Сондерс, к сожалению, не могла сделать своей госпоже модную прическу, потому что в моду как раз вошли длинные локоны, закрывающие уши, а волосы Хелен были слишком короткими.

Улыбнувшись, Хелен села за туалетный столик.

— Спасибо, Сондерс, теперь мне не нужно делать причесок, — сказала она. — У нас есть румяна?

— Нет, миледи.

Хелен закусила нижнюю губу. Ее лицо было бледным, как у призрака.

— Но миссис Кру располагает большой коллекцией румян и губных помад, — добавила Сондерс. — Я могу принести вам все, что только захотите.

— У миссис Кру есть косметика? — удивленно переспросила Хелен, представив чопорную экономку своей матери. Та всегда носила безупречно белый накрахмаленный передник и чепец. — Никогда не замечала, что миссис Кру красится!

— Она отбирает румяна и помаду у служанок, — объяснила Сондерс. — В этом доме не разрешается пользоваться ими. Изредка, когда миссис Кру находится в хорошем расположении духа, она берет вечером заветную корзинку и относит ее служанкам, чтобы те вспомнили молодость. Но я никогда не участвую в этих забавах.

Сондерс дорожила своей репутацией и уже в течение пяти лет не позволяла себе ничего лишнего, с тех пор как стала горничной Хелен.

Служанка сходила в комнату экономки и вскоре вернулась с плетеной корзинкой.

— О Боже! — изумленно воскликнула Хелен и взяла лежавшую сверху небольшую жестяную коробочку.

— Это китайские румяна, — с видом знатока объяснила Сондерс. — Они слишком яркие для вас, миледи. — И она стала рыться в корзинке. — Если я не ошибаюсь, где-то здесь должна быть красная коробочка из сандалового дерева. Миссис Кру отобрала ее у Люси, прослужившей в нашем доме всего лишь несколько недель. Ее выгнали за то, что она украла брошь у миссис Кру. По всей видимости, девушка стащила румяна у своей прежней госпожи. Во всяком случае, они очень дорогие.

Сондерс наконец-то нашла круглую коробочку, украшенную эмалью с изображением анютиных глазок.

— Какая прелестная вещица! — промолвила Хелен, не решаясь открыть ее.

— Давайте я нанесу немного румян на ваши щеки, — предложила Сондерс. — А губы мы покрасим китайской помадой более темного цвета. И еще здесь есть баночка с черной сурьмой. Мы используем ее для бровей и ресниц.

— О Господи, Сондерс! — с улыбкой сказала Хелен. — Я и не знала, что ты так хорошо разбираешься в косметике.

Наложив румяна, служанка отступила на шаг, желая взглянуть на результаты своего труда.

— Я привыкла видеть вас с короной из кос, миледи, — сказала она. — Но короткая стрижка вам очень идет. Вы сразу помолодели на несколько лет. Вся прислуга в доме только и говорит об этом.

Хелен была приятно удивлена.

— Я советую вам завтра съездить к парфюмерам, — продолжала горничная, — к Генри и Дэниелу Ротли-Харрисам. Их посещают все дамы. Они подберут пудру и румяна специально для вас.

— Отлично, — пролепетала Хелен. — Я и не знала, что такое возможно.

Сондерс провела тоненькой кисточкой по бровям своей госпожи, и лицо Хелен заметно преобразилось. Изящно изогнутые дуги бровей подчеркивали глубину ее глаз.

— А теперь приступим к вашим ресницам, миледи, — промолвила горничная. — Закройте, пожалуйста, глаза.

Хелен повиновалась. Взглянув через некоторое время на себя в зеркало, она ахнула от восторга. Казавшиеся всегда невыразительными, ее серые глаза теперь сияли, словно драгоценные камни. В них появился даже какой-то зеленоватый оттенок, придавший лицу загадочное выражение. Хелен стала похожа на обольстительную русалку. Скулы, напоминавшие раньше изголодавшегося нищего, теперь выглядели очень изящно и подчеркивали нежный овал ее лица.

— О, мадам! — восхищенно воскликнула Сондерс, любуясь своей работой. — Вы просто очаровательны!

— И все это благодаря тебе, — с улыбкой заметила Хелен. Теперь Хелен была уверена в своих силах и не сомневалась, что сумеет осуществить свой замысел. Косметика помогла ей поверить в себя. Худая как щепка и робкая женщина, сочинявшая вальсы, но никогда не танцевавшая, потому что никто не приглашал, с помощью нехитрых средств превратилась в эффектную красавицу. Наконец-то бледная и подавленная Хелен, плакавшая из-за того, что молодой муж смеялся над ее худосочной грудью, надела маску. Теперь у нее был обольстительный взгляд, способный свести с ума любого мужчину. Новой, уверенной в себе Хелен не было никакого дела до того, что ее муж предпочитает женщин с пышными формами.

Она прошлась по комнате, наслаждаясь приятными прикосновениями шелестящего щелка. Хелен будто танцевала в этом развевающемся наряде. Тончайшая ткань струилась по ее телу, взмывая при каждом движении вверх. И Хелен почувствовала себя в этом роскошном туалете обнаженной. Это было сродни ощущению, которое она испытывала, вставая из наполненной водой ванны.

Хелен неожиданно поняла, что у нее все получится. Эсме также казалось, что новый туалет, сшитый мадам Рок, поможет подруге преодолеть все преграды. Не тратя лишних усилий, Хелен оставалось лишь пожинать плоды того фурора, который произведет ее наряд в обществе. По словам Эсме, к ее ногам упадут сотни мужчин, и Хелен достаточно будет лишь выбрать среди них отца для своего будущего ребенка.

Сначала Хелен с иронией воспринимала слова подруги, но потом начала почему-то верить ей. Да, мужчины по достоинству должны оценить ее новый туалет и прическу.

— Вы наденете бриллианты, миледи? — спросила Сондерс.

— Думаю, что к этому платью лучше подойдут рубины, — ответила Хелен.

Она еще ни разу не надевала гарнитур с рубинами, когда-то принадлежавший ее покойной свекрови. Хелен никогда не ощущала себя графиней Годуин и не хотела носить фамильные драгоценности этого рода, однако цвет этих камней как нельзя лучше подошел сейчас к ее новому розовому наряду.

Надев колье и серьги, она нетерпеливо взглянула на себя в зеркало, едва не вскрикнув от восторга. «Неужели эта роскошная красавица — я, Хелен Холланд?» Пока Сондерс застегивала браслет на ее руке, Хелен смотрелась в зеркало, не в силах отвести глаз от своего отражения.

В этот момент в комнату ворвалась Эсме.

— Привет, дорогая! Я заехала, чтобы… — начала было она и вдруг осеклась.

Изумленное молчание подруги было красноречивее слов. Хелен осталась довольна реакцией Эсме.

— Поклянись, что ты не подойдешь к моему Себастьяну ближе, чем на расстояние двух шагов, слышишь? — потребовала Эсме.

Хелен надула свои вишнево-красные губки. Она сделала это с непривычным удовольствием. Как она раньше могла ходить с бледными губами?

— Неужели ты не позволишь Себастьяну хотя бы один раз потанцевать со мной? — возмутилась Хелен. — Мы же вместе поедем на бал. И потом, твой муж такой красивый! Я бы с удовольствием покружилась с ним на паркете…

Эсме рассмеялась.

— Нет, дорогая, думаю, это тебе не удастся, — заявила она. — Я не подпущу его к тебе. Впрочем, — продолжала Эсме, достав из сумочки список, — на балу будет достаточно кавалеров, с которыми ты сможешь потанцевать.

Хелен жестом приказала Сондерс удалиться из комнаты. Она не хотела, чтобы вся прислуга узнала имена, внесенные Эсме в список, а особенно то, для каких целей леди Боннингтон его составила.

Опустившись в кресло, Эсме сбросила с ног атласные туфельки.

— Мне так неудобно ходить в этой обуви, — пожаловалась она, разминая ступню. — Эти бальные туфли, конечно, красивы, но они жмут и натирают мне ноги. Я бы с удовольствием танцевала босиком, но Себастьян не разрешит мне этого. Подобное поведение оскорбляет его чувства.

— Я всегда считала твоего мужа человеком, придерживающимся прогрессивных взглядов. Думала, он не придает особого значения правилам приличия, принятым в обществе, — с рассеянным видом заметила Хелен, просматривая список, но вдруг неожиданно вспылила, наткнувшись на одно из имен: — Эсме, ты что, с ума сошла?! Я не могу заманивать лорда Гилпи-на в свою постель! Этот джентльмен ищет жену, а не любовницу. Он производит впечатление порядочного человека. Вряд ли ему захочется поразвлечься со зрелой замужней женщиной!

— Ты не похожа на зрелую замужнюю женщину. Забудь об этом! — заявила Эсме. — О тебе будут мечтать все мужчины Лондона, в том числе и лорд Гилпин. Кстати, мне нравится, как он выглядит. Взгляд его серых глаз проникает в самое сердце. Ты со мной согласна?

— Я никогда не обращала внимания на его глаза.

— И зря. Советую тебе присмотреться к нему. Мне кажется, Гилпину надоело искать жену. Сейчас разгар сезона, и все девушки на выданье уже представлены свету. Однако ни одна из них не привлекла его внимания, он ни за кем не ухаживает! У тебя есть шанс заманить его в свои сети. Все мужчины, имена которых перечислены в этом списке, не отличаются скромностью. Буквально каждый из них способен завлечь тебя во время бала в одну из комнат и соблазнить. Это у них вполне в порядке вещей. Но надо заметить, что все они довольно умны и внешне привлекательны, поэтому можешь быть уверена, что не произведешь на свет горбатого или тупого ребенка.

— Важно, чтобы у него были музыкальные способности, — промолвила Хелен. — Я не переживу, если у моего ребенка не будет слуха!

— Это ты сейчас так говоришь, — смеясь, сказала Эсме. — Но я не сомневаюсь, что ты будешь любить его, даже если он не сумеет правильно взять ни одной ноты и увлечется лошадьми, а не музыкой.

Еще раз пробежав глазами список, Хелен рассмеялась:

— Гаррет Лангем? Ты имеешь в виду графа Мейна? Неужели ты думаешь, что он снизойдет до меня и попытается заманить в одну из комнат, чтобы соблазнить? Да это просто смешно! Переспать с ним мечтает добрая половина всех женщин Лондона!

— А вторая половина уже переспала, — с самодовольной улыбкой заметила Эсме. — В том числе и я. И могу заверить, что аристократический нос Мейна вполне соответствует размеру другой, очень важной для тебя, части тела. Кроме того, граф очень опытный любовник. Он всегда знает, что делает.

— Но Мейн — хищник, — простонала Хелен. — Я не смогу переспать с ним!

— Почему? Может быть, Мейн действительно ведет себя в постели несколько агрессивно, но у меня остались самые приятные воспоминания о проведенной с ним ночи, — сказала Эсме, надев свои туфельки. — От бедняги Риса в постели, очевидно, и впрямь нет никакого толка. Переспав с Мейном, ты хоть получишь полноценный опыт в интимных делах и изменишь свое отношение к половой жизни. Граф очень пылкий и изобретательный партнер.

— Не знаю. Мне кажется, у нас с ним ничего не получится, — рассеянно сказала Хелен, размышляя о том, положить ли ей в сумочку круглую коробочку из сандалового дерева.

«Если Эсме окажется права и Мейн действительно посмотрит в мою сторону, мне необходимо будет подкрасить губы яркой помадой, чтобы почувствовать себя более уверенно».

— Да, Мейн, возможно, развратник, — заметила Эсме, — но он не набрасывается на всех подряд. Между длительными увлечениями у него, как правило, бывают перерывы. Уверена, увидев тебя в этом наряде, он сразу же потащит тебя в библиотеку. — Эсме улыбнулась. — О, я вспомнила! У нас с ним это произошло именно в библиотеке!

— Эсме, как ты можешь! — упрекнула ее Хелен. — Неужели ты все еще вздыхаешь по Мейну, несмотря на то что замужем за Себастьяном?

— Нет, я не вздыхаю по Мейну, — сказала Эсме и добавила с озорной улыбкой: — Напротив, я мечтаю о том, чтобы мой муж затащил меня в библиотеку. Что же касается моих былых любовных похождений, то я не виновата, что воспоминания о них все еще живы в моей памяти. Даже брак не сумел вытравить их.

Она встала и поправила перед зеркалом корсаж платья.

— Мейн даже не посмотрит в мою сторону, — печально сказала Хелен.

Он напоминал ей недоступную хищную птицу, которую нельзя приручить. Эта птица была прекрасна, но парила высоко в небе над ее головой. Хелен, пожалуй, чувствовала бы себя неловко рядом с таким любовником.

— Ты прекрасно выглядишь, — заметила Хелен, глядя на отражение подруги в зеркале. — Если бы я была такой, как ты, у меня непременно бы все получилось.

— А ты не заметила, что я сшила себе туалет по образцу того платья, которое ты отвергла? — с самодовольной улыбкой спросила Эсме. — Только я выбрала фиолетовый шелк для своего нового наряда. Знаешь, мне доставили его сегодня после обеда. Когда Себастьян увидел меня в нем, он просто обезумел!

— Не сомневаюсь в этом, — промолвила Хелен. Длинные черные локоны Эсме падали на ее белоснежные плечи, но они не могли прикрыть бесстыдно обнаженную верхнюю часть ее пышной груди. Вздохнув, Хелен снова принялась изучать составленный подругой список.

— А с какой стати ты внесла сюда Риса? — изумилась она. Обняв подругу за талию, Эсме встретилась с ней взглядом в зеркале.

— Ты же знаешь, что я человек практичный, — сказала она. — Лучший вариант для тебя — родить ребенка от собственного мужа. Я знаю, что с Рисом будет трудно сговориться, да и спать с ним тебе, вероятно, неприятно. И все же я советую тебе, не упрямься, если вдруг Рис потащит тебя в одну из укромных комнат.

— Да ты с ума сошла! — качая головой, промолвила Хелен. — Он и близко не подойдет ко мне, даже если приедет на бал. Ты же знаешь, что леди Гамильтон дает этот бал в честь своей юной дочери, которая только начинает выезжать в свет. Она наверняка не захочет видеть в своем доме таких одиозных гостей, как Рис и его любовница.

— Да, оперную певичку она, конечно же, не пригласит, — согласилась Эсме, — а вот Риса, я думаю, она позовет на свой бал. Во всяком случае, моя дорогая подруга, я ее попросила об этом.

Эсме утаила от Хелен тот факт, что послала письмо не только леди Гамильтон, но и Рису.

— Я шутила, говоря о том, что хочу понравиться мужу, — нахмурившись, заявила Хелен. — На самом деле я боюсь показываться ему на глаза в этом наряде. Рис поднимет меня на смех!

— Вряд ли он будет смеяться над тобой, — качая головой, сказала Эсме. — Возможно, он попытается отпустить какую-нибудь шуточку, но самому ему, думаю, будет не до смеха.

Хелен закатила глаза.

— Ты удивляешь меня, Эсме. Почему ты так уверена, что Рис проявит ко мне интерес, да еще попытается заманить в комнату, чтобы предаться внезапно вспыхнувшей страсти? Что за фантазии? Мы с ним женаты уже десять лет, и ему совершенно безразлично, во что я одета. Пожалуй, он и не взглянет в мою сторону. Я никогда не слышала, чтобы супруги во время бала уединялись в комнате.

— Мы с мужем частенько уединяемся, — заявила Эсме. — Впрочем, нам пора, Хелен. Боюсь, Себастьян и майор Керстинг уже заскучали. Им не о чем говорить друг с другом, ведь Себастьян не любит оперу.

Подруги спустились по парадной лестнице. Эсме вышла из дома, аХелен замешкалась в вестибюле. Взглянув на себя в большое зеркало, она твердо решила осуществить свой замысел. Мороз пробежал по ее коже, когда она подумала о том, что ей предстоит сделать.

Со двора доносился низкий голос мужа Эсме. Себастьян что-то спрашивал, а майор Керстинг, который должен был сопровождать Хелен на бал, что-то негромко отвечал ему. Хелен не имела права трусить. Если она сейчас не выйдет из дома, то вынуждена будет распрощаться со своими мечтами о ребенке. Что ждало ее в таком случае? Жизнь вдвоем с матерью? Они уже восемь лет обитали под одной крышей. Это было скучное бесцельное существование.

Расправив плечи и выставив вперед свою маленькую грудь, Хелен твердым шагом вышла на крыльцо.

Глава 8

О ГАЛСТУКАХ

Ротсфелд-сквер, 15

— Дядя Джон! Господин еще раз назвал меня нехорошим словом! — завопила Роузи, ворвавшись в каморку дворецкого.

Джон Лик, дворецкий графа Годуина, приходился Роузи дядей. В этот момент он чистил серебро, но все-таки оторвался от своего занятия и спросил племянницу:

— Как он обозвал тебя? Слова бывают разными. Возможно, он и ничего не сказал обидного. Во всяком случае, его не назовешь злым человеком.

— Несносной девчонкой и исчадием ада! — с готовностью ответила Роузи. — Мама строго-настрого велела мне сразу же увольняться, если я услышу хоть грубое слово. Будет лучше, если я прямо сейчас уйду из этого дома!

— Но почему граф тебя так назвал? — спросил дворецкий. Роузи надула губы.

— Какая разница, дядя Джон? Главное, что он обозвал меня! Мало того, что я работаю в доме, где обитает порок, так меня еще и оскорбляют здесь! Я не хочу терпеть таких издевательств!

Лик хорошо знал свою племянницу, поэтому и не придавал особого значения ее возмущенным возгласам. Роузи была настоящей сорвиголовой. Ее мать попросила его пристроить дочь в дом, где девушка могла бы работать под присмотром дяди.

— И все же скажи, что ты натворила? Ты, наверное, заслужила те слова, которыми назвал тебя граф.

— Значит, по-твоему, я тоже несносная девчонка и исчадие ада? — с негодованием спросила Роузи.

— Нет, конечно. Но я жду ответа на свой вопрос, Роузи. Девушке исполнилось всего лишь пятнадцать лет, а у нее уже были дерзкие манеры, часто раздражавшие окружающих. Мать хотела побыстрее найти ей мужа с твердым характером, который мог бы держать Роузи в ежовых рукавицах.

— Граф сам во всем виноват, — мрачно заявила она. — Ему следует нанять в дом больше прислуги.

— Наймом слуг занимаюсь я, — сказал дядя. — И если их не хватает, то это означает, что я не могу найти порядочных людей, которые стали бы честно служить его сиятельству. Дело в том, что приличные слуги не желают наниматься к графу.

— Ну хорошо, я скажу тебе правду. Я гладила шейный платок графа и нечаянно сожгла его, — вздохнув, призналась Роузи. — Но если бы у него был камердинер, мне не пришлось бы брать в руки утюг!

— Подай ему другой шейный платок, и дело с концом!

— Но у него их больше нет, — простонала Роузи.

— Как так нет? — удивился дворецкий. — У графа всегда было не меньше пяти галстуков, а вообще-то у джентльменов в порядочном доме их обычно бывает более двух дюжин.

— Я испортила все шейные платки, — мрачно сказала Роузи.

— О Боже! — ахнул Лик. — Ты испортила все галстуки графа?

— Честно говоря, дядя Джон, я сама не знаю, как это вышло! Все эти платки ужасно выглядели, и я решила накрахмалить их. Я видела, как мама крахмалит белье, проглаживая его через влажную тряпочку, и сделала так же. Но тяжелый утюг так громко зашипел и от него повалил такой густой пар, что я испугалась. А потом очень неприятно запахло крахмалом, и я начала быстро-быстро гладить платки…

— Неужели ты сожгла все галстуки до одного?

— Не то чтобы сожгла их… на ткани от крахмала остались желтые разводы.

Лик вскочил с места, выбежал из комнаты и бросился вверх по черной лестнице на второй этаж. Граф сидел у горящего камина и с самодовольным видом что-то писал на листе бумаги, барабаня пальцами левой руки по подлокотнику кресла.

Увидев эту мирную картину, Лик вздохнул с облегчением. Граф, по-видимому, ничуть не сердился на Роузи за испорченные галстуки.

— Я очень расстроился, узнав, что по вине моей племянницы вы лишились своих шейных платков, милорд, — поклонившись, сказал Лик.

Годуин задумчиво взглянул на него. Собираясь на бал, он вдруг обнаружил, что все его галстуки испорчены. «По крайней мере у меня остались брюки», — обрадовался Рис.

— Не беда, — с улыбкой промолвил он. — Это я во всем виноват. Мне давно уже следовало нанять камердинера, который следил бы за моей одеждой. А что касается шейных платков, то их просто надо отправить в стирку. Не могли бы вы послать Симса купить несколько новых галстуков?

— Боюсь, что магазин «Кристиан и сыновья» уже закрыт в столь поздний час, — сказал Лик.

В такие моменты дворецкий начинал понимать, почему он все еще служит в доме графа Годуина, откуда сбежала вся прислуга, будто блохи с издыхающей собаки. Граф вел слишком беспорядочный образ жизни, но в этом человеке было нечто обезоруживающее. Его добродушие подкупало Лика. И когда дело доходило до бытовых ссор и разлада в хозяйстве, он вел себя сдержанно и разумно.

Рис хмыкнул.

— Ну, раз уже все закрыто, — промолвил он, — то, может быть, вы выберете мне наименее испорченный галстук, Лик? Мне вообще-то все равно, в чем ехать на бал.

«Вот уж действительно исчадие ада!» — подумал Лик, рассматривая галстуки графа и кляня про себя племянницу. Если бы Роузи сразу во всем призналась, дворецкий успел бы купить Рису несколько новых шейных платков, и проблема была бы решена. А теперь граф вынужден был ехать на бал в галстуке с желтыми разводами.

— Думаю, сэр, вам следует повязать вот этот бледно-розовый шейный платок, — наконец-то сказал он. — Если постараться, то можно сделать так, что пятна на нем будут почти незаметны. Позвольте мне попросить у вас прощения за нерадивость моей племянницы.

— Перестаньте, Лик, — отмахнулся Годуин, взглянув на выбранный дворецким шейный платок. — Вы хотите, чтобы я надел вот этот розовый? Но я в нем буду походить на мужского портного.

— Белые платки, к сожалению, совсем испорчены, — сказал Лик. — Завтра рано утром я первым делом поеду в магазин, чтобы купить вам дюжину новых.

— Отлично.

Годуин подошел к зеркалу и небрежно повязал галстук, даже не пытаясь скрыть пятна. Лик едва сдержался. Ему хотелось сделать графу замечание, но в этом доме он был всего лишь слугой и не имел права вмешиваться не в свое дело.

— Мисс Маккенна поедет вместе с вами, сэр? — спросил Лик, наблюдая за тем, как Годуин надевает фрак красновато-коричневого цвета, с которым розовый шейный платок совершенно не гармонировал.

— Нет, — ответил Годуин, сложив листок бумаги, на котором он до этого что-то писал, и сунул его в карман жилета. — Я еду на бал, который леди Гамильтон устраивает в честь своей дочери.

Это все объясняло. «Шлюху» (так слуги между собой называли Лину Маккенну) леди Гамильтон, конечно же, не пригласила к себе в дом. Поклонившись, Лик вышел из комнаты. Он горал от любопытства, теряясь в догадках. Почему Рис Годуин отправился на бал, который устраивался в честь юной девушки? Может быть, он был ее крестным отцом? Впрочем, если бы го было так, Лик непременно узнал бы об этом.

— Ты действительно исчадие ада, — суровым тоном сказал он племяннице. — Я высчитаю из твоей заработной платы деньги за испорченные шейные платки, несносная девчонка. Тебе еще повезло, что ты моя родственница, иначе я вышвырнул бы тебя из дома!

Роузи насупилась, но промолчала. Слава Богу, ни граф, ни е дядя не заметили небольшие коричневые пятнышки на манжетах рубашки лорда Годуина, поэтому Роузи считала, что еще легко отделалась.

Глава 9

О ПОСТУПКАХ, ИСПОЛНЕННЫХ БОЛЬШОГО МУЖЕСТВА

Бал, устроенный леди Гамильтон в честь своей дочери Патриции Гросвенор-сквер, 41

В жизни каждой женщины бывают моменты, когда ей необходимо проявить недюжинную храбрость. По опыту своих подруг Хелен знала, что, только совершив героический поступок, она сможет родить ребенка. Сама же она была неробкого десятка, но попусту растрачивала свои силы. Теперь Хелен считала большой глупостью, что в семнадцатилетнем возрасте согласилась тайно бежать с наследником графского титула. Это проявление отваги сыграло с ней злую шутку, но теперь от нее снова требовалось мужество, и она готова была пойти на подвиг, чтобы осуществить свою мечту.

Переступив порог дома леди Гамильтон, она скинула пелерину и передала ее лакею. Наступил самый ужасный момент в ее жизни. Никогда еще Хелен так сильно не волновалась. Она стояла посреди ярко освещенного помещения практически раздетая. И когда позади нее распахнулась дверь, она почувствовала, как по ее телу пробежал холодок. Два слоя тончайшего шелка никак не могли защитить ее от сквозняка. Она ощущала малейшее движение воздуха. В такой ситуации у нее был только один выход — держаться уверенно и дерзко.

— Не робейте! — негромко подбодрил ее Себастьян Боннингтон, дотронувшись до локтя Хелен.

Он с таким восхищением смотрел на подругу жены, что Эсме быстро оттеснила его от Хелен.

— Кстати, дорогой, — смеясь, заявила она, — я предупредила Хелен, чтобы она не подходила к тебе близко. Пожалуй, я поступила очень предусмотрительно.

Взглянув на жену, Себастьян улыбнулся. На Хелен он смотрел с восхищением, а на жену с нескрываемым обожанием и страстью. Хелен покраснела, почувствовав, какое сильное влечение испытывают супруги друг к другу. Ее сердце сжалось от зависти к счастливой подруге.

Дворецкий леди Гамильтон громко объявил об их прибытии на бал. Хелен вдруг ощутила себя самозванкой, как-то больше не чувствуя себя леди Годуин, чопорной, сдержанной дамой. Поначалу ей показалось, что опасения были напрасными. Хелен с волнением переступила порог бального зала, но никто не обратил на нее особого внимания, даже не заметив произошедшей с ней перемены. Все мысли леди Гамильтон были заняты юной дочерью, ведь для нее этот бал был первым. Рассеянно улыбнувшись Хелен, она сказала какой-то незначительный комплимент по поводу ее новой прически, но даже не взглянула на ее платье.

Но мало-помалу шокирующая новость о прозрачном туалете графини Годуин облетела весь зал. Танцуя медленный торжественный контрданс с майором Керстингом, Хелен ловила на себе десятки любопытных взглядов. Раньше она всегда прекрасно ладила с майором, но сейчас он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Покручивая пышные усы, он смущенно отводил глаза в сторону, словно боялся лишний раз взглянуть на свою спутницу. И когда контрданс кончился, к ней подскочили сразу три джентльмена, чтобы пригласить на следующий танец, а майор с большим облегчением сбежал от Хелен.

У графини Годуин никогда не было на балу больше одного кавалера, и такое внимание со стороны сразу трех симпатичных мужчин опьянило ее, как бокал вина в летний зной. Но увы, ни один из них не попал в список, составленный Эсме. Более того, лорд Пекем совершенно не годился для ее целей. Он был женат, хотя и пытался всячески игнорировать это обстоятельство. Хелен никогда бы не позволила себе причинить боль леди Пекем, поскольку сама натерпелась от супружеской неверности Риса. Она не хотела уподобляться его любовницам. Холодно посмотрев на Пекема, она приняла приглашение лорда Асшера, но этот молодой человек был слишком молод, чтобы становиться уже отцом, хотя у молодости есть свои преимущества…

Однако к концу танца Хелен решила, что лорд Асшер ей не подойдет. Во-первых, у него сильно потели ладони, поэтому перчатки Хелен все время были влажными, да и его прикосновения ей были неприятны. Во-вторых, его настолько поразил наряд Хелен, что он вел себя, на ее взгляд, довольно глупо. Лорд Асшер долго разглядывал ее фигуру, а потом уставился ей прямо в лицо таким жадным взглядом, будто перед ним поставили пирог с абрикосами. Все это было бы смешно, если бы Асшер не сбивался постоянно с ритма. Он как будто не слышал музыки и несколько раз уже наступил Хелен на ногу.

Когда танец закончился, к ней подскочили сразу несколько кавалеров. Кареглазые, голубоглазые, юные, пожилые — все они толпились вокруг нее, наперебой приглашая танцевать, а Хелен лихорадочно вспоминала, что же она слышала о каждом. Обладал ли кто-нибудь из них музыкальными способностями? И как ей узнать об этом? Пожалуй, самым простым способом было бы потанцевать с каждым из них и проверить чувство ритма партнера.

Хелен почти наугад протянула руку, и уже через минуту ее кружил на паркете маркиз Джерард Бандж. Когда же музыка отзвучала, леди Годуин оказалась в плотном кольце джентльменов. Столько внимания мужчины не уделяли даже Эсме, когда она находилась еще на пике своей популярности, а злые языки называли ее бесстыдницей Эсме. Но на этот раз Хелен было нетрудно выбрать себе партнера. К ней вдруг подошел Гаррет Лангем, граф Мейн, сразу же оттеснив своих соперников.

Прежде Мейн не обращал на Хелен ни малейшего внимания, но сейчас подошел с таким видом, будто они всегда были добрыми друзьями. Он слыл истинным лондонским денди. Мейн был и причесан по последней моде, и одет в панталоны, которые обтягивали его сильные мускулистые ноги.

— Леди Годуин, — промолвил он, предлагая ей руку и озорно поблескивая глазами, — полагаю, что этот танец — наш.

Но Хелен не спешила принимать его приглашение. Приподняв бровь, она с ног до головы окинула графа оценивающим взглядом. Точно так же на своих многочисленных кавалеров раньше смотрела Эсме, а теперь Хелен переняла у подруги эту привычку, но такое поведение было совершенно естественно для женщины, окруженной толпой воздыхателей. Все они жаждали одного — пригласить ее на танец, хотя Хелен-то понимала, что за этим скрывалось более нескромное желание завлечь ее в пустую комнату и соблазнить.

Мейн нисколько не смутился от ее взгляда, а спокойно ждал, когда же она закончит рассматривать его. На его губах играла улыбка. Он был совершенно уверен в себе и своих силах, как будто ничуть не сомневался, что эта женщина очень скоро будет принадлежать ему.

У Хелен перехватило дыхание. «Ну что ж, — подумала она, — я действительно готова переспать с тобой, но условия буду диктовать я сама…»

Она вышла вперед, шелестя шелком, при каждом шаге плотно облегающим ее ноги. Остальных кавалеров сразу же как будто ветром сдуло.

— У леди Гамильтон есть прекрасное пианино, — промолвила она, одарив графа Мейна обольстительной улыбкой из арсенала тех, которыми обычно пользовалась Эсме, флиртуя со своими ухажерами. За последние годы Хелен в совершенстве постигла науку обольщения, наблюдая за своей подругой. — Не могли бы вы проводить меня в комнату для музицирования? Мне хочется наиграть… один мотив.

Потупив взор, она внимательно наблюдала из-под густых ресниц за графом.

Он не выразил и тени удивления.

— С большим удовольствием, — промолвил Мейн, и Хелен взяла его под руку.

Хелен пришла к выводу, что соблазнить мужчину не составляет большого труда. Прошлой весной она заманила в свою спальню мистера Фэрфакса-Лейси с помощью стихотворения. Правда, у них ничего не получилось, но факт остается фактом: ее несостоявшийся любовник очень быстро клюнул на приманку.

Мейн был не менее сговорчив, чем мистер Фэрфакс-Лейси. Они вошли в комнату для музицирования, и граф сразу же плотно прикрыл дверь. Хелен остановилась, ожидая, что же произойдет дальше. «Может быть, граф сразу же набросится на меня и повалит на диван?»

Но нет, он направился к буфету и налил два бокала вина.

— Вы просто очаровательны в этом наряде, леди Годуин, — сказал Мейн, протянув ей бокал.

— Спасибо.

И тут Мейн припал к ее губам. Он сделал эта легко и непринужденно. Они долго целовались. Потом граф нежно погладил ее по щеке, и его рука соскользнула на корсаж ее платья. Хелен бросило в жар от его прикосновений, и она залпом выпила вино. Мейн снова наполнил ее бокал, потом обмакнул палец в темно-красную жидкость и дотронулся им до шеи Хелен, опустив его за ворот ее платья. Хелен чуть не ахнула от изумления.

— Я бы с удовольствием проводил вас домой, — сказал граф, не сводя с нее пылающих страстью глаз.

— Домой? — растерянно переспросила Хелен.

Ей было сложно сосредоточиться на его словах. Игры графа завораживали, однако Хелен опасалась, как бы граф не оставил винных пятен на ее роскошном наряде. Ей было бы жаль испортить такое великолепное платье.

— Да, домой, — с улыбкой сказал Мейн. — К вам или ко мне.

Но Хелен не хотела везти графа к себе домой. Неужели он не понимает, что должен сделать свое дело прямо здесь и сейчас?

— Это исключено, — решительно заявила она, но тут же спохватилась, поняв, что слишком резко ответила ему. Вскинув голову, Хелен кокетливо улыбнулась. Обычно так делала Эсме. — Зачем нам куда-то ехать? Лучше поцелуйте меня!

Граф удивленно приподнял бровь.

— Вы меня все больше изумляете, леди Годуин, — пробормотал он и снова припал к ее губам, проникая языком глубоко внутрь.

Хелен терпеть не могла такие поцелуи. Они напоминали ей половой акт. Однако она вынуждена была признать, что Мейну подобные ласки удавались лучше, чем Рису. Он работал языком очень деликатно, а не грубо, как это делал Рис. Улучив удобный момент, Хелен отстранилась, хотя Мейн был не против продлить поцелуй. Хелен лихорадочно размышляла, что бы на ее месте сейчас предприняла Эсме? «Поощряй мужчину, демонстрируй ему, как тебе хорошо с ним, старайся сблизиться», — так напутствовала ее подруга. Сблизиться? Для Хелен, скорее, это означало перейти на ты и называть друг друга по имени.

— Ты просто изумителен, Джерард, — проворковала она, погладив графа по плечу.

— Гаррет, меня зовут Гаррет, — немного растерявшись, пробормотал он, но быстро пришел в себя. — А вы очень интересная особа, леди Годуин, — заметил он, скользнув ладонью по ее спине и ягодицам. Хелен показалось, что сердце сейчас выскочит у нее из груди. — На вас нет корсета… и нижней сорочки?

Хелен кивнула.

— Я обожаю, когда на женщине нет нижнего белья, — пробормотал он и снова припал к ее губам.

Хелен чуть не застонала от досады. Когда же ему наконец надоест целоваться?

— Зови меня Хелен, — мягко отстранившись, сказала она. — Не пора ли нам запереть дверь?

— Сейчас я ее закрою на ключ, — прошептал он и стал гладить Хелен по спине, как будто ласкал кошку. Хелен не испытывала неприятных ощущений. Более того, когда он дотрагивался до ее ягодиц, это доставляло ей удовольствие. Воспользовавшись удобным моментом, она взяла со столика свой бокал с вином и осушила его.

А граф тем временем стал целовать ее ухо. Впрочем, нет, это был не поцелуй… Мейн, скорее, покусывал мочку зубами. И хотя мысль о том, что он грызет ее ухо, пришлась Хелен не по душе, она готова была терпеть изобретательные ласки Мейна. О, если бы еще от них рождались дети!

Хелен решила, что ей пора подбодрить Мейна и вдохновить его на более смелые поступки. Если он будет смаковать каждое свое действие так же долго, как длились его поцелуи, то Хелен, пожалуй, вернется домой только под утро. Она невольно вспомнила мужа. Вот уж кто никогда не терял времени попусту в постели!

— Гэрит, — прошептала она ему на ухо, прикоснувшись кончиками пальцев к гладко выбритой щеке графа.

От него исходил приятный запах дорогих духов.

— Меня зовут Гаррет, Хелен, — поправил он.

От легкой хрипотцы в его голосе Хелен вдруг охватила сладкая истома. Она хотела что-то сказать, но только ахнула от неожиданности, когда он подхватил ее на руки и быстро отнес на кушетку. Через мгновение она уже забыла обо всем на свете. Оказывается, Гаррета восхищала ее грудь. Он был просто без ума от нее и даже несколько раз повторил это Хелен.

— У тебя совершенная грудь, — прошептал он хрипловатым голосом, поглаживая большим пальцем сквозь тонкий шелк ее соски.

Хелен вынуждена была признать, что эти ласки сильно возбуждают ее.

Она уже давно заметила, что Мейн говорит с небольшим акцентом.

— Откуда у тебя это странное произношение? — спросила она.

— Моя мать была француженкой, — тяжело дыша, ответил он, а потом добавил: — Хелен, мне кажется, нам пора запереть дверь. Ты не будешь возражать, если я это сделаю?

Хелен долго смотрела на него потемневшими от страсти глазами, чувствуя, как увлажнилась ее промежность. Все эти ощущения были слишком новы для нее. Ей даже показалось, что она грезит наяву.

— Нет, не буду… запри ее, пожалуйста… Гаррет… — учащенно дыша, наконец-то пробормотала она.

Мейн еще раз поцеловал ее, затем направился к двери, а Хелен подумала, что в поцелуях, в сущности, нет ничего ужасного. И в этот момент кто-то вошел в комнату.

— Черт возьми! — с досадой по-французски прошептал Мейн. Однако его не особенно встревожило то, что их застали наедине. — Подожди, дорогая, я сейчас…

Граф повернулся и остолбенел…

— Кто это? — спросила Хелен, не зная, что ей делать.

Теперь уже было поздно о чем-либо сожалеть. Если она родит ребенка, то все равно безвозвратно погубит свою репутацию. Что же касалось ее поцелуев с Мейном, то Хелен была не первой и не последней, кто целовался с ним. Эсме утверждала, что половина светских дам Лондона делили постель с графом.

— Ваш муж, — спокойно ответил Мейн и помог Хелен подняться с кушетки. Повернувшись к Рису, он вежливо поздоровался: — Добрый вечер, лорд Годуин. Вы, наверное, ищете свою супругу?

Перед Хелен действительно стоял Рис. Грузный смуглый лорд Годуин не шел ни в какое сравнение с лощеным элегантным графом Мейном и больше походил, пожалуй, на циркового борца, нежели на английского аристократа.

— Да, я ищу именно ее, — прорычал он. — Я был бы вам благодарен, если бы вы предоставили нам возможность поговорить с глазу на глаз, прежде чем занесете имя моей жены в список, лежащий на ночном столике рядом с вашей кроватью.

Хелен на мгновение показалось, что сейчас возникнет драка. Обстановка накалялась. Рис с угрожающим видом сжимал кулаки, а граф Мейн, прищурившись, смотрел на него, готовясь дать отпор. Хелен растерялась. Она совсем забыла, что Рис может в любой момент предъявить свои права супруга, хотя, с другой стороны, он же сам разрешил ей завести любовника! «Тебе это пойдет на пользу», — сказал как-то Рис, и Хелен хорошо запомнила его слова.

Она тронула Мейна за руку.

— Разреши, я поговорю с мужем, — промолвила она, бросив на Мейна выразительный взгляд. — Поверь, я все улажу.

Мейн побледнел от ярости, но от этого стал еще симпатичнее. Род Риса был не менее древним, однако его лицо имело такие грубые черты, как будто он происходил из семьи крестьян, а не придворных вельмож.

— Я не хочу оставлять тебя наедине с человеком, который не умеет держать себя в руках, — заявил Мейн.

Хелен томно улыбнулась ему. Ее тело все еще трепетало от прикосновений Мейна. Она, пожалуй, снова хотела пережить новые для нее ощущения.

— Спасибо за заботу обо мне, — негромко обратилась она к Мейну, однако Рис хорошо расслышал ее слова. — Мой муж никогда прежде не беспокоился о том, с кем я нахожусь и что делаю.

Рис с усмешкой посторонился, давая дорогу Мейну, подходящему к двери. Однако Мейн остановился у него за спиной. Они были примерно одного роста, но в отличие от грузной фигуры Риса Мейн обладал хорошо развитой мускулатурой. Человек, которого Хелен выбрала себе в любовники, одевался всегда элегантно, по последней моде. К тому же Хелен заметила, что на его шее был повязан белоснежный, безукоризненно отглаженный платок.

— Надеюсь, вы будете держать себя в руках, — с угрозой в голосе промолвил Мейн, обращаясь к Рису, — и ни при каких обстоятельствах не потеряете самообладания.

— Я не желаю слушать кваканье французских лягушатников, — вспылил Рис. — Не смейте отдавать мне приказы!

— Я прощаю вам грубость, объясняя ее тем потрясением, которое вы пережили, внезапно вспомнив, что леди Годуин — ваша жена, — ровным голосом сказал Мейн, — хотя еще совсем недавно вы не придавали этому обстоятельству никакого значения. Однако, как мне кажется, вы слишком поздно спохватились.

С этими словами граф Мейн вышел. Хелен высоко оценила то, с каким достоинством он держался.

— Что ты тут делаешь? — накинулась она на мужа, когда дверь за Мейном закрылась. — Ты же говорил мне…

— Я прекрасно помню, что советовал тебе завести любовника! — взревел Рис, не скрывая своего раздражения. — Но я ни слова не говорил о том, что разрешаю тебе зачать от него ребенка!

— Так ты знаешь о том, что я… — ахнула Хелен и воскликнула с негодованием: — Откуда ты это узнал?

— Твоя приятельница Эсме любезно сообщила мне об этом. Хелен пришла в ярость. Неужели Эсме, самая близкая подруга, которой она всегда доверяла, предала ее?!

— Я приехал сюда, чтобы заявить, что не разрешаю тебе рожать от любовника.

— Не разрешаешь? — прищурившись, переспросила Хелен.

— Не разрешаю! — отрезал Рис. — Ты даже не подумала о том, что ребенок, которого ты родишь, становится моим наследником. А я этого не хочу! Когда я сыграю в ящик, мой титул и состояние унаследует Том, ну, или сын Тома, если таковой появится на свет. Я не желаю, чтобы графом Годуином становился какой-то кукушонок. Это было бы несправедливо!

— Значит, ты явился сюда, чтобы сказать мне об этом? — едва сдерживая слезы, спросила Хелен.

Известие о том, что Эсме оказалась предательницей, сильно расстроило Хелен. Она никак не могла оправиться от потрясения.

— Конечно. — Рис подошел к двери, запер ее и добавил деловым тоном: — Не хочу, чтобы нам помешали. Надеюсь, ты не возражаешь?

— Мне все равно, — рассеянно промолвила Хелен.

Она не понимала, почему Эсме так жестоко поступила с ней, ведь Хелен подошла уже так близко к своей цели. Еще немного и…

Рис сел на кушетку.

— Что ты делаешь? — нахмурившись, с недоумением спросила она.

— Разуваюсь, — ответил он. Хелен открыла рот от изумления.

— Неужели ты хочешь… — пролепетала она.

— Да, — перебил он ее. — Если я правильно понял записку леди Боннингтон, ты приехала на бал, чтобы найти мужчину, от которого ты могла бы зачать ребенка. Думаю, для этой роли я подойду лучше, чем кто-либо другой, тем более я знаю, что соответствую твоему вкусу больше, чем граф Мейн.

Сняв брюки, он отбросил их в сторону.

Глава 10

САЛОМЕЯ НАЧИНАЕТ СВОЙ ТАНЕЦ

Лондон, район Степни, постоялый двор «Оловянная кружка»

Преподобный Томас Холланд, которого друзья и прихожане звали просто Томом, не был в Лондоне уже много лет. Приехав в столицу, он заметил, что она почти не изменилась. Город был такой же грязный, многолюдный и полный обездоленных, как и раньше. День был в самом разгаре, но из-за смога солнце светило тускло. Выйдя из дилижанса, Том потянулся, пытаясь размять свое затекшее тело. Он не обращал внимания на царящую вокруг суету, а конюхи тем временем с громким скрежетом и стуком сгружали багаж с крыши почтовой кареты на землю. Пассажиры громко возмущались. Им не нравилось, как обращаются с их вещами, но Тому до этого не было никакого дела, ведь в его багаже были только книги, а они, как известно, не бьются.

Кто-то дернул его сзади за рукав сюртука. Том обернулся.

— Не желаете ли яблок, мистер? — спросила стоявшая перед ним девочка.

Судя по виду, ей было не более пяти лет. На ней был грязный передник, но лицо она умыть не забыла. Яблоки, лежавшие у нее в маленькой корзинке, тоже выглядели чистыми.

— Где твоя мама? — спросил Том, присев перед ней на корточки.

Малышка растерянно заморгала.

— Не хотите ли яблок, мистер? — повторила она.

— С удовольствием. Я куплю у тебя яблоко, но деньги за него отдам твоей маме, хорошо? Сколько оно стоит?

— Два пенса, — ответила девочка и протянула ручонку, чтобы взять у него деньги.

На ее запястье виднелись синяки. Том наконец понял, почему так долго не наведывался в Лондон. Ему было больно смотреть на страдания нищих и обездоленных детей.

— Проклятие… — тихо пробормотал он и снова обратился к ребенку: — Так где же твоя мама, малышка?

Она отвела глаза в сторону, но Том научился общаться с детьми, служа в своем приходе.

— Отведи меня к себе домой, — попросил он, взяв девочку за руку, однако та не двинулась с места.

— Я не хожу по домам с незнакомыми мужчинами, — помолчав, сказала девочка.

— И правильно делаешь, — похвалил ее Том. — Но ведь я зову тебя не в какой-нибудь чужой дом, а прошу проводить туда, где ты живешь. Это разные вещи. Ты это понимаешь?

Девочка на минуту задумалась. У нее было миловидное розовое личико, но глаза смотрели не по-детски серьезно. У Тома сжалось сердце от боли. Как и всегда в таких случаях, его охватило острое чувство сострадания.

— Я не пойду домой, пока не продам все яблоки, — заявила крошка.

Том достал еще четыре пенса. В глазах девочки промелькнуло выражение, похожее на радость. Повернувшись, она зашагала прочь. Сунув три купленных яблока конюху и приказав ему присмотреть за его вещами, Том устремился вслед за ребенком. Девочка и не думала уходить со двора, направившись не в сторону узких улочек, а к черному ходу постоялого двора, который вел на кухню трактира.

— Я же велела тебе не возвращаться, пока ты не продашь все яблоки! — переступив порог, услышал Том резкий раздраженный голос.

Посреди кухни стояла средних лет женщина с красным лицом и хмуро смотрела на девочку сверху вниз.

— Я все продала, — сказала крошка, протягивая женщине деньги. — Это он купил у меня яблоки.

Обернувшись, она показала пальцем на Тома.

Заметив его, женщина переменилась в лице. Том попятился к двери, потому что она вдруг схватила со стола увесистую скалку и стала с угрожающим видом надвигаться на него.

— А ну, вон отсюда! — закричала кухарка. — Нам не нужна ничья помощь. Знаем мы таких проходимцев, как вы! — Она спрятала девочку за свою широкую юбку. — Мэгги никуда с вами не пойдет, ни за какие деньги!

— Я — священник, — сказал Том, расстегнув верхние пуговицы сюртука, чтобы был виден его белый воротничок. — Я просто забеспокоился, увидев, что маленькая девочка гуляет одна без присмотра.

— Не надо о ней беспокоиться. Постоялый двор — довольно безопасное место, а что касается священников, то и среди них попадаются порочные люди.

Миссис Фишпоул явно слышала немало историй о неблаговидном поведении церковнослужителей и не доверяла им.

— Я не принадлежу к числу тех, о ком вы говорите, — стал терпеливо объяснять Том. — Я приехал с севера страны, а там такие маленькие дети, как Мэгги, не добывают самостоятельно себе пропитание. Но теперь я вижу, что вы действительно заботитесь о девочке, и прошу у вас прощения за беспокойство.

Миссис Фишпоул, прищурившись, оглядела священника с ног до головы. Том был мужчиной приятной наружности и внушал людям доверие.

— А где именно вы служите, в каком приходе? — подозрительно спросила она.

— В Беверли, в восточном райдинге[2], — с готовностью ответил Том, и на сердце у него заметно полегчало. — У меня там маленький приход. А в Лондон я приехал навестить брата.

Лицо кухарки расплылось в улыбке.

— В Беверли? — радостно переспросила она. — А я сама из Дриффилда, святой отец, хотя давно уже не была там. Меня зовут миссис Фишпоул. Вы, наверное, служите в кафедральном соборе? Мой отец как-то в детстве возил меня в Беверли, он доставлял туда фуры с песком. Да, кафедральный собор этого города — очень красивый храм. Я никогда его не забуду. По своей величественности он может, пожалуй, соперничать с собором Святого Павла.

— Ваш отец, наверное, возил песок для ремонта западного придела храма, — предположил Том. — Но я служу не в кафедральном соборе Беверли, а в соседнем маленьком приходе церкви Святой Марии. А священником прихода, относящегося к собору, является преподобный Рануолд.

— Боже всемогущий! — всплеснула руками миссис Фишпоул. — Неужели старик Рануолд все еще жив? Когда в нашем приходе не было священника, он приезжал к нам в Дриффилд раз в месяц и учил детей закону Божьему. Мы были тогда еще совсем маленькими.

— Я передам ему от вас привет, — пообещал Том, — и скажу, что вы прекрасно устроились в Лондоне, работаете кухаркой в трактире на постоялом дворе. Он обрадуется, узнав, что у вас есть милая маленькая дочка.

И Том с улыбкой посмотрел на Мэгги. Миссис Фишпоул поджала губы.

— Мэгги вовсе не моя дочь, — возразила она. — И она не добывает сама себе пропитание, как вы изволили выразиться. Я вынуждена тратить свое скудное жалованье, чтобы прокормить ее.

— Не ваша дочь?

Мэгги вышла из своего укрытия, чувствуя, что опасность миновала.

— Нет, — ответила миссис Фишпоул. — Мы нашли ее мать как-то поздно вечером на крыльце черного хода нашего трактира. У нее начались роды, но бедная женщина не пережила их. Родив ребенка, она скончалась от большой кровопотери.

— Слава Богу, что вы помогли бедняжке. Можно сказать, что Мэгги повезло. Я поздравлю преподобного Рануолда с тем, что ему удалось заложить в вас ростки добра и сострадания к людям. Он недаром учил вас закону Божьему.

Но миссис Фишпоул как-то странно посмотрела на Тома. В этот момент она походила на собаку, учуявшую запах добычи.

— Скажите, преподобный, а что бы вы сделали, если бы Мэгги находилась в трудном положении? — вдруг спросила она. — Вы ведь недаром пришли сюда. Вам же наверняка хотелось посмотреть, в каких условиях живет девочка. Что бы вы сделали, если бы оказалось, что за ней никто не присматривает? Том растерялся.

— Честно говоря, я не знаю точно, что бы я сделал, — признался он.

— Но вы ведь наверняка слышали о приютах, правда? Вы же знаете, что в них творится?

— Да, кое-что слышал, — сказал Том.

Об этих лондонских детских заведениях ходила дурная слава.

— В таком случае… забирайте ее! — решительно заявила миссис Фишпоул, подталкивая Мэгги к священнику.

Девочка испуганно вскрикнула и попыталась снова спрятаться за юбку кухарки.

— Что?! — изумленно воскликнул Том.

— У вас ей будет лучше. В восточном райдинге не такие испорченные нравы, как в Лондоне. Я помню, что у нас никогда не выпускали детишек на улицу одних без присмотра, а в этом городе мне не углядеть за малышкой. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Да, но…

— Вы должны помочь ей, — сказала миссис Фишпоул. — Я боюсь, как бы с ребенком не стряслась беда. Девочка спит прямо здесь… — Она кивнула на груду тряпья, лежавшую в углу. — Не знаю, долго ли хозяева трактира будут терпеть ее присутствие в своем доме. Честно говоря, у меня все это вызывает большое беспокойство.

Том понимал, что миссис Фишпоул совершенно права.

— Я старалась воспитать ее, как могла, научила говорить «спасибо» и «пожалуйста». Она знает, что такое хорошо и что такое плохо. И мне бы очень не хотелось, чтобы Мэгги пошла по стопам своей матери. Прошу вас, заберите ее и скажите преподобному Рануолду, что я исполнила свой долг милосердия.

Мэгги снова попыталась спрятаться от Тома за юбку миссис Фишпоул.

— Я буду скучать по тебе, Мэгги, — промолвила кухарка. Положив скалку на стол, она повернула девочку лицом к себе. — Не думай, что я отдаю тебя этому господину без сожаления. Ты очень милая и ласковая. И всегда оставайся такой.

На глаза Мэгги навернулись слезы.

— Я не хочу никуда уходить отсюда, — прошептала она.

— Я знаю, что ты хорошая, — продолжала миссис Фишпоул. — Ты никогда не капризничаешь и не визжишь, как другие дети. Но я не могу оставить тебя здесь, Мэгги. Трактир на постоялом дворе — не самое безопасное место для подрастающей девочки. И домой к себе я тоже не могу тебя взять, ты сама это знаешь. — Кухарка взглянула на Тома. — Мэгги раньше жила со мной, но три года назад мой муж умер. Я вынуждена была переехать к своей золовке, а ее супруг не желает видеть сироту в своем доме.

Том кивнул и протянул девочке руку.

— Пойдем со мной, Мэгги, — сказал он. — Сначала мы немного погостим у моего брата, а потом отправимся в мой приход. Я найду для тебя семью, которая примет тебя как родную.

А про себя Том поклялся, что пока не пристроит эту девочку, не взглянет на детей, шатающихся без присмотра по улице.

— Нет! — закричала Мэгги, громко рыдая. — Я не хожу по домам с незнакомыми мужчинами! Я хочу жить с миссис Фишпоул!

Подбежав к кухарке, она обхватила ручонками ее ноги и уткнулась лицом в ее колени. В этот момент в кухню ворвался трактирщик. Размахивая руками, он начал что-то говорить о пирогах с рыбой и колбасой, но миссис Фишпоул опустилась перед девочкой на корточки, не обращая на него никакого внимания.

— Я приеду проведать своего отца, Мэгги, и навещу тебя, — сказала она. — Пойми, малышка, я не могу оставить тебя здесь. Тебе больше нельзя спать в кухне.

— Я такая маленькая, меня никто здесь не заметит, — утирая слезы, принялась упрашивать Мэгги кухарку. — Я никогда не вырасту и не повзрослею. И зачем только я заговорила с этим господином! Теперь я буду продавать яблоки только дамам.

— Нам нужны пирожки с колбасой, — снова заговорил трактирщик. — Или вы хотите, чтобы сюда пришел мистер Сигглет? Вы же знаете, что он терпеть не может эту девчонку.

Подняв Мэгги на руки, миссис Фишпоул на мгновение крепко прижала ее к груди. Ее лицо как будто окаменело. И Том понял, что если кухарка сейчас заплачет, то уже не сможет остановиться, поэтому она изо всех сил сдерживала слезы.

— Если бы у меня была дочь, то я хотела, чтобы она была похожа на тебя, Мэгги, — сказала миссис Фишпоул. — А теперь иди к господину священнику. Не бойся, он не причинит тебе никакого зла. Я вижу по его лицу, что он добрый человек. Я хочу, чтобы ты выросла и стала хорошей порядочной женщиной.

— Нет, я не пойду к нему! — завопила Мэгги. — Я хочу остаться здесь!

Но миссис Фишпоул передала ее на руки Тому, несмотря на сопротивление малышки.

— Уходите! — сказала она. — Видите, в каком она состоянии? Хотя вообще-то Мэгги очень послушная и спокойная.

На мгновение лицо кухарки сморщилось так, будто она собиралась заплакать, однако ей удалось взять себя в руки. Повернувшись, она набросилась на трактирщика:

— Что ты встал как истукан?! Принеси мне пирожки с колбасой из кладовой, и я их разогрею!

Крепко прижимая к груди брыкающуюся девочку, пытавшуюся вырваться из его рук, Том вышел за дверь под аккомпанемент отчаянных воплей миссис Фишпоул. Мэгги тоже кричала во все горло.

— Я не хочу уходить отсюда! Я не желаю быть хорошей порядочной женщиной, я мечтаю стать кухаркой, как миссис Фишпоул! Отпустите меня, ну, пожалуйста!

Ее крики разрывали Тому сердце.

В дверь барабанили уже добрых десять минут. Лина была одна. «Лик, наверное, распустил сегодня вечером всех слуг по домам», — подумала она, не спеша спускаясь в вестибюль. На ней был лишь полупрозрачный французский пеньюар. Она надеялась, что в таком одеянии смутит незваного гостя и заставит его уйти. Лина не сомневалась, что к Рису пожаловал один из его приятелей.

Тщательно расправив кружева на своей полуобнаженной пышной груди, она распахнула входную дверь.

На крыльце стоял незнакомый мужчина в запыленном черном дорожном сюртуке, а на руках он держал маленькую плачущую девочку. Позади незнакомца стоял мрачного вида конюх с постоялого двора, державший два чемодана.

— Кто вы такой, черт подери? — спросила Лина, хотя уже догадалась, что перед ней был брат Риса.

У графа Годуина был всего лишь один-единственный родственник, но он никогда не говорил, что брат женат и имеет детей. И конечно же, он забыл сообщить Лине о том, что Том может в ближайшее время нанести ему визит.

— Меня зовут Томас Холланд, — сказал человек в черном сюртуке, отвесив легкий поклон. — А это — Мэгги. Конюх доставил мой багаж, поскольку я приехал погостить к брату и пробуду здесь некоторое время. А кто вы будете, мадам?

Однако Лина не успела даже открыть рот. Окинув певичку в неглиже испуганным взглядом, Мэгги вдруг заголосила, задыхаясь от слез:

— Я знаю, кто она! Это вавилонская блудница! Мне о ней рассказывала миссис Фишпоул. Вы ей солгали! Вы сказали, что я буду в безопасности, а сами привезли меня в обитель порока!

И она начала колотить кулачками в грудь Тома.

Лина подняла бровь. События принимали неприятный для нее оборот. Пошире распахнув дверь перед гостями, она посторонилась.

— Я так понимаю, что его преподобие вернулся домой, — любезным тоном промолвила она, стараясь сгладить неловкость. — Не кажется ли вам, что если бы я действительно была вавилонской блудницей, то носила бы алые или пурпурные одежды? Ладно, не будем спорить… Но если я вавилонская блудница, то кто же вы? Иоанн Креститель? — Она засмеялась и стала подниматься по лестнице. — Выбирайте любую спальню, какая вам приглянется. Но должна вас предупредить: в комнатах не слишком чисто, а в каком состоянии находится детская в этом доме, я вообще понятия не имею.

Мэгги завопила еще громче, но Лина повысила голос, чтобы перекричать ее.

— Я не знаю, когда вернется Рис. А пока его нет, развлекайтесь, пожалуйста, сами!

— А где прислуга? — с отчаянием спросил Том.

Пропустив его вопрос мимо ушей, Лина остановилась на лестнице.

— Возможно, я не совсем прилично одета, но знаю, что спела бы в этой ситуации вавилонская блудница. Она запела бы церковные песнопения! Мой отец, пожалуй, одобрил бы этот выбор. Увы, я не знаю ни одного песнопения, поэтому, думаю, можно будет исполнить хотя бы это…

И она запела величественный псалом «Господи, Ты нам прибежище…».

Оцепенев, Том с ошеломленным видом смотрел на нее. Даже Мэгги перестала плакать. Сильный звучный голос Лины отдавался эхом в отделанном мрамором вестибюле. Том никогда прежде не слышал такого прекрасного пения. Замолчав, она с победоносной улыбкой взглянула сверху вниз на священника. В этот момент Лина походила на совершающую святотатство распутную девку. Очертания ее тела явственно вырисовывались сквозь полупрозрачный шелк персикового цвета, а распущенные волосы падали на обнаженные плечи, и алые губы притягивали к себе взоры.

— Это мой любимый псалом, — заявила она. — Особенно мне нравятся строки: «Ибо пред очами Твоими тысяча лет, как день вчерашний, когда он прошел, и как стража в ночи».

Повернувшись, она вдруг снова запела, продолжая подниматься по лестнице. Слова псалма лились на слушателей, словно серебряный дождь. Вскоре Лина исчезла из виду.

— Что б мне провалиться! — пробормотал потрясенный конюх. — Эта дамочка совсем спятила. Не дом, а бедлам какой-то!

Том, не шевелясь, все еще смотрел на мраморные ступени, по которым только что поднялась Лина. У него было такое чувство, как будто в сердце ему воткнули нож. Он и не заметил, как поставил Мэгги на пол. Она тщетно дергала его за рукав. Придя немного в себя, Том понял, что конюх ждет, когда же ему заплатят за доставку багажа, но образ женщины с алым ртом, заливистым смехом и чарующим голосом все не выходил у него из головы. Ее дивное пение все еще звучало у него в ушах, а перед глазами стояла (Господи, прости!) соблазнительная картина: покачивающиеся пышные женские бедра, прикрытые тонкой тканью полупрозрачного пеньюара персикового цвета.

Глава 11

ИСПОЛНЕНИЕ СУПРУЖЕСКИХ ОБЯЗАННОСТЕЙ

— О Господи, Хелен, ты же делаешь это не для того, чтобы получить удовольствие! А от меня ты по крайней мере не подхватишь какую-нибудь заразную болезнь. А вот если бы ты развлекалась с французом, то наверняка подцепила бы что-нибудь нехорошее. Все французы больны сифилисом.

— Но только не Мейн, — сказала Хелен, хотя с трудом представляла себе, что такое сифилис.

Однако в любом случае это слово звучало неприятно. Рис тем временем начал снимать нижнее белье.

— Сифилисом мужчины заражаются от гулящих женщин, — пояснил Рис и с невозмутимым видом снял подштанники.

Хелен пришла в ужас.

— Я не собираюсь заниматься с тобой любовью! — воскликнула она.

— Это еще почему?

— Потому что не хочу!

— Но ты же не станешь отрицать, что хотела вступить в интимную близость с Гарретом Лангемом, — заметил Рис. — Возможно, он действительно привлекательный мужчина, но мыто с тобой оба знаем, что ты не годишься для подобного рода отношений.

Рис с таким неподдельным сочувствием посмотрел на жену, что она еще больше разъярилась.

— Мне жаль, что Фэрфакс-Лейси сбежал от тебя и женился на Беатрисе Леннокс, — продолжал Рис. — Ты же не будешь утверждать, что была счастлива с ним в постели?

К горлу Хелен подступил комок. Ей абсолютно не хотелось, чтобы муж утешал ее. Рис тем самым унижал ее, вспоминая о неудавшихся отношениях своей жены с Фэрфаксом-Лейси.

— Я признаю, что судьба несправедлива к тебе, — продолжал Рис, — но неужели ты не видишь выхода из создавшегося положения, Хелен? Если ты так хочешь родить ребенка, мы с тобой могли бы зачать его, и дело с концом. В этом случае я мог бы со спокойной душой объявить его своим наследником. Ты же понимаешь, что я не могу передать свой титул ребенку Мейна. Уж лучше я оставлю его в наследство сыну Тома.

Хелен стало вдруг совестно. Она совсем забыла о существовании брата Риса. Она уловила логику мужа и поняла, что он прав.

— Возможно, я не очень хороший граф, — продолжал Рис, — но, черт побери, мне кажется, мы с тобой смогли бы без проблем зачать ребенка. Я по крайней мере выполнил бы свой долг.

Хелен закусила губу.

— Эсме говорит, что зачать ребенка можно с первого раза, — тихо сказала она.

Рис положил ладони ей на плечи.

— Правильно. Так ты согласна отказаться от своей затеи с Мейном и разрешишь мне стать отцом ребенка?

— Хорошо, — прошептала Хелен.

Вся эта ситуация ей не слишком нравилась, но она знала, что Мейн казался ей привлекательным лишь до тех пор, пока она не вступила с ним в интимную связь. Хелен не сомневалась, что близость с ним разочарует ее не меньше, чем соитие с Рисом десять лет назад. В таком случае какая разница, с кем ложиться в постель?

Хелен вдруг заметила, что Рис внимательно разглядывает ее.

— Ты обстригла волосы?

Хелен тряхнула головой, удивляясь непривычному ощущению легкости.

— Да, я распрощалась с ними.

— А откуда у тебя это платье? Неудивительно, что тебе удалось соблазнить Мейна. Твой наряд очень красноречив. Это ведь настоящая приманка для повес!

Хелен хотелось прикрыть руками грудь, но она сдержалась, ведь Мейну ее фигура понравилась.

— Если ты собираешься по своему обыкновению высмеивать мою грудь, то лучше уходи, — холодно сказала она.

— Я не собираюсь смеяться над тобой, — возразил Рис.

В его голосе слышалось удивление. Посмотрев на подол своего платья, Хелен увидела, что ткань уже изрядно помята. Она решила, что ей нет никакого смысла раздеваться и демонстрировать мужу свое обнаженное тело, которое и прежде не вызывало у него никаких положительных эмоций.

— Я предлагаю без лишних слов перейти к делу, — заявила она и направилась к кушетке.

Когда она легла, Рис подошел к кушетке и растерянно взглянул на жену сверху вниз.

— Ты уверена, что действительно хочешь этого, Хелен? — спросил он.

Она улыбнулась:

— Да, ты прав. Будет лучше, если отцом ребенка станешь ты. С тобой по крайней мере мне не надо притворяться. Я знаю, что наше соитие не доставит мне удовольствия, но благодаря ему я рожу ребенка.

— Что ж, вполне разумные доводы, — промолвил Рис и заметил, как жена уставилась на его пах.

— Я и забыла, что он у тебя такой большой, — вздохнув, промолвила Хелен.

Рис растерянно посмотрел на свой детородный орган.

— Давай побыстрее покончим с этим, — попросила Хелен, чувствуя, что у нее начинает кружиться голова.

Хелен боялась боли.

Рис осторожно прилег на кушетку рядом с женой. От него не пахло мужской плотью, как от Мейна. Рис был небрежен в одежде, но тщательно следил за чистотой тела. Он каждый день принимал ванну, поэтому от него всегда исходил легкий аромат душистого мыла.

Когда муж навалился на нее, Хелен едва не задохнулась под тяжестью его веса.

— О Боже, что ты делаешь? — пробормотала она, почувствовав, как его руки скользнули между ее бедер.

— Я же должен сначала все проверить… — хрипловатым голосом промолвил он.

От прикосновения его пальцев к сокровенным уголкам ее тела Хелен ощутила легкий трепет. Однако вскоре он убрал руки, приподнявшись над женой. Прядь волос упала ему на лоб.

— Я постараюсь сделать это как можно быстрее, Хелен, — сказал он. — Прости меня за боль, которую я вынужден буду причинить тебе. Ты же знаешь, что я не виноват в этом.

— Да, я знаю, — прошептала Хелен, убирая с его лба волосы. Рис, в сущности, был добрым человеком.

Когда его член начал входить в ее лоно, Хелен на мгновение охватила паника. Она хотела даже остановить мужа, но сдержалась, закусив губу. В действительности ее страхи оказались преувеличенными — боли она почти не испытывала.

Неприятные ощущения быстро прошли, и Хелен изогнула спину, помогая мужу войти в нее глубже. В этот момент за дверью послышался легкий шум, и ручка повернулась. Хелен оцепенела.

— Я уверена, что оставила сумочку рядом с клавесином, — раздался рассерженный женский голос.

Ей отвечал мужчина. Судя по всему, это был дворецкий леди Гамильтон.

— Простите, мадам, но не могли бы вы посидеть в соседней комнате, пока я схожу за запасным ключом.

— Поторопись, — прошептала Хелен.

— Тебе очень больно? — боясь пошевелиться, спросил Рис.

— Нет, не очень, — охваченная беспокойством, ответила Хелен. — Нам надо спешить, Рис! Дворецкий скоро вернется с ключом.

— Нет, он не вернется, — усмехнувшись, возразил Рис. — Он сказал это, чтобы предупредить нас и заставить поскорее уйти.

— Хорошо, в таком случае давай завершим начатое, — промолвила Хелен.

У нее было странное чувство, которого она раньше никогда не испытывала. Ей хотелось двигать бедрами, устремляясь навстречу Рису. Но, насколько она знала, во время полового акта мужчины все делают сами, без помощи женщин.

— Хорошо, — сдавленным голосом прошептал Рис. Хелен показалось, что он говорит сквозь зубы. — Надеюсь, тебе не слишком больно, Хелен?

— Со мной все в порядке. Только… только…

Она замолчала, потеряв нить разговора… Ее мысли путались. Рис делал ритмичные толчки, и Хелен вновь охватил странный трепет. Ощущения, которые она испытывала, трудно было определить. Хелен вцепилась в плечи мужа. На этот раз соитие не вызывало у нее никакого отвращения, а главное, не причиняло боли.

Теперь ее беспокоило только какое-то странное жжение внизу живота. Возможно, все дело было в том, что Рис увеличил темп своих толчков.

— Мы почти у цели, Хелен, — прохрипел он.

И гортанные звуки его голоса вызвали у Хелен неожиданную реакцию. Хелен почувствовала, как сильно увлажнилась ее промежность, а сама она устремилась навстречу мужу, выгибая спину. Судорога пробежала по телу Риса, и из груди Хелен вырвался негромкий крик. Но закричала она вовсе не от боли.

Вспомнив, что муж сейчас навалится на нее всем телом, словно выбросившийся на берег кит, Хелен собрала все свои силы в кулак, чтобы не задохнуться под тяжестью его веса.

— О Боже, Хелен, тебе было очень больно? — спросил он через несколько мгновений и поцеловал ее в лоб. — Я слышал, как ты вскрикнула.

— Нет, — всхлипнув, пробормотала она, — мне вовсе не было больно.

— Не надо лгать мне. Ты же говорила, что выбрала меня именно потому, что передо мной не надо притворяться.

Хелен промолчала. Ей действительно не было больно. Более того, Хелен вынуждена была признать, что соитие доставило ей некоторое удовольствие. Рис встал с кушетки и начал одеваться. Надев нижнее белье, он присел рядом с Хелен и погладил ее по бедру.

— У тебя очень красивые ноги, Хелен, — с рассеянным видом заметил он.

Хелен приподняла бровь. Неужели Рису что-то в ней нравилось?

Теперь она была уверена, что правильно поступила, отказавшись снимать платье и обнажать свою маленькую грудь, над которой Рис наверняка начал бы снова потешаться.

— Спасибо за комплимент, — промолвила она, чувствуя некоторое смущение. — Пожалуй, мне пора домой.

Рис одернул подол ее платья.

— Подожди меня здесь. Я прикажу дворецкому подать к крыльцу мой экипаж.

Повернув ключ в замке, Рис вышел из комнаты. Хелен слышала, как в коридоре он велел слуге подать карету, заявив, что его жене стало дурно. Хелен была поражена тем, что Рис назвал ее своей женой. Это звучало очень странно, хотя именно сейчас, впервые за десять лет, она действительно почувствовала себя супругой Риса.

Уставших на балу жен мужья обычно отвозят домой в экипажах. Жены обычно с радостью думают о том, что, возможно, у них будет ребенок…

Ложась этой ночью в постель, Хелен почувствовала, что ее душа исполнена предощущением счастья.

Глава 12

СВЯТОЙ И ГРЕШНИК

— Черт возьми, что ты здесь делаешь, Том?! — воскликнул изумленный Рис.

Том открыл глаза. Оказывается, он задремал в библиотеке, поджидая брата.

— Я приехал проведать тебя, — сонным голосом ответил он и сладко зевнул.

— Надеюсь, завтра утром ты уберешься восвояси? — сердито буркнул Рис.

Окончательно проснувшись, Том взглянул на брата. Тот повернулся к нему спиной и наливал себе бренди.

— Хочешь выпить? — бросил Рис через плечо.

— Нет, спасибо.

— Как же я мог забыть! — насмешливо воскликнул Рис. — Ведь священники не пьют и не прелюбодействуют, не правда ли?

Том хотел огрызнуться, но сдержался. Братья не виделись пять лет, со дня похорон отца, но Рис и не собирался наносить визит Тому. И тогда Том решил сам приехать в Лондон. За время разлуки он стал уже забывать, что его брат иногда может вести себя как настоящий мерзавец. Это происходило обычно тогда, когда у Риса что-нибудь не клеилось в жизни.

— Как поживает Хелен? — поинтересовался Том.

— Прекрасно, — ответил Рис и залпом осушил свой стакан.

— Ты видишься с ней?

— Да, сегодня вечером мы виделись, — ответил Рис, поставив с громким стуком пустой стакан на стол. — У меня есть для тебя хорошая новость, Том. У тебя ведь ханжеские представления о браке? Радуйся, я решил, что Хелен должна вернуться домой.

— Правда? Я очень доволен, Рис.

— Я пока не знаю, согласится ли она. Мы еще не говорили с ней на эту тему. Но я решил произвести на свет наследника.

— Превосходная мысль! — похвалил Том.

— А что еще мне остается делать? Ты же боишься заводить семью? Думаю, ты так и не соберешься произвести на свет продолжателя нашего рода. Или у тебя все-таки есть на примете набожная женщина, обожающая распевать псалмы?

Том заметно напрягся. Он молча считал про себя до десяти, не желая играть в ту игру, к которой приучил их отец, любивший стравливать сыновей. Лицо Риса оставалось непроницаемым. Том не понимал, зачем он дразнит его.

— Я занял желтую спальню, — сказал Том, вставая.

— Ты надолго приехал? — спросил Рис, наливая себе еще один стаканчик бренди.

— Я буду жить здесь, пока не надоест, — заявил Том, чувствуя, что начинает выходить из себя.

— Кстати, а зачем ты вообще приехал?

— Я хочу найти своего брата, — ровным голосом ответил Том. — И я не уеду отсюда, пока не сделаю этого. Я потерял брата, когда мне было десять лет, и очень скучаю по нему.

Рис усмехнулся:

— Я твой брат, Том, меня не надо искать. Не знаю, когда точно ты превратился в святошу, но если ты утверждаешь, что это произошло в десять лет, я поверю тебе на слово.

Том покачал головой:

— Я стал священником в двадцать два года, Рис, а в десять лет произошло другое событие. В этом возрасте я впервые почувствовал, что наш отец наконец-то стал замечать меня.

— Я хочу, чтобы ты уехал, Том, — твердым тоном произнес Рис. — Твоя забота обо мне очень трогательна, но мне сейчас и без тебя тошно. Мне надо разобраться с Хелен, а это, поверь, нелегко. Я предпочел бы решать свои проблемы без вмешательства своего высоконравственного младшего братца, который постоянно сует нос в чужие дела.

Том почувствовал, что может сейчас вспылить.

— Я никогда не осуждал тебя, — немного успокоившись, заговорил он. — Это от отца ты постоянно слышал упреки, но ведь наш отец уже умер, Рис, не забывай об этом. Он и понятия не имел, что ты спишь с оперной певичкой, тем более что она живет в комнате нашей матери.

На мгновение в помещении установилась мертвая тишина, а потом Рис отрывисто рассмеялся, и его смех прозвучал как-то неестественно.

— Я завидую тебе, Том. Тебе всегда все ясно и понятно. А я вообще никогда не вспоминаю отца. Что касается Лины… она живет у меня потому, что мне так хочется. Она спит в комнате нашей матери потому, что мне это удобно.

Том фыркнул.

— Ты заблуждаешься, Рис, — возразил он. — Ты поселил Лину в своем доме, чтобы досадить отцу. Но он уже давно умер.

— Я люблю Лину, — заявил Рис. — Надеюсь, ты уже успел познакомиться с ней? Она понравилась тебе, братишка? Лина просто прелесть!

— Ты собираешься завтра выставить ее за дверь? — спросил Том, не скрывая своего недовольства братом. — Ведь тебе надо освободить спальню для Хелен.

— Такова жизнь, мой дорогой, — пожав плечами, заметил Рис.

— А ты подумал о том, куда она пойдет?

— Такой развратный человек, как я, не беспокоится о подобных пустяках, не так ли? Думаю, она займется проституцией, превратится в уличную шлюху. Если тебе жаль Лину, ты можешь попытаться пристроить ее в какой-нибудь приют для сбившихся с пути особ женского пола.

— Твои попытки уколоть меня напоминают привычки нашего отца. Похоже, ты все еще находишься под его влиянием, — заметил Том.

Рис зло прищурился.

— Если тебе это не нравится, окажи на меня свое влияние. Ты же священнослужитель! Посоветуй, что мне делать сейчас с бывшей любовницей? Впрочем, я понимаю, что не заслуживаю снисхождения. По твоему мнению, я не должен был прелюбодействовать, не правда ли? О, я совсем забыл, что это смертный грех!

Том повернулся, собираясь выйти из библиотеки.

— Я не сомневаюсь, что ты заранее все хорошо обдумал и прекрасно знаешь, куда отправится Лина после того, как ты выставишь ее за дверь. Нет смысла обсуждать этот вопрос, — сказал он и сердито выпалил: — Не понимаю, как тебя еще земля носит! Тебе не совестно было развращать такую девушку, как Лина?

— Я по крайней мере не делаю ничего ужасного и стараюсь не пятнать доброе имя своей семьи. Впрочем, как и ты. Неужели ты не мог снять этот проклятый ошейник, отправляясь в большой порочный город? — спросил Рис, имея в виду белый пасторский воротничок брата.

— Я же священник, — пожав плечами, оправдывался Том.

— Ну и что? Мне кажется, что если ты снимешь этот воротничок, то хотя бы на время потеряешь способность читать свои бесконечные морали. Мне просто жаль, что ты зря сотрясаешь воздух. — Глаза Риса метали молнии. — Знаешь, братец, послушав тебя, я передумал… Я оставлю распутную девицу в своем доме. Пусть Хелен живет с ней под одной крышей. Она будет спать в дальней комнате, а Лина в спальне, смежной с моей. Мне надо, чтобы Лина всегда была рядом. Что ты об этом думаешь?

Том молчал, вцепившись в ручку двери. Он был в такой ярости, что на мгновение потерял дар речи.

— А как же Хелен? — взяв себя в руки, наконец заговорил он. — Она же твоя жена! Ты только что сообщил мне, что хочешь произвести на свет наследника.

— Да, я действительно хочу подарить Хелен ребенка, — сказал Рис. — Когда она родит, я переселю ее на третий этаж. Там находится детская, там ей и самое место.

Том рывком распахнул дверь и быстро вышел из библиотеки. «Рис не сделает этого, — внушал он себе, — все это пустые угрозы. Он просто не способен быть самим собой и постоянно притворяется, изображая развратника. Во всем виноват отец! Черт бы его побрал!»

Если преподобный Холланд употреблял такие крепкие выражения, как «черт побери», то у него скорее всего были на то весьма веские основания. Пройдя коридор, он вышел в вестибюль и начал подниматься по лестнице, хотя ему хотелось ринуться снова в библиотеку и наброситься на Риса. С каким удовольствием он подрался бы с ним! Но Том не мог позволить себе это, хотя Рис напрашивался на драку, доводя брата до белого каления.

В прошлом Рис своими колкостями часто выводил Тома из себя. Том даже как-то сломал брату нос в одной из потасовок, а Рис раза три ставил синяки под глаз Тому.

Отец обычно натравливал своего благочестивого сына на безбожного и с наслаждением наблюдал за драками, подливая масла в огонь. Характеристики, которые давал им отец, не соответствовали действительности, но Рис постепенно начал вести себя так, чтобы ни в чем не походить на Тома.

«Я не хочу быть благочестивым в ущерб своему брату, — думал Том. — Ведь чем праведнее я веду себя, тем сильнее Рис стремится стать моей противоположностью».

Заглянув в детскую, он убедился, что Мэгги спит. Том не смог уложить плачущую девочку в кроватку, хотя дал ей простыню, и она устроила себе гнездышко в углу комнаты. Мэгги мирно посапывала, и Том, вздохнув с облегчением, направился в свою спальню. Если бы его жизнь сложилась иначе, он мог бы сейчас лежать в постели с такой певчей птичкой, как Лина.

Однако Тому трудно было представить себе подобную картину. И дело было вовсе не в пасторском воротничке. Он знал, что такая женщина, как Лина, никогда не влюбится в него.

Глава 13

ПОИСТИНЕ СТРАННЫЕ ПОРЯДКИ В ДОМЕ

Рис спустился к завтраку в дурном расположении духа. Ему хотелось поскорее выдворить брата из Лондона, ведь из головы не выходили замечания Тома, взбесившие его вчера. Этой ночью он плохо спал и много думал о брате. Неужели Том был прав и присутствие Лины в доме было каким-то образом связано с их покойным отцом? И все же Рис пришел к заключению, что Том излишне драматизирует события. У Тома, вероятно, помутился рассудок от постоянного чтения проповедей, поэтому он стал приписывать отцу то, чего никогда не было.

Толкнув дверь, ведущую в столовую, Рис в изумлении замер на пороге. Лина сидела во главе стола. Слава Богу, что она явилась к завтраку не в неглиже, а прилично одетой. Но еще больше Риса поразил тот факт, что рядом с Томом сидела маленькая девочка, очень похожая на него.

— Почему ты не сказал, что у тебя есть ребенок? — возмущенно воскликнул Рис, переводя взгляд с девочки на брата.

Малышка была точной копией Тома в детстве. Рис быстро сообразил, что его брат, должно быть, лет пять назад соблазнил какую-нибудь наивную девицу из церковного хора. У Риса даже голова пошла кругом. Кто бы мог подумать, что у святоши Тома был внебрачный ребенок!

— Это Мэгги, — сказал Том, погладив девочку по голове. — И она вовсе не моя дочь.

Мэгги взглянула на Риса.

— Я живу у миссис Фишпоул, — заявила она.

— Жила, — поправил ее Том.

Рис кивнул. Ну конечно! Мэгги была одним из тех несчастных бездомных существ, которых Том часто подбирал на улице и тащил к себе в дом. Только раньше это были животные, а теперь, став священником, Том давал приют обездоленным людям. Вздохнув, Рис сел за стол и знаком приказал Лику подать ему омлет.

— У тебя прекрасный повар, — похвалил Том брата.

— Ты, наверное, уже познакомилась с моим братом? — обратился Рис к Лине.

Она кивнула, откусив кусочек от гренок. Должно быть, Лина снова села на диету, надеясь похудеть. Рис никогда не одобрял этого, поскольку в такие периоды его сожительница превращалась в настоящую мегеру. Если сравнивать Хелен и Лину, то последняя могла действительно показаться довольно полной. Да, объем талии у нее был вдвое больше, чем у Хелен, но любовницу Риса нельзя было назвать грузной.

Рис не любил тянуть кота за хвост, думая, что пропасть надо преодолевать одним прыжком. Его бескомпромиссная честность порой доходила до жестокости. Он знал, что именно это способствовало распаду его брака, но предпочитал оставаться верным своей натуре.

— Я решил вернуть Хелен домой, — заявил он без лишних предисловий и подцепил на вилку кусочек омлета.

— Неужели ты действительно хочешь сделать это? — спросил Том. — Честно говоря, я не поверил тебе, когда ты вчера вечером сообщил мне о своих намерениях.

Лина замерла, опустив руку с гренками.

— Ты имеешь в виду свою жену? — растерянно спросила она.

Рису на мгновение стало жаль Лину, но тут он заметил радостный огонек в ее глазах. Он уже давно подозревал, что Лина умирала от скуки в его доме и была бы не прочь изменить свою жизнь. Наверняка она хотела бы вернуться в театр, если б Рис согласился выплачивать ей хорошее содержание. Рис уже давно понял, что Лина разочаровалась в нем точно также, как он в свое время разочаровался в Хелен.

— Я не собираюсь выставлять тебя за дверь, — сказал он, цепляя на вилку кусочек омлета, и добавил: — Тебе даже не понадобится переезжать в другую спальню. Я решил, что Хелен поселится на третьем этаже, рядом с детской.

— У меня были свои планы на детскую, — вмешался в разговор Том. — Я бы хотел, чтобы там жила Мэгги. Впрочем, мне не о чем беспокоиться. Хелен никогда не согласится переехать в этот дом, слишком абсурдные условия ты выдвигаешь.

Рис вспомнил вчерашнюю встречу с женой. В ее глазах таилось выражение боли, она всем сердцем желала родить ребенка. Это Рис заметил сразу же.

— Ошибаешься, она непременно переедет ко мне, — возразил Рис брату.

— Ты бредишь! — не поверил Том.

— Нет, Когда-то я прогнал ее из своего дома, а теперь позову назад.

Лина вдруг расхохоталась.

— Ты хочешь, чтобы я жила в спальне твоей жены? — спросила она. — А с чего ты взял, что она уступит мне ее, а сама согласится поселиться на третьем этаже? Может быть, ты считаешь, что хорошо знаешь женщин?

— Нет, я так не считаю. Но Хелен я знаю очень хорошо.

— Почему ты так самоуверен? — набросился Том на брата. — С какой стати Хелен будет так унижаться и выставлять себя в глазах лондонского общества полной идиоткой, потакающей порокам своего мужа? Я не думаю, что она сохнет по тебе, что на все согласна ради того, чтобы жить с тобой под одной крышей.

Рис почувствовал презрение в словах брата, и это задело его за живое.

— Она хочет ребенка, — заявил он и отправил в рот очередной кусочек омлета, не желая развивать эту тему.

Рис считал, что разговор окончен. Чем скорее он отправится к Хелен и уговорит ее переехать к нему, тем будет лучше. Ему очень хотелось снова сесть за работу, не теряя времени даром.

— Впервые слышу, чтобы женщина так сильно хотела ребенка! Неужели твоя жена согласна на любые унижения? — удивилась Лина. — Она же должна понимать, что в обществе разразится страшный скандал.

— Если бы отец узнал обо всем этом, он перевернулся бы в могиле, — сокрушенно сказал Том.

Рис бросил на брата холодный взгляд.

— Мне необходимо, чтобы Хелен жила в доме, — заявил он и добавил, заметив, как его слова возмутили Тома: — Она помогает мне в работе над операми. Том, а откуда у тебя мисс Мэгги? — спросил он, чтобы перевести разговор на другую тему и разрядить обстановку. — И что ты собираешься дальше делать с ней?

Сидевшая напротив Риса девочка взглянула на него исподлобья. Теперь он уже видел, что та была не так уж и похожа на Тома. У Мэгги были большие голубые глаза. Малышка совсем растерялась и не знала, как вести себя за столом. Отложив в сторону вилку (она не умела ею пользоваться), Мэгги попыталась есть омлет руками.

— Она продала мне три яблока, — сказал Том. — Так мы и познакомились. Я хочу забрать ее с собой в восточный райдинг и найти семью, которая могла бы взять ее на воспитание.

Рис внимательно посмотрел на девочку. На ней был грязный измятый передник, да и.сама она не блистала чистотой.

— В доме сейчас есть служанки, Лик? — спросил он дворецкого.

Лик все это время напряженно прислушивался к разговору господ, он ни разу в жизни не слышал ничего более странного.

— Только моя племянница Роузи, милорд, — поклонившись, ответил он.

— Ах да, я совсем забыл о Роузи! Надеюсь, с детьми она обращается лучше, чем с утюгом? Попросите ее помочь нам. Пусть она приглядывает за Мэгги, пока мой брат гостит у нас. Думаю, что он не задержится в нашем доме и скоро отправится назад в свой приход. — Искоса посмотрев на брата, Рис добавил: — И еще, Лик, отправьте посыльного к мадам Рок и попросите ее прислать одну из своих помощниц, чтобы снять мерки с ребенка.

— Прекрасно! — воскликнула Лина. — У меня тоже есть для вас поручение, Лик. Пусть помощница мадам Рок захватит с собой свежие выпуски журналов мод. Мы с леди Годуин отлично проведем время, листая их и обсуждая последние модели.

И Лина звонко рассмеялась.

— Нам нужна простая практичная одежда, а не дорогие наряды, — сказал Том, с недовольным видом поглядывая на элегантное платье Лины.

— Думаю, женщины сами разберутся, что нужно Мэгги, — равнодушным тоном заметил Рис. Поднявшись из-за стола, он кивнул всем присутствующим и заявил: — Прошу прощения, но мне надо съездить за Хелен. Хозяйка дома вернется к ужину, Лик.

Рис уже хотел было покинуть столовую, но услышал за спиной шелест шелка и замешкался у двери.

— Ты, конечно же, хочешь еще поговорить со мной, Рис? — с сарказмом в голосе спросила подошедшая к нему Лина.

Рис распахнул дверь, которая вела из столовой в гостиную.

— Да, мы можем поговорить немного, если тебе угодно, а потом поработаем над арией, — сказал он, пропуская ее вперед.

Лина вошла в гостиную.

— Нет, мне не хочется работать над арией! — крикнула она. Подойдя к кушетке, на которой лежали три стопки исписанных бумаг, она бесцеремонно села на одну из них.

— Что ты делаешь?! — взревел Рис. — А ну, встань немедленно! Ты села на первый акт.

— О, какая жалость! — елейным голоском промолвила Лина. — Но не волнуйся, Рис. Я не стану шутить по поводу того, что у меня от этого могут появиться дети.

Да, Рис часто недооценивал женщин. В гневе они были остры на язык и ядовиты, как змеи. Он крепко сжал зубы, стараясь успокоиться. Рис мог бы щедро заплатить ей за услуги и отпустить на все четыре стороны, но не желал изменять себе. Рис не хотел поступать как добропорядочный человек. Поступив таким образом, он явно бы изменил себе. Прогнать из дома любовницу, помириться с братом-праведником, вернуть жену, произвести на свет наследника… Рису было тошно даже подумать об этом.

— Сколько ты рассчитываешь получить за время, проведенное со мной? — резко спросил он Лину.

Она прищурилась, внимательно посмотрела на него, но ничего не сказала.

— Ты же знаешь, что я назначу тебе щедрое содержание, когда придет время расстаться, — нетерпеливо продолжал он. — Но я хочу, чтобы ты пожила в этом доме еще пару недель, до тех пор, пока Том не уберется восвояси. Сколько я должен заплатить тебе за это?

Лина ничего не ответила. Рис недоумевал. Его всегда поражала способность других мужчин понимать женщин, потому что Лина и Хелен всегда казались ему непостижимыми созданиями.

— Я знаю, ты устала от меня, — снова заговорил он. Лина кивнула, соглашаясь с ним. — И ты же не хочешь жить под одной крышей с моей женой, правда? — рассеянно спросил Рис. Отвернувшись от нее, он взглянул на партитуру новой оперы, лежавшую на пианино.

Рис знал цену своему творчеству. Последняя опера была настоящим провалом. Предчувствуя неудачу, он злился и становился еще более упрямым и строптивым. Если он бросит сочинять комические оперы, в кого он превратится? В самодовольного великосветского зануду. Такая перспектива Риса явно пугала. В последнее время Рис переживал творческий кризис. Музыка, которую он написал, скорее могла бы усыпить людей, чем привести их в хорошее настроение.

— Чего ты хочешь от меня, Лина? — с досадой спросил он.

— Ничего из того, что ты способен дать мне.

— Но я могу…

— Речь идет не о деньгах, Рис.

Рис снова провел ладонью по волосам. Он всегда так делал, когда нервничал или был сильно раздражен. Рис прекрасно знал, что Лина оставила сцену, влюбившись в него. Но это было давно, почти три года назад! За это время она наверняка успела разочароваться в нем. Хелен хватило на это десяти дней.

— Прости, — промолвил он, облокотившись на пианино. Он почувствовал облегчение, ведь Лина не выглядела убитой горем.

— Почему ты вдруг решил вернуть жену?

— Она хочет ребенка, а мне нужен наследник.

— Ты думаешь о наследниках? — недоверчиво переспросила Лина.

Рис бросил на нее сердитый взгляд.

— Это естественно, ведь я старею, — холодно заметил он.

— Ты намекаешь на то, что у тебя начались старческие недомогания? Именно поэтому ты перестал спать со мной?

— Нет! — раздраженно ответил Рис, но тут же взял себя в руки и заговорил более спокойным тоном: — Наши отношения закончены, Лина, и ты об этом знаешь.

Она пожала плечами:

— В таком случае… почему я все еще здесь? — В ее голосе слышалась горечь, и Рис почувствовал угрызения совести. — Почему ты до сих пор не купил мне небольшой домик и не назначил приличное содержание, чтобы успокоить свою совесть и дождаться, пока я не найду другого покровителя? Или я не гожусь на роль высокооплачиваемой куртизанки?

— Ты не куртизанка, — возразил Рис. Лина бросила на него презрительный взгляд.

— Почему же тогда ты предлагаешь мне деньги? И еще, Рис, мне очень интересно знать, зачем ты хочешь, чтобы куртизанка жила в спальне твоей жены, а жену селишь в комнату рядом с детской?

Рис пожал плечами. В этот момент он только хотел, чтобы Лина ушла и оставила его в покое.

— Это просто мой каприз, — заявил он.

— Ты боишься своей жены?

«Да, Лина неплохо изучила меня за это время!»

— Вовсе нет! — решительно стал оправдываться он.

— Значит ты боишься брата, — сделала вывод Лина.

— Я ненавижу атмосферу семейной идиллии, — признался Рис. — А ты всегда сможешь устроить небольшой скандальчик или разыграть сцену. Такую, как в заведении мадам Рок, например. Ты вносишь разнообразие в нашу скучную жизнь. Я знаю, что всегда могу рассчитывать на тебя в этом, Лина.

— Я не собираюсь скандалить в присутствии твоей жены, — твердо заявила Лина. — И не надейся! Твоя жена может запросто убить меня, хотя будет совершенно права. Возможно, я потеряла свою честь, Рис, но я все еще уважаю правила приличия, существующие в обществе. Я ни за что не останусь жить в спальне твоей жены. И вообще не переступлю порог этого дома, если она вернется сюда.

— Я терпеть не могу, когда ты изображаешь трагическую актрису! — прорычал Рис. — Если хочешь уйти, уходи! Я тебя не держу.

Однако Лина не тронулась с места.

— Ты сказал своему брату, что тебя во мне привлекает только голос. Я пою сочиненные тобой арии и тем самым помогаю работать над операми. Именно поэтому ты хочешь, чтобы я осталась в твоем доме. Мне кажется, для нас обоих было бы лучше, если бы ты еще несколько лет назад определил сущность наших отношений. Надо было просто объяснить, зачем в действительности я тебе нужна.

— Я признаю, что вел себя с тобой как ублюдок, — с досадой сказал Рис.

Ему и раньше доводилось вести подобные неприятные разговоры с женщинами, но общение с Линой все больше раздражало его.

— Итак, мы выяснили, что ты держишь здесь меня с одной целью: я должна петь для тебя, а за это ты меня кормишь, — упорно гнула свою линию Лина. — Скажи, а в каком качестве нужна тебе твоя жена?

— Она поможет мне… — начал было Рис, но тут же осекся, поняв, что это ловушка. Однако было слишком поздно, Лина поймала его на слове.

— Поможет сочинять музыку? — елейным голосом проворковала она. — Ну да, конечно, ведь всем известно, что графиня Годуин блестяще разбирается в музыке, не правда ли? Я так и знала, что за твоим внезапно возникшим желанием произвести на свет наследника кроется что-то совсем другое. Но теперь я поняла, в чем дело. Работа над последней оперой у тебя не клеится, и тебе в голову пришла гениальная идея. Графиня будет править партитуру, я буду петь отрывки из оперы, а ты возьмешь на себя исполнение супружеских обязанностей. Я права? — Лина рассмеялась. — Да, твоя жена действительно находится в отчаянном положении, раз согласилась на такое.

Рис бросился к ней, сжав кулаки. Его внезапный приступ ярости испугал их обоих.

— Не смей говорить о Хелен пренебрежительным тоном! — процедил он сквозь зубы.

— Я иду собирать вещи, — заявила Лина. На скулах Риса заходили желваки.

— Если ты останешься, я уговорю Шаффла, чтобы он дал тебе исполнить главную партию в моей новой опере, — выпалил он. Лина застыла, взявшись за ручку двери. — Ты не куртизанка, Лина, — продолжал Рис, — и мы оба это знаем. Если ты уйдешь отсюда, тебе не удастся найти второго такого покровителя, как я. Что ты тогда будешь делать? Лина расхохоталась.

— Да уж! — зло сказала она. — Ты отбил у меня всякую охоту искать покровителей.

— Ты ведь, наверное, собираешься вернуться на сцену? В таком случае тебя как исполнительницу главной роли в моей новой опере встретят в театре с распростертыми объятиями. Думаю, за полтора месяца ты разучишь партию. Черт подери, я готов даже вставить в партитуру «Юной квакерши» парочку колоратур, которые у тебя так здорово получаются. А что касается Шаффла и других руководителей оперного театра… не сомневайся, я обязательно уломаю их.

Лина глубоко задумалась.

— Я предпочла бы спеть партию принцессы Матильды, — наконец произнесла она, — а не юной квакерши. Какая из меня квакерша, скажи на милость?

— Из тебя бы вышла прекрасная квакерша, — возразил Рис. — Ты красива, да и в глубине души ты являешься настоящей пуританкой.

Лина распахнула дверь.

— Если и есть во мне дух пуританства, — заявила она со всей серьезностью, — то таится так глубоко, что годами не дает о себе знать. Я хочу петь партию принцессы!

Рис коснулся ее руки.

— Тебе было не так уж плохо со мной, признайся, Лина? — негромко промолвил он.

Она посмотрела на него, и в ее памяти вдруг ожили воспоминания о том времени, когда она была без ума влюблена в этого грузного человека, рослого, с всклокоченными волосами и ямочками на щеках. Несмотря на всю свою резкость и вспыльчивость, граф в глубине души был добр и отзывчив. Уж если в ком и жил пуританский дух, так это именно в нем.

— Все было очень мило, Рис, — тряхнув головой, сказала она. — Сплошное веселье.

Рис не мог больше задерживать ее, потому что им обоим больше нечего было сказать друг другу.

Глава 14

ВОЗМУТИТЕЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Хелен предчувствовала, что утром к ней нагрянут бесчисленные визитеры, ведь накануне она произвела настоящий фурор на балу у леди Гамильтон. Кто бы еще мог себе позволить такую короткую стрижку, надеть вызывающий наряд и удалиться из бального зала с графом Мейном? Скорее всего все ее знакомые и малознакомые дамы, сгорая от любопытства, хотели сейчас проведать ее, поговорить, выудить какие-нибудь пикантные подробности ее любовных похождений.

Ожидая визитеров, Хелен с самого утра отдавала необходимые распоряжения миссис Кру. Хелен даже утром надела довольно смелое платье, присланное ей мадам Рок, не желая разочаровывать жаждущих сенсаций гостей. Те дамы, которые накануне вечером не были на балу, а лишь слышали о впечатляющем появлении леди Годуин, жаждали убедиться, что с Хелен действительно произошли большие перемены. Сегодня ее платье было сшито в том же духе, что и бальный наряд. Ворот выглядел скромным, почти глухим, но сквозь прозрачную ткань можно было рассмотреть все изгибы тела.

Впрочем, Хелен пребывала в отвратительном настроении. Честно говоря, ей было не до гостей. Рано утром она вдруг обнаружила, что у нее начались месячные. Хелен пришла в отчаяние. Она наверняка расплакалась бы, если б у нее уже не были накрашены ресницы, однако ее апатию и хандру как рукой сняло, когда она прочитала на визитной карточке имя первой посетительницы. Сердце бешено застучало, щеки раскраснелись, в глазах вспыхнул огонь.

— Как ты могла?! — закричала Хелен на подругу, как только та отворила дверь.

С самого своего пробуждения Хелен думала только о том, как она набросится на Эсме с обвинениями и выведет ее на чистую воду. Однако Эсме пришла не одна. Вслед за ней порог гостиной переступил пухлый годовалый малыш. Он еще плохо ходил, и его поддерживала нянька Айви. Малыш важно вышагивал на цыпочках. Увидев Хелен, он сразу же направился к ней. Мальчик унаследовал от отца золотистые волосы и голубые глаза. А вот озорной огонек во взгляде достался ему от матери.

— Здравствуй, мой сладкий, — засюсюкала Хелен, протягивая к нему руки.

Нянька отпустила малыша, и Уильям самостоятельно сделал шаг, упав, словно звездочка с неба, на руки Хелен. Она подхватила его, а затем, немного пощекотав, поцеловала в пухлую румяную щечку.

— Ты, пожалуй, очень предусмотрительно поступила, взяв с собой сына, — прищурившись, заметила Хелен.

— Конечно, ведь я хотела избежать ссоры с тобой, — весело сказала Эсме. — Я же знала, что ты хочешь спустить на меня всех собак. Впрочем, возможно, я это заслужила. — Она обернулась к няньке: — Уильям побудет с нами, Айви, а вы пока можете сходить поболтать с миссис Кру.

Нянька сделала книксен и поспешно вышла из гостиной.

— Айви крутит любовь с одним из моих кучеров, — прошептала Эсме. — Сейчас она наверняка побежала к нему, чтобы пофлиртовать.

Однако Эсме не удалось перевести разговор на другую тему.

— Как ты могла сделать такое? — спросила Хелен, сурово поглядывая на подругу, хотя смех и веселый лепет Уильяма отвлекали ее. — Зачем ты сказала Рису, что я собираюсь завести ребенка?

— Это был вполне разумный и практичный шаг с моей стороны, — сказала Эсме, слегка смутившись. — Я ведь тоже два года назад задумывалась о том, не родить ли мне внебрачного ребенка. Мы с Майлзом, как ты знаешь, расстались и жили врозь десять лет. К тому же Майлз был влюблен в леди Чайлд. Но в конце концов я решила, что будет правильнее родить ребенка от мужа. Я уверена, что и для тебя будет лучше, если ты последуешь моему примеру.

— Но почему ты не рассказала мне о своих намерениях? Почему сделала все втайне от меня? — не унималась Хелен. — Я была просто в шоке, когда Рис неожиданно вошел в комнату! Ты бы видела лицо Мейна, когда…

— Нет, подожди! — остановила ее Эсме. — Не рассказывай, что произошло на балу, пока не приедет Джина. Она обещала навестить тебя с утра и пригрозила, что убьет меня, если я позволю тебе хоть что-нибудь рассказать без нее. Мы обе просто умираем от любопытства! И еще, Хелен, надо приказать твоему дворецкому, чтобы он не принимал никого в течение ближайшего часа. Ты же понимаешь, что сегодня сюда должен съехаться весь Лондон!

— Конечно, я это понимаю, — раздраженно сказала Хелен. — Иначе я бы не стала надевать это воздушное платье. Все обожающие скандалы дамы съедутся сегодня сюда.

— Дамы! — пренебрежительным тоном воскликнула Эсме. — Какое нам до них дело? Главное, что все джентльмены Лондона будут сегодня здесь! Именно поэтому ты должна хорошо выглядеть. Ты знаешь, мне нравится твоя губная помада, она очень идет тебе. Твой ротик похож на спелую ягоду.

— Какая откровенная лесть! Перестань притворяться. Вчера вечером я наслушалась всяких глупостей подобного рода. Когда я танцевала с Джерардом Банджем, он вдруг сказал, что я похожа на весеннюю дриаду.

— Какое совпадение, — ехидно заметила Эсме, — он тоже похож на нее.

В этот момент Хэррис объявил о приезде герцогини Гертон. Однако подруги не сразу набросились на Хелен с расспросами. Эсме сказала, что хочет перекусить, а Уильям вдруг упал и ударился головкой о край стола. Эсме позвала Айви, и нянька увела мальчика вниз, чтобы утешить его и покормить пудингом. Хелен распорядилась, чтобы Хэррис подал в гостиную легкий завтрак и не принимал никого в течение часа.

— Ну, а теперь рассказывай! — обратилась Джина к Хелен. У герцогини Гертон были большие зеленые глаза и рыжие волосы. Одни считали ее самой красивой женщиной в Лондоне, другие отпускали злые шутки по поводу ее внешности.

— Хелен, дорогая, — продолжала Джина, — ты выглядишь просто потрясающе. Я сегодня уже известила мадам Рок, что заеду к ней, ведь очень многие дамы расхваливали твой наряд, и я захотела сшить себе такой же. Только не злись, он будет из шелка другого цвета.

Хелен улыбнулась.

— Как поживает Макс? — спросила она. Джина поморщила носик.

— Настоящий деспот! Мне порой кажется, что это единственный ребенок в Англии, который не спит по ночам. Сейчас у него режутся зубки, и он так громко кричит, что не дает спать никому в доме. Кэм считает, что я не должна потакать его капризам, но я не переношу крика Макса и всегда спешу в детскую, когда слышу, что он плачет.

— Уильям тоже порой по ночам орет во все горло, — пожаловалась Эсме. — Я, наверное, жестокосердая мать, потому что в таких случаях всегда оставляю его на попечение Айви.

— О, если бы у меня были такие же крепкие нервы, — качая головой, промолвила Джина.

— Ладно, оставим эту тему, — снова заговорила Эсме. — Для нас сейчас куда важнее то, что произошло вчера вечером на балу. А случилось то, что Мейн увел Хелен в комнату для музицирования, но Рис ему помешал соблазнить ее. Он ворвался в помещение и выставил Мейна за дверь. Говорят, что Мейн был чернее тучи и сразу же уехал с бала.

Подруги уставились на Хелен, ожидая, что же она скажет.

— Сегодня утром у меня начались месячные, — выпалила она.

— Какой ужас… — прошептала Эсме, обняв Хелен за плечи.

— Меня это очень огорчило, — сказала Хелен и добавила дрогнувшим голосом: — А вдруг у меня бесплодие?

— Этого не может быть, — успокоила ее Джина. — Я тоже не сразу забеременела, хотя мы активно занимались любовью.

— Ты зря переживаешь, — промолвила Эсме, обращаясь к Хелен. — У тебя все получится, но для этого нужно время. И потом… в следующий раз устрой свидание с Рисом в более укромном месте.

— Я живу лишь одной надеждой — надеждой забеременеть, — призналась Хелен.

— Не понимаю, зачем ты сводишь Хелен с ее мужем? — спросила Джина, обращаясь к Эсме. — Если ты помирилась с Майлзом, это еще не значит, что Хелен тоже должна вернуться к Рису.

— Дело вовсе не в этом, — возразила Эсме. — Если Хелен хочет забеременеть, то, пожалуй, Рис — это лучший кандидат на роль отца будущего ребенка. Если же она окажется в интересном положении благодаря связи с другим мужчиной, то еще неизвестно, как на это отреагирует ее муж.

— Мне это безразлично, — заявила Хелен. — Я уеду в деревню и там буду воспитывать своего ребенка.

— Но я буду скучать без тебя, — призналась Эсме, — а ты будешь скучать без нас вдали от Лондона. Тебе будет не хватать общения и городской суеты.

— Нет, по Лондону я не буду скучать, — возразила Хелен. — Я разделяю мнение Риса о том, что выезды в свет — это пустая трата времени. Я перевезу в деревню свое пианино и буду совершенно счастлива вдали от города.

— Хелен права, — вздохнув, сказала Джина. — Ты скучала в деревне, Эсме, но это еще не значит, что Хелен будет испытывать те же чувства. Что касается меня, то мне нравится жить в поместье на лоне природы.

— Как бы то ни было, — упрямо заметила Эсме, настаивая на своем, — но ребенок должен родиться в законном браке. Так будет лучше для всех.

— С этим я не спорю, — согласилась Джина.

— И еще… хочу признаться вам… — запинаясь, пробормотала Эсме. — Я в отличие от вас вступала во внебрачные связи. Могу только сказать, что после свиданий с любовником чувствуешь себя довольно мерзко.

— Возможно, это и так, — заявила Хелен, — но спать с Рисом мне тоже не доставляет никакого удовольствия.

Джина закусила нижнюю губу.

— Хелен, расскажи нам, пожалуйста, подробно о том, что произошло вчера на балу, — попросила она, но Хелен упорно молчала. Джина принялась уговаривать ее: — Ты должна облегчить душу, поверь мне. Не надо ничего скрывать от нас, иначе мы не сможем дать тебе хороший совет. Ведь мы должны решить сейчас, возвращаться тебе к Рису или искать отца для ребенка на стороне.

— Я могла бы это решить и без ваших советов! — заявила Хелен, но, увидев, что ее подруги обиделись, сдалась и начала рассказывать им подробности своего свидания с Рисом. — Мы с ним совершенно не подходим друг другу. Интимная близость с ним вызывает у меня отвращение, а ему не нравится, что я худая. В течение всей нашей совместной жизни физическая близость причиняла мне острую боль. Когда же она, казалось бы, начала утихать, то вдруг выяснилось, что наш брак трещит по швам.

— Бедняжка… — прошептала Джина, обняв подругу за талию.

— Все это сильно огорчало меня, и я пришла к выводу, что не создана для половой жизни. Но надо сказать, этот факт меня совершенно не расстроил.

— Думаю, что во всем виноват твой муж, неумело действуя в постели, — качая головой, заметила Эсме.

— Я согласна с тобой, — поддержала ее Джина. Хелен пожала плечами.

— Эта тема не стоит того, чтобы мы ее обсуждали, — заявила она.

— Бедняжка, — грустно заметила Джина, но продолжила более бодрым тоном: — Итак, я голосую за графа Мейна. Хелен не должна унижаться и умолять мужа подарить ей ребенка. Не забывайте, что Рис живет с оперной певичкой. Он получил то, что заслуживает. Если Хелен сойдется с ним, она вновь испытает боль и унижение. Ей не следует этого делать!

— Хорошо, мы выслушали тебя, — сказала Эсме. — Но я все же считаю, что Рис, несмотря на все свои недостатки, все-таки лучший вариант для Хелен. Ей будет намного приятнее сознавать, что ее сын — действительно граф Годуин, а не бастард. Давайте заглянем вперед, в будущее. Подумай, Хелен, что почувствует твой сын, если вдруг узнает, что он — незаконнорожденный ребенок графа Мейна, хотя и носит титул графа Годуина?

— Но может быть, у меня родится дочь, — возразила Хелен, но Эсме не слушала ее.

— У меня самой в семье сложная ситуация, — продолжила она. — Уильям унаследовал от Майлза титул лорда Ролингса, хотя на самом деле я уверена, что он — ребенок Себастьяна. Все это очень неприятно, но я-то знаю, что Майлз простил бы меня, приняв в расчет сложившиеся обстоятельства. Теперь же Уильям не может унаследовать титул своего настоящего отца. Одним словом, все так запутано…

— Я и забыла, Эсме, что у тебя в семье возникли проблемы с наследованием, — сказала Джина.

— К счастью, Саймон Дарби, который унаследовал бы титул и состояние Майлза, если бы не было Уильяма, так богат, что и пальцем не пошевелит, чтобы отстоять свои права. Хотя мог бы разразиться скандал, ведь наследники Майлза могли бы попытаться доказать, что Уильям не его сын.

— Майлз был добрым порядочным человеком, — сказала Джина. — И Себастьян такой же. А вот Рис сильно отличается от них. Он, конечно, не разбойник с большой дороги и не убийца, но жестокости ему не занимать. Он очень дурно обошелся с Хелен, выгнав ее, по существу, из дома!

— Послушайте, давайте сменим тему разговора, — вмешалась Хелен. — В том, что произошло десять лет назад, виноваты мы оба.

— Я уже говорила, что мне очень нравится твоя стрижка? — спросила Джина. — А чем ты красишь ресницы? Сажей? Я хорошо разбираюсь в косметических средствах и знаю, что лучше всего использовать краску, изготовленную на основе камеди. Ты можешь купить ее на Хеймаркет.

— Я пользуюсь сурьмой, — сказала Хелен. — Как ты думаешь, это средство хуже камеди?

В этот момент в дверь постучали.

— Час прошел, миледи, — промолвил Хэррис, войдя в комнату. В руках он держал поднос с горой визитных карточек. — За это время к вам в дом явились двадцать четыре визитера. Все они оставили свои карточки. А один гость только что прибыл. Вы соизволите принять его?

— А кто это? — спросила Хелен.

— Граф Мейн.

— Конечно, леди Годуин примет его! — воскликнула Джина, захлопав в ладоши.

— Я считаю, что ты должна продолжить свой флирт с Мей-ном, — быстро заговорила Эсме, когда дверь за Хэррисом закрылась. — Это заставит Риса вступить с ним в соперничество. Вспомни вчерашний вечер!

— А что особенного произошло вчера вечером? — рассеянно спросила Хелен, думая уже о том, не подкрасить ли ей губы более яркой помадой.

Будто прочитав ее мысли, Джина протянула подруге маленькую баночку с помадой.

— Зачем ты красишься? — удивилась Хелен, беря у нее помаду. — Ведь ты же замужем!

— Я могла бы тебе сказать то же самое, — усмехнувшись, промолвила Джина. — Мне никогда даже в голову не приходило изменить Кэму, но это совсем не означает, что я готова предстать в образе живого трупа перед таким восхитительным мужчиной, как Мейн.

— Благодарю вас, миледи, — сказал Мейн, входя в комнату. — Я терпеть не могу живые трупы. — И он отвесил дамам изящный поклон. — Как я рад видеть в одной гостиной сразу трех самых очаровательных женщин Лондона!

Хелен вдруг вспомнила, что еще месяц назад граф не видел в ней ничего очаровательного, тем не менее ей был приятен его комплимент. Когда Мейн смотрел на нее в упор, у Хелен по спине бежали мурашки. Граф был просто обворожителен.

— Если позволите, леди, — обратился он к присутствующим дамам, — я сравню себя с Парисом, а вас с богинями Герой, Афиной и Афродитой. — Он повернулся к Хелен и одарил ее еще более лучезарной улыбкой. — Но я, как Парис, отдал бы золотое яблоко несравненной Афродите, ведь она так долго скрывала свою красоту и только теперь явилась перед нами в полном блеске.

Хелен подняла бровь и хотела было что-то сказать, но Эсме опередила ее.

— Какой вычурный комплимент! — с упреком заметила она. — Тем более что Афродитой всегда называли меня, а не Хелен. Неужели, по вашему мнению, я не дотягиваю до нее и гожусь только на роль Геры?

— У каждой Афродиты свой срок, — подмигнув Эсме, заметил граф, обращаясь к подругам Хелен. — Если вы позволите, я хотел бы поговорить с леди Годуин с глазу на глаз.

— Хорошо, Мейн, мы предоставим вам полную свободу, — сказала Эсме, вставая.

Граф чуть поклонился и перецеловал кончики пальцев Эсме.

— Общение с вами доставило мне истинное удовольствие, леди Боннингтон, — проворковал он.

Эсме рассмеялась.

— До свидания, Хелен. Не переусердствуйте, Мейн. Мою руку вы сможете поцеловать в следующий раз, — с улыбкой сказала Джина, направляясь к двери и увлекая за собой Эсме.

Как только обе дамы вышли из комнаты, Мейн повернулся к леди Годуин. Смутившись и потупив взор, она стала разглядывать свою юбку. Граф без зазрения совести уселся с ней рядом на кушетку и вытянул свои длинные ноги.

— Я рад, что вы целы и невредимы после вчерашнего инцидента, — промолвил он.

Хелен почувствовала, что краснеет, смутившись еще больше.

— Мы с мужем… хорошие друзья, лорд Мейн, —запинаясь, промолвила она. — У нас редко возникают ссоры…

— Это меня радует, — сказал Мейн.

Взяв руку Хелен, граф стал поглаживать ее. Хелен робко посмотрела на него: улыбка его была неотразима. Хелен не привыкла флиртовать и не находила в этом особого удовольствия.

— Вы не хотите больше называть меня Гарретом, как делали это вчера вечером? — мягко спросил он.

Хелен почему-то вдруг подумала, что раскрасневшееся лицо делает ее весьма непривлекательной.

— Прошу прощения за то, что вчера уехала с бала, хотя обещала вам, что мы еще встретимся наедине, — промолвила она.

Мейн вдруг склонил голову и начал целовать подушечки ее пальцев.

— Когда вы уехали, я потерял всякий интерес к происходящему, — промолвил он. — О! Какие у вас тонкие изящные пальцы по сравнению с моими! У вас руки настоящего музыканта.

— Да, — выдавила из себя Хелен, чувствуя, как бешено бьется ее сердце.

Мейн переплел свои пальцы с ее.

— Можно, я поцелую вас? — спросил он.

Хелен растерялась, не зная, что ответить. Мейн принял ее молчание за знак согласия и начал осыпать легкими нежными поцелуями ее губы. Эта ласка была приятна Хелен, и она расслабилась. Разглядывая его большие кисти рук, Хелен невольно подумала, что он мог бы взять ими полторы октавы.

— Вы играете? — спросила она, улучив удобный момент.

— Постоянно, — ответил он, не переставая целовать ее. Хелен вынуждена была признать, что это доставляет ей большое удовольствие, но ответ графа удивил ее. Должно быть, Мейн не понял ее вопрос.

— Я имела в виду, играете ли вы на музыкальных инструментах? — промолвила она.

— Да, играю, — прошептал он, поближе придвинувшись к ней и подняв ее голову за подбородок. — Я поиграю с вами? Можно?

Сердце Хелен готово было выскочить из груди. Она вся затрепетала, понимая, что Мейн делает ей весьма нескромное предложение.

— Сейчас не подходящее время для этого занятия, — прошептала она.

Губы графа снова коснулись ее губ. Хелен на мгновение показалось, что он хочет по-настоящему поцеловать ее, но граф вдруг отстранился от нее.

— Любопытство — мой главный порок, — сказал он. — К числу своих пороков я отношу также постоянно преследующее меня непреодолимое желание играть в открытую со своими партнерами. Скажите честно, почему вы считаете, что сейчас неподходящее время для начала игры? Вы все еще испытываете какие-то чувства к своему вечно лохматому мужу? Или причина вашего отказа еще более эфемерна?

Хелен открыла было рот, чтобы ответить, но Мейн воспользовался этим и неожиданно припал к ее губам в глубоком страстном поцелуе. Хелен обвила руками его шею, не отдавая себе отчета в том, что делает. «Но я же не люблю, когда меня так целуют!» — промелькнуло у нее в голове. К удивлению Хелен, поцелуй Мейна очень понравился ей. Граф был одновременно пылок и вежливо предупредителен.

Хелен с изумлением увидела, что Мейн пожирает ее жадным взглядом. Никогда еще мужчины не смотрели на нее с такой страстью, хотя раньше Хелен замечала, что они кидали подобные взгляды на ее подругу Эсме.

— Я хочу вас, Хелен Годуин, — произнес он дрожащим от волнения голосом.

Хелен бросило в жар.

— Я не могу, — залепетала она. — Я никогда в жизни… — Но тут она взяла себя в руки и твердым голосом продолжала: — Я никогда прежде не делала этого.

Граф нежно погладил ее по щеке.

— Вы так прекрасны, — прошептал он. — Как я мог до вчерашнего вечера не замечать этого? Должно быть, я был слеп и не видел вашу красоту.

— Спасибо, — сказала Хелен, чувствуя себя неловко.

Он снова припал к ее губам, и на этот раз поцелуй понравился Хелен еще больше. Она уже комфортно чувствовала себя в его объятиях, губы сами раскрывались навстречу его языку, а из груди вырывался тихий стон. Когда граф наконец отстранился от нее, Хелен почувствовала, что у нее дрожат руки.

— Надеюсь, в вашей жизни найдется место для меня? — хрипловатым голосом спросил Мейн, едва сдерживая волнение. — Как я был глуп и слеп! Все эти годы я менял женщин как перчатки, Хелен. И когда та или иная дама мне отказывала, я спокойно воспринимал это. Но сейчас я с замиранием сердца жду, что вы мне скажете. И это чистая правда.

Хелен знала, что граф не лукавит.

Глава 15

ХЕЛЕН ПОЧУВСТВОВАЛА СЕБЯ ЖЕЛАННОЙ, И ЭТО ИЗУМИЛО ЕЕ

Сегодняшнее утро было, пожалуй, самым волнующим в жизни Хелен. После отъезда графа Мейна ее сердце продолжало еще долго учащенно биться. Прощаясь с ней, граф поцеловал ее в щеку и прошептал:

— Вы очаровательны!

Хелен глуповато улыбнулась в ответ на этот комплимент. Вообще-то она чувствовала себя неловко в присутствии Мейна. Еще никто и никогда не называл ее очаровательной. Мейн не хотел уезжать, но стал прощаться после того, как дворецкий сообщил, что в библиотеке толпятся пятнадцать дам, желающих видеть леди Годуин. Он с такой явной неохотой вышел из комнаты, что окружающим было нетрудно догадаться, почему у Хелен раскраснелось лицо и участилось дыхание.

У Хелен кружилась голова. Она почувствовала свою власть над графом Мейном и теперь вела себя более уверенно.

Они зашли в библиотеку, где Хелен ждали гостьи. Граф Мейн поцеловал ручку леди Уинифред и сделал комплимент миссис Гоуэр, но Хелен не обратила на это внимания, потому что знала, что сердце графа все равно принадлежит ей.

Вскоре граф покинул ее дом, а Хелен с улыбкой уверенной в себе женщины приветствовала своих гостей.

— Как я рада вас видеть, леди Гамильтон! — воскликнула она. — Ваш бал удался на славу!

— И все это благодаря вам, — весело сказала леди Гамильтон, — ведь вы стали сенсацией моего бала и придали ему особый блеск. Я приехала, чтобы поблагодарить вас, моя дорогая…

Все утро Хелен принимала череду гостей, обмениваясь с ними любезностями. Даже язвительное замечание миссис Остерли, назвавшей графа Мейна повесой, не испортило приподнятого настроения Хелен. Она прекрасно знала, что миссис Остерли как-то посчастливилось снискать благосклонность графа на один вечер. И она должна была бы радоваться этому, а не сетовать на его непостоянство.

— Я считаю его приятным собеседником, — сказала Хелен, — не более того.

— А как же ваш муж? — ехидно спросила миссис Остерли. — Вы тоже находите его приятным собеседником? Знаете, дорогая, я просто оцепенела, когда прошлым вечером увидела лорда Годуина в бальном зале. Я даже спросила Патрицию, приглашала ли она его. Мне кажется, это был странный поступок с ее стороны.

— Я не испытываю никакой неловкости в присутствии Риса, — осторожно сказала Хелен.

— Еще бы! — воскликнула миссис Остерли и звонко рассмеялась.

Но смех застыл у нее на губах, потому что в этот момент неожиданно дверь распахнулась и в комнату размашистой походкой вошел Рис.

Не обращая внимания на гостей, он направился прямо к Хелен. Рис никогда не отличался хорошими манерами. Хелен невольно сравнила его бесцеремонное поведение с изысканной учтивостью графа Мейна.

— Доброе утро, Рис, — поздоровалась Хелен, протянув мужу руку для поцелуя.

Она вдруг вспомнила, какие у него мускулистые ноги, и чуть было не рассмеялась. Это открытие Хелен сделала сегодня ночью.

— Хелен, — промолвил Рис, — я должен…

Но тут он, видимо, заметил, что на него с любопытством смотрят гости жены, и осекся.

— Не могли бы мы поговорить с глазу на глаз? — быстро спросил он.

— К сожалению, ты выбрал неподходящий момент для разговора, — с улыбкой сказала Хелен. — Пришли мне записку с просьбой о встрече, и мы обговорим время, которое устроило бы нас обоих. Скажем… на следующей неделе? Ты согласен?

Рис нахмурился, явно думая, что Хелен ведет себя так, как вышедшая из повиновения служанка.

Он отказывался понимать ее. Рис недавно сделал неприятное для себя открытие, что Хелен больше не была той истеричной и легкоранимой девушкой, на которой он когда-то женился. Прежнюю Хелен легко было вывести из себя и заставить расплакаться, теперь же все было по-другому. За прошедшие несколько лет его жена неожиданно превратилась в уверенную, сдержанную женщину, знающую себе цену.

— Мне хотелось бы поговорить с тобой прямо сейчас, — бесцеремонно заявил Рис. Он повернулся к дамам и нетерпеливо посмотрел на них.

Гостьи весело щебетали друг с другом, с любопытством поглядывая на супругов и явно ожидая скандала. Однако тяжелый взгляд Риса заставил их замолчать. Первой не выдержала леди Гамильтон. Поставив свою чашечку на стол, она встала с места и быстро попрощалась с Хелен, ее примеру последовали и другие дамы. Их бегство походило на панику стайки цыплят, напуганных внезапно разразившейся грозой.

— Ну наконец-то! — с довольным видом сказал Рис, когда дверь комнаты закрылась за последней гостьей, и уселся на удобную кушетку.

Взглянув на столик, он заметил чашку с чаем, к которой, похоже, так никто и не притронулся. Не задумываясь, он выпил ее.

— Ты ведешь себя отвратительно, — заметила Хелен. — Если ты хочешь чаю, я налью тебе его в чистую чашку.

— Я ненавижу чай, — буркнул Рис и внимательно посмотрел на жену.

По ее голосу он сразу же понял, что она вовсе не сердится на него, скорее, делает вид, что сердита. Рис удивился. Возможно, вчерашнее соитие в комнате для музицирования сыграло свою положительную роль и настроило Хелен на добродушный лад. Рис не отказался бы провести еще несколько подобных сеансов, которые, как оказывается, способствуют установлению мира и спокойствия в семье. Рис заметил, что Хелен снова надела платье, похожее на тот наряд, в котором она была вчера на балу. Сквозь тонкую ткань он видел очертания ее бедер. Рис сразу же пришел в возбуждение.

— Зачем ты явился сюда, Рис? — спросила Хелен.

— Я приехал, чтобы забрать тебя домой, — без обиняков ответил он.

И не дожидаясь, что скажет Хелен, Рис принялся уплетать лежавшие на тарелке сандвичи с огурцом, потому что встал сегодня в пять часов утра, чтобы поработать над «этой проклятой оркестровкой». Он был явно голоден, несмотря на то что съел на завтрак омлет.

В комнате установилась тишина. Хелен опешила.

— Ты шутишь? — наконец спросила она.

— Нет, я действительно хочу, чтобы ты вернулась ко мне, Хелен. Ведь ты же моя жена. Скажи прислуге, что скоро я пришлю лакеев за твоими вещами.

— Да ты спятил, Рис!

— Вовсе нет. Если я не ошибаюсь, мы с тобой решили завести наследника. А это не простое дело, оно требует времени и усилий. В этой ситуации тебе просто необходимо вернуться ко мне. Мы должны жить под одной крышей.

Хелен покачала головой:

— Я не перееду в твой дом, даже если ты дашь мне миллион фунтов! Неужели ты всерьез думаешь, что я соглашусь жить вместе с тобой?

— Я достаточно хорошо знаю тебя, Хелен. Ты готова на все ради ребенка. А для малыша все-таки будет лучше, если он родится в полноценной семье, к тому же рядом с ним всегда будет не только мать, но и отец.

Рис убедился, что Дарби был совершенно прав. По выражению глаз Хелен Рис видел, что попал в точку. Ради блага будущего ребенка она была готова на любые жертвы, но тем не менее Хелен все еще не желала сдаваться.

— И все же я не понимаю, зачем нам с тобой жить под одной крышей? — упрямо спросила она.

— Потому что это будет мой ребенок!

— Нет, он будет прежде всего моим! — отрезала Хелен. Рис тяжело вздохнул.

— Быть может, я действительно негодяй, — промолвил он, — но я старею, Хелен. С каждым годом я ощущаю все большую ответственность за судьбу своего рода.

— Я уже слышала от тебя нечто подобное! — насмешливо воскликнула она и вдруг заговорила о том, чего Рис больше всего опасался. — А ты готов завести такие порядки в доме, которые полностью устраивали бы меня? Или ты хочешь, чтобы я вновь принесла себя в жертву твоим прихотям?

В ее словах таилась ирония. У Риса внезапно заурчало в желудке, он потянулся за чьим-то недоеденным бутербродом, лежавшим на тарелке.

— Не ешь это! — в ужасе закричала Хелен. — Этот бутерброд ела леди Слэддингтон, а у нее очень плохие зубы.

Рис пожал плечами.

— Ты думаешь, это заразно? — спросил он, однако послушно вернул бутерброд на тарелку.

— Ты не ответил на мои вопросы, — напомнила Хелен.

— Лина все еще живет в моем доме, — промолвил он. Рис и не предполагал, что ему будет так трудно вести разговор на эту тему. Взяв себя в руки, он посмотрел Хелен прямо в глаза. — Я приказал Лику приготовить для тебя спальню… просторную комнату… ту, которая находится рядом с детской…

— Ты, должно быть, смеешься надо мной? — возразила она, буквально шокированная таким нелепым предложением.

— Ну что ты так себя ведешь, — начал юлить Рис. — Ты же хотела ребенка, Хелен, не так ли?

Она засмеялась:

— Но не такой ценой…

— Я тоже хочу наследника, — продолжал он, не давая ей договорить. — Да, я не задумывался об этом до тех пор, пока ты не подняла вопрос о ребенке, но теперь осознал, что наши желания совпадают. Том, похоже, не собирается заводить семью. Я убедился, что он никчемный бестолковый человек, не проявляющий никакого интереса к женщинам. Если никто из нас не обзаведется потомством, то, как ты знаешь, наш титул и состояние перейдут к короне. Мой отец был единственным ребенком в семействе. Думаю, у меня нет многочисленных алчных кузенов, которые с нетерпением ждут, когда же в «Тайме» появится мой некролог.

— А почему тебя так волнует то, к кому перейдет твой титул? — спросила Хелен. — Прежде тебя никогда не волновали ни честь семьи, ни вопросы наследства. Признаюсь, сейчас мне смешно слушать тебя.

— Представь себе, я изменился! — торжественно заявил Рис. Взяв машинально с тарелки недоеденный бутерброд, он быстро запихнул его в рот.

«Кому какое дело до того, что у меня выпадут все зубы? Жену, во всяком случае, это не должно волновать».

— Все это прекрасно, — с досадой сказала Хелен, — но я не понимаю, почему в моей комнате должна жить какая-то шлюха! И ты предлагаешь мне поселиться в комнате няньки? Что за абсурд!

— Ты хочешь ребенка, — терпеливо начал объяснять Рис, глядя прямо в глаза Хелен так, как будто пытался загипнотизировать ее. — И ты изменила прическу, одежду, стиль поведения только ради этого, не так ли?

— Да, — согласилась Хелен, но тут же с усмешкой добавила: — Хотя эти перемены сами по себе очень приятны.

— Они помогли тебе вскружить голову Мейну, я полагаю…

— Вот именно, — подтвердила Хелен, с удовлетворением заметив, что мысль о сопернике злит ее мужа. Эсме утверждала, что Рис страшно ревнив, однако Хелен не верила этому. Сейчас ей было чертовски приятно дразнить его и выводить из себя флиртом с красавцем графом. — Мейн нанес мне сегодня визит и изо всех сил старался соблазнить меня.

— Если ты родишь ребенка от Мейна, — небрежным тоном сказал Рис, — я превращу жизнь твоего отпрыска в кошмар. Естественно, я разведусь с тобой. А ты знаешь, что твое приданое достанется мне, поскольку причиной развода будет твоя супружеская неверность? Сумеешь ли ты вырастить ребенка в нищете, Хелен?

У нее упало сердце, но она все же взяла себя в руки.

— Я буду жить вместе с матерью, как жила до этого, — заявила она.

— Ты жила на щедрое пособие, которое я тебе выплачивал, — возразил Рис. — После развода ты вынуждена будешь поселиться в деревне, как этого требуют правила приличия. Боюсь, у твоей матери нет усадьбы, она владеет лишь городским домом. Ну что ж, я сниму для тебя небольшой домик где-нибудь в сельской глуши. Твой ребенок будет ходить в приходскую школу, если таковая найдется в той местности, к тому же… если ее разрешат посещать незаконнорожденному. Хотя… вряд ли его допустят до занятий, скорее всего он превратится в изгоя, всеми презираемое существо. А если у тебя родится дочь, Хелен? Ты подумала о том, что с ней дальше будет? И сможет ли она вообще выйти замуж?

Хелен слушала его, сжав зубы.

— Думаю, ее жизнь будет похожа на твою, Хелен, — продолжал Рис, не испытывая ни капли жалости к жене. — Она состарится, живя под крылышком своей матери, то есть под твоим крылышком. Вы с ней будете прозябать в нищете. У вас не будет денег, ведь после смерти твоей матери все ее состояние перейдет к кузену твоего отца. — Рис понимал, что говорит жестокие вещи, но ничего не мог поделать с собой. Он хотел во что бы то ни стало убедить Хелен в своей правоте. И для этого у него имелся еще один веский довод. — И не думай, что Мейн получит от парламента разрешение жениться на тебе, даже если он будет поддерживать тебя во время бракоразводного процесса. Граф, возможно, и богат, но он переспал почти со всеми женами тех, кто заседает в палате лордов. Поверь мне, эти люди с нетерпением ждут, когда же появится такой отчаянный рогоносец, который застрелит на дуэли Мейна. Они заранее готовы закрыть глаза на нарушение закона и оправдать смельчака.

— Почему ты такой жестокий, Рис? — произнесла Хелен, едва шевеля побледневшими губами.

— Потому что я хочу, чтобы ты вернулась ко мне, — холодно сказал он. — Ты моя жена!

— Но я же не твоя собственность?

— Ты — моя жена, — повторил он. — Все очень просто. Ты сама должна решить, действительно ли ты так сильно хочешь ребенка, что согласна мириться со мной. Мы своими руками разрушили наш брак, но, мне кажется, мы могли бы попытаться жить вместе ради достижения общей цели.

— Ты хочешь, чтобы я была несчастной? — упавшим голосом спросила Хелен. — Ты, наверное, спятил, Рис. Только сумасшедший мог придумать такой план. Если я соглашусь на твои условия, то навеки погублю свою репутацию!

Ее последние слова привели Риса в негодование.

— Для тебя, как всегда, самым важным является твое доброе имя! — вскричал он. — Для тебя главное — репутация, а не ребенок! Но позволь тебе напомнить, Хелен, что ты погубишь ее и в том случае, если родишь от Мейна! Все общество отвернется от вас. Твои бывшие знакомые будут относиться к вам так, как ястребы к разрезвившимся мышам.

Хелен поникла и теперь сидела, ссутулившись. При взгляде на нее комок подкатил к голу Риса. Он почувствовал себя охотником, ранившим парящую в небе гордую птицу. Собираясь уходить, Рис встал, но не смог заставить себя покинуть гостиную. Хелен была похожа на взъерошенного воробья. Ее короткие волосы напоминали перышки.

— Эти напыщенные речи все равно ничего не объясняют, — промолвила она, взглянув на него. — Я так и не поняла, почему ты хочешь, чтобы я жила в твоем доме бок о бок с этой женщиной. Если ты действительно мечтаешь о наследнике, выстави ее за дверь.

— Нет, я не могу этого сделать, — заявил Рис.

Он знал, что ведет себя словно упрямый осел, но ему было безразлично, что подумает о нем Хелен.

— Ты, вероятно, хочешь заставить меня жить в этой обители порока из пустого каприза? Или по причине собственной извращенности? Да ты настоящий дьявол, Рис!

— Мой дом не имеет ничего общего с обителью порока, — возразил он, хотя в душе у него шевельнулось чувство вины перед Хелен. — Кстати, вчера приехал Том. Теперь у нас будет свой священник.

— К тебе приехал брат? — удивилась Хелен. — И что же он думает о порядках, царящих в твоем доме? Интересно, ты рассказал ему о своем плане, с которым только что познакомил меня?

Рис криво усмехнулся:

— Том одержим какой-то странной идеей, а во всех моих проступках обвиняет нашего отца. Он в принципе не возражает против того, чтобы Лина жила у нас в доме, но говорит, что ты ко мне ни за что не вернешься.

— И он совершенно прав!

— Но я сказал ему, что он просто не знает, как отчаянно ты хочешь ребенка, — продолжал Рис, не сводя глаз с Хелен. Ей казалось, что его пронзительный взгляд проникает ей прямо в душу. — Это ведь правда, Хелен?

— Ты с ума сошел! У тебя всегда были причуды, но сейчас ты просто спятил и несешь полный бред. Я очень рада, что мне вчера не удалось зачать от тебя ребенка, потому что я не хочу, чтобы мой малыш оказался слабоумным в своего папочку.

— Так ты не забеременела? — спросил Рис. — Ты уверена в этом?

— Да, — бросив на мужа сердитый взгляд, ответила Хелен.

Оправившись от шока, она пришла сначала в ярость, а потом в отчаяние, но постепенно здравый смысл возобладал над эмоциями. Она поняла, что Рис блефовал, стремясь всеми силами добиться своего. Жестокость не была свойственна ему, и Хелен знала это.

Видя, что Хелен хочет уйти, Рис взял ее за руку.

— На что ты готова пойти, чтобы иметь ребенка, Хелен? — спросил он.

— На многое. Даже на то, чтобы у него были твои черты лица, — холодно ответила она. — Впрочем, я не исключаю, что рожу от кого-нибудь другого.

— Ты хочешь обречь своего будущего ребенка на позор? Люди будут называть его бастардом. Если это будет девочка, то она возненавидит тебя. Ведь твоя незаконнорожденная дочь сможет выйти замуж разве что за местного пастуха. Давай смотреть правде в глаза, Хелен. Если мы с тобой будем жить в смежных комнатах, это не доставит нам особой радости. Или ты хочешь, чтобы я имел возможность входить в твою спальню в любое время дня и ночи и ложиться в твою постель?

— Конечно, нет! — в ярости воскликнула Хелен.

— Вот и я так думаю. Комната на третьем этаже просторнее, чем бывшая спальня моей матери. Ты сможешь поставить там пианино и играть, когда тебе захочется.

— Дело не в комнате! Я не желаю жить под одной крышей со шлюхой. Надеюсь, это тебе ясно?

— Ну хорошо, — промолвил Рис. — Я предлагаю компромисс. Ты будешь жить в моем доме до тех пор, пока не забеременеешь. Чтобы избежать скандала, ты можешь скрывать тот факт, что вернулась ко мне. А потом ты сама решишь, где будешь растить ребенка. Можешь здесь, в доме своей матери, а можешь и где-то в другом месте. Я просто не желаю больше гоняться за тобой, ездить по балам и снимать штаны в публичных местах.

— В таком случае зачем мне жить у тебя? Ты мог бы время от времени приезжать ко мне.

— Я не собираюсь тратить время впустую, бегая по балам и наведываясь в дом тещи в поисках собственной жены. Мне надо работать, Хелен!

— Я тоже не трачу время даром, разъезжая по балам, — возразила Хелен. — Ты прекрасно знаешь, что большую часть дня я провожу здесь, за фортепиано. Ты вполне мог бы приезжать ко мне сюда, Рис.

— Я видел в газете объявление, что в продажу поступили новые ноты, в частности «Переложение фортепианных сонат Бетховена для исполнения в четыре руки», выполненное неким мистером Х.Г., — внезапно вспомнил Рис. — Это то, над чем ты работала прошлым летом?

Она кивнула.

— А сейчас я сочиняю вальс, — сообщила она, тяжело вздохнув. — Давай прекратим этот бесполезный разговор. Я должна еще…

— Ты нужна мне, Хелен, — внезапно произнес он.

— Что?! — изумленно воскликнула она.

— Мне нужна твоя помощь, — с трудом выговорил Рис вымученным тоном, ведь он никогда никого не просил о помощи с одиннадцатилетнего возраста. — Театр уже включил в репертуар следующего сезона мою новую оперу, а она все еще не готова. Я написал пару арий. Довольно приличных, надо сказать… Одним словом, я должен спешить. Мне следовало бы сейчас сидеть за фортепиано и работать, а не болтать с тобой.

— Ты переживаешь муки творчества? Это не похоже на тебя, — заметила она. — Я думала, что ты выплескиваешь из себя всю эту комическую дребедень без всяких усилий, как кухарка помои.

Желваки заходили на скулах Риса.

— Поверь, Хелен, то, что я сейчас пишу, намного хуже помоев, — признался он.

Их взгляды встретились. Хелен вдруг заметила в глазах мужа не только упрямство и злость, а еще что-то такое… Может быть, мольбу? Хелен нахмурилась.

— Тебе нужна моя помощь? Но как я могу помочь тебе?

— Думаю, что мы могли бы заключить сделку. С годами ты превратилась в прекрасного талантливого музыканта, а я растратил свой дар, если он у меня вообще был когда-нибудь. — Рис говорил медленно, взвешивая каждое слово. — Если бы ты помогла мне превратить партитуру во что-нибудь более или менее приемлемое, я был бы очень признателен.

Хелен сразу же поняла, в чем должна была выразиться его признательность, и почувствовала, что краснеет.

— Это… это… — пролепетала она. — Это абсолютно невозможно!

Рис отвернулся и пригладил ладонью волосы.

— Ну хорошо, — пробормотал он.

Хелен насторожилась. Поведение мужа показалось ей подозрительным. Почему он так быстро сдался? Она подумала, что ему вовсе не нужна была ее помощь. Вряд ли он и вправду считал, что она более талантливый композитор, чем он.

— Я могу выполнить твою просьбу и приезжать к тебе сюда, как ты этого хочешь, но только после того, как состоится премьера моей новой оперы. Это произойдет месяцев через девять, не раньше. Ты же знаешь, что постановка на сцене и репетиции требуют много времени, — устало сказал Рис. — А сейчас ты не можешь хотя бы изредка заглядывать ко мне?

— Нет, не могу. — Рис посмотрел в окно. — Я как выжатый лимон, Хелен. Я бьюсь над этими чертовыми мелодиями, а у меня ничего не выходит. Вчера вечером я потерял много времени из-за бала в доме леди Гамильтон. Это для меня непозволительная роскошь.

— Какую партию она будет исполнять? — вдруг резко спросила Хелен, догадавшись наконец-то, почему Рис не дает отставку своей любовнице.

Рис с виноватым видом посмотрел на жену.

— Главную.

— Значит, эта девица нужна тебе для того, чтобы воспроизводить различные партии из твоей оперы?

— Да…

— И для других целей тоже… — промолвила она, и ее голос невольно дрогнул.

В глазах Риса снова вспыхнул веселый огонек.

— Но ты же не собираешься каждую ночь развлекаться со мной в постели, Хелен? — насмешливо спросил он.

— Конечно же, нет!

Вся эта ситуация была полным безумием, но Хелен не могла ждать девять месяцев. Она и без того долго медлила и колебалась, прежде чем приступить к решительным действиям. Во всей этой абсурдной ситуации Хелен льстило то, что Рис просил ее о помощи. Она поняла, что мужу нравилась ее музыка. Наверное, он считал ее одаренной.

— Хорошо, — наконец сказала она, — я буду жить в твоем доме в течение месяца. Но только не ставь мне никаких условий!

— Правда?! — радостно воскликнул Рис.

Только сейчас он понял, как сильно хотел, чтобы Хелен согласилась вернуться к нему.

— Условия буду ставить я, — продолжала Хелен. — Ты не переступишь порог спальни этой женщины до тех пор, пока я буду жить в твоем доме, иначе я уйду, Рис. Надеюсь, ты все понял? Я не хочу, чтобы ты прыгал из одной постели в другую. Пусть эта женщина остается и поет тебе, но не более того.

Рис посмотрел на нее с таким видом, что у Хелен упало сердце. Ей вдруг показалось, что он сейчас же откажется от ее предложения. Комок уже подкатывал к горлу, но Рис как-то неожиданно легко согласился на условия жены.

— Хорошо, — сказал он, — не вижу в этом никаких проблем.

— И никто не должен знать о том, что я вернулась к тебе, — добавила Хелен. — Своей прислуге я скажу, что уехала за город. Надеюсь, леди и джентльмены из высшего общества не наносят тебе визиты?

— Никто из них никогда не заглядывает ко мне. Но ты вынуждена будешь превратиться в настоящую отшельницу, Хелен. И потом, мои слуги могут проговориться…

— У тебя все еще служит Лик? Рис кивнул.

— Лик никогда не болтает лишнего, — подумав, сказала Хелен. — Уволь тех, кто, по твоему мнению, не умеет держать язык за зубами.

Рис пожал плечами.

— У меня сейчас в доме мало слуг, — сказал он. — Роузи, племянница Лика, пара лакеев и повариха.

— Не понимаю, как ты можешь жить в таком свинарнике, — ужаснулась Хелен.

— Я сообщу Лику, что ты переедешь ко мне сегодня вечером, — сказал Рис, стараясь скрыть свое торжество.

— Нет, я перееду через пару дней. А что ты скажешь своей певичке?

— То же самое, что и тебе. — Открыв дверь, Рис приказал дворецкому подать его пальто и вдруг сказал жене: — Кстати, ее зовут Лина Маккенна.

— И как же мисс Маккенна отнеслась к твоему плану? — поинтересовалась Хелен, ошеломленная тем, что с полным спокойствием задает подобные вопросы.

Рис пожал плечами.

— Да она говорила что-то о том, что вы теперь будете вместе рассматривать журналы мод, — ответил он и вышел из комнаты.

Оцепенев, Хелен молча посмотрела ему вслед.

Глава 16

О ТОМ, ЧТО СВОЙСТВЕННО ЖЕНСКОМУ ПОЛУ

— Чем бы ты хотела заняться сегодня утром? — спросил Том Мэгги после завтрака, когда они уже встали из-за стола.

Ему показалось, что девочка почти ничего не ела, хотя Том и не мог с уверенностью сказать, сколько должны есть дети в ее возрасте. Он ругал себя за то, что не спросил у миссис Фишпоул, когда у Мэгги день рождения. Он точно не знал, сколько ей лет. Чтобы выяснить все эти вопросы, ему необходимо было снова сходить на постоялый двор.

Мэгги посмотрела на Тома, но ничего не ответила.

— Может быть, ты хочешь принять ванну? — спросил Том.

Девочка упорно молчала. Тома начало раздражать ее поведение, однако он взял себя в руки. Разве можно сердиться на невинную сироту?

— Скажи, чем ты хочешь заняться сегодня? — повторил он, стараясь говорить громче.

Они поднимались по лестнице. Мэгги явно проигнорировала его. Девочка поглаживала ладонью перила так нежно, словно это был котенок, и Том понял, что ему необходима женская помощь.

Он остановился.

— Подожди меня здесь, — велел он и начал быстро спускаться вниз.

Мэгги села на мраморную ступеньку лестницы.

Том испытывал досаду. Он года два мечтал об этой поездке в Лондон, представляя себе, как переступит порог дома Риса и… и поговорит с ним. Правда, что именно он скажет брату, Том не знал. Может быть, он признается, что сильно скучал по нему? Впрочем, нет. Такие эмоции свойственны только женщинам, мужчины же должны скрывать свои чувства. Во всяком случае, так всегда говорил их отец. Его колкости и едкие замечания до сих пор звучали в ушах Тома. Он и не сомневался, что Рис тоже постоянно вспоминает их. Нет, Том не мог сказать старшему брату о том, что скучал по нему, хотел по душам поговорить с ним и стать ему близким другом. Том знал, что у Риса был один единственный друг — Саймон Дарби. Их отношения начались давно, еще в то время, когда Рис убежал из дома и несколько дней жил у Дарби.

Том тяжело вздохнул.

— Лик! — крикнул он.

— Я здесь, сэр, — сразу же отозвался дворецкий, выходя из кухни, где он мыл посуду. В руках Лик держал полотенце. — Я собираюсь сходить в контору по найму прислуги, сэр, — сказал дворецкий. — Нам нужны горничные.

— Вы совершенно правы, — согласился Том, вспомнив, что по углам его комнаты висела паутина, а мебель вся была покрыта пылью.

— Если бы я знал, что вы приедете, сэр, — сказал Лик, как будто прочитав его мысли, — я приготовил бы вашу комнату.

— Не беспокойтесь об этом. Кстати, а где ваша племянница? Ведь она, насколько я понимаю, сейчас единственная служанка в этом доме. Я хочу, чтобы она присмотрела за ребенком.

— К сожалению, она сбежала сегодня утром, — сообщил Лик. — Роузи вернулась к своей матери. Но я уверен, что моя сестра вернет ее назад, устроив хорошую трепку. А пока в доме нет ни одной женщины, кроме поварихи. Но она, как вы понимаете, не станет нянчиться с ребенком. Наша повариха находится в доме на особом положении. Она гордится собой, и у нее есть на то все основания, ведь она когда-то готовила самому принцу Уэльскому. Лорд Годуин платит ей сто гиней в год, чтобы только удержать у себя.

— О Боже… — пробормотал Том.

Он сам получал сто гиней в год, служа приходским священником, а многие его прихожане не смогли бы скопить такую сумму и за всю свою жизнь.

Повернувшись, Том снова направился к лестнице, на которой он оставил Мэгги. Он знал, что повариха не была единственной женщиной в доме, ведь здесь еще жила Лина. Только слепой мог не заметить ее присутствия. Миновав сидевшую на ступеньках девочку, Том пошел дальше. Мэгги тут же встала. Не говоря ни слова, она последовала за ним, словно любопытный котенок. Поднявшись на второй этаж, Том постучал в дверь. Ему сразу открыли.

— О, это опять вы, преподобный? — с надменной улыбкой промолвила Лина.

Высокомерная вавилонская блудница могла бы с таким гонором встретить и епископа.

Том затрепетал, почувствовав, как его все больше охватывает плотское возбуждение. Теперь он не удивлялся тому, что его брат бросил жену и поселил Лину в спальню, смежную со своей собственной. Том вынужден был признать, что на месте Риса, вероятно, сделал бы то же самое. Эта мысль потрясла его. Пытаясь обуздать свои эмоции, он подумал, что Лина, в конце концов, была достойной жалости падшей женщиной. А сейчас ей явно требовалась помощь и поддержка. Том же, словно мужлан, чувствовал только похоть.

Лина уже успела переодеться. Теперь на ней был плотно облегавший фигуру костюм из зеленого бархата. При взгляде на нее у любого мужчины зачесались бы руки от желания прикоснуться к ее великолепным пышным формам. На голове Лины красовалась шляпка, подобранная в тон, а из-под нее выбивались блестящие каштановые локоны. Лина походила на очаровательного озорного лесного эльфа.

— Вижу, вам очень понравился мой костюм для прогулок, — заметила она, когда молчание оторопевшего Тома начало тяготить ее.

— Да, вы просто восхитительны, — смущенно промолвил Том. Мэгги подошла к Лине и прикоснулась грязным пальчиком к белоснежному кружевному манжету, выглядывавшему из длинного рукава зеленого костюма. — Я пришел, чтобы попросить вас об одной услуге.

Лина подняла бровь.

— В таком случае входите, — пригласила она. — В этих туфлях, черт бы их побрал, очень неудобно стоять. Да и вообще стоять не свойственно моему полу.

Последние слова Лины удивили Тома. Он попытался понять, что же она имела в виду. Почему женскому полу не свойственно стоять? Или это был шутливый намек на эрекцию у мужчин? Нет, этого не могло быть. Скорее всего слова Лины были как-то связаны с неудобной обувью, которую она сегодня надела.

Следуя по пятам за Линой, Мэгги продолжала водить пальчиком по ее рукаву.

— Это полушерстяная ткань с начесом, — сообщила Лина девочке. — Она очень приятна на ощупь, правда? Можешь дотрагиваться до меня, сколько хочешь, только не испачкай мне одежду.

— Могу я позаимствовать у вас на время горничную? — спросил Том, переступив порог спальни. — Не беспокойтесь, это ненадолго. Лик скоро наймет няню для Мэгги.

— У меня нет горничной, — сказала Лина, присаживаясь в кресло.

— Как это… нет? — изумился Том, ведь у его матери всегда были две горничные.

— Первое время у меня была здесь служанка, но потом я решила, что прекрасно обойдусь и без нее. Она слишком неодобрительно относилась к тому, что я живу в этом доме. — Лина поморщилась, но глаза лучились весельем. В них не было и тени грусти. — В конце концов, откуда я приехала, там все одеваются самостоятельно.

— А откуда вы приехали? — поинтересовался Том.

— Издалека, — грустно ответила Лина. — Давайте перейдем к делу, мистер Холланд. Чем я могу быть вам полезна?

— Надо искупать Мэгги. Мне кажется, она будет чувствовать себя неловко, если это сделаю я.

— Вы правы, — согласилась Лина и окинула взглядом девочку. — Я помогу ей принять ванну.

Том осмотрелся вокруг. Комната совсем не походила на ту спальню, которую он помнил. Задрапированная розовым шелком, она была теперь похожа на внутреннюю часть морской раковины. Ее трудно было принять за будуар куртизанки, хотя, впрочем, Том плохо представлял себе, как должно было выглядеть такое помещение. Во всяком случае, он заметил, что в спальне Лины отсутствовали изображения обнаженных античных богов и другие характерные приметы жриц любви, находящихся на содержании у богатых аристократов.

«Черт бы побрал этого Риса», — сердито подумал Том.

Лина встала. Расстегнув свой пиджак, она сняла его и бросила на кровать. На ней была блузка из тонкого муслина, особо подчеркивавшая ее высокую пышную грудь и тонкую талию. У Тома перехватило дыхание. Он впервые в жизни видел такую великолепную женскую фигуру.

В своем приходе Том обходил женщин стороной и не вступал в половые связи. Нельзя сказать, что у него отсутствовало желание, хотя отец нередко называл его «тряпкой». Сан священника Том принял по сложившейся традиции, в соответствии с которой младший сын графа обычно становился служителем церкви и к нему переходило состояние матери. Том сторонился незамужних женщин. Он считал, что имеет право общаться только с той из них, на которой решит жениться. Он питал глубокое уважение к супружеским клятвам и обетам, данным им при рукоположении в сан. Именно это и не позволяло ему флиртовать с женщинами. «Я совсем не похож на своих сверстников», — грустно думал он, но продолжал вести себя как монах.

И вот теперь Лина подняла в его душе целую бурю чувств. Наклонившись, она заглянула в ушко Мэгги, а он не мог отвести глаз от ее пышной груди.

— Я, пожалуй, пойду, — пробормотал он, переминаясь с ноги на ногу. Одного взгляда на Тома было достаточно, чтобы понять, как он реагирует на присутствие Лины. Такая опытная женщина, как она, наверное, давно раскусила его. — Я прикажу лакею принести ванну и горячую воду.

Том взялся за ручку двери, но не смог сдвинуться с места.

А Лине все-таки удалось уговорить Мэгги снять грязный передник, да и то только после того, как она дала подержать девочке свою шляпку из зеленой шерсти с ворсом. Мэгги с наслаждением гладила мягкую ткань и терлась о нее щекой, прикрыв глаза от блаженства. Лина, казалось, не имела ничего против такого обращения с предметом ее туалета. Взяв расческу, она с решительным видом принялась приводить в порядок спутанные волосы девочки, не умолкая при этом ни на минуту. Лина так и сыпала прибаутками, шутила и болтала с Мэгги, не обращая внимания на то, что девочка упорно молчит.

По ее акценту Том догадался, откуда она была родом. Дом певчей птички Риса действительно находился далеко отсюда, в Шотландии. Взяв это на заметку, Том вышел из спальни и приказал дворецкому принести в комнату Лины ванну и горячую воду.

То, что произошло сегодня в элегантной гостиной матери Хелен, было похоже на военный совет. Впрочем, Хелен сравнивала свою встречу с подругами с Венским конгрессом, а Рис чем-то напомнил ей Наполеона. О, если бы его можно было сослать на отдаленный остров, например, Эльбу!

Этим утром Хелен думала о том, что, в конце концов, она не обязана обо всем рассказывать своей матери. Да и вообще она еще могла отказаться от предложения Риса.

Но тут в гостиную ворвалась Эсме. Одетая в платье из итальянского крепа, она выглядела очень элегантно. Подол ее наряда украшала вышивка с изображением морских раковин. К тому же с сумочки тоже свешивались ракушки.

— Дорогая моя, я заехала к тебе на минутку! — воскликнула она с порога. — Мне доставили твою записку с просьбой приехать, когда я уже собиралась уходить. Я спешу к мадам Рок, с которой уже договорилась о встрече. Дело в том, что мне совершенно нечего надеть! А мадам Рок дамы просто засыпали заказами. И все это благодаря тому фурору, который ты произвела в обществе! Впрочем, я и не сомневалась в том, что тебя ждет успех. Многие лондонские дамы теперь надеются, что туалет, сшитый у мадам Рок, привлечет к ним внимание графа Мейна.

— Ты очень мило одета, — заметила Хелен.

— Я должна произвести впечатление на мадам Рок, — объяснила Эсме. — Если я оденусь попроще, то, боюсь, она возьмется за выполнение других заказов, отложив мой в долгий ящик.

В этот момент в комнату быстрым шагом вошла Джина. У нее был далеко не такой элегантный вид, как у Эсме. Волосы Джины выбились из прически, на плечах болталась померанская мантилья, которая больше подходила к бальному платью, нежели к костюму для прогулок.

— Я явилась на твой зов! — сообщила она Хелен, упав в кресло. — Да, теперь я понимаю, что тем, кто имеет детей, трудно наносить утренние визиты.

Хелен налила Джине чашку чая.

— Прошу прощение за то, что так внезапно сорвала вас с места, — извиняющимся тоном сказала она.

— Ничего страшного, — успокоила ее Эсме. — г Рассказывай, что стряслось.

— Вчера утром, как только вы уехали, ко мне явился Рис. Он распугал всех визитеров и заявил мне, что хочет, чтобы я к нему вернулась.

— Вот как? — удивленно промолвила Эсме.

— Да, он хочет, чтобы я переехала в его дом, — продолжала Хелен, не решаясь рассказать подругам все до конца.

— О Боже! — ахнула Джина. — Что произошло с этим повесой?

— Должно быть, с годами он поумнел, — предположила Эсме, — и стал ценить такие понятия, как стабильность и респектабельность.

— Нет, дело не в этом, — возразила Хелен.

— Тогда в чем же? — спросила Эсме, подняв бровь. — Хочу заверить тебя, что реакция Майлза была такой же. Когда я попросила его стать отцом моего ребенка, он сказал, что переедет ко мне и расстанется с леди Чайлд. Так он и сделал. Однако нам не довелось насладиться совместной жизнью.

— Я уже не раз говорила, что Майлз и Рис не похожи друг на друга, — промолвила Хелен, нервно вращая чашку на блюдечке и стараясь не смотреть на подругу.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Джина. — Я не вижу особых различий между реакцией Риса и Майлза.

Хелен тяжело вздохнула.

— Да, Рис действительно хочет, чтобы я вернулась к нему, — сказала она, посмотрев прямо в глаза Джине и Эсме. — Но при этом он настаивает, чтобы и его любовница, Лина Маккенна, осталась в доме. Это его условие.

Хелен решила скрыть от подруг то, что Рис предлагал ей подождать девять месяцев. Она знала, что они начнут уговаривать ее повременить с переездом, но Хелен не хотела откладывать рождение ребенка на столь долгий срок.

После ее слов в комнате на мгновение установилась мертвая тишина, а потом поднялся страшный гвалт. Хелен подумала, что если Хэррис находится где-нибудь поблизости от гостиной, то у него наверняка случится сердечный приступ от истошных воплей ее подруг. Всегда спокойная, Джина пришла в настоящую ярость. Ее лицо покрылось красными пятнами, она начала заикаться так, что сначала не могла произнести ничего вразумительного.

Эсме, напротив, выглядела собранной. Ее глаза грозно поблескивали. У нее было такое мрачное выражение лица, что Хелен на мгновение испугалась. Она представила, как черные локоны ее подруги превращаются в извивающихся змей, а сама она преображается в ужасную Медузу Горгону.

— Распутный злодей! — процедила Эсме сквозь зубы. — Как он вообще посмел сделать тебе столь отвратительное предложение? Как у него язык повернулся в присутствии своей жены — леди! — заговорить о любовнице?

— Тем не менее он это сделал, — спокойно промолвила Хелен. Ее уже ничто не могло удивить в поведении мужа. — Это очень похоже на Риса.

— Это уму непостижимо! — вскричала Джина.

Но тут Эсме бросила на Хелен подозрительный взгляд.

— И что ты ему ответила, Хелен?

— Не задавай дурацких вопросов! — возмущенно воскликнула Джина. — Конечно же, Хелен отказала!

Размешав сахар в чае серебряной ложечкой, Хелен отложила ее в сторону.

— Это не совсем так, — сказала она.

— Но ведь ты же не можешь при данных обстоятельствах переехать в дом мужа? — с угрозой в голосе предположила Эсме. — Я этого не допущу!

— Твоя забота трогает меня до слез, — промолвила Хелен. — Но не забывай, что я — взрослая женщина.

— Нет, ты не посмеешь вернуться к нему! — задыхаясь от возмущения, воскликнула Джина. — Ты навеки погубишь свою репутацию! Не говоря уже о том, что сама эта идея просто отвратительна!

— Тем не менее я приняла предложение мужа. Правда, выдвинув некоторые условия, — спокойно сказала Хелен.

— Какие именно? — мрачно спросила Эсме.

— Я сказала, что вернусь к нему только на месяц, и потребовала, чтобы никто не знал об этом.

— Тебе вряд ли удастся скрыть свое присутствие в доме Риса, — заявила Эсме. — Рано или поздно все выйдет наружу.

— В доме Риса мало слуг, к нему редко заглядывают гости. Я приеду к нему в наемном экипаже и буду жить как затворница.

— Это ничего не меняет, — сказала Джина. — Ты можешь прятаться на чердаке, если тебе угодно, Хелен, но как ты сможешь жить под одной крышей с этой… этой потаскушкой!

— Она вовсе не такая отвратительная, как вам кажется. Я видела эту мисс Маккенну, если вы помните. Она довольно молодая. Мне все-таки кажется, что эта девушка была просто оперной певицей и не занималась ничем предосудительным до тех пор, пока Рис не совратил ее. Думаю, она еще не успела закоренеть в своих пороках.

— И все же короткая встреча с этой женщиной повергла тебя в ужас и заставила бежать в деревню, — напомнила Эсме. — А теперь ты согласна жить с ней под одной крышей? Ты готова терпеть присутствие любовницы своего мужа? Да ты с ума сошла, Хелен!

— Возможно, ты и права. Мне иногда самой кажется, что я лишилась рассудка, — промолвила Хелен и закусила губу. Помолчав, она продолжила: — Я очень хочу ребенка. И я рожу его любой ценой! Любой!

— Но то, что предлагает твой муж, возмутительно! — воскликнула Джина.

— Да, я понимаю, что это ужасное предложение. Никто, кроме вас, не узнает об этом. Но я не могу взять в толк, как потом объясню людям свое деликатное положение.

— Ты правильно поступила, что рассказала нам обо всем, — заявила Эсме. — В прошлом я сама не раз попадала в трудные ситуации из-за своего неуемного характера.

— Но такая ситуация тебе, наверное, и не снилась, — заметила Хелен.

— Да, это уж точно, — согласилась Эсме и окинула подругу удивленным взглядом. — А ты сильно изменилась, Хелен! Я хорошо помню, как сурово ты осуждала мои проделки. По твоему отношению ко мне я могла составить представление о том, что думает о моих проказах свет. Но теперь…

Хелен улыбнулась.

— Быть может, я все это делаю ради нашей дружбы, — с лукавым видом заметила она. — После моих бесшабашных поступков ты больше не будешь чувствовать себя рядом со мной нечестивой и грешной.

— Вы обе отошли от главной темы разговора, ради которого мы и собрались здесь, — вмешалась Джина. — Как ты собираешься избавиться от нее, Хелен?

— О чем ты, Джина?

— Я имею в виду потаскуху. Как ты собираешься избавиться от нее?

— А зачем мне это надо? — пожав плечами, спросила Хелен. — Я заставила Риса пообещать мне, что он не будет спать с ней, пока…

— О Боже! — воскликнула Джина. — Я даже слышать не хочу об этом!

— Прошу прощения, — спокойно сказала Хелен. — Я уже давно привыкла к мысли о том, что у моего мужа есть любовница и она живет в моей комнате. Кстати, сейчас эта женщина, наверное, сидит за моим туалетным столиком.

— Джина права, — поддержала подругу Эсме. — Ты должна избавиться от шлюхи, Хелен. Это единственный способ спасти твою репутацию. Как только она покинет ваш дом, ты сможешь открыто заявить, что вернулась к мужу. Но даже в этом случае тебе не избежать сплетен, хотя свет, как мне кажется, одобрит ваше примирение.

— И как же, по вашему мнению, я должна поступить с любовницей Риса?

— Может быть, она и сама уедет, если встретится с тобой, — с надеждой в голосе сказала Джина.

— Ерунда, просто так она не уедет, — заявила Эсме. — Ты должна хорошо заплатить ей, Хелен. Сколько времени она уже живет в доме Риса?

Хелен поставила свою чашку на стол.

— Два года и три месяца, — ответила она.

— О! — воскликнула Эсме, пораженная точностью Хелен. — Я советую тебе сделать ей выгодное предложение. Дай ей денег и попроси убраться из дома.

— Думаю, что я могла бы это сделать, — задумчиво промолвила Хелен, покусывая нижнюю губу. — Рис платит мне неплохое пособие. Знаешь, мне будет приятно дать ей именно его деньги.

— И она непременно примет их, — заверила ее Джина. — Ни одна женщина, находящаяся в здравом уме, не станет жить с Рисом, если у нее есть возможность обеспечить себя. — Джина вдруг осеклась, поняв, что сказала лишнее. — Хелен, прости меня за бестактность.

— Но ведь ты сказала чистую правду! — с улыбкой промолвила Хелен.

— Если ты дашь ей приличную сумму, — снова заговорила Джина, — она наверняка вернется в свою деревню, из которой приехала в Лондон, и больше никогда не покажется вам на глаза.

— Это было бы хорошо, — промолвила Хелен. — Очень хорошо. Я попробую сделать ей такое предложение.

Эсме передернуло от отвращения.

— Не представляю, как ты будешь жить в доме Риса, — засомневалась она. — Мне кажется, я бы просто умерла в такой атмосфере, хотя меня нельзя назвать чувствительной особой.

— Я уверена, что выдержу, — промолвила Хелен решительно. — И вернусь сюда только тогда, когда забеременею. Меня ничто не остановит.

Эсме покачала головой:

— Не устаю поражаться, Хелен, тем переменам, которые произошли с тобой! Я чувствую себя персонажем из одной пьесы Шекспира, той, в которой Ткач появляется из леса с головой осла вместо своей. И мне хочется воскликнуть: «О, Хелен, как ты изменилась!» Ей-богу, ты очень преобразилась.

Хелен улыбнулась.

— Тебе повезло, что мы давние подруги, — сказала она. — Ведь я могу и обидеться на тебя за то, ты сравниваешь меня с каким-то Ткачом.

— А ослиная голова у тебя, как видно, не вызывает возражений! — смеясь, воскликнула Эсме.

И Хелен швырнула в нее подушечку с дивана.

Глава 17

БЕДА НЕ ХОДИТ ОДНА

Несмотря на то что нерадивая племянница дворецкого вернулась в дом и стала присматривать за Мэгги, к вечеру следующего дня Том осознал, в каком сложном положении он оказался. Девочка согласилась поселиться в детской только после того, как Лина пообещала подарить ей свою шляпку из шерсти с ворсом.

— Малышка просто влюбилась в мою шляпку, — сказала Лина Тому, — и я ее хорошо понимаю. Я прекрасно помню ту радость, которую ощутила, когда впервые почувствовала прикосновение к этой мягкой ворсистой ткани.

Ее улыбка обожгла Тома как огнем. Его снова охватило возбуждение. И он понял, что пропал.

Рис появился только к ужину и коротко сообщил, что Хелен вернется домой через три-четыре дня. Быстро поев, он ушел в гостиную, откуда снова стали доноситься нестройные звуки фортепьяно.

Том и Лина остались одни в столовой. Впервые за минувшие шесть лет Том находился наедине с женщиной. В последний раз это было в ту ночь, когда он расстался с Бетси Проуд. Оторвав взгляд от заварного пирожного с миндалем, Том увидел, что Лина в упор смотрит на него. Ее карие глаза завораживали его. Он не переставал удивляться, какой разной она была. Временами Лина казалась ему маленькой милой певчей птичкой. А порой она представлялась Тому юркой малиновкой с алой грудкой, с беззаботным кокетством чистящей свои перышки.

— Что заставило вас стать священником? — спросила она мелодичным голосом, похожим на перезвон колокольчиков.

Том поймал себя на мысли, что хочет услышать, как этот голос будет называть его по имени в постели.

— Я никогда не сомневался в том, кем буду, — сказал он. — Род моих занятий был предопределен с самого рождения. По установившейся традиции младший сын дворянина обычно становится служителем церкви.

— Получается, что этот род занятий выбрали не вы сами?

— Я не знаю, чем бы я занимался, если бы сам выбирал свою дорогу в жизни, — задумчиво промолвил Том. — Но это вовсе не означает, что сейчас я несчастен.

Лина поморщилась.

— Я вам не верю! Вы живете в старом доме приходского священника, где дует из всех щелей, — сказала она.

— Да, там гуляет сквозняк, но…

— А весной протекает крыша, — продолжала Лина.

— Бывает…

— В доме слишком много комнат. Пожалуй, одна бедная служанка не в силах содержать их все в чистоте. У вас постоянно мерзнут руки, потому что не хватает денег купить достаточное количество угля, чтобы протопить дом.

— Нет, вы ошибаетесь. Все не так уж плохо, — возразил Том, пораженный ее словами.

Лина усмехнулась.

— Вы когда-нибудь слышали анекдот о приходском священнике, который случайно забрел в публичный дом, преподобный? — спросила она.

— Мне бы не хотелось, чтобы вы при обращении ко мне использовали мой священнический титул.

— Прошу прощения, мистер Холланд. Итак, вы слышали анекдот про заблудившегося священника?

— Нет, — спокойным тоном ответил Том. — А вы думаете, он мне понравится?

Лина внимательно посмотрела на сидящего напротив нее человека. Он был похож на молодого Риса. Том был покладистым и не обладал острым языком, как его старший брат. Но у обоих были взъерошенные волосы и широкие плечи.

— Вы не любите анекдоты? — с невинным видом спросила Лина.

Взяв с тарелки кусочек персика, она медленно положила его в рот.

Как завороженный, Том следил за ее движениями. Общение с братом Риса очень забавляло Л ину.

— Я люблю анекдоты, — промолвил Том, выбирая яблоко среди лежавших в вазе фруктов, — но те, которые вы хотите рассказать, я почему-то уверен, мне не понравятся.

— Интересно, какие анекдоты вы имеете в виду? — вызывающим тоном спросила Лина.

— Я подозреваю, что вы хотите поведать мне историю, которая не предназначена для ушей священника, — ответил он. — Я знаю парочку подобных анекдотов и не нахожу их смешными. В них мужчины сравниваются с парусниками, а их детородный орган — с главной мачтой. Меня эта тема не интересует.

Лина звонко расхохоталась.

— Честно говоря, я не знаю анекдотов на корабельную тему, мистер Холланд.

— Но ваши истории, мисс Маккенна, несомненно, того же уровня.

Лина положила в рот виноградину.

— Мою душу уже не спасешь, преподобный. Во всяком случае, так говорят, — промолвила она. — Поэтому приберегите нравоучения для вашей паствы. Почему бы вам здесь, в Лондоне, не расширить свой опыт и не приобрести познания в том, что вы считаете пороком?

Том почувствовал, как на него накатывает волна ярости. Лина была так красива, остроумна, очаровательна… Как посмел его брат поселить ее в своем доме и превратить в наложницу?

— Я вижу, вы хотите, чтобы я исповедалась вам, — как будто прочитав его мысли, промолвила Лина. — Но я не буду этого делать. Хочу только сказать, что вам не следует во всем обвинять вашего брата, преподобный. Не он совратил меня. Я лишилась девственности еще до встречи с ним, в моей родной деревне. — В ее глазах зажглись озорные огоньки. — Есть люди, которым безразлично, осуждает их общество или нет. Надеюсь, вы встречали таких? Я слушала наставления мамы, но сама не могла представить, что когда-нибудь выйду замуж за одного из деревенских парней. И я не понимала, почему должна хранить свою девственность, если мне хочется переспать с Хью Сазерлендом. Поэтому я переспала с ним, а потом отказалась выйти за него замуж и уехала из деревни. И знаете, преподобный, у меня нет никакого желания возвращаться на родину. Я не вписываюсь в рамки той жизни.

— Думаю, теперь вам не следует возвращаться домой, — сказал Том, чувствуя, как у него сжимается сердце от сострадания к Лине, которая только притворялась веселой и беззаботной. — У вас есть все шансы стать проституткой. Ваша матушка не переживет, если узнает об этом.

Лина на мгновение оцепенела.

— Именно так меня можно назвать, Иоанн? — вдруг спросила она.

— Я вижу, вы хорошо знаете трагедию Шекспира «Отелло». Но почему вы называете меня Иоанном? — раздраженно спросил Том, чувствуя, что теряет контроль над собой.

Осушив бокал, он налил себе еще вина.

— Но вы ведь Иоанн Креститель, не так ли?

При свете зажженных свечей ее шея отливала молочной белизной. Взгляд Тома невольно скользнул по ней вниз и остановился на ложбинке пышной груди, белоснежные полукружия которой выступали из низкого ворота домашнего платья, сшитого из золотистой ткани.

— Мне кажется, Мэгги была права, когда назвала меня вавилонской блудницей, — хрипловатым голосом промолвила Лина. — Возможно, я смогу стать вашим искушением. Если я не ошибаюсь, именно Иоанна искушали в пустыне?

— Нет, его не искушали в пустыне. И я думаю, что вам это хорошо известно, если учесть те поразительные познания в библейской истории, которые вы уже успели продемонстрировать.

— Да, но Иоанн просто жил в пустыне в течение нескольких лет. А как долго вы уже служите священником, Иоанн?

Том посмотрел на свою собеседницу. Их взгляды встретились. Карие глаза Лины лукаво поблескивали, но в их глубине таилось выражение обиды. Ее задело за живое то, что Том пророчил ей судьбу проститутки.

— Мне не следовало обзывать вас бранным словом, — сказал он. — Но мне хотелось побольнее уколоть вас, чтобы заставить задуматься о своем будущем. Простите.

— Что вы знаете обо мне? Устроиться в Лондоне самой, без посторонней помощи, было очень трудно, — небрежным тоном сказала она, срезая ножичком кожуру с яблока. — В моей жизни даже был один момент, когда я всерьез задумалась над тем, что лучше: прозябать в бедности или погибнуть во грехе? И все же я выбрала бедность, преподобный. Вы можете не верить мне, но я поселилась в этом доме, потому что влюбилась в вашего брата. Во всяком случае, тогда мне так казалось.

Лина усмехнулась. Она как будто иронизировала над собой.

— Я уверен, что он тоже не равнодушен к вам, — промолвил Том, ругая про себя Риса на чем свет стоит.

— О нет! Он никогда не испытывал ко мне никаких чувств, — возразила Лина. Судя по ее тону, она не хотела, чтобы ее жалели. — Просто одно время он был в восторге от моего голоса.

— Простите… — пробормотал Том. Лина пожала плечами.

— Он добр ко мне, — сказала она. — Ваш брат — истинный джентльмен, хотя большинство аристократов считают его выродком. За последние два года он не раз уже пожалел о том, что поселил меня у себя дома. Но он не выставляет меня за дверь, потому что пытается вести себя порядочно и благородно по отношению ко мне. И вместе с тем Рис мечтает о том дне, когда я уйду от него. Он хочет быть честным сам с собой и не желает жить с нелюбимой женщиной.

— А вы сами-то хотите уйти от него? — спросил Том.

Одна свеча в канделябре догорела и погасла. Теперь лицо Лины находилось в полутени. Ее глаза блеснули так, будто на них набежали слезы, но Том убедил себя, что ему это только показалось. Ему было больно от мысли, что его бездушный брат разбил сердце этой милой девушки.

— Думаю, что скоро я вернусь на сцену, — промолвила она. — И я рада этому.

— Но скажите, вам действительно нравится Лондон? Он не разочаровал вас?

— Разочаровал, — ответила Лина. — Как и многое другое в жизни. Аразве вы никогда не испытывали разочарования, Иоанн?

— Бывало.

— А меня это чувство постоянно преследует, — вздохнув, призналась Лина. — И главным моим разочарованием был ваш брат.

— О, как жаль… — пробормотал Том, пытаясь скрыть свою радость.

Недостатки брата играли ему на руку в борьбе за сердце Лины. Теперь он был доволен, что Рис — далеко не ангел. Лина встала из-за стола.

— Исповедь утомила меня, Иоанн, — заявила она. — Мне пора отдохнуть.

Том тоже поднялся со своего места и подошел к Лине, собираясь проводить ее до двери. Когда она уже взялась за ручку, он вдруг остановил ее, тронув за локоть.

— Прошу вас, не называйте меня Иоанном…

Она взглянула на него, и он заметил, что в ее глазах не осталось и следа от грусти. Том решил, что, должно быть, ее слезы ему привиделись. Встав на цыпочки, Лина вдруг поцеловала Тома в губы. Он оцепенел.

— Никогда больше не делайте этого, — выдавил он из себя, пораженный тем, как хрипло звучит его голос.

Казалось, Лина не придала никакого значения своему поступку. Для нее все это было игрой.

— Чего я не должна делать? — с легкомысленным видом спросила она. — Искушать священника? Вы считаете это преступлением? Не волнуйтесь, я никогда не смогу ввести вас в грех, мистер Холланд. Из того, что рассказывал мне о вас Рис несколько лет назад, когда мы еще имели обыкновение разговаривать друг с другом, я сделала вывод, что вы всегда были образцом добродетели.

Том напрягся. На его скулах даже заходили желваки.

— Вы были всегда настоящим христианином, — продолжала она, — добрым, умеющим прощать. Я уверена, что Мэгги — не единственная сирота, которую вы спасли. Судя по рассказам вашего брата, вы никогда не совершали никаких проступков. Это так?

И она одарила Тома обольстительной улыбкой. Том никогда в жизни не встречал подобных женщин. Лина очаровала его.

Не отдавая себе отчета в том, что делает, он вдруг заключил ее в свои объятия. Его сердце бешено колотилось, кровь стучала в висках, заглушая все другие звуки, доносившиеся из внешнего мира. Том видел перед собой лишь одно — соблазнительные чувственные губы Лины.

И он припал к ним в страстном поцелуе. В этот момент он был похож на утопающего, которого только жаркий поцелуй мог спасти от верной гибели. Том крепко прижал к себе ее гибкое податливое тело с шелковистой кожей. Он так хотел слиться воедино с ее мягкой, нежной плотью! Лина не сопротивлялась. Более того, она доверчиво прильнула к нему, обвив руками его шею и отвечая на поцелуй. Через несколько мгновений она высунула свой язычок, и Том с глухим стоном впустил его в свой рот.

Из груди Лины вырвался звук, скорее похожий на хрип, нежели на смех. И это вернуло Тома к действительности. Он выпустил ее из объятий и хотел извиниться за свое поведение, но Лина опередила его.

— Означает ли это, что Иоанн Креститель поддался искушению? — удивленным тоном спросила она:

Ее вопрос повис в воздухе. В комнате установилась напряженная тишина. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Лина все еще ощущала на губах вкус его поцелуя. Ее взгляд затуманился от пережитого наслаждения. Взяв себя в руки, она повернулась и вышла из комнаты.

Глава 18

ТАНЕЦ В ПУСТЫНЕ

Два дня спустя Том пришел к заключению, что его действительно можно было уподобить Иоанну Крестителю. А Лина, пожалуй, превосходно играла роль Саломеи! Куда бы он ни посмотрел, она всегда была перед ним и кружилась в танце, как Саломея перед царем. У Тома возникло такое чувство, что он вот-вот увидит свою отрубленную голову на блюде в ее руках.

Когда же она выходила из комнаты, перед его мысленным взором еще долго мелькала ее роскошная фигура. А когда Лина наклонялась к Мэгги, он не мог отвести взгляд от ложбинки между полукружиями ее пышной груди. У него часто перехватывало дыхание. Она улыбалась, сидя напротив него за столом, а Тому с неистовой силой хотелось осыпать поцелуями ее лицо и шею.

Однажды Лина вдруг весело сказала, что когда-то училась танцевать восточные танцы. Том испытал непреодолимое желание сжать ее в объятиях и запечатать рот поцелуем.

Чтобы избежать соблазна и немного прийти в себя, он поднимался в свою комнату и молился. Сначала он молил Бога направить его на путь истинный, а затем стал просить всевышнего даровать ему самообладание. Сейчас Тому, как никогда, нужна была помощь.

Однажды вечером Рис сообщил, что начнет репетировать с Линой одну из арий новой оперы. Том направился за ними в гостиную, хотя понимал, что ему было бы лучше сейчас принять холодный душ. Когда Лина начала петь, Том затрепетал от восторга. Ее чистый звонкий голос заполнял всю комнату.

— Это просто невероятно, — прошептал он сидевшему рядом с ним Рису.

Услышав его слова, Рис нахмурился.

— Лина! — остановил он певицу. — Ты не попадаешь в такт! Постарайся петь так, как это написано. Это четверть и восьмая, а не две четвертные ноты!

Лина кивнула и как бы невзначай взглянула на Тома. Тот глубоко вздохнул. На мгновение ему показалось, что ее грудь сейчас выскочит из корсажа платья. Том даже едва не рванулся с места, чтобы прикрыть ее, защитить ее красоту… Но от кого? От родного брата?

Вдруг Тома захлестнула волна ненависти. Это чувство досталось ему в наследство от отца и пришло из глубины прошлого. Старый граф постоянно старался поссорить своих сыновей. Своими колкостями и издевками он науськивал их друг на друга с малолетства. Почему он так делал? Этого никто не знал.

Теперь, по прошествии пяти лет после смерти отца, Тому казалось, что он просто боялся их. Старый граф опасался, что его сыновья объединятся и поднимут против него мятеж. Хотя они никогда не пытались бунтовать. Послушные, словно охотничьи собаки, они на примере своей жизни доказали, что их отец был прав, предсказывая им судьбу.

Граф утверждал, что Том слишком похож на тряпку, поэтому никогда и не женится. По его словам, младший сын закончит свои дни в маленьком приходе, поскольку ему не хватит воли и сил добиться высокого положения в церковной иерархии. Отец почти был уверен, что Том вряд ли получит под свое начало приличный приход. И это было чистой правдой. Том действительно не умел льстить, давать взятки нужным людям, интриговать и предпринимать другие шаги, необходимые для того, чтобы продвинуться по службе. Тот факт, что он любил свой маленький приход и своих прихожан, не имел для его отца никакого значения.

— Ты, конечно же, женишься на одной из чопорных богомолок, которые все свое свободное время проводят в церкви, — сказал отец в тот день, когда Том принял сан священника. — Слава Богу, что в жилах моего старшего сына течет горячая кровь.

Всякий раз, когда Рис прерывал Лину громким окриком, у Тома сжималось сердце. Выслушав его, она делала глубокий вдох и снова начинала петь.

По мнению Тома, Рис все-таки превратился в настоящего мерзавца. Именно это и предсказывал отец. Его брат стал человеком, способным совратить девушку, сделать ее своей наложницей, выгнать из дома жену, а потом заставить ее вернуться к нему.

Лина десять раз повторила одну и ту же музыкальную фразу. Теперь пение давалось ей не с такой легкостью, как в начале репетиции. Между ее бровями залегла складка. Лина больше не бросала лукавых взглядов на Тома. Она явно устала.

— Черт побери! — взревел Рис. — Ты слушаешь, что я тебе говорю, или нет? Загляни в ноты. Эта трель начинается с ми-бемоль, а не с соль! Я не могу день и ночь репетировать с тобой и разучивать каждую арию, нота за нотой!

Лина бросила на него сердитый взгляд, и у нее задрожали губы. Том порывался вскочить и обнять ее, но сдерживал себя. В конце концов, Лина была любовницей Риса и не нуждалась в защите Тома.

Но вот Лина, потеряв самообладание, плеснула в братьев вино из своего бокала. Повернувшись, она быстро вышла из комнаты.

— О Господи… — простонал Рис, потрясая в воздухе нотами. Он не обратил никакого внимания на красные пятна, появившиеся на его белой рубашке от вина.

Том вытер ладонью лицо, на которое тоже упали кроваво-красные брызги.

— Ты слишком грубо обходишься с Линой, — упрекнул он старшего брата. — К чему такая жестокость?

— Не вмешивайся не в свое дело! Ты ничего не понимаешь! — закричал Рис.

— Я слышу, что Лина обладает ангельским голосом, — заявил Том. — А ты постоянно кричишь на нее. Не понимаю, почему она все это терпит?

— Она вынуждена мириться с таким обращением. Ведь я готовлю ее к исполнению главной партии, — сказал Рис, бросив ноты на табурет. — У Лины великолепный голос, но ей не хватает настойчивости и воли, чтобы стать великой певицей. Если я не буду подстегивать ее, она перестанет работать над собой. Ты же видел, как она репетирует. Она даже не заглядывает в ноты. Я просто вынужден постоянно останавливать ее!

— Ты заставил ее сто раз повторить одно и то же место, — возмутился Том.

— Ей нужно было самой не спать, а как следует поработать над фразой, которая у нее не получалась, но она не желает трудиться в поте лица. — Рис вытер со лба капли вина. — Ты, вероятно, считаешь меня настоящим злодеем, Том, хотя я просто стараюсь как можно лучше выполнить свою работу.

— Но я не понимаю, зачем ты при этом грубо кричишь на Лину?

— Я обещал, что она будет исполнять ведущую партию в моей новой опере, но она не заслуживает такой чести. Лина не желает работать! Я делаю все, чтобы подстегнуть ее и заставить разучить партию. Если мне удастся заставить ее трудиться, если она не разочарует руководство оперного театра и все же с успехом споет в моей новой опере, в чем я сильно сомневаюсь, то ее ждут новые роли и ведущие партии в других спектаклях. А это значит, что я со спокойной совестью смогу сбыть ее с рук.

— О! — вырвалось у Тома.

— Ты видишь мир в черно-белых красках, — продолжал Рис, запрокинув голову на спинку дивана и глядя в потолок. — Если я кричу на Лину, значит, по-твоему, я злодей?

— А кто же ты на самом деле? — с вызовом спросил Том. — Ты всегда ощущал себя негодяем. Или тебя сделал таким отец своими наставлениями?

— Конечно! Давай теперь будем обвинять во всем отца! — раздраженно воскликнул Рис и замолчал, со скучающим видом разглядывая потолок.

Через некоторое время он повернул голову и взглянул на брата.

— Скажи честно, зачем ты приехал в Лондон? Тебе надоело быть благочестивым священником? Или ты явился в обитель порока, чтобы пощекотать себе нервы?

— Нет! — ответил Том, ужаснувшись, что Рис, возможно, отчасти прав.

Рис снова сосредоточил все свое внимание на потолке.

— Хочу, чтобы ты знал: да, Лина похожа на маленькую потаскушку, но она таковой не является, как ни странно.

— Ты мог бы не предупреждать меня. Я бы никогда в жизни не стал обращаться с ней как с потаскухой, — горячо заявил Том, вдруг вспомнив с тоской, как он крепко обнял и поцеловал Лину.

— Речь не об этом, — устало сказал Рис. — Впрочем, хватит на сегодня разговоров. Мне хотелось бы немного вздремнуть. Я собираюсь работать всю ночь.

Встав с дивана, он направился к двери.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь? — спросил Том. Рис остановился.

— Я был бы признателен тебе, если бы ты завтра чем-нибудь занял Лину, — бросил он через плечо. — Она постоянно пристает ко мне с просьбами вывезти ее куда-нибудь. Лине хочется, чтобы я повсюду сопровождал ее.

Когда Рис ушел, Том глубоко задумался. Он сидел на диване и рассеянно разглядывал валявшиеся у его ног листы бумаги с набросками. Он понимал, что не сможет устоять перед искушением и скоро сдастся и молитвы ему не помогут. Столкнувшись лицом к лицу с живой и чувственной женщиной, Том сейчас не мог думать о Всевышнем.

Поднявшись на второй этаж, он направился по коридору к своей спальне. Но тут дверь комнаты, в которой жила Лина, резко распахнулась. Выбежав в коридор, Лина налетела на Тома. Тот оцепенел, чувствуя, что у него перехватило дыхание. Прикосновение прекрасного благоухающего тела Лины обожгло его как огнем.

— О Господи! — воскликнула она, отпрянув от него. — Как вы меня испугали!

Том смотрел на нее с таким вожделением, что она сразу же догадалась, о чем он думает, и ее щеки порозовели.

— Лина, — с придыханием промолвил Том, не в силах совладать с собой, — если вы не хотите, чтобы я поцеловал вас, то вам лучше вернуться в комнату.

Лина провела пальчиком по его щеке.

— В таком случае… поцелуйте меня, — проворковала она. Однако остатки здравомыслия помешали Тому отважиться на этот шаг.

— Том… — прошептала Лина, призывно глядя на него. Наконец-то она назвала его по имени. Это привело Тома в восторг. Обращения «Иоанн Креститель», «преподобный», как и «мистер Холланд», вовсе не нравились ему.

Охваченный страстью, он жадно припал к губам Лины в жарком поцелуе. Пыл, с которым Лина прильнула к нему, обвив шею руками, еще больше распалил его. Теперь Том понимал, что союз женщины и мужчины является истинным блаженством на этой земле. О, с какой неистовой радостью он прижал бы к себе обнаженное тело Лины! Но Том не позволял себе даже думать об этом…

Поцелуй — это было единственное, на что он мог решиться. Но это был вовсе не робкий поцелуй застенчивого священника, покровителя бедняков и спасителя бездомных животных. Ласка Тома была дерзкой и неистовой. Так мог вести себя распутник, похотливый самец или солдат, насилующий женщин захваченного города. Он терзал рот Лины с беспощадностью варвара или охваченного страстью мужчины, который сначала овладевает женщиной, а потом только задает вопросы.

И все же Том контролировал себя, несмотря на захлестнувшую его волну сильных эмоций. Он не давал воли рукам, но движения его языка красноречивее слов говорили о том, чего на самом деле ему хотелось.

Казалось, этот поцелуй будет длиться вечно. Том не желал его прерывать. Он страшно не хотел уходить в свою комнату. В его душе сейчас боролись варвар и священник. Первый самозабвенно целовал свою королеву, а второй старался держать переполнявшие его чувства в узде.

Лина запустила пальцы в его кудрявые волосы и застонала. Том испугался, что утратит контроль над собой.

— Лина… — прошептал он, прерывая поцелуй.

Она не открывала глаз. Тому во что бы то ни стало хотелось увидеть выражение томления и страсти в ее взгляде, и он поцеловал ее веки.

— Преподобный… — еле слышно прошептала она.

У Тома упало сердце. Она опять назвала его преподобным…

— Меня зовут Том! — резко одернул он ее.

Если бы прихожане в эту секунду видели своего священника, они бы упали в обморок.

— А если я снова назову вас Томом, вы будете целовать меня всю ночь? — спросила Лина, открывая глаза.

Он застыл на месте. Все чувства, которые он сейчас испытывал, отражались на его лице. Лина без труда читала их.

— Я не могу переспать с вами, — твердо сказал он. — И дело вовсе не в том, что вы любовница моего брата…

— Ваш брат уже несколько месяцев не переступал порог моей спальни, — промолвила она, погладив его по щеке. Ее прикосновения жгли ему кожу. — Да и до этого он не часто баловал меня своим вниманием.

— Повторяю, дело не в этом, — сказал Том. — Я не могу переспать с вами, потому что…

Он запнулся.

Лина видела, что ему с трудом дается каждое слово.

— Я не хочу иметь внебрачную близость с кем бы то ни было, — выдавил он из себя.

«О Боже, — подумал Том, — неужели Саломея была столь же прекрасна?»

— А разве поцелуи — это не близость? — спросила она, стараясь заглянуть ему в душу. Лина положила ладони ему на грудь.

— Я согласен, что поступаю неразумно, — сказал он и смущенно попросил: — Не дотрагивайтесь до меня, Лина, пожалуйста…

Она тут же опустила руки, хотя в ее взгляде не было и тени раскаяния. Том кивнул и быстро зашагал по коридору, но Лина не слышала, как он прошептал себе под нос: «Спаси меня, Боже!»

Глава 19

ВСЕ ДОМОЧАДЦЫ В СБОРЕ

Хелен подъехала к особняку мужа в наемном экипаже. На этот раз она приказала Сондерс толкнуть незапертую дверь, зная, что стучать в нее бесполезно.

Служанка была в шоке, когда Хелен сообщила ей о том, что намеревается вернуться к мужу. Тем не менее она последовала за своей госпожой.

Когда они оказались в просторном вестибюле, Хелен с опаской осмотрелась вокруг, как будто боялась, что из-за ближайшего угла навстречу им выпрыгнет черт.

— А где дворецкий? — спросила она таким тихим голосом, словно они приехали на прием во дворец самого регента.

Скинув плащ, Хелен поискала глазами место, где бы она могла положить его, не испачкав пылью.

— Не понимаю! — промолвила она. — Лик всегда был очень аккуратным человеком, но ему, конечно же, сложно содержать в порядке дом без прислуги.

Сондерс с брезгливостью окинула взглядом пыльные столики и поверхности зеркал.

— Хэррис смог бы содержать этот дом в чистоте, — поморщившись, заявила она, — даже если бы наводил ее своими руками, ползая на коленях.

— Не беспокойся. Мы уберем как следует мою комнату, — сказала Хелен, направляясь к парадной лестнице.

Когда они оказались на площадке второго этажа, Сондерс остановилась и вопросительно взглянула на свою госпожу, ожидая дальнейших распоряжений. Она знала, что смежные супружеские спальни находятся именно здесь.

Не говоря ни слова, Хелен продолжала подниматься по лестнице. Она не предупредила горничную, что Рис отказался выставить свою любовницу за дверь. Ей и без того было трудно сообщить служанке, что она возвращается к мужу. Сондерс могла бы подумать, что леди Годуин сошла с ума. Впрочем, возможно, так оно и было на самом деле…

Никто, казалось, не понимал, что Хелен больше всего на свете хочет ребенка. Ради этого она готова была пожертвовать своим достоинством. Она смирилась с тем, что некоторое время ей придется терпеть унижения и оскорбления, но зато наградой за все ее страдания будет долгожданное дитя.

Кроме того, Хелен возлагала большие надежды на брата Риса, священника. Присутствие Тома должно было, по ее мнению, гарантировать соблюдение правил приличия домочадцами.

Комната, располагавшаяся рядом с детской, была просторным помещением с множеством окон, из которых открывался вид на живописный парк.

— Ты только посмотри на эту прекрасную панораму, Сондерс! — воскликнула Хелен. — Вид из окон второго этажа намного хуже.

— Не нравится мне все это, миледи! — проворчала Сондерс, с недовольным видом озираясь по сторонам. — Не понимаю, почему вы не заняли спальню графини?

Хелен заметила, что Лик постарался придать этой комнате достойный вид. Пол был устелен прекрасным турецким ковром, который прежде украшал одну из стен гостиной. Но вот предназначавшаяся няне кровать была весьма скромной. Дворецкий поставил рядом с ней красивый туалетный столик и заменил почти всю мебель в спальне, сделав ее похожей на будуар.

Хелен опустилась на обитый бархатом диван.

— В той комнате, о которой ты говоришь, живет другая дама, Сондерс, — сказала она.

— Другая дама? — удивленно переспросила служанка. — Вы хотите сказать, что там живет мать графа?

— Нет, там живет подруга лорда Годуйна.

Вообще-то Сондерс умела владеть собой, но от слов своей госпожи она даже позабыла о хороших манерах.

— Вы хотите сказать, что здесь все еще живет эта певичка?! — ахнула она.

Хелен кивнула, и Сондерс в негодовании бросилась к двери.

— Я найду наемный экипаж, миледи! — крикнула она на ходу.

— Я никуда не поеду, — спокойно сказала Хелен.

Сондерс изумленно взглянула на свою госпожу.

— Что с вами, миледи? Вас как будто подменили! — воскликнула служанка. — Ваша мать, наверное, не знает об извращенной фантазии вашего мужа!

— Надеюсь, ты ничего ей не расскажешь? — глубоко вздохнув, промолвила Хелен. — Пойми, Сондерс, я вынуждена поселиться здесь, несмотря на любовницу Риса. Мы будем жить в этом доме до тех пор, пока я не забеременею. Ты понимаешь, о чем я говорю? А потом мы вернемся в особняк моей матери. Никто не будет знать, где мы действительно были. Помни, что никто, кроме моих самых близких друзей, не знает, что я нахожусь в этом доме. Всем визитерам, приехавшим в дом моей матери, дворецкий будет сообщать, что я нездорова и не принимаю сейчас. Я хочу предотвратить скандал, который может вспыхнуть, если люди узнают, что я вернулась к мужу.

— О Боже… — прошептала ошеломленная служанка. — Хочу думать, что вы правильно поступаете, миледи. Не сомневайтесь во мне. Я никому ничего не скажу. Можете доверять мне, но… — Сондерс осеклась.

— Я очень рассчитываю на тебя, — промолвила Хелен.

— Но… но как вы будете жить в этом доме? Это просто невозможно! — воскликнула взволнованная служанка. — Как вы будете разговаривать с этой женщиной, сидеть с ней за одним столом?

— Я буду есть в своей комнате, — ответила Хелен. — И поскольку я обещала графу помочь в работе над его новой оперой, то, думаю, у меня не будет времени на общение с мисс Маккенной.

Сондерс медленно отошла от двери.

— Хорошо, что мы захватили с собой все наряды, сшитые мадам Рок, — сказала она.

За последние две недели Хелен приобрела у мадам Рок еще несколько туалетов, сшитых по последней моде. Все они были легкими, летящими, подчеркивавшими достоинства стройной фигуры Хелен и в чем-то повторяли фасон того наряда, в котором она произвела фурор на балу у леди Гамильтон.

— Я не собираюсь носить их здесь, — заявила Хелен.

— Но вам следует как можно лучше Выглядеть, — возразила Сондерс. — Или вы хотите, чтобы какая-то девица легкого поведения была одета элегантнее, чем сама графиня Годуин?

— Я видела подружку Риса, — вздохнув, сказала Хелен. — Она очень молода.

Сондерс презрительно фыркнула.

— И наверняка ярко размалевана, — заметила она.

— Ну хорошо, — вздохнув, промолвила Хелен. — Давай распаковывать вещи. Здесь обычно ужинают раньше, чем в доме моей матери. Скоро нас должны пригласить к столу.

Хелен едва успела переодеться, как до ее слуха донесся удар гонга. Надо было спешить на ужин. Она внимательно осмотрела себя с ног до головы в треснувшее зеркало. Лик, должно быть, нашел его на чердаке и принес сюда, в спальню.

Хелен была одета в простое платье из белого муслина с вышивкой по подолу и рукавам. Легкое как пух, оно развевалось при ходьбе, облегая ее стройную фигуру. Граф Мейн наверняка назвал бы этот наряд очаровательным.

Хелен улыбнулась своему отражению в зеркале. Мысли о Мейне взбодрили ее и придали уверенности в своих силах, даже румянец выступил на щеках.

Честно говоря, Хелен никогда не общалась со шлюхами и почти ничего не знала о них. Она слышала, что эти девицы ярко красятся и носят платья с глубокими декольте, из которых их грудь чуть ли не вываливается наружу.

Любовницу Риса она видела два года назад, в опере. Рис привел ее в ложу, которую занимали Хелен и ее спутник, майор Керстинг. При воспоминании об этом эпизоде Хелен до сих пор содрогалась от отвращения. Стараясь казаться невозмутимой, тогда она о чем-то говорила с Рисом, а майор беседовал с певичкой.

Лик распахнул перед ней дверь, и Хелен переступила порог гостиной. Ее взгляд сразу же упал на любовницу мужа. Хелен была поражена тем, как сильно изменилась Лина Маккенна. Она больше не походила на юную наивную девушку.

На диване рядом с братом Риса сидела прелестная молодая женщина. Хелен редко встречала в жизни таких красавиц. Ее каштановые волосы были зачесаны наверх и уложены крупными завитками. Хелен сразу же пожалела о том, что сделала короткую стрижку.

Лина с любопытством поглядывала на жену своего любовника, глаза которой буквально лучились смехом. Наряд певицы нельзя было назвать вызывающим или нескромным. Она была одета так, как обычно одевались молодые дамы в приличном обществе. В глаза Хелен бросилась пышная грудь Лины, которой могла позавидовать даже Эсме.

Хелен стоило неимоверных усилий сдержать себя. Ей хотелось повернуться и убежать из комнаты. Она боялась, что рядом с этим очаровательным созданием будет выглядеть старухой, тощей как щепка. Если бы мисс Маккенна выезжала в свет, она, несомненно, была бы его украшением.

Хелен поймала на себе испытующий взгляд Риса и совсем сникла. Внимательно осмотрев ее с ног до головы, он оставался непроницаемым. И Хелен не знала, какой приговор он вынес ее внешности. Впрочем, ее это мало волновало, ведь она знала, что во многом проигрывает его любовнице, однако Рис тоже был не красавец. По сравнению с графом Мейном, например, Рис со своими вечно всклокоченными волосами и грузной фигурой выглядел малопривлекательным.

Заметив Хелен, брат Риса вскочил со своего места и зашагал ей навстречу.

— Здравствуйте, Хелен, — приветствовал он ее, поцеловав руку. — Вы прекрасно выглядите.

Она одарила Тома ослепительной улыбкой. У него были красивые карие глаза, да и внешне он был похож на брата. Но в отличие от Риса Том обладал хорошими манерами и вел себя как воспитанный и учтивый человек.

— Рада видеть вас, мистер Холланд, — промолвила Хелен. И это было правдой. Присутствие Тома вселяло в нее надежду, что Рис будет вести себя прилично.

— Прошу вас, называйте меня просто Томом, — промолвил он, пожав ей руку. — Вы действительно уверены, что при нынешних обстоятельствах хотите жить здесь?

Хелен вымученно улыбнулась.

— Мы с Рисом достигли взаимопонимания, — сообщила она.

Мисс Маккенна поднялась, а Хелен сразу же подумала о том, что та сделала это для того, чтобы продемонстрировать свою прекрасную фигуру.

— Здравствуйте, леди Годуин, — промолвила Лина, сделав такой глубокий реверанс, как будто приветствовала саму королеву. — Признаюсь, я удивлена видеть вас здесь.

Хелен кивнула:

— Да я и сама несколько растеряна.

Хелен не могла заставить себя сделать ответный реверанс перед любовницей мужа. Это было выше ее сил. Она молча прошла по комнате и опустилась в кресло. Почувствовав, что ее бьет нервная дрожь, Хелен сжала руки на коленях.

— Я принесу вам бренди, — понизив голос, сказал Том. — Подождите, я сейчас.

Хелен не пила спиртного, но на этот раз она выпила залпом то, что принес ей деверь. Огненная жидкость обжигала горло. Если бы она знала, что мисс Маккенна превратилась в такую красавицу, она ни за что бы на свете не вернулась к мужу. Два года назад, когда Хелен впервые увидела любовницу Риса, Лина была обыкновенной простой косноязычной девушкой, ничем не выделявшейся из толпы провинциальных сверстниц. Сейчас же она выглядела просто роскошно.

Действие бренди придало Хелен смелости. «Мне придется потерпеть всего лишь один месяц, — уговаривала она себя. — Ничего, как-нибудь справлюсь». Они с Эсме решили, что Рис должен будет выполнять свои супружеские обязанности один раз в сутки в течение целого месяца.

Том принес Хелен еще стаканчик бренди. Осушив его, она почувствовала, как у нее в желудке разлилось тепло.

— Ну вот, теперь вы наверняка успокоитесь, — заботливо сказал он.

Хелен с благодарностью посмотрела на него. Том был милым, добрым человеком.

— Как жаль, что я не вышла замуж за вас, — промолвила она, негромко икнув. — У вас такие же глаза и волосы, как и у моего распутного мужа, но вы бы никогда… никогда…

— Вы правы, я вел бы себя иначе, — похлопав ее по руке, сказал Том. — Однако учтите, что я совсем не разбираюсь в музыке.

— О… — разочарованно промолвила Хелен, — как жаль… У Хелен улучшилось настроение. Теперь ее не смущало то, что рядом с ее мужем на диване сидела прекрасная певчая птичка. Разве это должно было расстраивать ее? В конце концов, у нее был граф Мейн, да и множество других ухажеров, осыпавших ее комплиментами.

Хелен встала. Слегка качнувшись, она направилась к камину.

— Я забыла поздороваться с тобой, — сказала она Рису.

— Здравствуй, Хелен, — промолвил Рис.

Рис и не думал прижиматься к своей любовнице, а был, как и всегда, занят работой. Он делал какие-то наброски на листе бумаги, почти не обращая внимания на то, что происходит в гостиной.

Хелен села рядом с Линой, и Том бросил на нее предостерегающий взгляд.

— Мы должны кое-что обсудить, — промолвила она, пытаясь вспомнить, что именно хотела сказать ему.

Глаза Лины лучезарно искрились, и этим она чем-то напоминала Хелен ее подругу Эсме. Конечно же, Эсме не относилась к числу женщин легкого поведения. Нет, дело было не в том…

Но тут Хелен снова потеряла мысль.

— Ну, когда же подадут ужин? — с отчаянием промолвил Том. — Рис, почему Лик не приглашает нас к столу? Тебе следовало бы поторопить его.

Рис покачал головой, не отрывая глаз от работы.

— В этом доме только повариха решает, когда всем садиться за стол, — объяснил он. — Лик пригласит нас на ужин, когда все будет готово.

— У вас очень милое платье, — заметила Хелен, обращаясь к мисс Маккенне.

Лина растерялась. «Она, наверное, ожидала, что я буду возмущаться и постараюсь держаться от нее подальше, — торжествуя, подумала Хелен. — Любовница мужа явно не знает, что ей делать».

— Давайте поговорим о Рисе, — доверительным тоном предложила Хелен, не дождавшись ответа. Бренди придало ей смелости. — Вы, пожалуйста, не беспокойтесь. Я буду забирать его у вас на какое-то время, всего лишь раз в сутки.

— Почему ты не предупредил меня, что твоя жена не пьет спиртного? — понизив голос, сердито спросил Том у брата, заметив, как сильно развезло ее от бренди.

Несмотря на все старания Тома, Хелен расслышала, что он сказал, но не подала виду.

— По своему опыту я знаю, что Рису достаточно и пяти минут. Ну… вы понимаете, о чем я говорю? — продолжала она, обращаясь к мисс Маккенне. — А платье у вас действительно чудесное!

Странный оранжевый цвет ткани придавал коже Лины желтоватый оттенок.

— О, вы явно недооцениваете своего мужа! Иногда Риса хватает на целых семь минут, — насмешливым тоном заметила мисс Маккенна.

— Семь минут! — вскричала Хелен. — Если бы вы знали, как мне приятно было узнать, что мой муж вырос за прошедшие девять лет! К своему лучшему результату он прибавил целых две минуты.

— Мне нравятся амбициозные мужчины, а вам? — спросила мисс Маккенна, пригубив бокал с вином.

Хелен и любовница Риса встретились взглядами и звонко расхохотались. Том изумленно посмотрел на них. Рис на мгновение оторвал глаза от нот и пожал плечами.

— Так что я не нарушу вашего обычного распорядка дня, — заверила Хелен любовницу мужа.

— Я в этом не сомневаюсь, — промолвила мисс Маккенна. — Кстати, у вас тоже великолепное платье. Оно от мадам Рок?

— Вы угадали, — сказала Хелен, стараясь больше не кивать. У нее сильно кружилась голова при каждом движении. — Мне кажется, я примеряла в ее магазине то самое платье, которое сейчас надето на вас. Но в нем я была похожа на чучело.

Глаза мисс Маккенны утратили выражение настороженности, с которой она встретила Хелен. Немного привыкнув к потрясающей красоте Лины и вступив с ней в непринужденное общение, Хелен была поражена внутренней силой и самообладанием этой молодой женщины. Она обладала прекрасными манерами и вела себя как настоящая леди. Если бы Хелен не знала, кем была мисс Маккенна на самом деле, она, пожалуй, решила бы, что перед ней девушка из светского общества.

— Как поживает ваша матушка, леди Годуин? — спросил Том.

— Спасибо, у нее все хорошо, — ответила Хелен, снова негромко икнув. — Можете называть меня просто Хелен, ведь я же ваша невестка! Никого не должно удивлять то, что мы обращаемся друг к другу по имени, потому что мы родственники.

В этот момент в гостиную вошел Лик.

— Ужин подан, — с мрачным видом заявил он. Дворецкий с наслаждением носил свой венец мученика, особенно после того, как все другие слуги убежали из дома графа Годуина, превратившегося в обитель порока. Но и ему стало не по себе, когда он увидел, как жена и любовница графа мирно сидят рядом и мило болтают, словно закадычные подружки.

Глава 20

ХОРОШАЯ ВЫПИВКА — НЕПЛОХОЙ СПОСОБ РАЗРЕШИТЬ ВСЕ ПРОБЛЕМЫ

За ужином Хелен почувствовала, что постепенно трезвеет. Правда, это можно было назвать лишь относительной трезвостью. Вообще-то даже от лишнего глотка вина, выпитого накануне, утром она мучилась от головной боли. Однако сейчас Хелен старалась не думать об этом. Ей предстояло еще пережить этот вечер, а с плохим самочувствием утром она как-нибудь справится.

Рис сидел во главе стола, хмуро поглядывая на ноты партитуры, которую захватил с собой в столовую. Он не участвовал в общем разговоре, который, впрочем, остальные домочадцы поддерживали довольно вяло. После пудинга он вообще, казалось, иссяк.

Глубоко вздохнув, Хелен повернулась к Лине.

— С вашего позволения, — вежливо сказала она, — я хотела бы увести мужа на пять минут.

— Можете увести его на целых семь, — подмигнув, промолвила Лина.

Хелен улыбнулась. Странно, но она испытывала к любовнице мужа нечто похожее на уважение.

— Рис! — окликнула Хелен хозяина дома, ушедшего с головой в работу.

— Иду, — промолвил он. Встав, он судорожно сунул ноты в карман.

Рис, казалось, не замечал насмешек Лины и Хелен по поводу его способностей, однако вопреки ожиданиям Хелен он направился не к лестнице, а по коридору, в сторону комнаты для музицирования, где теперь стояло сразу три музыкальных инструмента.

— Рис, о Боже, ты куда? — спросила Хелен, следуя за ним по пятам.

— Мне надо показать тебе несколько фрагментов, — нетерпеливо ответил он, проведя ладонью по непокорным волосам. — А потом мы займемся всем остальным.

— Я бы предпочла сразу перейти ко «всему остальному», как ты это назвал, — сказала Хелен.

Ей не хотелось выходить из состояния легкого опьянения, от которого у нее улучшалось настроение. Все люди вокруг казались ей такими забавными. Она надеялась, что эйфория, притупив восприятие, поможет ей пережить те семь неприятных минут, в течение которых будет длиться соитие с Рисом.

Но Рис, переступив порог комнаты для музицирования, быстрым шагом подошел к пианино. Достав из кармана свернутые в трубку ноты, он начал листать их. Войдя вслед за ним, Хелен почувствовала под ногами хруст листов бумаги, повсюду валявшихся на полу.

— Как ты живешь среди такого беспорядка? — удивилась Хелен.

— Это кажущийся беспорядок, — заявил Рис, явно не желавший смотреть правде в глаза.

Хелен рассмеялась.

— Это настоящий хаос! Здесь нет никакой системы, — возразила она, подбросив в воздух ворох бумаг.

— Прекрати сейчас же! — возмутился Рис. — У меня здесь свой порядок. Наброски лежат на полу, а листы с готовой партитурой оперы я кладу на диван.

— На диван? — удивленно переспросила Хелен. Внимательно оглядевшись вокруг, она наконец-то заметила, что безобразный диван, подаренный им на свадьбу тетушкой Маргарет, действительно все еще стоял в комнате, но был завален стопками бумаг. — Судя по количеству исписанного, ты, должно быть, уже заканчиваешь работу над оперой? Не понимаю, почему ты боишься не успеть к сроку?

— То, что я написал за последнее время, никуда не годится, — признался он, усевшись за пианино и сильно ссутулившись. — Я не сочинил ни одной приличной строчки. Ну, может быть, за исключением этой… Вот послушай. — И он сыграл несколько музыкальных фраз. — Как тебе это?

Даже в нетрезвом состоянии Хелен не теряла своего музыкального чутья, которым ее наделила природа.

— Не скажу, что эта мелодия мне уж так сильно понравилась, — призналась она. Подойдя к инструменту, она оперлась на него локтем, не обращая внимания на то, что это выглядит не совсем элегантно.

— Это потому, что фразы вырваны из контекста, — сказал Рис. — Вот это место — одно из лучших в моей опере. Я тебе сейчас сыграю этот фрагмент целиком.

Он взмахнул руками и ударил по клавишам. Слушая музыку, Хелен внимательно следила за его пальцами. Обычно руки мужа казались большими и неуклюжими, но когда Рис играл, то преображался так, что его пальцы выглядели ловкими и изящными.

Сжавшись, Рис посмотрел на жену, ожидая ее приговора. Она покачала головой.

— Этот кусок похож на народную балладу, — честно сказала Хелен, не желая лукавить, — но не так гармоничен, как фольклорная музыка. Насколько я понимаю, эту арию исполняет юная девушка?

Героинями опер Риса всегда были юные девушки. Рис кивнул.

— Это принцесса, сбежавшая из дома. Она переоделась в юную квакершу, — пояснил он.

Хелен давно уже перестала обращать внимание на надуманность сюжетов, которые ложились в основу опер ее мужа.

— И о чем она поет в этой части арии?

— Она тоскует по своему возлюбленному, капитану Чартерису. Давай я сыграю тебе эту часть снова и напою слова арии. Фен в этот раз тщательно поработал над либретто…

Когда Рис пел, у него был приятный грудной голос, сильно отличавшийся от того рыка и рева, с помощью которого он обычно общался с людьми. Точно так же его изящные пальцы музыканта контрастировали с его мощным телом.

Жду любимого в грусти томления, О, когда же придет мой милый! Годом кажется мне мгновение, Ждать его больше нету силы.

— Узнаю Флорида Фена, — пряча усмешку, сказала Хелен. — Подвинься, Рис. — И она села рядом с ним на скамеечку за инструмент. — А что, если использовать восходящую гамму? Представь, что героиня поет о своем томлении, а потом, на последних словах, надо резко понизить интонацию фразы.

И она наиграла мелодию так, как слышала ее. Рис нахмурился.

— Это звучит слишком печально, — заявил он.

— Но ведь ария о томлении в разлуке и должна звучать печально. Девушка тоскует, а не считает льняные салфетки, — возразила Хелен. — Вот послушай!

И она исполнила арию.

Хотя Рис подвинулся, места на скамеечке было довольно мало, и Хелен приходилось сидеть, тесно прижавшись к бедру мужа. Рис поймал себя на мысли, что ему приятны прикосновения Хелен. А еще он понял, что ему нравится стиль ее одежды. Сквозь тонкую воздушную ткань проступали мягкие женственные изгибы ее тела. В памяти Риса сохранился совсем другой образ Хелен. Она всегда казалась ему угловатой и тощей, но теперь он убедился, что это не так, ведь по сравнению с ней другие женщины представлялись ему сейчас излишне полными. Хелен закончила петь.

— Прости, я задумался, — сказал Рис, — ты могла бы исполнить эту часть арии еще раз?

Она повернула голову и внимательно посмотрела на него. Рис сделал еще одно открытие. Оказывается, его жена была одного с ним роста, когда сидела. А ее глаза были удивительного цвета. Он всегда считал, что они голубые, но они оказались серыми, даже с каким-то зеленоватым оттенком, как у кошки.

— Проснись, Рис, — с улыбкой сказала она и снова запела.

— Да, ты права. Так действительно лучше, — согласился он, когда она закончила петь. — Я думаю, дело вовсе не в восходящей гамме.

— Тебе нужно передать в музыке ощущение тоски, — сказала Хелен. — Слушатели должны почувствовать, что твоя героиня действительно жаждет встречи со своим капитаном.

— Ну, не так уж она этого и жаждет… — пробормотал Рис, внося кое-какие поправки в ноты.

— Да? В таком случае я не понимаю, зачем ты вообще пишешь о ней? — пожав плечами, спросила Хелен.

. Рука Риса замерла в воздухе. Он не знал ответа на вопрос, который задала жена. Зачем в самом деле он взялся за эту оперу? Она должна была открывать следующий театральный сезон, а он еще не успел создать даже нескольких приличных музыкальных тем.

— Я пишу о ней, потому что она — героиня моего произведения, — наконец-то ответил он и начал перечеркивать неудачные музыкальные фразы с такой яростью, что перо прорвало бумагу.

— Так я и думала. Ты всегда пишешь о юных влюбленных принцессах.

— У меня в опере две героини, и одна из них — это просто юная квакерша из народа. А вообще-то принцессы сейчас в моде, — заметил Рис. — Черт побери, Хелен, неужели ты постоянно будешь приставать ко мне со своей критикой?

Она растерянно заморгала. Рис снова отметил про себя, что у нее красивые глаза. Они были похожи на два глубоких озера, на дне которых царил золотисто-зеленоватый покой.

— Я не хотела тебя обидеть, — сказала она. — Прости, Рис. Ты всегда с легким пренебрежением говорил о своей работе, и я невольно переняла твой тон.

— Да ладно, все равно мою оперу будут критиковать. Почему бы тебе не начать это первой? — уныло промолвил он. — Разве это серьезная музыка?

— Давай вернемся к партитуре завтра, — предложила Хелен.

— Хорошо. Но я думаю, что ничего у нас не получится. Это все равно что пытаться превратить конский навоз в золото.

— Все не так плохо! — заверила его Хелен. — Вот эта тема мне, например, очень нравится.

И она сыграла несколько тактов.

— Неужели ты не узнаешь ее? — спросил Рис. — Это же мелодия из «Аполлона и Гиацинта» Моцарта. Я украл ее. Музыка, которую я сочиняю в последнее время, не стоит даже той бумаги, на которой я ее записываю. Все это сплошная халтура!

Хелен положила ладонь на его руку. Взглянув на ее кисть, Рис увидел, что у его жены очень тонкие изящные пальцы с прелестными розовыми ноготками. По сравнению с ним, шарлатаном, она была настоящим музыкантом.

— Мне так не кажется, — сказала она.

— Но это правда! — отрезал он, вставая.

Рис прошелся по комнате, но его ноги путались в ворохе бумаг, валявшихся на полу.

— О случке сегодня не может быть и речи, — сердито заявил он. — Я намерен всю ночь работать над оперой.

Хелен закусила губу. «Какая у нее пухленькая нижняя губка», — подумал Рис так, будто впервые видел свою жену.

— Ты действительно хочешь всю ночь просидеть за пианино? — помолчав, спросила Хелен. — Мы могли бы поработать над оперой завтра.

Внезапно Рис осознал, чего он на самом деле хочет, и направился к двери.

— Ну хорошо, — проворчал он на ходу. — Давай все-таки начнем с того, о чем ты меня постоянно просишь. Пойдем в мою комнату?

— Ни в коем случае! — воскликнула Хелен, устремившись за ним. Она не хотела, чтобы их соитие произошло в комнате, смежной со спальней Лины. Хелен казалось, что эта красавица во всем превосходит ее. Она боялась, что Рис будет невольно сравнивать ее со своей любовницей. — Поднимемся лучше в мою комнату.

Через несколько минут они уже стояли в спальне Хелен и молча смотрели на кровать.

— Она не уже, чем диван в доме леди Гамильтон, — смущенно сказала Хелен.

Ей и Эсме было легко строить планы, мечтая о том, как она будет заниматься любовью со своим мужем. Но сейчас, стоя рядом с Рисом, обладавшим могучим грузным телосложением, Хелен понимала, что ей будет очень непросто переспать с ним.

— Ничего, как-нибудь уместимся, — пробормотал Рис, развязывая шейный платок.

Он быстро разделся. Через несколько мгновений на нем осталась одна рубашка. Как зачарованная Хелен следила за ним. У него были сильные мускулистые ноги и стройные бедра.

— Ты занимаешься физическими упражнениями? — спросила Хелен.

— Я часами хожу по комнате между инструментами, когда пишу музыку, — ответил Рис. — Почему ты не раздеваешься?

— Сейчас разденусь. А ты не будешь снимать рубашку?

— Мне казалось, ты этого не захочешь.

— Почему? — удивленно спросила Хелен.

Может быть, джентльмены не снимали рубашек в присутствии дам, потому что это считалось неприличным?

— Тебе не нравится моя волосатая грудь, — объяснил Рис, рассеяв ее сомнения.

— Ах вон оно что, — промолвила Хелен, — а я и забыла об этом.

Какой же грубой и резкой она была девять лет назад! Ей так сильно хотелось задеть его за живое, что она была готова сказать что угодно.

— Прости меня за все колкости и оскорбления, которыми я осыпала тебя, — промолвила она. — Я была слишком резка с тобой.

Рис некоторое время молча стоял посреди комнаты, не сводя с нее пристального взгляда. В этот момент он был похож на огромного дикого камышового кота.

— Все в порядке, Хелен, — наконец сказал он. — Я не придаю особого значения тому, что у меня волосатая грудь. Так ты будешь раздеваться?

— Я не смогу снять это платье без посторонней помощи, — промолвила Хелен и повернулась к нему спиной, чтобы он увидел длинный ряд перламутровых пуговиц.

Подойдя к жене, Рис начал расстегивать их. Холодок пробежал по коже Хелен. Она не носила нижнего белья, и ее платье было надето прямо на голое тело. Это обстоятельство до глубины души поразило Риса. Хелен, его Хелен! И это она не надевала больше нижних сорочек, юбок и корсета. По мере того как он расстегивал пуговицы, ему открывалась ее обнаженная спина с белоснежной кожей, нежной и мягкой, словно щека младенца.

Рис заметил, что его пальцы дрожат. Он понимал, что абсурдно так волноваться, раздевая собственную жену. Хотя, впрочем, они находились в многолетней разлуке, да и съехались всего лишь на время и только для того, чтобы заиметь потомство…

Но вот платье было расстегнуто, Рис спустил его с плеч жены… С тихим шелестом оно упало к ее ногам на пол.

— У тебя очень красивая спина, Хелен, — сказал он, с удивлением вдруг заметив, что его голос звучит как-то хрипловато.

Должно быть, он слишком долго не входил в спальню Лины, а теперь возбуждался от одного вида обнаженной женской спины. Очень изящной спины.

Хелен ума не могла приложить, что означали все эти комплименты мужа. На прошлой неделе он сказал, что у нее красивые ноги, а теперь заявил, что у нее красивая спина. Когда платье упало на пол, она невольно прикрыла руками грудь. Но к чему скрывать ее от человека, который не раз видел Хелен обнаженной?

Она опустила руки и повернулась лицом к мужу. У Риса перехватило дыхание. Заглянув ему в глаза, Хелен почувствовала облегчение. В них не было обычной насмешки, и у нее отлегло от сердца. Да и стоило ли волноваться? Перед ней, в конце концов, был всего лишь Рис.

Хелен села на краешек кровати, положив ногу на ногу. Она не испытывала никакого стеснения, несмотря на то что на нее смотрел мужчина. Раньше они всегда занимались любовью под простыней, не разглядывая наготу друг друга, а сейчас, после долгой разлуки с мужем, она выставляла ему напоказ свое обнаженное тело без тени смущения.

— Сними рубашку, — попросила Хелен.

Рубашка была длинной и прикрывала бедра Риса. Хелен интересовала вовсе не грудь мужа. Она хотела проверить, были ли верны те впечатления о его мужском достоинстве, которые сложились у нее на прошлой неделе.

Рис послушно снял рубашку. И Хелен убедилась, что ее впечатления были верны.

Рис жестом приказал Хелен лечь, и она повиновалась, стараясь унять учащенное сердцебиение. В прошлый раз она не испытала боли. Возможно, и сегодня ее не будет. Хелен очень хотелось на это надеяться.

— Я считаю… — начал было он, но вдруг замолчал, как будто передумал говорить о том, о чем собирался сказать.

Его рука коснулась ее лона. Сердце Хелен едва не выскочило из груди.

— Что ты делаешь? — ахнула она.

В ее голосе звучал упрек. А ведь даже Эсме не раз предупреждала подругу, чтобы та не критиковала действия мужа. Хелен должна была ободрить его и вселить уверенность, ведь в противном случае он не сможет показать ей все, на что способен.

И Хелен решила, что бы он ни делал, подыгрывать ему, притворяться, что ей все это нравится. Но тут Рис убрал руку.

— Ты не готова, — сказал он, положив ладонь на ее бедро.

Хелен казалось, что его рука жжет ее кожу. У нее упало сердце так, что она даже закусила губу от отчаяния. Хелен могла обманывать мужа, изображая страсть, но ее тело не умело лгать.

— Что же мне теперь делать? — спросила она.

— О Боже, Хелен, — промолвил Рис, — неужели ты действительно не имеешь никакого представления о том, что происходит между мужчиной и женщиной в постели?

— Вот еще! Конечно, я имею представление об этом, — с негодованием заявила Хелен. Она села на кровати и подтянула колени к подбородку. В таком положении Хелен чувствовала себя менее беззащитной. — Надеюсь, ты не забыл, что я была твоей женой? Вернее, я до сих пор твоя жена… И я прекрасно помню то время, когда мы жили вместе. А на прошлой неделе мы возобновили наши интимные отношения.

— Но в течение девяти лет ты ни с кем не спала, — промолвил он, погладив ее по плечу. Ему было приятно прикасаться к ее гладкой бархатистой коже и чувствовать, как по ее телу пробегает дрожь. — Это длительный срок.

«Значит, Хелен не спала с Фэрфаксом-Лейси, хотя и встречалась с ним прошлой весной», — подумал он, чувствуя странное удовлетворение.

Хелен грустно улыбнулась:

— Ты прав. Ты ведь знаешь, Рис, я не создана для половой жизни. Поэтому не буду делать вид, что мне очень не хватало близости с мужчинами.

— В свое время я наговорил тебе много глупостей, — промолвил Рис, поглаживая ее по руке. — Ты такая изящная, Хелен! Как я не замечал этого раньше!

Хелен хотелось поддержать его и сказать, что у него член намного больше, чем она себе это раньше представляла, но она сдержала себя. Возможно, Рис воспримет это не как комплимент, а как выражение страха, ведь она всегда жаловалась на то, что половой акт причиняет ей боль.

Его пальцы прикасались к ее руке так нежно, будто он трогал струны арфы.

— Ты не будешь возражать, если я дотронусь до твоей груди? — вдруг спросил Рис, потупив взор.

— А тебе этого хочется? — удивилась она.

— Очень.

— Конечно же, можно, — сказала она таким обыденным тоном, как будто давала ему разрешение закурить в своем присутствии.

Но через секунду Хелен позабыла обо всем на свете. Рис прикоснулся к ее груди с такой силой и страстью, как будто дотрагивался до клавиш фортепиано. Хелен бросило в дрожь. Ощущения от его прикосновений были очень острыми и странными. Смуглая рука Риса четко вырисовывалась на фоне ее белоснежной кожи. А когда большой палец Риса начал поигрывать с ее соском, Хелен невольно вздрогнула.

Улыбка заиграла на губах Риса.

— Тебе нравится, когда я так делаю? — спросил он.

Она открыла было рот, но ничего не произнесла. Да и что она могла сказать?

Он снова поиграл с ее сосками.

— Тебе это нравится, Хелен? — повторил он свой вопрос.

— Да, — наконец выдавила она из себя. — Мне приятно. Между ними все еще существовало напряжение, мешавшее Хелен посмотреть мужу прямо в глаза. Все происходящее сейчас казалось ей невероятным. Она сидела голой перед Рисом, а он ласкал ее грудь так, словно это была грудь…

Воспоминание о Лине было словно холодный душ. Оно сразу же вернуло ее к действительности.

— Теперь-то мы сможем приступить к делу? — спросила она. Хелен не хотелось, чтобы Лина подумала, что она намеренно задерживает в своей спальне Риса, рассчитывая вернуть его.

— М-м, — произнес Рис нечто нечленораздельное.

От звука его голоса Хелен затрепетала. Она решила расслабиться и не возражать, что бы он ни делал с ней.

— Думаю, что сегодня вечером у нас с тобой ничего не получится, — через некоторое время неожиданно заявил Рис.

— Почему? — разочарованно спросила Хелен. — Что-то не так? Может быть, тебе следует сразу приступить к главному?

Хелен было неприятно оттого, что она как будто умоляет мужа овладеть ею.

Рис покачал головой.

— Я не могу приступить к главному, как ты выражаешься, — промолвил он, — потому что боюсь причинить тебе боль. Кажется, Хелен, теперь-то я понял, почему близость со мной вызывала у тебя неприятные ощущения. Я никогда не ждал того момента, когда ты будешь готова к половому акту.

Слезы набежали на глаза Хелен. Она вдруг поняла, что во всем все-таки была виновата она, ее слишком хрупкое тело!

— Пусть мне будет больно, я потерплю, — сказала она. — Прошу тебя, Рис, ну пожалуйста… К тому же в прошлый раз мне совсем не было больно. Обещаю, что ты не услышишь от меня ни одной жалобы!

— Прости меня, Хелен, — промолвил Рис, вставая. — У меня мало опыта в амурных делах. — Стоя у кровати, он смотрел на нее сверху вниз. Прядь непокорных волос упала ему на глаза. — Знаешь, ты была моей первой женщиной.

— Первой женщиной? — изумленно переспросила Хелен.

— Да, — криво усмехаясь, ответил Рис.

— О Боже! Я и понятия об этом не имела! Ты казался таким самоуверенным. Я думала, что до меня ты переспал, пожалуй, с сотней женщин.

— Я просто хотел произвести такое впечатление, пытаясь скрыть свои недостатки.

— Какие недостатки? — растерянно спросила Хелен, стараясь не смотреть на мужа.

От вида его крепких ягодиц она испытывала какое-то странное чувство, от которого у нее все внутри сжималось.

— Ну, например, свою неопытность, — ответил он. — Я стыдился того, что был девственником. Мне очень жаль, Хелен, что я так глупо вел себя в нашу первую ночь. Моя неумелость навсегда отвратила тебя от близости с мужчинами. Я испортил тебе жизнь…

— Но ведь ты не мог поступить иначе, — сказала Хелен, хотя ей были приятны извинения мужа. — Насколько я знаю, все женщины испытывают боль во время первого полового акта.

— Да, но почему-то считается, что все мужчины получают удовольствие от своего первого в жизни соития, — с иронией заметил Рис. И Хелен вдруг поняла, что он смеется над собой.

— Значит, ты не испытал никакого удовольствия, — грустно сказала она. — И в этом есть часть моей вины.

Рис надел рубашку.

— Я пойду поработаю, — промолвил он, стараясь заглушить в себе неприятные воспоминания. — Давай сделаем еще одну попытку завтра вечером, хорошо?

— А разве завтра что-нибудь изменится? — спросила Хелен, наблюдая за тем, как он одевается.

Рис промолчал, а Хелен настойчиво повторила свой вопрос:

— Неужели ты думаешь, что завтра что-нибудь изменится, Рис? Мы должны проводить вместе каждую ночь, только так я смогу забеременеть.

— Каждую ночь? — насмешливо переспросил он.

— Да, если только у тебя не будет уважительных причин уклониться от исполнения своих супружеских обязанностей. Эсме сказала, что неизвестно, когда наступит самый благоприятный для зачатия день. А если мы упустим наш шанс, нам придется продолжить попытки завести потомство и в следующем месяце. Но я не могу позволить себе исчезнуть из общества на столь долгий срок, ведь люди могут подумать, что я заболела чахоткой!

Он обулся и направился к выходу из комнаты. У двери Рис замешкался.

— Завтра я поговорю с Дарби и попрошу его поделиться опытом интимной жизни, — сказал он. — Я никогда не поддерживал подобные разговоры в клубе. А мой брат… — Рис пожал плечами. — Он ничем не может мне помочь. Иногда мне кажется, что Том родился в сутане священника. Само собой разумеется, что мы с ним никогда не обсуждали подобные щекотливые вопросы.

— Спасибо, Рис, — сказала Хелен. И муж вышел из спальни.

Глава 21

АНДАНТЕ

Через четыре часа после свидания с мужем Хелен поняла, что не в силах заснуть. Она долго смотрела в потолок, размышляя о случившемся. У нее из головы никак не выходили слова мужа о том, что он собирается поговорить с Дарби. Неужели занятия сексом требовали каких-то особых знаний и большого опыта? Ведь Рис долгое время спал с Линой… А чем, собственно говоря, она, Хелен, отличалась от мисс Маккенны? Почему к ней нужно было искать особый подход?

Хелен хотела от мужа только одного — чтобы он совершил с ней половой акт. Неужели она требовала слишком многого?

Из глубины дома до ее слуха доносились звуки фортепиано. Очевидно, Рис действительно собирался всю ночь работать над партитурой своей злосчастной оперы.

Она встала, надела халат, решив во что бы то ни стало заставить мужа выполнить свои супружеские обязанности. Выйдя из комнаты, Хелен спустилась по лестнице, осторожно ступая босыми ногами по гладким мраморным ступеням старого дома.

У дверей гостиной, превращенной Рисом в комнату для занятий музыкой, Хелен остановилась. Рис все еще работал над тем же фрагментом арии, который недавно показывал ей. Теперь он звучал немного лучше.

Набравшись смелости, Хелен открыла дверь. Рис поднял голову и взглянул на нее. Комнату освещали два канделябра, стоявших на пианино. Волосы Риса были взъерошены больше обычного, а под глазами виднелись темные круги. Он выглядел смертельно усталым и подавленным.

Хелен стало жаль его. Она отказалась от своих первоначальных планов. В таком состоянии он был не способен переспать с ней.

— Хочешь, я помогу тебе? — спросила она. Запахнув плотнее халат на груди, она переступила порог комнаты.

Он тряхнул головой, как будто хотел сбросить с себя оцепенение.

— Мне кажется, эта ария уже звучит намного лучше, — промолвил он и наиграл ту мелодию, которую Хелен слышала, стоя за дверью. — Как ты считаешь?

— Мне нравится этот вариант, — ответила Хелен и снова села рядом с ним на скамеечку за инструмент. — А если эту мелодию закончить на ноте ре на октаву выше? Ваше сопрано сможет взять такую высокую ноту? — Она сыграла несколько музыкальных фраз. — Здесь, на ноте ля, надо сделать паузу. А потом мелодия пойдет или вверх, или вниз на ре.

— Лучше все же вверх, — сказал Рис. — На мой взгляд, триоль звучит излишне цветисто, но вот этот минорный аккорд мне нравится.

Он убрал с клавиш ее руки и сыграл мелодию сам.

— Прекрасно! — воскликнул Рис. — Ты всегда была талантливее меня, Хелен!

— Я бы так не сказала, — возразила она. — Ты пишешь настоящую музыку, а я просто играю с нотами. Серьезные музыканты не тратят время на обработку произведений Бетховена для исполнения в четыре руки. Они сочиняют оригинальные пьесы так, как это делаешь ты.

Он опустил крышку пианино и закрыл клавиатуру.

— То, что я пишу, — не музыка, а полная чушь, Хелен. И ты это прекрасно знаешь. Когда мы с тобой только поженились, ты говорила, что я сочиняю нудные дуэты и что гармонический строй моих произведений слишком банален.

Хелен бросила на него изумленный взгляд.

— Я этого никогда не говорила! — воскликнула она. — И никогда так не думала. В прошлом году мне действительно не все понравилось в твоей опере «Белый слон», однако некоторые места были великолепно задуманы.

На его лоб вновь упала прядь непокорных волос. Он саркастически усмехнулся. Хелен отчетливо видела морщинки, собравшиеся в уголках его глаз.

— Я могу точно сказать, что именно тебе не понравилось в «Белом слоне», — промолвил Рис. — Ария для тенора в первом акте, дуэт гобоя и кларнета в третьем акте и минорная гамма в начале финала оперы.

— Ты прав, — согласилась Хелен. — Я помню, что говорила тебе об этом в прошлом году. Но я, к сожалению, не сказала тогда, что тебя можно было и похвалить. Музыкальные характеристики персонажей оперы были просто великолепны, да и повторяющееся пианиссимо верхних фа в арии герцога звучало очень изящно. Блестяще была передана в музыке паника, возникшая во время грозы, когда слон вырвался на свободу. А дуэт меццо-сопрано, как отметили все в Лондоне, был, несомненно, написан в порыве высокого творческого вдохновения.

Подняв бровь, Рис иронично поглядывал на жену. Но это была не насмешка, а самоирония.

— Почему ты никогда не говорила мне об этом?

— Потому что… — Она запнулась. — Мне, конечно, следовало похвалить тебя, но я не знала, что для тебя это важно.

— Тебе действительно понравилось пианиссимо верхних фа? Хелен кивнула:

— Это было смело… Вторая часть арии прекрасно уравновешивает первую…

— Правда? Я никогда не задумывался над этим. А ты читала критические отзывы о моей опере в «Газетт»?

— Ты имеешь в виду статью Гиддлсхерда? Но он же полный идиот! — фыркнула Хелен.

Лицо Риса расплылось в улыбке.

— Ему очень не понравилось именно то место в моей опере, о котором мы говорим.

— Я же говорю, что он идиот, — сказала Хелен. Немного помолчав, она смущенно спросила: — Так, значит, тебе не безразлично мое мнение?

Ответ на свой вопрос она прочитала в его глазах. Мерцание свечей в полутемной комнате настраивало их на лирический лад. Сейчас, как никогда, Хелен хотелось быть искренней с Рисом.

— Я всегда была убеждена, что из нас двоих ты — настоящий музыкант, — сказала она, отринув свою гордость и всегда преследовавшее ее желание уколоть мужа. — Я никогда не думала, что ты ждешь моей похвалы. — Она потупила взор. — И мне всегда хотелось, чтобы ты считал меня умной.

Рис молчал. Взглянув на него, Хелен увидела, что он в упор смотрит на нее. У него были красивые глаза, обрамленные густыми черными ресницами.

— Ты хотела, чтобы я считал тебя умной… — задумчиво повторил он.

Хелен вскинула голову. «Ну что ж, раз уж я начала говорить на эту тему, надо быть честной до конца!»

— Я всегда с большим пристрастием слушаю твою музыку, — призналась она. — Конечно, я не могла ходить на твои оперы больше одного раза, это показалось бы странным. Поэтому я внимательно вслушивалась в каждый звук, в каждую музыкальную фразу. Но я обычно только критиковала тебя… Прости. Я, наверное, дурно воспитана. Сейчас мне стыдно за свое поведение.

Рис взял жену за подбородок и вгляделся в ее серовато-зеленоватые глаза. Теперь он не сомневался в ее искренности.

— Значит, тебе действительно нравится музыка к «Белому слону»? — все еще не веря, промолвил он.

— Да, и не только мне, Рис. Ты это и сам прекрасно знаешь.

— Мне плевать на всех! Меня интересует только твое мнение, Хелен.

— Ты его слышал.

Рис опустил руку и расхохотался.

— А ты знаешь, как я работаю над партитурой новой оперы? — вскричал он.

— Нет, — растерянно ответила Хелен.

— Я сижу, сочиняю, наигрываю целые куски и постоянно спрашиваю себя, как бы Хелен оценила эту арию или этот музыкальный фрагмент. А потом я слышу твой голос, произносящий свой приговор. Ты говоришь, что музыка довольно слабая, нудная. Говоришь, что она идет от ума, а не от сердца. Но никогда еще в своем воображении я не слышал, чтобы ты от души похвалила то, что я пишу.

Хелен была ошеломлена его словами.

— О, Рис! — воскликнула она. — Я и не подозревала об этом!

— Я знаю, — криво усмехнувшись, сказал он. В комнате повисла напряженная тишина.

— Я чувствую себя настоящей дурой, — промолвила Хелен, нарушая тягостное молчание. — В течение последних девяти лет я разносила в пух и прах твою музыку только ради того, чтобы показаться умной.

Хелен боялась поднять глаза на мужа. Ей было не по себе.

— Ты никогда не была дурой, — сказал Рис и резким движением поднял крышку пианино так, что пламя свечей замигало. — Послушай, я написал этот кусок в си-минор, а потом переработал в ре-мажор кантабиле.

— Но почему ты предпочел мажорный лад? — удивленно просила Хелен и попробовала наиграть тот фрагмент, о котором говорил Рис. — Если бы ты выбрал соль-минор, эта фраза прозвучала бы более интересно.

— Но я хотел придать звучанию оригинальность, а не налет грусти, — заявил Рис, а потом еще раз исполнил фрагмент оперы.

Хелен посмотрела на его большие кисти рук с длинными изящными пальцами и перевела взгляд на поблескивавшие в свете мерцающего пламени темные волосы и сильные плечи. Она невольно отметила про себя, что Рис сильно изменился за последнее время.

— Ты невнимательно слушаешь, — сказал Рис. — Не отвлекайся.

— Сыграй это место еще раз и помедленнее, — попросила Хелен. — Анданте.

Глава 22

СВЯЩЕННИК ВЛЮБИЛСЯ

Спустившись утром на завтрак, Том обнаружил, что столовая пуста. Он никогда не обманывал себя. Сейчас он знал, что расстроился вовсе не потому, что не застал в столовой своего ворчливого брата или его загадочную жену. Все дело было в Лине.

— Хотите, я принесу блюдо с лососем, мистер Холланд? — спросил Лик.

— Нет, спасибо, Лик. Подайте мне лучше чашку кофе и пару гренков, пожалуйста, — сказал Том, не смея задать вопрос о том, где Лина. — Мой брат уже позавтракал?

— Лорд Годуин еще не встал, — ответил Лик. — Он всю ночь работал над партитурой.

Подав Тому завтрак, дворецкий удалился. Когда дверь за ним закрылась, Том невольно начал представлять себе лежащую в постели, сонную и немного растрепанную Лину. Его фантазия так разыгралась, что он готов был вскочить с места, взбежать по лестнице и постучать в дверь спальни мисс Маккенны.

Вообще-то в обычной жизни он редко испытывал искушения. Том служил в маленьком приходе. В его церковь не часто заглядывали аристократы, которые обычно посещали более величественный кафедральный собор в Беверли. Однако это вовсе не означало, что местные дворяне игнорировали Тома, младшего сына графа Годуина. Но он вел такой праведный образ жизни, что никому из дам даже и в голову не приходило попытаться соблазнить его.

Но Лине удалось это сделать без особых усилий. Его тянуло к ней, словно магнитом.

«Я хочу ее, — думал Том. — Я еще никогда в жизни так сильно не хотел женщину. И это не простая похоть, хотя мне трудно разобраться в охвативших меня пылких чувствах, которые я прежде никогда не испытывал. Я хочу всю ее, целиком… С ее глупым смехом, странным выборочным знанием Библии и ужасными анекдотами, которые она пытается мне рассказать».

Том привык следовать своей интуиции. Как известно, хорошо развитое чутье обычно не свойственно мужчинам, но оно досталось Тому в наследство от матери, часто помогая в жизни. С годами интуиция только еще больше обострилась. Это она заставила Тома вернуться в Лондон и попытаться выяснить отношения с братом.

Сейчас интуиция подсказывала ему, что Лина просто создана для него. Но разум говорил Тому, что эта женщина не годится на роль жены священника. Жениться на ней — это положить конец своей карьере. Он знал, что уже никогда не получит крупный приход.

Более того, если епископ узнает, что священник его епархии женился на любовнице своего брата, то Том лишится места. Но чувства Тома восставали против доводов разума. Он не желал слушать их. Том не мог жить без Лины. Сейчас ему было глубоко безразлично, к каким последствиям приведет брак с ней. Если бы это было возможно, он бы прямо сейчас увез ее в восточный райдинг.

Доев гренки, Том встал из-за стола. Он полдня не видел Лину. Она не спустилась к обеду. Впрочем, как и Рис. Хелен тоже не выходила из своей комнаты, но Том не мог винить жену Риса за то, что она попросила подать ей обед в спальню. Он удивлялся, что его невестка вообще согласилась вернуться к мужу. Устав бродить по дому в ожидании домочадцев, Том решил подняться в детскую, чтобы проведать Мэгги.

Оказавшись в коридоре на третьем этаже, он услышал звонкий заливистый смех Лины. В ее голосе не было никакой нарочитости, притворства или кокетства, свойственного куртизанкам. Скорее, это было детское непосредственное веселье.

«Она ведет себя так естественно потому, что на самом деле никакая она не куртизанка», — подумал Том, открывая дверь детской. У него было тяжело на сердце. Женщина, которую он любил, не могла принадлежать ему, потому что его брат, этот отпетый негодяй, сделал ее своей содержанкой, наложницей. Подобные мысли причиняли Тому острую боль. У него было такое чувство, как будто ему в сердце всадили нож.

Лина сидела на низком табурете у окна, а Мэгги старательно расчесывала ее длинные волосы. Они не заметили, как вошел Том. Мэгги внимательно смотрела на блестящий поток волос Лины, а Лина рассказывала девочке сказку.

— Вот видишь, Мэгги, — говорила она, — мельнику не оставалось ничего другого, как только послать трех своих сыновей на поиски счастья.

— А почему они не могли остаться дома с отцом? — спросил Том, подходя к ним.

Лина взглянула на него, и Том вдруг понял по выражению ее глаз, что та рада его видеть.

— Добрый день, мисс Маккенна, — поклонившись, поздоровался он. — Привет, Мэгги.

Но девочка даже не взглянула на него. Как завороженная, она смотрела на шелковистые волосы Лины, проводя по ним расческой.

— Мэгги, дорогая, — обратилась к ней Лина, — мне кажется, что ты хорошо расчесала мои волосы. Давай займемся прической позже.

Лицо девочки исказило выражение недовольства. Она хотела вцепиться в волосы Лины, но та мягко отстранила ее.

— Я же сказала, что мы продолжим несколько позже, — спокойно промолвила она, вставая.

Лина дала Мэгги муфту из ворсистой ткани, и малышка стала с увлечением расчесывать ворс.

— Если вы позвоните вон в тот колокольчик, мистер Холланд, — сказала Лина, — Роузи вернется в детскую и присмотрит за Мэгги.

Том позвонил в колокольчик, вызывая служанку.

— Мэгги, — обратился он к девочке, — ты хочешь сегодня покататься в парке?

Она ничего не ответила, не удостоив Тома даже взглядом.

— А может быть, ты хочешь посмотреть на тигров в лондонском Тауэре? — спросил Том.

Девочка снова промолчала.

— Ну что, принимаешь мое предложение? — попытался он разговорить ее.

— А где это находится? — не глядя на него, спросила Мэгги. — Рядом с постоялым двором «Оловянная кружка»?

— Нет, — ответил Том.

Губы девочки почему-то задрожали, и она снова принялась старательно расчесывать ворс на муфте.

В этот момент в детскую явилась Роузи, а Том и Лина вышли из комнаты.

— Мэгги сильно скучает по миссис Фишпоул, — промолвила Лина, как только они оказались в коридоре. — Она постоянно спрашивает, когда ей разрешат увидеться с ней.

— Я мог бы свозить ее в гости на постоялый двор, — сказал Том, не зная, чем помочь девочке. — Но ее нельзя оставлять там надолго. Мэгги в последнее время спала на груде тряпья в углу кухни. Миссис Фишпоул не имеет возможности взять ее к себе.

Они направились по коридору к лестничной площадке.

— Вы считаете, что спасли девочку? — спросила Лина. — Вы увели ее из трактира, не подумав о последствиях.

— У меня не было другого выхода, — стал оправдываться Том.

— Почему вы так решили?

— Потому что миссис Фишпоул настаивала, чтобы я ее забрал.

— Но как вы оказались на кухне трактира?

— Я увидел Мэгги во дворе и подумал, что она, наверное, живет в ужасных условиях.

— И вы захотели спасти ее, — сделала вывод Лина. — Вы решили помочь девочке сразу же, как только увидели ее.

— Все это не так просто, — возразил Том.

— Сколько детей вы уже спасли?

Лина шла впереди него, покачивая на ходу крутыми бедрами, и это мешало Тому сосредоточиться на разговоре.

— Немного, — ответил он.

— Вы, наверное, уже примериваете нимб святого, — насмешливо заметила она, входя в библиотеку, и села на диван.

Том последовал за ней. Ему показалось, что последнюю фразу Лина произнесла с легким презрением. Это рассердило Тома.

— При чем тут нимб святого? — пожав плечами, раздраженно пробормотал он.

— А при том! Все вы, священники, одинаковы, — категоричным тоном заявила она. — Желая быть добродетельным, вы лишили Мэгги приемной матери, единственного человека, которого девочка любит. Это было ошибкой.

Том пришел в негодование.

— Миссис Фишпоул больше не могла заботиться о ней, — заявил он. — Мэгги, как я уже сказал, вынуждена была спать на груде тряпья на кухне, и миссис Фишпоул была сильно обеспокоена этим обстоятельством. Она боялась, что с Мэгги может что-нибудь случиться. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Конечно, понимаю, — с досадой сказала Лина. — Именно поэтому вы, словно рыцарь в сияющих доспехах, бросились на помощь бедной девочке, не так ли? Вы, конечно же, потешили свое честолюбие. Только и всего.

— Все было совсем не так, — горячо возразил Том. — И я не понимаю, почему вы с таким презрением относитесь к моим попыткам помочь ребенку?

— Вы ошибаетесь. Я не испытываю к вам никакого презрения, — промолвила она. — Просто мне хорошо знакомо такое поведение. Такие люди, как вы, в своем благочестивом рвении часто бросаются спасать страждущих, когда их никто не просит об этом. И попадают впросак, оказывая тем самым медвежью услугу.

— Вы, вероятно, считаете, что мне не следовало забирать Мэгги у миссис Фишпоул? Может быть, вы полагаете, что я должен был взять с собой не только девочку, но и кухарку?

Лина кивнула:

— Вам не надо было разлучать девочку с матерью.

— Но миссис Фишпоул — вовсе не мать Мэгги, — возразил Том. Впрочем, в душе он был согласен с Линой. — Возможно, вы правы, но я совершил этот поступок вовсе не из ханжеского благочестия или желания выглядеть в глазах окружающих добродетельным.

Лина, нахмурившись, потупила взор и стала разглядывать свои ногти.

— Мы должны вернуть Мэгги на постоялый двор, — сказала она.

Том сел рядом с ней, не спросив разрешения.

— Но Мэгги не может жить на кухне трактира, — попытался он переубедить ее.

— Я все прекрасно понимаю, — промолвила Лина, бросив на Тома нетерпеливый взгляд, — но девочке нужна мать. Миссис Фишпоул может сменить работу и устроиться куда-нибудь в другое место. Жаль, что у Риса уже есть повариха.

— Думаю, что Рис не взял бы к себе кухарку, которая в основном готовит пирожки с рыбой и колбасой, — заметил Том. — Он платит своей поварихе сто гиней в год.

Лина сама понимала, что ее мечты о хорошем месте для миссис Фишпоул несбыточны.

— Мы должны что-то сделать, — сказала она. — Я не могу смотреть на бедную крошку. У Мэгги такие печальные глаза, что я боюсь разреветься, глядя на нее!

Никто никогда не видел на глазах Лины слезы. Она запретила себе плакать в тот день, когда сбежала из дома. Ведь приехав в Лондон, она вдруг обнаружила, что у нее украли кошелек. Лина осталась без денег в чужом городе.

— Я думал, что найду для нее приемную семью, когда вернусь в восточный райдинг, — оправдывался Том.

— Да кому нужна сирота! — с горечью воскликнула Лина.

Она не раз видела так называемых милосердных людей, которые отказывались подать нищему даже фартинг.

— Я мог бы выплачивать ей содержание, — промолвил Том.

— Вы? Священник? — Лина расхохоталась. — Могу представить, сколько фунтов в год вы получаете, мистер Холланд. Меня удивляет, что вы нашли деньги для поездки в Лондон. Но содержать сироту вы, конечно же, не сможете. В этом нет сомнений.

— И сколько я, по вашему мнению, получаю? — спросил Том.

— Возможно, у вас есть кое-какие сбережения, но служба в приходе, думаю, приносит вам не больше двухсот фунтов годового дохода. А подобной суммы хватило бы только на то, чтобы купить вот это платье.

И она тронула подол своего наряда. На ней было алое платье в русском стиле с белыми кисточками на плечах. Лина выглядела просто роскошно.

Том был не так беден, как это казалось Лине. Раньше он не придавал значения тому состоянию, которое мать оставила ему в наследство. Он понемногу тратил его на благотворительные цели, но теперь благодарил Бога за то, что у него были деньги. Лина, если бы захотела, могла бы щеголять в дорогих нарядах и быть самой красивой и богато одетой женой приходского священника.

— По вашему мнению, это платье стоит того, чтобы купить его за такую огромную сумму? — спросил он, положив вытянутую руку на спинку дивана. Однако он так и не осмелился дотронуться до плеча своей собеседницы. — Но вообще-то вам оно очень идет.

— Еще бы! Я всегда тщательно подбираю одежду. Особенно мне нравятся шелковая бахрома и кисточки на этом наряде. Сейчас это в моде. В этом году ни одна дама не выйдет за порог без бахромы.

— И вы думаете, что это платье стоит больше, чем я мог бы дать на содержание Мэгги в год?

Лина прищурилась.

— Я не люблю подобные словесные уловки, преподобный. Поверьте, вам не удастся разбудить во мне совесть. Даже не пытайтесь! Я не заблудшая овечка из вашей паствы.

Том усмехнулся:

— Да, вы не из моей паствы. Это неоспоримый факт, но я сожалею об этом.

Лина пожала плечами:

— Я понимаю, вы же священник, поэтому было бы странно требовать от вас другого поведения. — Внезапно она как будто потеряла к нему всякий интерес. Том почувствовал себя навязчивым гостем, которого Лине надоело развлекать. — Я попрошу Риса помочь миссис Фишпоул. Он может себе это позволить, к тому же Рис никогда еще не отказывался исполнить те мои просьбы, в которых речь идет о деньгах.

Лина произнесла эти слова ровным голосом, без тени торжества.

Том посмотрел ей в глаза, и она отвела взгляд в сторону.

Мысли об этом священнике с глубоко посаженными серыми глазами не давали Лине покоя. Он только внешне походил на Риса. Лина не обманывала себя, прекрасно сознавая, что граф никогда не любил ее. Это она была влюблена в графа. И вот Лина встретила этого странного священнослужителя с беспокойным взглядом и крупными, как у Риса, чертами лица. У нее было такое ощущение, будто Том смотрит ей прямо в душу. Это раздражало ее.

— А вы не хотели бы продать это платье? — спросил вдруг Том.

— Давайте оставим разговор о моей одежде, иначе я решу, что вы хотите только одного — раздеть меня, — сказала Лина.

Откинувшись на спинку дивана, она одарила Тома обольстительной улыбкой, которую долго репетировала перед зеркалом.

Он пристально посмотрел на нее. Так однажды в детстве на Лину смотрела мама, прекрасно понимая, что именно ее дочь оборвала ягоды ежевики в саду миссис Гирдл, хотя и не признавалась в этом.

— Это само собой разумеется, — сказал он с усмешкой, и вокруг глаз у него вдруг появились мелкие морщинки. — На свете не существует мужчины, у которого не зачесались бы руки при виде всех этих пуговиц и тесемок.

Лина не смогла сдержать улыбку. Том оставался для нее прежде всего священником, а их она не очень-то жаловала.

— Я думала, что священнослужители выше подобных соблазнов, — заявила она. — Мне кажется, вам следует подняться в свою комнату и помолиться о спасении собственной души.

— А кто вам сказал, что священники бесчувственны? — насмешливо спросил Том. — Любовь к вам, Лина, не наносит моей душе никакого вреда. Я впервые в жизни встречаю такое прекрасное Божье создание, как вы.

— Любовь? — удивленно переспросила Лина. — Вы, наверное, оговорились, преподобный!

— Нет, я назвал вещи своими именами, — спокойно возразил Том.

Лина засмеялась, но Том прикоснулся кончиками пальцев к ее щеке, и она замолчала. Он долго и пристально смотрел на нее так, что Лина вдруг чего-то испугалась.

— Вы слышали анекдот о епископе, которого среди ночи разбудил какой-то шум? — спросила она, пытаясь подавить в себе непонятный страх. — Но когда он встал, чтобы посмотреть, в чем дело…

— Замолчи, — прошептал Том, не сводя с нее глаз, и медленно потянулся к ней.

У Тома были широкие плечи. Лина вцепилась в них, когда Том вдруг неожиданно припал к ее губам в пылком поцелуе. Так ее еще никто не целовал. Ни Хью Сазерленд, ни Харви Битл, ни даже Рис Годуин.

— А вы уверены, Том, что действительно являетесь священником? — пролепетала Лина, когда тот наконец прервал поцелуй.

— В этом нет никакого сомнения.

Том не давал воли своим рукам, боясь прикоснуться к ней лишний раз, хотя она-то видела, что его неудержимо тянет к ней.

— Но священники так не целуются! — прошептала Лина. У него был такой красивый, четко очерченный рот, что Лине вновь захотелось испытать на своих губах вкус его поцелуя.

— Чужие любовницы тоже так не целуются, — хрипловатым голосом промолвил Том. — Если бы я не был священником, Лина, вы оказались бы в серьезной опасности.

Лина не думала, что ей грозит какая-либо опасность. Она была погибшим созданием, которому нечего было терять. И они оба прекрасно знали об этом, и это для Лины, конечно же, было унизительным.

Том, казалось, прочитал ее мысли.

— Вы не шлюха, Лина Маккенна, — сказал он, подняв ее голову за подбородок.

— Вам не нравится жестокая правда, поэтому вы и не признаете ее, — криво усмехнувшись, промолвила она.

— Я говорю то, в чем совершенно уверен, — твердо заявил он.

Ее поразили проникновенные нотки, звучавшие в его голосе. Том полностью доверял ей. Отец Лины был очень похож на него. Без сомнения, он встретил бы ее с распростертыми объятиями, если бы она решила вернуться домой. Для него она была заблудшей овцой. «Господь всемилостив, он все прощает», — говаривал ее отец, стараясь поступать по-христиански.

— А вам не надоело всегда быть таким добрым и хорошим? — раздраженно спросила она.

Лина и сама не знала, на кого злилась — на Тома или на своего отца…

— Да, надоело, — честно признался Том, погладив Лину по голове.

Ее длинные шелковистые волосы были приятны на ощупь.

Отец Лины никогда в жизни не сказал бы ничего подобного. Он был готов неустанно любить, понимать и прощать людей. И это совершенство утомляло Лину.

— Тем не менее, — сказала она, — могу предположить, что вы никогда не нарушали данных вами обетов. Вы всегда свято чтили Десять заповедей.

Том продолжал гладить Лину по голове. Это доставляло ему ни с чем не сравнимое удовольствие.

— Во всяком случае, я могу не бояться, что нарушу заповедь «не прелюбодействуй», — мягко сказал он. — Ведь вы не замужем. А вообще-то из всех заповедей мне больше всего нравится «возлюби ближнего, как самого себя». — Он поцеловал ее в голову. — Я готов следовать ей, Лина. В конце концов, вы — мой ближний.

Лина усмехнулась, решив, что поймала его на слове.

— Значит, вы готовы вступить во внебрачную связь, преподобный? Разве это не грех?

— Меня зовут Том, — напомнил он ей. — А внебрачная связь — хоть и грех, но незначительный.

— Ах вот как! — с негодованием воскликнула она. — Да как же вы можете так говорить! Теперь я вижу, что вы действительно способны расстегнуть мое платье и раздеть меня!

Том прижал ее к своей груди и горячо зашептал на ухо:

— Грех совершается тогда, когда мужчина вступает в связь с женщиной, которую не любит и на которой не собирается жениться. А я испытываю сейчас искушение заняться с вами любовью до того, как церковь освятит наш союз. Это разные вещи. Заметьте, Лина, я говорю о любви, а не о похоти.

Лина покачала головой:

— Вы сумасшедший, как и все священники, преподобный. По-видимому, люди впадают в безумие, как только получают сан.

— А кто был священником в вашем приходе? — поинтересовался Том.

— Мой отец, преподобный Гидеон Маккенна, — ответила она. — Он до сих пор служит в Дамфрисшире, в Шотландии.

Лина не видела, как лицо Тома расплылось в улыбке. Он и не предполагал, что маленькая бунтарка Лина была дочерью приходского священника. Теперь стало понятно, почему она так хорошо знает персонажи Библии и часто говорит о Саломее. Лина поддалась искушению и бежала в Лондон. Но даже этот порочный город не смог испортить ее. Да, эта девушка стала содержанкой Риса, но только потому, что без ума влюбилась в него.

— А что за человек ваш отец? — осторожно спросил Том. Он сидел, боясь пошевелиться. Лина могла в любой момент вскочить с места и убежать из комнаты.

— Он совершенен во всех отношениях, — заявила она. — Мой отец — безупречный человек.

— Какая необычная характеристика, — удивленно заметил Том. — Вы считаете, что остальная часть человечества погрязла в пороках и не идет ни в какое сравнение с вашим отцом?

— О нет, дело вовсе не в этом, — покачав головой, промолвила Лина. — Нет ничего более утомительного и нудного, чем совершенство. Я терпеть не могу это качество.

— Я не совсем вас понимаю.

— Что бы я ни вытворяла в детстве, какой бы проступок ни совершила, отец всегда прощал меня.

Том глубоко задумался. Жизненный опыт Лины так сильно отличался от его собственного, что он просто не знал, как реагировать на ее слова.

— С вашей точки зрения, возможно, мой отец и похож на святого, — раздраженно сказала она, — но в детстве я сильно страдала от этого.

Том посадил Лину себе на колени. Эта поза не казалась ему сейчас интимной, однако все изменилось, когда мягкие округлые ягодицы Лины коснулись его паха.

— Понимаете, мой отец всегда соблюдал заповеди. Он был непогрешим, — продолжала она.

А Том изо всех сил пытался отогнать грешные мысли. Повернув голову, он взглянул в окно. На ветке орешника он увидел большую белку. В лапках она сжимала орех, похожий на облатку, ее пухлые щеки быстро двигались.

— Меня раздражало в отце то, что он больше любил Бога, чем меня, — с горечью сказала Лина.

Том сжал ее в объятиях, стараясь убедить себя в том, что не будет большого греха, если он поцелует Лину в нежное розовое ушко.

— Однажды меня попросили спеть в театрализованном представлении, которое ежегодно устраивалось в нашей деревне на Рождество, — продолжала она. — Я очень гордилась тем, что выбрали именно меня. Мне доверили исполнить роль архангела Гавриила, а также спеть лучшие сольные номера. Я репетировала в течение нескольких недель.

— Уверен, что вы прекрасно справились со своей задачей, — промолвил Том и не узнал свой сдавленный голос.

Его охватила тревога. Он так и не осмелился поцеловать ушко Лины, опасаясь, что она вот-вот заметит, на чем сидит.

— Возможно, так оно и было бы, — грустно сказала Лина, — но накануне представления отец застал меня с Хью Сазерлендом.

Мы целовались. Отец, конечно же, пришел в ужас. — Карие глаза Лины печально смотрели на Тома. — Он много молился, а потом вдруг заявил, что должен лишить меня того чего я хочу больше всего на свете, потому что Господь запретил развратничать. И меня отстранили от участия в представлении.

— Бедняжка, — сочувственно прошептал Том, целуя ее в нос, уголок глаза и щеку.

— Но это было еще не все, — продолжала Лина. — Отец решил, что сам процесс пения доставляет мне слишком большое удовольствие. Ему не нравилось, что я не обращаю внимания на смысл тех песнопений, которые исполняю. С самого юного возраста он внушал мне мысль о том, что я должна любить не свой голос, а те слова, которые произношу.

— «Восхвалите радостными звуками Господа своего», — процитировал Том.

— Да, это слова псалма, — устало сказала Лина. — Но той ночью, когда отец запретил мне участвовать в представлении, он взял с меня обещание не петь в течение шести месяцев.

Том затаил дыхание. Он понимал, как трудно было Лине сдержать свое слово. Разве можно заставить замолчать певчую птичку?

— Это было ужасно, — продолжала она свой рассказ. — Мама умоляла отца пожалеть меня. Думаю, в глубине души он и сам был сильно расстроен, но не хотел признавать, что совершил ошибку. Ведь наказывая меня, отец руководствовался благочестивыми целями. Он принес обет, понимаете? Отец пообещал Господу, что запретит мне петь в течение шести месяцев ради спасения моей души. И теперь он не мог нарушить клятву, даже если бы знал, какие негативные последствия повлечет за собой его поступок.

Лина уткнулась лицом в плечо Тома.

— Той же ночью я тайно убежала к Хью и в хлеву на подворье его отца лишилась девственности.

— Этому Хью повезло, — пробормотал Том.

— А в пять часов утра я села в почтовый дилижанс и уехала в Лондон. Я решила устроиться туда, где людям нужно будет мое пение.

— О, дорогая моя, — крепко сжимая ее в объятиях, прошептал Том.

— Поцелуй меня, Том, — попросила Лина.

— Я не знаю, что мне делать, — пробормотал он, легонько покусывая нежную мочку ее уха. — Мне, наверное, следует сейчас удалиться в свою комнату. Помолившись, я произнесу несколько суровых обетов, которые, впрочем, непременно нарушу завтра.

— Но ведь это можно отложить на некоторое время, — проворковала Лина, — а сейчас я хочу, чтобы ты снова поцеловал меня. Мне это очень нравится.

— Скажи, я лучше целуюсь, чем Хью Сазерленд? — спросил Том, не сводя глаз с ее чувственных губ.

— Поцелуй меня сначала, — прошептала Лина. И их губы слились в страстном поцелуе…

Глава 23

РАЗГОВОР О БРАКЕ

Кавендиш-сквер, Шандуа-стрит, 14 Дом леди Гризелды Уиллоби

— Дело в том, дорогой мой, что ты обязательно должен жениться. Это твой долг перед семьей. Впрочем, ты, конечно, и без моих нравоучений все это прекрасно знаешь, — сказала леди Гризелда Уиллоби, сделав неопределенный жест.

— Ты ужасно ленивое существо, Гриззи, — с усмешкой промолвил граф Мейн, нежно поглядывая на сестру. — Тебе даже лень искать аргументы, чтобы убедить меня в своей правоте. Впрочем, если бы ты приложила усилия и постаралась это сделать, у тебя бы ничего не вышло.

— Не понимаю, почему ты упрямишься. Я, например, рада, что в свое время вышла замуж за беднягу Уиллоби.

— Думаю, вряд ли ты помнишь, как он выглядит, — заметил граф.

— Не говори ерунды, — сказала Гризелда, уязвленная ироническим тоном брата. — Он умер всего лишь десять лет назад. Клянусь, от одного только упоминания его имени мне до сих пор становится очень-очень грустно.

Гризелда бросила на себя взгляд в зеркало и придала своему очаровательному личику трагическое выражение. Она была прелестной тридцатилетней женщиной, гордившейся тем, что выглядит по крайней мере лет на восемь, а при свете свечей — и на все десять моложе своего возраста.

— Не смеши меня, — сказал граф. — Конечно, Уиллоби был по-своему неплохим парнем, но ты пробыла замужем за ним всего лишь год или два, а потом он отбросил копыта. И с тех пор ты не делала попыток вступить в брак. Не понимаю, почему ты толкаешь меня на этот шаг?

— Мы сейчас говорим не обо мне, а о тебе, — заявила Гризелда. Порывшись в сумочке, она достала листок бумаги. — Хотя при желании я могла бы выйти замуж за Корнелия. Ты только посмотри, Гаррет, какое восхитительное стихотворение он мне написал!

— Корни Бамбер — фат и великосветский хлыщ, — презрительно сказал Мейн. — Но если тебя не тошнит от его манер, я не буду возражать против вашего брака.

— Моя любовь подобна льду, — мечтательным тоном прочитала Гризелда строчку из посвященного ей стихотворения.

— А я огню подобен, — продолжил ее брат.

— Откуда ты знаешь это стихотворение? — изумилась она. От удивления Гризелда выпрямила спину. Она делала это крайне редко, поскольку считала, что ее фигура выглядит лучше, когда она полулежит.

— Знаешь, я пришел к выводу, что тебе все же не стоит выходить замуж за Бамбера. Человек, без зазрения совести присвоивший стихотворение Спенсера, не достоин тебя.

— Какие глупости! — воскликнула Гризелда. — Я и не думала выходить замуж за Бамбера. А Спенсер… это, наверное, друг Байрона? Он еще жив? Мне бы очень хотелось познакомиться с ним.

— Этот поэт уже умер, причем давно. Его звали Эдмунд Спенсер, он был современником Шекспира.

Надув губки, Гризелда отбросила в сторону листок бумаги со стихотворением.

— Вернемся к вопросу, который мы обсуждали, — сказала она. — Тебе необходимо жениться, Гаррет. Пройдет еще какое-то время, и ни одна приличная невеста не посмотрит в твою сторону.

Мейн пожал плечами:

— Я ни разу не замечал, чтобы женщины косо или презрительно посматривали на меня.

— Это потому, что ты не общаешься с матронами, у которых есть дочери на выданье.

Граф хмыкнул:

— А с какой стати я должен общаться с ними? У таких женщин нет времени на любовные игры.

— Тебе пора думать не об играх, а о чем-нибудь более серьезном, — с упреком сказала Гризелда. — Мне не хотелось бы читать тебе нравоучения, Гаррет, но не забывай, что у меня нет детей. И если ты вдруг умрешь, все состояние нашего отца и его титул перейдут по наследству этому бездельнику, отпрыску кузена Хьюго. Запомни, Гаррет, я никогда не прощу тебе, если это произойдет.

— Я не собираюсь пока умирать, — заявил Мейн. Обилие роз, букеты которых стояли повсюду в гостиной его сестры, начало раздражать графа. — А что касается брака, то я женюсь, когда придет время.

— И в каком же возрасте ты намерен завести семью? — спросила Гризелда, насмешливо поглядывая на брата. Она была единственным человеком, от которого Мейн терпеливо сносил колкости и издевки. Несмотря на то что они постоянно пикировались, брат и сестра были искренне привязаны друг к другу. — Я хочу, чтобы ты произвел на свет наследника, пока еще полон сил и находишься в добром здравии, Гаррет. Ты должен успеть научить парня держаться в седле и править лошадью.

— Да что ты меня все время хоронишь! — возмутился Мейн. — Неужели, по-твоему, я так стар, что скоро могу оказаться совершенно беспомощным?

— Тебе уже тридцать четыре года. В течение многих лет ты вел себя как настоящий кобель, и вскоре ни одна женщина не будет воспринимать тебя серьезно.

Мейн вдруг разозлился.

— А ты могла бы обойтись без оскорблений? — процедил он сквозь зубы.

Гризелда раскрыла веер и начала обмахиваться им.

— Я намеренно оскорбила тебя, Гаррет, чтобы привести в чувство. Тебе нужна встряска. Пойми, скоро в Лондоне не останется ни одной женщины, с которой бы ты еще не переспал.

Мейн отвернулся к камину, хмуро уставившись на поленья. Закусив губу, Гризелда размышляла, стоит ли продолжать этот трудный разговор. Мейн резко поднял голову и повернулся к ней.

— Хорошо, я подумаю над твоими словами, — пообещал он. — И возможно, действительно приму решение жениться в ближайшее время.

— Вот и отлично, — обрадовалась леди Уиллоби.

— Но это произойдет не завтра, — предупредил он. — Я должен еще кое-что довести до конца.

Гризелда знала характер брата и понимала, что в этой ситуации его нельзя торопить.

— Речь идет об отношениях с графиней Годуин? — подняв бровь, спросила она.

— Ты угадала.

— Я слышала о том, что произошло на балу у леди Гамильтон. На твоем месте, Гаррет, я была бы осторожна. Граф не вполне вменяемый человек, ты же знаешь.

— Он держался в рамках приличия, когда застал нас с графиней наедине, — пожав плечами, небрежно заметил Мейн. — Но вся загвоздка в том, что леди Годуин внезапно исчезла. Никто не видел ее уже несколько дней.

— Возможно, она удалилась в деревню, расстроившись из-за того, что ей пришлось обкромсать свои волосы, — предположила Гризелда, невольно дотронувшись до своих роскошных белокурых кос.

Она ни за что на свете не обрезала бы их.

— Ее слуги говорят, что леди Годуин уехала на воды. Но я ездил в Бат и навел справки. Там никто ничего не слышал о ней. В своем имении она тоже не появлялась.

— Не надо принимать все так близко к сердцу, — насмешливо промолвила Гризелда. — Я вижу, ты сбился с ног, разыскивая эту даму. Даже в Бат ездил. А я ведь могу тебе совершенно точно сказать, где она находится!

— Где же она? — быстро спросил Мейн.

— Она прячется в укромном месте и ждет, когда у нее отрастут волосы. После своего скандального появления на балу леди Годуин наверняка пожалела о том, что сделала. И я ее отлично понимаю, Гаррет. Я сама оказалась в подобном незавидном положении, когда произвела фурор на праздновании дня рождения королевы, приехав в прусском наряде, украшенном синими страусовыми перьями.

— Но где именно она, по твоему мнению, прячется? — спросил Мейн. — Я хочу разыскать ее. Что же касается волос Хелен… На мой взгляд, у нее восхитительная стрижка!

— Ты непременно найдешь ее, — успокоила Гризелда брата, поглядывая на него в карманное зеркальце, которое незаметно достала из сумочки. — Но я прошу тебя побыстрее закончить этот флирт. Ты должен нынешним летом наконец-то определиться в жизни, выбрать себе невесту и попросить руки у ее родителей.

Мейн невольно содрогнулся от ее слов.

— Я не могу себе представить, что найду ту женщину, которую захочу каждое утро видеть за завтраком, — признался он.

— Не беспокойся, вам вовсе не обязательно завтракать вместе, — промолвила Гризелда, подкрашивая кисточкой губы. — Когда я узнала, что Уиллоби обожает есть по утрам пироги с телячьими мозгами, мы стали завтракать в разных комнатах. И поверь, наш брак от этого нисколько не пострадал.

— Ну, я пошел, — сказал Мейн. Наклонившись, он чмокнул сестру в щеку. — Прихорашиваешься для Бамбера, то есть для Эдмунда Спенсера?

— Конечно, — ответила Гризелда, любуясь на себя в зеркальце. — Я с нетерпением жду, что еще он придумает, чтобы обольстить меня. Дорогой братец, ты оказал мне неоценимую услугу. Я всегда поражалась твоим многочисленным талантам. Бьюсь об заклад, что ни один человек в Лондоне не смог бы определить настоящего автора стихотворения, которое Корнелий выдал за свое.

Граф Мейн пропустил ее комплимент мимо ушей. Он невысоко ценил свою цепкую память. Время от времени граф тоже использовал любовную лирику, пытаясь обольстить ту или иную даму, но он никогда не приписывал авторство этих стихотворений себе.

Сейчас же его интересовало только одно — местонахождение пропавшей графини Годуин.

Ее исчезновение привело его в настоящее бешенство. Он никак не мог выбросить из головы мысли об этой стройной грациозной женщине с нежной линией плеч, огромными глазами, тонкими изогнутыми бровями и оригинальной стрижкой. Нет, Мейн был уверен, что Хелен не собиралась отращивать волосы. Такой изящной даме не нужны были кукольные кудряшки или локоны, похожие на те, которые были у его сестры.

Волосы Хелен были шелковистыми и гладкими. И ему хотелось вновь и вновь ласкать ее великолепное тело.

Выйдя из особняка сестры, граф постоял на крыльце, поправил накидку и направился к ожидавшему его во дворе фаэтону. «Если Хелен действительно прячется в укромном месте, дожидаясь, когда отрастут ее волосы, — с усмешкой подумал он, — то она наверняка не откажет себе в удовольствии поразвлечься со мной в своем добровольном изгнании».

Его улыбка стала шире, когда он представил себя в интимной обстановке вдвоем с Хелен. Граф не верил, что Хелен уехала на воды, как бы слуги и друзья ни убеждали его в этом. Она была не из тех женщин, которые способны часами сидеть у источника и пить маленькими глоточками воду, пахнущую тухлыми яйцами. Нет, версия Гризелды казалась Мейну более правдоподобной. Скорее всего Хелен действительно жалела, что остригла волосы, и теперь пряталась ото всех, как куропатка от охотников.

Щелкнув хлыстом по крупу лошади, Мейн направил свой фаэтон по Шандуа-стрит. Он знал, кто может ему сказать, где сейчас скрывается Хелен. Мейн был хорошим охотником и умел выслеживать дичь.

Глава 24

«ПОЙДЕМ, ПОЙДЕМ, ПОЙДЕМ НА БАЛ!»

Хелен и Рис всю ночь работали над партитурой, сидя за пианино в комнате для занятий музыкой. Но когда в окнах забрезжил рассвет, Хелен почувствовала, что смертельно устала. У нее страшно разболелась голова. Поднявшись в свою спальню, она прилегла.

Через некоторое время в комнату тихонько вошла Сондерс и спросила свою госпожу, когда ей будет угодно встать.

— Не буди меня до вечера, — издав тихий стон, сказала Хелен и махнула рукой, приказывая служанке удалиться.

Хелен отвратительно чувствовала себя.

В два часа дня дверь спальни снова распахнулась. Хелен услышала сквозь сон чьи-то торопливые шаги, приближавшиеся к ее кровати. С трудом открыв глаза, она увидела, что это была не Сондерс. У ее постели стоял Рис, свежий и энергичный. Хелен даже поморщилась.

— Уйди, — простонала она, прижав ладонь ко лбу, словно героиня мелодрамы.

— Пора вставать, — бодрым тоном заявил Рис. — Лик сказал, что тебе нездоровится, поэтому я принес средство от головной боли, которое приготовила моя кухарка.

Хелен покосилась на стакан в руках мужа.

— Спасибо, но я не буду это пить. Мне не нравится пена, она выглядит просто отвратительно, — содрогнувшись, сказала Хелен.

— И все же я настаиваю, чтобы ты выпила лекарство. Обняв жену за плечи, Рис все же заставил ее сесть и поднес стакан к ее губам.

— Да как ты смеешь! — возмутилась она.

Однако слабость, которую чувствовала Хелен во всем теле, мешала ей сопротивляться. У нее кружилась голова. Попробовав напиток, Хелен убедилась, что он отвратителен не только на вид, но и на вкус.

— Ты должна выпить все до последней капли, — настаивал Рис.

— Зачем ты меня мучаешь? — простонала она.

— У меня появились новые идеи. Я хочу переработать весь второй акт. Меня осенило после твоих вчерашних слов по поводу арии для тенора из «Белого слона».

Возможно, некоторым женщинам и понравились бы творческие переживания графа, да еще лихорадочный блеск в его глазах, но Хелен они оставляли равнодушной.

И все же она сдалась. Выпив залпом приготовленное кухаркой отвратительное зелье, она оттолкнула руку мужа и откинулась на подушки.

— Уйди, умоляю тебя, — простонала она.

Но через несколько минут ей уже стало намного лучше.

В комнату без стука вошел лакей с двумя ведрами горячей воды, от которых поднимался пар, за ним следовал второй слуга, внесший в спальню жестяную сидячую ванну.

— Жаль, что слугам пришлось поднимать все это по лестнице, — заметил Рис. — Знаешь, Хелен, я провел водопровод в туалет, который находится рядом с моей спальней. Надеюсь, ты как-нибудь зайдешь посмотреть на это чудо техники.

Хелен закрыла глаза. Ей хотелось уснуть и больше не видеть того, что творилось вокруг. Неужели ее муж думает, что она переступит порог его спальни, в которой ощутимо присутствие любовницы? И как ни в чем не бывало пойдет взглянуть на чудо слесарного мастерства? Может быть, она спит и все это видит в дурном сне? Тогда почему у нее так сильно болит голова?

Впрочем, Хелен вынуждена была признать, что боль потихоньку отступала.

— Тебе нужна помощь, чтобы принять ванну? — спросил Рис. Судя по всему, он был готов сгрести ее в охапку и окунуть в горячую воду.

— Нет, — пробормотала Хелен, спустив ноги на пол. — Выйди из комнаты, Рис, умоляю тебя.

— Я буду ждать тебя внизу, — сказал он.

— Я больше не могу работать над твоей партитурой. Мне нужен свежий воздух.

— А где ты собираешься гулять? У меня нет сада, и ты это знаешь.

— Я прокачусь по Гайд-парку в карете с задернутыми шторками, — сказала Хелен. Действительно, все в Лондоне считали, что она находится на водах в Бате, и Хелен не должна была забывать об этом. — Я не сяду за фортепьяно, Рис, как бы тебе этого ни хотелось, пока не почувствую себя лучше.

— Так давай отправимся на прогулку вместе, — легко согласился он. Казалось, ничто не могло испортить его хорошего настроения. — В сущности, это прекрасная идея! Я буду напевать тебе арии, которые уже знаю наизусть, а ты скажешь мне, что думаешь о них.

Хелен схватилась за голову.

— Убирайся вон, — глухо промолвила она. — Вон, вон, вон!

— Знаешь, мне очень нравится твоя прическа, — с озорной улыбкой заявил Рис. — Особенно этот хохолок на затылке. Он придает тебе воинственный вид.

— Вон, я сказала! — завопила Хелен, неистово зашлепав босыми ногами по полу.

Через час она спустилась к Рису с таким трагическим видом, как будто была одной из его несчастных героинь. Хотя ее роскошный синий костюм для прогулок стоил, пожалуй, больше, чем квакерская одежда для всех хористов в его новой опере.

Рис сидел за клавесином. При ее появлении он поспешно встал.

— Карета ждет во дворе, — сообщил он. — Кроме того, я приказал кухарке собрать корзинку с едой. Ты же еще не завтракала.

— Я не могу есть, — слабым голосом промолвила Хелен.

— В таком случае я все съем сам, — пожав плечами, заявил Рис.

Через полчаса они въехали под сень густых деревьев в запущенной части Гайд-парка.

— Я и не подозревала, что здесь существуют такие безлюдные места, — сказала Хелен, с восторгом разглядывая живописную местность.

Выйдя из кареты, они направились к зарослям по извилистой тропинке. Трава была такой высокой, что своими верхушками задевала нижние сучья огромных развесистых дубов. Между крапивой и чертополохом виднелись яркие соцветия маргариток, похожих на бравых солдатиков.

— Я никогда не встречал здесь ни единой живой души, хотя часто прогуливаюсь по этим тропкам, — промолвил Рис. — Светские люди предпочитают посыпанные гравием дорожки.

В некоторых местах нижние ветви дубов так низко нависали над тропой, что Рис и Хелен вынуждены были сходить с нее и огибать эти участки пути, ступая по изумрудно-зеленой траве и маргариткам.

Минут через двадцать до них перестали доноситься городские шумы, грохот карет, звон колоколов и крики торговцев.

— У меня такое чувство, словно мы уехали в деревню, — удивленно сказала Хелен.

Через несколько шагов деревья расступились, и они оказались на поляне.

— О Боже, как красиво! — в восторге прошептала Хелен, увидев перед собой пенное озеро белых звездчатых мелких цветов.

Выйдя на середину поляны, она наклонилась и нарвала маленький букет.

Обернувшись, Хелен увидела, что Рис все еще стоит у раскидистых деревьев. Выражение его лица было непроницаемым. Солнце ярко освещало крупные черты его лица, морщинки вокруг глаз, сведенные на переносице брови, пухлую нижнюю губу, ямочки на щеках…

Хелен почувствовала вдруг, как бешено забилось ее сердце. В этот момент она осознала, что в ее душе все еще жива та первая безумная страсть к Рису, которая заставила ее бежать из дома и без родительского благословения сочетаться с ним браком в Гретна-Грин.

Хелен едва не выронила цветы из рук.

Рис с невозмутимым видом подошел к ней и бесцеремонно уселся на траву, примяв цветы. Хелен молча наблюдала за его действиями. Она была не в силах что-либо сказать. В течение девяти лет Хелен старательно убеждала себя, что ее безумное увлечение Рисом Холландом было всего лишь наваждением, кратковременным помрачением рассудка. Однако теперь она поняла, что все обстояло гораздо серьезнее.

Все еще находясь в полной растерянности, она помогла Рису расстелить скатерть на траве и выложить на нее из корзинки куски цыпленка, пирог, фрукты и бутылку вина.

Впрочем, она отказалась пить вино.

— Твои волосы похожи на собачью шерсть, — ухмыляясь, заявил Рис. — На красивую ухоженную шерсть.

Он взял куриную ножку и начал обгладывать ее жадно, словно дикарь. Время от времени Рис бросал на Хелен озорной взгляд, от которого у нее замирало сердце. Перед ее мысленным взором невольно возникла его мускулистая широкая грудь, скрывавшаяся сейчас под белой рубашкой.

Наблюдая за мужем, Хелен вдруг поняла, что тоже хочет есть. Поставив тарелку с цыпленком себе на колени, она попыталась резать его ножом.

— Не утруждай себя, — лениво сказал Рис. Развалившись на траве, он чувствовал себя не менее комфортно, чем в своей гостиной. — Хелен, обгладывай косточки, и дело с концом!

Она бросила на мужа презрительный взгляд.

— У меня нет привычки есть руками, — заявила она. — Меня отучили от этого еще в раннем детстве.

— А кто тебя видит? Здесь никого нет, кроме тебя и меня, а мы старая супружеская пара.

Старая супружеская пара! От этих слов веяло покоем и уютом, а Хелен было некомфортно рядом с Рисом. В особенности ей мешали покалывание во всем теле и странные ощущения внизу живота. Рис сбросил сюртук и закатал рукава рубашки. Хелен не могла отвести глаз от его смуглой кожи.

— Где бы ты ни был, ты постоянно раздеваешься, — с упреком промолвила она, бросив на мужа колючий взгляд.

Как он смеет находиться в прекрасном расположении духа, когда она страдает от жары и голода?! Солнце припекало ей спину, и Хелен поняла, что оделась не по погоде. Ее изящный короткий синий пиджачок был слишком теплым.

Рис наклонился к ней, и Хелен невольно отпрянула. Близость мужа повергала ее чувства в смятение.

— На вот, поешь, — сказал он, поднося куриную ножку к ее рту.

— Я же не могу! — вскричала она, однако голод давал о себе знать.

У Хелен заурчало в желудке. Рис засмеялся:

— Ешь, не ломайся, никто тебя не видит.

— Ты меня видишь, — продолжала упрямиться Хелен.

— Я не в счет, — сказал Рис, бросив на жену многозначительный взгляд, от которого у нее все затрепетало внутри. — В этом и заключается прелесть брака.

Она откусила от ножки. Цыпленок был великолепно приготовлен. Его мякоть хорошо пропиталась лимонным соком.

— Как вкусно, — пробормотала Хелен и откусила еще немного.

— Я не зря хорошо плачу своей кухарке, — с довольным видом сказал Рис. Оторвав полоску куриного мяса, он поднес ее ко рту жены.

От его мягкого бархатистого голоса у Хелен сладко заныло сердце. И когда он отодвинулся, Хелен едва не вскрикнула от разочарования.

— Моя идея заключается в следующем, — заговорил он. — Я хочу, чтобы действие второго акта оперы разворачивалось не в пуританской деревне, а при дворе. Понимаешь? Принцесса покинула своего возлюбленного, капитана Чартериса, а его пытается соблазнить другая дама.

— Значит, в центре этого акта будет капитан? Рис кивнул.

— Я задумал написать соло для тенора на слова, которые в созданном Феном либретто произносит дочь квакера, влюбленная в принца.

— Удивляюсь, как ты различаешь всех этих влюбленных, — с улыбкой промолвила Хелен.

— А теперь послушай и скажи, что ты об этом думаешь, — попросил Рис и запел:

Любовь, ты пьянишь, как вино, Любовь — ты сладкая напасть, Я мечтаю о тебе давно, Безумная божественная страсть!

У Риса был чистый приятный баритон, от которого у Хелен закружилась голова так, словно она опять выпила бренди. Мелодия, сочиненная Рисом, была легкой, напевной и удивительно трогательной.

Откинувшись немного назад и опершись на руки, Хелен внимательно слушала мужа. Рис пед, не сводя с нее пристального взгляда, и от этого ей стало не по себе. Закрыв глаза, Хелен постаралась сосредоточиться на его пении. Портаменто несколько смущало ее. Такое легкое скольжение от звука к звуку прекрасно звучало в исполнении теплого баритона, хотя Хелен знала, что в диапазоне тенора оно будет казаться слащавым. Но больше ей не к чему было придраться, хотя за последние девять лет Хелен привыкла критиковать его произведения. Так она пыталась доказать Рису, что обладает умом и музыкальным вкусом.

Пойдем со мной, пойдем на бал. Любовь и розы блекнут днем. А ты прекрасна, как цветок… Пойдем со мной на бал! На бал!

Его голос звучал так настойчиво и проникновенно, что у Хелен защемило сердце. Это был манящий зов искусительниц-сирен, предупреждавших, что не пойти на бал — значит упустить целую жизнь, упустить любовь, упустить все самое прекрасное.

Комок подкатил к горлу Хелен. И вот Рис дошел до коды. Его голос стал более звучным, протяжным и мечтательным.

Пойдем, пойдем, пойдем на бал… Любовь тускнеет днем… Пойдем, пойдем, пойдем на бал!

Когда он закончил петь, она еще долго сидела молча, не открывая глаз. Ее переполняли эмоции. Впервые за долгие годы Хелен восхитила музыка Риса. Но вот на ее озаренные ярким светом веки упала тень. Мощная фигура мужа загородила солнце.

— Ты заснула? — нетерпеливо спросил он.

Хелен открыла глаза. Она знала, что в них блестят слезы, но это нисколько не смущало ее.

— Это было прекрасно, — прошептала она. Рис дотронулся до ее щеки.

— Ты плачешь? — спросил он. Уголки ее губ дрогнули.

— Это было так восхитительно… — прошептала она. — Я соскучилась по твоему голосу.

Поймав на себе пристальный взгляд мужа, Хелен невольно закрыла глаза. Она почувствовала, как его губы коснулись ее губ.

Как она могла забыть, что до замужества обожала его поцелуи? В год их знакомства они много времени проводили вместе, уединившись в укромном уголке бального зала или в комнате для занятий музыкой. Молодые люди никак не могли наговориться. Часто они садились за фортепиано и играли в четыре руки произведения Риса. Позже Хелен узнала его лучше и стала доверять ему и собственные сочинения. И конечно же, улучив удобный момент, когда их никто не видел, они украдкой целовались.

Один Бог знает, почему они старательно скрывали от всех свои отношения! Отец Хелен был в восторге от того, что наследник графского титула и крупного состояния ухаживал за его застенчивой невзрачной дочерью. Он не чинил влюбленным никаких препятствий.

— Почему мы с тобой тайно бежали из дома? — неожиданно спросила Хелен, погладив мужа по голове.

— Я жаждал быстрее овладеть тобой, — признался Рис, и его губы снова коснулись ее губ.

Хелен надеялась, что он не вспоминает сейчас, с каким отвращением она стала относиться к его поцелуям после их первой ночи. Они ассоциировались в ее сознании с унижением и болью полового акта.

Но до их побега, до их первой проведенной вместе ночи, сердце Хелен замирало всякий раз, когда она видела губы Риса. Она с нетерпением ждала тех мгновений, когда они, оставшись наедине, начинали страстно целоваться. Хелен не знала, что Рис был, по существу, неопытным в любовных делах мальчишкой. Он казался ей тогда самым искушенным мужчиной на свете.

— Поцелуй меня по-настоящему, Рис, — попросила она. Его рука, поглаживавшая Хелен по щеке, замерла.

— Ты не забыл еще, как неистово мы целовались до свадьбы? — спросила она.

— В те времена я зажимал тебя в каждом углу, словно обезумевший самец.

— Мне это нравилось, — промолвила Хелен.

— Но почему ты никогда не говорила об этом?

— Леди не делают таких признаний.

Но в памяти Риса еще слишком живы были воспоминания о том, как его жена отказывалась целоваться с ним, называя его ласки отвратительными. Поэтому он колебался. Их недавно возобновившиеся отношения были еще хрупки и непрочны. Рис боялся снова потерять Хелен, хотя и не признавался себе в этом. Ему было хорошо и покойно рядом с ней, он просто не хотел пугать ее своей страстью. А вдруг она снова почувствует отвращение к нему?

Видя, что Рис колеблется, Хелен пришла ему на помощь. Эта женщина, прежде так сильно ненавидевшая поцелуи, припала к его губам и приоткрыла рот, чтобы впустить его язык.

Рис никогда не считал себя настоящим джентльменом. За годы разлуки ничего не изменилось. Вот и сейчас он не мог отказать себе в удовольствии и стал жадно терзать рот жены. Запрокинув голову, Хелен упала навзничь на постель из цветов, увлекая за собой мужа. В глубине души Рис ждал, что она вот-вот оттолкнет его или назовет развратным, отвратительным типом…

Вопреки ожиданиям Риса Хелен обвила руками его шею. Он ощущал под собой ее мягкое податливое тело и почувствовал, что она тает в его объятиях. Рис едва сдерживал рвущийся у него из груди стон наслаждения.

— Хелен, — хриплым голосом промолвил он, прерывая поцелуй, — ты вроде бы говорила, что я должен каждый день исполнять супружеские обязанности?

Она открыла глаза и взглянула на него затуманенным взором.

— Да…

У Риса перехватило дыхание. Он не верил своему счастью.

— А я не слишком тяжелый для тебя? — осторожно спросил он.

Рис всегда ценил ее прямоту и честность.

— Раньше я терпеть не могла, когда ты наваливался на меня всем телом.

Опершись на локти, он осыпал ее лицо поцелуями.

— Тебе до сих пор противны мои ласки? — спросил Рис, стараясь скрыть свое волнение.

От ответа Хелен очень многое зависело. Сердце Риса готово было выскочить из груди. И не только от страсти. Хелен снова закрыла глаза.

— Нет, — прошептала она.

Это тихое слово еще долго звучало в ушах Риса.

Из его груди готов был вырваться стон, но Рис сдерживал себя. Рис не хотел выглядеть в глазах жены грубым животным, урчащим от удовольствия.

— А вот это тебе нравится? — прошептал он, прижав губы к ее мягкому уху.

Руки Хелен, лихорадочно гладившие его по голове, вдруг застыли. На поляне установилась напряженная тишина. До слуха Риса доносился лишь щебет птички, прятавшейся где-то в кустах.

Хелен не ответила на его вопрос, но Рис все же отважился положить ладонь ей на грудь. Прежде она не выносила, даже когда он смотрел на ее обнаженное тело. Рис хорошо помнил те времена, но совсем недавно Хелен позволила ему ласкать ее. Это даже как-то обнадеживало Риса.

Грудь Хелен была упругой и податливой на ощупь. Прикоснувшись к ней, Рис едва не взревел от страсти. Он понял, что на Хелен не было ни корсета, ни нижней сорочки. У Риса задрожали руки.

— Рис, — прошептала Хелен, — ты уверен, что в эту часть парка никто никогда не заглядывает?

— Да, я хожу сюда на прогулки уже лет пять и никогда никого не встречал здесь, — ответил он, поглядывая на жену сверху вниз.

Лицо ее все пылало, а глаза блестели от возбуждения.

— Ты хочешь что-то предложить? — лукаво спросил Рис. Хелен усмехнулась.

Эсме дала ей множество наставлений. Она научила ее стонать в нужных местах, неистово кричать «Да! Да!». Однако Эсме ничего не говорила о том, что делать Хелен, если ей захочется улыбаться или если из ее груди вырвется смех.

— Я не чувствую себя здесь самой собой, — призналась она. — Я кажусь себе проказницей, озорной испорченной девчонкой.

Глаза Риса потемнели от страсти и стали бездонными, как два черных омута.

— Мне нравится то, что ты только что сделал, — промолвила Хелен, проведя пальчиком по его брови.

Поднявшись на колени, Рис начал медленно расстегивать пуговицы на ее жакете. Лежавшая на траве Хелен была похожа на стройную нимфу, а завитки ее волос походили на маленькие веточки.

— Мне нравится твоя стрижка, — сказал Рис.

— А я думала, что ты будешь смеяться над ней.

Увидев, что она смутилась, Рис наклонился и поцеловал ее в губы.

— Ты очень красива, — признался он, снимая с нее жакет. Под ним была небесно-голубая блузка из такого тонкого муслина, что Рис видел сквозь ткань очертания нагого тела Хелен. Охваченный сильными эмоциями, он на мгновение зажмурился и снова положил ладонь на ее грудь. Она не сводила с него глаз.

— Я хоть сносно выгляжу? — с замиранием сердца спросила она.

— Сносно?! — воскликнул он. — О Боже, Хелен, что за слова! Да если бы я только…

Рис осекся. Хелен видела, что он и не думает смеяться над ней. Рис наклонился и вдруг припал губами к ее соску, видневшемуся сквозь полупрозрачный муслин.

Хелен на мгновение застыла. Она была ошеломлена тем, что делал ее муж! Он сосал сквозь тонкую ткань ее грудь! Кровь гулко застучала в висках Хелен.

— Рис! — закричала она, и ее пронзительный крик разорвал царившую вокруг тишину.

Он быстро распахнул ее блузку и припал губами к обнаженному соску жены с такой жадностью, что она опять закричала. Зажмурившись от бившего ей в глаза солнца, Хелен отдалась на волю чувств. Она ощущала, как в ее крови вспыхнул огонь. Лихорадочно вцепившись в плечи мужа, она хотела бесконечно продлить эту сладкую муку. Но он и не думал прекращать свои ласки.

Положив ладони на ее грудь, он стал поигрывать с сосками, пощипывая и ритмично теребя их. Хелен задохнулась от восторга, впившись ногтями в его кожу. Сильные изящные пальцы Риса прикасались к ней, словно к дорогому музыкальному инструменту, извлекая из ее тела упоительную мелодию.

Хелен и не думала сопротивляться. И даже когда Рис раздел ее, сняв юбку и блузку, она не сказала ни слова. Рука Риса скользнула в ее промежность. Как ни странно, это доставило ей огромное удовольствие. От его прикосновений дрожь пробегала по ее телу.

— Хелен, — вдруг промолвил Рис, убрав руку. Она чуть не вскрикнула от разочарования.

— Что? — сдавленным голосом спросила Хелен и откашлялась, чувствуя ком в горле.

— Я хочу заняться с тобой любовью. Ты согласна?

— Да, да, конечно, — торопливо ответила она. Ей хотелось, чтобы он быстрее приступил к делу. — Ты говорил с Дарби?

Рис удивленно посмотрел на жену. У него был странный затуманенный взгляд.

— А о чем я должен был поговорить с Дарби? Хелен нахмурилась.

— Но ты же хотел попросить его поделиться с тобой опытом, узнать, как нужно обращаться с женщинами в постели… — Хелен запнулась.

Взгляд Риса стал более осмысленным.

— В этом нет никакой необходимости, — сказал он, припав к губам жены. Его рука снова оказалась между ее бедер. — Разве ты не видишь этого?

И его пальцы вошли в ее горячее влажное лоно. Хелен ахнула от неожиданности, инстинктивно раздвинув ноги шире, чтобы он глубже вошел в нее.

— Ты готова, — прошептал он. — Зачем нам еще какие-то особые приемы?

— О, — только и сумела промолвить Хелен. Почувствовав его плоть у входа в свое лоно, она взглянула на мужа. Лицо Риса исказилось от страсти, на скулах ходили желваки. Похоже, он больше не владел собой. Несмотря на то что Хелен не испытывала никаких неприятных ощущений, она напряглась. Внушив себе когда-то, что не создана для интимных отношений, она боялась снова почувствовать боль.

Рис сразу заметил ее скованность. Теперь он ощущал ее тело так, словно оно было продолжением его собственного.

— Все будет хорошо, — попытался успокоить он жену и наклонился, чтобы поцеловать ее.

Однако он вовсе не был уверен в том, что соитие не причинит ей боль. К концу того года, который они прожили вместе, он уже не сомневался, что все дело было в строении тела Хелен. Именно оно, по его глубокому убеждению, мешало Хелен испытывать удовольствие во время полового акта. Рис слышал, что такое бывает.

— Пока все идет прекрасно, Рис, — прошептала Хелен с закрытыми глазами. — Продолжай. Ведь соитие приносит тебе удовольствие.

Однако Рис даже не пошевелился.

— Продолжай! — приказала она властным тоном.

И Рис подчинился ее приказу. Он стал медленно и осторожно вводить свой член. Хелен открыла глаза.

— Мне не больно! — радостно воскликнула она.

— Отлично, — процедил он сквозь сжатые зубы. — Ты не будешь возражать, если я…

— Не спрашивай ни о чем, продолжай, — перебила она его, устремившись ему навстречу. — Мне ни капельки не больно!

И Рис начал ритмично двигаться. Его взор туманился от страсти. Соитие доставляло ему ни с чем не сравнимое наслаждение, и все же Рис чувствовал, что ему чего-то не хватает.

Ему было жаль, что Хелен не разделяет его восторга. Она лежала неподвижно с мечтательной улыбкой на устах. Ее тело с белоснежной кожей, на которую падали сквозь листву солнечные блики, сводило его с ума.

Подложив ладони под ее ягодицы, Рис приподнял бедра жены. Ее глаза стали круглыми от изумления, а губы разомкнулись так, будто она хотела вскрикнуть, но не решалась. Рис попытался понять, нравится ли эта позиция Хелен, но волна собственных сильных эмоций захлестнула его, взгляд заволокла пелена, толчки стали яростными… Вскоре он излил в ее лоно мощную струю семени, огласив тихий парк оглушительным воплем.

Откинувшись на спину, Рис долго лежал на траве, пытаясь восстановить дыхание и унять дрожь в теле.

Придя в себя, Хелен стала с аппетитом уплетать цыпленка. Она щебетала о том, что ей сегодня было так хорошо с ним! Вот если бы такая идиллия была у них десять лет назад…

Рис размышлял, что, в сущности, добился своей цели. Было бы глупо с его стороны желать чего-то большего. Хотя в его душе почему-то остался неприятный осадок…

Но Рис гнал от себя неприятные мысли. Он выполнил свои супружеские обязанности и получил разрядку. Чего еще ему было нужно?

Глава 25

ОХОТА НАЧАЛАСЬ

Эмборджина Камден, герцогиня Гертон, сидела в саду своего городского дома, стараясь сохранять царственный вид. Это было не так уж и трудно. У Джины была чудесная осанка, она сидела, выпрямив спину и гордо вскинув голову. Ее густые рыжеватые волосы были уложены в прическу, которая особо подчеркивала всю прелесть ее лица.

— Долго еще я должна вот так сидеть без дела? — нетерпеливым тоном спросила она человека, который в течение двух часов делал какие-то наброски углем на листе бумаги.

— Тсс! — произнес художник. — Ради Бога, не шевелись, Джина!

Едва не заскрежетав зубами, Джина снова выпрямила спину. Она не забывала о том, что герцогини проявляют свое раздражение или недовольство только в самых крайних случаях.

О, если бы сейчас няня вывела в сад Макса! Мальчик наверняка бы засеменил к ней. Подхватив его на руки, она положила бы конец утомительному позированию.

— Еще немного, дорогая, и я отпущу тебя, — сказал художник. — Ты представить себе не можешь, как ты хороша сейчас! Посмотри, что у меня получилось.

Джина вскочила с места. Подойдя к художнику, она заглянула ему через плечо.

— О нет! — тут же в отчаянии воскликнула она. — Ты же обещал, Кэм!

Герцог Гертон усмехнулся:

— Что такое, Джина? Неужели тебе не понравились наброски к скульптурному портрету?

— Наброски? — вскричала она. — Да ты изобразил меня в чем мать родила!

Она попыталась выхватить у него из рук лист бумаги, но он отвел руку в сторону.

— Твой скульптурный портрет будет прекрасно выглядеть на фоне лужайки перед нашим домом, — заявил Кэм, пряча усмешку. — Я не вижу лучшего применения для розового мрамора, который нам доставили на прошлой неделе.

Обхватив свободной рукой жену за талию, он крепко прижал ее к себе.

— Я этого не допущу, — заявила Джина, пытаясь дотянуться до наброска.

— Ты можешь разорвать этот лист бумаги, Джина, но это ничего не решит, — сказал Кэм. — Я знаю каждый изгиб твоего тела. Я могу взять любой кусок глины и вылепить тебя по памяти в кромешной тьме. Поверь, люди придут в восхищение от этого портрета.

Кэм обнял жену обеими руками и поцеловал ее в губы.

— Ты просто негодяй, Кэм. Как вообще тебе могла прийти в голову мысль изобразить обнаженной собственную жену? — негодовала она.

Однако прикосновения Кэма заставили ее забыть обо всем на свете. Она решила, что несколько позже сможет проведать Макса, находившегося сейчас в детской…

Джина смотрела в глаза мужа как завороженная, не чуя под собой ног.

— Не забывай, что вокруг нас люди, — промолвила она. Но герцог, не обращая внимания на предупреждение жены, только крепче сжимал ее своих объятиях.

— Я мог бы вслепую вылепить каждый изгиб и контур твоего тела, — прошептал он, прижав губы к ее уху. — Давай поднимемся наверх.

— Мы не должны этого делать, дорогой, — прошептала Джина, тая от страсти. — Макс вот-вот начнет искать нас.

— Он сидит сейчас в детской и за обе щеки уплетает свой полдник.

Кэм бросил на землю набросок, чтобы ему было удобнее обнимать жену, и стал искать ее губы.

— Ну хорошо, — прошептала Джина, устремляясь ему навстречу.

Она обожала этого сумасшедшего мужчину, за которого несколько лет назад согласилась выйти замуж.

Они слились в страстном поцелуе, не замечая ничего вокруг.

— Ваша светлость, — раздался вдруг настойчивый голос слуги.

Джина попыталась отстраниться от мужа, но Кэм не желал размыкать объятий, несмотря на присутствие дворецкого.

— Я вас слушаю, Таус, — нехотя отозвался Кэм, прервав поцелуй.

Не выпуская жену из своих крепких рук, он не сводил глаз с ее лица.

— К вам явился гость, ваша светлость, — возвестил дворецкий, глядя куда-то в сторону. — Граф Мейн.

— Если Мейн рассчитывает внести твое имя в список тех женщин, над которыми он одержал победу, то ему было бы лучше не родиться, — с угрозой в голосе заявил Кэм.

В этот момент герцог сбросил маску учтивого аристократа. Он долгое время пробыл в Греции и не считал дикими тех горячих жителей этой страны, которые с яростью бросались на своих соперников, пытавшихся отбивать чужих женщин.

— Мейну нужна не я, а Хелен, Кэм, — сказала Джина, пытаясь успокоить мужа.

Кэм на мгновение задумался.

— Да, ей не помешали бы отношения с таким ловеласом, как Мейн, — с озорной улыбкой сказал он. — Мне всегда казалось, что Хелен чересчур пресна и рассудительна. Роман с графом пойдет ей на пользу.

— Кэм! — одернула его Джина. — Я не потерплю, чтобы моих подруг оскорбляли. — Повернувшись к Таусу, она приказала: — Попросите графа пройти в сад, я приму его здесь.

— Я даю тебе десять минут на разговор с этим обольстителем, — сказал Кэм, обняв жену за талию. — Десять минут, Джина, иначе он успеет соблазнить тебя.

Джина хотела что-то возразить, но передумала.

— Хорошо, — согласилась она. — Мне хватит десяти минут на разговор с ним.

Выйдя в сад, граф Мейн увидел, что герцогиня срезает розы в своем цветнике, раскрасневшись от этого занятия.

— Я рада видеть вас, — промолвила она, протянув гостю изящную руку.

Мейн невольно залюбовался Джиной. Солнце ярко освещало ее роскошные рыжие волосы и лежавшие в корзинке срезанные алые розы.

— Как жаль, что вы счастливы в браке, — с сокрушенным видом сказал он и поцеловал ей руку. — Позволю себе заметить, что я был бы доволен, если бы обстоятельства изменились.

Она засмеялась. От ее низкого звучного голоса граф пришел в возбуждение. Если бы он встретил женщину, подобную Джине, то не раздумывая женился бы на ней.

— Я догадываюсь о причинах, заставивших вас явиться ко мне, — промолвила Джина. — Во всяком случае, вас привело сюда отнюдь не желание убедиться в том, что я счастлива в браке.

— Вы правы, — вздохнув, согласился Мейн, — я пришел к вам в надежде узнать, в каком направлении скрылась ваша прелестная подруга Хелен.

— Вы хотите сказать, что довольно близки с ней и имеете право знать это? — спросила Джина, не сумев скрыть своего любопытства.

— Ну, во всяком случае, она разрешила мне называть ее по имени.

Конечно же, герцогиня и не собиралась говорить своему гостю правду о леди Годуин.

— Хелен решила отправиться на воды, — сказала она, потупив взор. — Ее утомили выезды в свет и городская суета. К сожалению, она запретила мне давать кому бы то ни было ее адрес.

— Гм… мне всегда казалось, что раньше она часто хворала и злоупотребляла разного рода лекарствами, а в последнее время Хелен, напротив, представляется абсолютно здоровым человеком.

— Как бы то ни было, — рассеянно сказала Джина, понимая, что ей уже пора заканчивать разговор с гостем, — я не могу сообщить вам ее адрес, поскольку не хочу обманывать ее доверие.

Мейн был явно разочарован, но старался скрыть это.

— Не могли бы вы передать ей вот это? — спросил он, доставая записку из кармана.

Взяв из рук графа сложенный листок бумаги, Джина одарила его лучезарной улыбкой.

— Я немедленно пошлю эту записку Хелен с лакеем, — сказала она, быстро направляясь к дому.

Минуты через две Мейна довольно бесцеремонно выпроводили из дома Гертонов. Выйдя на мостовую, граф остановился. Достав карманные часы, он взглянул на циферблат. В этот утренний час улица, на которой располагался особняк, была пустынна. В Лондоне стояла необычная жара, и город был погружен в дремоту.

Только у черного хода в особняк царило оживление. Здесь зеленщик разгружал телегу с капустой.

— Мы постоим у этого дома еще несколько минут, Бентем, — бросил Мейн своему лакею.

Граф знал, что герцогиня выполнит свое обещание и незамедлительно пошлет слугу с запиской к Хелен. И он не ошибся в своих расчетах. Вскоре из дома с черного хода вышел лакей в ливрее, и граф самодовольно усмехнулся. Слуга Гертонов передал записку конюху, и тот, сев верхом на смирную старую лошадку, не спеша выехал со двора.

Он не обращал никакого внимания на следовавшую за ним на некотором расстоянии карету с гербом графа Мейна.

Граф был в прекрасном расположении духа. Однако когда он понял, куда именно направляется конюх, его настроение сразу же испортилось.

«Что, черт подери, Хелен Годуин делает в доме графа Годуина? Почему она вернулась к своему чудаковатому мужу, с которым долгое время жила врозь?»

Глава 26

«ПОЗВОЛЬ, ЛЮБИМАЯ, ПРИЖАТЬ ТЕБЯ К ГРУДИ…»

У Хелен упало сердце, когда, войдя в библиотеку перед ужином, она увидела, что рядом с Рисом на маленьком диванчике сидит Лина. Том стоял поодаль от них. Хелен поняла, что у нее проснулись былые чувства к мужу, которые ей следовало бы навсегда изгнать из своего сердца. Всего лишь час назад они вернулись с романтического пикника, и Хелен даже совсем забыла, что у Риса есть красивая молодая любовница, которая спит в комнате, смежной с его спальней.

— Шампанского, миледи? — поклонившись, спросил Лик. Хелен кивнула.

— Завтра вечером я хотела бы съездить в Воксхолл, — объявила она наиграно веселым тоном, но ее голос предательски дрогнул. — Это то единственное место, где я могу не опасаться, что меня узнают. Мне надоело сидеть день и ночь в четырех стенах!

Лина бросила на Хелен удивленный взгляд, быстро отодвинувшись от Риса. Хелен стало жаль себя, ведь она была благодарна любовнице мужа за то, что та обладала хорошими манерами и старалась не оскорблять ее. А такая женщина, пожалуй, была достойна презрения.

— У нас нет времени ездить в Воксхолл, — проворчал Рис.

— Ничего, найдем, — сказала Хелен голосом, в котором звучали стальные нотки.

Рис оторвал глаза от партитуры.

— Как ты думаешь, чем мне следует закончить второй акт, в котором капитан Чартерис находит принцессу в деревне квакеров? Фен в своем либретто коротко написал «звучит музыка».

— Может быть, закончить акт чем-то вроде танца? — предложила Хелен, сделав глоток шампанского.

Оно было холодным и игристым. Хелен почувствовала, что вот-вот чихнет.

— Я мог бы написать полонез, — задумчиво промолвил Рис.

— А я бы на твоем месте вставила сюда вальс, — сказала Хелен.

Ей хотелось подойти к мужу и заглянуть в партитуру, но она не могла заставить себя приблизиться к дивану, на котором сидела любовница Риса.

— Вальс? — переспросил Рис. — Но я никогда не писал вальсов. Помнится, прошлым летом ты работала над чем-то подобным.

У Риса была примечательная черта: ему в память намертво врезалось все, что касалось музыки, хотя он абсолютно не помнил, когда у его жены был день рождения. Он забыл поздравить Хелен даже в первый год их брака.

— Да, ты прав, я написала вальс, — сказала Хелен, допивая шампанское.

— Как, по твоему мнению, воспримет его публика? — озабоченно спросил он. — В Королевскую итальянскую оперу обычно приходят довольно чопорные люди.

— Я не узнаю тебя, Рис! — воскликнула Хелен. — Ты никогда не боялся шокировать окружающих. С каких это пор ты стал таким осторожным?

В этот момент Том отвел Лину к дальнему окну библиотеки. Это было весьма тактично с его стороны. Теперь супруги могли поговорить без посторонних.

— Ты же знаешь, что я консервативен в том, что касается музыки, — усмехнувшись, заметил Рис. От его взгляда и улыбки у Хелен затрепетало сердце. — Сыграй мне, пожалуйста, свой вальс.

— Но здесь нет фортепьяно, — возразила Хелен. В глубине души она боялась, что ее произведение не понравится мужу.

Рис встал.

— Так давайте перейдем в комнату для занятий музыкой! — предложил он. — Том и Лина станцуют для нас. Том! — окликнул он стоявшего у окна брата. — Ты ведь умеешь танцевать вальс?

— Нет, — обернувшись, ответил Том, — я не имею ни малейшего понятия, как это делается. Если бы мои прихожане увидели меня вальсирующим на паркете, их, пожалуй, хватил бы удар.

— А мой отец время от времени танцевал с моей мамой, — смеясь, сказала Лина. — Но не вальс, конечно!

— Считается, наверное, что священникам не подобает танцевать быстрые танцы, — сказал Рис. — Не понимаю, почему я до сих пор не написал ни одного вальса? Пойдемте же все в комнату для музицирования! Лина, ты покажешь Тому, как надо вальсировать. Это совсем не трудно. Не бойся, Том. Здесь нет твоей паствы, тебя никто не осудит.

Но переступив порог гостиной, в которой стояли музыкальные инструменты, они поняли, что здесь невозможно танцевать. Пол комнаты был завален рукописями.

— Ты забыл об этих грудах бумаг? — спросила Хелен, тронув мужа за рукав.

Рис огляделся вокруг с таким растерянным видом, как будто впервые видел царивший здесь беспорядок.

— Но ведь мы можем… — начал было он, но запнулся и замолчал на полуслове.

Хелен подняла первый попавшийся лист, на котором было накарябано: «Ночь. Герои танцуют». Протянув его Рису, она нагнулась за другим листочком. На нем было записано несколько арпеджио.

— К сожалению, мы не сможем танцевать на бумаге, — с облегчением сказал Том, — к тому же это небезопасно. Мисс Маккенна может поскользнуться и упасть.

Лина повернулась к Рису.

— Зачем ты хранишь весь этот мусор? — спросила она. — Неужели ты действительно думаешь, что на этих разбросанных по полу листах бумаги записано что-то ценное?

Рис взглянул на Лину с непроницаемым выражением лица, но Хелен сразу же заметила, что в глубине его глаз мелькнула растерянность. Она готова была убить Лину за то, что та снова посеяла в душе Риса сомнения в своей одаренности. Он и без того невысоко ценил свою музыку.

— Здесь и вправду можно найти изумительные наброски, — торопливо сказала Хелен, стараясь сгладить неловкость. — Вот этот фрагмент, например, просто великолепен. Звучит свежо и оригинально.

Подняв с пола лист бумаги, Хелен спела по нотам, добавив от себя несколько минорных триолей, чтобы подчеркнуть прелесть мелодии. Рис выхватил ноты из ее рук. Пробежав их глазами, он сердито взглянул на жену.

— Этот фрагмент стал великолепен после того, как ты на ходу подправила его, — с недовольным видом заявил он.

Впрочем, Рис не выглядел уж слишком расстроенным.

— Ужин подан, милорд, — объявил появившийся на пороге Лик.

Рис тотчас бросил оба листа бумаги на пол.

— Не радуйся раньше времени, Том, — сказал он брату, — тебе все же придется станцевать нам вальс. — Обернувшись к дворецкому, Рис распорядился: — Прикажите лакеям убрать весь этот мусор и навести здесь порядок.

Лик открыл рот от изумления, но тут же взял себя в руки.

— Слушаюсь, сэр, — поспешно сказал он.

— Я хочу, чтобы к концу нашего ужина здесь все было убрано, — уточнил Рис. — Отодвиньте этот клавесин в сторону, нам нужно свободное место для танцев.

И с этими словами Рис вышел из гостиной вслед за братом, Линой и своей женой.

— Я и не знал, что вальсы можно не только танцевать, но и петь, — с удивлением сказал Рис. — А откуда у тебя эти слова?

Он взял ноты сочиненного Хелен вальса и внимательно просмотрел их. Хелен хотелось вырвать эти несколько листов нотной бумаги из рук мужа. В центре комнаты Лина разучивала с Томом вальс, веселясь от души.

Хелен закусила губу, готовая провалиться сквозь землю, ведь больше всего на свете она боялась показаться мужу дилетанткой.

— Я сама написала слова к вальсу, — призналась она, настороженно следя за выражением лица Риса.

Он бросил на нее удивленный взгляд, но ничего не сказал. Просмотрев рукопись до конца, он поставил ее на подставку для нот перед женой.

— Теперь я вижу, что никогда не понимал тебя, — задумчиво промолвил он.

Хелен потупила взор. Ее изящные пальцы застыли на клавиатуре.

— Тут и понимать нечего, — пробормотала она, охваченная странным беспокойством.

— Подвинься, — попросил Рис, усаживаясь рядом с ней за фортепиано.

— Я сама сыграю вальс, мне не нужна твоя помощь, — возразила Хелен.

Тем не менее ей было приятно ощущать рядом крепкое плечо мужа. От его большого тела исходило тепло.

— Насколько я понимаю, мне придется спеть это вместе с тобой.

— Я могу исполнить вальс одна, — заявила она, зардевшись от смущения.

— Но мне показалось, что он написан для двух голосов… — недоумевал Рис, снова беря ноты с подставки.

— О нет, ты ошибся, я не раскладывала свое сочинение на два голоса.

— Пожалуй, ты должна это сделать. Вот посмотри. Первый голос начинает петь и заканчивает следующими словами: «Позволь, красавица, тебя обнять. Я твой жених, а ты — моя невеста». И затем эта строчка повторяется: «Я твой жених, а ты — моя невеста».

Рис никогда не старался петь с выражением, расставляя яркие акценты. Его глубокий баритон исполнял написанный Хелен вальс просто и безыскусно, придавая стихам какую-то особую силу и завораживая слушателей.

— А вот следующую строфу должна петь невеста, а не жених, ведь это совершенно очевидно, — продолжал он и снова запел: — «Предадимся сладкому обману, обольщенные несбыточной мечтой». Нет, мужчина не может так трогательно и с таким умилением петь о том, что близость с любимой — несбыточная мечта, а вот женщина вполне может.

— Но я никогда не думала о дуэте, — промолвила Хелен и внимательно перечитала слова. — Мне нужно переписать четвертую строфу.

— Если бы это был дуэт, то влюбленные могли бы исполнять заключительную строфу вместе, — сказал Рис. — «То, что завяло, вновь не расцветет, и юность никогда не возвратится». Это довольно мрачная строчка, но в этом месте голоса певцов будут красиво переплетаться.

— Давай посмотрим, что из этого выйдет, — предложила Хелен.

Том и Лина, похоже, уже были готовы пуститься в пляс. Они крепко держались за руки, как будто собирались танцевать контрданс, а не вальс.

— Том, вы можете хотя бы попробовать исполнить этот танец? — спросила Хелен.

— Конечно, — ответил он, поворачиваясь к Лине.

— Петь мы начнем не сразу, — сказала Хелен Рису, — сначала прозвучит вступление. Я должна дважды повторить вот эту музыкальную фразу. А вы, — обратилась она к Лине и Тому, — начнете танцевать с третьего такта.

Лина сделала реверанс, и священник положил руку на ее талию.

— Это опасное занятие, — прошептал Том своей партнерше.

— Готовы? — громко спросила Хелен и ударила по клавишам.

Лина отлично знала, почему Том назвал кружение в вальсе опасным занятием, но предпочла не заострять на этом внимание.

— Во всяком случае, моим ногам ничто не грозит, — сказала она. — Для человека, который впервые танцует вальс, вы отлично двигаетесь.

— Вы зря хвалите меня. Я как раз сейчас собираюсь сделать поворот и не знаю, чем это закончится.

— Ну что ж, сделайте то, что задумали. Мы ведь должны двигаться по всей комнате.

Но вдруг Том сбился с ритма и чуть было не наступил Лине на туфельку.

— Ну вот, я же говорил! — с извиняющейся улыбкой воскликнул он. — Ваши ноги в большой опасности, Лина!

Она засмеялась.

— Мне кажется, если бы я крепче обнял вас, мы двигались бы более слаженно, — сказал Том. — Вы не будете возражать, если я сожму вас в своих объятиях?

— Не буду, — сказала она, вдруг неожиданно смутившись.

— Мы находимся в опасной близости, — прошептал Том, касаясь губами роскошных волос Лины.

Она молчала, охваченная странным волнением.

Рис перевернул страницу и кивнул Хелен, подавая ей знак, что сейчас будет исполнять свою партию. Она улыбнулась, и Рис запел:

— «Позволь, красавица, тебя обнять. Я — твой жених, а ты — моя невеста»…

Хелен почувствовала, что краснеет. «Неужели это я сочинила стихи о том, как жених обнимает свою невесту? И о чем только я думала, когда писала подобные строки?»

Но вот настала ее очередь вступать, и Хелен запела высоким голосом. У нее был небольшой диапазон, но она ценила то, что имела.

— «…лицом к лицу, с горящими щеками», — выводил звучный глубокий баритон Риса.

Хелен поймала на себе взгляд мужа. Потупив взор, она стала смотреть на свои парящие над клавишами руки. Потом они запели дуэтом.

— «То, что завяло, вновь не расцветет», — звучал чистый высокий голос Хелен.

А Рис приятным баритоном вторил ей:

— «И юность никогда не возвратится».

«Разве это не правда?» — печально думала Хелен. Но вот Рис запел последнюю строфу, повторив несколько раз одну и ту же строчку:

— «Позволь, любимая, прижать тебя к груди, я — твой жених, а ты моя невеста. Я — твой жених, а ты — моя невеста».

— Я написала не «любимая», а «красавица», — возразила Хелен, взяв последний аккорд.

— Но ведь речь идет о чувствах, которые испытывает герой, а не о внешности героини, — возразил Рис. Понизив голос, он спросил: — А ты заметила, как самозабвенно танцевал мой брат? По-моему, твоя музыка увлекла его.

Хелен пожала плечами.

— Священнику, по-видимому, надоело постоянно держать себя в рамках, — рассеянно сказала она.

Ей было сейчас не до Тома.

— Давай споем еще раз, — предложил Рис, — только каждую строчку по очереди.

— Но какой в этом смысл?

— Наше пение будет как бы дублировать сам вальс, в котором сливаются тела женщины и мужчины, — объяснил Рис.

Хелен вспыхнула до корней волос. «О Боже, как я, могла, старая дева, написать такую фривольную песенку?!» (А Хелен действительно считала себя старой девой, несмотря на то что была замужем.)

— Я не считаю вальс имитацией соития, — возразила она.

— Но это действительно так! Именно поэтому вальс считают неприличным, — сказал Рис, и от его улыбки Хелен бросило в дрожь. — Этот танец имитирует интимную близость. Ты не могла не заметить этого.

— Возможно, ты прав, — поспешно промолвила она. — То, что мужчина кладет руку на талию женщины, выглядит ужасно непристойно.

— Дело вовсе не в этом, — лукаво поглядывая на нее, сказал Рис. — Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Это доказывает и твоя музыка. Лина! — окликнул он свою любовницу.

— Да?

— Будь добра, сыграй этот вальс, а я постараюсь кое-что объяснить своей жене в танце.

— О, я не могу танцевать, — заупрямилась Хелен. Меньше всего на свете ей сейчас хотелось вальсировать с мужем, тем не менее ей пришлось встать. Выйдя на середину комнаты, она сделала реверанс в ответ на поклон Риса.

— Боже, как все это странно, — прошептала она.

Рис положил руку ей на талию таким уверенным жестом, как будто они всю жизнь занимались танцами.

Несмотря на то что граф попросил Лину только сыграть вальс, она еще и пропела его. Хелен была поражена прекрасным голосом любовницы своего мужа, который наполнил все пространство комнаты. Слова, написанные Хелен, в исполнении Лины звучали более убедительно, как будто были исполнены особого смысла.

Рис все крепче сжимал Хелен в своих объятиях.

— Рис! — возмущенно воскликнула Хелен. Заметив озорной блеск в его глазах, она замолчала.

Его мускулистое бедро запуталось в ее летящем платье. Он начал кружить ее по комнате, у Хелен даже потемнело в глазах. Ей казалось, что кровь стучит в ее висках в такт музыке. Она уже ощущала странное покалывание внизу живота, которое заставляло ее резвее двигаться и крепче прижиматься к мужу.

— Теперь ты поняла, что я хотел сказать? — весело спросил Рис. — Вальс начинается со вступления, которое можно сравнить с раздеванием партнеров. Мужчина кланяется, а женщина приседает перед ним. После этой прелюдии они начинают двигаться, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. — И он снова закружил ее в танце. — Партнер все крепче прижимает партнершу к себе, затем они как будто сливаются в единое целое. Нахмурившись, Хелен взглянула на него.

— А ты знаешь, какие требования предъявляют в обществе к тем, кто на балах танцует вальс? — спросил вдруг Рис.

— Нет, я никогда не обращала на это внимания.

— Дама и ее кавалер должны быть пристойно одетыми, — пояснил Рис.

Хелен не могла сдержать смех.

— Партнеры, наверное, по мнению чопорных матрон, должны быть одеты в закрытые сюртуки и плащи, — заметил Рис.

— И это было бы правильно, — заявила Хелен без тени улыбки.

— «Я — твой жених, а ты — моя невеста», — пела Лина.

С последним аккордом Рис прекратил кружение, и они остановились, тяжело дыша.

— Ты прекрасно танцуешь, — удивленно заметил Рис. — Твоя музыка великолепна, но тебе надо исправить одну строчку, Хелен.

И он увлек ее к фортепиано. Лина поспешно встала из-за инструмента, чтобы уступить им место.

— Мне кажется, что слова «погас огонь наших сердец» здесь весьма некстати. Ты должна заменить их чем-нибудь более оптимистичным.

— Но в этом и заключается смысл написанного мной вальса, Рис, — возразила Хелен. Понизив голос, она продолжила так, чтобы Том и Лина ее не слышали. — Ты считаешь, что вальс — это имитация полового акта, я же написала совсем о другом. Речь идет о первой юношеской любви, которая постепенно умирает. И к концу произведения это становится очевидным. Вальс начинается весело и бодро, а затем…

— Нет, так нельзя, — прервал ее Рис. — Твое описание слишком уныло. Может быть, все же исправишь эту строчку? Хочется чего-то более веселого и жизнеутверждающего. Не надо писать о том, что любовь в сердцах героев погасла. Это нехорошо.

— Я не желаю ничего исправлять, — упрямо заявила Хелен. — Я написала то, что хотела написать. Восторг любви в душе моих героев постепенно сменился разочарованием, их чувства умирают.

Рис некоторое время молчал, искоса поглядывая на жену.

— Надеюсь, в этом вальсе ты не пыталась описать собственную жизненную ситуацию, Хелен? — наконец тихо спросил он.

Она смутилась.

— Конечно, нет!

Рис молча снял ноты с подставки. Теперь он не сомневался, что Хелен имела в виду их брак, когда сочиняла эти стихи. Она писала то, что чувствовала. Рис представил свое обугленное сожженное сердце, в котором умерла любовь. Ему стало горько.

— Ты права, — выдавил он из себя. — Пусть все останется так, как есть.

— Так мы поедем завтра в Воксхолл? — спросил Том, подходя к Рису и его жене.

— Да, — сказала Хелен. — Я пошлю записки своим подругам. Возможно, кто-нибудь из них захочет составить нам компанию.

Повернувшись, она направилась к двери.

— Я никуда не поеду, мне надо работать, — буркнул Рис.

— Глупости! Тебе необходимо отдохнуть, — заявила Хелен. — Ты слишком много сидишь за фортепиано.

«Все это потому, что в моей жизни нет ничего, кроме работы», — с горечью подумал Рис.

А ведь прежде ему в голову никогда не приходили подобные мысли.

Глава 27

УТРЕННИЕ ВИЗИТЫ

Беркли-стрит, 40

Городской дом леди Эсме Боннингтоп

— Дорогая моя, расскажи мне все без утайки! — сгорая от любопытства, воскликнула Эсме.

Хелен засмеялась.

— Не могу. Я должна дождаться Джину, иначе она обидится.

— Не томи, умоляю тебя, — принялась упрашивать ее Эсме. — Джина всегда опаздывает, ведь она — преданная мать. Ей всегда так трудно расстаться со своим сыном даже на несколько часов!

— Ты так говоришь, будто чем-то отличаешься от нее, — заметила Хелен.

— Я сдерживаю свои чувства к ребенку, — возразила Эсме. — Я вижусь с Уильямом только в определенное время и не позволяю ему досаждать мне.

Хелен промолчала. Она вдруг заметила на подоле дорогого платья Эсме следы от перемазанных ежевичным вареньем детских пальцев и вспомнила, как однажды Эсме спешно покинула званый обед, на котором присутствовал сам регент. И только потому, что получила записку от няни Уильяма, которой показалось, что ребенок простудился.

— Ну, расскажи мне хотя бы несколько подробностей, — продолжала упрашивать Эсме. — Я не спала сегодня всю ночь, думая о том, что у тебя происходит.

В этот момент в комнату ворвалась Джина, и Хелен с облегчением вздохнула.

— Простите, что я опоздала, — запыхавшись, сказала Джина. — Но мне с трудом удалось вырваться из дома. — Она упала в кресло. — Давайте перейдем прямо к делу. Расскажи об этой оперной певичке, Хелен. Как она ведет себя в доме? Ты ее все еще терпишь?

Обе подруги смотрели на Хелен с таким любопытством, будто она была теленком с двумя головами или каким-нибудь другим чудом природы.

— Все не настолько ужасно, как вы себе это представляете, — осторожно промолвила она.

— Я постоянно думаю о положении, в котором ты оказалась, — сказала Эсме. — На твоем месте я бы придушила эту негодницу. Как она выглядит? Интересно, она похожа на одну из тех пьянчужек с красными лицами, которые вьются возле мужских клубов? Или на разодетую по последней моде девицу из числа завсегдатаев Воксхолла?

— Честно говоря, мисс Маккенна вообще не похожа на женщину легкого поведения, — сказала Хелен. — Она очень красива. Если бы я питала хоть какие-то чувства к Рису, непременно стала бы ревновать его. Но как известно, я совершенно равнодушна к своему мужу.

— Как ты можешь терпеть такую ситуацию? — удивленно спросила Джина. — Я понимаю, вы с Рисом долгое время жили врозь, но все же он твой муж. Пусть я бы и двадцать лет пробыла с Кэмом в разлуке, все равно бы почувствовала себя смертельно оскорбленной, видя, как он в моем присутствии милуется с женщиной легкого поведения. Хелен пожала плечами.

— Они не проявляют в моем присутствии друг к другу никаких чувств, — возразила она.

— Это весьма тактично с ее стороны, — с удивлением заметила Эсме. — Думаю, что она находится в не менее трудном положении, чем ты. Сколько эта девица прожила в доме твоего мужа? Года три?

— Она умеет устраиваться в этой жизни, — сказала Джина. — Если эта девица все еще живет у Риса, ей, вероятно, так удобно. Она поэтому и не испытывает никакого дискомфорта. А вот Хелен в собственном доме чувствует себя бедной родственницей!

Эсме кивнула.

— Ты пыталась предложить ей сделку, Хелен?

— Нет. Вряд ли я смогу заставить себя заговорить с ней об этом. Понимаете… — Хелен замялась, — она держит себя как настоящая леди…

— Но ведь на самом деле она не леди! — воскликнула Эсме. Хелен промолчала. Она не могла признаться «подругам, что в глубине ее души проснулась зависть. И дело было не в том, что Лина спала в комнате, смежной со спальней Риса. Хелен завидовала другому. Ее покорил голос Лины, которая, несомненно, была очень одаренной певицей.

— Я рассказала Себастьяну о том, что по настоянию Риса его любовница продолжает жить в твоей спальне, хотя ты вернулась к нему, — сказала Эсме. — И мой муж заявил, что будет счастлив защитить твою честь, если ты сочтешь это нужным.

— А я ничего не говорила Кэму о том, в каком положении ты оказалась, дорогая, — промолвила Джина. — Мой муж слишком вспыльчив. Боюсь, он утратит контроль над собой, если узнает о подлости Риса. Но если хочешь, чтобы Кэм поколотил его, только шепни мне об этом.

— Нет, нет! — встревожилась Хелен. — Рис — отец моего будущего ребенка. Я не хочу, чтобы с ним стряслась беда. Кроме того, если ваши мужья устроят скандал, в обществе сразу узнают, где я нахожусь. Хэррис говорит всем визитерам, что я уехала на воды в Бат. Граф Мейн приезжал уже раз семь.

— Кстати, ты получила его записку, которую я переслала тебе? — с озорной улыбкой спросила Джина.

— Да, я захватила ее с собой, — сказала Хелен, доставая из сумочки листок бумаги. — Послушайте только, что он пишет: «Я знаю, что вы живете в уединении уже целых шесть дней, а вам наверняка хочется развлечься. Я полностью к вашим услугам».

— Как жаль, что ты не можешь встречаться с Мейном! — с искренним сочувствием сказала Джина. — Представляю, как тебе тяжело постоянно находиться под одной крышей с оперной певичкой, даже если она похожа на леди. С Мейном по крайней мере приятно общаться. Граф приехал ко мне, чтобы узнать, где ты находишься. Наша беседа длилась всего лишь несколько минут, но даже за это время он успел сделать мне множество комплиментов.

— Этот мужчина обладает поразительным изяществом. Он грациозен даже в постели, — заметила Эсме. — Но вернемся к твоему мужу, Хелен. Скажи, за те девять лет, которые вы прожили врозь, он приобрел опыт в любовных делах?

Хелен смутилась. Она старалась не обсуждать с Эсме свою интимную жизнь.

— Я сказала Рису, что мы должны заниматься любовью каждый день, как ты и советовала. Мне кажется, он был доволен такой перспективой. Кстати, его любовница как-то заметила в шутку, что Рису для интимного свидания со мной хватило бы семи минут.

— Ты обмениваешься шутками с этой девицей? — изумленно спросила Эсме.

Хелен растерялась.

— В тот вечер я была не совсем трезва… Джина похлопала ее по колену.

— На твоем месте я бы беспробудно пила весь месяц, — сказала она. — Дело плохо, если любовница Риса отпускает такие шуточки по поводу его способностей. За оставшиеся несколько недель ты не сможешь ничего исправить. Да, очень жаль, что у тебя нет возможности продолжить флирт с Мейном. Он по крайней мере смог бы поднять тебе настроение.

— А что мешает мне встретиться с ним? — промолвила Хелен.

— Это слишком рискованно, — заявила Эсме. — Если кто-нибудь узнает правду о тебе, ты погибла. Разразится такой грандиозный скандал, что страшно представить.

— Ну хорошо, я все обдумаю, а потом приму решение, — сказала Хелен. Сам по себе флирт с Мейном был ей уже не нужен, но когда Хелен вспоминала о том, каким прекрасным голосом обладала Лина, у нее сжималось сердце. Она надеялась, что изощренные комплименты Мейна вернут ей веру в себя. — Как вы смотрите на то, чтобы составить мне сегодня вечером компанию и прогуляться в Воксхолл?

— К сожалению, я не смогу принять твое предложение, — сказала Джина. — Мы с Кэмом ужинаем сегодня с гостями из Оксфорда. Я уверена, что мне придется скучать целый вечер, но Томас Бредфеллоу помог моему брату стать преподавателем. Я не могу пропустить этот ужин.

— А я с удовольствием съезжу на прогулку, — заявила Эсме. — Разве я могу упустить возможность взглянуть на эту потаскушку? Никто в обществе не знает, как она выглядит. Мы все слышали о ней, но никто ее не видел. Два года назад она лишь раз появилась в опере вместе с Рисом. Но тогда никто не успел толком разглядеть ее.

— На ней будет маска и домино, — сказала Хелен. — Поэтому я не уверена, что ты сумеешь разглядеть ее. И все же я очень рада, Эсме, что ты поедешь с нами. Вчетвером нам было бы как-то неловко.

— А как относится брат Риса ко всей этой ситуации? — спросила Джина. — Мне с трудом верится, что приходский священник одобряет присутствие падшей женщины в доме своего брата. Более того, с готовностью сопровождает ее в Воксхолл.

— Да, все это чрезвычайно странно, — поддержала Эсме подругу. — Для меня этот вечер будет самым скандальным за все последние годы, в течение которых я вела себя почти безупречно. Кто бы мог подумать, что наша тихоня Хелен так резко изменит свой образ жизни и попадет в сомнительную ситуацию?

Глава 28

ТАЙНЫЙ ФЛИРТ БЫВАЕТ ПОРОЙ ЭФФЕКТИВНЫМ

Мейн с чувством полного удовлетворения еще раз пробежал глазами записку. Это был простой белый листок бумаги. Казалось бы, в нем не содержалось ничего трогательного или интимного. Граф и сам не знал толком, почему так сильно обрадовался, получив эту весточку. Вероятно, чувство облегчения, которое он испытал, было как-то связано с недавним разговором с сестрой, в котором она потребовала, чтобы он женился.

Мейн понимал, что Гризелда права. Ему давно уже следовало обзавестись семьей. Но он решил сделать это только после того, как насладится великолепным телом леди Годуин. Он и помыслить не мог сейчас об отношениях с другой женщиной.

На дверце графской кареты не было изображения герба, а шторки на окнах были тщательно задернуты. В Гайд-парке никто уже не удивлялся, увидев, как из подобной кареты выходит хорошо одетый джентльмен и направляется к поджидающему его наемному экипажу, в котором сидит дама. Тайные свидания были здесь обычным делом.

Шагая по аллее, Мейн думал о том, что Хелен наверняка наблюдает за ним сейчас из-за шторки и любуется его изящной походкой. Он носил панталоны не по последней моде, а в обтяжку, поскольку они подчеркивали стройность его мускулистых ног, которые нравились дамам.

Подойдя к экипажу, Мейн с удивлением увидел, что Хелен и не думала выглядывать из окна. Поджидая графа, все это время она работала над партитурой какого-то музыкального произведения. И только когда граф сел рядом с ней и приказал лакею закрыть дверцу, она подняла на него глаза.

По ее взгляду Мейн сразу же понял, что Хелен по достоинству оценила его элегантный вид, хотя граф знал по собственному опыту, что для свиданий трикотажные панталоны в обтяжку были чертовски неудобной одеждой. Конечно же, они выдавали его возбуждение.

На Хелен был наряд, сшитый в том же духе, что и платье, в котором она произвела фурор на балу у леди Гамильтон. Мейн сразу заметил, что Хелен предусмотрительно сняла накидку и положила ее рядом с собой на сиденье экипажа.

— О, как я счастлив видеть вас, — сказал граф. — Благодарю за то, что вы согласились встретиться со мной, несмотря на замкнутый образ жизни, который ведете в последнее время.

Хелен слегка смутилась. Ей казалось странным, что такой мужчина, как Мейн, пожелал провести с ней время и готов был осыпать ее комплиментами.

— Мне хотелось бы скрыть то обстоятельство, что я сейчас нахожусь в Лондоне, — промолвила она.

На губах графа заиграла обольстительная улыбка.

— Будьте уверены, я никогда и ни в чем не разочарую вас, — мягко сказал он. Взяв руку Хелен, он нежно поцеловал ее ладонь.

О Боже! Хелен бросило в жар. Ей вдруг захотелось обмахнуться нотами, как веером. Рис думал, что его жена поехала просто прокатиться по Лондону, и всучил ей партитуру, чтобы она по дороге просмотрела ее. Он не позволял ни себе, ни Хелен терять время зря.

— Может быть, съездим за город? — предложил Мейн. Его глубокий нежный голос обволакивал Хелен, словно густой шоколад.

— Вряд ли у нас хватит на это времени, — нервно возразила она. — Я должна вернуться домой до ужина. Сегодня вечером мы едем в Воксхолл.

— Как интересно, — пробормотал Мейн. — Так где же вы все-таки остановились в Лондоне? — И Мейн стал внимательно разглядывать ее ладони, будто хотел по линиям прочитать ответ на свой вопрос. — У вас восхитительные руки. Я помню, что уже говорил вам об этом, но мне хочется повторять это снова и снова.

И он стал целовать кончики ее пальцев. Хелен отложила партитуру в сторону. Общение с Мейном доставляло ей удовольствие.

— Мне хотелось бы нанести вам визит, — проникновенным голосом промолвил Мейн. — Если, конечно, обстоятельства это позволяют.

— К сожалению, это невозможно, — твердо сказала Хелен.

— Потому, что вы живете сейчас в доме вашего мужа? — невинным тоном спросил граф, продолжая целовать ее пальчики.

У Хелен упало сердце.

— Откуда вы это знаете?

— Вы с ним помирились? Надеюсь, вы понимаете, что я задаю вопросы не из праздного любопытства. Все это касается… нас с вами, наших отношений…

Его французский акцент казался нарочитым.

— Нет, мы не помирились, — поспешно ответила Хелен. Мысли путались у нее в голове. — Я вернулась к нему только на один месяц, чтобы помочь в работе над оперой.

— Вы работаете вместе с ним над оперой? — переспросил Мейн. Он был явно поражен этой новостью. — Я и не знал, что вы выступаете как соавтор мужа.

— Нет, дело не в соавторстве, — возразила Хелен, все больше смущаясь.

Мейн некоторое время молчал, сжимая ее руку в своей.

— Весь Лондон говорит о том, что граф Годуин живет с какой-то молодой женщиной. Значит, люди ошибаются?

— Конечно, ошибаются! — подтвердила Хелен. — Мой муж порвал те отношения, которые вы имеете в виду.

Но она не умела лгать. Видя ее смущение, Мейн не стал больше досаждать ей расспросами.

— Какой ужас! — воскликнул он, осуждая поведение графа Годуина.

— Я больше не желаю говорить на эту тему! — резко сказала Хелен.

Она с удивлением увидела, что в глазах графа промелькнуло выражение сочувствия. В обществе его считали довольно жестким, безжалостным человеком. Он слыл таким же распутником, как и ее собственный муж.

Нет, Мейн не мог сочувствовать ей. Вероятно, Хелен просто ошиблась. Она закусила губу. Граф был способен навсегда погубить ее репутацию. Ей следовало бы быть осторожной с ним.

— Я убью вашего мужа за то, что он каким-то образом заставил вас жить в унизительных условиях, — процедил Мейн сквозь зубы.

От его ледяного тона по спине Хелен забегали мурашки.

— Он не сделал ничего плохого, — испуганно возразила она.

Однако Мейн не поверил ей. Кто бы мог подумать, что человек, переспавший с доброй половиной женского населения Лондона, окажется таким принципиальным?

— Рис не принуждал меня вернуться к нему и не угрожал мне, — стала оправдываться Хелен. — И переехала я к нему по собственной воле.

— Не надо ничего объяснять. Я освобожу вас из рук этого ублюдка, чего бы мне это ни стоило.

Хелен не на шутку встревожилась.

— Нет! — задыхаясь от волнения, воскликнула она. — Я не желаю, чтобы меня освобождали. Честное слово, Мейн, я хочу остаться графиней Годуин. — Она сжала его руку. — Неужели вы этого не понимаете? Мы с Рисом друзья…

— Друзья?! — с негодованием воскликнул граф. — Ваш муж заставляет вас жить под одной крышей со шлюхой! Так друзья не поступают!

— А мне казалось, что вы, как никто другой, способны понять меня. Именно вы, как известно, утешаете дам, брак которых далек от совершенства.

Хелен тонко намекнула графу, что человек, переспавший со множеством замужних женщин, не имеет права упрекать других в непристойном поведении.

В глазах Мейна вспыхнул гнев.

— То, что делаю я, и то, что творит ваш муж, — не одно и то же. Я никогда не оскорбил бы подобным образом ни одну леди, а тем более собственную жену, — возразил он.

— Мы с Рисом друзья, — повторила она. — Неужели вы этого не понимаете? Мы женаты уже много лет. Между нами не осталось никаких чувств, кроме дружеских.

Хелен боялась, что Мейн убьет Риса, и поэтому пыталась убедить его в том, что переехала к мужу по собственной воле.

— Дружеские чувства… — пренебрежительным тоном произнес Мейн. — Но присутствие в доме потаскухи должно было вызвать у вас отвращение!

Хелен улыбнулась.

— В доме Годуина нет никакой шлюхи, — заявила она, прекрасно видя, что Мейн не верит ей. — Мне почему-то кажется, что вы считаете меня большей ханжой, чем я есть на самом деле.

— Вы меняетесь прямо на глазах, — заметил граф. — И вовсе я не считаю вас ханжой.

Хелен специально пожала плечами, зная, что при этом движении ее маленькая аккуратная грудь красиво приподнимается.

— Я — графиня Годуин и хочу остаться ею. По его просьбе я помогаю мужу в работе над оперой. К Рисуя не питаю никаких чувств. — Хелен положила ладонь на колено Мейна. — Мне бы не хотелось, чтобы вы совершили опрометчивый поступок. Я никогда не смогла бы вступить в близкие отношения с человеком, который причинил зло моему мужу.

Хелен была довольна собой. Еще год назад Мейн не обращал на нее никакого внимания, а теперь напряженно ловил каждое ее слово. Сейчас она самозабвенно играла роль роковой женщины. Может быть, ей следует пройти прослушивание в театре и появиться на сцене в образе одной из героинь, новой оперы Риса?

Мейн и не подозревал, что в Хелен умерла великая актриса.

— Я пробуду в доме мужа всего лишь один месяц, — продолжала Хелен. — А потом снова начну выезжать в свет. Надеюсь, вы понимаете, милорд? Рассказывая вам все это, я проявляю к вам особое доверие…

Хелен откинулась на спинку сиденья, чувствуя, что взгляд Мейна прикован к ее груди.

— Не хочу быть нескромным, Хелен, — промолвил Мейн, — но…

Хелен не хотелось больше говорить с ним. Сейчас она мечтала только об одном — снова оказаться в уютной гостиной, заставленной музыкальными инструментами, вернуться под крыло Риса. Но как выгнать Мейна из экипажа? Ей необходимо было действовать предельно осторожно. Ведь он мог пустить о ней грязные слухи по всему Лондону. Или вызвать Риса на дуэль.

— Гаррет, — мягко промолвила она.

Он снова завладел ее рукой и начал целовать ладонь Хелен. Однако на этот раз его ласки, пожалуй, больше раздражали, чем доставляли удовольствие.

— Да, дорогая?

— К сожалению, через пять минут вы должны будете вернуться в свою карету.

В глазах графа вспыхнул такой яростный огонь, что Хелен стало не по себе. Мейн походил сейчас на сказочного людоеда, готового съесть ее, хрупкую красавицу.

— Я впервые в жизни встречаю леди с таким свежим и необычным взглядом на брак, — пробормотал он хрипловатым от страсти голосом. — Мне кажется, до этого момента я не жил, а просто существовал. В моем окружении не было искренних откровенных женщин.

Подавив вздох раздражения, Хелен все-таки позволила ему осыпать поцелуями свою руку. Теперь она радовалась, что выбрала именно Риса в качестве отца своего будущего ребенка. Хелен вдруг поняла, что не смогла бы выносить страстные сбивчивые разглагольствования Мейна. Они приводили ее в замешательство. Манера общения Риса, делавшего резкие остроумные замечания, была ей больше по вкусу.

— Вы для меня — все, — продолжал бормотать Мейн. — Я никогда не думал, что бывают такие… такие честные, кристально чистые женщины…

Хелен улыбнулась графу, чувствуя себя виноватой перед ним. Она не понимала, зачем слушает весь этот бред, а надеялась только на то, что через несколько недель, когда снова начнет выезжать в свет, Мейн уже забудет ее, потому что заведет новый роман. Ведь графа считали легкомысленным человеком, не способным долго увлекаться одной дамой.

Теперь он целовал ее запястье. «Странно, но после вчерашнего свидания с Рисом я не придаю этим ласкам особого значения», — подумала Хелен. Воспоминания о близости с мужем заставили ее покраснеть.

— Вы краснеете, словно невинная девушка, — сдавленным от обуревавшего его желания голосом произнес Мейн. — И вместе с тем у вас искушенный ум взрослой женщины. Вы несравненны, Хелен!

«Еще бы! Другой такой женщины нет», — подумала она. Хелен не знала, как ей избавиться от графа и заставить его выйти из ее экипажа.

— Вы действительно не питаете к своему мужу никаких чувств? — спросил он, касаясь губами ее щеки.

— Нет, — выдавила из себя Хелен.

— О Боже, вы та, которую я искал всю жизнь, — прошептал он и припал к ее губам.

Перед страстными поцелуями Мейна было трудно устоять. Хелен непременно растаяла бы в его объятиях, если б не мучившая ее мысль о том, что ей нужно вернуться к мужу и сесть вместе с ним за работу над партитурой.

— Мне пора ехать, — оттолкнув графа, сказала Хелен. И добавила на всякий случай: — Увы…

Его глаза потемнели. В этот момент он был похож на безумного.

— Но когда мы снова увидимся?

— Я сразу же пошлю вам записку, как только покину дом Риса, — пообещала она.

— Это будет через месяц? Я не могу ждать так долго, ведь я наконец-то нашел свою любовь!

— Боюсь, вам все же придется подождать. Я не смогу встречаться с вами, потому что нахожусь в Лондоне инкогнито. Для меня было бы ужасно, если б вскрылась правда о том, где я сейчас живу.

— Но какое отношение все это имеет к нам? Неужели вы, словно монахиня, сможете жить в доме мужа целый месяц, не видясь со мной хотя бы тайно?

Хелен снова вспомнила вчерашний пикник в парке. Нет, ее жизнь в доме мужа никак нельзя было назвать монашеской.

— Вы опять покраснели, — промолвил граф, сжав ее руку. — Поедемте ко мне, дорогая. У меня есть небольшой дом на Голден-сквер, неподалеку от Пиккадилли.

— Это исключено, — решительно заявила Хелен. — Я никогда ничего не делаю тайком.

Мейн пришел в замешательство. Ему было странно слышать такие слова от женщины, скрывавшей свое местонахождение от всего Лондона.

— То есть я хотела сказать, — спохватилась Хелен, — что рассчитываю на честные открытые отношения с вами. Как только я снова начну выезжать в свет, я пошлю вам записку. Мы непременно встретимся.

Она надеялась, что к тому времени Мейн найдет себе другую замужнюю даму и забудет о ней.

— Ваши честность и искренность просто поразительны, — с придыханием промолвил граф.

— Вам пора, сэр, — сказала она и постучала в стенку экипажа. Ее лакей тут же открыл дверцу.

— Всего хорошего, милорд, — попрощалась Хелен. Мейн вышел из кареты, но ту же обернулся с таким видом, будто был не в силах сдвинуться с места.

— Хелен… — промолвил он.

Однако она подала знак лакею, и тот захлопнул дверцу. Взяв в руки партитуру, Хелен снова начала просматривать ее, делая какие-то пометки. «Наверное, в конце седьмого такта все же следует использовать глиссандо, — подумала она. — Тогда конец пятнадцатого будет звучать как эхо или отголосок».

Глава 29

ВОКСХОЛЛ

Они добирались до Воксхолла по воде. Том и Лина сидели рядом на корме лодки. В присутствии Хелен Лина всегда была молчалива. Создавалось впечатление, что она старалась держаться скромно и незаметно. Тому очень хотелось снова услышать ее гортанный смех. Он подозревал, что Лина чувствовала себя подавленной от ревности, ведь ей наверняка было больно видеть рядом с Рисом его жену. От этой мысли у Тома сжималось сердце.

Небольшое суденышко скользило по речной глади. Вода была пугающе черной, но висевший на носу фонарь освещал весла. Падавшие с них капли казались серебристыми, переливающимися на свету алмазами. Обуревавшие Тома эмоции никак нельзя было назвать благопристойными. Никогда прежде он не посещал Воксхолл, поскольку священники обычно не позволяют себе предаваться сомнительному веселью.

Они приближались к причалу, когда до их слуха донеслась приглушенная какофония звуков. Они услышали музыку, голоса посетителей, крики мелких торговцев, предлагавших свой товар. Выйдя из лодки, вся компания поднялась по лестнице и оказалась на широкой набережной.

Сумерки быстро сгущались, в садах на деревьях уже зажглись разноцветные фонари, но все равно было очень темно. Язычки пламени мерцали от порывов легкого ветерка, дувшего с реки, и давали мало света. «Неудивительно, что о Воксхолле ходит дурная слава, — невольно подумал Том. — В этом лабиринте аллей и тропинок молодая женщина может легко заблудиться».

Казалось, здесь сам воздух был пропитан сладострастием, будоражившим чувства посетителей.

— Чем это так удивительно пахнет? — спросила леди Боннингтон, вдыхая сладкий аромат.

— Это благоухают примулы, — ответил ее муж.

На леди Боннингтон были темно-зеленый длинный плащ и полумаска. Она выглядела великолепно, но Лина казалась Тому намного красивее. Она была стройнее, скромнее и тактичнее Эсме, во всяком случае, так считал Том.

Тряхнув головой, он попытался отогнать грешные мысли. Зачем он сравнивает этих двух женщин? Том не узнавал сам себя. Куда подевался благочестивый священник Томас Холланд, не поддававшийся никаким искушениям в течение многих лет? Что с ним случилось?

Однако его внимание вновь приковала к себе стройная фигура Лины. Могли Том считать себя ее спутником сегодня вечером? Втайне он мечтал затеряться с ней где-нибудь среди садов…

— Я заказал беседку, куда нам подадут ужин, — сообщил Рис. — Фейерверки начнут запускать не раньше одиннадцати часов, поэтому предлагаю пока немного прогуляться.

Подхватив жену под руку, Рис быстро зашагал по аллее, а леди Боннингтон и ее муж последовали за ними. Том очень обрадовался. Его мечта сбывалась, ведь на сегодняшний вечер он был спутником Лины. Они остались наедине.

Лина растерялась, передернув плечами.

— Что с вами? — встревожился Том.

— Вся эта ситуация кажется мне не совсем приличной, — понизив голос, промолвила она. — В присутствии леди Годуин я чувствую себя не в своей тарелке. До знакомства с ней все было по-другому. Ситуация казалась мне комичной: жена Риса живет с матерью, а я занимаю ее спальню. О Боже, какой легкомысленной я была!

— Вы такая же леди, как Хелен и Эсме Боннингтон, — сказал Том.

— Нет, я совсем другая, — качая головой, возразила Лина. Ее кожа отливала молочной белизной.

— И тем не менее я считаю вас прирожденной леди, — сказал Том.

— Не надо мне льстить.

— Вы — истинная леди, и это правда, — стоял на своем Том. Она пожала плечами:

— Мой отец благородного происхождения, но я не достойна его. Поэтому мне не по себе в обществе светских дам.

— Предки вашего отца были дворянами?

— Да. Его судьба чем-то похожа на вашу. Он был младшим сыном барона и по сложившейся традиции принял сан священника. А всего в семье деда было четверо сыновей. Я не придаю никакого значения происхождению отца. Родня по отцовской линии никогда не общалась со мной. А потом я вообще убежала из дома и стала содержанкой вашего брата. Но у меня все же есть совесть, Том. Я не могу развлекаться в одной компании с женой своего любовника. Это неправильно. Теперь я раскаиваюсь в том, что согласилась на предложение Риса жить под одной крышей с Хелен.

Том снял с ее головы капюшон. Ее волосы отливали золотом. Чувство радости переполняло сердце Тома. Взяв ее руки, он стал целовать их.

— Вы будете моей женой, Лина Маккенна, — твердо сказал он.

Она изумленно посмотрела на него:

— Да вы спятили! Вы такой же сумасшедший, как и ваш брат. Лина хотела повернуться и уйти, но Том остановил ее. Он обнял свою любимую, и она затихла на его груди.

— Куда бы вы хотели сейчас пойти? — спросил он, касаясь ее губ. — Может быть, погуляем вдвоем по саду? У меня что-то нет желания ужинать вместе со всеми в беседке.

Лина взглянула на него, хлопая своими густыми ресницами.

— Я тоже не хочу ужинать, — призналась она. — У меня нет никакого желания притворяться и вести светскую беседу с женой Риса и ее подругой. Это было бы просто абсурдно!

— Вы такая же леди, как и они, — напомнил ей Том. — И даже если бы это было не так, все равно вы должны чувствовать себя с ними на равных. Воксхолл — это такое место, где общаются представители разных сословий.

— Я не хочу чувствовать себя еще одной шлюхой, разгуливающей по этим садам.

— Вы вовсе не шлюха, — заявил Том, прижимая ее к своей груди.

Припав к ее губам, он старался выразить в своем пылком поцелуе все, что только сейчас чувствовал.

От возбуждения Лина учащенно дышала. Время для них как будто остановилось. Но когда Том, задыхаясь от страсти, прервал поцелуй, то увидел перед собой… своего брата. Рис стоял на дорожке в двух шагах от них и смотрел на влюбленных с непроницаемым выражением лица.

Из-за его плеча выглядывала ошеломленная Эсме Боннингтон.

Некоторое время все четверо молчали. Первым пришел в себя Рис.

— Наша беседка расположена слева от главного павильона, Том, — сказал он с таким безразличным видом, как будто ничего и не видел.

И они с леди Боннингтон медленно удалились. Лина с ужасом смотрела им вслед.

— Это все было наяву или мне привиделось? — наконец, переведя дыхание, спросила она.

— Наяву, — небрежным тоном ответил Том, только крепче сжимая Лину в объятиях. — Вы действительно не хотите ужинать?

Лина яростно замотала головой. Ее губы припухли от поцелуев, она выглядела сейчас юной и очень беззащитной.

— Хотите, я отвезу вас домой? — спросил Том. Лина молчала.

— Я отвезу вас, куда вам будет угодно, — продолжал Том. — И единственной платой за мои услуги будут поцелуи. А хотите, мы поедем в оперу?

Лина на мгновение оживилась, но тут же с сомнением покачала головой.

— Нет, я не могу туда ехать. А что, если нас там увидят?

— Ну и что из этого? — пожав печами, промолвил Том. — Разве я не могу сопровождать в оперу красивую молодую женщину? Кажется, я имею на это право.

— Знаете, куда бы я действительно сейчас хотела поехать? На постоялый двор «Оловянная кружка». Я с удовольствием познакомилась бы с миссис Фишпоул.

— С миссис Фишпоул? — недоуменно переспросил Том. Лина смущенно улыбнулась:

— Да. Я постоянно думаю о Мэгги. Эта бедняжка сейчас одна в детской, хотя, конечно, мы поручили Роузи присматривать за ней.

Эти слова удивили и одновременно пристыдили Тома.

— Теперь я вижу, что вы лучше меня, — промолвил он и снова припал к ее губам.

Лина оттолкнула его, но не слишком сильно.

Через несколько минут они уже были на берегу. Том окликнул лодочника и приказал ему везти их к Вестминстерскому аббатству, где они собирались нанять экипаж и направиться на постоялый двор «Оловянная кружка».

— Я обязательно разыщу ее! — раздраженно воскликнул Мейн.

— А если тебе все-таки не удастся ее найти? — спокойно промолвила его спутница, распутывая свой локон, который зацепился за изумрудное ожерелье. Она опрометчиво надела драгоценности, ведь Воксхолл был печально знаменит тем, что здесь орудовали карманники. — Неужели ты не хочешь просто развлечься, Гаррет? На афише написано, что сегодня будет захватывающее пиротехническое шоу. Я обожаю фейерверки и не желаю тратить время на пустые поиски леди Годуин!

— Она должна быть здесь, — сказал Мейн. — Тише, Гризелда. Возможно, мы отыщем ее в ресторане.

— Я не хочу бегать по Воксхоллу! — заявила его сестра. — Мои туфельки для этого не годятся, давай-ка лучше сядем в Китайском павильоне и будем ждать, когда она пройдет мимо. Леди Годуин непременно заглянет туда. Ты же знаешь, что в этот павильон заходят все посетители Воксхолла. А если Хелен все же не появится там, уверена, ты найдешь утешение в объятиях какой-нибудь другой дамы.

Мейн нервным движением руки взъерошил свои тщательно уложенные волосы. Сейчас ему было не жаль прически, над которой его камердинер колдовал в течение получаса.

— Ты не понимаешь, Гриззи, — с горечью сказал он, — Хелен не такая, как другие дамы.

— Вздор! — заявила Гризелда и направилась к Китайскому павильону, шпили и башенки которого вырисовывались на фоне темного лондонского неба. Брат послушно пошел за ней. — Возможно, у тебя и есть какие-то чувства к ней, но все это очень скоро пройдет. Держи себя в руках и помни, что тебе необходимо в ближайшее время жениться. Все эти сильные эмоции ужасно утомляют.

Гризелда жестом подозвала официанта. Тот проводил их к главному столу, откуда им было видно все, что творилось вокруг.

— Ну вот видишь, как здесь замечательно! — с удовлетворением воскликнула Гризелда. Положив на стол сумочку, веер и перчатки, она повесила на спинку стула шаль и посмотрела на себя в маленькое зеркальце, проверяя, на месте ли ее изумруды. — Ты можешь делать комплименты своей графине, когда она придет, а я даже обещаю не острить по поводу ее стрижки.

Хотя, дорогой мой, не скрою, меня удивляет твой вкус. Не понимаю, как тебя угораздило так сильно влюбиться в Хелен Годуин? Я помню ее по школе. Она всегда казалась мне такой скучной! Все эти косички, бледная кожа, застенчивость не по мне. Уверяю, она никогда не проявит к тебе подлинного интереса, если ты не будешь страстно увлекаться музыкой.

— Ты ошибаешься, — заявил Мейн.

Он ругал себя за то, что привел сюда сестру. Если бы не она, он обшарил бы сейчас все сады. Мейн боялся упустить Хелен. Она наверняка будет держаться подальше от людных мест. Сейчас Хелен, вероятно, скорее всего прогуливается где-нибудь в парке, а Мейн надеялся заманить ее в свой маленький домик на Голден-сквер.

— Смотри-ка, это же Корнелий! — воскликнула Гризелда. Размахивая сумочкой, она окликнула друга своим мелодичным голосом: — Корнелий!

Одетый по последней моде лощеный щеголь обернулся и взглянул на них сквозь монокль. Его волосы были взбиты надо лбом в высокий хохолок. Выглядел он довольно комично, однако Гризелда не находила в его внешности ничего смешного.

— Я думал, ты порвала с этим хлыщом, который беззастенчиво присваивает себе чужие строки, — заметил Мейн.

— Еще нет, — сказала она. — Я велела ему написать мне другое стихотворение. Когда же он его мне преподнесет, я обязательно покажу это произведение тебе. Ты мне подскажешь, у кого Корнелий украл его на этот раз. Это будет так забавно! А что хорошего принес бы мне разрыв с ним?

Мейн был согласен с сестрой. Он вдруг понял, что встреча с Корнелием Бамбером ему только на руку.

— Рад видеть вас, Бамбер, — сказал граф, когда Корнелий подошел к столу. — Я был бы вам очень признателен, если бы вы составили компанию моей сестре. Дело в том, что мне надо разыскать здесь своих знакомых.

— С удовольствием, — без особого энтузиазма сказал Бамбер. — Любой на моем месте ухватился бы за такой шанс. «Она хороша, словно ночь…»

— Это Спенсер? — ехидно спросил Мейн. — Впрочем, нет, подождите. Это же строчка из Байрона!

Бамбер проигнорировал его, отвесив учтивый поклон Гризелде. Граф встал и быстро спустился в сад. При одной мысли о Хелен на него накатывала волна желания. Он не испытывал подобных острых эмоций со времен отрочества. В Хелен, обладавшей трезвым взглядом на вещи, он ощущал родственную душу. Она казалась Мейну его двойником в прекрасном женском обличье.

Удаляясь от Китайского павильона, Мейн слышал за своей спиной голос леди Петунии Геммел, которая обменивалась сейчас любезностями с его сестрой. Граф знал, что леди Петуния, известная сплетница, развлечет Гризелду и не даст ей скучать. Обе дамы обожали перемывать косточки своим знакомым. По крайней мере у Мейна был час времени, который он мог потратить на поиски Хелен.

«Хелен хороша, словно ночь… — думал граф, шагая по тропинке сада. — Да, Байрон не такой уж плохой поэт».

Глава 30

ПЕВЧАЯ ПТИЧКА ВЫПУСКАЕТ КОГОТКИ

На постоялом дворе «Оловянная кружка» царило оживление. Сюда съезжались все виды транспорта, двигавшегося по улицам Лондона: фаэтоны, коляски, ландо и даже шарабаны. Из здания почтовой станции выбегали посыльные. Когда Том и Лина входили в ворота с вывеской «Оловянная кружка», на мощенный булыжником двор въезжал дилижанс. Он едва не задел левый опорный столб. Еще бы немного, и экипаж снес бы его, а ворота обязательно рухнули на посетителей.

— Я познакомился с Мэгги здесь, на этом дворе, — сказал Том. — Она продавала пассажирам дилижанса яблоки.

Вокруг стоял шум и гам. Грузчики с пронзительными воплями выгружали багаж, бросая на землю чемоданы, корзины и другую поклажу. Дверца одной из клеток с цыплятами распахнулась, и они с писком разбежались во все стороны.

— Теперь я понимаю, почему вы забрали ее отсюда, — промолвила Лина, беря Тома под руку. — Мэгги еще слишком мала, чтобы жить среди всего этого…

Она не успела закончить фразу. Том быстро оттащил ее в сторону, чтобы избежать столкновения с ландо, которое въехало во двор. Сидевший в нем джентльмен считал, наверное, что все должны были уступать ему дорогу.

— Вход в кухню трактира расположен с другой стороны здания, — сообщил Том, увлекая Лину на узкую полоску тротуара, где они могли чувствовать себя в относительной безопасности.

Лина что-то ответила ему, но он не расслышал ее слов, потонувших в страшном шуме. Владелец разлетевшихся цыплят устроил скандал грузчикам, которые не остались перед ним в долгу и отвечали на его ругань отборной бранью.

Том быстро увлек Лину за собой туда, к черному ходу, ведущему на кухню.

Переступив порог знакомого Тому помещения, вместо миссис Фишпоул они увидели какого-то сердитого типа с вытянутым лицом, в грязном белом переднике. Он окинул их таким злым взглядом, словно готов был ошпарить незваных гостей кипятком.

— Вход посторонним воспрещен, — взревел он, помешивая в кастрюле большим половником жидкую похлебку, в которой плавало немного овощей. — Войдите в здание с парадного крыльца, как делают все пассажиры!

Потеряв к ним всякий интерес, он схватил со стола бутылку красного вина и жадно припал к горлышку.

— Мы разыскиваем миссис Фишпоул, — вежливым тоном промолвил Том, сняв шляпу. — Скажите, когда она должна выйти на работу?

— Никогда! — прорычал грубиян, ставя полупустую бутылку на стол. — Она уволилась, я ей больше ничего не должен. А если эта женщина украла у вас что-то или задолжала вам деньги, я тут ни при чем.

— Она нам ничего не должна, — сказал Том. — Мы просто хотим знать, куда уехала миссис Фишпоул.

Однако мужчина в грязном переднике повернулся к ним спиной, говоря всем своим видом, что больше не желает общаться.

В этот момент в кухню вбежал прислуживающий в трактире мальчик.

— Мистер Сигтлет, мистер Сигтлет! — с порога закричал он. — Приехал мистер Харпер. Как всегда, он заказал пирожки с рыбой и колбасой. Что мне ему передать?

— Скажи, что мегера сегодня уволилась и оставила нас без пирожков, — рявкнул мистер Сигглет. — Пускай ест овощной суп. Или сам идет сюда и готовит себе ужин. Завтра я найму другую повариху.

Достав из кастрюли половник, он тряхнул им так сильно, что жирные брызги упали ему на бороду и волосы.

— А ну вон все отсюда! — заорал он. — Эта Фишпоул оставила меня с носом. Она бросила работу, даже не предупредив меня заранее, что хочет уйти. Уехала на родину, к своей семье. Надо же! У этой женщины, оказывается, есть семья!

Судя по издевательскому тону, которым была произнесена последняя фраза, мистер Сигглет этому не верил. Похоже, для него понятие «семья» вообще было пустым звуком.

Не произнеся больше ни слова, Том вышел из кухни, увлекая Лину за собой. Он не удивился бы, если б разъяренный Сигглет выплеснул им вслед горячий овощной суп.

— Куда же она могла уехать? — спросила Лина. — Эта ситуация меня тревожит.

— Здесь нет ничего необычного, — заметил Том. Тревога в глазах Лины тронула его сердце. — Мне кажется, вы были правы. Не следовало пороть горячку и забирать девочку у приемной матери.

Лина покачала головой:

— Нет, вы поступили совершенно правильно. Постоялый двор — не место для маленькой девочки. И еще неизвестно, какая мать получилась бы из миссис Фишпоул, ведь она ведет себя довольно странно… бросила работу, никого не предупредив о том, что собирается уволиться… Нет, Мэгги нужна надежная семья!

Том погладил ее по щеке.

— Не наговаривайте на миссис Фишпоул, — с улыбкой сказал он. — Она ушла из трактира потому, что решила разыскать Мэгги. Эта женщина знает обо мне только то, что я служу священником в приходе церкви Святой Марии в Беверли. Ее семейство живет неподалеку от тех мест. Держу пари, она поехала именно туда!

Лина была так прекрасна, что Тому захотелось поцеловать ее, и он припал к ее губам. Казалось, их поцелуй длился целую вечность. Эта парочка, одетая в длинные маскарадные плащи, могла бы еще долго стоять у здания постоялого двора, но тут в голову Лины пришла идея.

— Миссис Фишпоул уволилась сегодня днем, Том, — сказала она, прервав поцелуй, — возможно, она еще не успела уехать на родину и мы сможем отыскать ее в Лондоне.

Том не сразу понял, о чем она говорит. Все его тело ломило от неутоленного желания.

— Вы выйдете за меня замуж? — спросил он сдавленным от страсти голосом.

— Нет, — ответила она. — Давайте лучше отправимся на поиски миссис Фишпоул!

— Я не сдвинусь с места, пока вы не согласитесь стать моей женой, — с решительным видом заявил Том.

— Я не смогу жить с приходским священником.

И Том вдруг понял, что она говорит совершенно серьезно.

— А если бы я не был священником? — спросил он.

— Но вы же — священник…

— И все же давайте представим, что я не был бы священником. Согласились бы вы в таком случае стать моей женой?

Она заколебалась.

— Вообразите, что я работаю поваром в этом милом заведении, — продолжал Том.

Лина засмеялась.

— Нет, все равно я не пошла бы за вас! — весело воскликнула она.

И Том стал целовать ее, чтобы она больше не перечила ему.

— А теперь давайте говорить серьезно, — промолвил он, отстраняясь от нее. — Что бы вы сказали, Лина, если бы я был простым помещиком в сельской глуши? А у меня действительно есть имение. В отличие от дома брата в моей усадьбе довольно много слуг.

— Дело не в имении и не в вашем состоянии, Том, — сказала Лина довольно холодно. — Я вообще не собираюсь выходить замуж.

— Даже за меня?

Он смотрел на нее сверху вниз, ожидая ответа. Глядя в его лицо, тускло освещенное горевшей на заднем дворе масляной лампой, Лина почувствовала, как у нее защемило сердце. За это время Том стал ей дорог. Она считала его красивым мужчиной. Особенно привлекательным его делали ямочки на щеках. Она ощущала в нем сильный внутренний стержень. Нет, он не был похож на ее отца, погруженного в мир абстракций и отвлеченных истин. Трудно было поверить, что оба они были священниками.

— Знаете… — задумчиво сказала она, — может быть, если бы вы не были священником…

Она замолчала, и Том снова поцеловал ее.

— Я люблю вас, — прошептал он.

Лина вспыхнула до корней волос. И это было так необычно для нее, ведь она давно уже разучилась краснеть.

— Боже мой, какой же вы дурачок! — пробормотала она, отталкивая его от себя. — Так мы идем искать миссис Фишпоул или нет?

И, не дожидаясь, что он скажет, Лина направилась к двери, ведущей в кухню трактира. Том последовал за ней. Переступив порог, Лина подбоченилась и сразу же накинулась на Сигглета.

— Вы немедленно скажете нам, где сейчас находится миссис Фишпоул, — грозно потребовала она, — иначе вам несдобровать.

Вместо ответа Сигглет смачно сплюнул на пол, демонстрируя ей свое полное презрение.

Тогда Лина открыла рот и взяла такую высокую ноту, что у Тома заложило уши.

— О Господи… — ахнул Сигглет.

Стакан с вином, стоявший на полке, задрожал, упал на стол и разбился, забрызгав и без того грязную одежду Сигглета алой жидкостью.

— Я хочу знать адрес миссис Фишпоул в Лондоне, — снова заговорила Лина, — или я сейчас же войду в зал трактира и устрою там бесплатное представление. Надеюсь, вы хорошо меня поняли, мистер Сигглет?

Он с такой злобой уставился на Лину, что Том вышел из-за ее спины, приготовившись броситься на защиту своей любимой. Сигглет перевел взгляд на него, а Том скинул с себя плащ, давая ему возможность рассмотреть свою сильную мускулистую фигуру.

— Она живет в районе Уайтчепел, — буркнул Сигглет, — на Хэлкроу-стрит. Номера дома я не знаю. Можете разбить все стаканы в этом доме, но я больше ничего не могу сказать вам.

— Номер дома мы выясним сами, — с улыбкой промолвила Лина, сменив гнев на милость. — Большое спасибо, мистер Сигглет.

Лина повернулась, чтобы уйти, но замешкалась у двери. Сигглет тем временем снова взялся за бутылку вина и припал к горлышку.

— Хотела бы вас предупредить, — елейным голоском промолвила она. — Осколки стекла, возможно, попали в ваш суп. Хотя… — она с отвращением посмотрела на кастрюлю с неаппетитной бурдой, — это может придать вашему вареву немного аромата.

Сигглет поморщился.

— На меня снова посыплются жалобы! — вскричал он. — Эти вечные жалобы!

Том быстро вывел Лину за дверь.

Глава 31

УРОКИ ЛЮБВИ И… ГНЕВА

Рис и Хелен отстали от своих спутников, которые отправились взглянуть на индийских жонглеров. Когда Эсме и ее муж скрылись из виду, Хелен вздохнула с облегчением. Она видела, что лорд Боннингтон раздражен и очень натянуто общается с Рисом. Впрочем, Рис будто этого не замечал. Слава Богу, что Том увел Лину куда-то в сад.

— Я удивлена, что ваш брат общается с… — Хелен запнулась.

Она вдруг подумала, что нет таких причин, по которым Том не мог бы общаться с падшей женщиной и сопровождать ее во время прогулки по Воксхоллу.

— Мой брат просто опекает Лину в силу своего характера, причем совершенно бескорыстно, — заявил Рис.

— И все-таки Том ведет себя весьма странно, если принять во внимание его сан, — возразила Хелен.

— Может быть, он хочет перевоспитать ее? — задумчиво произнес Рис. — Честно говоря, я не уверен, что Том стал бы священником по своей воле. Отец с момента рождения брата предопределил его судьбу, Том просто смирился с этим. Но я вижу, как сильно он изменился с годами.

— Ты думаешь, он может сложить с себя сан?

— Трудно сказать. Милосердие и стремление помочь ближним у него в крови.

— Да, он очень добрый человек, — промолвила Хелен, и Рис уловил в ее голосе упрек.

— Ты права, — невозмутимо согласился он. — Том намного лучше, чем я.

— Ты тоже хороший человек, — сказала Хелен, беря мужа под руку.

Рис усмехнулся.

— О Боже! — закатив глаза, промолвил он. — Неужели это говорит моя сварливая жена? Мне кажется, что ее подменили!

— Ну хорошо, — смеясь, сказала Хелен. — Сдаюсь. Ты ужасный человек, но все же в твоем поведении порой бывают просветы, особенно если ты садишься за фортепиано.

— Я учусь, — сказал Рис. — Мне еще многому предстоит научиться.

— Что ты хочешь этим сказать? — удивилась Хелен.

Они подошли к живой изгороди, из-за которой доносились звуки музыки.

— Это Гендель, — уточнил Рис, направляясь к кустарникам. — Не стоило оркестру Воксхолла браться за эту музыку, ведь она слишком серьезная для исполнения в таком месте.

— И все же я хочу знать, чему именно ты стараешься научиться? — настойчиво спросила Хелен. — Ты имел в виду музыку?

— Нет, — отрезал Рис.

Ему не хотелось говорить на эту тему.

— Хватит играть в молчанку, Рис! — потребовала Хелен. — Объясни, что ты хотел сказать!

— Это касается одного замечания Тома.

Они сели на скамейку, и Рис небрежно вытянул руку, положив ее на спинку. Их бедра соприкасались, и Хелен почувствовала необыкновенно приятное тепло, исходящее от его тела. Бросив взгляд на его обтянутые трикотажными панталонами мускулистые ноги, она быстро отвела глаза в сторону. При одном воспоминании о том, как обнаженный Рис стоял перед ней на коленях посреди поляны, ее бросало в жар.

— Какого именно замечания? — недоуменно спросила она. Ее взгляд случайно упал на кисти его рук. В памяти Хелен вдруг вспыхнули воспоминания о том, как пальцы Риса играли с ее сосками, и по ее спине забегали мурашки от возбуждения. Она не могла забыть, как неистово он целовал ее грудь.

Хелен заерзала на жесткой скамейке. Она с нетерпением ждала, когда муж снова заключит ее в объятия и займется с ней любовью. И эти ожидания казались ей сейчас нестерпимыми и унизительными. Неужели она сходит с ума?

— Ты ответишь на мой вопрос? — раздраженно спросила она, теряя терпение. — Чему именно ты должен научиться? Говори, я хочу знать правду!

Он бросил на нее удивленный взгляд и усмехнулся. На его щеках появились ямочки, глаза лучились смехом. Кто-то, возможно, назвал бы лицо Риса невыразительным, но только не Хелен.

Она глубоко вздохнула.

— Рис, я жду…

— Отец причислил нас, своих сыновей, к двум разным категориям людей, — промолвил он наконец, закинув голову и любуясь темными кронами деревьев на фоне ночного звездного неба. — По его мнению, я был грешником, а Том святым.

— Он хорошо уловил суть ваших характеров, — заметила Хелен.

— Да, но мне теперь кажется, что я не такой уж порочный, каким он меня считал, — сказал Рис. — Честно говоря, Хелен, я считаю, что предаваться порокам довольно скучно.

— Неужели? — недоверчиво спросила Хелен.

— Представь себе. А Том, как мне кажется, считает очень скучной и утомительной безгрешную жизнь.

— Да, но я никогда не замечала, что тебе наскучил твой образ жизни, — возразила Хелен и тут же пожалела, что у нее вырвались эти слова.

Рис пристально посмотрел на жену. Смущенно отведя взгляд в сторону, она сосредоточила свое внимание на стоявшей неподалеку мраморной скульптуре Генделя.

— Я не испытываю скуки, когда рядом со мной находишься ты, — признался он.

Хелен едва сдержалась, чтобы не улыбнуться.

— То, чем мы занимаемся, трудно назвать грехом или пороком, — заявила она.

— В том-то и дело, — промолвил он, теребя завитки ее волос на затылке.

Хелен смотрела прямо перед собой, боясь повернуть голову и взглянуть на мужа. Рис встал.

— Давай прогуляемся, — предложил он таким спокойным тоном, как будто до этого не сделал признания, которое перевернуло душу Хелен.

Она поднялась со скамьи и взяла его под руку. Некоторое время они шли молча по тускло освещенной аллее сада.

— Я не хочу, чтобы наш разговор оборвался на полуслове, — снова заговорил Рис. — Я чувствую, что чем-то смутил тебя. Сейчас, по прошествии нескольких лет после смерти отца, я думаю, что он, наверное, был прав.

Голос Риса звучал устало. У Хелен сжалось сердце, ведь она-то прекрасно понимала, что творилось в душе мужа.

— Ты хочешь сказать… — промолвила она, с трудом подбирая слова, — что некоторые твои поступки, возможно, были вызваны… — Она осеклась.

— Да, именно так, — подтвердил он ее догадки. — Вместо того чтобы просто жениться, я бежал с тобой из дома из-за отца. Мне хотелось позлить его. Но я только недавно начал понимать это. И знаешь, Хелен, иногда мне кажется, что по той же причине я в свое время наводнил дом русскими балеринами, которые танцевали у меня на обеденном столе. Именно после этого ты ушла от меня.

Хелен закусила губу.

— Не забывай, Рис, что мы были несчастливы в браке. Твой отец не имеет к этому никакого отношения.

— Тем не менее я вел себя с тобой как настоящий ублюдок. Я постоянно оскорблял тебя, Хелен. В нашей семье не привыкли разговаривать друг с другом.

От его горькой усмешки у Хелен сжалось сердце. Она хотела утешить мужа, но не находила нужных слов.

— Давай свернем на эту дорожку, — предложила она, чтобы нарушить тягостное молчание.

Аллейка, на которой они оказались, была скудно освещена редкими газовыми фонарями, висевшими на деревьях. Вокруг них залегали густые тени, похожие на спящих сказочных животных.

— Это аллея влюбленных, — сказал Рис.

— Да? — тихо промолвила Хелен.

Они долго шли по ней, пока не оказались в безлюдной части сада. Сюда не доносились ни шум веселящихся посетителей, ни звуки игравшего оркестра. Внезапно небо над их голо-I вами осветилось разноцветными вспышками.

— Мы можем и отсюда полюбоваться фейерверком, — сказал Рис, увлекая жену в небольшую беседку, в которой стояла мраморная скамейка.

Началось феерическое зрелище. В небе вспыхивали сотни огней. Хелен перевела взгляд на мужа и смотрела на него долго и пристально.

— Мы сегодня еще не занимались любовью, — загадочно промолвил Рис.

У Хелен перехватило дыхание, и она смущенно отвела взгляд в сторону.

— Как ты можешь говорить о таких вещах? — упрекнула она. — А что, если нас кто-нибудь услышит?

— Ну и что здесь такого? — усмехнулся Рис. — Держу пари, я отнюдь не единственный в мире мужчина, испытывающий непреодолимое желание переспать с собственной женой.

Хелен бросило в жар. Рис хотел ее! Он испытывал непреодолимое желание заняться с ней любовью. Мысль об этом повергала Хелен в смятение. Прежде никто с таким пылом не стремился овладеть ею.

Лондонское небо было расцвечено сотнями ярких огней. Над городом стояло такое зарево, как будто начался ужасный пожар. Рис снял с жены полумаску и откинул капюшон плаща.

Хелен решила не поддаваться искушению и не позволять Рису никаких вольностей. Она уже поняла, что ее муж обожал заниматься любовью под открытым небом, но Хелен не хотела поддерживать дурную репутацию садов Воксхолла. Нет, она не допустит, чтобы Рис овладел ею прямо здесь, на аллее влюбленных.

Пожалуй, он вел себя даже скромно, просто поцеловал ее, но от этого глубокого страстного поцелуя дрожь пробежала по всему телу Хелен. Она не утратила самообладания. Рис не растерялся и положил свои ладони на ее бедра. Хелен оттолкнула его, но Рис попытался снять с жены плащ. Хелен начала отчаянно сопротивляться. И все же Рису удалось распахнуть его.

— Это всего лишь плащ, Хелен! — смеясь, воскликнул он. — Не надо так волноваться!

— Мы на людях, — возразила она, продолжая отбиваться от него. — Нас могут увидеть.

— Ручаюсь, что в течение ближайших минут десяти сюда никто не забредет.

В потемневших от страсти глазах Риса вспыхивали отражения огней фейерверка.

Почувствовав, что сквозь тонкую ткань платья его пальцы теребят сосок, Хелен провела языком по пересохшим от возбуждения губам.

— Ты, наверное, думаешь, что я в беспамятстве и не замечаю, что ты сейчас делаешь?

Соски затвердели, налившись кровью.

— Прости, если я чем-то смутил тебя, — невозмутимо ответил Рис, убирая руку с ее груди.

Их взгляды на мгновение встретились, и Хелен потупила взор.

— Я не хочу, чтобы ты неловко чувствовала себя со мной, Хелен. Скажи, тебе неприятны мои прикосновения?

От его низкого голоса с хрипотцой, напоминающего сладкие звуки виолончели, ее бросило в дрожь.

Хелен открыла было рот, но так и не смогла солгать мужу. Рис лукаво улыбнулся. Почувствовав, как его ладонь снова легла ей на грудь, она невольно вздохнула с облегчением. Хелен не обманывала себя. Она прекрасно знала, что хочет того же, чего и ее муж, тем не менее она решила держать себя в руках.

— Все это так, Рис. Но я не позволю тебе овладеть мной прямо здесь, в садах Воксхолла. Даже не думай об этом!

— Я и не собираюсь овладевать тобой, — пожав плечами, сказал он.

Теперь голова Хелен лежала у него на коленях. Он внимательно смотрел на ее тело, как на роскошный пиршественный стол, накрытый для него одного.

Рука Риса скользнула на ее бедро, и у Хелен перехватило дыхание. Он приподнял подол ее легкого платья и нежно погладил жену по ноге.

— Что ты делаешь? — простонала она.

— Всего лишь играю, — ответил он.

— С чем?

Рука Риса дошла до подвязки, и Хелен почувствовала, как его ладонь коснулась ее обнаженного бедра.

— С твоим телом, жена… — прошептал он.

— А что, если кто-нибудь сейчас появится здесь? — с замиранием сердца спросила она.

Рис ничего не ответил, а только склонился над ней, припав к ее губам. Его рука как-то незаметно проникла в святая святых ее тела, и у Хелен больше не было сил сопротивляться.

— Не надо, прошу тебя, — жалобно промолвила она, но ее просьба звучала как-то неубедительно.

Рис видел, что его ласки доставляют ей удовольствие. Она просто таяла в его объятиях.

— Если я услышу шаги, — пообещал Рис, — то сразу же прикрою тебя плащом.

— Нет… — простонала она дрожащим голосом.

Но тут пальцы Риса стали поигрывать с ее клитором, и она вскрикнула от наслаждения. Хелен забыла всякую осторожность, погрузившись в полузабытье. Теперь ей как будто не было дела до посетителей садов, которые могли сюда забрести.

Лаская тело жены, Рис смело экспериментировал. Раньше он никогда не пытался доставить женщине удовольствие, занимаясь с ней любовью. Он быстро брал то, что хотел, даже не заботясь о том, что чувствует его партнерша. Он слыл негодяем и довольствовался дурной репутацией. А негодяи, как известно, пользуются женщинами, не давая им ничего взамен. Именно так он и поступал с юных лет.

Но теперь все было иначе. Его тело горело огнем и трепетало от страсти от одного прикосновения к Хелен. Это были новые ощущения для Риса. Хелен лежала с закрытыми глазами. И каждый раз, когда она начинала приходить в себя, пытаясь снова остановить его, Рис закрывал ей рот поцелуем. И она сдалась…

Когда-то Рис мучился, сознавая, что не может доставить жене удовольствие. Он даже заявил Хелен, что это она не способна испытывать наслаждение в постели с мужчиной. И в тот момент он возненавидел сам себя. В его душе боролись страсть и презрение к себе. Он до сих пор чувствовал себя неполноценным.

Но с тех пор прошло немало лет… Сейчас щеки Хелен порозовели, а взор затуманился. Она разомлела в его объятиях. Тело ее стало гибким и податливым. Хелен бормотала что-то нечленораздельное. Дышала она тяжело и прерывисто, да и у Риса было такое же дыхание. Он учился на ходу, постигая премудрости секса. Через некоторое время его движения обрели темп и ритм. Ему казалось, что он танцует с Хелен вальс. Более прекрасной музыки, чем вздохи, стоны и вскрики жены, он, пожалуй, еще не слышал в своей жизни.

— Рис, нет! Да… да… о… О! — вырывалось из груди Хелен. И вот наконец тишину сада огласил ее надрывный крик: — Ри-и-ис!

Корчась и выгибая спину, она устремилась к нему. По ее телу пробежала мощная судорога. Наклонившись над ней, Рис зарылся лицом в ее волосы. Он наконец-то перестал ненавидеть себя, и теперь его душа была наполнена настоящей нежностью, но эти новые чувства пугали Риса.

А в ушах Хелен звучали победные фанфары, заглушавшие голос всех других эмоций. От счастья у нее даже кружилась голова. И в этом сумасшедшем мире Рис был единственной точкой опоры для нее.

Она не видела, как из-за деревьев вышел граф Мейн. Он словно застыл, услышав вырвавшийся из груди Хелен крик, затем в лунном свете он увидел графиню Годуин. Лежа на коленях мужа, она буквально содрогалась от страсти в его объятиях. Мейн не поверил своим глазам, ведь совсем недавно Хелен клялась ему, что испытывает к Рису всего лишь дружеские чувства.

Не сказав ни слова, граф повернулся и пошел прочь. Волочившийся по земле подол его длинного черного плаща поднял в воздух пожухлые листья.

Гнев переполнял душу Мейна. Гнев и разочарование. В его глазах Хелен была теперь такой же женщиной, как и все другие, — бесчестной, не заслуживавшей доверия. Нет, она была даже хуже остальных представительниц слабого пола! Хелен использовала людей в своих целях, разыгрывая из себя добродетельную даму. А сама-то тайком предавалась пороку!

Хелен лгала без зазрения совести. В обществе она вела себя скромно и сдержанно, но вдали от посторонних глаз была готова предаться любовным утехам со своим развратным мужем, содержавшим шлюху.

Мейн трясся от ярости.

В таком состоянии он не мог показаться на людях. «Все в порядке, — убеждал он себя. — Не случилось ничего страшного. Это всего лишь мелкие неприятности».

Ему срочно нужна была другая женщина, чтобы забыться. «Я не узнал ничего нового для себя. Мало ли лгуний вокруг? — думал он. — Хелен намного хуже тех дам, с которыми я успел переспать. Она не достойна меня. Так о чем я тогда сожалею?»

Неподалеку от Китайского павильона Мейн увидел леди Фелицию Сэвилл, болтавшую с одной из своих подружек. Заметив его, Фелиция помахала ему сложенным веером, подзывая к себе. Леди Фелиция была известна тем, что не умела держать язык за зубами и была несчастлива в браке.

Походка Мейна сразу же стала грациозной и пружинящей, как у пантеры, готовящейся к прыжку.

— Добрый вечер, Мейн, — громко сказала Фелиция, когда он был еще в нескольких шагах от нее. — Ваша сестра ждет вас в павильоне.

Собственно говоря, Фелиция и подозвала графа только для того, чтобы сообщить ему об этом. Но заметив в глазах повесы огонь, с которым он обычно смотрел на тех женщин, которые покорили его сердце, она затрепетала. «О Боже! Неужели Мейн — сам Мейн! — обратил на меня внимание?!» Фелиция даже не надеялась, что такое может когда-нибудь произойти. Она чувствовала, что ей нет места в кругу избранных светских дам, ведь любовницы графа всегда ей казались такими роскошными женщинами!

Прикрыв нижнюю часть лица веером, она тихо обратилась к своей подруге Белле, с которой сейчас разговаривала:

— Дорогая, не могла бы ты вернуться в павильон? Прошу, сделай это ради меня…

Белла внимательно посмотрела на Фелицию, затем быстро перевела взгляд на приближающегося графа, на губах которого играла загадочная улыбка, и все поняла…

— Я выполню твою просьбу при условии, что ты приедешь ко мне завтра же утром и все расскажешь, — быстро проговорила Белла, так обмахиваясь веером, будто в Лондоне стояла тропическая жара.

— Хорошо, до встречи, — прошептала Фелиция. Опустив веер, она кокетливо улыбнулась Мейну.

Казалось, граф даже не заметил присутствия Беллы.

— У меня такое чувство, будто я впервые вижу вас, — с придыханием промолвил граф. — Пойдемте со мной, Фелиция.

Она нервно захихикала:

— Куда? В аллею влюбленных?

— Да, если вам это угодно.

Он поднял ее голову за подбородок и поцеловал в губы.

К разочарованию графа, скамейка в уединенном уголке сада была уже пуста. Обманщица и ее распутный муж ушли. Мейну было жаль, что Хелен не увидела вцепившуюся в него леди Фелицию Сэвилл в распахнутом плаще, с неприлично низко спущенным корсажем платья.

Мейн хотел отомстить коварной графине и насладиться ее изумлением и недовольством. Хелен должна была знать, что он не намерен ждать целый месяц того момента, когда она покинет дом мужа. Он считал Хелен недостойной такой жертвы со своей стороны.

Более того, он хотел дать ей понять, что никогда не верил ей. Никогда! Он сразу же догадался, что эта болтовня про дружеские чувства к мужу была уловкой, подлым обманом. Нет, Мейн не так прост, как она думала.

И тут ему в голову пришла замечательная идея…

— Фелиция! — промолвил он тоном заговорщика. — Да?

Леди Сэвилл не потеряла голову от ласк знаменитого сердцееда. Честно говоря, ему и не удалось привести ее в восторг, потому что реальность оказалась весьма скучнее и обыденнее игры воображения.

— Я сегодня узнал потрясающую новость, — сообщил он, спуская еще ниже корсаж ее платья и обнажая грудь.

— Какую новость? — оживилась Фелиция.

И Мейн зашептал ей на ухо. Глаза Фелиции стали круглыми от изумления. Как только граф закончил свой рассказ, она быстро запахнула плащ и направилась с ним туда, где горели десятки фонарей и звучала музыка.

Весь вечер Мейн не отходил от Фелиции, считая своим долгом сопровождать ее повсюду. Граф держал ее под руку, нашептывая на ухо слова любви. Он хотел, чтобы по Лондону прошел слух, что эта дама стала его любовницей.

Фелиция оправдала его ожидания. Для нее распускать сплетни было так же естественно, как дышать. Ей не терпелось сообщить своим подругам все, что она узнала от Мейна.

— Я просто не могу в это поверить! — не переставала изумляться она. — Никогда в жизни не слышала ничего подобного!

Гаррет Лангем молча улыбался, глядя на нее. Если бы Фелиция была более внимательной, она заметила бы мрачный огонь, горевший в глубине его глаз. «Я никому не позволю водить меня за нос! — сердито думал Мейн. — Никому!»

Глава 32

МЭГГИ ВОЗВРАЩАЕТСЯ К ПРИЕМНОЙ МАТЕРИ

Лина, Том и Мэгги отправились на следующее утро на Хэлкроу-стрит.

— Я до сих пор не уверена, что мы правильно поступили, взяв с собой Мэгги, — сказала Лина, выходя их экипажа. — А что, если эта встреча принесет ей разочарование?

— Если мы застанем миссис Фишпоул дома, она непременно обрадуется встрече с девочкой, — убежденно сказал Том. — Вы только посмотрите на Мэгги!

Когда Мэгги сказали, что она сегодня после завтрака увидит миссис Фишпоул, девочка пришла в восторг. За это время она заметно изменилась. Теперь Мэгги прекрасно одевалась. На ней были платье с очаровательным фартучком, подобранная в тон накидка. В руках она сжимала шапочку с ворсом, которую ей подарила Лина. Для этого времени года она была слишком теплой, тем не менее девочка взяла ее с собой. Глаза ребенка сияли от счастья. Она с нетерпением ждала встречи с миссис Фишпоул.

На Хэлкроу-стрит жили в основном красильщики. Повсюду на улице кипели котлы с красноватой и синей жидкостью, сновали женщины с охапками тряпья в руках. Воздух был насыщен парами краски. Ее резкий запах смешивался с вонью, исходившей от гнилых овощей и конского навоза.

Миссис Фишпоул было нетрудно найти. Дремавший на солнышке старик, к которому они обратились, пытаясь узнать, где живет бывшая кухарка, сразу же показал на дом, стоявший на противоположной стороне улицы.

— Дом номер сорок два, — уверенно сказал он. — Она живет там у родственников, хотя я слышал, что эта женщина собирается уехать на родину. Не знаю, удастся ли вам ее застать.

Том сунул ему монету во внутренний карман куртки, поблагодарив старика.

Они поднялись на верхний этаж, миновав три лестничных пролета. Мэгги шла, крепко вцепившись в руку Лины.

— О Господи, сделай так, чтобы миссис Фишпоул оказалась на месте, — тихо взмолилась Лина.

Впервые за много лет она обращалась к высшим силам за помощью.

Том постучал в обшарпанную дверь, но ему никто не ответил. Лина, стиснув зубы, молилась теперь про себя. Том постучал громче, и на этот раз они услышали приближающиеся шаги. Дверь распахнулась.

На миссис Фишпоул не было привычного белого передника, одета она была в костюм из серого бомбазина и довольно нелепую шляпку. На мгновение бывшая кухарка онемела от изумления, но Мэгги тут же метнулась к ней, вцепившись в ее юбку и уткнувшись лицом в колени. Миссис Фишпоул разрыдалась.

— Мисс Маккенна, моя невеста, уговорила меня разыскать вас, — сказал Том.

Они прошли в спальню золовки миссис Фишпоул. В маленькой квартирке не было даже гостиной.

Миссис Фишпоул посадила Мэгги себе на колени, крепко обняв и прижав девочку к груди.

— Как я могла отдать ее! — качая головой, сокрушалась миссис Фишпоул. — У меня, наверное, помрачился тогда рассудок. Накануне мистер Сигглет отругал меня за то, что я держу ребенка на кухне трактира, а тут как раз появились вы. Я подумала, что это само провидение вмешалось в судьбу Мэгги. Но как только вы увели девочку, я поняла, что совершила роковую ошибку, однако было уже поздно.

Миссис Фишпоул чуть не задушила Мэгги в своих объятиях, хотя девочка сидела тихо, затаив дыхание. Она знала, что приемная мать не причинит ей никакого вреда. Шапочка, которую ей подарила Лина и с которой Мэгги все это время не расставалась ни на минуту, теперь валялась на полу.

— Да, было уже слишком поздно, — повторила миссис Фишпоул. — Я поняла, что никогда не прощу себе того, что сделала. Обезумев от горя, я выбежала тогда на улицу, стала расспрашивать прохожих о том, в каком направлении вы ушли, но никто не мог сказать мне ничего вразумительного. У меня сжималось сердце, когда я думала о том, что добровольно отдала свою маленькую Мэгги в чужие руки. Я даже не запомнила вашего имени!

— Мне искренне жаль, что я причинил вам столько горя, — качая головой, промолвил Том.

— Конечно же, я не оставлю вам ребенка, — прищурившись, сказала миссис Фишпоул таким тоном, словно была готова схватить скалку, если вдруг Том посмеет возражать. — Я ушла с работы и теперь сама смогу присматривать за Мэгги.

— Мистер Холланд совершил ошибку, — с улыбкой промолвила Лина, пытаясь успокоить миссис Фишпоул, — но он сделал это без злого умысла.

— Я понимаю это, — неохотно согласилась с ней миссис Фишпоул. — Однако мистеру Холланду все же не следовало забирать у меня Мэгги.

— Как я понял, вы собирались ехать в родные края, чтобы попытаться отыскать там малышку, — сказал Том. — Могу я узнать, изменились ли ваши планы теперь, когда Мэгги снова с вами? Вы все же вернетесь в восточный райдинг или будете искать работу в Лондоне?

— Я поеду домой, — решительно заявила миссис Фишпоул. — Я много думала об этом в последнее время и пришла к выводу, что Лондон не для меня. Я вернусь на родину вместе с Мэгги. Отныне ее будут звать Мэгги Фишпоул. А если кто-нибудь косо взглянет на мою дочь, будет иметь дело со мной.

— Прекрасный план, — сказала Лина. Она была искренне рада, что Мэгги и миссис Фишпоул снова обрели друг друга. — Мэгги повезло, она нашла чудесную мать!

Миссис Фишпоул на мгновение даже смутилась.

— Что касается матери… — пробормотала она. — Честно говоря, я никогда не думала, что у меня будет ребенок… Но я уверена…

Она замолчала, утирая слезы.

— Вы будете чудесной матерью для Мэгги, — принялась убеждать ее Лина, видя, что миссис Фишпоул не может говорить от накативших на нее эмоций.

Мэгги тем временем сидела под крылышком миссис Фишпоул, как птенец, ожидающий жирного червячка.

— Я знаю, что отцу Рануолду, служащему в кафедральном соборе, нужна экономка, которая умеет хорошо готовить, — высказал Том мысль, которая только что пришла ему в голову. У отца Рануолда никогда не было экономки, и он, судя по всему, не думал ее заводить. — Вы наверняка подошли бы ему. Если вас устраивает эта работа, я могу написать ему записку с рекомендациями.

«Отцу Рануолду наверняка придутся по вкусу пирожки с рыбой и колбасой», — подумал он.

— Я очень признательна вам за заботу, — сказала миссис Фишпоул. — Думаю, у меня все получится, хотя я никогда не вела домашнее хозяйство в чужом доме.

— Отлично, — промолвил Том. Он быстро написал записку преподобному Рануолду и вручил ее миссис Фишпоул. — Разрешите мне оплатить проезд Мэгги. Я чувствую себя виноватым за те огорчения, которые причинил вам обеим, и хочу загладить свою вину.

— Я не откажусь от денег, — сказала миссис Фишпоул. — Честно говоря, сейчас я нахожусь в довольно стесненных обстоятельствах. Я хотела занять денег на дорогу у мужа моей золовки, но он довольно скупой человек.

— Я с огромным удовольствием помогу вам, — заверил ее Том. Встав со своего места, Лина подошла к стулу, на котором сидела миссис Фишпоул, и что-то прошептала на ушко Мэгги. Девочка улыбнулась и протянула ей ладошку. Лина вложила ей в руку какой-то подарок, и Мэгги тут же зажала его в кулачке. Миссис Фишпоул не заметила этого, поскольку пересчитывала деньги, которые ей дал Том.

— Этого нам хватит, чтобы доехать до восточного райдинга, — сказала она. — Большое спасибо. Я вообще-то не беру милостыню. Элза Фишпоул — гордая женщина, привыкшая полагаться только на себя. Мы с Мэгги сумеем заработать себе на жизнь, правда, дорогая?

Девочка взглянула на нее и вдруг расплакалась.

— Ну, чего ты разревелась? — грубоватым тоном спросила миссис Фишпоул. — Все будет хорошо, утри слезы. — И она стала укачивать Мэгги, как младенца. — Запомни, мы, Фишпоулы, никогда не плачем.

Лина и Том простились с миссис Фишпоул и вышли из комнаты. Мэгги продолжала рыдать, словно доказывая своим примером, что Фишпоулы, особенно маленькие, все же иногда плачут.

— Что вы дали Мэгги? — спросил Том, когда они снова сели в наемный экипаж.

— Свое кольцо, — ответила Лина.

— Кольцо? Какое кольцо? Она пожала плечами:

— То, которое подарил мне ваш брат.

— Рис подарил вам кольцо?! — воскликнул Том, не узнавая собственный голос.

В таком состоянии он был способен убить и кровного родственника.

Лина тронула Тома за руку, стараясь успокоить его.

— Он сделал это только после того, как я затащила его в магазин и потребовала сделать мне подарок.

Том с недовольным видом хмыкнул.

— Это был прелестный перстень с небольшим изумрудом, — поведала Лина. — А поскольку миссис Фишпоул не знает ни моего имени, ни моего адреса, то не сможет вернуть его мне. Я подумала, что ей придется смириться. Она продаст этот перстень, и на вырученные деньги они с Мэгги смогут неплохо устроиться в Беверли.

Том невольно улыбнулся:

— Признайтесь, у вас давно созрел этот план! Лина, вы действовали безупречно. Вы поняли, что я совершил ошибку, забрав Мэгги у приемной матери. Вы уговорили меня вернуться на постоялый двор, заставили мистера Сигглета дать нам адрес миссис Фишпоул, а потом нашли способ всучить ей деньги. У меня бы это не получилось. Я все больше убеждаюсь, что из вас выйдет прекрасная жена священника.

— Хм, — промолвила Лина. — Возможно, если я решусь ею стать.

Она потянулась к Тому и поцеловала его в губы.

Глава 33

РИС ПРИЛЕЖНО УЧИТСЯ

В приподнятом настроении Хелен вошла в комнату для занятий музыкой. Рис давно не видел ее такой довольной и счастливой. Бросив на нее мимолетный взгляд, он все же сосредоточил все свое внимание на партитуре, наигрывая партию виолончелей. Ее он написал только вчера.

Хелен что-то положила на крышку инструмента, однако Рис даже не посмотрел на жену.

— Ты знаешь, что это? — спросила она.

— Цветы… — ответил Рис, наигрывая несколько первых тактов.

На его взгляд, они звучали довольно сухо. Возможно, именно эта партия уравновешивала чрезмерную приподнятость всей арии «Пойдем со мной на бал!».

«А может быть, все же следовало заменить виолончели гобоями?» — подумал Рис.

— Это не просто цветы, — уточнила Хелен, присаживаясь рядом с ним на скамеечку. — Они стоят на ночном столике у моей кровати со дня… — Хелен вдруг запнулась, покраснев, — со дня нашей прогулки по парку.

— Да? — не поднимая головы, удивился Рис.

— Сондерс сказала мне, что эти цветы называются «Звезда Вифлеема»!

Рис посмотрел на увядший букетик, лежавший на крышке фортепиано. Он смутно вспомнил, что такие же цветы росли на поляне, на которой они занимались любовью, но этот факт не особенно трогал его.

— А если арию капитана будут сопровождать гобои? — спросил он.

Хелен на минуту задумалась.

— Нет, — немного помолчав, сказала она, — мне все же кажется, что виолончели в этом случае будут звучать лучше.

— Я тоже так думаю, — согласился с ней Рис и снова наиграл первые такты партии виолончелей.

По его замыслу ее должны были исполнять три инструмента.

— Ты меня не слушаешь, Рис, — упрекнула его Хелен.

— Чего ты хочешь? — недовольным тоном проворчал он. — Ты же видишь, я занят. Сейчас я не могу пойти с тобой наверх.

— Речь совсем о другом. Эти цветы называются «Звезда Вифлеема». Сондерс мне по секрету сказала, что если женщина во время соития лежала на постели из этих цветов, то роды у нее будут легкими и удачными.

— Нам еще рано думать о родах, — пробормотал Рис, стараясь сосредоточиться на работе.

У него в ушах все еще звучали невидимые виолончели.

— Нам всегда надо думать о них, — возразила Хелен таким счастливым тоном, что Рис невольно улыбнулся.

Звуки музыки в его ушах сразу же стихли. Он крепко обнял жену за плечи.

— Ты все еще хочешь, чтобы мы ежедневно занимались любовью? — спросил он, целуя ее в голову.

От волос Хелен исходил слабый цветочный аромат душистого мыла.

— Я уже велела Лику заложить коляску, — сообщила она.

— Что ты велела ему сделать? — рассеянно переспросил Рис, целуя ее шею.

Хелен отстранилась от него.

— Не надо этого делать, Рис! Твои поцелуи сейчас неуместны. Он на мгновение растерялся. Неужели она допускала близость с ним лишь ради зачатия? Рис снова обнял Хелен.

— Ты же моя жена, — удивился он. — И я буду целовать тебя, когда захочу. Сейчас я испытываю именно такое желание. Вчера вечером мы тоже находились в неподходящем месте, но все же тебе понравились мои ласки.

Нет, Хелен не была слишком практичной женщиной, спавшей с мужем ради достижения каких-то конкретных целей. Она буквально таяла в его объятиях. От его ласк из ее груди вырывались вздохи и тихие стоны. Возбуждение вдруг внезапно охватило Риса. Теперь в его ушах звучала пламенная сарабанда, исполняемая виолончелями.

Рис уже хотел подхватить Хелен на руки и отнести ее на кушетку, но тут с порога комнаты раздался голос дворецкого:

— Карета подана к парадному крыльцу, леди Годуин!

— О! — воскликнула Хелен. Она так быстро вскочила со скамьи, что та едва не перевернулась от тяжести сидевшего на самом конце Риса. Ему с трудом удалось сохранить равновесие. — Мы сейчас идем, Лик!

— Утром шел дождь, Хелен, — попытался образумить ее Рис. Он до сих пор не мог прийти в себя, не понимая, каким это образом одно прикосновение жены превращало его в пылкого юношу, терявшего голову от страсти.

— Хорошо, что ты напомнил мне об этом, — промолвила она. — Я прикажу Лику положить в карету одеяло.

— Но, Хелен… — хотел возразить ей Рис, но она уже не слушала его, а быстро вышла из комнаты.

Рис растерянно потер подбородок. Он успел принять ванну, но не побрился. Ему казалось, что бритье занимает слишком много драгоценного времени, которое он мог бы посвятить музыке.

Полночи Рис работал над арией тенора. И конечно же, совсем забыл, что собирался послать записку Дарби. Впрочем, Рис был уверен, что сам справится со всеми проблемами. Да и что он мог спросить у своего приятеля? Как удовлетворить в постели женщину? Нет, это было бы полным абсурдом.

Вскоре Хелен снова появилась в дверях комнаты. Она была похожа на маленькую изящную коноплянку. Ее волосы были взъерошены, а губы алели от поцелуев.

— Ты хочешь, чтобы мы каждый день ездили в парк? — осторожно спросил Рис.

Хелен очаровательно улыбнулась:

— Может быть.

Лесопарк выглядел сегодня совсем иначе. Здесь было довольно сыро. Они долго шли по тропинке, и им на головы с высоких дубов падали дождевые капли. Небо было затянуто серыми тучами.

— Скоро пойдет дождь, — заметил Рис.

Он представил, как холодные капли упадут на его голую задницу, и поморщился. Хелен пропустила его замечание мимо ушей.

— Ты только посмотри на эту малиновку! — восторженно воскликнула она. — Эта птичка с красной грудкой похожа на толстую помещицу, распекающую нерадивого конюха!

Рис бросил взгляд на малиновку. Птичка тут же вспорхнула с ветки и улетела. Честно говоря, он не хотел ждать, когда они вернутся домой и поднимутся в комнату Хелен. Он горел желанием сорвать с жены одежду и насладиться ее нежным телом прямо здесь.

Больше всего на свете ему хотелось сейчас увидеть ее широко раздвинутые белоснежные ноги, прикоснуться к ее обнаженной упругой груди с розовыми сосками, подложить ладони под ее ягодицы… Охваченный возбуждением, Рис шагал все быстрее по дорожке лесопарка. Одеяло, которое они захватили из дома, было перекинуто через его плечо.

Хорошо знакомая им поляна выглядела сегодня совсем иначе. Цветы закрылись перед дождем, а вместо усеянного белыми звездочками ковра они увидели влажную зеленую траву.

Хелен растерялась.

— Как ты думаешь, закрывшиеся цветы влияют на женщину точно так же, как и раскрывшиеся? — нерешительно спросил она.

— Несомненно, — категорическим тоном сказал сгоравший от нетерпения Рис. Он зашагал по высокой траве на середину поляны, не обращая никакого внимания на то, что его панталоны тут же по колено промокли. Увидев, что Хелен все еще колеблется, он подбодрил ее: — Ты же хочешь, чтобы у тебя были легкие роды? В таком случае следуй за мной!

— Конечно, хочу, но думаю, что эта примета — всего лишь суеверие.

Рис бросил одеяло на траву. Вернувшись к жене, он подхватил ее на руки, и она с улыбкой обняла его за шею. Рису вдруг показалось, что все это происходит во сне. Ему даже захотелось тряхнуть головой, чтобы проверить, не спит ли он.

Неужели это была его жена, острая на язычок, но вечно недовольная? Ведь она обзывала его когда-то грубым животным и унижала так, как никто никогда не унижал. Раньше в ее присутствии он чувствовал себя полным идиотом, но теперь эта женщина жарко обнимала его сама и страстно целовала в губы…

Поставив Хелен на одеяло, Рис начал торопливо срывать с себя одежду.

— Осторожнее, Рис, — сказала Хелен. — Ты бросил сюртук на влажную траву. Он промокнет!

Но Рис как будто ничего не слышал. Вскоре он предстал перед женой в полном великолепии своей наготы. Широкоплечий, мускулистый, сильный… Рядом с ним Хелен чувствовала себя хрупкой и слабой женщиной.

Не говоря ни слова, Хелен сняла через голову свое легкое воздушное платье, одно из тех, которые сшила ей мадам Рок. На этот раз она намеренно не надела костюм.

Рис пробормотал что-то нечленораздельное и опустился перед ней на колени. Хелен была поражена его поступком и немного растерялась. Он никогда прежде не делал этого, даже когда признавался ей в любви и просил стать его женой…

Но тут он припал губами к ее нежной плоти, и Хелен позабыла обо всем на свете.

— Что… что ты делаешь? Рис… — сдавленным голосом пробормотала она.

Все ощущения Хелен сосредоточились в одной точке, расположенной между ее ног. Она замерла, не в силах пошевелиться. У нее слабели колени, взор туманился. То, что делал Рис, было грехом. Хелен ни минуты не сомневалась в этом. Они предавались пороку, а может быть, даже совершали преступление. Хелен не могла сосредоточиться на какой-либо определенной мысли, голова у нее явно шла кругом. Рис лизал ее налитый кровью бутон плоти, и по телу Хелен пробегали судороги острого наслаждения. В эти мгновения она ни о чем не могла думать.

— Не надо… — с трудом выдавила она из себя, но тут Рис положил ладони на ее ягодицы и только еще крепче прижал к себе.

Хелен застонала в упоении.

— Мы не должны… — снова начала она, но рука Риса коснулась ее лона, и Хелен с тихим стоном опустилась на одеяло.

Рис стоял рядом с женой на коленях. Наклонившись над ней, он продолжал ласкать тайные уголки ее тела.

— Так не поступают с настоящими леди, правда? — спросила она, прерывисто дыша и выгибая спину от страсти.

— Не поступают, — согласился он.

Хелен закрыла глаза. На ее лице появилась блаженная улыбка.

— Отлично! — тихо произнесла она и шире раздвинула ноги.

— Хелен, — хриплым голосом прошептал Рис. Казалось, она не слышит его, погрузившись в полузабытье.

Он осторожно вошел в нее. Сегодня ночью Рис много думал о том, как сделать так, чтобы Хелен испытывала удовольствие во время полового акта. И он решил действовать медленно и осторожно, ведь Хелен была хрупкой женщиной.

Не открывая глаз, она положила ему руки на плечи.

Хотя Лина и посмеивалась над своим любовником, говоря, что половой акт с ним длится не более семи минут, Рис хорошо владел своим телом. Раньше он не видел смысла в том, чтобы затягивать процесс соития, но теперь он делал толчки, едва сдерживая себя. Рис никуда не спешил, наблюдая за реакцией Хелен.

Сначала она лежала, как обычно, не шевелясь, но затем открыла глаза и удивленно посмотрела на него.

— Рис, ты еще не закончил? — спросила она.

— Пока нет, — пробормотал он сквозь сжатые зубы.

Хелен погладила его по спине. Когда же ее ладонь коснулась ягодиц Риса, он невольно устремился к ней и сделал резкий толчок. Хелен застонала. На ее верхней губе выступили капельки пота.

Рис терпеливо ждал. Руки Хелен блуждали по его спине. Тяжело дыша, она снова спросила, скоро ли он кончит. Рис молча покачал головой, сжав зубы. И вдруг Хелен, не отдавая себе отчета в том, что делает, стала ритмично двигать бедрами в такт его толчкам. Рис увеличил темп и был вознагражден стоном наслаждения, вырвавшимся из груди жены.

Толчки Риса стали более мощными и напористыми. Хелен учащенно дышала, а ее взор заволокла пелена. Внезапно она замотала головой, и по всему ее телу пробежала судорога.

— Ну давай же, Хелен, давай… — прохрипел он. Подложив ладони под ее ягодицы, он стал помогать ей ритмично двигаться. Хелен всем телом устремлялась ему навстречу.

— Рис… — прошептала она, открыв глаза, с изумлением глядя на мужа.

Рис никогда не понимал женщин, хотя, конечно же, прекрасно изучил свою жену. Он знал, что означает этот взгляд.

Его толчки стали неистовыми. Хелен закричала, извиваясь и корчась под ним. Радость охватила Риса. Он закрыл глаза, понимая, что добился своего, и отдался на волю чувств. Они вместе достигли апогея страсти и в момент наивысшего экстаза слились в пылком поцелуе.

Вспомнив, что жена не любит, когда он наваливается на нее всем своим телом, Рис скатился с нее и лег на спину. И только тут Рис заметил, что под ними давно уже не было одеяла. Оно лежало где-то в стороне.

Ему было очень приятно прикасаться разгоряченным телом к влажной мягкой траве.

— В момент соития я лежала на постели из цветов «Звезда Вифлеема», — пробормотала Хелен, приходя постепенно в себя.

Рис почувствовал, как ему налицо упали первые капли дождя. Стройные белоснежные ноги Хелен выделялись на фоне яркой зелени. Она походила на ребенка, только что впервые в жизни попробовавшего мороженое. На ее лице застыло выражение изумления и блаженства. Рис знал, что теперь до конца своих дней будет стараться, чтобы его жена вновь и вновь испытывала это ни с чем не сравнимое наслаждение.

Он погладил ее по ноге.

— Теперь, когда мы позаботились о том, чтобы роды были легкими, может быть, закрепим свой успех, а? — лукаво спросил он.

Как и опасался Рис, через некоторое время холодные капли дождя упали на его разгоряченные голые ягодицы, однако он этого даже не заметил.

Глава 34

КАТАСТРОФА!

Едва элегантный экипаж остановился у дома номер пятнадцать по Ротсфелд-сквер, как из него выскочили две дамы в развевающихся шалях. Ветер трепал их волосы, но они не обращали на это никакого внимания. Одна из них потеряла перчатку, даже не заметив этого. Лик распахнул перед ними дверь как раз вовремя, иначе он был бы сметен нетерпеливыми гостями.

Две воинственно настроенные амазонки заявили, что желают видеть графиню.

В это время Хелен, удобно устроившись в библиотеке, пыталась сосредоточиться на партитуре, которую держала в руках. Рис находился по соседству, в комнате для занятий музыкой, и что-то наигрывал на пианино. Больше всего на свете Хелен хотелось пойти к нему и… и сесть рядом на скамеечку за инструмент.

«Нет, я не могу этого сделать, — говорила она себе. — Ему нужно работать». Хелен снова вернулась к партитуре. «А что, если в эту часть ввести партию валторны? — подумала она. — Пожалуй, это было бы неплохо».

В этот момент двери распахнулись и в библиотеку ворвались ее подруги.

— О Боже! — вскочив, воскликнула Хелен. — Эсме! Джина! Что стряслось? Почему вы здесь?

Время утренних визитов уже давно прошло. А для званого ужина было еще рано. Впрочем, Хелен сегодня не приглашала их на ужин. В их дом сейчас вообще не наведывались посетители, кроме двух близких подруг жены, поскольку Рис пытался скрыть от общества присутствие Хелен.

— Произошла катастрофа! — вскричала Эсме. — Скажи, Хелен, ты говорила графу Мейну, что живешь в этом доме?

— Нет. Но он сам откуда-то узнал это, — сказала Хелен, чувствуя, как ее сердце сжимается от дурного предчувствия. — Я хотела расспросить его обо всем, но забыла.

Джина захлопнула за собой дверь, едва не прищемив нос Лику. Дворецкий хотел предложить дамам подкрепиться с дороги, но не стал вмешиваться в их разговор. Вернувшись в свою комнатку, он задумался, а потом решил наведаться к своему приятелю Уоттсу. Тот тоже служил дворецким и знал обо всем, что творится в округе.

Чувствуя, что у нее подкашиваются ноги, Хелен снова опустилась в кресло.

— Мейн обещал, что никому не скажет о том, где я сейчас живу… Я верю ему и… — растерянно промолвила она.

— Тем не менее он все разболтал, — перебила ее Эсме, усаживаясь напротив Хелен. — По всей видимости, он подкупил лакея, с которым Джина передала тебе записку. Он мог от него узнать, где ты находишься.

— Это я во всем виновата, — сказала бледная как смерть Джина. — Если бы ты знала, Хелен, как я раскаиваюсь в том, что взялась передать тебе эту проклятую записку! Мейн оказался настоящим хамом!

— Хам — это еще мягко сказано, — возразила Эсме. — Мейн — настоящий ублюдок. Если кто и виноват, так это я. Ведь это я внесла Мейна в список кандидатов на роль любовника Хелен и пела ему дифирамбы!

— О Боже… — прошептала Хелен, борясь с волнением. — Так что же сделал Мейн?

В комнате установилась мертвая тишина. — До слуха Хелен доносились только тихие звуки клавесина. Рис, должно быть, пересел за этот инструмент.

— Он пустил слух о том, где ты находишься, — произнесла Эсме. — Вчера вечером Мейн был в Воксхолле.

— Граф был в Воксхолле? — ахнула Хелен. — Но я его не видела там!

— Я тоже. Но так или иначе, прошлым вечером Мейн ездил туда. Фелиция Сэвилл, которая распространяет сплетни о тебе, ссылается именно на Мейна, с которым она якобы виделась в Воксхолле.

— Фелиция Сэвилл? — растерянно переспросила Хелен.

— Держу пари, что она нанесла сегодня утром по крайней мере двадцать визитов, — промолвила Джина. — И всюду эта сплетница говорила о достоинствах графа Мейна и о твоем скандальном поведении.

— Ты думаешь, что у Мейна и Фелиции роман? — спросила Хелен, но на самом деле она желала перевести разговор на другую тему.

Ее пугал масштаб скандала, который поднимется в обществе, когда станет известно, где она сейчас живет.

— Фелиция — новая пассия графа, — поморщившись от отвращения, промолвила Эсме. — Хотя я не понимаю, как он терпит ее. Вспомни, Хелен, чем ты могла обидеть Мейна? Он ведет себя как мужчина, решивший отомстить женщине за страшное оскорбление. Говорят, что в клубе «Уайте» он держал пари… — Эсме осеклась.

— И в чем же заключалось пари? — с дрожью в голосе спросила Хелен.

— В нем шла речь о том, что ты едва не стала его любовницей. Да еще и с ведома Риса. Мейн утверждает, что может это доказать, — сказала Эсме.

— Мейн проиграет пари, — ответила Хелен. — Он побился об заклад только для того, чтобы раздуть скандал.

— Я согласна с тобой, — промолвила Джина, — но мы не должны сидеть сложа руки. Нам нужно действовать.

— А что говорят в обществе? — спросила Хелен. — Только будь откровенна, Эсме, мы ведь давние подруги.

— Твоя репутация погублена, Хелен, — с мрачным видом сказала леди Боннингтон. — Отныне ни одна порядочная дама не примет тебя в своем доме. И все же, я надеюсь, мы сумеем исправить положение. Но для этого нам нужно действовать.

— Но что мы можем предпринять? — растерянно спросила Хелен. — Мы бессильны…

Хелен откинулась на спинку кресла, чувствуя, как кровь стучит у нее в висках. Но она и не думала впадать в истерику. Хелен умела сохранять самообладание в трудных ситуациях.

— Мы должны найти выход из этого положения, — заявила Джина. — Давайте вместе подумаем, что нам делать. Может быть, нам тоже следует нанести визиты своим знакомым и распространить по городу слух, что Мейн — лжец?

Эсме покачала головой.

— Нам никто не поверит, — заметила она.

— А что, если Рис вызовет Мейна на дуэль? — сказала Джина.

— Дуэли запрещены законом, — промолвила Эсме.

— Я не хочу, чтобы Рис дрался на дуэли! — воскликнула Хелен. — Мейн может застрелить его. Я сомневаюсь, что Рис умеет обращаться с пистолетом.

Эсме бросила на подругу изумленный взгляд.

— И ты еще думаешь о Рисе! — с негодованием воскликнула она. — Если в обществе узнают правду о тебе, то все от тебя отвернутся! И виновен во всем будет твой муженек. Зачем он заставил тебя жить под одной крышей со своей любовницей? Что он надеялся выиграть от этого?

— Не знаю, — прошептала Хелен. — Мне не нужно было соглашаться на его условия.

Некоторое время подруги сидели молча.

— Но вы-то, надеюсь, будете принимать меня? — дрогнувшим голосом спросила Хелен.

— Не говори глупостей! — воскликнула Эсме. — Мы непременно все уладим. Вот увидишь. Может быть, я попрошу Себастьяна вызвать Мейна на дуэль…

— Нет, лучше я попрошу Кэма просто набить ему морду, — сказала Джина. — Кэм сломает ему нос и заставит отказаться от своих слов.

В глазах Джины зажегся кровожадный огонек. Теперь она не походила на сдержанную аристократку. Хелен выдавила улыбку.

— Рис и сам может поколотить Мейна, если это будет необходимо, — сказала она. — Но дело в том, что даже если Мейн и откажется от своих слов, то ему все равно никто не поверит. Я навеки опозорена, моя репутация погублена.

— А где Рис? — спросила Эсме.

— Я не хочу, чтобы он знал о том, что случилось, — предупредила Хелен. — Сначала мне самой надо во всем разобраться.

— У Риса тоже не лучшая репутация в обществе, — язвительным тоном заметила Джина. — Тем не менее это никогда не мешало ему выезжать в свет.

— Не будем сетовать на несправедливость жизни, — сказала Эсме. — Давайте лучше подумаем, как нам выйти из этого трудного положения.

Глава 35

СЕСТРЫ БЫВАЮТ СТРАШНЫ В ГНЕВЕ ПРАВЕДНОМ

— Все это мне не нравится, Гаррет, — заявила не на шутку разгневанная Гризелда Уиллоби.

Она стояла посреди кабинета брата, одетая в платье из голубой тафты. Платье было отделано белоснежными кружевами.

Сидевший за письменным столом Мейн поднял глаза на сестру и нахмурился.

— А кому это нравится, Гризелда? — промолвил он. — Вся эта история просто отвратительна.

Подойдя ближе к брату, она начала снимать голубые перчатки.

— Давай говорить по существу, — потребовала она, бросив одну из них на край стола.

— А я и говорю по существу, — заметил он.

— Во всей этой истории самым отвратительным являешься ты, — заявила Гризелда.

И ее вторая перчатка упала на полированную столешницу из красного дерева.

Мейн грозно посмотрел на Гризелду. В глубине души он был согласен с ней, но не желал выслушивать упреки младшей сестры.

— Прости, если я чем-то обидел тебя, — холодно промолвил он.

— Ты ведешь себя как последний хам! — воскликнула Гризелда, даже не подозревая, что повторяет слова Джины. — Мне стыдно за тебя!

— Ради Бога, Гриззи, успокойся…

Разгневанная Гризелда направила на него указательный палец.

— Не смей называть меня Гриззи, — ответила она сквозь зубы. — Выродок! Я не знаю точно, что произошло вчера вечером между тобой и Хелен Годуин, но могу предположить, что она дала тебе отставку! До вчерашнего вечера ты с благоговением говорил о ней. И вдруг стал распространять грязные слухи об этой женщине! Это низко, Гаррет! Низко и не достойно тебя! Встав, Мейн подошел к камину.

— Она лгала мне, — буркнул он.

— Лгала? — насмешливо переспросила Гризелда. — Ну и что? Можно подумать, что ты никогда не лгал! О тебе говорят, что ты переспал с половиной замужних женщин Лондона! И ты еще смеешь упрекать одну из них в том, что она солгала тебе?

Мейн бросил на сестру обиженный взгляд. Ему было неприятно слышать это из ее уст, но он не мог не согласиться с тем, что Гризелда была права.

— Я и не знал, что ты так плохо думаешь обо мне, — проворчал он.

— Я люблю тебя, Гаррет, — сказала Гризелда. Она взяла со стола перчатки, но тут же швырнула их назад, потому что волновалась. — И ты прекрасно об этом знаешь. Тебя никто не любит так сильно, как я. Но это не значит, что я согласна закрывать глаза на твои недостатки. Тебе необходимо срочно жениться, иначе ты окончательно превратишься в великосветского негодяя и бездельника. Ты все свое свободное время тратишь на ухаживание за замужними женщинами. Как только ты добиваешься одной из них, она становится тебе не интересна и ты ищешь новых приключений. Зачем тебе все это надо, Гаррет?

— Не знаю.

— Вот именно! Мне кажется, ты все это делаешь от скуки, а скука до добра не доведет.

— Я… — начал было Мейн, но замолчал, не находя слов для оправдания. У него было скверно на душе. Он ощущал во рту неприятный привкус, а в животе — чувство тяжести. — Хорошо, я женюсь.

Мейн сел у горящего камина и стал смотреть на огонь, не обращая внимания на сестру, которая, как безумная, продолжала метаться по комнате.

— Ты женишься! — воскликнула она.

— Выбери мне невесту и назначь дату свадьбы, — глухим голосом промолвил граф.

— Я сделаю это только после того, как ты уладишь скандал, который по твоей вине разразился в обществе, — заявила Гризелда. — Ты знаешь, что я люблю посплетничать, Гаррет. Но я никогда не наговариваю на людей. Я уверена, Хелен Годуин никогда не вернулась бы к своему распутному мужу и не стала бы жить под одной крышей со шлюхой, если бы он не заставил ее поступить подобным образом. Надеюсь, ты это понимаешь не хуже меня! Я не против посплетничать о человеке, который по своей воле недостойным поведением пятнает свою репутацию. Но я никогда не стану распускать грязные слухи о женщине, которую муж заставил совершить возмутительный поступок.

Мейн почувствовал приступ тошноты. Он вспомнил, что, узнав о том, где теперь живет Хелен, отреагировал на эту новость точно так же, как и его сестра. Но после поездки в Воксхолл все в его душе перевернулось…

— Она сказала… она сказала, что вернулась к мужу по доброй воле… — выдавил он.

— О Боже, как ты глуп, Гаррет! Я давно знакома с Хелен. Я знаю, что в душе она — истинная пуританка. Неужели ты этого не заметил?

— Не знаю. Я уже ни в чем не уверен, — пробормотал Мейн.

— Это Годуин заставил ее вернуться и жить под одной крышей со своей любовницей, — дрожа от негодования, продолжала Гризелда. — А ты… Ты предал ее! И все это из-за того, что она не пожелала переспать с тобой и пополнить своим именем список твоих любовниц!

— Ты высказалась? — сказал Мейн сквозь зубы, чувствуя, как пульсирует кровь у него в висках. — Хорошо, я признаю, что ты права.

Гризелда сердито взглянула на брата:

— Дело не в том, что ты это признаешь! Нам надо подумать, как исправить положение!

— Теперь уже ничего не поделаешь, — с подавленным видом промолвил Мейн. — Я погубил репутацию Хелен. Но я готов искупить свою вину кровью. Пусть Годуин убьет меня на дуэли.

— Тебе мало тех глупостей, которые ты уже наделал? Ты порой бесишь меня, но все же я не позволю какому-то выродку застрелить тебя! В конце концов, это Годуин во всем виноват. Нам надо хорошенько подумать, что теперь делать, Гаррет!

Глава 36

ВЕЛИКИЕ УМЫ БЬЮТСЯ НАД РЕШЕНИЕМ ПРОБЛЕМЫ

Из истории человечества давно известно, что когда над решением проблемы бьется множество великих умов, оно находится удивительно быстро. Так было изобретено колесо первобытными людьми, придуманы деньги.

В нашей истории произошло нечто подобное.

Когда дворецкий объявил о приезде леди Гризелды Уиллоби, Хелен сначала растерялась, не понимая, чем вызван этот визит. Однако Джина, хорошо знавшая родословные английских аристократов, сразу же догадалась, в чем дело.

— Гризелда — родная сестра Мейна. Она наверняка приехала, чтобы помочь нам, — объяснила она. — Пригласите ее войти, Лик.

Не успела Гризелда поздороваться с дамами и извиниться за свое внезапное вторжение, как Эсме вдруг осенило.

— Я придумала, что нам делать! — вскричала она. Гризелда моментально замолчала, забыв упомянуть о том, что ее раскаявшийся брат сидит в ее карете.

— Что вы придумали? — с интересом спросила она.

— У меня созрел план. Думаю, нам удастся его воплотить, — сообщила Эсме. — Но нам потребуется помощь одного человека.

— Кого? — затаив дыхание, спросила Джина.

— Мейн сделает все, о чем бы вы его ни попросили, — твердо заявила Гризелда, решив, что речь идет о нем. — Мой брат готов на все, чтобы загладить свою вину.

— Нет, помощь Мейна нам не нужна, — возразила Эсме. — Нам понадобится поддержка подруги твоего мужа.

— Какая именно поддержка? — настороженно спросила Хелен.

— Она должна выйти замуж, — решительным тоном сказала Эсме. — Тогда она приобретет статус почтенной дамы.

— Не уверена, что Мейн решится зайти так далеко… — растерянно пробормотала Гризелда, чувствуя, как ее охватывает паника. — Он вообще-то собирается жениться, но…

— Нет, я вовсе не говорю о том, что эта девица действительно должна за кого-то выйти замуж, — сказала Эсме. — Ей достаточно будет солгать, что она замужем. Хелен, ты не возражаешь, если мы пригласим ее сюда?

— Пригласим сюда?! — в ужасе воскликнула Гризелда.

Честно говоря, она ни разу в жизни не общалась с содержанками. Теперь Гризелда радовалась, что оставила брата в экипаже. Мейн был бескомпромиссен в том, что касалось репутации его младшей сестры. Он ни за что не разрешил бы ей заводить столь сомнительные знакомства.

— Я даже не знаю, дома ли она, — пролепетала Хелен. — Мы с ней вообще-то не общаемся…

— Хорошо, я сейчас сама все узнаю, — сказала Джина. — Как ее зовут?

— Маккенна, — ответила Хелен. — Мисс Лина Маккенна. Когда Джина вышла за дверь, оставшиеся в комнате дамы услышали ее голос в коридоре. Джина просила Лика пригласить к ним мисс Маккенну.

Через десять минут в комнату торопливо вошла та, которую с таким нетерпением ждали подруги Хелен. Увидев ее, Гризелда была разочарована. Она совсем по-другому представляла себе женщин легкого поведения, находящихся на содержании у богатого аристократа.

У мисс Маккенны были огромные глаза и шелковистые каштановые локоны. Эта юная красавица не походила на распутную испорченную девицу. У Гризелды язык не повернулся бы назвать ее шлюхой.

Лина заметно нервничала.

— Мисс Маккенна, — обратилась к ней Эсме, — должна сообщить вам, что, к сожалению, вопреки нашим ожиданиям слухи о местонахождении леди Годуин облетели весь Лондон. Теперь все знают, что вы с ней живете под одной крышей. В обществе разразился ужасный скандал.

Мисс Маккенна растерянно взглянула на Хелен.

— Значит, все открылось?

— Репутация Хелен погублена, — продолжала Эсме суровым тоном. — Теперь ее не примут ни в одном приличном доме.

Комок подкатил к горлу Лины.

— Какой ужас, — прошептала она. — Мне очень жаль… Простите меня…

Хелен с трудом заставила себя улыбнуться.

— Вы ни в чем не виноваты, — промолвила она. — Если вы помните, мы уже говорили с вами на эту тему и пришли к выводу, что во всем виноват мой распутный муж.

Гризелда с удивлением заметила, что Хелен спокойно разговаривает с любовницей своего супруга, не проявляя к ней ни малейшей неприязни. Быть может, Мейн был все-таки прав. Теперь Гризелда жалела, что не поверила ему. Да и Хелен всегда казалась ей довольно странной женщиной.

— Я не желаю больше оставаться в этом доме, — заявила мисс Маккенна, обращаясь к Хелен. — И мне теперь стыдно, что я согласилась на условия графа. Я сделала это, потому что лорд Годуин обещал мне ведущую партию в своей новой опере.

Гризелда ничего не понимала. Женщина, которую она считала шлюхой, разговаривала как истинная леди, хотя у нее и был сильный шотландский акцент. Она не красила губы и не румянилась. Мисс Маккенна выглядела удивительно элегантно.

Ее удивляло, что Хелен не проронила ни одной слезы, узнав о том, что ее репутация навеки погублена. В то время как мисс Маккенна кусала губы, едва сдерживая себя, чтобы не расплакаться.

— Вы из благородной семьи, — заметила Эсме.

— Да, — призналась мисс Маккенна.

— Часто ли приятели и знакомые лорда Годуина видели вас с ним? Сумеют ли они узнать вас?

Мисс Маккенна покраснела.

— Меня почти никто не видел, — смущенно промолвила она. — Кроме, пожалуй, мистера Дарби и мистера Форбес-Шеклетта. Да и лорд Пэндросс мог бы узнать меня! Но он уже давно не заезжал в этот дом.

— С Саймоном Дарби и Пэндроссом, думаю, проблем не будет. Рис возьмет с них слово молчать. И они сдержат его, — промолвила Эсме и обратилась к Джине: — Ты не знаешь, Форбес-Шеклетты сейчас в городе?

— По-моему, нет, — ответила Джина. — Леди Форбес-Шеклетт собиралась в этом сезоне представить свету свою юную дочь, но по причине траура им пришлось остаться в поместье.

Эсме облегченно вздохнула.

— Думаю, что у нас может все получиться, — заявила она и снова обратилась к Лине: — Я не сомневаюсь, что вы знаете, как общество отнесется к леди Годуин. Ее дети, если они появятся на свет, станут изгоями. Она будет вынуждена навсегда поселиться в деревне. Ей придется потерять всех подруг. Ведь мы не сможем рисковать репутацией своих детей, общаясь с женщиной, которую избегает все общество!

Джина пришла в негодование и открыла было рот, чтобы возмутиться, но Эсме повелительным жестом призвала ее к тишине. Лину бросило в дрожь.

— Мне очень жаль, что все так вышло… — с несчастным видом пробормотала она. Никогда в жизни ей еще не было так стыдно, как сейчас. — Я немедленно покину этот дом и никогда больше…

— Но прежде нам бы хотелось, чтобы вы кое-что сделали для леди Годуин, — перебила ее Эсме. — Этот скандал мы можем уладить только одним способом. Мы должны врать так нагло и убедительно, чтобы никто не смог докопаться до истины. — И, повернувшись к дамам, Эсме вдруг учтивым тоном произнесла: — Разрешите представить вам троюродную сестру Риса, вдову, приехавшую в Лондон, чтобы обрести здесь мир и покой после перенесенной тяжелой утраты.

Джина открыла рот от изумления, Хелен вздрогнула, а Гризелда насторожилась.

— Вы хотите, чтобы я выдала себя за троюродную сестру лорда Годуина? — переспросила Лина.

Эсме кивнула:

— Да, с этого момента вы — дальняя родственница Риса. Вы приехали из сельской глуши. И он еще не успел вас никому представить. Запомните это! Мы должны воспользоваться тем, что, по существу, никто не видел знаменитую любовницу Риса. Мы заявим, что эта девица давно уже покинула дом графа Годуина. К Рису приехала молодая родственница, а Хелен вернулась к мужу на время, чтобы составить компанию юной гостье.

— Ты думаешь, нам поверят? — с надеждой спросила Хелен.

— Да, но сначала нам, конечно, придется представить мисс Маккенну свету. Мне кажется, нам удастся остановить грязные сплетни о Хелен. И немаловажное значение будет иметь то, что мы — три порядочные дамы с безупречной репутацией. Вряд ли кто-нибудь подумает, что мы стали бы рисковать своим добрым именем, а тем более представлять свету женщину легкого поведения.

Гризелда лукаво улыбнулась.

— Я знаю, кто должен представить дальнюю родственницу лорда Годуина обществу, — промолвила она. — Мой брат вчера вечером свалял дурака, но теперь у него есть возможность искупить свою вину и проявить талант драматического актера.

Глава 37

РОДНЫЕ БРАТЬЯ ИНОГДА ВЕСЬМА СХОЖИ

Том застал брата в комнате за фортепиано. Рис упорно брал аккорд за аккордом, прислушиваясь к их звучанию. Подойдя к инструменту, Том долго стоял молча, пока брат не поднял на него глаза.

— Где Хелен? — спросил Рис вместо приветствия. — Я еще не виделся с ней сегодня.

— Понятия не имею, — ответил Том. — Завтра я уезжаю домой, в приход церкви Святой Марии, Рис.

Граф убрал руки с клавиш.

— Я уже привык, что ты всегда рядом, — промолвил он.

Том хотел опуститься на диван, но он был завален рукописями. Ему пришлось пододвинуть к фортепиано табурет, чтобы сесть напротив Риса.

— Мне надо съездить домой. Я хочу попросить у епископа разрешения сложить с себя духовный сан.

— Этот шаг как-то связан с Линой? — спросил Рис, поглаживая клавиши своими длинными изящными пальцами.

Том от неожиданности потерял равновесие и чуть не упал с табурета.

— Я… то есть… мы… одним словом… да, — запинаясь, пробормотал он.

— А что обо всем этом думает Лина?

— Она не желает выходить замуж за священника, — ответил Том. Он не знал, должен ли просить прощения у брата за то, что берет в жены его любовницу, но в конце концов, поразмыслив, решил не делать этого. — Может быть, мне удастся переубедить ее. Чтобы сложить с себя сан и уйти из церкви, мне понадобится довольно много времени, а я хочу жениться на ней незамедлительно.

Рис удивился. У Тома возникло неприятное ощущение, что перед ним сидит их отец. Он впервые заметил, что Рис был очень похож на старого графа.

— Мне всегда казалось, — задумчиво промолвил Рис, — что хотя тебе и было интересно в Лондоне, но в душе ты стремился вернуться к своим прихожанам.

— Да, я скучаю по ним и знаю, что мне будет не хватать моего прихода. Церковь — мое призвание, — смущенно признался Том. Искренность сейчас казалась ему слабостью. — Но Лина не желает выходить замуж за служителя церкви.

Том старался сделать так, чтобы его слова не звучали оправданием собственной слабости.

— И чем ты намерен заняться, если епископ освободит тебя от служения в приходе?

— Вероятно, я начну работать с сиротами и брошенными детьми, — сказал Том.

— Ты лучше и добрее меня, — промолвил Рис. — Знаешь, отец гордился бы тобой, хотя он старался не выражать свои чувства.

— Единственной эмоцией, которую он разрешал себе проявлять, было презрение, — с горечью сказал Том.

— Я горжусь тобой, Том, — помолчав, произнес Рис. — Ты — хороший человек.

Том взглянул на брата, который, потупив взор, рассматривал клавиатуру. Он почувствовал прилив любви и нежности к нему. Впрочем, он никогда не признался бы Рису в этих эмоциях.

— Значит, ты простил меня за то, что я похитил у тебя любовницу? — тихо спросил он.

— Мне нужен был ее голос, а не она сама. И мне кажется, ты понял это, — ответил Рис. — Услышав ее пение, я загорелся желанием поселить Лину в своем доме, чтобы она пела для меня одного. — Он усмехнулся. — Я вел себя с ней как настоящий ублюдок. Через пару месяцев я осознал свою ошибку, но было уже поздно.

— Я никогда не познакомился бы с Линой, если бы не встретил ее в твоем доме, — заметил Том.

Он хотел остаться приходским священником, но не мог жить без Лины. Том знал, что если она не будет подбадривать его смехом и согревать постель теплом своего прекрасного тела, то он постепенно превратится в старого ханжу.

Рис нажал на одну из клавиш. В тишине комнаты раздался одинокий печальный звук. Постепенно он затих.

— Думаю, мне удастся переманить мадам Фодэр из Королевской итальянской оперы, чтобы она исполнила партию, которую я обещал Лине, — сказал он. — У нее прекрасный голос. — Помолчав, Рис добавил, не глядя на брата: — Я хочу попросить Хелен остаться.

— Остаться жить в доме или остаться с тобой? — уточнил Том. Рис мрачно усмехнулся.

— Ей придется многое мне простить… — пробормотал он.

— Хелен очень любит тебя, — заметил Том.

Рис быстро взглянул на брата и снова отвел глаза в сторону.

— Пойду разыщу ее, — сказал он, вставая. — Я должен показать ей эту музыкальную фразу.

Том тоже поднялся. Вдруг Рис крепко обнял его. Том знал, что старший брат был неразговорчив, предпочитая словам поступки.

Вскоре они оба вышли из комнаты.

Том летел как на крыльях. Наконец-то у него были развязаны руки. Теперь он мог со спокойной совестью просить руки Лины, зная, что Рис не будет возражать против их союза.

В коридоре братья столкнулись с Ликом, выходившим из библиотеки.

— Графиня просила вас зайти к ней, — сказал дворецкий Рису, распахивая перед ним дверь.

— А где сейчас мисс Маккенна, Лик? — спросил Том.

— Она тоже в библиотеке, — ответил слуга.

Братья вошли в комнату, вдоль стен которой стояли книжные шкафы. Они оба походили на своего покойного отца. Но только внешне. Внутренне Том и Рис были похожи скорее друг на друга, чем на старого графа.

Глава 38

ОБРЫВКИ РАЗГОВОРОВ, КОТОРЫЕ ПРОИСХОДИЛИ В ЛОНДОНЕ НА СЛЕДУЮЩЕЙ НЕДЕЛЕ

— Считай, что это возмездие за твои прегрешения, — с довольным видом промолвила леди Гризелда Уиллоби брату. — Тебе придется в течение месяца терпеть сплетни и слухи за своей спиной. Надеюсь, это научит тебя быть более разборчивым в связях. О Боже, Гаррет! Ты все больше удивляешь меня! Не понимаю, зачем ты связался с Фелицией Сэвилл? Если Хелен Годуин просто скучна, то Фелиция невыносима. Когда я слышу ее противный голос, мне хочется заткнуть уши. Она всегда так громко говорит, что от нее нет никакого спасения!

Мейн буркнул что-то нечленораздельное, а Гризелда едва сдержала улыбку. Она успела хорошо изучить мужчин, несмотря на то что пробыла замужем всего лишь один год. Леди Уиллоби знала, что в трудных случаях они всегда прибегают к грязной брани, поэтому не стала просить брата повторить, что он сказал.

— Вы не можете уйти из церкви, я этого не позволю! — воскликнула Лина.

— Тем не менее я должен это сделать ради вас. Только ради вас!

— Я этого не допущу!

— Но вы же сказали, что не желаете выходить замуж за священника, — промолвил Том, не сводя глаз со своей собеседницы. — Я бы никогда не бросил свой приход. Служение людям — мое призвание. Но ради вас, Лина, я готов на все. Вы — единственный человек, ради которого я могу нарушить свои обеты.

— Мое полное имя Алина, — запинаясь, промолвила она. — Линой называла меня моя мама.

— А теперь я так буду вас называть, — прошептал ей на ухо Том. — Я устраню любую преграду, которая встанет на пути нашего союза.

— Но я не хочу, чтобы вы нарушали свои обеты. Вы не будете счастливы без любимого дела.

— Я буду несчастлив, если потеряю вас.

— Тогда я согласна стать женой священника, Том, — внезапно сказала Лина.

Они долго молчали. Том был потрясен.

— Вы ведь не позволите мне превратиться в такого совершенного человека, как ваш отец? Не правда ли, Лина? — промолвил он.

— Думаю, вам это не грозит, — смеясь, заявила она. — Уберите руку с моего колена, проказник!

— О Боже, надеюсь, что Рис получит разрешение, за которым поехал, — промолвил Том.

— Вы уверены, что ему его выдадут? — спросила Лина.

— Уверен, — твердо заявил Том и продолжал с лукавой улыбкой: — Послушайте, когда-то я принес обет, который теперь хочу нарушить из-за любви к вам.

— Перестаньте говорить глупости! — смеясь, воскликнула Лина.

— Я принес обет Господу, что никогда не поцелую вашу грудь.

Лина покраснела.

— И вы сдержите свое слово? — шепотом спросила она.

— Думаю, Бог простит меня за нарушение клятвы, — промолвил Том и припал губами к верхней части ее груди, выглядывавшей из-за корсажа. — Он видит, что я люблю вас всем сердцем. А это намного важнее клятв и обетов.

— Я тоже люблю вас, Том, — сказала Лина. И его пальцы на мгновение скользнули за корсаж ее платья.

Но только на мгновение. Мистер Холланд, священник прихода церкви Святой Марии, умел хорошо владеть собой и обладал большим терпением.

Епископ Рочестерский, не скрывая своего интереса, внимательно взглянул на стоявших перед ним жениха и невесту.

— Я был немного знаком с вашим отцом, — сказал он, обращаясь к мисс Маккенне. — Мы вместе учились в Кембридже. Тогда он был настоящим шалопаем!

Мисс Маккенна была весьма удивлена словами епископа.

— Ей-богу, это так, — заверил ее епископ Линсей, и его большой живот затрясся от смеха. — Недаром ведь говорят, что из негодяев получаются самые достойные священнослужители! Вот так-то, дорогие мои! А вообще-то ваш отец прекрасный человек. Вы сделали правильный выбор, решив выйти замуж за мистера Холланда, моя дорогая. Чувствую, что отец оказал на вас благотворное влияние. Мне жаль, правда, что вашей семьи нет сегодня в этом храме. Но я прекрасно понимаю, что вам не терпится скорее назвать друг друга мужем и женой, поэтому вы и не дождались приезда родственников на свадьбу.

Епископ бросил многозначительный взгляд на старшего брата жениха. Он надеялся, что лорд Годуин проникнется смыслом слов, которые прозвучат во время церемонии бракосочетания, и пересмотрит свое отношение к жене. Линсею было странно видеть графа и графиню вместе. В Лондоне все знали, что супруги не видятся годами. Но сегодня они стояли рядом, как и положено супружеской чете. Воистину, неисповедимы пути Господни…

Епископ подозвал чету Годуинов поближе, чтобы им были хорошо слышны его слова. Насколько он помнил, эта пара сочеталась браком в Гретна-Грин, где обычный торжественный ритуал был скомкан. Две-три фразы — и ты уже женат.

— Дорогие мои, — начал епископ, — мы собрались здесь, перед Господом нашим и прихожанами, чтобы сочетать узами священного брака этого мужчину и эту женщину…

— Ты сегодня удивительно молчалива.

— Я все еще под впечатлением церемонии бракосочетания. Все было так мило, правда?

— Гм…

— Я хочу удалиться в свою комнату.

— Но ведь мы собирались немного поработать над этюдом, прежде чем пойти спать.

— Неужели ты не видишь, Рис? Я валюсь с ног от усталости! — раздраженно воскликнула Хелен. — Давай поговорим о работе утром.

Рис внезапно подхватил жену на руки.

— Что ты делаешь? — изумилась она.

— Хочу перенести тебя через порог, — ответил он.

— Что?! — с недоумением переспросила Хелен.

— Десять лет назад, когда мы поженились, я так и не перенес тебя через порог дома, как того требует обычай. И теперь я хочу исправить эту оплошность. Я перенесу тебя хотя бы через порог спальни, Хелен. А потом представлю себе, что мы в гостинице на постоялом дворе.

Хелен обвила руками шею мужа.

— Значит, ты снова будешь издеваться над моей грудью? — спросила она.

— Что? — удивленно спросил Рис, остановившись на мгновение.

И тогда Хелен напомнила мужу, что, увидев впервые ее обнаженную грудь, он разочарованно вздохнул и высказал предположение, что она, наверное, скукожилась от дождя.

Раскаиваться можно по-разному. Рис никогда не был красноречив. Он не умел сыпать учтивыми фразами и сравнивать свою жену с розами или драгоценными камнями.

Поэтому он поступил по-другому, стараясь выразить обуревавшие его чувства. Рис отнес жену в свою спальню и, сняв с нее платье через голову, обнажил ее маленькую упругую грудь. При виде розовых сосков Хелен его охватило сильное возбуждение. Отойдя от кровати, он упал на пол.

— О Боже, что случилось? — забеспокоилась графиня и, встав с постели, подошла к мужу.

— Красота твоей груди так поразила меня, что я лишился чувств, — лукаво улыбаясь, ответил он.

Хелен засмеялась. Рис, встав перед ней на колени, начал страстно целовать ее бедра.

— Я искуплю свою вину, Хелен, — промолвил он. — Отныне я буду ежедневно возносить хвалу твоей прекрасной груди. И пока я этого не сделаю, клянусь, я не сяду за фортепиано.

Они поняли друг друга, как музыкант музыканта. Такого комплимента Хелен еще никто никогда не делал. Рис добился своей цели, хотя даже не упомянул о розах и драгоценных камнях.

Глава 39

РАБОТА НАД ОШИБКАМИ

Леди Фелиция Сэвилл ежегодно давала в своем доме один бал. Накануне этого события она, как правило, не могла сомкнуть глаз. У нее было множество поводов для тревоги. Поставит ли Гантер хорошее мороженое для гостей? Хватит ли на всех шампанского и пунша? Как будет вести себя ее непредсказуемый муж? Последний вопрос особенно беспокоил Фелицию.

Через год после свадьбы ее муж заявил на публике, что в действительности является сыном черной овцы, а затем стал утверждать, что его лошадь приходится ему кровной родственницей. По прошествии нескольких лет Фелиция поняла, что странная мания ее супруга не представляет для нее никакой опасности. Тем не менее она всегда тщательно следила за тем, чтобы он не приставал к гостям с рассказами, будто почерпнутыми из наследия Эзопа.

Но на этот раз все было по-другому. Всю ночь Фелиция спала безмятежно. Она не сомневалась, что бал удастся, потому что рядом с ней был Мейн.

Вопреки своему обыкновению и ожиданиям он все еще проявлял к ней внимание. Фелиция была в восторге и сама не верила своему счастью. Они уже целую неделю находились в интимных отношениях, а Мейн, казалось, все не охладевал к ней. Фелиции порой хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что все это происходит на самом деле.

Многие пытались выведать у нее секрет ее привлекательности. Никто не понимал, как ей удавалось удерживать подле себя известного своим непостоянством Мейна, привыкшего менять любовниц как перчатки?

Размышляя об этом утром за чашкой горячего шоколада, Фелиция озабоченно хмурилась. Честно говоря, она и сама не знала причин своего успеха. Она не обладала способностью поддерживать интересную беседу, а значит, вовсе не это привлекало в ней Мейна. Да и нельзя было сказать, что он пыЛал к ней неистовой страстью. Граф обычно ограничивался тем, что целовал ее, когда они оставались наедине. Извинившись, он говорил, что слишком уважает ее и не хочет переступать границ дозволенного.

Такое поведение Мейна разочаровывало Фелицию. Ей не хватало мужской ласки. Ее супруг уже давно был отлучен от ее спальни. Случилось это после того, как однажды в постели в момент экстаза он вдруг завопил: «Ату! Ату! Улюлю!» Этим он до смерти перепугал Фелицию.

Фелиции все чаще стали приходить в голову мысли, что Мейн, возможно, не спит с теми женщинами, за которыми ухаживает. Вероятно, они приходят в восторг от одного факта, что такой мужчина находится рядом с ними. Их самооценка повышается, поэтому они никому и не признаются в том, что их отношения с графом были целомудренными.

Если все это действительно так, то Фелиция не собиралась прерывать сложившуюся традицию. Когда ее подруги делали комплименты ее внешнему виду и отмечали, что у Фелиции в последнее время горят глаза, она намекала на интимную близость с Мейном, говоря, что изменения в лучшую сторону происходят с ней благодаря его любви. Правда в таких ситуациях не так уж важна.

Отогнав мысли о Мейне, Фелиция допила шоколад. Она считала себя красивой женщиной и была уверена в своих силах. Все свои недостатки Фелиция старательно скрывала, тщательно ухаживая за собой. Собираясь на бал, она обычно часа четыре одевалась, причесывалась и вертелась перед зеркалом.

Но прежде всего она принимала ванну, натирала тело благовониями, пудрила и красила лицо. Этот ритуал занимал не меньше трех часов.

Фелиция была еще не одета, когда лакей сообщил ее горничной, что граф Мейн просит их госпожу принять его. Самодовольная улыбка появилась на лице Фелиции. Эти отношения давали больше положительных эмоций, чем она на это рассчитывала! Она посмотрела на себя в зеркало.

Фелиция еще не успела надеть вечернее платье. На ней были лишь нижняя сорочка со вставками из розовых кружев, которые могли свести с ума любого мужчину, и светло-желтые шелковые чулки с серебряными подвязками немного выше колен.

— Я хочу надеть корсет! — заявила она.

Люси, горничная Фелиции, тут же принесла своей госпоже то, что она просила. Когда корсет был надет поверх сорочки и туго зашнурован, Фелиция вновь взглянула на себя в зеркало.

Да, теперь она выглядела изумительно! Ее грудь казалась пышной и высокой, а талия — узкой и изящной. Раньше Фелиция никогда не принимала мужчин в своей гардеробной. Даже ее муж не входил сюда. Сэвилл не делал попыток навестить жену в тот момент, когда она переодевалась. Ему, по-видимому, это было не интересно.

Горничная воткнула в высокую прическу Фелиции несколько крошечных полураспустившихся бутонов роз. Кроме них, ее голова была украшена диадемой, которая обрамляла длинные локоны.

Фелиция подкрасила губы яркой помадой.

— Зови графа, — промолвила она таким обыденным тоном, как будто каждый день принимала джентльменов полуодетой в своей гардеробной. — Когда он войдет, ты можешь быть свободна, Люси. Вернешься через полчаса. Мне понадобится твоя помощь, ведь будет необходимо надеть вечернее платье.

«Люси непременно разболтает об этом свидании горничным всех дам, которые съедутся сегодня на бал», — радостно подумала Фелиция. Ей хотелось, чтобы все знали о ее победе над ветреным светским красавцем.

Поправив локоны, она еще раз окинула себя оценивающим взглядом в зеркало. У Фелиции был длинноватый нос, который она считала своим единственным недостатком. В остальном она была довольна своей внешностью. «Да, именно моя красота привлекла Мейна», — решила она.

Раздался стук в дверь. Через мгновение, не дожидаясь ответа, в комнату вошел гость. Фелиция чуть не ахнула от восторга. В ее гардеробной, среди воздушных кружев и розовых лент, граф казался воплощением мужественности. Он выглядел очень элегантно. Дымчато-синий сюртук подчеркивал его широкие плечи. Иссиня-черные волосы отливали блеском.

Если бы Фелиция обладала проницательностью, она заметила бы мрачноватый огонек, горевший в его глазах. Мейн пылал гневом и был настроен очень решительно.

— Дорогая, я не ожидал, что вы удостоите меня такой чести, — промолвил он и, наклонившись, поцеловал Фелицию в щеку.

Встретившись с Мейном глазами в зеркале, Фелиция запрокинула голову, чтобы продемонстрировать любовнику свою белоснежную шею. Ее мать когда-то говорила, что она длинновата, но Фелиция была не согласна с ней. Изящная шея являлась ее неоспоримым достоинством.

— Я всегда рада вас видеть, даже при самых неподходящих обстоятельствах, — промурлыкала она.

Мейн улыбнулся и, пододвинув поближе стул, сел напротив нее. Фелиция невольно залюбовалась отражением в зеркале прекрасной пары. Джентльмен был хорош собой, а светская дама выглядела очаровательно в нижнем белье… Они отлично подходили друг другу.

— Мне нужна ваша помощь, — промолвил Мейн, наклонившись к Фелиции с таким видом, будто хотел поцеловать ее.

Фелицию охватило волнение.

— Для вас я сделаю все! — воскликнула она, но тут же взяла себя в руки и добавила более сдержанно: — Все, что вы пожелаете.

— Кажется, я совершил небольшую ошибку, — промолвил граф. — Это касается леди Годуин.

Фелиция бросила на него растерянный взгляд.

— Вы ошиблись? — с недоумением переспросила она.

— Вы — единственная дама в обществе, способная исправить мою оплошность, — продолжал Мейн, касаясь губами мочки ее уха.

В то же время его руки ласкали Фелицию с такой дерзостью, что она засомневалась в целомудренности отношений графа с его прежними любовницами. Нет, скорее всего он все-таки спал с ними… Может быть, Мейн все это время сдерживал себя, чтобы сильнее разжечь в ней огонь страсти, а потом уже решительно атаковать ее добродетель? Фелицию бросило в дрожь от этой мысли.

— Я готова помочь вам, если это в моих силах, — промолвила она довольно рассеянно, разглядывая в зеркало себя и графа. Фелиции казалось, что она находится в театре и смотрит одну из комедий эпохи Реставрации. Тем не менее ее следующее замечание прозвучало довольно жестко: — Я сомневаюсь, что смогу сделать хоть что-то, чтобы спасти репутацию леди Годуин, Мейн.

— Называйте меня Гарретом, — попросил граф, стараясь не делать глубоких вдохов.

Фелиция наложила на себя такой толстый слой рисовой пудры, что граф боялся расчихаться.

— С удовольствием, — проворковала Фелиция.

— Как выяснилось, леди Годуин вернулась в дом мужа только для того, чтобы взять под свою опеку невесту брата графа Годуина, — объяснил Мейн. — Это милая нежная шотландская девушка, дочь приходского священника. Она, несомненно, пришла бы в ужас, если бы услышала, что ее по ошибке приняли за шлюху.

Фелиция насторожилась с видом хищной лисицы, учуявшей кролика.

— Вы серьезно? — спросила она. Мейн кивнул.

— Да, я пустил грязную сплетню, — заявил Мейн, изобразив на лице раскаяние.

— Так зачем же вы это сделали?

— Я рассердился наледи Годуин, — признался он. — Я был так зол на нее, что не потрудился даже перепроверить факты. У меня создалось впечатление, что она живет под одной крышей с оперной певичкой, и я поделился этими подозрениями с вами. Но теперь мне стыдно за то, что я натворил.

— Знаете, я разделяю ваши чувства к леди Годуин, — заявила Фелиция. — Теперь, когда она выглядит, как обстриженный барашек, эта бедняжка вызывает только жалость. Меня бросает в дрожь, когда я ее вижу. Роскошные волосы были ее единственным достоинством.

Мейн бросил на свою собеседницу странный взгляд, но Фелиция не придала этому особого значения.

— Гаррет, дорогой, скажите, вы уверены в том, что живущая в доме лорда Годуина девушка действительно является юной шотландкой, невестой брата графа? — продолжала допытываться Фелиция.

— Увы, это так.

— Ну хорошо, я сделаю все, что смогу, — пообещала Фелиция. — Я расскажу всем своим знакомым о том, что узнала от вас. Но вы же знаете, как это бывает. Слух, который облетел весь город, невозможно остановить. Кроме того, мы не знаем эту девушку из Шотландии и не можем судить о ней.

Мейн погладил ее по шее.

— Положитесь на меня, — с придыханием промолвил он, изображая страсть. — Я ручаюсь за достоверность сведений.

Фелиция искоса взглянула на Мейна, удивляясь его самонадеянности.

— Вы сможете сами убедиться в том, что я прав, — продолжал он. — Я пригласил Годуинов вместе с их гостями на ваш бал.

У Фелиции перехватило дыхание.

— Что? — дрожащим голосом переспросила она.

— Я взял на себя смелость пригласить на ваш бал жениха и невесту и, конечно, чету Годуинов, — пробормотал Мейн, припав губами к ее шее, а его рука легла на высокую грудь Фелиции.

— Жениха и невесту? — переспросила Фелиция, чувствуя, что у нее путаются мысли. — Вы имеете в виду девушку из Шотландии и брата графа Годуина?

— Да, конечно. Кстати, брат графа Годуина — приходский священник, — промолвил Мейн, целуя ее шею.

Фелиция заметила на щеке Мейна белую полосу от рисовой пудры, которой она с избытком покрыла свои плечи и грудь. Но по всей видимости, граф не ощущал ее на губах.

— Священник и дочь священника… — произнесла она, обвив руками шею графа. — Да они просто созданы друг для друга! Этот союз заключен на небесах.

— Так же, как и наш, — промолвил Мейн. — Надеюсь, вы простите меня за то, что я пригласил их на ваш бал?

Фелиция взглянула на него с укором, но ее улыбка говорила о том, что в душе она простила его за наглость.

— После бала перед леди Годуин вновь распахнутся все двери, — заявила она. — И перед девушкой из Шотландии тоже. Думаю, Гаррет, теперь мы знаем друг друга достаточно хорошо для того, чтобы позволить… немного дерзости в отношениях.

— Я давно мечтал услышать эти слова из ваших уст, — сказал Мейн и, широко улыбаясь, взглянул на себя в зеркало.

Глава 40

«ПОЙДЕМ, ПОЙДЕМ НА БАЛ!»

В это время в других уголках Лондона шла подготовка к этому же событию. Леди Гризелда Уиллоби прилепила изящную черную мушку над ярко-вишневой верхней губой. Она решила возродить моду далекого прошлого и надеть сегодня наряд в стиле эпохи короля Якова I. На ней было платье с небольшим шлейфом и маленьким гофрированным круглым воротничком.

Герцогиня Гертон не могла посвятить себе много времени. Ее сынишка бегал по гардеробной и мешал ей собираться на бал. Он научился ползком спускаться по лестнице и, убежав от своих нянек, прятался в покоях матери.

Леди Эсме Боннингтон почти оделась, но в комнате появился ее муж Себастьян с нескромным предложением. Эсме, как всегда, охотно уступила его просьбе и снова сняла одежду. Поэтому ей пришлось наверстывать упущенное и в спешке заканчивать свой туалет.

Но наиболее тщательно готовились к балу в доме номер пятнадцать по Ротсфелд-сквер, куда был приглашен месье Оливье. Сделанная им прическа изменила внешность Лины почти до неузнаваемости. Теперь ее блестящие каштановые волосы были подстрижены и завиты в тугие локоны.

— О Боже… — промолвила Хелен, глядя на нее в зеркало. — Мне очень жаль, что парикмахеру пришлось прибегнуть к таким кардинальным мерам. Но что скажет Том, когда увидит вас?

Лина беспечно улыбнулась. Она не придавала особого значения тому, что сделал парикмахер.

— Ничего страшного, — успокоила она Хелен. — Волосы снова отрастут.

— Как вы думаете, мадам, не переборщила ли я с веснушками? — спросила Сондерс, обращаясь к Хелен.

Хелен взглянула в зеркало на лицо Лины и содрогнулась. Оно было испещрено коричневатыми крапинками. Сначала Сондерс нарисовала веснушки только на переносице Лины, но они не бросались в глаза. Потом она совсем увлеклась и нанесла множество коричневатых пятнышек на лоб и щеки мисс Маккенны. Теперь Лина выглядела намного старше своих лет.

— Мне очень жаль… — пробормотала Хелен.

— Не надо ни о чем жалеть, — смеясь, сказала Лина.

Их глаза встретились в зеркале, Хелен все поняла без слов. Лина была счастлива и благодарна судьбе за тот подарок, который она ей сделала.

Сондерс смешала красный порошок сандалового дерева с мелом и нанесла эту смесь на губы Лины. После этого они приобрели несколько болезненный оттенок.

— Прекрасно, — бодро сказала Лина. — Ни одна уважающая себя оперная певица не посмела бы появиться в таком виде на публике.

— Вы правы, — согласилась с ней Хелен. — Вы выглядите… выглядите… — Она не находила нужного слова.

— …как ходячий ужас, — пришла ей на помощь Лина.

— Ну, вы преувеличиваете. Скорее, у вас несколько старомодный вид, как у приехавшей из глухой провинции девушки.

— Я — жена сельского священника, поэтому должна выглядеть соответствующим образом, — заявила Лина.

Ее голос звучал бодро и радостно.

— А теперь надо надеть платье, — сказала Сондерс.

Она достала бальный наряд из шкафа и помогла Лине облачиться в него.

Лина потонула в море белых кружев.

— Да, в этом туалете вы — сама невинность, — промолвила Хелен, скептически оглядывая Лину с ног до головы.

Хелен сама выбирала ткань и покрой платья, заказав его мадам Пантиль, которая славилась своей склонностью к чрезмерному декорированию одежды и вычурности. Портниха не подвела ее, подтвердив репутацию дамы с плохим вкусом. Каждый дюйм платья Лины был украшен кружевами, ленточками и бантиками.

— Вы уверены, что мне следует надеть ещё и венок? — с сомнением спросила Лина.

— Конечно! — твердо заявила Хелен. — Такой венок могла изготовить только мадам Пантиль. Никто другой не додумался бы украсить венчик из серебряных дубовых листьев перьями цапли. Я и не знала, что у этой птицы такие длинные перья.

— У меня голова будет крениться набок, и мне придется все время следить за осанкой, — пожаловалась Лина.

— Ну и хорошо, — сказала Хелен. — Ведь вам нужно будет выглядеть смешной и неуклюжей во время танцев. Этот наряд поможет вам справиться с ролью.

— Это не проблема. Трудно быть изящной и грациозной в туфлях, которые велики мне на пару размеров.

Лицо Хелен озарилось улыбкой.

— Я знаю, что это Эсме надоумила вас надеть такую обувь, — промолвила она.

Вечер в доме Фелиции удался на славу, оправдав надежды хозяйки. Мейн вел себя тактично, проводя с Фелицией достаточно времени для того, чтобы ее друзья и враги заметили постоянство и преданность графа. И в то же время его внимание не было чрезмерным, что избавляло Фелицию от необходимости отчитываться перед своими подругами, рассказывая небылицы о физических данных и мужских достоинствах Мейна.

Муж Фелиции застрял в комнате, в которой играли в карты, но вел себя довольно прилично. В бальном зале царило оживление. Но для того, чтобы бал всем запомнился, не хватало сенсации.

Должно было произойти какое-нибудь экстраординарное событие: тайное бегство влюбленной парочки, громкая измена, скандал… Все, что угодно!

Фелиция внимательно огляделась. Как жаль, что Эсме Ро-лингс вышла замуж за лорда Боннингтона. Бесстыдница Эсме могла бы учинить на балу скандал, став темой для пересудов. Но ее шалости остались в прошлом. Теперь леди Боннингтон превратилась в степенную даму. Она уже третий раз подряд танцевала с собственным мужем! Это тоже была своего рода сенсация, но сенсация, способная вызвать лишь скуку.

В этот момент у двери возникло какое-то замешательство. У Фелиции замерло сердце. Может быть, регент решил почтить своим присутствием ее бал? Но нет, это был не он… Тогда кто же?!

На пороге зала появилась гротескная фигура молодой гостьи, голова которой была украшена такими длинными перьями, что они, казалось, могли задеть свешивавшиеся с потолка люстры. За ней в помещение вошли сопровождающие лица…

Радость охватила Фелицию.

— Сенсация, дорогая моя… — услышала она над своим ухом взволнованный шепот. — О вашем бале будут ходить легенды!

Фелиция с благодарностью посмотрела на произнесшего эти слова Джерарда Банджа.

— Это, должно быть, и есть дочь приходского священника, которую Мейн принял за шлюху, — хихикая, продолжал Бандж. — Но как мог Мейн так жестоко ошибиться? Разве эта девица похожа на любовницу аристократа?

— Да это настоящее чучело, — насмешливо заявила Фелиция. — Пойдемте, Бандж. Я должна поприветствовать ее.

Дотрагиваясь до плеч своих гостей сложенным веером, Фелиция проложила путь к двери. Толпа расступилась перед ней. Теперь Фелиция могла с головы до ног окинуть внимательным взглядом девицу, которую оскорбил ее дорогой Мейн.

О Боже, как он мог так ошибиться! Фелиция впервые встречала в обществе такую неловкую, простоватую девушку. Она неуклюже присела в реверансе перед леди Боннингтон.

— Вы должны срочно прийти ей на помощь, — нашептывал Бандж на ухо хозяйке дома, пока они пробирались сквозь толпу, — иначе эта девица выколет своими перьями глаз герцогу Гертону. Не понимаю, как Мейн мог принять ее за светскую даму? Да такую деревенщину не пустили бы и на порог оперного театра!

Фелиция вяло поприветствовала новую гостью. Девушка сделала реверанс и что-то пробормотала себе под нос. Фелиция отшатнулась от колыхавшихся длинных перьев, украшавших голову странной девицы.

— Признаюсь, я удивилась, увидев вас вместе с лордом Го-дуином, — сказала Фелиция, отводя в сторонку графиню. — Я думала, что вы расстались и не желаете видеть друг друга.

— О да, у нас довольно натянутые отношения, — согласилась Хелен Годуин. — Но миссис Холланд ведь никого не знает в Лондоне.

— Миссис Холланд?! — изумленно воскликнула Фелиция. Леди Годуин прижала ладонь ко рту.

— О Боже, я проговорилась! Ну что же, теперь нет смысла скрывать от вас правду… Дело в том, что мой деверь вчера утром вступил в законный брак со своей невестой. Но мы не хотели объявлять это до тех пор, пока молодожены не известят о своей свадьбе отца миссис Холланд, который живет в Шотландии. Он — приходский священник и, конечно же, надеялся сам провести обряд бракосочетания своей дочери. Обещайте молчать обо всем, что узнали, леди Сэвилл!

Фелиция кивнула, прикидывая про себя, кому из подруг может прямо сейчас сообщить эту сногсшибательную новость.

Леди Годуин придвинулась ближе.

— Бедная девочка была в отчаянии, когда узнала о слухах, которые ходят по Лондону… Вы понимаете, о чем я говорю, не правда ли?

— Это настоящее преступление! — зашептала Фелиция, хотя сама и распространяла эти слухи по городу.

— Я согласна, — промолвила леди Годуин. — Вы же знаете, леди Сэвилл, что мы с вами можем болтать на любые темы, обсуждать общих знакомых, но никогда не перейдем определенную черту. Мне кажется, что графу Мейну тоже не следовало этого делать. Не понимаю, почему он так поступил. Ведь всем известно, что мой муж еще несколько месяцев назад дал отставку своей любовнице.

Фелиция закивала.

— Я сама это не раз слышала, — солгала она. — Мейн должен ответить за свои слова!

— Все хорошо, что хорошо кончается, — успокоила ее леди Годуин. — Миссис Холланд сейчас счастлива. И разве кто-нибудь заподозрит эту молодую женщину в недостойном поведении, увидев ее милое личико?

— Действительно, никто не заподозрит… — пробормотала Фелиция, наблюдая за неловкими движениями новоиспеченной миссис Холланд, танцевавшей в это время контрданс.

— Законный брак решает многие проблемы, — заметила леди Годуин. — Теперь мой деверь со своей женой могут вернуться в свою глушь. Миссис Холланд быстро забудет неприятности, случившиеся с ней в столице.

— А какие планы у вас, моя дорогая? — спросила Фелиция, переходя к более интересной теме. — Вы останетесь в доме мужа или вернетесь к матери?

— Ну хорошо, я скажу вам, что думаю по этому поводу, леди Сэвилл, но это строго между нами…

— Зовите меня Фелицией, дорогая!

— Фелиция… — промолвила графиня. — Какое красивое имя… Признаюсь вам, я еще не решила, что мне делать! Знаете, мужья порой бывают неизбежным злом, которое приходится терпеть для достижения цели.

Фелиция кивнула, хотя не понимала, что имела в виду графиня Годуин.

Глава 41

ОБОЛЬЩЕНИЕ

Дом наполняли звуки фортепиано. Рис играл одну и ту же мелодию. Это был мадригал из второго акта новой оперы. Хелен узнала его.

В конце концов Хелен встала. Теперь она считала благом, что в доме было мало слуг и она могла расхаживать по ночам в неподобающей для хозяйки дома одежде.

Стоявшие на фортепиано свечи уже почти догорели. Их свет образовывал желтый круг на полированной поверхности инструмента и бросал отблески на ресницы и волосы Риса.

Хелен подошла к мужу. Длинный подол шелкового халата задевал стопки рукописей, скопившихся на полу вокруг фортепиано.

Рис, не говоря ни слова, встал из-за инструмента.

Хелен впервые в жизни испытала пьянящее чувство власти над мужчиной. Она была настоящей обольстительницей, сиреной, манящей к себе моряка. Хелен спустила верхнюю часть халата, обнажив плечи и грудь. Когда Рис подошел к ней, она ощутила, что ее бросило в жар.

У них было такое чувство, словно в мире остались только они.

Рис снял с себя ночную сорочку. Язычки пламени на свече замерцали от движения воздуха. От их колебания по телу Риса забегали тени. Глядя на грудь мужа, Хелен не могла понять, почему волосы, растущие на теле мужчины, раньше вызывали у нее отвращение. Рис выглядел очень мужественно. Его мощная мускулистая фигура казалась очень сильной. У Хелен начали дрожать колени. Ей хотелось припасть к его груди и прижаться к нему всем телом.

Хелен улыбнулась и развязала пояс. Шелковый халат упал к ее ногам.

Рис подхватил жену на руки и понес к дивану. Одним движением руки он сбросил на пол все рукописи, наброски и готовые части оперы. Затем положил Хелен на мягкое ложе.

— Я не хочу, чтобы ты обращался со мной как с леди, — промолвила она. — Я — просто женщина.

Рис припал к ее губам, его язык проник в рот Хелен. Он исследовал ее ротовую полость так, словно это была терра инкогнито, новая земля. Хелен удивляло то, что она не испытывала никакого отвращения.

— О, Рис… — прошептала она и умолкла, сосредоточившись на своих ощущениях.

Левую ладонь он подложил ей под затылок, а правой рукой страстно гладил спину. Рис сгорал от желания овладеть ею.

Хелен обвила его шею руками, но тут вспомнила, что сегодня ночью она не хочет быть леди.

— А как ты занимался любовью с Линой? — спросила она и удивилась, что ее голос звучит хрипло.

Рис снова привлек ее к себе.

— Какая тебе разница? — пробормотал он и припал к ее губам.

Дрожь неутоленного желания пробежала по их телам.

— Мне интересно, — прошептала Хелен, тяжело дыша, когда он закончил поцелуй.

— То, что было у меня с Линой, не идет ни в какое сравнение с нашими отношениями, — заявил он.

По его тону Хелен поняла, что это правда.

— Это не праздное любопытство, Рис, — прошептала она. — Я хочу научиться доставлять тебе удовольствие. Забудь на минуту о том, что я леди. Можно, я прикоснусь к тебе?

Глаза Риса казались бездонными и черными как ночь.

— Лина никогда не дотрагивалась до меня, — промолвил он и жадно припал губами к ее шее.

— А я хочу дотронуться, — сказала Хелен и вздрогнула, чувствуя, как Рис начал поигрывать языком с ее соском. — Я…

Она вдруг замолчала, тяжело задышав. Изогнув спину, Хелен погрузила пальцы в густые волосы мужа и застонала.

— Тебе нравится? — спросил Рис и стал так сильно сосать ее грудь, что по телу Хелен пробежала судорога.

Она извивалась под ним, чувствуя, что не в силах вымолвить ни слова. Несмотря на охватившую ее страсть, Хелен еще не до конца утратила самообладание.

— Я хочу быть такой же дерзкой и испорченной, как ты, — через некоторое время прошептала она. — Я хочу любить тебя так, как могла бы любить одна из русских балерин, танцевавших когда-то у тебя на обеденном столе.

На губах Риса заиграла улыбка, а Хелен захотелось поцеловать мужа. Она обожала его сарказм. Хелен потянулась к нему. Рис откинулся на спину, увлекая ее за собой. Теперь она лежала на'нем, чувствуя его сильное крепкое тело. Хелен ощущала себя настоящей развратницей. В глубине души она не верила, что все это происходит с ней на самом деле. Она не стеснялась своей наготы и не боялась, что кто-нибудь увидит ее. Все это было очень странно и ново.

— Ты не заметил, заперла ли я дверь на ключ? — дрожащим голосом спросила она, плохо соображая, что делает и говорит.

Рис ласкал ее так неистово, что из груди Хелен вырывались стоны. Ему, по всей видимости, не было никакого дела до того, заперта ли дверь. «Черт побери…» — промелькнуло в голове Хелен. Она едва не засмеялась, поймав себя на мысли, что начала употреблять бранные слова.

— Ты вроде бы сказала, что хочешь потрогать меня? — промолвил он. От его голоса Хелен почувствовала покалывание внизу живота.

Волна острых ощущений накатила на нее. Она жаждала, чтобы Рис овладел ею, но в то же время сама хотела овладеть им.

— Ты — мой, Рис, — твердила Хелен. — Отныне и навсегда только я имею право трогать тебя. Если ты хочешь, чтобы я трогала тебя так, как это делала Лина, научи меня.

— Лина была настоящей леди в постели, Хелен, — промолвил Рис, взглянув на нее.

Улыбка заиграла на губах Хелен. Она была довольна ответом мужа, хотя ей не нравилась собственная мелочность.

Хелен соскользнула с его тела и, встав на колени рядом с диваном, стала рассматривать затвердевший, налившийся кровью жезл Риса, обрамленный золотистыми волосами. Ее бросило в жар от этого восхитительного зрелища. Она жаждала, чтобы Рис вошел в нее яростно, напористо, неистово.

Но, взяв себя в руки, она лизнула мужа в плечо. Его кожа была солоноватой и немного отдавала мылом.

— Тебе нравится, когда я так делаю? — спросила она, повторяя вопрос, который он постоянно задавал ей.

— Да, Хелен, да, — хрипло ответил Рис.

Пробуя и экспериментируя, Хелен потянулась и дотронулась до соска мужа. Он был плоским и походил на медный пенни. От ее прикосновения судорога пробежала по телу Риса. И тогда Хелен потерла его сосок большим пальцем так, как это делал Рис, лаская ее грудь. Рис лихорадочно вцепился в плечи жены.

Хелен продолжала экспериментировать и выяснила, что Риса бросает в дрожь, когда она легонько покусывает его грудь.

— Я не уверен, что ты… — начал было Рис, но осекся. Хелен усмехнулась, заметив, что он говорит сквозь сжатые зубы. Она чувствовала себя опытной куртизанкой. Теперь Рис не смог бы остановить ее, даже если бы захотел.

От прикосновения ее губ по телу Риса пробегала судорога. Она дразнила его так, как он делал это когда-то с ней.

— Тебе нравится? — смеясь, спрашивала Хелен.

— Да, — тяжело дыша, с трудом произносил Рис. — О Боже, Хелен!

Рис начал выгибать спину, устремляясь навстречу к ее губам и рукам.

— А если я буду делать вот так? — продолжала Хелен.

Она обнаружила, что муж сходит с ума от возбуждения, когда она проводит ногтями по его животу. Хелен упивалась своей властью над ним.

— А вот так? — шептала она, продолжая свои эксперименты.

Но чаша терпения Риса переполнилась. Он схватил ее и рывком посадил на себя. Хелен ахнула от неожиданности, оказавшись на его бедрах. Его член вошел в ее разгоряченное влажное лоно. Но Рису этого было мало. Он опрокинул жену на диван и снова вошел в нее. Листки нотной рукописи разлетелись в разные стороны от их резких движений и, покружившись в воздухе, плавно упали на пол.

Хелен перестала смеяться. Ее взор затуманился. Она учащенно дышала. Ее хриплые стоны заставляли Риса, сжав зубы, двигаться все быстрее, делая мощные толчки. Хелен, его Хелен, была так прекрасна, так изящна и хрупка, что у Риса перехватывало дыхание от любви к ней.

Сладкая истома разлилась по всему телу Хелен. Ее ладони, гладившие его спину, легли на крепкие ягодицы Риса. Она прижала его бедра к своим, и толчки Риса сделались еще мощнее. Огонь страсти охватил Хелен. Она чувствовала, что находится на грани экстаза.

Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но из ее груди вырвался только стон, похожий на всхлип. Рис любовался ее раскрасневшимся лицом, бездонными от страсти глазами, высоким лбом, на котором выступила испарина. Он утратил контроль над собой и стал неистово, словно одержимый, входить в нее. Крик Хелен слился со стоном Риса. По их телам, превратившимся в единое целое, пробежала мощная судорога.

И когда обессиленный Рис упал на нее, Хелен не испытала никаких неприятных ощущений, хотя раньше жаловалась, что задыхается под тяжестью его тела. Однако Рис вспомнил былые жалобы жены и скатился с нее прямо на пол, заваленный бумагой, увлекая за собой Хелен.

— Рис! — смеясь, воскликнула она, но он поцеловал ее, не дав ничего сказать.

— Тише, дорогая, — промолвил Рис голосом, исполненным такой нежности, что Хелен чуть не разрыдалась.

Прижавшись лицом к его плечу, она притворилась, что засыпает.

Но Рис чувствовал, что творится у нее в душе.

— Я был таким дураком, Хелен, если бы ты только знала, — прошептал он, зарывшись лицом в ее волосы.

Она закусила губу.

— Честно говоря, я никогда по-настоящему не хотел Лину, — продолжал он. — Думаю, Том прав. Я превратился в негодяя только потому, что наш отец много лет назад предсказывал мне такую судьбу. Думаешь, я получал удовольствие, когда развлекался с русскими балеринами?

— А разве нет? — удивленно спросила Хелен, поднимая голову и устремляя на него полный сочувствия взгляд.

Рис был, как никогда, серьезен.

— После того как ты ушла из дома, я целый месяц беспробудно пил, осушая в день по две бутылки бренди. Но мне это не помогало. Девицы, танцевавшие на моем столе, тоже не могли отвлечь меня от мрачных мыслей. Я не понимал, почему у меня так скверно на душе.

Хелен слушала мужа, затаив дыхание.

— Только теперь до меня дошло, что я всегда любил тебя, — продолжал Рис. — Но я не мог признаться в этом ни тебе, ни себе. Я попытался избавиться от тебя, выжить тебя из дома, но мне стало еще хуже.

— Я люблю тебя, — прошептала Хелен. — И всегда любила.

— Но как ты могла любить такого негодяя, как я? — искренне удивился Рис.

Хелен улыбнулась:

— Наверное, все дело в том, что я дуреха.

— Это верно, — согласился Рис. Он помолчал, а потом вдруг спросил, запинаясь: — Ты продолжала любить меня даже после того, как я поселил в твоей комнате Лину?

— О, тогда мне казалось, что любовь прошла. Я постоянно внушала себе мысль, что ты мне безразличен. Но все равно мне было больно.

— Прости…

— А ты был… влюблен в нее? — спросила Хелен, не скрывая своего волнения.

Рис покачал головой:

— Нет, я никогда не был влюблен в Лину. И она это знает. Я обожаю ее голос. Уже год я не переступаю порог ее спальни. Мы оба утратили интерес друг к другу.

— Вспоминая прошлое, я сожалею, что делала тебе много жестоких замечаний, — промолвила Хелен. Теперь она навсегда перестала ревновать мужа к Лине и русским балеринам. — Я хочу признаться, что люблю твою волосатую грудь.

— А я не просто люблю твою грудь, я без ума от нее, — промолвил Рис. — Хочешь, я напишу канцонетту, воспевающую ее?

— Боже, какой ты глупый, — нежно сказала Хелен, целуя мужа, а потом продолжала серьезным тоном: — Мне не следовало так безжалостно критиковать твои произведения.

— Мне тоже не следовало с таким презрением относиться к твоему творчеству, — промолвил Рис.

Хелен помолчала.

— Знаешь, — вдруг сказала она, — я думаю, что теперь мы оба будем лучше писать, помогая друг другу.

Рис обнял жену.

— Я не сомневаюсь, что твоя помощь будет мне очень полезна, Хелен. Но я сам вряд ли смогу привнести что-то новое и ценное в твое творчество. Ты — блестящий музыкант. Я уверен, что ты больше одарена, чем я.

— Нет, ты ошибаешься, — возразила она. Рис поцеловал жену в щеку.

— Когда ты рядом, я чувствую вдохновение и пишу на пределе своих возможностей. О чем еще я могу мечтать?

— У каждого из нас особый талант, — задумчиво сказала Хелен. — Ты гениально выражаешь в своих произведениях мир чувств и создаешь яркие образы, Рис. А я пишу музыку без всякого сюжета. Ты помнишь историю с моим вальсом? Я даже не вдумывалась в смысл слов, которые положила на музыку.

Рис засмеялся:

— Именно во время совместной работы над вальсом я начал задумываться о том, что, возможно, ты навсегда останешься в моем доме.

— Я опростоволосилась, да? — с улыбкой спросила Хелен.

— Хуже, чем я со своими балеринами, танцующими на столе, — сказал Рис и вдруг запел: — «Позволь, красавица, тебя обнять. Я твой жених, а ты — моя невеста».

Но тут он вынужден был замолчать, чтобы поцеловать ее.

— «Лицом к лицу с горящими щеками», — прошептала Хелен, когда он прервал поцелуй.

Она не видела лица мужа, потому что он стал осыпать поцелуями ее тело. Насытившись ласками, они снова опустились в изнеможении на нотные рукописи. Прижавшись щекой к груди Риса, Хелен слышала, как бьется его сердце. Ей казалось, что это звучит голос ее собственной жизни, ее будущего.

Постепенно она задремала. Рис тоже уснул. Озаренные тусклым светом мерцающих свечей, догорающих в стоявшем на фортепиано канделябре, граф и графиня мирно спали на партитуре новой оперы.

Утром в комнату для занятий музыкой вошел Лик. Однако Риса и Хелен там уже не было. Если бы дворецкий не был хорошо знаком с обычаями, установившимися в доме лорда Годуи-на, он, пожалуй, не заметил бы ничего странного в обстановке гостиной. Но Лик давно служил у графа и хорошо его знал. Поэтому он долго смотрел на пустой диван и разбросанные вокруг него листы партитуры. Потом он заметил белый шелковый халат, валявшийся неподалеку от фортепиано.

Улыбка заиграла на лице старого слуги. Подняв халат, он аккуратно перекинул его через руку и размеренным шагом вышел из комнаты.

Глава 42

СТРОГО КОНФИДЕНЦИАЛЬНО

18 января 1816 года

Из письма графини Пендросс леди Патриции Гамильтон: «…Уверяю, моя дорогая, что я удивлена не меньше вас. Но это истинная правда. Граф Годуин действительно осыпает свою жену знаками внимания. Подобная галантность со стороны такого человека, как он, выглядит по крайней мере странно. История с оперной певичкой теперь уже в прошлом. Ходят слухи, что графиня Годуин ждет ребенка, поэтому, возможно, внимание, которым граф окружает ее, связано с его желанием иметь наследника. Мужчины, как известно, порой бывают одержимы идеей воспроизводства своего рода. Однако, может быть, его внезапно вспыхнувшие чувства к жене вызваны тем, что она принимала участие в создании новой оперы Годуина, которая уже идет на сцене театра. В газетах пишут, что опера имеет бешеный успех, но я, к сожалению, еще не выбралась послушать ее. Я заявила Пендроссу, что если мы не сходим в театр на этой неделе, то мне будет стыдно появляться в обществе. Представьте, дорогая, все только и говорят об этой премьере. Иногда я завидую вашей тихой уединенной жизни вдали от городской суеты. Тем не менее вы непременно должны послушать оперу „Юная квакерша“ (так она называется), как только снова вернетесь в Лондон. Эпизод, в котором звучит вальс, вызвал настоящий скандал. Скажу по большому секрету, что этот вальс написала сама графиня Годуин.

Я согласна, что первые выезды милой Патриции в свет принесли одни разочарования. Но не надо отчаиваться. Такое часто случается в последнее время. Кавалеры начинают замечать молоденьких девушек на второй-третий год, поэтому советую вам…»

19 января 1816 года

Лондонская «Тайме», статья «Музыкальные события в городе»:

Интерес зрителей к опере «Юная квакерша» не уменьшается. Она остается такой же популярной. В прошлую среду дирекция вынуждена была открыть для публики свободные ложи, поскольку в театре был аншлаг и многие зрители не могли попасть на спектакль. «Юную квакершу» считают лучшим произведением графа Годуина и наиболее изящным образцом комической оперы из тех, которые были поставлены на английской сцене. Некоторые критики даже сравнивают ее с творениями Моцарта. Музыка лорда Годуина отличается подлинным своеобразием, делающим ее непохожей на произведения других композиторов. Трудно передать впечатление, которое она производит на публику. Страсть музыки вызывает отклик в сердцах слушателей. Мы давно не встречали чего-то подобного на наших сценах. Самым популярным до сих пор является эпизод оперы, в котором звучит вальс. Даже сама леди Салли Джерси разрешила исполнять только этот вальс в Олмеке.

22 января 1816 года

Письмо Риса Холланда, графа Годуина, своему брату, проживающему в Беверли, в приходе церкви Святой Марии:

«Дорогой Том!

У нас все хорошо. Ах да, спешу сообщить, что моя опера имела ошеломляющий успех. Написанный Хелен вальс стал настоящей сенсацией, и теперь его танцуют повсюду в Лондоне. Рад был узнать, что у вас все в порядке. Я скучаю по тебе.

Рис».

25 января 1816 года

Из письма Патриции Гамильтон леди Прунелле Шотландской, урожденной Форбес-Шеклетт:

«Дорогая Пру!

Я рада, что ты вернулась из свадебного путешествия. Поверь, мне хочется быстрее услышать о том, как ты провела это время. Моя мама убеждена, что я останусь старой девой, и, пока я не засохла, как забытая виноградная гроздь на лозе, мне хочется узнать о твоих приключениях. Скажу тебе по большому секрету (это строго между нами!), что я тоже не сижу сложа руки и уже получила несколько любовных записочек от лорда Гил-пина! В этом сезоне я несколько раз танцевала с ним на балах, но я и не думала, что он проявит ко мне особый интерес. Однако потом мы случайно встретились в Гайд-парке, а после этого… Я знаю, что мне не следует вступать с ним в тайную переписку, но все это так восхитительно… Меня в отличие от моей мамы не страшит перспектива завянуть в одиночестве…

Кстати, мы только что вернулись из театра, где слушали новую оперу графа Годуина «Юная квакерша». Моя мать просто умирала от любопытства, ей ужасно хотелось посмотреть спектакль, о котором все говорят. Во втором акте этой оперы звучит чудесный романтический вальс. Более прелестной музыки я в своей жизни не слышала! Я думала, что лишусь чувств от восторга, а моя мама вдруг покраснела, когда зазвучали первые такты. Ты непременно должна послушать эту оперу, как только тебе представится такая возможность…»

28 января 1816 года

Записка от Риса Холланда, графа Годуина, Хелен Холланд, графине Годуин, переданная через горничную:

«Если ты спустишься в комнату для занятий музыкой, я тебе кое-что покажу.

Рис».

28 января 1816 года

Записка от Хелен Холланд, графини Годуин, Рису Холланду, графу Годуину, переданная через лакея:

«У меня был доктор Ортолон. Как ты думаешь, цветы „Звезда Вифлеема“ цветут в сентябре?

Твоя жена».

28 января 1816 года

Запись из дневника дворецкого, сделанная мистером Ликом:

«Этот нерасторопный лакей по фамилии Джеймс, которого я нанял на прошлой неделе, был сбит с ног лордом Годуином, когда его сиятельство в большом волнении выбежал из комнаты для занятий музыкой и устремился вверх по лестнице. Джеймс утверждает, что у него вывихнута кисть руки».

Эпилог

Пять лет спустя…

Охотничий домик, принадлежащий графу Годуину

Рис сильно устал. Они с Хелен полночи играли в четыре руки пьесы для фортепиано, а теперь он пытался написать письмо Шаффлу, директору Королевской итальянской оперы. Он хотел сообщить, что не планирует работу над новой оперой для следующего сезона. Они с Хелен были сейчас слишком заняты… И тут Рис услышал звонкий смех, доносившийся с залитой солнцем лужайки. А затем раздался встревоженный голос его жены:

— Рис! Он опять убежал к реке!

Рис, не колеблясь, вскочил из-за стола и устремился на улицу. Смех и крики могли означать только одно: маленький виконт Бекфорд опять убежал от мамы и няни к речке. Вода в ней доходила Рису до щиколоток. Это был скорее мелкий ручей, чем река. И тем не менее ребенку грозила опасность. Рис мгновенно оказался на берегу. За ним бежала жена с полотенцем.

Вольфганг Амадей Холланд стоял посередине речки, вокруг него кружились голубые стрекозы.

— Вольфи, быстро выходи из воды! — заорал Рис и побежал по мелководью к сыну. — Я тебе уже сто раз говорил, чтобы ты без нашего разрешения не спускался к реке!

Глаза Вольфи сияли от радости.

— Подожди, папа! Посмотри, что я нашел!

И он разжал маленький грязный кулачок. На его ладошке Рис увидел крошечного изумрудно-зеленого лягушонка. Рис мгновенно перестал сердиться на сына за непослушание и, склонившись, стал с интересом разглядывать находку.

Выбежав на берег, Хелен увидела трогательную картину. Посреди реки стояли два ее самых близких, родных человека. Оба были так сильно увлечены своим занятием, как будто важнее его для них не существовало ничего на свете. Конечно же, им не было никакого дела до того, что они промочили ноги.

— Вольфганг Амадей! — закричала Хелен пронзительным голосом, каким обычно вопят торговки рыбой в доках. — Немедленно выйди из воды! Рис, почему ты позволяешь ему стоять в холодной реке?

Рис и Вольфи одновременно обернулись.

— Прости, дорогая, — пробормотал Рис, беря сына на руки. — Видишь ли, Вольфи нашел очаровательную амфибию.

Хелен сердито посмотрела на мужа:

— Неужели ты позволил ему плескаться в грязной воде?!

— Я отдал лягушонка папе! — сообщил Вольфи.

Рис вынес сына на берег и посадил на траву. Сняв с сына промокшую одежду, Хелен стала вытирать его тело полотенцем.

— Папа, у тебя из сапог течет вода, — сказал малыш. Хелен не могла долго сердиться на них.

— Так что же ты все-таки нашел, мой милый? — спросила она сынишку.

— Лягушонка, совсем крошечного. Папа держит его в кулаке, чтобы он не убежал. Я хочу, чтобы лягушонок жил в моей комнате.

Хелен покачала головой.

— В моей комнате однажды все лето прожили две лягушки и змея, — сказал Рис, вспомнив свое детство. — Самое неприятное было, когда змея забиралась ночью ко мне в постель.

— Вы похожи как две капли воды, — простонала Хелен. — Посмотри на свои ноги, Рис. Ты испортил замшевые сапоги.

Он усмехнулся.

— Смирись со своей судьбой, Хелен, — сказал он. — Ты всю жизнь будешь окружена мужчинами, которые плюют на моду и свой внешний вид.

Вольфи уже не слушал, о чем говорили родители. Голый, с лягушонком в кулачке, он бросился бежать к лужайке, на которой в тени раскидистых вязов спала его младшая сестра. Малыш знал, что сейчас за ним бросятся в погоню. Ведь Вольфи был раздет, а его мама всегда боялась, что он простудится, хотя у него еще ни разу в жизни не было даже насморка.

Добежав до лужайки, он обернулся и взглянул на своих преследователей. Но они, казалось, потеряли к нему всякий интерес. Родители Вольфи стояли на тропинке, крепко обнявшись.

Вольфи по своему опыту знал, что если его родители начали целоваться, то их было трудно остановить. Еще труднее было отвлечь их от своего занятия, когда они вместе садились за фортепиано. А уж когда они сидели за инструментом и целовались, окружающий мир вообще переставал существовать для них.

Вольфи отвернулся и побежал за бабочкой. Мягкая трава щекотала его босые ступни. В руках голого малыша была зажата лягушка. Ничто в этом мире не могло сравниться с безмятежным счастьем ребенка!

1

«Дебретт» — ежегодный справочник дворянства Великобритании, издающийся с 1802 г. — Примеч. пер.

2

Райдинг — административная единица графства Йоркшир. — Примеч. пер.