Глава 1

В КОТОРОЙ В УИЛТШИРЕ НАЗРЕВАЕТ СКАНДАЛ

Шангтшлл-Хаус Аимпли-Сгпоук, Уилтшир

Гораздо легче одеться, когда задача состоит в том, чтобы спрятать тело, чем когда имеется желание оставить отдельные его участки обольстительно неприкрытыми. С этой бесспорной истиной согласятся все женщины без исключения.

В дни, когда Эсме Ролингс царствовала в лондонском обществе, у нее на одевание уходили часы, после чего она, как гусеница, являлась из своего кокона: черные кудри, сияющие шелком на перламутровых плечах; корсет, чудесным образом зависший в последний момент в воздухе, грозя ежесекундно соскользнуть на талию; изящные изгибы, задрапированные тканью, столь легкой и откровенной, что у многих джентльменов при одном только взгляде на нее подкашивались колени.

Теперь же ей требовалось ровно двадцать минут, чтобы одеться, но мужчины в ее окружении не проявляли иной реакции, кроме острой неловкости от присутствия женщины с животом величиной с огромное пушечное ядро.

— Говорят, я толстая, как свиной пудинг, — как-то пожаловалась Эсме своей тетушке, глядя на себя в зеркало.

— Я бы этого не сказала. — Виконтесса Уидерс сидела в небольшом кресле, роясь в своем ридикюле. — Пропади ты пропадом, никак не могу найти носовой платок.

— Ужасно толстая, — не унималась Эсме.

— Ты носишь под сердцем ребенка. — Арабелла подняла голову и прищурила глаза. — Меня никогда не прельщало это состояние, но ты, моя дорогая, способна изменить мое мнение. Возможно, твой пример покончит с глупой традицией женщин обрекать себя на затворничество в подобном положении.

— Тьфу ты, — довольно грубо бросила Эсме, — так я скоро достигну слоновьих размеров! Никто не пожелает видеть меня на улицах Лондона.

— А по мне, твои размеры не выходят за пределы нормы. Правда, я впервые вижу женщину, которой скоро рожать. Когда у тебя срок, дорогая? Завтра?

— Дети — не гости, которых ждут к обеду, тетя Арабелла, они сами выбирают удобный момент. Повитуха считает, что это произойдет в ближайшие недели.

— Чудесно! Я готова помогать! — Арабелла выпростала руки, словно собиралась подхватить младенца.

Этот жест заставил Эсме улыбнуться — Арабелла была ее любимой родственницей.

— Как это любезно с твоей стороны, тетя, навестить меня в самый разгар сезона.

— Ерунда! И за пределами Лондона можно хорошо развлечься. Меня всегда убивала традиция беременных женщин запираться в глуши. Француженки в этом плане куда разумнее. Мария-Антуанетта танцевала на балах до самого момента разрешения от бремени. Завтра сюда прибудут еще несколько человек, а сегодня мы поужинаем вдвоем, если к нам не присоединится Стивен Фэрфакс-Лейси. Полагаю, ты знаешь, что твоя подруга герцогиня Гертон тоже в положении? Если она родит мальчика, Фэрфакс-Лейси, очевидно, потеряет титул, который является всего лишь почетным, но все равно мы должны поддержать его, не так ли?

Эсме испуганно вскинула голову:

— Фэрфакс-Лейси? Я не в том положении, чтобы принимать дома гостей, тем более если среди них человек, с которым я едва знакома!

Арабелла пропустила ее замечание мимо ушей.

— Я также захватила с собой компаньонку. Зачем скучать в одиночестве, когда в этом нет необходимости? Сезон в разгаре, но я склонна считать, что мое приглашение имеет больший вес, чем какой-нибудь скучный маленький раут в Лондоне.

— И все же, тетя, это не совсем подходящий…

— Ерунда! Я обо всем позабочусь. По правде говоря, я уже позаботилась. Еще я привезла с собой кое-кого из своей обслуги, потому что с людьми, нанятыми в деревне, всегда возникают невероятные трудности.

— О! — простонала Эсме, гадая, как к этой новости отнесся ее дворецкий. Впрочем, несколько дополнительных лакеев не помешают, если ей придется пересесть в кресло на колесах.

— Для тебя также приготовлена корзинка, битком набитая кремами и мылом. Ты должна немедленно все перепробовать!

— К чему это, тетя, — Эсме нахмурилась, — ты ведь не станешь меня сватать, правда? Мой муж умер всего восемь месяцев назад.

Арабелла вскинула тонко выщипанные, подведенные карандашом брови:

— Если ты снова назовешь меня «тетей», я зарыдаю! Я не хочу чувствовать себя старухой. Для тебя я Арабелла и мы, в конце концов, одна семья.

— Да, но…

Однако Арабелле никогда не хватало терпения дослушать собеседника до конца.

— Это ужасно — быть вдовой, я знаю, поскольку трижды сама это испытала. — На мгновение она задумалась. — Однако думаю, я могла бы выйти замуж, если бы захотела. Проблема не в этом…

— Разумеется, нет. Лорд Уиннамор женился бы на тебе хоть сию секунду. — Эсме согласно кивнула.

— Кстати, я пригласила и Уиннамора; он прибудет завтра. Моя дорогая, участь вдовы никого не вдохновляет. Что ты думаешь о Фэрфаксе-Лейси? У него сильные ноги, и зад его мне тоже нравится. — Арабелла вылила на ладонь и втерла немного чудодейственного миндального крема в шею. — У него денег куры не клюют, хотя ты в них особенно не нуждаешься, поскольку Ролингс неплохо тебя обеспечил. Смысл в другом: Фэрфакс-Лейси — хороший человек и в ближайшее время не испустит дух. Запас жизненных сил — вот что нам нужно в мужчине. Взгляни на меня: трижды побывала замужем, и ни один из моих мужей не дожил до нынешних дней.

Эсме вздохнула. Было ясно, что бедного мистера Фэрфакса-Лейси будут неутомимо к ней подталкивать, пока он не спохватится.

— Сегодня счет не в нашу пользу. — Арабелла вздохнула. — Ты, я, твоя подруга леди Годуин да моя компаньонка.

— Кто она?

— Леди Беатрикс Леннокс.

Что больше всего раздражало Эсме в беременности, так это значительное ослабление памяти.

— Кажется, я ее не знаю…

— Конечно, знаешь, — ответила тетка довольно бесцеремонно. — Беатрикс — одна из дочерей герцога Уинтерзолла. В свой первый сезон, к несчастью…

— Та самая дочь? — Теперь Эсме вспомнила. — И ты считаешь ее своей протеже?

— А что тут особенного? — Арабелла взбила перед зеркалом кудри. — Я могу перечислить тебе целый список тех, кто считает моей протеже тебя, включая твою матушку. Господь знает, сколько раз Фанни жаловалась на мое влияние.

Эсме наморщила лоб.

— Если мне не изменяет память, леди Беатрикс застали на месте преступления. Со мной такого не случалось.

— Ну, может, дело в том, что тебя просто ни разу не поймали…

Эсме вдруг ясно представилась некая гостиная в доме леди Трубридж, и она благоразумно промолчала. По крайней мере ей уже удалось выйти замуж, когда она начала жизнь, снискавшую ей репутацию бесстыдницы Эсме.

— Надеюсь, ты завела себе компаньонку не для того, чтобы позлить матушку?

— Твоей матери пойдет только на пользу, если она некоторое время пообщается с Беатой. У девочки стальной характер, и ей доставляет удовольствие заставлять людей шевелиться. Когда ты познакомишься с ней, дорогая, сама увидишь. Она далеко пойдет, попомни мои слова!

— О Господи! — воскликнула Эсме, внезапно вспомнив про дамский кружок шитья. — Забыла сказать тебе, тетя Арабелла, что я теперь стала очень респектабельной особой.

Арабелла фыркнула:

— Зачем, скажи на милость, тебе понадобилось это?

— Прости, но я обещала бедному Майлзу впредь избегать дурной славы.

— Чертовски странно! Ты, Эсме Ролингс, коротаешь свои дни в Уилтшире подобно сельским кисейным барышням! Неужели ты решила покончить со своей вольницей?

Эсме решительно кивнула. Пусть тетя ухмыляется сколько влезет, отныне она будет вести жизнь уважаемой вдовы и матери.

— И как же ты осуществляешь это чудесное преобразование? — Арабелла недоверчиво покачала головой.

Эсме пожала плечами:

— Все очень просто. Я вступила в местный дамский кружок шитья и теперь…

Но в присутствии Арабеллы Эсме всегда было трудно закончить фразу.

— Ты? Ты вступила в дамский кружок шитья?

— Да, вступила, — ответила Эсме с достоинством. — Это весьма стоящее дело, тетя Арабелла. Мы шьем простыни для бедняков.

— Не хотела бы я оказаться на твоем месте! Дай мне знать, когда ожидается приход дам, и я скроюсь с глаз, — сдавленно хихикнула Арабелла. — Я и Беате сообщу. Осмелюсь предположить, что она предпочтет сбежать в деревню, лишь бы не оказаться в окружении группы белошвеек.

Лицо Эсме омрачилось.

— Не нужно надо мной смеяться.

— Ну тогда, может, ты хочешь, чтобы я вернулась в Лондон, оставив тебя в кругу достойных матрон?

— Нет! — Эсме сказала это от всего сердца. — Пожалуйста, тетя Арабелла, не уезжай. Я так рада, что рядом со мной кто-то есть. Ты же знаешь, с мамой мне непросто — она так и не оправилась после смерти моего маленького брата.

— Безусловно, это была большая трагедия. Бедный малыш…

— Порой я боюсь за своего младенца, — призналась Эсме. — Что, если он тоже… .

— Нет-нет, этого не произойдет! — Арабелла всплеснула руками. — Я не допущу. Кстати, сегодня у нас соберется настоящий девичник. Единственным мужчиной среди собравшихся будет Фэрфакс-Лейси, если, конечно, приедет. И все равно я хочу, чтобы ты жила полной жизнью, а не сидела сиднем и не жаловалась. Так что, дорогая, постарайся не разочаровать меня.

Глава 2

НЕ СОВСЕМ ДЕВИЧНИК…

Стивен Фэрфакс поправил галстук и в сотый раз задумался о том, что ему за нужда идти на домашний прием во время парламентской сессии. Присоединяясь к приглашенным в дом бесстыдницы Эсме Ролингс, он пропускал очень важную тему Хлебных законов[1].

Последние десять лет Стивен постоянно боролся за благосостояние простых людей и никогда не пользовался своим почетным титулом, который носил как наследник кузена Камдена, герцога Гертона. В палату общин его выбрали за собственные заслуги и убеждения, но… Куда привели его эти убеждения? Десять лет бесплодной борьбы истощили его силы, а теперь он и вовсе потерпел поражение.

Стивен отбросил безнадежно мятый галстук, и камердинер тут же протянул ему следующий.

Хотя на этот раз попытка увенчалась победой, все остальное в жизни Стивена оставляло желать лучшего. Во-первых, он чувствовал себя старым. Сорок три года — подумать только! Но главное, он чувствовал себя одиноким, и все из-за посещения Кэма. Кузен с женой только что вернулись из Греции, и герцогиня, ждавшая ребенка, просто лучилась светом, а Кэм, которого силой принудили к браку, теперь чуть не лопался от гордости. Однако это лишь обострило одиночество Стивена.

Наконец Стивен надел сюртук и спустился по лестнице. Вполне возможно, что утром под предлогом работы он вернется в Лондон. Может статься, он даже сумеет заскочить на бал в «Олмак» и познакомиться с какой-нибудь свежей молоденькой особой, для которой его возраст не помеха. В конце концов, он лакомая добыча, если выражаться без обиняков, и обладает более чем прибыльным поместьем.

Правда, Стивен уже забыл, как выглядит его собственность, — последние десять лет работа в парламенте поглощала практически все его время, и порой его одолевала тоска по праздным дням юности, когда вместе с Кэмом он строгал лодки и ходил удить форель.

Внезапно его посетила роскошная мысль — ему нужна любовница! Поиск жены занимает длительное время и к тому же утомляет, а вот любовница — другое дело, она мгновенно излечит его от хандры.

Он на секунду задумался. Неужели и вправду минул год, с тех пор как он в последний раз входил в спальню к женщине? Как такое могло случиться? Мэрибелл поцеловала его на прощание и ушла с лордом Пинкертоном. Проклятие!

Неудивительно, что он постоянно пребывает в дурном расположении духа. К счастью, дом Эсме Ролингс — отличное место, где можно без труда подыскать любовницу.

Войдя в салон в приподнятом настроении, Стивен почтительно склонился над рукой хозяйки.

— Должен извиниться перед вами, миледи, за столь поспешный приезд. Леди Уидерс заверила меня, что считает ваш дом почти своим. Надеюсь, она не покривила душой?

Леди Ролингс хмыкнула. Ее грудь, от которой у мужчин тотчас начинало пульсировать в паху, с беременностью стала еще более обольстительной, а когда их взгляды встретились, в глазах Эсме промелькнуло нечто, заставившее Стивена думать, что она угадала его потаенные желания. Разумеется, с его стороны было бесстыдством допускать подобные мысли о даме, готовящейся стать матерью, но тут уж он не мог ничего поделать…

— Познакомьтесь, это Беатрикс Леннокс, — церемонно произнесла леди Ролингс. Судя по странной интонации голоса, она ожидала, что Стивен сразу узнает девушку. — Леди Беатрикс, Стивен Фэрфакс-Лейси, граф Спейд.

Леди Беатрикс явно была незамужней и столь же явно не годилась ему в жены. Жена должна быть ангелоподобной, излучать сияние, в то время как леди Беатрикс скорее выглядела как дорогая куртизанка. Ее губы напоминали пухлый розовый бутон, который не встретишь в природе. Кожа ее была бледной, как сливки, а на спину ниспадали рыжие кудри. Бархатистые черные ресницы наверняка были фальшивыми, как и вся ее красота.

Стивен едва не рассмеялся. Разве не такую конфетку он надеялся найти? Жаль, что она благородного происхождения и не замужем, что делает ее неподходящей для мимолетной связи…

— Мистер Фэрфакс-Лейси? — В голосе Беатрикс прозвучало томное обещание. — Рада с вами познакомиться.

Он легко коснулся губами тыльной стороны ее ладони. Французские духи, которыми она пользовалась, явно относились к сорту, воспринимаемому определенным типом женщин как созвучные ночной страсти.

— Мне не менее приятно…

У нее были высокие, тонкие, подведенные черным карандашом брови, что очень ей шло. Едва Стивен подумал об этом, как рядом с ним появилась леди Арабелла.

— Ага, вы уже познакомились с моей компаньонкой. — Арабелла изобразила на лице улыбку. — Беата, мистер Фэрфакс-Лейси — настоящий трудяга. Представь себе, он член парламента!

На лице леди Беатрикс тут же появилось выражение нескрываемой скуки, так что Стивен счел за лучшее поклониться и отойти прочь; на другом конце комнаты он заприметил графиню Годуин, которая уже много лет не жила с мужем и чья кандидатура представлялась ему однозначно подходящей. К тому же графиня отличалась той неброской, благородной красотой, которая была ему очень по душе. Вот только, к несчастью, репутация леди Годуин слишком приближалась к безукоризненной. С такой особой придется повозиться. Но разве не этого он добивался? Итак, да здравствуют трудности!

Приняв решение, Фэрфакс-Лейси быстро зашагал через комнату.

Хелен, графиня Годуин, сразу отметила длинное и узкое, с высокими скулами лицо английского аристократа, принадлежавшее графу Спейду. То, что он безупречно одет, она считала едва ли не самым главным качеством джентльмена в отличие от флирта с Эсме. Как он мог! Или это всего лишь безобидный флирт?

Когда в следующий момент Стивен двинулся через комнату в ее сторону, Хелен почувствовала, что краснеет. Конечно, ей не следовало пялиться на него в открытую, наподобие какой-нибудь дебютантки, а вот продолжить с ним знакомство было бы приятно. К тому же он являлся весьма добросовестным членом парламента, но больше всего ее, разумеется, привлекала замечательная внешность. О, если бы много лет назад она вышла замуж за кого-нибудь похожего на мистера Фэрфакса-Лейси, а не за Риса!

Увы, Стивен вряд ли сбежал бы с такой юной и глупой особой, какой была она. Маловероятно, чтобы он вообще мог жениться.

Хелен присела в реверансе:

— Я рада снова видеть вас. Что вы делаете в деревне? Разве парламент уже закончил работу?

Предложив ей сесть на кушетку, Стивен опустился рядом с ней. Несмотря на то что его глаза улыбались, он выглядел абсолютно серьезным.

— Парламент пока обойдется без меня, — сказал он непринужденно.

Хелен тут же отметила его восхитительные голубые глаза: ясные, чистые, они светились уважением в отличие от сердитого взгляда ее мужа.

К этому моменту настроение Стивена значительно улучшилось. Чтобы мир не казался серым и бессмысленным, ему нужна была женщина, и робкое очарование леди Годуин оказалось идеальным противоядием.

— О Боже! — Хелен прикоснулась к его пальцам затянутой в перчатку рукой. — Весьма печально это слышать. Я не считаю последние годы правления тори сколько-нибудь удовлетворительными, — поспешно пояснила она.

— Вот как?

Некоторое время они сидели в молчании, и любой мыслящий наблюдатель заметил бы, что у леди Годуин слегка разрумянились щеки. Тот же самый наблюдатель мог бы заметить, что мистер Фэрфакс-Лейси искоса поглядывает на ее лицо, тогда как она с деланным интересом изучает содержимое своего бокала, и сделать из этого весьма пикантные выводы.

Глава 3

ТАКАЯ МОЛОДАЯ И ТАКАЯ ИСПОРЧЕННАЯ…

В конце концов леди Беатрикс Леннокс решила, что домашнее собрание, устроенное скандальной леди Ролингс, могло бы быть хоть немного поинтереснее. Единственной гостьей, кроме тех, кого привезла с собой Арабелла, оказалась графиня Годуин, но Беату она не интересовала, и когда кто-то похлопал ее по плечу, она, приглушенно ахнув, поспешно обернулась.

Перед ней стояла графиня собственной персоной.

Когда они обменялись обычными приветствиями, графиня сперва уставилась в окно, а затем произнесла, растягивая слова:

— Вы были так поглощены созерцанием, что я подумала: отсюда открывается восхитительный вид. Увы, эти окна выходят всего лишь на задний двор.

Беата пожала плечами.

— Я просто размышляла, — нехотя пояснила она.

— Вот как? Надеюсь, не о неверных мужьях? У меня как раз такой, но вы, конечно, не собираетесь последовать моему примеру…

Беата рассмеялась:

— В мои планы вообще не входит замужество, так что я надеюсь счастливо избежать лишней головной боли.

— А вот я сбежала из родительского дома со своим возлюбленным, — призналась графиня с мечтательным видом. — Тайное бегство — самое упоительное в знакомстве, но само знакомство — едва ли надежная основа для брака.

— Вы правы, я всегда считала побег с возлюбленным довольно романтичным, — с деланным энтузиазмом заметила Беата. На самом деле она с трудом могла представить, что кому-то пришла в голову фантазия бежать с леди Годуин. Графиня выглядела довольно худой, с острыми скулами и массой заплетенных в косы волос, что придавало ей облик средневековой матроны. Подобная внешность ни у кого не могла вызывать восторга. К тому же ее изрядно портила плоская грудь. Сама Беата носила нижнее белье, покрой которого не только подчеркивал каждый дюйм ее плоти, но и создавал впечатление дополнительного объема даже там, где его на самом деле не было; вот почему она с презрением относилась к женщинам, которые таким бельем не пользовались.

— Должно быть, я тогда считала бегство с возлюбленным невероятно романтичным, — произнесла графиня, присаживаясь. — Но теперь мне в это не слишком верится. Конечно, много лет назад я была просто глупой девчонкой.

Беата едва не рассмеялась.

— А вам никогда не хотелось взять мужа в руки?

— Взять мужа в руки? — Графиня вскинула брови.

— Почему вы не выдворили оперную певичку из своей спальни? — спросила Беата, словно справлялась о времени суток. — Я бы никогда не позволила другой женщине спать в моей постели.

— Но это выдало бы мое желание воцариться в этой спальне самой. Кроме того, если бы ее не было в моей постели, все равно кто-то оказался бы на этом месте. Я принимала ее как неизбежное зло, досадное неудобство, что-то вроде грелки для постели…

Беата чуть ни подавилась. Теперь она, кажется, поняла, почему пристойная до приторности леди Годуин дружила со столь же непристойной леди Ролингс.

—  — Грелка для постели?

Графиня кивнула.

— Как это несправедливо! — Беата всплеснула руками. — Не иметь возможности спать в собственном доме!

Графиня бросила на нее сардонический взгляд:

— А когда жизнь была справедлива к женщине, леди Беатрикс?

— Ну… — До настоящего момента Беата не была уверена, помнит ли графиня о ее скандальном прошлом. — Свою ситуацию я не считаю прискорбной.

— Если мне не изменяет память, вас застали в нескромном положении с Сандхерстом. Скандал не задел его репутации, в то время как ваша была испорчена. Вас изгнали из родительского дома и… — графиня сделала паузу, подыскивая подходящее слово, — большинство тех, кто вас знал, не пожелали вас принимать.

— Да, но я не собиралась выходить замуж за Сандхерста, — усмехнулась Беата. — Если бы я стала его женой, думаю, все бы моментально утряслось. Однако я отказала ему.

— И почему вы не захотели выйти за него?

— Если честно, он мне не особенно нравился. Качнув в бокале свой херес, графиня выпила его залпом.

— Вы гораздо умнее меня, леди Беатрикс. Я не обнаружила подобной неприязни, пока не вступила в брак.

Беата улыбнулась:

— Вероятно, следовало бы признать незаконными браки, заключенные в Гретна-Грин[2].

— Вероятно. Вы и вправду полагаете, что никогда не выйдете замуж?

— Да.

— И всегда придерживались такого мнения? Графиня не хуже Беаты знала, что ни один уважаемый мужчина не возьмет в жены такую особу, поэтому Беата промолчала.

— Ну конечно, вы не думали о замужестве. — Графиня вздохнула. — В противном случае зачем вам отказываться от предложения Сандхерста? Весьма сожалею.

Беата пожала плечами:

— Это тот случай, когда мечты уступают место реальности. Вместо того чтобы терпеть такого мужа, как ваш, миледи, я, вероятно, заехала бы ему в ухо каким-нибудь тяжелым предметом…

Леди Годуин улыбнулась, и улыбка сразу оживила ее лицо. Теперь она больше не казалась скучной матроной из Средневековья.

— И что еще вы бы сделали с моим мужем? — осведомилась она не без любопытства. — Между прочим, можете называть меня Хелен; в конце концов, это самый откровенный разговор из всех, которые до сих пор мне приходилось вести с абсолютно незнакомым человеком.

Хелен удивлялась себе. Впрочем, в Беатрикс Леннокс было нечто такое, какая-то искра озорства, которая и в самом деле напомнило ей Эсме.

— Вы тоже можете называть меня Беата. Насколько я понимаю, вы сами не хотите, чтобы ваш муж… играл чересчур активную роль в вашей жизни. — Беата старалась говорить предельно деликатно.

Хелен рассмеялась:

— Ну конечно, нет.

— Тогда заставьте его пожалеть, что ему пришла в голову мысль покинуть вашу постель. В то же время дайте ему понять, что у него нет ни малейшей надежды вернуться.

— Вы считаете, я должна отомстить? — Хелен вновь вскинула бровь; идея мести представлялась ей достаточно привлекательной.

— Точно, — кивнула Беата. — Кроме того, месть не только сладка сама по себе — она приносит удовлетворение. Вы, леди Годуин…

— Хелен.

— Хелен, — послушно повторила Беата. — Вы имеете репутацию, о которой другие находящиеся здесь дамы могут только мечтать.

Хелен невольно усмехнулась: Беата, леди Арабелла и сама Эсме едва ли могли претендовать на звание поборниц добропорядочности.

— Эсме рядится в новое платье, — уточнила она. — Мечтает стать досточтимой матроной, вдовой.

Беата пожала плечами:

— Может, леди Ролингс и мечтает о добропорядочной репутации, но я — точно нет. Со стороны Арабеллы я также не замечала подобных устремлений. Среди нас вы единственная, кто больше всех пострадал от мужчины и все же сохранил благоразумие. Что до меня, то на вашем месте я бы бесстыдно флиртовала с мужчинами на глазах мужа.

— Возможно, я тоже так бы сделала, если бы это было ему небезразлично. Но Рису, сказать по правде, все равно.

— Чепуха. Мужчины как собаки на сене: им нужна вся кормушка, хотя сами они сена не едят. Если вы заведете роман, особенно на глазах всего света, он подавится собственной печенью, — сказала Беата не без удовольствия: ей было радостно видеть, с каким вниманием слушает ее графиня. — Не говоря уже о том, какое удовлетворение вы при этом получите.

— Мой Бог, — Хелен улыбнулась, — неужели он в самом деле подавится своей печенью?

— Ваш муж слишком хорошо устроился в этом мире, — не унималась Беата. — У него есть оперная дива и есть вы. Весь свет знает, что вы храните ему верность.

Хелен на секунду задумалась.

— Видите ли, дорогая, проблема состоит в том, что мне и вправду придется завести роман и продемонстрировать его всему свету.

— Ну да! — Беата заговорщицки подмигнула. — Вам ведь нечего терять, кроме репутации, но что она для вас?

— Действительно, что?

Однако Беата уже знала, что победила. Она сделала паузу и окинула собеседницу внимательным взглядом.

— А ведь меня предупреждали о таких женщинах, как вы, еще когда я училась в школе. — Хелен неожиданно усмехнулась.

Беата посмотрела на нее:

— Такая молодая и такая порочная?

— Что-то в этом роде. — Хелен опустила взгляд на бокал с хересом. — А вот у меня нет ни малейшей надежды привлечь мужчину, с которым можно завести роман. За все эти годы никто не сделал мне ни одного хоть чуть-чуть непристойного предложения. Похоже, мой муж был первым и единственным, отважившимся на это.

— Ерунда. Свободных мужчин пруд пруди. — Беата послала ей ободряющую улыбку, и Хелен подумала, что Беате, вероятно, подобные предложения поступают каждый божий день. — Конечно, на этой вечеринке мужчины и впрямь в меньшинстве, но… Как насчет того политика, которого притащила сюда Арабелла?

— Мистера Фэрфакса-Лейси? — Хелен пожала плечами. — Я не уверена, что…

— Знаю-знаю. Я то же самое подумала: отцы церкви, пристойность, честь, Ветхий Завет. Скучный старый пуританин!

«Пуританин» было наихудшее оскорбление в устах Беаты.

— Нет, я не это имела в виду. На самом деле я нахожу мистера Фэрфакса-Лейси вполне привлекательным, но сомневаюсь, что он согласится на непристойную связь со мной. А если учесть, что все это придется делать на глазах моего мужа…

Беата снова задумалась. Как сказать женщине, с которой только что познакомилась, что та нуждается в новом гардеробе? Задача в самом деле непростая.

— Очень часто эти старомодные джентльмены втайне мечтают поразвлечься, иначе с какой стати граф принял бы приглашение Арабеллы. Эта вечеринка не для респектабельных общественных деятелей.

Обе дамы уставились на мистера Фэрфакса-Лейси, который мирно беседовал с хозяйкой.

— Как вы думаете, он разбирается в музыке? — внезапно спросила Хелен.

— Разве это имеет какое-то значение?

— О, я от музыки просто без ума и не смогу проводить время с кем-то, кто ее не любит.

Словно услышав эти слова, мистер Фэрфакс-Лейси повернулся к пианино, стоявшему в углу комнаты, и, подсев-к нему, начал наигрывать веселый мотив, улыбаясь во всю ширь рта Эсме.

— Ну и как, он выдержал испытание? — полюбопытствовала Беата. Сама она училась игре на арфе, поскольку ее отец считал, что легкий перезвон струн в какой-то степени созвучен девичьим мыслям.

— Увы, не в части вкуса, — отозвалась Хелен несколько кисло. — Он играет одну из арий моего мужа. Вы наверняка знаете, что мой муж пишет комические оперы?

Беата кивнула, хотя не имела об этом ни малейшего представления. Хелен была замужем за графом, а разве графы пишут комические оперы?

— Он исполняет отрывок из оперы, которая называется «Белый слон». Уж-жасно. — Хелен вздохнула. — В целом опера не так плоха, но это место просто ужасно. Однако, судя по тому, что мистер Фэрфакс-Лейси играет отрывок наизусть, ему он понравился.

И все же Беата пришла к выводу, что Хелен и политик вполне могут составить пару.

— Я провожу вас через комнату, чтобы вы исправили музыкальный вкус мистера Пуританина, — предложила она бодро. — Мужчины любят, когда их поправляют красивые женщины. Тем временем мы определим, стоит ли он вашего времени и усилий. Он достаточно стар, чтобы уже отрастить животик, а это гораздо хуже отсутствия музыкальных способностей, поверьте.

— Что-то я не заметила, чтобы мужчинам нравилось, когда их поправляют, — возразила Хелен, — и к тому же…

Но Беата уже тащила ее через комнату, как настойчивый маленький буксир.

Когда Стивен поднял взгляд, то с удивлением увидел глазеющих на него через пианино восхитительную, при всей своей дурной репутации, крошку леди Беатрикс и изысканную леди Годуин. Его пальцы дрогнули, когда он понял, какую совершил ошибку, выбрав этот музыкальный фрагмент.

Стивен проворно вскочил на ноги, но тут же заметил, что графиня улыбается ему, а ее глаза сияют, и на его губах расплылась ответная улыбка.

Леди Беатрикс тоже улыбнулась, но, чтоб ему провалиться, если при этом она не превратила обычное приветствие в бесстыдное в своей откровенности приглашение. Что-то такое было в ее глазах, когда, обжигая зноем, они принялись исподволь изучать его тело, задержавшись чуточку дольше на середине. К счастью, его живот оставался таким же плоским, как и в день, когда он вышел из Оксфорда, хотя… что, если она разглядывала его ниже? Впрочем, сейчас он меньше всего на свете хотел заводить роман с незамужней дамой, уже заработавшей репутацию легкомысленной особы.

С трудом оторвав от нее взгляд, Фэрфакс переключился на графиню.

— Леди Годуин, несколько лет назад я имел удовольствие слышать вашу песню на музыкальном вечере. Не окажете ли вы нам честь исполнить сейчас ваше сочинение?

Хелен улыбнулась сдержанной дружелюбной улыбкой и заняла место за клавиатурой.

— Буду рада сыграть вам, хотя я редко исполняю свои вещи на публике…

К удивлению Стивена, Беатрикс Леннокс, похоже, не заметила его пренебрежительного к ней отношения; возможно, она держала свои приглашения наготове, но не предназначала их никому персонально. Сейчас Беатрикс имела вид школьницы, хотя подобное сравнение было явно неуместным, поскольку ее лиф не выполнял своего назначения и она, наклонившись, почти касалась грудью полированной поверхности инструмента.

— Я не представляла, что вы сочиняете музыку, Хелен! — воскликнула Беатрикс. — Чудесный дар! Вы правда сыграете нам что-нибудь из того, что сами написали? Пожалуйста!

Стивену пришлось признать, что леди Беатрикс была почти неотразимой, когда о чем-то просила, и он ничуть не удивился, когда леди Годуин, покраснев, кивнула.

— В настоящий момент я работаю над вальсом. Возможно, вы потанцуете с леди Беатрикс, пока я буду играть?

Стивен недоуменно моргнул:

— Боюсь, мне не слишком часто приходилось вальсировать.

Это была правда. Заседания в палате общин не оставляли Стивену времени на то, чтобы кружить женщин по танцевальному залу, особенно в этом новомодном немецком танце, чтоб ему провалиться. Он вальсировал всего раза три или четыре в жизни, а теперь ему предстоит попытаться сделать это на глазах у публики. И все же он храбро направился на середину зала. Беатрикс легко плыла перед ним, демонстрируя свою миниатюрную фигуру с округлыми формами. Впрочем, не такая уж она и миниатюрная, скорее это он обладает слишком большим ростом.

— Прежде чем начнется вальс, прозвучит небольшое вступление, — объявила леди Годуин и, кивнув, опустила руки на клавиатуру.

На миг Стивен замер. Потом, подхватив леди Беатрикс за талию, ринулся на середину освобожденного пространства, но…

— Прошу прощения! — воскликнула из-за пианино леди Годуин. — Я задала слишком быстрый темп. Минутку…

Беатрикс прыснула:

— Вы куда проворнее моего деда! — Ее лицо порозовело, а грудь высоко вздымалась.

Для школьницы она имеет чересчур роскошную грудь, подумал Стивен не без интереса, но тут леди Годуин снова привлекла его внимание.

— Пожалуйста, давайте начнем еще раз, — попросила она.

На этот раз музыка зазвучала гораздо спокойнее, и Стивену вдруг вспомнилось, что когда-то давно он считал танцы удовольствием, пока не открыл для себя политику.

Мелодия понесла их вперед. Раз-два-три! Раз-два-три! Леди Беатрикс улыбалась, ее глаза сияли радостью.

— Можно сделать вам комплимент? Вы поразительно хорошо держите темп…

Уж не из уважения ли к его возрасту она это сказала?

— То же могу сказать про вас. — Стивен не без досады почувствовал, что его ладонь на ее талии пронзает сладостная дрожь. Совсем неплохо держать в объятиях этот образчик зрелой женской плоти, на котором нет корсета, о чем говорила его рука, покоившаяся на ее спине.

Внезапно вальс начал замедляться и, сменив тональность на минорную, приобрел довольно меланхолическое звучание. Теперь они плыли по комнате, окутанные грустью.

— Должно быть, Хелен выражает в музыке свою печаль. — Беатрикс подняла глаза. — Мелодия стала такой грустной…

Она держалась с ним так, словно они были старыми знакомыми и он приходился ей дядюшкой или дедом.

— Я получил истинное удовольствие, леди Беатрикс. —•-Стивен не мог скрыть иронию, и она определенно это почувствовала. Ресницы Беатрикс встрепенулись, и она окинула его томным взглядом.

— Я тоже, — ответила она вежливо. Черт, она хуже, чем куртизанка!

Леди Годуин поднялась из-за пианино, и Стивен, подойдя к ней, взял ее руку и поднес к губам.

— Вы играли просто восхитительно, — тихо произнес он. — Ваш вальс бесподобен.

— Ну что вы, ничего особенного! — поспешно возразила она. — К тому же он слишком быстрый. Вы, должно быть, выбились из сил. — Произнося эти слова, графиня сияла, как начищенный подсвечник.

Решив воспользоваться ситуацией, Стивен повернул ее ладонь и оставил поцелуй на внутренней стороне.

— Что бы вы ни делали, меня вам не утомить, — сказал он, глядя ей в глаза и отмечая про себя, что румянец делает ее еще прелестнее.

Глава 4

САД ЭДЕМА

— Регулярное чтение «Сплетника» убедит кого угодно, что английские дамы благородных кровей только тем и занимаются, что соблазняют своих дворецких и лакеев. Этот журнал просто позор! — Миссис Кейбл швырнула мерзкую писанину на стол. — Если леди Синдхем действительно настолько глупа, чтобы бежать со своим лакеем — а я не вижу причины не верить этому, — информацию следовало бы скрыть, чтобы другие не последовали ее примеру!

Ответ ее собеседницы был столь же фривольным, как и ее природа.

— Чтение приключений леди Синдхем вряд ли может заставить кого-либо смотреть похотливыми глазами на своих лакеев. — Эсме Ролингс презрительно дернула плечом. — По крайней мере если они выглядят так же, как те, что находятся в услужении у меня в доме.

— А вот и нет! — с отвращением воскликнула миссис Кейбл. — Не успеем мы оглянуться, как впечатлительные молодые леди начнут выскакивать замуж за лакеев или даже за садовников! Можете смеяться, леди Ролингс, но дело принимает скверный оборот. Вот почему я сама начинаю кампанию за искоренение неисправимых греховодников из своего персонала и искренне надеюсь, что вы сделаете то же самое.

Миссис Кейбл специально навестила леди Ролингс, поскольку бедная женщина была вдовой и ждала ребенка, а между тем ее склонность к ветрености вызывала беспокойство. Миссис Кейбл то и дело находила подтверждения тому, что Эсме Ролингс не зря считается распутной женщиной. Бесстыдница Эсме — вот как прозвали ее в Лондоне.

Тем более миссис Кейбл чувствовала себя обязанной навещать вдову время от времени, чтобы внушить ей уважение к мудрости Библии. Даже сейчас, глядя на нее, миссис Кейбл ощущала беспокойство. Леди Ролингс, несмотря на беременность, выглядела чересчур красивой, настолько, что пылающий цвет щек придавал ей сходство с больной лихорадкой. А тут еще эта улыбка, изгибающая ее губы… Миссис Кейбл оставалось лишь надеяться, что Эсме не мечтает втайне об одном из своих лакеев.

Но тут она была не вполне права. Разумеется, Эсме не думала о своем дворецком, достойном человеке по имени Слоуп, как не мечтала и о лакеях, неопытных деревенских парнях, отданных на попечение Слоупу. Дела обстояли куда хуже, поскольку все ее мысли занимал садовник.

Проводив миссис Кейбл, Эсме вернулась в гостиную и попыталась припомнить причины, по которым ей следовало быть респектабельной. Миссис Кейбл среди этих причин не значилась, но именно она возглавляла дамский кружок шитья, святая святых дам, решивших посвятить себя добродетельной жизни. Когда члены кружка не были заняты подшивкой простыней для бедняков, они обсуждали репутации всех, кто проживал в пределах ближайших пяти графств. Чтобы проложить себе дорогу в этот кружок, Эсме пришлось привлечь дипломатические способности вставшего на путь исправления распутника, домогавшегося сана епископа в англиканской церкви, и теперь возможность потери только что обретенной добропорядочности представлялась ей весьма болезненной.

Однако что же ей делать? Садовник отказывался оставить службу и, вероятно, бродит где-то по ее парку. С таким же успехом он мог удалиться в садовый домик в конце яблоневого сада и сидеть там, предаваясь чтению Гомера и не подозревая о вреде, который способно оказать его присутствие на репутацию женщины, которая обещала своему супругу, перед тем как он умер, присоединиться к тем добродетельным особам, которые носят маленькие кружевные чепцы и шьют простыни для бедных. И разумеется, никаких садовников!

Отдав себе столь строгое распоряжение, Эсме направилась вниз по склону в яблоневый сад. Как только малыш появится на свет, она больше никогда не увидит садовника, потому что поручит дворецкому уволить его со службы. А пока…

Эсме ускорила шаги. Располагавшийся в конце сада домик выглядел маленьким, грубо сколоченным сооружением; все присутствовало в нем в единственном числе: один стул, один стол, одна скамья, один камин, одна кровать и… один садовник.

Когда Эсме распахнула дверь, он стоял у камина спиной к ней. И лишь после того, как дверь с громким стуком захлопнулась, резко обернулся. В результате горшок упал с огня, и его содержимое разлилось по полу, отчего у Эсме в животе заурчало. Это все беременность: из-за нее она постоянно чувствовала себя голодной.

Себастьян взглянул на нее, но не поздоровался. Тогда Эсме попыталась улыбнуться.

— Только не говори мне, что учишься готовить.

Он сделал шаг в ее сторону, и Эсме вновь отметила, что его черты отличаются правильностью и кажутся вырезанными из мрамора. Ни один мужчина не имел права быть таким красивым. Себастьян представлял опасность для всего женского населения Англии, возможно, даже для самой миссис Кейбл.

— Ты что, готовил рагу? — Она указала в сторону опрокинувшегося горшка.

— Его принесла мне Розали из деревни. Эсме прищурилась:

— А кто эта Розали?

— Дочь булочника. — Садовник пожал плечами и сделал еще один длинный шаг. — Это что, визит вежливости, миледи?

В его глазах блеснули искры, от которых у Эсме подпрыгнуло сердце и подогнулись колени. Тем не менее она уже открыла рот, чтобы сообщить ему о грядущем увольнении, но вдруг обнаружила, что говорит нечто совершенное другое:

— Сколько лет этой Розали?

— Какая разница. Розали — обыкновенная девушка, — ответил он небрежно.

— Ага, — произнесла Эсме, сознавая, что ей совершенно нечего сказать, кроме того, что сама она давно не девушка. Ей исполнилось двадцать семь, и она беременна.

Садовник стоял прямо перед ней, весь золотистый и манящий в своей грубой рабочей рубахе. Рукава он закатал до локтей, и его руки бугрились мышцами. Он воплощал в себе все, чего недоставало ее знакомым — лощеным джентльменам благородного происхождения, от него веяло неистовством и непокорностью.

Эсме внезапно ощутила робость и поняла, что не сможет встретиться с ним взглядом.

— Миледи, — голос садовника прозвучал так, словно перед ней был маркиз, — что вы делаете в моем убогом жилище?

Эсме прикусила губу, но ничего не сказала. Разве не она обещала ему ни под каким видом не появляться здесь больше?

— Из-за вас я остался без еды. — Его рука приподняла ее подбородок, и она встретилась с ним глазами. Да, это действительно был мужчина, которого юные девушки должны обходить за версту. Для такого не существуют ни законы, ни приличия, он видит то, что хочет, и берет то, что ему нужно.

— Это произошло случайно. — Эсме потупилась.

— Тогда вы должны обеспечить меня другой едой… Она едва успела заметить жадный блеск в его глазах, и тут же его рот прильнул к ее губам.

Это повторялось у них с неизменным постоянством, хотя Эсме имела мужа и любовников. Каким-то образом она приросла к Себастьяну Барингу, своему садовнику, словно он был первым мужчиной на земле, а она — первой женщиной. Задымленная маленькая лачуга, пропахшая углем и рагу, казалась ей знаменитым райским садом, а она была здесь Евой, дрожащей в руках Адама, который сжимает ее с неутолимым голодом и глубоким томлением.

Только десять минут спустя Эсме вспомнила, зачем пришла, к этому моменту она уже уютно устроилась в его руках.

— Ты уволен, — пробормотала она у его плеча.

От него пахло древесным дымом и рагу Розали, но все эти запахи перебивал другой, более сильный и чистый запах просторов, которым не мог похвастать ни один дворянин.

— В самом деле?

Его голос прозвучал с сонной хрипотцой, от которой у нее затрепетало в груди.

— Миссис Кейбл начинает кампанию по избавлению от всех неисправимых греховодников в деревне, и ты, естественно, главный кандидат.

— Это такая маленькая женщина с волосами, собранными в пучок?

Эсме кивнула.

— Она уже предприняла одну попытку, — со смехом объявил Себастьян. — Приходила на прошлой неделе в «Форель» и распространяла там свои брошюры. Там сказано много интересного о судьбе, ожидающей грешников, но только дама забыла, что чтение в деревне не в почете.

— Это еще что! Скоро она узнает о приезде моей тетушки Арабеллы, которая навезла с собой полный дом гостей. Ни один из ее спутников не пользуется репутацией добропорядочного человека. Ты меня слушаешь?

— Конечно. — Он покрыл легкими поцелуями ее шею.

— Это дело серьезное. — Эсме сердито сдвинула брови. — Ты, как никто другой, должен понимать, как важно быть респектабельным. Разве в прошлом году тебя не считали самым приличным мужчиной в обществе?

При этих словах лицо Себастьяна расплылось в улыбке.

— Да, и ты видишь, как сильно это на меня подействовало. Теперь я живу в опале на континенте, и очень маленьком континенте, должен заметить, — добавил он, окидывая взглядом крошечную хижину.

— Сам во всем виноват! — Эсме начала злиться. — Если бы ты не пробрался посреди ночи в мою спальню, то и по сей день восседал бы в судейском кресле, вынося приговоры бедным грешным душам вроде моей.

Она подняла взгляд и обнаружила, что Себастьян пристально смотрит на нее.

— Все верно, но… Почему бы тебе не принять мое предложение? Я сделаю из тебя приличную женщину, и мы будем выше всех этих сплетен.

Сердце Эсме слегка подпрыгнуло, но она быстро его усмирила и нахмурилась.

— Во-первых, я не могу выйти за тебя замуж потому, что ты имеешь репутацию еще более скандальную, чем я. Все приличное общество считает, что ты соблазнил свою невесту.

— Бывшую невесту, — уточнил он.

— Вот именно. А если еще станет известно твое местопребывание, то Арабелла сразу притащит сюда кучу народа, и тогда…

— А что тогда? Я отказался от всей этой респектабельности, к которой так стремишься ты, и мне плевать. Тем не менее я бы и сегодня не утратил верительные грамоты сэра Благочестия, если бы не связался с тобой. Моя матушка упадет в обморок, если узнает о моем нынешнем положении.

— Ты не сказал матери?!

— Нет, но я собираюсь навестить ее завтра. Тогда она все и узнает.

— Только не это! — взвизгнула Эсме. — Ты не посмеешь!

Маркиза Боннингтон, мать Себастьяна, относилась к числу женщин, никогда не проявлявших снисхождение к тем, кто не обладает высокой моралью, а ее сын, по крайней мере до момента, как стал садовником, являлся самым твердым последователем ее неисчислимых добродетелей.

Себастьян пожал плечами. Его рука поползла вверх, к ее груди, а в глазах снова замерцал хитрый огонек.

— Это станет для бедняжки ужасным потрясением. — Эсме пыталась отыскать в своем сердце хотя бы толику сочувствия, но вместо этого ощутила елей порочной радости. — Не слишком ли ты стар, чтобы бунтовать? Я засеяла свое поле дикими семенами еще лет десять назад.

Себастьян фыркнул:

— Верно, но твоя матушка до сих пор не оправилась. Кстати, она закадычная подруга моей матери.

— Да? А я и не подозревала об их дружбе. — Эсме не сочла нужным добавить, что последние три года вообще не разговаривала с матерью и уж тем более не имела ни малейшего представления о друзьях Фанни. Все это время мать общалась с ней посредством писем, да и то не часто. — Матушка решила не навещать меня в моем затворничестве, — все же призналась она.

— В таком случае твоя мать такая же глупая, как и моя, — заметил Себастьян, целуя Эсме в нос.

— Но для своей ты всегда был идеальным сыном и таким останешься. Когда ты вернешься с континента, все забудут о скандале, у тебя снова появится возможность стать приличным маркизом Боннингтоном, чопорным и степенным.

— Ни за что и никогда.

— Почему?

— Какое имеет значение, где мне целовать любимую женщину: в саду или в спальне? Все эта благопристойность и респектабельность всего лишь уловка.

— А вот я жалею, что не была верной Майлзу в первый год нашего брака. Возможно, если бы не это, мы бы до сих пор жили в браке и вместе воспитывали детей.

— Ах да. — В голосе Себастьяна послышалась мрачная усталость. — С этим не поспоришь. Но если бы ты смогла полюбить мужа только потому, что считала это правильным, ты была бы и впрямь необыкновенная женщина.

— Я могла хотя бы попытаться…

— Но вы ведь помирились незадолго до кончины Майлза, — уточнил Себастьян. — Насколько мне известно, вы даже одну ночь провели вместе…

Эсме спрятала лицо в грубом полотне его рубахи.

— Не смейся над Майлзом — он был моим мужем, и я питала к нему самые теплые чувства.

— Я никогда не стал бы смеяться на Майлзом.

— Возможно, но я… я так стыжусь себя! — вырвалось у нее. — Стыжусь и сожалею о том, что вытворяла. Как бы мне хотелось, чтобы ничего этого не было. Но ведь кое-что я делала из-за тебя, — внезапно призналась она.

— Делала что?

— Флиртовала. — Эсме улыбнулась, вложив в улыбку внезапную радость, охватившую ее. — Ты следил за мной хмурым взглядом с другого конца комнаты, и твои восхитительные брови были насуплены, а я разыгрывала для тебя спектакль.

— Спектакль для меня? Она кивнула.

— Целуя Берни, я гадала, что бы ты сделал, если бы я проделала это с тобой, — ты ведь был такой правильный…

— Значит, ты мечтала поцеловать меня? Ну так сделай это сейчас!

— Нет. Сейчас ты должен уйти. Ситуация становится слишком опасной.

— И как я буду зарабатывать себе на жизнь?

— Вернешься к тому, чем занимался раньше.

— Раньше я проводил все свое время в спорах с одной дамой.

— Вернее, постоянно ворчал на меня за то, что я вела себя вызывающе…

Он наклонился и поцеловал ее в плечо.

— Но ведь я и страдал из-за нее! И все же никто не может ублажать тебя в постели так, как это делаю я! — Руки Себастьяна скользнули ей на грудь и повторили ладонями пышную форму. Ахнув, Эсме изогнула спину, а он коленом раздвинул ей ноги и одним стремительным движением подтянул к краю постели.

В следующий миг ему показалось, что они одни в целом мире — он и его опьяняющая, восхитительная возлюбленная, его Эсме…

Глава 5

ПРЕДВКУШЕНИЕ

Стивен принял решение, а это значило, что свою кампанию он намеревался организовать с такой же методичностью, с какой подходил ко всем важным вопросам.

Во-первых, в возрасте семнадцати лет Хелен Годуин сбежала из семьи, что указывало на некоторую нестандартность ее мышления.

Во-вторых, муж леди оказался негодяем, выбросившим жену из дому и устроившим из ее спальни вертеп. В-третьих, несмотря на все это, леди имела безупречную репутацию. Завоевать такую женщину непросто, но Стивен все же решил, что имеет все шансы на победу. Конечно, ему придется постараться, но этот румянец… Она краснела каждый раз, когда видела его.

Стивен улыбнулся про себя. В случае с Хелен он давал себе сорок процентов — совсем не мало, чтобы предпринять попытку. Сейчас он чувствовал себя гораздо увереннее, чем в последние несколько месяцев. Восхитительно застенчивая графиня, умная, музыкальная, оставленная мужем без внимания, могла решить все его проблемы.

Войдя в Розовую гостиную леди Ролингс, Стивен на минуту замер: число гостей на домашнем приеме заметно пополнилось за счет соседей леди Ролингс; а сама графиня, сидя возле камина, беседовала с хозяйкой.

Для начала он направился к старому приятелю, лорду Уиннамору, которого хорошо знал по многочисленным перепалкам в палате лордов, чтобы поздороваться.

— А, еще один беглец от дел! — Уиннамор ухмыльнулся. — Никак не ожидал встретить вас на подобного рода домашней ассамблее…

— Ну что вы, она довольно забавна. — Стивен уже успел убедиться, что леди Годуин по-прежнему находится там, где он ее оставил.

— Забавная — да, респектабельная — нет. Вы уже встречались с леди Беатрикс? — полюбопытствовал Уиннамор, устремляя взгляд на дверь салона, в которую как раз в этот момент входила упомянутая им дама.

Леди Беатрикс сделала из своего появления настоящее зрелище: кудри ее теперь были расчесаны, и сияющие медью волосы выглядели совершенно прямыми, а кожа блистала снежной белизной, в то время как губы казались бледно-розовыми. Она даже сменила выражение лица с дерзкого на слегка меланхоличное.

— Эта молодая женщина — образец искусства перевоплощения, — заметил Стивен не без восхищения.

— Славное дитя. — Уиннамор довольно хмыкнул. — Она истинное утешение для леди Арабеллы.

Стивен был не в силах придумать причину, по которой леди Арабелла, получившая широкую известность благодаря своим трем бракам и многочисленным флиртам, могла нуждаться в утешении, но счел благоразумным промолчать. К тому же Арабелла была тут как тут.

— Мистер Фэрфакс-Лейси! — воскликнула она, хватая гостя за локоть. — Окажите любезность, поздоровайтесь с моей племянницей. Дорогая Эсме сейчас не так проворна, как обычно, так что я взяла на себя труд доставить ей под бок достаточное число интересных собеседников.

Только тут Стивен понял, почему его пригласили на это домашнее сборище, — по-видимому, леди Арабелла выбрала именно его как перспективного кандидата в супруги для своей племянницы. Что ж, ничего нового; уже много лет мамаши, движимые матримониальными устремлениями, вели на него безуспешную охоту.

Вежливо поклонившись леди Ролингс, Стивен поискал глазами леди Годуин — все такую же прелестную, чистую и хрупкую, как… Впрочем, поэтичность едва ли входила в число его сильных качеств.

Хелен, покраснев, приняла обольстительно-робкий вид. Пожалуй, даже чересчур робкий. Мгновение спустя она вскочила на ноги, как испуганная газель, и бросилась через комнату. Ему придется опять повременить и действовать с большей осторожностью, чем планировал, но Стивена это отнюдь не смущало.

В свою очередь, Эсме разглядывала Стивена Фэрфакса-Лейси со все возрастающим интересом. Если только она не ошибалась (а она никогда не ошибалась в том, что касалось мужчин), на этот раз его внимание привлекла Хелен. Бедняжка, она так настрадалась от жестокостей своего бесчувственного мужа! Такой добрый, красивый и уважаемый человек, как мистер Фэрфакс-Лейси, способен совершить чудо и восстановить ее чувство уверенности в себе, что позволит ей высоко держать голову перед всем обществом.

— Мне очень понравился вальс леди Годуин, но… Отчего ее мужа не пригласили на это собрание?

Эсме пожала плечами. Хелен, судя по всему, произвела замечательное впечатление на Фэрфакса-Лейси.

— Боюсь, у него есть другие интересы, хотя с женой у него сохранились самые искренние отношения. — Эсме считала, что было бы ошибкой отпугнуть почтенного члена парламента возможностью предстоящих разборок с разгневанным мужем.

Некоторое время Стивен внимательно наблюдал за Хелен, которая на другом конце комнаты о чем-то беседовала с Беатой, в то время как Эсме уже сделала свои выводы: рядом с молодой и яркой Беатой Хелен выглядела довольно блеклой и какой-то малопривлекательной.

— Прошу меня простить, — извинилась она. — Мне нужно пошушукаться со своим дворецким.

Подойдя к Хелен и Беате, Эсме остановилась.

— Он только что тобой интересовался! — прошептала она подруге.

Хелен смутилась:

— Кто — он?

— Фэрфакс-Лейси, конечно! Иди поговори с ним!

Хелен направила взгляд через комнату в ту сторону, где стоял Стивен, и, когда он улыбнулся ей, вдруг ощутила странное внутреннее противодействие. Все, на что она была способна в этот момент, — оставаться у двери, вместо того чтобы сбежать в свою комнату. До сих пор жизнь ее не баловала; одного глупого решения — бежать из дому с пленительным мужчиной по имени Рис — хватило, чтобы испортить ей все ее существование. В последний год она со всей ясностью поняла, что если в ближайшее время ничего не сделает, то и остаток жизни проведет, как последние семь лет. Внешне казалось, что жаловаться ей особенно не на что; она жила с матерью, и ее повсюду принимали. Но это была не та жизнь, которой она могла бы дорожить, и к тому же у нее не было детей.

Хелен снова взглянула на Фэрфакса-Лейси; он выглядел как джентльмен, особенно в сравнении с дикарем, за которого она вышла замуж. Возможно, ей понравится близость с ним, и уж точно она не будет такой ужасно грязной и постыдной, как с Рисом. Этот Фэрфакс-Лейси действительно довольно милый: мускулистый и подтянутый английский джентльмен. Увидев ее с таким мужчиной, муж проглотит собственную печенку, если, конечно, он вообще будет способен что-либо проглотить, после того как напьется. Тогда почему бы не перестать медлить и не броситься мистеру Фэрфаксу-Лейси в объятия?

Из задумчивости ее вывел чей-то звонкий голос.

— Вы позволите проводить вас через комнату? — В глазах Беаты мерцали лукавые огоньки. — Кажется, вас там ждут.

— Но…

— Сюда, пожалуйста. — Беата уверенно взяла Хелен под локоть и повела на другой конец салона, туда, где находился Стивен. — Он довольно мил, правда?

Сначала Хелен ничего не ответила, но через несколько шагов дар речи вернулся к ней.

— Кого вы имеете в виду?

— Мистера Фэрфакса-Лейси, конечно!

— Я думала, вы считаете его чересчур… опытным.

— Ну, не без этого; и все равно вы как нельзя лучше подходите друг другу. — Беата словно уговаривала кобылу взять высокий барьер. — Он совершенный образец английского джентльмена, вы — тоже, но в женском обличье. Безукоризненная добродетельность придаст особый блеск вашей дружбе. К тому же он определенно вами интересуется. — Она энергично потянула Хелен за руку. — Вы же не хотите ждать у моря погоды, правда? Что, если Арабелла сумеет убедить его жениться на леди Ролингс? Вряд ли вы сможете крутить роман с мужем подруги…

Хелен подняла глаза, и вдруг ей показалось, что Стивен разглядывает ее спутницу с выражением глубокой досады. Впрочем, обдумывать этот факт ей было уже некогда, они подошли слишком близко, и она присела в реверансе.

— Сэр! — Хелен тут же отметила, что Беата уплыла прочь, даже не удостоив джентльмена приветствием.

Стивен Фэрфакс-Лейси улыбнулся, и Хелен в очередной раз отметила, сколь привлекательной наружностью он обладает. Его лицо было гладко выбрито, в отличие от ее мужа, щеки которого к вечеру покрывались темной щетиной.

— Мадам, как вы себя чувствуете?

— Спасибо, хорошо.

Возникло минутное молчание, и Хелен пришлось лихорадочно размышлять над темой дальнейшей беседы.

— Вы читали утренние газеты? — наконец спросила она. — Наполеон сбежал с Эльбы и снова высадился во Франции! Французская армия наверняка не станет его поддерживать.

— Полагаю, вы правы, леди Годуин. — Стивен медленно отвел взгляд. Он решил вести свою игру не спеша, чтобы не спугнуть ее.

Хелен ощутила невольную робость. Как, спрашивается, она сможет обольстить этого мужчину, если не в состоянии поддержать даже простую беседу?

— Как вы считаете, могут ли католики заседать в парламенте? — небрежно поинтересовалась она.

Стивен пожал плечами; он явно не был готов вести философскую полемику со столь очаровательной собеседницей.

— Я всегда думал, что запрет необходимо отменить, — наконец произнес он.

— Полагаю, это связано со словами присяги, которую они должны принимать. Не нарушит ли присяга в парламенте их религиозные обеты?

— Для большинства людей, которых я знаю, эта присяга ровным счетом ничего не значит. — Стивен заинтересованно посмотрел на нее. Или… Или он смотрит через ее плечо?

— Мистер Фэрфакс-Лейси! — нетерпеливо позвала Хелен.

Стивен сосредоточился.

— Леди Годуин, пожалуйста, простите меня.

— Кажется, там что-то интересное? Может, и мне стоит посмотреть? — полюбопытствовала Хелен.

— Всего лишь маленькая дерзкая крошка — леди Беатрикс. — Стивен небрежно пожал плечами. — Я искренне не понимаю, о чем думает леди Уидерс, позволяя девушке одеваться столь вызывающе неприлично.

Теперь Хелен тоже увидела Беату, шествовавшую через зал в их сторону.

— Полагаю, она красит волосы, чтобы шокировать людей, — неожиданно объявил Стивен. — И вся она такая ненатуральная… — он повернулся к предмету обсуждения спиной, — в отличие от вас — истинной английской благородной дамы чистых кровей.

Хелен вдруг позавидовала Беате. Она отнюдь не мечтала услышать о себе похвалу как о какой-нибудь чистокровной кобыле на «Таттерсоллзе»[3]. Было бы куда лучше, если бы ее хотя бы раз признали опасно привлекательной, способной поразить чье-либо воображение. За всю жизнь Хелен ни разу никого не шокировала, разве что мужа.

— Спасибо за комплимент, — произнесла она, раскрывая веер. Для нее не являлось секретом, что для достижения большего эффекта Зсме, флиртуя, всегда прибегала к помощи веера. К несчастью, Хелен не представляла, как это действует с ее стороны, — неторопливо обмахиваясь, она достигла лишь одного — перестала видеть Стивена. Тогда она резко закрыла веер.

В этот момент к ним присоединилась Беата.

— Мы обсуждаем поэзию, — она подмигнула, — и меня послали справиться о любимых стихах каждого из присутствующих. Арабелла предложила восхитительную идею провести в пятницу вечер поэзии с чтением стихов.

— Ну я-то давно не читаю стихов. — Стивен усмехнулся.

Беата лукаво взглянула на него из-под ресниц:

— Придется что-нибудь придумать. Возможно, я одолжу вам поэтический сборник из личной библиотеки.

К удивлению Хелен, лицо Стивена покрылось румянцем.

— В этом нет необходимости, — возразил он бесцеремонно. — Я увлекался поэзией в юношеские годы, так что, вероятно, что-нибудь да смогу вспомнить.

— А у вас есть любимые стихи? — обратилась Беата к Хелен.

— Я знакома с сонетами Шекспира, — неуверенно произнесла Хелен. — Но некоторые из них вряд ли годятся для чтения вслух.

— Уверена, вы найдете среди них и такие, какие сочтете приличными. — Беата снова подмигнула, и у Хелен вдруг возникло ощущение, что девчонка над ней смеется.

— А ваше любимое стихотворение?

— Одно стихотворение о любви лорда Байрона. — Беата повернулась, чтобы отправиться к другим гостям. — Оно совершенно, совершенно безобидное, уверяю вас…

— Эта девчонка чересчур шустрая, — прокомментировал Стивен довольно раздраженно, когда Беата отошла на приличное расстояние.

Хелен изрядно устала от всей этой чепухи.

— Простите, мистер Фэрфакс-Лейси, — она присела в реверансе, — я бы хотела вернуться к леди Ролингс.

Едва Хелен устроилась рядом с Эсме, как по другую сторону возникла Беата.

— Ужасно!

— Что именно? — удивилась Хелен, но Эсме, похоже, знала, о чем шла речь, и ответила сдавленным смешком.

Хелен прищурила глаза:

— О чем это вы?

— О тебе, дорогая, — ответила Эсме с такой нежностью в голосе, что у Хелен даже не возникло обиды. — Мы с Беатой планировали свести тебя с этим достойным господином с другой стороны комнаты, но ты нам никак не помогаешь.

Поскольку Хелен уже и так надоела непривычная суета, она тут же ощутила внутреннее сопротивление.

— Мне очень не нравится, что мои личные дела подвергаются публичному обсуждению, — посетовала она. — Но еще более меня возмущает обвинение в том, что я не приложила усилий, чтобы, ., привлечь внимание мистера Фэрфакса-Лейси. Я надела новое платье и позволила отвести себя к нему, как овцу на заклание, а уж в том, что с ним не о чем говорить, моей вины нет.

— Но ведь вы с ним что-то обсуждали, не так ли? — вставила Эсме.

— К сожалению, инициатором былая, — ответила Хелен сердито. — Сначала я коснулась бегства Наполеона, затем положения католиков в правительстве. В обоих случаях он не нашел что сказать. Если они все такие в палате общин, то неудивительно, что правительство никогда ни одно дело не доводит до завершения!

Беата вздохнула:

— Хелен, ну как вы не понимаете, ему не хочется беседовать на политические темы, ему наскучил парламент. Он бы с удовольствием поговорил на фривольные. Мужчины только притворяются, что им нравится в подругах ум, но на самом деле это не так.

— Не согласна, — встрепенулась Эсме. — Мне кажется, Беата просто не с того конца подходит. Болтать можно на любую тему, не важно о чем. Ничуть не сомневаюсь, что Фэрфакс-Лейси отчаянно надеется найти теплое тело, чтобы забраться вместе под одеяло. А от тебя, дорогая, требуется лишь проявить свой интерес к этому.

— Если бы все было так просто. — Хелен вздохнула.

— Но это и правда просто, — сказала Беата. — Вы только внимательнее посмотрите, как я все это проделаю. Ваш кавалер не питает ко мне интереса, так что опасности для вашего будущего я не представляю. t

Хелен поспешно схватила ее за локоть:

— По-моему, это уж слишком!

— Почему? У меня все отлично получится. — Беата невинно посмотрела на собеседницу. — Как-никак я в этом деле знаток. Она легкой походкой прошлась перед Хелен; при этом даже покачивание ее бедер сулило обещание.

— Мне кажется, поведение этой девчонки стало еще более возмутительным, чем было когда-то, — задумчиво произнесла Эсме. — Возможно, при всей своей задиристости она не вполне счастлива.

— Ерунда, она просто наслаждается жизнью, — не согласилась Хелен. — Ты только посмотри на нее!

Беата, подойдя к Стивену, засмеялась, медленно обмахиваясь веером. Ее маленькое личико сияло, а в глазах светилось откровенное приглашение. Она слегка задела грудью его руку, и даже с другого конца комнаты Хелен видела, как ее визави вздрогнул.

— Увы, я не способна вытворять такие вещи, — призналась Хелен уныло. — Просто не способна. — Уже одна мысль о подобных вольностях повергла ее в смущение.

— Но Беата ничего такого не делает, — нравоучительно заметила Эсме. — Важно только, чтобы твои глаза сказали твоему избраннику, что ты доступна, вот и все. Это же так легко.

— Легко? — испуганно повторила Хелен. — Совсем не легко! Доступна? По-твоему, приличной женщине можно намекать на столь неподобающую вещь?

Тем временем Беата продолжала, смеясь, кокетничать со Стивеном. Она, казалось, вся светилась желанием. В какой-то момент она, обернувшись, улыбнулась, и в тот же миг выражение вожделения на ее лице сменилось озорным; теперь она выглядела как школьница, только что вышедшая с урока. И тут же она опять посмотрела на Стивена, посылая ему очередной томный взгляд.

— Ага, — констатировала Эсме с некоторым удовлетворением, — она еще в состоянии быть собой.

— Не понимаю, о чем ты толкуешь! — Хелен почувствовала, что вот-вот расплачется. — Я не смогу этого сделать, никогда! У меня, должно быть, совсем нет способностей. Рис всегда говорил… — Она внезапно умолкла. Даже ее лучшая подруга не должна знать, что она фригидна и не может получать удовольствие от пребывания в постели с мужчиной. По крайней мере муж ей говорил именно это, и в его правоте она не сомневалась.

— Не отчаивайся, дорогая, мистеру Фэрфаксу-Лейси не нравится то, что делает Беата. Видишь? — Фэрфакс-Лейси хмурился и, судя по всему, явно отчитывал Беату. — Ну, что я тебе говорила? Он как раз то, что тебе нужно, — произнесла Эсме с явным удовольствием. — Тебе, а отнюдь не Беате.

Секунду спустя этот факт получил подтверждение из уст самой Беаты.

— Он велел мне пойти вымыть лицо, — сообщила она радостно. — Уверена, этот мистер Наиважнейший Член Парламента не одобрил мой внешний вид, хотя румяна и помаду мне доставили прямо из Парижа.

Хелен почувствовала себя спокойнее. Она за всю жизнь ни разу не пользовалась румянами и не могла представить, что когда-либо прибегнет к их помощи. Возможно, она и Стивен в конце концов и правда подходят друг другу.

— Мне нужно выглядеть… выглядеть… Как именно?

— Словно хотите с ним переспать, — подсказала Беата.

— Хорошо, я попытаюсь, — пробормотала Хелен.

На самом деле ей вовсе не хотелось делить с кем-либо свою постель; более того, она не могла поверить, что на свете есть хоть одна женщина, желающая делать это добровольно. — В конце концов, вы можете просто сказать ему об этом, — предложила Беата с шаловливой улыбкой.

— Ни за что!

— У меня есть идея! Стихи! Мы используем поэзию. — Беата, казалось, была в восторге от своей идеи.

— Что ты имеешь в виду? — полюбопытствовала Эсме.

— Если помнишь, в пятницу мы собирались читать вслух любимые стихи. Если Хелен выберет соответствующее стихотворение и, читая его, будет смотреть на Фэр-факса-Лейси, это наверняка сработает! В таком случае вы не поставите себя в неловкое положение. — Она повернулась к Хелен. — За вас все сделают поэтические строки. Я гарантирую, что он наведается к вам сегодня же ночью.

— В самом деле отличная идея. — Эсме захлопала в ладоши.

— Но я не знаю любовных стихов. — Хелен потупилась. — Кроме, разумеется, Шекспира.

— Вот и хорошо. — Беата вдруг стала серьезной. — Любовные стихи — это глупо! Только не забудьте, что дружба с мистером Фэрфаксом-Лейси должна заставить вашего мужа проглотить собственную печенку…

— Уж, конечно, я об этом не забуду! — Хелен почувствовала, что понемногу начинает ощущать себя настоящей куртизанкой. Иначе как бы она могла решиться на столь аморальный поступок!

— Запомни, что должна смотреть на Стивена, пока будешь декламировать, — посоветовала Эсме. — Я посажу вас за ужином вместе, чтобы ты поучилась посылать ему томные взгляды, а сама буду поблизости. Арабелла имеет намерение меня к нему просватать, не забывай об этом.

— Я согласна с Арабеллой. — Хелен поспешно ухватилась за эту мысль. — Из него наверняка получится хороший муж. Я как раз думала, что хотела бы выйти за человека такого, как он, а не Рис.

— Но он не для меня, — возразила Эсме, пожимая плечами.

— И не для меня, — заметила Беата, зевая. — Этот красавчик целиком и полностью ваш, Хелен. Если вы в состоянии переварить всю эту добродетель и напыщенность, Бог с вами, забирайте его себе.

— Он вовсе не напыщенный! — возразила Хелен и тут же поняла, что подруги над ней смеются.

— Не напыщенный, разумеется. Так мы посовещаемся насчет поэзии завтра, идет? — предложила Беата.

— А может, не надо? — Хелен в отчаянии кусала губы. — Если мне придется читать нечто шокирующее… — Она подозрительно взглянула на Беату. — У меня такое чувство… Вы ведь непременно выберете что-то именно в таком духе, поэтому я предпочла бы не знать о худшем заранее, до наступления решающего момента.

Эсме дружелюбно обняла ее за плечи:

— Я буду с тобой, так что тебе совершенно нечего бояться.

— И я тоже, — подхватила Беата весело.

Хелен снова посмотрела на Фэрфакса-Лейси. Он стоял, облокотившись о каминную полку, увлеченный беседой с дородной леди из соседнего поместья — воплощенной элегантностью, не ведающей бега времени. Подобная элегантность ее мужу и не снилась. Рис никогда не задумывался, какой сюртук надеть утром, и уж тем более никогда в жизни не завязывал галстук в таком изысканном стиле. Слуги у него долго не задерживались, и, уж конечно, не было такого, который способен создать соответствующий галстучный шедевр. Зато Стивен Фэрфакс-Лейси абсолютно отвечал ее запросам: полная противоположность презренному мужу, антипод, да и только. Пальцы Хелен невольно сжались в кулаки. Она это сделает. А потом скажет Рису, что сделала, и пусть он корчится от ревности…

Улыбка на лице леди Годуин стала отражением чисто женского ликования.

Когда Рис скорчится от ревности и проглотит собственную печенку, она рассмеется и уйдет.

Глава 6

ДО ЧЕГО ДОВОДИТ ЛЮБОВЬ

Маркиза Боннингтон не привыкла к противодействию со стороны мужского пола; она успешно руководила двумя мужьями и четырнадцатью комнатными собачками мужского пола и всех их пережила. Для нее никогда не стоял вопрос, с какой из двух групп приятнее проводить время. А что до логики… на примере собственного сына она имела возможность видеть преимущества комнатных собачек перед людьми.

— Правильно ли я расслышала тебя, Боннингтон, что ты живешь в садовом домике, а?

Себастьян кивнул. Маркиза даже не предложила ему сесть, поскольку воспринимала родственников как подчиненных и никто из них не мог подняться в ее мнении выше уровня дворецкого. Маркиза еще больше укрепилась в этом мнении, когда до нее дошли слухи, что ее единственный сын Себастьян ухаживает за герцогиней Гертон и уговаривает добиться признания брака, в котором она состояла, недействительным.

Разумеется, это закончилось катастрофой, как она и ожидала. В результате Себастьяна сослали в Европу, вычеркнув из списка женихов и заклеймив как лгуна и обманщика. Только почерпнутое из жизненного опыта знание, что грехи молодых и очень богатых мужчин имеют тенденцию быстро рассасываться, служило ей поддержкой эти последние восемь месяцев. Летом маркиза собиралась вызвать сына в Англию и реабилитировать в глазах общества, женив на честной молодой женщине, которая, возможно, напоминала бы ее в молодые годы.

— Могу я поинтересоваться, почему ты выбрал для проживания столь неблагоприятное для здоровья место? — осведомилась маркиза Боннингтон, аккуратно складывая руки на набалдашнике тяжелой трости.

— Напротив, в садовом домике, где я сейчас живу, мне совсем неплохо. — Себастьян ухмыльнулся как ни в чем не бывало, словно он был крестьянином, а не маркизом. — Само имение принадлежит…

Маркиза раздраженно подняла руку:

— Не желаю даже слышать ее имя.

— В поместье леди Ролингс, матушка, — женщины, на которой женюсь.

Маркиза чуть не задохнулась. Из всех возможных выходок ее сына после учиненного им скандала это была наихудшей.

— Как это понимать, скажи на милость? — Ее брови насупились, она с грозным неодобрением выделяла каждое слово. — В прошлом году ты ухаживал за герцогиней Гертон, респектабельной женщиной, отлично подходящей на роль маркизы, если не считать некоторых злосчастных моментов. Тогда с твоим желанием вступить в брак еще как-то можно было примириться, но взять в жены Эсме Ролингс — это выше моего разумения. Когда эта женщина меняла любовников под носом собственного мужа, весь Лондон судачил о ее выходках, и даже ее мать публично выразила негодование по поводу ее поведения. Но еще больше меня поразило то, что леди Ролингс и мужа ублажала все в той же постели, в которой, Господь не даст соврать, перебывал весь Лондон.

— Если ты повторишь это еще раз, то никогда больше меня не увидишь. — Голос Себастьяна звучал внешне спокойно, но бушевавшую где-то в глубине ярость трудно было не заметить.

Леди Боннингтон прищурилась.

— Не будь идиотом! — резко сказала она. — По моей оценке, сплетни и наполовину не отражают того, что она вытворяла. Я точно знаю…

Внезапно глаза маркизы расширились; только сейчас до нее дошел весь ужас ситуации.

— Так ты женишься на ней? Ты, человек, убивший ее мужа!

— Я этого не делал, — спокойно возразил Себастьян. — Сердце Ролингса не выдержало, когда я внезапно вошел в комнату, это верно, но…

— Ты убил ее мужа, — повторила маркиза. — Явился в комнату в поисках кровати своей герцогини… О, только не неси чушь насчет фальшивого брачного свидетельства! Я не верю вульгарным сплетням. Ты спал с ней, но забрался в чужую спальню, где наткнулся на мужа. И это, по-твоему, не убийство? В мое время, — объявила леди Боннингтон с мрачным триумфом, — прежде чем войти в дверь, мужчина сначала убеждался, туда ли он идет.

Себастьян поморщился.

— Ну да, я перепутал комнаты, — сказал он флегматично, — и это имело трагические последствия. Что же, мне теперь всю жизнь казнить себя?

— Возможно, нет, но, во имя всего святого, почему ты должен жениться именно на этой женщине? Из ложно понимаемого чувства долга? Если так, то я попрошу викария поговорить с тобой. Кое-кто переоценивает учение о покаянии. Жениться на шлюхе, из-за того что убил ее мужа, — это называется перегнуть палку.

Себастьян вздохнул и огляделся; он устал стоять перед матерью навытяжку, словно школьник, в то время как маркиза восседала в похожем на трон кресле с ножками в виде когтистых лап и подлокотниками в форме змей. В таком кресле и регент чувствовал бы себя комфортно.

Заметив в углу удобный стул, Себастьян отправился за ним.

— Что ты делаешь? — Грозный тон маркизы не обещал ничего хорошего. — Я не давала тебе разрешения садиться, Боннингтон!

— Меня зовут Себастьян. — Молодой человек опустился на принесенный стул, предварительно установив его напротив матери. — Меня зовут Себастьян, и я твой единственный сын. Я буду чувствовать себя гораздо спокойнее, если ты перестанешь называть меня убийцей лорда Ролингса. У этого человека было слабое сердце, и доктор определил срок его жизни до конца лета. Мне просто не повезло, и я нечаянно послужил причиной сердечного приступа. Я бы многое отдал, чтобы этого не было, но я его не убивал, это так же точно, как то, что я сижу сейчас здесь.

Маркиза чуть заметно улыбнулась. Ее неизменно учтивый, добропорядочный, часто нудный сын впервые в жизни проявил характер, и она не знала, радоваться этому или ужасаться.

В конце концов она предпочла последнее.

— Единственным мужчиной, которого я звала по имени, был твой отец, — заметила она с некоторым отвращением, — и то лишь в самые интимные мгновения. Ты, Боннингтон, мой сын и как таковой должен проявлять ко мне величайшее уважение.

Себастьян смиренно склонил голову:

— Что я и делаю, матушка.

Тем не менее он остался сидеть, но на этот раз маркиза предпочла этого не заметить.

— Ты не можешь жениться на шлюхе из ложно понимаемого чувства долга. Боннингтоны — старинный и уважаемый род. Обеспечь леди Ролингс содержанием, если чувствуешь себя обязанным, но не более того.

— Я намерен на ней жениться, — упрямо повторил Себастьян, — и вовсе не из чувства долга.

— Нет? — Леди Боннингтон вложила в это короткое слово всю силу своего презрения.

— Я люблю ее.

Маркиза на секунду прикрыла глаза. День начался с неприятного шока — появления сына в Англии, но теперь ситуация становилась просто невыносимой.

— Мы не вступаем в брак по любви, — заметила она равнодушно. — Женись на достойной женщине, а с леди Ролингс всегда сможешь видеться на стороне.

— Я люблю ее и не откажусь от нее. Ни за что.

— По всему видно, что я попала в комическую оперу. Жаль, что я ненавижу музыкальный театр. Уж не собираешься ли ты угостить меня серенадой?

— Не сейчас.

— Дай проверить, правильно ли я тебя поняла: ты чувствуешь, что любишь проститутку, которая переспала с половиной мужского населения Лондона, мужа которой ты не убивал, но определенно помог ему сойти в могилу…

— Последний раз предупреждаю, — Себастьян на мгновение стиснул зубы, — не забывай, что ты говоришь о женщине, на которой я намерен жениться и которая станет следующей маркизой Боннингтон. Если ты позволишь себе еще одно подобное высказывание, тебе не будет места в нашей жизни.

Маркиза не без труда поднялась — с каждой минутой подагра в левой ступне заявляла о себе все сильнее — и для пущей важности стукнула палкой об пол, но это не произвело должного эффекта; она не без удовольствия отметила, что сын встал вместе с ней. По крайней мере хорошие манеры он пока еще не забыл.

— Тебе не придется трудиться: я откажусь от тебя в тот же день, как только ты женишься на этой потаскухе, — безапелляционно объявила она, словно они обсуждали погоду. — Ты знаешь, к чему это приведет. Смею напомнить тебе, что моя доля не так уж мала. Ах да, чуть не забыла — ведь эта подстилка уже ходит с животом. Неужели ты собираешься жениться на Эсме Ролингс до того, как она родит ребенка?

Идея пригрозить матери жениться на Эсме завтра же невольно позабавила Себастьяна; подобный поступок сделал бы ее будущего ребенка его наследником. Тем не менее он вовсе не хотел нести ответственность еще и за сердечный приступ матери; смерть Майлза Ролингса и так уже висела тяжелым грузом на его совести. К тому же реальность состояла в том, что Эсме по-прежнему отказывалась выходить за него замуж.

— Если быть до конца честным, твои волнения преждевременны. Леди Ролингс не дает своего согласия, — нехотя признался он.

На лице маркизы появилось выражение мрачного удовлетворения.

— Слава Богу, что хоть кто-то из вас проявляет признаки ума. Конечно, она не согласится, ведь ты убил ее мужа. — Леди Боннингтон двинулась в сторону двери. — Не знаю, откуда у тебя взялось это дурацкое стремление жертвовать собой; по крайней мере твой отец не проявлял склонности к подобным глупостям.

Внезапно Себастьян почувствовал, что теряет самообладание. Медленно нараставший гнев окончательно вышел из-под контроля, и он, обойдя мать, остановился перед дверью.

— Освободи дорогу!

— Я уговорю Эсме Ролингс стать моей женой, и она согласится, потому что любит меня. Более того, я рассчитываю, что ты явишься на свадьбу и будешь вести себя там подобающим образом.

— Свадьбы не будет, — спокойно ответила маркиза. — В какой-то миг я разволновалась, это правда, но, насколько я ее знаю, Эсме Ролингс — женщина столь же умная, сколь и распущенная. Она не выйдет за тебя замуж — ни за что! Она даже мысли такой не допустит. У меня нет сомнений, что Ролингс оставил ей достаточно средств, а при этом условии дама ее склада не нуждается в покровителе, тем более в муже. Теперь, если позволишь, я вернусь к себе в комнату… — Вскинув голову, леди Боннингтон гордо прошествовала мимо сына.

Крутанувшись на каблуках, Себастьян быстро прошел на другой конец комнаты, как будто собирался всадить крепко сжатый кулак в окно, но вовремя остановился. В конце концов, мать не сказала ему ничего нового, он уже знал все это от самой Эсме. Правда, она ни разу не обмолвилась о том, что он не сможет стать отцом ее будущего ребенка, и тем не менее…

Тем не менее теперь Себастьян увидел перед собой новые препятствия. Впрочем, подумал он, это все равно ничего не меняет: восхитительные формы Эсме, ее красоту, ее глаза он находил неотразимыми. Не было второй такой женщины на свете, глаза которой были бы одновременно обольстительно пленительными и таинственно печальными; они лишили его разума и украли сердце.

Глава 7

СВЯТОЙ, ГРЕШНИК И КОЗЕЛ

Леди Беатрикс Леннокс скучала, поскольку во всем доме не было ни одного мужчины, с которым она могла бы пофлиртовать. Правда, лорд Уиннамор представлялся подходящей кандидатурой, но он был слишком занят Арабеллой, и к тому же Беата никогда не стала бы отбивать мужчину у крестной матери.

Беата подошла к зеркалу и очаровательно надула губки. Она оделась для прогулки, хотя ничего тоскливее сельского пейзажа ей никогда видеть не доводилось. Уже сама идея бродить по лугам и глазеть на коров наполняла ее сердце скукой; но куда же ей деваться, раз она все равно здесь, расфуфыренная, как индейка. И впрямь Беата походила на индейку в ярко-зеленом прогулочном платье, обильно украшенном лентами; маленькие бантики тянулись вверх по всему лифу, чтобы лучше акцентировать грудь, искусно увеличенную с помощью ваты, но никто во всем доме не мог этого оценить.

За исключением разве что мистера Фэрфакса-Лейси.

Он имел одно из тех благородных лиц, которые привлекательно смотрятся как в елизаветинских гофрах, так и в наряде, сшитом по последней моде.

Вежливый голос за спиной заставил ее вздрогнуть.

— Леди Беатрикс, ваша крестная собирается с коротким визитом в деревню. Не желаете присоединиться к ней?

Легок на помине. Она медленно повернулась и обожгла вошедшего жгучим взглядом — лишняя тренировка никогда не помешает.

Однако графа это, казалось, не тронуло.

— Леди Беатрикс?

Чума на его благовоспитанную натуру! Он и впрямь Пуританин, как все его называют, да к тому же слишком стар для игр. Ему, вероятно, лет сорок. С другой стороны, личные достоинства в сочетании с репутацией делали Беату притягательной для всего мужского пола независимо от возраста.

Беата медленно подошла к нему и положила ладонь на его руку, однако его глаза даже мельком не взглянули в направлении ее груди. Учитывая количество ваты, подложенной под сорочку, этот факт вызывал явное разочарование.

— Я бы предпочла немного прогуляться, — мягко произнесла она.

В конце концов, он выглядел гораздо лучше даже самой породистой коровы; так что его общество делало деревенскую прогулку вполне приемлемой.

— Но весь день шел дождь. Возможно, завтра этот опыт будет для вас более приятным.

— О, я так люблю дождь! — Она улыбнулась сладчайшей улыбкой, которой обычно сопровождала самую отъявленную ложь.

— Ну тогда…

К счастью, костюм для прогулки предполагал наличие зонтика, потому что снаружи и в самом деле было безобразно сыро. Тщательно выбирая дорогу, Беата засеменила по булыжнику, которым был вымощен двор перед домом, при этом почти повиснув на руке Стивена, чтобы, не дай Бог, не упасть и не испортить костюм.

К сожалению, ее спутник оказался не самым лучшим в' мире собеседником, зато пейзаж представлял довольно милое зрелище с прозрачными каплями на ветках и щебечущими повсюду птичками. Она даже увидела желтый цветочек, довольно симпатичный, хотя и забрызганный грязью.

— Смотрите-ка, — воскликнула Беата, стараясь выглядеть по возможности более дружелюбно, — нарцисс!

— Желтый чистотел, — вежливо уточнил ее спутник. После этого Беата отказалась от дальнейших попыток завязать разговор, решив, что Хелен и впрямь подходит Пуританину куда больше. В городе хоть было на что посмотреть: то на старуху, торгующую лавандой, то на денди с тремя кармашками для часов или молодого щеголя, поигрывающего плеткой; поэтому городскую улицу в отличие от деревенской Беата всегда находила забавной.

А здесь на дороге им попался всего один местный обитатель.

— Привет, — сказал Фэрфакс-Лейси, и на его лице появилась нежная улыбка, которой Беата у него прежде не видела, но предназначалась она всего лишь случайно подошедшему к забору козлу.

Вот и старайся после этого для мужчин! В результате они остаются равнодушными к старательно подбитой ватой груди, зато приберегают улыбку для козлов!

Беата передернула плечами.

— Он похож на сатану, — брезгливо сказала она. — И выглядит устрашающе.

— Да что вы, это всего лишь старый добрый козленок. — Почесывая животное под подбородком, Фэрфакс-Лейси усмехнулся, затем перемахнул через невысокую ограду и приблизился к козлу. Несмотря на то что мгновение назад они с козлом находились в самых дружеских отношениях, он явно не собирался соблюдать правила игры и, как только Стивен подобрался к нему достаточно близко, лягнул его так, что угодил прямо в бедро.

Увидев, как Фэрфакс-Лейси, отлетев в сторону, плюхнулся в лужу, Беата не смогла удержаться и громко захохотала.

Когда Стивен поднялся, он был весь запачкан грязью; даже в его волосах виднелись мелкие крошки.

Беата хохотала так сильно, что в конце концов у нее заболел живот; при этом она так сильно размахивала руками и подошла так близко к забору, что не сразу поняла, отчего одна ее рука вдруг стала неподвижной.

Однако, когда она заметила, что козел методично жует рукав ее жакета, ей стало совсем не до смеха. Фэрфакс-Лейси прищурился.

— Похоже, вам придется снять жакет, — меланхолично заметил он.

— Снять? Еще чего! — Беата безуспешно пыталась избавиться от проклятого животного.

— Но он уже почти сожрал ваш рукав.

— Чертова скотина!

— Не слишком ли вы много ругаетесь? — Казалось, теперь Стивен был само благородство.

— Я ругаюсь ровно столько, сколько хочу. — Скрипнув зубами, Беата начала расстегивать пуговицы, но это тоже оказалось нелегким делом. — Вам придется мне помочь, — кисло сообщила она, — хотя мне и не очень хочется, чтобы вы приближались. А что, эта грязь воняет так же мерзко, как выглядит?

— Даже еще хуже. — Стивен не спеша направился к ней.

В животе у Беаты возникло странное ощущение; она опустила глаза и не поднимала их, пока Фэрфакс-Лейси возился с пуговицами ее жакета. Все это выглядело очень романтично, включая монотонный чавкающий звук, издаваемый козлом, жующим ее экстравагантно-дорогой наряд.

Как только жакет был расстегнут, Беата поспешно выскользнула из него. Козел, казалось, только и ждал этого момента; в тот самый миг, как бывшая собственность Беаты оказалась в полном его распоряжении, он ухватил еще больший кусок и обнажил зубы в гнусной улыбке.

Беата едва не задохнулась от злости.

— Это моя вещь! Скорее отберите ее у него! — приказала она Пуританину, но тот в ответ лишь рассмеялся.

— Тогда я сделаю это сама, — сказала она и, пройдя вдоль забора, широко распахнула калитку.

Однако едва Беата сделала шаг, ее ботинок тут же утонул в коричневой навозной лепешке.

Фэрфакс-Лейси с улыбкой наблюдал за ней, и ей даже захотелось высунуть язык, но она передумала — как-никак ей было уже двадцать три года.

— Козел, — произнесла Беата низким, угрожающим тоном, который отточила на своих четырех младших сестрах, — а ну отдай мою одежду!

Козел на секунду перестал жевать и удивленно посмотрел на нее. Тогда она сделала шаг…

К счастью, удар пришелся ей в мягкое место, но все равно он сбил ее с ног, и она с громким хлюпаньем приземлилась у ног Стивена.

— Ох!

Хорошо еще, что ее спутник не рассмеялся; а когда он присел на корточки рядом с ней, в его голубых глазах было столько сострадания, что Беате даже захотелось расплакаться.

— Вы все же добились своего… — сочувственно заметил он.

Беата опустила взгляд и убедилась, что действительно держит в руке измазанный грязью, изжеванный жакет. Ну, раз так, то, может, козел и отомстил ей, зато она лишила его вкусной закуски. Беата прыснула.

— Я даже не догадывался, как сильно вы дорожите вашей одеждой. — Стивен осторожно прикоснулся к ее щеке. В первый момент Беата не поняла, что он делает, и лишь потом сообразила, что он стирает грязь с ее лица.

Не задумываясь, она прислонилась к нему и дала волю смеху, столь же искреннему, как и во времена, когда мир был ярким, свежим и юным.

Однако Фэрфакс-Лейси не пожелал разделить с ней ее веселье. Чтоб он провалился, этот Пуританин! Вот только… Разве не он обладает самыми божественными глазами на свете?

Взяв Беату в охапку, Стивен поднял ее с земли и зашагал к росшей неподалеку березе, где, усевшись, опустил ее к себе на колени.

— Вы, конечно, одержали победу, — флегматично сообщил он, — но я бы на вашем месте не успокаивался на достигнутом…

— Что вы имеете в виду?

— Ваша шляпка.

Хлопнув себя ладонью по волосам, Беата взвизгнула. Лишь сейчас она сообразила, что дождь льет ей прямо на голову.

— Там. — Он сделал выразительный жест в сторону козла, методично жевавшего ее лучшую шляпку. Зеленое перо безжизненно свисало из его рта, подрагивая вместе с жующей челюстью.

С криком ярости Беата рванулась к обидчику.

— Лучше не стоит! — Руки Пуританина сжали ее, словно клещи, после чего он приподнял ее и развернул, отчего она вдруг перестала сопротивляться.

Ее целовал по-настоящему голодный мужчина, и первое, что ощутила Беата, был триумф. Итак, Пуританин только притворялся, что не замечает ее чар. Он вел свою игру и теперь целовал ее так нежно, словно держал в руках ребенка. Он даже не пробовал протолкнуть язык ей в рот, а вместо этого щекотал губами ее губы, играя с ее ртом. Его руки с такой нежностью держали ее голову, что Беата затрепетала. «Наверное, он думает, что я девственница», — совсем некстати промелькнуло у нее в голове.

Когда Стивен потянул ее за волосы, она послушно откинулась назад и, не открывая глаз, позволила ему исследовать ее шею, молча умоляя вернуться и снова поцеловать…

Его ладони уверенно заскользили по ее спине; еще немного, и он переместит их вперед, на ее груди, которые уже томились от…

Эта мысль мгновенно привела Беату в чувство: утром она вовсе не предполагала, что ей придется обниматься в поле, и в ее груди было больше ваты, чем плоти.

Тяжело дыша, она с трудом оторвалась от губ Стивена; при этом ей даже не пришло в голову одарить его еще одним обольстительным взглядом.

— Вы просто великолепны! — В его глазах вновь появилась уже знакомая ей нежность, но теперь козла рядом не было. Протянув руку, он стер с ее щеки засохшую грязь. — Омытая дождем, вы выглядите совсем юной и какой-то… испуганной. Разве вы не хотели, чтобы вас поцеловали? Не мог же я ошибиться…

Беата усиленно соображала, что бы такое сказать, что не прозвучало бы слишком фальшиво, но все заранее заготовленные фразы вылетели у нее из головы.

— Жаль, — продолжал Стивен еще более нежно, — что я не могу предложить брак женщине, которая почти вдвое моложе меня. Придется оставить ваши поцелуи, какими бы сладкими они ни были, более молодому счастливцу.

Беата чуть не разинула рот от изумления. Брак? Разве он не знает, кто она?

— Дело в том, что я тоже не заинтересована в браке, — заметила она довольно небрежно. — Однако, признаюсь, вы возбудили во мне немалый интерес.

Нагнувшись, Стивен поцеловал ее в губы, и Беата улыбнулась, поняв, что с ним у нее не будет проблем; однако когда он отстранился, ее улыбка померкла. И впрямь Пуританин. От его глаз повеяло холодом, теперь они выражали упрек.

— Полагаю, вы изображали сластолюбивую шлюху, только чтобы позабавить нас обоих?

Беата вскинула подбородок.

— Боюсь, что нет. — Она осталась весьма довольна тем, что ее голос прозвучал почти спокойно. — Я изображаю себя, и только.

— Себя? Вы так уверены, что знаете себя?

— Разумеется.

— А вам никогда не хотелось выйти замуж и нарожать детей?

— Никогда.

— Но почему?

— Не хочу быть такой же, как все. Сидеть у камина в кружевном чепце и взахлеб рассказывать о своем выводке — фу, какая гадость! И вообще, не пора ли нам отправиться домой?

В его глазах отразилась неподдельная боль.

— Я чувствую себя настоящим подонком — сначала поцеловал вас в поле, а потом еще и оскорбил.

Беата невольно улыбнулась:

— Ваш поцелуй был вовсе не так плох, и я была бы не прочь увидеть вас в своей спальне; вот только я никогда не навязываюсь мужчинам, а вы, как я понимаю, ищете куда более респектабельную любовницу.

В этот момент Беата приняла решение. Хелен самостоятельно никогда не сумеет соблазнить упрямого Пуританина, и она поможет ей в этом. Она отдаст его Хелен в качестве подарка.

Поднявшись, она вышла из калитки и двинулась через поле. Козел, глядя ей вслед злобными глазами, дожевывал зеленые шелковые ленточки — все, что осталось от изящной шляпки, — но Беату это уже не интересовало, поскольку все ее мысли переключились на очаровательное приключение, ожидавшее их впереди.

Глава 8

ДАМСКИЙ КРУЖОК ШИТЬЯ

К великому облегчению Эсме, миссис Кейбл появилась в гостиной, когда часы показывали десять. Целых пять минут Эсме накладывала на простыню кривые стежки, но продвинулась не дальше чем на длину двух ладоней; поэтому, торопливо свернув простыню, она быстро встала и приветствовала гостью.

— Ах, миссис Ролингс! — восторженно воскликнула миссис Кейбл. — Вам так идет этот чепец! В нем вы словно иллюстрация к Первому посланию к Тимофею, в котором говорится, что жены должны украшать себя стыдливостью и целомудрием, а не золотом и жемчугом.

Эсме застенчиво коснулась головы. Чепец она надела впервые в жизни и теперь чувствовала себя настоящей идиоткой. А ведь в эпоху Ренессанса некоторые особы носили головные уборы с бубенчиками! Трудно представить, что случилось бы, если бы ее заставили сделать то же!

Отмахнувшись от своих фантазий, Эсме поспешила предложить миссис Кейбл чаю.

— О, вы так любезны! — Миссис Кейбл опустилась на кушетку, не проявив к куску хлопчатобумажного полотна, который терзала Эсме, ни малейшего интереса. — Любое тело нуждается в пище, и это факт!

— Совершенно справедливо. — Наливая чай, Эсме безжалостно прогнала образ другой подкормки для тела: такого рода пищу ее гостья вряд ли одобрила бы.

Миссис Кейбл сделала глоток и подняла бровь:

— Это индийский чай, верно? Дорогое удовольствие, но зато как восхитительно! Кстати, я принесла с собой шесть простыней, которые сумела подрубить на этой неделе.

— О, вы поразительно трудолюбивы! — Эсме вздохнула. Сама она могла шить разве что под наблюдением членов кружка, так что никогда не занималась подсчетами плодов своего труда.

— Полагаю, у вас теперь достаточно свободного времени, миссис Ролингс…

Эсме с трудом подавила искушение сознаться, что полный дом распутных гостей доставляет ей массу хлопот.

— Возможно, так кажется со стороны, — промямлила она, но тут, к счастью, в дверях появился Слоуп.

— Леди Уинифред, — объявил он, — и миссис Баррет-Дакрорк.

— О, я так рада вашему приходу, миссис Баррет-Дакрорк! — прощебетала Эсме. — А мы уж думали, что вы развлекаетесь в Лондоне и до конца сезона вас не увидим!

— Ну вот, теперь мы все здесь, — важно объявила миссис Кейбл, — как говорится в Послании к Тимофею, собрались «старейшие».

— Разумеется, я бы восприняла это как личную похвалу, если бы вы не назвали меня «старейшей», миссис Кейбл, — проворчала миссис Баррет-Дакрорк. — Мы с Люси покинули Лондон на неделю, иначе бедная девушка могла свалиться с ног от всех этих развлечений.

Глаза миссис Кейбл от возбуждения едва ни выпрыгнули из орбит.

— Только не говорите, что с милой мисс Эйкен что-то случилось! Ваша племянница не могла стать объектом скандала. Должно быть, произошла какая-то ошибка!

Миссис Баррет-Дакрорк скривила рот. Это была довольно дородная дама, вся масса тела которой сосредоточилась в ее груди, выступавшей под подбородком подобно белым скалам Дувра. Обычно миссис Баррет-Дакрорк имела вид триумфатора, но сегодня она выглядела довольно пришибленной.

Эсме отложила в сторону простыню, над которой все это время теперь трудилась с несвойственным ей усердием.

— И что же такого стряслось с мисс Эйкен? — поинтересовалась она. Мисс Эйкен всегда казалась ей безнадежно прозаической девушкой, не способной достичь хоть какой-то известности.

— Это все кровь ее отца, — мрачно изрекла миссис Баррет-Дакрорк.

— Никогда так не говорите! — оборвала ее миссис Кейбл.

— А что прикажете делать? Если бы моя сестра не вышла замуж за человека более низкого происхождения, ничего такого не случилось бы!

— Ничего особенно безобразного я в этом не усматриваю. — Леди Уинифред благополучно закончила подгибать угол простыни. — В конце концов, многие девушки совершают глупости в свой первый сезон, и это почти предсказуемо. Не то чтобы она и впрямь устроила настоящий скандал…

— Зато моя племянница оскорбила самого Браммела, — уныло объявила миссис Баррет-Дакрорк.

— И что такого сказала ему мисс Эйкен? — осведомилась Эсме, которой уже давно хотелось сделать именно это.

— Он оказал Люси неоценимую честь, похвалив цвет ее лица, после чего справился, какой рецепт она использовала в борьбе с веснушками. — Миссис Баррет-Дакрорк пожала плечами. — Бедная девочка уже порядком утомилась к этому времени и, очевидно, не вполне понимала весь масштаб значения мистера Браммела в обществе. Во всяком случае, так она говорит теперь.

— Ну и?.. — подстегнула ее миссис Кейбл.

— Она сказала, что любые снадобья, которые считает нужным применять, касаются лишь ее, и никого другого.

— Ловушка для тщеславных, — кивнула миссис Кейбл.

— Мистер Браммел сам проявил тщеславие. — Эсме наморщила нос. — Этот господин имеет мерзкий обычай указывать на недостатки, которые люди стремятся скрыть.

— Люси ненавидит веснушки. — Миссис Баррет-Дакрорк вздохнула. — Но это, конечно не оправдывает ее…

— Самоуверенность, — закончила миссис Кейбл, однако никто не обратил на нее внимания.

— Вы правильно поступили, привезя бедную Люси на неделю в деревню. — Леди Уинифред одобрительно кивнула. — К следующему понедельнику об инциденте все забудут.

— Истинная правда, — поддержала ее Эсме.

В этот момент открылась дверь, и в комнату вошла Арабелла.

— Ага, все уже в сборе! — воскликнула она. — Я подумала, что непременно должна составить вам компанию. Уинифред, как поживаешь, моя дорогая?

— Ах, я не видела тебя целую вечность! — пробасила леди Уинифред. — А все оттого, что раздалась, словно старая кобыла, да и ленивая стала не в меру. Теперь я ненавижу Лондон.

— Ладно-ладно. — Арабелла похлопала ее по руке. — Бывают дни, когда я чувствую в своем старом теле каждую косточку и не могу придумать никакого занятия себе в утешение. — Арабелла прищурилась: — Вижу, ты начала носить чепец, дражайшая племянница. В твоем-то возрасте.

Леди Уинифред вернулась на место и возобновила работу над простыней.

— Я не стану предлагать тебе полотно, Арабелла, — сказала она и раскатисто засмеялась. — Не представляю тебя с иголкой!

— Конечно же, ты права, — согласилась Арабелла. — Я не могу шитьем спасти свою жизнь.

— Порой эти простыни — единственное, что отделяет бедняка от холодного пола, — указала миссис Кейбл назидательно. — «Кто затыкает ухо свое от вопля бедного, тот и сам будет вопить — и не будет услышан».

Интересно, подумала про себя Эсме, неужели Майлз искренне хотел, чтобы она проводила время с такими, как миссис Кейбл?

Леди Уинифред, сама того не зная, согласилась с оценкой Эсме.

— Я давно хотела вам сказать, миссис Кейбл, что в постоянном цитировании Библии есть что-то вульгарное, если, конечно, не сам викарий берет на себя смелость воспроизводить библейские стихи.

Миссис Кейбл откинула назад голову, уподобляясь петуху, приготовившемуся дать отпор наглой курице, и сказала:

— Я не страшусь, но утверждаю перед каждым свою веру.

Арабелла подняла бровь и любезно заметила:

— Мой Бог, да вы, похоже, знаете Библию как свои пять пальцев. Поздравляю вас. Это необычный талант в среде благородного сословия.

Миссис Кейбл покрылась пунцовой краской. С очаровательной улыбкой Арабелла повернулась к миссис Бар-рет-Дакрорк:

— Не помню, чтобы мы встречались. Но так уж вышло, что я познакомилась с вашей прелестной воспитанницей мисс Эйкен всего две недели назад в «Олмаке». Меня представила Салли Джерси.

Эсме взглянула на миссис Кейбл и сразу поняла, что та отлично помнит, какого рода занятия прославили ее тетку. Теперь бравая пуританка сидела, похожая на общипанную ворону, и так проворно орудовала иглой, что от мельтешения ее рук рябило в глазах. Неожиданно Эсме представила, что ей придется провести в компании миссис Кейбл всю оставшуюся жизнь, и ей чуть не стало дурно.

Глава 9

БЫВАЕТ ЛИ ЩЕПЕТИЛЬНОСТЬ ЧРЕЗМЕРНОЙ…

Поутру Беата проснулась с чувством стыда. Конечно, в этом ощущении не было ничего нового. Хотя отец часто высказывал удивление по поводу того, что так и не сумел ничему ее научить. На самом деле стыд он все же умудрился ей привить; просто она изо всех сил старалась не показывать этого.

Как бы то ни было, ей не следовало целовать Стивена Фэрфакса-Лейси посреди козьего пастбища. Ни при каких обстоятельствах. Он предназначался для Хелен, а Беата еще не дошла до того, чтобы отбивать мужчин у других женщин. Возможно, это было единственное, чего она еще не делала.

— Я надену новое утреннее платье, — бросила она горничной. — То, со светлым кружевом.

— Но, миледи, мне показалось, вы считаете его не в меру скромным, — удивилась Сильви.

— Вот и хорошо. У меня как раз пуританское настроение.

— Как скажете. — Сильви безропотно отправилась выполнять приказание.

Надев платье, Беата взглянула на себя в зеркало и удовлетворенно кивнула. Она выглядела холодной, как ледышка; у такой, как бы сказала ее бабушка, и масло во рту не растает. Платье было сшито из тончайшего муслина цвета бледного янтаря и пышно оторочено светлым кружевом с зубчиками. Лиф плотно облегал каждый дюйм ее груди, а высокий ворот почти доставал до ушей.

— Никаких испанских румян, — шепнула Сильви, когда Беата уселась к туалетному столику.

Пережив разочарование по поводу того, что хозяйка выбрала именно это платье, Сильви, как всегда, с удовольствием приступила к выполнению своих утренних обязанностей. На ее счастье, госпожа была прехорошенькой, неизменно находилась в веселом расположении духа и, самое главное, относилась к процессу одевания с большой серьезностью.

— Пожалуй, ты права, — Беата кивнула, — мои щеки должны быть бледно-розовыми. Разве я не купила «румянец девы» в лавке на Бедфорд-сквер?

Сильви порылась в маленьком сундучке, стоявшем на туалетном столике.

— Да вот же он! — В ее руке поблескивал небольшой пузырек. — Хотя, если подумать, лучше «королевский оттенок персика»… — Она достала вторую бутылочку.

Смочив кусочек ваты, Беата пристально вгляделась в краски.

— «Румянец девы», я думаю, — решила она. — Ну а «персик» я, возможно, использую для губ.

Услышав стук, Сильви направилась к двери.

— Это леди Ролингс. Ей можно войти? Беата живо вскочила:

— Ну конечно! Эсме, пожалуйста, входи!

Однако Эсме по-прежнему стояла у порога и, казалось, никак не могла прийти в себя.

— Беата, — неуверенно произнесла она, — неужели это ты?

— Тебе нравится?

— Ты выглядишь как взбалмошная девчонка, чего, вероятно, и добивалась.

— Верно, — охотно согласилась Беата. Эсме вздохнула:

— Я пришла предупредить тебя, что хотя мой дамский кружок шитья наконец разошелся, мне все же пришлось пригласить их на поздний обед. Ты можешь пообедать у себя в комнате, если не желаешь, чтобы тебя засыпали цитатами из Библии.

— Дамский кружок шитья? — растерянно повторила Беата.

— Возможно, Арабелла забыла сказать тебе. — Эсме встала и расправила юбки. — Я действительно вступила в местный дамский кружок шитья, и теперь ввиду моего интересного положения мы собираемся каждую неделю у меня дома. Сегодня поутру к нам присоединилась Арабелла; это вызвало значительное оживление и закончилось приглашением на обед.

— Только не говори мне, что Арабелла умеет шить! — недоверчиво воскликнула Беата.

— Еще чего! Зато ее рассказы о графине Кастиньян никому не давали дремать. Проблема состоит в том, что самая неприятная из белошвеек, миссис Кейбл, и моя тетушка уж очень невзлюбили друг друга, поэтому существует вероятность, что обед превратится в демонстрацию благовоспитанной ярости. Вот я и размышляю, как бы мне получше все устроить и рассадить гостей так, чтобы моя тетушка и миссис Кейбл находились как можно дальше друг от друга. Если мы поставим столики в Розовой гостиной и я посажу тебя за один столик с миссис Кейбл, ты не станешь возражать? Она имеет склонность пересыпать свою речь неудачно выбранными строчками из Библии, а значит, учитывая твой нынешний облик, сочтет тебя одной из спасенных и будет к тебе дружелюбна.

Беата кисло улыбнулась:

— Сказать по правде, я и сама хорошо знаю Библию.

— Боже, какое счастье! Итак, решено: мы сажаем тебя рядом с миссис Кейбл, и вы будете щеголять друг перед другом цитатами.

— Мистер Фэрфакс-Лейси тоже весьма похож на святошу, — заметила Беата, прежде чем успела подумать. — Миссис Кейбл наверняка одобрила бы его добрые деяния.

— Ты так считаешь? — спросила Эсме с сомнением. — А мне кажется, он страдает от какого-то внутреннего расстройства и совсем не интересуется делами парламента. Но все равно я посажу его за ваш столик. Хелен тоже сядет с вами и будет кокетничать с ним, а ты напомнишь ей об этом, если она забудет. Хотя, возможно, нам лучше запустить в действие твой план с поэзией, если мы хотим свести вместе Хелен и Фэрфакса-Лейси, — я много лет знаю Хелен и могу сказать, что изображать кокетку не в ее характере.

— Однако она оказалась способна на тайный побег из семьи, — напомнила Беата. — Как такое вообще могло случиться?

Эсме пожала плечами и открыла дверь.

— Возможно, Рис совершил чудо, но последние десять лет они только и делают, что жалеют об этом. Мне кажется, их брак потерпел крах еще до того, как они вернулись из Гретна-Грин. — Эсме помолчала и сказала: — Ладно, теперь главное — не оплошать за обедом. — Она выразительно посмотрела на Беату: — Удивительно, но сейчас ты выглядишь лет на шестнадцать или около того.

Беата усмехнулась:

— Боюсь разочаровать тебя, но мне было четырнадцать, когда отец обнаружил, что я крашу ресницы жженой пробкой. От этого открытия он так и не оправился.

— Ох уже эти родители! — Эсме всплеснула руками. — Послушала бы ты мою матушку, когда она рассуждает о моей невинности, или, вернее, ее отсутствии. По словам матери, я вышла из ее утробы законченной кокеткой, созданной по образу и подобию тетки.

Беата хмыкнула:

— Могло быть и хуже.

— Верно, — охотно согласилась Эсме. — Итак, прощаемся до обеда!

Когда Беата опустилась на стул рядом с грозной миссис Кейбл, ее мысли были далеки от еды: ей не терпелось узнать, как джентльмен с пуританскими взглядами встретится с женщиной, которую пламенно целовал накануне на козьем выпасе. Станет ли Стивен притворяться, что они никогда не обнимались и он не просовывал ей в рот язык, что она не…

Беата почувствовала, что с ней происходит одна из редчайших для нее вещей: на ее щеках проявляется настоящий румянец. Так стоило ли мучить себя и двадцать минут наносить на щеки слои «румянца девы»?

Сказать по правде, джентльмен, за которым Беата наблюдала из-под полуопущенных ресниц, когда он вошел в комнату, на этот раз оделся с большой изысканностью. На нем был костюм с визиткой светло-коричневого цвета. Тем не менее для человека, проводящего большую часть времени, прогуливаясь по палате общин, он имел исключительно могучие ляжки.

— Боже, вот он, — простонала Хелен, усаживаясь рядом. — Ну что за глупая затея!

— Вам не о чем беспокоиться, — приободрила ее Беата. — Стихи сделают за вас всю работу.

Появление Пуританина внесло небольшое оживление. Он поклонился и представился миссис Кейбл, которую охватил благоговейный трепет уже от одной мысли, что ей придется сидеть за одним столом с членом парламента.

К великому разочарованию Беаты, он даже не моргнул глазом, когда она по-детски ему улыбнулась и хихикнула, зато охотно повернулся к графине Годуин и поцеловал ей руку.

— Граф Годуин тоже находился там, — сказала миссис Кейбл, возвращаясь к обсуждавшейся до этого теме. — Мистер Фэрфакс-Лейси, мы говорим о злополучном ужине, на котором все присутствовали вместе с графиней Годуин в этом самом зале несколько месяцев назад. С вашего позволения я не стану вдаваться в детали. — Она бросила хищный взгляд на Беату, которая прикусила губу, чтобы не расплыться в улыбке, после чего скромно уставилась на свои руки.

Стивен чуть не расхохотался. Эта Беата и впрямь милашка. Дело было даже не в чопорном наряде, делавшем ее похожей на школьницу. Каким-то неведомым образом она умудрилась придать своему лицу выражение бесхитростности, как у младенца на руках матери.

Миссис Кейбл благоговейно взглянула на Стивена:

— Уверена, вы не станете возражать, если я буду вести себя так, словно мы все старинные друзья, — церемонно произнесла она. — Видите ли, в последние месяцы я много размышляла над ситуацией леди Годуин, после того как отужинала в компании ее мужа.

Хелен с такой силой сжала салфетку, что костяшки пальцев побелели.

Настоящая подколодная змея, нападает на Хелен потому что та беззащитна, подумала Беата в ярости.

— Знаете, когда я влюбилась в одного из отцовских лакеев, — сказала она тонким, звенящим голосом, — отец заставил меня в наказание выучить наизусть всю Книгу Маккавея.

— В самом деле? — Миссис Кейбл явно не ожидала такого подвоха.

— Я предложила себя лакею, а мой отец искренне думал, что мне не следовало этого делать.

У миссис Кейбл округлились глаза.

— Но, — продолжала Беата беспечно, — Евангелие от Иоанна советует нам любить друг друга. Это написано в главе тринадцатой, — уточнила она.

Стивен с трудом удерживался от смеха, да и Хелен тоже кусала губы, пряча улыбку.

— Да-да, я знаю…

— О, я так рада, что вы меня одобряете! — воскликнула Беата с трогательной дрожью в голосе. — Моя любовь была чужда условности, и, я уверена, она была добродетельной. Правда, лакей не смог бы содержать меня как жену, — она скромно взглянула на свое платье, стоившее больше, чем жалованье лакея за полгода, — но я не в претензии. Не зря в притчах сказано, что там, где любовь, там ужин из трав лучше, чем бык в стойле. Вот только я никогда не понимала, что значит «бык в стойле». Может, вам, мистер Фэрфакс-Лейси, попадалось это выражение — ведь вы так долго работали в парламенте…

Однако Стивену не выпало шанса высказать свое мнение, так как миссис Кейбл вновь вернулась к жизни, как свеча, оказавшаяся на короткий миг под проливным дождем, но затем внесенная в сухое помещение. Теперь она смотрела на Беату с нескрываемым ужасом, как человек, обнаруживший, что изысканное пирожное внутри сгнило.

— Леди Беатрикс, — промолвила миссис Кейбл, с усилием втягивая в себя воздух, — я уверена, вы даже не представляете, какое впечатление может произвести ваша маленькая история на собравшееся общество! — Она обвела грозным взглядом сидящих за столом.

Хелен вежливо кивнула.

— Леди Беатрикс никогда не устает удивлять меня, — мягко заметила она. — Лакей, вы сказали, Беата? Как это авантюристично!

— Не знаю только, достаточно ли мы услышали. — Стивен встретился глазами с Беатой и почувствовал, как опасное возбуждение усиливается между его ног. Ему определенно нравилось, как эта крошка защищала леди Годуин. — А вот лично мне хотелось бы узнать, как лакей ответил на раздаваемые леди Беатрикс авансы. Вы заметили, миссис Кейбл: предложив себя лакею, леди Беатрикс ни словом не упомянула о его реакции! Может ли быть, чтобы обсуждаемый нами мужчина отверг ее скромное подношение?

Миссис Кейбл на миг лишилась дара речи, а когда заговорила снова, ее голос заметно дрожал.

— Не возьму в толк, с какой стати нам обсуждать столь омерзительный предмет! Наверняка леди Беатрикс просто стремится нас эпатировать, чтобы…

— Вовсе нет, — возразила Беата. — Я бы никогда не стала этого делать в такой достойной компании!

Миссис Кейбл прищурилась:

— А где ваш батюшка, миледи?

— Дома, конечно, — ответила Беата, внезапно возвращаясь к тону девичьей покорности. — Впрочем, я теперь печальное разочарование его жизни и считаю своим домом дом леди Уидерс.

Миссис Кейбл шумно задышала.

— А лакей…

— О нет, лакей тут ни при чем, — беспечно ответила Беата. — Отец перевел лакея в деревенский дом. Дело было в…

— Прекратите! — пронзительно выкрикнула миссис Кейбл. — Вы надо мной издеваетесь, миледи, и это не очень порядочно с вашей стороны. Одного взгляда на вас достаточно, чтобы сказать: вы не совсем такая, как эти скандальные особы, за одну из которых вы стремитесь себя выдать. Хелен бросила на Беату умоляющий взгляд, а затем осторожно коснулась запястья миссис Кейбл:

— Вы абсолютно правы, и я умоляю леди Беатрикс вести себя менее фривольно, хотя, боюсь, она все равно не угомонится. Но ведь это всего лишь розыгрыш, миссис Кейбл, шутка, и не более того!

— Я так и знала. — Миссис Кейбл с облегчением вздохнула. — Можете сколько угодно пытаться нас шокировать, леди Беатрикс, но истинная чистота вашего характера все равно возьмет верх. Все написано на вашем лице.

При этих словах Стивен с любопытством взглянул на Беату, и она без труда прочла его мысли: он думал о козьем выгоне и незапятнанной чистоте ее натуры.

Глава 10

ВЫСОТЫ УДОВОЛЬСТВИЯ

К окончанию обеда Эсме свыклась с тем фактом, что ее дом постепенно наполняется друзьями тетки, ни один из которых не отличался респектабельностью. Все это, безусловно, шокировало членов дамского кружка шитья, поскольку новые гости заменили аристократические манеры циничным остроумием и теперь дом сотрясался от взрывов безудержного смеха.

— Я объявила горничным, что мы хотим, чтобы дом сиял чистотой сверху донизу, — сообщила леди Арабелла Эсме. — Это то, что сделала бы на моем месте любая мать.

К тому моменту, когда появится ребенок, все должно быть в идеальном порядке. Я отправила кое-кого на крышу поправить шифер. Не терплю, когда садовники сидят сложа руки и в саду им абсолютно нечем заняться.

Это заявление заставило Эсме встрепенуться.

— Ты отправила садовников на крышу? Арабелла довольно потерла руки.

— Разве ты не слышишь стук молотков? Они с самого утра там трудятся. Без сомнения, работа займет несколько недель, а то и месяц, но без этого не обойтись.

— Разве это не опасно? — Эсме вдруг ощутила легкое головокружение.

— Опасно? Нет, конечно, — успокоила ее Арабелла. — Большая часть работ осуществляется на задней части дома.

— Я имела в виду, опасно для садовников, — уточнила Эсме, пытаясь успокоиться.

— Садовники? Да они даже обрадовались возможности залезть на крышу, — возразила Арабелла. — Это куда интереснее, чем, копаясь в земле, выдергивать сорняки, поверь мне.

Когда она ушла, Эсме заторопилась вниз. Стук молотков разносился по всей округе, и, обогнув дом, она увидела Себастьяна — прислонившись спиной к трубе, он жевал краюху хлеба, словно не имел никаких других забот.

Сейчас Эсме с трудом верилось, что Себастьян — маркиз. Этот большой, мускулистый мужчина в грубой белой рубахе с закатанными рукавами, из-под которых виднелись сильные руки, просто не мог быть маркизом.

— Эй ты! — крикнула она.

Ее голос растаял в небе без всяких последствий. Тогда Эсме подобрала камень и со всей силой, на которую только была способна, метнула в крышу.

Издав слабый звук, камень, отскочив, упал в канаву.

— Проклятие! — Эсме оглянулась на приставленную к стене лестницу, но воспользоваться ею не успела.

— Чем могу вам помочь, мадам? — услышала она чей-то голос у самого уха, и от неожиданности Эсме чуть не подпрыгнула.

— Слоуп! — вырвалось у нее. Дворецкий поклонился.

— Я видел, как вы вышли из Розовой гостиной, миледи, и последовал за вами в надежде оказать какую-нибудь услугу.

Щеки Эсме зарделись. Что могла она сказать? И вообще, что она здесь делает?

Однако Слоуп и сам обо всем догадался.

— Баринг! — рявкнул он, задрав голову. — Ее милость желает говорить с тобой. Спускайся, да поживее, любезный!

Баринг, он же маркиз Боннингтон, посмотрел вниз с такой милой улыбкой, что у Эсме внутри все перевернулось, а затем, нахлобучив шапку, стал спускаться по лестнице. Секунду Эсме следила за ним взглядом, но, поняв, что это неприлично, повернулась к дворецкому:

— Я просто хотела убедиться… Этот садовник… Слоуп предостерегающе поднял палец:

— Если вы и маркиз удалитесь в Розовую беседку, миледи, то вряд ли кто-то из гостей сможет вас заметить.

Сделав это удивительное заявление, он поклонился и был таков.

Эсме ошеломленно посмотрела ему вслед. Вот и храни после этого свои тайны!

К этому времени садовник уже спустился на землю и, сняв шляпу, молча мял ее, словно в самом деле был ее работником и собирался отчитаться перед хозяйкой.

— Как ты посмел залезть на крышу? — выпалила она в сердцах и, повернувшись к нему спиной, зашагала к увитой розами беседке, решетчатые ограждения которой столь густо поросли побегами розовых кустов, что сквозь них ничего не было видно.

— И вообще, какого черта ты там делаешь? — Она обернулась к нему сразу, как только они вошли в беседку.

Себастьян улыбнулся той особой снисходительной улыбкой, которая неизменно вызывала у нее чувство ненасытности.

— Ты не имеешь права рисковать жизнью на моей крыше, и я больше не хочу, чтобы ты оставался в моем имении. Уезжай! Сегодня же!

Он не спеша подошел к ней; промокшая от дождя рубашка липла к его плечам, подчеркивая выступающие бугры мышц.

— Послушай, — его голос словно гипнотизировал ее, — сначала я скажу «здравствуй» твоему ребенку, здесь. — Себастьян обошел ее и положил ей на живот свою большую ладонь. — Здравствуй, — прошептал он, глядя в глаза Эсме.

Словно услышав его, ребенок под рукой шевельнулся, и Себастьян рассмеялся.

— Должно быть, ему там уже тесно. — Опустившись на колени, он обеими руками обнял ее живот. — Привет, малыш, тебе пора выбираться на свет божий. — Он поднял глаза на Эсме. — О Боже, я так соскучился по тебе!

Его язык был шершавым и теплым, когда Эсме — женщина на сносях, уважаемая и достойная вдова — вся отдалась поцелую. Он имел вкус деревенского хлеба и запах дождя. Его руки замерли, оставаясь неподвижными на ее спине, огромные и сильные, отчего она чувствовала себя в его объятиях хрупкой, как птичка.

Волна томления заставила Эсме перенести руки ему на плечи. Теперь она испытывала сладостное облегчение — ведь он, слава Богу, не только не свалился с крыши, но был здесь, с ней. Сама эта мысль вернула ей долю здравого смысла.

Себастьян мгновенно почувствовал, что она вернулась к реальности, — как будто в воздухе, которым они дышали, что-то неуловимо изменилось.

— Нет, — сказала Эсме, и прозвучавшая в ее голосе боль поразила его в самое сердце. — Я этого не хочу! Мы должны остановиться, пока не поздно.

— Я знаю. — Он успокаивающе провел пальцем по изящному изгибу ее шеи. — Я знаю, что не хочешь.

— И все равно тебя не заботят мои желания — в противном случае ты бы уже вернулся на континент. Что, если кто-нибудь из моих гостей пожелает освежиться и придет сюда? Игра окончена. Слоуп, мой дворецкий, знает, кто ты. На самом деле он знал это с того момента, как ты явился наниматься на работу. Конечно, он не из тех, кто треплет языком, но рано или поздно… В доме полно людей, которые с тобой знакомы. К тому же я не хочу, чтобы ты свалился с моей крыши! Если с тобой что-нибудь случится, я этого просто не перенесу.

— Ты хочешь, чтобы я уехал? — Себастьян старался говорить спокойно, чтобы она не распознала нарастающее ликование.

Она яростно закивала.

— С Барингом, садовником, покончено. Ты должен уйти.

— Тогда тебе придется исполнить одно мое желание.

— Желание?

— Одну ночь, — дрожащим от возбуждения голосом произнес он. — Я хочу одну ночь. Всего одна ночь, и я уйду с должности садовника и покину пределы твоего поместья.

Сердце Эсме колотилось так сильно, что она не могла говорить.

— Сегодня. — Он посмотрел ей в глаза. — И потом я отбуду во Францию… потому что ты этого хочешь.

В этот момент она даже не могла вспомнить, чего на самом деле хочет, кроме одной вещи, разумеется. Про эту вещь просто невозможно было забыть, потому что, пока они говорили, она упиралась в ее ягодицы.

Глава 11

РАДОСТИ ПОЭЗИИ

Вечером Хелен собиралась соблазнить Стивена Фэрфакса-Лейси, и Беата полностью смирилась с этим фактом: как-никак именно она являлась инициатором этого и даже сама выбрала изысканно эротичный поэтический отрывок, который Хелен должна была прочитать вслух. Вместе с Эсме они обучили Хелен правильно пользоваться веером и подсказали несколько других кокетливых уловок.

Беате стало грустно. Если бы Арабелла пригласила на домашний раут достаточное число джентльменов, ей не понадобился бы этот Пуританин, этот самоуверенный Фэрфакс-Лейси.

Первым выступил лорд Уиннамор: стоя перед камином, он заунывно бубнил «Вторую эклогу» Вергилия. Все это время Беата отчаянно скучала.

— Дорогой Уиннамор, — наконец вмешалась Арабелла, — вы, безусловно, подняли наш образовательный уровень, а заодно умудрились нагнать сон на мою племянницу.

Вздрогнув, Эсме выпрямилась.

— И вовсе я не сплю, — возразила она, изображая несуществующий восторг. — Эклога просто потрясающая.

Арабелла фыркнула:

— Ну, если никто другой не спал, то я-то уж точно дремала.

Лорд Уиннамор вежливо улыбнулся.

— Никогда нелишне прослушать отрывок из классики, — сказал он назидательно.

— Правильно ли я поняла, что вся вещь посвящена восхвалению мертвого человека?

Когда лорд Уиннамор кивнул, Арабелла картинно закатила глаза:

— Лучше мы оставим изучение этого печального опыта кому-нибудь другому.

Эсме бросила на Хелен многозначительный взгляд, но та продолжала сидеть на стуле, прямая как палка, и, казалось, выглядела чрезвычайно взволнованной.

Наконец Беата протянула Хелен небольшую книжечку в кожаном переплете, уже открытую посредине.

Хелен побледнела еще больше.

— Дорогая, — окликнула ее с другого конца комнаты Эсме, — не прочитаешь ли ты нам эти стихи? Или, может, лучше отложить твое выступление до завтра?

И тут в глазах Хелен появилась какая-то яростная решимость.

— Я готова, — ответила она почти без дрожи в голосе, затем, поднявшись, прошла к камину, на то самое место, где до нее стоял лорд Уиннамор, и, повернувшись, послала Стивену Фэрфаксу-Лейси обольстительную улыбку. Эсме чуть не захлопала в ладоши, настолько сердечной была эта улыбка.

— Я прочитаю стихотворение под названием «Жалобы пастушки», — кротко произнесла Хелен и снова взглянула на Фэрфакса-Лейси, словно давая понять, что выступление предназначено именно ему.

О, если это грех — любить юнца с прелестным ликом,

Чьи Кудри цвета янтаря завиты в золоченый невод

И вьются не таясь вокруг румяных щек…

— Невод? — перебила Арабелла. — При чем здесь невод? О чем толкует этот поэт?

— Просто на волосы человека, о котором идет речь, надета сетка, — начал объяснение Уиннамор, но, заметив предостерегающий взгляд, как-то сразу стушевался.

— Я продолжу, — объявила Хелен.

О, если это грех — любить прелестного красавца,

По ком моя душа томится неизменно,

Тогда я не сдержусь и согрешу.

Ну вот, все просто идеально! Хелен посмотрела на Беату и с благодарностью улыбнулась, но Беата едва заметно качнула головой в сторону Стивена. Весь этот разговор о грехе должен был ясно дать ему понять, что у Хелен на уме.

О, если бы Господь, чтоб мне воздать награду,

Вдруг обратил мои уста в цветок,

а рот твой сделал бы пчелой игривой,

Тогда бы ты испил мой сладкий мед и… и мой…

Хелен запнулась, чувствуя, как краска заливает шею. Она не могла прочитать это… эти строчки!

— Этот кусочек особенно хорош! — воскликнула Арабелла. — Леди Годуин, на этот раз вы продемонстрировали настоящую глубину чувств!

Эсме бросилась в комнату, чтобы поскорее забрать книжку из рук Хелен.

— Боюсь, это слишком глубоко даже для меня. — Она легонько подтолкнула подругу в направлении ее стула. — В конце концов, я уважаемая вдова, не так ли? — Она бросила умоляющий взгляд на Беату. — Думаю, что сегодня у нас есть время еще для одного стихотворения. — На этот раз она не спешила удалиться к себе в комнату… Ведь теперь ее не ждет там Себастьян.

— Мистер Фэрфакс-Лейси, полагаю, вы нашли в моей библиотеке стихотворение, которое пришлось вам по вкусу?

— Нашел и был бы рад его прочитать. — Стивен встал. — Но так уж случилось, что и выбранное мной стихотворение написано от лица пастуха.

— Кто бы подумал, — язвительно ввернула Арабелла, — что эти пастухи были столь богаты поэтическими талантами!

Сердце Хелен забилось сильнее. Как могла она произнести эти слова вслух? Почему не прочитала стихотворение до того, как принять его от Беаты? Ей следовало предвидеть последствия.

Сделав глубокий вдох, она нерешительно посмотрела на Стивена, а когда он улыбнулся ей, она даже почувствовала себя чуточку лучше.

— Боюсь, что мое стихотворение куда менее интересное, чем продекламированное леди Годуин, так что заранее прошу меня простить…

Это комплимент, подумала Хелен и тут же отметила, что граф Фэрфакс-Лейси обладает красивым голосом, который звучит так, словно его слушает парламент.

Прекрасная сирена, пленительная чаровница, Сладчайшее молчание красноречивых глаз…

Сделав паузу, Стивен посмотрел на Хелен, и она ощутила безошибочную боль триумфа. Он понял ее! На секунду она задумалась о том, какую ночную сорочку ей лучше надеть. Конечно, она не обладала таким богатым выбором соблазнительного французского белья, какое предположительно надевала Эсме, готовясь к ночному приключению, и все же…

Постепенно она снова начала воспринимать голос Стивена и еще раз убедилась, что он был по-настоящему красив. Каждое произнесенное слово Стивен наполнял каким-то особым, восхитительным смыслом.

И я была такой, блистая красотой,

Без пудры и румян, к которым прибегают

Несчастные, надежду потеряв…

— Я не уверена, что это стихотворение мне нравится больше, чем предыдущее, — ворчливо сказала Арабелла лорду Уиннамору. — У меня такое ощущение, будто меня осуждают. Румяна им не понравились, надо же!

— Здесь нет и намека на вас, леди Арабелла, — заверил Стивен, незаметно бросая взгляд на Беату, размер лифа которой почти не превышал величины его носового платка.

Обманчивая красота фальшивых щек, Что наше угасанье отмечает, Стремясь изъяном прикрывать изъян…

— Довольно! — резко прервала чтеца Арабелла. — Меньше всего я желаю слушать о том, что творит время с моим лицом. Вам еще крупно повезло, уважаемый Фэр-факс-Лейси, что я не сочла оскорбительными ваши намеки на угасание в моем присутствии!

— Прошу меня простить, — поспешно извинился Стивен. — Разумеется, я не считаю, что эти стихи могут касаться кого-либо из присутствующих. — Он наклонился и поцеловал Арабелле руку. — И уж конечно, я не вижу признаков угасания в вашей красоте, миледи.

Недоверчиво посмотрев на него, Арабелла хмыкнула, и Стивен понял, что достиг своей цели; к тому же он был уверен, что видел огонь ярости в глазах леди Беатрикс. Теперь пришла пора бросить все силы на достижение наиболее важной цели этого вечера.

— Позвольте мне показать вам томик стихов, который я обнаружил, пока искал подходящие строчки для вечера. — Он указал Хелен на дальний конец комнаты, и она легко встала со стула.

— Буду несказанно рада. — Она с трепетом вложила ладонь в его руку, и они двинулись через комнату к тому краю, который был уставлен книжными полками. Но когда Хелен подняла на Стивена вопросительный взгляд, он не сделал попытки взять с полки какую-нибудь книгу.

— Это был всего лишь предлог, чтобы поговорить с вами, — произнес он и тепло улыбнулся. — Вас, похоже, испугало содержание прочитанного вами стихотворения, и я подумал, что вы, вероятно, пожелаете на какое-то время покинуть столь почтенное собрание.

Хелен ощутила предательский румянец на своих щеках.

— Да кто не испугался бы?

— Что вы скажете о леди Беатрикс Леннокс? — Насмешливая нотка, прозвучавшая в его голосе, мгновенно избавила Хелен от чувства неловкости.

— Это она выбрала для меня стихотворение, — призналась Хелен.

— Я так и подумал. — Стивен снова взял ее за руку. — У вас красивые пальцы, леди Годуин…

Ее кисти в его больших ладонях выглядели совсем хрупкими, и Хелен это понравилось. Прежде она никогда не чувствовала себя хрупкой.

— Еще я считаю ваш вальс исключительно изысканным. — Он погладил большим пальцем ее пальчики. — Вы поразительно талантливы. Впрочем, вы наверняка и без меня это знаете.

Сердце Хелен растаяло. Никто никогда не хвалил ее музыку; правда, она редко позволяла себе исполнять свои произведения публично, так что ни у кого и не было такой возможности.

— Это довольно смелая пьеса, — пробормотала она, не отрывая глаз от его пальцев.

— В самом деле?

— Но это же вальс! — Он, похоже, и впрямь не понял, так что ей пришлось прибегнуть к дополнительному объяснению: — Вальс считается непростительно быстрым, мистер Фэрфакс-Лейси, и его еще официально не приняли в «Олмаке».

Стивен пожал плечами:

— Я не бывал в «Олмаке v целую вечность и поэтому считаю себя счастливым человеком.

— Приличные женщины редко танцуют вальсы и, уж конечно, не сочиняют их.

— В таком случае тот факт, что я танцевал вальс, делает мне величайшую в жизни честь. — Он элегантно поклонился.

— Возможно… Но… вы не хотели бы, — внезапно осмелела Хелен, — навестить меня сегодня вечером в моей комнате?

На какой-то миг Хелен ощутила холод ужаса от совершенной ошибки, по ее спине поползли противные мурашки. Однако Фэрфакс-Лейси по-прежнему смотрел на нее с улыбкой, а потом с поклоном ответил:

— Вы опередили мой вопрос. — С этими словами он поцеловал кончики ее пальцев. — Можно ли мне навестить вас сегодня?

— О да, я буду очень рада, — с трудом выдавила Хелен.

Его улыбка стала еще шире. «Он и вправду очень хорош собой», — отметила она про себя.

— Боюсь, нам пора вернуться, леди Годуин. Наша хозяйка, похоже, собралась удалиться.

— Да, разумеется, — выдохнула Хелен еле слышно. Вот, оказывается, как это делается! Она пригласила —

он принял приглашение. Опираясь на руку графа, Хелен горделивой походкой пересекла комнату.

Заметив, что молодые люди возвращаются, Арабелла слегка нахмурилась; вероятно, в этот миг она поняла, что ее план просватать Эсме за Фэрфакса-Лейси находится в опасности. Зато Хелен ощутила прилив ликования. Она только что пригласила к себе самого достойного из мужчин в этом доме; а значит, вовсе она не фригидная и не холодная, как утверждал ее муж.

Она завела любовника!

Глава 12

КРОВАТИ, ВАННЫ И НОЧНЫЕ СОРОЧКИ

Когда Эсме открыла дверь, его не оказалось в ее комнате. Само собой разумеется, она этому только обрадовалась. Что подумала бы ее горничная, обнаружив в спальне садовника? Все это сильно смахивало на пикантную сплетню: «Вдовушка, не имея мужа, пользуется снисходительностью прислуги». Нет уж, спасибо. Завтра у нее начнется новая жизнь, как и положено благопристойной матери, а с рождением ребенка она уж точно не будет больше заводить любовников, хотя бы из опасения вновь забеременеть, не будучи замужем.

И все же Эсме никак не могла сосредоточиться на своей будущей добропорядочности. Все ее тело пело в предвкушении грядущей ночи. Она чувствовала странное опьянение. Прежде они с Себастьяном никогда не назначали тайных встреч. Правда, прошлым летом они занимались любовью в гостиной, а потом она навестила его несколько раз в домике садовника, но всегда это случалось как-то спонтанно. К ней он, разумеется, никогда не приходил. Да и как он мог?

До этого момента Эсме не могла представить, что Себастьян навестит ее ночью в спальне и она сможет смотреть, как он раздевается, а потом склоняется над ее постелью, обжигая взглядом. От этой мысли у нее мурашки побежали по коже.

— Что-то я устала. — Эсме кивнула горничной: — Пожалуйста, сделай мне ванну с абрикосовым маслом, да побыстрее.

Вскоре Дженни весело сообщала ей последние новости, а Эсме думала о том, что простое обмывание тела создает у нее ощущение готовности… ожидания…

Внезапно краем глаза она уловила какое-то мимолетное движение. На ее окнах висели длинные шторы насыщенного желтого цвета, и из-под одной из них высунулся носок черного сапога. Это явно был сапог не аристократа, скорее, садовника.

Так он, оказывается, наблюдал за ней! Под взглядом его невидимых глаз все ее тело зазвенело от предвкушения. Когда Дженни собрала ее волосы на макушке, чтобы они не намокли, Эсме вскинула руку, словно хотела проверить, все ли шпильки на месте. При этом ее грудь приподнялась над поверхностью воды, и с гладкой кожи стали скатываться капли.

Штора снова чуть-чуть шевельнулась, и Эсме откинулась на край ванны.

— Последнее время у меня очень сухая кожа, — сказала она Дженни, желая лишь, чтобы горничная не заметила, что ее голос приобрел новую глубину. — Пожалуйста, подай мне масло. — Она снова искушающим жестом воздела руки к голове.

Занавеска качнулась. Кажется, он ничего не пропустил.

— Что за странность, — обронила Дженни, направляясь к окну. — Могу поклясться, что я закрыла окно, но оттуда все равно…

— Ничего не дует! — проворчала Эсме.

— Сейчас выясню…

— Нет!

Дженни остановилась в двух шагах от окна.

— Миледи?

— Думаю, тебе лучше спуститься вниз и… — Черт, она абсолютно ничего не могла придумать! — Почему бы тебе не помочь миссис Мертл?

Дженни совершенно растерялась, но от окна все же отошла.

— Миледи, миссис Мертл не нужна помощь — она слишком важная птица, чтобы просить меня помогать ей!

Это была правда; экономка Эсме выглядела как весьма дородная и величественная дама.

— Я хочу остаться одна, — наконец сказала Эсме без обиняков.

— Конечно, миледи! Тогда я вернусь через десять минут и…

— Нет! Сегодня я сама лягу в постель. Дженни захлопала ресницами:

— Но, миледи, как вы выберетесь из ванны? А что, если вы упадете? И потом…

Дженни имела все основания волноваться, но не могла же Эсме сказать, что у нее уже есть помощник…

— Хорошо, помоги мне встать, — попросила она, протягивая руку.

Ступив на теплый коврик рядом с ванной, Эсме выхватила из рук Дженни банное полотенце. Меньше всего ей хотелось показывать Себастьяну свой огромный живот. Вдруг он обратится в бегство? Наконец, махнув в сторону двери, она дала горничной понять, что отпускает ее.

Дженни по-прежнему недоумевала:

— Мне вернуться через…

— Я сама справлюсь, — поставила точку Эсме. — Доброй ночи.

Меддл, весьма опытная горничная, ухаживающая за Хелен, графиней Годуин, была в немалой степени озадачена. Ее госпожа внезапно велела приготовить ванну, после чего перемерила все четыре ночные сорочки, привезенные с собой, и в каждой нашла изъян: одна была плохо выглажена, у другой вылез шов… По всей видимости, госпожа назначила на вечер свидание, но с кем?

— Это же проще пареной репы, — заключил мистер Эндрюс, размахивая вилкой. — Она сговорилась о встрече с моим господином лордом Уиннамором. С леди Уидерс он не добился успеха, поэтому решил обработать пашню позеленее.

Эндрюс был шустрым лондонцем, служившим у Уин-намора без году неделя, поэтому никто ему не поверил.

— Не согласен, — возразил со знанием дела мистер Слоуп.

Будучи дворецким, он никогда не позволял слугам судачить об их госпоже, но всегда был готов поделиться своими познаниями и опытом в том, что касалось слабостей других представителей благородного сословия. А его опыт, надо сказать, не знал равных; поэтому никто с ним никогда не спорил. Служа на протяжении десятка лет дворецким у одной из самых скандально известных супружеских пар, Слоуп наблюдал не один десяток всякого рода безнравственных поступков, на которые способны аристократы.

Миссис Мертл подняла брови:

— Уж не намекаете ли вы, мой дорогой мистер Слоуп, на мистера Фэрфакса-Лейси? И будьте любезны, берите еще соленые гренки с сыром — сегодня кухарка превзошла самое себя.

Прежде чем ответить, мистер Слоуп тщательно прожевал кусок, находившийся у него во рту, и не спеша проглотил. Он никогда не забывал, что его манеры служат примером младшему персоналу.

— Я действительно имею в виду мистера Фэрфакса-Лейси.

— Чтобы мой господин принял участие в адюльтере? Никогда! — Камердинер Стивена относился к числу весьма наивных людей старшего поколения и к тому же никогда не забывал, что хозяин спас его от полной нищеты, когда ему всерьез грозил приют для бедняков.

— Вероятно, это будет акт сострадания, — предположила Меддл. — Что остается делать бедной леди Годуин? Муж бросил ее десять лет назад: если слухи не врут — а было это до меня, — он просто выкинул ее на улицу и ей пришлось брать извозчика, чтобы доехать до дома матери. Он даже не позволил ей взять карету, когда она уходила. Как же это все скверно!

— Мистер Фэрфакс-Лейси как будто член парламента, верно? — важно справился Эндрюс.

— Верно. — Мистер Слоуп кивнул. — И весьма уважаемый при этом. Леди Годуин не могла сделать выбор лучше. Я бы не отказался еще от одного куска пирога, миссис Мертл, если вы будете столь любезны, а после мы обсудим, как мне нужно правильно выходить из столовой во время обеда, потому что, как довелось заметить сегодня вечером, некоторые двигаются по комнате так, будто за ними гонится стадо слонов.

Глава 13

В КОТОРОЙ ГРАФИНИ ГОДУИН ПОСТИГАЕТ БЛАГОТВОРНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ЖЕЛАНИЯ

Хелен одолевал ужас. Если бы она могла придумать, как послать мистеру Фэрфаксу-Лейси записку, не вызвав скандала, то непременно сообщила бы ему, что слегла со скарлатиной и не в состоянии принимать гостей.

Она чувствовала себя как… как новобрачная! Ну разве это не насмешка? Точно так же она ждала прихода в комнату Риса, когда они еще не обвенчались, а только следовали в Гретна-Грин. Рис безошибочно смекнул, что ее отец не станет их преследовать, и поэтому они в первую же ночь остановились в гостинице.

Если бы только ей хватило духу уйти из гостиницы на другое утро и вернуться незамужней в отцовский дом! Так нет же — она ждала своего избранника, как любая другая восторженная девственница, с сияющими глазами, потому что была влюблена. Влюблена! Что за глупое, злосчастное оправдание. Когда появился Рис, стало с первого взгляда ясно, что этот человек напился, — он качнулся в дверном проеме, но устоял на ногах. А она, дуреха, хихикнула, сочтя это романтичным. Интересно, что романтичного в пьяном мужчине?

Да ничего.

Эта мысль ее успокоила. Шанс, что Стивен Фэрфакс появится в дверях комнаты невесты в пьяном виде, столь же мал, как и то, что он придет на заседание парламента в ночной рубашке. Если бы только она могла притвориться, что в его визите не больше неожиданности, чем в визите Эсме…

В этот момент в дверь постучали, и Хелен едва не вскрикнула. Торопливо засеменив к двери, она открыла ее и чуть слышно произнесла:

— Пожалуйста, входите…

Он был полностью одет, и это подействовало на нее обескураживающе. Сама она ничего, кроме ситцевой ночной сорочки, на теле не имела.

Хелен распрямила спину. Пусть так. Она пережила брак с Рисом; она переживет что угодно.

Однако гость не усмотрел в ее внешнем виде ничего странного. Небрежным жестом он продемонстрировал ей фляжку и два маленьких стаканчика.

— Как это предусмотрительно с вашей стороны, мистер Фэрфакс-Лейси, — пролепетала она.

Он поставил стаканы на стол и подошел к ней.

— Думаю, вы можете называть меня Стивен. — Его голос имел тот богатый бархатистый тембр, который он наверняка использовал, чтобы гипнотизировать не только палату общин. — А мне — можно мне звать вас Хелен?

Имя в его устах прозвучало как-то странно, почти экзотично. Хелен кивнула и заняла место у камина; тогда он, присев рядом с ней, наполнил маленький стаканчик золотистой жидкостью. Хелен попыталась представить, что произойдет дальше. Если он станет раздеваться, нужно ли ей при этом отвернуться, чтобы не смущать его, и как ей потом снимать с себя ночную рубашку?

К счастью, Стивен просто сидел рядом с ней и молчал.

— У меня нет практики в делах такого рода. — Хелен быстро поднесла стакан ко рту и, сделав глоток, почувствовала, как жгучий напиток горячо вливается в желудок.

Стивен взял ее за руку, видимо, желая успокоить.

— В этом нет ничего сложного. Вы с мужем уже давно не живете вместе, верно?

— Почти девять лет. — Хелен снова почувствовала глухую боль — слишком тяжело ей было признаваться в этой неудаче.

— Никто не ждет, что вы до самой могилы будете коротать век в одиночестве, — мягко заметил Стивен, ласково поглаживая большим пальцем тыльную сторону ее ладони. Эта ласка оказала на Хелен удивительно успокаивающее воздействие. — Так уж случилось, что и я не встретил женщину, на которой хотел бы жениться, поэтому волен получать удовольствие там, где хочу и с кем хочу. Вот почему я здесь.

Хелен робко улыбнулась:

— Меня только волнует… — Как же ей спросить, когда он собирается уйти? Если он проведет с ней ночь и об этом узнает ее горничная, она умрет со стыда.

— Я прекрасно умею предотвращать зачатие. — Стивен чуть сжал ее пальцы.

Сердце Хелен дрогнуло. На самом деле она отчаянно хотела завести ребенка, но только не таким образом.

— Спасибо, я вам весьма признательна, — поблагодарила она, отчетливо сознавая абсурдность происходящего. Не лучше ли им поскорее покончить со всем этим? — Вы не хотели бы отправиться в кровать теперь же? — Хелен и сама не могла понять, как она решилась задать столь прямой вопрос.

Какое-то время Стивен смотрел на нее не мигая, потом кивнул:

— С удовольствием, моя дорогая.

Хелен забралась в постель и натянула одеяло.

— Я закрою глаза, чтобы не смущать вас, — пробормотала она.

Наверняка он оценит ее великодушие. В конце концов, случайный роман — еще не причина, чтобы вести себя подобно диким животным.

Мгновение спустя она почувствовала, как кровать слегка прогнулась, и открыла глаза.

Стивен склонился над ней; рубашки на нем уже не было.

— Вы забыли погасить свечи, — практично заметила она.

— Да, но я немедленно это сделаю.

Стивен отличался от Риса, как земля от неба; он говорил с неизменным спокойствием, был внимательным и во всем оставался джентльменом. Стал бы Рис гасить свечи по ее просьбе? Да никогда! Грудь Риса сплошь покрывали черные густые волосы, в то время как у Стивена она была гладкой, однако с хорошо прорисованными мускулами.

Когда он снова прилег на постель, она заставила себя повернуться к нему. Комната погрузилась в подобие сумерек и лишь слабо освещалась с одной стороны пылающим камином. Сделав глубокий вдох, Хелен решила: что бы ни произошло дальше, она готова.

Однако в течение нескольких последующих мгновений ничего не изменилось, чем, сказать по правде, Стивен был весьма озадачен. Хелен явно хотела завести с ним роман, но никакой активности не проявляла. Она и впрямь истинная английская леди, подумал он, прогоняя прочь видение кремовой груди Беаты, волей-неволей возникшее перед его мысленным взором. Правда, эта грудь внушала некоторое сомнение: она как-то уж очень заметно сбилась влево, когда на козьем выпасе он помогал ее обладательнице освободиться от жакета.

Внезапно Стивен осознал, что находится совсем в другой постели, а значит, должен иметь совершенно другие мысли. Он наклонился к Хелен и поцеловал ее. Губы Хелен оказались прохладными, но отнюдь не неприветливыми. Потом он обнял ее за плечи и чуть не заскрипел зубами. Что за грубиян был ее муж! Бедная женщина вся дрожала, и вовсе не от страсти.

К счастью, терпения Стивену было не занимать. Он целовал ее неторопливо и нежно; каждое его прикосновение говорило, что он будет оставаться джентльменом, не будет спешить и что она может готовиться к предстоящему главному моменту сколько пожелает.

Постепенно Хелен перестала дрожать, а Стивен тем временем продолжал бороться с досаждавшими ему воспоминаниями о Беате и тихих звуках, вырывавшихся из ее груди, когда они целовались на козьем выпасе.

Минут двадцать спустя Стивен пришел к выводу, что они достигли рубежа, после которого его партнерша не станет возражать, если он до нее дотронется. Его ладонь медленно поползла вниз по ее плечу, направляясь к груди, Хелен судорожно вздохнула и вновь застыла.

— Можно мне коснуться вашей груди? — прошептал он.

— Можете попробовать, — так же тихо ответила она. Этот шепот довершил дело. Тонкая струйка желания, вливавшаяся в его вены, вмиг пересохла. Она была очень вежливой и очень храброй, но ни одно ни другое не могло разжечь желания Стивена, и оно завяло, вероятно, навсегда.

Осторожно обняв Хелен за шею, он притянул ее к себе. Теперь она казалась ему хрупкой птичкой. Спрятав подбородок в ее волосах, он сказал:

— Я думал, что знаю, почему нахожусь здесь, но теперь не уверен в этом.

Последовала тишина.

— Потому что мы начали роман?

Он никак не мог понять: откуда исходило это отчаяние и зачем она подвергает себя такой пытке?

— Обычно, — Стивен тщательно подбирал слова, — пара вступает в подобную… связь, потому что люди испытывают друг к другу взаимное влечение. Я, безусловно, считаю вас красивой женщиной…

— Вы тоже чрезвычайно красивы, — произнесла Хелен с изяществом, которое сопутствовало всему, что она делала и говорила. — Вот только… В самом деле вы хотите переспать со мной?

Его ладонь ласково пробежала вниз по ее руке.

— Ну… да! — Стивену показалось, что она вот-вот расплачется. — Видите ли, я что-то не припомню, чтобы женщина чувствовала, что должна переспать со мной, —. произнес Стивен шутливо, но это не помогло. Он ощутил на груди влагу. Она плакала. Проклятие! День начался с фиаско и закончился провалом.

— Мне не следовало это делать, — услышал он дрожащий голос Хелен, и она тут же стала поспешно вытирать слезы. — Просто я подумала…

Ее голос оборвался. Внезапно Стивена осенило.

— Вы хотели использовать меня, чтобы доказать факт супружеской неверности, так?

Это погубило бы его карьеру в два счета, и все же…

— Нет, — Хелен всхлипнула. — Я никогда не стала бы использовать вас таким образом. Я думала, что нам… что нам это понравится… и тогда я могла бы рассказать мужу, и…

Она умолкла.

Некоторое время они лежали молча — безукоризненный английский джентльмен и шмыгающая носом графиня.

— Наверное, у меня покраснело лицо, — сказала наконец Хелен, пытаясь улыбнуться.

По ее тону Стивен догадался, что она вполне овладела собой. Ее лицо и впрямь покраснело, волосы, растрепавшись, выбились из косы и теперь вились вокруг кудряшками. По какой-то причине он нашел весьма трогательным тот факт, что она не знала даже самого простого: встречать мужчину на тайном свидании следует с распущенными волосами.

— Боюсь, Хелен, — мягко произнес он, — так у нас ничего не выйдет.

— Но почему?

— Потому что на самом деле вы не хотите заниматься со мной любовью.

Хелен почувствовала внезапную досаду. Какой же он глупый, этот мужчина! Если бы она не хотела заниматься с ним любовью, находился бы он теперь в ее комнате? Она и так унизилась до того, что появилась перед ним в нижнем белье, позволила ему приблизиться к себе. Разве этого не достаточно?

— Нет, я хочу… заняться с вами любовью, — с трудом выдавила она. Протянув руку, он смахнул с ее щеки слезу.

— Не думаю, что это действительно соответствует истине.

— Вздор! Главное, что я согласна, разве не так? Вы мужчина, а мужчины всегда хотят заниматься с женщинами любовью, при любых обстоятельствах. Это все знают.

Стивен прикусил губу, и у Хелен возникло ужасное подозрение, что он с трудом сдерживает улыбку.

— Еще в большей степени им нравится ощущать, что женщина, с которой они находятся, испытывает к ним желание.

— Но я испытываю желание! — храбро заявила Хелен и, вскинув руки, принялась лихорадочно расстегивать пуговицы ночной сорочки. — Приступайте. Делайте все, что вам заблагорассудится.

Некоторое время они оба в молчании таращились на ее обнаженные груди. По сравнению с формами Эсме они были маленькими, но обольстительно изысканными. Во всяком случае, так подумала Хелен, прежде чем заставила себя взглянуть на Стивена. Он выглядел в высшей степени смущенным, и она вдруг почувствовала, что получает от этого удовольствие.

— Теперь, если я правильно понимаю, вы должны изнывать от вожделения. Во всяком случае, мой муж всегда изнывал.

Стивен широко раскрыл глаза:

—Он изнывал? Ну да, конечно.

Что делать дальше, Хелен не знала — то ли ей расплакаться, то ли рассмеяться. В конце концов она предпочла последнее и, сложив ладони поверх простыни, весело улыбнулась Стивену, словно сидела с ним за чаем.

— Полагаю, мы могли бы поиграть в старинную игру «Вы показываете мне, я показываю вам», — игриво сказала она. — Или просто оставить это.

После этих слов оба испытали явное облегчение.

— Вижу, мне понадобится еще попрактиковаться, прежде чем я смогу заставить мужчину остаться в моей постели. — Хелен медленно провела рукой по волосам. — • Должна вам признаться, я считаю, что одержала над собой настоящую победу, соблазнив вас прийти ко мне в комнату.

Натянув ей на грудь простыню, Стивен заботливо подоткнул ее, словно укладывая ребенка в постель.

— А теперь объясните мне, зачем вам понадобился весь этот спектакль. Ваш муж на этом вечере не присутствовал, а значит…

Хелен судорожно сглотнула.

— Ничего не значит. Просто вы мне очень нравитесь, — призналась она, глядя ему в глаза, — вот я и подумала, почему бы нам не попробовать завязать отношения, может, что и получится. Теперь я вижу, что ошиблась: в постельных делах слишком много такого, чего я не понимаю.

Стивен легонько притянул ее к себе:

— У нас еще есть время.

Хелен не могла не улыбнуться. Кто бы мог подумать, что она может лежать полунагая в постели, прильнув к голому мужчине! Если бы только Эсме ее сейчас увидела, а еще лучше Рис!

— Во всем виновата моя самоуверенность. — Она была рада хотя бы тому, что острое чувство унижения покинуло ее. — Мне хотелось отомстить. Рис рассмеялся, когда я попросила его о разводе. Он сказал, что я фригидна и ни один мужчина не захочет меня. — Теперь в ее голосе звучала горечь, которую она не смогла скрыть.

Рука Стивена напряглась.

— Это явная чушь, — сухо произнес он.

Некоторое время они молчали. Хелен, завернутая в простыню, уютно прильнула к его плечу, и в это время Стивен подумал, что готов разорвать Риса на мелкие кусочки.

— Вы точно уверены, что у нас ничего не получится? — осторожно осведомилась она.

Стивен скосил на нее глаза:

— А вы трепещете от желания, когда моя рука обнимает вас? Вы мечтаете про себя, чтобы я откинул простыню и взял вашу грудь?

— Нет, не мечтаю, — уныло отозвалась Хелен и плотнее завернулась в покрывало. — А это значит, у нас ничего не выйдет. Мне очень жаль, потому что вы само совершенство, а я не уверена, что у меня хватит… хватит храбрости, чтобы еще раз пройти через все это.

— Если вы на самом деле будете испытывать влечение к мужчине, от вас не потребуется так уж много храбрости.

— Да, но среди гостей нет ни одного, кого я могла бы пригласить к себе в спальню. Придется ждать до возвращения в Лондон, а это случится еще не очень скоро. Вот если бы Рис уже сейчас знал, где я нахожусь!

— А вы пригласите его, — подсказал Стивен, и в его голосе прозвучала озорная нотка.

— Пригласить куда?

— Сюда, в этот дом. А мы устроим так, что он увидит вас в пикантной ситуации…

Хелен ахнула:

— С вами?

— Точно.

Она истерично хихикнула:

— Но вдруг ничего не получится?

— Не вижу причин для сомнений. Я не знаком с вашим мужем, но мне не нравится то, что вы мне о нем рассказали. Так почему бы нам вместе не проучить человека?

— Это было бы просто замечательно. — Хелен даже вздохнула, представляя столь заманчивую картину.

Отомстить, не подвергая себя неприятным моментам, — может ли быть что-нибудь лучше?

— Конечно, не хотелось бы приводить его в неистовство… — Невольно Стивен вспомнил ужасные истории с участием взбешенных мужей, о которых читал в последнее время.

— Рис и ухом не поведет. Он живет с оперной певичкой, и это его вполне устраивает.

— Да-да, я тоже что-то слышал об этом… Хелен схватила его за руку:

— Стивен, вы и вправду не шутите? Вы сделаете это для меня? Я буду вам благодарна, не могу даже выразить как!

Он внимательно посмотрел на нее и тут же рассмеялся, его радость Исходила от чистого сердца.

— Хотите знать, на что я трачу свои дни? Пытаюсь набрать голоса. Считаю их, торгуюсь за них, умоляю голосовать…

— Это ведь очень важная работа.

— Не такая уж важная. То, о чем мы говорим сейчас, мне представляется куда важнее. Так что зовите вашего неверного мужа, и мы разыграем перед ним настоящий спектакль! Мне всегда хотелось поучаствовать в романтической комедии, вот и настал мой черед!

Хелен искренне рассмеялась, и Стивен охотно присоединился к ней.

Глава 14

ОЧЕВИДНАЯ ПОЛЬЗА БИБЛИОТЕК

Беата тихо кралась по коридору, когда за дверью раздался взрыв смеха. Она не знала второго такого человека в Лондоне, который обладал бы столь красивым, глубоким голосом, как мистер Пуританин, и поэтому невольно остановилась.

Ну и что с того, что Хелен и мистер Фэрфакс-Лейси приятно проводят время? Разве не она сыграла в этом главную роль, сводя их вместе?

Решительно шагая к лестнице, Беата постаралась не думать о том, что могло послужить причиной такой радости Пуританина. Что сделала Хелен? Неужели она в самом деле владела искусством ублажать мужчину? Беате это представлялось маловероятным. Но возможно, так смеются люди, которые еще не все познали и совершают вместе открытия новых удовольствий? Она не могла припомнить, чтобы когда-нибудь смеялась, находясь в постели с мужчиной.

Очутившись в библиотеке, Беата обошла полки, высоко держа над головой свечу, чтобы видеть названия книг, но это не помогло; мысль о том, что ей придется вернуться в холодную постель, повергала ее в уныние, и теперь она старалась понять, на каком этапе все в ее жизни пошло вкривь и вкось.

В обществе без колебания сказали бы, что это произошло в тот момент, когда леди Дитчер вошла в гостиную и застыла словно парализованная при виде одной из дочерей герцога Уинтерзолла в объятиях мужчины, но на самом деле проблемы начались гораздо раньше, когда в возрасте пятнадцати лет она влюбилась в старшего лакея. Не важно, что Неду было уже тридцать; Беата обожала его и даже не пыталась это скрывать. Уже на другой день вся ее семья знала о ее сердечных переживаниях. В конце концов отцу пришлось отослать красавца лакея в одно из удаленных поместий; и все же по-настоящему он рассердился лишь тогда, когда узнал, что дочь пишет Неду письма, по одному в день.

Вот тут-то она и оступилась, потому что Нед ее отверг. Она предложила ему юное девичье целомудрие, а он сказал «нет», и не потому, что боялся потерять место, а просто не проявил к ней интереса. Она видела это по его лицу. После того как отец перевел Неда в деревню, он не ответил ни на одно ее письмо.

С тех пор Беата как с цепи сорвалась. Она преследовала одного Неда за другим, все эти попадавшиеся в ее сети Неды проявляли ненасытное желание и поэтому бесконечно утомляли ее.

Усевшись на кушетку и обняв себя за плечи, Беата некоторое время безмолвно раскачивалась взад-вперед. Она была уверена, что вовсе не является такой уж похотливой потаскушкой, за которую ее принимали. Ей искренне хотелось иметь все то, чего хотят другие женщины: мужа, детей и любви. Любви настоящей, а не той, основанной на высокой груди, подбитой ватными подкладками.

— К черту все, — неожиданно выругалась Беата во весь голос и потерла нос, чтобы не расплакаться. — К черту! И Нед пусть тоже туда катится!

Легкий шум заставил ее поднять взгляд. В дверях стоял мистер Смеющийся Любовник собственной персоной, высокий, широкоплечий и невероятно аристократичный. Это тебе не лакей Нед: тот никогда не смотрел на нее с таким холодным неодобрением, с таким благовоспитанным презрением. Но самое главное, этот Нед выглядел вполне удовлетворенным своим полночным визитом. Одного этого было достаточно, чтобы сделать его невосприимчивым к ее прелестям при всей их неотразимости.

— Нед? — произнес он, насмешливо поднимая бровь. — Смею предположить, что некий джентльмен не почтил нас своим обществом, но остался в ваших мыслях…

— Так оно и есть, — бросила она, изо всех сил делая вид, будто ее не волнует тот факт, что он недурно провел время с Хелен. — А вы, мистер Фэрфакс-Лейси? Никак не можете уснуть?

— Вы угадали, но только отчасти, — согласился он, имея при этом вид ледяного изваяния.

Какого черта он притащился в библиотеку, вместо того чтобы нежиться в постели рядом со своей костлявой любовницей?

— Ну и что вы собирались найти в библиотеке? — чопорно осведомилась она. — Я думала, у вас есть дела поинтереснее.

— По правде говоря, я пришел, чтобы найти книжку стихов, которую вы подсунули леди Годуин.

— Зачем? Хотите наедине насладиться чтением?

— А зачем вы дали леди Годуин для декламации именно это стихотворение?

— Разве оно вам не понравилось?

— Где вы его нашли? — Стивен неторопливо направился к книжным полкам.

— Привезла с собой.

Он так же не торопясь обернулся.

— Вы ездите в деревню с собранием сладострастной поэзии?

— Я только сейчас открыла для себя мистера Барнфилда, и мне очень нравятся его стихотворения. То, что читала Хелен, — одно из самых чувственных. И оно сработало, верно?

— Что ж, возможно. — Стивен подошел к ней и сел рядом.

— Если вам угодно прочитать эти стихи, то, полагаю, леди Годуин оставила книжку на столе.

Стивен потянулся за книгой; в его густых ресницах играли блики огня.

— Если позволите, я возьму ее на время, — сказал он, листая страницы.

Внезапно у Беаты возникло странное чувство: ей казалось, что крошечные языки пламени лижут ее ноги, ее руки, толкая в его объятия.

Склонив голову, она из-под ресниц посмотрела на Стивена, который к этому моменту уже углубился в чтение поэтического сборника. Кто бы мог подумать — Пуританину, безупречному английскому джентльмену с твердой челюстью, нравятся стихи!

— А где ваш галстук? — неожиданно для себя поинтересовалась Беата. — Неужели вы оставили его на полу комнаты Хелен?

Стивен нахмурился и, пошарив в кармане, извлек оттуда свой галстук.

— Вот он! — Его лицо выглядело довольно глупо, но все же он сумел сохранить самообладание.

Беата прикусила губу. Может, ей просто вернуться к себе в комнату? Но сможет ли она? Внутренний голос ей подсказывал, что она скорее перестанет дышать, чем покинет общество Пуританина по собственной воле, пока остается хоть один шанс, что он может передумать поцеловать ее и даже…

«О пожалуйста, пусть стихи возбудят его, раз уж я потерпела неудачу», — помолилась Беата языческой богине, которая могла, по ее предположениям, услышать эту мольбу.

«Греховно ли любить юнца с прекрасным ликом», — медленно прочитал Стивен.

Беата почти не могла дышать. Ей хотелось пить этот голос; а еще она хотела, чтобы он сказал ей…

— Вы изменили строчку, — пробормотала она. — Там написано: «О, если это грех — любить юнца с прекрасным ликом».

— Не пойму, при чем здесь какие-то «юнцы».

Он больше не мог сдерживать желание и, закрыв книгу, отложил ее в сторону, а затем посмотрел на Беату. Она сидела, свернувшись, как котенок, странно беззащитная среди окружавших ее мудрых книг.

Сквозь пелену сладострастия Стивен заметил, что его пальцы, двинувшиеся в ее сторону, чуточку подрагивают. Он приподнял ее голову, потерся губами о ее губы, и Беата вздохнула, а потом ее руки обвились вокруг его шеи.

К счастью, ее губы не отдавали вкусом тех светских улыбок, которые она столь щедро раздавала; сладкие и неистовые, они открылись ему навстречу в стоне упоения.

От нее исходил вкус цитруса, сладкий и терпкий; возможно, поэтому Стивену вдруг захотелось облизать все ее тело и убедиться, что у нее такие же сладкие и терпкие колени, живот и место, сокрытое между ног… Да-да, и там тоже. Она позволит ему все, он знал это наверняка.

Но Боже, что он делает?

Стивен оторвался от нее. Беата приникла к нему; ее глаза были закрыты, губы покраснели. Он наклонился над ней, чтобы еще раз ощутить ее вкус, а она открылась ему навстречу, и ее губы втянули в рот его язык. Его руки застыли на ее плечах, в то время как нижняя часть тела непроизвольно дернулась к ней. В тот самый момент, когда его пах взорвался сладострастием, в его глазах потемнело от гнева.

— Где ты научилась этому фокусу? — Он резко выпрямился.

Беата открыла глаза, и Стивен на мгновение пришел в недоумение; ее глаза, бархатисто-мягкие, казались совершенно невинными. Впрочем, такой она наверняка представлялась многим мужчинам.

— Какому фокусу? — Беата попыталась наклониться вперед, затем вздохнула. Судя по всему, пылкий любовник вновь превратился в Пуританина. Она закатила глаза:— Дорогой мистер Фэрфакс-Лейси, мне всего лишь двадцать три. Задайте этот же вопрос, когда мне будет пятьдесят. Что касается вас, то меня весьма впечатлил ваш запас жизненных сил: в конце концов, не каждый мужчина после сорока способен весело порезвиться с графиней и при этом сохранить столько… впечатляющего радушия еще и для меня. — Мило улыбнувшись, Беата вышла из комнаты, оставив Стивена Фэрфакса-Лейси в библиотеке одного, в полной растерянности и с томиком сладострастных стихов.

Глава 15

ЛЮБОВЬ И ДОЛГ

Сердце Эсме все еще яростно колотилось от пережитого ужаса. Когда Дженни направилась к окнам, она плотнее завернулась в полотенце, но, к счастью, на этот раз все обошлось, и теперь ее беспокоили совсем другие проблемы.

— Это глупая идея. Ребенок может появиться на свет со дня на день.

— О, я знаю это, — подхватил Себастьян не без удовольствия. — Видишь ли, я умею считать, как любой другой. С прошлого июля, когда мы с тобой встретились в гостиной леди Трубридж, прошло ровно восемь с половиной месяцев.

— Это ребенок Майлза, — упрямо повторила она. Для Эсме было исключительно важно, чтобы ребенок родился от Майлза, ведь он так мечтал об этом!

— Мы с Майлзом примирились следующей же ночью, — торопливо заверила его Эсме, хотя сознавала, что это бессмысленно.

— С таким же успехом это может быть и мой ребенок. Твой и мой. На самом деле, выражаясь фигурально, мы с Майлзом идем нос в нос, учитывая тот факт, что каждый из нас довольствовался радостью всего одной ночи.

— Нет, Майлза. Он очень хотел ребенка!

— К счастью, желания никак не влияют на отцовство. На этот раз Эсме не могла не признать правдивости его утверждения.

— Я люблю тебя, ты это знаешь? — спросил он.

— Ты только думаешь, что любишь меня, Себастьян, — ответила она, тщательно подбирая слова. — И еще тебя мучает чувство вины в связи со смертью Майлза. Но поверь, тебе нет нужды расплачиваться со мной за то, что произошло.

— Расплата не имеет никакого отношения к тому, что я чувствую к тебе.

— Не имеет?

— Нет, потому что, когда я полюбил тебя, Майлз еще был жив и развлекался со своей любовницей. — Себастьян не сводил с нее глаз. — Я любил тебя все то время, пока был обручен с твоей подругой Джиной. Я наблюдал, как ты танцуешь и как ты флиртуешь, видел, как ты замышляла связь с этим отвратительным идиотом Берни Бердеттом.

Эсме плотнее укуталась в простыню, стараясь не разрыдаться и гордо держать голову.

— Похоть не есть любовь, и я не уверена, что ты различаешь разницу.

Вместо ответа он внезапно толкнул ее на кровать. Поначалу Эсме сопротивлялась, но потом растаяла под нажимом его сильных рук. Она чувствовала себя неопытной девочкой, лежащей на спине под возвышающимся над ней Себастьяном.

— Не могу больше ждать. — Ее голос стал предательски хриплым.

Он начал целовать ее, и она, словно опьянев, утратила связь с настоящим.

— Ты ведь помнишь, — спросил он некоторое время спустя, и лукавая улыбка заиграла на его лице, — что я девственник?

Она не могла не рассмеяться:

— Уже нет.

— А ту ночь, когда ты лишила меня девственности? — Его рука легла ей на живот. — Этот ребенок может вполне быть моим.

— А если, когда мы поженимся, выяснится, что отец ребенка — Майлз? Ты ведь не можешь знать этого наверняка.

— Я буду любить его, как своего, обещаю. Иначе и быть не может.

Наконец Эсме затихла в его объятиях, уверенная, что он защитит ее от всех невзгод, которые могла уготовить ей жизнь, и они уснули, а когда через несколько часов она проснулась, огонь в камине догорел и комната погрузилась в призрачный полумрак. Себастьян спал, и его густые волосы отливали золотом. В этот момент все ее страхи, казалось, улетучились навсегда.

— Себастьян, — позвала она, и его глаза тотчас распахнулись. — Ты не помассируешь мне спину — сегодня с утра она у меня болит сильнее, чем обычно. Как ты думаешь, мы не могли причинить ему какой-нибудь вред?

Себастьян провел рукой по спине Эсме, потом перевернул ее и посмотрел на возвышающийся огромный живот.

— Ни в коем случае. — Он ласково погладил кожу живота, словно хотел поздороваться с ребенком.

— Полагаю, тебе пора исчезнуть, — напомнила Эсме; она выглядела не на шутку взволнованной. — Куда ты собираешься податься?

— Меня всегда привлекала Франция, — ответил он уклончиво.

Что ж, раз он не желает говорить ей о своих планах, она не будет настаивать.

— Выпей за меня шампанского, ладно? — попросила Эсме.

— Ну, если ты просишь… Себастьян не спеша натянул брюки, потом рубаху и не сразу заметил, что по ее лицу текут слезы.

— Любимая. — Он притянул Эсме к себе. — Пожалуйста, не плачь.

— Я ничего не могу с собой поделать. ч— Эсме всхлипнула. — И все равно я знаю, что ты должен уйти, понимаешь, должен! Конечно, я дура, слабая, глупая дура, но…

— Я люблю тебя, Эсме. Если я тебе понадоблюсь, тебе нужно только позвать, и я всегда к тебе приду.

— Может, когда-нибудь потом… А сейчас мне нужно, чтобы ты ушел! Я не могу допустить, чтобы граф скрывался в моем имении под видом садовника. Стоит хоть кому-то об этом узнать, и моя репутация погибнет навсегда.

Он наклонился и поцеловал ее в губы.

— До свидания. И тебе, малыш, тоже.

— О Боже, я этого не вынесу! — От с трудом сдерживаемых рыданий у Эсме сжалось горло. — Ты должен поторопиться, иначе я потеряю всю свою решимость…

Себастьян выскользнул за дверь и остановился, чтобы окинуть взглядом коридор.

В этот момент за его плечом кто-то вежливо кашлянул.

— Могу ли я чем-нибудь помочь, милорд?

Резко обернувшись, Себастьян обнаружил уважительно склонившегося перед ним дворецкого Эсме.

— Слоуп, верно?

— Да, милорд.

— Я знаю, что госпожа вам доверяет. Надеюсь, вы ее не подведете.

— Будьте покойны. — Слоуп сдержанно поклонился. — Вы позволите проводить вас?

— Себастьян кивнул и уже через несколько минут оказался за пределами уютного жилища своей возлюбленной.

Глава 16

НЕОЖИДАННЫЕ ВИЗИТЫ НЕ ВСЕГДА ПРИЯТНЫ

Эсме целый час прикладывала к лицу компрессы, но это не помогло ей избавиться от припухлостей под глазами. Арабелла посоветовала прибегнуть к помощи огуречной маски, но и это не помогло… Эсме подозревала, что на самом деле от разбитого сердца средства просто нет. «Я прогнала его, потому что должна была», — твердила она себе сердито. Проблема состояла в том, что Себастьян и вправду ее покинул, но еще хуже было то, что гадкий, пронзительный внутренний голос без конца напевал ей: «Он не любил тебя по-настоящему! Если бы он в самом деле…» И слезы тут же снова начинали течь рекой. С чего бы вдруг Себастьяну отличаться от других мужчин, которых она знала? Майлз никогда не любил ее; Себастьян говорил, что любит, и, возможно, так оно и было, но у нее в сердце словно засела заноза. Если бы он на самом деле любил ее, то ни за что не уехал бы, как бы упрямо она ни гнала его прочь. Разве он не знает, сколько женщин умирают в родах? Или ему все равно? А может, просто она относится к тому типу женщин, с которыми мужчины всегда расстаются с легкостью?

Ответы на свои вопросы она получила, едва вошла в гостиную. Такой счастливой Хелен она еще не видела. Сидя напротив Стивена, Хелен играла с ним в шахматы. Весьма подходящее занятие для столь интеллигентной пары. Что до Эсме, она даже не представляла, как правильно передвигать фигуры.

Увидев Эсме, Стивен тотчас вскочил и пододвинул ей свое кресло. Она с благодарностью опустилась в него, в то время как Хелен улыбкой намекнула Стивену, что ему следует оставить их наедине. Он поклонился и, прежде чем уйти, прижался губами к ее ладони, из чего Эсме сделала вывод, что они и в самом деле поладили друг с другом. Общая постель, бесспорно, способствует быстрому сближению.

— Эсме! — воскликнула Хелен с ослепительной улыбкой. — Ты не станешь возражать, если мы пригласим сюда с коротким визитом… Риса?

Эсме резко вскинула голову. Может, она ослышалась?

— Сюда? Твоего мужа? Хелен рассмеялась:

— Ну да, его собственной персоной.

— Естественно, ты вправе пригласить кого хочешь. — Эсме кисло окинула взглядом гостиную. Уиннамор и Арабелла репетировали за пианино дуэт, Беата что-то вышивала, и никто не обращал внимания на тот факт, что она должна со дня на день родить.

Взглянув на лицо Эсме, Хелен тут же погасила улыбку. Хозяйка дома выглядела осунувшейся и была словно сама не своя.

— Прости, я как-то не подумала, — спохватилась она виновато. — Конечно, если ты против, я не стану приглашать Риса. А что случилось?

Эсме стиснула зубы, ее нервы напряглись до предела.

— Я не сказала, что тебе не следует его приглашать! — буркнула она. — Раз уж у нас тут собралась теплая компания, то почему не позвать еще одного? По крайней мере его появление определенно сделает Арабеллу счастливее.

Хелен неуверенно пожала плечами:

— Я ведь точно не знаю, приедет ли он…

— А зачем, скажи на милость, он тебе понадобился? Смею тебя уверить, тем, что ты делаешь сейчас, гораздо лучше заниматься вдали от мужниных глаз.

— Не в моем случае, — заговорщицки шепнула Хелен. — Мы собираемся продемонстрировать наши отношения Рису самым натуральным образом.

— Продемонстрировать отношения?

— Мы со Стивеном собираемся показать Рису, что я вовсе не такая фригидная, как он привык думать, — все так же шепотом пояснила Хелен, и на ее щеках загорелся яркий румянец.

Эсме прищурилась:

— Неужели этот негодяй посмел сказать тебе такое? Хелен кивнула.

— Тогда ему повезло, что его здесь нет, — прошипела Эсме. — Я бы растерзала его на куски. Впрочем, все мужчины до единого одинаковые. Развратники и плуты!

— Что-то ты сегодня не в духе, — заметила Хелен, приглядываясь к подруге. — У тебя под глазами темные круги. Как ты себя чувствуешь? Уж не собралась ли ты рожать?

— Нет. Раз в день ко мне наведывается из кухни повитуха, тычет пальцем в мой живот и говорит, что все в природе идет своим чередом. Ох, я так устала от этой фразы!

Эсме откинула голову на спинку кресла. На потолке салона вылепленные из гипса вальяжные боги и богини поедали виноград, который держали перед ними амуры. Богини все были стройными, даже очень стройными, а вот она, возможно, никогда не сможет сбросить лишний вес, который набрала за эти месяцы.

— Что ты думаешь по поводу моего плана? Эсме нахмурилась:

— Плана? Какого плана?

— Боже, да ты сама не своя. Я провожу тебя в твою комнату, если ты не против.

Эсме попыталась сообразить, не почувствует ли она себя при этом еще хуже. Впрочем, что еще на свете могло ухудшить ее состояние…

В этот момент в дверях появился Слоуп.

— Миледи, — произнес он, и в его голосе прозвучала тревожная нотка, заставившая всех повернуться в его сторону.

— К вам маркиза Боннингтон с коротким визитом. Эсме выпрямилась, словно услышала трубный глас, и вцепилась в руку Хелен:

— Этого не может быть! Хелен тоже ощутила опасность.

— Интересно, что леди Боннингтон здесь делает? Я очень надеюсь, что она не собирается призвать тебя к ответу за то, что ее сын натворил прошлым летом, но если эта дама и задумала что-то в таком духе, я быстренько ее выпровожу!

Внезапно Эсме почувствовала странную легкость в коленях.

— Кажется, я сейчас упаду в обморок, — прошептала она.

Однако времени на обморок уже не оставалось: леди Боннингтон стояла на пороге.

Переборов головокружение, Эсме поднялась.

— Миледи, — произнесла она слабым голосом, — как я рада видеть вас в Шантилл-Хаусе!

На маркизе был дорожный костюм из тонкого шелка цвета соломы, подбитый белым атласом. Нижнее платье имело черную оторочку и было украшено двумя французскими рюшами, только что вошедшими в моду. Взгляд ее казался весьма решительным, даже устрашающим.

— Я тоже рада, — кисло ответила она и отвернулась. Этим, похоже, мера ее вежливости и исчерпывалась. — Леди Ролингс, через день-два вы разрешитесь от бремени и все же принимаете гостей. Это так… необычно.

— Прием я устроила, — вмешалась Арабелла, выступая вперед. — А вот видеть тебя здесь, Гонория, настоящий сюрприз. Боже правый, сколько же времени прошло, с тех пор как мы вместе ходили в школу! И все же, когда я тебя вижу…

— Полагаю, это комплимент, — желчно перебила леди Боннингтон. — Мне всегда нелегко было догадываться, что именно ты имеешь в виду, дорогая.

— Какое несчастье! — На лице Арабеллы появилась ядовитая улыбка. — Зато по тебе всегда с точностью скажешь, какую мысль ты собираешься изречь. Это так любезно с твоей стороны — выражаться без обиняков. А теперь признавайся, каким ветром тебя сюда занесло.

Леди Боннингтон хмыкнула и для внушительности стукнула палкой об пол.

— Я хочу переговорить с твоей племянницей. — Она многозначительно посмотрела на Эсме. — С глазу на глаз, если это возможно.

— Конечно, почему нет, — согласилась Эсме и направилась к двери. — Давайте только пройдем в библиотеку.

Эсме отчаянно хотелось увести мать Себастьяна из круга ближайших друзей и тетки, которые откровенно сгорали от любопытства, поэтому она вышла, не дожидаясь возражений.

— Вам лучше присесть, — махнув тростью в сторону кушетки, как только они оказались в библиотеке, сказала леди Боннингтон. — По вашему виду можно подумать, что вы собираетесь произвести на свет буйвола.

— Боюсь, вы меня переоцениваете, — пробормотала Эсме. — «Мерзкая старуха!» Она села, не дожидаясь, когда это сделает маркиза.

— Я явилась за сыном, — объявила леди Боннингтон, ' опускаясь в кресло.

— Следует ли из этого, что вы надеетесь найти его у меня? — спросила Эсме как можно спокойнее.

— К моему величайшему сожалению, да.

— Вынуждена вас разочаровать, его здесь нет. Насколько мне известно, он на континенте.

— Ха! Не морочьте мне голову! Себастьян сам сказал мне, что занят на черной работе в вашем доме, и я этого не одобряю, леди Ролингс. До сего дня вы могли вести довольно разнузданную жизнь, но, уверяю, эта последняя эскапада закончится полным изгнанием вас из общества.

— Эскапада?! — воскликнула Эсме. — Себастьян устроился сюда без моего ведома и все это время отказывался уходить!

— Я так и знала. — В голосе леди Боннингтон прозвучало странное удовлетворение. — Последние дни я только об этом и думала. Действительно, кровь кое-что значит.

— О какой крови вы говорите?

— Кровь моего отца. Он был человеком, которому было бесполезно перечить, потому что его упрямству не было равных. Мой сын унаследовал его черты, а значит, он не уйдет.

— Тем не менее вашего сына больше нет в моем доме.

— Мальчик пытался пустить пыль мне в глаза, — продолжала леди Боннингтон. Теперь ее удовлетворение не вызывало сомнений. — Болтал всякую чушь насчет любви. Естественно, я полночи ломала голову, раздумывая, не сошел ли он с ума, как мартовский заяц, на почве вины за то, что убил вашего мужа. Но это выглядело как-то… неправдоподобно. — Она наклонилась вперед, и ее серые глаза пристально уставились на Эсме. В этой позе она напоминала орла, заметившего кролика.

— Вы носите под сердцем его ребенка, не так ли? Эсме не произнесла ни звука.

— Да или нет? — прогремела маркиза и для эффекта снова ударила тростью об пол.

Внезапно Эсме прищурилась.

— Нет, — холодно ответила она.

— Вздор! — В голосе леди Боннингтон звучала непоколебимая уверенность. — Мой сын вовсе не дурак. Чем больше я размышляю на эту тему, тем сильнее убеждаюсь, что он никогда не перепутал бы спальни. Он пришел к вам, потому что вы крутили с ним роман, а ваш муж просто нанес вам визит вежливости. Весь свет знает, что любой мог с таким же успехом обнаружить его в спальне леди Чайлд, если бы только пожелал.

— Отец моего будущего ребенка — Майлз!

— Ничуть не сомневаюсь, вы хотите, чтобы это соответствовало действительности. Полагаю, мы все хотели бы, чтобы вы несколько лучше запирали двери своей спальни.

На скулах Эсме проступили огненные пятна.

— Прошу прощения?

— Беда в том, что мой глупый сын вбил себе в голову донкихотскую мысль, будто это его ребенок должен вскоре появиться на свет. Поэтому он и хочет на вас жениться.

— Отец ребенка — Майлз, и его рождение под именем Ролингса более чем уместно. — Слова Эсме дышали яростью.

— Подумай хорошенько, девочка, — проскрипела леди Боннингтон. — Даже если тебе удалось завлечь в постель Ролингса, отцом ребенка и правда скорее всего является мой сын. Майлз Ролингс был слаб, как сверчок; все это знали. К тому же, как я склонна думать, вам не хуже меня известно: доктор давал Ролингсу от силы несколько недель жизни. Как мог он зачать ребенка? Для этого нужна красная кровь.

— Для этого дела кровь Майлза была достаточно красной, — парировала Эсме. — Жаль, что Майлз умер до того, как его сын увидит свет. Этот ребенок не первый и не последний родится после смерти отца. Позвольте заметить, леди Боннингтон, что для памяти Майлза будет публичным оскорблением, если его ребенок родится под именем Боннингтон.

— Значит, вы признаете, что ребенок может быть моим внуком, — заметила маркиза с мрачным удовлетворением.

Эсме открыла рот, чтобы ответить, но леди Боннингтон не дала ей этого сделать.

— Мы в молодости не тратили столько времени, как ваше поколение, тревожась по поводу того, чьи двери спальни открыты шире. Так и быть, карты на стол: мне бы страшно не понравилось, если бы мой сын женился на женщине с вашей репутацией. Пусть убирается из дровяного сарая и возвращается в гостиную, где ему и место. — Маркиза грозно насупила брови. — Надеюсь, мне нет нужды повторять дважды?

У Эсме от ярости кровь заклокотала в жилах.

— Себастьяна здесь нет, — отчеканила она. — Я его прогнала. Отец моего будущего ребенка — мой муж, и я ни при каких обстоятельствах не стану женой вашего сына. Маркиз Боннингтон несет ответственность за смерть моего мужа, не забывайте об этом!

— Вы не хуже меня знаете, что Ролингс мог скончаться в любую минуту…

— Если бы ваш сын не вторгся без приглашения в мою спальню и не схватился в темноте с Майлзом, мой муж мог бы и по сей день здравствовать. — Голос Эсме звучал на удивление бесстрастно. — Я никогда не стану женой человека, виновного в подобной ситуации, никогда не соглашусь, чтобы такой человек стал отцом моего ребенка.

— Меня всегда удивляло, что самые отъявленные шлюхи являются самыми ярыми ревнительницами нравственности, — презрительно хмыкнула леди Боннингтон, давая понять, что вся эта перепалка ничуть не вывела ее из себя. — Не забывайте, что ваша мать — одна из самых чопорных дам общества. — Маркиза поднялась, тяжело опираясь на трость. — Одно хорошо — вы хоть не собираетесь выходить за Себастьяна замуж, какими бы мотивами вы ни руководствовались. Единственное, что мне остается выяснить, — кто отец ребенка. Не нужно недооценивать моего сына, леди Ролингс. Если он поймет, что ребенок его, то скорее всего увезет вас в Гретна-Грин без дальнейшего отлагательства. Про кровь моего отца вам тоже не стоит забывать.

— Все равно я не выйду за него замуж — ни в Гретна-Грин, ни в соборе Святого Павла. К тому же, покинув пределы моего поместья, Себастьян проявил гораздо меньше решимости, чем вы ему приписываете.

— И теперь вы скучаете по нему, верно? — бесцеремонно справилась маркиза.

Эсме покраснела. Эта ужасная старуха отличалась редкой наблюдательностью!

— Ничуть!

— Ладно, раз уж его нет, я останусь здесь до родов и сама удостоверюсь, что ребенок в самом деле член моей фамилии, — не допускающим возражения тоном заявила маркиза. — А если ребенок все же окажется произведением Ролингса, то мы благополучно забудем об этом.

— Каким же образом вы собираетесь удостовериться, если все новорожденные выглядят на одно лицо, и это всем известно, — буркнула Эсме, с трудом сдерживая раздражение. — Как мне сказали, все они одинаково красные и сморщенные.

— Если он Боннингтон, то на пояснице у него будет отметина в виде неправильной звездочки.

— О Боже! — воскликнула Эсме, тут же вспомнив, что у Себастьяна и впрямь на пояснице имелось маленькое родимое пятно.

Леди Боннингтон прищурилась:

— Не будь дурой! Я взгляну на ребенка и сразу узнаю, на кого он похож, после чего проинформирую о своих наблюдениях Себастьяна. Поскольку ты не желаешь выходить за него замуж, то, вероятно, тебе стоит рассчитывать на рыжие волосы. В нашей семье рыжих нет и, надеюсь, никогда не будет. — Медленно поднявшись, маркиза тяжелой походкой двинулась к двери, но возле порога обернулась. — Ты не та невестка, которую я выбрала бы. Полагаю, я достаточно ясно выразилась.

— Невестка? — Голос Эсме не дрогнул. — Я бы предпочла, чтобы вы немедленно выкинули из головы даже мысль об этом.

— Что-то не верится, что ты такая сговорчивая, — обронила маркиза. — Ты родственница Арабеллы Уидерс, с которой мы на ножах, с тех пор как окончили школу, и тем не менее она все еще пытается делать вид, будто ей не больше тридцати. Может, ты и имеешь репутацию подстилки, но у тебя тоже есть какой-никакой характер.

Эсме едва не захлебнулась от бешенства.

— Если вы не против, я удалюсь к себе в комнату, чтобы прийти в себя от такого комплимента… и помолиться о рыжих волосах.

Уголки рта леди Боннингтон дрогнули.

— Как ни странно, ты мне даже немного нравишься… Это замечание, как позже решила про себя Эсме, стало для нее самым жестоким ударом.

Глава 17

ИГРА В БИЛЬЯРДНОЙ

Когда Стивен открыл дверь в бильярдную, то сразу увидел оттопыренный маленький зад, — это Беатрикс Леннокс приготовилась произвести удар. Что ж, в конце концов общество одной женщины он перенести в состоянии.

— Добрый вечер, мистер Фэрфакс-Лейси, — поздоровалась Беата, оглядываясь через плечо как раз в тот момент, когда один из красных шаров, отскочив от двух стенок, прямиком угодил в лузу.

Стивен замер. Свет подвешенных над столом масляных ламп превратил волосы Беаты в пламенеющее золото именно в тот миг, когда она выпрямилась с изящной грацией. Конечно же, она отлично знала, какой эффект ее якобы случайное движение произвело на его чресла.

— Вы играете в бильярд? — небрежно поинтересовалась Беата, вытаскивая шары из лузы.

Стивен кивнул.

— Только вы начинайте первой. — Он хотел, чтобы она снова встала в ту самую позу.

Беата медленно наклонилась. На ней было вечернее платье, столь тонкое, что напоминало ему нижнюю сорочку бледно-розового цвета. Оно должно было удачно сочетаться с ее волосами, но почему-то этого не происходило. Поверх сбегало волнами еще одно платье из светящегося шелка, расшитого лилиями, и при каждом движении вся эта прозрачная масса особенно отчетливо подчеркивала изгибы стройного тела.

Когда Беата разбила треугольник, шары раскатились во все стороны, как капли воды, падающие на блюдо, и три из них сразу попали в лузы.

Стивен с удивлением посмотрел на нее.

— А вы недурно играете! — Он вдруг сделался серьезным, обдумывая ответные действия.

Затем он наклонился и тщательно прицелился, почти касаясь бедром ее бедра. Каким-то чудом его пальцы не дрожали, и удар получился на удивление удачным: шар, ударившись о другой шар, потанцевал у третьего и исчез в намеченной лузе.

— Теперь ваш черед.

— Хм, а вы тоже не промах!

Его лицо осветила беспечная улыбка.

— Не стану спорить, леди Беата.

— Просто Беата, — поправила она, и в ее глазах замерцали манящие искорки. Проходя мимо, она чуть прижалась к нему, и Стивену потребовалось призвать на помощь всю силу воли, чтобы не притянуть ее к себе.

— Надеюсь достать… вон тот шар. — Беата прижалась округлым бедром к краю стола. Наблюдая за ней, Стивен ощущал прилив животной похоти, словно снова стал неуемным сладострастным подростком. Его глаза потемнели, он ощущал себя тигром, вышедшим на охоту.

Беата замерла в неподвижности, словно ожидая, когда он приблизится, и, когда Стивен, подойдя сзади, склонился над ней, словно они собирались заняться любовью, она даже не вздрогнула.

— Если вы чуть приподнимете правое плечо, удар получится более точным…

Она чуть повернула голову:

— Мистер Фэрфакс-Лейси, насколько я понимаю, вы уперлись мне в зад вовсе не кием для игры в бильярд… В какую игру вы играете?

Теперь он больше не был похож на приличного англичанина: от него веяло неприкрытой мужской силой, которую она раньше не замечала.

— Разве вы до сих пор не поняли? Соблазняю вас.

— А если я не хочу быть соблазненной?

— Не хотите? — Точно рассчитанным движением он притянул ее к себе и провел губами по ее губам. — А может, все-таки хотите? Мне кажется, вы легко поддаетесь соблазну, или я не прав?

— Возможно, но я не приглашаю женатых мужчин в свою постель. — Беата мягко отодвинулась, в ее голосе послышалась печаль.

— Так я не женат… Она пожала плечами:

— Правда? А Хелен? Я не отбиваю мужчин у других женщин.

Стивен приподнял ее и усадил на обитый сукном стол. Ее губы померкли, краска с них стерлась. Как только она позволит ему, он непременно освежит ее рот своим языком.

— Верность в вопросах брака — весьма похвальное качество, но мы с Хелен не давали друг другу обещаний. Мы просто друзья.

Глаза Беаты недоверчиво прищурились.

— Друзья? Но разве не вы хотели взять в любовницы женщину неискушенную, не обладающую большим опытом?

Стивен растерянно смотрел на нее, проклиная собственную глупость.

— Это было ошибкой, — наконец признался он. — Могу только сказать в свое оправдание, что безумно хочу вас, хочу прямо сейчас…

— Я приму это к сведению, — чопорно произнесла Беата, осторожно сползая со стола.

По телу Стивена прошла волна желания, заставив его дрожать с головы до ног. Пытаясь мыслить трезво, он безуспешно гадал: что с ним такое приключилось и почему эта маленькая неблагоразумная особа с более чем сомнительной репутацией ввергает его в лихорадку похоти?

— Мы еще не закончили партию, — хрипло бросил он. При этих словах Беата насмешливо улыбнулась, и от вида ее изогнувшихся розовых губ у Стивена затрепетало сердце. Ему казалось, что все ее тело охвачено радостью.

— Нам нет необходимости заканчивать. — Она кивнула в сторону стола. — После моего последнего удара вы уже не сможете выиграть.

Он грубо притянул ее к себе и проглотил ее грудной смех, снова и снова впиваясь в ее рот и работая языком в том ритме, по которому изнывало его тело.

— Я хочу, — пробормотал он, — я безумно хочу тебя, Беата.

Ее глаза медленно открылись; теперь в них светился тот же интерес, который он уже наблюдал однажды. Она растаяла в его объятиях и заставила его замолчать своим ртом, своей трепещущей сладостью, говорящим молчанием.

— Может, мне соблазнить тебя поэзией? Помнится, ты рекомендовала этот метод.

Его голос звучал приглушенно и лениво, пока руки ласкали ее спину. Беата посмотрела на него, и теперь ее глаза казались скорее зелеными, чем карими. Экзотическая красавица с ямочкой на щеке. К тому же что-то было в ее лице… Она ждала от него такой реакции, точно ждала. То, что он увидел теперь, было не томительным сладострастием, а слабым отсветом удовлетворения. Определенно Беата не желала поддаваться ему. Она получила удовольствие, но не впала в неистовство. Стивен же хотел довести ее до исступления.

— После некоторых раздумий я решил подождать, пока вы сами начнете за мной бегать.

— Напрасно. Учтите, я никогда ни за кем не бегаю. — Беата независимо вздернула носик.

Стивен нагнулся и поцеловал ее руку.

— Желаю вам доброй ночи, леди. — Небрежно произнеся эти слова, он взял сюртук и перекинул его через плечо, а затем направился к двери независимой походкой, столь нехарактерной для него. При этом он чуть ли не смеялся.

— Стивен? — Ее голос прозвучал, как шорох в ночном воздухе.

Стивен остановился. Все-таки она была сиреной, следовать за которой он был готов хоть на край света.

— По-вашему, вы действительно стоите того, чтобы две женщины соперничали между собой за ваше внимание?

У него на губах заиграла горделивая улыбка.

— Ничуть не сомневаюсь в этом. Единственный вопрос, который для меня пока неясен, — кто из вас двоих завоюет меня первой.

Беата пожала плечами:

— Вряд ли это буду я.

— А жаль. — Стивен повернулся и покинул бильярдную.

Беата уставилась на закрывшуюся дверь в полном удивлении. Ни один мужчина со времен Неда ни разу не ушел от нее. На самом деле роль в мужском обществе представлялась ей довольно простой: она благосклонно соглашалась — они приходили. И если этот Фэрфакс-Лейси ждет от нее проявления вульгарного вожделения, он определенно обречен на разочарование.

Глава 18

В КОТОРОЙ ЛЮБОПЫТСТВО БЕРЕТ ВЕРХ

Рис Холланд, граф Годуин, пребывал в гнуснейшем из настроений, как выразился дворецкий в помещении для слуг.

— Он получил какую-то записку от жены. — Как только Лик произнес это, его племянница Роузи, горничная с первого этажа, ахнула.

— В свой последний выходной я видела пантомиму, в которой муж пропитал ядом любовное письмо, и когда жена поцеловала его, то сразу умерла. Что, если графиня тоже видела эту пантомиму и отравила его!

— Ну, значит, так ему и надо, — буркнул Лик, которому не нравилась постоянная смена персонала в доме графа Годуина. С одной стороны, его хозяин был графом, что Лика вполне устраивало, но с другой — он обладал мерзким характером, не говоря уже о том, что поселил на половине графини свою очередную пассию. — А тебе лучше пойти и заняться делом.

— Только не говори, что он снова разлил кофе на свои листки. — Роузи вздохнула. — Я поищу себе другое место, если он не соберет наконец эти бумаги. И потом, как можно наводить порядок, стоя по колено в грязи?

— Не смей прикасаться к его бумагам, — предупредил Лик, — они дороже всей твоей жизни. На этот раз кофе ни при чем; все дело в вазе с цветами, которую потаскуха сдуру поставила на его пианино.

— Какой все же у него паскудный характер, — заметила Роузи не без желчи. — Не знаю уж, как она с ним мирится.

«Потаскухой» они называли Алину Маккенну, бывшую оперную диву и возлюбленную сварливого графа, которую, можно сказать, почти любили, если, конечно, можно любить женщину такого сорта. А все потому, что служить ей было не так трудно, как другим дамам, прежде занимавшим это место.

— Ладно, пойду приведу в порядок гостиную, раз хозяин уехал, — вздохнув, сказала Роузи и вышла; однако уже мгновение спустя она сбежала вниз по лестнице и разыскала дядюшку, прилежно полировавшего серебро.

— Я нашла записку, — победно объявила она. — Ту самую, от его жены; он скомкал ее и бросил на пианино. — Она протянула руку с листком.

Лик колебался.

— Ну же, дядя Джон! Ты непременно должен прочитать ее!

— Ничего я не должен.

— Мама убьет тебя, если ты не прочитаешь, — пригрозила Роузи.

Это было правдой: матушка Роузи, единственная сестра Лика, сидя дома и воспитывая младших сестер Роузи, жить не могла без рассказов о том, что происходит в графском доме.

Недовольно поморщившись, Лик расправил листок.

— Да, это и в самом деле писала графиня, — подтвердил он. — Похоже, что она гостит сейчас у кого-то в Уилтшире. — Он вгляделся в адрес. — Не могу разобрать, Шембли-Хаус, кажется? Но такого не может быть.

— Не важно, где она! — Роузи пританцовывала на месте от нетерпения. — Лучше скажи, что она пишет.

— «Рис, — начал читать Лик, — я подхватила плеврит. Если хочешь застать меня живой, пожалуйста, приезжай так скоро, как только сможешь».

— Не может быть! — ахнула Роузи. Лик снова перечитал записку.

— Так здесь написано, хотя все это несколько странно. И потом, что такое плеврит?

— Это какая-то ужасная, ужасная болезнь. — Роузи всплеснула руками. — Бедная графиня! Надеюсь, болезнь ее не покалечила…

— Брось, ты с ней даже не знакома. Так чего тебе плакать?

Роузи вытерла слезы.

— Все равно, это так печально! Бедняжка, наверное, тосковала по мужу и теперь хочет, чтобы он приехал к ней, но уже слишком поздно!

— Подумай головой, девочка. Если бы ты была женой графа, стала бы ты тосковать по нему и мечтать о его возвращении?

Роузи задумалась.

— Ну, разве только если бы он был очень красивый. Тогда почему бы нет?

Лик фыркнул:

— Наш граф красивый, как дикий вепрь. Ты бы вряд ли захотела выйти замуж за такого, как он, правда?

— Конечно, за такого ужасно старого и к тому же страшно неопрятного ни одна дура не пойдет.

— Вот и я про то же. Без него графине жилось куда лучше. А теперь вот еще этот плеврит.

— Матушка должна знать, что это такое, — рискнула предположить Роузи.

— Да, только нам с тобой еще две недели нельзя будет отлучаться из дома. — Голос Лика звучал почти безнадежно.

— Ты мог бы уйти сегодня после обеда, дядя. — Роузи смотрела на него умоляюще. — Хозяин уехал в Уилтшир, к постели умирающей жены, и вряд ли скоро вернется.

Лик нерешительно взглянул на письмо.

— Пожалуй, мы должны знать, отчего наша хозяйка умирает. Что, если хозяин сочтет нужным устроить траур по поводу ее смерти? Хотя, скорее, он продолжит жить со своей потаскухой как ни в чем не бывало.

— О, только не это! — Роузи заломила руки. — Возможно, ее смерть все же его образумит…

— Размечталась, девочка. Марш наверх, в гостиную, а я пока займусь серебром, и если успею все почистить, то, так и быть, слетаю к твоей матушке.

Вечером того же дня Роузи снова встретилась с дядюшкой. Из-за нетрадиционных привычек графа и нежелания приличных слуг работать в этом доме порока за ужином в столовой собрались лишь кухарка, Роузи, Лик и три лакея, тогда как судомойка и чистильщик обуви по привычке ели на кухне.

Роузи уже просветила кухарку во всех деталях по поводу событий прошедшего дня и теперь с нетерпением ждала, когда же Лик закончит короткую молитву.

— Ну что, дядя? Что такое плеврит? Матушка, уж конечно, тебе все рассказала…

— Я думаю, что плеврит — это такая болезнь, которой болеют дети, — неожиданно вмешалась кухарка, дородная женщина с красными щеками и мягкой улыбкой. Однажды она готовила еду для принца Уэльского и запомнила это на всю жизнь. Графу Годуину приходилось платить ей сто гиней в год, чтобы только она работала у него на кухне.

— Верно, — Лик кивнул, — это хворь, которой болеют дети. Моя сестра никогда не слышала, чтобы плевритом болели взрослые.

— Но графиня и есть дитя, — заметила Роузи.

— Верно, — согласилась кухарка. — Люди вообще мрут при самых странных обстоятельствах. Никогда не угадаешь, что может с тобой случиться. — Она протянула руку и элегантным жестом взяла кусок пирога с мясом ягненка…

Глава 19

ПОУХАЖИВАЙТЕ ЗА МНОЙ

Потребовалось целых два дня, чтобы сердце Эсме обросло твердой скорлупой, позволившей ей перестать мучить себя бесполезными мыслями о маркизе. Все рарно он уехал и история закончилась. Правда, в доме оставалась его мать, постоянно участвовавшая в перепалках с Арабеллой и время от времени бросавшая оскорбления в адрес Эсме, но ее присутствие ничего не меняло. Себастьян ушел, как ушел Майлз, как неизменно уходили все мужчины, — ушел навеки. И все равно это не мешало Эсме, вставая с первыми лучами солнца, предаваться невеселым размышлениям. Себастьян уехал во Францию, просто взял и уехал. Может, он решил, что она будет терпеливо ждать, когда он возвратится, вволю насладившись дарами французских виноградников? Ну уж нет!

Может, ей выйти замуж за Фэрфакса-Лейси, тем более что тетушка любезно пригласила его в дом специально с этой целью? Ничто не могло помешать ей обзавестись столь достойным мужем, поскольку ее мать, безусловно, одобрила бы подобный брак — брак с человеком с безукоризненной репутацией. А вот Себастьян в эту категорию никак не вписывался; правда, и замуж за него она не собиралась.

К тому времени, когда Эсме вечером спустилась вниз, она сумела слить океан ярости и скорби в один-единственный вопрос: на самом ли деле Стивен Фэрфакс-Лейси является подходящим кандидатом в супруги? Она очень сомневалась, что он обладает способностью Себастьяна не замечать ее разбухший живот, но могла хотя бы определить, годится ли он в качестве непринужденного собеседника за столом.

Когда Стивен Фэрфакс-Лейси вошел в гостиную, Эсме посадила его по правую руку от себя и тут же доверчиво наклонилась к нему. На ее губах играла улыбка, способная заставить каждого мужчину моложе семидесяти лет мечтать о постели. Однако Стивен взбодрился только после того, как леди Беатрикс заняла место напротив него. Пока Беата усаживалась, Эсме, как она сама велела себя называть, показывала ему замысловатый рисунок на своем веере. При этом Стивен заметил, как по лицу Беаты проскользнула тень. Этого оказалось достаточно, чтобы он придвинулся ближе к Эсме и склонил голову над веером; в конце концов, он был старым ловеласом и имел кое-какой опыт в подобных делах.

— Кажется, это Ромео и Джульетта? — осведомился он, разглядывая миниатюрные фигурки, тонко прорисованные на складках веера.

— Верно. Видите, — один из локонов Эсме защекотал его щеку, — вот Ромео стоит под балконом и смотрит вверх на Джульетту. Беата, хочешь взглянуть? Мастерство художника не вызывает сомнений.

Маркиза Боннингтон с трудом втиснулась с правой стороны от Стивена.

— Боже, что за курятник! — посетовала она. — А все Арабелла — эта клуша не посчитала нужным вести счет, когда рассылала приглашения. Так что там, Ромео и Джульетта, вы сказали?

— Сцена с балконом, — пояснила Беата и, призвав на помощь все свое самообладание, передала ей веер.

— Ромео стоит внизу и ждет Джульетту, пуская слюни, как подросток, — подал голос Стивен, и его брови чуть приподнялись.

— Ну зачем же так грубо? Он влюблен.

— В женщину, которую встретил всего двадцать минут назад? Впрочем, вы правы, он и в самом деле думал, что влюблен. Самое смешное, на мой взгляд, что Джульетта тут же у него спрашивает: «Ты собираешься на мне жениться? Если да, то где?»

Эсме улыбнулась:

— Весьма оригинально. Я, конечно, читала пьесу, но никогда не обращала внимание на то, что предложение сделала Джульетта.

— «Если в этом признании в любви ты честен, — процитировала Беата, — и намерен жениться, пришли мне завтра слово». Джульетта без обиняков просит его жениться на ней, хотя до этого он ни разу на эту тему не обмолвился.

Эсме многозначительно взглянула на Стивена, и от этого взгляда внутри у Беаты все перевернулось: Эсме была просто нестерпимо красивой! Беата могла бы раскрасить щеки во все цвета радуги, но все равно не добилась бы этого сияния откровенной чувственности, которым Эсме только что обдала своего соседа по столу.

— Однажды я видела смешную пародию на сцену с балконом, — весело сказала Эсме.

— Правда? — Стивен еще ближе наклонился к ней. — Пожалуйста, поделитесь с нами.

Если он еще чуть-чуть придвинется к ее плечу, то начнет жевать ее кудри, мстительно подумала Беата. Совсем как тот козел.

— Я помню только строчку или две. — Алые губы Эсме сложились в обольстительную улыбку.

— Ромео стоит под балконом, взывая к Джульетте, а потом Джульетта спрашивает: «Кто там, Ромео? Да ты и вправду ранний петушок! Ах, надо же, и кто бы мог подумать, что ты у нас столь редкий баламут!» — произнесла Эсме и мелодично засмеялась.

На секунду воцарилось молчание, а потом и Стивен разразился смехом:

— Ручаюсь, ваш Ромео вскарабкался вверх по дереву с проворством, на какое только был способен!

— Нет-нет, она вовсе не собиралась позволить ему это, — возразила Эсме; ее глаза светились озорством, тонкая ладонь покоилась на руке Стивена. Следующая строка звучит примерно так: «Клянусь, я удержу тебя внизу, ибо вас, рыцарей, отлично знаю. Вы все становитесь опасными сверх меры, едва лишь оказавшись наверху» .

Стивен снова рассмеялся, потом склонил голову к Эсме и прошептал что-то ей на ухо, в то время как Беата, делая вид, что ее это ничуть не интересует, продолжала уныло жевать кусок говядины. Может, Арабелла позволит ей завтра утром уехать в Лондон? Не то чтобы она ревновала, но ей вдруг стало обидно, что ни один мужчина не в силах устоять против Эсме. К тому же Стивен откровенно признавался, что ищет жену.

В это время к Эсме подошел Слоуп и тихо шепнул:

— Миледи, у нас нежданный гость.

— В самом деле? — обронила Эсме, слушая вполуха. Она уже и забыла, как это весело — флиртовать, и теперь наконец могла позволить себе это удовольствие. Вот уже по крайней мере полчаса, как она перестала думать об этом злосчастном Себастьяне. Арабелла права. Мало того что Стивен Фэрфакс-Лейси — само очарование, он еще обладает быстрым умом и к тому же довольно хорош собой. Она даже почти решила, что выйдет за него замуж, но сначала, разумеется, ей следовало убедиться, что его не выбрала для себя Хелен.

В это время Слоуп вытянулся в струнку и громко объявил:

— Маркиз Боннингтон!

Голова Эсме дернулась, и сама она вмиг распрямилась, словно пружина.

Себастьян выглядел аристократом до мозга костей, от макушки элегантно растрепанных волос до кончиков носков его блестящих ботфортов. Еще ни один садовник не носил жемчужно-серый сюртук из тонкого сукна в рубчик и изящно повязанный галстук светло-льдистой голубизны.

Среди гостей пробежал оживленный шепоток. Скандальный маркиз вернулся с континента — и прямо сюда, к их столу.

Когда Эсме встретилась с Себастьяном глазами и увидела в них сияние радости, ее жгучая ярость взорвалась пламенем. Неужели он решил, что может просто так взять и вернуться к ней в спальню?

— А, Боннингтон. — Маркиза неодобрительно взглянула на сына. — Вот и ты. — По ее тону можно было подумать, что Себастьян ездил на скачки, а не вернулся из ссылки на континент.

Руки Эсме сжались в кулаки. Как смеет он думать, что она вот так просто примет его?

— Лорд Боннингтон, — произнесла она, наклоняя голову, — можно ли испытывать что-либо еще, кроме радости, при виде вас через столько месяцев? — И тут же положила руку на плечо Стивена. Это было широкое плечо, и Эсме не сомневалась, что любовник он столь же отменный.

Стивен удивленно поднял глаза, и Эсме обворожительно улыбнулась ему.

— Маркиз Боннингтон прибыл как раз в тот момент, когда я собиралась сделать важное объявление. Позвольте мне представить моего жениха мистера Фэрфакса-Лейси.

На мгновение в столовой воцарилась мертвая тишина, которую нарушил голос Себастьяна.

— Похоже, я поспел как раз вовремя, — произнес он с плохо скрываемой яростью.

Эсме проглотила вставший в горле ком. Она всегда отличалась склонностью к безрассудству, но эта ее выходка, несомненно, побила все предыдущие рекорды.

— Да уж, весьма приятный сюрприз! — поспешно воскликнула маркиза Боннингтон, видимо, усмотрев в этом событии долгожданное освобождение сына.

— В самом деле. — Хелен бросила на Эсме укоризненный взгляд, ясно говоривший: «У меня на него свои виды, если ты не забыла».

Даже крошка Беата и та казалась потрясенной, хотя так ничего и не сказала. Лишь новоиспеченный жених, к бесконечному облегчению Эсме, остался нем — похоже, он никак не мог прийти в себя от пережитого потрясения.

Глава 20

ДВАДЦАТЬ МИНУТ СПУСТЯ… ЖЕЛАННОЕ УЕДИНЕНИЕ

— Вам вовсе нет нужды на мне жениться. В конце концов, вы ведь меня об этом не просили.

— Вот именно, и мы даже не обручены!

— Но вас хотя бы не затруднит сделать вид, что мы обручены?

Стивен Фэрфакс-Лейси был откровенно озадачен. Оказывается, после двадцати лет пребывания в статусе престижного холостяка он неожиданно для себя достиг пика невиданной популярности.

— Леди Ролингс…

— О, пожалуйста, вы должны называть меня Эсме! Мы ведь все-таки…

— …обручены. — Он не сдержал улыбки. — В таком случае зовите меня Стивен.

— Благодарю вас. — В голосе Эсме прозвучало явное облегчение.

— И все же я настаиваю, любимая, чтобы вы объяснили мне, почему мы обручены.

Эсме нервно шевельнулась и заломила руки. Стивен уже много раз видел подобную картину. Так обычно выглядит член парламента, вступивший в сговор с другой партией и вынужденный скрывать тот факт, что уже отдал решающий голос противнику.

— Итак?

— Может, вы знаете, что маркиз Боннингтон и я… э-э… как бы это сказать…

Она никак не могла преодолеть неловкость, и Стивен пришел ей на помощь:

— Насколько мне помнится, в прошлом году на приеме в доме леди Трубридж произошел неприятный инцидент, во время которого ваш супруг, к несчастью, испытал приступ и скончался.

Эсме кивнула:

— Вы выразились предельно четко…

Стивен ждал продолжения, и Эсме, бросив на него усталый взгляд, отвела глаза:

— У меня был с ним роман. С маркизом. Стивен на секунду задумался.

— В таком случае мне представляется понятным, почему маркиз вернулся с континента. Он только сейчас узнал, что вы ждете ребенка?

— Нет, но он хочет поправить нечто случившееся прошлым летом. Маркиз Боннингтон полагает, что, женившись на мне, он смягчит свою вину.

— Вину — вот как? — удивился Стивен. — Хотелось бы мне научиться вызывать чувство вины у людей, с которыми я постоянно имею дело.

— Да. И я не хочу выходить замуж за человека, который ищет способ искупить свою вину. Вот почему, когда я увидела его, у меня сдали нервы.

Постепенно Стивен начал получать удовольствие от происходящего. Прежде он никогда не искал женского внимания, но и женщины никогда не стояли в очереди, домогаясь его.

— Насколько я могу судить, используя меня, вы нашли подходящее решение вашей проблемы?

— Прошу прощения за то, что действовала не совсем достойным способом, но так ли уж вам будет неприятно, если вы притворитесь моим женихом, хотя бы до того момента, как Себастьян отправится на континент? Я постараюсь все организовать таким образом, что никто за пределами нашего маленького круга не узнает об этой краткосрочной помолвке. Мать Себастьяна, естественно, всеми силами стремится обратить его мысли в другом направлении; может, даже она убедит его уехать завтра же утром, и Себастьяну не придется больше терзаться чувством вины, если он будет знать, что я выхожу замуж за столь достойного человека, как вы.

— Преклоняюсь перед вашим знанием характера маркиза Боннингтона, однако вынужден заметить, что он не из тех, кто с легкостью сдается. Если угодно, я бы сравнил его с терьером, вцепившимся в сладкую косточку.

— Но я вовсе не желаю быть костью, — раздраженно ответила Эсме, по-видимому, теряя терпение. — Я знаю, что нахожусь не в самой лучшей форме и выгляжу при данных обстоятельствах не вполне привлекательной невестой, но если бы вы разыграли перед маркизом преданного будущего супруга, я была бы вам весьма благодарна.

От души рассмеявшись, Стивен поцеловал Эсме руку, потом помог ей подняться.

— Раз уж вы моя будущая супруга, я возьму на себя смелость заметить, что вы выглядите немного усталой. Вы позволите проводить вас наверх?

— О, вы так любезны! — промолвила Эсме, с благодарностью принимая его руку.

К счастью, на лестнице они никого не встретили, и Стивен с нескрываемым облегчением ввел свою «будущую жену» в ее покои, где и оставил.

Оказавшись в коридоре, он прислонился к стене и закрыл глаза, гадая, не снится ли ему все это. Он, уравновешенный, добропорядочный, даже скучный член палаты общин, не только готовился разыграть страстный роман с одной из дам перед ее мужем, но и делал вид, будто пылко влюблен в другую, чтобы отвадить ее любовника.

Рядом послышался шорох шелка, и он оглянулся. Ну конечно, это Беата, ее подведенные брови, алый рот, проницательные глаза, точеная маленькая фигурка и знойный взгляд.

— Отправляетесь спать? — Он намеренно повысил голос.

— Возможно. Спокойной ночи, мистер Фэрфакс-Лейси. Неожиданно он выставил вперед ногу, и теперь, чтобы продолжить путь по коридору, Беате пришлось бы перешагнуть через нее.

— Сэр! — В ее голосе послышалось деланное нетерпение. — Вы позволите мне пройти?

— Пожалуй. Но сначала я хотел бы еще раз прочитать те стихи, что вы привезли с собой.

— Я могу одолжить вам книгу, или, если желаете, можете взять ее сами. Я оставила книгу в библиотеке, поскольку она, похоже, стала объектом всеобщего любопытства.

Глаза Беаты находились в тени, и Стивен не мог видеть их выражения. Господи! Чувствуя, что похоть буквально снедает его, он взял ее под локоть.

— Полагаю, дальнейшее знакомство с поэзией без вас будет не так… убедительно.

— Вы хотите, чтобы я сопроводила вас в библиотеку? Стивен кивнул.

— Зачем? — Впервые за все последнее время ее взгляд был отнюдь не дружелюбным. — Вам, вновь испеченному жениху, не с кем делить свой досуг?

— Ах, так все из-за этого!

Его тело задрожало от смеха, и Стивен тут же порывисто схватил Беату в охапку и прижал к себе. Сегодня она пахла, как экзотический цветок, сочный, тяжелый цветок Нила. Он запустил пальцы в ее волосы и, положив ладони на ее затылок, слегка отвел назад голову, чтобы открыть доступ к губам. В тусклом свете он видел идеальный овал ее щеки, блеск алых губ, трепет черных ресниц, окаймлявших глаза. Однако он так и не мог прочесть, что в них написано. Чувствовала ли она хотя бы толику того желания, которое молниями пробегало по его телу, или же это всего лишь фантазии стареющего мужчины, оказавшегося во власти пленительной красотки?

Прижавшись ртом к ее рту, он проник в его глубины.

Беата обмякла в руках Стивена — она горела тем лихорадочным огнем, который до сих пор ему не удавалось возбуждать ни в одной из своих любовниц. Хотя Стивен с излишней грубостью вторгся в ее рот, она, к счастью, не упала в обморок от этого вторжения. Более того, ее руки обнимали его шею: так она предлагала ему себя.

Однако уже через мгновение она отступила, и ему пришлось отпустить ее.

— Куда ты идешь, Беата? — прохрипел он, глядя на нее сверху вниз.

— А вам не все равно? — дерзко отозвалась она, но даже не сделала попытки освободиться, когда он вновь заключил ее в объятия и приник губами к ее губам. Напротив, она затрепетала в его руках, в то время как его рот упивался ее губами, снова и снова возвращаясь к ним в неистребимой потребности ответной нежности.

Стивен целовал ее до тех пор, пока не почувствовал, что она уже не отстранится от него, — об этом говорили ее глаза и то, как она дрожала в его руках, как сжимала его плечи.

— Я хочу, чтобы ты передумала, — сказал он голосом, ничем не напоминавшим командный тон блестящего политика. Зато теперь в нем звучали проникновенные, опасные нотки: таким голосом говорит мужчина, вознамерившийся соблазнить юную незамужнюю девушку.

Рука Стивена медленно задвигалась вдоль ее спины, затем быстро, прежде чем он или она успели что-либо сообразить, скользнула между ног. Беата ахнула, и ее руки еще крепче обхватили его шею.

Он прижал ее к стене на какой-то благословенный момент, давая понять, каким первобытным стало бы их слияние, но почти сразу выпрямился.

— Идемте со мной, — шепнул он, — и вы об этом не пожалеете.

— Нет!

С усилием сглотнув, Беата отделилась от стены и почти бегом устремилась дальше по коридору. Как все это унизительно! Если она и на этот раз не удержит себя, тогда ей уж точно некуда будет деться от тех обвинений, которые бросил ей в лицо отец, — тех самых обвинений, которые и так уже без конца роились в ее мозгу: распутная, грязная, развратная шлюха.

Она даже ни разу не обернулась — ей просто нельзя было оглядываться.

Глава 21

В КОТОРОЙ МАРКИЗ НАНОСИТ НЕЗАПЛАНИРОВАННЫЙ ВИЗИТ

Приготовившись лечь в постель, Эсме попыталась прикинуть, сколько времени у нее остается до того момента, как ее посетит Себастьян Боннингтон. А в том, что он не мог не прийти, даже несмотря на всех ее будущих мужей, у нее сомнений не было.

Долго ждать ей не пришлось. Едва Эсме легла в постель и обложилась со всех сторон подушками, как дверь открылась. Можно было не сомневаться, что Себастьян смотрит на нее все тем же хмурым взглядом, который был свойствен ему прежде, когда она была замужем за Майлзом и флиртовала с Берни Бердеттом. Но Эсме никогда не нравилось, когда он изображал из себя Святого Уилли, а теперь и подавно.

— Что ты делаешь в моей комнате? Себастьян медленно подошел к ее постели.

— Придумываю достойное наказание, — произнес он, не отрывая от нее глаз. — Сумасбродная девчонка! Тебя даже на два дня нельзя оставить, чтобы, вернувшись, не обнаружить у твоего подола очередного мужчину.

Однако Эсме и не собиралась смягчаться. Более того, она пребывала в гневе. Он бросил ее накануне родов, даже не задумавшись о последствиях.

— Я могла бы умереть в твое отсутствие. — Эсме всхлипнула; теперь в ее голосе слышалась детская обида. — Умереть от родов, — на всякий случай уточнила она.

— Перед тем как уехать, я говорил с акушеркой, и она заверила меня, что до появления ребенка по меньшей мере еще неделя, — неохотно пояснил Себастьян.

— Скажи лучше, что ты меня бросил. — Эсме не переставала теребить пальцами край простыни. — Что ты… Почему, почему ты это сделал?

— Что именно? Послушался тебя? — Он нагнулся и, протянув руку, приподнял ее подбородок. — Ты ведь весьма недвусмысленно сказала мне, что не желаешь больше меня видеть и что я могу погубить твою репутацию.

— Именно это ты сейчас и делаешь! — буркнула Эсме.

— В это можно было бы поверить, если бы не присутствие моей матери.

На это Эсме нечего было сказать — присутствие грозной маркизы Боннингтон, конечно же, предупредит любые кривотолки относительно приезда сюда ее сына.

— Все равно я не смогу стать твоей женой, Себастьян, — тихо призналась она. — Мне нужна респектабельность, а наш брак стал бы величайшим скандалом за всю историю. Это мнение твоей матери, и она, безусловно, права. Ну а я — я больше не хочу быть бесстыдницей Эсме. Пожалуйста, пойми и не осуждай меня…

— Я все понимаю. — В его голосе прозвучало разочарование — он явно злился на нее.

Эсме с усилием пошевелилась — у нее опять заболела спина. Теперь она точно знала, что ей не следовало разыгрывать этот спектакль — притворную помолвку с Фэрфаксом-Лейси.

Внезапно Себастьян присел на кровать и придвинулся к ней.

— Болит?

Она кивнула, и он осторожно дотронулся до ее щеки.

— Повернись.

Эсме послушно повернулась, и Себастьян принялся растирать ей шею и спину. Эсме сразу стало легче, и она даже на некоторое время забыла обо всех своих бедах. Его руки казались ей просто волшебными: каким-то образом ему удалось разогнать боль, терзавшую ее спину.

Полчаса спустя, вернувшись на подушки, Эсме снова обратилась к своим безрадостным размышлениям. Себастьян должен уйти из ее спальни, это решено, и точка. Беременные женщины в период затворничества не принимают джентльменов, за которых не собираются замуж.

— Я решила стать женой Стивена Фэрфакса-Лейси, потому что…

— А ты уверена, что не забыла предупредить бедного джентльмена о предстоящем событии? — перебил Себастьян. — Возможно, это не мое дело, но он в самом деле выглядел неприятно удивленным…

Эсме гордо подняла подбородок:

— Да, и что? Просто его испугало мое неожиданное публичное объявление, поскольку он собирался подождать с этим до рождения ребенка.

Себастьян больше не казался сердитым.

— Спасибо, что напомнила. Я еще не поздоровался с малышом. — Он приложил ладони к мягкому батисту ее ночной сорочки. — Он опять брыкается, хочет на волю.

— Акушерка сказала, что уже скоро… Думаю, теперь тебе лучше уйти; у меня спина болит не переставая после твоего отъезда.

— Мне очень жаль. — В голосе Себастьяна прозвучало искреннее сожаление, и в тот же миг его руки забрались под ее ночную рубашку и погладили сразу оба соска.

На этот раз Эсме сдалась. Ее тело вмиг оттаяло, как только его пальцы поползли вдоль ее бедер. Она не сопротивлялась и только потянула вверх его рубаху. Тогда Себастьян выпрямился и быстро скинул с себя одежду, давая возможность губам Эсме беспрепятственно ласкать свою кожу.

Некоторое время они не разговаривали — в этом просто не было необходимости. Эсме ахала и всхлипывала, а когда у нее все же возникла потребность сказать ему что-то, она могла издать лишь хриплый стон.

— Себастьян… пожалуйста!

— Мы не можем, — возразил он. — Твоя спина. — Его голос, полный и глубокий, выразил всю степень мучившего его голода.

Он вновь повторил то, что делал, и Эсме вцепилась в него дрожащими руками.

— Меня спина не волнует! — Теперь уже она не могла остановиться: не сейчас, когда он гладил ее так своими широкими ладонями. К счастью, Себастьян, примкнув губами к ее губам, сумел заглушить крик, родившийся в ее груди, и на этот раз они не переполошили весь дом.

Когда начало светать, Эсме, к своему стыду, осознала, что уснула в его руках, напрочь забыв позаботиться о его удовольствии. Давно уже она не спала беспробудным сном всю ночь напролет, не просыпаясь снова и снова от ломоты в спине.

Ей следовало бы разбудить спящего рядом с ней златокудрого бога и отправить прочь вместе с его невыносимой матерью; тогда она могла бы спокойно родить ребенка и начать новую жизнь. Однако вместо этого ее пальцы непроизвольно поползли вниз по его животу, а когда она подняла глаза, то увидела, что он улыбаясь смотрит на нее…

Глава 22

ОПАСНЫЕ КРУГИ

Когда Данте создавал свой «Ад», описывая круг за кругом с их непривлекательными обитателями — обжорами, прелюбодеями и прочей нечистью, ему следовало бы включить в список и дамский кружок шитья. По мнению Эсме, его члены даже заслуживали отдельного круга. Правда, воспоминания об «Аде» Данте были весьма смутными, но разве наказание чревоугодников за чрезмерное обжорство не состояло в том, чтобы они были навечно обречены сидеть за столом и без устали поглощать пищу? Для чересчур добродетельных женщин ад в представлении Эсме заключался в том, чтобы сидеть на маленьких стульчиках с прямыми спинками и прокладывать бесконечные стежки на грубом белом полотне под монотонное чтение миссис Кейбл.

Они уже минут пятнадцать занимались шитьем, когда миссис Баррет-Дакрорк вдруг улыбнулась Эсме и сказала:

— Ваш ребенок больше не желает ждать.

Эсме опустила глаза на свой выступающий живот и подавила гримасу, когда маленькая ножка лягнула ее под ребра.

— Акушерка говорит, что все произойдет в ближайшие дни.

— Они не все знают, — возразила леди Уинифред, откладывая в сторону простыню.

Эсме заметила, что все, кроме миссис Кейбл, поспешили использовать подвернувшийся предлог, чтобы бросить шитье.

— Моя повитуха на протяжении целого месяца твердила мне, что сегодня настал тот самый день, — продолжала между тем леди Уинифред. — В результате, когда пришло время родов, я отказывалась всерьез верить, что это так и есть. Надеюсь, леди Уидерс присоединится к нам сегодня, дорогая? Арабелла — такая веселая женщина и такая смелая! Я знаю, что потеря трех мужей стала для нее настоящим жизненным испытанием, но она никогда не падает духом.

— Сомневаюсь, что леди Уидерс способна встать в столь ранний час, — ледяным тоном заметила миссис Кейбл.

В этот момент в двери легкой походкой вошла Арабелла, изящно посылая во все стороны воздушные поцелуи.

— Дамы! — объявила она. — Я пришла к вам с миссией милосердия.

На Арабелле было утреннее платье из муслина небесно-голубого цвета, открытое спереди, так что виднелась нижняя юбка из муслина, украшенная замысловатым узором. Она имела обворожительный, элегантный и, как показалось Эсме, чуть плутоватый вид.

— Надеюсь, вы слышали, кто прибыл к нам вчера вечером? — спросила она, как только закончила раскладывать вокруг себя складки юбки.

Даже миссис Кейбл оторвалась от работы.

— Мужчина с самой скандальной репутацией во всей Англии! — Голос Арабеллы прозвучал с нескрываемым триумфом.

Эсме чуть не застонала.

— Герцог Йоркский? — предположила леди Генриетта.

— Ну нет, несколько пониже рангом, хотя тоже человек весьма достойный. — Арабелла вся светилась радостью. — Эсме, дорогая, в будуаре чересчур жарко, не слишком ли сильно для этого времени года растопили камин? — Она раскрыла маленький голубой веер и принялась неистово обмахивать себя.

— Ну так кто это? — нетерпеливо полюбопытствовала миссис Баррет-Дакрорк. — Кто прибыл вчера вечером?

— Боннингтон, — провозгласила Арабелла и после многозначительной паузы добавила: — Он вернулся с континента — и сразу сюда!

Эффект оказался просто потрясающим, и Эсме наверняка похлопала бы Арабелле за столь выдающиеся артистические способности, если бы не тот факт, что теперь она еще больше подвергалась риску стать объектом сплетен.

— Кстати, он полностью исправился, — бодро произнесла Арабелла в установившейся тишине.

— В чем я очень сомневаюсь. — Миссис Кейбл явно была не в состоянии дольше сдерживаться.

— Как ни удивительно, но это правда. — Арабелла решительно сложила веер и обвела дам многозначительным взглядом. — Он прибыл в Англию, чтобы пасть к ногам моей племянницы!

— А что ему еще остается делать, — буркнула миссис Баррет-Дакрорк довольно угрюмо. — В конце концов, он… — Она вовремя спохватилась, вероятно, осознав, что не совсем прилично говорить здесь о том, что произошло между Себастьяном и мужем Эсме, которая, уткнувшись в шитье, сосредоточенно прокладывала по краю простыни кривые стежки.

— Да-да, именно пал к ногам, — повторила Арабелла с удовольствием. — Как вы упомянули, миссис Баррет-Дакрорк, маркиз Боннингтон частично виноват в кончине бедного лорда Ролингса, хотя доктор последнего утверждал, что покойный муж Эсме и так мог скончаться в любой момент. У меня тоже муж умер из-за сердечной слабости; ужасное совпадение. В любом случае теперь маркиз охвачен раскаянием, он просто вне себя!

Все взгляды обратились к Эсме, и она тут же постаралась принять вид скорбящей вдовы — ей ни в коем случае не хотелось испортить устроенный Арабеллой спектакль, но почему-то каждый раз, когда от нее требовалось выглядеть несчастной, она чувствовала странную радость…

— Маркиз, безусловно, раскаялся, — подтвердила она, прилежно работая иглой, чтобы избежать пронзительного взгляда миссис Кейбл. В такие моменты шитье, несомненно, приносило определенную пользу.

— Как, интересно, Боннингтон предполагает облегчить ситуацию дорогой леди Ролингс? — удивилась миссис Кейбл. — Что сделано, то сделано. Ему следовало оставаться на континенте, где у него меньше шансов подвергнуть разложению других.

— Если, конечно, он не сделал ей предложение руки и сердца… — Леди Уинифред бросила на Эсме проницательный взгляд.

— Это было бы просто отвратительно! — Миссис Кейбл упрямо покачала головой. — Еще и года не прошло, как леди Ролингс в трауре! Подумать только, какой скандал!

— О, скандал, конечно, — охотно поддержала леди Уинифред, — но если посмотреть глубже… У маркиза, в конце концов, чудесное имение.

— Вот с этим я, безусловно, согласна, — обрадовалась Арабелла. — Я склонна верить, что маркиз искренне стремится сгладить причиненное леди Ролингс зло.

— А ведь верно! — воскликнула леди Уинифред. — Если Боннингтон убедил мать сопроводить его, значит, намерения у него действительно серьезные.

— И все же я искренне надеюсь, что вы сказали маркизу о невозможности брака между вами. — Миссис Кейбл обратила лицо к Эсме как раз в тот момент, когда она вдруг вспомнила о своей «помолвке» с Фэрфаксом-Лейси. И хотя это вполне можно было использовать как причину, мешавшую ей выйти замуж за Себастьяна, вместо того чтобы ответить, она снова взялась за шитье.

— Вы ведь, конечно, не примете предложение Боннинг-тона, правда? — не унималась миссис Кейбл. — Хотя я поддерживаю точку зрения леди Уидерс насчет исправления его души. Не нам задаваться вопросом, зачем Господь направил грешника к вашему порогу; мы просто должны проявлять терпение, помогая падшим становиться на путь истинный.

— Я непременно попробую пересказать это мужу, — шепнула леди Уинифред на ухо Арабелле. — Что-то долго он не перевоспитывается. Может, я смогу помочь ему обрести добродетель, читая вслух Библию?

В этот момент миссис Кейбл подозрительно посмотрела на леди Уинифред, и затем члены дамского кружка шитья благоразумно разошлись по своим комнатам.

Глава 23

ПИКИРОВКА В РОЗОВОЙ ГОСТИНОЙ ЛЕДИ РОЛИНГС

— Полагаю, ваша мать не пожелает вас навестить. — Казалось, леди Боннингтон произносит эти слова исключительно для того, чтобы в очередной раз проявить свойственную ей бестактность. — У Фанни слишком развито чувство приличия, в этом все дело.

— Моя дорогая сестрица очень занята судьбой бедняков, — уточнила Арабелла. — Она не может находиться сразу во многих местах, как бы ей этого ни хотелось.

— О чем она мне и написала, — вставила Эсме, хотя никак не могла взять в толк, зачем она каждый раз становится на защиту матери.

Выражение лица маркизы ясно показывало, что она думает о выдумке Арабеллы.

— И все же такое равнодушие во время беременности единственной дочери! — продолжала возмущаться леди Боннингтон. — Это просто обескураживает. Для вас, должно быть, ее отсутствие весьма болезненно? — Она повернулась к Эсме, заставив ее натянуто улыбнуться. — Однако если я возглавлю кампанию за ваше возвращение в общество после бракосочетания с графом Спейдом, то, абсолютно уверена, свет очень быстро забудет о проступках вашей юности.

Леди Боннингтон явно предлагала Эсме заключить мировую. Если она выйдет замуж за Фэрфакса-Лейси, маркиза, конечно же, поспособствует восстановлению ее доброго имени.

Встретившись взглядом с глазами леди Боннингтон, Эсме кивнула:

— Вы окажете мне большую любезность.

Когда в комнату вошли гости, Себастьян немедленно подошел к Эсме.

— Как ты? — спросил он, фамильярно наклоняясь над софой.

— Немедленно прекратите! — прошипела она. Себастьян проследил за ее взглядом и усмехнулся:

— Ага, моя дорогая матушка уже здесь. А где твой, как бишь его там? Ненавижу эти двойные фамилии.

— Молчите, чудовище! — взмолилась Эсме и при этом незаметно ущипнула Себастьяна за руку. Тем не менее в его смехе она уловила нотку ревности. Неужели ее план сработал? — Ах, вот и вы! — воскликнула она, завидев Фэрфакса-Лейси, однако на этот раз даже не протянула ему руку.

Когда несколько позже в салон вошла Беата, она увидела, что Стивен Фэрфакс-Лейси одаривает Эсме своим вниманием с невероятной щедростью. Они сидели, уютно устроившись на маленькой кушетке, и Стивен с нежностью поправлял за спиной Эсме подушки. Беата невольно ощутила укол ревности. Очевидно, Эсме и Стивен обнаружили общую склонность к непристойным шуткам; Стивен что-то шептал ей на ухо, а потом оба покатывались со смеху.

Они, безусловно, выглядели как обрученная пара, но Беата пока так и не поняла, что же произошло накануне вечером. Почему вдруг Эсме объявила, что она и Стивен собираются вступить в брак? И что делает в этом доме маркиз Боннингтон? Определенно он тоже имеет какое-то отношение к Эсме. Продолжая наблюдение, Беата заметила, что, когда маркиз приблизился к изображающей влюбленность парочке, Эсме начала вспыхивать, как елка, украшенная свечами, и при этом смеялась неподобающе громко. Когда она заметила Беату, ее лицо осветила неподдельная радость.

— Беата, дорогая, присоединяйся скорее к нам. Мистер Фэрфакс-Лейси рассказывает очень смешные шутки о гульфиках.

— Гульфиках? — удивилась Беата.

— Вы никогда не слышали о гульфиках, леди Беатрикс? Джентльмены носили их в шестнадцатом веке. Такие круглые штучки из кожи, их еще украшали ленточками.

— Носили гульфики? Украшали? Но зачем… — Беата внезапно осеклась, догадавшись, о чем идет речь. Теперь ей припомнилось, что она действительно видела портреты мужчин с гульфиками на бедрах.

— Дорогая, стали бы вы настаивать, чтобы ваш муж носил ленточки в тон вашего наряда? — игриво поинтересовался у Эсме Себастьян.

На этот раз Беате показалось, что в глазах маркиза что-то вспыхивало, когда он смотрел на Эсме. Что до Эсме, то, разговаривая с маркизом, она слишком много смеялась, а в ее голосе появлялись многозначительные томные нотки.

— Сомневаюсь, что мой жених согласился бы завязать розовые ленточки, если бы я надела розовый костюм. — Произнося эти слова, Эсме как-то странно покосилась в сторону Стивена, и он тут же сел в кресло рядом с кушеткой.

— Для вас, леди Ролингс, я бы носил хоть все цвета радуги, — поспешно сказал он, пытаясь придать голосу побольше искренности.

— Кажется, мне повезло, что вы, а не я женитесь на леди Ролингс. — Маркиз откинулся на спинку кресла и скрестил ноги. — А вы, леди Беатрикс, стали бы требовать от мужчины, чтобы он делал из себя осла?

— Скорее я настоятельно просила бы его снять все эти ленточки… Кстати, лорд Боннингтон, я привезла с собой небольшой томик стихов, но вы еще не приехали к нам, когда мы читали поэтические строчки вслух. Не возражаете, если я познакомлю вас с этой книжкой?

— Буду более чем счастлив! — Он встал и отвесил ей элегантный поклон.

На этот раз Беата даже не оглянулась на Стивена, чтобы проверить его реакцию. Наверняка он испытал чувство благодарности. В конце концов, если она хоть чем-то займет Боннингтона, ему не придется тревожиться по поводу соперника.

Библиотека Эсме была похожа на уютную ореховую скорлупку, сплошь уставленную книжными полками, от которых веяло сном и покоем, так что, войдя в нее, Беата тотчас почувствовала себя лучше. Библиотека в доме ее отца также была одним из немногих мест, где она ощущала себя счастливой.

Отойдя от нее, лорд Боннингтон выглянул в одно из сводчатых окон, выходивших в сад, и Беата тотчас последовала за ним. Она все еще не могла поверить, что он не проявил к ней ни малейшего интереса; хотя, возможно, в коридоре было слишком темно и он не разглядел выражения ее глаз…

Весь день лил дождь, и теперь клубившаяся над садом серебристая пелена тумана медленно перемещалась к увитой розами беседке, темнеющей неподалеку неясной тенью.

— Полагаю, вы считаете, что леди Ролингс должна выйти замуж за этого Фэрфакса-Лейси? — неожиданно произнес лорд Боннингтон, продолжая смотреть в сад.

— Я…

— Вы привели меня сюда, чтобы дать им возможность спокойно обделать свои дела?

У Беаты пересохло во рту. Не могла же она признаться, что привела его в библиотеку в слабой-попытке заставить Стивена Фэрфакса-Лейси испытать приступ ревности!

— Я действительно считаю, что леди Ролингс будет счастливее, если выйдет замуж, — пробормотала она, стараясь придать голосу выражение полного равнодушия.

— Выйдет за кого?

Презрение в его голосе пробудило в Беате странную злость.

— Разумеется, за графа Спейда!

— Он дубина, — проворчал Боннингтон, продолжая смотреть в сад.

— А вот и нет. Он симпатичный, забавный, добрый и даже, кажется, любит ее.

— Ее любит вовсе не он, а я. Что она могла ответить на это?

— Это Эсме попросила вас увести меня? Послала вам какой-то тайный сигнал, и…

— Ну что вы! — запротестовала Беата. — Все обстоит совсем не так! Просто я…

Себастьян повернул голову и внимательно посмотрел на нее.

— Выходит, мы в одной лодке, — печально заметил он немного погодя.

Беата не решалась спросить, какую лодку он имел в виду. Что, если он уже догадался?

— Вы ошибаетесь, — возразила она упрямо.

— А вы не желаете стать женой этого достойного члена парламента?

— Я вообще не собираюсь замуж. — Беата подошла к кушетке и села, не удосужившись даже повилять из стороны в сторону бедрами, — привычка, усвоенная ею с пятнадцатилетнего возраста. Этого мужчину она определенно не интересовала.

И тем не менее он, последовав за ней, порывисто сел рядом.

— Если бы я знал, что ревность поможет, то сделал бы вид, что влюбился в вас, но не думаю, что это что-нибудь изменит. Должен с сожалением признать, что Фэрфакс-Лейси, похоже, без ума от Эсме Ролингс, а вас он считает слишком молодой.

— Слишком скандальной! — Беата почувствовала, что не в состоянии притворяться дольше.

— Скандальной?

Она кивнула. Ей была отлично известна репутация маркиза Боннингтона; да и кто же этого не знал? Когда-то маркиз был одним из самых благопристойных членов общества, и до прошлого лета никто не мог сказать о нем ни единого плохого слова. Возможно, даже если бы он знал о ее прошлом, то немедленно покинул бы комнату, но пока маркиз не проявлял ни малейшего признака негодования.

— Разве вы не случайно оступились с Сандхерстом? Почему, скажите на милость, вы выбрали этого ничтожного сморчка? — спросил он, и она не услышала в его голосе даже намека на упрек.

Беата пожала плечами:

— Он красиво ухаживал и щедро осыпал меня комплиментами. Правда, мой отец относился к нему с презрением…

— И, как я понимаю, теперь благородный слуга народа вменяет вам это в вину.

— Просто Фэрфакс-Лейси сказал, что ищет любовницу менее опытную…

Маркиз с недоумением уставился на нее:

— Он так сказал? Беата кивнула.

— Тогда зачем вам навязываться в любовницы к такому грубияну? Зачем вам вообще стремиться стать чьей-либо любовницей? — Себастьян смотрел на нее столь пристально, что Беата подумала, уж не собирается ли он теперь поцеловать ее для утешения.

— Я не хочу быть ничьей любовницей. — Она постаралась прогнать воспоминания о поцелуях Стивена. — Как, впрочем, и женой тоже.

— Хм… ладно. Так где эта книжка стихов, ради которой вы меня сюда притащили? Мне бы не хотелось возвращаться в салон, не ознакомившись хотя бы с некоторыми из них.

Беата улыбнулась.

— Да вот же! — Она взяла книгу и протянула ее маркизу.

Когда он начал читать, его брови поползли вверх.

— Полагаю, это из личной библиотеки Эсме?

— Вовсе нет. — Она покраснела. — Я привезла ее с собой. Правда ведь, отдельные стихи совершенно… необычные?

— Мне понравилось это. — Себастьян сосредоточенно смотрел в книгу. — «О, мальчик прелестный, не полагайся на крылья своей красоты».

Беата кивнула, затем, почувствовав, что ее щеки покрывает румянец, быстро поднялась.

— Если бы я не встретил Эсме, то наверняка стал бы ухаживать за вами, леди Беатрикс. — Маркиз внезапно улыбнулся.

— Я не подхожу для того, кто чтит репутацию. И вообще, полагаю, нам пора вернуться в салон. — Она направилась к двери.

— Вам не потребовалось бы много времени, чтобы убедить меня в бессмысленности моей репутации. По крайней мере в случае с Эсме я был готов отказаться от репутации после первой же встречи, — признался Себастьян, следуя за ней.

Лицо Беаты приняло вопросительное выражение.

— Не забывайте, она тогда была замужем.

— Но теперь у нее нет мужа, — уточнила Беата.

— В этом и состоит моя проблема. Я по-прежнему твердо убежден, что Эсме должна стать моей женой, моей, а не кого-то другого. Я говорю вам это только для того, чтобы вы не волновались, если мне придется как следует взяться за вашего дорогого Фэрфакса-Лейси.

— Взяться? — Беата нахмурилась. — Что вы имеете в виду, маркиз?

— Да так, ничего. — Себастьян пожал плечами. — Надеюсь, что до применения силы дело не дойдет, но в любом случае никто не женится на Эсме, кроме меня.

Глава 24

ВАЛЬС НА СМЕРТНОМ ОДРЕ

Трудно пытаться прогнать чувство вины, когда у тебя умирает жена, решил наконец Рис. Все же они состояли в браке девять лет, если он не ошибался. Рис женился на Хелен, едва она вышла из классной комнаты; тогда они оба были слишком юными, чтобы сознавать, что делают, и, уж конечно, не он один виноват в том, что их брак не удался.

Рису трудно было даже представить, что ее больше не будет. Никто не пришлет ему ворчливого письма, не скривит губы при встрече, не будет писать мерзкие писульки после первого исполнения его нового музыкального произведения.

Проклятие, она не может умереть!

Рис был в доме леди Ролингс каких-нибудь несколько месяцев назад, и тогда Хелен находилась в полном здравии. Разве что его поразила хрупкость ее телосложения в отличие от пышных форм Лины, сплошь состоявшей из изгибов и округлостей.

Рис нахмурился. Не слишком благопристойно думать о любовнице, когда трясешься в карете, чтобы поздороваться со своей умирающей женой. И вообще, уместно ли здесь слово «поздороваться»?

Когда карета подъехала наконец к фасаду Шантилл-Хауса, он испытал чувство неподдельного облегчения. Разумеется, дело было не в том, что он любил Хелен; просто его невольно охватило естественное для таких случаев волнение. Надо же, его ядовитая на язык фригидная маленькая жена умирает!

Видит Бог, он должен был бы радоваться, но вместо этого образовавшийся в горле комок мешал ему дышать. Рису даже пришлось ухватиться за стенку экипажа, чтобы не упасть, когда он спустился на землю и у него на мгновение подогнулись колени.

— Я приехал повидаться с женой, — сообщил он без предисловия и направился мимо вышедшего навстречу Слоупа к лестнице. Услышав, как Слоуп окликнул его, он остановился и бросил на дворецкого нетерпеливый взгляд: — В чем дело, любезный?

— Если вы намерены поговорить с графиней прямо сейчас, то она в Розовой гостиной.

Рис выкатил глаза. Странное место для прощания с умирающей, разве нет? Впрочем, сейчас уже не до придирок. Может, она еще протянет до завтра…

Поспешно войдя в Розовую гостиную, Рис остановился. Его глазам предстало весьма типичное для английской действительности зрелище: дородный вельможа дремал, сидя в низком кресле у камина, красивая маленькая девица с нестерпимо ярко накрашенными губами склонилась над вышивкой, какая-то дама сидела за инструментом…

Впрочем, это была не просто дама, а его жена Хелен, и сидела она не одна: вместе с каким-то господином они исполняли одну из сонат Бетховена в мибемоль мажоре… и она смеялась!

Внезапно ее партнер наклонился и поцеловал ее в щеку. Поцеловал Хелен! Поцелуй был мимолетным, но Хелен тут же зарделась.

Риса обдало жаром, затем кинуло в холод.

— Ага, теперь я вижу, что слух о твоей скорой кончине весьма заметно преувеличен, — произнес он нараспев самым гадким тоном, какой сумел призвать на помощь.

Хелен подняла глаза, и ее рот безмолвно округлился, издав звук «о», но уже в следующий момент она повернулась к своему партнеру и слащаво проворковала:

— Прошу прощения, я чуть не сбилась, Стивен. — Пальцы Хелен снова взлетели над клавишами, как будто ее мужа здесь и не было.

Стивен? Кто такой этот Стивен? Рис смутно припомнил, что где-то уже видел этого человека. Партнер Хелен имел красивую наружность и полностью соответствовал английским представлениям о весьма достойном джентльмене. Черт, неужели его одурачили? Но зачем понадобилось звать его сюда? С чего вдруг его жена захотела, чтобы он примчался по ее зову? В любом случае Рис не собирался торчать здесь как пень, давая ей повод торжествовать победу и радоваться его позору. Ей-богу, он сейчас же развернется и прямиком отправится в Лондон. Жаль только, что его лошади устали, да и он сам, по правде сказать…

— Простите, — услышал Рис из-за плеча приятный голос и, обернувшись, увидел улыбающееся лицо леди Уидерс, тетки Эсме Ролингс.

— Лорд Годуин, — все так же любезно произнесла она. — Как замечательно, что вы к нам присоединились! Графиня заранее сообщила, что вы можете приехать с коротким визитом…

Теперь Рис взглянул на партнера Хелен совсем по-иному.

— Кто это такой? — взревел он, кивая головой в сторону музицирующей пары.

Леди Уидерс изумленно взглянула на него.

— Граф Спейд — член парламента от Оксфордшира, и он — большая умница. Нам всем очень приятно, что он почтил нашу компанию своим присутствием!

Рис постарался взять себя в руки. Он скорее провалится сквозь землю, чем позволит проявить хоть толику слабости.

В следующий момент Хелен, подойдя к нему, протянула руку и присела в реверансе.

— Дорогой Рис, я должна извиниться за свое письмо, — сказала она с убийственным спокойствием. — Местная знахарка действительно подозревала, что у меня плеврит, но, слава Богу, все обошлось.

— Что? Плеврит?

— Видишь ли, эта болезнь начинается с красной сыпи, а у меня оказалось раздражение от щетины, — пояснила она с тихим смехом. — Представляешь, какая я наивная! Наверное, ты был слишком молод, когда мы поженились, потому что прежде я с такой проблемой никогда не сталкивалась.

— Кажется, ты забыла, что все еще являешься моей женой. — Рису очень хотелось поставить жену на место, но, вместо того чтобы смутиться, она небрежно положила руку ему на локоть. Это была уже не та Хелен, рядом с которой он проснулся в тот день, когда они вернулись из Гретна-Грин, не девочка, которая то впадала в пронзительные истерики, то заливалась безмолвными слезами. Перед ним стояла настоящая светская дама — уравновешенная, холодная, неприступная.

— О чем ты, Рис?! Уже давно совсем другая женщина спит с тобой в одной постели, разве не так?

Через ее плечо Рис бросил угрюмый взгляд на Фэрфакса-Лейси и подумал, что, похоже, она тоже теперь не одна в своей спальне.

— Джентльмен, который готов стоять рядом с тобой во время бракоразводного процесса, вряд ли остался бы сидеть за пианино, в то время как ты разговариваешь с разгневанным мужем, — назидательно изрек он.

— Но ты вовсе не похож на разгневанного мужа, — возразила она, пожимая плечами, — поэтому я попросила Стивена не вмешиваться. Сомневаюсь, что ты сгораешь от желания с ним познакомиться. И потом, кто хоть словом обмолвился о разводе?

— Ага, значит, ты обзавелась любовником? — съязвил Рис, с трудом сдерживаясь от искушения подойти и двинуть кулаком в лощеное лицо негодяя. — И для чего все это, Хелен?

— Для удовольствия, — сказала она и улыбнулась. — Для моего удовольствия, дорогой.

Рис повернулся, словно собираясь уходить, но в последний момент передумал.

— Кто сделал это переложение Бетховена в четыре руки?

— Разумеется, я. А что?

Ну да, ему следовало догадаться. Похоже, Хелен и правда развлекалась от души.

— Я смотрю, наш маленький спор отклонился от темы, — внезапно вмешалась в разговор леди Уидерс. — Вы позволите мне проводить вас в вашу комнату, лорд Годуин? Очень надеюсь, что вы побудете с нами хотя бы недолго…

Рыкнув, словно загнанный в угол лев, Рис быстро вышел из комнаты. По словам Арабеллы, позже описывавшей это событие не присутствовавшей в тот момент в Розовой гостиной Эсме, граф Годуин вел себя в точности как дикарь из глухих дебрей Африки, которого Арабелла видела однажды на представлении бродячего цирка.

Теперь же, глядя на закрывшуюся дверь, Арабелла возбужденно всплеснула руками:

— Надо же, какой косматый и какой рычащий! Сказать по правде, Хелен, поведение твоего мужа вполне достойно удивления.

— О да, Рису нет равных, когда он бранится, — охотно согласилась Хелен.

Вскоре она, Арабелла и Эсме, уютно устроившись в комнате хозяйки, уже пили чай, заедая имбирными пряниками. При этом глаза Эсме лучились смехом.

— Важно то, что тебе полностью удалось задуманное, дорогая. Как ты там выразилась: ударить по почкам, кажется?

— Заставить проглотить собственную печенку, — поправила Хелен. — А ведь он как будто и вправду был раздосадован нашим разговором, не так ли, леди Уидерс?

— Не то слово! — Арабелла помешала сахар в чашке. — Рис был просто вне себя от ярости.

— Надеюсь, этот человек взбешен не настолько, чтобы тут же приступить к отмщению, — хихикнула Эсме. — Я не могу допустить, чтобы моего будущего мужа покалечил какой-то косматый зверь.

— Твоего будущего мужа? — Хелен на мгновение задумалась. — А почему бы тебе не оставить Стивена для меня? Вдруг Рису станет известно, что ты наметила моего любовника в свои женихи?

— Очень сомневаюсь, что твой муж станет хоть что-то выяснять. К тому же Рис уже объявил, что остается всего на один день, так что тебе ничего не грозит.

— Зато впереди нас ждет интересный ужин. — Арабелла потирала руки в предвкушении предстоящего удовольствия. — Дорогой Фэрфакс-Лейси столкнется с довольно трудным заданием, и ты тоже, Хелен. Тебе придется убедить мужа в любви мистера Фэрфакса-Лейси, а тебе, Эсме, убедить в том же маркиза. Хм, может, мне стоит попросить Беату, чтобы отвлечь графа Годуина, немного пофлиртовать с ним?

— Думаю, нам нет необходимости заходить так далеко, — поспешно возразила Хелен. — К тому же меня одолевают подозрения, что Беата сама питает некоторые чувства к Фэрфаксу-Лейси; по крайней мере есть что-то странное в ее взгляде, когда она смотрит на него.

Эсме от души рассмеялась:

— В таком случае получается, что мы втроем устроили охоту на одного и того же мужчину. Ах он бедняжка! Арабелла, ты уверена, что не имеешь никаких видов на графа Спейда?

— Совершенно уверена, дорогая, — ответила Арабелла, тщательно выбирая имбирный пряник помягче. — Мне даже кажется, что наш герой и так уже начал уставать, а утомленные мужчины не вызывают у меня симпатии. С другой стороны, должно быть, ему все это представляется довольно забавным, — продолжала она рассеянно, — а значит, мы можем надеяться, что он до конца сыграет свою роль.

— А вот я очень горжусь Хелен! — воскликнула Эсме. — Ты не представляешь, Арабелла, как невыносимо грубо вел себя Рис с бедняжкой все эти годы. И представь, до последнего момента она ни разу не взбунтовалась!

Арабелла, не скрывая любопытства, обернулась к Хелен:

— Хотелось бы мне знать, каков будет результат. Ты ведь, кажется, собираешься продолжить свои отношения с мистером Фэрфаксом-Лейси? Дорогая, я ничуть не сомневаюсь, что Эсме откажется от своих довольно сомнительных притязаний на него, а значит…

— Я бы не стала называть их сомнительными, — решительно поправила тетку Эсме.

— Нет, — призналась Хелен. — Я не хочу оставаться его подругой.

— Я так и знала. — Эсме явно почувствовала облегчение. — Мне никогда бы не пришло в голову объявить его своим будущим мужем, если бы я хоть на минуту усомнилась в том, что он свободен.

— Как бы там ни было, Стивен Фэрфакс-Лейси — превосходный партнер для супружества, — констатировала Арабелла. — В таких делах я никогда не ошибаюсь. Все три моих мужа были отличными спутниками жизни, и меня все в них устраивало. — Закончив жевать пряник, она немного помолчала, а затем задумчиво добавила: — За исключением, разумеется, краткосрочности их жизни.

— Боюсь, сейчас мне придется вам кое в чем признаться, — внезапно произнесла Хелен с отчаянием в голосе.

— Ну наконец-то! Надеюсь, ты поделишься с нами кое-какими интимными подробностями, — оживилась Арабелла. — Нет ничего приятнее, чем разобрать по косточкам поведение мужчины в постели. Не скрою, это мое любимое развлечение, может быть, даже более любимое, чем собственное пребывание в постели…

— Но… я вовсе не сплю с мистером Фэрфаксом-Лейси! — с возмущением воскликнула Хелен.

Арабелла попыталась что-то сказать, да так и осталась сидеть с открытым ртом.

— Я так и подумала, — заметила Эсме с изрядной долей удовлетворения. — Уж очень вы не похожи на пару голубков, которые без ума друг от друга. К тому же он вовсе не выглядит таким уж интересным, да и грудь у него какая-то впалая, разве нет? И еще — мне никогда не нравились мужчины с удлиненными подбородками…

Хелен растерянно улыбнулась:

— Не могу сказать, что мне не нравится, как он выглядит, скорее, наоборот, но… Просто я обнаружила, что морально не готова переспать с ним.

Арабелла кивнула:

— Безусловно, есть мужчины, которых невозможно представить за интимным занятием; к несчастью, у меня именно так было со вторым мужем. Но тогда меня весьма интересует, — она решительно повернулась к Эсме, — что ты делаешь, объявляя себя обрученной с мужчиной, имеющим столь длинный подбородок? Или, если уж на то пошло, что делает в этом доме маркиз Боннингтон?

Эсме едва ни поперхнулась.

— Возможно, выражает раскаяние? — — предположила она с надеждой.

— Не повторяй как попугай эту глупую историю, которой я потчевала твой дамский кружок шитья! — раздраженно воскликнула Арабелла. — Вчера вечером ты так и не дала мне вызвать тебя на откровенный разговор, но сейчас мне хотелось бы услышать правду. Итак, зачем маркиз явился в твой дом?

— Я бы тоже хотела это знать. — Хелен подалась вперед. — Его мать, вероятно, прибыла сюда в связи с обстоятельствами прошлого лета, хотя это представляется довольно странным…

— В появлении Гонории Боннингтон явно кроется какая-то тайна! — Арабелла сверлила племянницу пристальным взглядом.

Эсме, не выдержав, вздохнула.

— Нечего вздыхать, как кузнечные мехи, — безжалостно бросила тетка. — Давай выкладывай!

Некоторое время Эсме молчала, однако у нее не было сомнений, что рано или поздно Арабелла все равно добьется своего, и поэтому она в конце концов решилась.

— Можете мне не верить, но я правда не собираюсь ни за кого замуж, и менее всего за лорда Боннингтона. Это было бы несправедливо по отношению к Майлзу и ребенку.

После небольшой паузы Арабелла вдруг разразилась смехом:

— Так ты хочешь держать Боннингтона в запасе для длинных одиноких ночей, да? И еще время от времени заставлять его работать у себя в саду? А я-то считала, что моя племянница теперь ведет себя, как подобает здравомыслящей вдове! Господи, Эсме, даже мне никогда не удавалось создать скандал, подобный этому!

— Какой скандал? — удивилась Эсме. — Своими цитатами ты даже дамский кружок шитья убедила в моем целомудрии.

— Чтобы ты знала, для этого мне пришлось целый час корпеть над Библией! — огрызнулась Арабелла.

— Послушай, Эсме, не кажется ли тебе, что настала пора покончить с этим дамским кружком шитья? — осторожно поинтересовалась Хелен. — Все в твоей жизни немного… усложнилось. Может, будет лучше, если ты станешь уделять ему чуть меньше времени?

— Это неотделимая составляющая моей жизни, — упрямо возразила Эсме, — и мне это нравится.

— Что-то я тогда не заметила радости на твоем лице, — не согласилась Арабелла. — К тому же ты ужасно шьешь.

— А ты знаешь, что матушка шьет рубашки для бедных? — Эсме резко вскинула голову. — — От начала до конца, с воротником и манжетами.

Арабелла секунду помолчала.

— Господи, Эсме, не хочу плохо отзываться о родной сестре, но Фанни отнюдь не блещет умом. Она тратит время на шитье воротников для людей, которых даже не знает, в то время как ее дочь прозябает в одиночестве в деревне. У нее определенно что-то не в порядке с головой. — Арабелла наклонилась к Эсме и слегка сжала ее руку. — Пожалуйста, дорогая, только не старайся стать похожей на мать: у тебя всегда был веселый нрав, а Фанни выросла в весьма скучную взрослую женщину, позволю себе заметить.

— Но это так несправедливо! — Эсме вспыхнула. — Мама претерпела в жизни массу разочарований.

— Она пала духом, — твердо заключила Арабелла, — — хотя ты молодец, что защищаешь ее. Фанни смотрит на мир, поджав губы, но я не позволю себе смешаться с толпой чопорных матрон.

— Арабелла права, — внезапно подала голос Хелен. — Я едва знакома с твоей матерью, но одна мысль, что ты можешь стать такой же ханжой, как эта миссис Кейбл, меня просто удручает.

— Я знаю, — согласилась Эсме, — но Майлз умер, брак с маркизом Боннингтоном только вызовет в обществе скандал невиданной силы.

Снова наступило молчание. Казалось, каждая из присутствующих дам всерьез задумалась о том, что ее ожидает впереди, но ответ им еще только предстояло найти…

Глава 25

СКЛОННОСТЬ К ОБОЛЬЩЕНИЮ

На другое утро Беата пошла прогуляться и заодно проведать козлика, что от скуки вошло у нее в привычку. Она, безусловно, могла бы провести время, флиртуя с Пуританином, но, к ее досаде, он уже сидел вместе с Хелен за пианино и разучивал пьесу в четыре руки. Вид светлых кос Хелен, склоненных к темной голове Стивена, вызывал у Беаты странную треку, от которой щемило сердце, — чувство доселе незнакомое Беате.

Лишь один раз, когда после завтрака они оказались наедине, Стивен взглянул на нее с холодной улыбкой и довольно равнодушно спросил:

— Насколько я понял, вы решили больше меня не добиваться?

— Я никогда никого не добиваюсь, — ответила Беата, надеясь, что он хотя бы поцелует ее или улыбнется, как улыбался Эсме или Хелен, однако граф ограничился поклоном и ушел. И тут, глядя ему вслед, Беата неожиданно поняла, что ничего не хочет так сильно, как побежать следом за этим мужчиной. Увы, Стивен не проявил сколько-нибудь заметного желания поддерживать с ней отношения. Да и как он мог? Для нее у него не было времени. Если он не играл на пианино со своей любовницей, то обменивался непристойными шутками с невестой. Одному Богу известно, где он проводил ночи. Беата чуть не заскрежетала зубами; для нее уже стало традицией сначала думать о Стивене Фэрфаксе-Лейси, а потом ругать себя за это.

Как это ни прискорбно, но леди Беатрикс Леннокс страдала от потери самоуважения. Сначала мистер Фэрфакс-Лейси отказался сделать ее своей любовницей, взяв вместо нее Хелен, а потом маркиз Боннингтон не выказал к ней ни малейшего интереса.

Чтобы перебороть слезы, Беата захлюпала носом так громко, что даже не услышала, как к ней кто-то подошел.

— Вы не боитесь приближаться к этому пожирателю жакетов? — раздался знакомый голос почти у самого ее уха.

Кажется, она стала похожа на выдрессированную собачку, подумала Беата с горечью. Стоит ей услышать этот голос, как у нее подгибаются коленки.

— Козел меня не беспокоит, — ответила она, не оборачиваясь и не глядя на него.

— Тогда нам следует показать это чудное создание остальным гостям, — лениво произнес он. — Боюсь, что Эсме даже не подозревает о его существовании, в то время как я завел привычку в обязательном порядке наносить сюда краткий визит.

Беата призвала на помощь всю свою выдержку.

— А я думала, что вы все свободное время проводите с леди Годуин. Или, может, леди Ролингс требует к себе больше внимания?

— О, так вот что вас занимает! Только не говорите мне, что ревнуете…

Его голос приобрел странное мелодичное звучание, и это привело Беату в смятение.

— Вовсе нет! — Она наконец повернулась к нему. Не сказать, чтобы Фэрфакс-Лейси был так уж красив: из уголков его глаз разбегались морщинки, и подбородок тоже не годился в качестве образца. Господи, как же она ненавидела длинные подбородки!

— Ну вот и отлично. — Стивен удовлетворенно кивнул.

Что именно «отлично», этого Беата никак не могла понять. Уж не смеется ли он над ней? Нет, скорее, сочувствует. Пропади все пропадом!

— Видите ли, Эсме и я… — произнес он неуверенно и замолчал.

— Можете ничего не говорить, — буркнула Беата. — Я и сама все вижу. И смею вас заверить, у меня нет на этот счет никаких чувств, кроме радости за вас обоих.

— Счастлив это слышать.

Как это несправедливо, что от его улыбки у нее ноет в животе. Тяжелый подбородок, тяжелый подбородок, тяжелый подбородок, твердила она про себя, и тут же добавляла: ну и что!

— У нас с Эсме оказалось столько общих интересов! — Судя по всему, Стивен все же решил рассеять ошибочные представления, которые могли сложиться у Беаты. — Я уже и забыл, как меня забавляют игра слов и шутки.

— Вот и прекрасно, — пробормотала Беата. Больше всего ее расстраивало, что она потерпела сокрушительное поражение от толстухи на девятом месяце беременности.

Бросив на Беату косой взгляд, Стивен подумал, что, если он не ошибается, его тактика наконец сработала: она буквально сгорала от ревности.

—  — А вы любите шутить? — поинтересовался он.

Очевидно, ей нужно принять участие в конкурсе непристойных шуток, чтобы удостоиться великой чести стать еще одной женщиной в жизни мистера Фэрфакса-Лейси, но Беата вовсе не собиралась снисходить до столь унизительного поступка.

— В моем запасе есть несколько, — созналась она вопреки своим лучшим намерениям. — Вам известна баллада, которая начинается так: «Он пролежал в постели как чурбан год или два, не давая мне ничего хорошего и ничего не делая сам»? Там всего несколько строчек.

Стивен рассмеялся:

— Вероятно, мужчинам не нравится повторять эту балладу в своем кругу.

— Ничего не могу сказать про мужчин, а вот я подумываю, не вернуться ли мне в Лондон, мистер Фэрфакс-Лейси, — изрекла Беата, сама удивляясь своему спонтанному решению. — Мне нужно нанести визит портному — как-никак мой любимый наряд сжевала эта невежливая скотина.

Козел неодобрительно скосил на нее глаза.

— Во-от как, — протянул Стивен. — Так вы действительно решили не ухаживать за мной?

— Сколько раз можно спрашивать одно и то же? — не сдержалась Беата, бросая на него взгляд из-под ресниц. Странно, но теперь у него был весьма встревоженный вид.

— Может показаться, что мой главный порок — заносчивость, — произнес Стивен. — Хотя до последнего времени я об этом даже не подозревал. Я искренне извиняюсь, если ошибочно принял за правду ваш интерес ко мне, когда мы играли вместе в бильярд.

При чем здесь его ошибка? И разве она должна ухаживать за ним? Почему он сам не пытается соблазнить ее?

И тут ей отчаянно захотелось его поцеловать. Вернее, ей хотелось, чтобы он поцеловал ее, и, похоже, такой шанс у нее еще имелся, пока Эсме не утащила его за собой. К несчастью, Беата никак не могла заставить себя послать ему хотя бы один из своих обольстительных взглядов из-за окончательно парализовавшего ее смущения.

Они, наверное, так и стояли бы перед жующим козлом вечно, если бы Беата неожиданно не услышала свой голос.

— Я подумаю на эту тему, — кое-как пролепетала она.

— Что-то я не совсем понял, что вы сказали…

— Ну, то есть я сегодня решу, стоит вас добиваться или нет, — с трудом выдавила она.

— Вот и отлично.

Каков наглец! Фэрфакс-Лейси вел себя так, словно они обсуждали поездку на пикник. Беата не могла придумать, что еще они могли сказать другу друг, поэтому быстро распрощалась и, ткнув зонтиком в камень, имевший несчастье оказаться на ее пути, направилась к дому.

Сегодня она час потратит на купание, два — на одевание и все остальное время — на макияж. Так или иначе, она все равно соблазнит этого мужчину. Бог видит, соблазнит, если, конечно, он вообще поддается соблазну.

Глава 26

ОПЫТ, КОТОРЫЙ ОТДЕЛЯЕТ ЛЕДИ ОТ ПРОСТО ЖЕНЩИН

Эсме неподвижно смотрела в окно гостиной на поздний весенний снег. В хлопьях белых снежинок желтые крокусы, что росли у дома, выглядели бледными и заброшенными. А может, это ей только казалось, оттого что ее саму бросили? Или бросила она? Вот уж правда, теперь сам черт не разберет!

Комедия ошибок, составившая сюжет этого собрания аристократов в загородном доме, невольно будоражила ее воображение. В глазах всех она и мистер Фэрфакс-Лейси собирались пожениться, но точно так же все знали, что Хелен крутит роман все с тем же мистером Фэрфаксом-Лейси, хотя мужа Хелен это, похоже, ничуть не взволновало. На следующее утро граф собирался уезжать, и, насколько Эсме могла судить, он с удовольствием ругал Хелен по поводу переложения Бетховена и не обращал никакого внимания на Фэрфакса-Лейси, щедро осыпавшего его жену комплиментами.

Сегодня боль в пояснице донимала Эсме пуще прежнего, так что она едва могла стоять, и поэтому даже не оглянулась, когда дверь за ее спиной отворилась.

— Привет, — только и сказала она, в очередной раз удивляясь тому, как тонко настраивался ее слух на звук его шагов, которые она различала среди шумов, производимых еще двумя дюжинами людей, обитавших в доме.

Себастьян остановился за ее спиной и, ни слова не говоря, прижал пальцы к чувствительным точкам на болевшей пояснице, отчего боль сразу же отступила.

— Не шевелись, — ласково произнес он. — Скажи только, как там поживает наш малыш?

— Я получила письмо от матери, — негромко сказала Эсме и, обернувшись, встретилась с ним взглядом. — Фанни обещает, что приедет погостить. Как это мне ни противно, но я вынуждена выразить маркизе Боннингтон благодарность — ведь это все ее работа. Себастьян прищурился. Неужели Эсме не понимает, зачем его матери понадобилось совершать этот акт благотворительности?

— Моя мать сделала это не из добросердечных побуждений, — уверенно произнес он.

— Да знаю я, знаю. — На ее лице появилась улыбка. — И все равно я рада, что мама приедет…

— Чтобы убедиться в одном: что ты действительно выходишь замуж за мистера Фэрфакса-Лейси. А если ты снова ее разочаруешь, она отшвырнет тебя, словно горячую картофелину.

— Что ж, возможно, я ее не разочарую, — заметила Эсме ледяным тоном.

Себастьян фыркнул:

— Твоя мать относится к числу женщин, которые найдут к чему придраться, даже если ты станешь монашкой.

— Но я хочу быть благопристойной и буду такой, — упрямо сказала Эсме. На этот раз ее душа не лежала к спору, и к тому же у нее слишком сильно болела спина.

— Ты только притворяешься, что не любишь меня. Какая же ты лицемерка, Эсме. Но знай, ты совершаешь страшную ошибку.

— Просто я плохо себя чувствую, — пролепетала Эсме. Она сказала это не только потому, что не желала думать об оскорбительном комментарии Себастьяна; от нестерпимой боли в спине ей казалось, что она слышит его голос сквозь туман или вату. — Думаю, мне лучше пойти к себе.

В этот момент дверь открылась, и в комнату ввалилась толпа веселых, шумных гостей дома.

Взглянув на Эсме, леди Боннингтон громко объявила:

— Я склонна думать, что леди Ролингс готовится произвести ребенка на свет прямо сейчас!

Арабеллу охватила легкая паника.

— Ну так скажи скорее бедной девочке, что ей делать!

— Не прикидывайся большей идиоткой, чем тебя сделала природа! — прикрикнула леди Боннингтон. — В первую очередь ей нужно удалиться к себе в комнату.

В следующую секунду Себастьян оттеснил Арабеллу в сторону.

— Ступай наверх, — приказал он голосом, каким мог говорить лишь очень близкий человек. Прежде чем Эсме успела возразить, он поднял ее на руки и направился к лестнице, всем своим видом демонстрируя, что отлично знает, куда идти.

— О! — Эсме вцепилась в его руку, и ее тело сотрясла яростная дрожь.

— Скорее зовите акушерку! — рявкнул Себастьян через плечо, направляясь в одну из свободных спален, где Эсме ждала постель, специально подготовленная для такого случая.

— Постой! — воскликнула она, когда он собирался уложить ее на кровать. — Постой, черт подери!

По ее телу прокатилась вторая волна дрожи. В комнату ворвались Арабелла, Хелен, маркиза Боннингтон и сразу три горничные.

— Вот и хорошо, Боннингтон, — важно сказала Арабелла. — Поскорее уложите мою племянницу на постель, а дальше мы и сами справимся. Акушерка с минуты на минуту будет на месте. А ты, Эсме, постарайся придержать ребенка до ее прибытия.

— Не будь гусыней! — Леди Боннингтон придвинулась ближе к кровати. — Пройдут часы, прежде чем ребенок родится.

— Господи, я надеюсь, все произойдет куда быстрее! — застонала Эсме.

— Что ж, посмотрим. — В голосе маркизы послышались нотки сочувствия.

Наконец Эсме позволила опустить себя на кровать и только после этого отпустила руку Себастьяна. Склонившись над ней, Себастьян поцеловал ее в лоб, а когда он ушел, ей сразу захотелось плакать, и только новый приступ боли, потрясший Эсме с головы до ног, отвлек ее внимание.

— Вот проклятие! — выкрикнула она и схватила руку Арабеллы.

Когда боль отступила, Эсме бессильно откинулась на подушки.

— Богохульство никогда еще не помогало облегчить страдания, — заметила леди Боннингтон. — Еще моя матушка говорила, что разница между леди и простолюдинкой заключается в том, что леди принимает боль без упреков.

Но Эсме словно не слышала ее.

— Сколько еще будет таких приступов? — спросила она у акушерки, как только та вошла в комнату.

Миссис Плак была дамой неохватной комплекции и, конечно же, все знала о «естественном ходе вещей», как она выражалась.

— Понимаю, вам сейчас нелегко, — сказала она, суетясь вокруг с ворохом полотенец. — Но ваши бедра позволяют надеяться, что все пройдет достаточно гладко. — Она хмыкнула и, прищурившись, осмотрела роженицу. — Мы не должны мешать естественному ходу вещей — это все, что я могу вам сказать.

— Моя племянница отлично справится с этим, не сомневайтесь, — объявила Арабелла. — Принеси мне мокрую салфетку! — гаркнула она одной из горничных. — Эсме, дорогая, ты раскраснелась, как свекла, дай я протру твой лоб.

— В свое время у меня это заняло шесть часов, — пробасила леди Боннингтон.

Эсме немедленно решила, что непременно родит ребенка менее чем за шесть часов, поскольку столь длительной пытки она точно не переживет.

— О, — простонала она, — это снова приближается.

Арабелла торопливо отбросила мокрую салфетку в сторону, и Эсме впилась ей в руку. Подкатившая волна подхватила ее и закрутила в стремительном водовороте, заставляя ловить ртом воздух.

— Что-то мне это не нравится, — прохрипела Эсме, улучив момент.

— Я не знала ни одной женщины, которая думала бы наоборот! — усмехнулась маркиза, склоняясь к кровати. — Все, что леди может сделать в подобных обстоятельствах, — это терпеть с достоинством, каждое мгновение демонстрируя свое благородное происхождение.

Однако Эсме вместо ответа лишь излила на нее очередную порцию богохульства — она определенно не имела ни малейшего представления о том, как должна вести себя в состоянии стресса истинная леди.

Глава 27

МИЛЫЙ УИЛЬЯМ

Разрешение от бремени в присутствии двух пожилых дам, несомненно, стало для Эсме самым неприятным испытанием. Арабелла стояла справа, смачивая ее лоб каждый раз, когда страдания отступали. А когда черная волна сокрушительной боли отхлынула, Эсме обнаружила, что леди Боннингтон находится слева от нее и уговаривает лучше стараться, в то время как Арабелла, чтобы не отстать, просит повитуху поторопить события.

— Торопиться нам некуда и незачем, — ответила миссис Плак с налетом раздражения. — Все идет своим чередом, так что не нужно мешать естественному ходу вещей. У леди Ролингс хорошие бедра, и она отлично справится.

— Хватит говорить о бедрах моей племянницы! — вспылила Арабелла. — К чему эта вульгарность?

— Арабелла, ты дура, — тут же объявила леди Боннингтон с обычной прямотой.

Почувствовав приближение нового приступа боли, Эсме сделала глубокий вдох. Она не представляла, что будет так больно, ее словно с головы до ног ошпарили кипятком. Мгновение спустя, пытаясь как-то выкарабкаться, она краем уха уловила поздравления Арабеллы — тетка, по-видимому, полагала, что Эсме заслуживает аплодисменты после каждой схватки.

— Где… где Хелен?

Вопрос Эсме несколько ошеломил леди Боннингтон.

— Естественно, мы отправили ее подальше; ты же знаешь, бедная девочка еще не имеет собственного ребенка. Того, что она уже видела, ей хватит на всю жизнь.

— О нет! — простонала Эсме, чувствуя, что приближается следующая схватка.

— Мужайся, дорогая, мужайся! — Арабелла крепко сжала ее руку.

Эсме тут же не преминула ее сжать.

— У вас подходящие бедра, — поддержала Арабеллу миссис Плак. — Мы почти у цели, миледи. Я же говорила, что это будет не сложнее, чем прогулка по парку, разве нет?

Никакая это не прогулка, подумала Эсме, но у нее не хватило дыхания, чтобы озвучить свою точку зрения. Боль выворачивала ее кости из суставов; по крайней мере так ей казалось.

— Отлично, миледи, — громко объявила миссис Плак. — Пора помочь маленькому господину увидеть божий свет.

Или дочери, подумала Эсме, хотя и не смогла сказать это.

И все же миссис Плак оказалась права: визжащий, негодующий, воинственный, Уильям Ролингс явился в мир в приступе ярости. Эсме приподнялась на локтях. Вот он: багровый от гнева, сучит ножками и машет в воздухе кулачками.

Сердце билось у нее в груди с глухим стуком.

— Дайте его мне! — — крикнула она, протягивая руки.

— Сначала малыша нужно хорошенько обмыть, после чего я проверю, все ли пальчики на ручках и ножках в наличии, и уверюсь, что он имеет презентабельный вид. — Миссис Плак передала малыша ожидающей няньке.

— Вроде мальчик. — Все это время Арабелла придирчиво разглядывала ребенка. — Боже, Эсме, да у него просто потрясающее хозяйство! — хихикнула она. — Такое впечатление, будто у него между ног две репки.

— Они все такие, — заверила ее леди Боннингтон с ноткой ностальгии в голосе. — И у меня сын родился таким же. Я боялась, что он станет настоящим сатиром.

Несколько минут спустя Эсме уже сидела.

— Пожалуйста, дайте мне подержать сына, — жалобно повторила она. — Я должна его увидеть!

Миссис Плак подняла на нее глаза:

— Всему свое время, миледи. После того как мы… Дальше Арабелла не стала слушать и выхватила ребенка из рук няньки.

— Леди Ролингс хочет подержать своего сына. Она имеет на это полное право.

Затем Арабелла довольно неловко положила ребенка на руки Эсме. Новорожденный все еще кричал, сердито колотя торчащими из одеяла маленькими пухлыми ножками.

— Это неразумно, — пробурчала миссис Плак. — Ребенка следует омыть в первые пять минут после рождения. Чистота — залог здоровья.

— У него впереди еще целая жизнь, в которой он будет купаться, сколько душа пожелает, — возразила Арабелла, склоняясь над кроватью. — Он такой пухленький, правда, Эсме? А еще посмотри на его восхитительные маленькие пальчики!

Эсме никогда еще в жизни ничего подобного не ощущала: мир словно сузился до размеров булавочной головки, где, кроме нее и малыша, никого не существовало. Ее сын был таким красивым, что ее сердце пело от восторга.

— Вот только почему у него такое красное личико? — неожиданно спросила она. — И почему головка какой-то странной формы?

— Естественное течение событий, — ответила миссис Плак важно. — Все они так выглядят. А теперь, миледи, отдайте мне ребенка.

Однако в этот миг малыш решил открыть глазки, и Эсме стиснула его еще сильнее.

— Здравствуй, — прошептала она. — Здравствуй, мой птенчик. — Малыш моргнул и закрыл ротик. Его глазки оказались светло-голубого цвета, как небо в ранний утренний час. Он пристально смотрел на мать снизу вверх, словно пытался запомнить ее лицо. — Я знаю, ты думаешь, что улыбаешься мне. — Эсме поцеловала сына в носик, потом в лоб и в пухленькие щечки. — Ты просто забыл улыбнуться, правда, милый Уильям?

— Ага, ты уже зовешь его Уильям! — констатировала леди Боннингтон. — Полагаю, так звали кого-то в роду лорда Ролингса…

Ласковые и доверчивые глаза Уильяма серьезно смотрели на Эсме; малыш словно знал: с ней он в безопасности и она будет кормить его и оберегать.

Внезапно сердце Эсме сковал холод страха. Бенджамин, ее маленький братик, умер в нежном возрасте. Конечно, это не одно и то же, но милый Уильям был ей бесконечно дорог. На ее щеку выкатилась невольная слеза.

— В чем дело, дорогая? — нахмурилась Арабелла. — О нет, только не это — так ты намочишь малыша. Позволь мне взять его…

— Это самый красивый ребенок из всех, кого я когда-либо видела. — Эсме всхлипнула. — И я так люблю его! Что, если с ним что-нибудь случится? О нет, я этого не переживу!

— У нее родовая истерика. — Леди Боннингтон поморщилась. — У некоторых женщин такое бывает. Моя вторая троюродная сестра после рождения дочери впала в депрессию. Правда, на то была своя причина — ее муженек мог кого угодно довести до нервного срыва. И тут Эсме перестала плакать.

— У него глаза Майлза, — сообщила она Арабелле, не обращая внимания на маркизу. — Видишь? Они такие же ласковые, как у Майлза, и такие же голубые. А вот самого Майлза больше нет в живых…

— Зато его сын жив и здоров. — Арабелла улыбнулась племяннице. — Уильям — чудесный, крепкий малыш, в нем нет и намека на какие-нибудь дефекты.

— Согласна. — Леди Боннингтон кивнула Эсме. — Я сразу увидела, что ребенок — копия твоего супруга.

Во взгляде Арабеллы появилась неприкрытая неприязнь.

— Почему бы тебе не пойти и не сообщить эту счастливую новость своему сыну, Гонория?

— Обязательно сообщу, — заверила ее маркиза. — Уже иду. Позвольте заметить, леди Ролингс, что я восхищена тем, как вы справились с этим деликатным делом.

Малыш снова начал плакать, и миссис Плак наконец решительно забрала его.

— Он хочет быть со мной, — захныкала Эсме.

— Конечно, конечно. — Миссис Плак передала новорожденного кормилице. — Но все должно идти своим чередом.

Когда вошла Хелен, кормилица принялась заворачивать младенца в теплые пеленки.

— О, Эсме, он такой прелестный! Как он, на ваш взгляд? — обратилась она к кормилице.

— Кругленький, как поросеночек, — ответила кормилица без промедления. — А теперь посмотрим, не захочет ли он позавтракать. — Она села и расстегнула ворот платья. Эсме видела, как Уильям повернулся к кормилице и тихо хрюкнул; его огромные голубые глаза открылись и уставились на кормилицу. Эсме показалось, что он смотрел на женщину точно таким же задумчивым взором, каким смотрел до этого на нее.

В ее груди вдруг возникло странное томление. Это ведь ее ребенок, ее милый Уильям…

— Отдайте его мне! — громко попросила она. Кормилица в растерянности подняла на нее глаза.

— Не смейте кормить моего малыша! — Эсме инстинктивно сжала кулаки. — Немедленно отдайте Уильяма мне!

— Боже милостивый, миледи, — проговорила кормилица. — Но ведь вы наняли меня именно для этого.

— Я передумала. — Ей вовсе не хотелось, чтобы Уильям кого-то еще считал своей матерью. Она сама будет делать для него все, что требуется, включая кормление.

Кормилица сердито покачала головой, но ребенка все же отдала.

— Вам будет не так-то легко, — проворчала она. — Сначала это довольно болезненно. Многие женщины так никогда это искусство и не осваивают. Сказать по правде, грудь благородных дам для этого вообще не годится.

— Моя грудь годится, — возразила Эсме, вкладывая в голос всю силу убеждения, какую смогла призвать на помощь. — Теперь, если вы мне скажете, как это делается, я бы сама хотела дать Уильяму его завтрак.

— Откровенно сказать, — начала леди Боннингтон, — меня тошнит от одной этой идеи. Леди, чтоб вы знали, — не дойная корова!

— Прошу тебя, ступай к себе, Гонория, — вмешалась Арабелла. — Разве тебе нечего сообщить своему сыну?

Гордо вскинув голову, леди Боннингтон покинула комнату, чувствуя себя несколько уязвленной. В конце концов, леди Ролингс ей не родственница, хотя она и провела с ней целых три часа, давая необходимые советы. Вполне возможно, что отчасти благодаря именно ее усилиям леди Ролингс сумела так быстро разрешиться от бремени. С другой стороны, она не могла надеяться на лучший результат. Леди Ролингс сама установила, кто отец ребенка; теперь Себастьян никуда не денется и будет вынужден признать себя свободным от каких-либо обязательств.

— Он ничуть не похож на тебя, — торжествующе объявила маркиза сыну. — Лысый, как бильярдный шар, совсем как его отец.

— Еще несколько лет назад у Майлза Ролингса были волосы, — напомнил Себастьян.

— Пойди и посмотри на ребенка сам. Он вылитый отец. Больше тебе не придется сомневаться в своей непричастности к его рождению. Леди Ролингс, едва его увидела, расплакалась, потому что у ребенка глаза как у ее мужа. Это значит, что Майлз Ролингс посмертно стал отцом. — Леди Боннингтон сделала паузу и внимательно посмотрела на сына. — Ты свободен, — повторила она несколько ласковее.

Себастьян поднял глаза, и их выражение потрясло маркизу до глубины души.

— Она, конечно, обо мне не спрашивала?

— Нет, не спрашивала.

Ни слова не говоря, Себастьян повернулся и вышел из комнаты, а маркиза невольно призадумалась. Что, если его связывает с этой женщиной нечто большее, чем она думает? Возможно, Себастьян надеялся, что именно он является отцом ребенка? Нужно как можно быстрее женить мальчика, решила про себя леди Боннингтон, и женить не на ком попало, а на девушке из большой семьи, чтобы она не ограничилась одним-единственным ребенком. Ну а если будущая невестка проявит желание стать дойной коровой, ее можно будет быстренько заставить одуматься. Никто не имеет права забывать, что есть вещи, которые по определению не могут иметь места в семье Боннингтонов.

Глава 28

ОСОБЕННОСТИ ПОХОДКИ И ПРЕЛЕСТИ ОБОЛЬЩЕНИЯ

Беатрикс Леннокс приняла решение. Она слишком много думала о Стивене Фэрфакс-Лейси, слишком долго колебалась и в конце концов решила, что отвела ему чересчур важное место в своей жизни. Ей никогда не приходило в голову дважды приглашать мужчину к себе в постель; более того, сам факт приглашения мужчины был наилучшим способом, чтобы раз и навсегда искоренить желание впредь мечтать о его обществе.

На подготовку к обольщению Стивена у нее ушла вся вторая половина дня, и наконец Беата решила, что выглядит неотразимо желанной. Она надушилась, завилась и накрасилась, наведя лоск на каждый дюйм своего тела, не надела корсет и не стала использовать ватные подкладки, а из всех платьев выбрала такое, которое словно в порыве языческого воодушевления выставляло миру все, чем обладала его владелица. Сшито оно было из французского шелка приглушенного цвета морской волны; отчаянно смелое декольте украшали ленты чуть более темного оттенка.

Обеденных приборов за столом стояло совсем немного, что было неудивительно: Эсме, очевидно, встанет с постели еще не скоро. За едой Беата почти не обращала внимания на Стивена, позволяя ему сколько угодно флиртовать с Хелен, в то время как граф Годуин наблюдал за ними с сардоническим выражением лица. Она не имела желания вступать в открытую борьбу с Хелен, которая только накануне вечером радушно поблагодарила ее за помощь. Добившись внимания Стивена, графиня наверняка не поймет ее, если подруга вдруг уведет этого красавца прямо у нее из-под носа.

Войдя после ужина в салон, Беата обнаружила, что граф и графиня уже сидят за пианино, в чем, собственно, не было ничего противоестественного.

При виде ее платья глаза Стивена потемнели, и это могло означать только одно: наряд ему понравился, и Беата с тайной гордостью подумала, что вряд ли найдется на свете такой мужчина, которого он оставил бы равнодушным.

— Ты выглядишь просто восхитительно, дорогая! — Арабелла всплеснула руками. — Признаюсь, только на тебя у меня вся надежда. Если мы останемся здесь без тебя надолго, то скоро можем и вовсе перестать одеваться к обеду!

Беата слегка повела плечами; идея весь день ходить в одном и том же представлялась ей непереносимой.

— О Беата! — Хелен оторвала взгляд от клавиш, — не окажешь ли любезность еще раз попробовать станцевать мой вальс? Я бы хотела показать его Рису…

— Что? — Беата обернулась и обнаружила, что Стивен уже стоит рядом. Его глаза стали почти черными, и она ощутила свою власть над ним. В конце концов, почему бы и не продолжить добиваться его, если ей того хочется?

Она присела в глубоком реверансе и подала Стивену руку, а он, поклонившись, поцеловал тыльную сторону ее ладони. Потом он на секунду замер, разглядывая ее руку, и Беата проследила за его взглядом.

— С вами все в порядке? — невинно поинтересовалась она.

— Я вдруг вспомнил, что однажды танцевал с одной молодой особой, чье имя мне не хочется называть; так вот, она оставила по всему моему сюртуку следы пудры.

Беата вскинула брови:

— Но у меня-то кожа моя собственная.

Их взгляды на мгновение встретились, и улыбка Беаты сообщила ему, что остальное ее тело такое же белое.

Заиграла музыка, и Беата от возбуждения даже задрожала. Она не понимала, как до сих пор потеряла целых две недели, раздумывая, продолжать ли ей общение со Стивеном или нет. Обихаживать мужчину было для нее сродни дыханию. И как она это сразу не поняла?

Когда Стивен закружил ее и они помчались в вальсе на другой конец длинной Розовой гостиной, Беата ничего не могла с собой поделать; уже одно ощущение его руки на талии вызывало в ней томление. Ее сердце колотилось так быстро, что она почти не слышала музыку.

— Вы уже побывали с восторженной толпой в детской? — осведомился Стивен.

Что бы это значило? Беата чуть ни завизжала. Дамы вроде нее никогда не обзаводятся детьми! Они имеют мужчин… а не младенцев. Во всяком случае, она уж точно не хотела ребенка. Уильям, на ее взгляд, выглядел как маленький масляный колобок, и едва она на него взглянула, как он начал пищать. От одного этого звука она чуть не заскрежетала зубами.

— По-видимому, у меня просто нет материнских чувств, — призналась она.

Стивен повел ее по широкому кругу.

— Мои отцовские чувства тоже пока не пробудились, — задумчиво произнес он. — А вот Хелен без ума от этого ребенка.

Беате вовсе не хотелось говорить о Хелен.

— Дорогой граф. — Она остановилась. — Да?

— Пойдите лучше в библиотеку; полагаю, нам есть что обсудить. К тому же я очень хочу прочитать вам одно стихотворение…

Стивен вскинул бровь. Теперь он выглядел куда более искушенным, чем прежде.

— Стихотворение Барнфилда, — пояснила Беата на всякий случай.

— Ах вот вы о чем!

Когда вальс закончился, Беата пожелала всем спокойной ночи и покинула Розовую гостиную, даже не обернувшись, чтобы проверить, идет ли он следом, — поскольку в случае неудачи она всегда могла сделать вид, что ничего такого между ними не происходило. Вероятно, в таком случае она поехала бы утром в Лондон навестить друзей, а заодно успокоить нервы.

К счастью, когда она вошла в библиотеку, Стивен вошел за ней, и она подумала, что его загипнотизировало виляние ее бедер. Их раскачивание из стороны в сторону всегда привлекало мужчин, по-видимому, им казалось, что оно обещает все и сразу.

— Вы специально отрабатывали эту походку? — спросил Стивен, зажигая лампу на каминной полке.

Он испытывал странное чувство разочарования. Правда, Беата пригласила его на импровизированное свидание, но на что еще он мог рассчитывать, если сам посоветовал ей добиваться его? Выходит, на самом деле она была такой в точности, какой казалась: невероятно доступной.

Когда Стивен обернулся, Беата улыбалась, устроившись в углу на кушетке. Она по-прежнему выглядела как отъявленная распутница.

— А вы что думаете про мою походку?

— Я думаю, у вас все чертовски хорошо отрепетировано, — спокойно ответил он.

Улыбка исчезла из глаз Беаты, и тут же в них появилась какая-то неуверенность. Немного помедлив, Стивен не спеша подошел к ней.

— Вам не нужно хмуриться, словно девочка, которой отказали в сладостях, вы ведь можете получить любого мужчину, которого захотите, не так ли?

— В настоящий момент я хочу вас, — сказала Беата без колебаний.

Никогда еще за всю жизнь Стивен не ощущал такого сладострастия, как в этот момент. Жаль только, что она молодая, незамужняя женщина, в то время как он слишком стар для нее. На самом деле он лишь теперь с испугом понял, что до сих пор его никогда не соблазняли. Ничего удивительного, что теперь он чувствовал себя не совсем в своей тарелке.

Беата отвернулась от него и взяла со стола тоненькую книжечку в кожаном переплете.

— Можно, я начну со стихотворения, приведшего всех в такое возбуждение? — спросила она.

От шелковистой вкрадчивости ее тона тело Стивена пронзила дрожь.

О если бы Господь, чтоб мне воздать награду,

вдруг обратил мои уста в цветок,

а рот твой сделал бы пчелой игривой…

Стивен ничего не мог с собой поделать; он направился к кушетке, и, когда остановился рядом с ней, глаза Беаты победно блеснули. К своему ужасу, он обнаружил, что выбранная им позиция открывает захватывающий вид на ее грудь; идеально белая, она тем не менее не имела ничего общего с пудрой и другим ее белоснежным совершенством.

Тогда бы ты испил мой сладкий мед…

Стивен видел перед собой очертания ее сосков, натянувших тонкий шелк лифа. Сдаваясь, он протянул руку и дерзко заключил одну из округлостей в ладонь.

Беата ахнула и перестала читать, но не вскочила и не стала возмущаться, что неожиданно разочаровало Стивена. Точнее, он почувствовал, что разочарован в себе. «Какой же я дурак, — подумал он, — если до сих пор не воспользовался тем, что так откровенно предлагают!»

Ее грудь выглядела идеальной, хотя он ожидал, что она будет больше и полнее. Безукоризненно нежная, теперь она, чуть подрагивая, покоилась в его пальцах. Отчего-то в этот момент Стивен рассеянно подумал, что другие ее любовники, вероятно, были более беззаботны и менее…

— «Тогда позволь мне провести тебя в свою беседку наслаждений, — продекламировала Беата, — наполненную сладостью плодов. О, будь моей осой или моей пчелою и дай мне послужить твоим гнездом».

После этих слов Стивен опустил через ее плечо вторую руку и заключил в ладони обе ее груди. Беата издала сдавленный горловой звук и, уронив книгу, изогнулась, откинув голову. Она пахла лимоном — это был чистый, сладкий английский запах.

Взгляд Стивена застыл на ее маленьком, аккуратном ушке. На самом деле оно было таким же, как и все остальные части тела: маленькое, совершенной формы, округлое и красивое.

Стивен легонько укусил это очаровательное ушко. Так вот она какая — прекрасная и доступная…

Руки Беаты ерошили его волосы, а из горла вылетали короткие стоны. Стивен и сам с трудом подавлял странный хрип, рождавшийся в его груди.

— Беата… — Его голос замер, но Стивен сделал над собой усилие и заговорил снова: — Беата, мы не можем пойти на это.

Ее глаза закрылись, руки упали, выскользнув из его волос, когда он с усилием оторвал ладони от ее груди.

— Что, если кто-нибудь войдет в библиотеку? Вы ведь не можете не понимать… — Он секунду подождал, но она так и не открыла глаз.

— Беата? — снова позвал он.

— Можете уйти. — Ее глаза по-прежнему оставались закрытыми.

— Что?

— Я собираюсь остаться здесь и делать вид, что вы не завязший в гордыне Пуританин, — прошептала она. — Я намерена делать вид, что у вас хватило учтивости воспользоваться приглашением, которое вы велели сделать вам, если мне не изменяет память…

— О Боже, как это вульгарно! — Стивен схватился за голову, и тут Беата открыла глаза.

— Мистер Фэрфакс-Лейси, послушайте меня внимательно. Я могу быть еще вульгарнее, и я вообще вульгарная женщина. — Ее глаза засверкали от гнева, но Стивену это почему-то принесло облегчение.

— Посмотрите, мистер Пуританин Лейси! — Беата резким движением стащила с груди лиф платья, и взгляду Стивена открылись две гладкие, как атлас, бархатисто-белые округлости. — Я не только вульгарная, но я такая женщина, которая позволяет, чтобы в библиотеке с ней обращались как…

Стивен инстинктивно наклонился к ней.

— О нет, вы вовсе не такая! — В мгновение ока он вернул лиф ее платья на прежнее место.

Беата прищурилась:

— Как смеете вы диктовать мне, кем я должна быть?

— Я знаю вас, — спокойно ответил он, хотя его руки дрожали. — В вас нет ни капли вульгарности.

— Ладно… — Она готовилась привести тысячи примеров, но он остановил ее поцелуем.

— Ты хуже, — добавил он мгновение спустя у ее губ, и ее рот изогнулся в улыбке. В этот момент Стивену захотелось ее с такой силой, что по его телу пробежала конвульсия. — Должно быть, утомительно и днем и ночью казаться вульгарнее, чем ты есть на самом деле.

Беата не смогла ответить, потому что его губы обрушились на ее рот. Каким-то образом его ладони вернулись на прежнее место на ее груди, и сквозь шелк лифа он пощекотал пальцами один из сосков. Беата ахнула, но тут же взяла себя в руки.

— Как это вульгарно, — насмешливо произнесла она.

Он рывком стянул вниз лиф ровно на тот дюйм, который скрывал ее сосок от прохлады вечернего воздуха, и лизнул его языком, а она стиснула его плечи с такой силой, что наверняка оставила синяки.

— О Стивен!

Его рот сомкнулся вокруг соска, и Беата, выгнув спину, задрожала всем телом. Почувствовав эту дрожь, Стивен решил, что, возможно, она и спала с другими мужчинами, но он ни за что не поверит, что на других она реагировала так же.

— Я хочу, чтобы ты позволила мне за тобой ухаживать, — сказал он с нажимом.

— А чем ты занимаешься сейчас? — удивилась она, видимо, искренне озадаченная.

— В настоящий момент я за тобой не ухаживаю, я тебя соблазняю. — Он пробежал рукой вверх по ее ноге, скользнув по шелковому чулку и небольшому выступу подвязки. — Теперь ты должна усвоить разницу. — Его голос был полон сладострастия; танцуя на внутренней стороне ее бедер, его пальцы дрожали, подступая все ближе и ближе…

Беата запустила руки в его волосы и притянула его к себе.

— Поцелуй меня! — прошептала она трепещущим голосом, отчего у Стивена кровь закипела в жилах.

Он обрушился на рот Беаты с неукротимым неистовством, а его пальцы скользнули в ее тепло с напором, от которого она бессильно обмякла. Она была сочной и пухлой, и ему потребовалась вся сила воли, чтобы его пальцы медленно вошли туда, куда стремились попасть.

— Это — обольщение, — хрипло пояснил он, чувствуя, как в ней нарастает напряжение. Она была такая прекрасная, трепещущая в его руках, и сладкий миг все приближался… — А ты сделала бы это для меня? — с жаром спросил он.

Ее глаза широко распахнулись. Они были волшебные, влажные, прекрасные…

— Конечно! — Она потянулась к нему рукой. — Пожалуйста…

— Это — обольщение.

— И это бесподобно!

Его пальцы замерли, оставаясь на месте, в расслабляющем тепле. Потом, когда она сделала попытку пошевелиться, они снова пришли в движение. Беата застонала, и ее тело дернулось, а когда он остановился, она изо всех сил прижалась к нему.

— Стивен, не надо! — — взмолилась она.

— Не надо — что?

Его пальцы начали ритмичное движение, в то время как он позволил себе вернуться к ее губам, прекрасным, темным, опухшим, но не от фальшивой краски, а от поцелуев истинной страсти.

Беата извивалась в его объятиях, и тихие, сдавленные стоны сливались в ее груди в крик, который вызывал в груди Стивена ответный крик, проникнутый безысходным томлением.

Внезапно она с такой силой вцепилась в него, что даже сквозь сюртук Стивен ощутил, как остры ее ногти.

А потом она стала послушной в его руках, словно милый, ласковый котенок.

— Это было обольщение, Беата, — прошептал он ей в волосы.

— Думаю, в какой-то момент я об этом догадалась. — Насмешливые нотки в ее голосе еще долго вибрировали в воздухе, в то время как она по-прежнему нежилась в уюте его объятий. У Стивена возникло ощущение, что он ведет величайшую в своей жизни борьбу, принимая свой личный акт об огораживании. Он просто обязан ее оградить, оставить при себе, сделать своей женой.

Но сначала ему придется заставить ее понять это.

— Я хочу от тебя большего, — произнес он ей в ухо. Беата открыла глаза, сонная, хмельная, и улыбнулась.

— Что-то сегодня я очень сговорчивая, — прозвучал ее елейный голосок.

— Но ты ведь еще не знаешь, чего именно я хочу… Она удивленно моргнула.

— Ну так научи меня.

— Я хочу, чтобы за мной ухаживали. — Он не спускал с нее пристального взгляда. — Не соблазняли, а ухаживали.

— Должна ли я свериться со словарем?

— Надеюсь, нет. Можно мне проводить тебя в твою комнату?

Она была самым красивым созданием из всех женщин, которых он видел в жизни, с разметавшимися по плечам волосами и розовым румянцем на скулах, поэтому Стивену понадобилось невероятное усилие воли, чтобы распрощаться с ней на пороге ее спальни, но он решил играть наверняка.

Глава 29

СУПРУЖЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ

Свечи в спальнях дома уже не горели, и комнаты тонули в темноте, создавая интимную обстановку, располагавшую к любовному свиданию, безмолвному поцелую, произнесенному шепотом приглашению; вот только Рис Холланд, граф Годуин, едва ли чувствовал себя любовником.

Он смотрел на двери своей спальни в мрачном ожидании появления… собственной жены.

Судьба явно над ним смеялась — теперь ему не хотелось даже разговаривать с Хелен, и он с трудом сдерживал желание выскочить из дому, оседлать лошадь и умчаться прочь. В который раз он повторял себе, что хотел для нее только добра, а Фэрфакс-Лейси никак не годится на роль человека, который может явиться с ней на бракоразводный процесс, чтобы стоять у ее плеча. И вообще, вряд ли все это продлится долго. Фэрфакс-Лейси не имел других достоинств, кроме достоинств велеречивого политика: дьявол с медоточивым языком, как сказала бы бабушка Риса. К тому же в его взглядах, обращенных к Хелен, Рис не видел особой страсти, и уж тем более той, с которой Фэрфакс-Лейси взирал на Беатрикс Леннокс.

В этом состояла главная загвоздка. Сам он не сумел стать для Хелен хорошим мужем, и она не показала себя сколько-нибудь сносной женой. Тем не менее даже по прошествии стольких лет он все еще чувствовал боль и, увидев ее теперь, снова испытал желание элегантнее повязать галстук и надежно спрятать волосы на груди. Волосы вызывали у нее отвращение, и она повторяла это снова и снова. Волосатое чудовище — вот кем он для нее был.

Рис поморщился. Какого черта он о ней беспокоится, об этом дьяволе в юбке? Вероятно, дело было в том, что он не мог позволить ей повторно совершить ту же ошибку. Хелен нужно найти мужа, который будет подходить ей по всем параметрам, а Фэрфакс-Лейси на эту роль явно не годился.

Скорее всего, решил Рис, Хелен собирается добиваться развода, и, возможно, член парламента рассчитывает, что сможет добиться для нее принятия акта, позволяющего повторно выйти замуж; однако если Хелен и выйдет замуж за Фэрфакса-Лейси, то, несомненно, приобретет в его лице еще одного неверного супруга, в то время как Рис позволял ей жить собственной жизнью и даже обзавестись любовником. Мистер Пристойный Фэрфакс-Лейси никогда на это не пойдет; он будет развлекаться на стороне с проститутками, ставя Хелен в неловкое положение в глазах общества, но сам никогда не даст ей свободу делать то же самое.

В этот момент дверь тихо открылась, и из дверного проема появилась Хелен, больше напоминавшая серебристое привидение. Укутанная в толстый халат, она выглядела убийственно приличной, как и все добропорядочные матроны Англии. Рис даже порадовался, что она нашла любовника; теперь получалось, что не он один в их семье не хранит супружескую верность.

— Прости мне мой несколько экстравагантный наряд. — Голос Хелен прозвучал холодно, даже с легким налетом дерзости, сказавшим ему, что она готова противостоять его грубости.

Учитывая это, Рис церемонно поклонился и усадил ее в кресло, призвав на помощь все хорошие манеры, которым его научили.

— Я пришла просить развода, — объявила Хелен без всякого вступления. — Уверена, ты об этом и сам догадался.

— Мистер Фэрфакс-Лейси согласился публично предстать в качестве твоего любовника? — В тоне Риса прозвучала изрядная доля скептицизма. — И он даже готов позволить мне вчинить ему иск за адюльтер?

Хелен покачала головой:

— О нет, это может испортить его карьеру. Стивен играет очень важную роль в правительстве и жизни страны. Нам придется кого-то нанять, кто заменит его в суде.

Рису не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться: автор комических опер вряд ли мог считаться важным в жизни страны.

— Раз Фэрфакс-Лейси так озабочен общественной деятельностью, не должен ли он в этот самый момент находиться на сессии?

— Стивен совершенно измучен пыткой последних парламентских дебатов, — спокойно пояснила Хелен.

Рис на секунду задумался о печальной судьбе измученных мужчин и их склонности развлекаться с чужими женами.

— Ах, так он измучен. Понятно.

— Ничего ты не понимаешь, Рис. Стивен играет ключевую роль в палате общин. Он только что закончил расстановку сил в тяжелейшей борьбе против акта об огораживании, когда богатые огораживают участки земли, испокон веков используемые крестьянами. Стивену даже пришлось пойти против собственной партии!

— Я знаю, что такое акт об огораживании, — с раздражением бросил Рис. — И я нисколько не сомневаюсь, что твой любовник — достойный человек.

— Вот видишь! Для всех заинтересованных сторон будет лучше, если мы предъявим доказательство моей измены.

— Но я не вижу ни малейшей причины пускаться на огромные расходы лишь для того, чтобы развестись, — возразил Рис. Несмотря на добрые намерения, он начинал злиться. Все дело было в роли мученицы, которую Хелен всегда отменно исполняла. Она упорно пыталась доказать, что это он испортил ей жизнь, в то время как все обстояло как раз наоборот: это она испортила его жизнь!

Хелен сжала губы.

— Я не хочу больше оставаться твоей женой, Рис.

— Охотно верю. Но мы не можем всегда иметь то, что хотим. К тому же ты, похоже, славно устроилась: у тебя есть достойный политик, чтобы целоваться и шалить на стороне, титул графини и щедрое содержание, которое я тебе плачу.

— Мне плевать на содержание! — От глаз Хелен повеяло холодом.

— Браво, браво! — Рис снова начал терять самообладание. Проклятие, она, как никто, умела всаживать занозы ему под кожу. — Но если бы тебе было до него хоть чуть-чуть больше дела, ты бы купила себе какую-нибудь одежку, способную привлечь внимание мужчины. Интересно, как Фэрфакс-Лейси добирается до твоего тела сквозь эти тряпки, которые ты на себя напялила?

Хелен подняла подбородок и расправила плечи, словно на ней была мантия королевы.

—  — Содержание и титул — ничто. Я хочу ребенка, — безапелляционно заявила она. К ужасу Риса, ее голос дрожал. Ни Хелен, ни он никогда прежде не показывали друг другу свои слабости. Невозможно было даже представить, чтобы он ее утешал.

— Ребенка? Кажется, ты мне уже об этом говорила. — Он давал ей время взять себя в руки.

Хелен сделала глубокий вдох и нахмурила брови. Она должна убедить Риса, она непременно должна его убедить. Не важно, что она не собирается замуж за Стивена; на развод уйдут годы, а за это время она кого-нибудь да найдет, чтобы снова выйти замуж.

— Ты видел малыша Эсме? — внезапно спросила она.

— Конечно, нет. С какой стати мне вламываться в детскую и таращиться на новорожденного?

— Уильям — самый чудный малыш на свете, — произнесла Хелен, тщетно пытаясь перебороть тоску, овладевшую ею при одном взгляде на ребенка. — У него красивые голубые глаза, чистые, ясные, и он смотрит на Эсме так ласково… Мне кажется, он уже знает, кто она для него.

По правде сказать, Рис не выносил детей; в его представлении они постоянно скулили, рыгали, и у них текла слюна. Еще они испускали всякого рода отвратительные запахи, нисколько не заботясь о присутствующих. К тому же в голосе Хелен прозвучали нотки такого раболепного обожания, что он чуть не заскрежетал зубами.

— Ребенок в твоем положении крайне нежелателен, — сказал Рис равнодушно. — Тебе лучше держаться от детской подальше, если один визит туда вызывает у тебя столько эмоций.

Хелен мечтательно улыбалась, но его слова заставили ее улыбку испариться.

— Почему? — удивилась она. — И что ты подразумеваешь под «моей ситуацией»?

Рис с радостью отметил, что ее голос больше не дрожит.

— Тебе лучше признать правду, — убежденно произнес он. — Во всяком случае, я ее уже признал и не тешу себя надеждой завести наследника. Думаю, что всем будет гораздо лучше, если мы смиримся со своим положением.

— То есть?

— Мы женаты, хотя наш брак и не слишком прочен, но пока предполагаемый новый муж не появился на горизонте. Фэрфакс-Лейси вряд ли придет на развод, чтобы поддержать тебя; следовательно, он и не женится на тебе потом.

— А я говорю, женится! —^ Хелен перешла на крик, но в такой ситуации Рис предпочитал крик слезам.

— Сомневаюсь, дорогая. Честно говоря, я заметил, что он пялит глаза на эту развязную маленькую подругу леди Уидерс; так что даже если Фэрфакс-Лейси получит парламентский акт, позволяющий ему жениться на тебе, — а он, как я полагаю, учитывая его положение, имеет больше шансов на это, чем любой другой мужчина, — то в конце концов станет таким же изменником, как и я. — Рису самому понравилось то, как он обрисовал их ситуацию. — Если ты найдешь более смелого супруга, я буду рад повторно вернуться к вопросу о разводе, — — любезно добавил он.

— Проклятие! — Хелен молнией вскочила с кресла — так взлетали китайские фейерверки, которые он видел в Лондоне. — Чертовски великодушно с твоей стороны! По моему глубокому убеждению, ты самый упрямый и мерзкий человек во всей Англии!

— То есть абсолютно благоразумный, — спокойно парировал Рис, не двигаясь с места.

— Благоразумный?

— Ты почувствуешь себя гораздо лучше, если примешь ситуацию такой, какая она есть, — прибавил он.

— Ах ты, ублюдок!

Ого, это что-то новенькое!

— А тебе не кажется, что и я хотел бы чего-то большего? — Рис сорвался с кресла и схватил ее за плечи. — Ты никогда не думала, что я тоже хочу нормальную семью, жену, которую мог бы любить, с которой мог бы говорить о чем угодно и смеяться, когда нам вместе становится весело?

Хелен отпрянула от него, ее глаза засверкали.

— Разве я виновата в этом? Это ты украл меня и увез из родительского дома, едва я покинула школьную скамью!

— Тогда я едва достиг совершеннолетия. — Рис вздохнул. — Мы оба были дураками, Хелен, как ты не понимаешь? Видит Бог, я бы многое отдал за то, чтобы вернуть назад тот момент, когда попросил тебя бежать со мной. Я хотел и хочу от жизни больше, чем имею! Я вижу Дарби и Генриетту вместе и сожалею, что… — Он отвернулся и сел в кресло с чувством полного изнеможения. Продолжать разговор на эту тему не имело смысла.

На мгновение в комнате повисла тишина, потом раздался тихий шорох, и Хелен уселась напротив мужа.

— Значит, — произнесла она наконец, — ты видишься со своим другом Дарби и его молодой женой и мечтаешь о более подходящей супруге, так? О такой же очаровательной и красивой, как Генриетта, полагаю. В это же время я смотрю на ребенка Эсме и испытываю зависть.

— Я только хочу сказать, — Рис чувствовал себя как никогда усталым, — что в какой-то момент жизни человек должен просто принять случившееся как данность. Я сделал ошибку и, видит Бог, хорошо заплатил за нее.

— Ты заплатил? — Хелен не верила своим ушам. Ее маленькие ручки, сложенные на коленях, сжались в кулачки. — Это надо мной смеются, мне рассказывают истории о твоей… твоей оперной певичке. Это я хочу ребенка, но никогда не смогу им обзавестись. Я даже не могу привлечь мужчину, согласного пойти на скандал, связанный с женитьбой на мне! Твоя жизнь идеальна! У тебя есть твоя музыка и твоя оперная дива. Разумеется, я ни на секунду не поверила, что тебе действительно нужна Генриетта, которой медведь на ухо наступил.

— Мне не нужна Генриетта; просто я хочу все то, что имеет Дарби. — Рис откинул голову на резную дубовую спинку кресла. — Может, я и дурак, но мне хочется, чтобы женщина стала моим другом.

Этот комментарий пролил некоторый свет на отношения Риса с оперной певицей, женщиной, поселившейся в комнате Хелен, но она так ничего и не сказала по этому поводу.

Рис тоже молчал, хотя Хелен сама призналась, что Фэрфаксу-Лейси не хватит мужества, чтобы прийти в качестве свидетеля на ее бракоразводный процесс.

Их семейная жизнь знала мало драгоценных моментов доброты, но только теперь Рис понял, что иногда молчание бывает величайшим ее проявлением.

Глава 30

В СЕРЕДИНЕ НОЧИ

Было два часа ночи, когда Себастьян сумел наконец избавиться от матери, проводив ее в спальню. Весь вечер у него ушел на то, чтобы выслушивать разговоры о балах, «Олмаке» и других местах, где он мог встретить подходящую жену, причем обязательно плодовитую.

Естественно, при свете дня Себастьян не мог наведаться к Эсме, а теперь… возможно, уже слишком поздно. Ребенок наверняка находится в детской, следовательно, у Эсме могут быть посетители. И все равно он должен ее увидеть.

Осторожно поднимаясь по темной лестнице, Себастьян чувствовал себя как человек, идущий на свидание к новой любовнице. Шагнув внутрь, он сразу заметил, что в комнате Эсме довольно светло. Сама она сидела в центре кровати, держа ребенка на руках; рассыпавшиеся по плечам волосы закрывали ее лицо, и, судя по всему, она не слышала, как он вошел.

Себастьян тихо закрыл дверь.

— Эсме, — прошептал он.

Она вздрогнула и в испуге уставилась на него.

У Себастьяна сжалось сердце. Он знал, что роды отнимают много сил, но это было уж слишком; Эсме выглядела так, словно только что вернулась с поля боя.

Тут он услышал тонкий писк, а Эсме сразу же повернулась к ребенку. Чудесным образом на ее лице возникло выражение безмерного обожания; глядя на малыша, Эсме заулыбалась и начала тихонько ворковать, осыпая его личико поцелуями. Ребенок тотчас перестал плакать и окончательно затих, когда она дала ему грудь.

Себастьян присел рядом с постелью и молча смотрел, как лунный свет обливает серебром распущенные волосы Эсме, ее грудь и маленькую ручонку сосущего малыша, вцепившуюся в палец матери. Наверное, было глупо с его стороны надеяться стать частью этой семьи, но он ничего не мог с собой поделать. Ему даже захотелось взобраться на кровать и помочь устроить Уильяма у ее груди…

— Очень милый ребенок, — заметил он, когда Эсме прислонила Уильяма к своему плечу и стала нежно поглаживать его спинку.

— Он еще очень маленький. Мне нужно обращаться с ним осторожнее, чтобы он не простудился.

Себастьян взглянул на Уильяма, смешно сучившего пухлыми ножками, и ничего не сказал.

— Себастьян, тебе не кажется, что он вылитый Майлз? Я знала, что Уильям будет похож на него, знала. На взгляд Себастьяна, Уильям выглядел как большинство младенцев, которых он видел прежде: лысый, кругленький и красненький. Да, он был похож на Майлза, но ничуть не больше, чем все другие младенцы.

— У меня тоже голубые глаза, — не удержался он.

— Да, но только не такие, с лазурным оттенком, — уточнила Эсме. — И вообще, цвет особого значения не имеет. А вот как он смотрит, с какой глубокой нежностью… Совсем как Майлз. Он самый милый мальчик на всем белом свете, правда? — Она снова взяла маленького Уильяма на руки и исцеловала все его личико. — Ну все, теперь ему надо спать. — Эсме многозначительно посмотрела на Себастьяна, намекая на то, что ему пора уходить.

Неужели она надеется, что он уедет, гадал Себастьян, спускаясь по лестнице. Напрасно. Он останется. И его мать тоже будет вынуждена остаться, хочет она того или нет. Если обществу станет известно местонахождение печально знаменитого маркиза Боннингтона, присутствие его тяжеловесной матери рассеет любые подозрения.

А может, и нет, но его это не интересовало.

Уильям проспал большую часть следующего дня, в то время как Эсме и Арабелла, склонившись над колыбелью, восхищались розовым совершенством его пальчиков и нежностью круглой попки.

— Это и есть любящий взгляд, — сообщила Эсме тетке, когда Уильям наконец открыл глаза.

— Ну, раз ты так считаешь… — Арабелла кивнула.

— Я это точно знаю. Как ты думаешь, Уильяму не холодно? Мне кажется, у него холодная щечка… — Эсме дотронулась до щеки младенца тыльной стороной ладони и плотнее подоткнула его одеяло.

— Я позвоню лакею, чтобы принес еще дров, — сказала Арабелла, направляясь в другой конец комнаты. Это качество в тетке Эсме ценила больше всего; в отличие от кормилицы, которая ворчала по любому поводу, Арабелла никогда не перечила ей.

— Твоя мать пишет, что приедет при первой же возможности? — справилась Арабелла, возвращаясь и трогая пальцами тонкую вышивку покрывала Уильяма.

— Да, и я очень рада этому. — Эсме улыбнулась. — Жаль только, что ей не удалось навестить меня во время беременности, но все равно она не может не полюбить Уильяма.

Арабелла бросила на нее встревоженный взгляд:

— Я беспокоюсь о тебе, Эсме. Твоя мать перенесла в жизни много разочарований, и она не всегда такая уступчивая, какой ей бы следовало быть.

— Ничего, Уильям заставит ее смириться, тебе не кажется? К тому же теперь я стану дочерью, о которой она всегда мечтала. Ей больше не придется за меня краснеть.

— Д-да. Надеюсь, так все и будет.

— Ты что, не веришь?

— Хочу верить, — вздохнула Арабелла. — Боюсь, я поругаюсь с Фанни, если она оскорбит твои чувства.

— Тебе не следует так беспокоиться. Мама очень надеялась, что я стану респектабельной дамой, и впредь оно так и будет. Я уже живу в Уилтшире, как и подобает добропорядочной вдове, чего еще она может желать?

— У Фанни трудный характер; она провела большую часть жизни, браня тебя то за одно, то за другое, но я никогда не одобряла этого, никогда.

Эсме улыбнулась:

— А разве я этого не заслужила? Я первая скажу, что моя репутация была черной, как сажа.

Арабелла покачала головой:

— Сколько раз я говорила тебе, что жить с мужчиной куда лучше, чем в одиночестве!

Эсме прикусила губу.

— Ты имеешь в виду Себастьяна?

— Детали меня не интересуют. Как насчет Фэрфакса-Лейси? Когда ты наконец оставишь свое притворство?

— Даже не собираюсь, до приезда матери, во всяком случае. Единственная причина, подвигнувшая ее приехать сюда, — сообщение леди Боннингтон о моей помолвке.

— Тогда я бы посоветовала тебе ждать ночи, прежде чем снова развлекать Боннингтона. Не дай Бог Гонория Боннингтон узнает, что ее сын тайно посещает тебя в спальне в то время, как ты еще не выезжаешь: она устроит такой крик, что обвалится крыша. Эсме улыбнулась:

— Маркиза меня не волнует, и все же я бы не хотела, чтобы матушка догадалась, что мы с Себастьяном водим дружбу.

— Естественно, — согласилась Арабелла. — Я тоже не желаю, чтобы святая Фанни обнаружила в середине ночи мужчину в твоей постели.

— В визитах Себастьяна нет ничего непристойного, — торопливо уточнила Эсме.

Арабелла вновь склонилась над колыбелью, чтобы Эсме не могла видеть ее лицо.

— Мой первый муж Робби смотрел на меня точно так же, как маркиз Боннингтон на тебя.

— Не думаю, чтобы я помнила твоего первого мужа, — отозвалась Эсме. — И к тому же Себастьян не смотрит на меня как-то по-особенному.

— Робби умер, когда ты была совсем маленькой девочкой, и ты никак не могла с ним встречаться — он на дух не выносил твоего отца!

— Но ты, конечно, его очень любила?

— Безумно. — Арабелла, повернувшись к племяннице, грустно улыбнулась: — Никогда не влюбляйся, дорогая, вот тебе мой совет: любовь делает расставание слишком тоскливым.

Глава 31

ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Арабелла ни разу не обмолвилась, когда собирается вернуться в Лондон, собирается ли вообще; она проводила почти все свое свободное время, занимаясь одеждой малыша или пересчитывая его пальчики. Граф Годуин уже уехал; лорд Уиннамор, не выдержав, тоже распрощался; в доме просто не с кем было поговорить, учитывая тот факт, что Хелен и Стивен часами барабанили по клавишам пианино.

Что до Беаты, то она непрестанно думала о Пуританине и его пожелании. В данный момент она шла по аллее с намерением проведать небезызвестного козлика. Погода стояла холодная, и ветер носил по воздуху маленькие белые блестки, припудрившие землю, словно снежинками, — это с груши облетали белые лепестки; Беате было скучно, и она всерьез решила найти книжку по ботанике, чтобы на досуге научиться различать деревья.

Когда она свернула за угол, то обнаружила, что Стивен уже там. Она замедлила шаги. Ухаживать. Обхаживать. Но она не знала, как это делается, и умела только соблазнять. Он что, этого не понимает? Что ж, тем хуже; все равно ей больше нечего предложить.

Беата нехотя подошла к изгороди и облокотилась на нее, не удосужившись даже поздороваться.

— Здравствуйте, Беата, — негромко произнес Стивен.

— Вас разве еще не хватились в парламенте? — Беата постаралась отвлечься от тепла, исходившего от его ладони.

— Пока нет. Если верить утренним газетам, они только что приняли закон, по которому браконьеров ждет семь лет каторжных работ. Я все время думаю об одном старике по имени Мейдстоун. Он жил в нашем поместье, когда я был еще молодым. Он всю жизнь занимался браконьерством, промышляя в лесах моего отца. Для старика Мейдстоуна это было настоящее искусство. Мой отец отправлял меня к нему учиться стрелять.

— Жаль, что я не умею стрелять. — Беата вздохнула. — Мой отец не считал это занятие достойным дамы.

— Возможно, я научу вас?

Это предложение повисло в воздухе, а когда Беата рискнула поднять на него взгляд, Стивен улыбался.

— Хорошо, пусть не сейчас, а когда вы станете моей женой.

Беата внезапно ощутила под пальцами все неровности деревянной калитки.

— Вы уже обручены.

— Помолвка — дело временное и не имеет никакого отношения ни к любви, ни к страсти.

Белые лепестки запорошили его темные волосы.

— Я не могу выйти за вас замуж и думала, что вы понимаете это.

— Это вы, должно быть, что-то неправильно поняли. — Он подвинулся ближе.

— Мужчины вроде вас не женятся на таких, как я…

— Неужели я для вас слишком стар?

— Не будьте глупцом.

Его губы все еще улыбались.

— Может быть, слишком строг?

— Что-то в этом духе. И потом, это расстроит вашу карьеру.

— Моя карьера меня не волнует.

— А кто же будет спасать браконьеров от семи лет каторжных работ?

— Не волнуйтесь, кто-нибудь найдется.

— И все равно вы не можете на мне жениться. — Ей казалось важным заставить его понять. — Я… падшая, и с этим ничего не поделаешь. — Лицо Беаты стало мокрым от слез, но она даже не заметила, откуда они взялись. — Неужели вы этого не понимаете? А если понимаете, то зачем вам издеваться надо мной? Я же сказала, что вы и так можете распоряжаться мной! — Ее голос надломился. — Вы могли бы овладеть мной в любом месте, — продолжила она мрачно. — На бильярдном столе, в библиотеке — где угодно, но вам просто доставляет удовольствие меня мучить. Или вы меня вообще не хотите.

— Ну нет, — голос Стивена окреп, — дело совсем не в этом, и вы это отлично знаете. — Он взял ее за плечи. — Я хочу вас больше, чем любой другой мужчина, но мне нужны не просто ваше обольстительное тело, ваш рот или даже приглашение в вашу спальню. Я хочу большего, и если вы не в состоянии предложить мне это, то все остальное мне не нужно.

Беата смотрела прямо перед собой на маленькие острые рожки козла глазами, полными слез.

— Я бы хотела, чтобы все сложилось по-другому. Я бы не хотела быть такой, какая есть, и мне жаль, что…

— Кажется, вы и в самом деле не понимаете! Вы мне нужны такой, какая есть.

Беата всхлипнула.

— Очень великодушно с вашей стороны, я даже польщена. Конечно, я была бы польщена больше, если бы у вас не было невесты, но ваша готовность включить меня в список — это уже кое-что…

— Замолчите! — Прозвучавшая в голосе Стивена резкость не имела ничего общего с мягкими модуляциями, к которым привыкли члены парламента. — Лучше не злите меня и поскорее становитесь моей женой.

— Но я же говорю, что не могу сделать этого! — Беата повернулась к нему. — Вы мне слишком дороги. Возможно, сейчас ваше положение вас утомляет, но через несколько месяцев вы станете по нему скучать. Я не представляю, Стивен, чтобы вы проводили свои дни, развлекаясь рыбалкой и водя дружбу с браконьерами. Спустя месяц или даже год вам вновь захочется вернуться, но они никогда не позволят вам этого. Никогда, если вы обвенчаетесь со мной.

— А вот тут вы ошибаетесь. Я могу жениться на вас и остаться в парламенте, и тем не менее собираюсь выйти в отставку. Не волнуйтесь, если мне надоест жить в деревне, я найду чем заняться.

— Все равно уходите. Уходи, Стивен. Улыбка спала с его лица.

— Пожалуйста, — прошептала Беата, и ее глаза вновь наполнились слезами.

Глава 32

ПРЕВРАТНОСТИ МАТЕРИНСКОЙ ЛЮБВИ

Мать Эсме прибыла прекрасным весенним днем спустя всего неделю после рождения внука. Выглянув из окна спальни, Эсме издалека увидела ее приземистую карету, которую помнила с детства, — она как раз сворачивала на дорогу, ведущую к Шантилл-Хаусу. В этом экипаже семья часто совершала поездки в Лондон и обратно.

Уильям спал у нее на руках; его длинные ресницы лежали загибающимися серпами на пухлых щечках.

— Я никогда не буду заставлять тебя часами ездить в каретах, — прошептала она сыну, но тут же передумала и внесла поправку: — Ну, может, иногда; но тогда мы будем делать много остановок. — Она отвернулась от окна и позвонила в колокольчик.

— Приехала моя мать, — сообщила она Дженни, — так что я должна переодеться. Я надену серое утреннее платье с белой кружевной оторочкой — то, с маленьким палантином. И еще я надену чепец с серебристой лентой.

Дженни недоуменно пожала плечами:

— Но, миледи, это платье больше подходит для траура и к тому же слишком теплое для такой погоды. Не хотите ли надеть что-нибудь повеселее? Ваша матушка наверняка предпочтет видеть вас счастливой.

— А я считаю, что серое платье идеально подойдет для такого случая.

Фанни целых два года носила траур по мужу, и самое малое, что Эсме могла сделать, — это проявить добродетель, даже если этого у нее нет и не было в помине.

— Может, я пока отнесу Уильяма в детскую? — спросила Дженни, когда Эсме облачилась в серый наряд, довершенный чепцом.

— Я возьму его с собой вниз. Уверена, матушке не терпится увидеть внучка.

— Конечно, не терпится! Тем более что это самый прелестный ребенок на свете. Она разрыдается от радости. Моя матушка точно разрыдалась бы…

Когда Эсме вошла в гостиную, он нашла мать в компании маркизы Боннингтон и Арабеллы. К ее облегчению, Беаты поблизости не было — Эсме втайне страшилась, что Фанни сочтет оскорблением для себя оставаться под одной крышей с компаньонкой сестры и немедленно уедет; и без того Фанни и Арабелла уже начали обмен колкостями. При этом Арабелла имела вид человека, только что нанесшего противнику красивый удар, а Фанни печально качала головой и смотрела на младшую сестру как на безнадежно испорченную особу. Эсме поспешила к ним через комнату.

Внешне Фанни была похожа на изысканную акварельную копию Арабеллы: волосы Арабеллы имели рыжий цвет, в то время как у Фанни отдавали розоватым оттенком; кожа лица Арабеллы была обязана своим цветом французскому макияжу, в то время как лицо Фанни сияло природными красками. Чертам Арабеллы не хватало совершенства красоты, тогда как Фанни получила признание в своей безукоризненности в тот момент, когда впервые дотопала до отца собственными ножками.

— Матушка, как я рада тебя видеть! — искренне воскликнула Эсме. — Я принесла Уильяма, который страстно желает познакомиться с бабушкой.

Фанни улыбнулась меланхоличной улыбкой, которой всегда приветствовала дочь — совершенное сочетание ответственности и разочарования, и Эсме опустилась перед ней на колени, а затем откинула с лица Уильяма угол одеяла, чтобы мать могла его лучше разглядеть. Мальчик продолжал мирно спать. Самый красивый ребенок на свете. Единственное, что сделала Эсме в этой жизни с блеском, так это Уильям.

Однако вместо того чтобы взглянуть на внука, Фанни остановила взгляд на дочери.

— Эсме, прошу тебя, сядь как подобает: мы здесь не дома и ни к чему демонстрировать столь дикие манеры обществу.

Леди Боннингтон чуть наклонилась вперед:

— Фанни, дорогая, если это из-за меня, пожалуйста, не настаивай на соблюдении условностей. Я нахожу любовь твоей дочери к ребенку довольно привлекательной.

Эсме поднялась и присела рядом с матерью на кушетку; только после этого Фанни чуть-чуть приподняла брови и соизволила опустить взгляд на Уильяма.

Мгновение она смотрела на него в полном молчании.

— Разве он не хорошенький? — нетерпеливо спросила Эсме. — Разве он не самый прелестный малыш из всех, кого ты видела, а, мама?

Фанни закрыла глаза и выставила вперед дрожащую руку, словно хотела оттолкнуть Уильяма прочь.

— Он так похож на твоего брата… — Она отвернула лицо и заслонила глаза рукой, после чего рука застыла в воздухе, слегка подрагивая, словно Фанни пыталась этим передать силу испытываемых ею переживаний.

Эсме прикусила губу.

— Уильям вовсе не так уж сильно похож на Бенджамина, — возразила она. — У Бенджамина, если помнишь, была шикарная шапка черных волос, даже когда он был…

— Естественно, я помню каждое мгновение короткой жизни моего дорогого мальчика, — оборвала ее Фанни. — Ты оказываешь мне плохую услугу, предполагая, что я могла забыть хоть мельчайшую деталь его ангельского личика. — Она по-прежнему сидела, прикрыв лицо рукой.

Эсме не знала, что сказать.

— Уильям — просто очаровательный ребенок, — поспешила ей на помощь Арабелла. — Я думаю, он скорее похож на отца, чем на Эсме. Я бы даже сказала, что Уильям — вылитый Майлз Ролингс. Почему бы тебе не посмотреть на Уильяма более внимательно, Фанни?

— О, я не могу, просто не могу… — Фанни взмахнула рукой в воздухе. — Пожалуйста, уберите ребенка, я не настолько крепка для подобных ударов. Не сегодня. Может быть, потом, когда я буду в лучшей форме…

— Конечно, матушка, — быстро проговорила Эсме, закрывая лицо малыша краем одеяла. — Сейчас я отнесу его в детскую.

— Лучше отдай его лакею! — Приказала Фанни властным тоном. — Я проделала весь этот путь сюда не для того, чтобы наблюдать, как ты ведешь себя, изображая служанку.

Эсме никогда никому не доверяла Уильяма, но на этот раз без возражений передала его кормилице. Ей следовало догадаться, какую боль причинит ребенок матери. Неудивительно, что Фанни не навещала ее в течение беременности, — это событие, несомненно, требовало от нее слишком большого напряжения сил.

Вернувшись в гостиную, Эсме приготовилась увидеть неодобрительное выражение на лице матери, к которому за столько лет уже почти привыкла, но, на удивление, ничего подобного она не обнаружила.

— Подойди сюда, дочь. — Фанни похлопала по подушкам рядом с собой, и Эсме осторожно опустилась на диван.

— Мы как раз обсуждали, как великолепно идет тебе этот чепец. — Фанни даже чуть улыбнулась. — Думаю, ты поняла, что чепец на самом деле облегчает нашу жизнь: он выполняет незримую работу, сообщая похотливым мужчинам, что они имеют дело с добродетельной, порядочной женщиной. Никто никогда не делает непристойных предложений женщине в чепце!

Арабелла посмотрела на племянницу с извиняющейся улыбкой:

— Я только что сказала твоей матери, чтобы она не вздумала предлагать мне один из своих драгоценных чепцов.

На этот раз Фанни пропустила колкость мимо ушей.

— Маркиза Боннингтон уже рассказала мне о преданности твоего жениха. Должна признаться, что, судя по всему, он в самом деле достойный джентльмен. Какая жалость, что мистер Фэрфакс-Лейси потеряет свой почетный титул, если супруга герцога Гертона родит сына. Пока он, кажется, граф Спейд, не так ли? Безусловно, герцогиня может произвести на свет дочь, так что будем надеяться на лучшее.

— Мистер Фэрфакс-Лейси не использует свой титул, — пробормотала Эсме, но Фанни словно не слышала ее.

— Было бы даже лучше, если бы граф оставил должность в парламенте. Палата общин звучит как-то… чересчур просто, не так ли?

— Мистер Фэрфакс-Лейси уже планирует уйти в отставку, — сообщила Эсме. — Он хочет проводить больше времени в своем поместье.

Фанни улыбнулась и похлопала дочь по руке:

— Эта новость меня весьма приободрила, дорогая. Возможно, ты сможешь выйти замуж по специальному разрешению, а значит, никто не станет таращить на вас глаза, как на публичной церемонии. Я считаю, что этот выбор нам наиболее приемлем.

— О каком выборе ты говоришь? — забеспокоилась Арабелла.

— То ли оставаться вдовой, то ли немедленно выйти замуж за мистера Фэрфакса-Лейси, — отрезала-Фан-ни. — Учитывая наши планы реабилитировать дорогую Эсме в глазах общества, я склонна полагать, что скорый брак не будет осужден. А ты как считаешь, Гонория? — осведомилась она у маркизы.

— Естественно, я стремлюсь увидеть леди Ролингс в благоприятном положении, — объявила леди Боннингтон, — однако с неодобрением смотрю на заключение нового брака до истечения двенадцати месяцев траура.

Эсме с облегчением вздохнула.

— Ты, должно быть, сама ищешь подходящую супругу для своего сына, — предположила Арабелла, поворачиваясь к маркизе, — не зря же он вернулся с континента. Хотя среди гостей этого дома нет никого, кто представлял бы хоть малейший интерес для него, я уверена, что ты и сейчас размышляешь на эту тему.

Глаза Фанни напряженно застыли; было ясно, что она даже не подозревала, в какую ловушку ее заманили. Сын ее подруги, пользующийся дурной славой, находился в Англии, в одном с ней доме!

— Позвольте спросить… — начала она сорвавшимся голосом, но леди Боннингтон тут же перебила ее, используя потрясающее умение подчинять людей своей воле.

— Фанни, нет в мире человека, который осуждал бы поведение моего сына больше, чем я, но его ссылка и так чересчур затянулась. Естественно, он сопровождал меня сюда, поскольку ответственный сын должен сопровождать свою мать повсюду, куда бы ей ни вздумалось поехать.

— Но этот дом — не самое подходящее место для его визитов! — возмутилась Фанни. — Учитывая события прошлого лета…

— Мы не касаемся этой темы, — произнесла леди Боннингтон с величественным высокомерием.

И Фанни закрыла рот.

Эсме с трудом подавила улыбку. Вероятно, ей и в самом деле следует поучиться кое-чему у маркизы.

— События прошлого лета печалят всех присутствующих в этой комнате. — Леди Боннингтон слегка кивнула Эсме и тут же повернулась к Фанни: — Неудивительно, что я решила держать мальчика на коротком поводке: куда я — туда и он. Лондон в этом сезоне чересчур душен и скучен, поэтому я решила удалиться в деревню.

На этот раз Фанни благосклонно кивнула:

— Что ж, я согласна с тобой. К тому же маркизу пока рано возвращаться в лондонское общество. Вот только следует ли ему находиться здесь, в доме моей дочери?

— Никто не смеет подвергать сомнению целесообразность его присутствия, в то время когда здесь нахожусь я, — пророкотала почтенная вдова.

— Что правда, то правда. — Голос Арабеллы прозвучал почти весело. — Теперь, когда и ты здесь, Фанни, наша компания сильно напоминает поминки!

— Твое всегдашнее легкомыслие мне просто отвратительно, — огрызнулась Фанни. — Единственное, что меня радует в этой поездке, так это волшебное преображение моей Эсме. — Она похлопала Эсме по руке. — Наконец-то ты стала дочерью, о которой я всегда мечтала.

— Да, она восхитительно помалкивает, правда? — не преминула заметить Арабелла.

— Молчание — добродетельное качество, значение которого мало кому из женщин понятно. Поверь мне, добродетельное молчание куда большее счастье, чем бесстыдная болтовня, которую ты называешь беседой, — важно объявила Фанни.

— Ты должна попросить Эсме рассказать о ее дамском кружке шитья. — Арабелла встала и поправила юбки. — Но, боюсь, святость этой комнаты слишком утомительно действует на такую закоренелую Иезавель, как я.

Фанни подняла на сестру укоризненный взгляд, но та, словно ничего не замечая, проворно вышла из комнаты.

— Тетя Арабелла очень помогала мне в период затворничества, — сказала Эсме, когда дверь закрылась. — Не знаю, что бы я без нее делала.

— Правда? — Фанни неодобрительно посмотрела на дочь. — Не могу представить, как моя легкомысленная сестрица может вообще быть кому-либо полезной.

Эсме невольно поморщилась: она и не подозревала, что у матери накопилось столько сарказма по отношению к родной сестре.

Неожиданно сидевшая до этого молча леди Боннингтон подала голос:

— Следует отдать леди Уидерс должное: во время родов она была для леди Ролингс источником силы гораздо в большей степени, чем я.

Фанни вздрогнула.

— Так ты присутствовала во время родов, Гонория? Зачем тебе понадобилось подвергать себя такой пытке?

— Это твоя дочь подвергалась пытке, — уточнила леди Боннингтон, — а я просто давала советы, стоя в сторонке.

— Что ж, ладно. — Фанни никак не могла подавить раздражение. — Естественно, я рада, если у Арабеллы проснулась хоть капля родственного чувства, но разве она когда-нибудь думала обо мне? Она просто выскакивала на короткое время замуж то за одного, то за другого и никогда не принимала в расчет мои желания.

— Едва ли тетя Арабелла повинна в кончине своих мужей… — Эсме тотчас пожалела, что раскрыла рот.

— Еще как повинна — это она довела их всех до могилы! — вспылила Фанни. — Как-никак я росла с ней рядом и знаю, на что она способна.

Эсме поднялась и позвонила в колокольчик.

— Хочу попросить Слоупа подать нам чай, — пояснила она. — Ты, должно быть, утомилась, матушка, после продолжительной поездки.

— Ну, я находилась всего в часе езды отсюда, в доме дорогой леди Пиндлторп. — Фанни опустила глаза. — Сезон слишком утомителен для человека моих лет. Последние две недели мы с леди Пиндлторп прекрасно проводили время и выяснили, что у нас много общих интересов. Эсме медленно повернулась:

— Так ты все это время жила совсем рядом отсюда? Ио… разве ты не могла наведаться сюда хотя бы с коротким визитом?

Фанни сделала большие глаза:

— Разумеется, нет, пока не убедилась, что ты изменилась, моя дорогая. Я никогда не стала бы рисковать своей репутацией, полагаясь лишь на заверения дорогой Гонории, хотя, безусловно, совершенно серьезно восприняла ее совет. Вынуждена признать, что я давно оставила надежду на твое перерождение, о чем, насколько мне помнится, писала в своем письме. Я всегда думала, что ты пошла в мою сестрицу, и очень удивилась, найдя в тебе такие перемены.

Эсме стиснула зубы; она чувствовала, как ее лицо наливается краской, и ей стоило большого труда не разразиться бранью. Леди Боннингтон, похоже, поняла ее состояние, потому что проворно повернулась к подруге и спросила, не желает ли та прогуляться в розарий.

— Если для этого не нужно выходить наружу… — выразительно вздохнула Фанни. — Боюсь, мой бедный покойный ангелочек Бенджамин от меня унаследовал свое слабое здоровье: я простужаюсь при первом же дуновении ветра. Хотите верьте, хотите нет, но эти дни я все время сижу в четырех стенах.

Сделав матери реверанс, Эсме поднялась к себе и с такой силой сдернула с головы чепец, что шпильки посыпались на пол. Затем она швырнула чепец на пол, но и это не помогло, и она принялась топтать его ногами, а потом содрала с себя ужасное серое платье с дурацким кружевным палантином, придававшим наряду вид монашеского одеяния. Еще некоторое время она стояла посреди комнаты и тяжело дышала, ее душили слезы ярости.

Казалось, она достигла всего: вступления в дамский кружок шитья, респектабельности, одобрения матери, осуществления пожеланий Майлза. Почему тогда успех принес ей не удовлетворение, а страдание? И почему она так ужасно, ужасно боится?

Глава 33

В КОТОРОЙ КОЗЕЛ ПОЕДАЕТ ПРИМЕЧАТЕЛЬНУЮ ЧАСТЬ ОДЕЖДЫ

Предмет раздражения Беаты так и не уехал из Шантилл-Хауса, хотя она попросила его об этом. Правда, он перестал тиранить ее и не предпринимал никаких шагов, чтобы обольстить, но зато теперь непрерывно играл ансамбли в четыре руки с Хелен, в то время как Беате ничего другого не оставалось, как сидеть в противоположном углу комнаты за вышивкой и стараться не думать о Пуританине. Разумеется, вне общего зала она тоже держалась от него в стороне, не бросала на него кокетливых взглядов и не предпринимала никаких новых усилий на поприще обольщения.

Время близилось к полудню, когда все собрались в утренней гостиной Эсме. Арабелла с сестрой в свойственной им манере тихо препирались; Эсме, вероятно, находилась в детской. Хелен и Стивен, разумеется, играли на пианино, и лишь Беата сидела в одиночестве, трудясь над вышивкой.

Когда Слоуп принес утреннюю почту, Беата даже не взглянула в его сторону; глупо было рассчитывать, что одна из сестер пожелает ей написать. Сестры никогда не отвечали на ее письма, и она ничуть не сомневалась, что их все перехватывал отец; в противном случае Розалинд наверняка написала бы ей хоть строчку. Разница в возрасте между ними составляла всего несколько лет, и в следующем году Розалинд предстояло впервые появиться в обществе, а Беате, конечно же, было что ей сказать…

Вот только что считать главным — не повторять ее ошибки? Или, может, наоборот, лучше следовать ее примеру? Беата не переставала рассуждать про себя на эту тему. С одной стороны, ей было тяжело отвергать предложение Стивена о замужестве на том основании, что, приняв его, она испортит его карьеру, а с другой… Если бы даже она вышла замуж за человека, которого выбрал ей в мужья отец, то все равно потом влюбилась бы в Стивена, в этом не было никаких сомнений.

Склонившись над шитьем, Беата время от времени бросала исподтишка пламенные взгляды на Стивена, негодуя по поводу того, как он склоняется к Хелен, как они соприкасаются плечами. Что будет означать для него связь с Хелен? Сложит ли он с себя полномочия уважаемого члена парламента? Будет ли счастлив? Если он женится, оставит ли он свою любовницу, не говоря уже о предполагаемой невесте, Эсме?

— Час от часу не легче, — сообщила Хелен Стивену, разглядывая только что полученное письмо. — Это от моей подруги Джины: она просит меня навестить ее, поскольку пока живет в затворничестве и не появляется в обществе.

— Полагаю, вы говорите о герцогине Гертон? — поинтересовался Стивен. — Кэм, ее муж, — мой кузен.

Ну конечно, подумала Беата уныло, ведь это так удобно!

— Несколько месяцев назад они с герцогом вернулись из Греции, — пояснила Хелен, — и теперь живут у себя в имении. Очевидно, Джина родит ребенка нынешним летом. Увы, я не могу даже смотреть на Уильяма, хотя очень его люблю. — В голосе Хелен прозвучала боль, отразившаяся страданием в сердце Беаты. Больше ничего не было сказано, и спустя несколько мгновений Хелен и Стивен возобновили исполнение «Турецкого марша» в четыре руки.

Теперь Беату тошнило как от чопорной графини, так и от пристойного политика; она резко встала и покинула комнату, решив навестить козлика, к которому наведывалась изо дня в день, хотя со Стивеном в аллее больше не встречалась. Казалось, теперь он избегал их обоих.

Шагая по тропинке Беата, думала, что она все же смогла бы жить в деревне, несмотря на грязь, липшую к ботинкам. Особенно ей нравились дикие розы, росшие по обе стороны аллеи; бледно-розовые, они свешивались вниз наподобие выцветшего занавеса. Впервые в жизни Беата прочувствовала перемены, происходящие в природе весной. Даже тощее деревце у самой дороги сплошь покрылось белыми бутонами, и теперь они торчали на ветках, как завязанные бантиком ленточки на бальных туфельках дебютантки.

Вдоль тропинки повсюду росли маргаритки, и Беата непроизвольно начала рвать их, а потом сняла шляпку и наполнила ее цветами. В этот миг ее ничуть не волновало, что на солнце кожа может покрыться загаром; она всегда сумеет скрыть его под белой или розовой пудрой.

Вскоре Беата дошла до конца аллеи и, облокотившись на калитку загона, стала наблюдать. Конечно, он был на месте, этот старый нечестивец; засеменив к ней, он не спеша взял принесенную Беатой ветку.

Вспомнив, что он больше не делал попыток сжевать ее одежду, Беата открыла калитку и направилась к маленькому скрюченному деревцу в середине. Маргаритки на пастбище не росли; козел явно съедал их подчистую, едва они высовывали из-под земли головки, но дерево все еще стояло на солнце посреди лоскутка зеленой травы.

Прислонившись к стволу, Беата неожиданно поняла, что ей нужно делать. Ей нужно ехать домой, к своему сердитому отцу, который не выбросит ее на улицу, если она пообещает стать эталоном достойного поведения, и к сестрам, по которым она очень соскучилась. После того как она встретила Стивена, Беате больше не хотелось играть роль сластолюбивой соблазнительницы. Стивен заставил ее понять, что в любовных играх нет ничего оригинального или захватывающего, а ее поведение вызывает лишь жалость и презрение.

Усевшись на траву, она одну за другой стала вынимать маргаритки из шляпки и сплетать их в венок, подобный тем, какие она плела когда-то своим маленьким сестрам.

Итак, решено, она попросит Арабеллу завтра же утром отправить ее домой.

Она даже не заметила, когда он успел приблизиться.

— Кто вас учил подкрадываться! — сердито воскликнула Беата.

— Это не важно.

— А что важно?

— Вы. Вы — само воплощение весны. — Стивен не мигая смотрел на нее.

Беате этот комплимент определенно понравился; не зря же на ней было фантастически дорогое платье в пасторальном стиле Марии-Антуанетты, со шнуровкой спереди и пенистыми вставками по бокам; но когда Стивен внезапно опустился перед ней на одно колено, она недоуменно захлопала ресницами.

Вытянув руку, она коснулась его щеки.

— Что случилось? С тобой все в порядке? — Она даже забыла, что они еще не перешли на ты.

— Нет, не все, — отозвался он резко. — Я страшно усложнил себе жизнь.

— Как это? — удивилась Беата. Это признание определенно застигло ее врасплох.

— Я проявил непростительную глупость, когда обратился к тебе с одной просьбой.

Беата прикусила губу.

— Почему?

— Потому что мне следовало сказать: «Соблазни меня. Возьми меня. Пожалуйста».

Сердце Беаты колотилось так быстро, что она почти не ощутила собственного разочарования. Разве не этого она хотела? Конечно, этого, но…

— Ты нужна мне любая, какая есть, — хрипло произнес Стивен, — ив любое время, которое сочтешь нужным мне уделить. Поверь, больше я не стану капризничать.

Беата теребила ленточку на зонтике, наклонив его таким образом, чтобы не видеть лица собеседника.

— Поздно. Я решила вернуться в дом к отцу, — сказала она почти безразлично.

Стивен медленно поднялся. Некоторое время он молчал. В воздухе раздавался лишь топот копыт козла, засеменившего на другой конец выпаса.

— Неужели я опоздал? — обронил он наконец, и от прозвучавшей в его голосе безысходности у Беаты сжалось сердце. Она медленно закрыла зонтик. Высокий, с мускулистым телом, Стивен имел вид истинного патриция. Разве могла она отказать ему?

Вскинув ресницы, Беата наградила Стивена самым пылким взглядом из всех, имевшихся в ее запасе, и он, издав хриплый горловой звук, порывисто заключил ее в свои объятия.

— Ты согласна, ты позволишь мне… — Он впился в ее рот и смог закончить предложение, только когда оторвался от ее губ: — Ты соблазнишь меня, Беата? А может, ты позволишь мне соблазнить тебя?

Она потянулась к нему, желая поймать губами его губы, но он отстранился.

— Пожалуйста… — Трепет его интонации привел ее в восторг. — Я был глупцом, когда отказал тебе. Теперь я согласен на все, на любую мелочь, какую ты готова мне дать. Ты, конечно, не хочешь ни обхаживать меня, ни выходить за меня замуж; ну и ладно, я согласен на все, что ты можешь предложить…

Беата закрыла глаза. Один из самых гордых джентльменов королевства был у ее ног.

— Я не это подразумевала, — прошептала она, сжимая его плечи. — Это не значит, что я не желаю выходить за тебя замуж… v

— Помолчи, — попросил он, проводя губами по ее губам. — Я знаю, что ты не хочешь становиться моей женой. Я был самодовольным дураком, когда возомнил, что ты можешь принять меня в расчет, но теперь мне все равно. Просто… просто соблазни меня, и потом я уйду.

Ладно, с этим она разберется позже. Разомкнув руки, Беата улыбнулась сонной улыбкой Клеопатры:

— А что, если я заставлю тебя делать вещи, не соответствующие понятию джентльмена о чести?

— Ты уже заставила: я впервые в жизни прошу незамужнюю женщину соблазнить меня.

— Ну, тогда… — Беата прислонилась спиной к стволу дерева и, глядя на Стивена, медленно сдвинула кружевную пену своей юбки, обнажив прозрачные шелковые чулки со стрелками. Затем она подняла юбку чуть выше колен, чтобы Стивен увидел бледно-голубые чулки, темную подвязку и бледно-кремовую кожу бедра.

Его кадык странно дернулся.

— Что ты делаешь? — Он изумленно уставился на нее.

— Соблазняю тебя, как ты и просил. — Улыбка Беаты ослепляла, но почему-то Стивен никак не мог оторвать взгляд от ее ног.

— А что, если кто-нибудь придет?

— Никто в этот уголок не заглядывает, — произнесла Беата блаженно. — Тропинка никуда не ведет, разве что к этому козлу. Ты и я — единственные люди, проявившие к этому созданию хоть какой-то интерес. — Она неторопливо разомкнула ноги и слегка подтянула колени к себе, при этом юбка сдвинулась ей на бедра.

— И где этот чертов козел? — прохрипел он.

— На другом конце поля.

Ее колени поднялись чуточку выше, а юбки переместились ниже, открывая взгляду гладкие молочные бедра.

— Если я прикоснусь к тебе, то уже не смогу остановиться, — предупредил Стивен, ловя ее взгляд.

Сердце Беаты отозвалось глухими ударами.

— Ну так не останавливайся.

Он нежно опустил руки ей на щиколотки.

— Это твое последнее слово? Ты уверена, что хочешь заниматься любовью на козьем выпасе?

Беата залилась смехом, и его глаза засияли. На ее лице было написано желание, и козий выпас ее вполне устраивал. Пальцы Стивена сомкнулись вокруг изящной щиколотки и заскользили вверх по шелковистой глади чулка. У подвязки они замерли, потом развязали сначала одну, затем другую, обнажив красные отметины на белой коже.

Беата смотрела на него с улыбкой, но в ней чувствовалась какая-то неуверенность, хотя, разумеется, она была непревзойденной обольстительницей.

Стивен растер пальцами красные отметины.

— Зачем так мучить свою несчастную кожу? — Он наклонил голову и пробежал языком вдоль отпечатка на ноге.

Застонав, Беата выгнулась в его руках; в следующий момент его ладони легли ей на колени и раздвинули их. Мгновение она сопротивлялась, но вскоре сдалась, и летящее платье, в котором она была, послушно сжалось до узкой полоски, словно специально было создано для игр на свежем воздухе.

Стивен пробежал пальцем по внутренней стороне ее бедра, потом провел пальцем по ткани. По телу Беаты пробежала дрожь, и она потянулась к нему, но он оттолкнул ее к дереву и опустился перед ней на колени, между ее раздвинутых ног, чтобы прижаться губами к внутренней стороне ее дрожащих коленей. Затем его губы поползли вниз, туда, где белела слоновая кость ее нежной плоти, в то время как его палец все дальше продвигался по белому хлопку между ее бедер, исполняя на поверхности замысловатый танец, от которого ее ноги начали слегка подрагивать.

Едва Стивен услышал ее неровное дыхание, его накрыла волна ликования, следом за которой пришла волна сладострастия, столь сильного, что он чуть не сорвал этот чертов хлопчатобумажный лоскут вниз…

— Как ты это назовешь? — спросил он невнятно и положил руку ей между ног, а затем подался вперед.

— О, — простонала она очень тихо. Его палец подцепил оборчатый край.

— Это.

— Панталончики, — ответила она, содрогаясь всем телом.

Он наклонился вперед и положил ногу на ее колено, а его палец погрузился в скользкие, жаркие складки. Беата лежала, опершись на дерево, боясь пошевелиться, но пронзившая все ее тело дрожь разбудила в ней соблазнительницу.

Выпростав руки, она притянула к себе его голову; ее губы затрепетали под его губами. Стивен двигал палец в одном ритме с языком, хотя ему казалось, что его грудь вот-вот лопнет от недостатка воздуха и бешеного биения сердца.

Она была красивая… С близкого расстояния глаза Беаты имели цвет камня, поблескивающего на речном дне, — зеленовато-голубые, с искорками света; подернутые легкой поволокой, они казались теперь еще более прекрасными.

Внезапно Беата подала голос:

— Ты как будто забыл, кто кого соблазняет… — Она произнесла эти слова с таким глубоким ликованием, что Стивен напрягся. .

Вильнув бедрами, Беата сбросила его руку и села на колени; при этом юбка упала вниз, скрыв все прелести от его взгляда.

Стивен отодвинулся чуть назад, чтобы лучше видеть ее, потом медленно поднес свой палец к ее рту и потер его о губы. Беата ахнула. Что ж, выходит, она не такая уж искушенная соблазнительница — он облизнул палец, наслаждаясь ее легким вкусом.

— Стивен! — укоризненно произнесла она и потянула его за галстук. Тут у нее возникли затруднения: она никак не могла его развязать, поэтому Стивен сдвинул галстук в сторону и расстегнул пуговицы на рубашке.

Теперь настал черед Беаты дюйм за дюймом поднимать рубашку вверх по его мускулистому торсу. Нежные и восторженные, ее пальцы казались вездесущими, и вскоре рубашка Стивена куда-то исчезла.

— Я думал, ты сорвешь с меня одежды со скоростью молнии, — пошутил Стивен, приподнимая ее подбородок.

— Я боюсь разочаровать тебя, — игриво произнесла она.

— Не бойся, этого никогда не случится.

— Тем не менее у меня не так уж много опыта, как ты, возможно, полагаешь. — Она сосредоточила взгляд на его поясе, который никак не хотел расстегиваться.

Как только до него дошел смысл ее слов, Стивен тут же рассмеялся:

— Мне все равно. Я хочу только тебя — тебя одну. — Он снова поцеловал ее губы. — О Господи, Беата, ты такая красивая!

— Да, но… Видишь ли, я… то есть это все Сандхерст. Это было только раз, и, боюсь, я не всему научилась, тем более что нам помешала леди Дитчер. Потом я еще позволила Билли Ласлетту, но на самом деле мне это все не слишком понравилось, так что я даже не выдержала до конца и велела ему уйти.

Стивен рассмеялся:

— Не хочешь ли ты сказать, что смелая обольстительница не нашла полученный опыт приятным?

Беата покраснела.

— Как раз нашла. Хотя предпочла бы наоборот.

— Почему?

— Потому что это оставило бы меня девственницей, разве нет? Но мне это нравилось, действительно нравилось… до определенного момента. А потом я завела другого любовника, — выпалила она. — Таким образом, у меня их было трое. Я никогда никому не давала второго шанса, поэтому не могу сказать, что многому научилась, если ты понимаешь, о чем я.

Стивен снова рассмеялся, откинув назад голову. Он смеялся так громко, что с дерева слетели четыре скворца и стремительно взвились в небо.

— Тебе, кажется, двадцать один?

— Двадцать три.

— И ты уже так много успела! Но не пытаешься ли ты мне сказать, что второй раз к себе не подпустишь? Один раз с обворожительной Беатой — это все, на что мужчина может надеяться, так? — Его руки легли ей на талию.

Беата слегка порозовела.

— Нет, не так.

— Что-то я не расслышал. В любом случае знай: я хочу большего. — Стивен, пригнув голову, провел губами по ее губам, и она охотно открылась ему навстречу. — И получу большее.

Ее глаза закрылись, она обняла его за шею.

— Возьми меня, Стивен.

Отвергнуть подобное приглашение было бы не под силу ни одному мужчине. Стивен быстро сбросил с себя сапоги и панталоны вместе с остальными предметами одежды, а Беата сидела на земле перед ним и ждала.

Он опустился на корточки, а она продолжала смотреть на него как завороженная. Ее глаза пристально изучали его, и, похоже, она осталась довольна тем, что увидела.

— Не могу поверить, что ты здесь и совершенно голый! — Беата приложила руку ко рту, чтобы смех не вырвался наружу.

— Теперь твоя очередь. — Глаза Стивена стали серьезными.

— О, я не знаю… Я как-то об этом не думала…

Она все еще продолжала что-то бормотать, но Стивен очень ловко умел освобождать женщин от одежды. В мгновение ока он стащил с нее платье, а за ним и сорочку, оставив лишь крохотный предмет одежды, который она называла панталончиками.

Теперь Беата сидела на земле, прикрыв руками грудь, словно стесняющаяся девственница, и Стивен, опустившись перед ней на колени, осторожно взял ее за руки.

— Все в порядке, любимая, — прошептал он. — Никто не придет сюда и не помешает нам.

— Дело не в этом.

Стивен оторвал одну из ее рук от обольстительного контура груди. Грудь у нее была совершенная: высокая, упругая. Наклонив голову, он взял в рот сосок, другой рукой обняв ее за шею. Стивен не знал, сколько еще сможет продолжать эту игру; слишком долго ему пришлось ждать, томиться неделями и наблюдать за ней тайно, мечтать о ней. Одним решительным движением он подхватил Беату и осторожно уложил на свою куртку. Осыпая ее поцелуями, он одной рукой ласкал ее грудь, в то время как другая последовала вниз и стянула панталончики.

— Что, если все же кто-то… — Голос Беаты дрогнул, но Стивен тут же поцеловал ее грудь, и она, застонав, выгнулась ему навстречу. Наконец он нашел то, что искал, и его взгляду открылась медовая мякоть. Она стонала, издавая глубокие, горловые звуки, и молила его…

Вытянув вперед руки, Беата порывисто притянула к себе его голову. Она едва могла дышать, ибо все ее тело горело огнем. К счастью, лекарство было рядом.

— Я хочу тебя, — сказала она с жаром, приблизив к себе его лицо настолько, чтобы видеть глаза.

— Тогда соблазняй скорей!

Ее сердце перевернулось. Она едва не забыла о своей обязанности!

Беата снова начала его целовать, но вовремя опомнилась и опустила руку вниз, чтобы заключить в нее главный предмет своего вожделения. Он был гораздо длиннее, чем у Билли Ласлетта, и гораздо… крепче, чем у Сандхерста.

На секунду она замерла. Что, если ничего не получится? С Билли ей было так трудно, что даже не хотелось вспоминать о том свидании. Она невероятно обрадовалась, когда он перестал пыхтеть на ней и убрался.

Стивен смотрел на нее с улыбкой и, казалось, догадывался, о чем она думает. Он сделал движение вперед, убирая с дороги ее колено. Беата ничего не могла с собой поделать и опять выгнулась ему навстречу, но он только дразнил ее, то приближая к ней свою могучую плоть, то тут же отодвигая ее.

Может, она и не научилась многому, но хорошо усвоила одно — то, о чем просил ее Билли Ласлетт… Она убрала руки с его шеи и пощекотала пальцами плоские соски. Стивен вздрогнул и дернулся вперед, позволив ей ощутить волшебную твердость.

Она улыбнулась ему такой же озорной ленивой улыбкой, какой чуть раньше одарил ее он, потом подалась вперед. Тогда он, застонав, вошел в нее. Прилив ощущений был столь сильным, что Беата напряглась и вцепилась руками в его плечи.

— Все в порядке, дорогая? — неожиданно поинтересовался Стивен.

Она кивнула, стискивая пальцы с такой силой, что на его плечах остались десять маленьких синяков.

Стивен снова сделал движение вперед, и она вскрикнула, боясь потерять равновесие.

— В чем дело? — спросил он хрипло.

— Не останавливайся!

Стивен тут же удвоил усилия, прислушиваясь к ее стонам, разносившимся над лужайкой.

Некоторое время спустя он поднялся на колени и обнял ладонями ее стройные бедра. Ахнув, она сказала «Нет!», и тогда он показал ей, как, приподняв бедра, получить еще более приятные ощущения.

— Ты… — Беата тяжело дышала. — Ты… ты можешь продержаться чуточку дольше?

Он улыбнулся дьявольской улыбкой:

— Это у меня получается даже лучше, чем игра в бильярд.

Кожа Беаты блестела от пота в солнечном свете. Еще немного — и она сольется с ним в одном порыве наслаждения. В этот момент Стивен понял, что она не испытывала со своими прежними любовниками настоящего женского удовольствия, а значит, была девушкой во всех смыслах этого слова.

Его обожгло острым приступом радости, а горло сжалось от избытка эмоций. Переборов себя, он сосредоточился на желании показать любимой, что она ровным счетом ничего не знает о занятии любовью. Он не уставал любоваться плавными контурами ее тела, восхищенно прислушиваться к ее стонам и вздохам, наслаждаться видом зажмуренных глаз, словно она направлялась навстречу чему-то невидимому. К несчастью, его голые ягодицы, никогда не видавшие английского лета, поджаривались на солнце и уже саднили, к тому же он успел заметить, что проклятый козел стащил платье Беаты и перебрался на другой конец выгона, волоча по траве ярды белого кружева и на ходу перемалывая его.

В следующий миг Стивен решительным броском вошел в ее лоно, и она закричала так, что ее крик спиралью вонзился в яркое небо.

На секунду он замер, потом наклонил голову и обрушился на ее рот в поцелуе.

— Я люблю тебя! — выкрикнул он хрипло. — Люблю, моя Беата!

Она выгнулась ему навстречу и словно пропала в призме солнечного света, окатившего ее с ног до головы. Затем прильнула к его груди, теперь уже точно зная, в чем состоит разница между ухаживанием и обольщением.

Глава 34

ТВОЯ ДО РАССВЕТА

— Скажи наконец в чем дело?

— Эсме была еще бледнее, чем в последний раз, когда он ее видел; ее лицо осунулось и даже как-то ссохлось, на щеках блестели следы слез.

Надеюсь с Уильямом, все в порядке? — Себастьян присел на край кровати и внимательно взглянул на ребенка. Уильям выглядел таким же луноликим, как и на прошлой неделе, на его щечках лежали тени длинных ресниц, и он чуть-чуть похрапывал.

— Он простудился, — произнесла Эсме сдавленным голосом.

По ее виду Себастьян понял, что она долго плакала. Он положил руку на плечо Эсме и еще раз посмотрел на мальчика.

Его розовые губки приоткрылись, испуская тихий хрип.

— Вот! Слышишь? — насторожилась Эсме.

— По-моему, он просто храпит, — спокойно произнес Себастьян. — А Майлз храпел?

— Нет-нет, это не храп. Может, у него воспаление легких? — Слезы Эсме потоком заструились по лицу. — Я так и знала, что это случится!

Уильям с трудом шевелился — он едва мог двигаться, так как был завернут в огромное количество одеял.

— Думаю, у него жар, — продолжала «Эсме с отчаянием. — Я постоянно проверяю его лоб, и он кажется мне в один момент чересчур горячим, в другой — чересчур холодным. Что ты об этом думаешь, Себастьян?

— Я едва ли гожусь в советчики. — Себастьян осторожно потрогал лоб малыша. — Ты уверена, что его следует кутать? Здесь и так довольно жарко.

— Ничуть не жарко, — возразила Эсме, еще усерднее подтыкая вокруг младенца одеяльца.

— Почему бы тебе не спросить няню?

— Я отправила ее спать — она слишком стара, чтобы бодрствовать по ночам.

— Может, тогда ты спросишь кормилицу? Кто-то же должен оказывать тебе помощь ночью.

— Я отослала ее прочь — она ничего не понимает в младенцах и к тому же так и не простила мне, что я решила кормить Уильяма сама. А еще она пыталась искупать его на сквозняке.

— О! — Себастьян извлек из кармана носовой платок и осторожно вытер Эсме глаза.

— Она все время говорила о его закаливании, но Уильям слишком слаб, чтобы подвергаться воздействию свежего воздуха. Представляешь, она даже собиралась вынести его на улицу и вообще вела себя легкомысленно, о чем я ей и сообщила, а она… она… — Эсме втянула носом воздух, и по ее щекам снова потекли слезы, — она сказала, что Уильям жирный, как свиная отбивная, и у него нет никакой простуды. Такое впечатление, будто она новорожденных в глаза не видела! Любой дурак в состоянии услышать, что Уильяму трудно дышать, когда он спит.

Уильям продолжал безмятежно похрапывать, и тогда Себастьян внимательно посмотрел на Эсме. Яркость красок исчезла с ее лица, и ей на смену пришли истощение и крайняя бледность.

— Бедная ты бедная, — пожалел он. — Ты совсем измучилась, да?

— Ах, это так утомительно! Никто не понимает Уильяма, никто! Даже нянька говорит, что он сильный мальчик и я должна оставлять его на ночь в детской. Но как я могу пойти на это? Что, если я ему понадоблюсь? Или вдруг он проголодается? Что, если его состояние ухудшится или сползут одеяла?

Откинувшись на спинку кровати, Себастьян нежно заключил Эсме в объятия, а она прислонилась к нему с громким мучительным вздохом.

— Он славный парень, — одобрительно произнес Себастьян.

— Да.

Эсме совершенно выбилась из сил — он видел это по ее глазам.

— Тебе непременно надо отдохнуть.

— Вовсе нет. Это ты не должен здесь находиться! — всполошилась она, принимая сидячее положение. — Моя матушка… ты ведь видел ее за обедом. Она приехала погостить, и пока…

Себастьян заранее решил, что не скажет ни одного плохого слова о матери Эсме.

— Успокойся, она не узнает, что я у тебя в спальне.

Спустя некоторое время длинные ресницы Эсме сомкнулись, и ее тело расслабилось в его объятиях. Подождав еще немного, Себастьян переложил ее на подушки и осторожно забрал из ее рук ребенка.

Глаза Эсме тотчас распахнулись.

— Смотри держи его головку прямо, — произнесла она, едва ворочая языком. — И подоткни получше одеяльца.

— Хорошо-хорошо, — успокоил ее Себастьян: — Ложись, поспи немного.

Себастьяну пришлось некоторое время приспосабливаться, чтобы ребенку было удобно в его руках.

— Надеюсь, что со временем все проблемы решатся, — сказал он ребенку, направляясь к креслу-качалке, стоящему у камина.

В свете пылающего огня он без труда обнаружил две вещи. Первая заключалась в том, что Уильям явно перегрелся: его лоб блестел от пота, щечки раскраснелись, но на лихорадку это не походило. Определенно четыре одеяла были явным перебором, поэтому Себастьян осторожно размотал три из них, и ребенок, похоже, почувствовал себя комфортнее. Во-вторых, теперь стало особенно заметно, что Уильям и впрямь напоминает Майлза Ролингса: хотя его глаза были закрыты, пухлые щечки и круглый подбородок были точной копией. Даже тот факт, что у ребенка все еще не росли волосы, свидетельствовал в пользу склонной к облысению линии Ролингсов.

Итак, Себастьян, маркиз Боннингтон, отцом этого ребенка являться никак не мог. И все равно он хотел видеть Эсме своей женой, хотел, чтобы Эсме любила его так, что не побоялась бы скандала. Ситуация представлялась ему почти комичной. Как могло случиться, что он, добропорядочный маркиз с твердыми моральными принципами, дошел до того, что просит даму бросить вызов общественной морали и выйти за него замуж, спровоцировав при этом невиданный скандал?

Как бы там ни было, он должен был подвести Эсме к такому решению. Снова просить ее выйти за него замуж не имело смысла, поскольку в настоящий момент ее никто, кроме Уильяма, не интересовал. Он просто обязан что-то сделать, чтобы она вновь увидела в нем мужчину, а в себе — не только мать, но и женщину, однако Себастьян понимал, что проблема эта отнюдь не из легких.

Глава 35

ЛЕДИ БЕАТРИКС ПРИНИМАЕТ ГОСТЯ

Поскольку Беата никогда не позволяла джентльменам повторять опыт обладания ею, она не знала, ждет ли Стивен инициативы от нее или же посчитает естественным постучать в дверь ее спальни без дополнительного приглашения.

За обедом Стивен не проявил никаких признаков своих намерений, но ему вряд ли возможно было что-либо сделать, поскольку он сидел между Арабеллой и Фанни. Обе дамы развлекались тем, что шипели друг на друга, перекидываясь оскорблениями, и совершенно не обращали внимания на попытки графа перевести беседу в мирное русло.

От досады Беата сжала кулаки, думая о том, может ли она в принципе выйти замуж за Стивена. Ее репутация запятнана окончательно и бесповоротно. Впрочем, пока ее ожидало лишь еще одно обольщение, поэтому, оказавшись в спальне, она оделась (или разделась?) именно для этого. Изысканное белье, надетое на ней, было тонким и прозрачным, она накрасилась, надушилась и завилась так тщательно, как никогда прежде. Не в состоянии найти ни в чем успокоения, она без конца чернила углем ресницы и поправляла свечи, чтобы свет, отбрасываемый на постель, соответствовал ее замыслу.

Некоторое время Беата лежала в позе, наиболее выгодно подчеркивавшей достоинства ее тела, но нервное напряжение было столь велико, что в конце концов она вскочила с кровати и начала мерить комнату шагами.

Впрочем, никаких причин для беспокойства у нее на самом деле не имелось. Свечи горели, и на ее теле не оставалось ни одного не надушенного уголка, к которому Стивен мог пожелать прильнуть губами. Она даже поставила рядом с кроватью стакан воды, потому что страшно захотела пить после их встречи на козьем выгоне. Но может, ей стоило бы поставить два стакана, чтобы предложить в случае необходимости один ему? Или тогда все будет выглядеть чересчур отрепетировано?

К тому времени, когда раздался стук в дверь, Беата совсем извелась.

— Один момент! — крикнула она, бросаясь на середину постели. К своему ужасу, краем летящего рукава она зацепила стакан воды, который, описав в воздухе дугу и расплескав воду, приземлился на постели прямо у ее бедра.

— Проклятие!

Стук в дверь повторился. Ясное дело, кому хочется торчать в коридоре! Что, если Стивена увидят Хелен, Эсме или, того хуже, сама Фанни?

— Войдите! — Беата перекатилась на мокрое пятно и легла набок, подперев рукой голову. Ее волосы при этом легли волной в нужном направлении, где жемчужная голубизна неглиже усиливала их цвет. Все было бы хорошо, если бы не неудобство, причиняемое ей влагой, быстро пропитавшей весь ее наряд.

Стивен вошел в дверь, спокойный и уравновешенный, словно совершать подобные экскурсии ему доводилось неоднократно. Ну да, напомнила себе Беата, разве не он имел одновременно двух любовниц и невесту?

— Добрый вечер, прелестная Беата! — Закрыв дверь, Стивен приблизился к кровати.

— Добрый вечер, — поздоровалась Беата с напускной безмятежностью, при этом с ужасом обнаруживая, что шелк ее белья насквозь пропитался водой.

— Как вы себя чувствуете, сэр? — справилась она, поворачиваясь на спину, чтобы закрыть собой мокрое пятно.

Стивен присел на край постели и лукаво посмотрел на нее.

— Когда я вижу вас, мое самочувствие сразу улучшается. — Он наклонился к ней и запечатлел на лбу поцелуй. — Мой Бог, какие изысканные духи! — Его дыхание щекотало ее щеку.

Беата боялась пошевелиться. Кто бы подумал, что в одном стакане столько воды? Стивен завис над ней, но что она могла сделать? Может, ей поцеловать его в ответ? Она провела губами по его губам, однако Стивен вдруг отпрянул и чихнул. Тогда Беата приняла сидячее положение и в тот же момент осознала, что промокла до самой поясницы. Если она не переоденется, то тоже начнет чихать.

— Прости. — Стивен оперся рукой о край кровати и тут же полез в карман, предположительно за носовым платком.

Беата поежилась. Его плечи и эта шея… Кто бы мог подумать, что под одеждой Стивен Фэрфакс-Лейси представлял собой симфонию мышц! Она задрожала, желая поскорее сбросить одежду…

— Я скучала по тебе за обедом, — произнесла она и ощутила неловкость из-за прозвучавшего в ее голосе неприкрытого желания. Ну а что же он? Не пора ли ему поцеловать ее как следует?

Внезапно Стивен нахмурился:

— Кажется, у тебя простыня мокрая… Беата прикусила губу.

— Я пролила стакан воды.

— Ага. — Он нагнулся к ней и… снова чихнул.

— Прости, но, к моему величайшему сожалению, я… Апчхи!

— Ты простудился на пастбище? — У Беаты упало сердце.

— Нет, не то. — Стивен взглянул на нее и улыбнулся.

Впервые с того момента, как он вошел в комнату, Беата почувствовала прилив уверенности. Его улыбка очень многое сообщила ей о вырезе ее сорочки, и она слегка шевельнулась, чтобы шелк обнажил плечо.

Его взгляд потемнел, и по телу Беаты пробежала волна дрожи. Ее колени вдруг ослабели, дыхание стало неровным, когда вокруг ее щиколотки сомкнулась сильная ладонь Стивена. Он возвышался над ней, находясь уже в ее постели. Беата воздела руки, чтобы притянуть к себе его сильное тело и…

Он снова чихнул.

— Ах, ты все же простудился! — воскликнула Беата с досадой, и Стивен невольно пожалел, что это не так.

— Это духи, — нехотя признался он. У Беаты округлились глаза.

— Мои духи? Он кивнул.

— Один момент. Я…

Она вскочила с кровати и направилась к туалетному столику, где стоял графин с водой.

Ее белье сзади промокло насквозь. Мокрый шелк прилип к спине, обтянул круглые ягодицы; загибаясь книзу, он невольно притягивал взгляд к потаенному месту.

Не в силах оставаться на постели, Стивен в один прыжок достиг ее и, обхватив ладонями прелестный зад, встретился с ней глазами в зеркале.

— О Боже, Стивен! — . — воскликнула она. — Да?

Его пальцы легли на мокрый шелк и заскользили вниз, обрисовывая прохладной материей округлость ягодиц. Шелк прильнул к коже, и тогда Беата откинула голову на его плечо.

Потянувшись через нее, Стивен зачерпнул воду из миски.

— Будет немного холодно, — пробормотал он, раскрывая ладонь над ее длинной шеей.

Голова откинулась назад, и она издала тот тихий горловой стон, который так ему нравился. В стенах спальни он прозвучал немного не так, как на пастбище: более глубоко и чувственно.

Беата повернулась в его руках, ее любопытные глаза, всегда настороженные, наблюдательные и хитрые, подернулись влажной поволокой. Она молила его без слов, и тогда, обхватив Беату за ягодицы, он притиснул ее к себе что было силы.

К несчастью, из-за проклятых духов Стивен никак не мог сосредоточиться и поэтому одним резким движением стащил с нее сорочку, зачерпнул еще воды и стал умывать ее, начиная с шеи. Капая, вода струилась по телу Беаты, плясала на коже влажными поцелуями.

Его пальцы скользнули по ее ключицам, по рукам, по груди и вниз… Он стоял на коленях, охлаждая ее горящую кожу, пока не дошел до ее бедер… и тут выдержка ему изменила. Беата дрожала так сильно, что не могла ни говорить, ни шевелиться. Она даже не заметила, когда Стивен поднял ее и положил на влажную половину постели. Он уже умудрился сбросить с себя одежду, и ее тело, извиваясь, устремилось ему навстречу. В следующий момент он раздвинул ей ноги, и тут же между ними затемнела его голова. А потом Беата корчилась, кричала, молила…

Наконец он обнял ладонями ее лицо и прижался губами к ее губам, а она с радостью распахнулась ему навстречу, обвив ногами за талию; ей просто не терпелось раствориться в волнах наслаждения.

Глава 36

ЧТОБЫ ПРИЗНАТЬ ОШИБКУ, ТРЕБУЕТСЯ НЕМАЛАЯ СМЕЛОСТЬ

Маркиза Боннингтон испытывала довольно странное ощущение. Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять: это не начинающийся приступ подагры, не несварение желудка и не предчувствие скорого дождя; только после того, когда джентльмены удалились выпить портвейна, а дамы собрались в гостиной леди Ролингс за чашкой чая, Гонория со всей ясностью поняла, что означало это странное беспокойство внизу живота. Существовала вероятность — весьма малая, но все же вероятность, — что она совершает ошибку.

Странное ощущение, решила про себя Гонория. По известным причинам она испытывала подобное впервые.

Ошибки всегда вызывали у нее в желудке странное ощущение разлития желчи; оно возникало у нее всякий раз, когда она смотрела на леди Ролингс, которая впервые после рождения ребенка присоединилась к ним за ужином. Она была поразительно красива, эта девушка; ее кожа имела сливочную белизну магнолии, а сочность губ происходила явно не из флакона с помадой. Хотя маркиза считала, что привлекательность Эсме складывалась главным образом из ее характера, но это были еще и забавные комментарии, и блеск глаз, сиявших радостью, когда кто-то говорил о ее ребенке.

Фанни, очевидно, не одобряла нрава дочери; она напрягалась всякий раз, когда леди Ролингс смеялась.

— Понизь голос, моя дорогая, — отчетливо прозвучало ее замечание за ужином. — Тебе не пристало хохотать без причины.

— Прошу прощения, матушка, — тотчас отозвалась леди Ролингс, которая, по-видимому, всей душой желала добиться материнского расположения. Увы, Гонория не сомневалась, что ее шансы весьма малы.

— Я нахожу вырез этого платья неприлично глубоким, — объявила Фанни, как только дамы сели.

Леди Ролингс нервно подтянула лиф вверх.

— Просто моя грудь при сложившихся обстоятельствах увеличилась в объеме.

— Да, ты прибавила в весе, — согласилась Фанни, окидывая дочь взглядом. — Может, быстрая ходьба по утрам и диета из огурцов с уксусом окажутся эффективными. Дорогой мистер Браммел признался мне, что даже он порой использует особые методы для похудения.

— О, я бы так не смогла, — ответила Эсме с неуверенной улыбкой. — Позволь предложить тебе лимонную тарталетку, матушка.

— Что ты! Что ты! Я никогда не ем сладости по вечерам. Надеюсь, впредь ты тоже не станешь этого, делать.

Гонория не могла не улыбнуться, заметив, как леди Ролингс, быстро сориентировавшись, перенесла тарталетку, которую собиралась положить в свою тарелку, в тарелку леди Годуин.

— Почему бы тебе не сесть на бгуречную диету? — продолжала Фанни.

— Боюсь, кормящим матерям не очень полезно предпринимать столь драматичные шаги. — Леди Боннингтон всегда считала себя подругой Фанни, но, заметив явные признаки ее недовольства, несколько стушевалась.

— Хелен, правильно ли я поняла, что ты покидаешь нас? — поинтересовалась леди Ролингс, поворачиваясь к леди Годуин.

— Увы, это скорее необходимость, — поспешно откликнулась леди Годуин — видимо, и она уловила признаки недовольства Фанни. — Джина, герцогиня Гертон, пишет, что ждет ребенка и будет рада моему обществу. Я планирую отбыть через два дня…

— Кормящая мать? Ты, должно быть, нарочно придумала эту остроту, чтобы огорчить меня. — Брови Фанни поползли вверх. — У меня внутри все переворачивается от одной этой мысли.

Судя по ее виду, Фанни не преувеличивала; в какой-то момент Гонория даже испугалась, что ее подруга оставит свой ужин на ковре.

— Матушка, не могли бы мы обсудить это несколько позже? — леди Ролингс умоляюще положила руку на рукав матери, но Фанни с отвращением стряхнула ее.

— Я не позволю себя провести. Уверена, присутствующие здесь дамы ошеломлены не меньше, чем я!

Гонория продолжала спокойно пить чай. Когда леди Ролингс впервые объявила, что собирается сама кормить ребенка, она испытала шок. Уже сама идея позволить ребенку жевать интимные части тела вызывала у нее инстинктивное отвращение. Но когда вчера, находясь в детской, она увидела, как Эсме кормит Уильяма, ее мнение об этом физиологическом акте заметно изменилось.

— Хотя я сама пользовалась услугами кормилицы, — объявила маркиза, — тем не менее для меня нет в действиях леди Ролингс ничего отталкивающего.

Фанни тут же бросила на нее враждебный взгляд; она словно забыла, что занимает куда более низкое положение в обществе, чем леди Боннингтон, и только доброта со стороны последней позволяет их дружбе существовать.

— Возможно, но большая часть светского общества согласится со мной. Возможно, Эсме, то, что тебе приходится выставлять свои пышные телеса напоказ, — результат этой отталкивающей практики?

Леди Ролингс спокойно допила чай.

— Да, матушка.

Гонория не могла не признать, что Эсме Ролингс обладает весьма твердым характером.

— Если бы Господь благословил меня ребенком, надеюсь, мне хватило бы смелости стать такой же отличной матерью, как Эсме, — дерзко заявила Арабелла.

Сестра повернула к ней голову и взглянула на нее взглядом змеи, готовящейся к атаке.

— Потому Господь и не дал тебе детей. Ты получила то, что заслужила!

Побледнев, как полотно, Арабелла неожиданно поднялась с кресла и стремительно покинула комнату. Все происходило в полном безмолвии, если не считать тихого шуршания шелка и стука закрывшейся за ней двери.

— Это недостойно тебя. — Леди Ролингс укоризненно посмотрела на мать.

— Но я всего лишь сказала правду!

— Я должна просить тебя извиниться перед Арабеллой. Тетя никогда не таит зла, и, если ты поторопишься, она, возможно, сделает вид, что ничего не произошло.

Пропустив замечание дочери мимо ушей, Фанни громко отхлебнула из чашки; у нее был вид триумфатора, хотя она и старалась не демонстрировать своей радости.

— Ну вот, — произнесла она почти весело, — теперь мы можем закончить демонстрацию критического мнения. Заверяю вас, наша семья в целом не такая уж невоспитанная!

Эсме встала.

— Вам придется меня простить, — сказала она, обращаясь сразу ко всем гостям. — Матушка, знаю, что в мое отсутствие ты отлично сыграешь роль хозяйки, а я должна поговорить с тетей.

Когда она ушла, Фанни повернулась к леди Беатрикс Леннокс.

— Вы ведь компаньонка моей сестры? — произнесла она с многозначительной улыбкой. — Отчего бы вам не присоединиться к ней? Моя дочь считает, что леди Уидерс расстроена…

Беатрикс бросила на нее ледяной взгляд и, встав, сделала реверанс.

— Не знаю, что могло бы доставить мне большее удовольствие.

— Теперь мы можем расслабиться, — сказала Фанни, как только дверь закрылась. — Я нахожу, что присутствие нечистых женщин является сущим испытанием для моих нервов. Инстинктивно хочется помочь, и все же никакой помощи тут не хватит. Погубленную женскую репутацию не восстановишь никакими силами. — Она покачала головой. — Боюсь, тут все дело в природе и моя дочь унаследовала нрав моей сестры.

В этот момент леди Боннингтон поняла, что чувствуешь, когда совершил ошибку; принимая из рук Фанни пирожное, она все с большей тревогой размышляла об этом. Графиня Годуин всегда представлялась ей миловидной, но несколько бледноватой женщиной, но когда она наклонилась вперед, Гонория так и обмерла: в профиль графиня походила на карающего ангела или даже на каменное изваяние Святого Михаила, стоящего с мечом у врат рая.

— Я хочу, чтобы вы первой узнали кое о чем, — начала Хелен, тщательно подбирая каждое слово.

— О? — удивилась Фанни; похоже, она даже немного занервничала.

— У меня связь с женихом вашей дочери мистером Фэрфаксом-Лейси, и мы каждую ночь наслаждаемся друг другом, сливаясь в экстатическом единении.

Фанни опешила.

— Что вы такое говорите! — визгливо воскликнула она.

— О, если это грех — любить Фэрфакса-Лейси… тогда я согрешу! — ответила леди Годуин стихами и тут же поднялась. — Полагаю, теперь в моем присутствии вы будете чувствовать себя неловко, так что я лучше удалюсь.

Леди Боннингтон подняла брови. Фраза, использованная леди Годуин для нанесения прощального удара, прозвучала как-то странно, неестественно. Насмотревшись за свою жизнь на множество браков и греховных связей, Го-нория сомневалась, что леди Годуин хотя бы раз в жизни испытала «экстатическое единение». Все же лояльность была восхитительным качеством, и леди Годуин, бесспорно, им обладала.

Сохраняя ошеломленный вид, Фанни нервно поглощала лимонную тарталетку, одну из тех, которые никогда прежде не ела по вечерам. Теперь в гостиной остались лишь две закоренелые ревнительницы нравов, у которых, кроме безупречной репутации, ничего другого никогда не было. Ни одна из них не получила за все годы жизни ни единого непристойного предложения.

Фанни деликатно промокнула рот.

— Мне странно, что ты выбрала это место, дорогая Гонория, чтобы пережить сезон, — елейно промолвила она. — Завтра на рассвете я уезжаю, чтобы вернуться в дом леди Пиндлторп, и еще утром сообщила об этом Эсме, а теперь только укрепилась в своем решении. Буду более чем рада, если ты составишь мне компанию.

— Может, тебе все же стоит задержаться и продолжить знакомство с внуком?

— Нет-нет, это слишком болезненно. Эсме не понимает, что скорбь гложет меня всякий раз, когда я думаю о своем дорогом умершем сыне. К тому же, боюсь, мои первоначальные опасения насчет перерождения дочери абсолютно оправдались. Я, разумеется, восхищаюсь твоим великодушием, моя дорогая, но ты большая оптимистка. Ты хотя бы знаешь, что Эсме даже понятия не имеет, от кого родила ребенка?

— Конечно, нет! — ответила Гонория самым спокойным тоном, на какой только была способна. Она все еще не верила, что родная мать станет повторять гнусную сплетню о собственной дочери.

Фанни откусила кусочек тарталетки.

— Я пыталась выяснить это в письмах весьма деликатно, как ты понимаешь, но Эсме ничего не отвечала на мои расспросы, что говорит само за себя, разве нет? Ах, чай совсем холодный. — Она позвонила в колокольчик. — Как я уже сказала, буду очень рада, если ты составишь мне компанию.

Внезапно маркиза Боннингтон поднялась, и Фанни по — . смотрела на нее с изумлением, а когда Гонория стукнула палкой об пол, съежилась, как какая-нибудь застигнутая врасплох горничная.

— Ты никогда никому ни слова не скажешь об отце своего внука, — приказала маркиза.

— Ну, разумеется… — Голос Фанни дрожал. — Я только с тобой поделилась, потому что ты моя самая близкая подруга!

— С этого момента мы больше не подруги. — Гонория выпрямилась. — Если я услышу хотя бы намек на скандал вокруг имени твоей дочери или внука, устроенный не без твоего участия, я тебя уничтожу.

Фанни молчала, глядя на нее широко раскрытыми глазами.

— Я что, не ясно выразилась?

— Что-то я не могу понять тебя, — тонким голосом прощебетала Фанни, — с чего ты взяла, что я стану заниматься таким непотребным делом и распускать сплетни об унизительных поступках моей дочери. — При виде выражения лица Гонории она запнулась. — Нет, конечно же, нет!

Не удостоив ее ответом, маркиза, тяжело ступая, направилась к двери, оставив бывшую подругу в окружении остатков лимонных пирожных и чашек с остывшим чаем.

Глава 37

ПОЛЬЗА ЭКСТАТИЧЕСКОГО ЕДИНЕНИЯМ ПЛАНЫ НА БУДУЩЕЕ

— И тогда я сказала, что мы проводим вместе ночи в экстатическом единении!

— В чем экстатическом? — изумленно переспросила Эсме.

— В экстатическом единении. Понимаешь, мне больше ничего не пришло в голову. Потом я немного процитировала стихи — те, что давала мне Беата, про «грех любить», и твоя мать тут же пришла в ужас. — У Хелен был торжествующий вид, а Эсме захлебывалась от смеха; она сидела на кровати тетки, обняв Арабеллу рукой за плечи, Хелен стояла перед ними, словно воинственный карающий ангел. Беата тоже была тут — она устроилась в маленьком кресле в углу.

— Тебе не стоило этого делать, — уныло заметила Арабелла, промокая платочком слезы. — Черт, я размазала по лицу всю краску и теперь, наверное, похожа на лесную ведьму.

— Ну что ты, ты выглядишь просто замечательно, — успокоила ее племянница.

— На самом деле Фанни не хотела меня обидеть, — вздохнула Арабелла. — И вообще, она прожила такую трудную жизнь.

— Да уж, — холодно заметила — Хелен. — Простите меня, леди Уидерс, но ваша сестра — просто ядовитая гадина, и мне очень жаль Эсме.

Лицо Эсме осветила печальная улыбка. Однако она не опровергла замечания подруги.

Арабелла в очередной раз шмыгнула носом.

— Что-то я не припомню, когда в последний раз плакала, — озадаченно произнесла она. — На самом деле замечание Фанни меня не расстроило, но… Робби и я, мы так хотели детей, и, когда он умер… у меня была задержка на несколько месяцев. Тогда я и подумала, что, может… может, во мне сохранилась частица Робби. — Она снова шмыгнула носом. — В конце концов доктор сказал, что, вероятно, всему причиной перенесенное горе. — Она промокнула слезы. — Боже, какая же я старая мокрая курица!

— Никакая ты не мокрая курица, — возразила Эсме. — Ты самая храбрая из всех, кого я знаю.

Арабелла грустно усмехнулась:

— Такой комплимент мне еще никто не говорил. Спасибо, моя дорогая.

Улыбка на лице Эсме дрогнула.

— И ты тоже для меня самая дорогая! Никакая мать не смогла бы помочь мне больше, чем ты, Арабелла, и ты, Хелен. Вы были мне лучше любых сестер.

Теперь уже у всех троих дрожали губы, словно они собирались заплакать.

— Я не смогла бы полюбить своего ребенка больше, чем люблю тебя, дорогая, — призналась Арабелла.

Хелен опустилась на стульчик у туалетного столика Арабеллы.

— Вы по-прежнему испытываете сильную грусть, оттого что у вас нет детей, леди Уидерс? Простите, что спрашиваю вас об этом…

Арабелла неуверенно улыбнулась:

— Да, иногда мне и правда становится грустно, оттого что я не узнала радость материнства. Зато теперь у меня есть Уильям — это настоящее лекарство.

Хелен выпрямилась:

— Так вот, я хочу объявить вам, что собираюсь обзавестись ребенком.

Беата, сидевшая молча в стороне, ахнула, но тут же хлопнула себя ладонью по рту.

— Мой беспутный муж уехал в Лондон, и он по-прежнему отказывает мне в разводе, но я решила завести ребенка независимо от своего семейного положения. Если Рис пожелает развестись со мной после этого по причине измены, что ж, так тому и быть, меня это больше не волнует.

— И что же, вы планируете выйти замуж за мистера Фэрфакса-Лейси? — осторожно спросила Беата.

Напряжение в ее голосе заставило остальных трех дам насторожиться.

— За Стивена? Ну нет! — равнодушно ответила Хелен. — Граф вовсе не имеет намерений добиваться моей руки или постели, если уж на то пошло: просто он любезно согласился разыграть спектакль перед моим мужем.

Последовала пауза.

— А что, кто-то собирается выйти за него? Беата сглотнула и неуверенно посмотрела на Эсме:

— По-моему, леди Ролингс — первая в очереди. Эсме от души рассмеялась:

— А что, если я откажусь от своих прав?

— Тогда я выйду за него, — спокойно ответила Беата. — Признаться, я давно этого хочу.

— Браво! — воскликнула Арабелла и бросила носовой платок на туалетный столик. — Я так и знала, что этот мужчина — отличный материал для брака. Разве я не говорила тебе этого, дорогая?

— Теперь осталось самое главное — сделать ему предложение. — Беата вздохнула.

Хелен вытаращила на нее глаза:

— А разве он еще не просил тебя об этом?

— Нет. Он хочет, чтобы за ним ухаживали.

— Какое странное желание! — медленно произнесла Хелен. — А знаете, я пришла к выводу, что с мужчинами действительно нужно держаться совершенно иначе, чем мы это себе представляем.

Арабелла кивнула:

— Если хочешь обзавестись ребенком, то и действовать нужно решительно; вот почему я так быстро выскочила замуж после смерти Робби, хотя и не была влюблена. А теперь мне даже кажется, что я была не совсем в своем уме и просто отчаянно хотела ребенка. Тогда у меня ничего не вышло, но, может, у тебя получится. Хелен кивнула.

— Возможно, в будущем вы даже не пожелаете знаться со мной. Родив ребенка, я устрою грандиозный скандал, ведь всем известно, что я не имею с мужем никаких контактов.

Эсме порывисто поднялась и крепко обняла Хелен.

— Это не про меня. Ты никогда меня не предавала, и я тоже не предам тебя. Что бы я делала без тебя и тети Арабеллы все эти месяцы! К тому же я не настолько глупа, чтобы ломать копья в стремлении к респектабельности.

— Как приятно слышать умные речи! — воскликнула Арабелла.

Хелен повернулась к Беате:

— Полагаю, ты не станешь возражать, если я скажу, что твой пример меня прямо-таки вдохновил. Я хочу переписать то стихотворение, если ты не против; возможно, в один прекрасный день оно мне пригодится.

Беата довольно улыбнулась:

— Пока ты не намерена адресовать свое приглашение мистеру Фэрфаксу-Лейси, можешь пользоваться стихами сколько угодно.

— Но как ты намерена заставить его жениться на тебе? — полюбопытствовала Эсме.

Беата прикусила губу.

— Я только сейчас приняла это решение и пока не представляю, каким путем мне лучше пойти.

— Стихи, — подсказала Хелен. — Очевидно, следует пустить в ход стихи.

Эсме захлопала в ладоши:

— Давайте завтра вечером устроим маленькую вечеринку и закончим чтение стихов, которое не завершили в прошлый раз.

— Значит, мне теперь же нужно подыскать подходящее стихотворение, — задорно произнесла Беата, — и я немедленно отправляюсь в библиотеку. — Она вопросительно взглянула на Эсме. — Ты ведь еще не читала стихи на нашем вечере…

— В этом нет необходимости. — Эсме непринужденно улыбнулась.

— Ну, — фыркнула Арабелла, — это еще как сказать. Один достойный мужчина наносит тебе по ночам тайные визиты. Так почему бы тебе не позволить ему сделать из себя приличную женщину?

Эсме нахмурилась, а Беата вытаращила глаза:

— Какой еще мужчина?

— Маркиз, естественно, — ответила Арабелла. Хелен рассмеялась:

— О Эсме, ты воистину бесстыдница Эсме, не так ли?

— Вовсе нет, — ответила Эсме с достоинством, но когда все три ее советчицы дружно захохотали, в конце концов сдалась и рассмеялась вместе с ними.

Глава 38

ПОЭТИЧЕСКИЕ ЧТЕНИЯ

Миссис Кейбл испытала шок, когда обнаружила, что попала на поэтические чтения. Приглашая к себе дамский кружок шитья, леди Ролингс обмолвилась, что имеет намерение почитать вслух Библию, и миссис Кейбл решила, что, поддержав столь праведную практику, поступит весьма добродетельно. Даже присутствие скандально известного маркиза Боннингтона она находила интригующим, поскольку он был порочно хорош собой. Миссис Кейбл втайне подумала, что никогда не видела кого-либо столь обворожительного — с темно-золотистыми кудрями и могучим телом! Более того, миссис Кейбл даже поймала себя на том, что не может отвести от него глаз. Но и кроме маркиза на этом собрании было на что посмотреть. Она не сомневалась, что леди Беатрикс накрасила губы, и это в лучшем случае. Леди Уинифред, само собой разумеется, вовсю наслаждалась жизнью, прогуливаясь по комнате со своей дорогой подругой Арабеллой. Миссис Кейбл было весьма прискорбно наблюдать, как легко леди Уинифред поддается разлагающему влиянию модных нечестивцев, да и мистер Баррет-Дакрорк от нее мало чем отличался. Он, похоже, был очарован леди Уидерс, так что миссис Баррет-Дакрорк пришлось довольно резко призвать мужа к порядку. В итоге миссис Кейбл «правильное» удовольствие получала лишь при взгляде на собственного супруга, который, сидя рядом с ней, потягивал бренди и имел невозмутимо скучающий вид. Мистер Кейбл явился на чтения только после долгих уговоров; он не считал поэзию приятным времяпрепровождением.

Наконец леди Ролингс захлопала в ладоши: — Довожу до сведения тех, кто присоединился к нам недавно: сегодня вечером мы наслаждаемся декламацией стихов. Сначала леди Беатрикс прочтет отрывок из Шекспира, а потом я представлю вам выдержки из Библии.

Миссис Кейбл ощутила прилив радости. Как видно, она все же благотворно повлияла на молодую вдову. Шекспир и Библия: что может быть чудеснее?

Леди Беатрикс вышла вперед и остановилась напротив камина. На ней было платье из шелка ярко-розового цвета, и вырез лифа гораздо больше обнажал ее шею и грудь, чем это казалось приличным миссис Кейбл. Беата явно нервничала, но миссис Кейбл зачислила это в плюс: молодая леди, развлекающая важных гостей, должна прямо-таки дрожать от страха.

Как ни странно, Беата действительно трепетала; она то и дело бросала взгляды на Стивена, но он даже не улыбнулся ей. Ничто в его облике не говорило о том, что всю прошлую ночь он провел в ее постели.

— Я выбрала диалог, — объявила Беата собравшимся и откашлялась. — Диалог из «Ромео и Джульетты»[4].

— Отличный выбор, — громко произнесла леди Боннингтон. — Я без ума от Шекспира и не согласна с теми, кто критикует его за фривольность.

— Полагаю, тебе для диалога нужен партнер, — догадалась Эсме. — Пожалуйста, выбери его, Беата.

В глазах Беаты заплясали лукавые огоньки. Неплохо бы проучить Эсме, выбрав маркиза Боннингтона и сделав вид, будто она собирается увести его у подруги прямо из-под носа.

Но она, разумеется, не стала выбирать Боннингтона и, повернувшись к Стивену, одарила его томной улыбкой:

— Мистер Фэрфакс-Лейси, не будете ли вы так любезны помочь мне?

Стивен легко поднялся на ноги и взял протянутую ему книгу.

— Сперва мы немного почитаем из сцены с балконом.

— Очень хорошо! — прогремел голос леди Боннингтон. — Мне всегда особенно нравилось это: «Ромео, как мне жаль, что ты Ромео!» — Она повернулась к сыну. — Когда мы видели в прошлом году Эдмунда Кина в роли Ромео, это было восхитительно, не правда ли?

Себастьян нахмурился. Происходящее событие, на его взгляд, могло развенчать откровенно наигранную помолвку Эсме, и теперь он был готов помочь леди Беатрикс в ее усилиях заполучить Фэрфакса-Лейси.

В этот момент Стивен посмотрел на Беату и почувствовал, что его сердце вот-вот лопнет от радости. Она ухаживала за ним. Его милая девочка решила покорить его.

Он опустил взгляд на страницу:

— «Но что за блеск я вижу на балконе? Там брезжит свет. Джульетта, ты как день!»

Его глаза безмолвно говорили ей то же, что произносили губы. Она была его востоком, его солнцем, его жизнью, хотя и избегала его взгляда, уставившись в книгу, словно боялась растерять храбрость.

Беата держала книгу так, как будто ее страницы могли остановить дрожь пальцев. Она отважилась на это, она похищала его, забирала, губила.

— «Спокойной ночи! Спокойной ночи!» — прочитала она почти спокойно. — «Я тебе желаю такого же пленительного сна, как светлый мир, которым я полна».

Наконец Беата рискнула взглянуть на него. Нежная улыбка в его глазах была тем, что ей хотелось увидеть больше всего в жизни. Она вздохнула полной грудью и продолжила чтение. Дойдя до главного места, поочередно обвела взглядом сидящих перед ней слушателей. Глаза Эсме лучились смехом, серые глаза Хелен смотрели на нее с пристальным вниманием, маркиз Боннингтон — с сардоническим сочувствием, леди Боннингтон — с выражением полного понимания.

Тогда Беата повернулась к Стивену. Теперь ей не нужна была книга, она отложила ее в сторону.

— «Еще два слова, — произнесла она отчетливо. — Если ты, Ромео, решил на мне жениться не шутя, дай завтра знать…»

В этот момент к ее голосу присоединился его голос, и он протянул к ней руки.

— «С утра к тебе придет мой человек узнать на этот счет твое решенье. Я все добро сложу к твоим ногам и за тобой последую повсюду».

— Да, Беата, — ответил Стивен, улыбаясь так, что ее сердце упало и воспрянуло в один и тот же миг. — Да, Беата, да.

— Так ты согласен? — спросила она с робкой улыбкой, сжимая его руки. — Согласен?

— Что это? Отрывок из пьесы? — Мистер Баррет-Дакрорк поерзал на сиденье. — А он настоящий актер, правда?

— Я женюсь на тебе! — Голос Стивена эхом прозвенел в комнате.

У Беаты задрожали колени. Итак, давно ожидаемое наконец случилось — она сама посваталась к Стивену. Его рот был голодный, ненасытный, требовательный, и она прильнула к нему, словно уже была его женой.

— Леди и джентльмены, — произнес Стивен мгновение спустя, поворачиваясь так, чтобы его рука обвилась вокруг плеч Беаты, — позвольте представить вам будущую миссис Фэрфакс-Лейси.

Эсме громко рассмеялась, а маркиз Боннингтон воскликнул:

— Боже правый!

Одобрительно кивнув, леди Боннингтон тут же обратилась к Эсме:

— Ты, похоже, только что упустила отличного жениха, дорогая, — констатировала она и тут же добавила: — Как это удачно, что твоя матушка сегодня утром уехала!

— Да, мне очень повезло, — ответила Эсме с улыбкой.

Когда Стивен усадил Беату на диван, чтобы прошептать ей на ухо слова, не предназначенные для посторонних, Эсме расправила плечи. От волнения ее сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.

— Теперь я почитаю из Библии. — Она взяла со стола книгу и вышла вперед.

Это была Библия Майлза, семейная Библия, куда Эсме вписала имя Уильяма. Сейчас ей казалось, что Майлз одобряет ее; она словно видела его голубые глаза и сердечную улыбку.

— Приятно, что молодая вдова обращается к слову Господню, — громко заметила миссис Кейбл. — Хочется верить, что это я подала ей должный пример. .

— Но ты-то еще не вдова, — язвительно заметил ее муж.

Один Себастьян служил живым воплощением скуки; вероятно, он думал, что чтением Библии Эсме намерена угодить своему дамскому кружку шитья и таким образом заслужить репутацию благочестивой матроны. Уткнувшись взглядом в свой стакан, Себастьян почти спал…

— Я почитаю из «Песни Соломона», — объявила Эсме.

Голова Себастьяна резко взметнулась вверх.

— «Книга Песни Песней Соломона, — прочитала она, стараясь произносить слова по возможности отчетливо. — Да лобзает он лобзанием уст своих! Ибо ласки твои слаще вина».

— Разве она не сказала, что собирается читать из Библии? — поспешно справился мистер Баррет-Дакрорк — он, по-видимому, был в большом замешательстве.

— Тише! — шикнула на него леди Боннингтон; сидя с прямой спиной, она крепче сжала в руке трость. Ее глаза сияли, и — о, чудо из чудес — она улыбалась!

Между тем Эсме продолжала чтение:

— «Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви».

Себастьян неожиданно поднялся, и миссис Кейбл в недоумении уставилась на него. Эсме тоже не отрывала от него взгляда, и каждое прочитанное ею слово говорило ему правду.

— «Возлюбленный мой начал говорить мне: встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!»

Обойдя кресло, на котором сидела его мать, и диванчик с застывшей от ужаса миссис Кейбл, Себастьян направился к Эсме.

— «Вот, зима уже прошла, — тихо, словно только для него, произнесла она. — Дождь миновал, перестал; цветы показались на земле».

Забрав у нее книгу, Себастьян взял ее руки в свои большие ладони.

— «Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему». Когда его руки сомкнулись вокруг ее талии, по телу Эсме пробежала дрожь, и она подняла навстречу ему свои губы. Как могла она думать, что есть на свете что-то важнее Себастьяна, ее любви, ее души, ее сердца?

— Я люблю тебя, — сказал Себастьян хрипло, и Эсме омыли волны радости.

— «Я изнемогаю от любви», — тихо произнесла она, повторяя прекрасные слова из старинной книги.

Внезапно миссис Кейбл схватила мужа за локоть и заставила его подняться на ноги.

— Это просто ужасно! — прошипела она. — Ужасно! Однако Эсме не обратила на нее никакого внимания, наслаждаясь восхитительным кольцом рук Себастьяна, и миссис Кейбл наконец поняла, что произошло. Она проиграла борьбу за душу вдовы, и дьявол одержал победу.

— Мы уходим! — Она повернулась и тут же обнаружила, что дорогу ей перегораживает маркиза Боннингтон.

— О, мне вас так жаль! — Миссис Кейбл прищурилась. — Впрочем, ваш сын вполне достоин этой вертихвостки…

— Возможно. — Что-то в глазах маркизы заставило миссис Кейбл вздрогнуть. — Но наверняка вы пожелаете поздравить счастливую пару, прежде чем покинете нас.

И тут миссис Кейбл проявила характер, мало чем уступавший характеру маркизы.

— Ни за что! — Казалось, она готова прожечь леди Боннингтон взглядом. — Буду вам премного благодарна, если вы окажете мне любезность и объявите вашей безнравственной невестке, что дамский кружок шитья в ее услугах больше не нуждается.

Маркиза отступила на шаг, и это позволило мистеру Кейблу наконец с облегчением вздохнуть. Он уже начал бояться, что его жена вцепится в знатную аристократку мертвой хваткой и тогда избежать скандала не удастся.

— Нисколько не сомневаюсь, что она будет этому очень рада. — Маркиза презрительно скривила губы.

Все эти непристойности, происшедшие у нее на глазах, до такой степени взбесили миссис Кейбл, что она лишь спустя много часов осознала печальный факт: остальные члены дамского кружка шитья за ней так и не последовали. Это означало полную катастрофу: славное и столь дорогое ее сердцу мероприятие приказало долго жить.

Тем не менее миссис Кейбл и не думала сдаваться: по прошествии месяца она основала вязальный кружок, пригласив женщин из деревни, гордившихся тем, что несут слово Господа невежественным крестьянам, и оставшийся без ее руководства дамский кружок шитья ударился в распутство и всем составом отправился на свадьбу леди Ролингс с маркизом. В обществе отметили, что мать леди Ролингс на свадьбе не присутствовала, но вес маркизы Боннингтон и ее неограниченное влияние в обществе сделали эту свадьбу самым модным событием сезона.

Леди Беатрикс отметила свое вступление в брак с мистером Фэрфаксом-Лейси куда скромнее: их бракосочетание почтили своим присутствием лишь самые близкие члены ее семьи — горячо любимые сестры. Их головы на свадьбе украшали венки из маргариток, но осуждать девушек за это было просто некому. А когда молодожены вернулись в Лондон и в обществе заметили, что произошло, у молодой миссис Фэрфакс-Лейси оказалось столько могущественных друзей, что о ее запятнанной репутации никто не смел и заикаться.

Хелен, графиня Годуин, отправилась проведать подругу герцогиню Гертон, находившуюся в уединении. Все лето и осень Хелен неустанно думала о ребенке, которого собиралась завести с помощью своего мужа или без него, но это у нее было еще впереди.

Первый эпилог

МАЛЕНЬКОЕ ПЯТНЫШКО И БОЛЬШИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Эсме проснулась, как и всегда в последнее время, с мыслью об Уильяме. Все ли с ним в порядке? Секундой позже она поняла, что ее разбудил радостный детский смех. Занавески были открыты, и в комнату вливался яркий солнечный свет. Себастьян в одних панталонах стоял у окна, его плечи вздымались восхитительной горой мышц, а из-за его левого плеча выглядывал, болтаясь в воздухе, крохотный сжатый кулачок. Держа Уильяма на одной руке, Себастьян подбрасывал его вверх. Голову Эсме немедленно наводнили мысли о сквозняках. Она никогда не позволяла Уильяму приближаться к окну, даже несмотря на разгар лета… Но на этот раз Уильям так радостно визжал от восторга!

Однако когда Эсме заметила, что младенец сидит на согнутом локте Себастьяна и на нем даже нет подгузника, у нее сердце ушло в пятки. Она никогда не раздевала ребенка догола!

Вцепившись Себастьяну в волосы, малыш весело повизгивал, и Эсме поймала себя на том, что не может оторвать взгляд от этой поразительно красивой пары.

Внезапно она подумала, что один из самых упитанных, здоровых и счастливых детей на свете вряд ли напоминает ее еще недавно такого больного и хрупкого сына.

— Тебе так нравится, сынок, правда? — спрашивал Себастьян каждый раз, когда подбрасывал Уильяма и тот весело хохотал. Потом он, прижав ребенка к груди, начал целовать его кудри и только тогда заметил, что Эсме смотрит на них. Он смутился, не зная, как она отреагирует на эту сцену.

— Ему нравится, Эсме. Видишь? — Себастьян пощекотал маленький пухлый животик. В знак подтверждения Уильям откинулся на его плечо и залился хохотом.

— Он у нас здоровенький, правда? — осторожно спросила Эсме.

— Здоровый, как поросеночек, — подтвердил Себастьян.

— О Боже, — выдохнула Эсме. — Я только боюсь, что…

Себастьян перенес Уильяма на постель.

— Обещаю тебе, он не простудится. Я бы никогда не стал раздевать его, если бы подозревал, что малыш может захворать.

Уильям, лежа на одеяле, махал ручками и брыкался, радостно празднуя освобождение от трех слоев шерстяных одежек.

— Сейчас лето, Эсме, — мягко заметил Себастьян. — В саду цветут розы. Я думаю, что упражнения пойдут ему только на пользу. — Он перевернул малыша, и Уильям вопросительно поднял свою большую голову. — Он уже учится держать голову, — сообщил Себастьян таким счастливым голосом, словно Уильям получил высшую степень Оксфордского университета.

На крепкое маленькое тельце мальчика лился солнечный свет, освещая его каштановые волосы, так похожие на волосы отца, его голубые глазки смотрели на Себастьяна с лаской, доставшейся по наследству от Майлза; но, кроме этого, Эсме заметила еще кое-что.

В самом низу его позвоночника виднелось маленькое пятнышко, похожее на звездочку, — отметина, которой не было при рождении, но которая теперь, несомненно, присутствовала.

— Себастьян, — тихо позвала она, и что-то в ее голосе заставило его оглянуться. — Посмотри.

Себастьян уставился на поясницу сына и не произнес ни слова.

— Что ты об этом думаешь?

— Это очень похоже на ту отметину, которая имеется у меня на пояснице, — сказал он медленно. Его лицо выглядело в эту минуту скорее озадаченным, чем обрадованным.

Внезапно он рассмеялся:

— А я никогда не сомневался, что прав! К тому же я и без того уже любил его всем сердцем.

Эсме подняла на него сияющие глаза:

— О, Себастьян, что бы я без тебя делала? Некоторое время он смотрел на нее любящим взглядом, потом широко улыбнулся:

— Я не стану отвечать, потому что этого никогда не будет.

Уильям перевернулся и энергично махал маленькими ручками, но его папа и мама не видели, как он машет феям, танцующим в воздушном столбе пыли, выхваченном солнечным лучиком. Они соединились в объятиях, и папа поцеловал его маму так, как будто она была самым восхитительным, самым желанным, самым прелестным созданием на свете, а она — как будто была готова отдать все сокровища мира за то, чтобы вечно оставаться в его руках.

Второй эпилог

В КОТОРОМ ПУРИТАНИН ТЕРЯЕТ РЕПУТАЦИЮ

Лето было в самом разгаре, и в воздухе висела густая пыль. Улицы пропахли навозом, и этот запах не щадил даже дома самых богатых горожан. Проник он и в дом леди Трандл-бридж, в котором проходило грандиозное событие — ежегодный бал. Даже букетики лаванды не помогали, будучи не в силах заглушить вонь.

— Фу! — воскликнул почтенный Джерард Бандж, не отрывая от носа надушенный платок. — Не могу дождаться конца сезона. Даже я начинаю подумывать о деревне, хотя, знаете, терпеть не могу даже вида овец.

— Я чувствую то же самое, — со вздохом призналась его кузина Фелиция Сэвилл, обмахиваясь веером с таким энтузиазмом, что испортила бы себе прическу, если бы перед этим не укротила волосы щипцами для завивки. — Лондон в конце сезона просто ужасен. — Она выпрямилась и с резким звуком захлопнула веер. — Я уезжаю в деревню завтра же, Джерард. Все равно сезон подходит к концу, и даже на этом балу никуда не деться от невыносимой скукоты.

Джерард кивнул:

— Нам остается питаться обрывками сплетен, моя дорогая. Ты ведь видела Фэрфакса-Лейси с молодой женой?

— Этот брак обречен, — уверенно ответила Фелиция, видимо, вспоминая собственный опыт. — Мне даже показалось, что я чуть раньше видела здесь Сандхерста. Может, Беата теперь возобновит эту связь, ведь отныне ей ничто не угрожает, поскольку она теперь замужем.

Джерард одобрительно хмыкнул:

— Полагаю, ты знаешь, что говоришь, кузина. Смотри, вон Беатрикс танцует с лордом Пилвертоном. Она довольно изысканна; ты не можешь упрекнуть Сандхерста в отсутствии вкуса.

Но Фелиция никогда не любила рассуждать о прелестях других женщин, особенно таких, как леди Беатрикс, чьему вкусу ей оставалось только завидовать.

— Я хочу прогуляться по саду, — капризно заявила она.

— Но мои красные каблуки не годятся для посыпанных гравием дорожек…

— Брось, они давно вышли из моды, и нечего их беречь. Я не хотела упоминать об этом, но в этом году никто не носит красные каблуки, кроме тебя. — Через большие двустворчатые двери Фелиция вышла в сад, кузен нехотя последовал за ней.

Однако они были не единственными, кто сбежал из душного бального зала. Узкие тропинки сада леди Трандл-бридж буквально кишели обливающимися потом аристократами; их накрахмаленные галстуки свисали вниз мятыми тряпками. Среди них Стивен Фэрфакс-Лейси шагал по дорожке с такой поспешностью, словно надеялся в быстром движении хлебнуть побольше свежего воздуха. Беата уговорила его бросить курить трубку, и хотя в целом это была неплохая идея, иногда все же возникали моменты, когда он больше всего тосковал по запаху хорошего табака.

Размышляя о Беате и трубках, он свернул за угол и столкнулся нос к носу с Сандхерстом — человеком со скандальной репутацией, способным соблазнить юную девушку прямо в гостиной и к тому же так запятнавшим честь Беаты.

С моноклем, висевшим на серебряной цепочке у него на груди, Сандхерст имел весьма самоуверенный вид.

Едва приметив Стивена, Сандхерст начал без предисловия:

— Я делал ей предложение!

Но Стивен не слышал его. Не зря он изо дня в день на протяжении последних десяти лет тренировался в боксерском салоне Джексона. Теперь час настал, хотя еще секунду назад он и не подозревал об этом.

— Мистер Фэрфакс-Лейси! — Сандхерст попятился. — Почему бы нам просто не поговорить как джентльмен с джентльменом?

— Как кто? — Стивен надвигался на него медленной поступью волка. — Как джентльмены?

— Ну да! — выдохнул Сандхерст.

— А тебе не кажется, что ты утратил это звание еще несколько лет назад? — Стивен молниеносно нанес удар, и Сандхерст, качнувшись, схватился рукой за челюсть.

— А вот и драка! — прокричал чей-то радостный голос за плечом Стивена, но он не обратил на говорившего ни малейшего внимания. Его рука выпрямилась, и Сандхерст, отлетев, приземлился на пятую точку.

Стивен ощутил горечь разочарования. Неужели этот человек и дальше собирается играть роль боксерской груши? Размышляя над этим, он бесстрастно наблюдал, как Сандхерст поднимается с усыпанной гравием дорожки.

К этому моменту вокруг них образовалась целая толпа любопытных, и она все разрасталась. Собравшиеся выясняли друг у друга, кто дерется, а узнав, переходили на шепот.

Из-за спины Сандхерста раздался чей-то вразумляющий голос:

— Бога ради, милейший, возьмите себя в руки!

К нему присоединились другие, подбадривая, как это делают зрители на петушиных боях.

—  — Ну что за размазня! Сандхерст, старина, покажи себя, не будь тряпкой!

Стаскивая с себя куртку, Стивен сосредоточился на противнике. Удар в голову, подумал он про себя, а потом крюк левой. Сделав обманный маневр правой рукой, он снова двинул Сандхерста в челюсть и тут же получил ответ в правый глаз. Проклятие, теперь Беата потребует объяснений! Проснувшееся в нем раздражение немедленно передалось его правой руке, и Сандхерст рухнул на землю, как подрубленное дерево. Стивен толкнул его ногой, чтобы убедиться, что противник больше не опасен, после чего огляделся. Подняв веер, чтобы Стивен не слушал, хозяйка дома сказала что-то даме рядом, и та громко рассмеялась:

— Вот, оказывается, чем все заканчивается, когда поведешься с палатой общин!

Наклонившись за сюртуком, Стивен почувствовал на локте чью-то руку.

—  — Мистер Фэрфакс-Лейси, — услышал он голос Фелиция Сэвилл. — Не окажете ли любезность проводить меня до дома?

— Если вы позволите мне одеться. — Стивен вежливо поклонился.

— Едва ли благоразумному члену парламента пристало так вести себя, — со смехом заметила Фелиция, когда они возвращались к дому. — И тем не менее сегодня вы стали героем.

— Очень сомневаюсь. Уверен, леди Трандлбридж не одобрит моего поступка.

Фелиция пожала плечами:

— Вы защищали честь вашей жены. Любая разумная женщина должна вам аплодировать!

Столь бесхитростный комплимент заставил Стивена улыбнуться, и Фелиция ощутила, как в животе у нее разлилось приятное тепло. Может, если Беатрикс возьмется за старое, она сумеет утешить ее заброшенного мужа?

В дверях бального зала Стивен откланялся.

— Пойду поищу жену, — со вздохом сказал он и ушел, даже не оглянувшись, оставив Фелицию размышлять о том, почему она раньше не замечала, какой он мускулистый и элегантный мужчина.

Отвернувшись, она встретилась глазами с любопытным взглядом одной из своих закадычных подруг.

— Ты видела драку? — возбужденно спросила Пенелопа. — Правда, что Фэрфакс-Лейси назвал Сандхерста болтливым мерзавцем?

Взгляд Фелиции еще сохранял мечтательное выражение.

— Наконец-то появился мужчина, которого стоит завоевать, — прошептала она, — мужчина, который подобно средневековому рыцарю защищал честь своей супруги. Он не раздумывая положил Сандхерста на обе лопатки!

— Неужели он намерен продолжать в том же духе? — прыснула Пенелопа. — Если только замужество не изменило натуру леди Беатрикс, у него будет много работы.

Фелиция проводила взглядом темноволосую голову Фэрфакса-Лейси, медленно продвигавшегося к противоположному концу зала.

— Ну уж не знаю, какой надо быть дурой, чтобы от него бегать, — вздохнула она.

Беата уже начала уставать; туфли безобразно ей жали, а Пилвертон — спасибо невероятно быстрому вальсу — оставил на ее платье влажное пятно от руки.

Услышав голос мужа, она радостно обернулась и тут же воскликнула:

— Стивен! Что, скажи на милость, с тобой приключилось?

— Ничего существенного. — Он небрежно улыбнулся. — Надеюсь, ты готова ехать, дорогая? Здесь чертовски жарко!

— Ну уж нет! Сначала ты расскажешь мне, что натворил.

— Ну, устроил зрелище, — нехотя сообщил он. — Кулачный бой на публике. Не стоит удивляться, если моя репутация достопочтенного участника дебатов рухнет. — Он энергично потащил ее вон из бального зала. — Думаю, для нас настало время удалиться в деревню.

— Но мы не можем ехать в деревню. — Беата подозрительно уставилась на него. — Парламент еще с неделю будет продолжать работу. А все-таки с кем ты подрался? Только не говори, что вынужден был прибегнуть к кулакам, обсуждая акт об огораживании?

Стивен открыл дверь в библиотеку и, когда Беата вошла внутрь, прислонился к двери и улыбнулся.

— Произошло что-то в этом духе.

— Неужели! Трудно поверить, что солидные, респектабельные члены парламента способны опуститься до насилия. А теперь что ты делаешь, Стивен?

Он повернул ключ в замке.

— Больше я не солидный член парламента, потому что завтра утром подаю в отставку и не стану участвовать в перевыборах.

За его спиной раздался звук.

— Там кто-то хочет войти, — заметила Беата. В дверь снова громко постучали.

— Здесь Фэрфакс-Лейси, — прорычал Стивен. — Я целую свою жену. Ступайте и расскажите об этом леди Трандлбридж.

Мгновение стояла тишина, а затем они услышали звук быстро удаляющихся шагов. Потом комната снова погрузилась в безмолвие, если не считать невнятного шума бала, доносившегося с другого конца дома.

— Стивен Фэрфакс-Лейси!

— Тебе что-то не ясно? Я обыкновенный сумасшедший, влюбленный в свою жену. — Он обхватил ее лицо ладонями. — Поэтому я хочу овладеть тобой прямо здесь, на балу леди Трандлбридж, и этим раз и навсегда испортить свою репутацию.

Когда его рука легла ей на грудь, Беата уже от одного этого прикосновения ощутила жгучее удовольствие, пронзившее все ее тело. Стивен тут же перенес ее на кушетку, где, хватая ртом воздух, она задыхалась от страсти. Ее лицо покрыл пламенеющий румянец, и она, забыв обо всем на свете, почти утратила связь с реальностью.

— Дорогой, — томно произнесла Беата, убирая его руку, сумевшую каким-то образом забраться ей под платье и проделывавшую там возмутительные, недостойные джентльмена эскапады.

— Да?

Он был слишком увлечен. Вырез ее платья был столь удобным, что Стивен подивился, как мог когда-то считать такое декольте чрезмерно низким. Теперь он убедился, что оно идеально отвечает его потребностям. Беата попыталась его оттолкнуть.

— С кем именно ты подрался?

Стивен поднял голову и дразнящим взглядом посмотрел на нее. Его правый глаз опух и почти закрылся, но блеск желания присутствовал даже в нем.

— Да говори же!

— С Сандхерстом. Беата ахнула.

— Мы подрались из-за акта об огораживании, как ты верно догадалась. Я такой же, как все эти скандальные овцеводы, а ты — моя, и я тебя огораживаю.

— Но…

— Тише. — Он снова поцеловал ее. В глазах Беаты засверкали слезы.

— О, мой дорогой, — прошептала она, — я так люблю тебя!

— Надеюсь, теперь мы можем ехать домой? Мы и так провели в Лондоне месяц, нас повсюду принимали. Я даже забрел в парламент и послушал их ослиные дебаты. Наша женитьба не погубила мою карьеру — на самом деле, судя по тому, как лорд Ливерпуль глазел на тебя, меня выберут в кабинет, если у меня не хватит ума отправиться быстренько в отставку.

От радости Беате хотелось плакать. Ей очень повезло — ведь она не только нашла его, но и осознала его правоту. Он был прав, она не погубила его карьеру.

— О, Стивен, как же я тебя люблю!

— Я заставил тебя добиваться меня. — Он ласково заглянул ей в глаза. — Теперь настал мой черед ухаживать за тобой. — Его руки сомкнулись вокруг ее талии — те самые руки, которые никогда ее не бросят, никогда не отпустят. — Цветы на рассвете, — прошептал он ей на ухо. — Венки из маргариток на завтрак, шампанское в ванну.

Изо всех сил стараясь не расплакаться, Беата проглотила ком душивших ее слез.

— Я так люблю тебя!

— Полагаю, Ромео выразился лучше. — Стивен провел губами по ее губам. — Ты и впрямь любовь моя, жена моя.

1

Законы, регулировавшие ввоз и вывоз зерна. — Здесь и далее примеч. пер.

2

Пограничная деревня в Шотландии, где браки заключались без необходимых в Англии формальностей.

3

Лондонский аукцион чистокровных лошадей.

4

Перевод Б. Пастернака.