Слеза побежала по обветренной щеке жены фермера. Она прижала к себе свою старшую дочь.
 
       Я грустна и одинока, сердце рвется из груди.
 
      Низкое контральто Шейлы Тайрон заполнило амбар. Ветер стих. Гроза почти прекратилась. Жена фермера и семеро ее детей расселись на доске, поставленной на два бочонка. Сам фермер, как часовой, стоял у входа в стойло. Дробовик лежал у его ног.
      Два его старших сына сидели на перекладине у другого стойла и, открыв рот, смотрели на Шейлу. От нее невозможно было оторвать глаз.
 
       Милый мой меня не любит.
 
      Взяв верхнюю ноту, она с грустной, но в то же время теплой, многообещающей улыбкой посмотрела на зрителей. Юноши покраснели.
 
       Смерть, скорее приходи.
 
      Последний звук замер в воздухе. Семья фермера сидела как завороженная. Секунд двадцать никто не шевелился.
      Майк подмигнул Миранде, которая была очарована не меньше зрителей. Он усмехнулся и растянул меха гармоники.
      Шейла приняла игривую позу.
 
Раз приехал фермер в город,
Фургон его поломан.
Но только фермер тот,
Кто кормит всех.
 
      Увидев, с какой гордостью фермер огляделся по сторонам, Миранда зажала рот рукой, чтобы не рассмеяться. Шейла продолжала свою балладу. Фермер заметно оживился, недовольное выражение постепенно исчезло с его лица.
 
А пастор и повар у ручья
Гуляли половину дня.
 
      Шейла взмахнула рукой, и актеры подхватили припев:
 
Но только фермер тот,
Кто кормит всех.
 
      Жена фермера довольно улыбнулась, а ее муж, сунув руки в карманы, обвел взглядом всех, чтобы увидеть, как они реагируют на эту песню. Он перехватил взгляд жены и улыбнулся ей. В густой бороде сверкнули его потемневшие от табака кривые зубы.
      Когда Шейла закончила свою песенку, которую вместе с ней уже пели все, жена фермера откровенно сияла от удовольствия и что-то шептала своей дочери.
      – Спасибо, мисс Тайрон. Спасибо. Мы все в восторге от вашего прекрасного голоса. – Шрив поддержал аплодисменты, а потом вышел вперед и, взяв руку Шейлы, поднес ее к губам. Маленькие девочки захихикали, когда Шейла подмигнула им и сделала глубокий реверанс. – А сейчас перед вами предстанет только что прибывший из Лондона, где он выступал перед самой королевой Викторией, мистер Фредерик Франклин.
      Миранда протерла глаза. Невысокий мужчина, постоянно жаловавшийся на холод, казалось, вырос у нее на глазах. Его движения, посадка головы, разворот плеч исполнились достоинства. Как и прежде, в его речи было много непонятных слов, но чем дольше она слушала, тем больше начинала понимать. У детей, заметила она, были те же проблемы, что и у нее, но в конце концов, перестав вертеться, они стали внимательно слушать.
      Женщина, очевидно, знала, о чем идет речь в этой истории, потому что она что-то зашептала на ухо дочери, а та передала ее слова по цепочке остальным детям.
      Когда Фредерик произнес последние слова: «За Цезарем ушло в могилу сердце. Позвольте выждать, чтоб оно вернулось», она начала аплодировать. Муж обнял ее за плечи, а она подняла на него сияющие глаза и сказала ему что-то на незнакомом языке.
      Муж ответил ей тем, что погладил жену по щеке.
      Потом Шрив представил Джорджа Уиндома, который вышел вперед с длинным футляром и церемонно протянул его Фредерику. Открыв футляр, Фредерик бросил на публику отчаянный взгляд. Его игра была столь убедительной, что один из младших детей испуганно сунул палец в рот и прижался к старшему брату, сидевшему рядом.
      Мужчины обнажили рапиры и встали в позицию. Двое старших мальчиков возбужденно переглянулись. Сверкнувшие клинки со звоном скрестились. Каждый фехтовальщик сделал по выпаду и отразил удар противника, затем они, поменявшись местами, продемонстрировали то же самое. Наконец Фредерик выполнил серию отличных ударов. Бой завершился тем, что рапира вошла под мышку Джорджа, как бы проткнув его насквозь.
      Джордж пронзительно вскрикнул и пошатнулся.
      Младшие дети завизжали. Малыш, который сосал палец, уткнулся лицом в плечо брата. Потом Джордж, изгибаясь, соскользнул на землю, поднял руку в знак прощания и, вздрогнув всем телом, с мольбой в глазах умер.
      Фредерик сделал вид, что вытирает клинок, и опустился на колени рядом с поверженным противником. Минуту он держал паузу, потом вскочил на ноги и подал руку Джорджу. Они раскланялись, зрители зааплодировали, а дети вытерли слезы.
      Наконец вперед вышел сам Шрив Катервуд. Он обвел взглядом публику, его улыбка была обращена к каждой женщине: и к жене фермера, преждевременно состарившейся женщине, и к ее старшей дочери, смущенно зардевшейся юной девушке, и к самой маленькой девочке, с улыбкой смотревшей на него во все глаза. Он повернулся, сделал несколько шагов назад, опять повернулся к зрителям и начал монолог Петруччо: «Хочу я выгодно жениться в Падуе».
      Актеры начали играть сокращенный вариант «Укрощения строптивой». Джордж вышел в роли Гортензио, который объяснил, что Катарина строптива и зла, но Петруччо поклялся, что все равно женится на ней. Появилась Катарина, которую играла Шейла Тайрон, и схватка началась. Фредерик прекрасно играл Грумио, а Майк был не плох в роли Люченцио.
      Фермер и вся его семья смеялись и аплодировали.
      Старшие мужчины затаили дыхание, когда Петруччо послал за Катариной посреди ночи, чтобы сказать, что они покидают дом ее отца. Когда она согласилась с ним, что солнце действительно ярко светит, они все довольно заулыбались.
      В этот момент новый раскат грома прервал речь актеров. Шрив поднял руку к небесам.
      – «Катарина, – обратился он к Шейле. – Я говорю, что солнце ярко светит».
      Шейла в шутку подбежала к двери амбара и сделала вид, что выглядывает наружу. Когда она вернулась, то ответила кротко: «Ну ясно, солнце – Божья благодать».
      Младшие дети от смеха попадали со скамьи.
      В конце, когда она произнесла свой последний монолог и он заключил ее в свои объятия, Миранда почувствовала, как у нее самой сильнее забилось сердце.
      – «Ай да жена! Кэт, поцелуй! Вот так!» Вновь черные глаза нашли ее, как это было в тот вечер, когда он играл Ромео. Миранда ощущала их власть, чувствовала, как они притягивают ее к нему. Как бы защищаясь, она обхватила руками балку, которая поддерживала лестницу, ведущую на сеновал.
      Шрив улыбался ей, а его взгляд уже как бы обнимал всех женщин среди зрителей. В то же время Шейла Тайрон, изогнувшись в его объятиях, повернулась лицом к зрителям и игриво подмигнула. Каждая женщина вздохнула, а мужчины гордо подняли головы.
      Когда представление закончилось, фермер долго тряс руку Шрива. Его жена послала старших сыновей принести из дома огромный горшок с тушеным мясом и корзинку с хлебом и кексами. На сене расстелили скатерть, и актеры принялись за трапезу.
      – Вы были великолепны, – с восторгом заявила Миранда, откусывая большой кусок ржаного домашнего хлеба. Она так долго была без еды, что даже забыла, когда ела последний раз, а теперь все никак не могла насытиться.
      Шейла Тайрон плотнее закуталась в одеяло и недовольно посмотрела на всех.
      – Великолепны, как же!
      – Приободрись, Шейла, – посоветовала Ада. – Ты никогда еще не пела так хорошо. Даже я расчувствовалась.
      – У меня была причина петь, – последовал саркастический ответ. – Я пела, чтобы заработать себе ужин.
      – Я считаю – учитывая все обстоятельства, – что это представление было выше среднего. – Шрив указал своей ложкой в сторону Фредерика. – Ты опять путал слова Антония и Брута, Фредди. Жена фермера знает сюжет и, должно быть, это заметила.
      – Прости, старина. Но я видел, что захватил их внимание, и решил не прерывать выступление.
      – Такая трудная публика, – язвительно пробормотала Шейла.
      – Ваши песни, – сказала Миранда, – были просто замечательными. И фермер был так доволен, когда вы запели ту балладу о фермерах. Все получилось очень удачно.
      Все они удивленно уставились на нее. Шейла фыркнула. Шрив покачал головой и тяжело вздохнул.
      – Мне казалось, мы подобрали тебя в Чикаго.
      Миранда озадаченно посмотрела на него.
      – Я забралась в ваш фургон в Чикаго.
      – А говоришь ты так, будто только что явилась из глухой деревни.
      – Не понимаю.
      Ада участливо наклонилась к ней.
      – У нас есть песни для самых разных зрителей, дорогуша. Если бы она выступала перед солдатами, мы бы пели «Джонни ушел в солдаты».
      – Если мы выступаем перед образованной публикой, – наставительно произнес Фредерик, – она поет «Барбару Аллен» или «Плотника».
      – Вот оно что.
      – Не переживай, – посоветовал Шрив. – Завтра мы отправимся в путь. Один из сыновей хозяина обещал проводить нас до парома, чтобы мы могли быстрее переправиться на тот берег. Еще неделя – и мы будем в Сент-Луисе. А там, девочка моя, ты найдешь другую труппу, с которой продолжишь путь. Или лучше того – вернешься к своей семье.
      – Нет. Мне некуда возвращаться. Ада печально посмотрела на девушку.
      – Твоя мама, должно быть, вне себя от горя, детка. Она думает, что тебя похитили или даже убили.
      Миранда закрыла глаза. Она ужасно скучала по матери, но тем не менее не могла забыть выражение глаз Уэстфолла. Даже сейчас мурашки побежали у нее по спине и тошнота подступила к горлу. Она поступила правильно. Единственное, о чем она сожалела – что она не могла сообщить матери, что жива и здорова. Может быть, через несколько дней она сможет послать ей письмо. Когда она открыла глаза, все актеры смотрели на нее. Миранда закусила губу.
      – Я же сказала, что у меня нет семьи. Ада пожала плечами, укрывшись одеялом.
      – Какая ты упрямая. – Она устроилась на сене в пустом стойле. – Иди сюда, девочка, вдвоем нам будет теплее. У меня тоже нет ни матери, ни дома.
 
      – Я написала письмо Адольфу Линдхауэру, – сказала Рут Уэстфоллу. Она выглядела очень бледной и грустной, несмотря на модную шляпку из темно-синего бархата, которую купила ей мать.
      Ставший всего три часа назад ее мужем Уэстфолл бросил на нее недовольный взгляд.
      – Кому?
      – Адольфу Линдхауэру. Его сын столько лет был другом Миранды. Они были практически неразлучны в форте Галлатин.
      Упоминание о форте прояснило память Уэстфолла.
      – Боже мой! Ты хочешь сказать, что написала письмо этому эмигранту? Какое отношение он может иметь к исчезновению твоей дочери?
      Рут неприятно поразило раздражение в голосе мужа.
      – Я подумала, что должна предупредить его. Если она убежала, то она должна была где-то прятаться. Куда же ей еще поехать, как не в форт Галлатин, где у нее есть друзья?
      – Как она могла добраться туда? – удивился Уэстфолл. – В доме ничего не пропало, за исключение нескольких долларов. Ты же сама мне сказала. Ни драгоценностей, ни столового серебра. Она не могла добраться даже до Сент-Луиса, не то что до Вайоминга. Билеты на поезд и дилижанс стоят денег. – При виде побледневшего лица жены он замолчал, потом обнял ее и улыбнулся. – Не расстраивайся. Но право же, Рут, ты могла бы сначала посоветоваться со мной, прежде чем писать письма. Тебе не пришлось бы напрасно тратить время. Я уверен, Миранда где-то в Чикаго.
      – Но почему мы не нашли ее? – Рут в волнении сжала руки.
      – Потому что она не хочет, чтобы ее нашли. – Он взял ее руки в свои и привлек ее к себе. Его усы защекотали уголок ее губ.
      Затаив дыхание, Рут замерла.
      – Я не могу не волноваться. Уэстфолл вздохнул и убрал руку.
      – Я зная, дорогая. Я прекрасно понимаю тебя.
      – Правда, Бенджамин? В самом деле понимаешь? – Она с надеждой подняла на него глаза.
      – Да, дорогая. Я же не чудовище. Я же не требую от тебя интимной близости немедленно. – Он провел кончиками пальцев по ее щеке.
      – О Бенджамин. – Рут робко улыбнулась. – Я так взволнована и расстроена. Я хочу быть тебе хорошей женой, но я не могу ни о чем думать, кроме Миранды.
      – Конечно, моя дорогая. – Он опять обнял ее и прижал к себе. – Конечно. – Чувствуя ее тело рядом с собой, Уэстфолл закрыл глаза. Он жаждал обладания этой женщиной многие годы. Сейчас он ощутил в своем теле нарастающее желание, но, отстранив ее от себя, ободряюще ей улыбнулся. – Мы подождем, пока ты будешь готова.
      Рут улыбнулась в ответ с нескрываемым облегчением.
      – Давай спустимся в столовую к ужину. – Он открыл перед ней дверь. – Но прошу тебя, Рут, не делай ничего, не посоветовавшись со мной. Не рассылай письма по всей стране. Они могут повредить Миранде, когда она вернется. – Запах ее духов ударил ему в ноздри, когда она начала спускаться по лестнице впереди него. Уэстфолл заскрежетал зубами и мысленно послал проклятие своей падчерице.
 
      – Он нанял другую труппу, – мрачно сообщил Шрив. – Как он посмел! Мы прибыли сюда всего на три дня позднее, но остались без работы. Он еще дорого за это заплатит. Даю слово. – И он показал кулак закрытой двери театра.
      – Мне следовало проверить эту ось, – сокрушенно произнес Майк.
      – Ты ни в чем не виноват. Эта чертова штука казалась целой. Ты не мог определить по ее виду, что она может сломаться.
      – Что теперь понапрасну расстраиваться, – сказала Ада. – Надо решить, что мы будем делать.
      – Выйдем на улицу, – съязвила Шейла.
      – С твоим опытом ты, вероятно, будешь иметь успех. – Фредерик окинул взглядом ее восхитительную фигурку.
      Шейла Тайрон, бросив на него взгляд, способный испепелить кого угодно, язвительно произнесла:
      – Ну, не знаю, Фредди, старина. А вот, если ты нарумянишься, то кое-кто определенно клюнет.
      – Сука!
      Она только пожала плечами.
      – В этом городе есть портовый район, Шрив. И плавучие таверны. Мы найдем какую-нибудь работу там.
      – Мы серьезные актеры, – возразил Шрив. – Они не захотят смотреть Шекспира.
      – Пусть так. Мы сыграем то, что они захотят. – Она указала в ту сторону, откуда они только что прибыли. – Там мы найдем работу. Можешь быть уверен.
 
      В конце концов они действительно нашли работу на сцене плавучей таверны «Алмазная королева». Сцена была маленькая, всего десять на восемь футов, и имела один выход в крошечную комнатку, где актеры толпились перед выходом.
      У капитана Коннела О'Тула было красное лицо, копна рыжих волос, слегка тронутых сединой, вздернутый нос и голубые водянистые глаза. На самом деле его вовсе не интересовали актеры, но имя Шейлы Тайрон привлекло его внимание. Он взглянул на нее с палубы своего плавучего казино. Когда она улыбнулась ему, играя своим кружевным зонтиком, он даже поскользнулся на трапе, торопливо сбегая вниз.
      – «Сыновья Мельпомены» – именно то, что вам необходимо, сэр, чтобы развлекать ваших гостей, пока они поглощают отменные блюда, что вы подаете. – Локоны ее светло-каштановых, недавно окрашенных волос выгодно оттеняли сияющие карие глаза. Кокетливая зеленая шляпка с желтыми перьями была ей очень к лицу.
      – О да, я подаю отменные блюда.
      – Не сомневаюсь. И отличные вина.
      – Верно, но, видите ли, я никогда… – Он покачал головой с явным сожалением.
      – Вам давно пора нанять театральную труппу, сэр. Подумайте, как изысканно будет выглядеть ваше заведение. Настоящая труппа актеров для развлечения и образования ваших гостей. Капитан Коннел О'Тул представляет Шейлу Тайрон. – Она протянула ему руку, кокетливо улыбнулась и сделала глубокий реверанс. – И «Сыновей Мельпомены».
      В глазах Коннела появился плотоядный блеск. Он окинул взглядом ее соблазнительную фигурку. В глубоком вырезе платья была видна ложбинка между грудями. Кожа Шейлы была белой и нежной. Коннел задумчиво приподнялся на носках.
      – Сомневаюсь, что я могу платить вам…
      – О, не говорите мне об оплате, – шутливо отмахнулась Шейла. Ее ирландский акцент с каждой минутой усиливался. – Леди не пристало вести разговоры о деньгах с джентльменом. Позвольте мне представить вам мистера Шрива Катервуда, импресарио нашей маленькой труппы. С ним вы обговорите все условия.
      Шрив выступил вперед. Он выглядел совершенно спокойным, хотя его покрасневшая шея свидетельствовала о том, насколько он нервничает.
      – Мы – королевская труппа, мистер… капитан О'Тул. Мистер Майкл Лониган – наш…
      О'Тул сложил руки за спиной. Его нижняя губа упрямо оттопырилась.
      – Я могу платить двадцать долларов в неделю леди и двадцать – на всех остальных.
      – Сорок пять в неделю на всю труппу. Шейла получит десять, а если вы заплатите ей отдельно за ее песни, то она будет вам очень признательна. Я получу десять, Майкл десять, остальные – по пять. А девочка будет работать бесплатно.
      О'Тул взглянул на Миранду, сидевшую на стуле.
      – А что она умеет делать? Шрив пожал плечами.
      – Может выполнять разные мелкие поручения.
      Капитан посмотрел на свою маленькую сцену. На его лице появилось выражение, делавшее его поразительно похожим на упрямого бульдога. Он уже собрался отрицательно покачать головой, когда Майк Лониган достал гармонику.
      Шейла мило улыбнулась и запела:
 
О, скажи мне, Шин О'Фаррелл,
Почему ты так спешишь?
 
      О'Тул замер. Затем его тучное тело начало тихонько раскачиваться в такт песни, глаза увлажнились.
 
Тише, милая, послушай,
Он сказал, зардевшись жарко.
 
      Плавной, легкой походкой Шейла поднялась на маленькую сцену и повернулась к очарованному капитану. Кружевной зонтик оттенял ее милое личико. Майк Лониган поднялся за ней следом и сел на авансцене, скрестив ноги. Его лицо было абсолютно серьезным, пальцы бегали по клавишам гармоники.
 
Лишь луна взойдет над лесом,
Лишь луна взойдет над лесом,
Будем мы с тобою вместе,
Лишь луна взойдет над лесом.
 
      Встав боком, Шейла продемонстрировала свою пышную грудь и тонкую талию. Потом она мило улыбнулась.
      Шрив Катервуд тронул капитана за рукав.
      – Так мы будем подписывать контракт, капитан О'Тул? Мы бы хотели получить его на шесть недель. У нас обширный репертуар. Публика будет возвращаться сюда снова и снова, чтобы поесть, выпить и развлечься.
      Когда Шейла запела второй куплет, О'Тул раздраженно кивнул.
      – Мы бы хотели получить аванс за первую неделю, чтобы заплатить за жилье.
      О'Тул заморгал глазами.
      – Мисс Тайрон может остаться здесь в «Алмазной королеве». У меня есть удобные каюты на верхней палубе для особых гостей и всего прочего.
      Шрив удивленно поднял бровь.
      – Ну да, для особых гостей.
      – В таком случае миссис Кокс останется с ней в качестве ее дуэньи.
      – Что?
 
Шепот слышался в долине,
Как печальный стон кукушки.
 
      Шрив приблизил губы к самому уху капитана.
      – Я ни в коем случае не могу позволить мисс Тайрон оставаться здесь одной.
      – Что? Но… О, конечно, конечно. Я все понимаю. Такая леди, как она… Ни в коем случае. – О'Тул заморгал глазами, когда Шейла закончила пение. – Ни в коем случае, – прошептал капитан.
 
      Имея в кармане тридцать пять долларов аванса, Шрив повел мужчин в гостиницу. Сняв им две комнаты, он предоставил своим товарищам возможность устраиваться и принимать ванну с дороги.
      Вернувшись к фургонам, он поманил пальцем Миранду.
      – Спускайся. Я хочу поговорить с тобой. Она медленно спустилась на землю. Когда она предстала перед ним, Шрив взял ее за руку и повел к садовой скамейке на веранде гостиницы. Из оставшихся у него денег он достал два доллара.
      – Я хочу, чтобы ты взяла это и села на первый же поезд до Чикаго.
      Она посмотрела на деньги, потом перевела взгляд на спешивших по улице прохожих.
      – Нет.
      – Не глупи. Подумай о своей семье. У тебя есть семья. Я знаю, что есть. Наша жизнь очень тяжелая.
      Она робко улыбнулась.
      – Я это вижу. Но вы сказали капитану О'Тулу, что я буду работать даром.
      – Ты не участвуешь в нашем договоре, потому что ты едешь домой.
      – Не еду.
      – Почему? И не лги мне. Я все равно узнаю, если ты солжешь.
      Она поежилась.
      – Это мой отчим. То есть человек, за которого моя мать собирается выйти замуж. Он не любит меня.
      Шрив раздраженно фыркнул.
      – Довольно. Придумай что-нибудь более оригинальное, чем история о злой мачехе. Или отчиме.
      – Эта правда. – Миранда пожала плечами. – Вы не обязаны верить мне. Вам вовсе не обязательно знать что-то обо мне. Просто позвольте мне у вас работать.
      – Как долго?
      Его вопрос заставил ее замолчать. Мысль о том, что она будет делать со своей жизнью после, ни разу не пришла ей в голову.
      Шрив прочитал сомнение на ее лице.
      – Никогда не думала об этом, верно?
      – Я… я могла бы научиться делать то, что делает Ада. А когда она станет старой, я заняла бы ее место.
      Он покачал головой.
      – Ты столько не продержишься. Черт, труппа столько не продержится. Многое может случиться. Мы собрались вместе всего полтора года назад. В любой момент труппа может распасться, и каждый из нас пойдет своей дорогой.
      Миранда посмотрела на деньги.
      – Я не могу вернуться, – прошептала она. – Дома меня не ждет ничего хорошего. Он собирается разлучить меня с моей матерью и сестрой.
      – Уверен, если бы ты поговорила с матерью…
      – Нет, она согласилась бы с ним. Он собирался послать меня в школу.
      Шрив запрокинул голову и захохотал.
      – Боже ты мой, – насмешливо произнес он. – Не в школу. Наверняка не в школу.
      Миранда вскочила.
      – Я не вернусь домой и точка. Пристальный взгляд его жестких черных глаз скользнул по ее фигуре. Миранда смутилась. Опустив глаза, она начала теребить свою измятую юбку.
      – Мне нужно принять ванну, я знаю. И мне надо переодеться. У меня есть другая одежда в саквояже.
      Шрив не спеша поднялся и теперь возвышался над ней во все свои шесть футов три дюйма. Черная шляпа с плоской тульей была сдвинута на затылок. Он снял ее, пригладил волосы, а затем надел вновь, надвинув на лоб.
      – Миранда, – мягко сказал он. – Я думаю тебе лучше вернуться к своему отчиму, если ты хочешь себе добра.
      – Нет, я…
      Он протянул руку и обнял ее за талию. Его губы прижались к ее губам, а сама она оказалась в его объятиях. Девушка попыталась оттолкнуть его. Какие-то нечленораздельные звуки вырвались у нее изо рта.
      Руки Шрива скрестились у нее на спине, и она вдруг почувствовала, как они сжимают ее ягодицы. Она попыталась закричать, но ее рот был зажат его ртом, и она смогла издать лишь слабый стон. Она сжала руки в кулаки и стала молотить его по плечам и по голове, но удары не имели большой пользы на таком близком расстоянии.
      Он легко приподнял ее. Оказавшись над землей, девушка была бессильна помешать ему сделать вместе с ней несколько шагов до стены гостиницы, где она оказалась стиснутой между его сильным телом и стеной. Освободив одну руку, Шрив положил ее на грудь Миранды и больно ущипнул ее.
      В отчаянии она пошире открыла рот и вцепилась зубами в его губу.
      Он отпрянул, отпустив ее так резко, что она почти упала.
      – Проклятье! – Он прижал руку к своим губам и, взглянув на нее, увидел кровь. – Боже! Ты укусила меня!
      Девушка отодвинулась на самый край веранды и приготовилась спрыгнуть на землю.
      – Изо всей силы, – добавила она.
      – Догадываюсь. – Он провел языком по губе. – Черт! Кажется, кожа прокушена в двух местах.
      – Отлично!
      Он бросил на нее свирепый взгляд.
      – Я в последний раз пытаюсь сделать кому-то добро.
      – Ничего себе «добро»! Он опять потрогал губу.
      – Теперь она распухнет. Я уже чувствую. Замечательно! Шейле это понравится. – Он сердито посмотрел на Миранду. – Могла бы не кусаться так сильно.
      – Я хотела, чтобы вы отпустили меня.
      – Через минуту я сам бы отпустил тебя. Просто я хотел дать тебе урок.
      Она покачала головой.
      – Вы же не школьный учитель.
      Он подошел к садовой скамейке и опустился на нее, продолжая держаться за губу.
      – Кровь больше не идет. Может быть, к завтрашнему вечеру я буду в порядке. – Он сделал Миранде знак. – Иди сюда.
      – Я лучше останусь на месте.
      – Ладно. Оставайся. Так, пожалуй, будет лучше. Прыгай вниз и беги отсюда. В конце концов, я ужасный негодяй, намеренный добиться своего от прекрасной девицы. – Он критически осмотрел Миранду. – Я думаю, что ты – прекрасная девица, хотя твои волосы не видели расчески все эти дни. У тебя грязное лицо, не говоря уже о руках. Юбки забрызганы грязью до самых колен.
      Миранда взглянула на свои руки. Они были именно такими, как сказал Шрив. Грязными. Грязь глубоко въелась в кожу, под ногтями тоже была грязь. Она сжала руки в кулаки и спрятала их в карманы. Она осторожно сделала шаг назад и остановилась.
      – Иди сюда, – позвал Шрив, показав рукой на место рядом с собой.
      Она покачала головой.
      – Ладно. Можешь не подходить, только выслушай меня. Я поцеловал тебя, чтобы тебя напугать. Я грубо схватил тебя и прижал к стене, чтобы показать, что ты не сможешь противостоять мужчине, который захочет взять тебя силой.
      – Я укусила вас и освободилась. Он покачал головой.
      – Это не ты освободилась, а я сам отпустил тебя. Я не хотел, чтобы у меня на лице остались следы твоих укусов. И я не хотел делать тебе больно. Вот это ты должна запомнить: я не хотел причинять тебе боль. Поэтому я не отвесил тебе пощечину – или того хуже – не ударил кулаком по лицу. Я не схватил тебя за волосы, не заломил тебе руку за спину.
      С каждой фразой его голос становился все более угрожающим. Его глаза свирепо сверкали из-под темных бровей. Миранда почувствовала, как у нее по спине побежали мурашки. Она испуганно попятилась.
      – Я бы сумела вырваться.
      Он откинулся на спинку скамейки, и язвительная улыбка тронула его губы.
      – Возможно. Но в каком состоянии ты бы была? Ты была бы напугана до смерти. Тебе было бы больно. И куда бы ты пошла?
      Миранда молча смотрела на него. Слезы жгли ей глаза. Она почувствовала комок в горле.
      – Сколько тебе лет?
      – Во-восемнадцать.
      Он погрозил ей пальцем, потом пожал плечами.
      – Допустим. Но я бы сказал, что тебе меньше, хотя мне трудно об этом судить. Тебе нужна мать. Тебе нужен кто-то, кто заботился бы о тебе ближайшие несколько лет, кто помог бы тебе выбрать подходящего мужа. Тебе не пристало колесить по стране с такими бродягами, как мы.
      Девушка упрямо покачала головой.
      – Я не могу вернуться домой. Шрив предупреждающе поднял руку.
      – Тогда найди кого-нибудь другого. Не превращай нас в твою вторую семью. Мы – профессионалы и у нас очень нелегкая работа. Мы – не благотворительная организация. – Прищурившись, он посмотрел на нее. – Почему ты выбрала нас?
      – Я видела вас, и вы были единственным, о ком я могла подумать.
      – Видела меня?
      – В «Ромео и Джульетте». Это был самый чудесный спектакль, который я видела. Когда спектакль закончился и публика начала аплодировать, вы улыбнулись и подмигнули мне.
      – Дорогая моя девочка, я всегда улыбаюсь и подмигиваю зрителям. Мой взгляд не был обращен на тебя лично. Это часть актерского искусства – заставить каждого человека в зрительном зале чувствовать, что я смотрю только на него. Моя улыбка предназначалась не для тебя.
      Внезапно Миранда почувствовала, как ей невыносимо тяжело. Она никому не нужна.
      Слезы полились у нее из глаз; она не могла сдержать их. Девушка поспешно отвернулась. Шрив вскочил.
      – Не плачь, – попросил он. – Я не выношу настоящих слез.
      – Я не плачу, нет. – Она вытерла глаза тыльной стороной своей грязной ладони и с наигранной улыбкой повернулась к нему. – И я не буду плакать. Я буду работать даром и починю декорацию Падуи, а за это вы будете меня кормить. Я останусь с вами только до тех пор, пока не решу, что делать дальше. Я не буду для вас обузой.