Всадник согнулся почти пополам. Его отчаянный вопль боли и страха потонул в боевом кличе, раздавшемся с Вершины хребта Лодж-Трейл. Прижавшись головой к шее лошади, несшейся бешеным галопом, кавалерист сделал попытку вытащить торчавший у него в спине томагавк. Его товарищ справа без единого звука упал с лошади, пронзенный индейской стрелой.
      – Погоняйте, ребята! Быстрее в форт! – крикнул капитан Френсис Драммонд и с поднятой в руке саблей направил с дороги своего коня, чтобы пропустить направлявшийся в сторону форта первый тяжелогруженый водой и дровами фургон. Но погонщиков не потребовалось торопить. С громкими криками они защелками кнутами по спинам впряженных в повозки животных. Мулы рванулись вперед и галопом понеслись по замерзшей дороге к форту Галлатин.
      Воины племени сиу, размахивая лассо из сыромятной кожи, устремились вниз по склону. Они намеренно направляли своих низкорослых лошадей в кавалерийский фланг. Отряд американской кавалерии, посланный для охраны каравана с дровами, дрогнул. Несколько лошадей упало, увлекая за собой всадников, запутавшихся в стременах и оказавшихся совершенно беспомощными перед нападавшими.
      Находящийся в самом центре схватки Драммонд размахивал саблей как лассо над головой своего коня. Веллингтон, мощный рыжий жеребец, попятился, когда мимо пронесся воин сиу. Низкорослая лошадь индейца не могла сравниться с тяжелым армейским конем, но лассо, которое индеец на всем скаку набросил на шею Веллингтона, заставило его осесть на задние ноги. В этот момент другой воин сиу помчался на капитана с тыла, с громком криком размахивая боевой дубинкой, со свистом разрезавшей воздух.
      – Папа! – Пронзительный крик Миранды Драммонд, раздавшийся с вершины холма среди скал с противоположной стороны дороги, потонул в шуме боя. – Папа! Берегись! Они сзади!
      Чувствуя, что ее не слышат, Миранда вскочила и начала карабкаться вверх по скале, но сильные руки товарища, схватив ее за юбку, стащили ее назад.
      – Отпусти меня! Они хотят его убить! Папа! Папа!
      Не обращая внимания на ее крики, Брат Белого Волка потащил вырывающуюся девочку в укрытие за скалу. Обезумев от страха за отца, Миранда сопротивлялась и что было сил колотила кулаками по голове и плечам своего товарища.
      – Отпусти меня! Мне надо к папе.
      – Ты не сможешь ему помочь. Эй! Мирри! Перестань! Ты только помешаешь ему.
      Внизу на дороге Френсис Драммонд саблей отразил удар дубинки. Воткнув клинок в живот противника, он развернул своего коня так, что тот врезался боком в лошадь индейца. Низкорослое животное не выдержало натиска куда более крупного и мощного кавалерийского коня. Индеец упал, и Драммонд быстрым движением освободил Веллингтона от наброшенного на него лассо.
      – Отпусти! Отпусти меня, я тебе говорю! Я должна ему помочь! – зарыдала Миранда. Она отчаянно вырывалась из рук мальчика, пытаясь разжать державшие ее за юбку пальцы.
      – Ты и ему не поможешь и себя погубишь.
      Внезапно вспомнив, что они с Братом Белого Волка отправились на охоту, она схватила в руки свое мелкокалиберное ружье. Дрожащими пальцами она сунула в казенник патрон.
      – Я убью их!
      Волк отпустил ее юбку и вцепился в ружье.
      – Этим ты не сможешь даже прострелить их кожаные куртки.
      – Но…
      Ужасающие вопли долетели до них снизу. Миранда, приподнявшись, выглянула из-за скалы. Волк потянул ее назад.
      – Не высовывайся! Они могут тебя заметить. Мы и глазом не успеем моргнуть, как они убьют нас.
      Но Миранда, высвободившись, упрямо полезла наверх. Сейчас Френсис Драммонд замыкал цепочку несущихся во весь опор кавалеристов. Громко вопящий воин сиу с длинными орлиными перьями в черных волосах, кинувшись наперерез, послал свою лошадь в бок Веллингтону. Но в тот момент, когда жеребец, покачнувшись, сбился с галопа, Драммонду все же удалось уклониться от занесенной над его головой дубинки, утыканной гвоздями со следами запекшейся крови. Сделав над собой усилие, он приподнялся в стременах и взмахнул рукой.
      Кровь фонтаном хлынула из тела индейца, когда клинок Драммонда распорол его кожаную куртку, рубаху и кожу почти до костей. Сиу вскрикнул и выпустил поводья своей лошади, но другой воин с дикими воплями появился с противоположной стороны. Хикори Джо Магрудер, разведчик Драммонда, мгновенным выстрелом через плечо выбил индейца из седла, и тот упал в замерзший ров. Последняя повозка с дровами миновала перевал.
      – Следуйте за фургонами, ребята! – Драммонд резко развернул Веллингтона поперек тропы, разрубая холодный воздух окровавленной саблей. Возбужденный жеребец, громко заржав, было вздыбился, но железная рука всадника немедленно заставила его опуститься на землю, оставив возможность лишь мотать гривой да кусать удила. Но воины сиу уже пришпорили своих лошадей и отступили. Кавалеристы Второго полка прекратили бой и, не став преследовать индейцев, во весь опор помчались по тропе к форту.
      Миранда уже была готова выскочить из укрытия, чтобы поприветствовать их, но Брат Белого Волка потащил ее прочь со склона.
      – Нам надо как можно скорее вернуться в форт. Если твоя мама или отец узнают, что мы забрались так далеко, мы еще пожалеем, что не стали пленниками сиу.
      Мысль о том, что ее родители будут сердиться, охладила пыл Миранды. Детям было запрещено покидать форт, не говоря уже о том, чтобы пересекать узкую долину и подниматься на склон холма, так что их ждало суровое наказание за непослушание. Миранда с развевающимися волосами со всех ног бросилась вниз по склону к кустам можжевельника; ее приятель последовал за ней. Здесь девочка, высокая для своих тринадцати лет и более быстрая, чем Волк, десятилетний шайен-полукровка, остановилась, чтобы перевести дух, прежде чем пробираться дальше по достаточно глубокому снегу, лежащему в чаще.
      – Он был великолепен, правда? – в восторге воскликнула она, когда Волк догнал ее. – Совсем как Джеб Стюарт. Он был такой храбрый. Вот это был бой!
      – Я почти ничего не видел, – недовольно проворчал мальчик. – Я только и делал, что боролся с тобой.
      – Если бы ты дал мне выстрелить… Ее товарищ презрительно фыркнул:
      – Это же не настоящее ружье. Оно не поразит даже койота, не то что воина сиу в кожаной одежде. Разве что если попасть человеку в глаз… да и то это только разозлило бы его.
      – Откуда ты все знаешь?
      – Я знаю одно: я не хочу, чтобы с меня сняли скальп.
      – Если бы твой отец участвовал в бою, ты бы тоже захотел выстрелить.
      – Мой отец не воюет. Он торгует.
      – А я когда-нибудь буду как мой папа.
      – Ты не сможешь. Ты девочка. Это я когда-нибудь буду как папа.
      Миранда скорчила рожу.
      – Давай вернемся в форт. После такого шума нам уже не на кого охотиться.
 
      Полчаса спустя рядовой Арнольд Ричардсон, стоявший на часах у ворот для вылазок, впустил детей в форт и быстро закрыл ворота. Задвинув засов, он повернулся к ним.
      – Ах, черти вы этакие, вы же обещали не ходить к лесу. И что я вижу? Я вижу, как вы несетесь вниз по склону.
      – Мы больше не будем. – Миранда виновато опустила голову.
      Низенький толстый солдат, ростом не выше девочки, наклонился и заглянул ей в глаза.
      – Вы напугали меня до смерти. – Его добродушное лицо с кудрявой темной бородой побледнело. – Почти до смерти. Я выпустил вас отсюда в последний раз, ребята. Больше не ходите и не просите. Слышите! Там слишком опасно.
      – Мы больше не будем просить, – пообещал Брат Белого Волка.
      – Да уж постарайтесь. Адольф убьет меня… да, убьет, если узнает. – Он подумал о широкоплечем высоком торговце-немце, который всюду возил с собой в фургоне белокурого сына, рожденного индейской женщиной. – А твой отец… – От страха он даже закрыл рот рукой. – Боже правый, я попаду под трибунал.
      – С моим отцом все в порядке, Арни? Ричардсон нервно облизнул губы.
      – Он, кажется, ранен, но и весь его отряд выглядит так, будто их пропустили через мясорубку. Вот уж не думал, что так будет. Если бы я знал, то ни за что…
      Но Миранда уже мчалась к дому.
 
      – Френсис, о Френсис! – Рут Драммонд, крепко обняв мужа, положила голову ему на грудь.
      – Любимая. – Он прижался щекой к ее светловолосой головке и замер. Несколько минут они стояли не двигаясь. Потом он слегка отстранился. – Я весь мокрый от пота и скверно пахну.
      – Но ты живой. – Она теснее прижалась к нему. Ее руки гладили его по спине. – Мне нравится твой запах и твое тело. Все в тебе нравится. – Она подняла голову и пристально посмотрела ему в лицо. Смуглое и обветренное, оно выглядело усталым. Щека была заклеена пластырем. Осмотрев его внимательнее, она обнаружила на брюках запекшуюся кровь, а сквозь прореху на штанине виднелась белая повязка.
      Он улыбнулся, и на его обветренной щеке появилась ямочка, а затем наклонился и поцеловал встревоженную жену.
      – Я знаю, ты сумасшедшая.
      – Должно быть, раз я вышла за тебя замуж. – Она поцеловала его в ответ, потом повела его к покрытому шкурой лошади канапе.
      – Это такая неудобная штука, – поморщился он. Его рука соскользнула с плеча жены и легла на ее упругую грудь. – Давай пойдем прямо в постель.
      – Френсис, твоя рана…
      Он усмехнулся, и опять на щеке появилась симпатичная ямочка. Возбуждение боя все еще не покинуло его.
      – Я рассчитываю, что твои поцелуи помогут ей быстрее затянуться.
      – Папа!
      Они оба повернулись к ворвавшейся в комнату Миранде. Их единственная и любимая дочь бросилась в объятия родителей.
      – Я все уже знаю. От рядового Ричардсона. Опять индейцы, он сказал. Ой, папа, ты ранен!
      Драммонд свободной рукой привлек девочку к себе.
      – Ничего особенного. Просто увеселительная прогулка для молодых парней.
      – Я что-то сомневаюсь, – пробормотала Рут.
      Он постарался успокоить ее.
      – Они охотились за нашими лошадьми. Даже накинули лассо на шею Веллингтону.
      Миранда улыбнулась отцу. У нее на щеках появились точно такие же ямочки, как у него.
      – Бьюсь об заклад, вы здорово их напугали.
      Драммонд медлил. Ему не очень хотелось рассказывать дочери о том, что произошло на самом деле, однако он всегда старался быть с ней честным.
      – Мы провели фургоны через перевал и отошли, малышка. Мы не стали рисковать.
      – Но вы могли бы их разбить, если бы захотели, верно?
      – Может быть. А, возможно, и нет. – Он взглянул на озабоченное лицо жены. В последнее время стало заметно, что ее талия уже не такая тонкая, как прежде. В ее теле зрела новая жизнь. Жизнь сына, о котором он так мечтал, а если не сына, то еще одной очаровательной дочки, как белокурая Миранда. – Я не мог рисковать. Я должен заботиться о моих девочках.
      Рут подставила ему губы для поцелуя; ее сердце переполняла любовь к мужу, а в глазах стояли слезы.
      Миранда же сделала то, что привыкла делать с тех пор, как была крошкой и родители держали ее на руках. Она обняла их обоих за шею и поцеловала сначала одного, а потом другого. Все трое крепко обнялись. Когда они наконец разжали объятия, в глазах у всех троих стояли слезы. Переполненный сильными эмоциями и одновременно ослабевший от ран, Драммонд пошатнулся.
      – Френсис, сядь, пожалуйста.
      – Да, папа, садись. Я сейчас подогрею тебе воды для ванны. – Миранда направилась к двери. – И все-таки я готова поспорить, что ты мог бы разбить их, папа. Ты был великолепен. Так рубить саблей и уворачиваться от их ударов вместе с Веллингтоном!
      Френсис нахмурился.
      – Миранда, ты что-то слишком хорошо осведомлена о ходе боя.
      Девочка замерла. Красные пятна выступили у нее на щеках.
      – Я… я расспросила рядового Ричардсона, папа. Он мне все рассказал.
      – Я же велел тебе держаться подальше от солдат.
      – Со мной был Волк. – Миранда тоже старалась лгать только в крайних случаях. Прежде чем отец успел задать ей еще вопрос, она убежала в их маленькую кухню и принялась наливать воду.
      Френсис Драммонд все еще хмурился, пока жена помогала ему удобнее устроиться на канапе. Потом, прижав свои прохладные ладони к его щекам, она поцеловала его с такой глубокой нежностью, что он забыл обо всем на свете.
 
      Танцы, ставшие новой модной традицией в форте Галлатин, состоялись за неделю до Рождества. Трое солдат играли на музыкальных инструментах. Они вполне сносно исполняли модные танцевальные мелодии, если учесть, что у них была лишь пара скрипок и банджо. Форт Галлатин был слишком мал, чтобы его гарнизон имел собственный полковой оркестр.
      Роль хозяйки выполняла, конечно, Мод Мэри Уэстфолл, жена командира форта, хотя она сама не сделала ничего, чтобы приготовить напитки или даже как-то украсить комнату. Гроздья можжевельника и разноцветные банты, развешанные на ветках ели, принесли жены других офицеров, а Рут Драммонд сделала из маленькой фарфоровой куклы ангела с белыми картонными крыльями и повесила его на верхушку дерева.
      У жены полковника Уэстфолла была тяжелая болезнь позвоночника. Лихорадочный блеск ее глаз, неотрывно следивших за танцующими, был результатом повышенной температуры, которая никогда не спадала. Эти глубоко посаженные глаза замечали все, что происходило между полковником и его подчиненными, но особенно внимательно они следили за его отношениями с женами офицеров.
      Сегодня Мод Мэри не могла оторвать взгляд от своего мужа, когда тот танцевал с Рут Драммонд. Она недовольно поджала губы, увидев, как он улыбается женщине, бывшей на десять лет ее моложе, здоровой, красивой женщине с пышными белокурыми волосами и большими голубыми глазами.
      Сидя в кресле с высокой спинкой, обложенная подушками и укрытая несколькими пледами и шерстяными шалями, Мод Мэри могла только беспомощно наблюдать за окружающими. Она чуть подвинула свои слабые ноги, и острая боль сразу же пронзила спину. Чтобы не вскрикнуть, Мод Мэри сжала руки так, что ногти вонзились ей в ладони.
      – Позвольте принести вам чашку пунша, миссис Уэстфолл?
      Она со вздохом подняла голову. Рядом с ней стоял подполковник Роберт Кларендон, чью улыбку скрывали черные свисающие, как у моржа, усы, переходившие в густые бакенбарды. Он был недавно переведен сюда из восточного форта.
      – Вы очень любезны, подполковник Кларендон.
      Он учтиво поклонился и отошел. Она опять обратила свой взгляд на несколько пар, вальсировавших на свободном пространстве гостиной дома, в котором жили холостые офицеры.
      Вальс кончился, и все зааплодировали. Бенджамин Уэстфолл, однако, не сделал попытки проводить Рут к ее мужу. Вместо этого он велел музыкантам повторить танец. Он улыбался своей партнерше, хотя та и нервно оглядывалась на мужа.
      Мод Мэри нахмурилась. Она невольно затаила дыхание, когда ее муж уверенным жестом привлек Рут Драммонд к себе и закружился с ней по комнате. Пышные юбки молодой женщины взлетали в такт вальса. Тела танцующих соприкасались.
      Мод Мэри печально вздохнула. Бенджамин любил танцевать. Он раньше часто танцевал с ней, но после очередного выкидыша у нее отказали ноги.
      Кларендон с поклоном подал ей чашку пунша и еще одну оставил себе.
      – Замечательный вечер, миссис Уэстфолл. Именно такой, чтобы перед Рождеством поднять настроение здесь, на дальней границе.
      Она слабо улыбнулась. Ее взгляд неотрывно следил за мужем и молодой красивой женщиной в его объятиях.
      – Благодарю.
      Кларендон продолжал говорить, пока Уэстфолл кружился по комнате с очаровательной женой капитана Драммонда.
      – Жаль, что я не участвовал в доставке воды и дров, – вдруг громко произнес он. – Там были упущены такие большие возможности.
      – Прошу прощения. – Мод Мэри была больна телом, но не разумом. Поскольку она выросла в Вашингтоне в доме своего отца, конгрессмена Хью Смита Батлера, то о присущих политической жизни конфликтах и интригах, соперничествах и непомерных амбициях, она знала все. Прикованная к больничному креслу, она могла заниматься только тем, что очень много читала и писала. Почти ежедневно ей приходилось читать донесения офицеров мужа и составлять отчеты, что сам Уэстфолл делать ненавидел.
      И она и полковник считали форт Галлатин на дальней границе лишь первой ступенью на пути в большую политику. Она без устали составляла отчеты для командования и посылала письма коллегам своего отца, давая в них самые лестные оценки работе своего мужа. Присвоение ему звания генерала и перевод на хорошую должность в столицу был следующим шагом для них обоих.
      Раздумывая над словами Кларендона, она пристально посмотрела ему в лицо, стараясь понять, каковы были мотивы такого заявления.
      Приняв ее задумчивость за неосведомленность, Роберт Кларендон сделал глоток весьма крепкого пунша и без всякого смущения продолжил:
      – Я сказал, что там были упущены большие возможности.
      – Большие возможности? – Мод Мэри позволила себе улыбнуться, распознав в его словах зависть. Френсис Драммонд был храбрым человеком и хорошим офицером. Хотя несколько человек были ранены, а двое из них тяжело, в отряде капитана погиб только один человек. Она сама переписывала его рапорт.
      – Вот именно. Он мог бы выиграть этот бой, но упустил такую возможность. Это была бы хорошая схватка. А пресса сразу же раструбила бы об этой победе. – Кларендон, тоскливо посмотрев на танцующих, улыбнулся своей собеседнице. – Он мог бы очень быстро получить повышение.
      Выражение лица Мод Мэри не изменилось, когда она поняла, что Кларендон был не только завистливым, но и очень честолюбивым человеком. Эти два качества неплохо уживались друг с другом, и вместе могли быть опаснее гремучей змеи.
      – Но противник имел численный перевес. Наш отряд мог быть разбит, а сам капитан мог погибнуть.
      – Конечно, такая опасность всегда есть. – Кларендон пожал плечами. – Но маленькая. Мало вероятно, чтобы наш отряд был уничтожен. Прекрасно обученные кавалеристы против дикарей. Да один эскадрон регулярных войск может уничтожить тысячу индейцев.
      – Но у него не было эскадрона.
      – Он упустил свой шанс, – упрямо повторил подполковник. – С восьмьюдесятью всадниками я бы уничтожил все племя сиу под корень.
      – Вы считаете, что он допустил ошибку? – Карие глаза Мод Мэри проницательно посмотрели на него.
      Внезапно Кларендон осознал, что разговаривает с женой полковника, а он был уже немало наслышан о ее проницательности и не заурядных способностях. Он даже слышал, что она неплохо помогает Уэстфоллу в его служебных делах, а ее отец крупный политик в столице. Кларендон несколько умерил свой пыл.
      – Ну, меня там, конечно, не было. Я уверен, что он сделал все, как ему было приказано.
      – А что сделали бы вы, подполковник Кларендон?
      Танец кончился. Музыканты перестали играть и о чем-то перешептывались. В комнате стало тихо, и в этой тишине вопрос Мод Мэри услышали все. Кларендон набрал в легкие побольше воздуха и выпалил:
      – Я бы обязательно атаковал их. Индейцы получили бы урок, который не скоро бы забыли. Атаковать! Только атаковать. Загнать их назад в горы. – Его глаза возбужденно засверкали. – Этим дикарям не место среди цивилизованных людей. Чем быстрее они усвоят это и уберутся подальше, тем лучше.
      Уэстфолл медленно подошел к жене. Его взгляд был задумчивым и странным.
      – Вы, несомненно, выражаете мнение многих наших конгрессменов, мистер Кларендон.
      Подполковник гордо кивнул.
      – Это моя собственная точка зрения, сэр. Народ Соединенных Штатов имеет право на свою землю. Если враждебные племена не хотят спокойно уйти, их надо прогнать силой.
 
      Рут Драммонд налила мужу вторую чашку кофе.
      – Мод Мэри опять заболела. Она проснулась среди ночи от острой боли в горле.
      – Бедняжка.
      Рут повернулась к печи, чтобы помешать целебный отвар, который она готовила.
      – Она прислала за мной, но мне не хочется идти.
      Френсис посмотрел на жену, вопросительно подняв бровь, но промолчал.
      Рут излишне резко постучала ложкой по краю горшка.
      – Мне не нравится, как ее муж танцует со мной.
      Френсис помешал напиток в своей чашке. Рут готовила превосходный кофе, в меру крепкий, ароматный. Он допил его и отставил чашку в сторону.
      – Мне тоже не нравится.
      Она повернулась к мужу. Они молча посмотрели друг на друга. Френсис служил в армии уже четырнадцать лет, и все эти годы Рут постоянно была с ним. Они поженились, как только он закончил Уэст-Пойнт. Их дочь родилась следующей весной. Любя мужа всем сердцем, Рут преданно следовала за ним из одного гарнизона в другой, никогда не жалуясь на трудности, лишения и опасности.
      И все это осложнялось тем, что она была красивой, молодой женой младшего офицера. Мало того что холостые офицеры постоянно увивались за ней, так еще – что гораздо хуже – ей не давали проходу женатые: и те, кого оставили жены, вернувшиеся с маленькими детьми к родителям, и – самые отвратительные – те, кто пытался флиртовать с ней под осуждающими взглядами собственных жен, живших здесь же в гарнизоне. Рут все это время должна была вести себя очень тактично, потому что часто от тех, кого ей приходилось отваживать, зависели служебные обязанности мужа, его назначения, повышения по службе и вся его военная карьера.
      Френсис поморщился.
      – У него хороший вкус.
      – Мод Мэри – инвалид, – тихо сказала Рут. – Она уже не поправится – бедняжка. Я искренне восхищаюсь ею. Но ее муж мне неприятен. Она пишет все его донесения, много работает за него, а он постоянно ставит ее в неловкое положение.
      Френсис пожал плечами.
      – Но в конце концов они оба хотят одного и того же.
      Рут прижала руки к животу.
      – Только это меня успокаивает. Я не хочу к ним идти.
      Френсис вскочил и начал мерить шагами крохотную кухню.
      – Боже! Неужели ты думаешь: я хочу, чтобы ты туда шла? Посторонний мужчина флиртует с моей женой, а я позволяю ему это делать. Мне хочется вызвать его на дуэль. – Он обнял жену и заглянул ей в глаза. В его взгляде была печаль. – Ты же знаешь, правда?
      – Знаю. – Она опустила голову. Он не мог разглядеть выражение ее глаз.
      Френсис тяжело вздохнул.
      – Ты не должна туда ходить. Просто пошли записку. Скажи, что Миранда больна.
      – Миранда! Ха! Она прыгает как горная козочка. Мод Мэри догадается, почему я не пришла. И она прямо заявит об этом полковнику Уэстфоллу.
      – Боже! – пробормотал он. Его руки бессильно повисли. – Какая запутанная ситуация. Может быть, мне подать в отставку, когда эта экспедиция закончится?
      Рут пожала плечами.
      – Не делай этого из-за меня. Еще шесть лет, и у тебя будет полная выслуга. К тому времени мы можем оказаться уже в Вашингтоне.
      – Или в Долине смерти.
      Она улыбнулась и подняла голову. Их взгляды встретились, и они оба улыбнулись своей любимой шутке. Пан или пропал.
      – По крайней мере, там мы не замерзнем. А здесь замерзает даже ртуть в термометре.
      Френсис положил руку на живот жены.
      – Я хочу самого лучшего для нашего сына. Она накрыла его руку своей.
      – Я тоже. Поэтому я, пожалуй, потеплее оденусь и пойду к Мод Мэри.
      – Я приду за тобой часа через два. Если Уэстфолл будет дома, я могу остаться и немножко побеседовать с ним о том, как я люблю тебя и как ты меня любишь. Может быть, он поймет намек.
      – Не трудись зря. Он это знает. Все в гарнизоне знают об этом. – Она поцеловала мужа, а он крепче прижал жену к себе, и в его поцелуе Рут почувствовала просыпающуюся страсть. Несколько мгновений они не разжимали объятий, вселяя друг в друга надежду на лучшее.
 
      Ей открыл дверь сам Бенджамин Уэстфолл. Резкий ветер и снег ворвались вслед за ней. Приветливо улыбаясь, он провел Рут в дом.
      – Снаружи так ужасно, – заметил он. – Я уже не рассчитывал, что вы придете. Вы истинный друг Мод Мэри. И мой. – Его черные глаза смотрели на раскрасневшееся от ветра лицо Рут. – Моя жена серьезно больна.
      – Тогда я лучше пойду к ней. – Рут поспешно прошла в комнату и начала расстегивать пуговицы на пальто и развязывать шаль. Уэстфолл последовал за ней. Когда он подошел ближе, она сунула ему в руки свое пальто.
      – Рут…
      – Рут? Это ты? – донесся хриплый голос из спальни.
      – Да, Мод Мэри. Я сейчас приду. Только сниму шаль.
      – О Господи, мое горло… – Как бы в подтверждение этих слов жена полковника начала отчаянно кашлять. Из ее горла вырывались хриплые, лающие звуки. – О Боже! – простонала больная и опять закашляла. – Боже милосердный!
      – Ей, кажется, совсем плохо, – прошептала Рут.
      – Доктор сказал, что у нее пневмония, – сказал Уэстфолл. – Пневмония с осложнениями. – Произнесенные упавшим голосом слова прозвучали как приговор.
      – Рут, – снова раздался слабый зов больной.
      Каждый вдох давался Мод Мэри с огромным трудом. У нее была такая высокая температура, что она постоянно впадала в забытье, лишь ненадолго приходя в себя. Рут принесла ведро со снегом и теперь прикладывала холодные компрессы ей на лоб и на запястья. Одновременно она ставила горячие компрессы и горчичники на грудь своей больной, чтобы хоть немного облегчить ей дыхание и снять кашель.
      Гарнизонный врач оставил, конечно, хинин, но от него было мало проку. Когда он вновь зашел навестить пациентку и увидел ее в полубреду, то только молча покачал головой. Жестом отозвав Рут к двери, он повернулся спиной к кровати.
      – Слишком много болезней в этом хрупком теле. Ее организм ослаблен. Я же не могу лечить все болезни сразу; у меня нет нужных средств.
      Рут смотрела на доктора широко раскрыв глаза. Его лицо огрубело от холодного ветра, губы обветрились и потрескались от мороза. От него исходил запах виски и пота. Рут с трудом сдержалась, чтобы не отстраниться, когда он наклонился к ней и шепотом произнес:
      – У меня нет подходящих инструментов. У меня мало опыта лечения женских болезней. Я специализировался на переломах и ранениях, болезнях и недугах молодых мужчин. – Он многозначительно посмотрел на пополневшую талию Рут и взял молодую женщину за руку. Увидев ее покрасневшую от горячих компрессов кожу на ладонях, он покачал головой. – Я говорю об этом специально для вас, моя милая. С первой же весенней оттепелью вы должны поехать к своей матери. Я прошу вас не задерживаться здесь. – Он задумчиво похлопал ее по ладони. – Я дам вам мазь для рук.
      Рут отдернула руку.
      – Я не могу уехать без моего мужа.
      – Тогда ему придется взять отпуск и поехать с вами.
      Она кивнула.
      – Вероятно. Если вы рекомендуете…
      – Рут… Рут… – Начавшая было метаться на постели Мод вдруг неожиданно приподнялась. – О чем вы там шепчетесь?
      Доктор резко обернулся.
      – Дорогая миссис Уэстфолл! Как я рад видеть вас. – Он поспешил к постели больной. – Я давал миссис Драммонд указания по уходу за вами, но, возможно, я делал это напрасно: она и так очень хорошо о вас заботится.
      Мод Мэри опустила голову на подушку.
      – О, я знаю, вы тоже считаете ее красивой. Вы все влюблены в нее.
      – Но, мадам…
      – Она хорошая женщина. Слишком хорошая для таких, как вы. Оставьте ее в покое.
      – Миссис Уэстфолл, уверяю вас…
      – Оставьте ее в покое. – Мод Мэри отвернулась и закрыла глаза. – Все оставьте.
      Покраснев от смущения, доктор посмотрел на больную.
      – Я оставлю вам еще хинина, миссис Драммонд. Проследите, чтобы больная его приняла, – громко сказал он. – Очевидно, она все еще бредит.

      Приняв хинин из рук доктора, Мод Мэри наконец забылась беспокойным сном. Подперев голову рукой, Рут смотрела на спящую женщину. Странно, что она все это время считала миссис Уэстфолл своим врагом! А жена полковника, напротив, оказалась полным сочувствия другом.
      Рут задумалась о том, хватило ли бы у нее мужества считать кого-то своим другом, окажись она в положении Мод Мэри. Если бы она видела, как Френсис постоянно танцует с другой женщиной, смогла бы она встать на ее сторону? Она невольно поежилась от мысли, что Мод Мэри Уэстфолл, вероятно, не раз приходилось видеть такое за время своей супружеской жизни. Она, возможно, лучше чем Рут понимала особенности общественного и политического устройства в армии. Сочувствие и симпатия Рут к неизлечимо больной женщине усилились.
      А вместе с тем в ней укрепилась и решимость избегать общества полковника Уэстфолла. Хлопнула входная дверь внизу. Рут подняла взгляд на часы, стоявшие на полке. Это, наверное, Френсис. Неужели он постучал, а она не слышала? Поправив одеяло на кровати больной, Рут на цыпочках вышла из комнаты.
      У нее замерло сердце, когда она увидела поднимающегося по лестнице Уэстфолла. Он улыбнулся.
      – Моя дорогая Рут, как моя жена?
      – О, ей гораздо лучше. Она задремала. Войдите и посидите рядом с ней; она, вероятно, скоро проснется.
      Он кивнул.
      – Значит, ей действительно лучше.
      – Она даже садилась и разговаривала с нами, когда доктор Петерс был здесь. – Рут поспешно вернулась в комнату, стараясь найти хотя бы слабую защиту вблизи постели Мод Мэри.
      Уэстфолл вошел следом, его улыбающееся лицо излучало тепло и искренность.
      – Я уверен, это потому, что вы так хорошо ухаживали за ней. – Не отрывая взгляда от бледного, осунувшегося лица жены, он взял Рут за руку.
      – Спасибо, но я… я делала лишь то, что велел доктор. Полковник Уэстфолл…
      – Бенджамин. Мое имя Бенджамин. Вы ведь зовете мою жену по имени. А меня почему нет?
      – Не знаю. – Рут посмотрела на его руку, потом перевела взгляд на кровать. Почему больная, чей беспокойный сон тревожил даже малейший шум, вдруг так крепко заснула? – Между девушками, – она чуть повысила голос, – обычно принято называть друг друга по именам.
      – Значит, вы всего лишь девушка, не так ли?
      – Глупости. Я замужняя женщина и имею тринадцатилетнюю дочь.
      – Вы говорите слишком громко. Боюсь, вы разбудите больную. Пойдемте со мной. – Не успела она отстраниться, как он увлек ее в коридор и закрыл дверь в спальню жены.
      – Мод Мэри нельзя оставлять одну.
      – С ней ничего не случится за пару минут, пока меня с ней не будет. Я не оставлю ее надолго. По крайней мере, сейчас. – Он повел Рут в холл к окну, которое выходило на задний двор. Снег кружился за окном в темноте. – Я должен поговорить с вами, Рут.
      Она поежилась, услышав, как ветер захлопал ставнями на окнах.
      – Мой муж будет здесь с минуты на минуту. Честно сказать, когда я услышала, как вы открыли дверь, я решила, что это пришел он.
      – Мы услышим, когда он придет. – Обняв Рут за плечи, он привлек ее к себе.
      Рут замерла.
      – Мне надо спуститься вниз и потеплее закутаться перед тем, как идти домой. Мне кажется, снаружи сильно похолодало за последние два часа.
      – Рут. – Он взял ее за руку. Пристальный взгляд его черных глаз не отрывался от лица молодой женщины. Полковник перевернул ее руку ладонью вверх. – Вы стерли ладони, – прошептал он. – Ваша нежная кожа покраснела.
      – Я… Вода для компрессов… мне надо было…
      – Тише. – Он наклонил голову, и прежде чем она успела отдернуть руку, его губы коснулись ее ладони.
      – Полковник Уэстфолл!
      – Оставим притворство, моя милая Рут. Я ведь чувствовал трепет вашего тела, когда вы танцевали со мной вчера вечером.
      – Нет, сэр, вы неправильно поняли. Мой ребенок, – она высвободила одну руку и положила ее себе на живот, – вы должны знать, что ребенок…
      – Я этого не знаю, – грустно произнес он, не отрывая взгляда от ее лица. Выражение его глаз стало печальным. – Я этого не знал никогда. Мод Мэри так и не подарила мне детей.
      – Жизнь часто бывает суровой. Возможно, вы должны принимать во внимание…
      – О, я принимал. Я все принимал во внимание, – со сдержанной страстью в голосе многозначительно проговорил он и обнял Рут. Уэстфолл был сильным мужчиной. Еще минута – и ей от него не вырваться.
      – Ваша жена… – напомнила она ему; отчаяние прозвучало в ее голосе.
      – Она не переживет эту зиму. – Его руки клещами сжимали ее тело.
      – Вы не должны так говорить. Во входную дверь постучали. Ангельское выражение на лице Уэстфолла сменилось раздражением.
      – Могу поспорить, что это наш галантный кавалер – капитан Драммонд.
      Рут высвободилась из объятий полковника и поспешила к лестнице.
      – Я попросила его зайти за мной, пока не стало совсем темно.
      Уэстфолл последовал за ней. Его голос звучал неестественно громко.
      – И, конечно, он пришел, как было приказано. Хороший солдат. Он всегда подчиняется приказам.
      Она подняла на него глаза, стараясь понять, что он имеет в виду. Глаза полковника странно блестели. Стук в дверь стал громче. Рут поспешно опустила взгляд.
      – Я не хочу заставлять Френсиса ждать. Нам обоим надо возвращаться. Миранда дома одна.
      Уэстфолл задержал ее, положив свою руку поверх ее руки, лежавшей на перилах лестницы. Его ладонь была шершавой и горячей.
      – Моя дорогая, ваша преданность вашему мужу делает вам честь, так же, как и ваша дружба с моей женой.
      Рут не решалась поднять на него глаза, боясь, что он прочтет в них отвращение, которое она испытывала. Чувствуя легкую тошноту, она отстранилась. Но этого было недостаточно, она должна была как-то ответить на его комплимент. Наконец она сделала над собой усилие и произнесла:
      – Меня такой воспитали мои родители, полковник Уэстфолл.
      – Бенджамин, пожалуйста. Я хочу, чтобы вы были мне другом, таким же, как для моей милой жены. Не забывайте об этом.
      Стук раздался вновь, на этот раз громче. Френсис, очевидно, очень хотел, чтобы его услышали наверху.
      – Он разбудит вашу жену. Уэстфолл убрал руки.
      – Тогда идите к нему. Я останусь с женой. Доброй ночи.
      – Доброй ночи. – Рут сбежала вниз по ступеням и бросилась в холл, чтобы открыть Френсису дверь.
 
      – Это обычное задание, любимая.
      – В такую погоду? Какой обоз может быть в такое время? До Рождества осталось всего четыре дня.
      Френсис смущенно пожал плечами.
      – Продовольствие. Почта. Боеприпасы. Погода вполне подходящая. Снег почти растаял.
      – Но после того, что произошло всего три недели назад… О Френсис, мне страшно.
      Успокаивая жену, Френсис обнял ее.
      – Но я должен ехать. Это мой долг. Я получил приказ.
      – Отрядом командуешь ты?
      – Нет. – Он замялся. – Кларендон. Рут задрожала.
      – Сколько вас?
      – Пятьдесят пехотинцев верхом и двадцать семь кавалеристов.
      Рут начала тихонько плакать. Ее чувства были слишком обострены. Френсис погладил ее по плечу.
      – Ну что ты, любимая… Она взяла себя в руки.
      – Наверное, это из-за ребенка. – Она подняла на мужа влажные глаза. Ее щеки были мокрыми от слез. – Джо будет с тобой?
      Наконец у него появился шанс вселить в нее уверенность в благополучном исходе операции.
      – Конечно. Можешь не сомневаться, он не выпустит меня из виду. На прошлой неделе я проиграл ему в покер и остался его должником.
      – Мне спокойнее, когда он рядом с тобой. Рут надела пальто, хотя Френсис просил не провожать его. В обнимку они дошли до восточных ворот. Тусклое солнце пробивалось сквозь туман. От лошадиных ноздрей поднимался белый пар.
      Кларендон подошел к ним и козырнул.
      – Мы доберемся до них сегодня, миссис Драммонд. Когда мы вернемся с обозом, мы вернемся героями.
      Пальцы Рут вцепились в руку мужа.
      – О чем он говорит?
      Френсис предупреждающе нахмурился, давая Кларендону понять, чтобы он замолчал.
      – Никакой опасности нет. Мы просто будем сопровождать обоз. Обычная работа. Ничего особенного.
      – Доброе утро, – раздался голос позади них. Быстрым шагом к ним направлялся полковник Уэстфолл. Улыбаясь, он приветствовал всех. – Доброе утро, капитан Драммонд. Доброе утро, моя дорогая миссис Драммонд. Мне очень жаль, что приходится забирать у вас мужа хотя бы и ненадолго почти накануне Рождества.
      Рут через силу улыбнулась.
      – Я все понимаю, полковник Уэстфолл.
      – Да. Такова наша служба. Такова наша жизнь. Капитан Драммонд, вы поступаете в подчинение подполковника Кларендона. Строго выполняйте его приказы и постоянно находитесь при нем.
      Драммонд козырнул. Его сержант подвел Веллингтона. На прощание Френсис обнял жену. Целуя ее, он просунул руку ей под пальто и погладил по округлившемуся животу.
      – Уже скоро, чувствуешь, как он толкается? – шепнула она ему. – Будь осторожен и возвращайся ко мне скорее, Френсис.
      Со стороны кавалеристов раздались одобрительные возгласы. Отпустив жену, Френсис помахал им рукой, а Рут смутилась и покраснела.
      – Очень впечатляюще, – заметил Уэстфолл с равнодушным выражением на лице. Кларендону он сказал: – Вы должны вернуться назад героями.
      – Так точно, сэр. Об этом я позабочусь. – Он козырнул и вскочил в седло. Цепочка всадников потянулась к воротам. – В колонну по двое. Марш!
      Хикори Джо Магрудер в куртке из кожи буйвола, меховой шапке, с густой бородой, похожий на большого медведя-гризли, замыкал колонну.
      – Не волнуйтесь, мисс Рут, – крикнул он. – Я подстрахую его с тыла.
      Рут схватила его морщинистую руку.
      – Сделайте это для меня, Джо. И прошу вас, будьте осторожны.
      Она стояла и смотрела им вслед. Когда ворота закрылись, к ней подошел Бенджамин Уэстфолл.
      – Я был бы вам очень признателен, Рут, если бы вы некоторое время побыли с моей женой. Теперь, когда она начала поправляться, она стала очень беспокойной.
 
      Миранда подумала, что ей не приходилось видеть зрелище более великолепного, чем выезд отряда Второго кавалерийского полка из восточных ворот. Когда колонна покинула форт, Миранда и Брат Белого Волка побежали за кавалеристами, переговариваясь с Хикори Джо. Волнение переполняло девочку, но к нему примешивалось ощущение опасности.
      Когда авангард отряда начал подниматься на холм, Миранда остановилась. Она вспомнила боевой клич сиу, мысленно представила отца со сверкающей в холодном воздухе саблей. Вдруг страх, непонятный и ужасный, сжал ее сердце. Стянув с шеи красный шерстяной шарф, она стала размахивать им над головой.
      – Папа! Папа! Будь осторожен!
      Френсис услышал ее. Обернувшись в седле, он снял свою белую шапку и помахал ей в ответ.
      – Непременно, Миранда. Береги маму. Когда начало колонны миновало вершину холма, всадники начали постепенно исчезать из виду.
 
      Мод Мэри слабо улыбнулась, когда Рут принесла ей чашку горячего чая.
      – Как это мило с вашей стороны, дорогая.
      – Я рада вам помочь.
      – Там был какой-то шум? Рут кивнула.
      – Конвой для обоза с продовольствием и боеприпасами только что покинул форт.
      Жена полковника попробовала чай. Он был прекрасно приготовлен, как раз по ее вкусу. Она пригубила бодрящий напиток.
      – У меня стал необычайно хороший слух. Я думаю, это из-за высокой температуры. – Она посмотрела на Рут. – Иногда я слышу, что говорят люди в соседней комнате.
      Рут широко распахнула глаза. Она уже открыла было рот, чтобы что-то сказать, но промолчала.
      Мод Мэри грустно улыбнулась.
      – Иногда я даже слышу, как лошади стучат копытами и двигаются в своих стойлах. Эти звуки постоянно мешают мне спать.
      Рут смущенно поежилась.
      – Могу себе представить.
      Мод Мэри отпила еще чая.
      – Я должна поскорее набраться сил. Бенджамин очень полагается на меня в своей работе.
      – Мы все во многом полагаемся на вас.
      Мод Мэри попыталась выпрямиться. Слабый стон сорвался с ее губ. Ее лицо исказилось от боли. Она посмотрела на Рут.
      – Боюсь, что вы полагаетесь на очень слабую опору.
      С минуту Рут молчала, подбирая подходящие слова. Наконец она решилась лишь на нейтральную фразу:
      – Полковник Уэстфолл беспокоится о вас. Он попросил нескольких жен офицеров посидеть с вами.
      – Но вас особо.
      Рут побледнела, взглянув в усталые глаза Мод Мэри. Между ними как бы произошел молчаливый разговор. Каждая читала мысли другой, и в то же время понимала, что лучше оставить их невысказанными. Ни та ни другая не могли себе позволить такие чувства как ревность и оскорбленная гордость. Они полностью зависели от мужчин, которым принадлежали. И потому они хранили молчание.
      Чашка Мод Мэри звякнула о блюдце.
      – Слышите выстрелы?
      – Выстрелы! – Рут вскочила на ноги, пролив чай, который приготовила для себя. – О нет!
      – Дорогая моя…
      – Френсис только что покинул форт. Обе женщины побледнели. Рут бросилась вниз по лестнице и выбежала на плац. Оказавшись на улице, она сразу же услышала выстрелы. Винтовки лаяли будто маленькие злые собаки вдалеке. Солдаты спешно выходили из своих казарм и взбирались по обледеневшим лестницам на окружавший форт частокол.
      На крыльце штаба Уэстфолл уже разговаривал с пятью своими офицерами.
      – …нет причин беспокоиться. Кларендон имеет четкий приказ.
      Майор Рид Филлипс был настроен иначе.
      – Сэр, мы должны послать им подмогу.
      – У нас нет оснований думать, что им нужна подмога. – Полковник вкрадчиво улыбнулся. – Известно, что индейцы время от времени открывают огонь.
      Филлипс покраснел. Молодой подполковник Кларендон был его другом, и он еще раз попытался подействовать на Уэстфолла.
      – Прошу вашего разрешения направить разведывательную группу, чтобы выяснить обстановку.
      – В вашей просьбе отказано.
      – Но, сэр…
      Увидев испуганное лицо Рут, Уэстфолл сделал ему знак замолчать.
      – Моя дорогая миссис Драммонд, вы забыли надеть пальто.
      Рут остановилась. Внезапно осознав, что все с беспокойством обернулись к ней, она смутилась.
      – Простите, господа. Я очень волнуюсь… Уэстфолл спустился с крыльца и взял ее под руку.
      – Уверяю вас, причин для беспокойства нет…
      – Лошадь! Лошадь! – Крик часового заставил всех похолодеть.
      Рид Филлипс с младшими офицерами сразу же направился к восточным воротам.
      – Впустите ее, – приказал он.
      – Это Веллингтон! – От крика Миранды с высоты частокола у Рут подкосились ноги. Будто получив стрелу в грудь, она упала на колени. – Веллингтон!
      Уэстфолл сердито посмотрел вверх.
      – Что это там делает ребенок?
      Пока Миранда спускалась по лестнице вниз, ворота открылись. Перед фортом жеребец замедлил бег. Хромая, он приблизился к воротам. Он не ступал на левую переднюю ногу; струившаяся по ней кровь капала на землю.
      Опередив солдата, Миранда выбежала за ворота.
      – Веллингтон!
      – Вернись немедленно! – Но Уэстфолл не успел задержать девочку. Тогда он набросился на несчастного часового. – Задержите ее! Черт возьми, вы позволили ребенку выйти за ворота!
      Его упреки заглушил отчаянный крик Рут.
      – Миранда!!!
      Но девочка не остановилась. Жеребец поднял голову. Он почувствовал ее запах, но гораздо сильнее был запах его собственной крови. Он захрапел. Он сделал один шаг, потом второй, держа ногу на весу словно раненая собака. Его голова поникла.
      – Это конь ее отца, – объяснил часовой, как бы оправдывая свой промах.
      – Да, это конь Драммонда, – подтвердил второй солдат. – Помоги им Господь!
      – Френсис! – Рут с трудом поднялась на ноги. Слезы струились у нее по щекам, из груди рвались рыдания. Прижимая руки к животу, она побрела к воротам. Ее взгляд был прикован к фигурке дочери, которая уже добралась до жеребца.
      – Веллингтон. О Веллингтон! – Миранда протянула руку. Она никогда не позволяла себе с ним никаких нежностей, лишь изредка гладила его по гриве. Он ведь был боевым конем, а не игрушкой.
      Жеребец заржал от боли. Вдали раздались винтовочные выстрелы. Конь прижал уши и захромал вперед, тяжело ступая на правую ногу.
      – Веллингтон, где папа?
      Когда жеребец прохромал мимо нее, направляясь к форту, Миранда заметила индейскую стрелу, торчавшую в его ноге. При каждом шаге из раны сочилась кровь. Миранда задрожала. Она испуганно посмотрела в сторону холма.
      – Миранда! – Рут шагнула к дочери. Рид Филлипс схватил коня под уздцы и воскликнул:
      – Он ранен! Стрелой! Это опять сиу! Проклятье!
      Другие офицеры взволнованно закричали:
      – Мы должны послать подмогу.
      – Слышите выстрелы?
      – Они попали в засаду!
      – Нет. – Голос полковника Уэстфолла прозвучал для Рут как гром среди ясного неба. Она вскрикнула.
      Филлипс резко обернулся.
      – Почему нет, черт возьми?
      – Майор Филлипс, здесь командую я.
      – Конечно, сэр, но…
      – Мы не можем оставить форт незащищенным. Кларендону приказано не преследовать противника. Возможно, он находится под огнем, но мы не можем выступить, не зная обстановки.
      – Там же ваши люди, сэр. Они ждут, что вы придете им на помощь.
      – Я отвечаю за безопасность форта. Немедленно прекратите эти разговоры, или вы получите взыскание. Мы должны думать об обороне форта. Мы не можем его покинуть или лишить надежной защиты только потому, что услышали беспорядочные выстрелы.
      – Но лошадь…
      – Хватит!
      Рут зажала рот рукой, чтобы не закричать, когда Веллингтона провели мимо нее. Миранда, которая шла рядом, остановилась возле офицеров. Краска гнева заливала ее щеки, а ее руки были сжаты в кулаки.
      – Вы должны спасти моего отца. Уэстфолл ледяным взглядом посмотрел на девочку.
      – Уведите ее в форт.
      Солдат приблизился к ней, но она отказалась подчиниться.
      – Вы должны спасти моего отца и его людей, – повторила она. – Они опять попали в засаду, как это уже бывало раньше. Им нужна помощь. – Ее решимость в сочетании с желанием каждого офицера выступить на помощь своим товарищам почти одержала победу. Младшие офицеры замерли в ожидании приказа своего командира.
      В долине за холмом наступила тишина. Потом выстрелы раздались вновь.
      – Еще не поздно. Вы можете выступить им на помощь. Вы должны это сделать. Прошу вас!
      – Миранда не выдержала и расплакалась. Слезы полились у нее из глаз, она в отчаянии сжала руки. В этот момент она стала всего лишь ребенком, вмешивающимся в дела взрослых. – Пожалуйста, спасите моего папу.
      – Миранда, – глухим от волнения и страха голосом позвала ее Рут. – Иди ко мне, девочка моя.
      Мужчины стояли молча. Выстрелы смолкли.
      – Все назад в форт. – Уэстфолл повернулся и первым прошел в ворота. Солдат провел Веллингтона мимо офицерской казармы в конюшню. Ворота закрыли и заперли на засов.
      Миранда вскрикнула.
      – Вы не хотите им помочь! Не хотите спасти моего папу!
      – Миссис Драммонд, уймите, пожалуйста, вашу дочь.
      Приказ был подобен ушату холодной воды, который выплеснули ей в лицо. Рут взяла себя в руки.
      – Миранда, ты ставишь меня в неловкое положение. Твой отец был бы недоволен тобой. Ты – дочь солдата. Ты должна понимать, что приказ есть приказ.
      – Но они не хотят ехать на помощь. – Девочка повернулась лицом к мужчинам. К этому времени весь гарнизон форта Галлатин собрался на плацу. Маленькая белокурая фурия с синими глазами Френсиса Драммонда обрушилась на них. – Вы – трусы. Все вы. Трусы. Трусы! Он бы поехал вас спасать. Вы знаете, что он бы вас не бросил. Он бы поехал!
      – Миранда. – Рут потянула ее за руку. От страха и волнения у нее закружилась голова.
      Она покачнулась. – Миранда, пожалуйста, помоги мне.
      На ее призыв девочка обернулась.
      – О мама, тебе плохо?
      – Да, мне нехорошо. Проводи меня домой. Я хочу лечь.
      Девочка обняла мать за плечи.
      – Ты вышла без пальто, мама. Ты можешь простудиться.
      Впервые за эти ужасные минуты Рут начала дрожать. Миранда повела ее мимо дома полковника.
      Мод Мэри каким-то образом сумела встать без посторонней помощи и теперь стояла на крыльце, держась за перила лестницы.
      – Веди свою маму к нам, Миранда.
      Рут чувствовала на себе взгляд Бенджамина Уэстфолла. Чувства, которые пугали ее своей силой, ужасные мысли, жуткие подозрения, о которых страшно было даже подумать, завертелись у нее в голове. У нее под сердцем зашевелился ребенок. Ребенок Френсиса. Она обещала, что когда он вернется, то сможет почувствовать, как шевелится их дитя. Теперь он уже не вернется.
      – Нет, – излишне резко ответила она. Но она не хотела быть невежливой по отношению к Мод Мэри, поэтому уже значительно мягче добавила: – Нет, не надо обо мне заботиться. Со мной ничего не случится. Мы с Мирандой не пропадем.
 
      Два часа спустя группа добровольцев, которую вел Адольф Линдхауэр, поднялась на холм. Это были два часа зловещей тишины.
      – Что, черт возьми, происходит? Один из разведчиков почесал затылок.
      – Проклятье! Я такого еще не видел. Похоже, что их всех унесли.
      Линдхауэр покачал головой. Его длинные волосы цвета спелой соломы выбивались из-под шапки.
      – Сиу не стали бы трогать трупы. Они забрали бы лошадей, которые остались живы, оружие и одежду, но трупы не тронули.
      – Тогда где же они, черт побери? Почти в самом конце долины они нашли место, где отряд свернул с дороги. Склон перевала Лодж-Трейл был испещрен следами лошадиных копыт.
      – Видно, они поднимались очень быстро, – заметил Линдхауэр.
      – Слышите? – Один из разведчиков указал в сторону груды камней. Оттуда доносился слабый стон лошади.
      – Рискнем?
      Линдхауэр пожал плечами.
      – Пока я не вижу ничего угрожающего. Если мы услышим крик или увидим, как пролетит стрела, мы тут же повернем назад в форт. И спасайся кто как может. Согласны?
      Они осторожно продолжили свой путь, пригибаясь к седлам, прислушиваясь к каждому звуку, который мог быть предвестником смерти, ждущей их за скалами. Под копытом одной из лошадей со скалы сорвался камень и покатился вниз по склону. Все замерли, опасаясь, что этот звук мог привлечь какого-нибудь индейца.
      Сумерки короткого зимнего дня уже начали спускаться на землю, когда они нашли первых мертвых полузамерзших индейских лошадей. Они пошли дальше на стон раненой лошади, который вывел их к небольшой ложбине на перевале. По склонам этой ложбины также лежали трупы индейских лошадей. А рядом на площадке не более сорока футов в диаметре они увидели изрубленные тела кавалеристов Второго полка. Их мертвые кони лежали рядом с ними. Только один раненый жеребец поднимал еще голову и жалобно стонал.
      – Боже правый!
      Один из солдат не выдержал: он наклонился в седле и его начало тошнить.
      – Зачем они их так изрубили?
      Когда Линдхауэр заговорил, его голос был глухим от боли:
      – Согласно индейскому поверью, нужно изуродовать тело врага, чтобы он не мог вкусить радостей рая. В раю все вместе – сиу и белые. Но наши парни, – он смахнул слезу, – не могут ни видеть, ни чувствовать, ни слышать. Они не могут взять оружие отрубленными руками, не могут вставить ногу в стремя. Они не могут насладиться женщиной.
      – Проклятье!
      – Что нам делать? – Солдат, которому стало плохо, наконец взял себя в руки.
      – Мы сосчитаем погибших, составим список тех, кого опознаем, и уберемся отсюда.
      Те минуты, пока они бродили среди мертвых тел, показались им вечностью.
      – У этой лошади перебиты обе ноги и в боку торчит дюжина стрел. Можно я пристрелю ее?
      – Не вздумай. На выстрел сразу же прибегут индейцы. – Лицо Линдхауэра исказилось от боли и гнева. – Перережь ей горло.
      Солдат побледнел.
      – Я не могу.
      Линдхауэр вытащил свой нож, острый восемнадцатидюймовый охотничий нож, и, отстранив своего спутника, наклонился, чтобы избавить животное от мучений.
      – Черт, Кастис, зачем же ты вызвался идти с нами?
      – Из-за старины Хикори Джо. – Слезы потекли по обветренным щекам солдата. – Но я не могу найти его.
      – Хикори Джо Магрудер. – Лицо Линдхауэра просветлело. – Если кто-то и мог выйти живым из этой переделки, то только он.
      – Ты так думаешь? – Солдаты как маленькие дети с надеждой посмотрели на него.
      – Может быть, ему повезло. Если нет, то он наверняка унес с собой в могилу немало индейцев.
      Они стали оглядываться по сторонам.
      – Но здесь нет мертвых индейцев.
      – Они здесь были. – Линдхауэр отошел на несколько шагов от круга мертвых тел и обнаружил темное пятно на земле. Он указал на него солдатам. – Много крови пролито здесь.
      Испуганными глазами они посмотрели туда. Вокруг на склонах таких пятен было Немало.
      Кастис, который только что успокоился, заплакал снова.
      – Господи, помилуй их. Мы можем гордиться нашими товарищами.
      Линдхауэр откашлялся.
      – Закончили?
      Его спутники кивнули.
      – Тогда по коням. Мы поедем назад в форт низиной. Если кто-то из наших ребят спасся, то он должен был двигаться этой дорогой.

      Они нашли тела еще шестерых своих товарищей в небольшой ложбине на пару сотен ярдов ближе к форту. Они лежали также окруженные трупами низкорослых индейских лошадей и были так же безжалостно изуродованы.
      – О Боже! Бедняга Хикори Джо. – Линдхауэр печально покачал головой. – Посмотрите на их патронташи. Черт! Все-таки эти винтовки были прекрасным оружием.
      – Если бы только пришла подмога…
      – Господи, помоги маленькой леди, – произнес Линдхауэр. – Здесь и капитан Драммонд. Бедная маленькая Миранда.
      Темнота начала сгущаться. Где-то завыл волк.
      – Мы должны забрать тело Хикори Джо, Адольф. – Кастис начал снимать седло со своей усталой лошади.
      Адольф покачал головой.
      – С ними ничего не случится до утра. Здесь так холодно, что они уже сейчас совершенно окоченели.
      – Луна окружена кольцом, – заметил один солдат. – Приближается метель.
      – Вы же слышите волчий вой. Они где-то рядом. К полуночи вся стая будет здесь. Я не оставлю им Джо. – Он повернулся к своему товарищу. – Помоги мне положить его на лошадь.
      – Кастис…
      – А ты, если так волнуешься о маленькой девочке, то, может быть, привезешь тело ее отца домой?
      Адольф тихо выругался. Тело друга лежало у его ног. Волк опять завыл, на этот раз уже ближе. Ему ответил другой. Последовав примеру Кастиса, Адольф снял свое седло и бросил его на землю. Оно в большей безопасности пролежит здесь до утра, чем Френсис Драммонд.
 
      – Сейчас возникла реальная угроза, что Красное Облако со своими воинами может атаковать форт. – Обведя взглядом лица своих офицеров, Уэстфолл поспешно опустил глаза. По выражению их лиц было видно, что они все как один обвиняют его. Рид Филлипс вообще откровенно смотрел на него как на убийцу.
      В то же время Уэстфолл, как и все прочие, почувствовал, что их ряды не просто значительно поредели. Отсутствие Кларендона с его смелыми суждениями и Драммонда с его спокойными рассудительными замечаниями словно лишило решимости всех остальных. Всех, кроме одного.
      Филлипс сквозь зубы цедил каждое слово:
      – Вполне возможно. Они, должно быть, думают, что мы здесь – кучка жалких трусов.
      Мы позволили убить наших товарищей у себя на глазах прямо вблизи форта. Кларендон попал в тяжелое положение, а мы даже не попытались прийти ему на выручку.
      – Хватит, майор Филлипс.
      – Бедняга Кларендон, – впервые заговорил один из офицеров. – Он мечтал вернуться героем.
      – Он и вернулся бы, – пробормотал Филлипс.
      – Он нарушил приказ, – заявил Уэстфолл. – Он ни при каких обстоятельствах не должен был вести своих людей на перевал Лодж-Трейл.
      Офицеры посмотрела на полковника, потом переглянулись. Каждый вспомнил, как бахвалился Кларендон и как Уэстфолл поощрял его. «Возвращайтесь героем», – сказал тогда полковник. Все офицеры слышали его слова.
      – Подполковник Кларендон не мог намеренно нарушить приказ… – начал Филлипс.
      – Я обо всем укажу в своем рапорте. – Уэстфолл скрестил руки на груди и в упор посмотрел на офицеров, пресекая дальнейшие разговоры.
      Филлипс мрачно сжал губы. Он был профессиональным солдатом и знал, что не имеет права возражать или задавать вопросы старшему по званию офицеру, даже если тот поступает неправильно. Сейчас на выяснение отношений не было времени, когда существовала реальная опасность, что они все могли погибнуть. Поэтому он пока сдержал свой гнев. У него еще будет возможность дать ему волю.
      После нескольких минут напряженной тишины Уэстфолл заговорил вновь; впервые его голос выдавал неподдельное беспокойство:
      – В одном вы правы, майор Филлипс. Этот успех, несомненно, воодушевит Красное Облако.
      Филлипс откашлялся. Полковник явно был трусом. Майор не раз видел таких, как он, чья служба проходила, в основном, за письменным столом. И такой вояка, не ведая настоящей жизни, перебирал бумаги до тех пор, пока не оказывался в ситуации, которою уже не мог контролировать.
      – Мне кажется, вам не стоит волноваться на этот счет. Красное Облако не так глуп. Он знает, что не сможет пробить оборону форта, не понеся большие потери. Количество лошадей, погибших на перевале Лодж-Трейл, свидетельствует…
      – Но мертвые лошади не доказывают, что погибли воины, – вмешался один молодой офицер.
      Филлипс строго посмотрел ему в глаза.
      – Мертвых воинов могли унести с поля сражения. К тому же многие могли погибнуть, не потеряв своих лошадей. Кларендон и Драммонд прекрасно проявили себя в бою.
      – Я только хотел сказать…
      – Вы правы, майор Филлипс. – Здесь Уэстфолл увидел возможность разрядить обстановку. Он слегка расслабился. – Наши люди прекрасно проявили себя. Отряд будет отмечен в приказе.
      – И капитан Драммонд? – Внезапно майор вспомнил, как Уэстфолл танцевал с Рут Драммонд всего несколько дней тому назад. У него перехватило дыхание. Такое предположение было слишком чудовищным.
      – Конечно. Когда их настигли индейцы, он стал отводить своих людей в форт. Он определенно заслуживает награды. – Уэстфолл не заметил, как сверкнули глаза второго по званию офицера в его гарнизоне. Он обвел взглядом всех присутствующих. – И другие тоже. Сержант Лонг, например. Я обязательно представлю их к наградам. Все же Красное Облако может предпринять атаку на форт.
      – Против гаубицы, сэр?
      Уэстфолл задумчиво почесал подбородок.
      – Пока мы, вероятно, в безопасности. Однако я предлагаю послать гонца в форт Ларе-ми с просьбой о подкреплении.
      – Как только метель прекратится. Пронизывающий ветер проникал во все щели деревянного строения. На офицерах была не только форма, но и тяжелые теплые шинели. На постах у форта часовые сменялись каждые полчаса. Дольше оставаться было нельзя – можно было замерзнуть.
      – Да, конечно, когда метель прекратится. Красное Облако не станет атаковать в метель. У него больше людей погибнет от мороза, чем от пуль.
 
      – Папа был храбрым в бою, мистер Линдхауэр?
      Немец смущенно присел на корточки рядом с Мирандой и взял ее руки в свои. Его сын, Брат Белого Волка, стоял у него за спиной. Глаза мальчика опухли от слез.
      – Да, он был очень храбрым, мисс Миранда. Самым храбрым.
      – Они ненавидели его, когда он погиб?
      Адольф вздрогнул. Глаза девочки были сухими, губы плотно сжаты. Она была очень похожа на Френсиса Драммонда. На маленьком строгом лице застыло далеко не детское выражение.
      – Ну, я не думаю, чтобы они относились к нему с симпатией.
      – Они… – девочка с трудом подбирала слова, – причинили вред его телу?
      Адольф бросил взгляд на своего сына. Мальчик был таким же светловолосым, как он сам, так что Линдхауэр часто забывал, что его мать была из племени шайенов.
      – Что ты наговорил ей?
      Мальчик испугался сердитого голоса отца.
      – Он рассказал мне, что индейцы думают о мертвых.
      Адольф перевел взгляд на серьезное лицо девочки.
      – Миранда, ты должна помнить отца таким, каким он был.
      – Не волнуйтесь. Я всегда буду его помнить. Но я хочу знать, что с ним случилось.
      Адольф покачал головой. Он поднялся и положил свою большую ладонь на плечо девочки.
      – Он умер. Он был убит. Но он забрал с собой много врагов.
      Миранда с осуждением посмотрела на него.
      – Вы не хотите мне сказать.
      Он покачал головой и взглянул на Рут.
      – Простите, миссис Драммонд. Я не знаю, что сказать.
      Рут держалась очень мужественно. Они с Френсисом не раз обсуждали, что она должна делать в случае, если с ним что-то случится.
      – Вы успокоили нас, мистер Линдхауэр. Мы теперь знаем все, что должны были узнать. Френсис храбро сражался и погиб как настоящий солдат. Он выполнил свой долг.
      – Да, мадам. – Линдхауэр обнял сына за плечи. – А сейчас мы пойдем.
      – Вы заслужили отдых. – Рут проводила их до двери. – Вы проявили большое мужество, отправившись за его телом.
      – Он бы сделал то же самое для меня. – Линдхауэр и Брат Белого Волка, втянув головы в плечи, скрылись в ревущей пурге.
 
      Миранда знала дорогу в госпиталь. Она проходила мимо него каждый день. Но одно дело – идти туда в яркий солнечный день, и совсем другое – пробираться сквозь ревущий ветер и густой снег. Случалось, что в Вайоминге во время метели люди теряли дорогу и гибли в нескольких шагах от порога собственного дома. Миранда слышала рассказы об этом в лавке Адольфа. Дрожа от страха, она обещала себе никогда больше не покидать дом в такую погоду.
      Из окна она не видела здания госпиталя. Все же она знала, что госпиталь там, за снежной стеной. Тела ее отца, Кларендона и Хикори Джо перенесли туда.
      Она должна увидеть отца.
      Жена майора Филлипса с подругой пришли побыть с Рут. Из-за ревущего ветра Миранда не могла расслышать их тихие голоса, но она знала, что они наверху с матерью.
      С ее матерью были люди, а с отцом не было никого. Она не могла оставить его одного. Дрожа от волнения, она стала натягивать на себя теплую одежду, а потом тихонько выскользнула из комнаты к черному ходу. Парадная дверь выходила прямо на северную сторону, но она выскользнула через черный ход, находящийся с противоположной стороны дома, где было потише. Миранда была рада возможности покинуть дом таким образом, чтобы порыв ветра не попал в помещение.
      Даже в доме было холодно. Еще не успев выйти на улицу, она почувствовала, как мороз щиплет нос. Если она пойдет по тропинке… Но тропинки не было… только снег по колено.
      Эта ночь не была похожа на все остальные. Темнота была съедена сплошной белизной. Ни луны, ни звезд не было видно. Миранда оглянулась назад и не увидела дома. Дом уже исчез. Она посмотрела перед собой. Только вперед! Вперед к зданию штаба, там надо повернуть налево. Она не могла не найти штаб: здание было слишком длинным. Сейчас она даже не подумала, как станет возвращаться назад.
      Холод пробирал ее до костей, ноги окоченели. При каждом шаге она старалась шевелить пальцами ног. Шевели пальцами, чтобы не отморозить ноги.
      Сквозь пелену снега она увидела мерцающий язычок огня. Прямо перед ней было окно штаба. Она дотронулась рукой до крыльца. Так на ощупь она нашла угол здания и обогнула его. Продолжая пробираться вперед, она думала о том, сколько шагов надо пройти до госпиталя. Двадцать? Двадцать пять?
      Наклонив голову, Миранда упрямо двигалась вперед, громко считая шаги. Не успела она сосчитать и до десяти, как впереди снова увидела свет.
      Там кто-то был. Ее сразу же обнаружат. Что она скажет? Сейчас у нее не было выбора. Она не могла повернуть назад, значит, надо идти вперед.
      На крыльце госпиталя Миранда помедлила. Конечно, если она скажет тому, кто там находился, зачем она пришла, ее не прогонят. Замерзшими пальцами она схватилась за ручку двери и с трудом повернула ее.
      Ветер распахнул дверь и почти втолкнул девочку внутрь. Пламя керосиновой лампы заколебалось. Захлопнув дверь, Миранда устало прислонилась к ней спиной, дрожа от напряжения.
      Через несколько минут она поняла, что была одна. Она с опаской огляделась. Слева от нее находился простой письменный стол, пара стульев. Еще один стол стоял в центре комнаты, а за ним длинная полка с целым рядом толстых черных книг, золотые буквы на их корешках поблескивали в тусклом свете лампы. Огонь в печи не горел. Комната казалась теплой только по сравнению с холодом снаружи.
      Слева Миранда увидела открытую дверь в коридор, а в противоположном конце комнаты еще одну дверь, но закрытую. Девочка сняла висевшую на крючке керосиновую лампу. Ее слабый свет заколебался.
      Отец. Она пришла увидеть своего отца. Это желание не было простой прихотью, оно было необходимостью. Пока она не увидит его, она не сможет поверить, что его нет в живых. Адольф мог ошибиться. Может быть, отец находится где-то в горах, раненый, отчаянно нуждающийся в помощи.
      Возле двери в коридор она остановилась, услышав громкий храп. Кажется, там спали люди. В той стороне находилась палата для раненых. Вероятно, дежурный тоже ночевал там.
      Миранда на цыпочках обошла стол и приблизилась к закрытой двери. Дверная ручка была такой холодной, что, казалось, обжигала пальцы. Девочка решительно повернула ее и открыла дверь. В комнате было темно, очень холодно и пусто, за исключением двух прочных высоких столов и умывальника.
      Задрожав так, что пламя в керосиновой лампе заколебалось, Миранда поспешно прошла через операционную. В конце ее была еще одна дверь. Сначала, когда она открыла ее, ей показалось, что эта комната была пуста. Девочка с опаской подняла лампу повыше. И тут она увидела их – три завернутые в одеяло тела, лежавшие бок о бок на полу.
      Когда она приблизилось к ним, ее сердце учащенно забилось. А что, если ей придется заглядывать под каждое одеяло? Она никогда не видела ни одного мертвого, не говоря уж о трех сразу. Пока она боролась с сомнениями, она узнала красное с черным одеяло Адольфа Линдхауэра. Ее отец должен был лежать под ним.
      У Миранды громко стучали зубы, пока она опускалась на колени и ставила рядом с телом лампу. В полумраке она увидела что-то белое и наклонилась вперед. С одного конца из-под одеяла торчали голые ноги. При виде их слезы полились у нее из глаз. Ноги ее отца замерзли. Никто не позаботился о том, чтобы прикрыть их. Несколько минут она молча смотрела на тело.
      Потом дрожащими руками она отогнула край одеяла.
      Миранда не смогла удержаться оттого, чтобы не вскрикнуть. С него был снят скальп. Нож прошелся чуть выше линии волос, и кровь, запекшаяся на оставшихся волосах, окрасила их в бурый цвет. Его глаза были открыты, а зрачки в них расширены так, что глаза казались черными. Рот был полуоткрыт, словно Френсис насмехался над смертью.
      – Папа, – прошептала Миранда.
      Под подбородком на горле словно второй рот был виден глубокий разрез. Трясущейся рукой девочка потянула одеяло вниз. Голова Френсиса была почти отделена от тела.
      – О папа. Они ненавидели тебя. Они тебя ненавидели, ненавидели, – повторяла она как заклинание. Представшее перед ней зрелище было столь ужасным, что она запомнила его на всю жизнь.
      Нахлынувшие слезы застлали ей глаза; она наклонила голову, прижав ее к коленям. Горе со всей силой навалилось на нее. Слезы потекли рекой, рыдания сотрясали ее тело. Он действительно умер. Индейцы убили его. Зная, что он был настоящим воином, они попытались уничтожить и его дух тоже. Все было так, как сказал Брат Белого Волка.
      Миранда, впав в полубессознательное состояние, только плакала и плакала. Кто-то взял ее за плечи и поставил на ноги.
      – Что ты здесь делаешь?
      Она подняла глаза и увидела бородатое испуганное лицо молодого солдата, дежурного.
      – Ты не должна здесь находиться. Что ты тут делала?
      Девочка устало покачала головой.
      – Мой папа… – охрипшим от плача голосом произнесла она.
      – О Господи! Ты – дочка капитана.
      – Я должна была его увидеть.
      – Но, мисс, это неподходящее зрелище для леди.
      Слезы опять полились у нее из глаз.
      – Он – мой папа.
      Дежурный сам был почти мальчик, всего лет на пять старше ее. Он взглянул на обезображенное лицо капитана. Лицо солдата позеленело. Схватив лампу, он взял девочку за руку.
      – Пойдем. Здесь нельзя оставаться.
      Миранда покорно пошла с ним. Она сделала то, что должна была сделать, увидела то, зачем пришла. Горе и слезы обессилили ее.
      Солдат закрыл дверь в операционную и наклонился к печке, чтобы разжечь в ней огонь. Когда он запылал, парень вернулся к Миранде.
      – Как ты попала сюда?
      – Я пришла.
      Он взглянул в окно.
      – Пришла? Ты с ума сошла.
      – Я сейчас уйду.
      – Нет! Боже мой, нет. Ты не уйдешь отсюда, пока не станет светло.
      Девочка задумалась.
      – Но если моя мама обнаружит, что я исчезла, она будет беспокоиться.
      – Надо было подумать об этом до того, как выходить из дома, – строго заметил солдат.
      – Я думала, что смогу пробраться назад так же незаметно, как я выскользнула из дома – и она ничего не узнает. Я знаю, что смогу это сделать, если вы позволите мне уйти. – Присутствие солдата успокаивало девочку, отгоняло прочь ужасные мысли, терзавшие ее.
      Дежурный скрестил руки на груди.
      – Я не позволю тебе уйти, пока не прекратится метель или до наступления утра.
      Миранда взглянула на часы на стене.
      – Это произойдет еще не скоро. Пожалуйста, отпустите меня. Я найду дорогу. Я уверена, что найду дорогу домой.
      Он покачал головой.
      – Садись-ка лучше к огню. Как только станет достаточно светло, я сам провожу тебя домой.
      – Вам нет необходимости это делать. Я уверена…
      Он указал на стул возле печки.
      – Садись.
      Миранда послушно опустилась на стул. Несколько минут они сидели молча. Солдат грустно смотрел на девочку.
      – Мне очень жаль твоего отца.
      – Спасибо.
      – Я думаю, вы скоро уедете на восток. Миранда еще не думала об этом.
      – Наверное. Семья моей мамы живет в Чикаго. А папины родители… – у нее дрогнул голос, потом она взяла себя в руки, – папины родители уже умерли.
      – Он был храбрым солдатом.
      – Спасибо.
      – Разведчики принесли тела только троих – его и еще двоих. Это говорит о том, как они его уважали.
      – Да.
      – Это скверная история. Никто из нас не понимает, зачем послали столько офицеров на это задание.
      Миранда пристально смотрела в огонь, чувствуя, как тепло окутывает ее промерзшее тело. Слова солдата не сразу дошли до нее.
      – Что вы сказали? Он пожал плечами.
      – Просто мы не могли понять, зачем столько офицеров пошло на это задание.
      – Им приказали.
      – Конечно.
      Дежурный прислонился к стене и закрыл глаза. Миранда видела, что его по-настоящему не волнует ответ на вопрос, который он сам же и задал. А ей вдруг очень захотелось узнать его. Но она понимала, что, к большому сожалению, солдат ничего не может ей объяснить.
 
      – Мы уедем с первым же обозом.
      – Моя дорогая Рут. – Уэстфолл положил руку ей на плечо. – Вам нет необходимости уезжать. Вы с Мирандой можете остаться у нас с Мод Мэри. Вы нас вовсе не стесните. В вашем положении такое путешествие может быть опасным.
      Рут отвернулась и начала ходить взад-вперед по комнате, не столько от волнения, сколько для того, чтобы быть подальше от Уэстфолла.
      – Я должна уехать. Вы же знаете порядок.
      – Но гарнизоном командую я. Я могу сделать для вас исключение.
      Она покачала головой.
      – Мне не нужны поблажки. Френсис был бы против этого. К тому же я хочу вернуться домой. Хочу быть в Чикаго, когда придет время рожать.
      Уэстфолл сердито взглянул на нее. Он не рассчитывал, что она будет столь упряма.
      – Но вы можете потерять ребенка. Она бросила на него холодный взгляд.
      – Гарнизонный врач уже предупредил меня, что у него нет необходимых средств для того, чтобы принять роды в случае, если возникнут какие-то осложнения. Так что я меньше рискую, отправляясь в дорогу, чем оставаясь здесь.
      – Вы повезете девочку в такую погоду…
      – Миранда здорова как молодая козочка. Разве вы забыли, как она добралась в метель до госпиталя в ту ночь, когда погиб Френсис? Мне до сих пор становится плохо при мысли, что она могла заблудиться и замерзнуть. Но она этого не испугалась. Это я чуть не умерла от страха, когда обнаружила, что ее нет.
      Уэстфолл нахмурился.
      – Она – своевольная. Это еще одна причина для того, чтобы остаться здесь. Вам нужна крепкая мужская рука, чтобы держать ее в узде. Я был бы счастлив заменить… Я хотел сказать, я был бы счастлив помочь вам. Вам не следует брать всю ответственность на себя.
      Рут вздрогнула.
      – Неужели вы не понимаете? Я должна забрать ее отсюда. Она провела ночь в госпитале с дежурным солдатом и несколькими ранеными. Все могло случиться.
      – Ее следовало выпороть за такой глупый поступок.
      Рут сжала руки.
      – Но у нее была причина так поступить. Ужасная причина, но в ней-то все и дело. Она должна была увидеть тело отца. Сын Адольфа сказал ей, что чем больше изуродовано тело воина, тем больше враги боятся и ненавидят его. Она хотела знать, какую честь оказали ее отцу. – Она печально улыбнулась.
      Уэстфолл тихо выругался.
      – Чем скорее я заберу ее отсюда, тем скорее она сможет начать нормальную жизнь.
      – Но мороз…
      Рут покачала головой.
      – Когда придет обоз, мы с Мирандой уедем с ним.
      Она направилась к двери, но Уэстфолл преградил ей дорогу.
      – Рут.
      – Не надо! Ради Бога, не надо. – Она с мольбой протянула руку.
      Он взял ее руку и прижал к своей груди.
      – Рут, вы должны знать, что я чувствую по отношению к вам.
      – Полковник Уэстфолл…
      – Бенджамин. Пожалуйста, зовите меня Бенджамин.
      – Нет.
      – Я не прошу, чтобы вы полюбили меня прямо сейчас. Конечно, вы не в состоянии этого сделать. Я бы перестал вас уважать, если бы это было иначе.
      – Я всегда любила только Френсиса.
      – Я понимаю. Вы всегда были его храброй, верной женой. Никогда не жаловались, создавали ему уют в этой глуши. Жизнерадостная, любящая – товарищ и жена.
      – У вас есть жена.
      Он посмотрел на нее печальным взглядом, сжав обе ее руки в своих.
      – Мы с Мод Мэри вместе уже более двадцати лет.
      Рут смотрела на него, и на ее лице отражалась смесь удивления и отвращения.
      – Тогда как же вы можете говорить мне такие вещи?
      Он улыбнулся.
      – Какие? Разве я сказал что-то оскорбительное? Я только просил вас остаться, чтобы я – ваш старый друг – мог вам помочь.
      Она покачала головой.
      – У меня все смешалось в голове. Пожалуйста, отпустите мня. Прошу вас.
      Продолжая держать ее руки, он обнял ее за талию.
      – Я только прошу позволить мне поддержать вас в трудный час. Любой офицер поступил бы так же по отношению к женам и детям тех, кто погиб, находясь под его командованием.
      – Полковник Уэстфолл. – Она посмотрела на него сквозь пелену слез.
      – Я бы знал, что вы принимаете мою дружбу, если бы вы называли меня Бенджамин.
      Рут медлила. Она была так несчастна и испугана. Опустив голову, она тихо произнесла:
      – Бенджамин.
      Он вздохнул. Улыбка тронула уголки его губ.
      – Прекрасно. О Рут, как я хочу быть вашим другом.
      – Значит, вы поможете мне уехать?
      – Рут, почему вы не предоставите все решать мне?
      Он привлек ее к себе. Он чувствовал, как она дрожит. Он крепче сжал ее в объятиях. Ее груди, увеличившиеся за время беременности, прижались к нему. Она вся была такая круглая и мягкая, совсем не потерявшая привлекательности, как бывает с женщинами в последние месяцы беременности. Он коснулся губами ее волос.
 
      Термометр в фургоне опустился до минус сорока градусов, потом ртуть в нем замерзла.
      – Сиди здесь со мной, – велела Рут, когда Миранда встала на колени, чтобы выглянуть наружу.
      – Там буйволы. Они валяются в снегу. Сотни и сотни буйволов.
      – Они тебя не тронут, если ты их не потревожишь. – Рут полулежала на скамье фургона. Миранда вернулась на место рядом с матерью, и та укутала их обеих шкурами. – Поставь ноги на маленькую печурку, а то обморозишь их.
      – Мы можем замерзнуть до смерти? – Миранда выдохнула облако пара.
      Рут устало закрыла глаза. Это ее не удивило бы. А дочери она сказала:
      – Мы выдержим этот холод. Мужчины не дадут нам замерзнуть.
      – А как они выдерживают такой мороз? – Девочка подумала о погонщике, правившем фургоном.
      – Они храбрые и сильные. Они привозили в форт продовольствие, а теперь возвращаются назад. И мы едем с ними. – Рут начала дремать. Может быть, она замерзает? Но она этого не ощущала. Она прижала к себе Миранду.
      – Не понимаю, почему мы не могли подождать еще месяц, мама?
      Рут подумала о Бенджамине Уэстфолле. Дважды он приходил к ней поздно вечером под предлогом, что она не должна оставаться одна наедине со своими мыслями. Она крепче прижала к себе свою дочь.
      – Месяц ничего не изменил бы. Я должна отвезти тебя домой. Назад в Чикаго.
      – Но, мама…
      Ребенок энергично зашевелился в ней.
      – Чувствуешь?
      – Да.
      – Твой маленький братец или сестричка уже просятся на свет. Если бы я подождала еще шесть недель, то уже не смогла бы совершить это путешествие. Я хочу, чтобы он или она родились дома, как ты когда-то. – Рут поцеловала Миранду в холодный лоб. Иногда она взваливала слишком много на хрупкие плечи дочери. Сейчас как раз был такой момент. – Я не хотела, чтобы малыш родился там, где погиб его отец.
      – Да, мама. – Закутанная в шкуру, Миранда протянула руку и положила ее на живот матери. Малыш зашевелился опять, на этот раз сильнее. – Надеюсь, это будет братик.
      – Я тоже надеюсь.
      – Но кто бы ни родился, он будет похож на папу, правда?
      Рут закрыла глаза, чтобы не выдать своих слез. Казалось, они в ней никогда не иссякнут.
      – Я всем сердцем хочу этого, – пробормотала она, представив себе улыбающееся лицо Френсиса Драммонда. – Я очень этого хочу.

      – «Любовь летит от вздохов ввысь, как дым. Влюбленный счастлив – и огнем живым сияет взор его».
      Миранда вся подалась вперед; ее губы приоткрылись, влажные ладони в волнении прижались к тонкому шелку платья. Еще никогда в жизни она не видела такого красивого мужчины. Ей казалось, что все свои шестнадцать лет она ждала только его, грезила только о нем одном – о мужчине, который сейчас стоял перед ней на сцене.
      Его волосы цвета воронова крыла, длинные и волнистые, спускались до самых плеч темно-бордового бархатного камзола. Ей казалось, что его выразительные черные глаза находили среди публики только ее лицо и именно к ней он обращал слова любви, и именно ей улыбался. Серебристо-серые штаны обтягивали его длинные стройные ноги, подчеркивая мускулистые икры.
      У Миранды на секунду замерло сердце.
      Его белые зубы сверкнули в улыбке, когда он произнес:
      – «Где ты Ромео видишь? Я потерял себя. Ромео нет. Серьезно, брат, я в женщину влюблен».
      Миранда не дыша смотрела на него. Мужчина был так красив. И, конечно, он был влюблен в женщину. У нее затрепетало сердце, когда она попыталась обуздать свое разочарование.
      Актер повернулся к зрительному залу, и его рука взметнулась вверх. Бархатный плащ распахнулся, открыв взорам зрителей рукав белой шелковой рубашки с кружевами и лентами. Кисти рук изогнулись, суля изысканные ласки.
      – «И ей не страшен Купидон крылатый». Миранда прижала руки к своим пылающим щекам. Девушка, в которую он влюблен, не любит его. Она не могла поверить, что кто-то мог быть настолько глуп, чтобы не полюбить его. Ведь в глазах Миранды он был самым красивым мужчиной на свете. Ромео повернулся к своему другу, и она заметила блеск золота. В левом ухе он носил золотую серьгу. Миранда почувствовала, что ей не хватает воздуха. Она была на грани обморока. Корсет, который мать заставила ее надеть и который она сначала даже не чувствовала, теперь сдавливал ее грудь как тиски. Ее сердце учащенно билось, кровь стучала в виски. Лицо Миранды пылало. Слава Богу, в театре было темно, и никто не обращал на нее внимания.
      Миранда вновь напряженно уставилась на сцену. Спектакль продолжался. Ромео узнал, что девушка, которую он любит, приглашена на ужин в дом, куда ему нет доступа, потому что его семья враждует с той семьей.
      Миранда была настолько увлечена представлением, что перестала различать грань, отделяющую реальное от вымышленного. В страхе за жизнь Ромео она почувствовала, как покрывается холодным потом. Ей хотелось вскочить и умолять его не ходить туда, предупредить его о смертельной опасности. Когда Ромео покинул сцену, пообещав другу пойти туда в одиночку, она в волнении сжала руки на коленях. Страх за него переполнял ее душу.
      К счастью, следующая сцена была между двумя женщинами. Миранда немного расслабилась и даже начала оглядываться по сторонам. Она не стала напрягаться, чтобы понять, о чем говорят на сцене. Многих слов она никогда прежде не слышала, а остальные произносились в таком странном порядке, что ей приходилось только догадываться о том, что хотели сказать эти люди. Вместо того, чтобы прилагать для этого какие-то усилия, она просто еще раз напомнила себе, что она смотрит пьесу, к тому же первую в своей жизни. Конечно, актеры на сцене не говорят как обычные люди. И Ромео тоже играет актер.
      В этот вечер ее обуревали странные чувства. Билеты для нее и ее матери принес не кто иной, как полковник Бенджамин Уэстфолл.
      Когда он появился в доме ее дедушки и бабушки, Миранда очень удивилась и насторожилась. С того ужасного Рождества три года она старалась забыть все, что тогда произошло. Кроме своего отца. Отца она всегда будет помнить.
      Совершенно очевидно, что полковник Уэстфолл не забыл их. Его жена умерла, и он приехал к Рут, чтобы пригласить ее в театр. Миранда же была приглашена только по настоянию матери. Жизнь в Чикаго в доме скупых родителей Рут не давала возможности расширить культурный кругозор девушки.
      В отсвете рампы Миранда увидела, что ее юбка измялась. Должно быть, она постоянно сжимала ее руками во время последней сцены. Она поспешно начала разглаживать ее. Это было платье ее матери, переделанное на нее, чтобы у юной леди был хоть какой-то выходной наряд. Шелк был очень нежным. Миранда расправила юбку, надеясь, что не испортила ее.
      Разговор на сцене привлек ее внимание. Оказалось, что Джульетте было всего четырнадцать лет. Она была на два года моложе Миранды. Но мать Джульетты говорила девушке, что она уже должна выйти замуж.
      Миранда улыбнулась. Кажется, пьеса становилась похожа на мамины романы, которые она потихоньку читала. Она уже все поняла. Девушка встретит красивого мужчину, который придет на бал, и выйдет за него замуж.
      Все верно. Уже через две сцены Ромео взял девушку за руку.
      – «Как два смиренных пилигрима, губы лобзаньем смогут след греха смести».
      Миранда почувствовала этот поцелуй всем своим существом. Она, должно быть, слишком громко вздохнула, потому что мать толкнула ее в бок, а женщина в переднем ряду раздраженно заерзала. После этого Миранда старалась сидеть очень прямо и излишне не увлекаться пьесой.
      Конечно, они поженились тайно, совсем как герои в маминых любовных романах.
      Потом Ромео был вызван на дуэль на шпагах. Он снял камзол, его рубашка оказалась расстегнутой почти до пояса. У него на груди были видны черные волосы, при виде которых Миранда покраснела и смущенно прикрыла лицо. Но когда он начал сражаться – такой быстрый, грациозный, сильный, – она забыла обо всем на свете, кроме беспокойства за него и его жизнь.
      К несчастью, он убил кузена своей возлюбленной, поэтому конец пьесы оказался не таким, как она предполагала. Глупая девушка сделала вид, что отравилась. Когда Ромео решил, что она умерла, он убил себя.
      – «Любовь моя, пью за тебя!»
      Миранде показалось, что у нее сейчас разорвется сердце.
      Ромео схватился рукой за горло, потом за сердце. Он упал на колени.
      – «О честный аптекарь! Быстро действует твой яд. Вот так я умираю с поцелуем».
      Слезы, которые сначала лишь застилали ей глаза, потекли ручьем. От мыслей о нем – таком красивом, сильном, молодом и влюбленном настолько, что он не мог жить без своей возлюбленной, – Миранда совершенно потеряла голову. Но не из-за Ромео. Она уже забыла, что это всего лишь пьеса. Красивый актер был реальным человеком, но он настолько слился в ее сознании с персонажем, которого играл, что Миранда окончательно и безнадежно влюбилась в него.
      Протягивая дочери свой носовой платок, Рут Драммонд смущенно улыбнулась Бенджамину Уэстфоллу.
      – Она никогда не видела ни одной пьесы, – шепнула она ему. – У нас прекрасные места, но только слишком близко от сцены. Будь мы немного подальше, Миранда лучше контролировала бы свои чувства.
      Он понимающе кивнул.
      – По ее слезам можно понять, что пьеса ей понравилась.
      – Думаю, да. Тебе понравилось, Миранда? – спросила Рут у дочери.
      Вытирая слезы, девушка покачала головой.
      – Все слишком печально.
      Актеры вышли на сцену на последний поклон. Публика уже заполняла проходы. Миранда как завороженная смотрела в лицо Ромео, с улыбкой раскланивающегося перед зрителями. Она не аплодировала, а только неподвижно сидела и всхлипывала. В зале уже начали зажигать лампы. Миранда не чувствовала, как мать потянула ее к выходу. Она повернулась к Ромео, протянув к нему руку.
      Он взглянул ей в глаза и широко улыбнулся; его белые зубы сверкали под аккуратными черными усиками. Он подмигнул ей.
      Вдруг Миранда воспрянула духом. Он был жив. Это в конце концов была всего лишь пьеса. Но Шрив Катервуд был самым чудесным актером и самым прекрасным мужчиной, какого она когда-либо видела в своей жизни.
      – Я ждал, пока высохнут твои слезы, моя дорогая Рут.
      – Бенджамин, я не…
      – Теперь ты не можешь возражать, – напомнил он ей. – Никаких препятствий больше не существует. То, что я приехал сюда, должно заставить тебя поверить, что я хочу на тебе жениться. – Воплощение абсолютной уверенности в себе, он стоял гордо расправив плечи. Его аккуратно подстриженная борода уже была тронута сединой. Волосы тоже были с проседью и слегка поредели на висках. Хотя он по-прежнему был видным мужчиной, его щеки все же несколько ввалились, а глубокие морщины избороздили лоб.
      Рут опустила голову, чтобы скрыть нахлынувшие на нее противоречивые эмоции. Словно беспощадная судьба он появился у ее порога. Он был по крайней мере лет на пятнадцать старше ее, уже пожилой мужчина. Было ли его тело таким же старым, как лицо? Она не могла забыть крепкое молодое тело Френсиса и ужасные дни до и после его гибели.
      – Рут. – Голос Уэстфолла показался ей слишком громким. – Ты должна согласиться. Подумай о том, что я могу тебе дать.
      За три года она никого не встретила. Четырнадцать лет она жила с Френсисом Драммондом жизнью, полной волнений и радостей. И вдруг она оказалась приговоренной к одиночеству в постели и однообразию жизни, которую ее родители считали вполне нормальной для вдовы. Ей уже казалось, что ее душа умерла и покоится в могиле рядом с Френсисом в долине Вайоминга.
      Бенджамин Уэстфолл обнял ее. Рут закрыла глаза, почувствовав, как острое желание пронзило ее. От него исходил терпкий мужской запах. От ее отца пахло кедровым шкафом, в котором ее мать хранила его одежду.
      Теплое дыхание Уэстфолла касалось ее волос. Она задрожала. Он сразу же почувствовал трепет ее тела. Прижав губы к ее уху, он прошептал:
      – Я буду заботиться о тебе, как ты того заслуживаешь.
      – Бенджамин, я…
      Его руки скользили по ее спине, лаская ее.
      – У нас будет свой дом. Ты больше не будешь жить из милости в доме своих родителей, которые, как я догадываюсь, не слишком щедрые люди. Твоя дочь, эта красивая девочка, до сегодняшнего дня ни разу не была в театре. Я могу так много дать ей и ее маленькой сестренке. Я могу многое дать тебе.
      У Рут защипало глаза. После смерти Френсиса не только у Миранды, но и у нее самой было мало радостей в жизни. Ее родители, хотя и занимавшие видное положение в обществе, не обладали большим состоянием. Последнее время мать Рут взваливала на нее все больше и больше разных домашних обязанностей, будто та была бесплатной служанкой в доме.
      Ее отец настоял, чтобы она отдавала ему свою небольшую вдовью пенсию, а из этих денег выделял мизерную сумму на карманные расходы. Он не уставал повторять дочери, что ее брак с молодым выпускником Уэст-Пойнта был неразумным шагом. Браки по любви редко приносят выгоду обеим сторонам. Но предложение, которое ей делал полковник Уэстфолл, будет, несомненно, воспринято ее отцом совершенно иначе.
      В этот момент Рут уже все для себя решила. Однако она медлила. Гордость требовала, чтобы она не проявляла чрезмерной поспешности.
      – Я должна подумать. Это очень важный шаг.
      – Не надо. – Он сжал ее плечи и легонько встряхнул. – Не думай. Будь решительной. Будь храброй. Я помню твою храбрость, Рут. Ты была идеальной женой для солдата. Ты вновь можешь ею стать.
      Она покачала головой.
      – Очень сомневаюсь. Когда я выходила замуж за Френсиса, я была молоденькой девушкой, жаждущей приключений. Меня не пугали трудности. Теперь мне уже тридцать четыре года. Мне хочется комфорта. – Она улыбнулась. – Теперь бы я уже не выдержала поездку по зимней дороге, когда термометр показывает минус сорок.
      Уэстфолл строго посмотрел на нее.
      – Я не должен был отпускать тебя. Я всегда жалел, что ты вот так уехала. Теперь никто никогда не потребует от тебя вновь совершить такую поездку.
      Пришло время для откровенного разговора. Рут высвободилась из его объятий и серьезно посмотрела ему в лицо.
      – Почему ты хочешь жениться на мне, Бенджамин?
      Улыбка тронула его тонкие губы.
      – Ты не веришь, что я люблю тебя. Что я всегда любил тебя.
      Не ответив на его улыбку, она покачала головой.
      – Я верю, что когда-то ты хотел меня. Он кивнул.
      – Да, верно.
      – Но я не верю, что тогда ты любил меня. – Она не сводила с него глаз. – И я не верю, что ты любишь меня сейчас.
      Он беспомощно развел руками.
      – Я хотел выглядеть романтичным. А ты требуешь правды.
      – Я предпочитаю правду.
      – Ну хорошо. Ты ее получишь. – Он подвел ее к стулу и усадил. Когда Рут удобно устроилась, Уэстфолл набрал в легкие воздуха как человек, приготовившийся открыть свою душу. – Мне нужно, чтобы ты вышла за меня замуж.
      Она вздрогнула.
      – Но зачем?
      Он начал ходить взад-вперед по комнате. Она следила за выражением его лица, отметив, как сильно он покраснел. Он в волнении нервно кусал губы.
      – Это дело Кларендона все еще не закончилось. Рид Филлипс – будь он проклят – не дает возможности забыть его. Я предстал перед военно-полевым судом и был оправдан, но прошлое преследует меня.
      – Но в чем состоят эти обвинения? Ты принял решение, которое считал правильным.
      Он опустился на стул рядом с ней и взял ее руки в свои.
      – Ты ведь понимаешь меня, правда? Слава Богу. Ты же помнишь, каким честолюбивым парнем был Кларендон. Ты помнишь, что ему было приказано не преследовать сиу. Если кто-то во всем этом виноват, то только он. Не я. Ты понимаешь это несмотря на то, что твой муж трагически погиб в этой операции. Но другие называют меня трусом, говорят, что я должен был поехать им на выручку, рискнуть своим гарнизоном, а может быть, и всем фортом.
      – О Бенджамин!
      Он опять встал и начал ходить по комнате, терзаемый воспоминаниями о прошлом, повторяя рассказ, как он это, вероятно, делал уже не раз.
      – Но самое глупое в этой истории то, что форта больше нет: его сожгли сиу, как только войска покинули его. Перевал, который он призван был охранять, закрыли, заключив договор со свирепым Красным Облаком. – Его лицо потемнело от гнева. – Так не может оставаться вечно. На мне будет лежать проклятие до тех пор, пока эти дикари будут свободно владеть этой землей.
      – Но что я могу сделать? Он резко повернулся к ней.
      – Разве ты не видишь? Ты можешь выйти за меня замуж. Твое появление в качестве моей жены прекратит всякие слухи. Если ты простишь меня, то Филлипс будет выглядеть полным идиотом.
      Рут опустила глаза. Простила ли она его? С того ужасного дня прошло более трех лет. И все эти годы она старалась не думать о прошлом. Когда боль притупилась, угасли и смутные подозрения. Она даже забыла о том, как Кларендон жаждал славы. Если кто-то был виноват в смерти Френсиса, то только он. Однако все это казалось таким далеким. Она беспомощно пожала плечами.
      – Ты уверен, что это так необходимо? Он подошел ближе и посмотрел на нее.
      – Я думаю, ты заметила, что я все еще в прежнем звании. Сейчас я был бы уже бригадным генералом, но меня обошли. С твоей помощью, то есть когда ты выйдешь за меня замуж, мне удастся изменить мнение начальства о себе. – Он встал рядом с ней. Его напряженный горящий взгляд заставил Рут опустить глаза. Сейчас она видела только до блеска начищенные носки его ботинок. – Это станет началом моей новой карьеры.
      Рут не забыла порядок продвижения по службе в армии и причины, по которым некоторые офицеры никогда не получали повышения. По иронии судьбы три года назад она позволила этому человеку уговорить себя не портить карьеру Френсиса. А теперь ее просят спасти карьеру его самого!
      Она вздохнула оттого, что ее романтические мечты погибли. Когда Уэстфолл написал ей письмо с просьбой о встрече, когда он появился у дверей с букетом цветов, пригласил ее с дочерью в театр, она еще питала надежду, что смутившее ее три года назад признание в любви было все-таки правдой.
      Никакой любви. Он не питал к ней глубокого чувства. Его жена в конце концов умерла, его репутация была подпорчена, и тогда он вспомнил о Рут Драммонд, как о возможности все исправить. Она сжала руки, прикрыв золотое обручальное кольцо, которое подарил ей Френсис. Она никогда не снимала его.
      – Можешь ты прийти завтра? – Она подняла на него глаза. – Мне надо посоветоваться с Мирандой.
      Уэстфолл недоуменно нахмурился.
      – Но она еще ребенок!
      Рут вспомнила, что у него никогда не было детей. И он, без сомнения, потребует от нее исполнение супружеских обязанностей в постели. Она устало улыбнулась.
      – Она почти взрослая. Ей уже шестнадцать. Он открыл было рот, чтобы возразить, но передумал и промолчал.
      Рут встала и проводила его до двери. Здесь она положила руку на его руку, впервые дотронувшись до него по своей воле.
      – Постарайся меня понять. Моя старшая дочь была моей опорой и поддержкой все эти годы. Она взяла на себя груз забот о маленькой Рейчел. Я была так несчастна. Без нее я бы просто не выдержала.
      Он натянуто улыбнулся, поднося ее руку к губам. Он не забыл девочку, которая первая назвала его трусом.
      – Мне кажется, ты не должна отдавать свое будущее в руки шестнадцатилетней девочки. Она любит тебя, как и полагается дочери. Но задумывалась ли ты над такой возможностью? Принимая во внимание то, как она проливала слезы на спектакле, можно с уверенностью сказать, что через пару лет она выскочит замуж. Что тогда будешь делать ты?
      Рут гнала от себя эту страшную мысль.
      – Я надеялась, что она поедет учиться в хорошую школу.
      – Прекрасная идея. Хорошая школа для девочек будет ей полезна. Но обучение там стоит дорого. – Она заметила, как изменилось выражение его лица. – И я могу быть с тобой, чтобы помочь тебе в этом.
      Рут опустила голову.
      – Я еще не думала об этом.
      – Не спрашивай ее разрешения, – сказал он решительным тоном командира. – Просто скажи ей, что мы решили пожениться. Уверен, она захочет, чтобы ты вновь была счастлива.
 
      Миранда с удивлением посмотрела на мать.
      – Он хочет, чтобы ты вышла за него замуж?!
      Рут смущенно улыбнулась.
      – Да. Он хочет заботиться о тебе, о Рейчел и обо мне. Миранда, послушай меня. Он состоятельный человек. Он может часто водить нас в театр. Тебе ведь понравился спектакль, который мы смотрели.
      – Пьеса была грустной.
      – Но не все пьесы такие, – начала объяснять Рут. – Некоторые очень смешные. Есть романтические и героические пьесы. А есть такие, где только звучит музыка, а актеры танцуют в красивых костюмах. Ты сможешь увидеть их все.
      – Но меня не так уж интересуют эти пьесы.
      – Дело не только в пьесах. Послушай, дорогая, он предложил помочь мне послать тебя учиться в школу. Ты научишься всему, что нужно знать девушке, чтобы стать хорошей женой какому-нибудь приятному молодому человеку. Полковник будет отцом вам с Рейчел и мужем мне.
      Миранда в ужасе взглянула на раскрасневшееся лицо матери. Рут сразу же опустила глаза.
      – Но он же такой старый.
      – Я уже сама не так молода.
      Миранда нахмурилась, когда воспоминания прошлого, как призраки, начали появляться из глубин ее памяти. В тот день, когда погиб ее отец, они все слышали выстрелы. Потом Веллингтон вернулся со стрелой в ноге. Выстрелы зазвучали вновь. Это стрелял ее отец и Хикори Джо.
      Она умоляла помочь отцу, но Бенджамин Уэстфолл отказался послать отряд для спасения своих людей. Миранда гневно сверкнула глазами.
      – Он же трус. Рут вздрогнула.
      – Нет. Не говори так. Он не трус. Нет. Ты не должна так говорить.
      – Это правда.
      – Ты не можешь этого знать.
      – Я все помню.
      Лицо Рут побледнело. Даже губы у нее стали белыми.
      – Ты была слишком мала, чтобы все понять, – с мольбой произнесла она. – На нем лежала большая ответственность, чем на Френсисе, твоем отце. Он должен был думать обо всех нас. Если бы он оставил форт без защиты, мы все могли погибнуть.
      – Они уже возвращались. Брат Белого Волка рассказал мне. Его отец нашел их далеко от остальных. Если бы этот трус послал им подмогу, они вернулись бы и помогли ему оборонять форт.
      Рут зажала уши руками.
      – Я уже все забыла, – простонала она. Слезы потекли у нее по щекам. – Я не хочу вспоминать. Воспоминания бесполезны. Они не помогут вернуть Френсиса.
      Миранда сжала кулаки.
      – Он мог бы спасти папу. Но он струсил.
      – Нет, – упрямо повторила Рут. Она не решалась думать так же, как Миранда. Подобный ход мыслей мог привести к другим, еще более страшным. Она заплакала. – И это не имеет никакого отношения ко мне. Или к тебе. Мы не властны над тем, что сделали эти мужчины тогда, несколько лет назад.
      – Мама… – Миранда обняла мать за плечи. – Прошу тебя. Я не хотела тебя расстроить. Не плачь.
      – Ты ничего не понимаешь. – Рут повысила голос. Подобно бурному потоку, чувства, которые она сдерживала ради дочери, ради собственного спокойствия, вырвались наружу. – Ты не знаешь, как мы там жили. Ты была всего лишь ребенком. Мы могли подвергнуться насилию; сиу могли снять с нас скальпы.
      – Мама, прошу тебя.
      Рут не смогла сдержать рыдания.
      – Я знаю, что ты видела тело своего отца. Подумай об этом. То, что случилось с ним, могло случиться с тобой и со всеми нами. И Рейчел никогда не родилась бы.
      Несколько минут Рут беспомощно рыдала в объятиях дочери. Наконец она взяла себя в руки. Миранда предприняла еще одну попытку.
      – Мама, мне кажется, тебе не стоит с ним вообще встречаться. Смотри, как он расстроил тебя. Ты не можешь выйти за него замуж. Он тебе не подходит.
      Лицо Рут окаменело.
      – Хватит, Миранда. Я больше не хочу слушать тебя.
      – Но, мама…
      Рут встала. Она забыла о своих слезах еще до того, как они высохли у нее на лице.
      – Я не хотела говорить тебе подобных вещей, потому что ты будешь плохо обо мне думать. До сих пор ты делила жизнь на черное и белое. Ты воспринимала ее именно таким образом – как и положено ребенку. Ты еще слишком молода, чтобы находить компромисс и приспосабливаться.
      – Мама, я уже не ребенок.
      – Тогда и веди себя как взрослая. Выслушай меня. – Рут расправила плечи. – Я живу здесь со своими родителями уже три года. Но я больше не хочу так жить. За все эти три долгих года у меня не было ни одного счастливого дня.
      – Мама!
      – Удивлена? Я рада это слышать. Значит, по крайней мере, я притворялась не напрасно. – Рут печально улыбнулась. – Я люблю и уважаю своих родителей. Но они просто сводят меня с ума.
      – Мы могли бы переехать, – робко предложила Миранда.
      – О да. Мы могли бы переехать. Мы могли бы жить в крошечном домике где-нибудь на окраине. Только на такое жилье нам хватило бы пенсии твоего отца. Я бы перешивала для тебя мои платья до тех пор, пока не осталось бы ни одного, и тогда тебе пришлось бы носить старую одежду, которую богатые жертвуют церкви для бедных. По воскресеньям мы ходили бы в церковь, но это было бы единственным нашим развлечением. Нас никто не стал бы приглашать в гости. И ты никогда не встретила бы приличного молодого человека, за которого ты могла бы выйти замуж.
      – Я еще слишком молода, чтобы думать о замужестве.
      Рут схватила дочь за плечи.
      – Но это не будет долго продолжаться. Я вышла замуж за твоего отца, когда мне было семнадцать. Семнадцать! А тебе исполнится семнадцать уже скоро. Разве ты не понимаешь? То, что твой дед держит нас здесь фактически из милости… – Ее голос дрогнул. – Ты никогда не была в театре, а ведь он находится всего в нескольких кварталах от нашего дома. А когда у тебя наконец появилась такая возможность, тебе пришлось надеть платье, давно вышедшее из моды.
      – Мне все равно.
      – А мне нет!
      – Но этот человек…
      Рут не выдержала и ударила ее по щеке.
      – Я выйду за него замуж. Он будет заботиться обо мне и о вас с Рейчел. К тому же тебе уже шестнадцать лет. Скоро ты покинешь меня, чтобы создать свою семью.
      Миранда отпрянула, когда мать, решительно повернувшись, вышла из комнаты.
 
      Когда Бенджамин вечером навестил их, Рут была в своем самом новом платье из светло-серого тонкого хлопка, поскольку траур у нее официально кончился. Весь день она провела, беспокойно шагая по комнате. Ее нетерпение усилилось. Теперь, когда она приняла решение, она хотела поскорее выйти замуж. А вдруг он передумал? Вдруг он не придет? Несколько раз она порывалась послать единственную служанку отца к Уэстфоллу с приглашением прийти.
      К тому времени, как Уэстфолл появился в гостиной, Рут уже была близка к обмороку. Руки, которые она протянула ему, дрожали. Ее голос срывался.
      – Бенджамин Уэстфолл, я согласна стать вашей женой.
      – Рут. – Он посмотрел на нее внезапно увлажнившимися глазами. Потом он улыбнулся. – Как долго я ждал этого дня. – Он привлек ее к себе и поцеловал. – Я вижу, твоя дочь не возражала.
      – Не совсем. Но я надеюсь, она скоро образумится.
      – Может быть, мне стоит поговорить с ней… Рут покачала головой.
      – Мне кажется, ей надо дать время привыкнуть к этой мысли.
      – Тогда могу я поговорить с твоим отцом? Рут впервые улыбнулась.
      – Да. Я бы хотела, чтобы ты поговорил и с отцом и с матерью, и хочу быть с тобой во время этого разговора. Я хочу увидеть выражение их лиц.

      – Вы должны уехать. Вы не подходите для моей мамы. Вчера вечером она так плакала, что ей стало плохо.
      Бенджамин Уэстфолл сердито взглянул в решительное лицо Миранды. Невысокий от природы, а сейчас к тому же начавший полнеть, он был всего на дюйм выше дочери Френсиса Драммонда. Он недовольно откашлялся.
      – Женщины плачут по разным причинам. И от счастья тоже. Я думаю, что ее переполняло чувство радости оттого, что теперь бремя забот о вас и вашей сестре ей не придется нести одной.
      Миранда гордо вскинула голову.
      – У мамы нет никаких хлопот со мной. И с моей сестрой тоже. Я забочусь о Рейчел.
      Он примирительно поднял руку.
      – Ну хорошо, ответственность за вас.
      – Наша мама нас любит.
      – Конечно, любит. – Он тяжело вздохнул. Этот разговор уже начал ему надоедать. Может быть, он напрасно тратил время на спор с этой глупой девчонкой? Рут дала свое согласие. Ее родители были почти неприлично счастливы услышать, что их дочь выходит замуж и покидает их дом. Они даже намекнули, что свадьба в начале весны была бы вполне уместной.
      – Мама любила моего папу, – продолжала Миранда, сердито сверкая глазами.
      Уэстфолл замер и нахмурился. Упоминание любого, кто погиб вместе с Кларендоном, вызывало у него раздражение.
      – Никто не возражает. Второй брак – вовсе не свидетельство того, что первый был заключен без любви. Напротив, это показывает, что оставшийся в живых партнер был счастлив в первом браке. Иначе он не стал бы испытывать судьбу во второй раз.
      – Мой папа был замечательным человеком.
      Попробуем дать немного сахару этой маленькой назойливой мухе. Уэстфолл сложил руки за спиной и принял вид официального лица.
      – Я хорошо его помню. Он был отличным солдатом.
      – Он получил медаль.
      – По моему представлению. Я отметил его храбрость на поле боя. – Пусть проглотит. Его заявление заставило Миранду замолчать, но ее глаза остались холодными.
      Надеясь как-то смягчить девушку, Уэстфолл выложил свою козырную карту.
      – Ваша мать будет жить в роскоши. Я состоятельный человек. – Заявив об этом, он тут же замолчал. Не хватало еще обсуждать свои финансовые дела с этой девчонкой. Ему не нужно ее разрешение. Чем дольше он стоял здесь, тем больше чувствовал себя жалким юнцом, просящим у несговорчивого родителя руки его дочери.
      Миранда фыркнула.
      – У нас есть все, что нам нужно. – Она лгала, но на время она заставила свою совесть молчать. Ее мать ни в коем случае не должна выходить замуж за этого человека. – Мы все очень счастливы.
      Уэстфолл покачал головой.
      – Вероятно, вам кажется, что у вас все есть. В конце концов, вы не знали ничего другого, кроме лишений и нужды.
      – Мы счастливы, – упрямо повторила Миранда.
      – Вы будете еще счастливее. Потом вы и ваша сестра будете вспоминать прошлое как дурной сон. У вас будет все самое лучшее. Красивая одежда. Хорошая школа. Шанс познакомиться с прекрасными молодыми людьми.
      – Я еще молода, чтобы думать о мужчинах.
      – Но вам скоро будет семнадцать. И ваша мать очень озабочена вашим будущим. Мы с ней уже обсуждали это.
      Миранда знала, что он говорит правду. Ее мать сказала ей почти то же самое. Однако она не могла забыть свою ненависть к этому человеку. Спор с ним был бесполезен.
      – Вы не можете на ней жениться.
      Он даже вздрогнул от безаппеляционности таких слов, произнесенных столь юной особой. Как она смеет так разговаривать с ним?
      – Не могу? Молодые девушки не говорят так со старшими. Может быть, вам лучше усвоить одну вещь раз и навсегда. Не вам указывать мне, что я могу и чего не могу делать. Это я буду говорить, что я намерен сделать. Я женюсь на вашей матери.
      – Вы не можете это сделать. Вы – трус. Брови Уэстфолла поползли вверх. Он почувствовал, что краснеет. Его пульс участился.
      – Я предлагаю вам немедленно взять свои слова обратно.
      – Я не возьму их обратно, потому что это правда.
      – Кто сказал вам такое? – Неужели его враги уже начали распространять подобные слухи в приличных домах Чикаго?
      Девушка вскинула голову.
      – Мне не надо ничего говорить. Я сама была там.
      Облегченно вздохнув, полковник постарался взять себя в руки.
      – Тогда вы были ребенком. Вы не могли понимать то, что там происходило.
      Она покачала головой. Ее белокурые волосы рассыпались по плечам.
      – Я все поняла. Пусть мне было всего тринадцать лет, но я ведь не идиотка. Я слышала выстрелы. Я видела, как вернулся Веллингтон.
      – Веллингтон? Значит, есть свидетель?
      – Конь моего отца.
      Уэстфолл достал портсигар. Рука его была тверда, когда он достал сигару, а потом нашел спички. К черту приличия! Ему было просто необходимо закурить. Выпустив кольцо дыма, он произнес:
      – Да, конечно. Но позвольте вам заметить, что когда конь вашего отца вернулся без него, ваш отец был уже мертв. Стрелы, которые ранили коня, выбили всадника из седла.
      Глаза девушки с ненавистью смотрели на него. Она сжимала кулаки.
      – Он был еще жив, – с жаром возразила она, повысив голос. – Мы все слышала выстрелы, уже гораздо позднее и ближе к форту. Он возвращался домой, отстреливаясь. Если бы вы вышли ему навстречу, вы могли бы спасти его. Но вы позволили ему умереть.
      Они не скрывали ненависти друг к другу. Он мысленно проклинал ее, как проклинал своего обвинителя на военно-полевом суде. Кровь стучала у него в висках; он нервно курил, чтобы успокоиться.
      – Я должен был думать об оставшихся в форте, – ровным тоном сказал он. – Я нес ответственность за солдат, гражданских лиц, за обоз с продовольствием, который должен был прибыть.
      Она презрительно усмехнулась.
      – Вы боялись, что вас убьют. Вы – трус. Он загасил сигару и в сердцах хлопнул рукой по крышке портсигара.
      – Нет. Я – офицер. Я знаю свой долг.
      – Тогда почему вы не помогли своим людям? Почему вы позволили им погибнуть? Вы хотели, чтобы они погибли?
      Ее вопрос попал точно в цель, оставив глубокий след на его нечистой совести. Лицо Уэстфолла налилось кровью. Самообладание покинуло полковника, и он размахнулся, чтобы дать ей пощечину.
      Миранда разгадала его намерение и отпрянула, так что ее щеку задели лишь кончики его пальцев. К несчастью, из-за резкого движения она споткнулась о маленькую скамеечку и упала на пол, некрасиво задрав юбки. В приступе гнева она даже не почувствовала удара.
      Уэстфолл сам ужаснулся своему поступку. Что нашло на него? Раз он ударил эту девочку, ее мать никогда не выйдет за него замуж. Пробормотав извинения, он протянул руку, чтобы помочь Миранде встать.
      Неправильно истолковав его жест, она закрыла голову руками и попыталась отползти в сторону. Но поздно. Он наступил ногой на ее юбку. С криком она схватилась за тяжелую ткать обеими руками и потянула на себя. Уэстфолл покачнулся и сделал шаг назад. Миранда вскочила на ноги.
      – Вы ударили меня!
      Он покачал головой. Его рука дрожала, когда он стал поправлять галстук.
      – Вы ударили меня! – громче повторила она.
      Он пожал плечами.
      – Мне не следовало этого делать, но вы получили по заслугам.
      – По заслугам? Что я такого сказала? Он не хотел повторять то, что она сказала.
      Он приготовился к натиску.
      – Вероятно, вам не хватает воспитания. Вы выкрикивали оскорбления, ложь…
      – Вы ударили девушку. – Ее голос дрожал от возмущения. – Вы сбили меня с ног! Вы – настоящий трус.
      – Я не сбивал вас с ног. Вы споткнулись. Перестаньте кричать.
      – Трус! Трус! Трус!
      Он схватил ее за руки и резко встряхнул. Волосы упали ей на лицо.
      – Замолчите! Я не трус. Вы скверный ребенок. А таким детям нужна дисциплина. Я нужен вашей матери, чтобы заняться вашим воспитанием. Очевидно, она уже не справляется с вами. Вам нужна твердая мужская рука. – Он сжал ее руки так сильно, что она вскрикнула.
      По-настоящему испуганная, чувствуя, как его пальцы впиваются в ее запястья, Миранда, никогда не знавшая такого обращения, отчаянно посмотрела на дверь. Слезы полились у нее их глаз. Почему мама или дедушка не идут ей на помощь?
      Уэстфолл тоже заметил, что никто из домочадцев не вмешался в происходящее, и довольно усмехнулся.
      – Первое, что я сделаю – отправлю вас в хорошую школу. Куда-нибудь подальше. Например, в Новый Орлеан. Там есть католическая школа со строгой дисциплиной для девочек.
      Там быстро выбьют из вас эту дерзость и научат христианскому послушанию.
      – Н-Новый Орлеан? – Миранда никогда не разлучалась со своей матерью и маленькой сестренкой.
      – Или Бостон, – продолжал он, радуясь своей идее. – Отличные школы – прекрасное сочетание изоляции и дисциплины.
      – Мама не позволит вам этого. Полковник улыбнулся шире.
      – Позволит, – ответил он. – Неужели вы думаете, она не слышит, какой скандал вы здесь устраиваете? Вы дурно воспитаны. Она, очевидно, уже не знает, что с вами делать. Не удивительно, что вашим дедушке и бабушке не терпится избавиться от вас.
      – Неправда.
      Он отпустил ее и встал в стороне, скрестив на груди руки.
      – Где же они тогда? Миранда бросилась к двери.
      – Торопитесь. Бегите к своей матери, – крикнул он ей вслед. – Но лучше сначала отправляйтесь к себе в комнату и подумайте обо всем. Вы ничего не добьетесь своими возмутительными историями. Ваша мать скорее согласится со мной, когда я скажу ей, что вас надо отправить в хорошую школу.
      Миранда распахнула дверь и выбежала в коридор.
 
      Часы в холле пробили час ночи. Миранда откинула одеяло и села в постели. Не успела она опустить ноги на пол, как ее охватила дрожь. Несколько секунд она сидела неподвижно, вздрагивая от холода и сомневаясь в правильности своего решения.
      Страх пронизывал ее сильнее, чем холод. Если сейчас она опять ляжет в постель, никто ничего не узнает. Но если она выйдет из дома через черный ход, то уже не сможет сюда вернуться. Она медлила. Большой палец ее ноги коснулся пола, и Миранда поежилась.
      Она задумалась. Огонь обиды начал разгораться в ее сердце. Рут, кажется, не слишком расстроилась из-за этой истории с пощечиной. Грустно глядя на дочь, она погладила Миранду по щеке, но зато дед, стоя рядом с Уэстфоллом, одобрил поступок полковника, сказав, что девушке нужна твердая рука.
      Внезапно Миранда подумала о детстве своей матери. Может быть, не только любовь побудила ее при первой же возможности выйти замуж за Френсиса Драммонда? Может быть, дедушка «воспитывал» свою дочь точно так же, как Уэстфолл «воспитывал» Миранду? Она поежилась. Такое сравнение заставило ее понять, какой властью обладал Уэстфолл. Наверное, ее мать отчаянно стремилась вырваться из этого дома.
      Миранда решительно поставила ноги на пол. Она ничего не теряла. Она все равно будет разлучена со своей семьей. Уэстфолл отправит ее в закрытую школу в Бостон, и все вздохнут с облегчением.
      Она не поедет туда. Она не забудет своего отца. И настанет день… настанет день, когда она вернется и спасет свою мать и сестру. Настанет день, когда она найдет способ отомстить за своего отца. Она опозорит труса, который позволил ему погибнуть. Она его уничтожит.
      Приняв решение, она начала одеваться. Ветер с озера Мичиган был сильным и холодным. Она надела две пары чулок, зимние башмаки, вязаную шапочку и сверху замотала голову шарфом.
      Ее главной проблемой были деньги. За всю свою жизнь она не держала в руках больше пяти центов. Не стоит брать с собой ридикюль. Она засунула смену белья в маленький саквояж и закрыла его.
      Грустная улыбка тронула ее губы. Ящики комода были практически пустыми. Только пара летних платьев осталась висеть в шкафу рядом с маминым платьем, которое она надевала в театр. Она ничего не оставляла. Все, что ей принадлежало, было на ней и в ее саквояже. Миранда поежилась.
      Пора идти. Она открыла дверь и, выскользнув в коридор, прошла на цыпочках мимо комнаты матери, где та спала вместе с Рейчел. Ей бы хотелось обнять сестренку и сказать, чтобы она не беспокоилась, но Миранда не решилась этого сделать из опасения разбудить весь дом. У подножия лестницы она остановилась.
      Гордость не позволила ей воспользоваться черным ходом. Достаточно того, что она тайком покидала дом, но покидать его как прислуга она не хотела. Не обращая внимания на звук своих шагов, она дошла до парадной двери и повернула ключ, который всегда торчал в ней.
      Когда дверь распахнулась, холодный ветер ударил ей в лицо. Она закрыла за собой дверь и спустилась с крыльца. От густого тумана с озера Мичиган ее ресницы стали влажными. Наконец калитка со скрипом закрылась за ней.
      Здесь Миранда остановилась. Какую дорогу выбрать? На углу горел фонарь, дальше улица делала поворот. Куда идти? Только не к друзьям. У нее было мало подруг, и их родители, без сомнения, сразу же отправили бы ее назад к матери. Нет. Она должна покинуть город.
      Театр. В афише говорилось, что в конце недели труппа отправляется в Сент-Луис. Сегодня они как раз уезжают. Если они еще не уехали, может быть, они возьмут ее с собой? Может быть, у них найдется для нее работа? Она понимала, что все эти костюмы кто-то должен был содержать в чистоте. Она могла бы стирать их и шить. Это было единственным, чему она научилась в доме своей бабушки.
      Лицо того актера, которого она видела в театре, не выходило у нее из головы. Сейчас она ясно представила его – улыбающегося, подмигивающего ей. Ромео в темно-бордовом бархате. Миранда заторопилась.
 
      Два больших фургона, похожих на цыганские кибитки, стояли позади театра. Лошади уже были впряжены в них. Прижавшись к стене, Миранда пробралась мимо сильных животных. В свете единственного фонаря она прочитала надпись на первом фургоне. Красные с золотом буквы составляли слова: «Сыновья Мельпомены. Королевская шекспировская труппа под покровительством Ее Величества королевы Виктории».
      Миранда облегченно вздохнула. Она осторожно пробралась к заднему фургону и быстро спряталась в тень, когда дверь театра распахнулась. Огромный мужчина с мощными волосатыми ручищами сбросил с лестницы мужчину более хрупкого телосложения.
      Третий мужчина в рубашке без пиджака появился на пороге за спиной громилы.
      – Вы получили все, что вам причиталось! – зарычал он. – Вы с Шейлой должны были еще дать отдельный спектакль для этих скотоводов.
      Тот, кого сбросили с лестницы, со стоном поднялся. Глубокий, красивый голос Ромео сердито произнес:
      – Я никогда этого не обещал.
      – Как бы не так!
      – Черт побери, Шорер. Мы – настоящие актеры. Найди себе других, кто будет развратными спектаклями заманивать тебе клиентов.
      – Если вы такие великие актеры, почему вы не играете на Стейт-стрит? – Мужчина махнул пухлой рукой. Вышибала повернулся и скрылся в здании театра. Шорер тоже шагнул через порог. – Вы получили все, что вам полагалось. Уезжайте. – И он захлопнул за собой дверь.
      – Поехали, Шрив, – позвал женский голос из фургона.
      Миранда вжалась в стену.
      – Нет. Будь он проклят. Он должен мне еще пятьдесят долларов. Он не может так с нами поступить.
      – А он поступил. – Женщину, казалось, нисколько не трогало случившееся.
      – Эта вошь. Этот сукин…
      Дверь распахнулась. Из нее выглянул мужчина.
      – Если я не увижу, как через пять минут ваши фургоны поедут по улице, я пошлю Джоба за шерифом.
      – Ты негодяй! – Ромео бросился вверх по лестнице к нему. Дверь опять захлопнулась перед самым его носом. Он выругался.
      Двое актеров выскочили из заднего фургона и подбежали, чтобы забрать его. Актриса позвала его вновь.
      – Шрив, ради Бога, поедем.
      – Он должен нам пятьдесят долларов.
      – Бросьте это, мистер Катервуд, – попытался уговорить его один из мужчин. – Мы и так слишком задержались.
      Миранда нахмурилась. Они срочно покидали город, и ни у кого из них не было настроения заниматься чужими проблемами. Не раздумывая, она бросилась к фургону. Задняя дверца была полуоткрыта. Несколько больших расписанных полотен декорации были поспешно свалены внутри. Девушка подтянулась и забралась в промежуток между ними.
      Фургон слегка качнулся, но никто не обратил на это внимания, так все были заняты тем, чтобы успокоить Ромео.
      – Этот проклятый негодяй, – бушевал он. – Мы никогда больше не будем играть в его театре. Сколько бы он ни предложил.
      – Конечно, Шрив, – устало отозвалась актриса.
      – Это ниже нашего достоинства, – продолжал он.
      – Да, я знаю. Занимайте свои места, мальчики. Вероятно, все, кроме нас, уже спят.
      – Проклятье! Эти пятьдесят долларов приводят меня в бешенство.
      Миранда втиснулась между двумя полотнами. К счастью, в одном была сделана выемка, изображавшая арку, которая и позволила ей разместиться. Фургон качнулся, когда актер забрался на свое место. Второе полотно сдвинулось, больно прижав Миранде ногу. Она едва сдержалась, чтобы не закричать.
      – Мне надо было вернуться и набить ему морду.
      – А если бы это сделал он? – заметила актриса.
      – Он? Ха-ха! Этот моллюск. Эта вошь. Этот сукин сын. Он…
      – Он не стал бы сам это делать. Он позвал бы Джоба.
      – Будь он проклят. – Катервуд, очевидно, взялся за вожжи, потому что Миранда услышала звук удара по спинам лошадей. Фургон сдвинулся с места. Двое мужчин во втором фургоне тоже заняли свои места и стегнули своих лошадей.
      «Сыновья Мельпомены» устремились в Холодную ночь.
 
      Молния вспыхнула так ярко, что внутри фургона стало совсем светло. Миранда вздрогнула, очнувшись от дремоты. Почти сразу же чуть не над самой ее головой раздался раскат грома. К счастью, он заглушил испуганный возглас девушки.
      Караван со скрипом остановился.
      – Иди сюда, Майк, – прозвучал голос Ромео в темноте. – Надо опустить заднюю крышку.
      Молния вспыхнула опять, а за ней последовал новый оглушительный раскат грома. Миранда вскрикнула и заткнула уши. Небеса разверзлись, и потоки дождя, смешанного с градом, обрушились в фургон через незакрытый проем.
      Задняя крышка фургона со скрипом начала опускаться, и вдруг декорации сместились и стали двигаться глубже внутрь. Одна из них увлекла Миранду за собой, когда мужчины со всей силы нажали на выступавшие рамы. Тяжелая рама сдавила спину девушки. Она застонала, но новый раскат грома заглушил все звуки.
      Шрив громко выругался, когда мелкие льдинки града превратились в крупные. Одна больно ударила его по щеке, оставив на ней царапину. Наконец им с Майком удалось задвинуть декорации глубже внутрь фургона и опустить крышку.
      К этому времени град уже громко барабанил по крышам фургонов, и в этом шуме стон и плач Миранды были не слышны. Вспышка молнии и последовавший за ней неожиданно сильный раскат грома испугали лошадей. Они заржали и в страхе рванулись вперед, увлекая за собой фургон.
      Шрив Катервуд бросился за ними и прыгнул на козлы, но вместо того, чтобы заставить их остановиться, он хлестнул их кнутом, направляя к лесу. Второй фургон последовал за ним. В лесу ветки деревьев хлестали лошадей по бокам, царапали стенки фургона. Наконец лошади уже не могли дальше двигаться. Густая зелень защищала их от грозы; усталые животные в изнеможении опустили головы.
      Шрив бросил поводья и повернулся к своей партнерше. В кромешной тьме он мог различить лишь светлый овал ее лица. Он потянулся к ней, нашел ее дрожащее тело и привлек в свои объятия. Она обхватила его за талию под курткой, и так они сидели, прижавшись друг к другу, пока над ними бушевала гроза.
      Внутри фургона в полной темноте Миранда плакала от страха и тоски по матери. Если бы она могла найти способ – какой угодно – вернуться в этот момент домой, она бы вернулась. Если бы внезапно появился Бенджамин Уэстфолл и сказал, что он увозит ее в самую ужасную из самых ужасных школ, она с радостью поехала бы с ним.
      Но никто не пришел. Она была заперта в холодной мокрой клетке, зажата между двумя такими тяжелыми полотнами декораций, что даже не помышляла о том, чтобы сдвинуться с места. И ей некого было винить в этом, кроме самой себя.
 
      – Готова поклясться, что я слышала, как кто-то вскрикивал ночью. – Шейла растерла руками занемевшую шею.
      – Тебе, наверное, приснилось.
      – Я не спала во время грозы. Я слышала крики. Было такое впечатление, что они раздавались из дальнего угла фургона.
      – Не может быть. Это выл ветер. – Шрив рассматривал повреждения на стенах фургона. Ветки деревьев повредили крышу над козлами и сильно поцарапали стены.
      Шейла Тайрон, ирландский соловей и достойная преемница Шарлотты Кушмен, покачала головой.
      – Я знаю, что я это слышала. Если они доносились не из глубины фургона, значит, нам встретился кто-то на дороге.
      – Скорее всего, это было твое воображение, – продолжал настаивать Шрив. – Гром, должно быть, испугал тебя.
      Шейла бросила на него презрительный взгляд.
      – Я не боюсь грома, а свое воображение я потеряла давным-давно.
      – Вместе со всем прочим.
      – Что?
      – Ничего. – Шрив постучал костяшками пальцев по деревянной перегородке. – Эй, кто там, выходи.
      Шейла резко повернулась к нему.
      – Брось эти шутки.
      Он усмехнулся и протянул ей руки.
      – Спускайся, Бесси. Майк уже развел костер. Чувствуешь запах кофе?
      Она наклонилась и положила руки ему на плечи.
      – Называй меня Шейлой. А то ты можешь случайно оговориться в присутствии посторонних.
      Он с улыбкой спустил ее на землю.
      – Я же не ошибаюсь и не называю тебя Джульеттой. Так что я не ошибусь, когда надо будет назвать тебя Шейлой.
      – Да уж постарайся. – Приподняв подол, она прошла по мокрой траве. Шрив последовал за ней, по дороге задумчиво постукивая по стенке фургона.
      Майк Лониган уже развел небольшой костер из дров, которые он всегда возил с собой в фургоне. Ада Кокс, костюмерша, приготовила кофе и жарила кусочки бекона. Все шестеро «Сыновей Мельпомены», включая дочерей, стояли вокруг костра, стараясь согреть руки и высушить влажную одежду.
      Сильный ветер относил дым в сторону первого фургона.
      Миранда неожиданно проснулась. Сначала она открыла глаза в темноте, потом начала моргать ими, чтобы что-то разглядеть. Пол был ужасно жестким и холодным, и она была так зажата тяжелыми декорациями, что не могла вытянуться как следует.
      Она очень отчетливо почувствовала соблазнительный запах кофе и жареного мяса. У нее потекли слюнки, а живот подвело от голода. В горле першило от холода, но запахи были очень привлекательными. Она принюхалась: кто-то поблизости готовил еду.
      Миранда окончательно открыла глаза. Пространство между декорациями заполнялось сизым дымом от костра.
      Он проникал сквозь щели в полу. Она сделала вдох и закашляла. Внезапно ее охватил безотчетный страх, с которым она не могла совладать.
      Она была в ловушке, зажатая между тяжелой деревянной рамой и холстом, одна в запертом фургоне. Если фургон загорится, она задохнется и погибнет. В страхе она начала хватать ртом воздух, но только сильнее закашляла. Слезы побежали у нее из глаз. Она закрыла лицо подолом юбки и поджала ноги. Свернувшись в комочек, она кашляла и плакала.
      Вдруг луч света упал на нее. Задняя крышка фургона со скрипом приоткрылась.
      – Я же была уверена, что слышала чей-то плач, – заявила женщина, которую называли Шейлой, и заглянула за декорации.
      – Черт возьми! – раздался голос Ромео. – К нам тайком кто-то пробрался.
      Миранда прикрыла голову руками.
      – Тащите вот это, ребята. – Декорацию, за которой пряталась Миранда, потащили по шершавому полу и вместе с ней девушку.
      Миранда не могла встать на ноги. Одна ее нога зацепилась за холст и прорвала его. Девушка вскрикнула от боли. Мужчины продолжали безжалостно тащить декорацию, пока наконец Миранда, закрывшая голову и лицо руками, не оказалась у самой двери.
      – Ого, да это женщина.
      – Это ее крик я слышала ночью.
      – Сейчас она у меня закричит.
      Гнев в голосе Ромео испугал Миранду. Отчаянно пытаясь встать, она перевернулась и вывалилась из открытой дверцы прямо на дорогу.
      Шрив Катервуд рывком поднял ее на ноги. Ноги девушки, затекшие от долгого сидения в неудобном положении, не держали ее. Она повисла в его руках, откинув назад голову. Черные волосы мужчины были взлохмачены, подбородок небрит. Золотое кольцо в ухе сияло в утреннем свете. Его черные глаза сердито уставились на испуганную девушку.
      – Кто ты такая, черт возьми?

      Миранда видела перед собой лишь сердитое лицо мужчины, его взлохмаченные черные волосы и серое небо над головой. Крепче сжав ее плечи, он еще раз встряхнул ее. Голова девушки откинулась назад.
      Когда она не ответила на его вопрос, он оттолкнул ее и раздраженно развел руками.
      – Еще одна беглянка, черт возьми! Миранда согнулась пополам, безудержно кашляя от заполнившего ее легкие дыма. Наконец она выпрямилась и вытерла слезы, застилавшие ей глаза.
      Майк Лониган выбрался из фургона и бросил саквояж Миранды на землю.
      – Кажется, она порвала всю Падую.
      – Проклятье! – Шрив Катервуд схватил девушку за руку и опять встряхнул ее. – Ты слышишь? Это была часть нашей самой дорогой декорации. Ты знаешь, сколько стоит такой холст? – Он указал на декорацию, которую они вытащили из фургона.
      Она покачала головой. Слезы ручьем полились у нее из глаз. Она пыталась заговорить, но от дыма у нее так першило в горле, что она не смогла произнести ничего вразумительного.
      – Конечно, не знаешь. Ты вообще ничего не знаешь. Ты просто любишь театр, – саркастически произнес он. – И ты готова на все, чтобы стать актрисой.
      Наконец ей удалось разжать зубы, и она заикаясь произнесла:
      – Н-нет.
      – Нет?! – Шрив резко отпустил ее. На его выразительном лице появилось выражение отвращения, недоверия и одновременно гнева.
      – Нет. Я н-не могу быть актрисой. Я никогда не сыграла бы так чудесно. Я думала, что могла бы шить костюмы, или делать что-то другое. – Только сейчас она начала по-настоящему чувствовать свои ноги. Она попыталась выпрямиться, встать по стойке «смирно», как учил ее отец. К несчастью, каблуки ее туфель застряли в мокрой траве, и она неуклюже качнулась назад.
      – Знакомая песня.
      – Нет, серьезно. Я умею хорошо шить. Я собиралась попросить у вас работу.
      Красивые губы Шрива скривились в презрительной усмешке.
      – И, конечно, самый лучший способ получить ее – это тайком забраться в фургон и испортить дорогую декорацию.
      – Мне очень жаль, что так получилось. Я бы никогда не сделала это намеренно. Ничего не случилось бы, если бы вы так быстро не вытащили меня из фургона. Я просто ничего не могла поделать. Моя нога – мой каблук – попала как раз в нее. Мне очень жаль. – Миранда взглянула на испорченную декорацию. – Я починю ее, – сказала она с большей уверенностью, чем испытывала на самом деле. Разрыв оказался больше метра длиной. Она с мольбой протянула руки. – Я сделаю заплату. Поверьте мне, я знаю, как ставить заплаты на одежду. Я сделаю ее с обратной стороны и никто…
      – Если тебе так отчаянно нужна была работа, почему ты не попросила меня о ней?
      Его вопрос придал Миранде храбрости.
      – Я хотела. Вчера вечером. Но я пришла в театр как раз в тот момент, когда вы уезжали. И вы были вне себя от гнева.
      Шейла Тайрон усмехнулась.
      – Он все еще вне себя, дорогуша. Так что тебе не повезло.
      Миранда посмотрела в лицо Шрива.
      – Вы все еще сердитесь?
      – Еще больше, чем раньше, – последовал мрачный ответ.
      – Пожалуйста, не сердитесь. – Миранда вдохнула запах бекона и свежего кофе. У нее потекли слюнки. Остальные члены труппы вернулись к костру, возле которого женщина постарше раскладывала куски жареного мяса на хлеб, лежавший на оловянной тарелке.
      Катервуд повел носом.
      – Убирайся отсюда. – Он оттолкнул девушку. – Из-за тебя я пропущу свой завтрак.
      К чувству голода присоединился страх. Спазмы в желудке стали нестерпимыми. Миранда не могла сдвинуться с места.
      – Прошу вас, – прошептала она. – Позвольте мне остаться с вами.
      – Нет. – Он прошел мимо нее к костру и снял с огня кофейник. Налив себе кружку дымящегося напитка, он взял порцию мяса с хлебом. Его ровные белые зубы вонзились в кусок.
      Миранда тихонько застонала.
      Он услышал ее. Подняв бровь, он бросил на нее изучающий взгляд, прежде чем продолжить свой завтрак. Женщина у костра тоже посмотрела в ее сторону.
      – Если хочешь, возьми кусочек, детка, – предложила она, придвигая тарелку к краю решетки над костром. – Здесь хватит всем.
      Миранда нерешительно посмотрела на мужчину.
      Он сердито сверкнул на нее глазами, потом строго посмотрел на женщину.
      – Ада!
      Женщина нахмурилась.
      – Не будь таким вредным, Шриви, дружок. У нас достаточно еды, а она ничего не ела со вчерашнего дня. Иди сюда, детка. У него просто плохое настроение.
      Миранда все еще медлила. Наконец Ромео коротко кивнул. На тарелке осталось два куска. Она взяла меньший. Женщина налила ей кофе в кружку.
      – Ты не против воспользоваться моей? У нас нет ни одной лишней. – Она посмотрела в сторону Шрива. – Надо будет купить еще несколько.
      – Нам не нужна посуда.
      – Нужна. Когда у нас гости.
      – У нас нет гостей. – Он протянул ей кружку. Она налила ему остатки кофе. Капля дождя упала в кружку. Еще несколько капель упало в костер.
      – Опять начинается, – заметила Шейла. Она быстро допила свой кофе и поставила кружку на край решетки. Потом подобрав юбки, она поспешила на свое место в фургон.
      Продолжая жевать, Майк Лониган затолкнул декорацию на место и опустил заднюю дверцу фургона. Женщина, которую звали Ада, собрала посуду, вытерла ее и сложила в небольшую корзинку. Еще один актер взял за ручки железную жаровню и понес ее во второй фургон. Третий скормил остатки хлеба лошадям и надел на них упряжь.
      – Допивай свой кофе, – заторопила Ада девушку, складывая стульчик, на котором она сидела у костра.
      Миранда послушно поднесла кружку к губам, но почувствовала, что не может больше проглотить ни капли. Страх сжимал ей горло, она вся похолодела. Раскат грома прозвучал ближе. Дождь усилился. Робко улыбаясь, девушка вернула кружку Аде, и та засунула ее в корзинку с посудой. Ромео покончил со своим завтраком и направился к фургону, не обращая внимания на вопросительный взгляд Ады.
      Пожав плечами, женщина тоже заняла свое место во втором фургоне. Задняя дверца со скрипом опустилась.
      Они уезжали. Они оставляли Миранду под дождем на обочине дороги. Она не имела представления, сколько миль они проехали за ночь, но понимала, что от Чикаго оказались далеко. В отчаянии она начала озираться по сторонам.
      Зигзаг молнии прочертил небо. Загрохотал гром. Деревья гудели на ветру. Передний фургон сдвинулся с места. Миранда поспешно наклонилась, чтобы спасти свой саквояж, но Катервуд направил лошадей в другую сторону. Фургон начал разворачиваться.
      Миранда обхватила себя руками, чтобы сдержать дрожь. Одежда ее уже промокла. Она прищурилась, чтобы дождь не заливал ей глаза. Дождевая вода текла у нее по щекам вместе со слезами.
      Тяжелые повозки медленно двинулись мимо. Женщина, которую звали Шейла, уже спряталась от дождя в глубине фургона. Только Шрив Катервуд сидел на козлах под навесом; желтый дождевик укрывал его до самых пят. Их взгляды встретились.
      Миранда поспешно опустила глаза. Она не станет его умолять. Она тайком забралась в его фургон, но декорацию испортил он сам. Он должен был попросить ее выбраться, а не тащить ее силой. Девушка посмотрела на уходящую вдаль дорогу. Она подождет под деревьями, пока они скроются из вида, а потом пойдет пешком. В Чикаго она не вернется.
      Вторая упряжка поравнялась с ней.
      Майк Лониган мрачно посмотрел на девушку.
      – В двух милях отсюда есть небольшой городок, – сказал он. – Ты можешь добраться туда пешком. Просто не сворачивай с дороги.
      Миранда кивнула. Она крепко сжимала зубы, чтобы они не стучали от холода. Дождь был ледяным. Она сомневалась, что ей удастся пройти под дождем даже две мили.
      – Эй!
      Она с опаской обернулась на голос. Ромео махал ей рукой со своего места.
      – Эй ты! Я тебе говорю. Иди сюда.
      – Я не могу… Вы не обязаны… – У нее от холода так стучали зубы, что она не могла говорить.
      – Садись, раз тебе предлагают, – посоветовал Лониган. – Я солгал тебе. До города почти пять миль.
      – Забирайся сюда! – раздался приказ. Не теряя времени, Миранда бросилась на зов. Шрив сурово взирал на нее со своего места. Дождь хлестал девушку по щекам и заливал ей глаза. Молния осветила небо. Раскат грома прозвучал так близко, что Миранда невольно присела.
      Раздраженно выругавшись, Шрив Катервуд подал ей руку и втащил в повозку.
      – Не прикасайся ко мне, ты вся мокрая.
      – Хорошо, сэр, не буду. – Она подоткнула под себя свои мокрые юбки. Руки у нее так замерзли, что почти не слушались ее.
      Шрив заметил, что она с трудом сдерживается, чтобы не стучать зубами от холода. Он покачал головой, сердясь на самого себя.
      – Постучи в дверь и попроси Шейлу дать тебе второй дождевик. Тебе придется ехать здесь. Мы не можем пустить тебя внутрь такую мокрую.
      – Конечно, сэр.
      Шрив мрачно посмотрел перед собой.
      – Как тебя зовут?
      – Миранда.
      Его губы тронула невеселая усмешка.
      – Ну, конечно. Мне следовало это понять. Так и должно было быть.
      – Почему?
      – Миранда из «Бури».
      – Не понимаю.
      Видя ее невежество, он осуждающе посмотрел на нее.
      – «Буря» – это пьеса Шекспира. Героиню там зовут Миранда. Надеюсь, нас не будет все время преследовать дождь, пока ты будешь с нами.
 
      Потоки грязевой воды неслись к реке, смывая траву с берегов. Вывороченное с корнями огромное дерево упало в воду.
      – Проклятье! Мы не можем здесь переправиться. – Шрив вернулся к фургонам, где усталые и грустные актеры ждали его.
      – Но мы не можем ехать дальше, – заметил Лониган. – Лошади не выдержат.
      – Ничего себе! Проделать такой путь и не суметь переправиться через реку! У меня на ногах скоро вырастет мох, – пожаловался мужчина, которого называли Фредериком. – Я уже, кажется, начинаю гнить.
      – Он всегда был поганым, – пробурчала Шейла за спиной Миранды. – Пусть хотя бы это станет видно всем.
      Шрив Катервуд пропустил мимо ушей замечания Фредерика и Шейлы.
      – Смогут они дойти до фермы, которую мы проехали в двух милях отсюда?
      Майк пожал плечами.
      – Думаю, смогут.
      – Бедные животные, – прошептала Миранда.
      Шейла раздраженно фыркнула.
      – Нечего их жалеть. Все время, пока мы работаем как проклятые, они стоят, сунув морду в кормушку. Они толстеют как свиньи.
      Ведущая актриса труппы удалилась в маленькое спальное помещение, отгороженное в глубине фургона, и решительно закрыла за собой дверь. Когда Шрив вывел повозку на дорогу и холодный ветер ударил ей в лицо, у Миранды опять застучали зубы.
      – Перестань стучать зубами. Она со всей силы сжала челюсти.
      – Когда мы доберемся до Сент-Луиса, – раздраженно сказал он, – я хочу, чтобы ты сразу же послала телеграмму своей семье. – Он достал пригоршню мелких камешков из коробки у себя под ногами и швырнул ими в лошадей. Сильные животные натянули поводья, и тяжелый фургон начал медленно подниматься в гору.
      – Нет. – Миранда вцепилась руками в сиденье и спрятала нос в шарф. От сильного ветра, дувшего ей в лицо, у нее слезились глаза.
      Шрив бросил на нее быстрый взгляд.
      – Может быть, тебе и не хочется, но ты не можешь оставаться с нами.
      – Я останусь до тех пор, пока не починю испорченную декорацию.
      – И не думай, – раздраженно бросил он. – Отправляйся восвояси. Возвращайся к своей семье.
      – У меня нет семьи, – заявила она. Он насмешливо покачал головой.
      – Придумай что-нибудь получше. – Когда повозка выехала на более ровный участок дороги, он оценивающим взглядом посмотрел на девушку. – Ты хорошо одета, хотя одежда еще ничего не значит. А вот лицо и волосы говорят о многом. У тебя чистая кожа, хорошие зубы, ясные глаза. Волосы густые и блестящие. Кто-то хорошо кормил тебя и заботился о тебе.
      Миранда покраснела и закусила губу. Уставившись на ближайшее мокрое дерево, она гордо вскинула голову.
      – А этот взгляд, – с усмешкой произнес он. – О, какой взгляд! Гордый! Полный достоинства! Прирожденная леди. Сколько тебе лет?
      Его вопрос удивил Миранду. Она не думала, что кроме ее имени Шрива может заинтересовать в ней что-то еще.
      – Восемнадцать, – солгала она. – Совсем недавно исполнилось восемнадцать.
      Он бросил взгляд на ее грудь, скрытую пальто и несколькими слоями теплой одежды.
      – Я бы сказал, что ты моложе. Хотя определить твой возраст довольно трудно. Впрочем, с женщинами так бывает всегда. Они постоянно лгут.
      Миранда неловко подняла воротник пальто. Смущение заставило ее покраснеть.
      – Мне восемнадцать. Шрив пришпорил лошадей.
      – Пусть так. Это не имеет значения. Как только мы доберемся до Сент-Луиса, ты уже будешь не моей проблемой.
 
      – С этой девочкой всегда были проблемы. Всегда. Родители возили ее с места на место, она росла в дальних гарнизонах среди варваров и никогда не общалась с приличными людьми. – Эразм Тейлор несколько смутился, заметив недовольное выражение на лице своего будущего зятя и вспомнив, что Уэстфолл тоже являлся кадровым военным. Он откашлялся и обратился к дочери. – Она скоро объявится. Самое разумное для тебя, Рут, продолжать готовиться к свадьбе с Бенджамином.
      – Папа. – Рут с трудом сдерживала слезы. – Миранда пропала. Твоя родная внучка пропала. Может быть, с ней произошел несчастный случай; она лежит где-то на больничной койке, плачет, зовет меня. А может быть, ее уже нет в живых. – Рут зажала рот рукой, чтобы не разрыдаться.
      Уэстфолл обнял ее за плечи.
      – Рут, я уверен, что это всего лишь детская выходка, попытка помешать нашему браку. Без сомнения, она где-то прячется.
      – Вот именно, – живо отозвался Тейлор. – Эта маленькая негодница вернется домой, как только проголодается.
      Рут покачала головой.
      – Это непохоже на Миранду. Она еще никогда в жизни не проводила ночь одна, без меня. Я знаю, что-то случилось. Мы должны заявить о ее исчезновении в полицию.
      – О Боже, только не это!
      – Нет, моя дорогая. – Уэстфолл нежно обнял Рут. – Вот этого нам не стоит делать. Это испортит ей репутацию. Подумай о нежелательной огласке ее поступка.
      – Вот именно, – подхватил Тейлор. – Вот именно. Ни один мужчина не захочет взять ее в жены, узнав, что она натворила. Не могу с уверенностью утверждать… – Он шумно откашлялся. – Нельзя доверять… ну, видишь ли, все может быть.
      Рут высвободилась из объятий Уэстфолла и повернулась к отцу.
      – Это не имеет никакого значения, если она ранена или тяжело больна. Папа, побойся Бога, Миранда – твоя плоть и кровь.
      Уэстфолл взял ее руки в свои. Потихоньку, чтобы она не видела, он подал Тейлору предупреждающий знак.
      – Ты права, дорогая. Я думаю, мы должны немедленно пожениться. Объявим о свадьбе, чтобы все об этом знали. Это будет означать, что ничто не помешало тебе выйти за меня замуж. Когда Миранда узнает, что мы поженились, она вернется домой.
      – И получит свое наказание, – добавил Тейлор.
      – Папа!
      – Мы встретим ее как любимую дочь, – заявил Уэстфолл.
      – Спасибо тебе. – Рут достала из кармана платок и вытерла глаза. – Но не кажется ли тебе, что полицию все же нужно вызвать. Просто представь себе…
      Мысленно проклиная свою будущую падчерицу, он похлопал Рут по плечу.
      – Вот что я скажу тебе, дорогая. Пока ты со своей матерью будешь готовить свое приданое, я найму частного детектива, чтобы разыскать Миранду. Здесь в Чикаго должны быть хорошие сыскные агентства.
      – Есть. Даже несколько. И все соблюдают полную конфиденциальность. – Тейлор обрадовался предложению, которое ему самому ничего не будет стоить. Он потер руки. Если повезет, к концу недели все проблемы его дочери будут решены. Он, конечно, любил ее, но в последние три года она причиняла ему массу неудобств. – Это очень хорошая идея, Бенджамин.
      – Спасибо, Эразм.
      – А теперь, Рут… – Он взял ее за руку и проводил к двери. – Иди наверх к матери. Займитесь с ней твоим свадебным платьем. И выбери себе из семейных драгоценностей что-нибудь особенное. Например, гранаты твоей бабушки. Я всегда хотел, чтобы ты их носила. Но когда ты вышла замуж за Драммонда…
      Рут сердито взглянула на отца.
      – Прости. Я не имел в виду, что ты сделала что-то предосудительное. Просто у меня не было времени подарить их тебе. Но я решил вручить их тебе сегодня за ужином. – Он взглянул на Уэстфолла, ища поддержки. – Вы поужинаете сегодня у нас?
      – Спасибо за приглашение. Я планировал провести этот вечер вдвоем с Рут, но в нынешних обстоятельствах нам лучше быть всем вместе. Девочка может вернуться домой в любую минуту.
      – Ты действительно так думаешь? – грустно спросила Рут.
      – Я считаю, что это вполне вероятно. Когда Рут вышла из комнаты, Уэстфолл и Тейлор оставались наедине не больше минуты. Уэстфолл сразу же ушел, сославшись на то, что ему надо нанять частного сыщика для поисков Миранды.
      На прощание Тейлор даже предложил своему будущему зятю сигару. Его щедрость объяснялась уверенностью, что к концу месяца его дочь и вся ее семья покинут этот дом.
 
      – Проклятье! Я ничего не вижу. Этот чертов амбар может быть и в пятидесяти футах и в полумиле отсюда. – Шрив вытер мокрым рукавом глаза, вглядываясь в пелену дождя.
      Замерзшая и несчастная настолько, что у нее даже не было сил дрожать, Миранда сидела, прислонившись спиной к перегородке, закрыв глаза и обхватив себя руками. Услышав раздраженный возглас Шрива, она открыла глаза.
      Дождь шел стеной, заливая спины понурых лошадей и желтые дождевики седоков. Под ногами хлюпала вода.
      – Я тоже ничего не вижу, – сказала она. Шрив мрачно кивнул.
      – Смотри в оба. Мы скоро должны добраться до какого-нибудь жилья.
      – А если не доберемся? Он пожал плечами.
      – Значит, не доберемся. Мы-то как-нибудь выкарабкаемся, а вот лошади уже на последнем издыхании. – Он хлопнул вожжами по их спинам. – Несчастные. Они уже ничего не чувствуют.
      Миранда выпрямилась.
      – У вас хорошие лошади, – сказала она. – Они сделали все, что могли.
      Шрив искоса посмотрел на нее.
      – Ты разбираешься в лошадях?
      – Да. – Она всматривалась в стену дождя. – Там что-то виднеется, – сказала она, указывая вправо. – Большое.
      Шрив наклонился в ее сторону.
      – Я ничего не вижу.
      Она прижалась к его щеке своей холодной щекой и указала рукой в сторону темного силуэта.
      – Вон там.
      – Я все равно не вижу того, о чем ты говоришь.
      Она отстранилась и посмотрела на него. Потом еще раз попыталась показать ему то, что она видела.
      – Да вот же. Он выпрямился.
      – Поверю тебе на слово. Если ты ошиблась, значит, будем ночевать в чистом поле.
      Миранда поежилась, когда повозка свернула с залитой дождем дороги.
      – Вы по-прежнему ничего не видите?
      Она ждала ответа. Лошади с трудом продвигались вперед; колеса вязли в мягком грунте. Миранда вспомнила, что артиллеристы говорили о таком дожде. Движение нельзя прекращать.
      – Не останавливайтесь, – посоветовала она Шриву. – Пусть лошади идут вперед.
      Он устало заморгал глазами, потом взглянул на нее.
      – А если там ничего нет?
      – Смотрите! – Она схватила его за руку и указала вперед.
      Сквозь пелену дождя стали видны очертания большого строения с остроконечной крышей.
      – Будь я проклят! Ты была права. Эй, пошли! – Он подстегнул лошадей, но они не ускорили свой шаг.
      – Я спрыгну, побегу вперед и открою ворота, – предложила Миранда.
      – В этом нет необходимости. Мы откроем их, когда подъедем.
      – Если вы остановите фургон, он завязнет. – Девушка спрыгнула с повозки. Грязная вода забрызгала ей подол, но она не обратила на это внимания. Все, что было на ней, было уже безнадежно испорчено. Обогнав измученных лошадей, она добралась до забора, неразличимого за стеной дождя. Распахнув ворота, она помахала рукой, давая сигнал двигаться к ней. Быстро закрыв их за кибитками, девушка бросилась к дверям амбара.
      С трудом сняв тяжелый засов, она открыла двери. Лошади потащились вперед.
      – Фургон не входит! – закричала Миранда. – Он слишком высок.
      Шрив уже натянул поводья.
      – Еще немного, ребята, – крикнул он голосом, который бывал слышен в самом дальнем ряду любого театра. – Назад! Назад!
      Усталые лошади повиновались; фургон подался назад. Наконец Шрив бросил поводья. Позади него второй фургон развернулся и встал.
      Дождь превратился в мокрый снег. Порыв ветра бросил колючие снежинки в лицо Миранде, заставив ее отступить в темноту амбара. Дрожа, она обхватила себя руками и запрыгала на окоченевших ногах, чтобы согреться. Шрив спрыгнул с козел и начал распрягать лошадей, а Шейла выбралась из своего укрытия и поспешила в амбар.
      Остальные члены труппы тоже покинули повозку. Наконец Шрив и Майк ввели в амбар лошадей. Миранда выбежала наружу, чтобы закрыть дверь.
      – Настоящий всемирный потоп, – заметила Ада. – Я так и жду, что сейчас появятся спасающиеся от дождя животные.
      – Ненавижу дождь, – проворчала Шейла. – В нем нет ничего хорошего. Ничего.
      – Он помогает расти цветам, – возразил Фредерик. – Я бы не хотел жить в мире, где нет цветов.
      – О, перестань. – Шейла подняла глаза к небу. – Этот проливной дождь уже давно прибил к земле и залил все цветы.
      – Рискнем развести огонь? – спросила Ада. – Я окоченела.
      Шрив осмотрелся. В двух стойлах находились лошади, остальные были заполнены сеном, так же как и сеновал.
      – Лучше не рисковать, – сказал он. – Слишком большая опасность пожара.
      – Какие мудрые слова, – съязвила Шейла. Она одна из всей труппы принесла с собой одеяло и стояла, завернувшись в него, с отвращением оглядываясь по сторонам. – Какая сырость! А ты еще говоришь, чтобы мы не разводили огонь.
      – Я могу разжечь маленькую печку, если кто-нибудь принесет ее из повозки, – предложила Ада. – Внутри железной печки огонь не причинит вреда.
      Шрив с сомнением посмотрел на клочья сена, свисавшие со стен, как мох. У себя за спиной он услышал, как стучат от холода зубы у Миранды. Шейла натянула одеяло себе на голову. Поглубже засунув руки в карманы, мужчины переминались с ноги на ногу. Тепло было всем крайне необходимо.
      – Принеси печку, Майк.
      – Сейчас.
      – Как насчет кофе? – поинтересовался Фредерик. – Капелька тепла для наших внутренностей была бы в самый раз.
      Шрив пожал плечами.
      – Согласен, если ты достанешь его.
      – Уже иду. – Фредерик отвесил шутовской поклон и выскользнул за дверь вслед за Майком.
      Ветер и дождь ворвались в сарай. Миранда подумала, что лишь однажды в жизни ей было так холодно. Тогда она смотрела из окна повозки на купавшихся в снегу буйволов. От этого воспоминания у нее еще сильнее застучали зубы. Замерзшие ноги совсем не держали ее. Она добралась до стойла и опустилась на грубую доску. Обхватив руками колени, она сжалась в комочек.
      К ней подошел Катервуд.
      – Нравится такая жизнь? – съязвил он. – Настоящее приключение, верно?
      – Отойди, Шриви. – Ада, подбоченясь, встала рядом с ним. – Оставь ее в покое. Не усугубляй ее отчаяние. – Майк Лониган принес печку. – Сейчас мы разожжем огонь, и сразу станет веселее. – Она отвернулась и наклонилась, приподняв юбки. – Всегда ношу спички в самом сухом месте, – сказала она. – Никогда не знаешь, где придется разжигать огонь.
      Фредерик вернулся с кофейником и корзинкой с провизией. Он с беспокойством посмотрел на остальных.
      – А где мы возьмем воды? Шейла фыркнула.
      – Просто выставь кофейник за дверь, Фредди. Боже! Нет никого глупее актеров.
      Фредерик бросил на нее недовольный взгляд прежде, чем последовать ее совету.
      Когда кофейник наполнился дождевой водой, огонь уже весело горел в печке.
      Миранда подошла поближе. «Сыновья Мельпомены» сгрудились вокруг крошечной печки, протягивая руки к огню, где Ада священнодействовала над кофейником. Она встала рядом с шестым участником труппы, которого, как она поняла, звали Джордж. Наконец запах кофе наполнил сарай. Уже одно это приободрило всех.
      – Первая кружка Майку, – сказала Ада, протягивая ему кружку. – Вторая – Фредерику.
      – Спасибо, мэм.
      Вдруг дверь амбара распахнулась. Все оглянулись.
      В дверях стоял бородатый мужчина, вода капала с его шляпы и одежды. Он обвел сердитым взглядом собравшихся, потом взглянул на Аду, присевшую у горевшей печки. Он еще сильнее разозлился. Вытащив из-под дождевика дробовик, он угрожающе сказал:
      – Проклятые проходимцы! Гасите огонь!

      Слеза побежала по обветренной щеке жены фермера. Она прижала к себе свою старшую дочь.
 
       Я грустна и одинока, сердце рвется из груди.
 
      Низкое контральто Шейлы Тайрон заполнило амбар. Ветер стих. Гроза почти прекратилась. Жена фермера и семеро ее детей расселись на доске, поставленной на два бочонка. Сам фермер, как часовой, стоял у входа в стойло. Дробовик лежал у его ног.
      Два его старших сына сидели на перекладине у другого стойла и, открыв рот, смотрели на Шейлу. От нее невозможно было оторвать глаз.
 
       Милый мой меня не любит.
 
      Взяв верхнюю ноту, она с грустной, но в то же время теплой, многообещающей улыбкой посмотрела на зрителей. Юноши покраснели.
 
       Смерть, скорее приходи.
 
      Последний звук замер в воздухе. Семья фермера сидела как завороженная. Секунд двадцать никто не шевелился.
      Майк подмигнул Миранде, которая была очарована не меньше зрителей. Он усмехнулся и растянул меха гармоники.
      Шейла приняла игривую позу.
 
Раз приехал фермер в город,
Фургон его поломан.
Но только фермер тот,
Кто кормит всех.
 
      Увидев, с какой гордостью фермер огляделся по сторонам, Миранда зажала рот рукой, чтобы не рассмеяться. Шейла продолжала свою балладу. Фермер заметно оживился, недовольное выражение постепенно исчезло с его лица.
 
А пастор и повар у ручья
Гуляли половину дня.
 
      Шейла взмахнула рукой, и актеры подхватили припев:
 
Но только фермер тот,
Кто кормит всех.
 
      Жена фермера довольно улыбнулась, а ее муж, сунув руки в карманы, обвел взглядом всех, чтобы увидеть, как они реагируют на эту песню. Он перехватил взгляд жены и улыбнулся ей. В густой бороде сверкнули его потемневшие от табака кривые зубы.
      Когда Шейла закончила свою песенку, которую вместе с ней уже пели все, жена фермера откровенно сияла от удовольствия и что-то шептала своей дочери.
      – Спасибо, мисс Тайрон. Спасибо. Мы все в восторге от вашего прекрасного голоса. – Шрив поддержал аплодисменты, а потом вышел вперед и, взяв руку Шейлы, поднес ее к губам. Маленькие девочки захихикали, когда Шейла подмигнула им и сделала глубокий реверанс. – А сейчас перед вами предстанет только что прибывший из Лондона, где он выступал перед самой королевой Викторией, мистер Фредерик Франклин.
      Миранда протерла глаза. Невысокий мужчина, постоянно жаловавшийся на холод, казалось, вырос у нее на глазах. Его движения, посадка головы, разворот плеч исполнились достоинства. Как и прежде, в его речи было много непонятных слов, но чем дольше она слушала, тем больше начинала понимать. У детей, заметила она, были те же проблемы, что и у нее, но в конце концов, перестав вертеться, они стали внимательно слушать.
      Женщина, очевидно, знала, о чем идет речь в этой истории, потому что она что-то зашептала на ухо дочери, а та передала ее слова по цепочке остальным детям.
      Когда Фредерик произнес последние слова: «За Цезарем ушло в могилу сердце. Позвольте выждать, чтоб оно вернулось», она начала аплодировать. Муж обнял ее за плечи, а она подняла на него сияющие глаза и сказала ему что-то на незнакомом языке.
      Муж ответил ей тем, что погладил жену по щеке.
      Потом Шрив представил Джорджа Уиндома, который вышел вперед с длинным футляром и церемонно протянул его Фредерику. Открыв футляр, Фредерик бросил на публику отчаянный взгляд. Его игра была столь убедительной, что один из младших детей испуганно сунул палец в рот и прижался к старшему брату, сидевшему рядом.
      Мужчины обнажили рапиры и встали в позицию. Двое старших мальчиков возбужденно переглянулись. Сверкнувшие клинки со звоном скрестились. Каждый фехтовальщик сделал по выпаду и отразил удар противника, затем они, поменявшись местами, продемонстрировали то же самое. Наконец Фредерик выполнил серию отличных ударов. Бой завершился тем, что рапира вошла под мышку Джорджа, как бы проткнув его насквозь.
      Джордж пронзительно вскрикнул и пошатнулся.
      Младшие дети завизжали. Малыш, который сосал палец, уткнулся лицом в плечо брата. Потом Джордж, изгибаясь, соскользнул на землю, поднял руку в знак прощания и, вздрогнув всем телом, с мольбой в глазах умер.
      Фредерик сделал вид, что вытирает клинок, и опустился на колени рядом с поверженным противником. Минуту он держал паузу, потом вскочил на ноги и подал руку Джорджу. Они раскланялись, зрители зааплодировали, а дети вытерли слезы.
      Наконец вперед вышел сам Шрив Катервуд. Он обвел взглядом публику, его улыбка была обращена к каждой женщине: и к жене фермера, преждевременно состарившейся женщине, и к ее старшей дочери, смущенно зардевшейся юной девушке, и к самой маленькой девочке, с улыбкой смотревшей на него во все глаза. Он повернулся, сделал несколько шагов назад, опять повернулся к зрителям и начал монолог Петруччо: «Хочу я выгодно жениться в Падуе».
      Актеры начали играть сокращенный вариант «Укрощения строптивой». Джордж вышел в роли Гортензио, который объяснил, что Катарина строптива и зла, но Петруччо поклялся, что все равно женится на ней. Появилась Катарина, которую играла Шейла Тайрон, и схватка началась. Фредерик прекрасно играл Грумио, а Майк был не плох в роли Люченцио.
      Фермер и вся его семья смеялись и аплодировали.
      Старшие мужчины затаили дыхание, когда Петруччо послал за Катариной посреди ночи, чтобы сказать, что они покидают дом ее отца. Когда она согласилась с ним, что солнце действительно ярко светит, они все довольно заулыбались.
      В этот момент новый раскат грома прервал речь актеров. Шрив поднял руку к небесам.
      – «Катарина, – обратился он к Шейле. – Я говорю, что солнце ярко светит».
      Шейла в шутку подбежала к двери амбара и сделала вид, что выглядывает наружу. Когда она вернулась, то ответила кротко: «Ну ясно, солнце – Божья благодать».
      Младшие дети от смеха попадали со скамьи.
      В конце, когда она произнесла свой последний монолог и он заключил ее в свои объятия, Миранда почувствовала, как у нее самой сильнее забилось сердце.
      – «Ай да жена! Кэт, поцелуй! Вот так!» Вновь черные глаза нашли ее, как это было в тот вечер, когда он играл Ромео. Миранда ощущала их власть, чувствовала, как они притягивают ее к нему. Как бы защищаясь, она обхватила руками балку, которая поддерживала лестницу, ведущую на сеновал.
      Шрив улыбался ей, а его взгляд уже как бы обнимал всех женщин среди зрителей. В то же время Шейла Тайрон, изогнувшись в его объятиях, повернулась лицом к зрителям и игриво подмигнула. Каждая женщина вздохнула, а мужчины гордо подняли головы.
      Когда представление закончилось, фермер долго тряс руку Шрива. Его жена послала старших сыновей принести из дома огромный горшок с тушеным мясом и корзинку с хлебом и кексами. На сене расстелили скатерть, и актеры принялись за трапезу.
      – Вы были великолепны, – с восторгом заявила Миранда, откусывая большой кусок ржаного домашнего хлеба. Она так долго была без еды, что даже забыла, когда ела последний раз, а теперь все никак не могла насытиться.
      Шейла Тайрон плотнее закуталась в одеяло и недовольно посмотрела на всех.
      – Великолепны, как же!
      – Приободрись, Шейла, – посоветовала Ада. – Ты никогда еще не пела так хорошо. Даже я расчувствовалась.
      – У меня была причина петь, – последовал саркастический ответ. – Я пела, чтобы заработать себе ужин.
      – Я считаю – учитывая все обстоятельства, – что это представление было выше среднего. – Шрив указал своей ложкой в сторону Фредерика. – Ты опять путал слова Антония и Брута, Фредди. Жена фермера знает сюжет и, должно быть, это заметила.
      – Прости, старина. Но я видел, что захватил их внимание, и решил не прерывать выступление.
      – Такая трудная публика, – язвительно пробормотала Шейла.
      – Ваши песни, – сказала Миранда, – были просто замечательными. И фермер был так доволен, когда вы запели ту балладу о фермерах. Все получилось очень удачно.
      Все они удивленно уставились на нее. Шейла фыркнула. Шрив покачал головой и тяжело вздохнул.
      – Мне казалось, мы подобрали тебя в Чикаго.
      Миранда озадаченно посмотрела на него.
      – Я забралась в ваш фургон в Чикаго.
      – А говоришь ты так, будто только что явилась из глухой деревни.
      – Не понимаю.
      Ада участливо наклонилась к ней.
      – У нас есть песни для самых разных зрителей, дорогуша. Если бы она выступала перед солдатами, мы бы пели «Джонни ушел в солдаты».
      – Если мы выступаем перед образованной публикой, – наставительно произнес Фредерик, – она поет «Барбару Аллен» или «Плотника».
      – Вот оно что.
      – Не переживай, – посоветовал Шрив. – Завтра мы отправимся в путь. Один из сыновей хозяина обещал проводить нас до парома, чтобы мы могли быстрее переправиться на тот берег. Еще неделя – и мы будем в Сент-Луисе. А там, девочка моя, ты найдешь другую труппу, с которой продолжишь путь. Или лучше того – вернешься к своей семье.
      – Нет. Мне некуда возвращаться. Ада печально посмотрела на девушку.
      – Твоя мама, должно быть, вне себя от горя, детка. Она думает, что тебя похитили или даже убили.
      Миранда закрыла глаза. Она ужасно скучала по матери, но тем не менее не могла забыть выражение глаз Уэстфолла. Даже сейчас мурашки побежали у нее по спине и тошнота подступила к горлу. Она поступила правильно. Единственное, о чем она сожалела – что она не могла сообщить матери, что жива и здорова. Может быть, через несколько дней она сможет послать ей письмо. Когда она открыла глаза, все актеры смотрели на нее. Миранда закусила губу.
      – Я же сказала, что у меня нет семьи. Ада пожала плечами, укрывшись одеялом.
      – Какая ты упрямая. – Она устроилась на сене в пустом стойле. – Иди сюда, девочка, вдвоем нам будет теплее. У меня тоже нет ни матери, ни дома.
 
      – Я написала письмо Адольфу Линдхауэру, – сказала Рут Уэстфоллу. Она выглядела очень бледной и грустной, несмотря на модную шляпку из темно-синего бархата, которую купила ей мать.
      Ставший всего три часа назад ее мужем Уэстфолл бросил на нее недовольный взгляд.
      – Кому?
      – Адольфу Линдхауэру. Его сын столько лет был другом Миранды. Они были практически неразлучны в форте Галлатин.
      Упоминание о форте прояснило память Уэстфолла.
      – Боже мой! Ты хочешь сказать, что написала письмо этому эмигранту? Какое отношение он может иметь к исчезновению твоей дочери?
      Рут неприятно поразило раздражение в голосе мужа.
      – Я подумала, что должна предупредить его. Если она убежала, то она должна была где-то прятаться. Куда же ей еще поехать, как не в форт Галлатин, где у нее есть друзья?
      – Как она могла добраться туда? – удивился Уэстфолл. – В доме ничего не пропало, за исключение нескольких долларов. Ты же сама мне сказала. Ни драгоценностей, ни столового серебра. Она не могла добраться даже до Сент-Луиса, не то что до Вайоминга. Билеты на поезд и дилижанс стоят денег. – При виде побледневшего лица жены он замолчал, потом обнял ее и улыбнулся. – Не расстраивайся. Но право же, Рут, ты могла бы сначала посоветоваться со мной, прежде чем писать письма. Тебе не пришлось бы напрасно тратить время. Я уверен, Миранда где-то в Чикаго.
      – Но почему мы не нашли ее? – Рут в волнении сжала руки.
      – Потому что она не хочет, чтобы ее нашли. – Он взял ее руки в свои и привлек ее к себе. Его усы защекотали уголок ее губ.
      Затаив дыхание, Рут замерла.
      – Я не могу не волноваться. Уэстфолл вздохнул и убрал руку.
      – Я зная, дорогая. Я прекрасно понимаю тебя.
      – Правда, Бенджамин? В самом деле понимаешь? – Она с надеждой подняла на него глаза.
      – Да, дорогая. Я же не чудовище. Я же не требую от тебя интимной близости немедленно. – Он провел кончиками пальцев по ее щеке.
      – О Бенджамин. – Рут робко улыбнулась. – Я так взволнована и расстроена. Я хочу быть тебе хорошей женой, но я не могу ни о чем думать, кроме Миранды.
      – Конечно, моя дорогая. – Он опять обнял ее и прижал к себе. – Конечно. – Чувствуя ее тело рядом с собой, Уэстфолл закрыл глаза. Он жаждал обладания этой женщиной многие годы. Сейчас он ощутил в своем теле нарастающее желание, но, отстранив ее от себя, ободряюще ей улыбнулся. – Мы подождем, пока ты будешь готова.
      Рут улыбнулась в ответ с нескрываемым облегчением.
      – Давай спустимся в столовую к ужину. – Он открыл перед ней дверь. – Но прошу тебя, Рут, не делай ничего, не посоветовавшись со мной. Не рассылай письма по всей стране. Они могут повредить Миранде, когда она вернется. – Запах ее духов ударил ему в ноздри, когда она начала спускаться по лестнице впереди него. Уэстфолл заскрежетал зубами и мысленно послал проклятие своей падчерице.
 
      – Он нанял другую труппу, – мрачно сообщил Шрив. – Как он посмел! Мы прибыли сюда всего на три дня позднее, но остались без работы. Он еще дорого за это заплатит. Даю слово. – И он показал кулак закрытой двери театра.
      – Мне следовало проверить эту ось, – сокрушенно произнес Майк.
      – Ты ни в чем не виноват. Эта чертова штука казалась целой. Ты не мог определить по ее виду, что она может сломаться.
      – Что теперь понапрасну расстраиваться, – сказала Ада. – Надо решить, что мы будем делать.
      – Выйдем на улицу, – съязвила Шейла.
      – С твоим опытом ты, вероятно, будешь иметь успех. – Фредерик окинул взглядом ее восхитительную фигурку.
      Шейла Тайрон, бросив на него взгляд, способный испепелить кого угодно, язвительно произнесла:
      – Ну, не знаю, Фредди, старина. А вот, если ты нарумянишься, то кое-кто определенно клюнет.
      – Сука!
      Она только пожала плечами.
      – В этом городе есть портовый район, Шрив. И плавучие таверны. Мы найдем какую-нибудь работу там.
      – Мы серьезные актеры, – возразил Шрив. – Они не захотят смотреть Шекспира.
      – Пусть так. Мы сыграем то, что они захотят. – Она указала в ту сторону, откуда они только что прибыли. – Там мы найдем работу. Можешь быть уверен.
 
      В конце концов они действительно нашли работу на сцене плавучей таверны «Алмазная королева». Сцена была маленькая, всего десять на восемь футов, и имела один выход в крошечную комнатку, где актеры толпились перед выходом.
      У капитана Коннела О'Тула было красное лицо, копна рыжих волос, слегка тронутых сединой, вздернутый нос и голубые водянистые глаза. На самом деле его вовсе не интересовали актеры, но имя Шейлы Тайрон привлекло его внимание. Он взглянул на нее с палубы своего плавучего казино. Когда она улыбнулась ему, играя своим кружевным зонтиком, он даже поскользнулся на трапе, торопливо сбегая вниз.
      – «Сыновья Мельпомены» – именно то, что вам необходимо, сэр, чтобы развлекать ваших гостей, пока они поглощают отменные блюда, что вы подаете. – Локоны ее светло-каштановых, недавно окрашенных волос выгодно оттеняли сияющие карие глаза. Кокетливая зеленая шляпка с желтыми перьями была ей очень к лицу.
      – О да, я подаю отменные блюда.
      – Не сомневаюсь. И отличные вина.
      – Верно, но, видите ли, я никогда… – Он покачал головой с явным сожалением.
      – Вам давно пора нанять театральную труппу, сэр. Подумайте, как изысканно будет выглядеть ваше заведение. Настоящая труппа актеров для развлечения и образования ваших гостей. Капитан Коннел О'Тул представляет Шейлу Тайрон. – Она протянула ему руку, кокетливо улыбнулась и сделала глубокий реверанс. – И «Сыновей Мельпомены».
      В глазах Коннела появился плотоядный блеск. Он окинул взглядом ее соблазнительную фигурку. В глубоком вырезе платья была видна ложбинка между грудями. Кожа Шейлы была белой и нежной. Коннел задумчиво приподнялся на носках.
      – Сомневаюсь, что я могу платить вам…
      – О, не говорите мне об оплате, – шутливо отмахнулась Шейла. Ее ирландский акцент с каждой минутой усиливался. – Леди не пристало вести разговоры о деньгах с джентльменом. Позвольте мне представить вам мистера Шрива Катервуда, импресарио нашей маленькой труппы. С ним вы обговорите все условия.
      Шрив выступил вперед. Он выглядел совершенно спокойным, хотя его покрасневшая шея свидетельствовала о том, насколько он нервничает.
      – Мы – королевская труппа, мистер… капитан О'Тул. Мистер Майкл Лониган – наш…
      О'Тул сложил руки за спиной. Его нижняя губа упрямо оттопырилась.
      – Я могу платить двадцать долларов в неделю леди и двадцать – на всех остальных.
      – Сорок пять в неделю на всю труппу. Шейла получит десять, а если вы заплатите ей отдельно за ее песни, то она будет вам очень признательна. Я получу десять, Майкл десять, остальные – по пять. А девочка будет работать бесплатно.
      О'Тул взглянул на Миранду, сидевшую на стуле.
      – А что она умеет делать? Шрив пожал плечами.
      – Может выполнять разные мелкие поручения.
      Капитан посмотрел на свою маленькую сцену. На его лице появилось выражение, делавшее его поразительно похожим на упрямого бульдога. Он уже собрался отрицательно покачать головой, когда Майк Лониган достал гармонику.
      Шейла мило улыбнулась и запела:
 
О, скажи мне, Шин О'Фаррелл,
Почему ты так спешишь?
 
      О'Тул замер. Затем его тучное тело начало тихонько раскачиваться в такт песни, глаза увлажнились.
 
Тише, милая, послушай,
Он сказал, зардевшись жарко.
 
      Плавной, легкой походкой Шейла поднялась на маленькую сцену и повернулась к очарованному капитану. Кружевной зонтик оттенял ее милое личико. Майк Лониган поднялся за ней следом и сел на авансцене, скрестив ноги. Его лицо было абсолютно серьезным, пальцы бегали по клавишам гармоники.
 
Лишь луна взойдет над лесом,
Лишь луна взойдет над лесом,
Будем мы с тобою вместе,
Лишь луна взойдет над лесом.
 
      Встав боком, Шейла продемонстрировала свою пышную грудь и тонкую талию. Потом она мило улыбнулась.
      Шрив Катервуд тронул капитана за рукав.
      – Так мы будем подписывать контракт, капитан О'Тул? Мы бы хотели получить его на шесть недель. У нас обширный репертуар. Публика будет возвращаться сюда снова и снова, чтобы поесть, выпить и развлечься.
      Когда Шейла запела второй куплет, О'Тул раздраженно кивнул.
      – Мы бы хотели получить аванс за первую неделю, чтобы заплатить за жилье.
      О'Тул заморгал глазами.
      – Мисс Тайрон может остаться здесь в «Алмазной королеве». У меня есть удобные каюты на верхней палубе для особых гостей и всего прочего.
      Шрив удивленно поднял бровь.
      – Ну да, для особых гостей.
      – В таком случае миссис Кокс останется с ней в качестве ее дуэньи.
      – Что?
 
Шепот слышался в долине,
Как печальный стон кукушки.
 
      Шрив приблизил губы к самому уху капитана.
      – Я ни в коем случае не могу позволить мисс Тайрон оставаться здесь одной.
      – Что? Но… О, конечно, конечно. Я все понимаю. Такая леди, как она… Ни в коем случае. – О'Тул заморгал глазами, когда Шейла закончила пение. – Ни в коем случае, – прошептал капитан.
 
      Имея в кармане тридцать пять долларов аванса, Шрив повел мужчин в гостиницу. Сняв им две комнаты, он предоставил своим товарищам возможность устраиваться и принимать ванну с дороги.
      Вернувшись к фургонам, он поманил пальцем Миранду.
      – Спускайся. Я хочу поговорить с тобой. Она медленно спустилась на землю. Когда она предстала перед ним, Шрив взял ее за руку и повел к садовой скамейке на веранде гостиницы. Из оставшихся у него денег он достал два доллара.
      – Я хочу, чтобы ты взяла это и села на первый же поезд до Чикаго.
      Она посмотрела на деньги, потом перевела взгляд на спешивших по улице прохожих.
      – Нет.
      – Не глупи. Подумай о своей семье. У тебя есть семья. Я знаю, что есть. Наша жизнь очень тяжелая.
      Она робко улыбнулась.
      – Я это вижу. Но вы сказали капитану О'Тулу, что я буду работать даром.
      – Ты не участвуешь в нашем договоре, потому что ты едешь домой.
      – Не еду.
      – Почему? И не лги мне. Я все равно узнаю, если ты солжешь.
      Она поежилась.
      – Это мой отчим. То есть человек, за которого моя мать собирается выйти замуж. Он не любит меня.
      Шрив раздраженно фыркнул.
      – Довольно. Придумай что-нибудь более оригинальное, чем история о злой мачехе. Или отчиме.
      – Эта правда. – Миранда пожала плечами. – Вы не обязаны верить мне. Вам вовсе не обязательно знать что-то обо мне. Просто позвольте мне у вас работать.
      – Как долго?
      Его вопрос заставил ее замолчать. Мысль о том, что она будет делать со своей жизнью после, ни разу не пришла ей в голову.
      Шрив прочитал сомнение на ее лице.
      – Никогда не думала об этом, верно?
      – Я… я могла бы научиться делать то, что делает Ада. А когда она станет старой, я заняла бы ее место.
      Он покачал головой.
      – Ты столько не продержишься. Черт, труппа столько не продержится. Многое может случиться. Мы собрались вместе всего полтора года назад. В любой момент труппа может распасться, и каждый из нас пойдет своей дорогой.
      Миранда посмотрела на деньги.
      – Я не могу вернуться, – прошептала она. – Дома меня не ждет ничего хорошего. Он собирается разлучить меня с моей матерью и сестрой.
      – Уверен, если бы ты поговорила с матерью…
      – Нет, она согласилась бы с ним. Он собирался послать меня в школу.
      Шрив запрокинул голову и захохотал.
      – Боже ты мой, – насмешливо произнес он. – Не в школу. Наверняка не в школу.
      Миранда вскочила.
      – Я не вернусь домой и точка. Пристальный взгляд его жестких черных глаз скользнул по ее фигуре. Миранда смутилась. Опустив глаза, она начала теребить свою измятую юбку.
      – Мне нужно принять ванну, я знаю. И мне надо переодеться. У меня есть другая одежда в саквояже.
      Шрив не спеша поднялся и теперь возвышался над ней во все свои шесть футов три дюйма. Черная шляпа с плоской тульей была сдвинута на затылок. Он снял ее, пригладил волосы, а затем надел вновь, надвинув на лоб.
      – Миранда, – мягко сказал он. – Я думаю тебе лучше вернуться к своему отчиму, если ты хочешь себе добра.
      – Нет, я…
      Он протянул руку и обнял ее за талию. Его губы прижались к ее губам, а сама она оказалась в его объятиях. Девушка попыталась оттолкнуть его. Какие-то нечленораздельные звуки вырвались у нее изо рта.
      Руки Шрива скрестились у нее на спине, и она вдруг почувствовала, как они сжимают ее ягодицы. Она попыталась закричать, но ее рот был зажат его ртом, и она смогла издать лишь слабый стон. Она сжала руки в кулаки и стала молотить его по плечам и по голове, но удары не имели большой пользы на таком близком расстоянии.
      Он легко приподнял ее. Оказавшись над землей, девушка была бессильна помешать ему сделать вместе с ней несколько шагов до стены гостиницы, где она оказалась стиснутой между его сильным телом и стеной. Освободив одну руку, Шрив положил ее на грудь Миранды и больно ущипнул ее.
      В отчаянии она пошире открыла рот и вцепилась зубами в его губу.
      Он отпрянул, отпустив ее так резко, что она почти упала.
      – Проклятье! – Он прижал руку к своим губам и, взглянув на нее, увидел кровь. – Боже! Ты укусила меня!
      Девушка отодвинулась на самый край веранды и приготовилась спрыгнуть на землю.
      – Изо всей силы, – добавила она.
      – Догадываюсь. – Он провел языком по губе. – Черт! Кажется, кожа прокушена в двух местах.
      – Отлично!
      Он бросил на нее свирепый взгляд.
      – Я в последний раз пытаюсь сделать кому-то добро.
      – Ничего себе «добро»! Он опять потрогал губу.
      – Теперь она распухнет. Я уже чувствую. Замечательно! Шейле это понравится. – Он сердито посмотрел на Миранду. – Могла бы не кусаться так сильно.
      – Я хотела, чтобы вы отпустили меня.
      – Через минуту я сам бы отпустил тебя. Просто я хотел дать тебе урок.
      Она покачала головой.
      – Вы же не школьный учитель.
      Он подошел к садовой скамейке и опустился на нее, продолжая держаться за губу.
      – Кровь больше не идет. Может быть, к завтрашнему вечеру я буду в порядке. – Он сделал Миранде знак. – Иди сюда.
      – Я лучше останусь на месте.
      – Ладно. Оставайся. Так, пожалуй, будет лучше. Прыгай вниз и беги отсюда. В конце концов, я ужасный негодяй, намеренный добиться своего от прекрасной девицы. – Он критически осмотрел Миранду. – Я думаю, что ты – прекрасная девица, хотя твои волосы не видели расчески все эти дни. У тебя грязное лицо, не говоря уже о руках. Юбки забрызганы грязью до самых колен.
      Миранда взглянула на свои руки. Они были именно такими, как сказал Шрив. Грязными. Грязь глубоко въелась в кожу, под ногтями тоже была грязь. Она сжала руки в кулаки и спрятала их в карманы. Она осторожно сделала шаг назад и остановилась.
      – Иди сюда, – позвал Шрив, показав рукой на место рядом с собой.
      Она покачала головой.
      – Ладно. Можешь не подходить, только выслушай меня. Я поцеловал тебя, чтобы тебя напугать. Я грубо схватил тебя и прижал к стене, чтобы показать, что ты не сможешь противостоять мужчине, который захочет взять тебя силой.
      – Я укусила вас и освободилась. Он покачал головой.
      – Это не ты освободилась, а я сам отпустил тебя. Я не хотел, чтобы у меня на лице остались следы твоих укусов. И я не хотел делать тебе больно. Вот это ты должна запомнить: я не хотел причинять тебе боль. Поэтому я не отвесил тебе пощечину – или того хуже – не ударил кулаком по лицу. Я не схватил тебя за волосы, не заломил тебе руку за спину.
      С каждой фразой его голос становился все более угрожающим. Его глаза свирепо сверкали из-под темных бровей. Миранда почувствовала, как у нее по спине побежали мурашки. Она испуганно попятилась.
      – Я бы сумела вырваться.
      Он откинулся на спинку скамейки, и язвительная улыбка тронула его губы.
      – Возможно. Но в каком состоянии ты бы была? Ты была бы напугана до смерти. Тебе было бы больно. И куда бы ты пошла?
      Миранда молча смотрела на него. Слезы жгли ей глаза. Она почувствовала комок в горле.
      – Сколько тебе лет?
      – Во-восемнадцать.
      Он погрозил ей пальцем, потом пожал плечами.
      – Допустим. Но я бы сказал, что тебе меньше, хотя мне трудно об этом судить. Тебе нужна мать. Тебе нужен кто-то, кто заботился бы о тебе ближайшие несколько лет, кто помог бы тебе выбрать подходящего мужа. Тебе не пристало колесить по стране с такими бродягами, как мы.
      Девушка упрямо покачала головой.
      – Я не могу вернуться домой. Шрив предупреждающе поднял руку.
      – Тогда найди кого-нибудь другого. Не превращай нас в твою вторую семью. Мы – профессионалы и у нас очень нелегкая работа. Мы – не благотворительная организация. – Прищурившись, он посмотрел на нее. – Почему ты выбрала нас?
      – Я видела вас, и вы были единственным, о ком я могла подумать.
      – Видела меня?
      – В «Ромео и Джульетте». Это был самый чудесный спектакль, который я видела. Когда спектакль закончился и публика начала аплодировать, вы улыбнулись и подмигнули мне.
      – Дорогая моя девочка, я всегда улыбаюсь и подмигиваю зрителям. Мой взгляд не был обращен на тебя лично. Это часть актерского искусства – заставить каждого человека в зрительном зале чувствовать, что я смотрю только на него. Моя улыбка предназначалась не для тебя.
      Внезапно Миранда почувствовала, как ей невыносимо тяжело. Она никому не нужна.
      Слезы полились у нее из глаз; она не могла сдержать их. Девушка поспешно отвернулась. Шрив вскочил.
      – Не плачь, – попросил он. – Я не выношу настоящих слез.
      – Я не плачу, нет. – Она вытерла глаза тыльной стороной своей грязной ладони и с наигранной улыбкой повернулась к нему. – И я не буду плакать. Я буду работать даром и починю декорацию Падуи, а за это вы будете меня кормить. Я останусь с вами только до тех пор, пока не решу, что делать дальше. Я не буду для вас обузой.
      – Лучше если ты возьмешь деньги и вернешься домой.
      Миранда закусила губу.
      – Я не могу. Я не могу вернуться домой.

      Миранда умирала от любопытства, пока Майк и Ада устанавливали на сцене сооружение, изображавшее большую кровать. Она с интересом наблюдала, как они ставили деревянные бруски, на которые была положена доска с тонким одеялом вместо матраса. Сверху все это было покрыто красным бархатом, чтобы создать впечатление достоверности.
      Красные шелковые драпировки были закреплены под потолком и привязаны золотыми шнурами к опорам кровати. В головах Ада положила несколько подушек разных оттенков красного и розового цветов, а золотую – в центре. Впечатление было потрясающим. Миранда не могла себе представить, как можно спать на чем-то подобном.
      Очевидно, никто из посетителей «Алмазной королевы», почти исключительно мужчин, тоже не мог представить себе этого. Когда занавес раздвинулся, раздались долгие, громкие аплодисменты, свист и дерзкие выкрики, от которых у Миранды покраснели уши.
      Один мужчина, сидевший за столиком у самой сцены, схватил за руку свою даму и потащил к сцене. Женщина с волосами, сверкавшими как чистое золото, захихикала и притворно запротестовала. Публика опять оживилась и захлопала в ладоши.
      Коннел О'Тул решительно загородил им дорогу и проводил назад к столику. На авансцену вышел Шрив. На нем была белоснежная рубашка и облегающие черные брюки, заправленные в высокие черные сапоги. Короткий плащ развевался за спиной.
      – Дамы и господа! – Он ослепительно улыбнулся блондинке, которую ее спутник усаживал за столик. – Мы хотим представить вашему вниманию несколько песен и сцен из жизни галантных кавалеров и прекрасных дам, которых они любили.
      С глубоким поклоном он отступил в глубь сцены и сделал кому-то знак. Появился Фредерик, одетый в такой же костюм. Между ними состоялся короткий разговор, потом оба удалились Шрив отошел в дальний угол, Фредерик вообще покинул сцену.
      Только он ушел, как появилась Шейла Тайрон с зеркалом в руках. Она полюбовалась на свое отражение, потом не спеша, не обращая внимания на грубоватые замечания публики, поправила локон своих рыжеватых волос, упавший на плечо ее розовой атласной ночной сорочки с глубоким декольте. Поверх сорочки на ней был прозрачный пеньюар, отделанный широким кружевом сверху донизу.
      Публика захлопала в ладоши, а когда Шейла поклонилась, раздались восторженные возгласы. Некоторые мужчины повставали с мест, чтобы лучше разглядеть ее.
      Вдруг Шейла увидела Шрива. Гнев, тревога, а потом и страх отразились на ее лице.
      – «Что хочешь ты?»
      Шрив презрительно посмотрел на нее.

      – «Немногим хуже, чем в грехе проклятом,
      Убив царя, венчаться с царским братом».

      Его слова поразили Миранду. «Убив царя, венчаться с царским братом». Но потом она забыла о них, захваченная действием, происходившим на сцене.
      Шрив схватил Шейлу за руки и встряхнул. Она испуганно вскрикнула, но он не отпустил ее, а толкнул на кровать.
      Она упала так, что ее пеньюар распахнулся, и под ним стал виден разрез на подоле сорочки. Обнажившиеся при этом белое колено и часть бедра создавали поразительный контраст с красным бархатом, на котором лежала Шейла.
      Публика начала бесноваться.
      Миранда прикрыла лицо руками, когда Шрив бросился на кровать вслед за Шейлой и спустил сорочку с ее плеча. Щеки девушки пылали от смущения, но она все же не могла удержаться, чтобы не взглянуть на эту сцену сквозь растопыренные пальцы.
      Сначала Шрив гневно взирал на Шейлу, потом выражение его лица изменилось. Он повернулся к зрителям, было видно как боль и искушение борются в нем; наконец он прижался губами к обнаженному плечу Шейлы. Она отталкивала его, била по плечам, но потом сдалась. Его губы спускались все ниже по ее груди. Кружевные рукава пеньюара сползли до самого плеча, когда Шейла обвила руками шею Шрива. Ее руки гладили его волосы.
      Миранда больше не закрывала лицо. Ее руки безвольно лежали на коленях. Она во все глаза, как завороженная, смотрела, как Шрив и Шейла на кровати ласкали друг друга.
      Сорочка Шейлы уже задралась выше колен, а Шрив почти снял с себя рубашку, но в этот момент занавес опустился.
      Публика засвистела, потом начала энергично хлопать. Перед занавесом появился Фредерик и запел песенку о мужчине, который любил одновременно несколько женщин. Хотя слова в ней были не на языке времен Шекспира, Миранда все равно многого не понимала. Однако публике все было ясно. Зрители кричали, свистели, хлопали друг друга по плечу и оглушительно хохотали.
      – Нравится представление, детка? – шепотом спросила Ада у Миранды.
      Девушка смутилась.
      – Не знаю.
      Ада с пониманием посмотрела на нее.
      – Значит, не понравилось. Подольше оставайся такой же невинной, как сейчас.
      – А зрителям, кажется, очень нравится.
      – Ах, этим. Почему бы им не понравилось? Они уже все пьяные. Мы могли бы вообще ничего не играть, а просто позволить Шейле выйти на сцену и раздеться перед ними. Но это привело бы к беспорядкам, а нам ни к чему встречаться с полицией.
      – Раздеться перед публикой?!
      – Вот увидишь.
      Фредерик спрыгнул со сцены в зал, и занавес раздвинулся. Кровати уже не было, а на сцене Джордж и Майк бросали друг в друга ножи и шпаги. А потом Миранде показалось, что она умирает от счастья при виде Шрива, такого красивого в черном фраке с атласными лацканами. Как он и говорил ей, его улыбка была обращена к каждой женщине в зале. Теперь, зная его приемы, Миранда смутилась своей уверенности в том, что он улыбался только ей.
      Красивым баритоном он запел старинную солдатскую песню, которую она еще ребенком не раз слышала в гарнизонах. Ее охватила тоска по дому, по отцу, по горным хребтам Вайоминга. Слова песни жгли ей сердце. Миранда даже не пыталась вытереть слезы, струившиеся у нее по щекам. Потом Шрив запел любовную песенку.
      Когда публика начала терять интерес к происходившему на сцене, вновь появилась Шейла. На этот раз на ней было зеленое бархатное платье, плотно облегавшее ее тонкую талию и оттенявшее ее белоснежную грудь. Они со Шривом спели дуэтом, потом она спела одна.
      Когда занавес наконец опустился, Коннел О'Тул зашел за кулисы, чтобы поцеловать Шейле руку и пригласить на ужин.
      – Завтра, ребята, мы пойдем и поищем другое место, – мрачно заявил Шрив, когда Шейла и капитан ушли.
      – Правильно, – поддержал его Майк. Миранда перевела взгляд с одного на другого.
      – Но… но зрители хлопали.
      – Они хлопали Шейле за ее платье с декольте до пояса и разрезом до задницы, – грубо сказал Фредерик. – Больше они ничего не хотели ни видеть, ни слышать.
      – Но дамы в зале… – начала Миранда.
      – Дамы! Ха-ха! – неожиданно вмешался Джордж. Он осмотрел порез на руке, оставленный ножом Фредерика, потом встал. – Дамы! Только не эти! Боже! Что за вечер! Я отправляюсь в гостиницу.
      Миранда покраснела.
      – А мне понравилось.
      – Тебе могло понравиться все что угодно, – мрачно заявил Шрив. – Мы халтурили. А они даже не поняли, что это была сцена из «Гамлета». Если бы они догадались, что Шейла играла мою мать, они освистали бы нас.
      – Мужчина влюблен в свою… мать? – Миранда была шокирована.
      – В этом-то вся и трагедия, – саркастически произнес Шрив. – Скверные вещи происходят в этом мире. Мужчина убивает своего брата, чтобы жениться на его вдове.
      – Вот оно что. – Миранда взволнованно посмотрела на него. – Как раз эти ваши слова я никак не могла вспомнить. Мужчина убивает другого мужчину, чтобы жениться на его жене. Расскажите мне об этом.
      – Потом, – отмахнулся он. Он посмотрел вслед своим уходящим товарищам. – Думаю, я пока останусь здесь среди посетителей, – сказал он с наигранной беспечностью. – Сыграю партию-другую.
      Все актеры сразу повернулись к нему. Уже стоявший в дверях Джордж вернулся в комнату.
      – Тогда отдай мне мои деньги. Если ты лишишься своей рубашки, то я не хочу лишиться моей.
      Не переставая жаловаться на судьбу, Шрив неохотно разделил деньги и вышел. Джордж, Майк и Фредерик спрятали свои деньги в карманы и ушли. Осталась только Миранда. Скрестив ноги, она села в уголок и задумалась. Что он имел в виду – убить мужчину, чтобы жениться на его жене? Вдруг ей захотелось поскорее прочитать эту трагедию, и среди реквизита она наконец нашла нужную ей потрепанную книгу.
      Миранда взяла ее в руки и открыла. Названия пьес были напечатаны на первой странице. Она без труда нашла то, что искала. «Гамлет». Девушка устроилась поудобнее и начала читать.
 
      Шрив услышал, как в воздухе просвистел нож. Он метнулся в сторону, но не достаточно быстро. Нож вонзился в мышцу его правой руки. От острой боли у него перехватило дыхание. Но инстинкт самосохранения заставил его схватиться за ручку первой попавшейся двери. Дверь подалась под его нажимом, и он провалился в темноту.
      Шрив выпрямился, закрыл за собой дверь и запер ее на ключ. Потом он прислонился к ней спиной, ощупал нож, глубоко ушедший в мякоть руки, и почувствовал, как горячая кровь струится у него между пальцами.
      Он понял, что сейчас потеряет сознание. Он сделал пару шагов вперед, зашатался и прижался плечом к стене. Со стоном он сжал дрожащие пальцы на рукоятке ножа. Даже легкое давление от простого прикосновения пронзило руку болью до самых кончиков пальцев. В темноте он поднял глаза к небу. Боже! Как больно! Герой сию же минуту вытащил бы нож из раны и обратил его против своих врагов.
      На палубе послышались шаги; шли по крайней мере двое.
      – Я знаю, что попал в него.
      – Тогда где этот негодяй?
      – Вероятно, свалился вниз.
      – Будем надеяться, что он не полетел за борт с нашими денежками.
      – Ты всегда слишком быстро пускаешь в ход свой нож, Тальяферро.
      – Ты сам хотел его наказать. Что я мог поделать, если он собрался уйти?
      Второй мужчина промолчал.
      – Ты иди вперед, а я вернусь назад. Он не мог далеко уйти. Главное – не дать ему сойти на берег.
      Шаги стали удаляться. Шрив почувствовал, как на лбу у него выступил холодный пот. От боли он был на грани обморока. Ослабевшие ноги не держали его, и он начал сползать вниз по стене. Рука вокруг ножа горела огнем и казалось, что лезвие все глубже уходит в мышцу. Он должен вытащить нож из раны. Должен!
      – Сделай вид, что это произошло с кем-то другим, – уговаривал он себя. Он вновь взялся за рукоятку. – Убеди себя в этом. Думай обо всем как о роли. Ты – герой. Раненый герой. Ты должен… – У него закружилась голова, но он резким движением вскинул ее и процедил сквозь стиснутые зубы: – Ты должен вытащить нож и идти спасать героиню.
      Шрив был в таком состоянии, будто дважды сыграл сцену дуэли из «Гамлета». Одежда взмокла от пота. Рука дрожала. Давай же. Он зажмурился и взялся за рукоятку ножа.
      Давай же! Он потянул нож.
      Острая боль заставила его вскрикнуть, но нож не выходил из раны так легко, как бутафорская шпага. Казалось, рана сомкнулась вокруг лезвия и держала его. Шрив выругался и попытался вновь.
      Он, вероятно, потерял сознание и упал на пол вниз лицом. Его разум, когда он вновь обрел способность думать, требовал вырвать инородный предмет из тела. Шрив в отчаянии вновь схватился за скользкую рукоятку. У него так дрожала рука, а боль была такой нестерпимой, что ему стало казаться, что все пройдет, стоит ему вытащить нож из раны.
      Решивший во что бы то ни стало избавиться от этого ужасного предмета, он начал дергать его в разные стороны. Только окончательно обессилев от боли и слабости, Шрив наконец вытащил нож. Горячая кровь заструилась у него между пальцами вниз по руке. У него совершенно не было сил. Нож со звоном выпал у него из рук.
      Прижавшись лицом к холодному полу, Шрив лежал неподвижно, чувствуя, что тело не слушается его.
      – Меняй характер представления, – прошептал он сам себе, едва двигая губами. – Публика начнет нервничать, если ты не будешь двигаться.
      Кровь стекала у него по локтю прямо на одежду, собираясь под ним в лужу.
      – Костюм… костюм теперь будет чертовски нелегко вычистить.
      Такая небольшая рана, а все выглядело так, будто его разрезали на части. Шриву показалось, что он услышал шаги за дверью, или у него так громко стучало в висках? Нет. Он слышал голоса: приглушенные, далекие. Он оттолкнулся от пола здоровой рукой, но поскользнулся в луже собственной крови. Со стоном он упал и остался лежать, как выброшенная на берег рыба.
      Сейчас он полежит минутку, наберется сил, потом попробует еще раз. С этой мыслью он закрыл глаза и погрузился в забытье.
 
      – Его здесь нет.
      – Ублюдок. Когда я найду его, ему несдобровать. Никто не может безнаказанно забрать деньги у Гарри Тальяферро и скрыться.
      – Может быть, он в комнатке за сценой? Дверь открылась. Свет ослепил Миранду. Заморгав глазами, она подняла голову.
      – Эй, малышка, видела здесь кого-нибудь? Еще окончательно не проснувшись, она смотрела на силуэт в двери; смысл слов до нее не доходил.
      – Там никого нет, кроме какого-то полоумного ребенка. – Мужчина закрыл дверь. Разговор продолжился за дверью. Миранда протерла глаза и прислушалась.
      – Черт! Зачем ты бросил в него нож? Если он упал за борт…
      – Он не упал за борт. – В голосе второго мужчины слышалось раздражение. – Мы бы услышали всплеск. Он забился в одну из кают и, вероятно, истекает кровью, как раненая свинья.
      – У него в кармане моя сотня долларов.
      – Не волнуйся. Завтра мы его достанем. Он должен будет выйти на сцену. Тут мы его и возьмем.
      Слово «сцена» заставило Миранду насторожиться. Она даже перестала зевать. Они могли говорить только об одном человеке – о Шриве. Он пошел играть в карты. Другие хотели сначала получить свои деньги. Очевидно, он выиграл. А теперь он истекает кровью. Значит, он ранен.
      Миранда встала и потихоньку подошла к двери. Прижав ухо к двери, она услышала, как шаги стали удаляться. Она осторожно приоткрыла дверь: на сцене было темно. Столы с перевернутыми стульями темными силуэтами выделялись в свете луны и фонаря, проникавшем с палубы в зал.
      На цыпочках Миранда вышла за дверь. Перед началом спектакля она из любопытства осмотрела весь корабль. Сейчас она напрягла память, чтобы представить себе, где мог спрятаться Шрив. Зал ресторана находился в носовой части на главной палубе, но это было единственное большое помещение со сценой и крошечной костюмерной рядом с ней. Там негде было спрятаться, за исключением того уголка, который Миранда нашла для себя.
      На корме был камбуз, моторное отделение и разные помещения. Там жил и работал экипаж. Шрив не мог там спрятаться.
      На верхней палубе находился большой игорный зал с рулеткой и столами для карточной игры. Это тоже была одна большая комната с несколькими альковами для игры в покер. По шуму и смеху, доносившимся оттуда, Миранда поняла, что игра была в полном разгаре.
      Единственным местом на корабле, где раненый человек мог свободно спрятаться, была верхняя палуба, на которой находились восемь отдельных кают, предназначенных для разного рода приятных развлечений. Одну из них занимала Шейла Тайрон, а рядом была каюта Ады Кокс. Шрив, наверное, попытался добраться до одной из них. Но, возможно, ему это не удалось. Может быть, сейчас он лежит, истекая кровью, в какой-нибудь пустой каюте, абсолютно беспомощный.
      Миранда поспешно поднялась наверх. Повернув в противоположную сторону от ярких огней, льющихся из окон казино, она направилась на корму. Луна поднялась уже высоко и освещала ей дорогу. Девушка начала проверять все двери. Первые две оказались незапертыми, внутри было темно.
      Следующая была заперта. Света внутри не было. Миранда тихонько постучала. Ответа не последовало. Она отметила для себя эту дверь. Четвертая каюта с незапертой дверью была занята. Густо покраснев, Миранда поспешно прикрыла дверь. К счастью, пара на кровати ее появления не заметила.
      Наконец она дошла до лесенки, ведущей на другую палубу. Рядом тоже были каюты. Дверь первой оказалась запертой, хотя остальные были открыты. Выходило, что двери только двух кают были заперты: той, что находилась рядом с казино, и той, что была дальше всех от игорного зала.
      Миранда тихо постучала.
      – Шрив. Ни звука.
      – Шрив. – Ей послышался слабый шорох. – Шрив?
      Стон.
      Миранда настороженно огляделась по сторонам. Коридор был пуст. Опустившись на колени, она постучала громче.
      – Шрив.
      Новый стон, сдавленное восклицание, прерывистое дыхание.
      – Шрив, – шепотом позвала она. – Открой дверь. Это Миранда. Я пришла помочь тебе.
      Она услышала за дверью тяжелое дыхание, которому, казалось, не будет конца. Потом в замке повернулся ключ. Она толкнула дверь. Опять раздался стон. Очевидно, Шрив прижимался спиной к двери. Вдруг Миранда почувствовала запах сигары. Кто-то вышел на палубу. Она быстро нажала плечом на дверь и протиснулась в образовавшуюся щель.
      – Шрив. Шрив, куда ты ранен?
      Он облизнул пересохшие губы. Его голос был не громче шепота.
      – В руку.
      – Где? О Боже! – Ее пальцы вдруг стали мокрыми от крови. Стоя на коленях, она почувствовала, что юбка у нее тоже становится влажной. У нее закружилась голова. – У тебя кровотечение.
      – Сильное.
      – Я зажгу…
      – Нет!
      – Но я ничего не вижу.
      Он ухватился за ее плечо и с трудом сел.
      – Надо… выбраться… отсюда.
      – Но у тебя сильное кровотечение, – возразила она.
      Гнев придал силу его голосу.
      – Конечно, кровотечение. Идиотка, в меня попали ножом.
      Яркие круги завертелись у нее перед глазами. В ушах зашумело. Силы начали покидать Миранду, и она зашаталась.
      – Черт! Не смей падать в обморок. – Он почти свалился на нее. От резкого движения его пронзила острая боль. Это отрезвило его. – Ради Бога! Возьми себя в руки.
      Миранда вскрикнула, почувствовав под рукой липкую лужу на полу.
      – Проклятье! – простонал Шрив. – Вставай. – Он слабо ударил ее по плечу. – Вставай же. Ох уж мне эти трусливые женщины!
      Слово «трусливые» привело ее в чувство. Она не была трусливой. Она была дочерью Френсиса Драммонда. Гордость заставила ее подняться, придав ей силы. Она сделала глубокий вдох и встала на ноги. Потом она наклонилась, чтобы помочь подняться ему. Это окончательно вернуло ей самообладание.
      Шрив положил руку ей на плечо. Она подхватила его под мышки, уже не вздрагивая от неприятного прикосновения пропитавшейся кровью одежды.
      – Вместе, – выдохнула она. – Встали! Она изо всех сил потянула его вверх, но ноги плохо слушались Шрива. Он тихо выругался.
      – Мне надо опереться на стену. Миранда вытерла пот со лба, пока Шрив устраивался так, чтобы опереться спиной на дверь. Потом она опять подхватила его под мышки.
      – Готов?
      – Да.
      На этот раз он поднялся довольно легко, однако потом чуть не упал. Миранде пришлось прижаться головой к его груди, чтобы помочь ему сохранить равновесие. Она слышала, как громко стучит его сердце. Его грудь тяжело вздымалась. Запах крови и пота ударил Миранде в нос. Она поддерживала Шрива, пока тот не почувствовал себя уверенно. Наконец она отступила.
      – Куда теперь?
      – В гостиницу.
      – Ты не дойдешь туда.
      – Дойду. – Он сделал глубокий вдох. Его голос окреп. Каждое слово звучало уверенно. – Все прошло. Я уже в порядке.
      – Нет. Позволь мне найти Шейлу и Аду.
      – Нет. Не стоит их беспокоить. Я сам справлюсь, – упрямо возразил он. Повернувшись, он открыл дверь.
      Шрив действительно вышел из каюты с королевским видом, сунув правую руку в карман. Его голова была высоко поднята. В свете огней на верхней палубе было видно его спокойное лицо. Он начал спускаться вниз, делая осторожные шаги по лестнице. Несколько мужчин прошли мимо, но ни один не заметил ничего странного. Вероятно, самым странным было белое, как мел, лицо и испуганные глаза молоденькой девушки, идущей рядом с невозмутимым спутником.
      Они спустились на причал. Миранда держалась сзади. Когда они свернули к гостинице, она пошла рядом со Шривом, взяв его под руку.
      – Ты в порядке?
      Он не ответил. Его лоб был покрыт капельками пота, сухожилия на шее были напряжены, но лицо оставалось спокойным. Когда им по дороге встретился прохожий, губы Шрива дрогнули в слабой улыбке. Самым трудным оказалось одолеть ступеньки на веранде. Он поднялся на одну, потом остановился, пошатываясь, будто собирая силы для дальнейшего подъема.
      – Подожди, – шепнула ему Миранда. – Я позову Майка и Джорджа.
      – Нет. – Он сделал еще шаг. Потом еще один. Семь шагов были как семьдесят, но наконец он одолел их.
      – Ты не сможешь подняться по лестнице, – тихо сказала девушка. – Позволь мне позвать их.
      – Нет. – Шрив был настроен решительно. Он чувствовал, что этот опыт будет полезен ему как актеру. Он уже начал смотреть на себя как бы со стороны. Боль – как с ней лучше справиться? Усилия – какие мышцы он должен задействовать, чтобы заставить тело двигаться? Терпение – о чем он должен думать, чтобы оставаться в сознании?
      Холл был пуст. Шрив стоял у подножия лестницы, машинально считая ступени. Пятнадцать. В два раза больше, чем на веранде. Высоко подняв голову, он начал подъем.
      – Зачем ты это делаешь? – спросил надоедливый голос рядом с ним.
      Он упрямо тряхнул головой.
      – Я должен.
      – Я пойду за помощью.
      – Нет. – Но она пошла. Он слышал, как она начала стучать в дверь. Этот стук ударами колокола отдавался у него в голове. Шрив сделал еще шаг.
      Рядом с ним вдруг оказался Джордж, босые ноги торчали из-под его ночной рубашки.
      – Осторожнее с правой рукой.
      Но предупреждение Миранды опоздало. Джордж схватил Шрива как раз за правую руку, и тот сразу же потерял сознание.
 
      Когда он пришел в себя, у его постели сидела Миранда. Яркий утренний свет лился в окно комнаты. Джордж и Майк стояли рядом. Шрив облизнул губы.
      – Доброе утро.
      Все трое хмуро посмотрели на него. Майк пожал плечами.
      – Уже полдень.
      Выражение их лиц встревожило его. Он неловко сел. Рука болела, но боль была вполне терпимой.
      – Я серьезно ранен?
      – Доктор наложил швы.
      – Швы. Значит, все оказалось хуже, чем я предполагал.
      – Ты разорвал мышцу, когда вытаскивал нож, – объяснил Джордж. Кожа вокруг его рта приобрела землистый оттенок. – Если ты собираешься обсуждать это, я лучше уйду.
      Миранда поднесла стакан с водой к губам Шрива. Он придержал его левой рукой и с жадностью выпил.
      – Тогда не будем говорить об этом. – Он откинулся на подушку и с беспокойством посмотрел на присутствующих. – Что случилось?
      Майк пожал плечами.
      – Нам было сказано, чтобы мы не возвращались.
      – Сам Коннел О'Тул, – передразнил Джордж ирландское произношение капитана, – отказывается от наших услуг. Возмутители спокойствия в «Алмазной королеве» ему не нужны.
      – Я не сделал ничего предосудительного, – возразил Шрив.
      – Ты обыграл на сотню долларов его лучшего клиента, – заметил Майк. – Черт возьми, Шрив! Когда какой-то идиот начинает проигрывать по-крупному, почему ты не сматываешься? Ты мог бы понять, что это один из здешних завсегдатаев.
      Шрив отвел глаза, поглаживая раненую руку.
      – Я выигрывал и у других тоже.
      – Надеюсь, нам хватит этих денег надолго, – сказал Джордж. – Теперь мы не скоро найдем работу.
      Шрив покачал головой.
      – Мы обязательно что-нибудь найдем. Шейла может…
      Майк и Джордж переглянулись. Заговорил Майк:
      – Шейла ничего не будет делать. Она ушла.
      – Что?!
      – Коннел О'Тул был так восхищен мисс Шейлой Тайрон – и тем, что она может для него сделать, включая пение, – что он предложил ей остаться в качестве его алмазной королевы. – Майк произнес эти слова с соответствующими театральными жестами. – Кажется, он подарил ей браслет с дюжиной бриллиантов, чтобы каждый видел, кто она такая.
      – Но у нее контракт…
      – Коннел велел передать тебе, что он считает ту сумму, которую ты выманил у его клиентов, достаточной компенсацией за контракт мисс Тайрон.
      Шрив мрачно выругался.
      – Неблагодарная сука. – Потом он усмехнулся. – А что будет, если мы скажем ему, что на самом деле она – Бесси Смит?
      – Вероятно, это ничего не изменит, – сказал Джордж. – Шейла никогда не умела играть, но, при прочих ее талантах, для большинства мужчин это не имеет значения.
      Миранда следила за разговором с возраставшим беспокойством.
      – Это значит, что труппа распадается? Трое мужчин взглянули на нее так, будто впервые вспомнили о ее существовании.
      – Возможно. – Майк тяжело вздохнул.
      – Без главной героини много не сыграешь, – согласился Джордж.
      Шрив наморщил лоб. Он протянул руку и заставил Миранду сесть рядом с ним на кровать.
      – А как насчет ее?
      Майк в недоумении посмотрел на него.
      – Ее?
      – Она слишком молода, – критически произнес Джордж.
      – Нет-нет, – запротестовала Миранда, стараясь высвободиться, но Шрив крепко держал ее за руку. – Я не хочу играть. Помните, вы спрашивали меня об этом, и я отказалась.
      – Сиди спокойно. – Шрив указал на ее лицо. – Посмотрите на это лицо. Глаза ясные, волосы хорошие. Можешь ты посидеть спокойно?
      – Но…
      – Не дергайся! – рявкнул он. Миранда подчинилась.
      – Посмотрите на цвет ее волос. Натуральная блондинка. – Он снял с девушки шляпку и начал вынимать шпильки из прически. – Ада сотворит из этих волос настоящее чудо.
      – Она очень худая.
      – Да-да. Я ужасно худая.
      – В нужные места можно подложить подкладки.
      – В какие места?
      – А если она не сможет выучить роль?
      – Я не смогу. Я не смогу выучить роль. Шрив схватил ее за подбородок. Его черные глаза заглянули ей в самую душу.
      – Ты сможешь выучить роль.
      – Может быть, ты и прав. – Джордж усмехнулся. – У нее подходящий возраст для наших лучших пьес. Для Офелии, Джульетты, Розалинды.
      – Ей даже не придется менять имя. Она может быть Мирандой.
      – Какой Мирандой?
      – Просто Мирандой. Мы можем добавить «Бурю» к нашему репертуару.
      – Она слишком молода для леди Макбет и Клеопатры.
      – Я слишком молода.
      – Не уверен, что в ней хватит огня для Катарины.
      – Не хватит. Я не смогу ее сыграть. Шрив опять откинулся на подушку, его лицо было бледным и решительным.
      – Решено. Забираем наши вещи с той посудины и немедленно начинаем учить роли с нашей новой актрисой.
      – О нет! Нет, нет, нет!
      Рука Шрива вдруг обняла ее за шею и притянула к себе.
      – О да! – прошептал он. – Да, да, да! Он поцеловал ее, проникнув языком в глубь ее рта, лаская каждый его уголок, пока она не перестала сопротивляться и не сдалась, послушная и беспомощная. Когда он отстранился, она сидела с закрытыми глазами, уронив руки на колени.
      – Вот это девчонка, – пробормотал он, подмигнув своим друзьям.

      – В Чикаго ее нет. А если она здесь, то очень хорошо спряталась. Ее нет ни у ее друзей, ни у знакомых, ни у знакомых ее знакомых. Я проверил их всех. Ее нет и в таких местах, куда принимают бездомных – в ночлежках и благотворительных обществах. Ее нет ни в больницах, ни в тюрьме, и в морге ее тоже нет. – Паркер Бледсоу, частный сыщик из агентства Пинкертона, закрыл свой блокнот и сунул его в карман. – Я пришлю вам детальный отчет обо всех наших поисках вместе со счетом.
      Бенджамин Уэстфолл слабо улыбнулся. Эти поиски, предпринятые, чтобы успокоить жену, дорого обошлись ему. Проклятая девчонка! Кто бы мог подумать, что она сбежит?
      – Каковы ваши дальнейшие шаги? Бледсоу пожал плечами.
      – Ходить от дома к дому с ее фотографией. Но это очень дорогая затея. Хотите знать мое мнение? Я считаю, что девушки нет в Чикаго. Если она сбежала, кто-то подобрал ее. Вероятно, она находится в чьих-то руках.
      Уэстфолл постарался сохранить спокойствие.
      – И если это так?..
      Сыщик потер мочку уха. Взглядом он оценивал сидевшего перед ним человека. Потом он задумчиво склонил голову на бок.
      – В таком случае родственники, как правило, не стремятся вернуть девушек домой.
      Напряженная тишина повисла в комнате. Бледсоу вгляделся в лицо своего клиента. Старый тупица! Как медленно до него доходит.
      – Видите ли, – продолжил он с нарочитым смущением, – в нашем благопристойном обществе есть определенный процент мужчин, которые не прочь провести ночь со свеженькой, так сказать, девушкой. Им в общем-то безразлично, согласна она на это или нет. Фактически…
      – Благодарю вас, мистер Бледсоу, – прервал его Уэстфолл. – Можете не пояснять свои высказывания. Я прекрасно понял, что вы хотели сказать. И честно говоря, я полностью согласен с тем, на что вы, как я вижу, намекаете.
      – Совершенно верно, сэр.
      – Но это пока только предположение. – Уэстфолл разгладил усы. – Есть еще одна версия, которую я пока не просил вас проверить.
      Бледсоу выжидал.
      – У нее есть приятель, с которым она ведет переписку. Мальчик. Друг детства. Моя жена, мать Миранды, дала мне его письма с адресом. Девочка могла поехать к нему или попытаться это сделать. Во всяком случае моя жена сразу же написала этим людям письмо. Они ответили, что не видели Миранду и не получали от нее никаких известий. – Уэстфолл помедлил. Насколько откровенным он может быть с этим человеком? – Но, возможно, они лгут.
      Сыщик удивленно посмотрел на Уэстфолла.
      – Почему?
      Уэстфолл вздрогнул от неожиданно прямого вопроса.
      – Ну, она могла сказать им, что не хочет возвращаться домой. Она могла убедить их, что у нее были веские причины для побега из дома. Они могли спрятать ее у себя.
      Уэстфолл ждал нового вопроса, но его не последовало. Бледсоу только кивнул и вынул свой блокнот.
      – Как фамилия этих людей?
      – Линдхауэр. – Облегченно вздохнув, Уэстфолл назвал фамилию по буквам. – Адольф Линдхауэр. Место жительства: Шеридан, Вайоминг.
      – И все?
      – Он владелец крупной фактории.
      – А мальчик?
      Уэстфолл заскрежетал зубами.
      – Индеец-полукровка. Сын Линдхауэра от местной скво. – Он произнес эти слова с нескрываемым презрением. – Если Миранда оказалась у этих людей, то ваше предположение верно: мы не хотим, чтобы она возвращалась. Но ее матери было бы спокойнее знать, что с дочерью все в порядке.
      Бледсоу сделал пометки в блокноте.
      – Может быть, вы дадите мне дополнительные сведения о ней? У меня есть еще кое-какие идеи.
      – Например?
      – Иногда у девушек возникает странное желание уехать в другой город и пойти работать. Я могу разослать запросы в отделения нашего агентства в разных городах. Посмотрим, что нам ответят.
      – Сколько это будет стоить?
      – Не так уж много. Там ее просто возьмут на заметку. Если они увидят ее или что-то о ней узнают, вот тогда потребуются деньги.
      – Часто ли такие действия бывают успешными?
      Бледсоу пожал плечами.
      – Время от времени.
      – Звучит не слишком обнадеживающе, – равнодушно заметил Уэстфолл.
      Бледсоу кивнул.
      – Бывают совпадения. Кто-то из наших агентов может вести расследование и она может там проходить по другому делу. Таких случаев много. Или же девушки попадают в беду, а потом стараются вернуться домой. Обычно это бывает, когда девушка бежит из дома с молодым человеком. Потом он бросает ее или она начинает тосковать по своей семье. Она возвращается. Иногда она уже замужем и ждет ребенка. Или просто беременна. В любом случае она старается вернуться домой. – Он многозначительно посмотрел на Уэстфолла. – Но к этому времени дома уже никто не рад ее возвращению.
      Уэстфолл почувствовал, как кровь приливает к его щекам. По правде говоря, он не очень-то хотел, чтобы девушка нашлась. Если бы ее нашли, то она оставалась бы камнем у него на шее до тех пор, пока он не отправил бы ее в какую-нибудь школу.
      Но с другой стороны, Рут была вне себя от горя и беспокойства. Он не мог понять привязанности, существовавшей между матерью и дочерью. Хотя, если бы девушку нашли живой, но при сомнительных обстоятельствах, он наверняка сумел бы превратить горе своей жены в справедливый гнев и возмущение.
      Бледсоу откашлялся.
      – Так вы хотите, чтобы я послал запрос?
      – Я считаю ваше предложение очень разумным.
      Сыщик чуть заметно усмехнулся, как будто прочитал мысли Уэстфолла, и откланялся.
      – Тогда я немедленно займусь этим. Не провожайте меня, я сам найду дорогу.
 
      – У тебя множество природных достоинств. – Шрив окинул Миранду критическим взглядом. Девушка стояла на возвышении, на открытой площадке фургона.
      – Я в самом деле не могу… Шрив не дал ей договорить.
      – Речь образованного человека. Это самое главное. Мне не нужно учить тебя правильному произношению. С этим ты вполне прилично справляешься. Кое-где глотаешь звук «а» и пытаешься сделать долгим звук «и», но в остальном произносишь все совершенно верно.
      Миранда покраснела.
      – Спасибо, но…
      – Ты стоишь прямо, не сутулишь плечи. – Шрив сидел, опираясь на соломенный тюфяк, в помещении конюшни, которую они сняли для репетиций. Его правая рука была на перевязи; под спину было подложено свернутое одеяло. Он налил себе стакан лимонада из кувшина, который принесла ему Миранда. – И ты не виляешь бедрами.
      При упоминании этой части тела Миранда вспыхнула.
      – Меня так учили…
      Шрив сделал глоток и продолжал обсуждать ее достоинства:
      – У тебя хорошие, сильные легкие. Многие женщины не могут громко говорить. Но тебя услышат даже в самом дальнем конце зала. – Он одобрительно закивал головой, будто решил сделать выгодную покупку. – Да, ты вполне подходишь для сцены.
      – И цена у меня подходящая, – пробормотала она.
      Шрив недовольно посмотрел на нее.
      – Ты не можешь рассчитывать на плату: ты еще только ученица. И помни, – он сделал выразительный жест левой рукой, – ты учишься у самых лучших учителей. Я сам – а я работаю на сцене уже более десяти лет, и мне доводилось выступать перед коронованными особами Европы, – я сам буду учить тебя.
      – Я хочу шить костюмы и рисовать декорации.
      – Глупости. – Шрив устроился поудобнее. – Начнем. Сейчас ты стоишь на ярком солнце, чтобы привыкнуть к свету рампы. Урок первый. Не щурься.
      Миранда нахмурилась, потом попыталась расслабиться. Струйки пота побежали у нее по спине.
      Шрив критически осмотрел ее.
      – Хорошо. Дальше. Урок второй. Ты не сможешь играть роль до тех пор, пока не выпустишь книгу из рук.
      – Я не хочу играть. – Миранда сжала в руках текст и опять нахмурилась. Солнце светило ей прямо в лицо, и у нее уже разболелась голова. А может быть, это был просто страх сцены. Она покачнулась и отступила в сторону.
      Шрив поднял руку и указал на текст.
      – Брось его мне.
      – Я не…
      – Брось его мне. Молодец. Конечно, ты не хочешь играть. Возможно, это даже к лучшему. Ты будешь работать на сцене без всяких романтических иллюзий. Ты будешь отрабатывать свое содержание. Ведь ты не сможешь оставаться с нами, если не будешь работать. – Он поднял руку, как дирижер, управляющий оркестром. – «О, говори, мой светозарный ангел!»
      Миранда поежилась.
      – Ну давай! Я знаю, что ты уже выучила свои слова. – Он ободряюще улыбнулся ей. – «О, говори, мой светозарный ангел!»
      – «Ромео! Ромео, о зачем же ты Ромео? – Она протянула руки, как он учил ее, потом взглянула на него, ища поддержки. Он одобрительно кивнул. – Брось отца…»
      – «Покинь отца». Покинь отца.
      – «П-покинь отца и отрекись навеки от имени родного! А не хочешь – так поклянись, что любишь ты меня, – и больше я не буду…» – Она запнулась и замолчала.
      – Капулетти. Ее имя – Капулетти. Джульетта Капулетти. Ты успешно справилась с самым знаменитым монологом.
      – Я справилась?! Я справилась?! – Миранда сжала руки. Вдруг слезы полились у нее из глаз. – Я даже не знаю, что это значит.
      Шрив раздраженно посмотрел на нее.
      – Тебе и не нужно знать, что это значит. Тебе лишь надо произнести слова.
      – Но…
      – Оперные певцы просто поют слоги. Они не знают, что означают слова, которые из них состоят. – Он ткнул себя пальцем в грудь. – Я скажу тебе, что нужно говорить, как смотреть и куда двигаться. А в остальное время просто стой на месте с грустным видом и старайся не измять костюм.
      – Я не хочу ничего делать. – Она прикрыла глаза от бьющих ей в лицо солнечных лучей и взглянула на листки роли, лежавшие на коленях у Шрива. – О Боже! В следующем монологе целых десять строчек.
      Шрив перелистал сценарий.
      – Начинай со слов о розе. Это самая важная часть.
      – А, вот ты где. Шрив, послушай, Шрив.
      Когда ее мучитель обернулся на голос, Миранда опустилась на колени и потянулась за листками текста.
      Шрив подал ей сценарий.
      – Правильно. Учи свои слова. Пришедший Фредерик возбужденно размахивал руками.
      – Спектакли в театре на Кларк-стрит потерпели провал. Актеры напиваются каждый вечер и оскорбляют публику. Хозяин увольняет их и просит нас вернуться.
      Шрив в победном жесте вскинул вверх руку, потом довольно усмехнулся.
      – Ему придется заплатить нам больше.
      – Я сказал ему, что цена возросла, но он уже слышал о том, что произошло на борту «Алмазной королевы». Он знает, что Шейлы нет с нами и говорит, что не будет платить за нее. – Фредерик кивнул в сторону Миранды.
      – Еще как будет! – Шрив указал на Миранду. – Это величайшее открытие в театральном мире! Он еще когда-нибудь повесит мемориальную доску на этот чертов театр в память о ее выступлении. На этой сцене всемирно известная Миранда дебютировала в «Ромео и Джульетте»! Так и передай ему.
      Миранда смущенно прижала текст пьесы к груди.
      – Не надо говорить ему этого, Шрив. Пожалуйста, не надо. Лучше играйте без меня.
      Фредерик прочитал ужас в ее глазах.
      – Прости, детка, но нам нужна актриса или, по крайней мере, женщина, которая могла бы произносить слова женских ролей, для которых Ада уже стара.
      – Но…
      С помощью Фредерика Шрив поднялся. Скривившись от боли, он поправил на себе костюм, взял из рук Миранды сценарий и сунул его в руки Фредерика. Потом он сделал знак Миранде и стал спускаться с фургона.
      – Продолжай репетировать. Вставай и произноси свои следующие слова. Фредди, а ты следи, чтобы она все запомнила. Я пойду в театр и подпишу контракт.
      – Шрив! – Миранда почувствовала, что от страха у нее сжимается горло. Он действительно решил вывести ее на сцену перед сотнями людей, чтобы она стала посмешищем.
      – «О, говори, мой светозарный ангел!» – начал Фредерик.
      – Шрив! – Миранда в отчаянии упала на колени.
      Он повернулся к ней; его лицо оказалось совсем рядом с ее.
      – Ты будешь великой актрисой, Миранда, – пообещал он ей. – Я сам научу тебя всему. Короли будут отдавать должное твоему таланту и красоте. Принцы будут мечтать о встрече с тобой. Ты станешь звездой двух континентов.
      – Нет. О-о-о…
      Шрив освободил руку от повязки и взял в ладони лицо Миранды. Поморщившись от боли, он поцеловал девушку в губы. У Миранды перехватило дыхание, ее губы затрепетали. Тогда поцелуй стал настойчивее. Аккуратно подстриженные усики Шрива защекотали губы Миранды. Казалось, поцелуй требовал, чтобы она подчинилась его воле, заставлял ее учить роль, повторять слова.
      Все кончилось так же внезапно, как началось. Отстранившись, Шрив заглянул ей в глаза. Его собственные глаза были такими черными, что зрачки почти сливались с радужной оболочкой. Их взгляд проникал Миранде в самую душу; эти глаза видели там испуг, но где-то в самой глубине уже зарождалась, пока еще неуверенная, страсть.
      Разглядев это, Шрив улыбнулся. Это была заученная улыбка, полная самоуверенности, но обаятельная.
      – Учись, Миранда, – сказал он девушке. – Упорно работай с Фредериком до тех пор, пока я не вернусь. Потом я сам посмотрю, чего ты добилась. Хорошо?
      Он опять надел повязку на правую руку. Теперь его левая ладонь гладила ее по щеке. Она кивнула.
      – Д-да. Хорошо.
      – Отлично. – Как великую драгоценность, он взял ее за руку, помогая встать. – Я скоро вернусь. – И он ослепительно улыбнулся ей.
      Миранда почувствовала непривычный жар и трепет во всем теле. Как завороженная она провожала его глазами, пока он не вышел из конюшни.
      Фредерик откашлялся.
      – «О, говори, мой светозарный ангел!» Взгляд Миранды был прикован к тому месту, где только что стоял Шрив.
      – «Ромео! Ромео, о зачем же ты Ромео!» Фредерик даже не попытался скрыть своей многозначительной усмешки.
      – Не знаю, стоит ли ей есть. – Ада стояла, уперевшись одной рукой в бок и держа тарелку в другой.
      Шрив посмотрел на свиную отбивную, печеное яблоко и зеленый горошек.
      – Лучше покорми ее. Я не хочу, чтобы она упала в голодный обморок на сцене.
      – А вдруг ее будет тошнить. Многие ничего не едят перед выходом на сцену.
      Он пожал плечами.
      – У меня никогда не было таких проблем.
      – У тебя! – фыркнула Ада. – Ты сделан из железа. У тебя вообще нет нервов.
      – Нервы – это роскошь, Ада, мужчинам они ни к чему. – Он снова взглянул на тарелку голодным взглядом, хотя только что поел. – Отдай это ей.
      Когда Ада открыла дверь в крошечную каморку, служившую гримерной, Миранда была почти в невменяемом состоянии. Ее голубые глаза остекленели, руки и ноги похолодели от страха; она цеплялась руками за край туалетного столика и не отрываясь смотрела на свое отражение в зеркале. Ее голову покрывал венок из розовых шелковых цветов, а волосы были уложены в длинные белокурые локоны. Бледно-розовая ночная сорочка из муслина с глубоким вырезом на груди была надета под бархатный халат более темного оттенка, схваченный пряжкой на талии.
      Слегка улыбнувшись и поцокав языком при виде такого прекрасного воплощения отчаяния, костюмерша прошла в комнату и поставила на стол тарелку.
      – Поешь, девочка моя. До начала спектакля осталось меньше часа.
      Миранда тихо застонала. Она лишь взглянула на тарелку и тут же отвела взгляд.
      – Не хочешь, – сочувственно заметила Ада. – Ничего страшного. Я говорила ему…
      Стук прозвучал одновременно со звуком открываемой двери.
      – Готова, Миранда?
      Девушка подняла глаза; ее лицо исказил страх.
      Шрив вошел в комнату и встал сзади, положив руки на плечи Миранды. Наклонившись, он прижался щекой к щеке девушки и улыбнулся ее отражению в зеркале.
      – Прекрасно, – похвалил он. – Конечно, для роли Джульетты нам надо было покрасить твои волосы в черный цвет.
      – Помолчи-ка лучше. Разве эти невежды понимают, англичанка она или итальянка? Портить такие волосы краской было бы преступлением, – заявила Ада и поправила локон на плече Миранды. – Чистое золото, говорила моя бабушка о таких волосах. И они такие пышные. Мне даже не пришлось прикалывать ей шиньон.
      – Прекрасный контраст с моими, – согласился Шрив, глядя на отражение в зеркале. – Он выпрямился. – Давай, Миранда, поешь. Нельзя допустить, чтобы ты упала в обморок на сцене.
      Девушка лишь слабо покачала головой.
      – Глупости. – Он придвинул к столу единственный свободный стул и отрезал кусочек отбивной. – Ну давай же.
      Миранда отстранилась и закрыла глаза.
      – Миранда, – строго произнес он. – Открой глаза и съешь кусочек.
      – Я ничего не хочу, – с трудом выдавила она из себя.
      – Конечно, не хочешь. Но ты все равно должна поесть. – Он поднес свинину к самому ее носу. – Я не хочу, чтобы твой дебют был испорчен обмороком. Как потом твои биографы будут писать об этом? Так дело не пойдет. К тому же я не хочу выносить тебя со сцены в бесчувственном состоянии. Ну, открой рот.
      Неохотно она открыла рот, и он положил ей туда кусочек отбивной.
      – Жуй как следует. – Он отрезал кусочек и себе и, улыбаясь, с аппетитом начал есть, наглядно демонстрируя, как она должна жевать.
      Отбивная показалась ей совершенно лишенной вкуса и застревала в горле. Когда она наконец подавилась, Ада быстро сунула ей в руку стакан воды.
      – Может быть, нам не стоит заставлять ее?
      – Ерунда. – Шрив подцепил вилкой кусок печеного яблока. – Я знаю, тебе это понравится, Миранда. Я сам съел две порции.
      Миранда с ненавистью посмотрела на яблоко.
      Он рассмеялся.
      – Видишь, Ада, к ней уже возвращается нормальный цвет лица. Молодец. Чувства необходимы для великой трагедии. Ешь.
      Через тонкие стены донеслись звуки фортепьяно. Миранда вздрогнула, будто в нее выстрелили. Стон сорвался с ее сжатых губ.
      Шрив сунул ей в рот кусок яблока и встал.
      – Мне пора, Ада. Оставляю ее на твое, попечение. Проследи, чтобы она съела всего понемногу. Потом проверь ее грим и выпускай на сцену.
      Миранда схватила его за руку, с мольбой глядя ему в глаза. Он поцеловал ее в лоб. – Мы все надеемся на тебя.
 
      В программе выступления «Сыновей Мельпомены» был объявлен дебют Миранды в сценах из «Ромео и Джульетты». Когда занавес раздвинулся, она предстала перед зрителями на балконе, освещенная справа и слева керосиновыми лампами. Из-за яркого освещения зал для нее оставался во мраке.
      Когда под балконом раздался голос невидимого Ромео, она вздрогнула.
      – «О, говори, мой светозарный ангел!» Она взглянула в темноту.
      – «Ромео! Ромео, о зачем же ты Ромео!» – Вдруг она заметила белые овалы лиц, появившиеся в темноте. Публика. У нее перехватило дыхание, а ее сердце почти перестало биться. Слова застряли у нее в горле, и она не смогла продолжать.
      Снизу она слышала, как ей шепчут, подсказывая текст, но шум в ушах мешал ей понять смысл слов. Казалось, что волна невнятного гула накрыла ее с головой.
      Балкон зашатался под ее ногами, и она оказалась в сильных, надежных руках Шрива.
      Он обнял ее за плечи.
      – Я здесь. – Он повернул ее к себе. – Очнись! – Его голос не терпел возражений. Каждое слово было обращено к ней. – Скажи мне твое имя.
      – Дж-Джульетта.
      – Я не могу любить тебя, если ты не откажешься… – шепотом подсказал он ей.
      – «Покинь отца и отрекись навеки от имени родного».
      – А если… – продолжал он.
      – «А не хочешь – так поклянись, что любишь ты меня, – и больше я не буду Капулетти».
      Одна половина лица Шрива улыбалась, другая выражала угрозу.
      – Расскажи мне об имени.
      Она дошла до монолога длиной в десять строк, но сейчас самообладание уже полностью вернулось к ней. Она сделала глубокий вдох.
      – «Одно ведь имя лишь твое – мне враг…»
      Не отрывая взгляда от лица Шрива, за исключением тех моментов, когда он намеренно поворачивал ее лицом к залу, Миранда наконец стала Джульеттой. Внезапно ей стали ясны все события этой драмы. Они полюбили друг друга на костюмированном балу. Джульетта влюбилась в Ромео. Ей было всего четырнадцать лет, но она полюбила его. Девушка, двумя годами моложе Миранды, безрассудно влюбилась. Джульетта влюбилась в Ромео. Миранда влюбилась в Шрива.
      Слова, которые она запоминала с таким трудом, вдруг стали с легкостью слетать с ее губ, в ее речи появилось чувство. Угрожающее выражение исчезло с лица Ромео; с некоторым недоумением он заулыбался.
 
– «Прости, прости. Прощанье в час разлуки
Несет с собою столько сладкой муки,
Что до утра могла б прощаться я».
 
      Он поцеловал ей руку и спрыгнул с балкона. Миранда схватилась за перила, чтобы удержаться на зашатавшемся хрупком сооружении. От этого движения ее бархатный халат распахнулся, открыв взору публики глубокий вырез на груди.
      Кто-то в зале восхищенно свистнул. Этот звук разрушил магию момента. Внезапно испугавшись, Миранда подняла глаза.
      Ромео отошел от балкона в центр сцены.
 
– «Спокойный сон очам твоим, мир – сердцу.
О, будь я сном и миром, чтобы тут
Найти подобный сладостный приют».
 
      Вновь раздался свист, и Шрив сделал знак кому-то за кулисами. Занавес опустился.
      Миранда прижала руки к груди и с трудом начала спускаться вниз по лестнице, чувствуя, как в животе у нее все переворачивается. Фредерик схватил ее за руку.
      – Сюда, детка. Сейчас поднимут занавес. Поклонись пониже. Дай им возможность увидеть твою грудь.
      Девушка со стоном вырвалась у него из рук и бросилась прочь из театра. На заднем дворе она почти упала на ящик со стружками и бумагой, и из нее вышло все, что она съела перед спектаклем. Она больше никогда не позволит подвергнуть себя таким мучениям. Никогда.
      Дверь у нее за спиной открылась. Оттуда донеслась музыка, потом неожиданно смолкла.
      – Миранда?
      Миранда прислонилась к стене и сквозь слезы посмотрела на него.
      – Здесь я.
      Шрив сразу почувствовал неладное.
      – Надеюсь, ты не испачкала костюм?
      – Чудовище, – выдохнула она.
      – Я? – Он развел руками и удивленно посмотрел на нее. – Почему я чудовище?
      – Ты заставил меня есть.
      – Отныне можешь ничего не есть. Я даже запрещаю тебе есть перед спектаклем.
      – Ты заставил меня выйти на сцену перед всеми этими людьми.
      – И ты играла очень хорошо. А будешь еще лучше.
      Миранда осторожно покачала головой, боясь, как бы это движение не вызвало у нее новый приступ тошноты.
      – Я клянусь Тебе, что никогда, никогда… Шрив протянул ей свернутое полотенце.
      – Вытри губы.
      Она взяла полотенце и с удивлением обнаружила, что оно было влажным и прохладным, но когда она собралась вытереть им лицо и шею, Шрив забрал его и подал ей стакан воды.
      – Прополощи рот и постарайся не размазать грим. Через пару минут мы должны вернуться на сцену. Майк и Джордж немного затянут свою дуэль, чтобы ты могла взять себя в руки.
      Он настоящее чудовище. Он хочет, чтобы она доиграла роль до конца. Она не будет этого делать. Миранда попыталась ускользнуть от него.
      – Не делай этого, – предупредил он ее. – У меня нет времени бегать за тобой по улице. Лучше прополощи рот. – Он осмотрел ее с ног до головы в тусклом свете фонаря и спросил: – Так ты не испачкала костюм?
      Ужасное смущение охватило ее; она покраснела, но инстинктивно расправила плечи.
      – Я не испачкала ваш драгоценный костюм, мистер Катервуд. Несмотря на ваши старания, могу заметить. Это вы заставили меня есть.
      – Ты уже говорила мне об этом, и я признал свою ошибку. Давай не будем все повторять сначала. Я вижу самообладание уже вернулось к тебе. – Он повлек ее к двери.
      – Нет.
      – Да. Теперь уже будет легче, обещаю тебе. В конце тебе не придется говорить длинные монологи. Мы сократим финал, но только на сегодня, – добавил он. – В следующий раз ты сыграешь все полностью. До последней строчки.
      – Следующего раза не будет.
      – Конечно, будет. В первый раз все испытывают страх перед сценой, но потом это проходит. Пойдем.
      – Я не могу. Я не могу выйти на сцену.
      Шрив обнял ее за плечи, помогая подняться по ступенькам лестницы. Его сильная рука распахнула тяжелую дверь.
      – По правде говоря, ты хорошо держалась на сцене. Когда ты забывала о публике и смотрела на меня, ты играла достаточно убедительно. Упорная работа может сделать из тебя вполне сносную актрису.
      Дверь на сцену еще не закрылась, как из-за кулис вышла Ада и поспешила к Миранде.
      – Бедная девочка. Я говорила ему, что тебе не надо есть.
      – Он хочет, чтобы я все равно продолжала играть, – устало произнесла Миранда. – Скажите ему, что я не могу. Скажите ему…
      – Успокойся, девочка моя…
      – Напрасно ты начинаешь хлопотать вокруг нее. Она еще не сыграла свою роль. – Шрив повлек обеих женщин за кулисы, где их и увидел Майк. Улыбнувшись, больше своим друзьям, чем публике, он сделал выпад, выбил рапиру из рук Джорджа и послал свое оружие в тело противника.
      Джордж со стоном упал; его пальцы потянулись к клинку, потом он протянул руку опустившемуся на колени Майку, прощая своего храброго и мужественного противника. Публика захлопала и одобрительно засвистела. Оба актера поднялись и вышли на поклон. Занавес опустился.
      – Я не могу, – запротестовала Миранда. – Я в самом деле не могу.
      Шрив махнул рукой рабочему сцены. Над их головами начала медленно опускаться декорация. Джордж и Майк вскочили и принялись ее устанавливать. От удивления Миранда широко открыла глаза. Это была кровать, та самая, которая была на борту «Алмазной королевы» в сцене из «Гамлета». Стоявшая за спиной Миранды Ада стала снимать с девушки ее бархатный халат.
      – Нет! – Миранда вцепилась в свой костюм. – Нет, в этой сцене я должна быть в этом костюме. Мы так репетировали. О нет, нет!
      От испуга она перешла на крик, но Шрив обнял ее и закрыл ей рот поцелуем. Не выпуская ее из своих объятий, он отнес ее на середину сцены.
      Она отчаянно колотила кулаками его по спине и пинала ногами.
      – Ты мне лгал, – возмущенно выдохнула она. – Ты – лжец, лжец.
      Шрив взглянул ей в глаза.
      – Только ударь меня, и я тебя уроню. – Чтобы показать реальность своей угрозы, он слегка разжал руки. Испугавшись, Миранда обхватила его руками за шею, и в этот момент занавес поднялся. Публика одобрительно зашумела и захлопала.
      – «О, моя жена, Джульетта». – Шрив отнес ее на кровать и опустился рядом с ней. Кровать была жесткой – обычная доска, покрытая бархатным покрывалом. Но Миранду больше всего беспокоило то, что во время ее борьбы со Шривом ее юбка задралась почти до колен. Она попыталась сесть, чтобы прикрыть ноги.
      Шрив прижал ее к подушкам. Они были разложены как-то неудачно, потому что ей пришлось изогнуть спину, и от этого ее грудь стала особенно хорошо видна.
      – Давай говори свои слова, – прошептал Шрив. – Говори же.
      Ненавидя его всеми фибрами своей души, она покачала головой.
      – Нет.
      – Говори. – Он наклонился и поцеловал ее – страстно, требовательно. Его язык проник ей в рот, руки сжали ее талию. Публика оживилась.
      – Говори же, – прошипел он, – или я стащу с тебя платье.
      Она уставилась ему в лицо, чувствуя его жестокую решимость.
      – Говори. – Его рука потянула платье вниз. Миранда услышала, как затрещали нитки.
      – «Ты хочешь уходить? – Ее голос обрел силу. – Но день не скоро: то соловей – не жаворонок был».

      Держа в руке саквояж, Миранда распахнула дверь комнаты, которую она занимала вместе с Адой. При виде Шрива Катервуда, прислонившегося к стене коридора, она застыла на месте. Встретившись взглядом с недоуменным взглядом его черных глазах, она почувствовала, как у нее по спине побежали мурашки. Но она с вызовом вздернула подбородок и направилась к выходу.
      – Я ухожу. Еще один такой вечер я не выдержу.
      – Почему? Ты ведь хорошо играла сегодня. По-настоящему хорошо. – Шрив выпрямился.
      – Хорошо! Да публике все равно, хорошо я играла или нет! Все, что они могли видеть, это моя… моя… О Боже! – Она направилась вниз в вестибюль.
      Шрив дошел с ней до верхней площадки лестницы, потом преградил ей дорогу.
      – Я знаю, ты расстроилась из-за этого.
      – Расстроилась?! Да я так разозлилась, что готова убить кого-нибудь. – Она свирепо взглянула на него; ее глаза сверкали как кинжалы. Было ясно, что она с удовольствием выбрала бы своей жертвой его. – И одновременно мне так стыдно, что я готова умереть. Я хочу поскорее убраться отсюда.
      – Сейчас уже ночь, Миранда. Ты не можешь бродить по улицам одна.
      Решимость, однако, не покинула ее.
      – Я не могу здесь оставаться. Вы все притворялись моими друзьями, но никто из вас не сказал, как все будет выглядеть на самом деле. Никто из вас не сказал мне правду.
      – Ты останешься, если я пообещаю, что это никогда не повторится?
      – Нет!
      Она попыталась проскользнуть у него под рукой, но он схватил ее за руку и повернул к себе. Миранда начала вырываться, но он не отпустил ее, а, наоборот, положил ей руки на плечи. И хотя он не сделал ей больно, он держал ее достаточно крепко, так что она не могла освободиться.
      – Я признаю свою вину в том, что велел Джорджу и Майку установить здесь эту кровать. Но я сделал это, чтобы защитить тебя.
      – Защитить меня! – Ее голубые глаза гневно засверкали. – Ну, конечно! Как же я не догадалась? Ты защищал меня тем, что бросил на кровать и угрожал стянуть с меня платье. Так я должна была чувствовать себя в большей безопасности. Отпусти меня!
      Шрив опустил голову, как бы разглядывая что-то на полу. Когда он поднял глаза, на лбу у него появилась морщинка, уголки губ печально поникли. Он заговорил тихим, нежным голосом, словно умоляя ее.
      – Миранда, прошу тебя. Ты должна мне верить. Я действительно сожалею о том, что заставил тебя играть Джульетту.
      Она вгляделась в его лицо, пытаясь понять, искренне ли он говорит.
      Он посмотрел ей в глаза, потом перевел взгляд на ее решительно поднятый подбородок, нежные щеки, горевшие румянцем, бледную кожу на виске, где билась голубая жилка.
      – Ты такая молодая, – прошептал он. – Такая молодая и совершенно неопытная. И ты так упорно работала. Я понимал, что заставляю тебя делать то, что противно твоей натуре. Но я прежде всего хотел защитить тебя. Я думал… – он поднял глаза к небу, – я думал, что ты будешь ужасно плохо играть, и публика начнет топать ногами и смеяться. Иногда зрители бывают очень грубыми: они кричат и ругаются. Иногда они бросают в актеров гнилые овощи. А случается – даже камни.
      – Камни?!
      С тяжелым вздохом Шрив опустил голову.
      – Ты же видела шрам на щеке Майка. Глаза Миранды расширились от ужаса. Она печально покачала головой и машинально прижала руку к своей щеке.
      – Значит, кто-то бросил в него камнем? Шрив кивнул, продолжая внимательно наблюдать за ней.
      – Он всю свою жизнь был актером, но когда такое случилось, он готов был уйти из театра. Он почти отказался от своей карьеры. Ведь это было бы ужасной ошибкой, правда?
      – Да, конечно.
      – Ты должна понять, что я не мог допустить, чтобы нечто подобное случилось с тобой. Особенно в день твоего дебюта.
      – Но…
      – Чтобы на твоей прекрасной коже остались синяки и царапины. – Он провел пальцем по ее щеке. – Я не мог рисковать.
      Миранда поежилась.
      – Спасибо за заботу…
      – Но оказалось, что у тебя есть природный талант. – Он перестал держать ее за плечи, а вместо этого обнял рукой за талию. Прижимая девушку к себе, он медленно, шаг за шагом, повел ее в вестибюль, продолжая тихо говорить с ней. – Ты молода, но в тебе есть подлинный талант.
      Ее глаза засияли как звезды от этой грубой лести. Шрив почувствовал легкое смущение, даже стыд. Но дело было прежде всего.
      – Миранда, твой талант сохранил тебя от всех опасностей. А что касается угрозы снять с тебя платье… Я скорее отрезал бы себе руку, чем совершил столь варварский поступок!
      – Но ты угрожал мне.
      – Верно. Но это была пустая угроза. А в гневе ты особенно хорошо играла. Вся твоя страсть вылилась наружу и передалась публике. И зрители полюбили тебя.
      Слова «полюбили тебя», сказанные нежным голосом Ромео, заставили ее затрепетать. Завороженная красотой его лица, звуками его глубокого голоса, такого нежного, такого красивого, она не заметила, что они прошли мимо ее комнаты и оказались возле комнаты Шрива, дверь в которую он открыл.
      – В этом и есть суть игры актера, – пробормотал он. Он взял саквояж из ее послушных пальцев и закрыл дверь. – В выражении страсти.
      – С-страсти?
      – Да, страсти. – Он смотрел на нее сверху вниз.
      – Я… я…
      – Именно страсти, – с мягкой настойчивостью повторил он. Его пальцы ласкали ее висок, поправляя выбившуюся прядь волос. Он поцеловал ее щеку, уголок рта, нижнюю губу. – Не притворяться, а чувствовать. Тогда твой личный опыт отразится в твоей игре на сцене.
      Миранда задрожала, когда его теплое дыхание коснулось ее шеи. Кожу опалило огнем. Шрив начал ласкать ее руки, прижимать ее к себе, побуждая обнять его за талию. Не сознавая, что он делает, Миранда вдруг оказалась рядом с кроватью. Губы Шрива скользнули по ее щеке и начали ласкать мочку ее уха.
      Ее ноги коснулись края кровати.
      – Шрив, – прошептала она. – Шрив, я не хочу…
      – Тише, – предупредил он ее. – Опыт. Только его тебе не хватает, чтобы стать великой актрисой.
      – Но…
      Он страстно поцеловал ее, проникнув языком ей в рот, лаская каждый его уголок. Одна его рука крепко обняла ее за талию, а другой он стал расстегивать пуговицы на ее блузке.
      – Шрив…
      Он вновь поцеловал ее и отстранился, глядя ей в глаза.
      – Миранда, ты сводишь меня с ума. У тебя такой милый рот, такие красивые глаза, такое восхитительное лицо. – Он вновь начал целовать ее, осыпая ласковыми эпитетами. И всякий раз он заглядывал ей в глаза, нежно улыбаясь, как Ромео.
      Миранда вздохнула, утонув в его бездонных черных глазах, обрамленных густыми длинными ресницами. Это были глаза Ромео. Голос Ромео нашептывал ей нежные слова. Руки, которые ласкали ее, были руками Ромео.
      – Миранда? – Шрив облокотился на кровать и осторожно опустил девушку на покрывало. Она медленно откинулась на подушку, поддерживаемая его сильной рукой. – Ты красивая девушка. Ты будешь великой актрисой. Тебе только надо довериться мне. Я о тебе позабочусь.
      Лежа на подушке, она подняла на него свои ясные глаза. Каким-то образом ее блузка оказалась расстегнутой до талии, и теплая рука Шрива уже лежала на ее груди.
      – В моих руках ты будешь в безопасности. – Он поцеловал ее в шею за ухом, потом в ямку на груди. Ленточка на вороте ее рубашки развязалась, как по волшебству, и рука Шрива коснулась ее обнаженной груди. Его указательный палец дотронулся до соска.
      Миранда застонала от мучительного смущения.
      – Ты не должен этого делать.
      Он усмехнулся, увидев, как напрягся ее сосок.
      – Видишь? Ты сама не понимаешь того, что тебе нужно.
      – Что мне… нужно?
      – Вот именно. – Он обнажил другую ее грудь и провел по ней рукой. Сосок напрягся и затвердел от его прикосновения.
      Миранда вскрикнула и окончательно смутилась.
      – Мне кажется… я не должна…
      – Подожди. Если тебе что-то не понравится, ты всегда можешь попросить меня остановиться. – Он поцеловал ее грудь, касаясь языком соска.
      Дрожь пробежала по ее телу. Она инстинктивно вцепилась руками в его плечи.
      – Прошу тебя, – простонала она.
      – Да, моя дорогая. Все, что захочешь. – Его губы приникли к другому ее соску, в то время как рука продолжала ласкать первую грудь. Его свободная рука уже скользнула ей под юбки и легла на колено.
      – Шрив! – Его имя сорвалось с ее сомкнутых губ.
      Его рука продолжала ласкать ее грудь, нежно сжимая ее, а другая добралась до верхнего края ее чулок и оказалась на обнаженной коже бедра.
      Миранда начала тихонько стонать от страха, в то время как болезненное напряжение внизу ее живота нарастало.
      – Шрив!
      – Ты – прекрасна, великолепна, – шептал он ей. – Неудивительно, что ты – прирожденная актриса. Ты создана для страсти. Это у тебя в крови.
      Она утонула в его похвалах. Сквозь туман она видела его лицо – улыбающееся лицо Ромео.
      – Я не могу… я не знаю…
      Он приложил палец к ее губам, потом прижался к ним ртом. Когда она затрепетала под его поцелуями, он опустился рядом с ней на кровать, задрав ее юбки до самой талии. Миранда попыталась протестовать, когда его рука легла на чувствительный бугорок между ее ног, но все звуки замерли, лишь только язык Шрива проник между ее губ. Шрив переместил свое тело, сильнее прижавшись к ее груди. Миранда почувствовала, как он глубоко вздохнул.
      Он поднял голову.
      – Позволь мне, милая Миранда, показать тебе новый мир. «И как хорош тот новый мир, где есть такие люди».
      – Я не понимаю. – Слезинки появились в уголках ее глаз. – Я не понимаю…
      Он поцелуем осушил ее слезы.
      – Миранда? Позволь мне… – Его пальцы заскользили среди вьющихся волос у нее между ног и нашли горячее влажное место, которое они прикрывали.
      Она выгнула спину, потрясенная необычным ощущением, но слишком смущенная, чтобы протестовать.
      – Т-с-с. Сейчас тебе плохо, потому что ты хочешь меня, – произнес его глубокий голос. – Ты ощущаешь жар и зуд между ног и хочешь, чтобы я облегчил твои страдания. – С каждым словом его палец в чувственном ритме двигался по такому месту на ее теле, о существовании которого она даже и не подозревала. Его горячее дыхание обжигало ее ухо. – Ты хочешь, чтобы я продолжал этого делать, потому что тебе приятно. – Его голос уже не был голосом Ромео, но Миранда была слишком ошеломлена необычным ощущением. Ромео померк перед реальностью этого всепоглощающего желания.
      Она изогнулась и все подалась навстречу этим необычным ощущениям. Его палец глубже проник в крошечное отверстие, скрывавшееся у нее между ног. Оно было невероятно маленьким, с сожалением подумал Шрив. Это затрудняло его задачу. Он глубже ввел палец внутрь нее. Пока она извивалась и стонала, он решал вопрос, оставить ли ее в покое или все-таки дать ей почувствовать немного удовольствия. Ему самому, в принципе, сейчас было все равно.
      Миранда повернула голову и уткнулась лицом в его плечо. В бессознательном порыве она схватила зубами ткань его рубашки.
      Она оказалась по-настоящему необузданной в своих порывах. Шрив понял, что сказал правду о ее страсти. Она была под стать ему самому. Он предпочитал пылких любовниц, любил женщин, которые не скрывали своих эмоций, которые теряли контроль над собой, кусались и царапались, любил…
      Черт! Сейчас он вдруг по-настоящему захотел ее. Его театральный опыт позволил ему весьма убедительно играть роль негодяя, соблазняющего невинную девицу. Он наблюдал словно бы со стороны, как управляется с ее телом и ее ощущениями. А сейчас он почувствовал, как в нем просыпается желание. Шелковистая женская плоть, касавшаяся его пальцев, стала неодолимо соблазнительной для него.
      Он чувствовал ее запах: свежий, женственный, притягательно эротичный. Она снова приподняла бедра. Он продолжал ласкать ее пальцами, помогая себе ладонью. У Миранды невольно вырвался крик, потом она сжала зубы.
      Он вытянулся рядом с ней, освободив рубашку, которую она сжимала зубами. Прижав девушку к кровати, он быстро расстегнул брюки, не прекращая ласк.
      Миранда стонала, ее голова беспомощно металась на подушке. Ее руки конвульсивно сжимали простыни, бедра непроизвольно приподнимались. Он раздвинул ее бедра и оказался между ними. Подложив руки ей под ягодицы, он приподнял ее горячее тело и начал целовать то место, которое он только что ласкал пальцами. Она задрожала, его язык доводил ее до безумия. Ее бедра напряглись. Она уже была близка к оргазму.
      Шрив ввел свой член во влажное, горячее отверстие. Какое оно маленькое! Стараясь не думать о боли, которую он неизбежно ей причинит, он начал медленное движение вперед. Девушка опять задрожала; ее шея изогнулась, голова откинулась назад.
      Он наклонился и поднял ее голову. Его зубы сомкнулись на мочке ее уха. Укусив ее за ухо, он резким толчком вошел в нее. Преодолев легкое сопротивление ее плоти, он оказался внутри, и горячие, влажные складки плоти сжали его член.
      Миранда вскрикнула от боли, но не поняла, от какой. Оба ощущения были резкими, и оба быстро прекратились, но они довели ее до настоящего безумия. Вцепившись в плечи Шрива, она стала царапать его ногтями, метаться на подушке, изгибая тело и приподнимая бедра.
      – Боже, Миранда! – Ему показалось, что он обнимает тигрицу. Ее безумное поведение помимо собственной воли довело его до оргазма. Приподнявшись на руках, он почувствовал, как его тело содрогнулось с такой же силой, как перед этим тело Миранды.
      Для Миранды боль чудесным образом прошла, но потребность в разрядке иного рода осталась. Она продолжала метаться и тихо стонать, пытаясь отыскать неизвестно что.
      Шрив поднял голову. По ее искаженному страстью лицу, опаленной жаром коже и выступившему на лбу поту он понял, что ей нужно.
      – Не удовлетворена, Миранда. Еще нет. – Он просунул ладонь между их прижатыми друг к другу телами и нашел нужное место.
      Миранда натянулась как струна. Ее ноги оттолкнулись от кровати, и она вся подалась вперед, к нему. Громкий крик вырвался у нее из груди, когда яркие пятна завертелись у нее перед глазами, вызванные необычными ощущениями, пронзившими ее тело. Шрив откинул голову и по его телу пробежала дрожь.
      Они кончили одновременно; Шрив с удивлением подумал, что еще ни разу в жизни он не получал такого невероятного наслаждения. Они лежали рядом на смятых простынях, не чувствуя ничего, кроме громкого стука собственных сердец.
 
      – Пеночки слизывал, старина?
      Сарказм в голосе Фредерика заставил Шрива остановиться у стола. Его глаза прищурились, лицо помрачнело.
      – Держи свой поганый рот на замке!
      – Он прав. – Ада погрозила вилкой английскому комику. – Какое тебе до этого дело, хотела бы я знать?
      Фредерик воздержался от дальнейших высказываний, но усмешка не сошла с его лица.
      – Считайте, что я просто поздоровался.
      – Весьма неуместно, Фред, – отругала его Ада. – Если бы она услышала тебя, это разбило бы ей сердце.
      Майк и Джордж не поднимали глаз от своих тарелок, хотя стали жевать медленнее.
      Шрив опустился на стул и поставил локти на стол.
      – Я скажу это лишь один раз, Франклин, и тебе лучше усвоить мои слова, если ты не враг самому себе. Честно сказать, нам всем надо об этом помнить. Для всех нас очень важно, чтобы Миранда чувствовала себя счастливой. Она наша единственная надежда. Она молода и хороша собой. У нее сильный, приятный голос.
      – И нет таланта. Шрив пожал плечами.
      – Я признаю, что пока она не умеет играть, зато мы, ее окружение, умеем это делать. В хороших костюмах…
      – Или без них.
      – Мы можем сделать, чтобы она выглядела неплохо, пока она будет учиться.
      – Она никогда не научится. Ада опять погрозила ему вилкой.
      – Ты сам был молодым, начинающим актером, Фредди, разве ты забыл?
      – Таким молодым я не был. И я никогда не торговал собой ради роли.
      Шрив ударил кулаком по столу.
      – Хватит обсуждать эту тему. Если ты хочешь, чтобы она убежала, можешь сказать ей все это в лицо. И ты окажешься без работы прежде, чем она доберется до реки. А теперь вы все, – он обвел взглядом всех сидевших за столом, – будете говорить ей, как замечательно она играла вчера.
      – Но она, действительно, неплохо играла, – подтвердил Джордж.
      – Вот именно. Она так нервничала, что ее стало тошнить, но она все же смогла произнести свои слова так, что публика ее расслышала.
      – И залезла к тебе в постель после спектакля, – съязвил Фредерик.
      – Важно, что «после», заметь, – указала ему Ада.
      Шрив почувствовал, что у него краснеют уши. Он был ужасно зол на них за то, что они говорили такое о Миранде. Он решился соблазнить невинную девушку ради них всех, а теперь они обвиняли ее в этом падении.
      – Проклятье! – зарычал он. – Вы ведете себя так, будто не понимаете, чего мне стоило удержать ее с нами…
      – Великодушный Шрив, – фыркнул Фредерик. – Он отдает всего себя театру. Какое самопожертвование! Мне дурно!
      Катервуд вскочил. Правой рукой он схватил актера за грудки. Не обращая внимания на резкую боль в руке, он приподнял Фредерика со стула.
      – Ты хочешь, чтобы твои гнилые зубы остались при тебе?
      – Мальчики, – заметила Ада. – Она может спуститься сюда в любую минуту.
      – Хочешь? – Шрив ткнул Фредди кулаком в подбородок.
      – Отпусти. – Он с трудом оторвал от себя руку Шрива. – Отпусти! Можешь не волноваться. Я не нарушу слова. Все равно она не в моем вкусе.
      – Доброе утро, детка, – весело сказала Ада. – Я уже собиралась идти будить тебя. Ты чуть не пропустила завтрак, а у нас сегодня оладьи.
      Миранда пристально посмотрела на двух мужчин, которые мило улыбались ей. Фредерик поправил свою рубашку и предложил ей стул.
      – Садись, милочка. Садись. Тебе нельзя пропускать завтрак. После такой замечательной игры ты, должно быть, умираешь с голоду.
      Миранда недоверчиво посмотрела на него, потом перевела взгляд на Шрива, который улыбался ей.
      – Я… Вы думаете, что я все сделала правильно?
      – Правильно! – воскликнула Ада. – Ты замечательно играла. Разве ты не слышала, как они хлопали?
      Майк тоже улыбнулся, передавая ей сироп.
      – Все было хорошо, Миранда.
      – Вы действительно так думаете? – Ее взгляд скользил по их лицам – настороженный, немного испуганный, ожидающий их осуждения. К счастью, они, кажется, были довольны ее игрой. Но знали ли они, чем она занималась со Шривом? Они, конечно, станут презирать ее, если узнают об этом, вместо того, чтобы хвалить ее за хорошую игру.
      Шрив ободряюще улыбнулся ей и поднял чашку с кофе.
      – За новую восходящую звезду – Миранду.
      Когда остальные тоже подняли чашки, чтобы приветствовать ее, Миранда облегченно вздохнула. Они ничего не знают. По крайней мере, они не прогонят ее.
      Ада обняла ее за плечи.
      – Ешь оладьи, детка. У нас сегодня два спектакля.
      – Да, – подтвердил Шрив. – И нам надо еще раз пройти твою роль до начала выступления.
      При упоминании о двух спектаклях у нее сразу пропал аппетит. Она в отчаянии смотрела на тарелку с горячими оладьями. Они будут лежать как камни у нее в желудке. Миранда отодвинула тарелку. Все четверо удивленно посмотрели на нее. – Лучше я не буду есть, – только и сказала она, обводя их всех взглядом.
      Они один за другим опустили глаза.
      – Ты сможешь плотно поужинать после спектакля, – сказал Шрив и похлопал ее по руке.
 
      – Я думаю, мы нашли ее.
      Уэстфолл нахмурился.
      – В самом деле?
      Паркер Бледсоу вынул свой блокнот из кармана.
      – Молодая актриса, выступающая под именем «Миранда» – без фамилии – примерно того же возраста и напоминающая ее по описанию, работает в труппе в театре «Маджестик» в Сент-Луисе, Миссури.
      – Играет? – удивленно переспросил Уэстфолл. – На сцене?
      – Верно. По сообщению, она каждый вечер играет то в одном спектакле, то в другом уже в течение трех месяцев.
      Уэстфолл покачал головой.
      – Я сомневаюсь, что это дочь моей жены. Она еще совсем ребенок. Ей только совсем недавно исполнилось семнадцать. Заурядная внешность, никакой сценической подготовки.
      – Предыдущий ангажемент труппы был в Чикаго. Об этом сообщается в их афишах. Там же указано, что Миранда – дебютантка.
      Лицо Уэстфолла помрачнело.
      – Что это за театр?
      – Пока я не знаю. Могу навести справки. Если вы дадите распоряжение, я могу завтра же отправиться в Сент-Луис. Если эта девушка – именно та, которую вы ищете, я привезу ее через несколько дней. – Сыщик ждал, пока Уэстфолл задумчиво кусал губу. – Конечно, я не могу быть абсолютно уверенным, но след кажется верным. Имя наводит на эту мысль. Это не «Мэри» и не «Бетти». Миранда. Редкое имя.
      Уэстфолл колебался. Сквозь закрытую дверь Бледсоу слышал голоса. Детский голос задавал вопросы, женский отвечал. Потом раздался радостный возглас, звук открываемой двери – и все стихло. Только тикали каминные часы.
      – Поезжайте в Сент-Луис, – произнес наконец Уэстфолл. – Узнайте, она ли это. Добудьте всю информацию. Что она играет? Как она оказалась в театре? Как она живет? Но не выдавайте себя. Когда вы все узнаете, я приму решение исходя из интересов моей семьи. – Он кивнул головой в сторону двери, давая понять, что тоже слышал доносившиеся оттуда звуки.
      – Такая информация может дорого стоить, – напомнил ему Бледсоу.
      Уэстфолл пожал плечами.
      – Во время военных действий от надежной информации зависит жизнь и смерть. Непредвиденные повороты событий обходятся гораздо дороже.
      – Вы, случайно, не Миранда Драммонд? Вздрогнув и побледнев, Миранда подняла глаза на стоявшего перед ней высокого мужчину в форме кавалерийского офицера.
      Взяв протянутую руку, он склонился над ней, но его глаза не отрываясь смотрели ей в лицо.
      – Готов поклясться, что не ошибся. Вы – дочь Френсиса Драммонда.
      Ощущая неприятный холодок в желудке, Миранда тем не менее улыбнулась.
      – А вы не представились, сэр.
      – Простите. Я – Рид Филлипс. Я служил с вашим отцом в форте Галлатин.
      Миранда испуганно посмотрела по сторонам. Шрив и остальные «Сыновья Мельпомены» знали только ее имя. Хотя она отдала свое сердце и тело Шриву Катервуду, она так и не назвала ему своего полного имени. Иногда ей хотелось рассказать ему всю свою историю, но тогда ей пришлось бы сознаться, сколько лет ей на самом деле. А это могло его рассердить.
      Конечно, потом его гнев прошел бы, в этом она была уверена. Труппа сейчас имела один из лучших ангажементов, как сказала ей Ада. Они перебрались из театра на Кларк-стрит в более престижный «Маджестик». Миранда получила очень хорошие отзывы критика, который видел ее в роли Беатриче в спектакле «Много шума из ничего». Им не удастся так легко найти актрису, чтобы заменить ее. К тому же она обнаружила, что ей самой нравится играть. Она не хотела покидать театр. Она не покинет его, если только ее мать каким-то образом не узнает, где она находится, и не приедет за ней.
      – Я…
      – Вы очень похожи на него. – Мужчина в военной форме выпрямился с довольной улыбкой. – Эти голубые глаза. На всей земле нет вторых таких голубых глаз. Я знаю, что не ошибся. Пока я жив, я никогда не забуду их.
      Опасаясь, что он может выдать ее, Миранда остановила Филлипса.
      – Майор Филлипс, я прошу вас не продолжать этот разговор.
      Он пристально посмотрел на девушку. Потом его взгляд упал на Фредерика и Шрива, стоявших неподалеку. Он пожал плечами.
      – Как вам будет угодно, дорогая моя. Я просто подошел, чтобы выразить вам свое восхищение.
      Он поклонился и собрался уйти. Вдруг Миранде отчаянно захотелось поговорить с кем-то из дома или по крайней мере из того дома, где она когда-то была счастлива.
      Несколько дней назад ей исполнилось семнадцать лет. Одна, вдали от своей матери, она никому не сказала об этом событии, тем более Шриву, который в эту ночь опять занимался с ней любовью. Никто из членов труппы не праздновал день ее рождения, потому что она не решалась назвать им свой возраст. Она схватила майора за рукав.
      – Может быть, встретимся позднее? Он взглянул на ее маленькую руку.
      – С удовольствием.
      – После спектакля я всегда ужинаю.
      – Ресторан в гостинице поблизости открыт всю ночь. Могу я пригласить вас?
      Миранда улыбнулась.
      – Я с радостью принимаю ваше приглашение.
      – Что здесь происходит? – Шрив подошел к ее стулу, изобразив подобие улыбки.
      Миранда испуганно подняла на него глаза.
      – Я хочу представить тебе майора Рида Филлипса. А это мистер Катервуд; вы видели его сегодня в роли Бенедикта.
      С довольной улыбкой Филлипс протянул Шриву руку.
      – Я только что пригласил мисс Миранду поужинать со мной в гостинице.
      Она оживленно посмотрела на Шрива.
      – Майор Филлипс так любезен! Теперь мне не придется ужинать одной у себя в комнате.
      Шрив нахмурился. Он продолжал держать руку Филлипса.
      – Боюсь, это невозможно. Мисс Миранда должна отдыхать после спектакля. Она должна поесть и сразу же лечь в постель.
      – Но я нисколько не устала, – запротестовала Миранда.
      – Я уверен, вы меня понимаете. – Шрив сильнее сжал руку майора.
      Филлипс поморщился, но он был далеко не слабым человеком. Руки, которые седлали лошадей, чистили и собирали оружие, и вообще выполняли множество других обязанностей кавалерийского офицера, не могли подкачать. В ответ он тоже сильно сдавил пальцы Шрива.
      – Мне кажется, леди должна сама принять решение.
      Теперь Шрив поморщился и изо всех сил сжал руку соперника.
      – Она не просто леди, но еще ведущая актриса нашей труппы. Она не может встречаться с посторонними.
      У Филлипса на скулах заходили желваки.
      – Я – старый друг ее семьи.
      Теперь они стояли, напряженно сжимая руки друг друга так, что их пальцы побелели.
      – Прекратите, – зашипела на них Миранда. – Сейчас же прекратите.
      Осознав, что они находятся на грани скандала, мужчины разжали руки. Потом каждый из них начал потихоньку потирать свои онемевшие пальцы.
      – Шрив, я все равно должна где-то поужинать. Я считаю, что я буду в полной безопасности в компании старого друга нашей семьи. Я с удовольствием принимаю ваше приглашение, майор Филлипс, но Шрив прав. Вы должны проводить меня в гостиницу сразу после ужина. – Она улыбнулась обоим мужчинам по очереди.
      Прежде чем Миранда успела что-то еще сказать, Шрив схватил ее за руку и увлек в сторону.
      – Ты не пойдешь ужинать с совершенно посторонним человеком.
      – Он не посторонний человек. Он – друг семьи.
      Шрив искоса посмотрел на майора.
      – Он слишком стар для тебя. И, вообще, каким образом он связан с твоей семьей?
      Миранда замерла. Признание того, что майор армии был старым другом ее отца, могло создать для нее большие проблемы.
      – Это не важно. Все равно моя семья больше не хочет меня видеть, но он, кажется, не знает об этом. Он даже не сразу узнал меня.
      Черные глаза Шрива буравили ее взглядом. Губы под аккуратно подстриженными усиками недовольно кривились.
      – Значит, он не настолько близкий друг.
      – Да, не настолько.
      – Тогда тебе лучше не ходить с ним. Ты его совсем не знаешь.
      Почему он так рассердился? Она уже хотела согласиться с ним, потом передумала и гордо вскинула голову.
      – Я давно не видела его, но я хочу с ним встретиться. Могу же я время от времени ужинать со своими друзьями?
      – Тебе надо отдыхать.
      – Ты тоже не каждый вечер отдыхаешь, – парировала она. – Ты уходишь куда-то играть в карты. Иногда ты не возвращаешься до рассвета. Я все это знаю. Так почему же я все время должна ужинать у себя в комнате, а потом сразу ложиться в постель?
      Выражение его лица сразу изменилось. Недовольно передернув плечами, он едва сдерживал гнев.
      – Потому что актриса должна заботиться о своей красоте.
      – Тогда я понимаю, почему Шейла Тайрон не захотела больше играть. Зачем вообще становиться актрисой? Я никуда не могу пойти и не могу ничего делать кроме работы. Я даже ни разу не была на прогулке с тех пор, как играю Джульетту. Миранда, учи слова. Миранда, репетируй роль. Миранда, не испачкай костюм. Разве я не могу немного развлечься?
      Губы Шрива скривились в язвительной улыбке.
      – Разве тебе недостаточно развлечений, которые тебе даю я?
      – Ради Бога… – Она бросила испуганный взгляд на Филлипса, который отошел подальше, чтобы не подслушивать их разговор. Но в этот момент Шрив вдруг обнял Миранду, и его губы прижались к ее губам.
      Шрив Катервуд целовал ее на сцене каждый вечер. Восемь спектаклей в неделю – шесть вечерних и два утренних. Сначала это были откровенно чувственные поцелуи, рассчитанные на то, чтобы снять ее страх перед ролью и пробудить огонь в ее душе. Иногда этот метод оказывался столь эффективным, что она забывала свои слова, и ему приходилось подсказывать ей их. Потом они постепенно стали терять глубину. Миранда видела, что Шрив больше думает о реакции публики, размышляет о продолжительности каждого поцелуя. И только по ночам он, когда она лежала рядом с ним в постели, страстными поцелуями доводил ее до неистовства.
      Если бы он поцеловал ее так, она бы сдалась и сказала майору Филлипсу, что не будет ужинать с ним.
      Но этот поцелуй был совершенно иным. Наказывая ее, он требовал от Миранды полного подчинения его воле. Руки Шрива властно обнимали ее тело, скользили вниз по спине, сжимали талию. В комнате воцарилась тишина, когда он прижал ее к себе, демонстрируя всем, что она принадлежит только ему.
      – Шрив! – Протестующий возглас замер у нее на губах. Он чуть отстранился, но не оторвал губ от ее рта. Поцелуй стал более страстным. Губы Шрива ласкали ее губы легкими поцелуями, он проводил языком то по ее верхней губе, то нижней.
      Миранда почувствовала, как жар опаляет ее тело. Она начала переминаться с ноги на ногу. Костюм Беатриче вдруг показался ей слишком легким, неспособным скрыть ее пылающее огнем тело. Шрив намеренно терзал ее. Она была ему безразлична, он лишь хотел, чтобы она подчинилась его воле.
      – Чудовище, – прошипела она сквозь стиснутые зубы.
      Он отстранился и, язвительно усмехнувшись, посмотрел на нее.
      – Иди, – прошептал он, повернув ее лицом к двери. Его дыхание коснулось локона у нее за ухом. Она поежилась. Шрив почувствовал трепет ее тела и улыбнулся шире. – Иди развлекайся. Но когда ты вернешься, ты вернешься ко мне.
      Она через плечо посмотрела на него.
      – Шрив…
      – Иди. – Он легонько подтолкнул ее.
      Когда дверь за ней закрылась, Шрив нахмурился. Он должен был удержать ее, и к черту этого офицера, пригласившего ее поужинать. Миранда принадлежит ему, Шриву. Она его актриса, его любовница, его творение. Она принадлежит ему душой и телом.

      – Он послал их на смерть! У Кларендона был тайный приказ провести отряд через перевал Лодж-Трейл и при встрече с сиу вступить с ними в бой и уничтожить, когда полковник знал… Черт! Для всех остальных они уехали встречать фургоны, но на самом деле он намеренно послал маленький отряд на смерть!!! Он знал, насколько сиу превосходят их по численности. Знал, насколько Кларендон честолюбивее вашего отца и плохо ориентируется в сложившейся ситуации. – Рид Филлипс залпом осушил стакан, не ощущая вкуса горьковатого красного вина. Поставив пустой стакан, он потянулся за бутылкой, но обнаружив, что в ней уже ничего не осталось, нетерпеливым взглядом начал искать официанта.
      Напротив него сидела Миранда, окаменев от нахлынувших на нее воспоминаний. Образы прошлого вставали у нее перед глазами. Она видела мертвое лицо отца, голову со снятым скальпом, безжалостно перерезанное горло. Она сжала в руке бокал, поднесла его к губам и поспешно поставила обратно – вино было цвета крови. У нее судорожно сжалось горло.
      – Я… Вы, должно быть, ошибаетесь. Это невероятно.
      Появился официант, открыл новую бутылку и наполнил стакан Филлипса. Майор выпил и покачал головой. Несмотря на большое количество выпитого, он не был похож на пьяного.
      – Я не ошибаюсь. Я так и сказал им на суде.
      – На суде?
      – У него были хорошие адвокаты. Слишком хорошие. Негодяи. – У него был такой взгляд, что, казалось, он мог бы испепелить им кого угодно. – Они вытащили его, опорочив доброе имя Боба. И Френсиса тоже. И суд его оправдал.
      Миранда схватилась за край стола.
      – Следовательно, полковник Уэстфолл в действительности не совершал никакого преступления? – спросила она.
      – Преступления? Проклятье! Да он самый настоящий преступник! – Филлипс наклонился вперед, его светлые глаза пристально посмотрели ей в лицо. – Они назвали это дело «резней Кларендона». Как будто Боб мог сделать это вопреки приказу. Он был хорошим солдатом. Надежным другом. Порядочным человеком.
      – Н-но он завел отряд в засаду. – Она отчаянно выискивала в памяти обрывки воспоминаний. – Он мечтал прославиться. Я слышала, как об этом говорили несколько человек.
      Филлипс не обратил внимания на ее возражения, вообще не обратил внимания на нее. Он налил себе еще.
      – Это надо было назвать «резней Уэстфолла». Это он все устроил.
      На этот раз она дождалась, пока майор успокоится. Напряженно глядя ему в лицо, внутренне похолодев, она задала неизбежный вопрос:
      – Зачем?
      Это короткое слово как бы повисло в воздухе. Миранде показалось, что Филлипс не собирается отвечать. Потом он взял себя в руки. Пристально глядя ей в глаза, майор откинулся на спинку стула, забыв о стакане с вином.
      – Как вы оказались здесь, на сцене? Вам же еще нет восемнадцати. Когда я видел вас последний раз, вы были совсем маленькой девочкой.
      Миранда смутилась от неожиданного поворота разговора, потом быстро нашлась.
      – Я – актриса. Я зарабатываю себе на жизнь.
      – А где ваша мать? Как ее звали?
      – Рут.
      – Ах да. Прекрасная Рут Драммонд. С чудесными локонами золотистых волос. И очаровательными голубыми глазами. Такая прекрасная, что взгляд и руки Бена Уэстфолла постоянно тянулись к ней.
      – Моя мама… – сердито возразила Миранда.
      – …больше находилась в доме командира, чем в своем собственном, – раздраженно произнес он. – День за днем.
      – Она ухаживала за миссис Уэстфолл.
      – Конечно. Сидела у ее постели.
      – В ваших словах нет логики. Он презрительно усмехнулся.
      – Подумайте лучше. Вы ведь не настолько наивны. Тот мужчина, которого вы мне представили, кажется не слишком одобрял идею нашего совместного ужина. – Вдруг раздражение, которое он сдерживал весь вечер, прорвалось наружу. – Вы тоже сидите у его постели? Держите его за руку? На сцене и вне ее?
      Миранда почувствовала, что краснеет. Она прижала дрожащую руку к губам.
      – Я не…
      Филлипс прервал ее возражения нетерпеливым жестом руки.
      – Всем известны нравы актрис. Вы разгуливаете по сцене, демонстрируя зрителям свои ноги и грудь.
      Миранда смяла салфетку и бросила ее на стол.
      Филлипс, немного придя в себя, поспешно положил руку ей на запястье.
      – Не уходите. Закончите свой ужин. Вы, вероятно, не каждый вечер получаете такой хороший ужин.
      Она смутилась, потому что он был прав. Она еще не успела попробовать отличный ростбиф.
      – Прошу вас, – попросил он.
      Она уступила, хотя явно была уязвлена его словами.
      Майор наклонился вперед; его шепот был предназначен лишь ей.
      – Послушай меня, Миранда Драммонд. Мне безразлично, чем ты занимаешься. Это твое дело. Здесь нет Френсиса Драммонда, который мог бы предостеречь тебя. Боже, какой скандал он устроил бы по этому поводу!
      Миранда попыталась высвободить руку, но он не выпустил ее.
      – Но если тебе приходится таким образом зарабатывать себе на жизнь, то тебя нельзя в этом винить. Это еще одно преступление Уэстфолла. Интересно, потерял он от этого сон или нет.
      Щеки Миранды вспыхнули.
      – Он женился на моей матери, – прошептала она.
      – Невероятно! Этот негодяй… – Филлипс поставил стакан. – В этом мире нет справедливости. Никакой. По его вине гибнет восемьдесят человек, и как он платит за это? Никак. Он получает то, что хотел. Остается полковником и получает вдову Френсиса Драммонда.
      – Он пришел засвидетельствовать свое почтение, – тихо сказала Миранда. – Пришел с визитом, чтобы узнать, как она живет.
      Филлипс горько рассмеялся.
      – В самом деле. Он беспокоился. Он хотел узнать, как она живет, – повторила Миранда. – Он был озабочен нашей судьбой после смерти п-папы. – Ее голос дрогнул.
      – Я полагаю, его больная жена наконец умерла.
      Миранда промолчала.
      – Вероятно, он даже не дождался, пока засыплют землей ее могилу, а сразу поехал к твоей матери. Очень настойчивый человек этот Бен Уэстфолл.
      – Я н-не знаю…
      Взгляд майора затуманился, голос стал глухим и печальным.
      – Боб Кларендон был моим другом. Мы вместе учились в Уэст-Пойнте. Он был отличным солдатом. Мы с ним хотели служить вместе, вместе продвигаться по службе, и в конце концов многого добились. Он хотел изгнать этих проклятых индейцев с их земли. Паразиты. Настоящие паразиты.
      От этих слов Миранда похолодела. Брат Белого Волка был индейцем, как и его мать. Но факт оставался фактом: сиу и шайены разрушили форт Галлатин, сожгли его, едва только Второй кавалерийский полк покинул его по договору с Красным Облаком. Индейцы были очень серьезными противниками.
      В голосе Филлипса исчезли печальные нотки; он стал суровым.
      – Мы должны были пойти на подмогу. Должны были спасти Боба. – Он посмотрел на Миранду. – Ты тогда кричала на нас. Просила нас спасти отца. Мы должны были это сделать. Когда та лошадь вернулась…
      – Веллингтон.
      – Лошадь твоего отца. Миранда кивнула.
      – Уэстфолл не тронулся с места. Негодяй. Он послал их умирать. Восемьдесят человек погибли, потому что ему нужна была твоя мать.
      Девушка покачала головой.
      – Вы ошибаетесь! Такого не могло быть. Это чудовищно. Никто не мог бы так поступить.
      Майор бросил на нее взгляд, полный сочувствия к ней и одновременно презрения к полковнику.
      – Уэстфолл мог.
      В повисшей между ними тишине Миранда боролась с охватившей ее болью. Отец, которого она любила больше всех на свете, погиб потому, что другой мужчина решил завладеть ее матерью. А теперь этот человек был ее мужем. Девушку терзали бессильный гнев и боль. Она задрожала и прижала руки к груди.
      Тишина становилась все напряженнее. Ростбиф стыл на тарелке. Филлипс осушил стакан вина и собрался налить себе еще, когда Миранда положила руку на край стола.
      – Я бы хотела уйти. Я больше не могу есть.
      – Я провожу вас в гостиницу. – Майор достал из кармана пачку банкнот и отсчитал несколько хрустящих бумажек. Официант бросился отодвигать стул Миранды. Она встала и покачнулась; смятая салфетка упала на пол. Филлипс подал ей руку, но она ничего не различала из-за застилавших ей глаза слез.
      Стоявший на крыльце гостиницы Шрив заметил их еще издали. Он нахмурился, увидев, как Миранда опирается на руку своего спутника. Только выйдя им навстречу, он услышал ее сдавленные рыдания.
      Внезапно весь его гнев вырвался наружу. Он встал между ними, оттеснил Миранду к стене и схватил Филлипса за лацканы мундира.
      – Что вы ей сделали, черт возьми?
      Рука майора легла поверх его руки.
      – Я просто рассказал ей правду, которую она предпочла бы не знать.
      – Что ты ей сказал, негодяй… – Левый кулак Шрива пришелся точно в челюсть майора.
      – Шрив!
      Филлипс покачнулся. Лацкан мундира затрещал, но он сам быстро освободился.
      – Вы еще пожалеете об этом.
      – Шрив, прекрати! – закричала Миранда. Шрив взглянул в ее сторону.
      – Что он сказал тебе такого, что заставило тебя заплакать? Он не…
      У Шрива захватило дух, когда удар майора пришелся ему как раз под ребра. Боль почти парализовала его. Согнувшись пополам, он начал медленно оседать на мостовую. Его колени еще не коснулись земли, когда Филлипс нанес ему удар в висок.
      – Майор Филлипс!
      Майор повернулся к Миранде и отвесил ей церемонный поклон.
      – Поверьте, мисс Драммонд, я очень сожалею, что расстроил вас. Я никогда не стал бы говорить с вами на эту тему, если бы знал, сколько боли принесет вам этот разговор. В конце концов вы лишь одна из невинных жертв всей этой истории.
      Охваченная ужасом Миранда оторвала взгляд от лежавшего на боку Шрива. Он, казалось, был без сознания.
      – Ради Бога, майор Филлипс, прошу вас, уходите. То, что вы рассказали мне, слишком ужасно. Я не знаю, во что мне верить. Но хуже всего то, что вы причинили боль мистеру Катервуду, который помог мне в трудную минуту.
      – Я только рассказал вам о том, что случилось, мисс. Если вы предпочитаете оставаться в неведении… – Филлипс потер ушибленную руку.
      – Шрив, Шрив, ты можешь двигаться? – Не заботясь о том, что подумает Филлипс, не обращая внимания на грязь под ногами и собиравшихся зевак, она опустилась на колени рядом со Шривом. Подложив руку ему под голову, она попыталась приподнять его. Затуманенным болью взглядом Шрив посмотрел на усмехающегося майора и попытался подняться, но голова у него закружилась, и он упал.
      Филлипс церемонно поклонился и спокойным шагом удался.
      Миранда посмотрела ему вслед. Слезы по-прежнему текли у нее из глаз, но она уже не помнила, по какой причине она их проливала.
      – М-Миранда. – Шрив потянул ее за рукав. – Он не обидел тебя?
      Она взглянула ему в лицо, освещенное льющимся из окон гостиницы светом. Огромный синяк уже начал выступать у него под левым глазом. Завтра у него будет ужасный вид.
      – Нет, – прошептала она. – Он не обидел меня.
      – Тогда почему ты плакала? – Две слезинки все еще катились у нее по щекам. – Ты все еще плачешь.
      Она быстро тряхнула головой.
      – Не беспокойся. Вставай. Нам надо вернуться в номер и привести тебя в порядок.
      – Что он тебе сказал? – настаивал Шрив. Она положила его руку себе на плечо.
      – Ты можешь стоять?
      – Конечно, могу. – Со стоном и проклятиями в адрес майора Шрив кое-как поднялся, опираясь на плечо Миранды. – У этого негодяя сильный удар.
      – Этот негодяй – кавалерийский офицер. Он служил на западных рубежах, а там держат только крепких парней.
      Вместе они осторожно поднялись по ступеням.
      – Откуда ты его знаешь?
      Миранда помедлила, потом решила сказать правду. Это признание не могло причинить ей вреда.
      – Мой отец был солдатом.
      – Он служил под командованием этого человека?
      Миранда помогла Шриву лечь в постель.
      – Нет. Они служили вместе на границе под началом одного командира.
      – И он узнал тебя?
      – Да. – Она взяла в руки кувшин. – Он пуст. Я сейчас принесу свежей воды и оботру тебе лицо. – Она вернулась не сразу. Когда же она вновь вошла в комнату, ее лицо было совершенно спокойно, следы слез исчезли.
      На все вопросы Шрива Миранда больше ничего не ответила. Уложив его в постель, она покинула комнату, которую они занимали вместе, и ушла ночевать к Аде.
 
      – Нам предлагают новый ангажемент в Чикаго, – объявил Шрив, размахивая письмом.
      – На Стейт-стрит? – с надеждой спросил Фредерик.
      – Ну, нет. В «Меридиане».
      – В такой дыре.
      Миранда почувствовала холодок в груди. «Меридиан». Именно туда водил ее и ее мать Уэстфолл, когда она впервые увидела Шрива в роли Ромео.
      – Зачем мы им понадобились? Они же сказали, что мы ни на что не годимся, – недоуменно произнес Майк.
      Шрив кивнул в сторону Миранды и улыбнулся.
      – Очевидно, до них дошла слава нашей ведущей актрисы. Ее имя тоже вписано в контракт.
      – Мое имя?! Фредерик осклабился.
      – Все дело в твоих прелестях. Они ими восторгаются, дорогуша.
      Миранда невольно прижала руки в груди. Ее щеки порозовели от смущения.
      – Не обращай на него внимания, детка. – Ада обняла девушку за плечи. – Я уверена, что они слышали, какая ты хорошая актриса.
      – Хорошая актриса, как же! Каждый раз как она наклоняется, весь зал может видеть то единственное представление, на которое она способна.
      К удивлению Миранды, за нее вступился Джордж.
      – Уймись, Фредди. Она неплохо играет. В любом случае, какая тебя разница, по какой причине нас туда приглашают? Тебе надо дать этому городу отдохнуть. Ты провел слишком много ночей в порту.
      Это загадочное замечание странным образом подействовало на англичанина. Он резко повернулся к Джорджу, его лицо покраснело, глаза налились кровью. Джордж лишь прищурился, но выражение его лица не изменилось. Фредерик быстро взял себя в руки и беспечно провел рукой по волосам.
      – В Чикаго тоже есть свои развлечения.
      – Когда мы выезжаем? – поинтересовался Майк.
      Шрив аккуратно сложил письмо и спрятал его в нагрудный карман.
      – В конце месяца.
      – Они платят нам больше, чем мы получаем здесь?
      – Немного больше, что весьма удивительно, ведь раньше они платили нам намного меньше. – Шрив взял руку Миранды и с галантным поклоном поднес к губам. – Ты принесла нам удачу и деньги.
      Она выдернула свою руку из его руки.
      – Я не могу туда ехать.
      Все изумленно уставились на нее.
      – Что?
      – Она рушит все наши планы.
      – Ох уж эти женщины!
      – Что за капризы!
      Миранда попятилась и покачала головой.
      – Я не могу вернуться в Чикаго.
      – Бедная девочка, – сочувственно сказала Ада, – ведь это тот самый город, откуда она убежала.
      Шрив подошел к девушке.
      – Тебе не стоит беспокоиться. Все будет хорошо. Поверь мне. Ты можешь не встречаться со своей семьей, если не хочешь. – Он с беспокойством взглянул на остальных членов труппы. – Пожалуй, будет даже лучше, если ты не станешь с ними встречаться. Иногда родители начинают… э-э… завидовать успеху, которого добилась их дочь. Конечно, ты будешь очень хороша в костюме Джульетты. Ты очень красивая. Если они увидят тебя, они, вероятно, будут очень гордиться тобой.
      – На афишах стоит только твое имя, – напомнил Майк. – Скорее всего они даже не узнают, что ты в городе, если ты не дашь им знать о себе. – Он и Джордж переглянулись.
      На лице Фредерика появилась презрительная усмешка.
      – А с другой стороны, они могут и узнать. Конечно, это всего лишь вероятность. Ее семейка едва ли будет счастлива увидеть, как она разгуливает по сцене в ночной сорочке с глубоким вырезом, выставив все свои прелести напоказ.
      Шрив резко обернулся и хотел схватить комика за шиворот, но Фредерик отскочил в сторону и спрятался за спину Джорджа. Ада обняла Миранду за плечи, но девушка продолжала упрямо качать головой.
      Насупившись, Шрив подошел к двери и распахнул ее.
      – Убирайтесь. Все. Я хочу поговорить с Мирандой наедине.
      Когда все покинули комнату, он взял ее под руку.
      – Ну что ты, дорогая…
      – Я не могу вернуться в Чикаго. – Она попыталась освободиться, но он крепко прижал ее к себе, заставляя ощутить жар своего тела.
      – С тобой ничего не случится, обещаю. – Его голос стал нежным, глубоким. Шрив возвышался над ней, его губы почти касались ее лба. – Ты не должна беспокоиться. Разве я плохо заботился о тебе?
      Когда она не ответила, а только отвернулась, он поцеловал ее в висок.
      – Разве не так?
      – Я не могу вернуться, – повторила она. Особенно после того, что сказал мне майор Филлипс.
      – Теперь мы – твоя семья, – мягко продолжал убеждать ее Шрив. – Нам небезразлично, что будет с тобой, но и тебя тоже должно волновать, что будет со всеми нами.
      – Ты не хочешь меня понять. – Она, возможно, могла столкнуться лицом к лицу с Уэстфоллом. Она чувствовала, что не выдержит такой встречи. Неуверенная до конца в том, что она о нем услышала, она не могла с ним встречаться.
      – С нами ты будешь в полной безопасности, – продолжал Шрив. – Можешь поверить: мы не позволим, чтобы что-то случилось с нашей восходящей звездой.
      На лице девушки появилось выражение ужаса, когда она осознала, какие опасности грозят ей. В ушах у нее звучали слова Филлипса: «Знаю я этих актрис, демонстрирующих на сцене свои ноги».
      А что, если ее мать окажется в зале и увидит дочь на сцене? А если она к тому же узнает, что ее дочь спит со Шривом Катервудом? Миранда задрожала и начала вырываться из рук Шрива, повторяя:
      – Ты ничего не понимаешь. Он удержал ее.
      – Тогда объясни мне.
      – Я не могу вернуться.
      – Мы будем рядом с тобой. К тому же твои родители, возможно, даже не узнают, что ты в городе. Они никогда не догадаются, что маленькая девчонка, которая забралась в наш фургон, и знаменитая, прекрасная Великолепная Миранда – один и тот же человек. – Его голос поднялся до героического пафоса.
      Миранда покачала головой.
      – Ты не знаешь, о чем ты просишь.
      – Миранда. – Вдруг его голос стал абсолютно серьезным. – Ты должна поехать с нами. Мы оставили тебя у себя, дали тебе работу, кров, кормили, одевали тебя. Мы учили тебя. Мы помогли тебе. Благодаря нам ты приобрела известность. Как ты можешь быть столь неблагодарной. Старушка Ада, Джордж, Майк – твои друзья. А как насчет меня?
      – Я не могу вернуться в Чикаго. Шрив глубоко вздохнул.
      – Куда же ты пойдешь?
      Вопрос произвел эффект пощечины.
      – Куда пойду?
      Он пожал плечами.
      – Конечно. Мы не можем отказаться от этого ангажемента. Я не знаю, где мы найдем тебе замену за такой короткий срок. Интересно…
      Миранда прижала руки к щекам, чувствуя, что Шрив наблюдает за ней из-под опущенных ресниц. Она дрожала. Ей невероятно повезло, когда она попала в эту труппу. Последние месяцы убедили ее в этом. Она не раз видела у дверей театра ярко накрашенных девушек, иногда даже моложе себя, которые пытались привлечь внимание одиноких мужчин. Она знала, какая судьба ее ждет. Если она покинет Шрива Катервуда, куда она пойдет? К кому она пойдет?
      – Мне очень не хочется расставаться с тобой, – тихо сказал он, поворачиваясь к двери.
      Миранда поежилась, потом дрожащей рукой потянула его за рукав:
      – Что мы будем играть?
      Шрив засмеялся, обнял девушку и поцеловал в лоб.
      – Мне хочется сделать что-нибудь новое. В твоей Джульетте уже появилась глубина характера. Пора тебе расширить свой диапазон.
      – Мне опять придется носить ночную сорочку на сцене?
      Он чмокнул ее в кончик носа.
      – У тебя будет венок в волосах, и ты будешь петь.
      – Я? Петь?
      – Твоя героиня – сумасшедшая, и если ты будешь петь не в такт музыке, ничего страшного. Тебе придется учить новую роль по дороге.
      – Что это за роль?
      – Ты будешь играть Офелию, а я – Гамлета. – Прежде чем она успела что-либо возразить, он закрыл ей рот поцелуем.
      – Он сказал, что в этой пьесе я не буду выходить на сцену в ночной сорочке.
      – Стой спокойно, – сказала Ада, держа во рту булавки. – Я не смогу подогнать костюм по твоим меркам, если ты не перестанешь вертеться.
      – Это ночная сорочка Шейлы, она играла в ней королеву. Я играю не королеву. Я – Офелия. Я специально спрашивала Шрива, придется ли мне надевать сорочку, а он сказал, что у меня на голове будет венок и я буду петь. – Миранда приподняла подол и посмотрела, насколько прозрачной была ткань.
      – Не беспокойся, детка. – Ада подколола плечо, поднимая вырез на целый дюйм. – В этом костюме ты будешь играть бедную девушку, которая лишилась рассудка, так что публика будет смотреть на тебя совсем иначе. И к тому же ты – не распутница, а порядочная девушка. – Она наклонилась и занялась оборками на сорочке. – По-твоему, Чикаго изменился? Для меня он остался прежним. Холодно и ветрено даже весной. Не слишком приятное место.
      Миранда опустила подол и посмотрела на костюмершу.
      – Шрив обещал мне, что мне больше не придется выходить на сцену в одной сорочке. Он обещал, что на мне будет накидка.
      – Мы завьем твои волосы в густые локоны, которые закроют грудь. Это будет лучше любой накидки. У тебя уже было время прогуляться по городу?
      Миранда проигнорировала попытку Ады переменить тему разговора.
      – У меня не настолько длинные волосы.
      – Я найду для тебя парик. Миранда застонала.
      – Неудивительно, что у актрис такая дурная репутация. Мы разгуливаем по сцене в нижнем белье.
      Ада закончила работу и помогла Миранде снять костюм.
      – Ты порядочная девушка, детка. Каждый это сразу увидит.
      Миранда взяла свое платье со спинки стула. Опустив голову и сосредоточенно выворачивая его на лицевую сторону, она пробормотала:
      – Ты же знаешь, что это не так, Ада. Костюмерша скрестила руки на своей пышной груди.
      – И ничего я не знаю. Ты – порядочная девушка. Ты честно зарабатываешь себе на жизнь.
      Миранда надела платье и начала застегивать пуговки на лифе.
      – Ничего я не зарабатываю.
      – Конечно, зарабатываешь, детка. Ты получаешь жалование…
      Голос Миранды дрогнул.
      – Нет. Шрив ни разу не платил мне.
      – Ни разу не платил? Боже правый! Миранда грустно улыбнулась. Заученным тоном она произнесла:
      – Я должна радоваться, что у меня есть крыша над головой и хорошая работа. Мне не нужны деньги. – Ее голос дрогнул. – Я все равно никуда не могу пойти. Люди узнали бы меня… и поняли… что я сделала… что делаю.
      Ада прижала ладони к щекам.
      – Ну, что вы, мисс Миранда, люди никогда не подумают о вас плохо.
      – Зрители бросают в актеров гнилые овощи и даже камни. Шрив сказал мне об этом.
      Костюмерша закатила глаза к небу.
      – Ну, возможно, когда на сцене плохо играют. Но ты хорошая актриса, дорогая моя. Так, значит, поэтому ты все время остаешься в гостинице или вертишься за кулисами, помогая мне?
      Ей ответом был лишь хлюпающий звук и быстрый кивок головы.
      Ада обняла девушку за поникшие плечи.
      – О Боже мой! Послушай, детка. Тебе надо чаще бывать на свежем воздухе. Тебе вредно все время оставаться за кулисами. И не беспокойся о том, что подумают люди. Они не знают…
      – Вы же слышали Фредди.
      – Фредерика Франклина? Глупости. Не обращай на него внимания. Если публика будет бросать камни в актеров, то прежде всего в таких, как он. Он ведь… – Она замолчала, заметив недоуменный взгляд Миранды. Девушка ничего не знала о Фредди. – Тебе просто не стоит беспокоиться. Ты порядочная девушка. Это всякий скажет.
      – Нет. – Миранда высвободилась и бросилась к двери. – Я знаю, какая я. Не надо меня оправдывать.
      – Ну что ты, детка…
      Не в силах продолжать этот разговор, Миранда выбежала из комнаты.
 
      – Черт возьми, Ада, ты должна знать, куда она пошла.
      Костюмерша не спеша воткнула иголку в шитье и бросила на Шрива сердитый взгляд.
      – Я лишь знаю, что она была очень расстроена, когда узнала, что ей придется выходить на сцену в ночной сорочке, хотя ты обещал ей, что этого больше никогда не будет.
      Шрив потупился.
      – Ее волосы прикроют ее.
      – У нее не настолько длинные волосы.
      – Тогда ты найдешь для нее парик.
      – Именно это я и пыталась ей объяснить. А она ответила, что у актрис дурная репутация потому, что они выходят на сцену в нижнем белье.
      Шрив беспомощно пожал плечами.
      – Какие странные идеи возникают у нее в голове.
      – Вовсе не странные, Шриви, мой мальчик. В конце концов ты ведь спишь с ней.
      Он пожал плечами и смущенно отвел глаза.
      – Так уж получилось, Ада. Подбоченившись, она гневно посмотрела на него.
      – Ничего себе оправдание! Эта девушка попала к нам прямо из-под крылышка своей матери, и ты это знаешь, Шриви. А ты с такой легкостью лишил ее невинности, будто забрал леденец у малыша.
      Шрив почувствовал, как у него запылали уши, и опустил голову.
      – И ты даже не платишь ей жалование.
      – Я даю ей все, что ей необходимо. Костюмерша погрозила ему пальцем.
      – Я всегда считала тебя лучше многих мужчин. Но, видно, даже самые лучшие из вас могут совершать дурные поступки.
      – Куда она пошла? – недовольным тоном спросил он.
      – Откуда я знаю? Думаю, она пошла погулять по городу. Бедняжка всегда покидала гостиницу только с наступлением темноты, да и то только чтобы посидеть в театре за кулисами. Она так расстроена, потому что она считает себя падшей женщиной.
      – Она не падшая женщина.
      – Тогда кто же она?
      – Она не падшая женщина, – упрямо повторил Шрив.
      – Я скажу тебе, кто она. Она такая, какой ты ее сделал. Бедняжка убежала от скверной жизни дома в поисках чего-то лучшего для себя, но теперь она может оказаться даже в худшем положении. Если сейчас она убежит, то в этом будет и твоя вина. Заставить ее надеть ночную сорочку, когда ты обещал…
      – К черту сорочку! – закричал Шрив. – Она может надеть бальное платье, мешок, монашескую рясу. Мне все равно. Давай больше не будем говорить об этом.
      – Я приготовлю ей рясу. – Улыбка на лице Ады говорила о ее глубоком удовлетворении. – Публика будет думать, что она была в монастыре. В конце концов, он же сказал: «Ступай в монастырь».
      – Но где она сейчас?
      Не добившись от Ады ответа, Шрив поспешил в театр в надежде найти Миранду там. Нахмурившись, он обыскал все гримерные, все закоулки и укромные местечки, куда очень хрупкая девушка могла забраться, чтобы учить свою роль… или плакать. Мысль о том, что она может где-то сидеть и плакать, раздражала его. Ей абсолютно не о чем плакать. Она стала актрисой. А эта профессия требует определенной твердости характера. Так он и скажет ей, когда найдет ее.
      Наконец он влетел в свою гримерную и бросился к чемодану. При виде замка у него застыла кровь. Кто-то открывал чемодан, в котором хранилась касса труппы. С замиранием сердца он открыл крышку. Ящичек с деньгами явно трогали. Чувствуя неприятный холодок в груди, он вынул его и открыл.
      Деньги были на месте, хотя банкноты лежали в другом порядке. Быстро пересчитав их, он понял, что кто-то взял четыре-пять однодолларовых купюр. Серебряные и золотые монеты он не стал пересчитывать.
      Такой скромный грабитель. Миранда!
      Он выругался. Но куда она пошла и зачем?

      Миранда постучала зонтиком в крышу наемного экипажа. Кебмен остановился и стал ждать, пока его пассажирка выйдет. Когда же этого не произошло, он наклонился и заглянул в окно. Девушка сидела, прижавшись спиной к подушкам, и пристально смотрела на дом на противоположной стороне улицы.
      – Чего изволите, мисс?
      Она вздрогнула и посмотрела на него с таким выражением, будто не осознавала, кто он такой. Потом она улыбнулась.
      – Не знаю. То есть я хотела сказать: я не уверена, что это именно тот дом. Если вы немного подождете…
      – Сколько угодно, мисс. Это ваши денежки. – Сказав так, он поудобнее устроился на козлах и приготовился ждать.
      Сидя в кебе, Миранда боролась с охватившими ее чувствами. Сразу же по приезде в Чикаго она узнала новый адрес Бенджамина Уэстфолла. Она намеренно выбрала такое время дня, когда его скорее всего не будет дома. Сейчас, тщательно одетая в самый нарядный костюм, сшитый Адой, без всякой косметики на лице, находясь возле дома, в котором жили самые близкие ей люди, она терпеливо ждала, когда наконец самообладание вернется к ней. Тогда она войдет в дом и хоть на минутку сможет увидеть мать и сестру.
      Мама! В горле у Миранды встал комок, от которого она никак не могла избавиться. Слезы наворачивались ей на глаза. Усиленно заморгав, она опустила голову. Ее лежавшие на коленях руки были судорожно сжаты. Она грустно улыбнулась. Будто перед выходом на сцену, она откинула голову назад, сделала несколько глубоких вдохов и разжала пальцы.
      Но впервые приемы, которым ее научил Шрив, не помогли. Начав плакать от тоски по матери, она никак не могла остановиться. К тому же ее терзал страх.
      Рут, конечно, будет рада ее видеть. Но после первых объятий и поцелуев она захочет узнать, где была ее дочь эти прошедшие шесть месяцев. Она будет смотреть на Миранду грустным любящим взглядом. А Миранда не решится открыть ей всю правду.
      Рут расстроится, если узнает, что ее дочь жила и ездила по разным городам с труппой актеров. Она придет в ужас, узнав, что Миранда выступает на сцене в одной ночной сорочке. А если ей станет известно о постыдных отношениях ее дочери со Шривом Катервудом, она вообще будет в шоке.
      Миранда смущенно потупилась. Ее щеки пылали от стыда. Если ее мать узнает о Шриве, она, вероятно, больше никогда не захочет видеть свою дочь.
      Девушка закрыла глаза. Мать была для нее самым дорогим человеком за прошедшие после смерти отца три года. Они были больше, чем мать и дочь, они были словно родные сестры. Они вместе растили малышку Рейчел, для которой любимым развлечением было обнимать их обеих за шею и по очереди целовать.
      Миранда подняла голову, но слезы все равно струились у нее по лицу. Ей так хотелось вновь почувствовать, как эти нежные ручонки обнимают ее!
      Почему мать отвернулась от нее? Когда Бенджамин Уэстфолл появился в их доме, Рут Драммонд охотно приняла его, будто он был для нее спасением. Она охотно покинула своих родителей, которые дали кров ей и ее детям. Если быть абсолютно честной, то Миранда могла понять чувства Рут по отношению к ее родителям. Она не могла не заметить сходства своего собственного бегства к Шриву Катервуду с тем, как ее мать устремилась к Бенджамину Уэстфоллу.
      Она не могла понять одного: почему мать вдруг отвернулась от собственной дочери? Почему в тот злосчастный вечер она согласилась с решением Уэстфолла отослать Миранду в школу? А если бы Миранда сейчас вернулась домой, Рут опять уступила бы настояниям мужа? Отправили бы ее в школу для девочек – как он сказал? – в Новый Орлеан?
      Если эта идея была ей ненавистна в тот момент, когда Уэстфолл сообщил ей о своем решении, то сейчас она стала ненавистна ей вдвойне. Несмотря на тяжелую работу, ежедневный страх сцены, постоянный поток критических замечаний от Шрива, смущение перед лицом публики – несмотря на все это ей нравилась ее новая жизнь. Она не могла бы объяснить причину. Возможно, жизнь в гарнизонах закалила ее. Нет, она не могла вернуться, чтобы вновь стать такой, какой была раньше. Она не хотела жить под благоденствием Уэстфолла, она лишь отчаянно хотела увидеть свою мать.
      Лошадь, впряженная в экипаж, переступила с ноги на ногу. От этого движения экипаж покачнулся.
      Миранда открыла глаза и как раз вовремя. Она увидела, как открылась дверь в прекрасном белом доме напротив и на крыльце появилась ее младшая сестренка, одетая в желтое платьице, с большим желтым бантом в белокурых волосах. На ее толстеньких ножках были белые чулочки и изящные белые туфельки. Она прыгала на крыльце, размахивая маленькой сумочкой из желтой ткани. Она была такая хорошенькая, такая миленькая, что Миранда почти ощутила, как ее пухленькие ручонки обнимают ее за шею, и услышала ее лепет: «Юблю тебя Ми'анда».
      Девочка на цыпочках подбежала к краю крыльца и заглянула за угол дома. Потом, подпрыгивая от возбуждения, вернулась назад к открытой двери и крикнула что-то, что Миранда не смогла разобрать.
      Не прошло и минуты, как к дочери присоединилась Рут Драммонд Уэстфолл. Почти высунувшись в окно кеба, Миранда едва не вскрикнула от удивления при виде матери. Внутренний голос сказал ей, что она с трудом узнала бы сейчас свою мать, встретившись с ней на улице.
      Исчезла грустная, замученная жизнью солдатская вдова, которая так жаждала вырваться из родительского дома. Она больше не ходила с опущенной головой. На ее лице больше не отражалась боль утраты. Новая миссис Уэстфолл выглядела гораздо моложе, чем прежняя вдова Френсиса Драммонда. Более того, улыбка, которой она одарила свою младшую дочь, была полна такой любви и счастья, что Миранда почувствовала зависть. Именно так улыбалась Рут Драммонд своей старшей дочери до того, как Бенджамин Уэстфолл вероломно вошел в их жизнь.
      Волосы Рут были спрятаны под коричневую мягкую шляпу со страусовым пером кремового цвета, красиво спускавшимся на плечо. Ее платье тоже было коричневым, сшитым по последнему слову моды. На плечи Рут была наброшена кружевная мантилья. Кружева так же украшали манжеты рукавов и перед мягкой пышной юбки.
      Миранда провела достаточно времени с Адой, чтобы понять, сколько стоит подобное платье. Благодаря Бенджамину Уэстфоллу ее мать купалась в роскоши. Не удивительно, что получавшая скромную пенсию вдова капитана была счастлива. Миранду охватило негодование. Она помедлила, сделала глубокий вдох и потянулась, чтобы открыть дверцу экипажа.
      Внезапно пара великолепных гнедых лошадей появилась из-за угла. Они были запряжены в сверкающую новую коляску темно-синего цвета. Правил лошадьми Бенджамин Уэстфолл.
      Улыбаясь, он остановил коляску у крыльца и спрыгнул на землю. Рейчел бросилась к нему. Он подхватил ее на руки и посадил в коляску. В порыве детской радости она обняла его за шею и поцеловала в щеку. Снисходительная улыбка осветила его смуглое лицо, когда он подал руку жене, чтобы помочь ей сесть рядом с дочерью.
      При виде этого человека Миранда отодвинулась в глубь экипажа. Горящими глазами она следила, как Уэстфолл сел в коляску, усадив Рейчел между собой и Рут. Куда они отправлялись столь нарядно одетые в такой ранний час? Потом она догадалась. Конечно же! Этот лицемер повез свою семью в церковь.
      Миранда в гневе с такой силой сжала руки в кулаки, что ногти впились ей в ладони. Кости ее отца лежат в могиле. Его молодая жизнь безжалостно отнята. Не для него красивый экипаж, породистые лошади, милый ребенок в желтом платьице и очаровательная жена с любящими глазами. Злодей похитил эту любовь.
      Жажда мести вспыхнула в душе Миранды; она заскрежетала зубами. Что ответила бы Рут, если бы Миранда рассказала ей ужасную историю, которую поведал ей майор Рид Филлипс?
      «Убив царя, венчаться с царским братом». Эти строчки из «Гамлета» огнем жгли ее сердце.
      Что если сейчас она велит кебмену догнать коляску? Что если она предстанет перед ними и обвинит этого человека в его преступлении в присутствии матери? Она подняла зонтик, чтобы постучать кучеру, потом опустила его.
      Ей вспомнились другие строчки великой трагедии. «Не умышляй на мать свою». Рут не захочет жить со своим новым мужем, когда Миранда ей все расскажет. Уэстфолл послал на смерть Френсиса Драммонда и весь его отряд. Его целью было уничтожить одного человека – отца Миранды, чтобы получить возможность ухаживать за Рут Драммонд. Но Миранда не могла возлагать вину за гибель отца на свою мать. Рут была такой же жертвой, как и все остальные. Только Уэстфолл был виновен во всем.
      Коляска повернула за угол в конце окаймленной деревьями улицы и скрылась из виду. Гнев Миранды сменился болью. Они поехали в церковь, а она осталась в стороне от семьи, в стороне от привычной жизни. В том мире, где она сейчас жила, люди не отдыхали и не молились вместе. Они играли по восемь спектаклей в течение шести дней и репетировали в тот день, когда не выступали.
      Они играли в карты и пили. Они продавали себя и свой талант. Они спали друг с другом без благословения церкви. Ее вдруг охватил жгучий стыд. Она ощутила усталость и пустоту, измученная чувствами, которыми не могла управлять.
      Дрогнувшим голосом она приказала кебмену:
      – Поезжайте по набережной, потом по Мичиган-авеню. Дальше по кругу, пока я не велю вам остановиться.
 
      Шрив Катервуд схватил ее за руку, как только она вошла в театр за два часа до начала спектакля. Его лицо было мрачнее тучи. Он сразу же повлек ее в свою гримерную.
      – Я хочу знать, где ты была, – возмущенно произнес он. – И советую тебе придумать правдивую историю.
      Она молча выслушала его суровые слова, позволив ему усадить себя на стул и забрать сумочку из рук.
      Открыв ее, он вытряхнул ее содержимое себе в руку и озадаченно посмотрел на смятую долларовую купюру и пригоршню монет.
      – Сколько ты взяла?
      – Всего пять долларов, – тихо ответила она.
      – Пять долларов! – Он сурово посмотрел на нее. – И все? – Он с трудом сдерживался. Даже если она взяла так мало, все равно это не должно сойти ей с рук. Она не может вот так спокойно брать деньги, когда ей заблагорассудится. – А ты знаешь, что это жалование за целую неделю?
      – В самом деле?
      Он бросил деньги на стол. Пара монет упала и покатилась по полу.
      – Черт возьми, ты прекрасно это знаешь. И ты потратила больше половины.
      – Я наняла кеб. Он поморщился.
      – Ах, кеб. Зачем?
      Миранда не ответила. Где-то в глубине ее души вспыхнул крошечный огонек непокорности. Он не имел права так сердиться на нее. Она вернулась вовремя, чтобы переодеться и повторить свою роль.
      – Отвечай, Миранда, – настаивал он, сердясь, что она сидит с опущенной головой и он не может видеть ее лицо. – Куда ты ездила?
      – Я ездила на прогулку.
      Шрив почувствовал, что не может совладать со своим гневом. Черт бы ее побрал! Она скажет ему правду! Он добьется от нее правды, а потом заставит дать слово, что ничего подобного больше не повторится. В конце концов он отвечает за дисциплину в труппе.
      – Значит, на прогулку. Не сказав ни слова. Без разрешения. Взяла деньги, которые тебе не принадлежали, и поехала кататься. Как ты могла так поступить? Ты же член нашей труппы. И не говори мне, что ты поехала осматривать достопримечательности.
      Когда сарказм его слов дошел до нее, Миранда возмутилась. Руки, до этого безвольно лежавшие на коленях, сжались в кулаки.
      – А что, если и так?
      Шрив схватил ее за подбородок и заставил поднять голову. Она попыталась вырваться, но он крепко держал ее.
      – Ты плакала?
      Миранда ничего не ответила, только молча смотрела ему в глаза.
      Вдруг он заметил, что на ней был костюм героини пьесы «Много шума из ничего». Это было платье из тафты с юбкой в складку и темно-зеленый жакет. Волосы Миранды были собраны под шляпку того же зеленого цвета.
      Она выглядела как обычная молодая женщина из хорошей семьи.
      Шрив медленно разжал пальцы, отпуская ее. Когда он заговорил, его голос был нежным, уговаривающим.
      – Где же ты все-таки была? Она сделала глубокий вдох.
      – «Удивляюсь, как это вам охота все время болтать». Это мое личное дело.
      Шрив узнал эту фразу, узнал слова Беатриче, произнесенные именно тем голосом и с теми интонациями, которым он научил Миранду. Она проговорила свою роль безупречно.
      – Не говори со мной таким тоном, – возмутился он. – Я сам научил тебя этому. Ты играешь. Ты могла бы обмануть того идиота, с которым ты была, но только не меня.
      Его обвинение озадачило Миранду.
      – Почему ты решил, что я была с кем-то? Он скрестил руки на груди.
      – Потому что – в отличие от него – я не дурак. Я уже не удовлетворяю тебя? Теперь ты вышла на улицу?
      Она удивленно смотрела на него.
      – Я не понимаю, о чем ты говоришь?
      – Я говорю о том, что ты пошла на улицу искать кого-нибудь… какого-нибудь мужчину, чтобы немножко развлечься.
      Наконец Миранда поняла, на что он намекал. Ее щеки запылали от стыда. Она вскочила с места и попятилась от него.
      – Так вот что ты думаешь обо мне? Он помолчал.
      – А что еще я должен думать? Скажи мне, что я должен думать.
      Прижавшись к стене, она только качала головой. Его безжалостные слова больно ранили ей душу. Она получила жестокий и полезный урок. Шрив совершенно не уважал ее. И она не могла винить его за это. Ее возмущение сразу же погасло.
      – Ты дурак, – тихо сказала она. – А я еще большая дура, что позволила тебе сделать со мной то, что ты сделал. Боже мой, сегодня ведь воскресенье!
      – Значит, ты была в церкви? Придумай что-нибудь получше.
      – Нет, не в церкви. Но я не ходила по улицам в поисках мужчины, чтобы удовлетворять свою похоть, как ты сразу же предположил. Ты единственный мужчина, который прикасался ко мне. Но какое тебе дело до того, сделала ли я это или нет? Ведь ты хотел, чтобы я познала страсть. Разве не ты это говорил? Выходит, ты не хочешь, чтобы я узнала, на что я способна теперь, когда мои чувства проснулись?
      – Ты… ты… – Дьявольский огонь вспыхнул в его взгляде. Разгневанный он шагнул к ней. Его руки непроизвольно сжались в кулаки.
      Миранда попятилась.
      – Нет! Ты не посмеешь ударить меня! Никогда! – Она наткнулась на угол чемодана, и хотя Шрив протянул руку, чтобы поддержать ее, не удержалась на ногах и упала.
      – Миранда…
      – Не трогай меня. – Она поднялась на ноги, игнорируя протянутую руку. Ее обида выплеснулась наружу бурным потоком слез. – Не трогай! Лучше держись подальше!
      – Что ты, Миранда. – Шрив растерянно отошел. – Не расстраивайся. – Рыдания мешали ей говорить. Все эти бурные эмоции были вызваны вовсе не тем, что он рассердился на нее. Шрив ведь сердился и раньше. Она видела его в гневе во время репетиций, но никогда не реагировала таким образом.
      Она отвернулась; ее плечи вздрагивали от рыданий.
      – Не трогай меня. Ты не ударишь меня. Больше никто не посмеет меня ударить!
      Шрив в недоумении покачал головой. О чем она говорит?
      – Миранда, – ласково сказал он. – Миранда, не плачь. – Кончиками пальцев он коснулся ее плеча.
      – Нет. – Она попыталась стряхнуть его руку.
      – Миранда. – Он понизил голос до умоляющего шепота. – Я вовсе не хотел тебя ударить. Я никогда бы не сделал тебе больно. – Он положил ей руки на плечи.
      Нетерпеливым движением она сбросила их и отступила в сторону.
      – Не трогай меня. Не приближайся. Я знаю, что ты обо мне думаешь. Знаю!
      – Миранда. – Он решил показать твердость. – Держи себя в руках.
      – О да. Я должна держать себя в руках. – Она грустно рассмеялась; в ее голосе все еще чувствовались слезы. – Кажется, я позволила своим чувствам взять над собой верх, не так ли? – Она повернулась к Шриву. – Я просто хочу, чтобы ты знал, что я не совершила того, в чем ты меня обвиняешь. Но, конечно, когда девушка уже «погибла»…
      – Ты не погибла.
      – …тогда каждый, даже мужчина, который «погубил» ее, думает, что она способна выйти на улицу и торговать собой.
      Шрив схватил расстроенную девушку за плечи.
      – Миранда! Бог мне свидетель, я никогда не думал, что ты торгуешь собой.
      – Зачем мне идти и искать кого-то для развлечений, когда ты… когда я… – Слова замерли у нее на губах, потому что она не хотела открыть ему свои истинные чувства из страха, что он посмеется над ней.
      – Я и не верил в это, – успокоил он ее. – Честное слово, не верил.
      – В самом деле? – Она недоверчиво посмотрела на него. – Ты думал, что я украла деньги у своих товарищей. Может быть, я и сделала это, но мне никогда не платили ни цента за работу.
      – Я собирался заплатить тебе, – пробормотал он.
      – Тогда почему я не могла взять несколько долларов и поехать на прогулку, хотела бы я знать? Ты ни разу не заплатил мне. Я считала, что я имею право получить хотя бы что-то.
      Ее слова заставили Шрива замолчать. Чувство вины холодной волной окатило его. Миранда была права. Он не платил ей жалование. Он привык считать ее своей собственностью. Она напомнила, что не принадлежит ему. Она – независимая личность.
      – Ты ошибаешься. – Довольно быстро нашелся он. – Тебе надо было просто прийти ко мне и спросить. Я откладывал для тебя твои деньги. Я… я так поступаю со всеми. Я выступаю в роли банкира, храню все деньги в кассе. Когда кому-то что-то нужно, они приходят ко мне.
      – Майк и Джордж приходят к тебе?
      – Да.
      – И Фредди?
      – Ну, Фредди нет. Он предпочитает держать свои деньги у себя. А вот Ада приходит.
      – Вот оно что.
      Миранда несколько успокоилась. Ее грудь уже не вздымалась так сильно от волнения. Она поникла. Непокорность исчезла.
      Шрив осторожно снял с девушки шляпку. Ее пышные волосы золотой волной упали ей на грудь и плечи. Руками, которые неожиданно начали дрожать, она попыталась собрать их в пучок. Нежным движением Шрив отвел ее руки и расправил волосы на плечах девушки.
      Он улыбнулся ей своей самой обаятельной улыбкой.
      – Я прошу прощения за свои слова. Я так волновался за тебя. Чикаго – небезопасный город. И, честно сказать, я забыл, что сегодня воскресенье.
      Миранда устало улыбнулась в ответ.
      – Я тоже.
      – Когда я обнаружил, что ты ушла, я забеспокоился. Разве ты не знаешь, как я волнуюсь за тебя, Миранда? – Его пальцы прикоснулись к ее вискам, к подбородку, скользнули за ухо. Его губы коснулись ее лба легким поцелуем, похожим на благословение. – Я не знал, куда ты ушла. Прежде ты никогда не уходила. А когда ты не вернулась, я испугался.
      Миранда закрыла глаза. От легких прикосновений его пальцев у нее по спине побежали мурашки. Она поежилась.
      – Я ездила посмотреть, где живет моя мать. Шрив понимающе кивнул. Ему следовало бы догадаться. Скольких волнений он мог бы избежать. Он нежно взял ее за подбородок и поцеловал. – Ты виделась с ней. Девушка замерла.
      – Нет.
      – Нет?
      – Нет. Эта поездка была напрасной тратой денег. Я жалею, что поехала.
      Она не умела убедительно лгать. Щеки у нее покраснели, дыхание участилось, пальцы сжались. Однако Шрив почувствовал облегчение. Если бы ее приняли в семью как блудную дочь, он мог лишиться актрисы и главной приманки для зрителей, которая когда-либо появлялась у «Сыновей Мельпомены». Он привлек ее к своей груди и прижался щекой к ее волосам.
      – Мне очень жаль.
      – А мне – нет.
      – И ты не зашла, чтобы повидаться с ней. – Он обнял девушку за талию и повел ее к жесткой старой тахте. Она была неудобной и скрипучей, но другой здесь не было. – Ты не нашла тот дом?
      – Нет, я нашла нужный дом.
      Шрив напряг свою память, стараясь припомнить, что она ему говорила о своей прежней жизни.
      – Ты видела своего отца?
      Они сидели рядом, рука Шрива крепко обнимала ее. Девушка покачала головой.
      – Мой отец давно умер.
      Свободной рукой он погладил ее растрепавшиеся пряди.
      – Так что же ты увидела?
      Она резко тряхнула головой и отвернулась.
      – Я больше не хочу говорить об этом. Мне жаль, что ты подумал, будто я украла деньги, но я не знала, что могу попросить тебя о них. Я не знала – я думала, что я, возможно, ничего не заработала.
      – Ты получишь деньги, как только они тебе понадобятся. Тебе лишь надо попросить их у меня. – Его рука легла ей на плечи.
      – Я все возмещу тебе.
      – Ты не должна ничего возмещать. – Он положил свободную руку ей на колени. – Ты их заработала.
      Тепло его руки проникло сквозь многочисленные слои одежды. У Миранды перехватило дыхание; мышцы внизу живота напряглись. Она не могла поверить, что одно прикосновение его руки способно было вызвать в ней подобную реакцию. Она почувствовала, как краска смущения заливает ей щеки. Она поспешно опустила голову, чтобы скрыть ее.
      Эти деньги твои. – Его голос звучал совсем рядом с ее ухом. – Ты заработала их. И даже больше.
      Его теплое дыхание касалось ее щеки. Огонь уже пронизывал все ее тело. Она нервно заерзала.
      – Спасибо.
      Он взял ее за подбородок.
      – Миранда, тебе не за что благодарить меня. Это твои деньги. Ты упорно трудилась, чтобы заработать их. Каждый твой выход на сцену становился лучше предыдущего.
      – Вчера вечером ты, кажется, так не думал, – упрекнула она его, вспоминая последнюю репетицию, когда она вдруг забыла свои слова и он обвинял ее в дилетантстве.
      Он еще крепче прижал Миранду к себе, а его губы коснулись ее щеки.
      – Что говорить о репетиции? Мы все устали, потому что слишком долго повторяли эту сцену. К тому же теперь ты знаешь меня. Я только лаю, но не кусаюсь.
      Он подкрепил последнюю фразу легкими поцелуями. При слове «кусаюсь» он слегка сжал зубами мочку ее уха. Его дыхание защекотало ей шею.
      Миранда попыталась увернуться; тахта заскрипела.
      – Шрив…
      – У тебя был несчастливый день, Миранда. Ты плакала. Значит, у тебя были серьезные причины для слез. Размышляя об этом, я не могу вспомнить, чтобы я прежде видел тебя плачущей.
      – Мне стыдно за саму себя, – прошептала она, опуская голову. – От слез нет никакой пользы.
      – Иногда они приносят облегчение. – При каждом слове его теплое дыхание, касавшееся ее уха, вызывало трепет ее тела. Шрив ловко расстегнул на ней платье и, сунув руку под плотную ткань, начал сжимать и ласкать ее грудь. – Но кое-что другое принесет тебе гораздо большее облегчение. – Он опять стал осторожно покусывать ее ухо. – Миранда! Позволь мне любить тебя. Я хочу доставить тебе удовольствие.
      Она открыла рот, чтобы сделать глубокий вдох, но губы Шрива тут же прижались к ее губам. Его поцелуй был глубоким, язык проник ей в рот.
      Он был прав. Острая потребность в любви и ласке вспыхнула в ней. В этот момент она захотела его больше всего на свете. Ее тело горело огнем, и все же она дрожала.
      Он ощутил этот трепет. Его руки и язык почувствовали эту дрожь.
      – Миранда?
      Она наконец сделала глубокий вдох.
      – Прости.
      Он крепче прижал ее к своей груди.
      – Ты хочешь, чтобы мы сейчас занялись любовью? У тебя был скверный день. Ты чувствуешь себя несчастной. Я могу сделать тебя счастливой.
      – Да, пожалуйста, Шрив, – прошептала она. Ее рука легла на его запястье. – Люби меня.
      Он опять поцеловал ее.
      – Я вижу опять свою милую Миранду. Доверься мне. Тебе надо почувствовать, что кто-то заботится о тебе.
      Она очень хотела верить ему.
      – Значит, я тебе небезразлична?
      Ее умоляющий тон заставил его помедлить. Потом он улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой.
      – Как ты можешь сомневаться? Я чуть с ума не сошел от беспокойства за тебя. – Он наклонился и приподнял ее юбки.
      В этот день Миранда помылась и оделась с особой тщательностью: шелковые чулки с подвязками, батистовые нижние юбки и панталоны. Вид такого изысканного нижнего белья показался Шриву поразительно сексуальным. Он привык видеть ее в простом грубом белье. В ноздри ему ударил запах лавандового мыла, и его охватила наконец безудержная волна настоящего желания.
      – Миранда…
      Она подняла глаза. Голос Шрива был хриплым, непохожим на его обычный голос. Он смотрел не в лицо ей, а вниз на ее колени. Внезапно смутившись, она схватила его за руки, но он уже положил руки ей на колени и раздвинул их.
      Разрез на панталонах разошелся, открывая курчавые светлые волосы. Шрив больше не мог сдерживать себя.
      – Встань.
      – Что?
      – Держи свои юбки.
      – Шрив…
      Он прижался лицом к разрезу в теплом белье.
      Миранда вскрикнула от неожиданности и смущения. Ее руки судорожно сжали юбки, которые чуть не накрыли Шрива с головой, но он сунул руки ей в панталоны и обхватил ее за ягодицы. Ее запах ударил ему в голову, он почувствовал на губах вкус ее тела. Его язык требовал большего, проникая все глубже, он касался пульсирующей точки, скрытой среди золотистых волос.
      Миранда застонала от наслаждения. Несмотря на смущение, на опасение, что он, вероятно, сошел с ума, что то, что он делает с ней, – дурно, восторг ее тела заставил эти мысли уйти. Разведя шире ноги, она подалась вперед, изогнув спину. Жар снизу поднялся до ее напрягшихся грудей, и порозовевшие соски начали ныть.
      Оставив юбки, она сжала свои груди. Они отяжелели; соски стали твердыми. Ощущение было невыносимым. Она сжала пальцами один сосок, потом второй, и начала массировать их.
      Жар и болезненное напряжение распространялось от того места, которого касался рот Шрива. Миранда опять застонала. Ее пятки уперлись в пол, заставляя напрячься все ее мышцы. Это было невыносимо. Она забилась в пароксизме страсти, вскрикивая от наслаждения и изгибаясь в его руках, совершенно потеряв над собой контроль. Шрив положил ее поперек тахты. Ее голова не попала на подушку, а свесилась с края. Длинные белокурые волосы рассыпались до самого пола.
      Сверкая глазами, Шрив встал. Все еще ощущая горячий сладкий вкус ее тела на губах, он расстегнул брюки. Поставив колено на подушку, он одним быстрым движением вошел в нее. Она вздрогнула, открыв глаза и увидев над собой потолок и часть стены за тахтой.
      Нечленораздельные звуки сорвались с губ Шрива, когда он начал порывистыми толчками проникать все глубже в нее. Впервые за время их любовных утех он потерял над собой контроль. Он больше не разыгрывал страсть. В этот момент он перестал быть нежным, цивилизованным любовником, а превратился в самца, движимого лишь инстинктом получения удовольствия, для которого словно и было создано его тело.
      Его напор не испугал Миранду. Она с радостью приняла его, обхватив ногами и вовлекая все глубже в себя. Изогнув спину, она подставила ему грудь; тахта протестующе заскрипела.
      Он склонился над ее грудью и стал ласкать языком ее розовые соски. Миранда застонала от наслаждения. Их тела стали влажными от пота; оказавшаяся в беспорядке одежда опутывала их.
      Она почувствовала, как его член увеличивался в ней, и, сжав руками плечи партнера, подалась ему навстречу. Ее ноги все так же крепко обвивали его торс. Она принимала его в себя, прижимаясь все теснее и теснее. Сейчас она снова испытает удовольствие. И наступит облегчение. Непременно!
      Они оба достигли пика страсти, и их подняла вверх неведомая сила, которая пробудилась в них в этот наивысший миг наслаждения.

      – «О, что за гордый ум сражен! Вельможи, Бойца, ученого – взор, меч, язык…»
      – Вне всякого сомнения, Джордж, – Фредди стоял за кулисами, скрестив на груди руки, – наша милая Миранда исполняет свою лучшую роль.
      Джордж с улыбкой взглянул на него.
      – Ага, она держит всю публику в напряжении.
      – Ей даже не нужно ничего играть, – язвительно продолжал Фредерик. – Офелия влюблена в Гамлета, и это все ясно видят.
      Джордж подавил зевок. Недосыпание начинало сказываться на нем.
      – Это у нее пройдет. Шрив не обидит девочку. Ада об этом позаботится.
      Фредди посмотрел в дырочку в декорации.
      – Надеюсь, не слишком быстро. Она заставляет зрителей смотреть на нее, открыв рот. Еще четыре недели такого успеха – и мы сможем выступить в Нью-Йорке, а может быть, даже в Лондоне.
      На сцене Офелия сжалась в печальный комочек; ее длинные светлые волосы в беспорядке рассыпались вокруг. Гамлет опустился рядом с ней на колени, взял прядь ее волос и поднес к губам. Его обращенное к Фредди и Джорджу лицо было исполнено страдания. Он задержал шелковистый локон в руке, прежде чем расстаться с ним.
      Фредди вдруг недоуменно фыркнул.
      – Возможно, не только она страдает от полноты чувств. – Он усмехнулся. – Ирония судьбы! Покоритель женских сердец сам поражен в самое сердце.
      Гамлет скрылся за левой кулисой, а на сцену вышли Фредди в роли Клавдия и Джордж в роли Полония.
      – «Любовь? Не к ней его мечты стремятся…»
      Вся труппа собралась в зеленой комнате, чтобы выслушать лестные отзывы в свой адрес от чикагских театралов. Нынешний «Гамлет» был гораздо более точным воплощением замысла Шекспира, чем прежний. Дуэль между Гамлетом и Лаэртом, которого играл Майк, была единственной сценой, оставшейся от прежней постановки без изменения.
      Люди, которые собрались в комнате, привлеченные прежде всего игрой Миранды, либо ценили творчество Шекспира, либо считали, что должны это делать. Вся комната была завалена букетами цветов, преподнесенными Миранде на сцене или присланными за кулисы.
      Шрив краем глаза наблюдал за сияющей Мирандой, окруженной толпой молодых людей, которые под недремлющим оком своих матерей осыпали ее комплиментами и пытались пригласить на ужин.
      Внезапно он заметил, как она побледнела. Нахмурившись, Шрив взглянул в лицо смуглого мужчины, который с необычной решительностью взял Миранду за руку.
      – Миранда!
      Она попыталась вырвать руку. Когда ей это не удалось, она бросила отчаянный взгляд на Шрива, который еще больше помрачнел.
      – Ты знаешь этого человека?
      – Несомненно, она меня знает. Хотя для меня было бы лучше не знать ее. – Его темные глаза, не отрываясь, смотрели на бледное лицо Миранды.
      Мужчина явно не располагал к себе: чуть ниже среднего роста, с жидкой темной бородкой, тронутой сединой. Весь его вид выражал глубокое возмущение.
      Встревоженный Шрив встал между Мирандой и этим человеком и положил руку на его сухощавое запястье.
      – Отпустите ее.
      Холодные мрачные глаза взглянули Шриву в лицо. Более высокий мужчина, стоявший сзади, тронул низкорослого за руку.
      – Вы выбрали неподходящее время, Уэстфолл.
      Разговоры в зеленой комнате смолкли, потом возобновились уже в другом тоне, когда театралы начали поглядывать в их сторону и перешептываться.
      Уэстфолл неохотно выпустил руку Миранды. Она тут же спрятала ее за спину. Мужчина стряхнул руку Шрива, потом сдержанно поклонился.
      – Я подожду, пока все разойдутся, чтобы поговорить с тобой.
      – Нам не о чем разговаривать. – Голос Миранды дрожал.
      – А я считаю иначе. Твоя мать очень расстроена твоим исчезновением.
      Девушка покачала головой.
      – Не настолько, чтобы отказаться от брака с вами.
      Он язвительно усмехнулся.
      – Да, до этого не дошло.
      – Тогда уходите. Я не собираюсь причинять вам беспокойство. Я не сяду вам на шею, и вам не понадобится платить за мое обучение.
      – Ах, если бы все было так просто, – уклончиво ответил он. Коротко кивнув, он подошел сначала к Фредди, потом к Майку.
      – В чем дело? – сквозь зубы процедил Шрив. – Это – твой отчим?
      Миранда молча кивнула, потом машинально улыбнулась высокой статной даме, которая рассыпалась перед ней в комплиментах:
      – Со времен восхитительной Агнес Этель я не видела, чтобы кто-то так хорошо играл Офелию.
      Уэстфолл уселся на канапе в углу комнаты и закурил сигару. Его спутник занял место рядом. Последний посетитель из числа публики наконец удалился. Шрив расправил плечи и приблизился к Уэстфоллу.
      – Вероятно, вы хотите рассказать мне, в чем дело.
      Уэстфолл встал.
      – Охотно. Я пришел сюда, чтобы забрать мою дочь.
      – Он лжет, – воскликнула Миранда. – Я его падчерица. Он не имеет прав на меня.
      – Напротив, моя дорогая. Я – муж твоей матери. Я несу за тебя ответственность. К тому же тебе всего шестнадцать…
      Его прервал общий возглас удивления, вырвавшийся у «Сыновей Мельпомены». Ада Кокс прижала руки к щекам и уставилась на Миранду.
      – Мне не шестнадцать, – с жаром возразила Миранда. – Мне… уже семнадцать.
      Шрив шагнул вперед. Его лицо покраснело от гнева, глаза сверкали.
      – Тебе действительно семнадцать?
      – Д-да.
      Отрывистый презрительный смех Фредерика Франклина заставил всех вздрогнуть. Фредди хлопнул Шрива по плечу.
      – Не повезло, старина.
      Шрив бросил на него злобный взгляд, прежде чем не менее сердито посмотреть на Миранду.
      – Это в самом деле твой отчим?
      – Уверяю вас, что это правда, – вмешался Уэстфолл. – А если вы, сэр, позволили упасть хоть волосу с ее драгоценной головки, то вы будете немедленно арестованы. Мистер Бледсоу уже готов это сделать.
      В подтверждение его слов Бледсоу вытащил из кармана официальный документ. Шрив поднял руки.
      – Одну минутку, господа. Конечно, я не причинил никакого вреда ее драгоценной головке. Почему вы решили, что я мог это сделать?
      Губы Уэстфолла презрительно скривились.
      – Я не дурак, сэр. Вы же мужчина, как я вижу. Хотя кое-кто в вашей труппе вызывает у меня некоторые сомнения. – Он в упор посмотрел на Фредди, который сразу же стушевался. – Как бы то ни было, вы ездили по стране в обществе этой молодой особы. Сегодня она выходила на сцену в одежде, выставляющей напоказ все ее прелести.
      – О Боже! – Миранда закрыла лицо руками.
      Ада выступила вперед и обняла девушку.
      – Ну что ты, дорогая. Вы совершенно не правы, мистер…
      – Уэстфолл.
      – Мистер Уэстфолл! Мы подобрали бедную девушку и дали ей пищу и кров. Мы научили ее нашему искусству. Я обращалась с ней как с собственной дочерью. Никто к ней и пальцем не прикоснулся.
      – Конечно. – Шрив вмешался в разговор, улыбаясь своей самой очаровательной улыбкой. – По правде говоря, мы несколько месяцев несли расходы по ее содержанию. Я предлагал ей деньги, предлагал оплатить ее дорогу домой, не так ли, Миранда?
      Она печально кивнула, высвободившись из объятий Ады, потом с надеждой обвела взглядом стоявших вокруг актеров. Ее друзья. Она считала их своими друзьями, упорно работала ради них. А сейчас они стояли с суровыми лицами и смотрели на нее как чужие.
      – Шрив…
      Он нахмурился.
      – Она хотела стать актрисой. Конечно, мы не взяли бы ее, но в этот момент нас покинула наша ведущая актриса. Нам нужен был кто-то, чтобы заменить ее. Миранда играла ужасно, и мы, как могли, сглаживали ее промахи своей игрой. Так что вы счастливо избавляете нас от необходимости увольнять ее.
      Его слова были тяжелым ударом по ее самолюбию. Слезы навернулись Миранде на глаза, но она гордо вскинула голову и заморгала, не давая слезам пролиться. Лишь наполовину правдивый рассказ Шрива выставил ее в неприглядном свете. Она не хотела, чтобы слезы стали подтверждением его слов. Миранда была уверена, что неплохо играла, по крайней мере, сегодня. Или они все время лгали ей?
      Она переводила взгляд с одного лица на другое. Фредди насмешливо улыбался. Джордж глядел на нее сочувственно. Майк опустил глаза перед ее умоляющим взглядом. Шрив смотрел прямо на Уэстфолла. Миранда обратилась к единственному человеку, который всегда был на ее стороне.
      – Ада…
      Костюмерша нежно похлопала ее по плечу.
      – Твоя мама ждет тебя, детка. Тебе повезло, понимаешь? Лучше возвращайся домой со своим отчимом. Сколько же тебе можно странствовать с труппой по всей стране.
      Уэстфолл перевел недоверчивый взгляд с одного на другого, но спорить не стал.
      – Забирай свои вещи, Миранда. Мы уходим.
      Шрив увидел, как она, понурив голову, пошла к двери, сопровождаемая Адой. Он откашлялся.
      – Я знаю, как вы должны быть счастливы, что можете вернуть ее матери.
      – Матери. Да, конечно я рад.
      Шрив встал на пути Уэстфолла. Он действовал с расчетом.
      – Ну вот и хорошо. Очень хорошо. Дело в том, что мы достаточно потратились на нее. На еду прежде всего. Потом расходы на гостиницы, одежду, уроки. Она должна была сама зарабатывать на свое содержание, но играла она ужасно. По сравнению с ней даже пугало в огороде выглядело бы более талантливым.
      Уэстфолл усмехнулся, услышав намек на материальную компенсацию. Он окинул высокую, элегантную фигуру Шрива презрительным взглядом.
      Миранда гневно взглянула на своего возлюбленного. Как он мог так говорить? Как он мог?
      Он не обращал на нее внимания.
      – Труппа должна будет потратить деньги, чтобы найти и обучить новую актрису. Должно же быть какое-то вознаграждение за то, что мы приютили беглянку и заботились о ней, пока она не смогла вернуться в лоно семьи.
      – Ах да, вознаграждение. Вы хотите получить деньги, не так ли?
      – Это было бы справедливо. Уэстфолл осклабился.
      – Вы, мой подлый друг, можете считать, что вам повезло – я не стану привлекать вас к суду. Вы, вероятно, похитили девушку. Или обманом заманили ее к себе. Радуйтесь, что я не упрятал вас в тюрьму за совращение малолетней.
      – Я ни в чем не виноват. – Шрив попятился, протестующе подняв руки. – Я ее и пальцем не тронул. Она ведь всего лишь ребенок. За кого вы меня принимаете?
      Уэстфолл не снизошел до ответа, а молча направился к двери.
      Бледсоу пошел за ним, но Шрив схватил сыщика за руку.
      – Скажите, – с мольбой спросил он, – он не причинит мне вреда? Я не прикасался к ней. За кого он меня принимает?
      Бледсоу взглянул на руку актера, потом спокойно высвободился.
      – За идиота.
 
      – Куда мы едем?
      Уэстфолл не ответил. Стук копыт гулко раздавался на темных, почти безлюдных улицах.
      – Эта дорога не ведет к вашему дому. Он взглянул на девушку.
      – Значит, ты шпионила.
      – Не шпионила. Я хотела повидаться с матерью и сестрой. Когда-нибудь, когда вас не будет дома.
      – Я так и предполагал. Вот поэтому я и не стал допускать, чтобы все это продолжалось. Кто-нибудь мог узнать тебя на сцене. И тогда пострадала бы моя репутация.
      – А вы ведь не могли допустить такое, верно?
      Он злобно взглянул на Миранду.
      – Конечно, не мог.
      – Особенно после того, как, убив моего отца, вы женились на моей матери.
      Уэстфолл вздрогнул, когда ее выпад попал в цель.
      – Что ты сказала?
      – В Сент-Луисе я встретила Рида Филлипса. Он все рассказал мне.
      – Филлипс – лжец. Разочарованный в жизни, подавленный человек скажет что угодно, чтобы оправдать свою несостоятельность.
      – Вы убили моего отца. Вы послали его умирать и не выслали подмогу, чтобы спасти его, когда он попал в засаду. Я видела тело, когда его принесли в форт. У него было перерезано горло. С него сняли скальп. Мы все слышали выстрелы, но вы отказались послать подкрепление. Потому что вы хотели, чтобы он погиб.
      Лицо Уэстфолла виднелось неясным белым овалом в полумраке кареты.
      – Я должен был защитить форт.
      – Вы хотели видеть моего отца мертвым, чтобы жениться на моей матери. Но ведь у вас была жена. Вы и ее убили?
      – Замолчи! – Он размахнулся и сильно ударил ее по щеке. Удар заставил Миранду вскрикнуть.
      Сидя на козлах наемной кареты, Паркер Бледсоу вздрогнул и втянул голову в плечи.
      Уэстфолл ударил ее вновь, и на этот раз так сильно, что девушка упала на колени на пол кареты.
      – Держи свой рот на замке.
      – Убийца, – бросила она и потянулась к ручке двери.
      Он схватил ее за волосы и поволок назад.
      – А знаешь, что я хочу сделать с тобой, моя испорченная, развратная падчерица? – Он так дернул ее за волосы, что слезы полились у нее из глаз. Она никак не могла вырваться. – Моя лживая, злобная, преступная падчерица.
      – Нет, – прошептала она сквозь зубы.
      – Я намерен отправить тебя в исправительный дом. Для несовершеннолетних проституток. Есть один такой в городе.
      – Я не проститутка.
      – А я говорю – проститутка. Я заплачу столько, сколько потребуется, чтобы никто не задавал лишних вопросов. И поверь мне, Миранда, это обойдется мне не слишком дорого.
      – Меня не станут там долго держать.
      – Тебя продержат достаточно долго. К тому времени, как ты выйдешь оттуда, твои мать и сестра вместе со мной уже уедут в Вашингтон; я стану бригадным генералом, и что бы ты ни рассказывала, какие бы обвинения ни выдвигала, им никто не поверит, потому что ты – лживая девчонка из исправительного дома.
      Она со всей силы ударила его кулаком. Удар пришелся ему по щеке. Карета закачалась на рессорах от их борьбы.
      – Ах ты мерзкая девчонка! Разозленный полковник ударил Миранду так, что она потеряла сознание.
 
      Хозяйка исправительного дома бесцеремонно зажала Миранде нос. Когда девушка открыла рот, чтобы вдохнуть воздуху, мадам сунула ей в рот широкую деревянную ложку.
      – Порция хорошего лекарства освобождает девушку от всякой скверны, мистер Уэстфолл.
      – Рад это слышать.
      – Когда эти девушки поступают к нам, их организмы наполнены отравой и ядом. Мы не бьем девушек и не причиняем им вреда, как это практикуют в других подобных заведениях. Мы просто очищаем их организм от всего дурного и наставляем их на путь истины.
      Уэстфолл закивал, соглашаясь с напыщенной речью мадам.
      Миранда начала вырываться из рук двух дюжих женщин, державших ее за руки.
      – Вы можете увезти мою мать в Вашингтон или даже на луну, но я все равно найду вас и расскажу ей правду. Клянусь!
      – Может быть, еще одну порцию… э-э… лекарства, миссис Мортимер?
      – Ну, я обычно не люблю давать более одной порции. – Она подняла глаза к небу, будто ища поддержки. – Иногда это становится тяжелой нагрузкой на организм. В желудке начинается ужасное брожение.
      Уэстфолл сунул руку в нагрудный карман и вытащил бумажник.
      Мадам пристально посмотрела на пухлый предмет и пожала плечами.
      – Думаю, что в данном случае большого вреда не будет. – Она налила в деревянную ложку еще одну порцию отвратительной жидкости. – Ну-ка, открой рот. Это для твоего же блага.
      – Нет!
      Деревянная ложка стукнулась о крепко сжатые зубы. Одна из подручных хозяйки зажала Миранде нос и оттянула ей голову назад. Продолжая сопротивляться, девушка задержала дыхание, но долго оставаться без воздуха она не могла. Тогда ложка вновь оказалась у нее во рту. Отвратительная жидкость попала на язык. Миранда поперхнулась и закашляла. Когда девушка попыталась выплюнуть лекарство, вторая из державших ее женщин зажала ей рот рукой. Миранде ничего не оставалось делать, как проглотить ужасную жидкость. Она побледнела, слезы хлынули у нее из глаз, но ее мучители продолжали держать ее.
      Уэстфолл с удовлетворением взирал на эту процедуру.
      – Я вижу, что я привез ее в хорошее место.
      Банкнота, которую он передал мадам, мгновенно исчезла в глубоком кармане ее фартука.
      – Вы абсолютно правы. Она научится хорошим манерам и честному ремеслу. Некоторые из моих девушек потом даже выходят замуж.
      Взгляд Уэстфолла встретился с затуманенным слезами взглядом Миранды. У него на лице появилась елейная улыбка.
      – Хорошо. Очень хорошо.
      – А теперь, Феба, и ты, Хетти, закройте ее в комнате для новеньких. Когда лекарство начнет действовать, у нее будет достаточно времени, чтобы подумать, почему она оказалась здесь.
      Миранда начала упираться, но две мощные женщины подхватили ее под руки и поволокли из комнаты. Девушка обернулась и бросила на Уэстфолла последний грозный взгляд.
      – Я не забуду своего отца, – крикнула она. – Никогда не забуду, не рассчитывайте. Никогда! И настанет время, когда я добьюсь, чтобы все поверили в то, что вы убили его.
      Дверь за тремя женщинами закрылась. Уэстфолл достал из кармана конверт.
      – Здесь обусловленная сумма, миссис Мортимер. И немного сверх того, чтобы вы могли продолжать вашу полезную деятельность.
      – Очень вам признательна, мистер Уэстфолл. Благослови вас Господь. Вашим подарком вы облагодетельствовали многих людей.
      – Я в этом уверен.
 
      – Заходи. И держи свой рот на замке. – Тяжелая рука женщины толкнула Миранду в темноту. Пара ступенек вниз – и Миранда оказалась одна.
      Когда ее глаза привыкли к темноте, она огляделась. Комната для новеньких была совсем маленькой с крошечным окошком под самым потолком. Свет от находившейся снаружи лампы оставлял освещенный квадрат на стене справа от двери. Этот отраженный свет позволил Миранде различить окружающую обстановку. Позади нее в замке повернулся ключ и заскрежетала тяжелая задвижка.
      Пол по колено был устлан соломой. От нее поднимался прелый запах. Девушка прошла вперед и медленно обвела взглядом место своего заточения. Оно было таким тесным, что прежде, вероятно, служило гардеробной или даже кладовкой. Удивительно, что здесь ничего не было, кроме белых фаянсовых горшков, стоявших рядом у двери.
      Все еще содрогаясь от неприятного вкуса во рту, Миранда обхватила себя за плечи. Некоторое время она не решалась сдвинуться с места, опасаясь того, что могло прятаться в соломе у ее ног. Она сделала несколько глотательных движений, стараясь избавиться от гадкого привкуса во рту.
      Шорох соломы в углу заставил ее оглянуться. Она пристально всмотрелась в темноту. Кажется, солома шевелится? Темная голова появилась на светлом фоне, маленькие глазки нахально уставились на нее.
      Миранда взвизгнула. Голова исчезла. Солома опять зашуршала. Миранда попятилась к двери, но стучать не стала. Без сомнения, хозяйка заведения знала, кто прячется в этой комнате.
      Девушка прислонилась головой к двери и дала волю слезам. Одна. Она была совсем одна, и никто не мог ей помочь, кроме нее самой. Ей нужно было как-то пережить несколько дней, пока не представится возможность бежать. А она непременно убежит. Они могут запереть здесь других, но только не дочь Френсиса Драммонда. Здесь ей не место. И она тут ни за что не останется.
      – О папа, – прошептала она. – Папа.
      Постепенно она начала ощущать тошноту. Ноги у нее задрожали, и она опустилась на пол. Там она обхватила руками колени и наклонила голову. Возможно, скоро у нее начнется рвота, она избавится от той гадкой жидкости и тогда ей станет легче. Она взглянула на белые горшки. Наверняка прежних обитательниц этой комнаты тоже тошнило. Она решила перебраться поближе к этим сосудам, но ноги не слушались ее.
      Первый приступ боли в животе начался внезапно. Усиливая ощущение тошноты, эта острая боль насквозь пронзила тело Миранды. Когда боль отступила, осталась ужасная слабость. Слова хозяйки заведения вдруг стали реальностью. Ужасное снадобье, которое ей дали, действовало быстро. Она должна избавиться от него. Непременно должна.
      Миранда на четвереньках добралась до горшков. Мысленно представляя себе всякие отвратительные вещи, она попыталась вызвать у себя рвоту. Ничего не получалось. Она попробовала еще раз. Но тут у нее в кишечнике начались резкие спазмы.
      Она поспешно подобрала юбки и спустила панталоны. Как раз вовремя. Присев над горшком, она содрогалась от боли, стыда и отвращения. К сожалению, она только теперь поняла назначение «лекарства», которое ей дали.
      Уэстфолл смотрел на нее с издевкой. Это он попросил хозяйку дать Миранде вторую порцию, хотя та сомневалась. Девушка содрогнулась, когда начался новый спазм.
      Ей не на что было опереться, кроме голой стены. Горшки были низкими с узкими краями. На них нельзя было сидеть. А ноги у нее уже дрожали от слабости.
      Солома. Теперь она поняла. Солома должна впитать всю жидкость, когда у нее уже не будет сил воспользоваться горшком.
      Слезы потекли у нее по щекам. Она застонала от боли. Свет в крошечном окошке замигал, стал слабее, но потом разгорелся вновь. По крайней мере она была не в полной темноте.
 
      – Пора, Хетти, все убирать. – Более высокая из двух подручных женщин мадам появилась на пороге. – Фу! Ну и запах!
      Миранда открыла глаза на звук голоса, но не увидела говорившей. Попытка поднять голову оказалась тщетной. Она лишь смогла повернуть ее на бок.
      – Вставай, девушка. На тебе все надо сжечь, а тебя вымыть. – Грубые руки подхватили Миранду под мышки и поставили на ноги.
      – Не могу…
      – Ну, иди же.
      – Нет, я н-не могу.
      Сильная рука подтолкнула ее в спину.
      – Можешь.
      – Много грязи, Хетти?
      – Как обычно. Позови-ка кого-нибудь из девушек сгрести всю солому.
      Миранда застонала от стыда. Но тут ее живот возмущенно заурчал. Она упала на колени и опустила голову. Слезы полились у нее из глаз, но в ней уже не осталось ничего, что могло бы выйти наружу. Хетти с равнодушным видом стояла над ней.
      Когда спазм прекратился, сильная женщина вновь поставила Миранду на ноги и повела по коридору. Мимо Миранды прошел строй примерно из шести девушек. Все они смущенно отводили взгляд.
      Через черный ход, вниз по ступеням Хетти вывела ее во двор.
      – Вон туда, – указала она девушке.
      Это место оказалось длинным узким зданием с отгороженными кабинками. Хетти распахнула низкую деревянную перегородку, которая служила дверью в первую из них.
      – Заходи сюда и снимай свои тряпки.
      – М-мою одежду?
      – Не теряй время. Сверни всю одежду в узел. Она грязная. Ты же не хочешь остаться в ней?
      – Нет… но…
      – Тогда раздевайся.
      Пол был холодным и темным; из щелей между половицами поднимался запах сырости. Миранда прислонилась к шаткой перегородке и начала снимать пропитавшиеся нечистотами панталоны, нижнюю юбку, платье. Ее чулки и туфли тоже были грязными. При виде своих грязных ног и бедер ее охватил новый приступ тошноты.
      Когда на ней ничего не осталось, кроме короткой нижней сорочки, Хетти заглянула за перегородку.
      – Снимай это тоже.
      – Ч-что я надену?
      – Тебе дадут одежду. А это давай мне. Дрожа всем телом, Миранда сбросила с себя последнее. Хетти протянула ей маленький кусочек щелочного мыла.
      – А теперь слушай. Тебе дается ведро воды, чтобы помыться. Если тебе его не хватит, это твои проблемы. Обычно я велю девушкам намылить все тело, а потом дергаю за эту цепь. Вода льется сверху и все смывает.
      – А как же мои волосы?
      – Они у тебя не грязные. Ты же не падала лицом в нечистоты, верно?
      – Нет. – Миранда поморщилась. – Конечно, нет.
      – Тебе повезло. – Хетти пристально смотрела на нее через перегородку.
      Миранда почувствовала, что начинает краснеть.
      – Пожалуйста, уйдите. Я сама помоюсь. Честное слово.
      – Пустяки. Мне нравится наблюдать. Иногда я вижу кое-что особенно интересное.
      Миранда замерла, ужас отразился на ее лице.
      – Ну давай же.
      Она молча покачала головой.
      – Ладно, я отойду. Но не стоит быть такой недотрогой. Ты могла бы найти здесь друга. И этим другом могла бы быть я.
      Хетти отошла и встала у двери, продолжая усмехаться.
      Миранда поняла, что через низкую перегородку Хетти могла видеть ее ноги. Дрожащими руками она начала намыливаться.
      – Готово? – спросила Хетти. Она протопала к душу и взялась за цепочку. – Сейчас польется.
      Поток обрушился прямо на голову Миранды. Вода была такой холодной, что девушка взвизгнула и отскочила к перегородке, но сильная рука Хетти толкнула ее назад.
      – Иди назад и мойся. Или ты хочешь, чтобы это сделала я?
      К счастью, душ продолжался недолго. Миранда провела руками по телу, убирая с него мыло, которое уже начало застывать от холода. Вода помогла смыть большую часть грязи на ее теле, но не ощущение дискомфорта и возмущения. Стуча зубами от холода, Миранда повернулась на скрип двери.
      Хетти стояла рядом, ее маленькие глазки бегали по телу Миранды.
      – Вот твое платье. – Она протянула темно-синее платье из саржи. – Надевай.
      – У меня нет нижнего белья.
      – Оно тебе пока не нужно. Брожение в животе может повториться. Такое бывает.
      У Миранды действительно заурчало в животе, но ей удалось скрыть это от Хетти.
      – А туфли?
      – Ты получишь их, когда привыкнешь здесь. Мы не хотим, чтобы кто-то сбежал. А без туфель далеко не убежишь.
      Ветер с озера Мичиган, которым был знаменит Чикаго, уже поднялся, когда Хетти повела Миранду через двор. Девушка замерзла после купания в холодной воде, к тому же на ней не было ничего, кроме тонкого платья. Холод забирался под платье и пронизывал до костей.
      – Теперь поднимайся по этим ступеням, – сказала Хетти. – Я иду следом.
      Миранда поняла, что Хетти задержалась внизу, чтобы иметь возможность заглянуть ей под платье. Женщина недовольно поморщилась, когда Миранда зажала между ног подол платья, мешая той что-либо рассмотреть.
      – Еще пожалеешь об этом. Я могла бы дать тебе одеяло и что-нибудь из еды.
      Пока Хетти вела ее по коридору, они больше не разговаривали. Отперев дверь одной из комнат, Хетти втолкнула туда девушку.
      – Последний шанс, красавица. Хочешь получить одеяло и ужин? Что-нибудь горячее?
      Миранда отвернулась и прошла в глубь комнаты.
      – Тогда кричи громче, если передумаешь. Хотя я и не услышу тебя. Я буду внизу, в теплой кухне. Там, где много еды, – плотоядно облизнувшись, Хетти захлопнула дверь.
      Послышался звук запираемой двери и скрежет задвижки. Миранда добрела до голого топчана и опустилась на него. Она подтянула колени к подбородку и подоткнула под себя платье. Постепенно она забылась тяжелым сном. Она не заметила, как наступил и вновь померк день. Она проснулась от холода лишь тогда, когда наступила вторая ночь.

      Новый инспектор из департамента здравоохранения неодобрительно посмотрел на девушек.
      – Миссис… э-э… Мортимер, эти девушки выглядят так, как будто они недоедают. Вы им даете полный рацион?
      Лицо миссис Мортимер побагровело. Будто вознамерившись скрыть своих подопечных от взгляда инспектора, она встала между ним и шеренгой молчаливых женщин и погрозила ему пальцем.
      – Позвольте! Старому доктору Гаррисону известно, что девушки получают хорошее питание. Можете спросить у него.
      Не испугавшись ее напора, инспектор лишь поднял свои густые седые брови. Он стоял как скала, холодно взирая на нее сверху вниз. Женщина была значительно ниже его ростом, и ей пришлось отступить. Под эти суровым властным взглядом она сникла и скромно сложила руки на груди.
      Инспектор прочистил горло.
      – Гаррисон ни слова не сказал об этом. Абсолютно ни слова.
      – Интересно, почему, хотела бы я знать? Он наблюдал за всем многие годы. А откуда взялись вы?
      Инспектор выглядел одновременно строгим и раздраженным и все время старательно разглядывал за спиной мадам ее подопечных.
      – Повторяю: я инспектор департамента здравоохранения города Чикаго. Мы выявляем опасную и очень заразную болезнь. Чрезвычайно опасную, сходную одновременно с оспой и туберкулезом. Есть здесь что-нибудь похожее? – Он обошел миссис Мортимер и выбрал особенно истощенную девушку. Положив руку ей на спину, он приказал:
      – Дышите.
      – Оставьте эту девушку в покое.
      – Болезнь начинается с глубокого грудного кашля. Это первый признак.
      – Это первый признак многих болезней.
      – Вот поэтому-то он и опасен. Потом он переходит в «обширную пульмональную инфекцию». – Он произнес эти слова, имитируя интонацию крупного медицинского светила.
      Женщина покачала головой.
      – У нас здесь нет ничего подобного. Инспектор по-отечески похлопал девушку по плечу, потом невозмутимо перешел к следующей.
      – Последующие стадии болезни еще тяжелее. Высокая температура и гнойные лезии величиной с доллар по всему телу.
      – Г-гнойные что? – заикаясь переспросила миссис Мортимер.
      – Фурункулы, – объяснил инспектор. – Открой рот и скажи: «А». Мокнущие язвы.
      – Ф-фурункулы. Если это так ужасно, почему я ничего не слышала об этой болезни?
      Инспектор тяжело, устало вздохнул.
      – Потому что мы старались, чтобы об этом знало как можно меньше народу. Не хотели пугать жителей города. Это вызвало бы ненужные волнения. Эта болезнь хуже оспы. Наверняка многие испугались бы.
      Миссис Мортимер вздрогнула, но потом быстро взяла себя в руки.
      – Ну, я уверена, что здесь этой болезни нет. Никто не может заболеть в моем заведении. У девушек простая здоровая пища. Я не кормлю их заморскими яствами. Они много работают по дому и в саду. А раз в неделю я даю им слабительное. Никто не болеет ничем серьезнее простуды, доктор…
      – Я не доктор, я инспектор. Мое имя Тальяферро. – Он протянул ей визитку.
      Она уставилась на нее.
      – Как?
      – Тальяферро.
      Не имея возможности без очков разобрать надпись, она вернула ему визитку и тут же указала ему на дверь.
      – Ну, мистер Толлифер, здесь больных нет. Можете мне поверить. Так что можете спокойно заниматься своим делом.
      – Мадам, я здесь как раз по делу. Если вы любезно посторонитесь… – Инспектор медленно прошел вдоль шеренги девушек, всматриваясь в их бледные лица. Ни одна не подняла на него глаза. Он не мог определить их возраст. Двое были явно беременными, остальные – очень худыми, почти на грани истощения. Практически у всех были впалые щеки, тонкие и бесцветные губы, темные круги под глазами. Инспектор нахмурился. – Все они скверно выглядят. Лучше посмотрим ваши регистрационные книги. Когда эти девушки поступили к вам?
      Миссис Мортимер раздраженно поджала губы.
      – Какая вам от них польза? Зачем вам смотреть мои книги?
      В конце шеренги инспектор обернулся с несвойственной для человека его возраста быстротой. Его рука опустилась на плечо последней девушки.
      – Я думал, что вам все понятно. Эта болезнь появилась в нашем городе недавно. Вы, вероятно, правы, что никто в вашем… заведении ею не болен. Если только в последние несколько недель вы не принимали новеньких…
      Тень беспокойства пробежала по лицу миссис Мортимер. Она нервно переступила с ноги на ногу.
      – Мы никого не принимали.
      – Тогда вы можете быть спокойны. Но все равно я должен посмотреть ваши регистрационные книги. Это необходимо для моего отчета.
      – Вам нечего смотреть мои книги, – резко бросила она.
      Инспектор похлопал по плечу последнюю девушку. Потом он пошел к началу шеренги. Чем ближе он подходил, тем больше нервничала мадам. Наконец он остановился перед ней на том же расстоянии, что и в начале их разговора. Разница была в том, что сейчас он угрожающе смотрел на нее с высоты своего роста.
      Его глаза были очень черными и очень злыми. Широкие плечи загораживали свет.
      – Я все равно посмотрю ваши записи. Так или иначе. Мы можем сделать это спокойно, или у вас будут неприятности.
      Мадам сердито передернула плечами.
      – Ну, если вы ставите вопрос таким образом…
      Она стояла у него за спиной, пока он водил пальцем по записям в книге.
      – Я же сказала вам, что мы никого не принимали.
      – Правильно, вы это говорили, – согласился он.
      – Тогда у вас нет причин думать, что у нас есть… как это там?
      – Инфекционный пульмональный туберосис.
      Мадам сделала глубокий вдох. Ее губы зашевелились, словно она пыталась повторить эти слова.
      Инспектор закрыл книгу.
      – Да, здесь все в порядке. Еще немного – и я ухожу. Мне осталось только осмотреть комнаты.
      – Комнаты! – миссис Мортимер невольно повысила голос. – Вы не можете осматривать комнаты.
      Инспектор поднялся и взял свой черный цилиндр.
      – Это необходимо для моего отчета, вы же знаете! Это часть моей работы.
      – Послушайте, мистер Толлифер. У меня много работы. Я не располагаю временем, чтобы водить вас по всему зданию.
      – Можете не беспокоиться, – спокойно ответил он. – Почему бы вам просто не дать мне свои ключи, чтобы я мог все осмотреть сам?
      Он протянул руку, но мадам зажала в кулаке связку ключей и сердито возразила:
      – Вы не можете разгуливать здесь сами по себе.
      – Я уже видел всех девушек, – напомнил он ей. – Теперь мне нужно только заглянуть в комнаты.
      – Вы же мужчина. – Она пристально посмотрела на него. Ее глаза подозрительно прищурились.
      – Я инспектор.
      – Все равно мужчине не пристало разгуливать по зданию, где содержатся девушки.
      – Меня не интересуют девушки. Мне поручено выявить, есть ли у вас крысы и прочие паразиты.
      – Крысы?
      – Болезнь распространяется там, где есть крысы. Так же как чума в прежние времена.
      – А вы точно больше ничего не будете делать?
      Инспектор торжественно поднял руку.
      – Клянусь Господом.
      – Хорошо, хорошо. Идите за мной. Это, конечно, напрасная трата времени, но если это поможет мне избавиться от вас, так и быть. – Она повела его по первому этажу, с плохо скрываемым раздражением распахивая двери и давая ему возможность только заглянуть в каждую из них, прежде чем дверь вновь закрывалась.
      – А что в этой комнате?
      – Это… э-э…
      – Откройте ее.
      – Не знаю, смогу ли я найти ключ. Инспектор терпеливо ждал. Наконец после нескольких попыток был найден ключ, подходивший к замку.
      Запах, исходивший оттуда, валил с ног. Пол был в пятнах; в углу лежала охапка выцветшей соломы.
      – Боже мой, что здесь происходило? Лицо мадам стало холодным как гранит.
      – Одна из девушек была больна.
      Борясь с подступавшей тошнотой, инспектор наклонился и взглянул на самое большое пятно в нескольких футах от двери.
      – Вы правы. У нее было кровотечение. Миссис Мортимер смущенно передернула плечами.
      – Иногда… э-э… слабительное не слишком хорошо усваивается организмом.
      Он выпрямился так быстро, что мадам попятилась. Его кустистые брови сошлись на переносице, когда он пнул ногой кучку соломы. Там были видны те же красные пятна.
      – Все это очень подозрительно. Вам надо быть более осмотрительной, мадам. А то кто-нибудь из ваших подопечных может умереть. Мне придется написать об этом в моем отчете.
      – Моя мать всегда применяла слабительное, – закудахтала миссис Мортимер. – Организм человека перегружен шлаками. Его нужно регулярно очищать. Подобного рода случаи происходят нечасто. И они не приносят вреда. По крайней мере, все быстро проходит.
      Инспектор с побледневшим лицом попятился из комнаты.
      – Вы давали это лекарство и беременным девушкам тоже?
      – Оно полезно для всех, – упрямо произнесла миссис Мортимер. – Моя мать всегда говорила, что слабительное помогает от всех болезней. А вы что-то слишком чувствительны для такой работы, сэр, – подозрительно заметила она, увидев, как инспектор достал платок и вытер выступившую у него на лбу испарину.
      Он сунул платок назад в карман.
      – Мне обычно приходится осматривать пустые комнаты, а не совать свой нос в такую грязь. – Он сделал ей знак идти дальше. – Давайте продолжим наш осмотр. Сегодня мне надо посетить еще одно место.
      – Вы уже почти все осмотрели.
      – Я должен увидеть все. Так что приготовьте ключи. В противном случае мне придется вызвать своих людей, чтобы взломать двери.
      Полчаса спустя на верхнем этаже дома миссис Мортимер отперла узкую дверь. Инспектор сунул голову внутрь. В комнате ничего не было, кроме узкого топчана. На нем лежала неподвижная фигура. Кто-то в темно-синем, с белокурыми волосами.
      – Кто это? – спросил инспектор неестественно громким голосом.
      Миссис Мортимер пожала плечами.
      – Просто одна из девушек. Она… отдыхает.
      – В запертой комнате? – Он уже был возле топчана и склонился над девушкой. – Я не видел ее внизу. Откуда она взялась?
      Девушка лежала, свернувшись калачиком, инспектор не видел ее лица. Он положил руку ей на затылок. Он был влажный. Спутавшиеся пряди волос спускались до самого пола. Вместо одеяла она укрывалась подолом своего синего платья.
      Инспектор осторожно поправил прядь на щеке девушки. Щека была горячей. В это мгновение самообладание едва не покинуло его. Он откашлялся и выпрямился.
      – Как давно больна эта девушка?
      – Она не больна. – Миссис Мортимер вошла в комнату. – Она просто отдыхает. – Отстранив инспектора, она наклонилась и потрясла девушку за плечо. – Эй ты! Вставай!
      Миранда застонала, но не открыла глаза.
      – Вставай, тебе говорят. – Миссис Мортимер перевернула девушку на спину. Топчан опасно накренился. Только быстрота реакции инспектора помешала девушке упасть на пол.
      Миранда открыла глаза. Над ней склонялись чьи-то лица, но ее взгляд был слишком затуманен, чтобы ясно рассмотреть их.
      – Пить, – простонала она. – Воды.
      – Вставай, – приказала мадам. Миранда заморгала глазами. Наконец ее взгляд остановился на лице ее мучительницы. Она с трудом подняла руку и попыталась ударить миссис Мортимер по щеке.
      – Ах ты так! – Миссис Мортимер схватила Миранду за руку и стащила ее с топчана. Девушка упала на бок, и мадам поволокла ее к двери. – Если у тебя хватает сил, чтобы ударить меня, тебе надо идти вниз работать. Ты достаточно отдохнула. Поднимайся, тебе говорят.
      – Одну минуту, миссис Мортимер. Сверкнув глазами, мадам попыталась загородить Миранду от инспектора.
      – Она не больна.
      – Об этом судить мне, миссис Мортимер. От звука знакомого голоса дрожь пробежала по телу Миранды. Она замерла и тут же получила резкий толчок в бок от миссис Мортимер.
      – Я считаю, что мне нужно немедленно осмотреть эту девушку.
      – Эта девушка абсолютно здорова, – возразила миссис Мортимер, сильнее толкнув Миранду в бок.
      – Она вся горит. Потрогайте ее лоб. Если у нее высокая температура и глубокий грудной кашель, у нее может быть начальная стадия болезни. Когда она поступила сюда?
      – Э-э… я точно не помню. Инспектор взял Миранду за руку.
      – Посмотрите на ее лицо. Красные пятна на щеках. Потом они превратятся в фурункулы. Да! У нее наверняка инфекционный пульмональный туберосис.
      Миранда с трудом подняла голову и встретилась взглядом с черными глазами Шрива Катервуда. Она заморгала глазами, пошатнулась и расплакалась.
      Он встряхнул ее.
      – Эй, не надо расстраиваться. Может быть, у тебя нет этой болезни. Ты кашляешь?
      Она вскинула голову и, вновь взглянув ему в глаза, прочитала в них молчаливый приказ, словно он прокричал ей его громко вслух. Сейчас ее выход. Ее реплика. Она перестала плакать и последним усилием воли подавила в себе слабость, от которой у нее дрожали колени. Боль, терзавшая живот, звон в ушах – все это должно быть забыто. Сейчас ее выход.
      – У тебя болит горло, девушка?
      – Да, сэр, – едва слышно произнесла Миранда.
      – Она просто устала. Теперь, когда она отдохнула, она будет в полном порядке. – Мадам попыталась поскорее увести Миранду из комнаты.
      Инспектор бросил гневный взгляд на миссис Мортимер.
      – Если у этой девушки инфекционный пульмональный туберосис, то она может заразить всех. Вы сами можете заразиться.
      Миссис Мортимер выпустила руку Миранды и отступила в сторону.
      – Мне она кажется совершенно здоровой. Я же сказала вам, что мы дали ей отдохнуть. От слабительного ее немного тошнило.
      Без поддержки Миранда беспомощно зашаталась. От боли во всем теле и тошноты у нее мутилось сознание. Ее реплика. Она начала долго и надрывно кашлять.
      Миссис Мортимер прикрыла рот рукой.
      Миранда опять закашляла. Она бросила быстрый взгляд на суровое лицо мадам. Многие месяцы работы с «Сыновьями Мельпомены» научили ее оценивать публику. Очевидно, ее игра была убедительной. Она продолжала кашлять, не обращая внимания на боль в груди.
      Шрив положил ей руку на плечо.
      – У этой девушки высокая температура. – Он осторожно повернул ее к себе. – Открой рот и скажи: «А».
      Миранда послушно откинула назад голову.
      – А-а-а.
      Он нахмурился.
      – Свежие лезии.
      – Л-лезии?
      – Вид ужасный. Все горло поражено. Лезии могут очень быстро прорваться. Я должен забрать ее отсюда. И чем скорее, тем лучше.
      Миссис Мортимер попятилась к двери.
      – Вы хотите сказать, что у нее эта пальмарная болезнь?
      Инспектор грустно посмотрел в лицо Миранде.
      – Мне бы очень хотелось ошибиться. Девушка так молода. Но инфекционный пульмональный туберосис – болезнь опасная. Я должен отвезти ее в город и показать врачам.
      Миссис Мортимер в волнении сжала руки.
      – Она не может быть больна.
      – Мне хочется надеяться, что я ошибся. Иначе ваше заведение будет закрыто. Мэр уже думает о том, чтобы все здания, где будет обнаружена эта опасная болезнь, предать огню.
      – Предать огню!
      Миранда закашляла сильнее. Побуждаемая страхом разоблачения, она слишком быстро расходовала оставшиеся у нее силы. У нее закружилась голова; черные точки завертелись перед глазами.
      – Смотрите. – Голос инспектора раздался у нее в ушах. – Она сейчас потеряет сознание.
      – Просто ей дали слишком много слабительного, – робко возразила миссис Мортимер.
      Миранда почувствовала, как напряглась лежавшая у нее на плече рука Шрива. Он крепче прижал девушку к себе.
      – Будет лучше, если я увезу ее отсюда, – настойчиво произнес он.
      Протиснувшись в дверь мимо миссис Мортимер, он почти понес Миранду в холл.
      – Эй, что здесь происходит?
      Миранда тихо застонала.
      Инспектор обернулся. К ним приближалась мощная женщина с руками и ногами, похожими на огромные окорока.
      – Кто вы, черт возьми, и туда тащите эту девушку?
      – Она больна. Я забираю ее отсюда.
      – Нет у нее никакой такой болезни, которую нужно лечить, – возразила женщина.
      – Все в порядке, Хетти.
      Хетти недоверчиво уставилась на миссис Мортимер, стоявшую на пороге.
      – Но она только поступила к нам.
      – Ага, – вмешался инспектор. – Значит, она новенькая. И вы определенно не хотели рассказать мне о ней. Об этом я тоже напишу в своем отчете.
      – Она не обычная девушка, – слабо возразила мадам. – Я просто забыла о ней.
      Кустистые брови инспектора почти сошлись на переносице.
      – Вы хотите сказать, что здесь у вас есть девушки, которых вы принимаете прямо с улицы? Вам их должен направлять только суд. Вы превышаете свои полномочия. Вы забываете, каким заведением вы руководите.
      – Мистер Толлифер…
      Не обращая внимания на умоляющий тон мадам, он помог Миранде спуститься с лестницы.
      – Где туфли этой девушки?
      – Она только поступила сюда. Ей еще не выдали обувь.
      – Ну, найдите ей что-нибудь.
      – Не надо, – слабо запротестовала Миранда. Ее голос был так тих, что его мог расслышать только Шрив. – Пожалуйста, забери меня отсюда.
      В ответ он крепче сжал ее плечи. Миранда громко застонала. Он так сильно прижимал ее к себе, что она едва могла дышать.
      – Ладно, не стоит. Я считаю, самым разумным будет скорее увезти ее отсюда, пока болезнь не распространилась.
      Они прошли по коридору мимо той ужасной комнаты, где держали Миранду. Отвратительный запах исходил оттуда.
      – Самое лучшее, если вы сожжете все в этой комнате, – сказал инспектор женщинам. – Если на полу остались следы крови и нечистот, вы подвергаете опасности других девушек.
      – Боже правый, – произнесла наконец Хетти. – Вы хотите сказать, что она в самом деле больна?
      – Все признаки налицо. – Они дошли до входной двери. Инспектор обернулся. Его лицо было хмурым. – Плохая характеристика для вашего заведения, – заметил он как бы между прочим, открывая дверь. – Сколько замечаний вы уже получили? Четыре? Или пять?
      – Мистер Толлифер, – миссис Мортимер подобострастно улыбнулась. – Почему бы вам не зайти в мой кабинет? Вы можете оставить девушку здесь. С ней ничего не случится. Хетти за ней присмотрит. Я уверена, что я могла бы кое-что сказать – или сделать, – чтобы вы изменили свое мнение. Ваша работа, вероятно, не слишком хорошо оплачивается.
      Сильный порыв ветра с озера проник под свободное платье Миранды. Девушка задрожала. Ее голова поникла. Она опять закашляла. Чтобы не упасть, ей пришлось ухватиться за руку Шрива.
      – Забери меня отсюда, – пробормотала она. – Я больше не выдержу.
      Он прижал ее к себе.
      – В любом другом случае, миссис Мортимер, я бы согласился пойти с вами на компромисс, но это по-настоящему серьезное дело. Непременно сообщите в департамент, если еще кто-то из девушек заболеет.
      Он спустился с крыльца и резко свистнул. Из-за угла появился наемный экипаж. Сквозь застилавший ей глаза туман Миранда узнала Майка Лонигана на козлах.
      – Прощайте, дамы, – сказал Шрив Катервуд. – Позаботьтесь сжечь ту комнату. Очень неприятное дело.
      Провожая взглядом экипаж, Хетти спросила миссис Мортимер:
      – Что вы скажете об этой девушке?
      – Ну, я не собираюсь возвращать деньги, которые мне за нее заплатили, можешь не сомневаться, – твердо заявила мадам. – В конце концов не моя вина, если она заболеет и умрет. Я использую эти деньги на благие дела.
      Хетти кивнула, ее толстые губы тронула язвительная усмешка.
      – А если они придут и захотят ее увидеть? Миссис Мортимер ни секунду не колебалась.
      – Когда это бывало, чтобы кто-то возвращался? Они стараются поскорее забыть, что такая девушка вообще существовала. Ну, а когда придут, тогда и будем об этом думать. А пока сделаем вид, что она находится в одной из комнат.
      Экипаж медленно двигался по шумным улицам Чикаго. Шрив прижимал к себе Миранду. Время от времени колеса попадали в колдобину. Каждый толчок заставлял девушку вздрагивать. Жар и нездоровый запах, исходивший от нее, убедили Шрива, что он, к сожалению, не солгал миссис Мортимер. Миранда была больна.
      Она еще совсем ребенок. Как же он мог поверить в правдивость ее слов, когда она назвала ему свой возраст! Он прижался щекой к ее волосам. В душе он проклинал себя за то, что позволил отчиму Миранды забрать ее даже на двадцать четыре часа. Он послал Джорджа за ними, надеясь связаться с ней до того, как их ангажемент будет аннулирован. Потом, когда он узнал, что ее отвезли в мрачный дом с решетками на окнах, он сразу же отправился выяснять, куда же она попала.
      Шрив потерял дар речи, узнав, что Миранду поместили в исправительный дом для несовершеннолетних проституток, печально известный плохим обращением с содержавшимися в нем девушками и нелегальными абортами. Отчим Миранды, должно быть, каким-то образом узнал, что она была любовницей Шрива. От этой мысли он покраснел и крепче прижал к себе девушку.
      Она что-то пробормотала и потянула его за рубашку.
      – Что?
      – Шрив, ты пришел за мной.
      – Конечно. Ты нужна мне сегодня на спектакле. – Его голос прозвучал необычно хрипло и неуверенно.
      – Не знаю, – прошептала она, – не знаю, смогу ли я выйти на сцену. Мне очень плохо.
      – Плотный завтрак и горячая ванна – и ты будешь в полном порядке, – сказал он с наигранной бодростью.
      Она на минуту замолчала.
      – Я не думала, что ты придешь. Я причинила тебе столько неприятностей.
      – О, мы бывали и не в таких переделках. Почти после каждого спектакля случается что-то непредвиденное. Актеры к этому привыкли. Такова наша профессия. Отдыхай пока. Ада ждет, чтобы позаботиться о тебе.
      – Правда?
      – Ужасно беспокоится. Ты же знаешь Аду. Мы не оставляли тебя одну. Джордж все время следовал за тобой. Он видел, как тебя привезли в этот дом. Он пришел в театр и все рассказал.
      Миранда молчала. Шрив решил, что она опять впала в забытье, но она поежилась.
      – Это было ужасно.
      Шрив почувствовал, как горячие слезы закапали ему на рубашку.
      – Не думай больше об этом. Все кончилось. Ты не вернешься туда.
      – Я не знаю, что мне дали, но меня тошнило. – Она задрожала и вцепилась в лацкан его сюртука. – Мне… мне было очень плохо.
      – Я знаю.
      – Ты не можешь этого знать.
      – Я видел комнату, где ты была. Я видел…
      – О нет. – Она начала плакать. – Мне так стыдно. Ты видел…
      Шрив вынул из кармана платок и сунул его ей в руку.
      – Тише. Я взрослый мужчина. Я знаю, как ты устроена. И я знаю, что они с тобой сделали и почему.
      – Она сказала: это для того, чтобы вывести из меня яд. Но во мне нет никакого яда.
      Он вытер ей слезы и погладил по спине.
      – Конечно, нет. – И нет ребенка, от которого эти негодяи хотели избавиться.
      – Он велел дать мне две полные ложки.
      – Мне надо было врезать ему хорошенько и не отдавать ему тебя. – Шрив едва сдерживал свой гнев. Если Миранда была беременна, то теперь она потеряла их ребенка. Он даже сам удивился, как сильно вдруг разозлился.
      – Я не виню тебя за то, что ты этого не сделал, – прошептала она. – Я солгала тебе.
      – Я не догадывался о том, что он задумал. Ты сказала, что он твой отчим?
      Слезы вновь полились у нее из глаз.
      – Да.
      – Неудивительно, что ты убежала из дома.
      – Он убил моего отца.
      – Боже! И твоя мать все равно вышла за него замуж?
      – Она ничего не знала. Она и сейчас не знает. Она хорошая мать. Замечательная. У меня есть маленькая сестренка Рейчел. Он пришел и предложил маме выйти за него замуж. Она была так одинока и несчастна. Мы жили у дедушки с бабушкой из милости.
      – Это очень печально.
      – Да.
      Шрив больше не стал расспрашивать. Они продолжали путь молча. Наконец они приехали в гостиницу. Несмотря на протесты Миранды, он не позволил ей идти.
      – Я отнесу тебя в комнату Ады.
      – Не… в нашу? – тихо спросила она.
      – «Нашей» не будет, Миранда. До тех пор, пока ты не станешь взрослой.
      Его лицо было таким строгим, что она не решилась протестовать. Тщательно скрывая ее лицо, он пронес ее через вестибюль с гордым видом Макбета, короля Шотландии.
      На верхней площадке лестницы он помедлил и посмотрел ей в лицо.
      – Как твое настоящее имя?
      – Миранда.
      – Миранда… а дальше?
      – Просто Миранда. Я не буду носить другого имени, пока не сделаю то, что должна сделать.
      Шрив грозно нахмурился.
      – Что именно?
      – Пока не знаю. – Ее лицо было усталым. Глаза закрывались. Она прижала голову к его плечу. – Я действительно не знаю.

      – Бедняжка моя. – Наклонившись над ванной, Ада начала намыливать Миранде голову. – Сколько же тебе пришлось всего вынести.
      Миранда не ответила. За столом она смогла проглотить лишь несколько кусочков бифштекса с картошкой, которые Джордж самолично принес ей из столовой. Даже сейчас ее измученный желудок угрожал исторгнуть все обратно. Миранду бросало то в жар, то в холод. В ушах у нее гудело, виски страшно ломило.
      Она закрыла глаза и попыталась сосредоточиться. Шрив ждал, что вечером она выйдет на сцену. Он повторил это несколько раз. Они решили сбрить ей брови и нарисовать их по-другому, ярче накрасить губы, наложить более густой грим и с помощью накладок увеличить грудь и бедра. На случай если кто-нибудь решит зайти за кулисы, чтобы навести о ней справки, они наняли девушку с длинными белокурыми волосами, слегка похожую на Миранду, которая должна была находиться в ее гримерной. Ее собирались одеть в такой же костюм, как у Миранды, и представлять всем как Миранду.
      Когда Ада поведала Миранде об этом плане, девушка начала нервничать, опасаясь, что из этого ничего не получится.
      Теперь она должна взять себя в руки. Просто обязана. Она не может подвести своих друзей. Они так заботились о ней, спасали ее. Она не сомневалась, что обязана им своей жизнью.
      – …тебе повезло, что ты работаешь у Шриви. Ты, может быть, так не думаешь, потому что он кажется тебе таким эгоистичным. Кричит как демон и капризен как принц, когда дело касается театра, но его эгоизм вполне понятен и идет только на пользу дела. Чтобы получить то, что он хочет, он готов драться как тигр…
      Под бормотание Ады Миранда почти задремала. А потом, когда Ада вытирала ее тело полотенцем и надевала на нее ночную сорочку, она молча стояла перед ней как беспомощный ребенок.
      – Сейчас забирайся в кровать и постарайся заснуть, детка.
      – А утренний спектакль…
      – Ты не можешь в нем участвовать. Миранда протестующе замотала головой.
      Боль заставила ее пошатнуться и прижать руки к вискам.
      – Видишь. Что я тебе говорила?
      – Я должна выступать. Шрив…
      – Он сам велел мне уложить тебя в постель. Я разбужу тебя перед вечерним спектаклем. Тогда вы с ним все и обсудите. – Нежные руки подвели ее к постели. Миранда опустилась на мягкий матрас, и Ада укрыла ее одеялом до самого подбородка. Не успела Ада вернуться к ванне, чтобы вылить воду и все убрать, как девушка уже заснула.
 
      – Вот ваши деньги, Бледсоу. И рекомендательное письмо на случай, если оно вам потребуется. Вы отлично поработали. – Уэстфолл протянул ему конверт.
      Паркер Бледсоу спокойно посмотрел на него и покачал головой.
      – Видите ли, сэр, я не могу взять эти деньги.
      Полковник удивленно взглянул на него.
      – Не можете взять?
      – Не могу, сэр. По правилам нашего бюро я не могу брать деньги за расследование, которое привело к преступным действиям.
      Уэстфолл нахмурил брови и спрятал конверт.
      – Что вы хотите этим сказать?
      Бледсоу поднял крышку коробки для сигар на письменном столе Уэстфолла и выбрал себе одну. Зажав сигару между указательным и средним пальцами, он смерил взглядом своего клиента.
      – Полковник Уэстфолл, вы прекрасно знаете, что я имел в виду. Вы забрали девушку и упрятали ее в исправительный дом без суда и следствия. Она не получила никакого решения суда. Это незаконно.
      У полковника нервно задергалась щека.
      – Вы ошибаетесь, мистер Бледсоу. Я ее законный опекун. Она вела распутный образ жизни. Вы сами видели ее на сцене. Пресса могла пронюхать о слушании дела в суде. Это могло причинить семье большие неприятности. – Он посмотрел на Бледсоу, стараясь понять, какое действие возымели его слова. Выражение лица сыщика оставалось невозмутимым. – Я просто определил ее в исправительный дом для ее же собственного блага. – Он опять достал конверт. – В этом нет ничего незаконного. Возьмите это, и вы свободны.
      Паркер Бледсоу не двинулся с места.
      – Нет, есть, сэр. Это ведь был не частный санаторий. Только в этом случае вы имели бы право поступить так, как вы поступили. Но здесь случай совершенно другой. Это исправительное заведение принадлежит городу и подчиняется муниципальным законам. Чтобы кого-то направить туда, должно состояться судебное разбирательство.
      – Но те девушки, которые там находились, не были…
      – Этого я не знаю, сэр. Я знаю только то, что требует закон. А вы его нарушили.
      – Но послушайте…
      – Если мне придется давать отчет своему начальству, я буду вынужден рассказать правду. Правила нашего бюро предписывают, что я не только должен отказаться от гонорара, но еще и обязан поставить в известность представителей закона. Мы проведем совместное расследование…
      – Расследование? – Лицо Уэстфолла не выдало его страха, но внутри у него появился неприятный холодок. Когда же все это кончится?
      – Верно. Таков закон.
      Уэстфолл откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Его мысли метались как мыши в мышеловке. Он лихорадочно искал выход. В комнате громко тикали часы.
      – Но с другой стороны, – продолжал Бледсоу с чуть заметным волнением в голосе, – поработав дополнительно, я мог бы составить отчет, который удовлетворил бы мое начальство.
      Уэстфолл расслабился. Холод в груди исчез. Проклятый шантажист.
      – Сколько времени займет ваша дополнительная работа?
      – Дней десять, я думаю, будет вполне достаточно.
      – Понимаю.
      – Я буду работать сверхурочно, так что оплата должна быть в двойном размере.
      – Конечно. – Уэстфолл осторожно положил конверт на стол. – Допустим, я выдам вам чек, который вы представите своему бюро. И выпишу еще один авансом – за услуги, которые вы мне окажете. Это вас удовлетворяет?
      Бледсоу улыбнулся. Он отвел взгляд, обнаружив, что держит в руке незажженную сигару.
      – Это покроет все расходы.
      Пока Уэстфолл выписывал чек, Паркер Бледсоу зажег спичку, потом не спеша раскурил сигару и выпустил кольцо дыма в потолок.
      – Пожалуйста, – спокойно сказал Уэстфолл.
      Усмехнувшись, Бледсоу взял оба конверта. Сунув их во внутренний карман сюртука, он надел шляпу.
      – Мне доставило удовольствие работать на вас, сэр. Если вам вновь потребуются мои услуги, дайте мне знать.
      – Не беспокойтесь. – Уэстфолл проводил его до двери. – Я свяжусь с вами.
 
      Бледсоу покинул свою контору поздно вечером. Конверт с его гонораром вместе со вторым чеком лежал у него в кармане. Он был доволен собой, доволен проделанной работой. Бенджамин Уэстфолл отреагировал на его заявление как настоящий джентльмен. Как армейский офицер, привыкший командовать, он мог бы в гневе совершить какой-нибудь непредсказуемый поступок. Бледсоу рисковал и испытал огромное облегчение, когда полковник вручил ему чек.
      Хорошие манеры всегда облегчают ведение любых дел. Если человек попался, то уж он попался. У воспитанных людей хватает ума смириться со своим поражением, понимая, что они несут ответственность за собственные поступки, а потом забывают о случившемся. Бледсоу вовсе не волновала судьба девушки, порученной «нежным» заботам миссис Мортимер. Она, без сомнения, заслужила то, что получила. Пройдет несколько лет – и она выйдет оттуда печальной, но умудренной опытом женщиной.
      Бледсоу прошел мимо уличного фонаря, свернул за угол и вышел на темную боковую улицу. Его гостиница находилась всего в двух кварталах отсюда. Он уже предвкушал стаканчик виски перед ужином.
      Позади он услышал топот копыт. Он бросил взгляд через плечо. Из-за угла выехал одинокий всадник. Широкополая шляпа бросала тень на его лицо.
      Бледсоу не обратил на него особого внимания. Он был голоден; ночной воздух пробирал его до костей. Он поднял воротник и прибавил шагу.
      Всадник пустил лошадь галопом. В конце улицы он уже мчался во весь опор; подковы высекали на мостовой искры. Бледсоу остановился, чтобы пропустить всадника, а когда он оглянулся, тот неожиданно выхватил из ножен кавалерийскую саблю и клинок сверкнул в свете фонаря. Раздался глухой удар – и голова Паркера Бледсоу отделилась от тела.
      Лошадь промчалась дальше по улице. Всадник повернул ее и поскакал назад. Возле тела он остановился; кровь все еще текла по булыжникам мостовой. Убедившись, что улица была по-прежнему пустынна, всадник спешился и наклонился над трупом. Из правого кармана Бледсоу он достал два конверта, а из левого – маленький блокнот, куда сыщик заносил свои заметки по поводу проделанной работы, затем он тщательно вытер саблю о брюки убитого.
      Вскочив в седло, всадник удалился той же дорогой, которой приехал.
 
      – «Сударыня, могу я прилечь к вам на колени?»
      Миранда едва слышала голос Шрива, так сильно у нее шумело в ушах. Он взял ее за руку и уверенно повел к креслу. Ее губы с трудом разжались.
      – «Нет, мой принц».
      Он усадил ее, а сам опустился перед ней, положив руки ей на колени и опустив на них подбородок. В таком положении он произнес свою следующую реплику:
      – «Я хочу сказать: положить голову к вам на колени?»
      Она должна была отпрянуть в испуге, но ей удалось лишь слабо покачать головой. От этого движения в голове у нее немного прояснилось, но боль в висках стала нестерпимой. Она подняла бледное, искаженное болью лицо и рассеянно обвела взглядом зал. Публика увидела ее муки. Ее голос прозвучал как эхо.
      – «Да, мой принц».
      Шрив поднял голову и бросил взгляд в сторону Фредди и немолодой актрисы, игравших соответственно Клавдия и Гертруду. Положив руку на колени Миранды, он почти просунул ее между ног девушки. Публика издала возглас удивления.
      – «Вы думаете, у меня были грубые мысли?»
      Король и королева были явно шокированы. Зрители начали перешептываться: одни в тайном смущении, другие в предвкушении чего-то необычного.
      – «Я ничего не думаю, мой принц». Его рука скрылась у нее между ног.
      – «Прекрасная мысль – лежать между девичьих ног».
      Миранда теряла сознание. Она чувствовала, что проваливается в пустоту. Тогда он ущипнул ее неожиданно сильно. Его пальцы сдавили чувствительное место на ее теле, прикрытом лишь тонкой тканью ее сценического костюма, и заставили ее едва ли не подпрыгнуть на месте.
      – «Что, мой принц?» – Она почти выкрикнула свои слова. Публика засмеялась.
      Шрив подмигнул зрителям.
      – «Ничего».
      Они не поверили ему. В зале опять раздался смех.
      – «Вам весело, мой принц?» – Она сильнее выделила эту фразу, чем требовалось по роли.
      – «Кому? Мне?» – Он отрезал все ее последующие реплики и перешел прямо к своему монологу, после которого началась пьеса в пьесе.
      Миранда откинулась на спинку кресла. У нее дрожали руки и ноги, на лбу выступил пот. Она незаметно вытерла пот широким рукавом своего костюма.
      Шрив по-прежнему держал руку у нее между ног. Теперь он осторожно потирал то место, которое только что ущипнул. Как бы больна Миранда ни была, его прикосновение возбуждало ее. Она уже не могла сидеть спокойно.
      – Молодец, – шепнул Шрив. Он сидел спиной к зрителям, следя за ходом пьесы и за королем.
      – Я не знаю, смогу ли я продолжать, – прошептала она в ответ.
      – Не волнуйся. – Настало время ее реплики, но Шрив сам сказал ее слова, переплетая их со своими, и сам же себе ответил. Это было непохоже на то, что написал Шекспир, но публика ничего не заметила.
      Действие продолжалось. Актеры, Майк и Джордж, играли свою сцену. Шрив – Гамлет – объявил о причине убийства. Миранда сумела подать свою реплику. Выбежавший на сцену Фредди обратил страстные слова к дальнему балкону и скрылся, взмахнув отороченной горностаем мантией.
      Миранда поднялась, сделала пару шагов и упала. Шрив бросился к ней через сцену, взял ее на руки и так продолжал произносить свой монолог. Белокурые волосы Миранды свисали до самого пола, пока он заявлял, что «готов поручиться за слова призрака тысячью золотых». Наконец бархатный занавес опустился.
      Публика разразилась аплодисментами и восторженными возгласами. Спектакль был не совсем шекспировским, зато очень волнующим.
      Шрив отнес Миранду на кровать, поставленную за кулисами. Ада поспешила принести ей чашку холодного чая.
      – Я ничего не хочу, – пробормотала Миранда.
      Шрив уложил ее и коснулся пальцем ее губ.
      – Прекрасная работа. Зрители в восторге. Ты настоящая актриса.
      Миранда слабо улыбнулась.
      – Ты уже дважды спас мне жизнь.
      – Дважды? – Он наклонился и поцеловал ее в лоб. Ее кожа была влажной и соленой от выступившего пота.
      – В Сент-Луисе ты оставил меня в труппе. Ты не отослал меня назад к отчиму. Он бы убил меня. Я знаю, он сделал бы это, если бы я не убежала с тобой.
      – Не думай больше о нем.
      – Меня уже не было бы в живых, если бы ты не был таким храбрым.
      Шрив насмешливо поднял бровь.
      – Я не был храбрым. Я играл роль. Актеры просто делают то, что способно заставить людей поверить в их храбрость.
      Миранда покачала головой.
      – Ты был по-настоящему храбрым.
      С другой стороны кровати к Миранде подошла Ада.
      – Вот, детка, выпей это. Жидкость лучше всего удерживается в организме, а тебе надо больше пить. Твой организм потерял много жидкости.
      Пока Миранда пила, Шрив держал ее за руку.
      – Еще одна сцена, – мягко напомнил он ей. – Сможешь ее сыграть?
      Она приподнялась на локте и допила чай. У нее болели бока от напряжения, в животе все горело, но она держалась.
      – Я сыграю, – прошептала она, потом улыбнулась. – В конце концов, это моя лучшая сцена.
      Шрив поцеловал ее в лоб.
      – Ты способная ученица.
 
      В гостинице Ада поместила ее в отдельную комнату. Миранда лежала одна, устремив взгляд в темноту, ее тело так сильно болело после перенесенного испытания, что она не могла уснуть. Возбуждение, вызванное гневом и страхом, слишком долго держалось в ее крови. Все ее мышцы были напряжены до предела. Она чувствовала, как болезненно натянуты все ее нервы.
      Уэстфолл хотел убить ее, в этом она не сомневалась. Заключенная в исправительный дом, содержащаяся в таких ужасных условиях, она не протянула бы долго. Она собственными ушами слышала, как он велел удвоить порцию лекарства, которое полностью лишило ее сил и даже воли.
      Закрыв глаза, она лежала, содрогаясь от воспоминаний, которые снова и снова возвращались к ней. Это походило на некую драму, где на сцене разыгрывались ее собственные унижения и мучения, которую она, пленница, сидящая в зале, была вынуждена смотреть. Слезы выступили у нее в уголках глаз и потекли по щекам. Подушка скоро стала влажной.
      Вдруг Миранда начала дрожать. Ей стало очень холодно. Многие недели она не спала одна. Шрив всегда был рядом, чтобы согреть ее. Ей достаточно было тронуть его рукой, и он сразу же заключал ее в свои объятия. Прижимаясь к нему, она спокойно засыпала с ощущением тепла и безопасности.
      Шрив!
      Она открыла глаза. Почему она здесь одна? Почему он не отнес ее в свою комнату, их комнату? Комнату, в которой они жили вместе. Когда они приехали в Чикаго, он даже не позаботился снять для нее отдельный номер. Они оба находили естественным, что будут жить вместе.
      От этой мысли она рассердилась. Как он смел оставить ее одну! Ради него она так замечательно сыграла во второй части спектакля. Страдая от головокружения, боясь потерять сознание на сцене, она тем не менее не забыла ни одной реплики. Ни разу не запнулась, не сделала ни одного неверного движения. А наградой за это стала лишь одинокая холодная постель вдали от него.
      Миранда не представляла себе, в какой стороне находится комната Шрива, но, черт возьми, она не намерена лежать здесь одна и замерзать. Спустив ноги с постели, она поднялась. Задравшийся подол ее ночной сорочки запутался у нее между ног. Девушка была так слаба, что этого было достаточно, чтобы помешать ей двигаться. От ледяного пола ее босые ноги просто окоченели.
      От холода у нее стучали зубы, к горлу подступала тошнота. Она стянула покрывало с кровати и набросила его себе на плечи. Потом на цыпочках Миранда добралась до двери и открыла ее.
      В холле она уже бывала. Комната Шрива должна была находиться на верхнем этаже рядом с лестницей. С быстротой молнии, пока мужество не покинуло ее, Миранда миновала темный холл; концы покрывала стелились за ней по полу словно мантия.
      У двери она на секунду помедлила, испугавшись, что Шрив мог запереть дверь, но ручка легко повернулась под нажимом ее руки. Она проскользнула в образовавшуюся щель и закрыла за собой дверь.
      – Кто здесь?
      Как она ни старалась двигаться тихо, она все же разбудила его. А может быть, он тоже лежал без сна, как она?
      – Все в порядке, Это я. Миранда.
      – Миранда?
      Пружины заскрипели, и он сел на кровати. В темноте она различала светлый овал его лица и белую ночную рубашку.
      – Боже мой! Что ты здесь делаешь? Она приблизилась к кровати.
      – Мне стало х-холодно.
      – Холодно?
      Прежде чем он успел что-либо возразить, она поставила колени на край кровати и бросилась к нему в объятия.
      – Миранда. – Он схватил ее за плечи и отстранил от себя. – Тебе не следует здесь находиться.
      Ей было очень холодно. Его запах, тепло, исходившее от его тела, возбуждали ее. Она чувствовала, что находится почти у него между ног. Она намеренно навалилась на него всем телом, толкнув его на подушки, и, раскинув руки, прижалась к нему. Потом взяла его лицо в свои холодные ладони и крепко поцеловала в губы.
      – Миранда! – Он попытался высвободиться, но новый поцелуй заглушил все его возражения.
      Наконец он схватил ее за руки и оттолкнул от себя.
      – Хватит! Отпусти меня! Прекрати! Ты не должна здесь находиться.
      – Я не могу спать одна. Мне слишком холодно.
      – Уходи отсюда. Возвращайся в свою комнату. Я велю принести тебе грелку. – Он почувствовал, что она дрожит. Ее одежда, покрывало, в которое она была завернута, ее руки и ладони, даже ее губы были холодными. Несмотря на собственный приказ, он убрал разделявшее их одеяло и набросил ей на плечи.
      Миранда застонала от удовольствия, когда Шрив начал растирать ей руки и плечи. Ее холодные маленькие груди прижимались к его груди. Они лежали живот к животу, и Миранда ощущала, что его член становится тверже. Она начала двигать бедрами.
      – Прекрати! Миранда замерла.
      – Я просто пытаюсь согреться.
      – Не лги мне. Ты прекрасно знаешь, что ты делаешь.
      Она промолчала. Напряжение между ними нарастало. Через минуту ее уже бросило в жар. Шрив непроизвольно обхватил ее ногами. Она положила голову ему на грудь.
      – Почему ты не захотел взять меня с собой в постель?
      Его голос стал хриплым.
      – Ты еще ребенок.
      – Мне семнадцать лет. Он тихо выругался.
      – А мне – двадцать семь. Я слишком стар для тебя.
      – Меня это не волнует.
      – Повторяю: я слишком стар для тебя, – процедил он сквозь зубы. Его мысли побежали в том направлении, куда он старался их не пускать. – По возрасту я ближе твоему отцу, чем тебе.
      – Мой отец умер.
      – Ну, я не могу заменить тебе его. Миранда подняла голову, пытаясь в темноте разглядеть выражение его лица.
      – А я и не хочу, чтобы ты был моим отцом.
      Он резко откинул назад голову и ударился о спинку кровати.
      – Черт! – Потом выдохнул: – Помоги мне, Господи!
      Миранда почувствовала под собой твердость его члена. Помимо собственной воли она начала двигать бедрами, перемещаясь из стороны в сторону, будто искала наилучшее положение.
      Шрив застонал. Его руки крепче сжали ее.
      – Ты не должна это делать. Я не могу. Ты слишком молода, чтобы понимать, чего ты хочешь. Я соблазнил тебя.
      – Я знаю.
      – Ну, тогда ты знаешь, что не должна здесь находиться. Ты еще девочка. Тебе надо быть в школе.
      Она опустила голову.
      – Это мне тоже известно, но я уже не девочка и никогда больше ею не буду.
      Он погладил ее по волосам. Его взгляд был устремлен в потолок; огонь желания сжигал его. Его тело само реагировало на ее прикосновение. Он знал, что она это тоже почувствовала. Он сердито тряхнул головой.
      – Это неправильно.
      Она потянулась вверх, прижимаясь к нему всем телом.
      – Конечно, неправильно. Я не могу спать без тебя. Ты сам разбудил во мне это желание.
      – Нет! Боже мой, нет!
      Дотронувшись губами до его подбородка, она начала ласкать его, слегка покусывая зубами. Не имея сил сопротивляться, Шрив наклонил голову и нашел ее губы.
      Руки Миранды скользнули вниз, к его бедрам.
      – Миранда, не делай этого.
      Вместо ответа она взяла в руки член и направила его в нужное место. Она сжала бедра и скрестила лодыжки, образуя тоннель чувственности, влажный и горячий.
      Шрив застонал будто под пыткой. Миранда опять начала теребить зубами его подбородок. Ее пальцы, скользнув по его груди, нашли его соски и начали пощипывать и царапать их. Шрив подался вперед.
      – Когда я научил тебя этому? Она захихикала.
      – Месяца три или четыре назад. – Его член вошел в нее, и она еще сильнее сжала вагинальные мышцы.
      – Миранда, я буду проклят за это. – Голос Шрива был хриплым от наслаждения.
      Если сначала он говорил холодно, пытаясь заставить ее уйти, то теперь его голос звучал чувственно, страстно.
      Она приняла его в себя. Уперевшись руками в кровать, она приподнялась, одновременно подавшись бедрами вперед. Он начал двигаться в ней, поднимая ее, упиваясь нарастающим возбуждением, освобождение от которого могло дать только его движение в ней.
      – Миранда! – Крик наслаждения сорвался с его губ, когда он проник в нее глубже, выше, чем когда-либо прежде. Его руки сжали ее ягодицы, заставляя и ее подняться до вершин наслаждения. Волны возбуждения начали формироваться в ней. Она не могла сдвинуться, не могла уклониться, не могла скрыться от силы, которая рождалась в ней. Ее тело сливалось с его телом, наполняясь волнующим напряжением.
      Когда оно достигло апогея, она могла лишь принять это. Наслаждение, волна за волной, прокатилось по всему ее телу. Она вскрикнула и вцепилась пальцами в простыню. Шрив, державший ее в объятиях, стал приподниматься с ней вместе в поисках сладостных ощущений. Наконец, оказавшись на вершине блаженства, она вскрикнула вновь.
      Ее зубы сжали его плечо. Горячий лоб прижался к его груди.
      – Прошу тебя, – в забытьи умоляла она. – Прошу, не надо, прошу, не надо, прошу…
      Новый взрыв! Мрак и ревущий звук. Громкие удары его сердца. Его вздымавшаяся грудь поднимала ее на головокружительную высоту. И он – внутри нее!
      – …хватит, хватит, хватит…
      Слова замерли у нее на губах, превратившись в шепот.
      Она заснула, прежде чем он расслабился. Он осторожно отодвинулся от нее и расправил на ней одежду. Нежно, как отец ребенку, он подложил ей под голову подушку, потом улегся рядом и укрыл их обоих одеялом.
      Вздохнув, она устроилась в кольце его рук. Он застонал, будто его распяли, и положил руку ей на талию.
 
      – Я уже давно не маленькая девочка.
      – Ты была неопытной и невинной. – Он сидел на краю кровати, спиной к ней. Мягкий утренний свет струился из окна.
      Она лежала на боку, укрытая одеялом. Воздух в комнате был пронизан ароматом ночи их любви.
      – Я была девственницей, ну и что? В душе я была гораздо старше своих лет.
      Он презрительно фыркнул.
      – Ты была младенцем. Я совратил тебя. Я точно знал, что я делаю, знал каждое слово, каждый жест. Я играл эту сцену сотни раз.
      – Сотни раз?
      – Ну, может быть, не сотни, – признался он, усмехнувшись.
      – Ты был очень хорош.
      Он повернулся к ней. Его руки легли на подушку по обе стороны ее лица.
      – Почему ты не злишься, черт возьми? Она взглянула в его мрачное лицо, лицо Ромео на утро после соблазнения Джульетты. Его прекрасные черные волосы были в беспорядке, выбившиеся пряди падали на лоб. На подбородке красовался синяк, красиво очерченные губы распухли от поцелуев, которыми они обменивались со страстным самозабвением.
      – Потому что я влюбилась в тебя. В самый первый раз, как только увидела. – Она улыбнулась своим воспоминаниям. – Ты подмигнул мне.
      – Нет! Черт побери! Нет! Это был Ромео. А я – не он.
      – Конечно. Ты – Шрив. И как говорит Ада, эгоизм бывает очень удобным. Ты попал в зависимость.
      – Я тебя не понимаю.
      – Ты нуждаешься во мне. Ты хочешь, чтобы я была твоей актрисой. Ты сделал все, чтобы удержать меня. Ты меня целовал. Ты учил меня играть. Ты соблазнил меня. Ты спас меня из лап моего порочного отчима. А от меня требуется только одно – играть.
      – Бог мой! – Шрив вскочил и отошел в другой конец комнаты. Она следила за ним взглядом, красота его обнаженного тела вновь заставила ее ощутить жар желания. Он же, стараясь сохранить самообладание, лишь укоризненно посмотрел на нее своими черными глазами. – Не говори мне таких слов.
      – Почему? Я сказала всего лишь чистую правду.
      Он упрямо покачал головой, стряхивая прядь черных волос, упавшую ему на лоб.
      – Дело не только в этом. Нас связывает нечто гораздо большее.
      Она облизнула пересохшие губы.
      – Ты так считаешь?
      В его взгляде появилось раздражение, но предательский орган напрягся и увеличился в размерах.
      Полуприкрыв глаза, Миранда протянула к нему руку.
      – Иди сюда, Шрив. Ложись рядом со мной. Когда он медленно повернулся, его лицо выражало непокорность. Но тело отреагировало помимо его воли. Он бросился на постель и обнял Миранду.
      – Черт возьми, – простонал он, – ты соблазняешь меня.
      Она зажала ему рот рукой, когда он хотел поцеловать ее.
      – Верно. Разве у меня был не самый лучший в мире учитель?
      Он хотел возразить, но она удержала его, прижав руки к его груди.
      – Выслушай меня. – Слова прозвучали тихо как дуновение ветра. – Только выслушай. А потом мы займемся любовью.
      Он застонал, слегка отодвигаясь от нее. Она легла на спину, сложив руки на груди. Ее поза напомнила ему Джульетту в гробу.
      Миранда медлила, подыскивая слова. Наконец она решительно вздернула подбородок.
      – Мой отец был капитаном кавалерийского полка. Его убили индейцы сиу и надругались над его телом. В пургу я пошла в полковой госпиталь, чтобы увидеть его тело.
      Он в ужасе посмотрел на нее.
      – Одна?!
      Она повернулась к нему и посмотрела ему прямо в глаза.
      – Ты не понимаешь. Я не из любопытства пошла взглянуть на тело отца. Я не была глупым ребенком, решившим в последний раз взглянуть на дорогого человека. Я знала, что душа моего отца покинула его тело. Но то, что сделали с ним сиу, было доказательством его храбрости. Они не хотели, чтобы их заклятый враг вкушал радости рая на небесах. Конечно, я в это не верю. Но они верят. Должно быть, они очень его у-уважали. – Энергично заморгав глазами, она отвернулась.
      Его теплая рука легла ей на плечо.
      – Миранда, я не знал…
      – Мы с мамой покинули форт Галлатин в разгар зимы. Тогда я не понимала, почему мы так поспешно уехали. Теперь понимаю. Должно быть, моя мать боялась полковника Уэстфолла. Но когда он пришел и сделал ей предложение, она вышла за него замуж. Она должна была плюнуть ему в лицо! – выкрикнула Миранда, сжав кулаки.
      – Миранда! Солдатам платят за то, что они воюют с индейцами. Когда мужчины воюют, они погибают.
      Она не слушала его, но когда она вновь повернулась к нему, ее голос уже обрел силу. Когда Миранда закончила свой рассказ, Шрив крепко сжал ее плечо и легонько встряхнул ее, пытаясь вызволить из того ада, в который она погружалась.
      – Мне не следовало убегать. Я должна была остаться и удержать ее. Она не должна была выходить замуж за человека, который убил ее мужа.
      – Ты не знаешь этого. Тот человек, который рассказал тебе об этом, мог быть просто сумасшедшим. Не забывай: это были только его слова. А суд, как ты говоришь, оправдал Уэстфолла.
      Она опять напряженно посмотрела на него.
      – Да, у меня нет доказательств. Но настанет день, когда я найду способ заставить его признаться во всем.
      Шрив покачал головой.
      – Оставь эту затею. Не трать время понапрасну. Он никогда в этом не признается. Он ведь не дурак.
      – Может быть, он и не дурак, но он признается. Я заставлю его. И благодаря тебе, я знаю как. – Легкая улыбка мелькнула у нее на лице.
      Шрив с недоумением посмотрел на нее.
      – Он – это Клавдий, моя мать – Гертруда. А я – Гамлет. Не Офелия. Да, я играла ее – недалекую, глупую, слабую. Как я ее презираю! – Ее жаркая речь удивила его. – Нет, я не Офелия. Я – Гамлет. А «зрелище – петля, чтоб заарканить совесть короля».

      – «Что не выйдет? Лишь натяни решимость как струну, – и выйдет все». – Миранда прижалась к Шриву. Его лицо, темное от грима, возвышалось над ней. Она положила голову ему на плечо.
      Публика затаила дыхание.
      Ее руки потянулись к его густым локонам. Он наклонил голову вниз, и их губы встретились. Поцелуй был таким долгим, а разыгранная страсть такой убедительной, что по залу пронесся восторженный гул.
      Добившись желаемого эффекта, она высвободилась из его цепких объятий и отошла в другой конец сцены. Там она резко повернулась, предоставив зрителям возможность увидеть ярко-алую подкладку ее плаща, сверкнувшую как пламя в темноте. Вытянув длинный палец с кроваво-красным ногтем, она начала объяснять, как они уничтожат ничего не подозревающего короля Шотландии.
      Ее голос был ужасен в своей настойчивости, своей решимости.
      Шрив произнес свою реплику; его лицо отражало в равной мере ужас и восхищение. «Лишь сыновей рожай». Он прошел в центр сцены, чтобы произнести роковую клятву убить своего кузена.
      Она пошла следом, ее горящие голубые глаза следили за ним, на губах блуждала улыбка. Она была похожа на огромную кошку с острыми зубами, ждущую свою жертву. Поднявшись на три ступеньки на возвышение в глубине сцены, она остановилась. Ее рука по-хозяйски погладила резной подлокотник трона.
      Шрив повернулся к ней, поднялся на те же три ступеньки с другой стороны трона. Они посмотрели в глаза друг другу. Казалось, искра пробежала между ними. Публика затаила дыхание. Потом он резко привлек ее к себе и поцеловал, грубо, чувственно. Она ответила ему с таким же самозабвением. Как два коварных хищных зверя, они извивались в объятиях друг друга. Потом он отступил. Они оба взглянули в зал. Ее лицо было отражением чувственного возбуждения и желания. Его – жестокого властолюбия и похоти.
      – «Идем к гостям и будем веселиться. – Он подхватил ее на руки. – Пусто ложь сердец прикроют ложью лица».
      Первый акт закончился; занавес опустился. Несколько минут потрясенная публика сидела неподвижно, потом разразилась бурными аплодисментами.
      За кулисами Шрив опустил Миранду на пол.
      – Ты слишком медлила. У тебя были чересчур большие паузы. Я уже подумал, что мне придется говорить твою реплику вместо тебя.
      – Ты напрасно беспокоился за меня. Ты вступил слишком быстро. Надо дать им время осознать то, что я сказала. Они ведь не знают пьесу так хорошо, как знаем ее мы.
      Он угрожающе нахмурился.
      – Ты дала им слишком много времени. Они уже начали скучать.
      – Ты невыносим. Они вовсе не скучали. – Она повернулась и пошла в гримерную.
      Он последовал за ней, продолжая спорить.
      – Ты недостаточно долго держала поцелуй. Мы могли бы продлить его еще секунд на пять.
      Ада Кокс тяжело вздохнула, снимая тяжелый плащ леди Макбет с плеч Миранды.
      – Еще пять секунд! – Миранда обратилась к Аде, своей костюмерше и наперснице, ища в ней сторонницу в споре. – Еще пять секунд – и нас бы закрыли за нарушение приличий. Я уже слышала, как пуритане в зале набрали в легкие побольше воздуха, чтобы поднять крик.
      Ада сняла с нее кожаные краги и воротник, составлявшие часть ее костюма.
      – Она, вероятно, права, Шриви, мой мальчик.
      Он в раздражении обернулся.
      – Глупости. Ты ведь этого не видела? Мы могли бы продлить его еще на пять секунд. Аплодисменты были бы оглушительными.
      – Ты и так получил бурные аплодисменты. – Ада расстегнула платье Миранды и помогла ей надеть длинную белую ночную сорочку.
      – Ему все мало. Еще пять секунд! Невозможно. Кто-нибудь мог зашикать. Кому-то такой поцелуй мог показаться слишком затянутым. – Миранда села к туалетному столику и сняла тяжелый черный парик с прикрепленной к нему сверкающей диадемой.
      – Аплодисменты могли быть продолжительнее, – проворчал Шрив.
      Ада шутя толкнула его в плечо.
      – Да хватит тебе! Они хлопали целых две минуты. Какой ты жадный до славы. Всегда был таким, таким и останешься. – Она потянулась и расстегнула тяжелый плащ Макбета.
      Через пару минут Шрив и Миранда были уже одеты для второго акта. Миранда выпила стакан воды. Шрив подал ей руку. Она вложила в нее свою ладонь.
      – Не мешай моему выходу, – сказал он. – Пусть они прочувствуют его в полной мере.
      – Не жди слишком долго. Это замедлит темп всей сцены.
      – Я научил тебя всему, что ты знаешь об актерской игре. Почему ты не делаешь все так, как я тебе велю?
      – Потому что я не марионетка.
      Его гневный взгляд был как раз кстати, когда он оказался на сцене перед лицом Банко.
      – Я собрал всю информацию, которую вы просили, мисс… э-э… Миранда. – Генри Келлер – частный сыщик из агентства Пинкертона – протянул ей конверт.
      – Пожалуйста, называйте меня просто Миранда. – Она открыла конверт и развернула аккуратно сложенный отчет. Сердце у нее болезненно сжалось, когда она пробежала его глазами. Он был коротким. Рейчел Драммонд. Место рождения: Чикаго, Иллинойс. Школьные успехи, конфирмация в церкви, травма руки. Сломан указательный палец – он полностью зажил. Сейчас она находилась в закрытом пансионе здесь, в Чикаго, тогда как бригадный генерал и миссис Уэстфолл переехали в Вашингтон. Дата возвращения генерала на действительную службу и присвоения ему нового звания были так же указаны.
      («Да, Гламис ты, и Кавдор ты, – с горечью подумала она, – и станешь тем, что тебе предсказано».)
      Она заставила себя сосредоточить внимание на отчете. Ее маленькая сестренка Рейчел осталась в Чикаго одна.
      – Когда уехал генерал с женой?
      – В самом начале месяца, когда начался учебный год. Они продали свой дом и заперли родительский, который миссис Уэстфолл унаследовала.
      Длинные ресницы скрыли ее поразительно голубые глаза. Значит, ее дедушка и бабушка умерли. На секунду она задумалась о скупом мужчине и холодной строгой женщине. Конечно, они оставили дом своей единственной дочери.
      – Отчет кажется слишком коротким.
      Келлер пожал плечами.
      – Больше не о чем писать. Рейчел Драммонд – хорошо воспитанная молодая особа. Весьма заурядная. У людей, подобных ей, нет времени совершать поступки, о которых можно потом писать в отчетах.
      – Понимаю. – Она чуть заметно улыбнулась. Какой отчет он написал бы о ней в ее шестнадцать лет! Выросла на границе в обществе полудикого индейского мальчика, систематического образования не получила, церковь посещала от случая к случаю. В шестнадцать лет сбежала из дома с труппой актеров, любовница Шрива Катервуда, «Романтической звезды трех континентов».
      Заинтригованный, Келлер смотрел на необыкновенную красавицу, сидевшую перед ним. Ее улыбка, от которой на левой щеке у нее появлялась ямочка, просто ослепила его, но оставалась для него загадкой. Какие мысли скрывает эта безупречная головка?
      – Думаю, я мог бы провести расследование глубже, – предложил он.
      – Почему бы и нет? – сказала она после некоторого раздумья. – Поинтересуйтесь ее отчимом. Его характеристика могла бы многое сказать о жизни самой Рейчел. Особенно с того момента, как он стал ее отцом. Джордж Уиндом, наш управляющий делами, позаботится о вашем гонораре.
      Келлер кивнул.
      – Агентство Пинкертона всегда радо быть вам полезным, мисс… то есть… Миранда… И я хочу добавить, что мне доставляет истинное наслаждение оказывать помощь такой очаровательной даме, как вы.
      – Благодарю вас, мистер Келлер. – Она ослепительно улыбнулась. Ее зубы были безупречны и белы как жемчуг. Она проводила его до двери своей гримерной. – Я попрошу Джорджа оставить вам два билета в ложу на сегодняшний вечер.
      Он улыбнулся в ответ.
      – Благодарю вас, мэм. Я польщен. Только я не знаю, кого бы я мог пригласить с собой.
      – Уверена, что такой умный человек, как вы, непременно найдет кого пригласить.
      Он вышел от нее, широко улыбаясь.
 
      Шрив прижал ее к своей широкой груди.
      – Ты получила информацию, которая тебе была нужна?
      У самого своего уха она слышала ровное биение его сердца. Крепкие мышцы его груди ритмично расширяли и сокращали его легкие. Уже в течение тринадцати лет они лежали вот так вместе в постели. Он защищал ее от ужасов ее юности. Она оберегала его от безрассудств его возраста. Они оставались вместе в радости и в печали, в болезни и в здравии. Их отношения были больше, чем обычный брак. Сейчас она теснее прижалась к нему.
      – Получила.
      Его грудь расширилась при вздохе.
      – Оставь свою затею, Миранда.
      – Не могу. Ты же знаешь. К тому же она моя сестра.
      Он отрицательно покачал головой.
      – Нет. Это у Миранды Драммонд была сестра. А ты больше не та Миранда. У тебя нет сестры. У тебя нет матери, кроме Ады. У тебя нет отца, кроме меня.
      – Ты мне не отец. – Она усмехнулась, потом провела рукой по его плоскому животу и дотронулась до вялого, удовлетворенного любовной игрой органа, спрятанного в густых черных волосах. Она накрыла его рукой. – И слава Богу. Это было так замечательно.
      Она прижалась губами к груди Шрива и стала водить языком по его соску. Он тут же отреагировал на ее ласку.
      – Перестань.
      – Прости. Ты что, совсем выдохся?
      – Не увиливай от разговора.
      Она опять легла щекой ему на грудь, но оставила руку там, где она была, продолжая свои ласки.
      – Я хочу увидеть свою сестру.
      – Дело кончится тем, что ты причинишь боль и себе и ей, – мрачно предсказал он.
      Она поудобнее устроилась рядом с ним. Ее колено скользнуло между его ног и раздвинуло их, рука опустилась туда же, лаская чувствительную кожу, скрытую в самом интимном месте его тела.
      – Ты вещаешь как хор греческой трагедии. Мрачно и обреченно.
      – Меня просто беспокоит, как ты перенесешь эту встречу. Расстроившись, ты будешь играть еще хуже.
      – Хуже, – лениво пробормотала она. – Как я могу играть хуже? По-моему, это невероятно.
      – Может быть хуже. – Его голос превратился в мефистофельский бас. – Гораздо хуже.
      Она убрала руки и перевернулась на другой бок, обхватив руками подушку.
      – Не говори ничего. Мне надо выспаться. Я хочу завтра выглядеть наилучшим образом.
      Шрив лежал в темноте, глядя в потолок, и прислушиваясь к ее тихому, ровному дыханию. Она, как всегда, не выносила споров.
 
      – Обычно я пускаю к девочкам посетителей только в приемные дни. Понимаете, посетители нарушают распорядок дня. – Директриса походила на добрую бабушку: кружевной воротничок, очки на носу, седые волосы собраны в аккуратный пучок.
      – Я уверена, что это очень хорошее правило.
      – По правилам я должна была бы попросить вас уйти, но ради вас я готова сделать исключение, потому что не хочу лишать Рейчел возможности видеть вас и говорить с вами. Конечно, если бы вы были обычной актрисой, то все было бы иначе. Но вы играете леди Макбет. – В голосе женщины послышались почтительные нотки.
      Миранда вежливо улыбнулась.
      – Вы видели эту пьесу?
      – Много лет назад.
      – Пожалуйста, приходите сегодня на спектакль. Я оставлю билеты на ваше имя.
      – Как мило! – Улыбка директрисы стала ангельской. – О, большое спасибо. Я думаю, моя сестра с удовольствием пойдет со мной. Она будет в восторге.
      – Я надеюсь, вам обеим понравится спектакль. И, конечно, мне бы хотелось, чтобы и Рейчел, дочь моей давней приятельницы, тоже пошла, и возможно, кто-то из ее подруг.
      Директриса слегка нахмурилась, потом сдалась и улыбнулась.
      – Не думаю, что возникнут какие-либо препятствия. Мы возьмем их с собой. Это будет настоящий выход в театр.
      – Обещаю играть специально для вас. Для девочек это будет одновременно и образовательный момент и развлечение.
      – Абсолютно верно. – Женщина встала. – Если вы пройдете со мной, то сможете встретиться с Рейчел в нашей парадной гостиной.
 
      Она была так красива и так похожа на Френсиса Драммонда, что слезы навернулись Миранде на глаза.
      – Мне кажется, я сразу узнала бы тебя, Рейчел.
      – В самом деле?
      Рейчел не могла скрыть своего удивления. С нескрываемым изумлением она смотрела на прекрасную даму с изысканно уложенными в высокую прическу белокурыми волосами. Для этой встречи Миранда оделась с особой тщательностью, выбрав платье из дорогого лондонского салона. Глубокого сапфирового цвета, оно имело бледно-голубую шелковую подкладку, которую можно было видеть при ходьбе. Из-под турнюра до самого пола каскадом спускались оборки более светлого тона. Они зашуршали, когда Миранда приблизилась к Рейчел и взяла ее руки в свои.
      – Ты очень похожа на своего отца.
      Это замечание вызвало легкую тень на лице девушки.
      – Нет. У моего отца каштановые волосы, карие глаза и пышные усы.
      – На твоего родного отца, Френсиса Драммонда.
      – Откуда вы знаете это имя?
      Слишком рано, одернула она себя. Слишком рано.
      – Я знала его.
      Рейчел наклонила голову на бок. Прищурившись, она вглядывалась в лицо красивой дамы.
      – Он давно умер.
      – Тем не менее я его знала.
      – Тогда вы должны знать и мою маму тоже.
      – Да. – Миранда улыбнулась своей знаменитой улыбкой. – Когда-то она была моей лучшей подругой.
      Рейчел высвободила руки из рук Миранды и попятилась.
      – Миссис Уилкокс сказала, что вы знаменитая актриса.
      – Да, я актриса.
      – Она сказала, что ваше имя Миранда, – продолжала Рейчел, любопытство заставило ее голос слегка дрогнуть.
      – Это мой сценический псевдоним.
      – Вот оно что.
      Миранда медлила, пытаясь решить, что сказать этой девочке, которая, казалось, могла тянуть паузу вечно, если это было нужно. Рейчел стояла перед ней, крепко сжав руки, в толстых темно-синих чулках и черных ботинках со шнурками. На нежных щеках горели яркие пятна румянца. Она выглядела взволнованной и неуверенной…
      Мысли Миранды нарушила Рейчел.
      – Я не знала, что моя мама знакома с актрисой.
      – Я не была актрисой всю свою жизнь. Только последние четырнадцать лет.
      Рейчел нахмурила лоб и пристально посмотрела на Миранду своими голубыми глазами.
      – Четырнадцать лет?
      – Верно. – Миранда отвела взгляд. – Я решила зайти и навестить тебя, раз уж оказалась здесь, в Чикаго. Я подумала, что ты, возможно, захочешь побывать в театре. Мы играем «Макбета». Я оставила билеты для тебя и вашей директрисы.
      – Она пойдет?
      – Она сказала, что будет счастлива. Она собирается взять с собой свою сестру. Я думаю, ты тоже могла бы пойти и даже взять с собой одну из своих подруг.
      Рейчел стала серьезной.
      – Я никогда не была в театре. Папа не любит театр. Он говорит, что театр нарушает моральные устои.
      Миранде захотелось рассмеяться. Уэстфолл, с тех пор как женился на Рут, определенно стал ярым поборником морали. Или это Миранда, ставшая актрисой, заставила его возненавидеть театр как таковой.
      – Это же глупо! Это просто одна из принятых форм развлечения. Как чтение книг. Как есть хорошие книги и плохие, так же есть хорошие и плохие пьесы. «Макбет» – одна из лучших.
      Рейчел пожала плечами. В ее голосе не было энтузиазма, когда она ответила:
      – Возможно, это было бы забавно.
      – Тебе часто случалось весело проводить время со своей матерью?
      – У нее не было слишком много времени на меня.
      – Вот как?
      – Папина карьера отнимала у нее много времени. Ради этого они и переехали в Вашингтон. – С некоторым вызовом она вскинула голову. – Они уговаривали и меня поехать с ними, но я отказалась. Там решается вопрос с папиным новым назначением. Им там будет не до меня.
      Распознав тщательно отрепетированные слова, Миранда посмотрела в глаза Рейчел. В ее собственных сквозило сочувствие.
      – Они будут очень заняты, – объяснила Рейчел. – А я все равно не хотела ехать.
      – Я не сомневаюсь в твоих словах. Почему бы нам не присесть? – Миранда указала на диван. Привыкшая импровизировать, она судорожно пыталась решить, что сказать Рейчел, а о чем лучше умолчать.
      – К тому же я совсем взрослая, – продолжала Рейчел. – Здесь у миссис Уилкокс я уже заканчиваю свое образование. Потом я поеду к родителям в Вашингтон.
      – Идеальное решение.
      Опять молчание, потом Рейчел заговорила вновь.
      – Мою сестру тоже звали Миранда. Миранда только ободряюще улыбнулась. Ее сердце учащенно билось.
      – Она пропала почти четырнадцать лет назад. Папа говорил, что она убежала из дома и умерла, прежде чем они успели найти ее.
      Сестры смотрели в глаза друг другу. Миранда чувствовала себя так, словно ей в сердце вонзили нож. Конечно, она подозревала, что ее считают умершей, но услышать об этом все равно было очень больно.
      – Моей сестре было бы уже тридцать лет, если бы она была жива, – продолжала Рейчел.
      – Мне тоже тридцать. Но, конечно, в театре мы никогда не говорим, что нам больше двадцати четырех.
      – Должна ли я понимать, что вы – моя сестра? – Вопрос прозвучал после долгой паузы, в течение которой Рейчел пристально смотрела в лицо Миранде.
      Миранда опустила голову, ее сердце громко стучало.
      – А ты хотела бы, чтобы я была ею?
      – Не особенно.
      Миранда была потрясена до глубины души. Рейчел вела себя совершенно иначе, чем она представляла. Она заставила себя сделать равнодушное выражение лица.
      – Я – актриса. Я могу стать кем угодно, если нужно.
      – Если бы я была наивным ребенком, меня было бы не трудно обмануть, – добавила Рейчел. – Когда она исчезла, мне было всего три года. Я плохо помню ее. Конечно, я видела ее портрет.
      – Я уверена, люди с годами сильно меняются.
      Рейчел упрямо поджала губы. Ее голос дрожал от гнева.
      – Моя сестра убежала из дома, потому что она не любила меня и маму.
      – Нет, – пылко возразила Миранда. – Это неправда. Она не хотела покидать тебя и маму, но она была вынуждена это сделать.
      Выражение лица Рейчел не изменилось.
      – Почему? – резко спросила она. – Я в это не верю. У нее просто был приступ дурного настроения. Я слышала эту историю много раз. Мама и папа часто спорили из-за этого. Она умерла. Моя сестра умерла. Так сказал папа.
      – Значит ты называешь его отцом?
      – Он и есть мой отец. Во всех отношениях, кроме одного. Так говорит мама. Мой настоящий отец был убит до моего рождения. Но моя сестра знала его. Та, что умерла.
      – Да. Она его знала.
      – После того как моя сестра убежала из дома, папа искал и искал ее. Он даже нанял частного детектива. И тогда наконец этот детектив выяснил, что она умерла.
      – Как она умерла? – тихо спросила Миранда.
      – Она совершила что-то очень плохое. – Взгляд Рейчел стал дерзким. – Ее поместили в исправительный дом. Там она и умерла.
      – Она не умерла. Один замечательный человек спас ее.
      Рейчел скептически фыркнула.
      – Похоже на сказку. Принц спасает Рапунзель из заточения. Я не представляю, зачем вы пришли сюда сегодня. Не понимаю, зачем вам надо было лгать мне.
      – А вдруг я все же не лгу? Зачем мне лгать? – Миранда почувствовала, что ее охватывает отчаяние.
      Рейчел гордо подняла голову.
      – Мой папа очень влиятельный человек. И он станет еще более влиятельным. Чем более высокое положение ты занимаешь, тем больше разных сомнительных людей тянется к тебе. Все они хотят попросить о какой-либо услуге. Они появляются неожиданно. Папа частенько предостерегал меня от таких людей.
      – Я уверена, что Бенджамин Уэстфолл всегда хотел стать очень влиятельным. Поэтому он женился на твоей матери, – согласилась Миранда. – Почему ты не спросишь меня о чем-нибудь, что могла знать только Миранда Драммонд?
      Рейчел пристально посмотрела на красивую женщину. Потом улыбнулась. У нее на щеке появилась очень симпатичная ямочка.
      – Как звали мою собаку?
      – Если у тебя была собака, то она появилась после того, как я ушла. Дедушка не разрешал держать в доме животных.
      Было видно, что ответ шокировал ее. Улыбка превосходства исчезла с ее лица. Она помедлила, прежде чем задать вопрос:
      – Как погиб мой отец?
      – Его убили сиу на перевале у форта Галлатин в Вайоминге, – с горечью сообщила ей Миранда. – Он погиб со своим отрядом, пытаясь пробиться назад к форту.
      – Вы могли прочитать об этом в газетах или в книге по истории.
      Миранда пожала плечами.
      – Я не знаю, что рассказать тебе такого, о чем я не могла бы прочитать.
      Вдруг Рейчел вновь улыбнулась. Она подняла бровь, будто хотела сказать: «Теперь я вас поймаю».
      – Кто такой Веллингтон? Миранда в ответ улыбнулась.
      – Лошадь нашего отца. Гнедой жеребец. Веллингтон вернулся в форт, но… командир полка сказал, что уже поздно спасать отряд.
      Вдруг взгляд шестнадцатилетней девушки стал совсем взрослым.
      – Я читала об этом в отчете. Но он должен был так сказать. Он должен был защищать оставшихся в форте людей. Он вынужден был так сказать.
      – Я знаю. Я была там. Он сказал эти слова мне.
      – Может быть, вы действительно моя сестра.
      – Могу поклясться, что это так.
      – Моя сестра. – Злые слезы затуманили голубые глаза девушки, так похожие на глаза Френсиса Драммонда. Она вскочила и начала ходить по комнате. – Нет, вы не можете быть ею. Не можете. Она умерла. Вы не Миранда.
      – Мне жаль, что я расстроила тебя. – Слезы заструились по лицу Миранды. Она протянула руки Рейчел. – О Рейчел, я так давно мечтала тебя обнять!
      Девушка резко обернулась.
      – Не прикасайтесь ко мне. Я думала, что вы умерли. И мама считала вас умершей. Она плакала и горевала. Мне кажется, она так и не оправилась после того, что вы сделали.
      – Я вынуждена была бежать. Бенджамин Уэстфолл хотел отослать меня из дома. Я решила уйти сама.
      – Куда он хотел отослать вас? В школу? – Лицо Рейчел источало горечь.
      – Ну, да…
      – И вы убежали, – фыркнула Рейчел. – Очень хорошая мысль. Вам не захотелось ехать в школу, и вы убежали. Мне надо было последовать вашему примеру. Тогда мама просто умерла бы от горя. Вы были избалованы. Вот какой вы были. Вы не могли смириться с тем, что перестали быть любимицей матери.
      – Все было совершенно иначе.
      – Вы не знаете, как это было, – с упреком бросила Рейчел. – Вас там не было. А я была. Мама во всем обвиняла себя. Она не могла ни есть, ни спать. Она почти лишилась рассудка. Дедушка рвал и метал. Бабушка разрешала мне оставаться в комнате мамы только несколько минут. Я была маленькой, но я помню. Я…
      – Рейчел! – Прервала Миранда ее тираду. – Прошу тебя. Я этого не знала.
      – Конечно. И вы не подумали об этом. Папа настаивал, чтобы мама вышла за него замуж. Она плакала и плакала, и говорила, что не хочет, но они с дедушкой убедили ее. Они заставили ее выйти за него замуж. И тогда она начала медленно оживать. Мы помогали ей, он и я. Мы вылечили ее.
      Миранда смутно вспомнила, как Шрив говорил ей, что ее семья, должно быть, сходит с ума от беспокойства. Он пытался заставить ее покинуть труппу и вернуться в Чикаго. Он даже предлагал ей деньги, но она отказалась.
      – А где были вы, когда она плакала? Ездили по стране? Одевались в красивые платья? – Рейчел окинула взглядом нарядное платье Миранды. – Весело проводили время? Ну, позвольте мне сказать вам, что нам было вовсе не до веселья.
      У Миранды задрожали руки. Предвкушаемая радость встречи рассеялась как дым. Голубое платье, которое она так тщательно выбирала, чтобы произвести хорошее впечатление, сослужило ей плохую службу. Ей надо было прийти к сестре в рубище и умолять о прощении.
      – Мне очень жаль, – прошептала она.
      Рейчел направилась к двери. Миранда увидела безобразные ботинки и толстые синие чулки, выглядывавшие из-под подола платья.
      – Я не хочу идти в театр, чтобы смотреть ваш спектакль. Я больше не хочу видеть вас. Я скажу миссис Уилкокс, что если вы опять придете, я не хочу вас видеть.
      Миранда сидела, опустив голову. Шаги приблизились к двери. Раздался скрип, потом дверь закрылась. Топот шагов превратился в бег и постепенно замер в отдалении.
      Миранда закрыла лицо руками и заплакала.

      – А чего ты ждала? Возвращения блудной сестры?
      – Да, – сквозь слезы вымолвила она. – Да. Да! Да!
      Шрив развел руками.
      – Я и не представлял, насколько ты оторвалась от реальной жизни.
      Она посмотрела на него опухшими от слез глазами.
      – Неправда. Я жила и работала в театре бок о бок с тобой. Если я оторвалась от реальной жизни, то как же ты сам?
      Он грустно посмотрел на нее и покачал головой.
      – За очень многое в твоем характере должен отвечать я.
      Миранда сделала усилие, чтобы взять себя в руки, вытерла слезы тыльной стороной ладони и постаралась придать своему лицу привычное спокойное выражение. Дальнейшие ее слова были сказаны уже ровным тоном:
      – Тебе не в чем себя упрекать. Он опять покачал головой.
      – Ты не понимаешь. Ты всегда знала лишь то, что я говорил тебе. А я намеренно многого тебе не говорил. Ты постоянно жила в моей тени.
      Она гордо подняла голову.
      – Как ты можешь так говорить? Я каждый день играю на сцене, и каждый день встречаюсь со зрителями.
      – Вот именно. Ты встречаешься со зрителями. Но ты не живешь среди этих людей. Я всегда стою рядом с тобой, пока они восхищаются тобой и поздравляют тебя. Джордж ведет твои дела, Ада одевает тебя. Мы все ограждаем тебя от всяческих неприятностей.
      – Ты говоришь обо мне как о слабоумном ребенке, – пожаловалась она. – По-твоему, я почиваю на постели из лепестков роз. Я много работаю…
      Он нежно коснулся ее плеча.
      – Я знаю. Но ты актриса. Актеры и актрисы не живут как все прочие люди. Они живут в вымышленном мире, в мире героических поступков и счастливых финалов, радостных встреч и триумфальных побед. В мире длинных фраз и искусственных речей.
      – В мире многочасовых репетиций и тяжелой работы, грубой публики и скверных театральных менеджеров, – сердито прервала она его.
      – Это верно, но в конце концов все благополучно завершается. Пропавшие дети находятся и возвращаются к своим любящим родителям. Бывшие любовники встречаются через двадцать лет. В жизни все не так. Родители, дети, любовники продолжают жить каждый своей жизнью. Они становятся другими. Давай, расскажи мне. Чего ты ждала от своей сестры?
      Миранда медлила. Она обиженно поджала губы, но сейчас они начали дрожать.
      – Я предполагала, что она может не поверить мне. Я думала, что мне трудно будет убедить ее в том, кто я такая.
      – Но это не вызвало никаких затруднений, верно?
      – Да. Она узнала меня.
      – Надо быть полоумной, чтобы не узнать тебя. Я уверен, что она видела твои портреты. Ты почти не изменилась. А твоя мать наверняка устроила дома алтарь в память о своей дорогой умершей дочери. И что она сделала после того, как узнала тебя?
      Его слова болью отозвались в ее сердце, усилив ее отчаяние.
      – Она повела себя так, будто она н-ненавидит меня. Ты бы видел ее. Она обвиняла меня в ужасных поступках. Говорила, что я покинула ее и маму.
      – Разве нет? Разве твой побег не означал, что ты их покинула? Ты ни разу не поинтересовалась, что с ними стало. Твоя мать, вероятно, пережила страшные дни, не зная, жива ты или умерла. И всегда надеялась. Плакала в твой день рождения, плакала в канун Рождества. Плакала…
      Миранда сжала кулаки.
      – Перестань!
      – А счастливый конец? – серьезно спросил Шрив. – Он все-таки был?
      – Нет. Она сказала, что больше никогда не хочет меня видеть. Моя родная сестра. Когда она была малышкой, я так любила ее. Она обнимала и целовала меня. – Миранда боролась со слезами. – Я не буду плакать. Правда.
      Шрив посмотрел на ее склоненную голову.
      – Забудь об этом как можно скорее. Мы должны подумать, что нам теперь делать.
      – Почему мы?
      – Потому что у нас может возникнуть большая проблема. Как нам теперь спрятать этот котел с гнилой рыбой?
      Миранда быстро справилась со слезами и сделала несколько глубоких вдохов – свое привычное упражнение, которому научил ее Шрив, чтобы избавиться от страха перед сценой. Она промакнула глаза влажным от слез платком.
      – Я не хочу ничего прятать.
      – Как же!
      Она повернулась к нему, гордо вскинув голову. (Беатриче из «Много шума из ничего»).
      – Я говорю серьезно.
      Он посмотрел на нее, его презрение отразилось в усмешке, появившейся у него на губах.
      – Миранда, ты же хочешь, чтобы она держала в секрете твой непрошенный визит к ней.
      – Как ты можешь такое говорить? Я надеялась, что мы станем друзьями. – Она наклонилась вперед и протянула руки, как умоляющая Изабелла.
      Он процитировал ей строки из Шекспира:
      – «Но нет соблазна опаснее того, что нас ведет на путь греха, пленив нас чистотою…»
      Миранда спрятала руки за спину и бросила на него сердитый взгляд.
      – Что ты хочешь этим сказать? Если бы ты видел все собственными глазами! Моя маленькая сестренка живет в этой ужасной школе, носит отвратительную форму и уродливые ботинки.
      – Директриса бьет ее кнутом?
      – Нет.
      – Твоя сестра выглядит изможденной? У нее на лице синяки?
      – Нет.
      – Она умоляла забрать ее оттуда?
      – Нет.
      Он очень театрально пожал плечами.
      – Твои собственные слова обвиняют тебя.
      – Черт возьми, это не пьеса!
      – Нет, не пьеса. Но ты не можешь перестать играть. Это жизнь твоей сестры. Она заслуживает жить так, как считает нужным. Она ведь не собирается бежать?
      Миранда неохотно покачала головой.
      – Вот и забудь о ней. И моли Бога, чтобы она не захотела написать письмо Уэстфоллу. Или еще хуже – твоей матери.
      – Я просто пыталась ей помочь. Он выставил ее из дома. Так же, как когда-то меня. И моя мать позволила это сделать, как и прежде.
      Шрив повысил голос, чтобы заставить ее прислушаться к его словам.
      – Он послал ее в одну из самых престижных школ в Чикаго. Вероятно, там учатся многие ее подруги. Она получит прекрасное светское образование. Когда она закончит школу, то сможет поехать в Вашингтон и быть принятой в высшем обществе.
      – Он разлучил ее с матерью. Они уехали и оставили ее.
      – Она уже достаточно взрослая, чтобы разлучиться с матерью. Ей столько же, сколько было тебе, когда ты сбежала. Я уверен, она сама решила остаться. – Он пристально посмотрел на Миранду. – Она что-нибудь сказала тебе об этом?
      Миранда наклонила голову.
      – Она просто притворялась.
      – Ты же этого не знаешь. – Он развел руками. – Самое главное – заставить всех забыть о твоем визите. Твоя мать считает тебя умершей. Но если ей станет известно, что ты жива, она захочет увидеть тебя. Твоя профессия приведет ее в смущение. А когда она узнает о наших отношениях…
      Миранда почти забыла, как она чувствовала себя, когда краснела, но теперь ей пришлось об этом вспомнить.
      – Я не подумала, что Рейчел может кому-то рассказать обо мне. Я думала, она будет сердита на него так же, как была я.
      – Ты ошиблась в первом случае. И вероятно, ошибаешься во втором. Будем надеяться, что она не захочет причинить боль своей матери. Нам совершенно не нужно, чтобы твой отчим появился здесь. Он может создать нам массу неприятностей.
      Миранда вскочила на ноги и погрозила ему пальцем.
      – Теперь я понимаю, почему ты так противился моей встрече с сестрой. Мне следовало сразу это понять. Ты беспокоишься о делах.
      Шрив и глазом не моргнул.
      – Кто-то должен беспокоиться о делах. Наша карьера может пострадать.
      – Не говори глупостей. Мы теперь знамениты. Ты – Шрив Катервуд, «Романтическая звезда трех континентов». Я – «Таинственная и очаровательная Миранда». Я взрослая женщина. Он не может явиться с детективом и упрятать меня в исправительный дом. Он ничего не может сделать.
      Шрив только махнул рукой и отвернулся. Устало опустившись в кресло, он положил ноги на маленькую скамеечку.
      – Он может причинить нам неприятности. Он по-прежнему пользуется влиянием здесь, в Чикаго, а теперь еще и в Вашингтоне. Я полагаю, что он полностью восстановился по службе в армии.
      – Он даже не считает нужным ходить в театр, – презрительно сказала Миранда. – Рейчел рассказала мне об этом.
      – Ничего удивительного, учитывая то, где он нашел тебя.
      – Он же считает, что я умерла.
      – Он перестанет так думать, как только твоя сестра расскажет ему о вашей встрече. А может быть, он никогда и не верил, что ты умерла. Может быть, он просто хотел сломать тебя и напугать до полусмерти, чтобы ты впредь не пыталась увидеться с матерью. Скорее всего уже через несколько часов он узнал, что ты убежала.
      – Я говорю тебе…
      – Нет. – Он поднял руку. – Нет. Позволь мне кое-что сказать тебе, Миранда. Выслушай меня. Ни один театральный агент не захочет неприятностей. Слово здесь, слово там, и наше турне может внезапно прерваться. Ангажементы будут отменены. Более того, дурная слава начнет распространяться, и мы останемся без работы.
      – Но у нас контракт.
      – Он ничего не будет стоить, если кто-то захочет повредить нам.
      Она смотрела в его невозмутимое лицо и мысленно ругала его всеми известными ей словами.
      Шрив поднял одну бровь.
      – Живая леди Макбет! Если бы ты могла с таким же жаром играть на сцене!
      Гнев, печаль, разочарование, отчаяние слились в одном громком крике. Она бросилась на него, растопырив пальцы как когти. Он схватил ее за руки, скрутил их у нее за спиной и прижал ее к себе так, что грудь Миранды оказалась прижатой к его груди. Их лица были в дюйме друг от друга. Он улыбался.
      – Не смей, – пригрозила она. – Не смей целовать меня.
      – Почему же? Все идет так, как мы репетировали. Прекрасное укрощение. Жаль попусту тратить такую сцену.
      – Это не сцена, – прошипела она. Он потерся носом о ее нос.
      – Идеальное расстояние.
      – Прекрати. – Она начала извиваться в его руках, стараясь высвободиться.
      Шрив вздохнул.
      – Я отпущу тебя, если ты пообещаешь не царапать мне лицо. Грим поверх царапин ложится очень плохо. И с ним столько хлопот.
      Она надула губы.
      Он крепче сжал ее руки, подняв голову так, чтобы его лицо оказалось выше.
      – И не плюйся! У тебя это никогда не получалось. К тому же ты находишься так близко от меня, что попадешь и в себя тоже.
      – Чтоб черти утащили тебя в ад!
      Его красивые губы скривились в язвительной усмешке.
      – Очень хорошо. Прекрасная интонация. Очаровательное крещендо. Начато достаточно низким тоном, чтобы не сорваться на крик в конце.
      Миранда перестала вырываться и замерла.
      Медленно, осторожно он отпустил ее руки.
      Миранда неловко поднялась, зацепившись ногой за подол своей юбки, и с трудом выпрямилась. От гнева и унижения она была бледна как снег. Никогда еще в своей жизни она не испытывала к нему такой ненависти, как в этот момент. Почти четырнадцать лет он руководил ее жизнью. Он контролировал в ее жизни все: от сна до пробуждения, от появления на публике до самых интимных моментов.
      Он научил ее дышать, двигаться. Он поработал над ее необразованной речью и произношением.
      Он взял девочку Миранду и сделал ее своим творением, актрисой – «Таинственной и очаровательной Мирандой». Девочка, которая играла на холме с Братом Белого Волка, ушла в прошлое. Ни жеста, ни интонации, ни вздоха не осталось от той Миранды – только то, чему Шрив научил ее. Даже ради спасения своей души она не могла перестать играть. Все чувства, которые он разбудил в ее теле, существовали, чтобы доставлять ему удовольствие.
      А теперь он смеялся ней как над последней дурочкой.
      Внезапно она увидела себя такой, какой, должно быть, видел ее он. Она была его вещью, без собственных чувств, без собственной воли.
      Его насмешка была для нее как удар ножом в живот. Он терзал и колол ее до тех пор, пока ей не стало казаться, что она умирает. Собрав всю силу воли, на какую она только была способна, Миранда придала лицу спокойное выражение.
      – Мне надо пойти и приготовиться к вечернему спектаклю.
      – Миранда, – услышала она его голос, когда уже взялась за ручку двери. – Не принимай все так близко к сердцу. Забудь об этом.
      Не подав виду, что услышала его слова, она открыла дверь.
      – Миранда! Больше не беспокой свою сестру и мать. Ты решила жить своей собственной жизнью. Не пытайся…
      Дверь с грохотом захлопнулась за ней.
 
      – Миссис Уилкокс, я передумала. Если еще не поздно, я хотела бы пойти сегодня в театр.
      Директриса улыбнулась Рейчел. С большей фамильярностью, чем было в ее правилах, она положила руку на плечо девушки.
      – Дорогая моя, я искренне верю, что ты сделала разумный выбор. Твой первоначальный отказ пойти в театр из-за того, что твой отец не одобряет этого, делает тебе честь. Честно сказать, я не знаю ни одной девушки, которая добровольно отказалась бы от такой возможности.
      – Да, мэм.
      – Но я считаю, что в этом вопросе ты можешь положиться на меня. Твой отец, как многие благонравные люди, понимает, что театр часто является средоточием низких нравов. Поэтому выбор пьесы должен быть очень тщательным. Многие считают, что развлечение и образование не стоят того времени, которое затрачивается на них. Я уверена, что твой отец именно так и думает. – Она с надеждой посмотрела в лицо Рейчел.
      – Думаю, вы правы.
      – Места еще свободны. А подруга твоей матери, Миранда, заботилась лишь о твоих интересах. Такая замечательная возможность для тебя посмотреть «Макбета»!
      – Да.
      – В любом случае, чтобы поступить абсолютно правильно и снять с тебя всякую вину, я написала письмо твоему отцу, объяснив ему, что именно я настояла на том, чтобы ты пошла на этот спектакль. Для повышения твоего культурного уровня.
      Рейчел похолодела.
      – Вы написали моему отцу? О, миссис Уилкокс, не думаю, что это была хорошая идея.
      – Глупости, моя дорогая. Ты сможешь пойти в театр со спокойной совестью. Бессмертные строки Шекспира потекут к тебе…
      – Вы уже отправили письмо? – От волнения она даже повысила голос.
      – Оно ушло сегодня с утренней почтой. – Директриса обняла свою подопечную за плечи. – А теперь оставь всякие опасения. Даже если твой отец будет недоволен, он не обвинит в этом тебя. А сейчас ступай к себе и переоденься.
      – Вы послали письмо обоим моим родителям или только моему отцу?
      – Обоим, конечно. В конце концов Миранда сказала, что она старая подруга твоей матери.
      У Рейчел сердце ушло в пятки. Она представила себе, что почувствует ее мать, когда прочитает это письмо.
      Миссис Уилкокс поправила золотистый локон, выбившийся из косы Рейчел.
      – Беги и скажи Доринде, чтобы вместо формы она надела свое лучшее платье. – Она позволила себе широко улыбнуться. – Сегодня мы все будем в своих лучших нарядах.
 
      Генри Келлер с удивлением обнаружил, что Бенджамин Уэстфолл был клиентом сыскного агентства Пинкертона. Паркер Бледсоу, детектив, которому было поручено дело, обнаружил сбежавшую падчерицу полковника, Миранду Драммонд.
      Прочитав имя «Миранда», Келлер опешил. Была ли актриса, та несравненная Миранда, и разыскиваемая Миранда Драммонд одним и тем же лицом? Если так, то сейчас она наводила справки о жизни своей сестры Рейчел?
      Беглый просмотр старого отчета подтвердил его догадку. На фотографии в деле была явно изображена Миранда в очень юном возрасте. К тому же ее нашли в труппе странствующих актеров, которая называлась «Сыновья Мельпомены». Детектив привел своего клиента в театр, где тот разговаривал со своей падчерицей. Руководитель труппы, Шрив Катервуд, отрицал, что ему было известно о несовершеннолетии девушки.
      Здесь отчет обрывался с загадочной поспешностью. Резюме по этому делу отсутствовало.
      Келлер перевернул страницу. Ничего. Вероятно, Уэстфолл решил оставить девушку там, где она была. Очень разумное решение. Очаровательное лицо, прекрасный голос, элегантные манеры сделали ее знаменитой во всем мире.
      Дальше следовал подсчет расходов. Уэстфолл расплатился с агентством сполна. Здесь были указаны сумма и дата оплаты – следующий день после разговора в театре.
      Келлер широко открыл глаза, прочитав последнюю строчку в деле.
      «Детектив Паркер Бледсоу убит. Убийца не найден».
      В конце стояли инициалы, вероятно, принадлежавшие клерку или другому детективу, возможно, тому, кому было поручено расследование дела Бледсоу. (Агентство заботилось о своих сотрудниках.)
      Келлер отложил отчет. Его разбуженное любопытство заставило его еще раз просмотреть все дела. В одном из ящиков он разыскал дело Бледсоу.
      Детектив был убит поздно ночью, на улице, через несколько часов после того, как была найдена Миранда Драммонд. Келлер нахмурился. Слово «причудливый» редко приходило ему на ум, тем более в описании чьей-либо смерти. Паркер Бледсоу был обезглавлен.
      Он вернулся в агентство, отдал чек, очевидно, написал отчет, необходимый для завершения дела, и пошел домой. Его тело нашли на следующее утро на дороге в нескольких метрах от гостиницы, где он жил.
      Келлер прочитал доклад следователя. Голова убитого была отделена от тела. Предполагалось, что орудием убийства мог служить длинный нож или сабля. Угол нанесения удара говорил о том, что убийца находился верхом на лошади. Никаких следов борьбы на теле не обнаружено. «Убит одним ударом».
      Мотив убийства не был выяснен. Бледсоу специализировался на делах по поиску пропавших людей, процент раскрытия которых составлял у него более шестидесяти процентов. Он не был женат, врагов у него не было. Детектив, проводивший расследование, предположил, что его убили по ошибке, приняв за другого человека.
      Убийство так и не было раскрыто.
      Генри Келлер откинулся на спинку стула и задумчиво посмотрел на документы.
      Совпадение, сказал он себе. Слишком много совпадений. Сабля. Кто носит сабли? Кавалерийские офицеры. Он записал имя детектива, проводившего расследование. Если этот человек еще работает в агентстве, он хотел бы с ним поговорить.
 
      Бригадный генерал Бенджамин Уэстфолл, со дня на день ожидавший своего повторного назначения в гарнизон в районе реки Платт, смял в руке лист бумаги. Набухшие вены и красные пятна резко проступили на белой коже его руки.
      Другой рукой он взял сигару из пепельницы и сердито затянулся. Дым, насыщенный никотином, сразу же устремился ему в легкие. Он задержал его там, прикрыв глаза. Его пробирала дрожь. Холод, возникший где-то внутри, начал распространяться по всему телу, угрожая поглотить его целиком.
      Он сдвинул сигару в уголок рта, сжал зубами ее конец и вновь расправил письмо.
      «…подруга миссис Уэстфолл… Миранда… билеты в театр…»
      Его гнев, вызванный письмом, все усиливался. Всю жизнь он был вынужден зависеть от дилетантов. Видимо, эта глупая женщина Моррисон – нет, ее звали как-то иначе – Мортимер, не смогла удержать у себя грубую упрямую девчонку достаточно долго, чтобы сломать ее волю.
      Миранда вернулась к своим актерам, а сейчас, по словам миссис Уилкокс, она имеет потрясающий успех у публики.
      Дрожащими руками Уэстфолл достал из конверта второй листок. Он развернул программу, где значились Шрив Катервуд, «Романтическая звезда трех континентов» и «Таинственная и очаровательная Миранда».
      Катервуд! Он готов был поставить свой последний доллар на то, что Миранда вообще недолго пробыла у миссис Мортимер. А он заплатил этой женщине приличную сумму, хорошие деньги, которые в тот момент были остро нужны ему самому.
      В своем гневе он забыл о сигаре. Горячий пепел упал ему на колено. Ругаясь, он попытался сдуть его на пол. В этот момент сигара выпала у него изо рта. Ему пришлось наклониться, чтобы поднять сигару, прежде чем она прожжет дыру на ковре. Его страдающие от артрита суставы заскрипели. Когда он выпрямился и вновь уселся в кресло, он весь дрожал и покрылся потом.
      Проклятый Френсис Драммонд! Этот человек преследовал его в течение почти двадцати лет. Сначала он был женат на женщине, которая была нужна ему, Уэстфоллу. Потом он выходил живым из одной ловушки за другой с упорством, которое раздражало и пугало Уэстфолла. Наконец его попытка вернуться в форт Галлатин вместе с разведчиком Хикори Джо Магрудером стала главной темой нескольких статей в бульварных журналах. Причудливая, многократно измененная история выдавалась за «истинный» рассказ о самом главном событии резни Кларендона. В каждой из этих статей Уэстфолл был выведен либо трусом, либо негодяем.
      А теперь Миранда Драммонд становится для него источником еще больших неприятностей, чем ее отец.
      Все началось с ее побега. Девушка явилась первой возмутительницей спокойствия; потом еще этот детектив-шантажист. Сейчас Уэстфолл понимал, что он должен был убить их обоих. Он сомневался, что Бледсоу успел увидеть, кто нанес ему удар. Резкий, мгновенный, смертельный. Оба тела можно было бросить в озеро Мичиган, и никто бы ничего не узнал.
      Он сунул сигару в пепельницу. Жалость – это для дураков.
      Потом он вновь перечитал письмо. Дура-директриса Уилкокс открыла двери школы и позволила Миранде увидеться с сестрой. Кроме того, она сообщает, что такое же письмо собирается послать его жене. Он должен быть дома ближайшие несколько дней, чтобы успеть перехватить почту, прежде чем она ее увидит. Рут не должна узнать, что Миранда жива.
      Еще более трудная задача заключалась в том, чтобы удержать Рейчел от разговора с матерью о Миранде. Значит, ему нужно просматривать все письма Рейчел, пока он сам не напишет ей о том, что ей не следует сообщать Рут о Миранде. Но он не мог быть уверен, что в разговоре с матерью у нее не сорвется с языка упоминание о сестре. Его всегда приводило в отчаяние, что Рут так окончательно и не пережила потерю старшей дочери.
      Между этими двумя, видимо, существовали какие-то странные отношения. Рут годами оплакивала дочь. Он поежился при мысли о последствиях возможной встречи Миранды с матерью, когда Рут узнает о том, что он нашел ее дочь и не вернул ее домой.
      Как только о его назначении будет объявлено официально, он сразу же увезет жену в Вайоминг. Она будет занята делами гарнизона, как все жены офицеров. Он же займется восстановлением форта Галлатин и заставит сиу дорого заплатить за позор, преследовавший его долгие годы.
      Поражение Кастера в 1876 году представило ему шанс изменить свою судьбу. Он посылал в министерство письмо за письмом, описывая свою службу в форте Галлатин и не преминув напомнить, что с него сняты все выдвинутые против него обвинения, сообщал о своем безупречном образе жизни, включая тот факт, что он женился на вдове Френсиса Драммонда, и просил восстановить его в должности командира.
      Наконец унизительное самовосхваление принесло свои плоды. Военное министерство при содействии отца его первой жены согласилось, что армия нуждается в нем и его опыте приграничной борьбы с воинственным племенем сиу.
      Вернувшись на границу с подчиненными ему большими силами, он смог бы осуществить свои планы. Слава, быстрое продвижение по службе, место в конгрессе, даже пост президента стали бы доступны ему.
      Он положил голову на руки и закрыл глаза. Мысленно он проклинал Френсиса Драммонда и все, что было связано с ним. Рейчел надо изолировать от общения с сестрой. Он не мог поехать туда сам. Сейчас для его карьеры наступил слишком критический момент. Надо что-то сделать, чтобы заставить Миранду Драммонд покинуть Чикаго. Что-нибудь ужасное, устрашающее.
      Он открыл глаза. Письмо и программа лежали у него на столе. Твердой рукой он взял программу за уголок и поднес ее к тлеющей сигаре. Бумага мгновенно обуглилась. Вспыхнул тоненький язычок пламени. Пристально глядя в золотую середину, он повернул листок, регулируя огонь. Когда огонь подобрался к его пальцам, он бросил листок в пепельницу и взялся за письмо.
      Когда ни от того, ни от другого не осталось ничего, кроме пепла, он взял сигару и раздавил ее в пепельнице.
 
      Шрив Катервуд медленно открыл дверь. Комната тонула в полумраке вечера.
      – Миранда, – тихо позвал он. Тишина.
      Он вошел, закрыл за собой дверь и осторожно приблизился к кровати.
      – Миранда.
      – Что?
      – Нам пора идти.
      – Я никуда не иду.
      Он опустился на край кровати. Она сразу же отвернулась, так что он увидел лишь ее спину.
      – Конечно, ты пойдешь. Ты можешь сколько угодно злиться на меня, но ты же профессионал до мозга костей.
      – По твоим словам выходит, что нет.
      – Миранда, я…
      – Уходи. – Она плотнее укрылась одеялом и повернулась так, что практически оказалась лежащей на животе.
      – Ты не можешь разочаровать свою публику.
      – Если послушать тебя, то они приходят вовсе не для того, чтобы увидеть меня. Любой может стоять на сцене в моем костюме, а ты сделаешь все остальное.
      – Ты же не веришь в то, что говоришь.
      – Разве? Это не имеет значения. Я думаю, что мне больше никогда не захочется играть.
      Он потянулся и лег рядом с ней, прижавшись животом к ее ягодицам. Его рука легла ей на талию и поползла вверх, намереваясь найти ее грудь, но Миранда оттолкнула его руку.
      Шрив улыбнулся про себя и прижался к ней теснее, так что его губы оказались всего в нескольких дюймах от ее шеи.
      – Миранда, – он тихонько подул ей в ухо. – Миранда, нам пора идти.
      Она подняла плечи и глубже зарылась лицом в подушку.
      – Миранда.
      – Иди к черту. Оставь меня в покое. Он положил ей руку на плечо.
      – Ты должна сегодня выйти на сцену.
      – Нет.
      – Если ты не сделаешь этого, ты потом будешь очень жалеть.
      – Это ты будешь жалеть. Хозяин театра может потребовать, чтобы ты вернул причитающийся тебе процент.
      – Он никогда этого не сделает. В контракте есть пункт, предусматривающий возможность болезни ведущих актеров.
      – Какой ты умный.
      – Да, но я не слишком чуткий человек.
      – Не могу поверить, что слышу от тебя такие слова.
      – Это правда. – Он прижался к ней еще теснее, так что их тела теперь составляли одно целое. Он погладил ей руку. – Это в тебе вся страсть, весь огонь.
      – Ой, я сейчас умру!
      – Это правда. Ты – душа и сердце. Я – лишь мозг нашего союза.
      – О, большое спасибо!
      – Но мозг ничего не значит без души и сердца.
      – Ты можешь прекрасно обходиться без меня, как ты часто любишь повторять.
      – Но мне нужны душа и сердце. Чтобы удерживать меня от лжи, когда разумнее сказать правду. – Он поцеловал мочку ее уха.
      Она поежилась и попыталась отстраниться, но он не отпускал ее.
      – Почему я позволяю тебе так обращаться со мной?
      – Потому что я прав. И ты знаешь, что я прав. Знаешь это с того самого момента, когда увидела меня на сцене в роли Ромео, а я знаю это с тех пор, как вытащил тебя из нашего фургона.
      – Ты подлый лгун. – Она произнесла это без особого пыла. Единственное, что она чувствовала, это огонь, разливавшийся по телу от его прикосновений.
      – Но тебе это уже известно. – Он стянул с нее одеяло. – А если ты уже это знаешь, то как моя ложь может задевать тебя? – Он сунул руку под пояс ее халата.
      – Шрив…
      – Я не собираюсь сейчас заниматься с тобой любовью. – Он взял в рот мочку ее уха, лаская ее губами. Его пальцы уже забрались ей под панталоны. – Я не хочу торопиться и портить то, что ждет нас с тобой сегодня вечером.
      – Шрив! – воскликнула она.
      – Я просто хочу, чтобы ты помнила, что у нас будет вечером. Это будет так прекрасно, так замечательно. – Он слегка укусил ее за ухо.
      Она вскрикнула от боли и наслаждения, когда его пальцы начали ласкать ее.
      – Ты должна встать и пойти в театр, – настойчиво произнес он. – Сейчас же.
      – Сейчас? О Шрив! – Она обеими руками сжала подушку.
      – Сейчас. Твоя сестра не испытывает к тебе ненависти. Просто она на тебя зла. – Его пальцы продолжали свое движение. Он горячо дышал ей в ухо.
      – О Шрив, я не могу поверить…
      – Она просто наказывает тебя за то, что ты не умерла. Когда у нее будет время подумать, она изменит свое решение.
      Миранда задрожала.
      – Я так не думаю.
      Он убрал руки и сел, перевернув ее на спину и удерживая за плечи.
      – Поверь. Даже если она еще не привыкла к мысли о существовании сестры, она все равно придет.
      Она посмотрела на него своими голубыми, полными слез глазами.
      – Почему ты так думаешь?
      Он наклонился и быстро поцеловал ее.
      – Потому что ты – Миранда. И ты лучшая актриса, которую когда-либо видел этот город.

      – Зал полон. Зал полон. – Миранда в волнении схватила Шрива за рукав.
      – Я же говорил тебе. – Он похлопал ее по руке, потом высвободился. – Ты помнешь мне костюм.
      Она в страхе прижала руки к щекам.
      – Я не смогу сыграть последнюю сцену. Я не могу вспомнить, что я должна говорить. У меня такое ощущение, будто я никогда не произносила ни слова из этой роли.
      Шрив картинно закатил глаза.
      – Боже правый, помоги мне!
      Она вытерла руки о край своего плаща.
      – Я не шучу. Я не могу вспомнить, что я должна говорить.
      Он терпеливо взял ее за руку и повел по ступеням, ведущим на сцену. Сняв плащ с ее плеч, он сунул ей в руку зажженную свечу.
      – Шрив, – воскликнула она. – Нет!
      – «Пятно не сходит…» – прошептал он ей в ухо слова и вытолкнул ее на сцену.
      Одетая в длинную белую ночную сорочку леди Макбет, она сделала еще шаг на освещенную тусклым светом сцену и начала спускаться по лестнице. Доктор и придворная дама прервали свой разговор и выжидающе посмотрели на нее. Как безумная женщина, которую она играла, Миранда растерянно посмотрела на публику. Ее взгляд упал в ложу и замер, когда она нашла лицо, которое искала.
      Заученными движениями, не размышляя, она поставила свечу на ступеньки и принялась с остервенением тереть свои руки.
      – «Пятно не сходит… Прочь, проклятое пятно! Прочь, говорю я тебе!»
      Энергичные движения сотрясали все ее тело, ужасные мысли отражались на ее лице. Она услышала звук колокола.
      – «Час, два – теперь пора за дело!»
      Вина ее героини как бы стала ее собственной виной. Леди Макбет подтолкнула Макбета на то, чтобы он убил собственного короля. Миранда Драммонд оставила мать в самую тяжелую для нее минуту. Леди Макбет не могла себя простить. Миранда искала прощения у своей сестры. В ее словах звучало раскаяние.
      – «У тана Файфского была жена; где она теперь?»
      Публика смотрела на нее как завороженная. Многие заметила взгляд леди Макбет, устремленный на темную ложу. Стоя за кулисами, Шрив, прищурившись, смотрел, как женщина возобладала над актрисой и ее игра стала ее жизнью.
      Слова доктора и придворной дамы проникли в сознание Миранды и вернули ее к роли. Она вновь стала несчастной королевой.
      – «Эта маленькая ручка все еще пахнет кровью».
      Когда она повернулась к ступеням, забрав мерцающую свечу, публика не издала ни звука, оказывая высший знак уважения актеру или актрисе. Они настолько были увлечены происходящим, что события пьесы стали реальными и для них. Под впечатлением подлинной трагедии никто не решился аплодировать.
 
      – Вы были просто великолепны, мисс Миранда. – Глаза миссис Уилкокс сияли, щеки раскраснелись.
      – Да, чудесны, – подтвердила ее сестра.
      – Мы так благодарны вам за приглашение. Я никогда прежде не сидела в ложе. Все было просто восхитительно. И потом – ваша игра. Замечательно!
      У Миранды уже свело губы от необходимости постоянно улыбаться. Публика проходила через зеленую комнату нескончаемым потоком. Глядя на всех этих людей, Миранда уже не надеялась, что ее сестра зайдет, чтобы поговорить с ней.
      Наконец миссис Уилкокс и ее подопечные появились в дверях. Рейчел все-таки оказалась в одной комнате с ней. Миранда протянула руку худенькой брюнетке, подруге Рейчел, Доринде. Девушка смущенно пробормотала слова благодарности.
      Потом рядом с ней оказалась Рейчел. Выражение ее лица было сдержанным, голубые глаза не смотрели на Миранду, а были устремлены куда-то в сторону.
      – Большое спасибо за билеты, – сказала она. – Пьеса мне очень понравилась.
      – Мне приятно это слышать. – Миранда медленно убрала протянутую руку, которую сестра не пожала, сделав вид, что не заметила. Ее красивый, сдержанный голос вдруг слегка дрогнул.
      Услышав, как она волнуется, Шрив пришел ей на выручку. Обняв ее за талию, он высокопарно произнес:
      – Великий бард дал нам прекрасные строки. Мы знаем, в чем величие его трагедии, и всегда счастливы, когда публике нравится наша игра.
      Рейчел как-то странно посмотрела на этот фамильярный жест.
      Внезапно Миранде стало все безразлично. Ее взгляд, настороженный и одновременно вызывающий, остановился на лице сестры. Миранда намеренно прижалась головой к плечу Шрива.
      – Мы очень рады, что вы смогли прийти. Прежде чем посетители двинулись к двери, Шрив вежливо обратился к директрисе:
      – Нам бы хотелось попросить вас об особом одолжении.
      Миссис Уилкокс мило улыбнулась:
      – Все что пожелаете.
      – Мы с Мирандой хотели бы пригласить дочь ее подруги, Рейчел, завтра на ленч.
      – О, как мило! – Миссис Уилкокс обратилась к девушке. – Ты же не откажешься, верно, Рейчел?
      Белокурая головка поникла; потом Рейчел с едва заметным вызовом подняла на них глаза. Голос девушки прозвучал холодно.
      – У меня завтра много занятий.
      – Но вам все равно надо будет поесть, – спокойно заметил Шрив. – Хорошо. Мы зайдем за вами в полдень.
      Когда они ушли, Миранда посмотрела на него полными слез глазами.
      – Шрив Катервуд, я всегда считала тебя самым большим негодяем на свете. Но сейчас я Прошу прощения за все свои дурные мысли о тебе. Смиренно прошу прощения.
      Обняв Миранду, он прижал ее голову к своему плечу и ласково погладил по спине.
      – Не надо, – прошептал он, целуя ее в макушку, – не надо плакать.
      – Я не могла придумать, что сделать, что сказать. Ты сказал именно то, что нужно. Я очень тебе признательна.
      – К концу завтрашнего ленча ты, можешь быть, уже не будешь так признательна, – предупредил он.
      – И все же ты дал мне шанс еще раз поговорить с ней. Ты так добр.
      Он усмехнулся.
      – Ты же в это не веришь. Ни капельки. И не меняй свое мнение обо мне. Я именно таков, каким ты меня считаешь. Я просто не могу видеть, как ты изводишь себя. Это плохо отражается на твоей игре.
      Она опустила голову.
      – Не удивлюсь, если сегодня я ужасно играла. Я, кажется, совершенно не могла сосредоточиться на леди Макбет. Я играла плохо.
      В его улыбке мелькнула ирония.
      – Нет. Ты была даже слишком хороша.
      – Слишком хороша! – Она резко подняла голову.
      – Ты выложилась полностью. Ты отдала всю себя своей роли. Ты не играла. Ты была леди Макбет. Ощущение вины было настоящим. Ты растворилась в леди Макбет. И это плохо.
      – Но я думала… Он покачал головой.
      – Это работа. Это то, чем мы зарабатываем на жизнь. Потом мы отделяем себя от нашей работы и становимся совершенно другими людьми. Я не Ромео, не Макбет, не Гамлет и не Бенедикт. Я – Шрив Катервуд, играющий эти роли. Когда пьеса кончается, я становлюсь совершенно другим. И Миранда не может быть Джульеттой, Офелией или Беатриче. Если это произойдет, Миранда исчезнет.
      – Ты говорил это и прежде.
      – И я вновь это повторяю. Ты должна научиться играть. – Он чмокнул ее в кончик носа. – И никогда, никогда не растворяться в роли. Это убьет тебя.
 
      Окна ресторана выходили на Мичиган-авеню, но они пришли не для того, чтобы полюбоваться исторической улицей. В углу зала, скрытые развесистой пальмой, Миранда и Рейчел сидели друг против друга. Лицо юной девушки было недовольным, глаза сердитыми.
      Когда официант принял их заказ, Шрив улыбнулся своей знаменитой ослепительной улыбкой, от которой млели женщины в самых дальних рядах зрительного зала.
      – Итак, мисс Драммонд, я знаю, что вы стремитесь поскорее закончить обучение у миссис Уилкокс.
      Рейчел сосредоточенно выравнивала ручки столовых приборов на столе перед собой.
      – Не совсем так, мистер Катервуд.
      Он бросил удивленный взгляд в сторону Миранды. Ее взгляд был холоден, уголки рта побелели.
      – Я считал, что все молодые женщины в вашем возрасте стремятся выезжать в свет, чтобы найти себе достойного молодого человека. Из слов Миранды я понял, что ваша мать и ваш отчим переехали в Вашингтон. Вам повезло, что именно там вы впервые выйдете в свет. В этом городе много богатых и влиятельных людей. Перед вами открывается большая перспектива удачного брака.
      – Я не еду в Вашингтон.
      Миранда взглянула на Шрива, потом на свою сестру.
      – У тебя есть молодой человек, с которым ты помолвлена?
      – Нет, конечно, – последовал раздраженный ответ.
      Официант принес им суп, и они в полном молчании приступили к еде.
      – Папа поехал в Вашингтон только для того, чтобы ждать там новое назначение. Он будет назначен в Горный район представителем Бюро по делам индейцев. – Рейчел злорадно улыбнулась сестре. – Они с мамой поедут туда, как только о назначении будет объявлено официально.
      – В Горный район? – воскликнула Миранда. – Ты имеешь в виду Монтану?
      – Кажется, да. – Рейчел отложила ложку. – Мне, честно сказать, все равно. Я не собираюсь туда ехать.
      Миранда больше не смотрела на свою младшую сестру, она смотрела на Шрива.
      – Он возвращается в форт Галлатин. – Ее голос дрогнул. – Зачем он собирается это делать?
      – Монтана – огромный штат, – напомнил ей Шрив. – Почти такой же, как Техас. Он может быть назначен куда угодно.
      – Он собирается восстановить форт Галлатин, – сказала Рейчел. – Это его мечта. Он часто говорил нам об этом. В тот вечер, когда они уезжали в Вашингтон, он снова повторил нам это. Он хочет там все наладить.
      Миранда в волнении схватилась за край стола.
      – Наладить! Никогда. Он хочет мести. Он хочет отомстить за свой позор и излить весь гнев на народ сиу.
      – Спокойнее, дорогая, не волнуйся. Подумай, о чем ты говоришь. У тебя нет оснований утверждать это. Это же смешно.
      – Ничего смешного. Я знаю этого человека.
      – Откуда вы можете знать его? – язвительно произнесла Рейчел, впервые обратившись непосредственно к Миранде. – Вы покинули дом, когда он еще не был женат на маме. Вы никогда не жили с ним под одной крышей.
      – А он никогда и не хотел, чтобы я жила с ним, – не задумываясь, бросила Миранда.
      – Это неправда.
      – Это правда. – Голос Миранды звучал отрешенно. Внезапно для нее уже стало не так важно примирение с сестрой. Ее заклятый враг, человек, который убил ее отца, занимал теперь ее мысли. – Он никогда и не планировал, что я буду жить с ними. Он сказал мне об этом в тот день, когда я убежала из дома. Меня должны были послать в школу. Возможно, в такую, как школа миссис Уилкокс. Он мечтал разлучить меня с матерью, как он это сделал с тобой.
      – Почему вы не хотите мне поверить? – спросила Рейчел. – Я сама выбрала эту школу. Я давно мечтала учиться у миссис Уилкокс.
      – Дамы, – укоризненно произнес Шрив. Миранда с жалостью посмотрела на Рейчел.
      – Ты никогда не была свободна. Школа для тебя означала свободу. А для меня она была тюрьмой. Знаешь, когда я узнала, что тебя отправили в школу, я искренне подумала, что мне надо тебя спасать.
      Рейчел от удивления открыла рот. Впервые дерзкое выражение исчезло с ее лица. Она слегка нахмурилась.
      Миранда вновь обратила свой взгляд на Шрива.
      – Ты видишь, что он делает? Он возвращается на место своего преступления. Когда он убил моего отца, он разрушил свою карьеру. Он вынашивал мечту о мести долгие годы.
      – Миранда… – начал Шрив, но она перебила его.
      – Сиу были слишком свирепыми. Или, может быть, наоборот, недостаточно свирепыми. – Ее глаза зажглись голубым огнем. – Если бы они убили всех одним разом – моего отца, Хикори Джо, Кларендона, весь отряд – тогда его, вероятно, нельзя было бы обвинить. Пресса сделала бы из него героя, храбро защищавшего форт.
      – …ты драматизируешь события. Я предостерегал тебя. Жизнь – не трагедия Шекспира. Здесь нет такого понятия как рок.
      – Разве нет?
      Рейчел переводила взгляд с одного на другого; о еде было забыто.
      – Мой отец нарушил его героические планы. А Веллингтон вернулся.
      – Веллингтон? – тихо повторила Рейчел.
      – Да, Веллингтон. Ты спрашивала меня о нем. Но известно ли тебе, что когда Веллингтон вернулся, офицеры форта хотели выехать на помощь отряду? Мы все слышали выстрелы. Даже тогда они еще могли спасти моего отца.
      – Спасти отца? Шрив покачал головой.
      – Рейчел, это фантазии твоей сестры.
      – Это не фантазия. Они все знали, что Уэстфолл был трусом. Или даже хуже того. Ведь был же суд.
      – И его оправдали.
      – Но он потерял свое звание и должность. А сиу дотла сожгли форт Галлатин. – Миранда прерывисто дышала. Ее прекрасные глаза сверкали. – А теперь он хочет восстановить его и начать войну с индейцами, чтобы выйти из нее героем. И к тому же наказать сиу.
      – Ты не можешь этого знать.
      – Но я знаю. Знаю. Вспомни, что он пытался сделать со мной. Ты же видел, как со мной обращались. Через неделю я бы уже была мертва.
      – Мертва? – прошептала Рейчел.
      – У меня по-прежнему есть друзья в районе Салливанских холмов. Я свяжусь с ними. Семнадцать лет назад Адольф Линдхауэр был уважаемым торговцем в тех местах. Если он еще жив, то, вероятно, богат как крез и не захочет, чтобы мир был нарушен.
      – Ты давно не видела этого человека, – попытался урезонить ее Шрив. – Он, вероятно, уже умер.
      – Только не он. Он умел быть осторожным. Он женился на женщине из племени шайенов. У него были от нее сыновья. – Она чуть заметно улыбнулась при мысли о Брате Белого Волка. Она так давно не вспоминала о своем друге детства.
      – Они не прислушаются к твоим словам. Они знают обстановку, а ты нет.
      – Но им вряд ли известно о том, что Уэстфолла назначают представителем Бюро по делам индейцев. Если они узнают об этом, то, вероятно, смогут употребить все свое влияние, чтобы помешать этому назначению.
      – Миранда. – Шрив взял ее за руку. – Это тебя не касается.
      – Это всех касается. Ты не можешь этого понять. Ты не видел, что сделали с моим отцом. С другими людьми. Это не должно повториться. Прошло всего семь лет после поражения Кастера. Его отряд тоже был уничтожен до последнего человека. Сиу очень хорошие воины, может быть, самые лучшие в мире. Если Уэстфолл добьется своего, будет новая резня. Она встала и бросила на стол салфетку.
      – Прошу меня извинить. Шрив, ты можешь побыть с моей сестрой и потом проводить ее домой? Рейчел, я рада слышать, что тебе нравится в школе. Надеюсь, ты скоро встретишь молодого человека, который будет о тебе заботиться. Я обещаю, что больше никогда не потревожу тебя.
      Рейчел побледнела. Ее нижняя губа задрожала.
      – Миранда, ради Бога, подумай, что ты делаешь. – Шрив поднялся и схватил ее за руку.
      Она отстранилась.
      – Я возьму кеб, чтобы вернуться в гостиницу. Мне надо написать несколько писем, которые не могут ждать.
 
      Кто-то тихо постучался в дверь комнаты Миранды. Она удивленно подняла голову от стола, за которым писала.
      – Кто там?
      – Это я, Рейчел.
      – Кто?
      Дверь открылась.
      – Ваша сестра, Рейчел. Можно мне войти? Миранда слегка улыбнулась.
      – Конечно, входи.
      Рейчел закрыла за собой дверь и прошла в центр комнаты.
      – Мы со Шривом закончили ленч.
      – Хорошо.
      – Э-э… я хотела выразить свое восхищение вашей игрой.
      – Спасибо.
      – Это действительно очень впечатляло, особенно в последней сцене, где вы кончали жизнь самоубийством. Вы заставили меня поверить в то, что вы действительно были виновны.
      – Если ты поверила в это, значит, я в самом деле хорошо сыграла.
      Сестры посмотрели друг на друга; теперь они поменялись ролями. Если раньше Миранда нервничала, держалась неуверенно, то теперь она была спокойной, отрешенной.
      Рейчел смущенно сжала руки. Ее взгляд остановился на листах бумаги, лежавших на столе.
      – Вы действительно пишете письмо тому человеку в Монтане?
      Взяв листок, Миранда задумчиво помахала им в воздухе.
      – Честно сказать, я пишу два письма двум разным людям в Вайоминге.
      – Ваши письма в самом деле могут повредить моему отцу?
      Миранда покачала головой, на ее лице появилось неприязненное выражение.
      – Мне бы хотелось обладать таким влиянием, но, боюсь, что мне это не под силу. Я лишь надеюсь, что его назначат в какое-то другое место. Туда, где он не сможет никому причинить вреда.
      – Я думаю, вы к нему несправедливы.
      – Ты слишком долго жила рядом с ним. Ты не можешь быть объективной.
      – Ему в самом деле нужно это назначение.
      Взгляд Миранды стал жестким.
      – А мой отец хотел жить. Как бы то ни было, я думаю, ты будешь довольна его назначением. А уж как обрадуется наша мама!
      – Почему?
      – Да потому что за прошедшие семнадцать лет цивилизация мало коснулась восточных склонов Салливанских холмов. Это ужасное место даже для жизни молодой женщины. Нашей матери сейчас почти пятьдесят. Я думаю, ей не улыбается мысль вновь устраивать там свой дом.
      Рейчел озадаченно посмотрела на сестру.
      – Я не подумала об этом.
      – Верно. Никто ни о чем не думает. – Миранда усмехнулась, потом вернулась к своему занятию. Она подписала письмо и промакнула чернила. Встав из-за стола, она подошла к сестре. Сложив на груди руки, она остановилась перед ней.
      Рейчел занервничала.
      – У вас сегодня есть спектакль?
      – Конечно. Это моя работа. К тому же Шрив не позволил бы мне не выйти на сцену.
      – Вы с ним женаты?
      – Нет. Мы не женаты. Рейчел широко открыла глаза.
      – Но… но вы… э-э… его…
      – Я думаю, любовница вполне подходящее слово.
      Рейчел густо покраснела.
      – Он такой красивый.
      – И очень практичный. Наше соглашение не предусматривает брак.
      – Это значит, что вы встречаетесь с другими мужчинами?
      – Нет. – Миранда вдруг ощутила весь груз своих тридцати лет, глядя на свою юную сестру с совершенно другими моральными принципами. – Но он встречался с другими женщинами.
      – О! – Рейчел побледнела. – И вы не злились на него?
      – Сначала я не знала об этом. Другие актеры и актрисы, мои друзья по труппе, оберегали меня от всего. Спустя какое-то время он перестал это делать. Теперь мы только вдвоем.
      Рейчел озадаченно покачала головой, явно шокированная таким признанием. В маленькой комнате воцарилось молчание. Наконец Рейчел откашлялась.
      – Я написала моему отчиму письмо и сообщила, что вы приходили навестить меня.
      Миранда ничего не сказала. Говорить было не о чем.
      – Миссис Уилкокс сделала это первой. Я просто хотела, чтобы он знал, что я не поверила ни чему из того, что вы мне рассказали.
      – Рада за тебя.
      – Я с самого начала решила не верить, – с гордостью добавила Рейчел.
      – И не поверила.
      – Я ни слова не написала маме. – Она уставилась себе под ноги на пятно на выцветшем ковре. – Я не хотела причинять ей боль и расстраивать ее. Если вы захотите сообщить ей, что вы живы, то сами это сделаете. – Она подняла глаза и увидела, как болезненно сжалось лицо Миранды. – Вы же ни разу не попытались увидеться с ней.
      – Однажды я попыталась. Я увидела тебя и ее на ступеньках крыльца в яркий солнечный день. Ты была в нарядном платье. Он усадил вас в экипаж. Вы были такие счастливые. Я не решилась испортить вам радость. Вероятно, мне вообще не следовало беспокоить вас. – Она грустно улыбнулась. – Но, как я уже говорила, я считала, что он избавился и от тебя. Я пришла тебе на помощь. – Она невесело рассмеялась.
      Рейчел поежилась.
      – Ваши гастроли уже заканчиваются?
      – Да. В конце месяца. Но нас просят остаться. Публика хорошо нас принимает.
      – Куда вы поедете после?
      – В Сент-Луис, потом в Новый Орлеан. А дальше, кажется, в Буэнос-Айрес. Шрива очень любят в Буэнос-Айресе. И меня тоже. Он – темноволосый, а я – белокурая. Аргентинцы любят контрасты.
      – А что будет, если вы не получите известий от своих друзей в Вайоминге до вашего отъезда?
      – Пока я не знаю, как поступлю. Я думаю об этом. Думаю о форте Галлатин. – При этих словах Миранда отвернулась. Некоторое время она стояла, обхватив себя за плечи и пристально глядя в пространство.
      – Вы думаете о нем?
      – О его душе.
      Рейчел приблизилась к сестре.
      – О призраке?
      – Нет. – Миранда покачала головой. – Я не верю в призраков. Я думаю о его душе, которая бродит среди холмов. Его душа бродит среди душ тех, кто погиб вместе с ним, и тех, кого убил он.
      – Это ужасно.
      – Вовсе нет. Душа должна где-то остаться. Бродить среди холмов – это прекрасно. Но от этой мысли мне становится очень грустно. Я не выполнила свою клятву. – Она вытянула руку, неосознанно имитируя жест Шрива в «Гамлете»:
      – «Успокойся, мятежный дух».
      Рейчел опять поежилась. Она чувствовала, что совершенно не понимает свою сестру. Ей казалось, что та просто играет.
      – А что вы будете делать, если они не ответят на ваши письма?
      – Не знаю. Я не загадываю наперед.
      – Я надеюсь, что не ответят. – Рейчел подошла поближе и заглянула в лицо сестре. – В любом случае, вы опоздали со своими письмами. Папа уже получил назначение.
      Миранда быстро подняла голову.
      – Получил?
      – Да. Он прислал мне телеграмму. В конце месяца они выезжают в Вайоминг. Они поедут на поезде прямо в Сент-Луис, а оттуда на север. Вы не сможете остановить их.
      Миранда посмотрела на сестру. Ее красивое лицо стало похоже на лицо леди Макбет.
      – Вероятно, не смогу. Возможно, я и не хочу этого делать.
 
      – Я настаиваю, чтобы мы заехали в Чикаго.
      – Рут, ты виделась с ней всего несколько недель назад. – Уэстфолл недовольно нахмурился. Несмотря на то, что он получил письмо от Рейчел, он не был уверен, что падчерица не выдаст его при встрече с матерью.
      – Четыре месяца. Уже прошло четыре месяца. – Рут сжала в руке платок. – Мы могли бы сесть на поезд до Чикаго, а уже оттуда поехать в Сент-Луис.
      – На это уйдет несколько лишних дней.
      – Моя дорогая миссис Уэстфолл, вы должны понимать, что Бен хочет как можно скорее прибыть к месту своего назначения. Там давно пора навести порядок.
      Рут взглянула на морщинистое лицо сенатора. Хью Смит Батлер, отец Мод Мэри Уэстфолл, смотрел на нее с высоты своего огромного роста.
      – Я тоже хочу, чтобы мой муж как можно скорее прибыл на место назначения, но…
      – Не забывай, дорогая, – прервал ее Уэстфолл, – что по железной дороге мы проделаем только половину пути. После этого…
      Рут на минуту закрыла глаза. Любое путешествие к военным форпостам к западу от Миссисипи было тяжелым. В памяти всплыла та ужасная поездка, когда она молила Бога, чтобы заснуть на полу фургона и замерзнуть насмерть. Рут вздохнула. Она была уже немолода, однако супружеский долг обязывал ее следовать за своим мужем.
      – Мне отлично известны сложности поездки туда, поэтому я хочу увидеться с дочерью. Мы, возможно, будем разлучены с ней на месяцы или даже на целый год.
      – Глупости. Она приедет к нам, как только закончится учебный год. Можешь не волноваться, – заверил ее Уэстфолл. – Я снял целый вагон в поезде, который довезет нас из Вашингтона в Сент-Луис. Мы сможем любоваться пейзажем этой прекрасной страны, который откроется перед нами по пути до Миссисипи.
      – Замечательно. – Батлер хлопнул своего бывшего зятя по спине. – Прекрасная мысль. Только так и надо путешествовать.
      – Я смогу поработать в дороге, составить план празднования.
      – Празднования? – Рут пристально посмотрела на мужа. – Что ты задумал?
      Батлер затянулся сигарой и выпустил кольцо дыма к потолку.
      – У вашего мужа появилась отличная идея, Рут. Он представил ее в комитет конгресса, и она всем понравилась. Мы отметим День независимости. Праздник будет устроен в память о мужественных солдатах, погибших в борьбе с индейцами на реке Паудер и в Монтане. В то же время он поднимет настроение солдат, призванных осваивать Запад.
      – На реке Паудер? – спросила Рут. – Вы упомянули реку Паудер?
      Батлер перевел взгляд с жены на мужа, который сейчас смущенно улыбнулся.
      – Я еще не сообщил ей новость. Лицо Рут побледнело.
      – Какую новость, Бенджамин?
      – Самую чудесную, моя дорогая. – Самообладание несколько подвело его. Он начал нервно потирать руки. – Меня назначили представителем Бюро по делам индейцев в Горном районе. Это будет нечто вроде форпоста с торговой факторией, больницей и отрядом солдат для поддержания порядка. Все это будет создано на территории, которая некогда принадлежала противнику. Теперь мы будем заботиться о нуждах мирных индейцев в резервациях северного Вайоминга.
      – Северный Вайоминг? – Рут растерянно смотрела на мужа. У нее дрогнул голос, когда она задала совершенно излишний вопрос. – Где это все будет находиться?
      Уэстфолл медлил. Наконец он с трудом выдавил:
      – Возле Шеридана.
      – Где именно? – настаивала она.
      – На месте бывшего форта Галлатин.
      – Нет!
      Сенатор от неожиданности открыл рот. Ему пришлось подхватить сигару, чтобы она не упала.
      – Моя дорогая, это, конечно, неожиданность для вас…
      – Как ты мог? – выдохнула Рут. Сдерживая рвущийся из груди крик, она зажала рот рукой, с упреком глядя на мужа.
      Уэстфолл тут же пришел ей на помощь. Он протянул руку, чтобы успокоить ее.
      – Рут, может быть, нам лучше… Она отпрянула и оттолкнула его руку.
      – Я не могу поверить, что ты согласился на такое.
      – Рут…
      – Так вот что ты задумал с самого начала? Для этого ты женился на мне? Чтобы ты мог вернуться в форт Галлатин.
      Он взглянул на своего бывшего тестя, ища поддержки.
      – Пожалуй, нам пора идти. Сенатор кивнул.
      – Так будет лучше. Держи ее в руках, Бен. Такие вещи скверно выглядят со стороны.
      – Я не могу туда вернуться. – Рут покачала головой; серьги у нее в ушах зазвенели. – Как вы не понимаете? Я оставила мужа в этом ужасном месте. Я похоронила Френсиса в этой холодной, бесплодной земле. Нет, я не могу туда вернуться. Я не хочу.
      Ее пронзительный голос заставил нескольких гостей этого званого вечера посмотреть в их сторону. Генерал Уэстфолл покраснел, стараясь загородить жену от любопытных взглядов. К сожалению, даже его фигура была плохим укрытием от тех, кто хотел увидеть что-то интересное.
      – Что ты, Рут, – попытался он урезонить жену. – Ты же жена солдата. Тебя не должны смущать мелкие бытовые трудности. Давай пойдем домой и все обсудим. Ты еще будешь рада, что так сложились обстоятельства.
      – Я – не жена солдата. Я уже семнадцать лет не являюсь ею! – почти выкрикнула она. Ее руки в кружевных перчатках нервно сжались. – Я – жена политика. – Она вскочила и схватила Уэстфолла за рукав. Он бросил испуганный взгляд через плечо.
      – Конечно, конечно, дорогая. Пойдем домой. Мы обсудим все наедине.
      – Когда ты неоднократно говорил мне, что ждешь назначения от Бюро по делам индейцев, я никогда не думала – даже ни на минуту не могла себе представить – что тебя все-таки пошлют в Вайоминг. Почему не в Техас? Не в Нью-Мексико? Не в Аризону? Колорадо? Оклахому? Оклахома – прекрасный штат. Красивые деревья, реки, замечательный климат.
      – Уведи ее отсюда, Бен, – прошипел сквозь зубы Батлер. – На нее все обращают внимание.
      – Вы правы, сенатор.
      – Могу я помочь вам, миссис Уэстфолл? – Хозяйка дома обняла Рут за плечи.
      Рут повернулась к женщине.
      – Я не могу туда вернуться. Я уже не так молода. Я уже схоронила там одного мужа. Я не хочу пройти через это снова.
      – Ну что вы, этого не случится. – Хозяйка дома успокаивающе похлопала Рут по руке.
      – Рут, вот твоя накидка.
      – Я просто не могу туда вернуться. Я не хочу.
      Уэстфолл набросил накидку на ее дрожащие плечи. Прикрывая ее от любопытных взглядов гостей, он и сенатор вывели Рут из комнаты.
      – Я не хочу, – рыдала она. – Не хочу.

      – Ты с ума сошла! – бушевал Шрив Катервуд. Он так резко повернулся к ней, что занавес, отделявший кулисы от сцены, заколыхался, задетый тяжелым плащом Макбета.
      – Прошу тебя. – Миранда зажала ему рот рукой. – Тебя услышат зрители в первом ряду.
      Он замотал головой как безумный.
      – Мне безразлично, даже если меня услышат в Вайоминге. Ты не можешь туда поехать. Не можешь просто так взять и уехать.
      На сцене актер, игравший вторую ведьму, повысил голос. Двое других тоже стали говорить громче. «Пламя, прядай, клокочи!»
      – Я не позволю тебе. – Понизив голос, он бросал ей слова прямо в лицо и благодаря его мощному голосу они попадали в нее словно пули.
      – Я вернусь, как только сделаю то, что должна сделать. – Она попыталась положить конец этому разговору.
      – Ты сама не знаешь, что должна сделать. Тебе вообще ничего не нужно делать. Это просто твое глупое упрямство.
      Она в отчаянии указала на сцену.
      – Ведьмы уже почти закончили.
      Он бросил лишь мимолетный взгляд в их сторону.
      – К черту их.
      – Шрив. – Она подтолкнула его к сцене, такого мощного в тяжелом костюме Макбета и в мехах. – Шрив. Ты пропустишь свой выход.
      – «У меня заныли кости. Значит, жди дурного гостя», – выкрикнула вторая ведьма с гораздо большим пафосом, чем требовалось.
      – Иди.
      – Наш разговор еще не окончен. – Он повернулся и вышел на сцену. – «Эй, черные полуночные ведьмы, чем заняты вы?»
      Зрители завороженно следили за происходящим, не видя ничего подозрительного. С раскатами грома и вспышками огня одно за другим появлялись видения. Призраки королей проходили по сцене. Макбет воскликнул: «Достаточно видений!», и рабочий сцены перестал крутить ручку приспособления, создающего эффект мерцания на холсте.
      Однако оно не прекратилось, просто красные отсветы переместились повыше. Шрив закончил фразу и, уже повернувшись к выходу, замер. Холодок пробежал у него по спине. Он сделал глубокий вдох и почувствовал запах дыма, который фантастическими спиралями уже поднимался между холстом и рампой.
      Вместо торжественного ухода Макбета он бегом бросился за кулисы.
      Почти в тот же миг в зале раздался крик:
      – Пожар!
      – Опускай занавес! – крикнул Шрив, и сам же бросился выполнять свое распоряжение, потому что испуганный рабочий сцены поспешно оставил свой пост и убежал. Пока Шрив опускал занавес, в зрительном зале началось смятение. Сотни людей повскакивали со своих мест, раздались испуганные крики, возникла паника.
      – Помоги мне! – Он схватил за плечо актера, игравшего вторую ведьму, когда тот начал поспешно сбрасывать свой костюм.
      – Отстань!
      – Надо опустить огнеупорный занавес.
      – Бросай этот занавес к черту. Это здание сгорит как спичечный коробок. – Актер вырвался и побежал к выходу. Следом за ним и некоторые зрители из первых рядов взобрались на сцену и устремились к запасному выходу.
      Шрив поймал за руку еще одного рабочего сцены.
      – Слушай, возьми себя в руки. Помоги мне опустить огнеупорный занавес.
      Мужчина испуганно оглянулся вокруг, потом энергично замотал головой и, не оглядываясь, бросился к двери. Языки пламени уже поднимались вверх к самым колосникам.
      – Убирайся с дороги! – Высокий мужчина в смокинге, поддерживающий под руку элегантно одетую даму, толкнул Шрива плечом в грудь.
      – Помогите мне! Мы можем остановить огонь, если опустим огнеупорный занавес.
      Но мужчина уже скрылся вместе со своей рыдающей спутницей за кулисами.
      За занавесом крики становились все громче. Шрив слышал треск стульев, сметаемых безумной толпой. Он продолжал упорно бороться со шнуром, чтобы опустить огнеупорный занавес. Его, вероятно, не опускали с тех пор, как повесили. Узел был твердым как гранит. Шрив повернулся к стене, вспомнив о висевшем там топоре, но дым очень быстро заполнял все пространство сцены. Он начал кашлять. Слезы потекли по его темному от грима лицу.
      – Шрив! – Миранда бросилась к нему сквозь сгущающийся дым. Где-то сзади он с трудом различил фигуру Ады Кокс.
      – Уходи, Миранда! Забирай Аду и уходи отсюда.
      – Пойдем с нами, – позвала она и тоже начала кашлять.
      – Пойдем, Шриви, – попросила Ада. Взглянув вверх, она испуганно всплеснула руками. – Пойдем отсюда.
      – Я должен опустить вот это. – Он склонился над канатом. Его пальцы безуспешно пытались развязать узел. Люди бежали мимо, крича, ругаясь, всхлипывая. Он не обращал на них внимания.
      Миранда схватила Аду за руку и потащила прочь. Вместе они пробрались между декорациями и сваленной в кучу бутафорией самым коротким путем к единственной задней двери. Декорации, находившиеся перед огнеупорным занавесом, уже загорелись. Холст, масляные краски и скипидар охватило яркое пламя, и сразу же повалил густой черный дым.
      В отчаянии Шрив выхватил меч Макбета и ударил им по канату. Узел не поддавался.
      – Берегись! – вскрикнула Миранда у него за спиной.
      – Откуда ты взялась? – Он удивленно затряс головой, увидев ее рядом с собой. – Нам надо выбираться отсюда.
      Черный дым повалил из-под бордюра на верху арки просцениума. Свет рампы был едва виден. Крики и плач в зрительном зале стали громче. Началась давка. Одного мужчину сбили с ног, другой, пытаясь избежать его участи, начал прыгать через спинки кресел, но его нога попала между сиденьями, и он закричал от боли.
      В спешке спускаясь вниз по ступеням, люди падали и создавали толкучку на узких лестничных площадках. Женщины кричали и бились в истерике, когда оказывались разлученными со своими спутниками. В дверях двух выходов образовались заторы. Люди толкались и царапались, пробиваясь на свободу.
      – Прочь с дороги! – Обеими руками Шрив поднял над головой меч Макбета и со всей силы опустил его на узел. Хрупкий металл не выдержал. Узел остался целым. – Проклятье! О, черт возьми!
      – Шрив! Ты сделал все, что мог! Пойдем отсюда! – Миранда схватила его за руку, пытаясь удержать. Двое мужчин прорвались сквозь занавес и со всего размаху налетели на них. Шрив пошатнулся, а Миранда упала на пол. Огонь уже сполз с колосников вниз, перебираясь с рейки на рейку. Разрисованный задник вспыхнул. Тлеющие угли начали падать на сцену.
      – Миранда! – Шрив протянул руку и помог ей подняться. – Немедленно уходи отсюда.
      Она прижалась к нему.
      – Только вместе с тобой.
      – Ради всего святого… – Он не мог решить, сердиться ему или восхищаться. Он наклонился и крепко поцеловал ее. Она с жаром ответила на его поцелуй.
      Потом она отстранилась. Сквозь шум донесся слабый звон колокола.
      – Пожарные приехали. Ты сделал все что мог. Пойдем отсюда.
      Шрив пошел с ней, но вдруг остановился.
      – Чемодан!
      Миранду сотрясал кашель.
      – Шрив, сейчас деньги не главное.
      – Как бы не так! Там целых пятьсот долларов. – Прежде чем она успела что-то возразить, он подтолкнул ее к выходу, а сам устремился к винтовой железной лестнице, которая вела в гримерные.
      – Шрив! Нет! Шрив! – Дурак. Жадный идиот. Как он может?! Она увидела, как он на секунду помедлил, чтобы набросить себе на голову тяжелый плащ Макбета.
      Она последовала было за ним, но какой-то человек толкнул ее с такой силой, что она едва удержалась на ногах. Сцена заполнилась дымом. Миранда закашляла.
      – Леди, уходите отсюда. Мы будем тянуть шланг.
      Она повернулась и побрела на голос.
      – Тяните его сюда, – крикнула она. – В эту сторону!
      – Что? – Пожарный в каске с огромным шлангом в руке остановился в дверях. – Куда?
      – К лестнице. Человек поднялся наверх. Он должен как-то спуститься.
      – Если кто-то поднялся наверх, леди, он уже мертв. Там температура не меньше ста градусов.
      – Направьте струю на верхнюю площадку лестницы!
      Как только из шланга полилась вода, Миранда подставила плащ леди Макбет под струю. Когда тяжелая ткань намокла, она набросила плащ на голову и бросилась к лестнице.
      – Леди! Вернитесь, леди! – Пожарный попытался ее перехватить, но было уже поздно.
      На полпути вверх она почувствовала, что струя воды больше не следует за ней. Она сделала глубокий вдох под плащом и уже было подумала, что это был последний ее глоток воздуха. Шрив, где ты?
      На верхней площадке он почти столкнулся с ней. Как и она, он защищался от огня своим костюмом.
      – Миранда!
      Она не ответила, а лишь схватила его за руку. Они побежали вниз вместе. Сильная струя воды ударила им по ногам и подтолкнула к двери.
      Снаружи они оказались на спасительном свежем воздухе.
      Теперь Шрив схватил ее за руку и повлек за собой мимо пожарных в дальнюю аллею. Там они прислонились к дереву, тяжело дыша и кашляя.
      – Я готов был убить тебя, – были первые слова Шрива.
      – А я – тебя, – едва вымолвила она сквозь кашель.
      – Когда я встретил тебя на верхней площадке… – Он стянул с головы плащ и провел рукой по взлохмаченным волосам. Корона Макбета скатилась с его головы.
      – Когда ты бросился в самое пекло из-за горсти монет…
      – Горсти монет!
      – Да, монет! Если бы ты погиб там, что тогда? – Она сжала кулаки и замолотила ими его в грудь. – Что тогда?
      – Я не собирался погибать. У меня было достаточно времени. – Он откашлялся, потом сжал ее руки в одной руке, а другой пошарил у себя за пазухой и достал пачку банкнот. – Смотри, здесь больше пятисот долларов.
      – Мелочь, – закричала она. – Ты бы не смог их потратить, если бы погиб в огне.
      Он усмехнулся и спрятал деньги. Потом выражение его лица изменилось. Его взгляд стал серьезным.
      – Зачем ты пошла за мной? Если бы я потерял сознание, ты бы не смогла вытащить меня из огня. Ты бы тоже сгорела.
      – О, я не стала бы тащить тебя по лестнице, – спокойно заявила она. – Я бы просто столкнула тебя, и ты покатился бы вниз. К тому же пожарные направляли на меня струю воды.
      – До самой гримерной они бы не достали. – Он обнял ее так, словно уже не собирался отпускать никогда. Одной рукой он нежно гладил ее спутанные волосы. – Сколько раз мне повторять тебе? Счастливых концов не бывает. Это не пьеса.
      – Ты прав, – дрогнувшим голосом сказала она. – Но я подумала, что ты, может быть, забыл об этом.
      Их губы встретились в поцелуе примирения и полного взаимопонимания.
      Выбравшаяся из дверей театра вода дошла уже до того места, где они стояли. Черный дым по-прежнему валил из окон, но пожарные уже довольно свободно входили и выходили из здания.
      Шрив с сожалением оглянулся на дверь.
      – Я действительно хотел опустить этот огнеупорный занавес. Он, вероятно, помог бы избежать большого ущерба.
      Миранда обняла его за шею и прижалась к нему.
      – Ты хотел стать героем, – упрекнула она его. – И это после того, как ты заявил мне, что в жизни не существует места для героических поступков.
      Он усмехнулся. Белоснежные зубы сверкнули на его покрытым копотью лице.
      – Да я и не хотел быть героем. Я просто думал, что если мы сможем опустить занавес, разрушения будут не столь велики и мы сможем продолжать наши гастроли.
      – Я должна была догадаться. – Она страстно поцеловала его, прижимаясь к его груди. Это был победный поцелуй леди Макбет.
      Его опять начал душить кашель. Он поднял голову.
      – Пойдем в гостиницу. Я думаю, мы сегодня сделали здесь все, что могли.
      Миранда обняла его за талию, а он положил ей руку на плечо. Так вместе они и пошли по аллее.
      Навстречу им вышла Ада, ее глаза были полны слез.
      – Мне вдруг показалось, что я потеряла вас обоих. Мне надо было догадаться, что и из адского огня вы выйдете вместе.
      Она подошла к Шриву. Он поцеловал ее в лоб и обнял за плечи свободной рукой. Держась друг за друга, они все вместе пошли в гостиницу.
 
      – Миранда не может вас принять. Она отдыхает после тяжелого испытания. Ее нельзя беспокоить. – Голос Ады звучал непреклонно.
      – О, я не собираюсь беспокоить ее. Я зашел, чтобы убедиться, что она получит этот отчет до того, как покинет город.
      Миранда приподняла голову с подушки. Голос показался ей знакомым. Что за отчет?
      – Она… она в порядке? – продолжал голос. – Она не пострадала?
      – Нет, наша дорогая девочка не пострадала, слава Богу. Но это был настоящий шок для нее. Она совершенно измучена.
      – Кто там, Ада?
      – Какой-то господин.
      – Генри Келлер, – подсказал он.
      – О, мистер Келлер. – Миранда поднялась. – Я хочу встретиться с ним, Ада. Попроси его подождать.
      Ада недовольно поджала губы.
      – Вы слышали, что она сказала. – Она наклонилась к нему и шепотом добавила: – Долго не задерживайтесь и не заставляйте ее много говорить. У нее в легких еще полно дыма.
      Миранда надела голубой шелковый пеньюар, отделанный бежевым кружевом. Ада расчесала ей волосы и перевязала их голубой лентой. Не уложенные в прическу, они спускались по спине почти до самой талии. Прежде чем открыть дверь, Ада взглянула на свою подопечную.
      – Не сиди долго с этим человеком. Никакие его дела не стоят твоего отдыха.
      – Хорошо, Ада. – Голубые глаза Миранды заблестели, когда она улыбнулась и протянула руку детективу. – Я рада, что вы пришли, мистер Келлер. Хотя, честно сказать, у меня уже вылетело из головы, что я поручила вам это расследование.
      Взяв ее за руку, он подумал, что никогда не видел более прекрасной женщины. Он заметил, что другая рука Миранды, лежащая на коленях, была перевязана.
      – Моя дорогая мисс Миранда, не могу передать, как я счастлив видеть вас живой и невредимой. Надеюсь, вы получили не сильные ожоги.
      – Зовите меня просто Миранда. – Она подняла забинтованную руку. – Это не ожоги. Просто в суматохе я ударилась обо что-то и содрала кожу на руке, но ничего серьезного. Я рада, что легко отделалась.
      – Не стану вас долго задерживать. – Он протянул ей папку. – Не знаю, что вы извлечете из всего этого. Тут много загадочного и для меня.
      Она кивнула, положив папку на стол перед собой, и начала внимательно просматривать бумаги.
      – Я уверена, что в любом отчете, касающемся генерала Бенджамина Уэстфолла, будет много загадочного и непонятного.
      – Много лет назад он действительно нанимал человека, чтобы разыскать вас, но вам об этом, вероятно, известно.
      – Я недавно узнала об этом, но в то время я даже не подозревала, что меня разыскивал частный детектив. Теперь, когда я возвращаюсь к тем событиях, я припоминаю, что с ним был какой-то человек. – Она пробежала глазами короткий доклад Паркера Бледсоу. – Он не закончен!
      – Почему вы так решили? – быстро спросил Келлер.
      – Я думаю, что человек, сопровождавший в тот вечер моего отчима в театр, и был Паркер Бледсоу. Мы ушли все вместе. Они отвезли меня в исправительный дом, настоящую тюрьму, которым руководила женщина по имени Мортимер.
      Генри Келлер пришел в ужас.
      – Боже правый, только не туда! Этот дом был закрыт пару лет назад. Там умерло несколько девушек. Одна вырвалась оттуда. Когда ее нашла полиция, они обнаружили, что девушка была сильно избита. Она рассказывала ужасные вещи об этом заведении.
      – Я уверена, что все, что она рассказывала, было чистой правдой.
      Келлер покачал головой.
      – Если вас отправили туда, то на это должен был быть выдан ордер. Приказ о вашем заключении в исправительный дом. В папке его нет, и о нем нет упоминания в докладе.
      – Бледсоу вообще не упоминал об исправительном доме, – заметила Миранда. – Но в отчете об этом должно быть сказано!
      Келлер кивнул.
      – Он представил Уэстфоллу счет за этот день, но не указал вечернее время. Может быть, с ним был все-таки не он.
      – Но он же пишет, что сопровождал Уэстфолла в театр. А тот приходил только один раз.
      – И они отвезли вас к миссис Мортимер. – Детектив задумчиво закусил губу.
      Миранда похлопала рукой по лежавшим перед ней документам.
      – Похоже, меня заключили туда незаконно. Келлер испуганно взглянул на нее.
      – Агентство Пинкертона никогда не стало бы участвовать в незаконных акциях, даже если это потребовалось в ходе расследования. Возможно, у Уэстфолла был приятель среди юристов, который выдал ордер на ваше задержание. Но Бледсоу обязан был это зафиксировать.
      – А где сейчас этот Бледсоу?
      Детектив смущенно поежился. Он мысленно оценивал полученную информацию, и результат выглядел неприглядно.
      – Он умер. Миранда ждала.
      – Он погиб в тот вечер, когда составил этот отчет. Его убили.
      Миранда откашлялась.
      – Я актриса, мистер Келлер, – тихо сказала она. – Мне приходится иметь дело с пьесами, где все нити сюжета и интриги прочно связываются в один узел в финале. То, чему суждено быть, то и происходит. Судьба. Мой партнер говорит мне, что в реальной жизни такого не бывает. Но я продолжаю верить, что именно так оно и есть. Как умер мистер Бледсоу?
      Келлер указал на папку.
      – Там есть страница, где описана его смерть. Я включил ее сюда, потому что это кажется мне связанным с расследованием.
      – Вы так считаете? – Она посмотрела ему в глаза, потом перевернула страницу отчета. – Сабля была орудием убийства.
      – Это только предположение. Она закрыла папку.
      – Благодарю вас, мистер Келлер. Я изучу все документы на досуге. А сейчас мне надо отдохнуть.
      Он сразу же поднялся.
      – Конечно, вам надо отдохнуть. – Ада подала ему шляпу и открыла перед ним дверь, но он еще медлил. – Я работаю детективом уже десять лет, мисс… э-э… Миранда. Я видел, как самые причудливые совпадения так и оставались не более чем случайными совпадениями. Всего лишь совпадениями. Она кивнула.
      – Но с другой стороны…
      – Я видел, как самые удивительные события переплетались между собой.
      – Почти как в пьесе, – пробормотала она.
      – Я получил истинное удовольствие, работая на вас. Если наше агентство сможет быть опять вам полезно, непременно обратитесь к нам.
      – Обязательно. Не забудьте зайти к мистеру Уиндому за вашим гонораром.
      Он поклонился и вышел. Ада подошла к Миранде.
      – Он сказал тебе что-то неприятное?
      – И да, и нет. – Она задумчиво потерла лоб. – Мне надо подумать, что я должна сделать. Сейчас я очень устала.
      – Конечно, устала, дорогая моя. Тебе надо хорошенько выспаться, и тогда ты будешь в полном порядке.
 
      За кулисами на полу стояли лужи воды, театр был насквозь прокопченным, везде царила полная неразбериха. Среди этого хаоса сновали пожарные, пара полицейских и Мужчина средних лет в гражданском костюме. Он с любопытством взглянул на Шрива поверх очков.
      Шрив кивнул ему и начал подниматься по лестнице, по которой накануне с риском для жизни они спускались с Мирандой. Он по-прежнему чувствовал волнение при мысли о том, как она поднималась следом за ним. За всю свою жизнь он не помнил, чтобы кто-то еще так же волновался за него, как она. Эта женщина была воплощением храбрости и честности, настоящей героиней. Без сомнения, такой воспитал ее отец.
      Поставив ногу на первую ступеньку, он убедился, что лестница держит его. Он поднялся наверх; сажа немедленно покрывала его руки и одежду, стоило только ему к чему-нибудь прикоснуться. Он осторожно поставил ногу на площадку, которая вела в гримерные. Та, кажется, тоже не слишком пострадала, только закоптилась и покоробилась.
      В гримерной, выделенной для него и Миранды, на всей поверхности лежал толстый слой сажи. Шрив с отвращением огляделся, потом облегченно вздохнул. Все в комнате осталось более или менее нетронутым. За исключением костюмов, в которых они были в момент пожара, они ничего не потеряли.
      Он потратил несколько минут на то, чтобы собрать коробочки с гримом с туалетного столика, снять костюмы с вешалок и уложить все в чемоданы. Кто-нибудь из рабочих сцены, если удастся найти хоть одного, сможет потом отнести вещи вниз. Если костюмы можно будет почистить, они их почистят; если нет, они ставят их такими как есть. Публика все равно ничего не заметит.
      Закрыв последний чемодан, Шрив торжественно похлопал по нему рукой. У него не было необходимости, презирая смерть, бежать за своими деньгами, и все же он знал, что повторись все сначала, он сделал бы это опять. Миранда не понимала, что только благодаря его экономии, она никогда не знала нужды.
      Теперь он поклялся, что отныне она никогда не будет испытывать чувства неуверенности в завтрашнем дне. Он будет защищать ее всей силой своей любви. Когда он увидел, как она пробирается сквозь огонь и дым навстречу ему, у него едва не остановилось сердце. Его любовь к ней болью отозвалась в нем, едва не лишив его мужества.
      Шрив подтащил чемоданы к верхней площадке лестницы и спустился вниз. Из кабинета директора театра до него донесся громкий крик.
      – Этот негодяй! Этот подлый сукин сын!
      – Кто это? – Шрив подошел к двери и заглянул в кабинет.
      Неемия Горовиц вытряхивал обуглившиеся бумаги из ящика своего письменного стола в мусорную корзину.
      – Этот прохвост. Поджечь мой театр! Он будет повешен. Я приложу все силы, но его повесят.
      – Кто-то поджег театр?!
      – Черт возьми, да! Вы же не думаете, что мой театр мог сам загореться? Только не мой театр. Я принял все меры предосторожности. Все до одной.
      Шрив пожал плечами.
      – Огнеупорный занавес так и не опустился.
      – Мы все починим. Тот сукин сын, который должен был каждую неделю опускать и поднимать его, лишился работы. Он пойдет рыть канавы. Я уже нанял другого человека. Отныне он будет делать это не один раз в неделю, а два. Два! – Он поднял два пальца вверх, будто принося присягу.
      – Кто поджег театр?
      – Этот подлец Арчи Доут. Чтоб он сгорел в аду. Поджечь мой театр… – Неемия открыл другой ящик и достал бутылку. – Черт, в ней еще что-то есть. Первая приятная вещь за весь день. – Он открыл бутылку и отхлебнул. – Прекрасно.
      Он предложил ее Шриву, который охотно взял бутылку и сделал глоток. Виски обожгло его разъеденное дымом горло до самого желудка.
      – Кто он? Сумасшедший?
      – Наверное. Одно ясно: он глуп как пробка. – Директор еще отхлебнул из бутылки. – Я самолично застал этого негодяя за кулисами всего за несколько минут до пожара. «Что ты тут делаешь? – спросил я его. – Нечего прятаться у меня в театре». Выставил его отсюда, а пять минут спустя… – он развел руками, – все и началось.
      – Так вы в самом деле видели его?
      – Да, видел, но я не видел, что он делал. Иначе я бы поджарил… – поток бранных слов, сорвавшихся у него с языка, заставил Шрива удивленно поднять брови.
      – Как вы узнали?..
      – Послал полицию в его хибарку. У этого придурка на башмаках оказался керосин. Чтоб он пропал! И еще нашли тряпки, смоченные в керосине. Он даже не догадался избавиться от них. Может быть, он думал вернуться и закончить свое черное дело. – Неемия опустошил бутылку и бросил ее в мусорную корзину.
      – Они выяснили, почему он это сделал? Директор покачал головой.
      – Ничего не ясно. Он сделал это не из ненависти к театру, потому что никогда в жизни не видел ни одной пьесы. Просто полоумный бывший солдат.
      – Бывший солдат? – Странный холодок пробежал по спине Шрива.
      – Скорее всего дезертир.
      – Пожалуй.
      – Послушайте, мне очень жаль, что так вышло с продолжением ваших гастролей. Но вы же видите, что это не моя вина. – Он порылся в ящике стола и достал оттуда другую бутылку, на этот раз полную. Вытащив пробку, он передал бутылку Шриву. – Угощайтесь. Можете взять ее с собой. Это хорошее виски. Мой друг привез мне его из Кентукки.
      – Спасибо. – Поморщившись, Шрив взял бутылку. Он уже подписал контракт с Горовицем, но было совершенно очевидно, что директор не сможет выполнить все его условия. А если он будет настаивать, театр может закрыться уже навсегда. И это никому не принесет выгоды. Однако Шрив хотел удостовериться, что Горовиц понял, что эти две недели они с Мирандой работают у него из любезности и сочувствия и рассчитывают в дальнейшем на ответную услугу.
      – Ваши вещи наверху сильно пострадали? Сцена в ужасном виде, а как насчет костюмов, которые были в гримерных?
      – Все пропиталось дымом.
      – Мы их почистим. Непременно почистим. – Горовиц подошел к двери и крикнул. – Манни! – Обернувшись к Шриву, он произнес: – Он отнесет ваши чемоданы вниз, а костюмы в чистку.
      – Спасибо. – Шрив заткнул бутылку пробкой и сунул ее в карман.
      – Ни о чем не беспокойтесь. Я знаю, что вы вчера пытались опустить огнеупорный занавес, когда все вокруг бежали прочь как зайцы. Подлые трусы. Неемия Горовиц ничего не забывает. Можете не сомневаться.
      – А я и не сомневаюсь.
      На пороге кабинета появился мужчина в строгом костюме.
      – Мистер Горовиц?
      – Да.
      – Я детектив Флорио. Мы допросили мистера Доута и получили признание. Он сказал, что ему заплатили за то, чтобы он устроил пожар.
      – Заплатили! Кто, черт возьми, заплатил ему?
      – Он не знает. Или скрывает. По его словам, он часто выполняет поручения разных людей, получая инструкции в письме или по телеграфу. Он говорит, что какой-то армейский офицер прислал ему поручение и деньги.
      – Армейский офицер! Да чтобы офицеры стали иметь с ним дело?! – раздраженно произнес Горовиц. – Он лжет.
      – Есть ли у вас какие-либо соображения, почему военный человек мог затаить на вас обиду? Может быть, вам случалось выставлять из зала солдат за недостойное поведение?
      – Нет-нет! У меня приличный театр. Смутьяны сюда не ходят. Только высшее общество. Офицеры и прочая почтенная публика.
      Шрив стоял молча. Миранда непременно вмешалась бы в разговор. Слава Богу, она не слышала всего этого.
      – Доут говорит, что он раньше был солдатом. Когда он вышел в отставку, то поддерживал отношения с несколькими из своих офицеров. Они давали ему разные мелкие поручения. Он говорит, что пожар был устроен в шутку.
      – В шутку? Хороша шутка! Ущерб на десять тысяч долларов. Не говоря уже о многих тысячах по судебным искам. Мой театр, вероятно, закроется на целый месяц. И он называет это шуткой! Идите и вытряхните из этого негодяя душу! Узнайте правду! – Черные кудри на голове Горовица встали дыбом от возмущения. От его гнева, казалось, дрожали стены.
      Детектив ждал. Когда директор наконец успокоился, он продолжал:
      – Мы склонны верить, что его действительно наняли, чтобы сыграть шутку. При нем мы нашли пятьдесят долларов одной купюрой, двадцать, десять и еще мелочь. Мы нашли счет на покупку керосина и продуктов еще на сумму около двадцати долларов. Так что всего ему заплатили сто долларов.
      – Шутка. Шутка. Нам чертовски повезло, что никто не погиб. Сто долларов! Вшивая сотня долларов – и он готов сжечь мой театр. Черт, я бы заплатил ему столько же, лишь бы он этого не делал. – Горовиц продолжал ругаться.
      Кивнув детективу, Шрив покинул театр и быстро зашагал по аллее. Он был взволнован. Армейский офицер посылает телеграмму бывшему солдату, который, по словам Горовица, не отличается большим умом. И платит этому человеку за то, чтобы он якобы в шутку поджег театр. Шрива обдало горячей волной; его гнев смешался с холодным чувством страха.
      По словам Миранды, Уэстфолл принес в жертву целый отряд солдат, чтобы только убрать с дороги ее отца. Такой человек не остановится перед тем, чтобы сжечь театр, заполненный публикой, только для того, чтобы уничтожить свою падчерицу.

      – Конечно, я люблю тебя. Как ты можешь в этом сомневаться? Разве за все эти годы я сделала хоть что-то кроме того, что ты велел мне делать?
      Шрив опустил голову.
      – Я думал, ты просто хочешь быть актрисой.
      – О, ради Бога! Ты же все прекрасно знаешь. Я всеми силами противилась этому, пока не поняла, что единственный способ остаться с тобой – делать то, что ты от меня требуешь. И я никогда не играла слишком хорошо, – скромно добавила Миранда.
      Он взял ее за подбородок и поцеловал долгим, страстным поцелуем. Потом легкими поцелуями он коснулся уголка ее рта, ее щеки, бровей, кончика ее носа. Она поежилась.
      – Я никогда не придавал большого значения любви, – прошептал он. – Я считал, что ее придумали великие драматурги, вроде Шекспира, чтобы романтизировать свои пьесы. Я никогда не думал, что кто-нибудь может быть таким глу… э-э… неразум…
      Она усмехнулась.
      – Ну продолжай. «Глупым». «Неразумным».
      – Нет. Я не то хотел сказать. То, что ты сделала, было безумием. Ты подвергла опасности свою жизнь, а больше всего на свете я не хотел бы, чтобы твоя жизнь подвергалась опасности. Поэтому твой поступок показался мне безумием. Я сам поступил бы также, если бы ты оказалась в опасности, но я просто не предполагал, что кто-то может совершить такое ради меня. – Он жадно всматривался в ее лицо. Она была очень красива, а ее взгляд, обращенный на него, говорил так много. Неужели она действительно любит его?
      – Почему ты считал, что ты способен на благородный поступок, а я – нет?
      – Потому что я не способен на это. На самом деле – нет.
      – Но зато способен с риском для жизни бросаться в огонь, чтобы опустить огнеупорный занавес или спасти горсть монет?
      – Долларов, дорогая моя. Пятьсот долларов. Они дают нам независимость. Я ведь человек практичный, не забывай!
      – То, что ты совершаешь благородные поступки с оглядкой на собственную выгоду и одновременно спасая других людей, не делает их менее благородными. Это делает их более честными. Ада говорит, что я всегда могу рассчитывать на твой эгоизм. Она права. И в этом моя безопасность. – Она встала на цыпочки, чтобы поцеловать его. Это был очень нежный поцелуй, доставивший удовольствие обоим, и глаза Шрива подозрительно увлажнились.
      Миранда взяла его за руку и подвела к тахте.
      – А теперь я хочу кое-что обсудить с тобой.
      Он сделал над собой усилие, чтобы вернуться к обыденным делам.
      – Я выяснила, что мой отчим, скорее всего, пытался убить меня.
      Шрив сразу же встрепенулся.
      – Кто тебе сказал?
      – Детектив.
      – Черт! Когда он приходил сюда? Он допрашивал тебя?
      – Нет. Он просто подготовил отчет.
      – Ему не следовало беспокоить тебя. Ты ведь ничего не знаешь об этом Арчи Доуте?
      – О ком?
      Он бросил на нее растерянный взгляд и сразу же замолчал.
      – О ком? – настойчиво переспросила Миранда. – Кто такой Арчи Доут?
      Шрив попытался высвободиться из ее объятий и встать.
      – Ты все равно его не знаешь. Я напрасно упомянул его имя.
      Она крепче сжала его плечи.
      – Хорошо, но расскажи мне о нем.
      – Он просто бродяга.
      – И…
      – Вчера вечером он поджег театр. Тишина в комнате была жуткой. Наконец Миранда произнесла упавшим голосом:
      – Его послал мой отчим?
      – Мы этого не знаем.
      – Тебе это известно. – Она покачала головой. – Ты об этом знал и подумал, что я тоже знаю, поэтому у тебя и сорвалось с языка его имя. Иначе ты ничего не сказал бы мне. – Вдруг она зажала рот рукой. Ее глаза расширились от ужаса. – Боже мой! Он заплатил, чтобы поджечь театр, полный людей, для того, чтобы убить меня?
      – Миранда, этот самый Доут сказал, что все было задумано как шутка.
      – Тогда где тот, кто прыгал бы и смеялся? Где же тот человек, который признался, что это он все организовал? Бенджамин Уэстфолл заплатил этому человеку по одной-единственной причине. Моя сестра написала ему, что я жива, а он не хотел видеть меня живой. Он попытался убить меня в исправительном доме. Потом он убил детектива, который помог ему упрятать меня туда.
      Шрив удивленно уставился на нее.
      – Как ты об этом узнала?
      – Его имя было Бледсоу. Его доклад оказался неполным. Он был убит в ту самую ночь, когда составлял его. Ему отрубили голову саблей.
      Шрив покачал головой.
      – Это еще ничего не доказывает, – неуверенно произнес он.
      Она прижала руки к щекам.
      – Следующим мог быть ты. Тебе тоже могли отрубить голову или…
      – Миранда! – Он обнял ее за плечи и прижал к себе.
      – Я должна поехать в форт Галлатин. Он – убийца, способный продолжать свое черное дело вновь и вновь. Невинные люди ничего для него не значат. Целый отряд солдат. Театр, заполненный зрителями. Его надо остановить. В нем нет ни капли жалости.
      – Миранда. Ты не можешь этого сделать. Это слишком опасно, к тому же тебе там не место.
      – Ты не можешь заставить меня изменить мое решение, – настойчиво произнесла Миранда. – Пока он жив, я никогда не буду в безопасности, а так же все люди вокруг меня. Я поняла, что он хладнокровный убийца в ту самую минуту, когда услышала выстрелы на перевале Лодж-Трейл. Он должен ответить за смерть всех этих людей. Почти половину жизни я промедлила, но теперь не могу и не хочу больше откладывать. Даже если мне придется спуститься в ад, я поеду в форт Галлатин и встречусь с убийцей моего отца.
      Ее непреклонность поразила Шрива. В ее голосе не слышалось нежных интонаций знаменитой актрисы – ее слова звучали глухо и твердо. Шрив заглянул ей в глаза.
      – Ты не можешь поехать.
      – Почему?
      У него остался последний аргумент, пусть очень слабый, но он решил воспользоваться им.
      – У тебя обязательства перед публикой. У тебя контракт.
      – Не ты ли всего несколько дней тому назад говорил мне, что контракты существуют, чтобы их нарушать.
      – У тебя обязательства перед твоей профессией. Ты же великая актриса.
      – Ты всегда говорил мне, что я всего лишь посредственность.
      Он покачал головой, на его лице появилась обворожительная улыбка.
      – За последнее время ты сделала большие успехи.
      Она не поддалась.
      – Я уже старею. Ты сможешь заменить меня более молодой актрисой. Она будет играть лучше.
      – Миранда! – Он только развел руками и начал нервно ходить взад-вперед по комнате.
      – Шрив!
      Он остановился.
      – Я лгал тебе. Ты же знаешь, что я лгал тебе снова и снова.
      Она пристально посмотрела на него.
      – Да, я знаю, что ты мне лгал. Вновь и вновь. Все же приятно слышать, что ты признался. Конечно, сейчас ты мог опять солгать. Мог сказать мне все это только для того, чтобы я осталась.
      – Как ты можешь так говорить?
      – Ничего удивительного. С помощью своей лжи ты всегда добивался от меня того, что тебе было нужно.
      Шрив смутился. Его смуглые щеки покраснели. Красивые глаза Ромео потупились, потом он вновь взглянул на нее.
      – Но сейчас я говорю чистую правду. Она тронула его за рукав.
      – Шрив, я должна ехать. Я не смогу жить, если не рассчитаюсь с ним.
      Он схватил ее за плечи.
      – Нет. Это все игра. Ты вбила себе в голову эту кровную месть, прямо из скверной итальянской трагедии. Ты отказываешься признать, что события двадцатилетней давности не имеют отношения к тебе.
      – Все имеет отношение ко мне. Мой отец был убит. Безжалостно убит. И теперь его убийца дважды пытался убить меня. Погиб еще один человек. Зрители в театре испытали шок. Из-за него резко переменилась моя жизнь и жизнь сестры и матери, и это принесло всем нам одни страдания.
      Его руки сдавили ей плечи. Он резко встряхнул ее.
      – О двух последних ты ничего не знаешь. Это лишь твои предположения. Что же касается тебя, я не видел, чтобы ты очень страдала. Ты знаменитая актриса, красивая, обожаемая, живущая в роскоши. И, кстати, твоя сестра учится в самой престижной школе для девочек, а твоей матери жилось в Чикаго намного легче, чем в форте Галлатин.
      – Мы и при моем отце могли бы иметь все, что захотели, – возразила Миранда.
      – В самом деле? Ты так считаешь? Если бы он не погиб в форте Галлатин, кто знает, может быть, он погиб бы в следующем месте своей службы? Твоя мать могла умереть, рожая Рейчел в далеком гарнизоне без медицинской помощи. Ты могла заболеть тифом или холерой.
      – Я не хочу об этом слышать.
      – Твой отец мог получить назначение в Вашингтон, но у него не было шансов подняться по служебной лестнице. Капитан в далеком гарнизоне живет в условиях, в которых твоя мать состарилась бы раньше времени. Уэстфолл по крайней мере женился на ней и…
      – Он убил моего отца, чтобы заполучить ее. У моего отца просто не было возможности сделать что-то для нее или для нас с Рейчел. Он погиб вместе с восьмьюдесятью другими солдатами, а человек, который погубил их по своим эгоистичным мотивам, получил назначение в Бюро по делам индейцев. Боже мой! Где же справедливость? Он будет решать судьбы тысяч людей – белых и индейцев. Ради собственной славы он развяжет новую войну. Я не позволю ему. Не позволю!
      – Миранда. – Совершенно расстроенный, Шрив привлек ее к себе и крепко поцеловал. Его язык проник ей в рот, заглушая ее протест. Не обращая внимания, что в его объятиях она была холодна как статуя, он провел руками по ее телу, вниз по спине до упругих ягодиц. Он прижал ее к себе, чтобы она почувствовала его возбужденное состояние. – Я хочу тебя, – прошептал он. – Я люблю тебя. Ты меня слышишь? Я тебя люблю. Она обвила руками его шею.
      – О Шрив! Прошу тебя, не говори мне этого сейчас. Только не сейчас. Я так давно хотела услышать эти слова, но ты произнес их слишком поздно.
      – Еще не поздно. – Его губы стали нежными, ищущими чувствительные места у нее на шее и за ушами. Его руки начали ласкать ее грудь, пощипывая соски сквозь тонкую ткань блузки и сорочки. – Миранда…
      – Не надо, Шрив. – Она почти плакала. – О, прошу тебя, не надо.
      – Ты же сама хочешь меня. – Он закрыл ей рот поцелуем, глубоким и требовательным. Он почувствовал, как она вся затрепетала. Тихо усмехнувшись, он приподнял ей юбку.
      Ее протест смолк, когда его ладонь пробралась ей в панталоны и легла на пушистый треугольник. Миранда была внутри теплой и влажной, ждущей его. Его палец нашел холмик наслаждения и начал ласкать его.
      Вдруг Миранда отстранилась. Ее грудь вздымалась, по телу пробегала дрожь, но она вырвалась из его объятий.
      – Я же сказала: «Не надо». Он усмехнулся.
      – Не говори так. Лучше иди ко мне, здесь твое место.
      Она протестующе подняла руку.
      – Отойди от меня.
      – Дорогая, но ты же на самом деле не хочешь этого. – Он повлек ее к кровати.
      – Я не шучу. Отойди от меня.
      Он схватил ее, прижал к себе и начал целовать в губы, в шею. Она затрепетала: ее тело жаждало его ласк, а разум противился этому. Одной рукой Шрив расстегнул на ней блузку.
      – Не надо, – простонала она, но его пальцы уже ласкали ее соски, потом он прижался к ним губами.
      По щекам Миранды потекли слезы.
      – Варвар, – прошептала она. – Ты гадкий, испорченный, эгоистичный человек.
      Он поднял голову, улыбнулся ей и поцеловал в губы.
      – И ты любишь Меня. Да, я такой, но я люблю тебя, и ты это знаешь.
      – Шрив, побойся Бога…
      Он подхватил ее на руки и понес на кровать. Она лежала вздрагивая, пока он раздевал ее, не переставая целовать. К тому времени, как она оказалась полностью обнаженной, она уже была вне себя от желания. Он раздвинул ей ноги и, приподняв ее тело, начал целовать ее и ласкать языком, заставляя Миранду стонать и вздрагивать.
      Он вел любовную игру так, словно выступал перед большой аудиторией, его чувство времени было безупречным. За мгновение до ее оргазма, он поднял голову. Потемневшими от страсти глазами он посмотрел на нее. Он тоже дрожал.
      – Ты никогда не покинешь меня, – пообещал он. – Мы принадлежим друг другу. Всегда принадлежали и будем принадлежать впредь.
      Ее лицо застыло, широко распахнутые глаза светились страстью.
      Он опять прижался губами к ее телу, лаская языком жемчужину наслаждения.
      Она вскрикнула и, приподнявшись на локтях, попыталась сдвинуться к изголовью, желая прекратить эту сладкую пытку, такую сильную, что ее невозможно было вынести. Но он не отпустил ее, продолжая ласкать – язык не прекращал свое движение. Горячее дыхание Шрива опаляло ее.
      Она вскрикнула снова. – Шрив! Шрив! Перестань! Наконец когда его собственное возбуждение достигло предела, он оторвался от Миранды. Она лежала полуприкрыв глаза, раскинув ноги, не имея сил пошевелиться. Он освободился от одежды и намеренно не спеша вошел в нее.
      На этот раз он казался больше, чем всегда, он заполнял ее всю, подавляя ее волю.
      Никогда еще она не любила его с такой страстью. И все же она не могла избавиться от чувства обиды. Эти чудесные мгновения любви были ни чем иным, как тактическим ходом, задуманным, чтобы помешать ей уехать.
      Он двигался сильными медленными толчками, и она стонала одновременно от душевной боли и от восторга, пронизывавшего ее тело. Чувство обиды подстегивало ее.
      С громким возгласом она задрожала в экстазе. У него не было возможности уклониться от слабых ударов, которые она обрушила на его голову.
      – Отпусти меня. Сейчас же прекрати. При помощи секса ты не заставишь меня передумать.
      – Заставлю. – Он засмеялся. Толчки стали более сильными и быстрыми. – Если я привяжу тебя к постели, ты не уедешь. – Каждое новое слово сопровождалось новым ритмичным толчком – рассчитанным наступлением на ее чувства.
      – Прекрати, – застонала она. – Прекрати. Прекрати. Прекрати…
      Продолжая оставаться внутри Миранды, приподнявшись на руках над ее распластанным телом, он все так же, в такт движениям, произнес:
      – Твое место здесь, со мной. Мы принадлежим друг другу. Шрив и Миранда. Миранда и Шрив.
      Она выгнула спину. Ее волосы мотались из стороны в сторону, когда она начала энергично качать головой.
      – Повтори, – потребовал он, продолжая двигаться в том же темпе. Его собственная разбуженная страсть разливалась волнами по его телу, передавая эти восхитительные ощущения ей. Его горячее дыхание обжигало ей щеку. Его пот капал ей на грудь.
      – Нет. – Это слово не имело смысла. Он уже довел ее до порога того особого мира грез, куда попасть она могла только с ним.
      – Повтори!
      Но ее ноги уже обхватили его талию, ее влагалище сжало его член с такой силой, что Шрив тоже оказался близок к оргазму. Он попытался контролировать себя, попытался задержать этот миг, но не смог. Она увлекла его в глубь себя, и громко вскрикнув, он почувствовал наступление разрядки.
      Миранда тоже вскрикнула. Сила его страсти поразила и даже слегка испугала ее, заставив сделать попытку отстраниться, хотя третья волна наслаждения уже подхватила ее.
      Его глаза закрылись. Нахмуренный лоб разгладился; на лице появилось знакомое выражение блаженства. Он всей тяжестью давил на нее, но у нее не было сил оттолкнуть его. Наоборот, она прижала его к себе, и его голова бессильно упала на подушку.
      Устремив взгляд в потолок, она лежала, успокаивая свои возбужденные чувства, продолжая ласкать его влажные кудри. Постепенно гнев начал пробуждаться в ней. Он пришел к ней, чтобы заставить ее отказаться от своего намерения. Когда она не поддалась на уговоры, он прибегнул к тому, чем пользовался прежде не раз – к сексу. Только на этот раз ему не удалось ее соблазнить.
      Он любил ее со всей силой своей страсти. Она затрепетала и крепче прижала его к своему утомленному телу. Но он не смог заставить ее изменить свое решение.
      Должна ли она сказать ему правду? Если она убедит его, что его план удался, он ничего не заподозрит. Тогда она сможет уехать, прежде чем он силой остановит ее. «Привязать ее к постели», сказал он. Она достаточно хорошо знала его, чтобы понимать, что он способен это сделать. Нет, она ничего ему не скажет.
      Сегодняшний день может оказаться их последним днем, проведенным вместе. Она прижала его к себе. Она всегда любила его. И хотя иногда ненавидела, она все же его любила.
      Во сне он пробормотал что-то неразборчивое и перевернулся на бок, увлекая ее за собой. Их тела остались сплетенными, как бывало прежде. Он машинально положил ее ногу себе на бедро, так что она оказалась совершенно открытой для него.
      Ему доставляло удовольствие просыпаться в таком положении и дразнить ее и себя. Иногда он опять занимался с ней любовью, иногда нет. Она поцеловала его в ямку на шее, где пульсировала жилка.
      Слезы навернулись ей на глаза. Они потекли прямо на его плечо. Пусть они жгут ее. Пусть причиняют боль и напоминают о том, какую трудную дорогу она выбрала.
      Откинув назад голову, чтобы задержать слезы, она вдруг осознала одну непререкаемую истину: Шрив любил ее с такой страстью только потому, что не хотел потерять ее как актрису. Если она погибнет, если Уэстфоллу удастся убить ее, тогда Шриву придется не один день искать ей замену. Ему придется потратить многие часы, репетируя с новой актрисой, пока та запомнит все слова и движения, на что лично у нее ушли долгие годы.
      Задача будет трудной. И утомительной. А Шрив Катервуд, «Романтическая звезда трех континентов», не любит лишних трудностей.
      Сейчас у него есть и актриса и любовница. Он не хочет, чтобы она его покидала. Ее собственные планы, ее устремления ничего для него не значили.
      Всхлипнув, Миранда потихоньку высвободила одну руку и прижала ее к начавшему болеть виску. Она закрыла глаза. В темноте перед ней предстало лицо Ромео. Он был таким красивым. И таким эгоистичным. Если бы не его настойчивость, не его преследования, Джульетта спокойно бы вышла замуж за своего кузена Париса.
      Шрив, как Ромео, безжалостно использовал ее всю их совместную жизнь.
      Он был чудесным любовником. Она сама не знала свое тело так, как знал его он. Она вытянулась под тяжестью его тела, наслаждаясь прикосновением вьющихся черных волос у него на груди к ее влажной от пота коже.
      Он провел рукой по ее бедру, лежавшему поперек его ноги. Затем его рука скользнула вверх по ее ягодицам, и пальцы пробежали по самым интимным частям ее тела, прикосновение к которым заставило кровь в ее жилах бежать быстрее.
      Почему он столько лет ждал, чтобы сказать, что любит ее? Еще несколько недель назад она отдала бы что угодно, только бы услышать эти слова. Она не сомневалась, что он сказал ей это, чтобы повлиять на нее и добиться своей цели.
      Она лежала неподвижно, чувствуя, как его пальцы касаются ее, ласкают ее шелковистую кожу. Она заставила себя лежать неподвижно и ровно дышать, притворяясь уснувшей.
      Через минуту его пальцы замерли, и он стал дышать ровно и глубоко. Он опять заснул.
      Она ничего ему не скажет. Когда они приедут в Сент-Луис, она напишет письмо и купит билет до Шайенна. Он не сможет последовать за ней, потому что никогда не нарушит контракт.
      Она закрыла глаза, прислушиваясь к нараставшей боли в висках. На следующей неделе будет самое ответственное в ее жизни представление, но еще никогда она не испытывала такого отвращения к необходимости играть роль.
 
      На следующее утро к Миранде пришла Рейчел.
      – Я слышала про пожар в театре, – сразу же сказала она. – Я хотела убедиться, что ты не пострадала.
      Миранда смущенно улыбнулась.
      – Нет, со мной все в порядке. Я не пострадала. Спасибо за беспокойство.
      – Конечно, я беспокоюсь о тебе. Ты же моя сестра. – Она помедлила в прихожей. – Можно мне войти.
      – Входи, пожалуйста. Я позвоню, чтобы принесли кофе. – Она открыла дверь, впуская Рейчел в комнату.
      – Замечательно. – Рейчел села и открыла свою сумочку. – Я получила от мамы письмо, – сказала она, когда Миранда вызвала горничную и велела принести кофе. – Все именно так, как ты сказала. Как ты узнала?
      – А что я говорила?
      – Ты говорила, что она будет расстроена. Ты говорила, что она не захочет возвращаться в Вайоминг. Откуда ты могла это узнать?
      Миранда с сочувствием посмотрела на свою младшую сестру.
      – Я знаю, потому что я сама не хочу возвращаться в Вайоминг.
      Рейчел протянула сестре письмо. Миранда прочитала его. Грусть и тоска матери сквозили в каждой фразе. Миранда еще острее ощутила свою вину перед ней. Она оставила мать в руках Уэстфолла. Чтобы скрыть слезы, она заморгала глазами и быстро вернула письмо.
      – Спасибо, что принесла его мне. Складывая письмо и пряча его в конверт, Рейчел заметила слезы на глазах сестры.
      – Ты едешь в Вайоминг, Миранда? Миранда бросила настороженный взгляд на дверь комнаты Шрива. Он обычно спал крепко, но если он бодрствовал, то у него был прекрасный слух.
      – Почему ты так решила? Рейчел проследила за ее взглядом.
      – Я подумала, что это вполне возможно. Нет, не так. Я подумала, что ты обязательно поедешь. Я уверена, что ты поедешь, потому что ты задумала что-то ужасное.
      Миранда сохраняла невозмутимое выражение лица.
      – У меня контракт на выступления в Сент-Луисе.
      – Но ты не…
      Послышался стук в дверь. Горничная вкатила столик, на котором были кофе, чай, блюдо с тостами и булочками с корицей. Миранда поблагодарила ее, и горничная удалилась.
      – Ты не останешься в Сент-Луисе, – настойчиво продолжала Рейчел. – Ты поедешь в Вайоминг. Ты поедешь в форт Галлатин.
      Миранда налила себе чашку горячего кофе.
      – Не говори глупости. Что я буду делать в форте Галлатин? Там нет театра. Попробуй булочку с корицей. Это фирменное блюдо здешнего повара. Шрив очень любит их.
      – Я не смогу ни есть, ни пить, пока не узнаю, что ты задумала, – возразила Рейчел.
      Миранда поднесла чашку к губам.
      – Зачем тебе это знать? Тебя это совершенно не касается.
      Рейчел возмущенно вскочила. Сжав руки в кулаки, она сердито посмотрела на сестру.
      – Перестань. Перестань поучать меня. И не пытайся держать меня в неведении. Все это тоже меня касается. Вы ведь члены моей семьи. – Она запнулась, потом добавила: – Ты хочешь что-то предпринять. У тебя там остались друзья.
      Миранда улыбнулась.
      – Да, хорошие друзья.
      – И они тоже ненавидят моего отца?! – отчаянно воскликнула Рейчел.
      – Они схоронили многих своих друзей на перевале Лодж-Трейл, – ответила Миранда. – И, конечно, они не испытывают к нему симпатии.
      – Но они не помешаны на этом, как ты. Миранда встала, нервно затянув пояс халата на тонкой талии. В последние недели ее терзали противоречивые чувства. Пожар и последующее разоблачение лишили ее остатков аппетита. Она дрожала от слабости. Сегодня ее разбудили раньше обычного. И хотя ее сон был беспокойным, это все-таки был отдых. А теперь она еще должна была выслушивать оскорбления.
      – Я не помешана, – холодно сказала она сестре. – Но я очень устала. Если ты хочешь сказать мне что-то важное, говори. Если нет, пожалуйста, уходи.
      Рейчел набрала в легкие побольше воздуха.
      – Ты все равно не уйдешь от…
      – Что, черт возьми, здесь происходит?
      Обе женщины вздрогнули от неожиданности, когда Шрив Катервуд распахнул дверь своей спальни. Его волосы были взлохмачены, на подбородке проступила щетина, и настроение у него было скверным.
      По привычке Миранда поспешила налить ему чашку черного кофе и подать ему.
      Губы Рейчел язвительно скривились, когда она увидела, что делает ее сестра.
      – Как рабыня перед своим господином, – презрительно заметила она. – А теперь ты падешь перед ним ниц?
      Миранда густо покраснела.
      Чашка звякнула, когда Шрив поставил ее на блюдце. Его настроение, всегда не самое безоблачное по утрам, окончательно испортилось.
      – Ты опять пришла сюда, чтобы оскорблять свою сестру? Я советую тебе убраться отсюда, если ты не хочешь услышать неприятные слова и о себе.
      – Я ухожу. Не хочу вам мешать. – Рейчел схватила свою сумочку. – Я уверена, что у вас есть дела, которыми вы обычно занимаетесь по утрам. – Слово «дела» прозвучало в ее устах как нечто неприличное.
      Шрив поставил чашку на стол и подошел к двери. На нем был лишь купальный халат, слабо завязанный на талии. При ходьбе он распахнулся, обнажив его волосатую мускулистую ногу почти до бедра.
      Рейчел невольно взглянула на него и шокированная прикрыла рот рукой.
      Шрив ехидно усмехнулся.
      – Если вторгаешься в личную жизнь людей, то неизбежно сталкиваешься с разного рода интимными вещами.
      – О! – Рейчел резко повернулась и бросилась к двери. Она торопливо начала дергать ручку, но дверь не поддавалась. Она никак не могла открыть ее.
      Шрив приблизился к ней.
      – Мадам, позвольте мне помочь вам удалиться. В конце концов, вы мешаете нам заняться «делами», которыми мы обычно занимаемся по утрам. – Он распахнул перед ней дверь. Рейчел опрометью бросилась прочь.
      Шрив закрыл дверь и сделал вид, что отряхивает пыль со своих рук.
      – Как жаль, что она так быстро ушла. Я мог бы показать ей еще кое-что.
 
      Рут Уэстфолл задумчиво смотрела в окно вздрагивающего на стыках рельсов вагона. Френсис, думала она. Френсис. Под стук колес имя ее погибшего мужа снова и снова звучало у нее в ушах. Двадцать лет не стерли в ней память о нем. Он навсегда остался молодым и красивым, галантным и мужественным. Френсис. Как заклинание она повторяла его имя, пока поезд проносился мимо городов и деревень.
      Нынешний ее муж разложил на столе карту и делал по ней измерения, занося результаты в записную книжку. Он что-то бурчал себе под нос. Его лицо было напряженным, взгляд сосредоточенным.
      Рут уже хотела вернуться к пейзажу за окном, когда он поднял глаза. Его взгляд не остановился на ней. Напротив, он снял очки и потер усталые глаза. Не заметив, что она наблюдает за ним, он снова вернулся к своим записям.
      Она опустила взгляд на свои руки, спокойно лежавшие у нее на коленях. Они были красивыми, особенно для женщины ее возраста – ухоженные, мягкие и белые с безукоризненным маникюром. Она посмотрела на пальцы. Ногти были овальные, блестящие.
      Когда она была моложе и жила с Френсисом, руки у нее были жесткими и вечно красными от домашней работы, с коротко постриженными ногтями. Иногда зимой кожа на руках обветривалась и трескалась.
      После смерти Френсиса, вынужденная вернуться к своим родителям, она много работала по дому и была лишена возможности заниматься собой. Теперь она была освобождена от всякой работы, и руки у нее были ухоженными, так почему же она с такой тоской вспоминает свою прежнюю тяжелую жизнь?
      Уэстфолл тихо выругался, когда поезд сделал резкий поворот. Его книги и бумаги заскользили по столу. Карандаш скатился со стола и упал на ковер к ногам Рут. Он раздраженно посмотрел на карандаш, потом поднял взгляд на жену.
      Вероятно, печальное выражение ее лица подействовало на него. Он встал, опираясь рукой на стол, и подошел к стоявшему напротив нее креслу. Устроившись в нем, он кивнул в сторону стола.
      – Я тут сделал кое-какие расчеты. Так, предварительные наброски. Просто чтобы убить время. Мне понадобится больше людей, чем первоначально предполагал Хью. Территория слишком большая, чтобы я мог поддерживать на ней надлежащий порядок с небольшим отрядом.
      Рут с беспокойством взглянула на мужа.
      – Я не знала, что тебе придется подавлять индейцев. Я думала, ты будешь обеспечивать поставки продовольствия, торговлю, обучение их детей, медицинскую помощь.
      Он недовольно поджал губы. У него на скулах заходили желваки. Подобные вопросы ужасно раздражали его. Он выслушал их немало еще в Вашингтоне от представителей различных комитетов.
      – Только после того, как они полностью подчинятся. Нельзя начинать делать из них цивилизованных людей прежде, чем истребишь в них варварство. Они как дети. Им нужна дисциплина.
      – Но они живут в резервациях. Они уже находятся под контролем.
      – Рут. – Он резко встал, но вагон качнуло, и он опять упал в кресло. Когда же он наконец поднялся на ноги, его глаза сердито сверкали. – Я знаю, что я делаю. Я надеялся, что ты будешь мне помощницей, а не помехой.
      Он прошел по вагону так быстро, насколько позволяло движение поезда, и открыл дверь. Смешанный с дымом свежий воздух ворвался в вагон. Уэстфолл захлопнул за собой дверь и вышел на площадку. Сквозь резное стекло Рут увидела, что он закуривает сигару.
      Ее взгляд задержался на песчаной насыпи, обрамлявшей железнодорожную колею. Она не смотрела на пейзаж – она все это уже видела. Горы Аппалачи, зеленые поля Огайо, все было прежним. Поезд вез ее в Вайоминг. Она не могла сойти с него, как бы страстно этого ни желала.
      – Френсис. – На этот раз она произнесла это имя вслух в пустом вагоне. Достав из рукава влажный от слез платок, она вытерла глаза. – Сначала Френсис, потом Миранда, – прошептала она.
      Она взглянула на свои руки. Какой ужасной ценой далась ей эта белая нежная кожа.
      Она не обманывала себя. Западные границы мало изменились за прошедшие двадцать лет. Это она изменилась. Поезд безжалостно возвращал ее к лишениям, отсутствию комфорта, к душевной боли. Она справлялась с ними, когда они с Френсисом были молоды и любовь окружала и защищала их. Но сейчас она боялась всего этого. Она уже была не Молода, и ко второму мужу столь сильных чувств не испытывала.
      Стоя на площадке, Уэстфолл долго раскуривал сигару. Сильный порывистый ветер гасил пламя всякий раз, как он пытался ее зажечь.
      Если бы не жена, не ее постоянно мокрые от слез глаза, он бы сейчас не стоял здесь, на ветру. Он бы сидел за столом и строил планы боевых действий.
      Налетевший ветер растрепал его редкие седые волосы, заставив закашляться от густого паровозного дыма, попавшего ему в легкие вместе с дымом сигары, что только подогрело его раздражение. Эта женщина причиняла ему одни лишь неприятности и неудобства.
      В первые годы их брака она только и делала, что плакала и тосковала. Красота и жизнерадостность, которые привлекли его к Рут в те дни, когда она принадлежала Драммонду, были похоронены под лавиной совершенно неоправданного горя и уныния. Хотя ее горе притупилось, он знал, что она по-прежнему убивалась по своей беспутной дочери.
      (Осталась ли она по-прежнему его проблемой? Или его небольшой заговор удался? Вероятно, нет, потому что он не получил никаких известий о ее смерти. Эта негодяйка оказалась живучей как кошка.)
      В последнее время Рут все чаще стала ставить его в неловкое положение. Он сжал рукой железные поручни площадки. Ни он, ни другие высокопоставленные лица в Вашингтоне еще не скоро забудут возмутительную сцену, которую она устроила на приеме. Уэстфолл подумал о Мод Мэри. Та никогда бы не позволила себе такого. Она была ему настоящей помощницей.
      В сердцах он резко погасил сигару.
 
      – Положи мои дорожные вещи в этот небольшой чемоданчик, Ада. Я воспользуюсь ими в случае, если багаж не придет вовремя.
      – Это маловероятно, дорогая, – ответила ее костюмерша. – Такое случилось лишь однажды. И то это было тогда, когда вы делали две пересадки. От Чикаго до Сент-Луиса такого не будет.
      – Но багаж постоянно куда-нибудь грузят. Кто знает, где могут оказаться чемоданы.
      – Это верно. Я сделаю, как ты хочешь, если это тебя успокоит. – Пожилая женщина положила руку на плечо Миранды. Их взгляды встретились в зеркале. – Не нужно больше бередить прошлое, дорогая. Ты сделала попытку, больше от тебя ничего не зависит. Лучше об этом забыть.
      Миранда опустила глаза.
      – Ты, вероятно, права, Ада. Я не могу заставить свою сестру полюбить меня.
      – Возможно, все эти годы она любила тебя и ненавидела. Она не может освободиться от этих чувств. Они разрывают ее на части, так же как и тебя. Может быть, через несколько лет, когда она повзрослеет, она сама придет к тебе. – Ада обняла Миранду и прижалась щекой к ее щеке. – Тебе просто надо быть готовой принять ее и быть рядом.
      Это проявление участия растрогало Миранду, и, чтобы не расплакаться, она закрыла глаза.
      – Надеюсь, я смогу.
 
      – Миссис Уилкокс, я получила письмо от отца. Я думаю, что вы тоже получили такое. – Печальный тон Рейчел точно соответствовал грустному выражению ее лица.
      – Нет, моя дорогая, я ничего не получала. – Директриса перебрала почту на своем столе. Она посмотрела на обратный адрес каждого письма. – Что же написано в твоем письме?
      – В нем указание немедленно выехать в Шайенн, Вайоминг. Уф! – Девушка поежилась. – Я даже не знаю, где это.
      – К западу от Миссисипи, – сухо ответила миссис Уилкокс. – Эта почти необжитая местность. Ты уверена, что правильно поняла смысл письма?
      Вместо ответа Рейчел протянула ей лист бумаги, затаив дыхание. Она потратила много часов, чтобы подделать размашистый почерк Уэстфолла.
      Качая головой, миссис Уилкокс прочитала его дважды.
      – Это так необычно. – Она взглянула на Рейчел. – Не знаю, моя дорогая, как я смогу отпустить тебя.
      Рейчел подняла голову.
      – Почему не сможете? Отец хочет, чтобы я приехала. Он даже прислал мне билет на поезд. – Она достала его из конверта и протянула директрисе. – Я должна ехать.
      Миссис Уилкокс даже не взглянула на билет. Она опять покачала головой.
      – Во-первых, ты поедешь одна, без сопровождающего, а это неприемлемо для молодой леди. Во-вторых, ты поедешь в дальний гарнизон. Может быть, ты доедешь без проблем, но твои родители могут задержаться в пути. Что ты тогда будешь делать? Я не могу поверить, что твой отец принял такое неразумное решение.
      – Но я должна ехать. Он написал мне. Он прислал мне билет. – Рейчел повысила голос.
      Миссис Уилкокс остановилась у стола.
      – Успокойся. Твое поведение убеждает меня, что ты не можешь ехать одна.
      – Могу. Я вполне могу ехать одна. Так я и сделаю. Вы не можете удержать меня здесь. – С этими словами она выхватила письмо и билет из рук директрисы и выбежала из кабинета.
 
      Шрив глубоко вздохнул и расправил плечи. Он повязал галстук и заученной улыбкой улыбнулся своему отражению в зеркале, довольный своим внешним видом. Он был безупречен. Волосы лежали красивой волной, зубы были ослепительно белыми, кожа гладкой и загорелой.
      И все-таки он слегка хмурился. Она уже все это неоднократно видела. Она знала, каким трудом все это достигалось, точно так же как он знал секреты ее красоты: будучи очень хорошенькой от природы, она тем не менее серьезно относилась к гриму, а кудесница Ада умела великолепно подчеркнуть ее достоинства и скрыть недостатки.
      Они знали друг друга лучше, чем муж и жена. Они работали и играли вместе, вместе одевались и раздевались, спали и купались вместе в течение четырнадцати лет. Вместе они строили свою карьеру, которая подняла их на такую высоту, о которой он с его прагматизмом даже не мечтал.
      Он должен был давным-давно жениться на ней. Он должен был хранить ей верность и уже иметь от нее ребенка или двух. Дети, конечно, являются проблемой для четы актеров, но с этим можно было бы справиться. Он знал несколько супружеских пар, которые ездили по стране, окруженные большой семьей, с родственниками и няньками.
      И если бы Миранда была занята детьми, у нее не осталось бы времени искать свою прежнюю семью. Он был уверен в этом. Этот ее скоропалительный визит к сестре стал для него полной неожиданностью. Если бы он знал, к чему это приведет, он бы пресек это в самом начале.
      Все же лучше поздно, чем никогда. Он похлопал себя по нагрудному карману и поправил отвороты своего безупречно сшитого костюма.
      – Миранда, – позвал он голосом Ромео, который нравился ей больше всего, в который она была влюблена. – Миранда. – Он открыл дверь ее комнаты.
 
      Когда через некоторое время Ада заглянула в комнату, он сидел на стуле, закрыв лицо руками; вокруг на полу валялись обрывки бумаги.
      – Шрив. Мальчик мой.
      Он поднял голову. Такого голоса она никогда у него не слышала.
      – Она ушла. – Он провел рукой по волосам и прижал руки к вискам. – Она ушла.
      Костюмерша наклонилась, чтобы собрать клочки. На одном была записка от Миранды.
 
      Прощай. Прости меня, если можешь. Я должна была это сделать. Пожалуйста, попытайся меня понять.
      – О, мой мальчик. – Ада положила руку ему на плечо.
      – Да, – только и произнес он.
      Она стала собирать остальные обрывки. Два из них были покрыты витиеватыми каллиграфическими буквами. Это были половинки разрешения на брак.

      Коршун парил в воздухе, расправив крылья; его зоркий взгляд отмечал каждое движение мелких зверьков на земле. Наконец он издал свой гортанный клич. Миранда подняла голову. Широкополая шляпа съехала с ее головы на спину, удерживаемая лишь кожаным ремешком.
      Коршун опять закричал.
      Среди камней появилась голова испуганного суслика. Он пискнул и бросился к своей норе.
      Подобно пущенной стреле коршун ринулся вниз, сложив крылья.
      Прикрыв глаза рукой, Миранда следила за ним. Дрожь пробежала по ее телу, когда она услышала жалобный писк суслика. Коршун задержался на месте, хлопая крыльями. Потом он устремился вверх; мощные крылья подняли в воздух и преследователя и жертву.
      «Двадцать ран на голове его. Из них любая – смертельна». Миранда невесело усмехнулась. Даже здесь, на дорогах Монтаны, за тысячу миль от Шрива Катервуда, его слова звучали у нее в ушах. Может быть, он все же был прав? Неужели она воспринимает все события как в пьесе, а не как в жизни? Может быть, смерть ее отца значит не больше, чем смерть этого крошечного зверька? И Бенджамин Уэстфолл убийца не в большей степени, чем коршун?
      Нет. Хищник убивает открыто, заботясь только об одном – о своем выживании. В нем нет жадности. Если он сыт, он не станет больше убивать до тех пор, пока ему вновь не захочется есть. Бессмысленное убийство невинных ему не свойственно.
      Ветер Вайоминга замел пылью то место, где только что совершилось убийство, стирая все следы.
      Миранда погнала коня вверх по тропе по направлению к тому месту, где когда-то был форт Галлатин. Достигнув перевала, она остановилась. Звездно-полосатый флаг гордо развевался над тем местом, где некогда был плац. Четырехметровая башня из грубого камня поднималась к небу. Вокруг лежали кучи досок. На площадке трудились мужчины, возводя какое-то строение.
      Неужели она попала в другую долину? Неужели детские воспоминания завели ее слишком далеко в глубь гор? Она достала компас и проверила ориентиры на окружавших ее холмах. Нет, это было место прежнего форта Галлатин. А это, очевидно, строительная площадка какого-то нового сооружения. Неприятный холодок пробежал у нее по спине.
      Ее взгляд остановился на строительной площадке. За прошедшие семнадцать лет жаркие летние ветры и холодные зимние ураганы, достигавшие скорости семидесяти миль в час, сравняли форт Галлатин с землей. Вероятно, первыми исчезли могильные плиты. Кладбище форта исчезло, а вместе с ним и могила ее отца. Негде преклонить колени и пролить слезу.
      Актриса, жившая в ней, привыкшая к драматическим ситуациям, отвела глаза от рабочих с их молотками и пилами. Она посмотрела вверх, на далекие холмы. Боль поднялась в ее душе, сжимая горло. О мой отец – мне кажется, что вижу я отца. Нет, душа ее отца не будет покоиться там, где похоронили его изуродованное тело. Она осталась на перевале Лодж-Трейл, где он погиб, среди душ других воинов, белых и краснокожих. Она это знала.
      Миранда пустилась дальше в путь через перевал. Ее взгляд искал и находил знакомые ориентиры.
 
      Единственным пассажиром, оставшимся на платформе после того, как поезд покинул станцию, была молодая девушка.
      Виктор Вулф сразу же обратил на нее внимание из окна своего магазина, потому что она была поразительно красива и очень молода. Голубые глаза и золотистые волосы были редкостью в этих местах, где женщины были темноволосыми и темноглазыми представительницами племени сиу или шайенов. К тому же нежный овал лица незнакомки заставил его приглядеться к ней внимательнее. Хотя он был абсолютно уверен, что никогда прежде не встречал ее, черты лица показались ему почему-то знакомыми.
      – Я ищу… – вошедшая в магазин незнакомка сверилась с листком бумаги, который держала в руке, – Адольфа Линдхауэра.
      – Я его сын, – ответил Виктор, улыбаясь. – Может быть, я могу вам помочь.
      Она не ответила на его улыбку. Наоборот, она явно расстроилась.
      – Мне нужно увидеть вашего отца.
      – На этой неделе он у себя на складе в Лареми.
      – О Боже, я только что оттуда. – Она посмотрела сначала на листок бумаги с таким выражением, будто он как-то подвел ее, потом на заставленные товарами полки за спиной Виктора. – Я даже не знала, что у него есть склад в Лареми.
      – На самом деле у него их несколько. Я хочу сказать, что его склады разбросаны по всему Вайомингу. Но в них во всех одни и те же товары. Если вы скажете, что вам необходимо… – Он помедлил. – Или, может быть, вам вообще ничего не нужно.
      Она вздохнула и, понурив голову, засунула бумажку в перчатку.
      – Мне нужно его увидеть. Я должна поговорить с ним по личному делу.
      Виктор покачал головой.
      – Должен огорчить вас, но он будет здесь только через неделю.
      – Я не могу ждать целую неделю. – Она в смятении огляделась вокруг, будто усилием воли могла заставить появиться человека, которого искала. Но вместо этого она видела лишь ряды полок, заставленных всевозможными товарами. На столах и на прилавке лежали рулоны ткани, одеяла, меха, рабочая одежда. Даже проходы были заставлены мешками с горохом, мукой и рисом.
      Пока девушка разглядывала все это, Виктор изучающе смотрел на нее. Ее одежда помялась и местами запачкалась в дороге. Пряди волос выбились из-под шляпки и спускались на шею. На подбородке осталась полоска сажи. Девушка облизнула пересохшие губы.
      – Как насчет стаканчика сарсапарильи?  – спросил Виктор. – Промочите горло, и ваше настроение улучшится.
      Девушка сжала в руке свой ридикюль.
      – Сколько это стоит?
      Она еще так молода, чтобы путешествовать в одиночестве, решил он. Слишком молода.
      – Угощение за счет фирмы.
      – О нет, я предпочла бы заплатить. Я должна заплатить.
      Он вышел из-за прилавка и направился в глубь Магазина. Открыв широкий застекленный шкаф, он достал темную бутылку и ловко снял с нее металлическую пружинку – фарфоровая крышка открылась, и он сунул бутылку в руку девушки.
      – Надо держать охлажденным. Этот шкаф изнутри облицован мрамором.
      Девушка с жадностью посмотрела на бутылку.
      – Попробуйте. – Он обезоруживающе улыбнулся.
      Она поднесла бутылку к губам.
      – Спасибо. Вы не представляете, как мне хочется пить.
      Пока девушка с жадностью пила, он постарался разглядеть ее. Она была определенно очень красива; черты ее лица были правильными и тонкими. У нее явно была речь образованного человека – она четко и правильно выговаривала слова. Ее платье было из дорогого материала, хотя фасон был еще довольно детский. Виктор опять невольно подумал о том, как могло случиться, что она путешествует одна.
      – Вы можете подождать здесь, если хотите. У нас есть свободная комната.
      Она поспешно оставила бутылку и взглянула на него. Ее голубые глаза расширились от страха.
      – Я не могу этого сделать.
      – Этой комнатой никто не пользуется.
      – Мне нечем заплатить.
      – Она не сдается. Ею просто пользуются те, кто в ней нуждается.
      Она сунула бутылку ему в руку и попятилась.
      – Спасибо за напиток. Теперь мне пора идти.
      – Мисс, – Виктор протянул руку, – клянусь, я не имел в виду ничего дурного.
      Она внимательно посмотрела на него, отметив его рубашку из грубой шерстяной ткани, штаны из оленьей кожи, мягкие сапоги до колен. Его густые светлые волосы спускались ему на плечи. Темно-синие глаза светились добротой и пониманием.
      – Я всего лишь хотел помочь вам, – добавил он.
      Рейчел тяжело вздохнула.
      – Если бы я могла здесь переночевать…
      – Пожалуйста. Вас здесь никто не побеспокоит.
      – Я бы могла поработать несколько часов, чтобы оплатить ночлег. – Она огляделась по сторонам. – Например, подмести пол и вытереть пыль.
      Он внимательно изучал ее гордое лицо. Как ни устала она в дороге, она все же не хотела оставаться в долгу. Это ему понравилось.
      – Прекрасно. В таких магазинах пыль скапливается очень быстро. – Он протянул ей бутылку. – Почему бы вам не допить свой напиток, а потом мы могли бы решить, с чего вам начать?
      Она удивленно посмотрела на него.
      – В конце концов, вам захочется заплатить и за ужин.
      Она улыбнулась. Ее улыбка поразила его. На одной щеке у нее появилась симпатичная ямочка. Вдруг его осенило. Эту улыбку он не мог забыть никогда.
      – Откуда вы приехали? – Он постарался задать этот вопрос как бы между прочим, чтобы не насторожить ее.
      – Из Чикаго.
      – Из Чикаго. Конечно, из Чикаго.
      – Да, верно. Из Чикаго, штат Иллинойс. Виктор так долго смотрел на нее, что она почувствовала себя неловко. Он недоверчиво покачал головой.
      – Не может быть, – пробормотал он. – Вы слишком…
      Она испуганно вздрогнула и попятилась.
      – Я думаю, мне все-таки лучше уйти. Вдруг он хлопнул себя по лбу.
      – Ну, конечно! У вас есть сестра по имени Миранда?
      Рейчел остановилась. Выражение ее лица сразу стало обиженным.
      – Есть, – последовал недовольный ответ.
      – Боже мой! Вы еще совсем ребенок. Она посмотрела на него с нескрываемым раздражением.
      – Я вовсе не ребенок. Он засмеялся.
      – Сейчас уже нет. Но вы были грудным младенцем, когда я видел вас в последний раз. Точнее сказать, вы даже еще не появились на свет. Мирри рассказывала мне о вас, но она с матерью уехала отсюда еще до вашего рождения.
      – Я родилась в Чикаго, – сдержанно сказала Рейчел.
      – И вас зовут… Она помедлила.
      – Рейчел.
      – И вы приехали сюда, чтобы повидать моего отца?
      – Если Адольф Линдхауэр ваш отец.
      – Да, он мой отец. И он был другом вашего отца. Мы все здесь были друзьями. Вы приехали туда, куда нужно. – Переполняемый энтузиазмом, он схватил ее за руку и энергично потряс. – Рейчел Драммонд. Рад с вами познакомиться. Не возражаете, если я спрошу вас, зачем вам нужен мой отец?
      Нахмурившись, она отдернула руку.
      – Возражаю.
      Он был озадачен ее откровенной враждебностью, но не перестал улыбаться.
      – Ну, хорошо. Меня зовут Виктор Вулф.
      Она медлила, не зная, что сказать. Стройный смуглый лавочник со светлыми волосами и поразительно синими глазами, казалось, знал очень много о ней и о ее семье. Но с другой стороны это знание еще не гарантировало, что ему можно доверять, тем более здесь, в этой чужой стороне.
      Она купила билет до станции, называемой Шеридан, но нашла здесь лишь несколько убогих строений, стоявших вдоль железной дороги. Когда она вышла на платформу, то готова была расплакаться.
      – Когда будет поезд назад в Лареми?
      – В среду. – Он опять протянул ей руку. – Вам нечего меня бояться, мисс Драммонд. Я – ваш друг.
      Она посмотрела ему в глаза, потом на его протянутую руку. В кошельке у нее было пусто, она была голодна и устала. У нее не было выбора. Она подала ему свою руку.
      – Спасибо, мистер Вулф.
 
      – Хью обещал приехать на открытие памятника. – Уэстфолл сделал запись в блокноте и подчеркнул ее.
      – Памятника?
      – По случаю Дня независимости у нас состоится праздник и в честь этого события мы собираемся открыть памятник на территории форта Галлатин. – Он с надеждой посмотрел на жену. – Я не хотел посвящать тебя в подробности, пока у меня не было уверенности, что мой проект будет осуществлен. Теперь я уверен.
      Она усталым взглядом посмотрела на него. У нее под глазами залегли темные круги, а тонкие морщинки на переносице стали глубже. Уголки губ печально опустились, будто им больше не было суждено улыбаться.
      – На нем будут высечены имена. Кларендона и твоего… и Драммонда. Всех погибших.
      Она по-прежнему молчала.
      – Рут, – наконец не выдержал он. – Я изо всех сил стараюсь найти к тебе подход. Ты могла бы тоже пойти мне навстречу.
      Она кивнула, выдавив из себя улыбку.
      – Я буду рядом с тобой, Бенджамин. Что я еще могу сделать?
      Он взял ее руки в свои. Она по-прежнему была красивой женщиной, даже несмотря на то, что золотой блеск ее волос уже приглушила седина. Ради нее он совершил не одно убийство. Он хотел бы рассказать ей об этом, но тогда она отвернулась бы от него совсем. Лучше взывать к ее чувству признательности.
      – Порадуйся за меня. Я собираюсь вновь наладить свою жизнь, ведь я так долго был не у дел. Все мечты, которые у меня были, когда я пошел служить в армию, пришлось оставить. А я так упорно добивался их осуществления, медленно, но неуклонно. Потом это несчастье. И в нем не было моей вины.
      Она пристально смотрела на него. Не тень ли сомнения мелькнула в ее глазах? Не презрительная ли улыбка тронула ее губы?
      Его глаза потемнели. Он торопливо заговорил, почти глотая слова.
      – Я ничего не мог поделать с тем, что Кларендон мечтал прославиться во что бы то ни стало. Я знал об этом. Мод Мэри – упокой Бог ее душу – предупреждала меня. Я знал, но ничего не мог с этим поделать. Я послал Драммонда для подстраховки. Я никому об этом не говорил. Твой муж был отличным солдатом. Он должен был получить звание майора… если бы я послал представление на него после первого же боя. Но я не сделал этого. В остальном же я не виноват. Не виноват.
      Он поднес ее руку к своим губам и с жаром поцеловал.
      – Рут, ты веришь мне? На суде мне поверили.
      Его губы были жесткими и сухими. Они жгли ее нежную кожу. Но она не подала виду, что ей было неприятно его прикосновение.
      – Зачем было возвращаться сюда? – откровенно спросила она. – Суд оправдал тебя. Ты бы мог поехать куда угодно. Я думала, что ты женился на мне, чтобы восстановить свое доброе имя. Чиновники из Вашингтона, увидев меня на твоей стороне, поняли, что я простила тебя. Они вернули тебе твое звание. С рекомендациями сенатора Батлера ты мог бы получить назначение куда угодно.
      Он выпустил ее руку и начал ходить по комнате.
      – Неужели ты думаешь, что я этого не знаю? Я знаю, что я мог получить все, что захотел. Но я выбрал нелегкий путь. Ты должна гордиться мной. Я хотел именно это назначение, и я должен был его получить. До тех пор, пока я не избавлюсь от прошлого, я не могу ни о чем думать. Ты должна меня понять!
      Она печально покачала головой.
      – Нет, Бенджамин, я не могу тебя понять. Я считаю это ошибкой. Ты напрасно подвергаешь нас опасности. Мы уже не так молоды. – Она тронула его за руку. – Бенджамин, мне – сорок восемь, а тебе – шестьдесят четыре.
      – Я еще крепок. У меня прекрасное здоровье, – заявил он, гордо распрямляя плечи.
      Она тяжело вздохнула.
      – Тебе шестьдесят четыре года. В любую минуту может случиться что угодно.
      Он пошел к двери. Его рука, протянутая к ручке двери, дрожала от нервного напряжения.
      – Я не хочу продолжать этот разговор. У меня отличное здоровье, и кончим на этом.
 
      – Что ты собираешься делать, Шриви, мой мальчик? – спросила Шрива Ада, сидя напротив него в вагоне, уносившем их в Сент-Луис.
      – Играть «Юлия Цезаря», – последовал горький ответ.
      – Ну, Шрив, – выговорил ему Джордж, – она ведь не сказала, что не собирается возвращаться. В Сент-Луисе у нас есть еще неделя в запасе. Если она не успеет к этому сроку, то наверняка вернется к выступлениям в Новом Орлеане.
      – Я не возьму ее назад. К черту! С ней покончено. Кому она нужна? – Шрив встал и с мрачным видом удалился в вагон для курящих.
      – Он очень болезненно это воспринимает, – зачем-то начала объяснять Ада. – Но он не сделает того, о чем говорит. Она заставила его задуматься. Это ему полезно. Все эти годы он считал ее своей собственностью. Он никогда не задумывался над тем, что она сама хотела бы сделать.
      Джордж почесал в затылке.
      – Он говорил так, будто собирается осуществить свою угрозу. Очень жаль. Она хорошая актриса и трудолюбивый, добросовестный человек.
      – Ну, неужели ты ему поверил? Эгоистичный, жадный, самовлюбленный. Таков наш Шриви. Даже если он не любит ее до безумия, он все равно сразу же возьмет ее назад. Почему? Потому что она – одна из лучших актрис, вот почему. Он не захочет навредить самому себе.
      – Но…
      – «Играть «Юлия Цезаря», сказал он, – фыркнула Ада. – Сейчас это наше спасение. Там нет женских ролей. Значит, он не собирается искать ей замену. Он просто ждет, когда она вернется. Он уверен в себе. Не верит, что она может обойтись без него.
      – Надеюсь, ты права.
      Когда Шрив вернулся, он успел уже не только выкурить сигару. Он опустился на сиденье и надвинул на глаза шляпу. Некоторое время он притворялся спящим, Ада и Джордж терпеливо ждали. Наконец он поднял голову.
      – Она никогда не найдет такого партнера, как я.
      – Верно, Шриви, мой мальчик, – подтвердила Ада, обменявшись с Джорджем понимающим взглядом.
      – Она, вероятно, поехала в Вайоминг, и с ней что-то случилось.
      – Может быть, она даже погибла, – напрямик заявила Ада. Когда Шрив поднял на нее удивленный взгляд, она добавила: – Я, конечно, старуха, но я не дура, ты знаешь. Я видела, как приходили и уходили люди, слышала разговоры. Я не подслушивала под дверью, не подглядывала в замочную скважину, но это при мне приходил частный детектив, чтобы поговорить с ней. А в театре все только и говорили об Арчи Доуте и армейских офицерах. Я просто сложила два и два. И сумма означает, что она в опасности.
      – Она не захотела меня послушать, – возразил Шрив. – Я запретил ей ехать. Но она убежала.
      – Запретил ей! – Ада скрестила руки на груди. – Запретил ей. Да кто ты такой, чтобы запрещать?
      Он возмутился.
      – Я – ее директор. Ее режиссер. Ее партнер, наконец.
      – Но ты ей не отец, не опекун, не… муж, – строго добавила Ада. – Она – свободная белая женщина и совершеннолетняя к тому же. Она может поступать как захочет.
      – Но она нуждается в опеке! Она разбирается в жизни не лучше младенца. Она может погибнуть.
      Ада задумчиво посмотрела на проплывавший за окном вагона сельский пейзаж.
      – И мы виноваты в том, что отпустили ее одну, как мне кажется. Она никогда не делала и шагу без нас. Она не платила по счетам, потому что Джордж это делал за нее. Она никогда не купила себе ни одного платья без того, чтобы я не стояла рядом и не помогала ей выбрать нужный цвет и нужную ткань. Она даже никогда одна не переходила дорогу. Ты всегда был с ней, держал ее под руку.
      Шрив безвольно уронил руки на колени. Ада взглянула на него, потом опять отвернулась к окну. В его черных глазах была откровенная боль.
      – Я не помню, когда я был без нее.
      – Мы всегда были единой семьей. Мы всегда заботились друг о друге, – тихо продолжала Ада. – Тринадцать лет она была частью нашей семьи. Она была нашим ребенком. Мы видели, как из гадкого утенка она превращалась в прекрасного лебедя. И она всегда делала то, о чем мы ее просили.
      Шрив кивнул, вспомнив Джульетту и Офелию, Беатриче и Розалинду, Катарину и Изабеллу, и последнюю – леди Макбет. Более дюжины ролей сыграла Миранда и часто далеко не в идеальных условиях.
      – И она никогда не просила ничего взамен, верно?
      – Да, ты права.
      Улыбнувшись, Ада наклонилась и похлопала его по руке.
      – Так не кажется ли тебе, что мы должны помочь ей, когда она в нас нуждается?
      Он молча посмотрел на нее, прислушиваясь к стуку колес и слыша голос Миранды «Даже если мне придется спуститься в ад, я все равно поеду в форт Галлатин». Он взглянул на Джорджа.
      Старый актер кивнул.
      – Я думаю, мы должны это сделать. Шрив выпрямился и улыбнулся им своей знаменитой улыбкой.
      – Я не могу поверить, как красиво здесь стало, – заметил Виктор. Он стоял в середине прохода и осматривал помещение своей лавки.
      – Вы слишком любезны. – Рейчел зарделась от удовольствия. – Я почти ничего не сделала.
      – Вы сделали очень много.
      Почти ничего не изменив, она тем не менее более удачно разложила товары, все протерла и расставила по местам. Виктор с восхищением посмотрел на девушку. Она вытерла руки об огромный фартук, который он ей дал.
      – Я очень благодарна вам за то, что вы позволили мне остаться здесь до возвращения вашего отца.
      – К тому времени, как он вернется, вы сделаете нашу скромную лавку похожей на универсальный магазин в Чикаго.
      – Ну что вы. – Она смущение взглянула на него; гордость и удовольствие отразились в ее взгляде. Она торопливо начала укладывать рубашки в стопку. На щеке у нее опять появилась симпатичная ямочка.
      Виктор почувствовал комок в горле. В прохладном помещении лавки вдруг стало необычно жарко. Он машинально протянул руку, чтобы помочь ей. Их пальцы соприкоснулись. От этого прикосновения по его руке пробежал ток.
      Девушка не двинулась с места, только порывисто вздохнула. Ее губы приоткрылись.
      – Рейчел, я…
      Она шагнула к нему, оказавшись так близко, что их тела почти соприкоснулись.
      – Виктор.
      Нежность ее губ, произнесших его имя, завораживала его, манила к себе, влекла попробовать их медовый вкус.
      Это было настоящее блаженство. Ее губы были мягкими, податливыми, теплыми. Не отнимая губ, Виктор привлек девушку к себе или, точнее, шагнул в ее объятия. Он не мог понять, как они оказались так близко, что Их тела прижались друг к другу, а его руки сжали ее плечи.
      Рейчел нерешительно сомкнула свои руки на его талии и ощутила жар и силу его мускулистого тела. Она испуганно убрала их, но влечение было слишком велико. Магия его губ заставляла трепетать ее тело; от слабости у нее подгибались колени. Она почти повисла на нем, обхватив его руками за талию.
      Его язык дотронулся до ее губ. Удивленная, она приоткрыла губы.
      Вкус поцелуя был именно таким, каким он представлял себе – божественным. Сердце Виктора учащенно забилось. Он почувствовал, что у него кружится голова. Он обнял ее крепче, чтобы удержаться на ногах.
      Страсть, пламенная, всепоглощающая, проснулась в них.
      Ее язык прикоснулся к его языку, потом проник ему в рот. Виктор почувствовал, как она затрепетала и теснее прижалась к нему. Он ощутил, как ее груди с затвердевшими сосками прижались к его груди.
      Она была сестрой его подруги детства и, по-видимому, девственницей. Индейской стороной своей натуры он понимал тот поток чувственности, который мог вызвать в молодой женщине первый поцелуй.
      – Нет! – Он оторвался от ее губ и, запрокинув голову, сделал глубокий вдох.
      Озадаченная, она смотрела на его бронзовую шею. Ее сердце билось так сильно, что от этого дрожало все ее тело. Рейчел почувствовала тяжесть внизу живота, и через секунду ее обдало жаркой волной. Она не представляла себе, что такое влечение и такое глубокое наслаждение возможны в ее теле. Незнакомая сила рвалась с самой глубины ее существа, а он помешал этому.
      К ее разочарованию Виктор отпустил ее и отошел.
      – Я не понимаю, – пробормотала она.
      Он ушел в другой конец лавки и, прислонившись к прилавку, взъерошил свои светлые волосы.
      – Нет, конечно, не понимаешь. Она сделала шаг к нему.
      – Вот это и есть настоящий поцелуй? Он улыбнулся.
      – Почти.
      Она дотронулась пальцами до своих опухших губ.
      – Меня так еще никто не целовал.
      – Уверен, что нет.
      Она огляделась вокруг. Все вдруг стало каким-то другим. Свет, проникавший сквозь узкие окна, стал более ярким, запах специй, масла и кожи – более сильным.
      – Я не знала, что это будет так прекрасно. Он выпрямился.
      – Так бывает не всегда. – Он опять провел рукой по волосам. – Сегодня было хорошо, как никогда.
      Улыбнувшись, она сделала еще шаг к нему.
      – Значит, тебе понравилось?
      Он поднял руку, удерживая ее на расстоянии.
      – А теперь стой от меня подальше. Если ты не хочешь чего-то большего, чем поцелуй.
      С минуту она размышляла над его предупреждением.
      – Я думаю, мне хотелось бы чего-то большего, чем поцелуй.
      – Не надо! – почти выкрикнул он. Она замерла.
      Он перепрыгнул через прилавок, чтобы создать барьер между ними.
      – Ты меня не знаешь. Мы только что познакомились.
      – Я чувствую, что влюбилась в тебя.
      Он прижался спиной к полкам, как бы ища поддержки.
      – Этого не может быть.
      – Может. – Она протянула к нему руки. – Моя мама сказала мне однажды, под большим секретом. Она сказала мне, что влюбилась в моего отца сразу, как только увидела его. Моего настоящего отца, а не отчима. Мой отец тогда был курсантом в Уэст-Пойнте. Он приехал в Чикаго навестить своего друга. Они встретились на вечеринке, и она влюбилась в него за бокалом пунша.
      – Это невозможно.
      – Я всегда знала, что со мной случится то же самое. Моя мама даже плакала, когда рассказывала об этом. Она так грустила, потому что папа уже умер. В тот момент, когда она рассказывала об этом, его уже давно не было в живых. Он погиб еще до моего рождения.
      – Я знаю.
      – Да, конечно. – Она с любопытством посмотрела на него. – Ты все знаешь о моей семье. А я ничего не знаю о твоей.
      Он сделал широкий жест рукой.
      – Вот все, что ты можешь узнать. Я простой лавочник-полукровка.
      – Полукровка?
      – Моя мать – из племени шайенов. – Он пристально посмотрел на девушку, ожидая увидеть выражение отвращения на ее лице. Но оно совершенно не изменилось.
      – И поэтому твое имя Вулф?
      – И поэтому, и потому что мои родители не женаты по американскому обычаю.
      – Они женаты по-шайенски?
      – Да.
      – Это хорошо. – Она еще приблизилась и, положив руки на прилавок, провела по нему раскрытыми ладонями. – Моя мама захочет пригласить ее, когда начнется подготовка к свадьбе.
      – К свадьбе? – Виктор почувствовал себя так, будто на него надвигается поезд, который он не может остановить.
      – Боюсь, у нас будет очень многолюдная свадьба. У моего отчима много друзей и политических сторонников. У твоего отца, я уверена, тоже много деловых партнеров, которых он захочет пригласить.
      – Мой отец!..
      – Конечно, я бы предпочла скромную свадьбу. Я думаю, если мы будет настаивать, то, вероятно, можно будет устроить, чтобы присутствовали только мои и твои родители. Как ты к этому относишься?
      – Никакой свадьбы не будет.
      – Нет, будет. Мы же любим друг друга. – Она обошла прилавок и загородила ему путь к отступлению. Ее руки обвились вокруг его талии. – Поцелуй меня.
      – Нет.
      – Да.
      Она была как зимний ветер, который прилетает со стороны Канады – его невозможно остановить, от него невозможно скрыться. Он обнял ее и начал целовать до тех пор, пока не почувствовал, что может умереть от желания.
      Вдруг дверь в лавку распахнулась.
      – Есть здесь кто-нибудь?
      Они отпрянули друг от друга и посмотрели на темный силуэт в дверях. Фигура была явно женской – тонкая талия, длинная амазонка, шлейф которой женщина держала перекинутым через руку.
      – О нет! – Рейчел с отвращением попятилась. – Миранда.

      Женщина в дверях замерла.
      – Р-Рейчел?
      – О нет, это моя сестра!
      Виктор перевел взгляд с одной девушки на другую, потом на его лице появилась приветливая улыбка.
      – Мирри!
      – Вулф? – Она стояла, моргая глазами, стараясь привыкнуть к полумраку после яркого света.
      – Да.
      – Брат Белого Волка. – Его полное имя прозвучало словно королевский титул.
      – Да. – Он раскрыл объятия, и она бросилась к нему.
      – Не могу поверить, что это ты.
      – Я так рад тебя видеть.
      – Как давно мы не виделись. Ты стал такой высокий.
      – Ты тоже изменилась. И твой голос. Он совсем не похож на тот, что я помню.
      – Это мой сценический голос. Я должна была развивать его, чтобы меня хорошо слышали в зале.
      – Так ты актриса?!
      – Да.
      – Миранда Драммонд. Актриса.
      Она отстранилась от него на расстояние вытянутой руки, чтобы получше разглядеть его. Потом она рассмеялась и похлопала его по руке.
      – Мы оба стали взрослые, Брат Белого Волка, – повторила она его имя.
      Он поднял брови в шутливом предостережении.
      – Давай сохраним это в секрете. Сейчас меня зовут Виктор Вулф. Я уважаемый управляющий магазином, а в скором времени, когда Вайоминг станет штатом, я собираюсь быть его первым конгрессменом.
      Миранда радостно вскрикнула.
      – Ты будешь, ты непременно им будешь! Я знаю. Из тебя получится хороший конгрессмен. Ты будешь консервативен и осторожен. Ты всегда охранял меня от меня самой. Я буду голосовать за тебя. – Они опять обнялись. Наконец, продолжая держать Миранду за талию, он повернул ее к Рейчел.
      – Я знал, что ты приедешь. Твоя сестра приехала вчера. На мгновение мне показалось, что она – это ты.
      – Рейчел! – изумленно воскликнула Миранда.
      – Привет, Миранда, – раздалось равнодушное приветствие.
      – Что ты здесь делаешь? Ты должна быть в школе.
      Рейчел медлила, сложив руки на груди.
      – Я здесь, чтобы помешать тебе сделать то, что ты задумала.
      Виктор покачал головой с притворным осуждением.
      – Что ты задумала, Мирри?
      Когда Миранда замешкалась с ответом, Рейчел сказала:
      – Она задумала уничтожить моего отца.
      – Твоего отца?
      – Она имеет в виду Бенджамина Уэстфолла.
      – Уэстфолла? – замешательство Виктора усилилось. – Бенджамин Уэстфолл – твой отец? Но ведь он…
      – Верно, – прервала его Миранда. – Он тот самый человек, который позволил ее отцу – ее настоящему отцу Френсису Драммонду – и Хикори Джо Магрудеру и всем остальным погибнуть. Она называет его отцом, но на самом деле он ей отчим.
      Лицо Виктора становилось все более серьезным по мере того, как Миранда продолжала свой рассказ. Рейчел переводила взгляд с одного на другого. Наконец она не выдержала. Она схватила Виктора за руку и встала между ним и сестрой.
      – Не слушай ее! Послушай меня! Она сумасшедшая. Она хочет отомстить за то, что произошло много лет назад.
      – Если то, что она говорит, правда, то у нее, пожалуй, есть повод возбудить судебное разбирательство, – задумчиво начал Вулф. – Незаконное заключение в исправительный дом… Более того, если агентство Пинкертона захочет возобновить дело и начнет поиски доказательств, тогда может быть выдвинуто обвинение в убийстве.
      Миранда улыбнулась.
      – Адвокат и законник. Работает управляющим магазином перед тем, как войти в правительство штата.
      – Но это всего лишь ее слова! – в отчаянии закричала Рейчел. – У тебя ведь нет никаких доказательств, не так ли? – бросила она в лицо сестре.
      – Нет.
      – Вот видишь. – Она обратилась к Вулфу. – Ну посмотри на меня. – Она дотронулась до его щеки и заставила повернуть голову. – Не смотри на нее. Ты должен помочь мне. Я приехала, чтобы встретиться с твоим отцом. Я знаю, он влиятельный человек в этих местах. Мама всегда писала ему письма. Он может помочь мне положить конец всему этому.
      Виктор положил руку поверх ее руки.
      – Почему бы нам всем вместе не сесть в задней комнате и не выпить чего-нибудь холодненького? Мы могли бы поговорить спокойно и рассудительно.
      – Отличная идея, – кивнула Миранда. – Я высохла как мумия и так пропылилась, что меня нельзя пускать в приличное общество.
      Виктор кивнул. Взяв Рейчел за руку, он повел девушек в заднюю комнату и предложил им сесть. Из шкафа он достал три бутылки сарсапарильи, открыл их и передал девушкам. Миранда с жадностью поднесла спасительную жидкость к губам.
      – Ну, Мирри, что же ты задумала? Рейчел бросила на сестру мрачный взгляд.
      – Она задумала что-то ужасное. Она хочет опозорить моего отца. Я не удивлюсь, если она даже попытается убить его… Она сумасшедшая! Она приходила ко мне в школу…
      Миранда поставила свою бутылку, которая уже наполовину опустела, на стол. Потом она вновь поднесла ее к губам и продолжила пить. Пока Рейчел возмущалась, прохладная жидкость смывала сухость, оставленную во рту Миранды жарким ветром Вайоминга. Когда ее сестра сделала паузу, чтобы перевести дыхание, она сказала:
      – Сначала я хотела убедить твоего отца, Виктор, с помощью его влияния помешать Уэстфоллу получить сюда назначение, но я слишком поздно узнала об этом.
      Вулф пожал плечами.
      – Назначение можно отменить.
      – Но не сразу. Это назначение сената. Все устроил отец его первой жены, сенатор Батлер.
      – Если ты представишь доказательства о незаконности…
      – Шанс получить доказательства против Уэстфолла в такой короткий срок ничтожен. В агентстве Пинкертона даже не заподозрили его в смерти Бледсоу, а они в свое время провели довольно тщательное расследование. Человек, который поджег театр, где я выступала, сказал, что кто-то заплатил ему, чтобы он проделал это якобы в шутку. Он даже не знает, кто ему заплатил. Нет, Рейчел права. Нет абсолютно никаких доказательств.
      – Значит…
      – Я должна найти способ заставить его признаться.
      – Он никогда не признается в том, чего не совершал, – сердито бросила Рейчел.
      Миранда закрыла глаза.
      – Конечно. Думаю, не признается. – Ее слова были тяжелыми и холодными как камни. Наконец она открыла глаза. – На месте форта Галлатин что-то строят.
      Вулф кивнул.
      – Это в честь празднования Дня независимости. Они возводят памятник кавалеристам Второго полка, погибшим на перевале Лодж-Трейл.
      – Это я видела, но это еще не все. Там также возводят еще какие-то здания. По крайней мере, три. А может быть, и больше.
      – В одном из них будет штаб-квартира нового регионального председателя Бюро по делам индейцев.
      – И этот председатель – мой отчим. – Голос Миранды дрогнул от возмущения. Потом она язвительно произнесла: – Глубокоуважаемый Бенджамин Батлер Уэстфолл. – Она посмотрела прямо в глаза сестре. – Он определенно считает себя уважаемым человеком. Как же! И этот план он вынашивал давно.
      – Какой план? – Виктор недоверчиво посмотрел на нее. – Прошло целых семнадцать лет.
      – Он жаждет мести. – Миранда поставила пустую бутылку на стол. – Он хочет, чтобы каждый индеец на этой территории подчинялся ему. Если своими требованиями он выведет их из терпения и они начнут войну, он сможет вызвать войска на их подавление.
      – Мой отец не будет…
      – Когда возвращается твой отец? – обратилась Миранда к Виктору.
      – Мой отец не сделает ничего подобного, – сердито настаивала Рейчел. – Ты не понимаешь, о чем ты говоришь.
      – Через пару дней. Сейчас он в Лареми, – ответил Виктор.
      – Тогда я, пожалуй, поеду. – Миранда встала, потирая усталую спину.
      Рейчел вскочила с места.
      – Ты не смеешь настраивать отца Виктора против моего отца! Я запрещаю тебе.
      – Невозможно настроить отца Вулфа против твоего отца. – Миранда намеренно сделала ударение на предпоследнем слове. Ее голос звучал тихо, но уверенно. – Адольф Линдхауэр отправился глубокой ночью на поиски моего отца и привез его. С таким уважением он относился к моему отцу.
      – Я ненавижу тебя. – Голос Рейчел дрожал от негодования.
      Миранда надела шляпу и застегнула все пуговицы на своей амазонке.
      – Ты думаешь этим остановить меня? Ты никогда меня не любила. – У нее было такое выражение лица, будто она никогда не улыбалась. – Если бы ты хотела остановить меня, то могла хотя бы попытаться сказать мне что-то такое, ради чего мне стоило бы жить, кроме мести.
      Она резко повернулась и пошла к двери.
      – Мирри, подожди. – Вулф бросился за ней и перехватил ее у двери. – Не уезжай. Уже поздно, через два часа совсем стемнеет. Останься на ночь. Отдохни. Отец может неожиданно вернуться. Иногда он приезжает раньше назначенного срока. Если ты сейчас уедешь, то рискуешь разминуться с ним. Он может поехать другой дорогой или остановиться на отдых в стороне от дороги, и ты его не заметишь.
      Миранда колебалась. Она чувствовала, что ее силы на исходе. Отправиться в путь верхом через весь Вайоминг было с ее стороны безумием. Пока она сидела и пила сарсапарилью, она почувствовала, как затекли ее суставы. Все ее тело ныло. От мысли, что сейчас ей придется сесть в седло, ей становилось плохо. У нее болела спина, а седло натерло ягодицы. Продолжая отрицательно качать головой, она уже знала, что позволит себя уговорить.
 
      – Мы должны что-то сделать! – с жаром воскликнула Рейчел. Ее голубые глаза пристально смотрели на Вулфа. – Ты должен мне помочь.
      – Помочь тебе в чем? – Уголки его губ дрогнули, но он продолжал улыбаться. Рейчел была так настойчива. Ее голубые глаза горели гневом.
      Шайенская кровь в его жилах остро реагировала на этот гнев. Миранда никогда ни о чем его не просила. Но она вовлекала его в неприятности, в опасные предприятия, в авантюры точно с такой же страстью, и он пронес это воспоминание через всю жизнь. Поэтому он всегда приводил в отчаяние своих родителей, отказываясь жениться на какой-нибудь благовоспитанной белой девушке или на кроткой представительнице племени шайенов.
      Он был уверен, что обречен остаться холостяком, пока эта девушка – двойник страстной Мирри – не ворвалась в его жизнь. Он задумчиво покачал головой.
      Она неверно истолковала его движение.
      – Не хочешь! – Она схватила его за руку. – Не говори мне «нет». Она сошла с ума. Мне безразлично, что она моя сестра. То, что она пытается сделать, безумие. Останови ее.
      – Мы не можем остановить ее до тех пор, пока не узнаем, что она задумала.
      Рейчел оторопела.
      – Это будет нечто ужасное.
      – А может быть, нет. Может быть, она просто хочет разоблачить его. Тогда все будет зависеть от присутствующих людей, от того, поверят они ей или нет. – Он тряхнул головой. – Вероятнее всего, они ей не поверят. А если и поверят, то вряд ли захотят что-то предпринять. Да и что они могут сделать? Прошло столько лет.
      – Вот именно.
      – И суд оправдал его, если я правильно понял.
      – Конечно. – Рейчел не отпускала его руку. – Поэтому она задумала нечто ужасное.
      Она совершит что-то такое, от чего нам всем будет очень больно.
      Брат Белого Волка тяжело вздохнул.
      – Рейчел, я не знаю, что задумала Мирри, но я знаю одно: что бы она ни задумала, это не будет угрожать нам. Она не агрессивный человек. Никогда не была такой.
      – Ты ее совсем не знаешь. Разве это нормально, жаждать мести столько лет? Это безумие.
      – Нет, если речь идет об убийстве. – Он обнял ее за плечи. – Она любила своего отца, и он любил ее. Тебе не пришлось пережить того, что ей. Как бы ты чувствовала себя, если бы кто-то убил твою мать?
      – Я бы не стала всю свою жизнь вынашивать план мести, – быстро ответила Рейчел. – Я бы сразу что-то сделала или забыла об этом. – Ее пальцы сжали его руку. – Ты должен мне помочь.
      Он посмотрел ей в лицо. Она говорила почти как Мирри, когда та пыталась втравить его в какую-нибудь авантюру. Только это была не Мирри. Миранда никогда ничего не просила. Если он отказывался, она уходила одна. Нет, Рейчел была явно не такой, как ее сестра. Возможно, это благодаря ее более благополучной жизни. Возможно, в ней это было от Рут Драммонд. Все же то, что Рейчел покинула дом в Чикаго и решилась поехать в незнакомое место, было достаточно отчаянным шагом. И в этот момент Виктор понял: Рейчел Драммонд именно та женщина, которая ему нужна.
      – Возможно, я тебе вовсе не нужен. Ты сама можешь все изменить.
      – Что ты имеешь в виду?
      – Ты же слышала ее? Она сказала, что если бы кто-то дал ей то, ради чего стоило бы жить помимо мести, она бы так не стремилась к ней.
      – Это совершенная бессмыслица, – сердито сказала Рейчел.
      – А я думаю иначе. Что ты сделала, когда она пришла навестить тебя?
      Рейчел скрестила руки на груди.
      – Я посоветовала ей не вмешиваться в мои дела. Я сказала, чтобы она не возвращалась и не тревожила маму.
      – А ты не подумала, что ей хотелось, чтобы ты полюбила ее?
      – Конечно, ей хотелось, но она покинула нас. Она не могла вот так просто вновь войти в нашу жизнь и рассчитывать, что мы встретим ее с распростертыми объятиями.
      – Нет, конечно. Но зачем же тогда она пришла?
      Рейчел слегка смутилась.
      – Она пытается вмешаться в мою жизнь.
      – Почему?
      – Она думала, что я… э-э… не хочу… э-э… оставаться в школе миссис Уилкокс.
      – Ты хочешь сказать, что она считала, будто спасает тебя.
      Рейчел упрямо поджала губы. Виктор нежно обнял девушку.
      – Мне кажется, ты очень обидела свою сестру в тот день. Я думаю, ей не раз приходилось терпеть обиды, а она – боец по натуре. Она не привыкла сдаваться.
      – Значит, ты будешь помогать ей.
      – Я не буду помогать ей. Когда придет время, я помогу тебе сделать то, что нужно, если это не будет направлено против нее. Это я тебе обещаю. – Он видел ее сияющие глаза, ее розовые губы и нежную кожу щек.
      Вдруг ее губы задрожали. В глазах появилось растерянное выражение, будто она только сейчас осознала, что продолжает держать его за руку.
      – Рейчел, – тихо сказал он, – можно мне поцеловать тебя?
      Ямочка появилась у нее на щеке. Она опустила глаза.
      – Да.
 
      – Я же сказал тебе, что он может вернуться сегодня. – Виктор радостно улыбнулся Миранде. – Он любит этот магазин больше других. Именно здесь он начинал. Поэтому я и веду здесь дела. Он не доверяет его моим братьям. Они слишком несдержанны.
      Миранда кивнула.
      – А ты не бываешь несдержанным.
      – Никогда.
      Через открытую дверь они видели, как Адольф Линдхауэр осторожно вылез из повозки. Миранда, Рейчел и Вулф вышли на крыльцо.
      – Отец, ты никогда не догадаешься, кто приехал тебя повидать.
      Адольф кивнул всем троим. Его поблекшие синие глаза не задержались на лицах девушек.
      – Надо же какое совпадение. А ты никогда не догадаешься, кто приехал повидать тебя. – Он подал руку женщине, чье лицо было затенено широкополой шляпой с наброшенной сверху вуалью. – Но если ты хорошенько подумаешь, то вспомнишь эту даму, которую знал много лет назад.
      Из всех троих, стоявших на крыльце, Рейчел первая узнала женщину.
      – Мама!
      Миранда вздрогнула и попятилась, бросив на Виктора испуганный взгляд.
      Услышав голос дочери, Рут подняла голову.
      – Рейчел?
      Адольф бросил взгляд через плечо.
      – В чем дело?
      Миранда попятилась к двери, но было поздно. Рут Драммонд Уэстфолл побледнела. Рука, сжимавшая руку Линдхауэра, дрогнула.
      – Боже мой! Кто… кто вы?
      – Мама… – Рейчел спрыгнула с крыльца, чтобы подхватить мать, иначе та упала бы на землю и сердито взглянула на Миранду.
      – В чем дело? Что здесь происходит? – Адольф недовольно посмотрел на сына. – Кто эти девушки, Вулф?
      Рут дрожала как лихорадке. Будто получив удар в грудь, она беспомощно хватала ртом воздух.
      – Что случилось? Боже мой, Рут, тебе плохо? – Он подал знак сыну. – Вулф, иди сюда и помоги мне. С ней плохо.
      – Слушаюсь, сэр. – Брат Белого Волка спрыгнул с крыльца и встал возле Рут. Она невидящим взглядом посмотрела на него, потом ее ноги подогнулись, и она стала медленно сползать на землю, но Виктор успел подхватить ее на руки. Она повернула голову, чтобы видеть Миранду. – Успокойтесь. Я держу вас.
      – Она лишилась чувств? – с беспокойством спросил Адольф.
      – Нет, – прошептала Рут. – Она положила голову на плечо Виктора, пока он поднимался по ступенькам крыльца, но, поравнявшись со своей потерянной дочерью, она потянулась к ней. – Кто вы? – Ее рука дрожала. – Кто вы?
      Бежать было поздно. Да Миранда и не убежала бы, даже если бы могла. Она взяла протянутую руку матери.
      – Я Миранда.
      У Рут вырвался тяжелый вздох.
      – Миранда.
      – Да, мама.
      Брат Белого Волка отнес Рут в помещение лавки, в заднюю комнату. Там он усадил ее на стул, а Миранда, последовавшая за ними, опустилась перед матерью на колени.
      Рут взяла лицо дочери в свои холодные ладони. Слезы, дрожавшие у нее на ресницах, заструились по лицу.
      – Я знала, что ты не умерла. Я это знала. Ты не могла умереть. Я бы это сразу почувствовала. Поэтому в моей душе не было такой пустоты. Девочка моя. Моя девочка.
      – Мама. – Миранда тоже плакала. Увидев после стольких лет свою мать, услышав слова «девочка моя», она не выдержала. – О мама! – Она обняла руками колени матери.
      Рейчел и Адольф подошли к ним. У Линдхауэра было растерянное выражение лица.
      – Что здесь происходит? – спросил он сына. – Может быть, кто-то объяснит мне, что здесь происходит?
      – Это Мирри, – тихо сказал Вулф. – Она вернулась.
      – Это я вижу. Но откуда она появилась? В прошлый раз, когда кто-то вспоминал о ней, все считали ее умершей. Рут, разве не ты просила меня сообщить, не видел ли я ее? – Он не дождался ответа. – Возможно, я все перепутал. Это было много лет назад. Теперь я стал все забывать. Но, кажется, этого я не забыл. Рут, разве не ты писала мне, что она умерла?
      – Да, Адольф. – Рут уже смеялась. Она не сводила глаз с дочери, а ее пальцы касались лица Миранды и гладили ее по волосам.
      – Но вот она здесь, – сказал Адольф. Он улыбнулся сыну. – Думаю, ты скоро мне все объяснишь.
      – Обещаю.
      – Я убежала, – дрогнувшим голосом сказала Миранда, – убежала из дома. – Она помедлила, не зная, что рассказать, а что утаить.
      Рейчел вышла вперед.
      – Может быть, хотите выпить чего-нибудь холодного, мама, мистер Линдхауэр? Вам, должно быть, жарко и хочется пить.
      – Прекрасная идея. А может быть, чего-нибудь покрепче? – Линдхауэр с надеждой взглянул на сына, но Рейчел уже направилась к шкафу, где хранилась сарсапарилья.
      – Миранда, – тихо спросила Рут. – Где ты была?
      – В разных местах, – последовал уклончивый ответ. Затем она улыбнулась. – Я ездила по всему миру. Я – актриса.
      – Актриса?
      – Да, я поступила в театральную труппу. Многие годы я гастролирую по всей стране.
      – Но ты ни разу не написала мне. Ни строчки.
      – Мама… – Разговор принимал трудный оборот. – Я…
      – Это из-за Бенджамина? – Вопрос был задан просто, но все в комнате буквально замерли.
      – Я не… То есть он не хотел… Короче, мы не поладили.
      – Но он же искал тебя. Он сказал, что когда детектив напал на твой след, тебя уже не было в живых. Он сказал мне, что ты умерла.
      Настал момент, когда она могла рассказать матери о своих несчастьях. О жестокости Бенджамина Уэстфолла. О том, что было даже две, а не одна, попытки убить ее. Но она не смогла ничего сказать. Если ее план не удастся, мать по-прежнему останется с ним. Следовательно, чем меньше Рут будет знать, тем лучше.
      – Он, вероятно, получил ложную информацию. – Миранда встала, продолжая держать мать за руку, наклонилась и поцеловала ее в лоб. – О, как я рада видеть тебя.
      Рут тоже встала и обняла дочь. Она начала смеяться, сначала робко, потом все увереннее и радостнее.
      – Я не могу в это поверить. Не могу поверить, что это ты. После стольких лет. Это так чудесно.
      Когда Миранда отошла от матери, Рут внимательно посмотрела на нее.
      – Ты стала выше, но совсем немного. А твое лицо совсем не изменилось. Бог забрал у меня Френсиса, но Он не забрал тебя. Он тебя не забрал. А вот голос у тебя изменился. Что ты сделала со своим голосом?
      Миранда улыбнулась. Кончиками пальцев она вытерла слезы на щеках.
      – Я актриса, мама. Это мой сценический голос. Мы должны иметь очень громкую и четкую дикцию, чтобы нас слышали люди в большом зале театра.
      – Вот прохладительный напиток. – Рейчел вложила бутылку в руку матери.
      Рут машинально взяла ее, но не стала пить.
      – Мне не следовало выходить за него замуж. Я это знала. Знала, когда давала согласие, но… – Она беспомощно развела руками, потом удивленно взглянула на бутылку в руке. – Но в доме вашего деда было так ужасно. Мы были так бедны, даже имея крышу над головой и достаточно еды на столе. Я надеялась, что Бенджамин сможет дать вам то, что мне хотелось вам дать. Тебе и Рейчел. Но все сложилось плохо. Очень плохо.
      – Мама, не надо об этом, – попросила Миранда. – Я все понимаю.
      – О чем вы говорите? – вмешалась в разговор Рейчел. На ее лице было выражение гнева и недоумения.
      – Я не хотела, чтобы ты знала об этом.
      – Но ведь ты говоришь о моем отце, – упрекнула она Рут. – Ты говоришь, что тебе не следовало выходить за него замуж.
      Рут опустила голову под грузом обвинений младшей дочери.
      – Я хотела дать образование Миранде. Она была такой одаренной. А у нее не было возможности учиться. Я хотела, чтобы она встретила хорошего молодого человека и вышла за него замуж. Я думала, он поможет мне. Но я не должна была обольщаться. Я знала, что он совершил. Мы обе знали об этом.
      – Что он совершил?!
      – Мы все это знали. – Рут подняла глаза на Адольфа. Он стоял, сложив на груди руки.
      Коричневая бутылка сарсапарильи была зажата в одной из них. – Не так ли? Он откашлялся.
      – Может быть. Может быть.
      Рейчел переводила испуганный взгляд с одного на другого.
      – Вы говорите о моем отце.
      Рут только пожала плечами. Она перенесла все свое внимание на старшую дочь.
      – Миранда, у тебя все было в порядке?
      – Да, мама. У меня все отлично. Я приобрела профессию. Я нашла свой путь в жизни.
      – Но тебе было тяжело? Миранда сама часто думала об этом.
      – Не очень. Я подружилась с замечательными людьми. Они мне помогали.
      – Я всегда знала, что ты не пропадешь. Ты очень похожа на Френсиса. Он не терялся ни при каких обстоятельствах. Но ты нуждалась?
      – По правде говоря, нет. В ночь своего побега я сразу же оказалась в театральной труппе: спряталась в их фургоне. Они уже проехали полдороги до Сент-Луиса прежде, чем обнаружили меня. Сначала я помогала за кулисами, бегала с поручениями, чистила костюмы. Потом их ведущая актриса ушла, и им потребовалась новая.
      – И ты ее заменила. – Лицо Рут сияло от гордости.
      – Я играла ужасно, но у них не было другого выхода. Руководитель труппы Шрив Катервуд учил меня и шепотом подсказывал мне слова, когда я их забывала. Он и все остальные подыгрывали мне. С тех пор я начала играть и теперь уже достигла значительных успехов в этом деле.
      – Совсем как Френсис. Брат Белого Волка пристально следил за Рейчел. Ее лицо то краснело, то бледнело. Она открыла было рот, чтобы излить свой гнев, но он обнял ее за талию. Она посмотрела на него; ее голубые глаза горели огнем, но он покачал головой. Нежная улыбка появилась у него на губах, когда он крепче прижал девушку к себе.
      Адольф заметил их немой диалог. Он откашлялся.
      – Вот значит как. А кто же другая девушка? Мне кажется, я узнал эту молодую леди. Она определенно похожа на мисс Миранду. Я догадываюсь, кто она, но хочу, чтобы нас познакомили.
      Рут впервые вспомнила о своей младшей дочери.
      – Рейчел, что ты тут делаешь? Ты же должна быть в школе.
      – Я… я просто… – Лицо Брата Белого Волка было суровым. Рейчел помедлила и, спрятав свое раздражение, улыбнулась матери. – Я просто хотела быть с тобой и с папой. А теперь я еще встретилась со своей сестрой Мирандой.
      Рут раскрыла объятия и привлекла свою младшую дочь к себе. Ее подбородок задрожал, слезы опять полились из глаз.
      – Я не могу этому поверить. Я так счастлива. Так счастлива. Обе мои девочки снова со мной. Я не думала, что это когда-нибудь случится. – Она поцеловала Рейчел, потом Миранду. – Я знала, что ты не умерла. Я успокаивала себя, что ты где-то живешь. И вот ты здесь, и такая красивая.
      – Я тоже счастлива. – Миранда спрятала лицо на груди матери. – Я хотела вернуться домой, но сначала боялась, а потом была связана разными обязательствами. Я не могла подвести своих друзей. Они так много работали со мной, так верили в меня. Рут погладила дочь по голове.
      – Моя бесценная девочка. Конечно, ты не могла. Твой отец гордился бы тобой.
      Виктор заморгал, стараясь скрыть слезы, навернувшиеся ему на глаза. Адольф еще крепился.
      Рейчел осторожно, но решительно высвободилась из объятий матери и отступила в сторону. Широкая грудь Вулфа помешала ей уйти. Его губы прижались к ее уху.
      – Порадуйся за свою мать, если не можешь радоваться за сестру.
      – Меня тошнит от этого, – прошептала она. – Она живет с мужчиной. Ее отец, вероятно…
      Рут подняла на нее глаза. Рейчел сразу же осеклась.
      Миранда подняла голову и закрыла лицо руками.
      – Я замочила слезами твою блузку, мама. Рут рассмеялась.
      – Это самые радостные слезы, которые я когда-либо видела. Ты могла замочить ими хоть дюжину блузок, меня это не расстроило бы.
      – Вот это денек, – с чувством произнес Адольф. – Ну и денек.
      Рут глубоко вздохнула.
      – Да, это самый замечательный день. А теперь, Миранда, расскажи мне, почему ты приехала сюда?

      – Миранда берет на себя то, что должна была сделать я, – заявила Рут.
      – Мама! – с болью в голосе воскликнула Рейчел. – Мама, как ты можешь говорить такое?
      – Рейчел, помолчи!
      – Мама!..
      – Я могу с полной откровенностью заявить, что моя собственная дочь заставила меня устыдиться той жизни, которую я вела. Ужасный человек, который стал моим мужем, был в ответе за гибель целого отряда. Я это знала. Неважно, что решил суд. Он вошел в мою жизнь, и моя любимая дочь пропала. Вместо того, чтобы указать ему на дверь и начать поиски дочери, я вышла за него замуж. А теперь я узнаю, что он искалечил ее юность и пытался отнять жизнь. О, я готова умереть от стыда. – Она взглянула на Адольфа и Вулфа. – Я удивляюсь, что вы еще не выгнали меня из своего дома.
      – Ну что ты. Ты всегда будешь для меня желанной гостьей, – заверил ее Линдхауэр. Он обвел взглядом комнату. В его глазах вспыхнула гордость, когда он встретился взглядом с женой. Они все сидели в гостиной его дома в Шеридане. Когда-то на его месте стоял простой вигвам, где Адольф жил с молодой скво из племени шайенов. Теперь это был дом из десяти комнат и с большим штатом прислуги.
      Мебель и ковры, привезенные с востока по железной дороге, а потом собственными фургонами Линдхауэра, соседствовали с индейскими корзинками и вазами, пончо и одеялами. Голубое Солнце на Снегу, жена Линдхауэра, носила индейскую обувь, так же как и ее сын Брат Белого Волка, но та была скрыта подолом ее длинного красивого льняного платья с кружевной накидкой.
      Под одобрительными взглядами Адольфа она сидела в кресле красного дерева с темной цветной обивкой и наливала из серебряного чайника им чай в фарфоровые чашки. Они пили приготовленный ею особый напиток из целебных трав и чая.
      Голубое Солнце на Снегу бегло говорила по-английски, но в разговор вступала лишь изредка. Прислушиваясь к беседе, она следила за тем, как ее сын смотрит на юную Рейчел Драммонд. Чуть заметная улыбка время от времени появлялась у нее на губах.
      – Я предоставила своей дочери делать то, что должна была сделать сама, – с грустью произнесла Рут. – Даже в день гибели Френсиса я не протестовала так, как она. Я просто стояла остолбенев от шока. – Она сжала руку дочери. – И ты абсолютно права, Миранда. Нельзя допустить, чтобы он осуществил свои планы.
      – Мама, – возразила Рейчел. – Ты же не знаешь, что папа собирается сделать. Как ты можешь об этом говорить!
      Рут с сочувствием взглянула на младшую дочь.
      Рейчел вспыхнула, узнав в этом взгляде тот взгляд своей сестры, который та бросила на нее лишь накануне. Она огляделась вокруг, ища поддержки. Лица у всех были серьезными; они сдержанно смотрели на самую младшую из присутствующих здесь. Рейчел скрестила руки на груди.
      – Вы все не в своем уме. Мой отец все равно будет новым представителем Бюро по делам индейцев.
      – Но на самом деле его совершенно не волнуют нужды сиу и северных шайенов. Он строит форт, а не гражданские сооружения. Он планирует собрать здесь большие войска, – прямо заявила Рут. – Он хочет начать войну.
      Брат Белого Волка удивленно присвистнул.
      – Почему вы так уверены в этом?
      – Я проехала с ним почти через всю страну, и все это время он сидел над военными картами, составлял заявки на продовольствие, оружие, боеприпасы и войска.
      – Это его работа… Рут остановила дочь.
      – Предполагалось, что он будет доставлять сюда лекарства, продукты, школьные учебники. Прошло не так много времени со дня поражения Кастера. Я полагаю, что мир еще очень хрупок. Нужно совсем немного, чтобы сиу опять вышли на тропу войны. – Она посмотрела прямо на Адольфа и Голубое Солнце на Снегу. – А Бен Уэстфолл жаждет войны.
      Рейчел вскочила с места.
      – Вы все сошли с ума. Мама, я не могу поверить, что ты говоришь такие вещи. Ты на самом деле поощряешь ее.
      – Рейчел, Вайомингу не нужна война. Если мы можем что-то сделать, чтобы предотвратить ее, мы должны это сделать.
      – Вы ошибаетесь. Мой отец…
      – Но он тебе не отец, – вмешалась Миранда. – Он убил твоего родного отца. Но ты поверишь в это лишь тогда, когда я заставлю его в этом признаться.
      – Он никогда не признается в том, что не делал. Он ничего не делал из того, в чем вы его обвиняете. – Она бросилась к двери.
      Рут перехватила ее и заставила вернуться. Ее голос был тих, но настойчив.
      – Миранда права. Ты должна узнать правду. Мне невыносимо думать, что ты будешь продолжать любить этого человека. Если ему удастся осуществить свои планы, это кончится тем, что погибнут сотни невинных людей.
      К ней присоединилась Миранда.
      – Лучше послушай маму, Рейчел. Если начнется война, наша мама может погибнуть, и наши друзья тоже. Следуя своей привычке, он в этот момент уедет на восток за подкреплением. Он сумеет остаться в стороне от боевых действий.
      – Ты мне отвратительна! – Со слезами на глазах закричала Рейчел. – Отвратительна!
      Миранда гордо вскинула голову. Ее глаза – глаза леди Макбет – были холодными.
      – Я только тогда стану для тебя сестрой, когда заставлю его признаться в том, что он совершил. Я добьюсь от него признания, и тогда я покончу с этим делом раз и навсегда.
      – Ты ненормальная! Мама, она сумасшедшая!
      Рут покачала головой.
      – Нет, она права. Этому надо положить конец. Семнадцать лет слишком большой срок для отсрочки правосудия.
 
      – Это празднование будет самым грандиозным из всех, что только видели эти места. – Бенджамин Уэстфолл почувствовал, как поднимается его настроение, когда он смотрел на возвышавшуюся перед ним каменную колонну. Большая бронзовая плита, укрепленная на уровне глаз, включала имена всех, кто погиб в тот день. Первыми были названы подполковник Роберт Кларендон и капитан Френсис Драммонд. Он с гордостью указал жене на эти имена.
      – Вот, – сказал он ей. – Вот они здесь, как я и обещал. Теперь их никогда не забудут. Эта не какая-то могила на военном кладбище, а настоящий монумент.
      Рут знала, что он ждет, чтобы она поблагодарила его. Она устало улыбнулась.
      – Очень хорошо, дорогой. Надеюсь, все получится именно так, как ты задумал.
      – Конечно. Этим я навсегда заставлю замолчать злые языки. Люди больше не будут шептаться за моей спиной. Они увидят это и уйдут удовлетворенными. Знаешь, на празднование приедут даже из форта Лареми и Каспера. Среди них не только старики, но и молодые люди, которые построили новые города на этих холмах. Они все будут здесь, и я вселю в их души покой. Я расскажу им, что они могут ждать от нового представителя по делам индейцев.
      – Это надо рассказывать сиу. Это с ними ты будешь иметь дело, – тихо заметила Рут, но он не слушал ее.
      – Я могу обеспечить им защиту, которой у них не было со времен сражения при Малом Бигхорне. Благодаря новому представителю они смогут спокойно спать в своих постелях.
      – Бенджамин…
      – Напоследок я приготовил большой сюрприз. Хью Батлер приедет из Вашингтона, чтобы открыть праздник.
      Она удивленно посмотрела на мужа.
      – Сенатор Батлер!
      – Да. Я знал, что ты удивишься.
      – Он проделает весь этот путь? Ты уверен?
      Уэстфолл нахмурился.
      – Конечно, он приедет. Разве ты мне не веришь?
      – Но признайся, случай не достаточно важный, чтобы ехать в такую даль из самого Вашингтона. Бенджамин, он пожилой человек. Ему, должно быть, уже восемьдесят пять!
      Ее муж был явно озадачен. Он, кажется, никогда не считал Хью Батлера старым.
      – Бенджамин, – продолжала она. – Он слишком стар, чтобы совершать такие дальние поездки. Даже ты был очень утомлен дорогой сюда. Подумай, как ужасно может сказаться на нем такая дорога.
      – Глупости. Я вовсе не был утомлен. – Он вытер пот со лба и недовольно взглянул на солнце. – Он приедет. Я его пригласил и совершил все приготовления.
      – Но ты не получал от него известий? Он же не подтвердил свое намерение приехать.
      – Он приедет. Он знает, как это событие важно для меня. Он приедет. – Уэстфолл вылез из повозки и направился туда, где строители возводили платформу для выступлений.
      Ветер Вайоминга поднимал пыль при каждом шаге. Рут закрылась зонтиком от пыли, но при этом солнце стало нещадно жечь ей плечи и лицо. Ее муж остановился, чтобы закурить сигару, и бросил сердитый взгляд в ее сторону. Она следила за ним взглядом и не могла найти в себе ни капли жалости. Навязчивая идея привела его в это негостеприимное место. Все, о чем она молила сейчас, это чтобы он оказался единственным, кто здесь погибнет.
 
      Шрив улыбнулся смуглой женщине-индианке в накрахмаленной блузке в белую и зеленую полоску.
      – Я пришел поговорить с Адольфом Линдхауэром.
      – О чем?
      – По личному делу. Я ищу очень дорогого мне человека, а поскольку мне известно, что она – его старая знакомая, то я подумал, что ему, возможно, известно, где она может находиться.
      Голубое Солнце на Снегу выслушала его вежливую речь и улыбнулась.
      – Вы актер?
      Его черные брови поползли вверх. Потом его улыбка стала еще шире; он снял шляпу и церемонно поклонился ей.
      – Мне кажется, вы знаете человека, которого я ищу.
      – Входите.
      – Благодарю, мадам. Меня зовут Шрив Катервуд.
      – А меня – Голубое Солнце на Снегу. Он опять поклонился, беззвучно повторяя ее имя.
      – Чудесное имя. Вам не приходила в голову мысль о карьере актрисы?
      Она засмеялась; от глаз по ее смуглому, гладкому лицу побежали морщинки.
      – Нет, сэр. Я жена и мать. Проходите сюда.
      Он последовал за ней по длинному коридору, отметив дорогой персидский ковер с синим и красным рисунком под ногами. Хозяйка дома открыла дверь.
      – Миранда, к вам гость.
      При виде Шрива Миранда вздрогнула.
      – Что ты здесь делаешь? Как ты нашел меня?
      Он бросился к ней, а Голубое Солнце на Снегу закрыла дверь, оставив их наедине.
      – Миранда! – Каким счастьем было ощутить ее в своих объятиях. Он крепко обнял и поцеловал ее. Еще долго в комнате раздавался лишь ее страстный стон и звук жарких поцелуев. Наконец они оторвались друг от друга, чтобы перевести дух.
      – Я не могу поверить, что ты здесь.
      – Мне казалось, что я потерял половину себя.
      – Я так скучала по тебе.
      – Что бы ты ни задумала, я здесь, чтобы помочь тебе.
      – Поцелуй меня еще раз, – прошептала она. – Пожалуйста.
      И как галантный кавалер он был рад выполнить любую ее просьбу.
      Потом они сели рядом на софу, покрытую ярким индейским одеялом.
      – Я все еще не могу поверить, что ты поехал за мной, – робко сказала она. – В своей записке я сказала правду. Я хотела присоединиться к труппе в Сент-Луисе. Если бы мое дело потребовало больше времени, я бы встретилась с вами в Новом Орлеане. Но я не была уверена, что ты взял бы меня назад.
      Он сжал ее руки в своих.
      – Я отменил все спектакли в Сент-Луисе.
      – Шрив, мы никогда не отменяли спектакли, никогда.
      – …по причине твоей «болезни». Хозяин театра был расстроен, но отнесся с пониманием. Мы перенесли контракт на осень.
      – Значит… значит…
      – Мы нужны тебе, – серьезно сказал он. – Какие бы у тебя ни были планы, это опасное дело. Этот человек – убийца. Ты же член нашей семьи. – Он увидел, как ее глаза наполнились слезами. – К тому же Марк Антоний не относится к числу моих любимых ролей.
      Она чуть смущенно засмеялась.
      – А мне казалось, что это прекрасное распределение ролей. Ты всегда угрожал мне, что будешь играть его, бегая обнаженным по сцене с плеткой, чтобы хлестать ею всех исполнительниц женских ролей. Когда я особенно плохо играла, ты говорил, что будешь ставить «Юлия Цезаря».
      – Да, но я лгал. – Он вновь стал серьезным. – Все эти мужские роли трудно распределять. А ты никогда не играла плохо.
      Она улыбнулась.
      – Я это запомню. Ада и Джордж поехали в Новый Орлеан?
      – Они? Как бы не так! Они здесь в самой отвратительной гостинице, где всем заправляет женщина по имени миссис Браунбутс, которая вполне могла бы сыграть третью ведьму. Мы все там живем, но у тебя условия лучше. – Он оглядел уютную гостиную.
      – Да, я остановилась у друзей. – Она прижала руки к щекам. Слезы дрожали у нее на ресницах. – Ада и Джордж приехали с тобой. Вы все приехали в Шеридан, чтобы помочь мне.
      – Конечно, Миранда… – Что еще он мог сказать, кроме как опять поцеловать ее влажные от слез щеки.
      – О Шрив! Я так тебя люблю!
      – И я тоже люблю тебя.
      Она серьезно посмотрела на него.
      – Ты действительно меня любишь. А раньше ты говорил мне о любви только тогда, когда хотел заставить что-то сделать.
      Он поцеловал ее в кончик носа.
      – Клянусь, что я любил тебя, даже когда мне ничего от тебя не требовалось. За исключением того, чтобы ты любила меня. – Он насмешливо сморщил нос. – А теперь расскажи мне, что здесь произошло.
      Она прижалась к его груди и рассказала ему все – о встрече с Братом Белого Волка, о гневе и отчаянии сестры, о встрече с матерью.
      – Она даже попросила у меня прощения, – пробормотала она, подняв к нему лицо. – Она сказала, что это она должна была наказать его.
      Шрив поцеловал Миранду.
      – Так она и должна была поступить вместо того, чтобы предоставлять это дочери. Однако я рад, что этого не случилось. Тогда ты бы никогда не спряталась в фургоне.
      – И никогда не поступила бы в труппу.
      – И не стала Великолепной Мирандой. – Он опять поцеловал ее. Шриву казалось, что его сердце готово разорваться от любви. Зачем он порвал лицензию на брак? Они могли бы пожениться прямо сейчас.
      – И никогда не влюбилась бы в Шрива Катервуда, «Романтическую звезду трех континентов».
      – Это верно. – Спустя несколько минут он наконец выпустил Миранду из своих объятий. – Меня проводила сюда какая-то женщина. У нее такое необычное имя.
      – Голубое Солнце на Снегу?
      – Она спросила, не актер ли я, и, кажется, решила, что у меня есть право находиться здесь. – Он оглядел уютно обставленную гостиную. – Однако я не думаю, что ей понравилось бы, если бы я сейчас бросил тебя на пол и занялся с тобой любовью.
      – Ты ничего о ней не знаешь. Она – жена Адольфа Линдхауэра. И они любят друг друга. У них шестеро замечательных детей: трое мальчиков и три девочки. Я думаю, у них тоже бывали такие моменты.
      Шрив поцеловал ее снова, проникая языком ей в рот; от этой ласки она застонала от наслаждения. Когда Шрив прервал поцелуй, они оба дрожали от возбуждения.
      – Я хочу увезти тебя из этого места в какой-нибудь приличный отель.
      Она выпрямилась.
      – Шрив, я очень этого хочу, но сначала нужно покончить с этим. Если он осуществит свои планы, начнется новая война с индейцами. Он восстанавливает военный форт вместо того, чтобы строить гражданские здания.
      – Ты права. Это дело нужно довести до конца. Но как?
      Миранда встала и начала мерить шагами комнату. Наблюдая за стройной, элегантной женщиной, он вспоминал худенькую, неуклюжую девушку, забравшуюся в повозку. Для него она была всем. Сейчас его распирала гордость: он видел перед собой свое дитя, свою ученицу, свою возлюбленную. И надеялся скоро назвать ее своей женой.
      Заметив, с какой любовью он смотрит на нее, Миранда остановилась. Странное выражение появилось на ее лице.
      – Не надо Шрив, – прошептала она. Он улыбнулся и покачал головой.
      – Я рада, что ты приехал, потому что у меня не было времени все обдумать. Слишком многое произошло, причем произошло одновременно. Мне срочно нужен план, потому что все это должно быть сделано послезавтра.
      Шрив вопросительно посмотрел на нее.
      – Что? Почему так скоро?
      – Потому что послезавтра четвертое июля. День независимости. Планируется большое празднество и открытие памятника.
      – Какого памятника?
      – На месте форта Галлатин они построили памятник Кларендону и всем, кто погиб вместе с ним. Его будут открывать в этот день и Уэстфолл произнесет речь. Люди приедут со всей округи. Каким-то образом я должна заставить его сделать признание перед ними.
      Шрив недоверчиво покачал головой.
      – Перед публикой? Невозможно. Мы могли бы похитить его и заставить написать признание, а потом опубликовать его в газете.
      Миранда не поддержала его.
      – Это уже не то. Он должен сказать это вслух. Должен признаться. В противном случае моя сестра никогда не простит меня.
      Он возмущенно всплеснул руками.
      – Эта девчонка! Что она здесь делает?
      – Приехала, чтобы помешать мне. – Миранда грустно посмотрела на него. – И она настолько зла, что вполне может это сделать. Она даже разозлилась на нашу маму. Уэстфолл был для нее единственным отцом, которого она знала. Он всегда был добр к ней, и она решила защищать его.
      – Но она наверняка не сможет ничего сделать, ведь она еще ребенок.
      – Она бросила школу и самостоятельно добралась сюда из Чикаго.
      Шрив усмехнулся.
      – Ну конечно. Я забыл, что она твоя сестра. Миранда улыбнулась в ответ.
      – Конечно. Она может предупредить его. Она может напасть на меня. Я не знаю что еще. Но я должна заставить ее увидеть Уэстфолла в истинном свете. Пока она собственными ушами не услышит его слова, она никогда мне не поверит. Он должен признаться.
      – Выглядит достаточно просто. – Шрив засмеялся. – Надо всего лишь заставить твоего отчима признаться перед сотнями людей в том, что он стал причиной гибели целого отряда. А как заставить его сказать, что он убил детектива из агентства Пинкертона и нанял Арчи Доута, чтобы поджечь театр? На словах все выглядит довольно просто. Но даже если мы добьемся всего этого, мы не сможем заставить твою сестру полюбить тебя. Ты же знаешь, не так ли, что даже если он признается под дулом пистолета, она никогда не поверит тебе? Миранда прижала ладони к вискам.
      – Я уже больше ничего не хочу слышать.
      – Миранда, давай уедем. Мы можем отправиться на гастроли в Сент-Луис. Или устроить небольшие каникулы в Новом Орлеане. Это ведь не трагедия, где на героя падает проклятье в любом случае, совершит он данный поступок или нет. Если ты предпримешь такую попытку, ты можешь сама погибнуть. Если не будешь ничего предпринимать, ты можешь спокойно уехать и забыть об этом. Жить долгой, счастливой жизнью. Выйти замуж. – Он сделал многозначительную паузу, но она была слишком расстроена, чтобы обратить на это внимание. – Иметь детей.
      Она стояла к нему спиной, уставившись в окно, и выглядела такой хрупкой, совершенно не способной осуществить задуманный план.
      – Больше и больше я склоняюсь совершить то, о чем думала много лет назад. Я полагаю, ты привез все чемоданы с костюмами и вообще весь реквизит?
      Шрив вздохнул. Его речь была впустую.
      – Никогда не знаешь, когда нас пригласят на гастроли.
      – А у нас осталась военная форма к пьесе «Много шума из ничего»?
      – Да.
      С минуту она постояла молча, глядя в пространство, но когда повернулась к Шриву, он увидел, что она улыбается.
      – «Я слыхал, что иногда преступники в театре бывали под воздействием игры так глубоко потрясены, что тут же свои провозглашали злодеянья».
      – Послушай, Миранда, – сурово предупредил он ее. – Жизнь – это не театр. Настоящий король Клавдий никогда не признался бы вот так, перед всеми. – Шрив сделал широкий королевский жест. – Он бы приказал зажечь факелы, велел убить актеров и арестовать Гамлета. Или даже, возможно, арестовать актеров и убить Гамлета.
      – Я не согласна. Я думаю, он сделал бы именно то, что сделал. Особенно, если удачно выбрано время.
      Шрив пожал плечами.
      – Но как мы заманим твоего отчима в театр?
      – Мы не будем заманивать его в театр. Он будет стоять у памятника. Он будет открывать его.
      Шрив вскочил на ноги.
      – Это невозможно. Нет. Я запрещаю. Миранда схватила его за руки.
      – Подумай об этом. Ни время, ни место не имели значения, и все же они признавались. Какое грандиозное представление! Он будет стоять именно на том месте, где стоял в тот момент, когда они погибали там, за холмом. Он пытается успокоить свою совесть. В течение семнадцати лет он носил в себе свою вину. Он женился на женщине, мужа которой убил, и пытался убить ее дочь. Теперь он пытается загладить свою вину перед ней. Он назовет имена своих жертв, и они придут. Как призрак Банко и отца Гамлета. Придут души погибших.
      В его глазах появилось задумчивое выражение, хотя он и продолжал качать головой.
      – Возможно. Возможно, в темноте ночи ты и могла бы заставить кого-то поверить в призраков, но не здесь, при ярком свете дня.
      – Ты не знаешь здешних обычаев. Ты не знаешь, во что верят люди, которые здесь живут. Это страна, где духи бродят по перевалам и глубоким долинам. Несколько дней назад я ехала через перевал. Я чувствовала дух отца. Не будет никаких призраков. Никаких белых простыней и жутких воплей. Нет. Души. «Я дух. Я твой отец».
      Он уставился на нее.
      – Значит, ты решила играть Гамлета? Она опустила руки и с гордо поднятой головой отошла от него.
      – Я и есть Гамлет. Я поняла это, как только в первый раз прочитала пьесу.
      Шрив улыбнулся и поклонился ей.
      – Мой соратник. Тогда я сыграю призрака.
      – Ты этого не сделаешь! В кавалерийской форме, спрятав волосы под шапку и наклеив светлые усы, я буду очень похожа на отца. Ни один человек, кто когда-нибудь знал Френсиса Драммонда, увидев меня издали, не усомнится, что я – это он. Особенно если моя мать, которая будет сидеть рядом с Уэстфоллом, забьет тревогу, когда я спущусь с холма.
      – А если он и глазом не моргнет? Если он рассмеется? Если он просто потребует, чтобы кто-то поехал и помешал тебе срывать церемонию? А если он достанет оружие и начнет стрелять?
      Миранда сунула руки в карманы и зло прищурилась.
      – О, на это я и рассчитываю. Когда я окажусь от него на расстоянии пистолетного выстрела, я заставлю его это сделать. Если он начнет стрелять? Тогда и я выстрелю в него.
      Шрив обнял ее, но она не отозвалась на его ласки, и он почувствовал, как ее бьет нервная дрожь. Он прижался щекой к ее макушке и погладил по спине.
      – Миранда, Миранда. Что я с тобой сделал? Научил тебя тому, что жизнь – это театральные подмостки.
      – Это сработает, Шрив, – сказала она. – Обязательно сработает.
      Он почувствовал, что и его охватывает дрожь возбуждения.
      – Миранда, я люблю тебя.
      Внезапно она изогнулась в его объятиях, взяла его лицо в свои ладони и привлекла к себе. Ее губы с жадностью прижались к его губам.
      – Это сработает. – Она опять поцеловала его. – Сработает, сработает, – повторяла она между поцелуями.
      Пламя страсти опалило их. Миранда подалась навстречу ему.
      – Шрив, Шрив…
      – Миранда, любимая. Только не здесь.
      – Нет, здесь. Сейчас. Я безумно тебя хочу. Я не выдержу…
      Она распахнула блузку, отрывая пуговицы, и подставила ему свою грудь.
      – Пожалуйста, прошу тебя.
      Опустив глаза, Шрив увидел, что ее соски уже затвердели, и его тело ответило на ее призыв. Он почувствовал возрастающее возбуждение. Его губы прижались к ее груди. Она обхватила его за шею и поднялась на цыпочки.
      – О Шрив! – Ее дыхание с трудом вырывалось сквозь стиснутые зубы. – Укуси меня. Сделай мне больно. Я этого не выдержу. Не выдержу того, что я чувствую. Прошу тебя. О Боже! «Лишь натяни решимость как струну – и выйдет все».
      В его руках она превратилась в демона. Изогнувшись, она сжала зубами его мочку уха.
      – Прошу тебя.
      – Любимая…
      Одна ее рука обвилась вокруг его талии и скользнула вниз за пояс его брюк. Обычно Шрив брал на себя инициативу в их любовной игре. Теперь он поежился, когда ее ногти начали царапать тонкую ткань его белья, доставая до самого тела.
      Не отрывая губ от ее груди, он приподнял ее юбки. Его руки с резким треском разорвали на ней панталоны.
      – Да! – прошептала она. – О да! Последнее слово закончилось криком боли, когда он впился зубами в ее затвердевший сосок. Одной рукой он расстегнул брюки и освободился от них.
      – Миранда, – глухо выдохнул он. – Мы не должны этого делать. Особенно здесь в гостиной твоих друзей.
      Вместо ответа она обхватила его руками за шею. Правую ногу она закинула ему за спину, открывая ему свое горящее страстью тело. Влажное и горячее, оно прижималось к нему. Миранда начала двигать бедрами.
      – Я хочу тебя, Шрив. Я хочу тебя прямо сейчас.
      Сунув руки ей под панталоны, он сжал ее ягодицы. Они были не мягкими и податливыми, как у женщины, лежащей под мужчиной, а упругими и напряженными.
      Он не мог ответить точно: он приподнял ее или она взобралась на него. Это не имело значения. Внезапно она оказалась над его членом, полностью открытая, готовая принять его.
      Ее по-прежнему сотрясала дрожь.
      – Шрив… – Она действительно произнесла его имя? Или только подумала?
      Он прогнулся в спине и, резко подавшись вперед, одним точным движением вошел в нее. Она вскрикнула от восторга, почувствовав его в себе, ощутив, как он проник в самую ее глубину. Он сделал одно движение, второе. На третий раз наступила разрядка. Всю суть своей жизни, своей любви к ней он выплеснул в нее.
      Она вскрикнула снова. Ее бедра задвигались, ее влагалище ласкало его член, то сжимая, то отпуская его. И. теперь Шрив застонал от наслаждения, сравнимого с болью, чувствуя, как с каждым ее движением силы покидают его.
      Некоторое время они стояли тесно сплетясь руками и ногами. Потом Миранда разжала ноги и скользнула вниз, лаская его при этом.
      Шрив покачнулся и почти упал на низенькую скамеечку. Когда ноги Миранды коснулись пола, она обняла его за шею рукой и опустилась к нему на колени, закрыв себя и его своими юбками. Для любого, кто вошел бы в комнату, все выглядело так, словно она просто сидит у него на коленях. Она закрыла глаза и положила голову ему на грудь.
      – Я люблю тебя, – прошептала она. – И спасибо тебе. Спасибо.
      Он поцеловал ее в висок, его глаза были тоже закрыты.
      – Не стоит благодарности. Поверь мне, Миранда, удовольствие было взаимным.

      – Вот что мы планируем сделать. Джордж будет изображать Хикори Джо Магрудера. Шрив оденется в кавалерийскую форму и будет нести штандарт. А я надену форму моего отца. Мы все трое спустимся с перевала в долину. Единственное, что вам надо будет сделать, это узнать нас, когда мы приблизимся. – Миранда обвела взглядом присутствующих.
      – Вы должны будете подать нам сигнал, когда он начнет говорить речь, особенно, когда он начнет перечислять имена, – сказал Шрив. – В этот момент кто-нибудь должен достать платок и вытереть лицо. Я достану подзорную трубу и наведу ее на платформу.
      – Это могу сделать я, – предложил Брат Белого Волка.
      – Виктор! – воскликнула Рейчел. – Ты же обещал.
      – Я не считаю это помощью, – возразил он. – Просто достать из кармана платок не одно и то же, что участвовать в маскараде.
      – Это сделаю я, – предложила Рут. – Никто не подумает ничего дурного, если женщина достанет белый платок и начнет обмахиваться им. Я буду сидеть на возвышении над головами присутствующих. Вы без труда увидите меня.
      – Помните, что очень важно выбрать момент. Дайте ему время назвать имена Френсиса Драммонда и Джо Магрудера и рассказать всем о том, кто они такие, – наставлял ее Шрив. – Я надеюсь, он включил эти сведения в свою речь. – Он недовольно посмотрел на Миранду. – Сможем ли мы сыграть убедительно? Мы даже не знаем, какие реплики включены в сценарий?
      Она засмеялась над его режиссерским подходом. Стремление Шрива к совершенству взяло верх, и он подошел к осуществлению плана с профессиональной тщательностью, что вселило в Миранду надежду на успех.
      Он обвел взглядом всех членов группы.
      – Если я правильно понял, то в толпе будут, в основном, молодые люди. Не многие из них помнят солдат, которое защищали форт Галлатин. Значит, будет нелегко привлечь их внимание. Помните: мы должны ввести в заблуждение всю толпу.
      – Я послушаю сегодня его речь и выскажу ему свои пожелания, – предложила Рут.
      – Хорошо. – Шрив посмотрел на Миранду. – Мне надо что-нибудь записать? – Она покачала головой. Тогда он обратился к остальным. – Не забудьте прокричать ваши реплики, как я вам велел. Повторите их два-три раза громким, четким голосом, и чем ниже, тем лучше. Не срывайтесь на высокие ноты.
      – Это отвратительно, – вмешалась Рейчел. Он проигнорировал ее слова.
      – Произносите каждый слог четко и делайте паузу между словами. Даже если вам придется изобразить волнение, ваш голос должен быть ясным как кристалл. После первой реплики публика зашумит. Они начнут перешептываться, оглядываться, вытягивать шеи, чтобы разглядеть, на что вы указываете. Им будет трудно вас расслышать, и очень важно, чтобы Уэстфолл поверил, что все нас узнали. Он должен быть вовлечен в общий ажиотаж.
      – Это самое отвратительное, что мне приходилось слышать, – опять заявила Рейчел. – Вы руководите всеми, будто ставите пьесу.
      – Именно так, моя дорогая, – ответил он, одарив ее своей самой обворожительной улыбкой. – Искусство никогда, никогда не должно имитировать жизнь. Жизнь – штука запутанная и некрасивая. В ней отсутствует чувство ритма. Поэтому зачастую плохой исход событий закономерен. Но когда режиссура хорошая, каждый чувствует цель и свое место. И публика видит все как на ладони.
      – Вы собираетесь обмануть ее.
      – Если он невиновен, тогда он будет так же изумлен, как остальная публика, и вы потом весело посмеетесь, – сказала ей Миранда. – И у тебя появится реальный повод больше никогда не разговаривать со мной.
      – Если он пострадает, я клянусь, ты за это поплатишься. – Голос Рейчел дрожал от негодования.
      – А как насчет тех людей в театре? Кто-то сломал себе ноги, кто-то обгорел, а некоторых просто затоптали. К тому же все они были перепуганы до смерти.
      – Он не имел к этому никакого отношения. Он был за тысячу миль от театра, в Вашингтоне.
      Сестры с неприязнью посмотрели друг на друга.
      Адольф бросил взгляд на Голубое Солнце на Снегу. Она кивнула.
      – Я тоже хочу приложить к этому руку, – заявил Адольф. – Я слышал, как вы говорили о костюмах и репликах. Я не могу сделать многого, но у меня есть конь, которым вы можете воспользоваться. Я хотел сказать, зачем вам брать лошадь напрокат, когда вы можете иметь настоящего боевого коня.
      Миранда вопросительно посмотрела на него.
      – Настоящего? Кавалерийского скакуна?
      – Верно, но не просто кавалерийского, а того самого. Ты можешь сесть на коня своего отца.
      Холодок пробежал по спине Миранды.
      – Веллингтон? Но он вернулся раненым. Я думала, он умер.
      Линдхауэр усмехнулся, радуясь моменту всеобщего удивления.
      – Ветеринар вытащил у него стрелу, но все сказали, что плечо у него не заживет и решили его пристрелить. Пристрелить не только лучшего скакуна в Вайоминге, но и коня Френсиса! Я этого не мог вынести. – Адольф взглянул на Рут, глаза которой наполнились слезами. – Я выкупил его. И знаете что? Он выздоровел. Так что если он вам нужен, вы можете его взять.
      Миранда обняла старика.
      – Великолепно. Он дополнит мой образ. – Она повернулась к Шриву. – Никто, хоть раз видевший Веллингтона, уже не мог забыть его. Великолепный гнедой жеребец с длинной черной гривой и таким же черным хвостом и тремя черными ногами. А правая передняя нога от копыта до колена была белой. Папа говорил, что он будто наступил в снег. Веллингтон. Теперь я знаю, что все делаю правильно.
 
      – Я ухожу.
      Виктор схватил Рейчел за руку и заставил ее повернуться к нему лицом.
      – Это спектакль твоей сестры. Не кажется ли тебе, что ты могла бы позволить ей сыграть его?
      – Нет. Это не справедливо. Вы все на ее стороне и против него. Даже ты. Особенно ты. А я подумала… – Она попыталась вырваться из его рук. – Отпусти меня.
      – Подожди. Что ты подумала, Рейчел?
      – Ничего. – Она покачала головой, потом дерзко взглянула на него. – Я подумала, что ты любишь меня.
      Он тяжело вздохнул – даже в гневе она оставалась прекрасной.
      – Я в самом деле люблю тебя. Я не могу на тебе жениться, но я действительно люблю тебя.
      Она прижалась к нему и подставила губы для поцелуя. Он не мог удержаться и начал ласкать ее нежные юные губы, проклиная себя за слабость и за бурные страсти, проснувшиеся в нем.
      – Почему ты не можешь на мне жениться? – наконец спросила она.
      – Ты, конечно, должна была задать этот вопрос, но ты, наверное, единственная, кто стал бы его задавать. Ты же видела мою мать.
      – Голубое Солнце на Снегу? Конечно, видела.
      – Она из племени северных шайенов. Она даже не так называемая «принцесса» или «дочь шамана», за кого выдают белые мужчины своих скво, которых они завлекли к себе в постель. Она обыкновенная женщина. Красивая, гордая, умная. Но она – индианка.
      – И ты думаешь, что из-за того, что твоя мать индианка, люди будут презирать тебя?
      Он невесело усмехнулся.
      – Я не думаю. Я знаю. Ты еще ничего не знаешь о таких вещах, не понимаешь ту ненависть, которую многие люди здесь – и в других местах – испытывают по отношению к индейцам. Я изменил свое имя на Виктора Вулфа, чтобы люди в Вайоминге не связывали меня с моим отцом. Он известный человек. Им восхищаются за то, что он богат, и добился этого богатства честным путем.
      – Это очень благородно с твоей стороны, что ты захотел всего добиться сам.
      Ее наивность поразила его.
      – Это не благородство. Вовсе нет. Многие люди с неприязнью относятся к моему отцу не только потому, что он добился такого успеха в бизнесе, но и потому, что он хорошо обращается со своей женой. Я фактически отказался от своих родителей, потому что боялся, что мои родственные связи могут лишить меня шанса быть избранным в правительство.
      – Я этому не верю. Ты не мог так поступить. – Ее глаза светились любовью и верой.
      – Мог. Я это сделал, а потом рассказал отцу и объяснил, почему я так поступил. Ему не понравился мой обман, но он понял меня. – Он взял ее лицо в свои ладони и крепко поцеловал. – Я честен с самим собой. Влиятельные люди в этом штате и в столице говорят, что хороший индеец – это мертвый индеец. Генералы хотят истребить их как заразу. У меня не будет ни малейшего шанса, если я признаюсь в своем происхождении.
      – Эти люди заблуждаются.
      – Твой отчим – один из них. Она вздрогнула.
      – Тогда он тоже заблуждается.
      – Возможно. Возможно, нет. Войны идут так долго, что уже никто не знает, кого обвинять в них. Белые убивают индейцев, но индейцы тоже убивают белых. На каждого индейца, который может рассказать о насилии и убийстве, есть белый, который рассказывает такую же историю. – Он глубоко вздохнул. – На каждую историю о Круке или Безумной Лошади, есть история о Блэке Кеттле или Кастере.
      Она сжала его руку в своих руках.
      – Мне все это безразлично. Послушай, почему бы нам не пожениться и не уехать в Чикаго? Это замечательный город. Ты мог бы открыть там магазин и…
      Он приложил палец к ее губам.
      – Я хочу помочь моему народу. Белым и индейцам. В Техасе есть великий вождь по имени Куана Паркер, который уже это делает. Его мать была белой женщиной, а отец – из племени команчей.
      – Тогда мы вместе будем помогать им. Я стану самой лучшей женой для тебя. Я видела, как моя мать выполняла роль хозяйки дома для друзей моего отчима.
      – Нет, ты не можешь выйти за меня замуж. Потому что тебя тоже возненавидят, если узнают, что я – полукровка. Они будет презирать тебя и плевать тебе вслед. Они будут считать, что ты замарала себя, прикасаясь к моим губам или моей руке. – От напряжения пот выступил у него на лбу.
      – Я люблю тебя, – настаивала она. – Мне безразлично, что подумают другие.
      Он покачал головой.
      – Это сейчас тебе безразлично. Но ты перестанешь так считать, как только люди начнут проявлять жестокость по отношению к тебе. К тому же ты еще ходишь в школу.
      – Я скоро ее закончу. Виктор улыбнулся.
      – Рейчел, это именно то, что я хочу от тебя. Я хочу, чтобы послезавтра ты вернулась в Чикаго. Когда ты закончишь школу, твоя мать введет тебя в общество и там ты встретишь достойного молодого человека, выйдешь замуж и будешь жить нормально, без лишних волнений.
      – Если бы ты меня любил, ты бы сам хотел жениться на мне.
      – Именно потому, что я люблю тебя, я и не хочу на тебе жениться. – Он обнял ее. – А сейчас будь умницей и забудь о том, чтобы найти своего отчима и предупредить его.
      – Моя сестра…
      Он сложил руки на груди как настоящий индеец. Черты его лица стали суровыми, голос окреп. Он больше не был Виктором Вулфом, а превратился Брата Белого Волка.
      – Нога твой сестры вступила на эту тропу семнадцать лет назад. Она была всего лишь тринадцатилетней девочкой, когда была вынуждена стать воином.
      Рейчел уронила руки и отступила назад, вздрогнув от торжественности его слов.
      – Если бы ты была мальчиком, то боевая дубинка перешла бы в твои руки. Но ты родилась девочкой, и она сохранила оружие. Путь был долгим и извилистым, но он вел только сюда. Когда генерал встретится с ней, его невиновность или его вина станут явными. Что бы он ни сказал, это освободит ее.
      С болью в сердце он следил, как выражение любви исчезло с ее лица, сменившись выражением сомнения и страха. Она попятилась от него, потом повернулась и бросилась в дом.
 
      Миранда взглянула на себя в зеркало, потом внимательно посмотрела на фотографию отца. Несмотря на голубую форму с капитанскими нашивками, она была совершенно не похожа на него. Вероятно, она совсем забыла, как он выглядит.
      Сейчас она была похожа на школьницу, одетую для любительского спектакля. Она и чувствовала себя такой. От волнения ее руки были холодными и потными. Она тяжело вздохнула. Скверней всего, что я рожден восстановить его.
      Она знала, что в это же самое время Бенджамин Уэстфолл переодевается к празднику. Мать сказала ей, что по этому случаю он заказал себе новую форму с генеральскими звездами. Кто-нибудь, без сомнения, помог ему надеть золотой кушак и саблю. Вздохнув, Миранда опустилась на стул.
      В комнату вошла Ада и тихо закрыла за собой дверь.
      – Бог мой, дорогая, ты уже оделась. А я пришла, чтобы помочь тебе.
      – Я так нервничаю, что больше не могу ждать. – Голос Миранды звучал резко и взволнованно.
      Проницательный взгляд Ады встретился в зеркале с ее взглядом.
      – Еще не поздно от всего отказаться. Мы ведь не продавали билеты на этот спектакль. Публика в передних рядах не будет кричать и топать ногами. Только скажи слово – и мы вчетвером сядем в повозку и отправимся в Капер. И насколько я понимаю, кое-кто из присутствующих на празднике только вздохнет с облегчением.
      Миранда уронила голову на руки.
      – Я не имею права. Нет, Ада. Но все это так нелегко.
      Костюмерша обняла ее и прижалась щекой к ее макушке.
      – Любое важное дело не бывает легким. Позади них открылась дверь. Вошел Шрив.
      – Что вы думаете по этому поводу? – спросил он, повертевшись перед ними. – У Линдхауэра нашелся только синий мундир.
      Брюки с желтой полосой мне не подошли. Вы думаете, кто-нибудь это заметит? Миранда обернулась.
      – Я думаю, так сойдет.
      – Терпеть не могу, когда в костюме что-то не в порядке. Тогда все выглядит, как детский любительский спектакль.
      Миранда усмехнулась.
      – Я тоже подумала, что похожа на школьницу, играющую мужскую роль в любительском спектакле. Адольф нашел штандарт?
      – Нет. Нам пришлось делать его в последнюю минуту. Голубое Солнце на Снегу сшила его, а мы нарисовали на нем цифру «2». Опять все наспех. Слава Богу, нам придется только раз выступить с ним.
      Ворчливые жалобы Шрива как ни что другое успокоили Миранду. Все выглядело как еще один спектакль. Шрив был в своей стихии, беспокоясь о мелких деталях, которые никого на свете не волновали, а главное были безразличны публике. Она повернулась к зеркалу и мрачно улыбнулась. А Ада принялась закалывать на макушке ее светлые волосы.
      Потом она наложила темный грим, приклеила точно такие же усы и более густые брови, какие были у ее отца. По мере того, как Ада работала, время от времени сверяясь с фотографией, Миранда видела, как исчезало ее собственное лицо. Наконец Ада взяла широкополую кожаную форменную шляпу и надела на голову Миранде.
      Шрив смотрел на отражение в зеркале.
      – Поразительно, Ада. Ты превзошла себя. Я уверен, что его собственная мать не обнаружила бы разницу.
      – Спасибо, Ада. – Миранда встала. Сабля звякнула, зацепившись на ножку стула. Миранда споткнулась и с чувством выругалась.
      Шрив протянул руку и поддержал ее. Обеспокоенный, он заглянул ей в глаза.
      – Ты не передумала?
      – Нет.
      – Тогда идем. Внизу тебя ждет сюрприз. Ты увидишь Джорджа в куртке из буйволиной кожи, меховой шапке и с бородой. Если он не упал в обморок от жары, то напутает тебя до смерти.
 
      – Господа, и вы, милые дамы, кто проделал такой большой путь, чтобы почтить память этих храбрых и благородных людей, я приветствую вас на месте прежнего форта Галлатин. – Бенджамин Уэстфолл сделал широкий жест рукой. – Знаменательно, что мы вспоминаем их в этот день, четвертого июля 1883 года. Они погибли за благородное дело нашей великой страны. Они погибли, защищая жизни поселенцев, таких же, как вы, которые прибыли сюда, чтобы осваивать эту землю.
      – Боже, я больше не выдержу. – Джордж Уиндом стянул с плеч куртку из буйволовой кожи и спустил ее на круп коня. – Я сейчас грохнусь в обморок или откажусь от участия в этом мероприятии.
      – Жаль, что у нас нет горна, – пожаловался Шрив. Он сидел, прислонившись к валуну, и через подзорную трубу смотрел с перевала вниз на происходящее у памятника. – Горн сделал бы наш выход более впечатляющим. Или хотя бы барабан. Да, барабан. Медленная, погребальная дробь. Р-ра-та-там. Р-ра-та-там. Что бы думаешь по поводу барабана, Миранда? Знаешь, наш выход был бы более эффектным, если бы у нас было больше времени на подготовку.
      Жаркое солнце освещало три фигуры на перевале. Горячий, сухой ветер дул среди голых скал. Ни ящерицы, ни суслика не было видно на каменистой земле перевала Лодж-Трейл.
      Миранда не ответила. Она не слышала жалоб Джорджа и сожалений Шрива. Она не видела миражей, поднимавшихся от разогретых солнцем скал. Она не чувствовала жары.
      Ее рука, холодная как лед, лежала на кобуре пистолета. Миранда вспоминала счастливые сцены детства. Мысленно она видела своего отца таким, каким помнила его. Ей казалось, что она снова ощущает его сильные руки, как тогда, когда он поднимал ее, чтобы поцеловать. Потом будто наяву ей послышались крики сиу, нападавших на ее отца, когда он отбивался, прикрывая отход своих людей. И наконец, она вспомнила его обезображенное тело, найденное ею в холодной комнате.
      Она энергично затрясла головой, когда эта картина стала чересчур наглядной.
      – Миранда. Миранда! – Шрив с беспокойством взглянул на нее, едва не уронив подзорную трубу. – Ты уверена, что хочешь продолжать задуманное?
      Она слабо кивнула. Она видела, что происходило в долине. Сотни лошадей и повозок разного типа собралось вокруг памятника. Большинство их владельцев спешились и сгрудились у платформы, хотя многие остались под тентами, скрываясь от палящего солнца. Если бы кто-то случайно взглянул в ее сторону, то ее кожаная форменная шляпа показалась бы издали еще одним валуном.
      Ее отчим находился слишком далеко, чтобы даже сильный ветер мог донести до нее его слова. Он был крошечной фигуркой вдалеке, которая изредка жестикулировала. Она видела рядом с ним свою мать. Адольф Линдхауэр и Брат Белого Волка тоже были там среди почетных гостей и уважаемых граждан. Голубое Солнце на Снегу, без сомнения, была в повозке Линдхауэра вместе с сердитой Рейчел.
      Миранда смотрела вниз отсутствующим взглядом. Она не расслышала бы слова Уэстфолла, даже если бы стояла рядом с платформой. У нее в ушах звучали странные слова на языке, который она не могла понять. Души воинов сиу и американских солдат кружили в воздухе.
      Она поежилась. Они находились совсем рядом от того места, где погиб ее отец, там, куда отступили оставшиеся в живых и отстреливались, отстреливались, пока у них не кончились патроны.
      Может быть, это произошло на этом самом месте. Она бросила быстрый испуганный взгляд по сторонам. У нее в ушах звучали крики, проклятия, мольбы. Победные крики воинов сиу, которые объезжали это место, добивая раненых, снимая скальпы, калеча тела врагов…
      – Все по местам. Твоя мать обмахивается платком. – Шрив спрыгнул с камня и вскочил в седло. Он поднял штандарт Второго кавалерийского полка. – Занавес поднимается.
      Джордж натянул на себя куртку.
      Миранда наклонилась в седле.
      – Веллингтон. – Она потрепала коня по шее. – Пора остановить его.
      Черные уши коня задвигались. Жеребец натянул поводья и начал спускаться по склону, потом на минуту остановился. Внизу в долине на флагштоке развевался флаг, памятник устремлялся вверх к безоблачному небу – груда камней, под которой не было тел.
      Только имена погибших.
      – «Так разве это, – пробормотала Миранда, – не прямой мой долг с ним рассчитаться этою рукою…»
      Рут почувствовала, что у нее остановилось сердце. Холод пронизал ее с головы до пят, когда на перевале появился всадник. Даже зная, что перед ней – Миранда, она с трудом могла поверить, что видит не Френсиса.
      Она заметила, как напрягся сидевший рядом с ней Брат Белого Волка. Адольф Линдхауэр пробормотал что-то себе под нос.
      Затем рядом с первым всадником появился кавалерист со штандартом полка, а рядом с ним фигура, похожая на огромного медведя гризли верхом на лошади. Веллингтон устремился вниз по склону, два других всадника следовали за ним плечом к плечу.
      – Рядовой Уильям Киркендолл, рядовой Мэтью Джонсон, рядовой…
      Голос генерала Уэстфолла продолжал звучать. Он не поднимал глаз от списка погибших и не видел всадников, приближавшихся с перевала.
      Пыль летела из-под копыт Веллингтона. Его не нужно было подгонять ни шпорами, ни окриком; он сам бежал бодрой рысью. Несмотря на свой преклонный возраст, он был в прекрасной форме.
      Горящие глаза Миранды пристально смотрели вперед на собравшуюся толпу. Голоса у нее в ушах смолкли, но это было молчание охотника, ждущего свою жертву.
      Трое всадников приблизились к кольцу повозок. Миранда видела, как ее мать встала со своего места.
      – Френсис! Боже мой! Френсис!
      Голос генерала сорвался. Он в изумлении посмотрел на свою жену, а потом в ту сторону, куда смотрела она.
      Адольф Линдхауэр тоже поднялся на ноги.
      – Хикори Джо. Хикори Джо Магрудер. Будь я проклят!
      – Что там происходит?
      – Это часть праздника?
      – Откуда они появились?
      – Что это значит?
      Толпа, как и предсказывал Шрив, заволновалась и начала оглядываться, чтобы лучше разглядеть происходящее.
      – Френсис! – опять вскрикнула Рут. – Френсис! – Она прижала руку к губам. Шрив расслышал искреннее волнение в ее голосе. Миранда опять это сделала, подумал он. Она так глубоко прониклась своей ролью, что совершенно потеряла чувство самой себя. Взглянув искоса на нее, он мысленно отметил, что надо будет позднее сделать ей внушение.
      Ее вид лишил бы его голоса, если бы ему сейчас пришлось говорить. Сходство Миранды с фотографией Френсиса Драммонда было поразительным. Ада, как гример, без сомнения, превзошла саму себя.
      В тот же самый момент ее лицо увидел Уэстфолл. Список имен и текст речи выпал у него из рук. Он шагнул к краю платформы. Его руки вцепились в железное ограждение. Красно-бело-синие флажки затрепетали.
      – Кто вы?
      Толпа шумела и гудела, люди вытягивали шеи, чтобы увидеть, что происходит.
      Веллингтон замедлил шаг, но продолжал нести Миранду вперед то прямо, то огибая повозку или фургон. Во время движения всадник был виден то в профиль, то опять в фас.
      – Френсис Драммонд! – закричал Адольф Линдхауэр. – Черт возьми!
      Перед платформой всего в нескольких футах от Уэстфолла Миранда остановила Веллингтона. Внезапно установилась полная тишина, будто толпа почувствовала важность встречи этих двоих.
      – Ты же мертв, – глухо произнес Уэстфолл. – Ты мертв! – повторил он громче.
      Миранда ничего не ответила. Ее голубые глаза, глаза Френсиса Драммонда, сверкали из-под форменной шляпы. Она медленно подняла правую руку. Ее указательный палец нацелился на Бенджамина Уэстфолла.
      – Нет. – Он резко замотал головой, и его седая борода затряслась. Казалось, он помешался от страха. – Ты мертв! Я послал тебя на задание. Ты не должен был вернуться. Я позаботился об этом. – Он бросил взволнованный взгляд через плечо на свою жену. Ее взгляд был прикован к фигуре всадника.
      – Френсис. – прошептала она и протянула к нему руки. – Френсис, муж мой.
      – Нет! – Крик боли вырвался из горла Уэстфолла. Он бросился к жене. – Нет. Ты моя. Я не мог заполучить тебя иным способом. Я убил его ради тебя. Ты моя. Я убил его.
      В глубине фургона Линдхауэра Рейчел закрыла лицо руками. Голубое Солнце на Снегу сочувственно обняла девушку за плечи.
      Уэстфолл вновь обернулся к фигурам трех всадников, стоявших перед ним.
      – Вы мертвы! – закричал он. – Вы все мертвы!
      Откуда-то из самого сердца Миранды вырвались слова. Ее голос вдруг стал резким и глубоким; это был не мужской голос, но и не женский.
      – Ты убил нас.
      – На этот раз осечки не будет, – воскликнул Уэстфолл. – Вы никогда больше не будете преследовать меня. Я давно усвоил, что самые важные дела я должен делать сам. – Он похлопал рукой по кобуре и вытащил старый пистолет. Его рука дрожала так сильно, что ему, казалось, потребовалась вечность, чтобы поднять оружие.
      Женщины завизжали. Толпа бросилась в стороны, спасаясь от шальной пули. Шрив и Джордж соскочили с лошадей. (Хороший актер всегда знает, когда надо уйти со сцены.)
      Миранда вытащила из кобуры свой револьвер. Она медленно подняла свой «смит-вессон», который для этой цели купила в Чикаго. Темные глаза Уэстфолла не отрываясь смотрели на нее.
      Она увидела, как он борется с волнением и дрожит. Он то открывал рот, то закрывал его словно вытащенная на берег рыба. Наконец, придерживая свой старый армейский «кольт» левой рукой, он навел его на Миранду.
      – Берегись, Миранда! – крикнул Шрив. Она нажала на курок. Отдача пистолета была сильной, ствол рванулся вверх, но пуля уже успела вылететь из него. Уэстфолл принял ее прямо в грудь. Раскинув руки, он упал навзничь, ломая стулья, стоявшие сзади на платформе, и свалился на землю.
      Раздались громкие крики. Внезапно Шрив оказался рядом с Мирандой и развернул ее коня.
      – Беги отсюда, – приказал он, – пока они еще не поняли, что произошло.
      Оцепенение прошло. Она почувствовала, как какая-то завеса упала с ее глаз. Будто сквозь омытое водой стекло она ясно увидела Шрива.
      – Шрив, я люблю тебя.
      Он улыбнулся ей знакомой улыбкой. Улыбкой Ромео.
      – Я тоже люблю тебя.
      – Встретимся в Новом Орлеане.
      – Пусть это будет Новый Орлеан.
      Она наклонилась в седле. Ее губы на короткий миг прижались к его губам. Потом, впервые за этот день, она пришпорила Веллингтона. Огромный конь рванулся вперед, набирая скорость, огибая повозки и испуганную толпу, и устремился к горизонту.