– Я начинаю набирать вес, – заметил Шрив со вздохом, разглядывая себя в зеркало.
      – Мне кажется, это совсем незаметно, – тактично возразила Миранда.
      Он бросил на нее недовольный взгляд.
      – Нет, заметно. Я это замечаю.
      – Зрители...
      – Я знаю, что происходит, – прервал он ее. – Когда такое начинается, процесс потом трудно остановить. Во всем виновата обильная пища.
      Она улыбнулась.
      – Положение носителя новой культуры Мексики имеет определенные недостатки.
      Он улыбнулся, но тут же недовольным тоном произнес:
      – Точно так же, как непрерывные балы, на которых тебя прижимает к орденским лентам каждый член кабинета.
      Она опустила глаза и сделала вид, что потирает грудь с правой стороны.
      – Ленты – не проблема. Их шелк гладкий и нежный. А вот ордена и звезды – жесткие.
      Шрив вернулся к созерцанию своего отражения в зеркале.
      – Я думаю, мне надо отказаться от десерта и совершать пешие прогулки каждый вечер. Может быть, я буду ходить пешком в театр.
      – В такую жару? Он пожал плечами.
      – Она не больше, чем возле газовых ламп за просцениумом и у рампы. К тому же выделение пота способствует снижению веса.
      – Ты потеряешь сознание и пропустишь свой выход. Нам придется выходить и искать тебя, – предсказала она.
      – Глупости. – Он надел жилет и застегнул его. Ткань натянулась, но совсем незначительно. Он опять вздохнул и потянул за полы. – Я еще ни разу не пропустил свой выход. К тому же я прекрасно себя чувствую.
      Миранда улыбнулась.
      – В самом деле? – Она подошла и погладила его по голове. – Головные боли прошли?
      – От них не осталось и воспоминания. Она подала ему сюртук.
      – Никаких обмороков, никаких головокружений?
      – Я крепок как скала.
      Она обняла его за талию и прижалась к нему щекой.
      – Я так рада.
      Он воспринял ее ласку с легкой иронией:
      – Власть – замечательная вещь. Я понимаю, почему она так привлекательна. Стоило сказать слово нужному человеку, и Френк де ла Барка исчезает.
      – Может быть, он и скрылся, но я не могу забыть его угрозы.
      – Он просто уличный бандит. Я не мог поверить своим глазам, когда он заговорил с нами у дверей театра при свете дня. – Шрив покачал головой. – Чего он ждал от меня? Чтобы я похлопал тебя по спине и передал ему?
      Миранда поежилась.
      – Ты так разозлился, что я думала, ты убьешь его.
      Шрив еще раз взглянул на себя в зеркало.
      – Я бы так и сделал, но, оценив ситуацию, понял, что полиция справится с ним лучше нас.
      – Мудрое решение, – сдержанно заметила она, – ведь он выглядит крепче, хотя и ниже тебя.
      Шрив усмехнулся.
      – Я выше того, чтобы устраивать уличные драки.
      Она кивнула, улыбнувшись про себя. Шрив, как актер, всегда любил красивые жесты на сцене, но в реальной жизни старался избегать их. В театре он был герой. Вне сцены предпочитал вести переговоры, а не сражения.
      – Надеюсь, что он исчез навсегда. Шрив надел шляпу и разгладил волосы на висках.
      – Пожелай мне удачи. Мы с Джорджем идем на встречу с директором театра. Де Гусман предлагает нам слишком маленький гонорар для продления гастролей. Особенно после того, как мы стали воплощать новую культурную эру для Мексики.
      – Ты очень умен. Ты добьешься всего, чего захочешь. – Миранда налила себе еще чашку шоколада и вернулась к чтению своей роли. Для нее перевели на испанский сцену безумия Офелии. Она собиралась в этот вечер сорвать свою долю аплодисментов. Ее выступление могло привлечь новых зрителей. И конечно, Валларта придет послушать ее.
      Шрив наклонился к ней. Она подняла к нему лицо для поцелуя. Их взгляды встретились.
      – Когда все это закончится, – серьезно сказал он, – я хочу кое о чем попросить тебя.
      Она смущенно опустила взгляд.
      – Я... Не задерживайся.
      – Хорошо. – Он дотронулся до ее плеча и ушел.
      Несколько мгновений она сидела неподвижно, глядя в пространство. Сердце громко стучало в груди. Как она может отказать ему? И в то же время как она может принять его предложение, когда опасность ареста все еще существует? Если она хочет поступить по-честному, если она действительно переживает за своих друзей, она должна исчезнуть. От этой мысли у нее защемило сердце. Она должна покинуть Шрива и Аду, и Джорджа. Из-за нее они постоянно находятся под угрозой. Они потеряли много денег из-за того, что были вынуждены прервать гастроли. Хуже того, из-за нее Шрив чуть не умер.
      По правде сказать, она твердо знала, почему осталась. Она любила Шрива Катервуда. Любила человека, который соблазнил ее и постоянно ею командовал – и сделал из нее знаменитую актрису. С первого момента, когда Ромео улыбнулся ей со сцены, она влюбилась в него.
      Она сжала пальцами крылья носа. Она не заплачет. Она перестанет об этом думать и вернется к роли Офелии. В первый раз она ощутила духовное родство с этим несчастным созданием. «Господи, мы знаем, кто мы такие, но не знаем, чем можем стать».
 
      С противоположной стороны улицы де ла Барка подал знак двум мужчинам, бесцельно бродившим под деревьями. Одетые как крестьяне, они были больше похожи на простых фермеров, чем на солдат мятежной партии Мадеро. По его сигналу они заняли позицию у стены.
      Наступали сумерки, жаркий день сменялся теплым вечером.
      Шрив Катервуд быстрым шагом направлялся к театру. Их выступление накануне вечером закончилось овацией. Аплодисменты, хвалебные отзывы, статьи в мексиканских газетах сделали их гастроли такими, о которых можно было только мечтать.
      На его памяти «Гамлета» еще никогда не принимали так хорошо. Пять главных монологов были переведены. Другие исполнители тоже выучили часть своей роли на испанском. Некоторые зрители даже приходили на спектакль по пять раз, чтобы услышать новые дополнения. А однажды вечером сам Порфирио Диас и весь его кабинет появились в президентской ложе.
      На следующий год Шрив с Мирандой должны были вновь приехать сюда и показать «Макбета». Контракт уже был подписан. Шрив договорился поработать с переводчиком, чтобы перевести на испанский основные монологи шотландского тана и его коварной жены.
      Он уже предвкушал триумф в Рио-де-Жанейро в следующем месяце и в Буэнос-Айресе еще через месяц. Тот факт, что в Бразилии говорили по-португальски, его нисколько не смущал. Он поработает с переводчиком, когда приедет туда. Он уже мечтал о турне по Испании. Тогда его титул Романтической звезды трех континентов стал бы полностью оправдан. Тогда он смог бы требовать и получать высокие гонорары за свои выступления.
      Ход его мыслей не нарушили поспешные шаги, раздавшиеся за его спиной, когда он проходил по безлюдному переулку. Но вдруг чьи-то грубые руки схватили его за плечо и толкнули в сторону.
      – Какого черта!..
      – Silencio! – Голос раздался одновременно с ударом в живот. Шрив согнулся пополам. Второй нападавший схватил его за запястье одной руки и пытался дотянуться до другой.
      С трудом выдержав удар, Шрив выругался и дернулся назад. Нападавший пытался вывернуть схваченную им руку, но Шрив отреагировал быстро. Упав на одно колено, он потащил за собой разбойника и, бросив через плечо, свалил его прямо на того, который ударил его в живот.
      Боль от удара в солнечное сплетение вызывала у него тошноту, но он заставил себя встать, хотя ноги у него дрожали, когда он стал обходить два лежавших на тротуаре тела. Но переулок был слишком узким, а он недостаточно проворным. Чья-то рука схватила его за лодыжку, и он упал лицом вниз, но сумел быстро перевернуться и начал энергично пинаться. Нападавший завопил, когда каблук Шрива задел его пальцы.
      – Помогите! Socorro! – закричал Шрив. – Помогите! Проклятье! – Высокие стены домов заглушали звук.
      Он двинулся вперед, волоча за собой бандита, вцепившегося в него бульдожьей хваткой. Если бы он только выбрался из этого проклятого переулка, прохожие пришли бы ему на помощь.
      Человек, которого он свалил на землю, поднялся на ноги. Он бросился на Шрива, но тот пнул его ногой в живот. Нападавший с воплем отлетел в сторону.
      Шрив ударил ногой в лицо человека, который, лежа на земле, держал его за ногу. Еще немного, и он освободится от бандитов и выберется на улицу. Он со всей силу ударил противника по носу. Тот вскрикнул и отпустил его ногу.
      Теперь Шрив был свободен и, оперевшись на колени, он приготовился встать на ноги.
      Чьи-то ноги в черных шерстяных брюках загородили ему дорогу. Он поднял голову, ожидая увидеть пришедшего ему на помощь прохожего, но его взгляд встретился с холодным взглядом Френка де ла Барки.
      С невозмутимым выражением лица сыщик поднял трость с золотым набалдашником и нанес Шриву удар по голове. Актер отлетел к стене. Оглушенный острой, как нож, болью, но не потерявший сознания, он цеплялся пальцами за грубую поверхность стены, упорно пытаясь встать на ноги, чтобы устремиться к спасительной улице, до которой было всего несколько шагов.
      Де ла Барка спокойно приблизился к нему, поднял трость и нанес ему новый удар в самое основание черепа.
 
      Ада Кокс сжала в руке носовой платок. Слезы струились у нее по щекам, когда она обратилась к Миранде и Джорджу:
      – Он никогда не опаздывал без веских причин. Никогда. С ним что-то случилось.
      Миранда чувствовала, что теряет самообладание. Она крепко сжала пальцы в кулаки и посмотрела на Джорджа.
      – Джордж, пройди по улицам еще раз и зайди в больницу. Я боюсь, что с ним произошел несчастный случай.
      Услышав эти слова, Ада всхлипнула.
      – Успокойся, дорогая. – Джордж похлопал ее по плечу. А Миранде он сказал: – Я сделаю это, но сомневаюсь, что мы узнаем что-то новое.
      Миранда вздрогнула.
      – Возьми с собой швейцара из театра. Он говорит по-испански и по-английски. Он сможет задать вопросы и перевести ответы. Вероятно, в городе есть места, где мы еще не искали.
      Стоявший рядом де Гусман вытер пот со лба.
      – А что я скажу зрителям?
      Миранда готова была закричать на него. В конце концов он директор театра или нет? Но вместо этого она лишь терпеливо сказала:
      – Как насчет дублера?
      Де Гусман развел руками.
      – Он даже не пришел сегодня. Я сказал ему... то есть, он ни разу не потребовался.
      – А Лаэрт?
      – Лаэрт? Кто это? Она закатила глаза.
      – Актер, который играет Лаэрта. Он должен знать роль Гамлета.
      – Я спрошу его. – Директор убежал. Ада уронила голову на руки.
      – О Шриви, мальчик мой, где ты? Где ты?
      Миранда опустилась на колени перед своим верным другом и заглянула ей в лицо. Ада была бледнее мела, щеки запали. Глядя на нее, Миранда вдруг осознала, что Ада, как и Джордж, сильно постарела. Она взяла ее дрожащие руки в свои.
      – Ада, я уверена, что все будет хорошо. Шрив – крепкий мужчина.
      Ада покачала головой. От горя ее ирландский выговор стал заметнее.
      – О бедный мальчик! Он вовсе не крепкий. Он нежный как овечка. Ты же знаешь. Это ты крепкая, почти как мужчина. Вне сцены он совсем ребенок.
      – Но, Ада...
      – Да нет же, дорогая. Он делает все, что ты просишь. Разве ты до сих пор не поняла это? Он любит тебя. О, как он любит тебя! – Она дотронулась рукой до щеки Миранды.
      В комнату ворвался директор театра.
      – Он может это сделать. Мы поставим суфлеров за кулисами. Сеньора, вы поможете ему?
      Миранда поежилась.
      – Всем, чем смогу. – Когда директор поспешил прочь, она крикнула ему вслед: – Вызовите полицию. Они должны найти сеньора Катервуда.
      – Да, вы правы. Случилось что-то ужасное.
      Когда за ним закрылась дверь, Миранда упала на стул перед зеркалом. Отражение ее собственного лица испугало ее. Лицо потеряло все краски, а глаза покраснели и распухли. Она плакала, даже не сознавая этого.
      – Ада, ты должна мне помочь. Костюмерша подняла голову. Она кивнула и вытерла слезы.
      – Как же ты будешь играть без него?
      – Но ведь он не допустил бы, чтобы спектакль сорвался, ты же знаешь.
      – Да. – Ада встала и пошатываясь подошла к туалетному столику. Чтобы не упасть, она схватилась рукой за спинку стула. – Если какой-то негодяй попытался ограбить его, то у него не было ничего ценного. Мой мальчик никогда не брал с собой денег. О, если его ударили по голове... убили... за горсть этих никому не нужных песо...
      У Миранды так задрожали руки, что она не смогла даже взять расческу.
      – Я боюсь даже думать об этом. Но если он жив, мы скоро узнаем об этом.
 
      Шрив очнулся от боли в полной темноте, такой полной, что он решил, будто находится в яме или какой-то подземной камере. Он прислушался, но ничего не услышал. Он сделал осторожный вдох. Было жарко, но воздух был достаточно свежим.
      Его руки не были связаны. Он пощупал пальцами поверхность, на которой лежал. Шерсть, грубая, колючая. И запах соответствующий. Он закрыл глаза, потому что они были для него бесполезны, и продолжал дальнейшее обследование руками. Он нащупал край плоскости, на которой лежал. Правая рука дотронулась до стены; левая повисла в воздухе. Кровать. Он лежал на кровати.
      Он обследовал свою тюрьму, насколько мог это сделать не двигаясь. Потом решил сесть. Первая же попытка поднять голову вызвала такую сильную боль, что он вновь потерял сознание.
 
      – Мы провели тщательные поиски. – Голос Игнасио Валларты дрожал от гнева. – Чтобы такое могло случиться на улицах Мехико! С человеком, который столько сделал для его жителей! Это неслыханно.
      – Я уверена, что человек, который вам нужен, это Френк де ла Барка, – сказала ему Миранда. – Он мог увезти Шрива в меблированные комнаты в самой бедной части города. Такое место, где он мог бы п-пытать... – Ее голос сорвался. Она не смогла закончить предложение.
      – Не волнуйтесь сеньора, – Валларта положил ей руку на плечо. – Мы найдем его. Это я вам обещаю. А сейчас позвольте моим солдатам проводить вас в гостиницу.
 
      Из темноты возник голос. Кто-то грубо начал таскать его за волосы из стороны в сторону, ударил его по щеке. Потом опять ударил. Он открыл глаза, но темнота не исчезла. Как тот, кто его бил, мог что-то видеть в такой темноте?
      – Очнись!
      Прежде чем опять потерять сознание, Шрив выдавил из себя только одно слово «нет».
 
      – Никаких известий, Джордж?
      – Никаких, мэм.
      – Ада спит? Он помедлил.
      – Сомневаюсь, мэм. Ирландцы очень тяжело переживают свое горе. Мне кажется, она просто ушла в себя.
      Миранда прижала руку ко лбу.
      – Почему нет никаких известий? О Боже! А вдруг Шрив сразился с де ла Баркой, и тот сильно ранил его. Или убил.
      – Не говорите так, мэм. Мертвый он бесполезен для похитителей. А потом времени прошло не так много.
      – Двенадцать часов, Джордж. Двенадцать часов – большой срок.
 
      В третий раз боль была уже не такой сильной.
      – Сейчас ты сядешь и все мне напишешь. – Голос показался ему знакомым, но он не мог вспомнить, кому он принадлежал. Он повернул голову на звук.
      – Я сказал «сесть». Вот сюда.
      Шрив почувствовал, как его заставили приподняться. Его ноги свесились с кровати. Ему в руки сунули короткую палочку.
      – Пиши.
      – Зажгите лампу, – хриплым голосом попросил он и облизнул пересохшие губы.
      Наступила минутная тишина. Кто-то хлопнул ладонью по столу. Зашуршала бумага.
      – Пиши! Тебе говорят. Тошнота подступила к его горлу.
      – Сейчас меня стошнит, – сказал он своему мучителю. – И вообще я не могу ничего написать в такой темноте.
      Он почувствовал легкое колебание воздуха у своего лица. Приглушенное восклицание. Чирканье зажигаемой спички. Что-то теплое приблизилось к его лицу. Он ничего не видел. Его глазам стало жарко. Он шире открыл их, но все равно ничего не увидел.
      У него перехватило дыхание от ужаса. Он начал энергично моргать глазами. Не обращая внимания на резкую боль, он потер глаза, виски. Опять напряг зрение.
      – Свет горит, не так ли? – спросил он. Никто ему не ответил. У него из рук забрали ручку, а его самого опять толкнули на кровать. Он услышал звук рвущейся бумаги. Раздались шаги. Дверь открылась и закрылась.
      Он долго лежал в тишине. Он не знал, в какой момент слезы полились у него из глаз. Они текли по щекам прямо на подушку. Он поднес ладонь к самому лицу. Проклятье! Он ничего не видел. Совсем ничего. Боль сдавила виски.
      Врач в Новом Орлеане говорил об опухоли. Удар по голове. Он дотронулся до места удара и нащупал длинный рубец со следами запекшейся крови. Ему нанесли ужасный удар. Возможно, если он сможет поспать несколько часов...
 
      – Он не появлялся, сеньора. – Швейцар смущенно покачал головой.
      – Не мог же он исчезнуть с лица земли. – Миранда прижала руку к губам. – Джордж, что говорит полиция?
      Прежде чем пожать плечами, старый актер обменялся взглядом со швейцаром.
      – Говорят, что они проверили весь его маршрут и ничего не обнаружили.
      – Они не достаточно хорошо искали. Подождите меня снаружи. – Когда швейцар вышел из гримерной, она скрылась за ширмой. Там она надела брюки, мужские ботинки, рубашку и сюртук. Свои волосы она скрутила в тугой пучок. Надев шляпу, она обратилась к Джорджу. – Пойдем.
      – Но, Миранда, где ты собираешься искать его, ведь полиция уже все проверила?
      – Есть много разных мест. – Из ящика стола она достала пистолет и умелой рукой зарядила его. Грустно улыбнувшись, она сунула его в карман сюртука. – Очень много разных мест. А самое главное – я не отступлюсь, пока не найду его. Вот в этом-то все дело.
 
      Он не должен здесь оставаться. Ему нужна вода, нужен туалет. А главное, ему нужно выбраться отсюда. Де ла Барка, без сомнения, похитил его, чтобы использовать как приманку и таким образом добраться до Миранды. Он должен вернуться к ней.
      Приготовившись выдержать любую боль, он осторожно спустил ногу с кровати. Сжав зубы, чтобы не застонать, он поставил на пол другую и сел.
      Он сидел, борясь с тошнотой и головокружением, и проверял свою одежду. Кажется, все было на месте. Даже деньги по-прежнему лежали во внутреннем кармане.
      Постепенно боль ослабела, и он наклонился вперед, ощупывая находившиеся перед ним предметы. Как он и предполагал, маленький столик стоял на расстоянии вытянутой руки. Де ла Барка должен был куда-то класть бумагу, на которой он заставлял Шрива что-то написать.
      Широко разведя руки, Шрив обнаружил, что кровать стояла в углу комнаты. Если его не подводили слух и память, то дверь должна была находиться в противоположной стороне. Положив руку на стену в изголовье кровати, он встал и тяжело на нее оперся. Когда голова перестала кружиться, он пошел вперед, пока не наткнулся на препятствие.
      Ощупав его, он понял, что это умывальник. Он обошел его и вновь двинулся вдоль стены. Преодолевая боль, он нашел дверной проем и ручку двери.
      Его рука дрожала. Пальцы сомкнулись на ручке. Он боялся шагнуть за порог.
      «Мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться». Гамлет – или скорее Шекспир – знал о чем говорил.
      Шрив осторожно повернул ручку. Дверь легко открылась. Де ла Барка не потрудился запереть своего слепого пленника. Шрив осторожно шагнул за порог.
      Его охватил ужас. Он не знал, где очутился. Если, как он подозревал, он находился в дешевых меблированных комнатах, вроде тех, куда де ла Барка отвез Миранду в Новом Орлеане, то он должен сейчас быть на втором или на третьем этаже. Но как эта комната расположена по отношению к коридору? А к лестнице?
      Он легко мог разбиться насмерть, упав с лестницы. Гнев и отчаяние вспыхнули в нем с новой силой. По крайней мере, это будет быстрая смерть. Никакого долгого, отчаянного блуждания в темноте.
      Вытянув руки вперед, он ощупал ногой пол. Потом сделал один шаг. Потом еще один. Наконец он наткнулся на стену. Теперь он по крайней мере знал, что находится в коридоре. Если он разведет руки в стороны, то сможет достать до обеих стен сразу. Как он и предполагал, его тюрьма оказалась дешевыми меблированными комнатами или гостиницей с узкими коридорами.
      Одна стена была теплее другой. Это, должно быть, внешняя стена, рассуждал он. Возможно, он находился к наружной двери ближе, чем предполагал. Он испугался. Сейчас он окажется снаружи – и что тогда? Находясь в помещении, он по крайней мере мог найти дорогу в определенном направлении. А без стен он мог лишь бесцельно брести куда-то. Ему захотелось закричать, зарыдать, выругаться. Богатый выбор! Он выругался сквозь зубы.
      Он миновал дверь еще одной комнаты по той же стороне. Комнаты были расположены очень близко. Коридор мог оказаться очень длинным. Шрив постарался расслабить мышцы спины и шеи. Голова у него болела так сильно, что он опасался обморока.
      Он подумал о своих слабых знаниях испанского языка. Он вряд ли сможет попросить хотя бы стакан воды. Когда он встретит кого-нибудь, как он объяснит, куда ему надо пройти? Por favor , мне надо добраться... проводите меня... Ему не хватало слов.
      Все же он продолжал идти вперед. Вдруг его пальцы нащупали угол. Дошел он до лестницы, или коридор просто делал поворот? Борясь с головокружением, он взялся обеими руками за угол и ощупал его.
      Перила лестницы! Он провел носком башмака по краю ступени. Слабая улыбка появилась у него на губах. Пока все идет хорошо. Он начал спускаться, считая ступени. Их оказалось тринадцать. Его рука нашла опору в конце лестницы, а ноги нащупали ровный пол внизу.
      – Senor? – раздался женский голос. Он повернулся в его направлении.
      – Si!
      – A donde va?
      Он сделал глубокий вдох.
      – Voy a el teatro. – Он почувствовал гордость за самого себя. Он сказал целое предложение. Даже если в нем были грамматические ошибки, его можно было понять.
      – El teatro? – В голосе послышалась насмешка.
      – Si! Soy un актер. – Черт! Он не мог вспомнить слово, обозначающее его профессию. Он протянул руку в сторону женского голоса. – Por favor, senora. Socorro.
      Внезапно раздался голос другой женщины. Она схватила Шрива за руку и попыталась повернуть его к себе.
      – Вы... больны, сеньор. – Она произносила слова очень медленно, будто не слишком хорошо знала английский язык. – Vamos ... пойдемте в постель.
      Он попятился.
      – Нет. Я должен идти в «Эль Театро Реаль». – Он повернул голову в ту сторону, где стояла другая женщина. – Пожалуйста. Por favor.
      – Нет, сеньор Катервуд. Вы не можете...
      Она знала его имя. Следовательно, ее нанял де ла Барка. На этот раз он сам схватил ее за руку.
      – Выведите меня на улицу, сеньора, или я сломаю вам руку.
      Она вскрикнула и изо всех сил ударила его по лицу. Боль была обжигающей, но он сумел развернуть женщину и заломить ей руку. Неожиданно комната наполнилась женскими голосами, затараторившими по-испански. Кто-то попытался схватить Шрива за одежду.
      – Прочь! Я сломаю ей руку! – закричал он.
      Его пленница закричала им что-то по-испански. Тяжелый запах духов и такое количество женщин одновременно навели его на мысль, что он находится в борделе.
      Его голос звучал хрипло, но все равно громко. Громче, чем у всех остальных.
      – Silencio!
      Голоса сразу смолкли. Женщина, которую он держал, перестала кричать и попыталась освободиться. Вместо того, чтобы ослабить хватку, он сильнее сжал руку. Мешая английские и испанские слова он сказал:
      – У меня есть... tengo... э-э... деньги... dinero. – Он напрягал зрение, пытаясь преодолеть мрак. Как узнать, какое действие оказывают его слова? – Я... уо... заплачу... заплачу... сто... cien... песо. Нет! Cien долларов. Американских. Тому, кто проводит меня в «Эль Театро Реаль».
      Вокруг него все закричали по-испански так быстро, что он не мог разобрать ни единого слова. Женщины спорили, ругались. У него голова пошла кругом. Женщина, которую он держал, стала отталкивать остальных.
      – Нет. Vamos! Vamos! Наконец все затихли.
      Его пленница заговорила. Он чувствовал ее сомнение, которое звучало и в ее голосе.
      – Вы заплатите сто американских долларов?
      – Мой управляющий делами заплатит вам, когда вы доставите меня в театр.
      – Pero el otro ... человек, который привел вас сюда, сказал, что заплатит за две ночи. Он обещал mas .
      – Он расплатился с вами? – Внезапно все стало зависеть от его самообладания. Он рассмеялся, хотя боль с новой силой пронзила его. – Бьюсь об заклад, что он не заплатил.
      – Заплатил, – ответил обиженный голос.
      – Но не сто долларов.
      – Он заплатит больше, если мы удержим вас здесь.
      – Он ушел. Vamos. Я ему больше не нужен. No quiere . Рано или поздно вам придется выбросить меня на улицу.
      В разговор вмешался другой, более глухой и старый женский голос. На слух Шрив определил, что женщина спускалась по лестнице, по которой только что спустился он сам.
      – Конча, quien es?
      Последовал быстрый ответ по-испански. Дальше был длинный разговор, в котором несколько раз прозвучало его имя. Потом голос старшей женщины зазвучал совсем рядом с ним.
      – Мы проводим вас в театр, мистер Катервуд. За сто долларов.
      Шрив облегченно вздохнул и расслабился.
      – Gracias, senora.
      Она повела его куда-то в сторону.
      – Присядьте.
      Он опустился на обитый бархатом стул, чувствуя ужасную усталость во всем теле. Его следующий вопрос прозвучал как стон.
      – Donde... Где я?
      – Вы в «Ла Йегуа Бланка».
      – Где? – Он прижал руку ко лбу. – Мой испанский... Mi espanol no es bueno. No bueno. Не хороший.
      – «Ла Йегуа Бланка» значит «Белая кобыла». Он представил себе фигуру женщины с пышной грудью, которая могла иметь такой голос. Эта картина вполне вписывалась в его представление об подобном заведении.
      – Который сейчас час?
      – Утро. Очень рано.
      У него больше не было сил. Он закрыл глаза, думая о том, сколько он сумеет еще продержаться. Миранда, должно быть, не находит себе места от беспокойства. Де ла Барка, без сомнения, уже связался с ней. Шрив облизнул пересохшие губы.
      – Я... мне нужно идти как можно скорее. Ответа не было. Потом раздался другой голос.
      – Aqui, senor. – И ему сунули в руку стакан с водой.
      Он был готов заплакать от благодарности.
      – Gracias, – пробормотал он и, сделав глоток, произнес еще раз, более вежливо: – Gracias. Кого я должен благодарить?
      – Селестину, – был сдержанный ответ.
      В другом конце комнаты раздался мужской голос; он говорил по-испански. Селестина с улыбкой спросила:
      – Вы обещаете сто долларов?
      Шрив протянул руку в направлении голоса. Маленькая теплая рука нашла его руку.
      – Даю слово, Селестина. Сто долларов.
      – Тогда пойдемте. – Она помогла ему встать и повела через комнату.
      – «Эль Театро Реаль», – велела она извозчику, когда они вышли на улицу. – Cuidado.
      – Да, – сказал Шрив, – быстро. Низкий голос с улыбкой произнес:
      – Я сказала ему: «Осторожно». Ее забота тронула Шрива.
      – Тогда я благодарю вас дважды. – Он с трудом поклонился, едва не упав.
      – Не благодарите меня. Лучше будьте осторожнее с этим человеком, – крикнула она ему вслед, когда извозчик повел его к повозке. – Вы ему не понравились.