– Мистер Генри Келлер, – доложил Раймонд.
      Батлер не встал со стула. У него ужасно болели ноги, и он чувствовал, что не сможет стоять. Он снял очки, расправил плечи и вежливо улыбнулся.
      – Мистер Келлер?
      – Да, сэр.
      – Прошу, садитесь. Вы из сыскного агентства Пинкертона?
      – Да, сэр.
      – Отлично. – Батлер посмотрел на человека в скромном коричневом костюме с весьма заурядной внешностью: каштановые волосы, карие глаза, невыразительные черты лица – он совершенно не был похож на детектива.
      Определенно он ничем не напоминал де ла Барку. Батлер поджал губы.
      – Вы давно работаете в агентстве?
      – Немногим более десяти лет. Сначала работал в Чикаго в главном офисе и теперь здесь, где мы открыли филиал. – Келлер уселся напротив огромного стола. Его взгляд сразу отметил очевидные признаки старости и болезни сенатора: землистого цвета кожа, трясущиеся руки, нервно дергающийся уголок рта и прерывистое дыхание.
      Прежде чем кивнуть, сенатор тоже пристально изучал детектива.
      – Отлично. Значит, у вас большой опыт. У меня для вас конфиденциальное задание.
      – Вся работа, которую выполняет агентство Пинкертона, строго конфиденциальна, – заметил Келлер.
      – Конечно-конечно, но это будет еще более конфиденциальным. Я хочу, чтобы вы навели справки о супружеской паре иностранцев, которая недавно появилась в городе. Все должно быть сделано очень тихо. Никто не должен об этом догадаться. Мы не можем никого оскорбить.
      – Наше агентство славится умением работать осторожно.
      Батлер поморщился оттого, что его прерывают.
      – Обо всем, что вы узнаете, будете докладывать только мне.
      Келлер кивнул; выражение его лица не изменилось.
      Батлер пристально посмотрел на него, пытаясь понять, дошло ли до него сказанное. Возможно, этот сыщик все-таки гораздо больше похож на де ла Барку, чем ему показалось вначале.
      – Это сугубо государственное дело. Келлер опять кивнул. Он не стал спрашивать, почему в таком случае дело нельзя было поручить сотрудникам государственной полиции.
      Батлер достал из кармана огромный носовой платок и вытер вспотевшие ладони.
      – Я хочу, чтобы вы тщательно проверили их происхождение. Выясните: те ли они, за которых себя выдают.
      Келлер вынул свой блокнот.
      – Назовите мне их имена, сэр, и потом скажите, почему вы думаете, что они не те, за кого себя выдают?
      Сенатор с шумом выдохнул и откинулся на спинку стула.
      – Просто у меня такое ощущение. Предчувствие.
      Келлер ждал.
      – Они англичане. Лорд и леди Эджмонт-Канфилд. – Батлер произнес это имя с презрительной интонацией. Подождал, пока Келлер его запишет. – Леди выдает себя за кузину миссис Бенджамин Уэстфолл.
      Карандаш в руке Келлера дрогнул; детектив слегка нахмурил брови.
      – Но Рут Уэстфолл родом из Чикаго. Как у нее может быть кузина-англичанка? По крайней мере она так утверждает. – Батлер наклонил голову, показав лысую и блестящую макушку.
      – Вы хотите еще что-то рассказать мне? – напомнил ему Келлер.
      – Мужчина утверждает, что он снайпер. Он носит темные очки, чтобы защитить свои глаза. Он не здоровается за руку. Боится повредить пальцы или что-то вроде того. – Батлер взглянул на детектива. – Вы слышали что-нибудь подобное?
      Келлер покачал головой.
      – Нет, сэр. Но я не охотник.
      Батлер раздраженно передернул плечами.
      – Я тоже никогда не слышал о таком. Хотя мой отец практически родился с ружьем в руках. Охотился высоко в горах... – Он замолчал. Его глаза покраснели. – Узнайте о них все. Каждую деталь их жизни с момента рождения.
      Келлер отложил карандаш и закрыл блокнот.
      – Слушаюсь, сэр.
 
      Миранда сидела у окна и смотрела на улицу.
      Джордж последний раз щелкнул ножницами, подравнивая усики Шрива, потом приложил горячее полотенце к его свежевыбритым щекам.
      – Ты отлично выглядишь, – похвалил он друга. – У тебя прекрасный цвет лица.
      – Спасибо, Джордж. – Шрив провел рукой по подбородку, проверяя эластичность кожи. – Кожа не обвисла?
      – Ни капельки. Крепкая, тугая.
      – Как ты думаешь, Миранда? – позвал Шрив. Он оттянул кожу на лице. – Кажется немного дряблой.
      Когда Миранда не ответила, Шрив повернул голову в ее сторону. Она, должно быть, задумалась. Вчера ей пришлось пережить жестокий удар.
      – Еще раз спасибо, Джордж. Ощущение прекрасное.
      – Я рад, – сказал бывший актер. – Когда человек по-настоящему стареет, ему приятнее работать с молодым лицом.
      Шрив усмехнулся.
      – Или с пожилым.
      – Это к тебе не относится, – улыбнулся Джордж, унося тазик и полотенца из комнаты.
      – Миранда?
      – Что?
      Шрив приблизился к ней и, положив руки ей на плечи, принялся нежно растирать их.
      – Не расстраивайся.
      – Я была дурой, – сердито прошептала она. – Идиоткой. Меня следовало изолировать. Я перестала взрослеть в тот день, когда погиб мой отец. Я не приняла ни одного верного решения с тех пор, как мне исполнилось тринадцать лет.
      – Это сейчас ты рассуждаешь как идиотка. – Шрив продолжал массировать напряженные мышцы ее плеч и шеи. – Дорогая, не вини себя...
      Она высвободилась, встала и взяла его руки в свои. В ее голосе звучал гнев:
      – Ты был прав с самого начала. Он усмехнулся.
      – Я сильно в этом сомневаюсь.
      – Не превращай все в шутку. Не надо!
      – Миранда, любимая. Клянусь тебе, я не шучу. – Он попытался успокоить ее звуком своего голоса. Как он жалел, что не мог видеть ее лица!
      Ее руки были холодны как лед, дыхание прерывалось, голос дрожал.
      – До сегодняшнего дня я свято верила, что то, что я делала, было правильным.
      Он нахмурился.
      – О, я знаю, меня переполняют сожаления, угрызения совести. Мне было невыносимо то, что случилось с тобой, невыносимо то, что случилось с Джорджем и Адой. Я ненавидела де ла Барку, сержанта Траска и Бенджамина Уэстфолла. Его я ненавидела больше всех на свете. Но я никогда не считала себя неправой. Я была борцом за справедливость. Я была принцем Гамлетом; Бог и духи были на моей стороне в отмщении за ужасный грех. – Она начала смеяться. Внезапно она оставила руки Шрива и обхватила себя за плечи.
      У нее в желудке было такое жжение, будто она проглотила горящие угли. Она застонала от боли.
      – Миранда. – Шрив потянулся к ней, но она отстранилась.
      – Нет, позволь мне это сказать. – Ее голос был глухим от сарказма. – Я никогда не считала цену слишком высокой. Потому что решив отомстить за смерть моего отца, спасти мать и убить человека, заслуживавшего смерти, я спасала весь Вайоминг ради живущих там поселенцев, сиу и шайенов.
      – Миранда, не будь столь жестока к себе!
      – Нет! Не смей оправдывать меня. Не смей! Будь честным со мной, как всегда. Ты всегда говорил, что я не могу играть роль. Я живу ею. Никакой интерпретации. Только чувства.
      Он услышал ее шаги по комнате. Они были неуверенными, спотыкающимися.
      – Ты заболела?
      – Да! – почти выкрикнула она. – Да, мне плохо! Меня тошнит от того, что я сделала.
      – Любимая...
      – Позволь мне сказать. Я произнесла свою блестящую речь перед Адольфом, моей сестрой и Братом Белого Волка – этим уважаемым законодателем, этим благородным варваром, этим честным, верным... – В своем отчаянии она не находила подходящих слов.
      Шрив опять шагнул к ней, но она удержала его.
      – И они посмеялись надо мной. Им безразлично, что Батлер и Уолдрон – пара мошенников, продающих землю, которая им не принадлежит. Это делалось и раньше. А когда бедные люди, которые купили землю, приезжали на Запад, местные власти не говорили им, что они были обмануты. Их просто направляли на неплодородные земли, где они погибали от голода и жажды, или были убиты грабителями или индейцами.
      – Если люди настолько глупы...
      – Индейцы! – возмущенно воскликнула она. – Их вожди, вероятно, давно продавали свои земли и смеялись над белыми.
      Шрив усмехнулся.
      – Наверное. Разве голландцы, или англичане, или кто-то другой не купил Манхэттен всего за двадцать четыре доллара?
      Миранда надолго замолчала. Шрив даже забеспокоился.
      – Миранда?
      – Теперь весь мир смеется надо мной?
      – Нет.
      – Я знаю, что ты многие годы смеялся надо мной. – Она села в кресло и низко опустила голову. – Я это сносила. Ты был ко мне снисходительным. Ты и сейчас, как всегда, снисходительно относишься ко мне. Я навсегда останусь для тебя Джульеттой.
      Шрив подошел к ней. Опустившись рядом с ней на колени, он погладил ее по щеке.
      – Миранда, – тихо сказал он. – Ты всегда будешь для меня Джульеттой и не потому, что ты не повзрослела. А потому, что я полюбил тебя как Джульетту.
      Она крепко стиснула зубы.
      – О Шрив, мне так больно. Я хотела совершить правильный поступок. Хотела, чтобы все было по справедливости. А теперь я поняла, – она тяжело вздохнула, – что эта справедливость никому не нужна.
      Он обнял ее за плечи и привлек к своей груди:
      – «Что же такое честь? Слово».
      – Что?
      – Я сказал: «Что же такое честь? Слово». Она резко отстранилась от него.
      – Не цитируй мне Шекспира, – раздраженно произнесла она. – Я слишком долго жила в его мире. Я убила человека, которого никто особенно и не хотел убивать, кроме меня.
      – Бенджамин Уэстфолл не был святым, – напомнил ей Шрив. – Уже за одно то, что он сделал с тобой, он заслуживал смерти.
      – Но погибли и другие люди.
      – Сержанта Траска я вполне могу тебе простить, – сдержанно сказал Шрив, поднимаясь на ноги.
      Она позволила ему поднять ее и прижалась к его груди. Он обнял ее за плечи.
      – Я больше не буду такой глупой, – пообещала она голосом, дрожащим от сдерживаемых эмоций и слез.
      – Я искренне надеюсь, что это не так. – Он поцеловал ее в макушку.
      – Я не буду... Что ты сказал?
      – Именно по глупости ты заставила меня отойти от борта корабля там, посреди Атлантики. Умная женщина решила бы, что я совершаю правильный поступок.
      Миранда подняла голову и посмотрела ему в лицо.
      Его глаза были закрыты, будто он вспоминал картины прошлого.
      – Практичная женщина забрала бы Джорджа и Аду и ушла бы из гостиницы в Лондоне навстречу новой блестящей карьере. Она никогда не стала бы связывать свою жизнь со слепым человеком, потерявшем веру в себя.
      – Шрив, я не...
      – Да, дорогая. Ты не знала ничего, кроме успеха. Ты верила, что жизнь – как пьеса: мечты сбываются, добро торжествует над злом. Ты верила в это так твердо, что это на самом деле происходило.
      Его слова были как бальзам для ее исстрадавшейся души.
      – Но если бы не моя вина, ты сейчас не был бы слепым.
      – Я много об этом думал. Может быть, это все равно случилось бы, – серьезно сказал он.– Может быть, это мне на роду написано.
      – Ты же этому не веришь. Он засмеялся.
      – Нет, но если тебе от этого легче... Она обняла его.
      – Чего бы мне ни стоило, я избавлю тебя, Аду и Джорджа от этого ужаса. Все остальное меня больше не волнует. Ни индейцы, ни Рейчел с Братом Белого Волка, ни Адольф...
      Он прервал ее патетическую речь.
      – Давай приляжем.
      – Да. Хорошо.
      Он подвел ее к кровати, уложил и снял с нее туфли. Потом сбросил ботинки и вытянулся рядом с ней, заключив в свои объятия. Нежными движениями он гладил ее спину, снимая напряжение ее мышц. Миранда задремала.
      Вдруг ее сон нарушился. Она что-то забормотала, заворочалась и, вздрогнув, проснулась.
      – Шрив!
      – Я здесь.
      Она успокоилась.
      – Я люблю тебя. Он затаил дыхание.
      – Достаточно для того, чтобы я мог заняться с тобой любовью?
      – Конечно. Всегда. Когда только пожелаешь. – Она подставила губы для поцелуя.
      Он поцеловал ее долгим, страстным поцелуем. Его сердце билось учащенно. Он поднял голову, чтобы сказать:
      – Я хочу сделать тебе ребенка.
      – Шрив!
      – Я думаю, мы оба готовы стать родителями, и я очень хочу тебя.
      Она положила руки ему на грудь.
      – Ты действительно думаешь, что все будет хорошо?
      – Я уверен. – Он взял ее за плечи. – Все будет великолепно.
      – Трагедия на самом деле кончилась? Он громко засмеялся.
      – Все женятся. Рождаются дети. Начинается комедия.
      Вдохновленная его убеждением, она изогнула спину и потянулась к завязкам на юбке.
      Когда они оба освободились от одежды, она развела ноги, приглашая его. Но вместо того чтобы сразу войти в нее, он поднял ее ноги себе на плечи и обхватил ее бедра.
      – Шрив, – простонала она. – Что ты делаешь?
      – Отдаю всего себя, – выдохнул он. Ощущение полноты счастья исторгло у нее удовлетворенный стон. Никогда еще он не был так глубоко в ней. Он касался самой сердцевины ее существа.
      – Двигайся вместе со мной, – прошептал он. – Двигайся, любимая.
      Они вместе начали движение вверх-вниз. Напряжение нарастало, а с ним желание слиться друг с другом в единое целое.
      – Шрив, – шептала она. – Шрив!
      Его лицо было олицетворением страсти: мускулы были напряжены, белые зубы под черной щеточкой усов обнажены в улыбке, черные глаза устремлены в пространство куда-то за пределы комнаты.
      – Ромео, – прошептала она. – Мой Ромео.
      Слышал ли он ее или нет, она не знала, но он опустил голову и посмотрел прямо ей в глаза, создавая полную иллюзию, что он видит. Казалось, его глаза смотрели ей прямо в душу.
      – Ты готова? – выдохнул он.
      – Готова, – воскликнула она. – О да, готова!
      Он откинул голову назад и вошел глубже, чем прежде. Одной ногой он упирался в спинку кровати. Ее тело сжалось как пружина под его напором. Горячая, дающая жизнь жидкость устремилась в нее.
      Ее чрево сжалось, потом раскрылось, впитывая каждую драгоценную каплю жизни, которую он ей дарил.
      В эту чудесную минуту ощущения усилились, гул в ушах и в крови нарастал, перед глазами замелькали звезды и солнечные крути.
      Темнота, в которой он пребывал, ужасная темнота, на мгновение уступила место звездному дождю. Но это было лишь наваждение. Его прерывистое дыхание с трудом вырывалось из груди, пот покрыл тело. Миранда застонала.
      Приподнявшись, он нарушил слияние их тел. Она расслабилась, потом свернулась калачиком и положила руку себе между ног, будто хотела удержать пережитое ощущение в себе.
      Он лег рядом, обнял ее и закрыл их обоих одеялом.
 
      – Это ты Билли?
      Низкий голос позвал его из глубины экипажа. Надвинув кепку на глаза и скрестив ноги, Билли стоял у стены. Услышав голос, он повернул голову.
      – Кому какое дело?
      – Так ты Билли? – Голос стал более настойчивым.
      – Возможно.
      – Если ты Билли, то у меня для тебя есть пятьдесят долларов.
      – Это слишком мало.
      – Но их может быть больше, если я найду Билли.
      Билли наклонился к окну экипажа, заглядывая в глубину.
      – Я тот, кто вам нужен, но я ничего не делаю для человека, которого не вижу.
      Из тени высунулась рука с кошельком, в котором позвякивали золотые десятки. Билли уставился на кошелек.
      – Ты прекрасно все видишь, – сказал голос. – Ты видишь, что лежит в кошельке. А это то, ради чего ты работаешь.
      – Что вам нужно?
      – Некий мистер де ла Барка хорошо отзывался о тебе.
      – В самом деле? – удивился Билли. – Это для меня новость.
      Человек в экипаже медлил.
      – Нужно сделать одну работу.
      – Слушаю.
      – Одна женщина... Билли громко выругался.
      – Опять женщина. Черт. Почему вы не выберете более серьезного противника?
      – Ты хочешь получить эти деньги?
      – Конечно. Но я хочу пятьдесят за работу и еще пятьдесят потом за молчание.
      – Достаточно пятидесяти.
      – Мало, – бросил Билли. – Прошлый раз моим ребятам крепко досталось.
      – Вы глупо вели себя.
      – Прощайте! – Билли зашагал по улице.
      – Подожди! – В окне мелькнуло лицо.
      – Ну что еще?
      – На этот раз никаких проблем не будет. Она будет одна.
      Билли посмотрел в конец и в начало улицы. Переминаясь с ноги на ногу, он медлил. Потом приблизился к окну экипажа.
      – Я слушаю.
      Мужчина в темноте наклонился ниже. Нижняя часть его лица была чем-то закрыта.
      – Через два дня в восемь часов утра она будет выходить из гостиницы. На ней будет траурное платье. Она везде ходит одна, одетая во все черное. Черт бы ее побрал.
      Лошадь нетерпеливо переступала ногами. Она вертела головой и пофыркивала, выпуская из ноздрей густой пар. Экипаж сдвинулся вперед на пол-оборота колеса.
      Билли должен был последовать за ним.
      – Эй, держите лошадь на месте. Говоривший продолжал, будто ничего не заметил.
      – Вашингтон – опасный город. Перед гостиницами всегда интенсивное движение. С ней может произойти несчастный случай. Фургон, крытый, конечно, как тот, что вы использовали прежде, может случайно потерять управление.
      Билли злорадно усмехнулся.
      – Может, переехать ее и не остановиться. Такое часто случается.
      – Вот именно. – Кошелек открылся, и теплые золотые монеты потекли в руку Билли.
      – А потом вы приедете на это же место и принесете мне еще пятьдесят? – спросил он.
      – Точно.
      Билли выпрямился и спрятал деньги в карман штанов. Потом положил руку на окно.
      – Не вздумайте провести меня, сенатор. В экипаже наступила тишина. Уличный бродяга язвительно усмехнулся.
      – Вы не знаете, как сейчас трудно заработать. Если хочешь научиться добывать деньги, надо держать ухо востро.
      – Вот имя женщины и название ее гостиницы, – наконец произнес голос. – Сделаешь дело, и я или кто другой принесет тебе еще пятьдесят долларов.
      – Лучше, если это будете вы, сенатор. – Билли протянул руку за запиской. – Я не возьму деньги из руки, в которой может оказаться нож.
      Записка легла ему в ладонь, и в тот же момент раздался стук трости в крышу наемного экипажа. Кучер натянул поводья, и экипаж покатился в темноту.
      Билли со смехом спрятал деньги и записку поглубже в карман.

      По спине Миранды пополз холодок. Она поежилась. За ней явно кто-то следил. Она передернула плечами, но ощущение осталось. Резко обернувшись, она обвела взглядом вестибюль гостиницы.
      В кресле у противоположной стены сидел мужчина. Газета, которую он, видимо, читал, лежала на коленях, а пара страниц соскользнула на пол. Их взгляды встретились, и на его лице отразилось неподдельное удивление.
      Слишком поздно он осознал, что надо было прикрыться газетой, и покраснел. Потом, будто желая показать, что он не следил за ней, мужчина, наклонившись, поднял упавшие страницы, свернул газету, положил ее на колени и отвел глаза. Его взгляд остановился на пожилом мужчине, мирно дремавшем в залитом солнцем кресле.
      Миранда нахмурилась. Его лицо показалось ей знакомым.
      Мужчина сунул руку в карман и привычным жестом вынул сигару. Воспользовавшись серебряным ножичком, он отрезал кончик, зажег спичку о подошву своего высокого ботинка, а затем довольно затянулся.
      Опытная актриса, она сразу распознала игру. Возможно, он всего лишь обычный зевака. Она привыкла, что люди смотрят на нее. В роли английской аристократки она часто чувствовала на себе любопытные взгляды и слышала шепот за спиной.
      Однако здесь было нечто другое. Его игра была слишком хорошей, слишком рассчитанной. И с каждой минутой он казался ей все более знакомым. Облачко дыма закрыло его лицо.
      – Чем могу помочь, леди Эджмонт? – обратился к ней дежурный.
      Она повернулась к нему.
      – Мой ключ, пожалуйста.
      – Слушаюсь, мэм. – Он подал ей ключ.
      – Есть ли почта для лорда Эджмонта или для меня?
      Дежурный сунул руку в ячейку.
      – Нет, мэм.
      Вдруг озарение охватило ее. Накладная борода!
      – Генри Келлер.
      – Что вы сказали, мэм? – спросил дежурный.
      – Генри Келлер. – Она оглянулась. Кресло было пустым.
      Зажав ключ в руке, она бросилась через вестибюль. Запах сигары оставил след. На тротуаре он повернул налево. Она следовала за ним по запаху, пока не увидела его быстро удаляющуюся фигуру.
      – Генри Келлер!
      Он вздрогнул, будто получил выстрел в спину, но все-таки сделал еще один шаг вперед.
      – Генри Келлер! – Она уже подхватила юбку, чтобы бежать за ним.
      Он повернулся к ней, неуверенная улыбка появилась у него на лице.
      – Великолепная Миранда. Не могу поверить, что вы узнали меня.
      Она остановилась всего в ярде от него. Их взгляды встретились. Он изобразил полное неведение. Она сразу же почувствовала это; уже одна его попытка притворяться выдавала его. Раз он притворялся, значит, таким образом он хотел что-то скрыть. Она готова была держать пари, что его наняли, чтобы навести справки о ней.
      – Вам понравилась моя игра?
      Он открыл рот, будто хотел возразить. Потом пожал плечами.
      – Я пришел совсем недавно. У меня не было времени по-настоящему оценить вашу роль.
      – Она не менее хороша, чем роль леди Макбет, уверяю вас. – Она закусила губу. – Вы по-прежнему работаете в агентстве Пинкертона?
      – Да.
      – И кто-то нанял вас, чтобы навести справки о лорде и леди Эджмонт. – Это был не вопрос, а утверждение.
      Он кивнул.
      Она поежилась и постучала ногой об ногу, чувствуя, как холод начал пробирать ее через ботинки.
      – Не выпьете ли со мной кофе у меня в номере? Я как раз собираюсь туда подняться.
      Он медлил.
      – Мне кажется, с профессиональной точки зрения мне нельзя этого делать.
      Она взяла его за руку, будто они были старыми друзьями. Ее улыбка не выдавала волнения.
      – Но подумайте, как вам будет легко справиться с вашим заданием.
      Ему следовало высвободить руку и уйти, но ее голубые глаза удерживали его на месте; к тому же он никогда не забывал ее. Он кивнул.
      – Пожалуй, вы правы.
      – Тогда пойдемте.
 
      Она по-прежнему была самой красивой женщиной, которую он когда-либо видел; самой красивой женщиной, с которой ему доводилось сидеть рядом, и уж точно самой красивой женщиной, которая когда-либо угощала его кофе. Он следил за тем, как ее изящные руки брали чашку с блюдцем и наливали кофе.
      – Сахар?
      – Да, мэм.
      – Сливки?
      – Нет, спасибо.
      Она подала ему чашку, потом налила себе. Она пила черный и очень горячий кофе.
      Он смотрел на нее и ждал.
      Наконец она поставила чашку на стол и взглянула на него своими чудесными голубыми глазами.
      – Вас нанял сенатор Уолдрон или сенатор Батлер?
      – Я не имею права разглашать имя моего клиента.
      Она пожала плечами.
      – Батлер, я полагаю. Он весьма беспринципный человек. Он считает всех такими же бесчестными, как он сам, поэтому обо всех наводит справки.
      Келлер посмотрел в чашку, потом поднял глаза на свою собеседницу.
      – В этом случае он был прав. Она грустно улыбнулась.
      – Я помню, как вы наводили справки о Рейчел Уэстфолл для меня.
      – Я это тоже помню. – Он опустил глаза. – Помню это и кое-что еще. У Рейчел Уэстфолл была старшая сестра, девушка, которая когда-то давно неожиданно исчезла. Эту девушку звали Миранда Драммонд. – Он взглянул прямо ей в глаза. – Вы и есть Миранда Драммонд.
      – Я – Миранда Катервуд.
      Он попробовал кофе и убедился, что он прекрасно приготовлен. В гостинице готовили кофе гораздо лучше, чем он делал это сам.
      – Миранду Драммонд разыскивал Бенджамин Уэстфолл, – заметил он, припоминая все детали того запутанного дела. – Но вам об этом было известно.
      – Да, я это знала.
      Он закрыл глаза, отыскивая в памяти подробности.
      – Он нашел вас в труппе странствующих актеров. Вы играли на сцене, когда вам было всего семнадцать лет. Расследование проводил детектив по имени Паркер Бледсоу.
      – И он был убит.
      – С этим Бледсоу случилась ужасная вещь. – Он поставил чашку и сложил руки на коленях. – Он был убит на улице, возвращаясь из конторы в тот день, когда нашел вас. Он написал отчет, который, как теперь я понимаю, был неполный. Ваш отчим заплатил по счету, хотя дело не было по-настоящему закрыто. Или было?
      – Думаю, что было, – сухо заметила она.
      – А ваш отчим поместил вас в исправительный дом для малолетних проституток.
      – Я это тоже помню – очень отчетливо. И еще я помню, что Паркер Бледсоу погиб ужасной смертью.
      Келлер нахмурился, вспомнив описание события.
      – Его смерть так и не была расследована до конца.
      Выражение ее лица осталось спокойным.
      – Кажется, предполагаемым орудием убийства была сабля.
      – Это только предположение. Но Паркер Бледсоу действительно был... обезглавлен.
      Она с сочувствием посмотрела на него.
      – И вы, сотрудники агентства Пинкертона, еще называете себя детективами! Я абсолютно уверена, что это убийство совершил Бенджамин Уэстфолл. Я на себе испытала, на что способен этот человек.
      Келлер вспыхнул. Он достал из кармана блокнот.
      – Может быть, вы расскажите мне.
      – Зачем? – Ее тон явно задел его за живое.– Вы ничего не сможете сделать. Бенджамин Уэстфолл мертв.
      – Да, я слышал об этом в Чикаго. Застрелен каким-то озлобленным солдатом. Еще одно нераскрытое преступление.
      Значит, вот какова была официальная версия. Миранда опустила голову. Может быть...
      – Верно. Я тоже об этом слышала.
      – Но вы говорите, что он был способен на что угодно?
      – Он оказался способен упрятать меня в эту тюрьму для малолетних проституток.
      – Но вы выжили.
      – Через двадцать четыре часа меня вызволили оттуда Шрив Катервуд и Джордж Уиндом. Сейчас один из них – мой муж, другой – управляющий делами.
      Келлер не стал записывать их имена. Вместо этого он сказал:
      – То заведение уже несколько лет как закрыто, но насколько я помню, девушку можно было отправить туда только по решению суда.
      – Хозяйка этого заведения принимала любого, если из этого она могла извлечь выгоду.
      Генри Келлер кивнул.
      – Вероятно, в следующем отчете Бледсоу отметил бы это. Он был обязан представлять в агентство отчет о своей работе. По правилам агентства каждый детектив должен был сообщать обо всех преступлениях, которые он попутно раскрывал.
      – А если преступление совершали клиенты?
      – Особенно если клиенты совершали преступления. Прежде чем детектив берется за дело, всех клиентов предупреждают об этом правиле.
      – Значит, Паркер Бледсоу начал возражать... – для большего эффекта она сделала паузу, – и Бенджамин Уэстфолл убил его.
      – У нас нет никаких доказательств.
      – Нет. И никогда не будет. Так же как у нас не будет доказательств, что Арчи Доута нанял Бенджамин Уэстфолл.
      – Кто такой Арчи Доут? – Генри Келлер записал его имя.
      – Арчи Доут был отставным солдатом, который поджег театр в Чикаго.
      Келлер удивленно посмотрел на нее.
      – Вот этого я не знал.
      – Это он поджег театр, где играли мы со Шривом. Пожар начался за кулисами в конце спектакля «Макбет». К счастью, огонь удалось потушить с минимальными разрушениями и обошлось без жертв. В тот день вы приносили мне отчет. Арчи Доут был настолько глуп, что даже не думал скрываться, и его увидел директор театра. Полиция потом обнаружила следы керосина у него на ботинках, а в карманах – почти сто долларов. Он сказал, что его наняли, чтобы сыграть шутку.
      Келлер был озадачен.
      – И вы думаете, что его нанял Бенджамин Уэстфолл? У вас есть доказательства?
      Она покачала головой; у нее на губах появилась насмешливая улыбка.
      – Доут сам не знал, кто его нанял. Он только сказал, что это был армейский офицер.
      – А что сказала полиция?
      – Они арестовали Арчи и, кажется, отправили в тюрьму на несколько месяцев. Они могли и выпустить его. Поскольку все кончилось благополучно и никто не погиб, то, что он сделал, выглядело как глупая шутка глупого человека. И вообще, это был всего лишь театр.
      – Но это был поджог, – возразил Келлер.
      – Если бы погибли люди – а такое вполне могло случиться, – тогда бы его судили и казнили, но прежде федеральный прокурор потребовал бы найти того, кто его нанял. – Она грустно посмотрела на детектива. – Но раз никто не пострадал, судьба театра и актеров никого всерьез не волновала. Это не имело значения.