– «Все грешны, все прощенья ждут. Да будет милостив ваш суд» . – Шрив с особым чувством произнес последние слова эпилога.
      – Прекрасно. Браво! Браво! – Миранда в восторге захлопала в ладоши и бросилась ему на шею. – Ты покажешь пример всем будущим Просперо.
      Он поцеловал ее. Сейчас его улыбка больше чем когда-либо походила на улыбку Ромео.
      – А ты сомневалась?
      Она энергично покачала головой.
      – Никогда.
      – Во всяком случае я подготовил роль. – Он высвободился из ее объятий и встал. – Я столько раз слышал эту пьесу, что, вероятно, мог бы вспомнить роль Ариэля или даже Калибана с двух попыток. – Настолько хорошо знакомый с расположением предметов в комнате, что уже не боялся споткнуться и упасть, он дошел до бюро и остановился у окна. Стоя к нему лицом, он теребил пальцами штору. Снаружи до него долетал шум улицы. – Как выглядит Фердинанд?
      Глядя на него, Миранда рассмеялась.
      – Ты ревнуешь? Тебе следует ревновать. Он – прекрасный юноша двадцати двух лет, очень милый мальчик, как раз подходящий для такой знаменитой актрисы, как я.
      Шрив сжал штору в кулаке.
      – Он поразительно красив, с чудесным голосом и длинными стройными ногами. И у него есть близкий друг, который сидит в заднем ряду зала и следит за ним как паук.
      – Озорница, – пробормотал он. Он слишком долго играл с ней в паре. Он был ее возлюбленным – Гамлет для Офелии, Макбет для леди Макбет, Бенедикт для Беатриче. В двух постановках, где она играла Миранду, он играл Фердинанда. Для него предстоящее испытание имело особый смысл. Все его чувства были напряжены до предела. Как он сможет сыграть роль ее отца?
      Он зажмурил глаза и начал молиться. Когда он открыл глаза, темнота не исчезла.
      – Шрив?
      – Не дразни меня, – сдержанно попросил он. – Не надо.
      Испуганная его дрогнувшим голосом она бросилась к нему и обняла его.
      – О любимый! Я не хотела тебя дразнить. Ты не должен расстраиваться. Ты же знаешь актеров. Они совершенно равнодушны к актрисам. Актрисы для них просто партнеры, с которыми они работают каждый день. Немногие пары вроде нас – исключение. Тебе нечего беспокоиться.
      Он оставался напряженным в ее объятиях.
      Она потерлась щекой о его плечо. Она не могла позволить, чтобы его подавленное настроение усиливалось ревностью. Ему и так было нелегко согласиться на роль Просперо. Шрив часто заявлял, что эта роль статична.
      – Шрив, – шепнула она. – Слава Богу, что есть роль Просперо.
      – Почему?
      – Потому что это прекрасное начало для тебя.
      – В ней нет ничего романтического, – возразил он.
      – Фердинанд тоже не слишком романтичен. Он только и делает, что играет с Мирандой в шахматы. А у тебя будет фантастический костюм. Ты будешь в золотом одеянии. Будешь стоять на сцене и взмахом руки вызывать громы и молнии. Все будут бегать вокруг и выполнять твои приказы. Я опущусь у твоих ног и буду просить о снисхождении. Ты будешь произносить самые прекрасные строки, которые когда-либо были написаны Шекспиром.
      Он отошел от окна, но его лицо оставалось мрачным.
      – Если только я не буду произносить их, стоя спиной к залу, или не налечу на декорацию.
 
      У него даже в перчатках были ледяные руки. Никогда еще в жизни ничто не пугало его так, как перспектива войти в театр и встретиться с труппой и техническим персоналом. Его охватила дрожь. Он почувствовал, что ему трудно дышать, а сердце бьется очень сильно.
      Что будет хуже? Смех или жалость? У него все дрожало внутри от мысли, что придется предстать перед ними. С самого начала ему следовало отказаться от этой идеи.
      Кеб замедлил движение, потом остановился. Экипаж качнулся, когда кучер наклонился и открыл дверь.
      Миранда ждала, затаив дыхание.
      – Все свободно? – спросил Шрив.
      – Один шаг вниз, но кеб стоит на проезжей части, так что ты спускайся прямо на тротуар.
      – Хорошо. – Сделав глубокий вдох, он собрался и шагнул на тротуар. Повернувшись, он протянул руку. Она подала ему свою и позволила помочь ей спуститься. Заплатив кебмену, она сделала вид, что Шрив провожает ее к двери.
      Внутри театра он услышал голоса на сцене. Актеры повторяли свои роли. Он почувствовал запах краски, скипидара и грима. Его сердце болезненно сжалось.
      Вдруг голоса смолкли, и сразу же раздался шепот.
      – Проклятье! – пробормотал Шрив, стоя рядом с Мирандой.
      – Все в порядке, – шепнула она ему. – Мистер Бирсфорд... – Она отпустила руку Шрива и протянула свою. – Дорогой, познакомься. Это продюсер спектакля, мистер Уильям Бирсфорд.
      – Зовите меня Билли, – раздался хриплый голос.
      Шрив изобразил улыбку на лице. Он безошибочно посмотрел прямо на источник звука и протянул руку.
      – Очень рад.
      Бирсфорд машинально пожал ее.
      – Я тоже. – В его голосе прозвучала легкая неуверенность.
      – Я с нетерпением жду начала работы с вами, – вежливо произнес Шрив.
      – Скажите, что здесь происходит? – Бирсфорд отошел, продолжая говорить.
      Шрив следил за звуком, устремляя свои невидящие глаза на то место, где находился его источник.
      – Уверяю вас, мистер Бирсфорд...
      – Билли.
      – Билли. – Он помедлил для большего эффекта. – Я не могу видеть.
      – Тогда, как вы узнали, где я нахожусь? Вы ведете себя так, будто видите меня. – Бирсфорд перебрался на другую сторону прохода.
      – По голосу. Если вы перестанете говорить, то я, вероятно, буду смотреть в пустоту.
      Продюсер замолчал и предпринял новую попытку. К несчастью для него, он слишком тяжело дышал и от него сильно пахло луком. Шрив сразу же его засек.
      – Эй! Вы видите меня! Вы опять за мной следите. – Бирсфорд обрушился на Миранду. – Вы обманываете меня?
      Она улыбнулась.
      – Я же говорила вам. Никто ничего не заметит.
      Бирсфорд помахал рукой перед лицом Шрива. Колебание холодного воздуха заставило Шрива отстраниться.
      – Вы лжете. Вы видели? Он отпрянул. Шрив пожал плечами.
      Сзади к ним подошел режиссер. Худой, седой мужчина с сутулой спиной и в очках. Он выглядел как бухгалтер, но когда он заговорил, его голос и выговор явно принадлежали человеку искусства:
      – Меня зовут Боутрайт, мистер Катервуд. Я много слышал о ваших успехах на сцене. Я рад, что мы будем работать вместе. – Стоя почти за спиной Бирсфорда, он протянул руку Шриву.
      Шрив медлил. В тишине Бирсфорд пристально смотрел на руку режиссера. Наконец Шрив протянул свою руку в направлении голоса и промахнулся. Режиссер тут же исправил положение, но этот промах убедил наконец Бирсфорда.
      – Значит, вам не всегда все так хорошо удается?
      Мысленно проклиная его, Миранда встала между продюсером и Шривом.
      – Меня зовут Миранда Катервуд, мистер Боутрайт. Мы с нетерпением ждем встречи с участниками спектакля и начала репетиций.
      Он верно истолковал ее слова.
      – Тогда давайте начнем. Я предлагаю пройти акты первый и второй, а потом я объясню свое видение этой пьесы.
      – Актеры готовы? – спросил Шрив. Миранда взяла его под руку, и они последовали за режиссером по проходу.
      – Да. – Она поднялись по ступеням из оркестровой ямы на сцену. Актеры и рабочие сцены сразу замолчали.
      Шрив помедлил на авансцене, понимая, что все взгляды сейчас обращены на него. Миранда почувствовала, как по его телу пробежала дрожь, и увидела, как у него на горле заходил кадык. Он обратился к режиссеру.
      – Я бы хотел пройтись по всей сцене.
      – Это будет нелегко. – Голос режиссера звучал весьма скептически.
      – Вы же не хотите споткнуться обо что-то и сломать себе шею? – Голос Бирсфорда, долетевший из оркестровой ямы, прозвучал излишне громко. Его услышали все на сцене.
      И Шрив, и Миранда замерли. Потом Шрив медленно обернулся. Его невидящие глаза обратились к продюсеру. И Макбет своим королевским тоном произнес:
      – Нет. И поэтому мне надо изучить ее сейчас. Я буду обходить сцену перед началом каждой репетиции и каждого спектакля. Чтобы быть уверенным, что никакого несчастного случая не произойдет.
 
      – Добрый вечер!
      – Привет, Миранда.
      – Фредди? Фредди Франклин?
      Мужчина кивнул. Он попытался распрямить поникшие плечи и изобразить бодрую улыбку. Она выглядела очень странно на его испитом лице.
      Миранда вглядывалась в него, пытаясь увидеть в нем того блестящего молодого комика, танцора, певца, исполнителя шекспировских ролей, которого она знала. Наконец она осознала, что слишком пристально смотрит на него.
      – Входи.
      – Спасибо. Ты не против, что я пришел? Он едва переставлял ноги и был весь какой-то сгорбленный, помятый.
      – Ада, – крикнула Миранда. – Посмотри кто пришел нас навестить. Фредди Франклин.
      Костюмерша уставилась на него.
      – Боже правый, Фредди. Что с тобой произошло?
      Он пожал плечами.
      – То же, что и всегда. Влип в очередную историю.
      Миранда нахмурилась.
      – Я не...
      – Стыдно, Фредди, – продолжала Ада. – Ты так и не исправил свои дурные наклонности.
      Он усмехнулся: – Теперь уже поздно. Какое-то время все молчали. Потом он откашлялся.
      – Я услышал, что Шрив Катервуд и Великолепная Миранда играют Шекспира у Билли Бирсфорда. Поэтому решил зайти и узнать, какие неприятности свалились на вас.
      Ада поджала губы. Миранда глубоко вздохнула.
      – Никаких неприятностей у нас нет.
      – Театр Бирсфорда ведь не на Пиккадилли-Серкус, – заметил Фредди.
      – Дело в том... – начала Миранда.
      – Как бы то ни было, это никого не касается, – строго сказала Ада. – Спасибо, что зашли, мистер Франклин. Если вы подойдете к кассе в день премьеры, на ваше имя будет оставлен билет.
      – Все та же верная Ада, – фыркнул он. – По-прежнему оберегает своего мальчика Шриви. Или эту птичку? Ведь ты сама никогда не умела играть.
      – До свидания. – Ада открыла дверь.
      – Подождите, – обрела дар речи Миранда. Они оба посмотрели на нее. – Зачем ты приходил, Фредди?
      Он взглянул на открытую дверь и тяжело вздохнул.
      – Я подумал, что вы могли бы найти для меня работу. По старой дружбе.
      Миранда бросила на Аду удивленный взгляд через плечо Фредди.
      – У тебя странный способ обращаться с просьбой.
      – Я ненавижу просить. – Его бледно-голубые глаза были все покрыты сетью красных сосудов, которые, казалось, переходили в такую же сеть лопнувших капилляров на лице.
      – Ты трезвый?
      Он мысленно проклял ее, но кивнул.
      – Да.
      – Мы здесь из милости, – честно призналась она. – Я не знаю, удастся ли мне найти для тебя что-нибудь или нет. Но я попробую.
      Ада критически посмотрела на его костюм.
      – Это лучшее, что у тебя есть?
      – Да.
      – Хочешь, чтобы я нашла что-нибудь другое?
      – Это сойдет. Лучше сделай мне грим. Фредди попытался выпрямить свою сгорбленную спину.
      – Вы будете мной гордиться, – пообещал он, когда Миранда вышла. – Вот увидите.
      – Только бы нам не пожалеть об этом, – сказала Ада. – Теперь, Фредди, дружок, садись сюда и займемся гримом.

В первом акте

      Пот струился по телу Шрива, даже подошвы его ног были влажными. Слава Богу, что он был в просторном одеянии, а не в лосинах. Иначе публика могла подумать, что он обмочил штаны.
      Ища поддержки, он поставил правую ногу на свою первую метку. Это был небольшой деревянный брусок, который плотник приколотил у края рампы. Поставив ногу на него, Шрив становился за занавесом лицом к зрительному залу и, что еще важнее, к свету прожекторов во время своего выхода в первом действии. На полу находилось еще восемь других меток, расставленных под нужным углом, чтобы он мог занять правильное положение, произнося свои монологи или ведя диалог с другими актерами.
      Миранда. Миранда! Черт бы ее побрал. Он хотел крикнуть ее, но занавес уже поднялся.
      Актеры изображали сцену кораблекрушения. Их голоса раздавались среди звуков грома и ветра, долетавших из-за кулис.
      – «Мы погибли! Молитесь! Погибли!»
      Где же она? Где она? Он ничего не слышал из-за шума. Она могла бы стоять с ним рядом. Черт возьми! Ее выходы всегда выводили его из себя с самого первого дня, как он выпустил ее на сцену. Ее никогда не было там, где она должна была находиться. Ему не следовало вообще выпускать ее на сцену.
      Нет! Это ей не надо было выпускать на сцену его.
      Он не сможет сыграть эту роль. Он больше никогда не сможет играть. Даже роль Просперо была для него недоступна. Он непременно упадет или натолкнется на декорации или споткнется о доску пола. Даже если каждая неодушевленная вещь будет на своем месте, он вполне мог столкнуться с кем-либо из актеров, забывших свое место на сцене. Любой уход за кулисы может сбить его с толку. Ведь он ничего не видел.
      Его секрет долго сохранить не удалось. Сначала об этом должны были знать только продюсер и режиссер. Потом пришлось рассказать художнику-декоратору и монтировщику декораций. И наконец, Бирсфорд, идиот, рассказал об этом всей труппе в первый же день репетиций. Несомненно добрая половина зрителей пришла посмотреть, как слепой попадет в дурацкое положение.
      – «Спасите!.. Тонем!.. Тонем!.. Прощайте, жена и дети!»
      – Миранда, – прошептал Шрив. Его голос потонул в грохоте тонущего корабля и криках актеров. Он позвал громче. – Миранда!
      – «Да свершится воля Господня! Но все-таки я бы предпочел умереть сухой смертью!»
      Актеры покинули сцену вместе с декорацией, которую словно бы унес ветер. Загрохотал гром. Именно в этот момент рука Миранды легла в его руку. Он содрогнулся всем телом.
      – Я люблю тебя, – прошептала она. – Наш выход.
      Он сделал глубокий вдох и вывел ее из грота. Они оба заняли место в центре сцены на возвышении. Новый раскат грома. Рабочие убрали затемнение с фонарей рампы, чей свет обжег лицо Шрива. Он все равно не видел его. Его глаза были закрыты, на веках лежали золотые блестки три четверти дюйма диаметром. Они отражали свет.
      У зрителей вырвался восхищенный вздох, и они разразились аплодисментами. Шрив был в длинном белом парике, в который Ада вплела золотые нити. Он отпустил руку Миранды и поднял руки вверх. Его накидка, отделанная золотой каймой и украшенная кабалистическими знаками, ниспадала до самого пола. В правой руке он держал золотой жезл с изображением языков пламени на конце. Он поднял его над головой.
      Тут же раздался раскат грома, и вновь вспыхнул свет.
      Миранда, с распущенными волосами и обнаженным плечом, осыпанным золотой пудрой, опустилась на колени у его ног.
      – «О, если это вы, отец мой милый, своею властью взбунтовали море, то я молю вас усмирить его».
      Он опустил жезл и посмотрел на нее. От этого движения золотые блестки упали с его век, и когда он поднял голову, его черные глаза невидящим взглядом обратились к зрителям.

В третьем акте

      Провал произошел не по вине Шрива. Стоя за кулисами, Шрив и Миранда слышали, как актер, игравший Калибана, бессвязно бубнил слова своей роли.
      Шрив по своей режиссерской привычке не выдержал.
      – Где Боутрайт? Что, черт возьми, происходит с этим человеком?
      Голос Миранды с отвращением произнес:
      – Он пьян.
      – Пьян? – возмутился Шрив. – Где режиссер? Кто позволил ему выйти в таком виде на сцену? – Он обвел невидящим взглядом кулисы, ища виновного. – Ты его видишь?
      Миранда посмотрела через сцену на противоположную сторону.
      – Вижу.
      Подошедший Лоренс Боутрайт в буквальном смысле рвал на себе волосы. Его обычно спокойное выражение лица сменила маска неподдельного отчаяния: – Мне кажется, сейчас он не захочет нас слушать.
      – Похоже. Публика замерла на своих местах. Прислушайся. Ничего, кроме редких покашливаний. Боже! Во что ты нас втравила?
      Миранда похлопала его по руке. Она решила воздержаться и не говорить ему, что зрителям безразлично, хорошо или плохо играет Калибан. Они ждали Шрива. После первого действия новость о его слепоте, как огонь, распространилась по залу. Увидев качество игры своей звезды, Бирсфорд сам распространил ее.
      К несчастью, отвратительная игра Калибана привела Шрива в такое настроение, что он появился на сцене, размахивая своим жезлом так, что задел им за декорацию. Миранда видела из-за кулис, как он сердито сжал губы. Он повторил этот жест, на этот раз опустив жезл пониже и скрыв свою ошибку за импровизированной строкой пятистопного ямба.
      Актер, игравший с ним в паре Ариэля, довольно улыбнулся:
      – Отлично сработано, старина.

В антракте

      Актера, игравшего Калибана, увели со сцены и сняли с него костюм.
      – Я тот, кто вам нужен, мистер Боутрайт. – Фредерик Франклин взял зеленое одеяние, покрытое чешуей.
      – Быстро в гримерную, – не раздумывая приказал режиссер.
      Фредди практически влетел в гримерную.
      – Ада, старушка, я выхожу на сцену. Она с подозрением посмотрела на него.
      – Это ты напоил его?
      – Ада! – Он прижал руку к груди. – Разве я мог сделать такое? Я не смог бы заставить напиться человека, который сам не хотел бы этого, верно?
      Она с силой шлепнула ему на щеку зеленый грим и начала втирать его в кожу.

В пятом акте

      В кульминационной для Просперо сцене великолепный голос Шрива звучал глуховато – верный признак того огромного напряжения, в котором он находился.
      Ада стояла рядом с Мирандой за кулисами и вытирала глаза платком.
      – О мой дорогой мальчик! Он играет, слава Богу. И так великолепно играет, – сквозь слезы проговорила она.
      Джордж обнял ее за плечи.
      – Конечно. Я ни минуты не сомневался, что он справится с этим.
      Миранда боялась испортить свой грим. Кончиками пальцев она осторожно вытирала слезы, готовые политься из глаз. Она никогда не сомневалась в Шриве. Она знала, что он вложит сердце и душу в свою игру. Шрив был настоящим актером. Он не выносил плохой игры. Но не ошиблась ли она, вернув его на сцену? Работа убивала его. Он весь покрылся потом. Его жесты были легкими, движения уверенными, как будто он все видел, но она понимала, чего это ему стоило.
      – «Но ныне собираюсь я отречься от этой разрушительной науки».
      Страсть в его голосе давала знать о его состоянии: он был измучен напряжением, умирал от волнения.
      – «А книги я утоплю на дне морской пучины, куда еще не опускался лот».
      С правой стороны находилась седьмая его метка. Поставив на нее ногу, он должен был бросить волшебный жезл в сторону кулис, где ждал рабочий сцены, чтобы поймать его.
      Шрив знал, что здесь существует множество возможностей для провала. Если он бросит его слишком сильно, то может поранить кого-нибудь за кулисами. Если он бросит жезл слишком слабо, тот упадет на пол, зазвенит и покатится в сторону. Если он бросит его вправо или влево, то может попасть в декорацию, от которой он отскочит опять на сцену. Черт, если он швырнет его прямо, но слишком сильно, то может поранить стоящего за кулисами рабочего сцены.
      После первого акта Шрив перестал потеть, но сейчас он почувствовал, что вновь покрывается потом. Он провел рукой по жезлу. Рука скользила. Он сжал ее крепче, потом наклонил голову. Рука поднялась к лицу, будто он оплакивал потерю своей власти. Все за кулисами затаили дыхание. Зазвучала музыка, раздался раскат грома. Свет опять отразился на золотых блестках, которые он положил на веки. Потом он поднял жезл над головой и отшвырнул его. Его конец задел за декорацию, но рабочий сцены успел перехватить его.
      Публика разразилась аплодисментами.
 
      – Мистер Катервуд, мы в восторге, что вы посетили наш город.
      – Какой спектакль! Я никогда не видела ничего подобного.
      – Я всегда говорил, что американцы не могут играть Шекспира, но сейчас я вынужден взять свои слова обратно. И рад этому.
      – После спектакля мы устраиваем ужин в тесном кругу. Всего человек сорок – пятьдесят наших друзей и поклонников искусства. Мы бы хотели, чтобы вы и миссис Катервуд тоже присутствовали.
      – Вы так молоды для роли Просперо! Вам, наверное, приходится много гримироваться.
      Кивая головой как павлин, Шрив принимал комплименты. Он широко улыбался. В своих ответах он ловко имитировал английский акцент. Стоя рядом с ним, Миранда тоже улыбалась.
      – Я никогда не видел ничего подобного, – господин в галстуке с эмблемой полка наклонился к самому лицу Шрива. – Я знал людей, которые могли хорошо видеть, но не видели так, как вы.
      Замечание, сказанное как комплимент, мгновенно отрезвило Шрива. Миранда сразу же взяла его за руку.
      – Вот как?
      – О да. Замечательно, как вам это удается. Поразительный спектакль. Я знаю, многие захотят увидеть вас и услышать, как вы рассказываете о своем творчестве. Вы – пример для всех нас.
      – Спасибо.
      Толпа начала редеть. Шрив приложил дрожащую руку ко лбу.
      – Я думаю, с меня хватит, – тихо сказал он Миранде.
      Она тут же подозвала Бирсфорда, который весь вечер по-обезьяньи улыбался, глядя, как они принимают комплименты.
      – Мы должны уйти, – сказала она ему бесстрастным тоном. – Я плохо себя чувствую.
      – Ну, конечно, вы можете идти, миссис Катервуд. – Его благодушие было наигранным. – Когда придет время, я сам провожу нашу звезду в гримерную.
      – Нет. Мы уйдем вместе. Шрив проводит меня.
      Публика, жаждавшая с ними встречи, почти вся разошлась.
      Улыбка исчезла с лица Бирсфорда.
      – Он останется до тех пор, пока не уйдет последний посетитель. Они распространят слухи о необычной постановке. У нас будет аншлаг до конца месяца. Я даже думаю, что нам придется продлить спектакль. – Он потер руки, на его лице появилась довольная улыбка в предвкушении прибыли, которую он мог получить. – Возможно, нам придется снять более просторное помещение и продолжать играть.
      Шрив взял Миранду под руку.
      – Мы уходим.