Миранда хотела бы броситься на него и бить его кулаками, пинать ногами, чтобы сбить с него эту спесь. Но вместо этого она сделала глубокий вдох.
      – Если вы, доктор, покажете, какое количество лекарства необходимо давать, я буду вам очень признательна.
      В зловещей тишине он проверил пульс больного, и сунул ему в рот термометр. Взглянув на Шрива, он бросил на Миранду такой взгляд, словно эта она была виновата в его высокой температуре. Он потрогал опухоль на голове у Шрива, потом заглянул под веко. На этот раз его лицо стало строгим. Он уже выглядел обеспокоенным, а не сердитым. Затем он заглянул под другое веко.
      – Серьезное дело, – пробормотал он. – Очень серьезное. Зрачки сильно расширены.
      Наконец он достал небольшой стаканчик и вылил в него лекарство. Показав Миранде метку на стакане, он поднес стакан к губам Шрива.
      Миранда ждала, что мужчина, которого она хорошо знала и любила, выплюнет хинин прямо в лицо склонившегося над ним врача, но ничего подобного не случилось. Шрив проглотил горькое лекарство почти не морщась. Его голова безвольно скатилась на бок, когда врач осторожно положил ее назад на подушку.
      Спрятав все в свой чемоданчик, доктор Клинтон повернулся. Его холодные глаза отметили ее растрепанные волосы, тонкий прозрачный пеньюар, который не скрывал, что под ним на ней была лишь рубашка и панталоны. Он откашлялся.
      – А теперь я советую вам, мадам, воспользоваться прерогативой капитана.
      – Прерогативой капитана?
      – Он может оформить ваш брак, мадам. И сделать из вас порядочную женщину. – Он направился к двери. – Советую вам серьезно об этом подумать.
 
      Миранда долго смотрела на неподвижную фигуру на постели. Она отказывала себе в счастье выйти за него замуж, потому что над ней все еще висела угроза быть арестованной. Она знала, что в Новом Орлеане Шрив не попросил ее выйти за него замуж, потому что боялся остаться слепым. Но сейчас...
      Что, если он окончательно ослеп? Что, если он обречен прожить до конца своих дней во мраке? И все из-за нее?
      Он нуждается в ней именно сейчас, а не когда все проблемы будут решены. Они могут остаться в Англии. Она будет выступать на сцене и заботиться о нем. Он будет ее мужем, и она сможет защитить его. Она станет его глазами, его руками, его рабой, чтобы всей своей жизнью возместить ему те страдания, которые она ему причинила. Но в душе Миранда знала, что проживи она и три человеческих жизни, этого все равно будет недостаточно.
      Она так же знала, что он никогда не женится на ней, пока к нему не вернется зрение. Он наотрез отказался бы – если бы был в сознании. Поэтому сейчас ей предоставлялась прекрасная возможность.
      Шрив застонал и заворочался. Одна его рука свесилась с постели. Миранда опустилась на пол и прижалась щекой к этой руке, потом поцеловала руку и посмотрела ему в лицо.
      На голове у него все еще были синяки от ударов. Она догадывалась, что если бы сейчас она приподняла ему веки, то увидела бы расширенные зрачки, не реагирующие на свет. Она должна найти какой-то способ помочь ему или умрет от горя и чувства вины.
      Прерогатива капитана.
      Она встала и поцеловала Шрива в лоб, в щеку, в висок. Потом она вытащила на середину каюты свой чемодан и начала выбирать платье для свадебной церемонии.
 
      Джордж и Ада стояли у его кресла.
      – Что происходит? – пробормотал Шрив. Хинин снизил температуру на короткое время, но через час она опять стала подниматься. Сейчас на его щеках снова появились яркие пятна, и глаза лихорадочно заблестели.
      Ада наклонилась и поцеловала его в щеку.
      – Это должно было произойти давным-давно, Шриви, мой мальчик.
      – Мои поздравления! – Джордж взял его за руку и пожал ее.
      Шрив переводил свои невидящие глаза с одного на другого. Морщинка у него между бровями стала глубже – явный признак, что у него начинается головная боль.
      – В чем дело? Джордж. Ада. – Он провел рукой по своей шее. – Боже, как мне жарко.
      Джордж, попроси их положить сюда лед. Мы испечемся в этих костюмах.
      – Я сделаю все, что смогу.
      – Миранда. – Он протянул к ней руку. – Тебе тоже жарко?
      – Да, дорогой. – Миранда взяла его за руку. – Через пару минут я уложу тебя в постель с холодным компрессом. А сейчас тебе только надо сказать «да», когда я подам тебе знак.
      – «Да»?
      – Правильно.
      – Но для чего? Что происходит? Она положила ему руку на плечо.
      – Ты женишься.
      Он еще больше нахмурился. Он стал оглядываться по сторонам, поворачивая голову из стороны в сторону, будто пытался что-то разглядеть в темноте, в которой он теперь постоянно находился. Мышцы его глаз напряглись.
      – Кто здесь? Я ничего не вижу. Миранда поцеловала его в лоб.
      – Это простая формальность, дорогой. Я должна была согласиться, что мы поженимся, перед тем как нас пустили на этот корабль.
      – Что? О чем ты говоришь?
      – Этот корабль называется «Гордость Наррагансетта». Капитан и вся команда – закоренелые пуритане из Массачусетса. Они не могут примириться с тем, что мы состоим в греховной физической близости.
      Шрив попытался встать с кресла, но лихорадка совершенно обессилила его.
      – Что происходит, черт возьми? Ада, у меня испортится грим. Что мы сегодня играем? Джордж.
      – Я здесь, Шрив.
      – Что происходит? Не могу понять... – Его голос смолк, а голова упала на плечо.
      Джордж взял его под руку и осторожно поднял на ноги.
      – Все идет как надо. Миранда пообещала им, что ты на ней женишься. Я сам это слышал. Она дала слово. Ты же не хочешь, чтобы она его нарушила?
      Шрив покачал головой. Это движение заставило его покачнуться. Миранда подхватила его с другой стороны.
      – Нет.
      – Все будет хорошо, – заверила его Миранда. – Через некоторое время ты опять примешь лекарство и ляжешь в постель.
      Шрив продолжал хмуриться.
      – Жениться, – медленно произнес он. – Жениться?
      – Все к лучшему, Шриви. – Ада подошла к нему и поправила на нем галстук. Ее глаза сияли. Она нежно поцеловала его в щеку. – Давно пора сделать порядочную женщину из нашей Миранды.
      Шрив теперь довольно твердо стоял на ногах, но его лицо было мрачным.
      – Не могу сделать порядочной женщиной ту, которую я не вижу. – Он опять огляделся по сторонам. – Почему здесь так темно?
      Ада повернула его лицо к себе.
      – Через пару недель ты будешь в полном порядке, мальчик. Ты это знаешь. Так уже было прежде. Дай срок – все наладится.
      – Ада...
      – До сих пор ты делал все, что хотел, с этой милой, доброй девушкой. Ты в долгу перед ней.
      – Миранда...
      – Ты в долгу передо мной, Шрив. – Она повернулась к капитану Уарду и доктору Клинтону. – Прошу вас, сэр, мы готовы.
      – Кто выдает эту женщину замуж за этого мужчину?
      Ада, Джордж и доктор Клинтон хором ответили:
      – Я.
 
      Они покинули Мексиканский залив и уже плыли вдоль побережья Северной Америки, когда лихорадка наконец отпустила Шрива. По молчаливому согласию трое конспираторов хранили в секрете его новое семейное положение. Их больше беспокоило состояние его тела.
      Миранда следила за выражением его лица каждое утро, когда он просыпался. Сначала ритм его дыхания учащался, грудь начинала вздыматься сильнее. Потом он переворачивался на спину лицом вверх и открывал глаза.
      Этот ритуал разрывал ей сердце. Шрив жил надеждой, что поток света или хотя бы тонкий, слабый его лучик прорвет бесконечную темноту. Этого не случалось, и он опять закрывал глаза.
      В первые дни, когда его состояние немного улучшилось, по утрам, немного полежав, он всегда вставал с постели. Потом перестал это делать, поднимаясь только тогда, когда она приглашала его завтракать.
      Наконец пришел день, когда в ответ на ее приглашение он лишь покачал головой.
      – Шрив.
      – В чем дело, Миранда? – пробормотал он.
      – Дело в том, что мы скоро пристанем к берегам Англии. Тебе нужно заняться физическими упражнениями.
      – Зачем? Она вздохнула.
      – Затем, что мы собираемся найти работу в театре и начать репетиции.
      – Мы?
      Она произнесла с должной долей сердечности и будничности в голосе:
      – Ну, конечно, мы.
      Он посмотрел в ее сторону, его глаза были на секунду обращены к ней.
      – Не надо.
      – Что не надо?
      – Не надо меня жалеть.
      Она подошла и села рядом с ним.
      – Я женщина, и сострадание – мое призвание. Я не могла оставаться равнодушной, пока ты был болен. Но сейчас ты опять набираешь силы. Ты ослаб, но скоро мы сойдем на берег и Ада станет готовить нам из свежего мяса, и...
      – Перестань!
      – Шрив...
      – Я все сказал.
      – Ты опять наберешь вес и силы, – пообещала ему она, будто это было единственным, что его беспокоило.
      – К чему эти бессмысленные разговоры! – возмутился он. – И ради Бога, прекрати играть. Я прекрасно могу отличить, когда ты играешь.
      – Не можешь.
      – Нет, могу. Сейчас ты именно этим и занимаешься. Ты же знаешь, что я не могу выйти на сцену. Я слепой.
      Она погладила его по руке.
      – Я не понимаю, почему ты не можешь. Ты знаешь свою роль. Тебе только придется запомнить новые мизансцены для каждого нового театра. Тебе это будет нетрудно сделать.
      – Ромео не может быть слепым, – раздраженно бросил он. – Можешь себе представить эту сцену? «Ромео! Ромео, о зачем же ты Ромео!» А я выхожу, спотыкаюсь и падаю на декорацию. Зрители умрут от смеха.
      Миранда опустила голову, признавая справедливость его слов. Если он не станет снова видеть, он вряд ли сумеет сыграть сцену дуэли. Его любимые роли – Макбет и Гамлет – станут недосягаемыми для него.
      – Нечего сказать? – сердито спросил он.
      – Ты все равно уже стар для Ромео. Несколько минут он лежал молча, потом тихо спросил:
      – У меня голова совсем белая?
      – Нет. Но седины прибавилось. – Она пригладила ему волосы на макушке, где еще был виден след удара. – Мы покрасим твои волосы. Ада сделает это в одну минуту.
      – Но это же смешно.
      – Она самый лучший гример на свете. Ты же знаешь. Она может...
      – Она не может сделать мне новые глаза. Даже и не думай об этом, Миранда, – предупредил он ее. – Все кончено. Макбет не может быть слепым, и Гамлет тоже. Им обоим приходится драться на дуэли.
      – Ты все равно ни разу ни до кого не дотронулся шпагой.
      – Мне бы хотелось, чтобы все так и осталось. – Он тяжело вздохнул. – Во всяком случае ни один актер не согласится фехтовать со слепым. Он рискует быть убитым.
      – Ты мог бы сыграть короля Лира, – с надеждой предложила она.
      – Я еще не настолько стар.
      – Или Отелло.
      – Я не настолько черен.
      – Или Брута.
      – Этого слизняка.
      – Или Просперо. – Она внезапно улыбнулась. – Верно. Мы сыграем «Бурю». Миранда всегда была одной из моих любимых ролей.
      – Забудь об этом. – Он отвернулся к стене. – Я не могу играть. Я не могу видеть. Я спотыкаюсь о мебель. Или падаю на ровном месте.
      – Ты никогда не спотыкался и не падал, когда выходил на темную сцену.
      – Это другое дело.
      – Почему?
      Он опять повернулся к ней, его лицо болезненно сморщилось.
      – Боже правый, Миранда. Как ты можешь настаивать? Я не могу даже одеться без твоей помощи.
      Она встала с койки, прошла к иллюминатору, приоткрыла его, чтобы впустить в каюту свежий воздух, и вернулась назад.
      Он настороженно прислушивался к звукам и шорохам, издаваемым движениями Миранды, направляя свой взгляд в ту точку, откуда шел звук.
      Она поставила колено на край койки и оперлась на него. Он «посмотрел» туда, где должно было находиться ее лицо, если бы она села.
      – Как ты это делаешь? – тихо спросила она.
      Он тут же изменил направление своего «взгляда».
      – Что делаю?
      – Ты следишь за мной глазами.
      Он пожал плечами и откинулся на подушки. – Машинально. Я даже не задумываюсь об этом.
      Она наклонилась и поцеловала его в подбородок.
      – Не кажется ли тебе, что ты мог бы сделать то же самое и на сцене? Ты не утратил своих способностей. – Она поцеловала его в щеку. – Ты по-прежнему сможешь заставить публику поверить тебе.
      – И стать посмешищем. Я не стану даже пытаться.
      Она поцеловала его в нос.
      – Перестань.
      Она подула ему в ухо.
      – Я же сказал: прекрати.
      Она опустилась на койку рядом с ним. Хотя корабль находился сейчас в Северной Атлантике, он по-прежнему был в зоне влияния Гольфстрима. Шрив был одет в тонкие хлопчатобумажные штаны и нижнюю рубашку без рукавов.
      Миранда провела рукой по его телу. Его член немедленно отреагировал на ее ласку.
      – Есть еще одна способность, которой ты не лишился, – прошептала она прямо ему в ухо.
      Он застонал и непроизвольно подался вперед.
      – Нет, этой способности я не лишился. Думаю, что даже останься я глухим и немым, я все равно сохранил бы ее.
      Она положила руку ему между ног, ощущая жар его тела под тонкой тканью.
      – Я рада.
      Он не обнял ее, а продолжал лежать неподвижно, устремив глаза в потолок. Он похудел за время болезни, поэтому ее рука без труда проникла ему за пояс. Хотя его член энергично реагировал на ее ласки, остальное его тело оставалось безучастным.
      – Шрив, – растерянно прошептала Миранда.
      Он отвернулся к стене.
      – Ради всего святого, Миранда. Я конченый человек. Не трать время, занимаясь любовью с покойником.
      – Шрив!
      – Я не шучу, – с горечью произнес он. Его член обмяк под ее рукой. – Оставь его. Оставь меня. Иди на палубу и наслаждайся путешествием. А если у тебя проснулось желание, найди себе какого-нибудь моряка.
      – Шрив Катервуд! Он схватил ее за руку.
      – Оставь меня в покое. Ты слышишь меня?
      – Прошу тебя...
      – Черт возьми! Оставь меня в покое! Я не вижу смысла вставать с постели. Не вижу смысла играть. Не вижу смысла заниматься любовью.
 
      – Ну, дорогая, не принимай это близко к сердцу. – Ада обняла за плечи рыдающую Миранду. – Ты заболеешь.
      – Он не позволил мне даже прикоснуться к нему. Он оттолкнул мою руку и велел мне уйти. – Она зарыдала еще громче.
      – Бедный мой мальчик. Как ему тяжело! – Голос Ады сорвался, и она положила голову на плечо Миранды.
      Миранда кивнула.
      – Я знаю.
      Ада протянула ей платок.
      – А с чего все это началось?
      – Я пыталась заставить его встать, позавтракать и немного погулять по палубе. Он очень похудел и стал совсем бледным. Но он рассердился на меня и отказался встать. Тогда я сказала, что он должен набираться сил, чтобы в Лондоне он мог выйти на сцену.
      Ада подняла голову.
      – Ты так ему и сказала?
      – Да. Я сказала, что в Лондоне мы будем играть с ним вместе.
      – Но...
      – Он сможет, – быстро заговорила Миранда. – Я знаю, что он сможет. Конечно, не Макбета и не Гамлета. Но он мог бы сыграть Лира. Я предложила начать с «Бури».
      – С «Бури»?
      Миранда вскочила на ноги.
      – Как ты не понимаешь? Это будет прекрасно. Роль Просперо не требует каких-то ювелирных движений. Просто ходи величественным шагом по сцене и произноси свои слова.
      – Но он же ничего не видит. Миранда схватила костюмершу за плечи.
      – Не начинай все сначала. Ему не нужно видеть. Он ведь по-прежнему может двигаться и ходить. Его голос остался при нем. Он такой же красивый, как прежде. Даже лучше. Потому что сейчас он отдохнул.
      Ада прижала руки к щекам.
      – О Миранда, дорогая! Мне кажется, не стоило предлагать ему это.
      – Почему?
      – Ну, ты же знаешь, что Шриви очень гордый. Он горд как демон. Он не может заставить себя выйти на сцену... – она помедлила, – таким, как он сейчас есть.
      – Ада!
      – Но, мисс...
      Миранда отступила назад и широким жестом развела руки.
      – Шрив стал бы сенсацией. Если он хоть немного задумается об этом, то увидит, какие широкие возможности открываются для него. Тот факт, что он слепой, мог бы только привлечь зрителей. К тому же ему надо сохранить свою известность. Он же не всегда будет слепым.
      – Но, дорогая... – Ада протянула к ней руку. Миранда не отреагировала.
      – Это просто ушиб, Ада, как в прошлый раз. Опухоль. Когда она пройдет, он поправится – как раньше. А до этого он мог бы играть как есть. За один вечер он стал бы сенсацией на лондонской сцене.
      Ада смотрела на нее так, будто Миранда сошла с ума, но та не обращала внимания на ее шокированное выражение. Она увлеклась собственной мечтой.
      – В роли Просперо он был бы великолепен. Может быть, самым лучшим Просперо. А еще он мог бы сыграть Оберона, короля фей из «Сна в летнюю ночь». Представь его в голубом и серебряном одеянии, окруженного феями, которые везут его серебряную карету.
      Ада покачала головой. Постепенно на ее губах появилась улыбка.
      – Я не слишком хорошо представляю себе серебряную карету, но прекрасно вижу, откуда идут твои фантазии. Ты его величайшее творение.
      Миранда улыбнулась ей в ответ.
      – Он может это сыграть. Просто сейчас он упал духом. А когда зрение вернется к нему, он вновь начнет играть Макбета и Гамлета.
      – Тебе надо сначала убедить его.
      – Я это сделаю. Просто надо, чтобы он поверил в свои возможности. Сейчас он боится, но потом это пройдет. Он будет относиться к этому как к обычной постановке. Это будет его величайшая роль. – Она гордо подняла руку вверх.
      Ада рассмеялась и направилась к двери.
      – Ты куда?
      – Я приведу сюда Шрива. Он должен все это услышать. Если мы все трое будем воздействовать на него, он не сможет отвертеться.
 
      Оставшись один в каюте, Шрив сел на край койки.
      От всех этих разговоров у него ужасно разболелась голова. В эти дни она болела очень часто. Он положил руку себе на ногу и пощупал мышцы. Они были дряблыми, а ноги худыми. За недели болезни он превратился в желе.
      И он не видел способа вернуть то, что потерял. Слепой не может делать физические упражнения. Он не может гулять по улицам, не может заниматься боксом в гимнастическом зале. Он не может ничего, за исключением перемещения от стула к кровати и обратно, да еще нескольких кругов по палубе под руку с многострадальной женщиной.
      Он и раньше видел инвалидов с их сиделками и всегда испытывал к ним жалость. Теперь, когда он стал одним из них, он не хотел подобной жалости. Миранда сошла с ума, если надеется, что он выйдет на сцену, пока к нему не вернется зрение.
      Он не станет посмешищем.
      И он не станет обузой для Миранды. Больше, чем инвалидов, он жалел сиделок. Наемная прислуга или когда-то любящая жена – значения не имело. Они были заперты в том же крошечном мирке, что и инвалиды. Только их боль была хуже, потому что они могли видеть мир, который существовал вокруг них, – и не принимал их.
      Он поднялся с койки. Покачивание корабля мешало ему стоять прямо. Он выпрямился и с отвращением подумал, что теперь ему нужно шарить руками в поисках стула, стола, койки.
      Его одежда висела на вешалке. Он нащупал мягкую ткань рубашки. Набросив ее на плечи, сунул руки в рукава. Через минуту она была уже застегнута. Его костюм. Серая визитка с парчовым жилетом. Он узнал ткань на ощупь.
      У него неожиданно мелькнула мысль, что Миранда могла перевесить его костюмы. В таком случае он надевает коричневую визитку с парчовым жилетом.
      Он надел брюки и застегнул их, почувствовав, что они стали слегка свободными. Затем пиджак. Он надел и его. Потом он наклонился к нижнему ящику в поисках носков, но не нашел их. Вероятно, Миранда положила их в другое место.
      Он не расстроился и просто сунул босые ноги в свои полуботинки из кордовской кожи. Ему стало их жаль. Такие дорогие ботинки. Они ему очень нравились. Он погладил их гладкий, мягкий верх.
      – «Быть или не быть, – прошептал он в тишине каюты. – Что благородней – духом покоряться... – Он приблизился к двери. – Иль, ополчась на море смут, сразить их противоборством».
      Он улыбнулся пустой комнате.
      – Прощай, милая Миранда.
      Теперь его мысли были сосредоточены на том расстоянии, которое ему предстояло пройти по коридору. Он нашел ступеньки там, где и предполагал. Их было восемь. Выпрямив спину и балансируя одной рукой, он поднялся по ним.
      Морской ветер ударил его в грудь. Над головой хлопали паруса. Он поднял лицо к солнцу. До ограждения палубы ему надо сделать дюжину шагов.
      – Доброе утро, сэр, – поприветствовал его незнакомый голос.
      Он слабо улыбнулся.
      – Доброе утро.
      Он прислушался. Он слышал звуки моря, но помимо них мужские шаги и шлепанье мокрой тряпки. Матрос драил палубу. Шрив поежился. Только бы не поскользнуться на мокрой доске и не упасть на спину.
      Именно это и случилось бы, если бы Миранда добилась своего и вытащила его на сцену. Кончилось бы все тем, что он лежал бы на спине, а зрители покатывались со смеху.
      – «...пращи и стрелы яростной судьбы...» На солнце было тепло, но его била дрожь.
      Он всегда любил солнце. Его тепла ему ужасно не хватало, когда «Сыновья Мельпомены» отправлялись на гастроли в Европу.
      – «...ополчась на море смут, сразить их противоборством...»
      Море давало ему выход.
      Матрос был теперь справа от него. Шлепающий звук уже удалялся.
      С невозмутимым выражением лица Шрив подошел к ограждению. Его губы шептали слова, которые он так часто произносил со сцены:
      – «Умереть, уснуть – и только».

Сцена одиннадцатая