– Я всего лишь актер! – Шрив Катервуд даже дышать старался очень осторожно. Любое движение болью отдавалось в его избитом теле.
      – Ко мне явился какой-то незнакомец и предложил деньги за то, чтобы я надел этот костюм, сел на коня и нес...
      Удар пришелся Шриву прямо в лицо, и, не удержавшись на ногах, он больно ударился о стену гауптвахты. На губах выступила кровь.
      – Придумай что-нибудь получше, парень. Застонав, Шрив замотал головой, и кровь тоненькой струйкой потекла ему на подбородок. Он чувствовал во рту ее горький вкус.
      – Не надо! Ради Бога, не бейте! Я не знал, что он задумал. Я не имел ни малейшего представления. Послушайте, я бы и близко к нему не подошел, если бы знал! Я был без работы, а он предложил мне несколько долларов. – Смолкнув на этой жалобной ноте, Шрив опустил голову и втянул ее в плечи, чтобы защитить лицо. Он провел языком по передним зубам. Проклятье! Один – нет – два определенно расшатались.
      – Поднимите ему голову, сержант Траск. Грубая ладонь ткнулась ему в лоб – голова Шрива опять больно ударилась о стену, но это заставило его обратить лицо к своим мучителям. С красноречивым стоном он совершенно расслабил мышцы, и его тело скользнуло на пол.
      – Вы ударили его слишком сильно.
      – Нет! Он притворяется.
      – Поднимите его.
      – Сейчас. – Сержант схватил пленника за волосы и потянул вверх.
      Сжав зубы, Шрив с трудом начал подниматься, и его лицо исказилось от боли и досады. Вероятно, его стон не был достаточно убедительным. Обычно публика хорошо его принимала в подобного рода эпизодах, но у зрителей, вероятно, не было такого опыта пыток, как у этих негодяев. Он сел, вытянув ноги под скамейкой, чтобы ослабить боль.
      Траск усмехнулся.
      – Видите. Он очнулся. Полковник Теодор Армистед кивнул.
      – Вижу. – Низко наклонившись и приблизив свое лицо так близко, что Шрив даже почувствовал, как у полковника неприятно пахнет изо рта, он пристально взглянул в избитое, кровоточащее лицо пленника. – Ты избавишь себя от лишних страданий, приятель, если поможешь нам.
      Подождав минуту, он выпрямился с явным сожалением.
      – Лучше не осложняй себе жизнь. Рано или поздно ты все равно скажешь нам то, что мы хотим знать.
      Шрив хмуро посмотрел на него исподлобья, хотя пот заливал ему глаза, и, превозмогая боль, попытался обдумать свое невеселое положение. И еще, черт побери, он должен все это запомнить. Это придаст новые достоверные краски его будущим героическим ролям.
      Едва он успел еще ниже опустить голову, как тяжелый кулак нашел его плечо. Шрив чуть снова не растянулся на полу.
      – Эй, ты! Не притворяйся перед полковником, парень. Это не поможет.
      Черт! Этот негодяй явно наслаждается своей властью. Да, а его собственные реплики, похоже, звучали слишком мелодраматично, чтобы быть убедительными.
      Армистед наклонился опять, так что их лица оказались всего в нескольких дюймах друг от друга.
      – Послушай, как тебя там...
      – Филлипс, – простонал Шрив. Важно придерживаться сценария. – Филлипс. Марк Филлипс.
      Полковник презрительно скривил губы.
      – Мне безразлично, как ты решил себя называть. Важно, чтобы мы сумели договориться. Итак, мы можем найти дюжину солдат, которые в один момент выйдут вперед и заявят, что ты не участвовал в перестрелке у форта Галлатин. Через двадцать четыре часа ты будешь свободен. Даже через двенадцать. Просто назови нам имя человека, который нажал на курок.
      Шрив медлил, слишком хорошо представляя себе последствия ответа, пока наконец не собрался с духом.
      – Никогда его прежде не видел. Пожав плечами, Армистед отошел.
      – Сержант Траск.
      Новый удар, пришедшийся Шриву прямо в висок, отбросил его к стене, и он очень неудачно врезался затылком в неоструганную балку. Кожа на его затылке оказалась содрана чуть ли не до кости, и горячая кровь струйкой потекла по шее. Сержант подождал, когда его жертва повалится вперед, и, не дав Шриву упасть, схватил его за волосы.
      – На его физиономии уже не осталось ни одного живого места.
      Оставаясь в сознании лишь усилием воли, Шрив изо всех сил пытался определить, откуда доносится голос. Он отчаянно заморгал глазами, но все было тщетно, и в неожиданно навалившейся темноте он видел только красные и желтые вспышки молний.
      И снова слова Армистеда вместе с его гнилым дыханием полетели ему прямо в лицо.
      – Слушай меня, ты, идиот. Те же самые солдаты могут сказать, что на курок нажал именно ты. В течение сорока восьми часов мы должны схватить того, кто убил генерала. В Вашингтоне вряд ли кому-то понравится, что средь бела дня, да еще в День независимости Америки убивают бригадного генерала, к тому же протеже сенатора. Тот, кто это сделал, осмелился застрелить представителя Бюро по делам индейцев всего Горного района.
      – Я не знал, что он собирается это делать, – устало повторил Шрив. – Боже, почему вы не верите мне? Я не...
      Армистед прервал его. Он пристально посмотрел в распухшее от побоев лицо пленника.
      – Послушай, парень, если я распутаю этот клубок, я получу награду, может быть, даже повышение. Меня могут перевести в Вашингтон. Моя жена и вся наша семья будут счастливы. Понимаешь, к чему я клоню? Я намерен обязательно выяснить имя человека, который тебя нанял. Сержант будет продолжать до тех пор, пока я этого от тебя не узнаю. Тебе все ясно?
      Кровь снова выступила в уголке рта Шрива, а из глаз невольно потекли слезы. Его взгляд начал проясняться, хотя уродливые лица Армистеда и Траска виделись ему искаженными как в кривом зеркале. Шрив открыл рот и судорожно сглотнул.
      – Я сказал вам все, что знал. – Голос с трудом вырывался из его пересохшего горла. – Но, клянусь Богом, я не знаю ничего, что могло бы вам помочь. Этот человек нанял меня и еще одного мужчину, чтобы мы проехали вместе с ним верхом. Он сказал, что это представление является частью праздника.
      Армистед отступил назад.
      – Сержант.
      – Нет. – Шрив втянул голову в плечи – очень слабая защита, когда руки связаны за спиной. – Не надо. Не бейте меня. Не надо!
      Когда сержант изо всей силы ударил его, Шрив закричал уже по-настоящему. Он снова ударился головой о стену, но на этот раз звук был тупой, и ему показалось, будто у него раскололся череп. Хлынувшая фонтаном кровь, пропитав воротник, заструилась у него по спине.
      Костюм будет окончательно испорчен... Тот же кулак ударил его в солнечное сплетение, и от боли у него помутилось сознание. Он опять начал медленно сползать на пол, и на этот раз все попытки сержанта привести его в чувство не имели успеха.
 
      – Где же Миранда? – Рут Уэстфолл прижала ладонь к губам, чтобы сдержать рвущиеся из груди рыдания. – Неужели она не может прислать нам весточку? Вы уверены, что ее не схватили?
      Голубое Солнце на Снегу обняла Рут за плечи и прижала к себе, сразу почувствовав, как сильно дрожит несчастная женщины. Индианка подняла свои черные как ночь глаза на мужа.
      Адольф Линдхауэр, встретившись взглядом с женой, лишь беспомощно пожал плечами. Немец по происхождению, он был очень сдержан по натуре и не выносил женских слез – поэтому он особенно ценил и уважал истинно индейское самообладание своей жены. Все же он склонял голову перед горем Рут. Человек, бывший ее мужем в течение тринадцати лет, застрелен ее собственной дочерью. Адольф считал, что сердце бедной женщины просто разрывается из-за чувства преданности этим двоим.
      Он протянул было руку, потом спрятал ее за спину.
      – Миссис Драммонд... – неловко начал он. – О Боже, Рут! Пожалуйста, не думай об этом. Миранда выпутается из этой истории. Никто даже не догадывается, что перед ними была переодетая в военную форму женщина. Они ищут мужчину.
      – Но они схватили ее друга. – Голос Рут звучал глухо от горя и слез. – Они схватили ее друга – мистера Катервуда.
      Адольф вздохнул.
      – Наверное, они решили задать ему несколько вопросов.
      – Но что он им скажет? Он же был вместе с ней, был участником заговора! Прошла уже неделя. Если бы они просто хотели задать ему несколько вопросов, сейчас он был бы свободен. – Рут взволнованно покачала головой. – Они не поверят ему, я знаю. В конце концов, какие у него могут быть оправдания? Что он может сказать?
      – Я думаю, он сказал им, что его просто наняли участвовать в празднике. Ну, ты же знаешь, как тех, кто говорил речи, маршировал и пел песни. Он скажет им, что ничего не знает. Они обсудят его показания, а потом отпустят.
      – Но...
      – Рут, послушай, – прервал ее Адольф. – Он соскочил с лошади, как только прозвучал выстрел. Сотни людей видели это. Никто не сомневается, что он именно тот, за кого себя выдает, – актер.
      При упоминании о выстрелах слезы вновь навернулись на глаза Рут, и она печально опустила голову. Голубое Солнце на Снегу молча крепко обняла ее, и Рут уткнулась лицом ей в плечо.
      Адольф беспомощно развел руками.
      – Ну что я еще могу сказать?
      Жена сделала ему знак замолчать, и, пожав плечами, Адольф отвернулся, радуясь возможности избежать зрелища такого открытого проявления эмоций.
 
      Крик совы раздался в густых ветвях черной акации, а мгновенье спустя, расправив крылья, птица бесшумно улетела. Усталый конь повел ухом, но больше никак не отреагировал. Не менее усталый всадник, оставив седло, направился к крыльцу.
      – Ты опять заставила мою маму плакать.
      Тихий голос Рейчел прозвучал так неожиданно, что у Миранды по спине пробежали мурашки. Она вгляделась в черную тень на крыльце дома Линдхауэра.
      – Она плакала и плакала. По моему отцу. Из-за того, что ты сделала.
      Сердце Миранды громко стучало в груди.
      – Мне очень жаль, – прошептала она, подойдя ближе. – Я...
      – А чего ты ждала? Ты застрелила ее мужа.
      – Это он убил ее мужа! – в отчаянии воскликнула Миранда.
      – Ложь.
      – Это ты так считаешь. – Миранда поставила ногу на ступеньку крыльца.
      – Не ходи туда! – приказала Рейчел, преграждая ей дорогу. Лунный свет окрасил ее кожу в голубой цвет, но Миранда заметила, что ее глаза по-прежнему оставались в тени. – Тебе нечего здесь делать. Моя мать больше не хочет видеть тебя. После всего, что ты натворила, ты стала еще и убийцей.
      – Я... я только хотела, чтобы он признался в своем преступлении, – возразила Миранда. – Я просто хотела, чтобы он признался.
      – Ты лжешь. Ты хотела убить моего отца. Миранда прижала ладони к груди.
      – Он не был тебе отцом.
      – Он был единственным отцом, которого я знала.
      – Только потому, что он убил твоего настоящего отца.
      Рейчел вздрогнула.
      – Я тебя ненавижу.
      Миранда поднялась еще на ступеньку.
      – Твоего друга-актера арестовали, – торжествующе сообщила Рейчел.
      У Миранды вырвался стон.
      – Шрива? Почему?
      – Потому что они хотят, чтобы кто-то ответил за то, что ты совершила. По крайней мере хоть он не успел скрыться.
      – Но он же ни в чем не виноват!
      – Он в этом участвовал. Поэтому его схватили. И тебя тоже схватят! Ты не скроешься. Они непременно заставят его говорить, а потом тебя арестуют.
      Отказываясь слушать дальше, Миранда поднялась на крыльцо и оказалась рядом с ней.
      Увидев ненавистную особу так близко, Рейчел сорвалась на крик:
      – Лучше спасайся! Не трать время! Ты сделала то, что задумала. Теперь оставь мою мать и меня в покое!
      – Я должна ее увидеть.
      – Нет, я запрещаю тебе. Если ты сделаешь хотя бы шаг, я заставлю тебя пожалеть о том, что ты вообще появилась на свет.
      – Ты опоздала. – Миранда обошла сестру.
      – Стой! Клянусь, я это сделаю.
      – Ты опоздала, – повторила Миранда. Ее рука легла на ручку двери. – Я уже давно жалею об этом.
 
      – Как тебе понравился денек в этой яме?
      Речь шла о находившемся позади здания гауптвахты высохшем колодце, в котором содержались особо опасные пленники. Крышка колодца, опущенная сверху и запертая на засов, в июльскую жару превращала это и без того гиблое место в пекло.
      – Как насчет того, чтобы попить водички? – продолжал сержант.
      Шрив даже не мог облизнуть пересохшие губы. Прикрыв глаза скованными цепью руками, он вгляделся в темный силуэт на фоне яркого солнца. От бесконечных побоев лицо Шрива Катервуда превратилось в страшную маску – все в кровоподтеках, багрово-красное и ужасно распухшее.
      Сержант поставил ведро на край колодца и зачерпнул воды.
      – Отличный вкус. Вода в здешних местах замечательная. Горная водичка. – Он наклонил ведро, и серебристая струйка устремилась вниз, в яму, задев брызгами связанные руки пленника. – Только скажи, и мы вытащим тебя оттуда.
      Шрив опустил руки.
      – Ошибка, – смочив рот остатками слюны, наконец глухо произнес он.
      – Что? Не слышу тебя.
      – Ошибка! Вы совершаете ошибку.
      – Плохо! Плохой ответ, парень. Ты полный идиот. – Сержант отошел от отверстия и кому-то крикнул: – Он еще не готов! – Крышка опустилась, и засов задвинулся.
 
      Отступив на пару шагов назад, Шрив уперся спиной в стену и медленно сполз по ней вниз. Его скованные наручниками руки бессильно упали на колени. Запрокинув голову, он глубоко вдохнул горячий спертый воздух. В полдень он уверил себя, что жара здесь была лишь немного сильнее, чем свет рампы в чикагском театре на Стейт-стрит. К трем часам он сознался, что лгал самому себе.
      Он закашлял и начал перекатывать во рту камешек. Это, конечно же, не помогло. Он еще не готов. Шрив дотронулся кончиками пальцев до своего лба. Кожа была абсолютно сухой, даже без капельки пота. Он поморщился. Через несколько часов он окончательно здесь испечется.
      Он не мог даже предположить, что ему суждено закончить жизнь в зловонной яме. Он тронул камешек распухшим языком и вздохнул. Другой, может быть, поможет больше. Заплывшими от побоев глазами он вгляделся в темноту. Узкие лучи солнца проникали сквозь щели в крышке колодца. Слава Богу, что он не страдает клаустрофобией, позволил Шрив себе слегка усмехнуться.
      Но даже это легкое движение губ болезненно напомнило о разбитом лице. Эти армейские варвары выполняли свою работу с энтузиазмом. Все же он мог гордиться, что избежал более серьезных увечий. Даже почти теряя от боли способность соображать, он ухитрялся опускать лицо вниз и переворачивался при каждом ударе.
      Шрив осторожно ощупал нос. Пока цел. Раны на лбу и в уголках глаз можно закрыть гримом. Разбитые губы заживут. А вот нос – совершенно другое дело. Однажды оказавшись переломанным, особенно таким сильным ударом, как у сержанта Траска, он уже никогда не будет прямым. Шрив нежно потрогал его, поздравляя себя с тем, что сумел сохранить свой гордый профиль в целости.
      Во время избиения, сосредоточившись на том, чтобы защитить свое лицо и вместе с тем не забывая предугадывать, куда придется новый удар его мучителя, Шрив на время забывал о боли. Снова и снова, словно молитву, он повторял одну и ту же историю до тех пор, пока сам не поверил в нее. В этом и заключался профессиональный секрет великих актеров.
      Поверить самому. И он поверил.
      Лишь одно обстоятельство его заключения позволяло ему немного расслабиться – Миранда скрылась без всяких проблем. Никто не заподозрил, что всадником, загримированным под Френсиса Драммонда и спустившимся с перевала на его коне, была его дочь Миранда. Это она застрелила генерала Уэстфолла, мстя за смерть своего отца. И за ней никто не охотился.
      Теперь Шриву оставалось только ждать. Он не сомневался, что друзья уже стараются добиться его освобождения. В конечном итоге либо им удастся это сделать, либо он сумеет убедить военных, что он ничего не знает, либо то и другое вместе.
      Успокоив себя этими мыслями, он стал думать о Миранде. Когда он выберется отсюда, он обязательно позаботится о том, чтобы она дальше театра никуда даже носу не высовывала, ну разве только купить себе новое платье. Как она могла совершить такую глупость?
      Даже ее давно погибший отец, геройский капитан Френсис Драммонд, никогда с такой настойчивостью не стал бы вынашивать план мести. Шрив попытался язвительно усмехнуться, но у него получился лишь короткий хрюкающий звук. Нет, пожалуй, Френсис Драммонд, кавалерийский офицер и честолюбивый человек, оценив свои шансы, только пожал бы плечами и отступился.
      Вечная как мир тема священной клятвы мстить врагам до конца своих дней... Все знаменитые драмы Шекспира, Джонсона, Марло и Кида построены именно на таких сюжетах. Но в реальной-то жизни здравый расчет обычно всегда берет верх. Только Миранда...
      Он опять было усмехнулся, но тут же застонал от боли. Его возлюбленная, его партнерша, его творение, его почти жена, только она способна выполнить свой обет до конца. Потому что она не знает ничего, кроме этих драм. Ничего, кроме театра. Она такая, какой он ее сделал – актриса. Она совсем не знает реальной жизни.
      Слава Богу, она в безопасности. Ада и Джордж позаботятся о ней, пока это недоразумение с ним не прояснится и он не вернется к ней.
      Он тяжело вздохнул. Горячий воздух обжег ему легкие. Он посмотрел на грубые стены, на опоры по сторонам колодца, на которых были зарубки, оставленные руками несчастных узников. Он изучал эти зазубрины, чтобы использовать их как важные детали для театральной постановки. Потом глубокой ночью он даже сумел подняться по ним наверх, но крышка колодца, конечно же, была неподвижна. Он на самом деле был обречен изжариться здесь как в печке.
      Миранда. Вместе с ней он забудет об этом испытании. Она будет обмахивать его японским веером, приносить ему напитки со льдом и ласкать его тело своими прохладными руками. Он грустно усмехнулся. Даже в аду Миранда находилась в центре его мыслей.
      – «Шут, со мной обошлись постыднейшим образом» . – Печальные слова Мальволио сорвались с его губ. Он тут же пожалел о напрасной трате сил. – Просто дурак, – прошептал он и закрыл глаза.
 
      – Гражданская юрисдикция не распространяется на военный гарнизон, – упрямо произнес Армистед. – Вы это знаете, Линдхауэр. Я удивлен, что вы пришли сюда с адвокатом.
      – Любой человек имеет право на представителя закона, – заявил одетый в черное юрист.
      – К тому же миссис Уэстфолл очень интересуется, как продвигаются ваши поиски убийцы ее мужа, – солгал Адольф. – Она видела, что произошло, не забывайте. Она считает, что парень, которого вы здесь держите, не замешан в убийстве.
      Армистед сердито покраснел.
      – Мы делаем все, что в наших силах. Отправляйтесь к ней и скажите, что мы скоро получим информацию от этого парня. Скоро он признается во всем, и мы все узнаем.
      Линдхауэр опустил голову и задумчиво почесал подбородок. Он прекрасно представлял, каким образом добиваются от Шрива Катервуда полного признания. Вопрос был в том, как долго актер продержится.
      – Вы уверены, что не гоняетесь за тенью, полковник? Кто этот парень?
      – Ну, он утверждает, что его зовут Филлипс. Конечно, он мог и выдумать это имя. Он заявляет, что его наняли для участия в празднестве. Говорит, что не имел представления, что должно было потом произойти. Рассказывает небылицы, как его одели в форму и дали ему в руки самодельное знамя.
      Адольф кивнул.
      – Думаю, так и было. Он, вероятно, ничего не знает.
      – Он знает, – упрямо произнес Армистед. – И скоро он все выложит.
      – Или умрет, а убийца тем временем успеет добраться до канадской границы, и вы не получите ответа, который удовлетворил бы Вашингтон. – Седые брови Адольфа сердито сошлись на переносице.
      Армистед упрямо выставил подбородок вперед. Его руки, лежавшие на столе, сжались в кулаки.
      – Почему бы вам не повернуться и не отправиться восвояси?
      – У миссис Уэстфолл много друзей в Вашингтоне, которые будут очень недовольны, если вы все испортите, – грозно заявил Линдхауэр. – Вам бы не мешало как следует прочесать территорию и найти человека, который действительно нажал на курок, вместо того, чтобы избивать невинного.
      – Я веду расследование, как считаю нужным. А вы убирайтесь отсюда и не суйтесь не в свое дело. Капрал! – рявкнул он. – Проводи этих господ.
      Оказавшись за воротами, Джордж Уиндом, менеджер и по совместительству актер, снял с головы цилиндр и вытер пот со лба.
      – Боже правый, как же жарко! Есть ли у нас хоть малейший шанс вытащить его отсюда?
      Линдхауэр хлопнул вожжами по спине лошади, и коляска тронулась с места.
      – Боюсь, что они держат его на гауптвахте под круглосуточной охраной. Если только не заперли его в яме, что еще хуже.
      Уиндом взглянул вверх на безжалостное солнце и покачал головой.
      – Могу себе представить.
      – Вся надежда на Рут.
      – Полагаю, они нам не поверят, если мы скажем, что у него заразная болезнь и его надо срочно изолировать?
      Линдхауэр искоса посмотрел на старого актера, который осторожно отклеивал густые накладные брови и бакенбарды.
      – Да, вероятность невелика. Они немедленно вызовут гарнизонного врача, и он наше заявление не подтвердит. А на слово они нам не поверят.
      – Иногда это срабатывает, – вздохнув, сказал Джордж.
      – Может быть, телеграмма Рут в Вашингтон даст какой-то результат.
      Сенатор Хью Смит Батлер внимательно прочитал телеграмму от Рут Драммонд Уэстфолл. Его лицо сначала побледнело, потом покраснело. Он отложил ее в сторону и начал растирать пальцы, будто они у него неожиданно заболели. Заметив в поведении начальника что-то необычное, секретарь подошел к столу, чтобы налить ему воды из графина.
      Батлер вынул из кармана небольшую коробочку и, достав из нее таблетку, сунул в рот. Он взял протянутый стакан с водой, но у него так сильно дрожали руки, что вода расплескалась.
      Когда к нему вернулся прежний цвет лица, он опять взял телеграмму, перечитал ее, отложил и поднял очки на лоб. Бенджамин мертв. Батлер потер глаза. Ему следовало послать туда более молодого человека, но его бывший зять подходил для этой цели идеально. Человек, одержимый идеей мщения и абсолютно безжалостный, лишенный всяких сантиментов. Он решил бы индейскую проблему с решительной быстротой.
      Батлер подумал, что теперь сотни тысяч долларов от инвесторов могут пройти мимо него и его компаньонов.
      Он опять взглянул на телеграмму. «Убит на дуэли с неизвестным лицом».
      На дуэли! Батлер фыркнул. Бенджамин Уэстфолл был далеко не дуэлянт.
      Сенатор давно взял за правило не вникать в истинную природу характера своего зятя. Ему были известны слухи о насильственных смертях, несчастных случаях, нераскрытых преступлениях, которые окружали имя генерала. Он даже глубоко не вникал в причины смерти собственной дочери. Бенджамин Уэстфолл был хорошим служакой, исполнительным солдатом. На таких людей можно было положиться.
      Нет, смерть Уэстфолла не могла быть результатом обычной дуэли, затеянной для решения какого-то мелкого спора. Более вероятно, что здесь были замешаны противоборствующие политические силы. Со смертью Бенджамина у Батлера не осталось никого, кто бы мог его заменить. Тот, кто придет ему на смену, может оказаться не столь надежным; им, возможно, не удастся так легко манипулировать.
      Он бросил телеграмму на стол и достал платок, чтобы вытереть пот со лба.
      – Я что-нибудь могу для вас сделать, сэр? – Его секретарь остановился у стола.
      Батлер кивнул.
      – Отправьте посыльного к Френку де ла Барке. И пошлите от моего имени приглашение на обед сенатору Уолдрону.
      Секретарь записал оба имени. Он ждал. Батлер раздраженно посмотрел на него.
      – А для миссис Уэстфолл?
      Батлер смял листок бумаги и бросил его в мусорную корзину.
      – Ничего не надо.
 
      – Он вырубился там, в яме, – доложил сержант Траск полковнику Армистеду.
      – В самом деле? Или он опять притворяется? Траск почесал в затылке, потом посмотрел на свои грязные ногти.
      – Похоже, в самом деле. У него не было ни капли воды целые сутки.
      Армистед нахмурился.
      – Вытащите его наверх и окуните в поилку для лошадей. Если он не заговорит, бросьте его назад еще на день.
 
      – Курьер, Джордж. Как насчет курьера, который привезет из Вашингтона приказ о его освобождении?
      Старый актер с надеждой посмотрел на нее, но Адольф Линдхауэр покачал головой.
      – Это не пройдет, мисс Миранда. На это они не купятся. Спецпочта приходит сюда раз в неделю. Сумка всегда запечатана.
      – Но мы должны что-то сделать. – Миранда Драммонд обратилась к матери. – Мама, мы же должны что-то сделать.
      – Я послала телеграмму сенатору Батлеру, сообщив, что Бенджамин убит во время праздника. Я сообщила ему, что военные по ошибке арестовали невиновного человека. – Рут развела руками. – Нам остается только ждать.
      Миранда прижала дрожащую руку к губам. Ее голос потерял прежний красивый тембр и сейчас срывался от страха.
      – Мы не можем ждать. Они убьют его! Он ведь всего лишь актер. Он ни в чем не виноват. Он самый милый, самый добрый человек на свете. Он даже и представить не мог, что я на самом деле собираюсь застрелить Уэстфолла. Клянусь жизнью, я и сама не знала, что застрелю его до тех пор, пока он не навел на меня пистолет!
      – Миранда... – Мать обняла ее за плечи.
      – Шриву сорок один год, мама. Однажды в Сент-Луисе в него бросили нож. Тогда он был еще молод. Он вытащил нож из раны, а потом потерял сознание. Он – человек физически слабый, настоящий джентльмен. Он привык говорить, убеждать, уговаривать. На сцене он представляет героев, но это всего лишь игра. Никто никогда его и пальцем не тронул. Я не знаю другого такого человека, который с таким мастерством делал вид, что принимает удары, но на самом деле его никто и никогда не бил. Мы обязательно должны вытащить его оттуда.
      – Миранда, я думаю, сенатор Батлер сразу же ответит на мою телеграмму. Он любил Бенджамина и уважал его. Я думаю, он с радостью сделает все, о чем я его попрошу. Он доверяет моим суждениям. – Ее голос дрогнул. – Только...
      – Ты не уверена?
      – Нет. Я не хотела ехать сюда. И по этому поводу я устроила сцену при посторонних. Он может решить, что ему не стоит связываться со мной.
      Миранда обвела взглядом печальные лица матери, Адольфа Линдхауэра и своих преданных друзей – Ады Кокс и Джорджа Уиндома.
      – Тогда я сдамся.
      – Нет!
      – О Миранда, нет! Ты не должна этого делать.
      – Боже мой, нет. То, что эти варвары сделают с вами, когда вы окажетесь за решеткой, трудно себе даже представить.
      – Но там Шрив! – простонала Миранда. Ее пальцы дрожали, и она сжала их в кулаки. – Они наверняка бьют его.
      – Он мужчина, мисс Миранда, – продолжал Адольф. – Они не причинят ему такой боли, какая ждет вас, если вы окажетесь у них в руках. И даже если вы сдадитесь, они не отпустят его. Единственное различие будет в том, что придется искать способ вытаскивать уже двоих вместо одного.
      – Тогда мы должны что-то сделать. Должен прибыть специальный курьер. Прошлый раз наш маскарад был удачным. Теперь он должен быть безупречным. Нам нужны костюмы.
      Глядя на нее с сомнением, Линдхауэр пожал плечами.
      – Вы можете взять все, что есть у меня на складе.
      – И реквизит. Как выглядит эта сумка для документов?
      – Должно быть, у меня сохранилась одна такая. Но она очень старая. Теперь они, возможно, пользуются уже другими.
      Рут язвительно усмехнулась.
      – Такие вещи никогда не меняются. Если кожа потерлась и потрескалась, это только внушительнее будет выглядеть.
      Миранда тяжело вздохнула и повернулась к своей костюмерше. Она взяла свою верную помощницу за руку.
      – Ада, это будет твое самое тяжелое испытание. Мой грим должен быть безупречным.
 
      Полковник Армистед внимательно посмотрел на курьера, прибывшего из Вашингтона. Стройный лейтенант с пышными бакенбардами предстал перед ним в такой запыленной форме, что теперь она выглядела скорее серой, чем голубой. И лицо его, покрытое несколькими слоями пыли, носило ощущение, будто его обладатель прошел сквозь пыльную бурю. Кожаная сумка, которую он положил на стол, была такой старой, что государственная печать на ней залоснилась от времени.
      Тем не менее ключ полковника легко повернулся в замке. Он вынул содержимое сумки – единственное письмо – и с волнением посмотрел на печать сената.
      Его пленник до сих пор не заговорил. Армистед вынужден был вытащить его из ямы. За два дня тело этого человека было настолько обезвожено, что гарнизонный врач заявил, что тот больше не выдержит. Прикованный к стене гауптвахты, получив столько воды, сколько он мог выпить, Шрив все равно упорно отрицал, что знает человека, который нанял его.
      Траск предложил выпороть арестованного кнутом, но после визита старого торговца Линдхауэра и его адвоката Армистед стал осторожнее. Линдхауэр упомянул о телеграмме, которую вдова генерала послала в Вашингтон. Очевидно, ее послание начинало действовать.
      В письме был четкий приказ перевезти пленника в форт Ливенуорт, штат Канзас, где его будут допрашивать федеральные судебные чиновники. Дело у Армистеда забирали.
      Полковник глубоко вздохнул. Надежда найти убийцу и заслужить повышение по службе рухнула. Если бы ему дали этого человека еще на двадцать четыре часа, он непременно сломал бы его. Армистед притворился, что внимательно изучает приказ.
      Лейтенант нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
      Полковник поднял на него глаза и нахмурился.
      – Мне надо более тщательно изучить эти документы, лейтенант. Помещение для младших офицеров...
      – При всем уважении к вам, сэр, сенатор Батлер хочет, чтобы это дело было расследовано с особой тщательностью. Мне необходимо прибыть в Шайенн вовремя, чтобы успеть на поезд, следующий в восточном направлении.