– Я изменил историю!

Том уже был ярдах в пятнадцати от Дональда. Каждый шаг, приближавший его к Купу, стоил Тому немалой силы воли. Страх сковывал его.

– Но когда ты узнаешь, что произошло…

– Ни шагу больше, Томас!

Том остановился.

– Я буду стрелять, если ты сделаешь еще хотя бы шаг. Томас, тебелучшепослушаться!

Том поднял руку.

– Дональд…

С дюны послышалось имя Тома – это Кэл окликнул брата. Рука Дональда, державшая пистолет, резко дернулась. Том молниеносно наклонился вперед и упал на песок, а в воздухе над тем местом, где он только что стоял, просвистел тонкий красный лучик.

Кто-то еще закричал. Том обернулся и увидел, как свалился на бок Гордон Уайт. На вершине дюны появился целый ряд черных шлемов. Доктор Флоникус развернул своих людей с правого и левого флангов. Похоже, зримое появление полицейских было неожиданностью не только для Тома, но и для Кэла.

Дональд соскользнул с края котлована вниз и теперь видны были только его голова и рука с лазерным пистолетом, целившимся в полицейских, бежавших от дюны с двух сторон и рассыпавшихся по одному, чтобы окружить Купа.

– Прикажите им не стрелять! – предупредил Кэл Флоникуса.

Дональд схватил пистолет обеими руками. А в следующую секунду Том услышал дикий скрежет и вслед за ним проклятья Кэла, выбившего оружие с тремя зубцами из руки офицера, который уже успел пустить его в ход.

– Я сказал – нестрелять!

– Используйте экраны! – приказал Флоникус. – Для этого мы и взяли их!

Председатель хотел применить экраны, делающие людей невидимыми, с самого начала. Но Кэл – из-за того, что не он, а кто-то другой внес предложение, – отверг эту идею. А теперь Том видел результат упрямого желания своего брата принимать самоличное решение в любой ситуации. На вершине дюны началось замешательство, в полном беспорядке полицейские разбегались во всех направлениях в поисках укрытия. Внезапно двое из них исчезли, затем еще двое, – очевидно, они воспользовались экранами.

Том посмотрел в сторону Дональда и замер от изумления…

Руки Дональда разомкнулись. Пистолет упал на песок. Медленно Куп пропадал из вида.

Вместе со всеми Том быстро побежал к тому месту, куда провалился Дональд.

– Что с доктором Уайтом?

– Исчез, – коротко ответил Кэл.

Они нашли Дональда на дне котлована.

Он лежал на боку с открытым ртом без каких-либо признаков жизни. Голубые линзы очков разбились на блестящие кусочки, многократно отражавшие солнце. Дональд был мертв.

Том чувствовал, что сейчас расплачется. Доктор Флоникус сказал:

– Мои люди приучены действовать быстро. Офицер Теп боялся, что будет убит кто-то из нас, поэтому выстрелил из сверхзвукового оружия.

Кэл жестом выразил свое согласие, что в такой напряженной ситуации могла произойти досадная ошибка. Стоя на коленях возле тела Дональда, он поднял глаза и вдруг сказал:

– Я не хотел его смерти. Я нехотелегосмерти.

– Это я – я виноват, – с трудом выговорил Том. – Я пытался. Но неожиданно до меня дошло, что никто на свете не способен образумить его. Он не поддавался ни на какие уговоры, – Том горестно покачал головой. – Доктор Уайт…

– Мэри занимается им, – сказал Флоникус, направляясь к офицеру с прямоугольным устройством, которое Том заметил раньше. Прибор был на самом деле похож на некое коммуникационное средство с эллиптическим экраном. Флоникус включил аппарат и обратился к Кэлу:

– Если бы вы согласились на мое предложение насчет скрывающих щитов, доктор Линструм, этого, наверное, можно было бы избежать.

Все еще стоя на коленях, Кэл сделал вид, что не слышит.

Флоникус посмотрел на него сердито, а потом заговорил с видеоприбором.

– Мэри?

На экране вспыхнул крошечный цветной узор, потом исчез – и появилось изображение лица девушки. В следующий момент лицо Мэри сместилось, и Том увидел доктора Уайта, лежавшего на песке с закрытыми глазами.

Послышался голос Мэри, слегка дребезжавший в динамике:

– Рана глубокая, в области ребер. Но, надеюсь, не смертельная.

– Садитесь в один из кораблей и немедленно возвращайтесь с раненым в город.

Мэри послушно кивнула. Изображение пропало.

Кэл разыскал коммуникатор и стряхнул с него песок. В глазах доктора Линструма стояло нетипичное для него выражение растерянности.

– Дональд умер. Но это ничего не изменило. Его смерть не уничтожила содеянного им зла.

Запутанные, сложные для понимания парадоксы потока времени, о которых вдруг подумал Том, зародили в его душе искорку надежды. Он вспомнил свои размышления о нескольких Дональдах, сосуществующих в разных местах вдоль реки времени. Надежда увеличилась, когда Кэл сказал:

– В том прошлом – тринадцатого марта – должен существовать другой Дональд. Еще живой.

– Тот Дональд, который отправился туда, чтобы убить Арчибальда? – как бы уточнял Том. – Дотого, как он прибыл сюда и… и умер?

– Да, – Кэл не отрывал взгляда от коммуникатора. – Мы можем снова поймать его.

Том потерял счет времени. Сколько он ждет? Три часа? Четыре? Казалось, целую вечность.

Он подошел к прозрачной стене и начал рассматривать высокие башни, которые окутал туман, поднимавшийся с земли. Том никак не мог забыть обиду от того, что Кэл снова заставил его замолчать, причем сделал это в грубой форме. Время тогда как раз приближалось к полудню.

Почему? Ведь он хотел помочь Кэлу. Том опять погрузился в раздумья, и его все больше охватывала злость, ставшая такой частой гостьей в последнее время.

Не находил оправдания Кэлу Том и тогда, когда говорил себе, что брат нервничает и переживает из-за усложнившихся обстоятельств, в которых они оказались. Гибель Дональда открыла ящик Пандоры с новыми несчастьями.

Том печально смотрел на стену, через которую падал на него красноватый свет. Мысли о Дональде почти оставили его. Но Том не забыл те хорошие времена, когда они дружили. На мгновение он вспомнил, как труп Дональда быстро унесли в холодное помещение – вплоть до особого распоряжения Кэла.

Распоряжение Кэла. ВсегдараспоряжениеКэла!

Казалось, братья теряют контроль над ситуацией. И как только ситуация ухудшится, их взаимоотношения станут еще напряженнее – и неприятнее. Если они оба будут продолжать жить в этом состоянии недоверия и риска, гнев Тома может, наконец, вырваться наружу. И произойдет самая большая ссора.

«Ну, что ж, – подумал он, – она назревала уже давно».

Пытаясь отвлечься от этих мыслей, Том вернулся в полутемную комнату, где находился Гордон Уайт.

Ученый лежал в так называемой терапевтической кровати. Она походила на гигантское пластмассовое яйцо, разрезанное по длине. С его краев тянулись разные трубки и измерительные устройства в виде подушечек к вискам, рукам, ногам и груди Уайта. Непривычные приборы в стене позади кровати рассказывали вслух о состоянии всех его жизненных систем.

Прямо над кроватью висела круглая тарелка. Ее поверхность была усеяна крошечными красными точками. Флоникус пытался объяснить, как невидимые лучи из этого экрана залечивают тяжелую рану. Но прошлой ночью, когда Уайта поместили в госпиталь, Том был таким уставшим, что почти ничего не понял.

Внешне Уайт выглядел хорошо. Он спал, и дыхание его было ровным. Светлая больничная одежда скрывала лазерную рану.

Экстренный видеозвуковой монитор в углу повторял в цветном изображении показ того, что происходило в полдень: кусок высохшей равнины, расположенный недалеко от того участка, который стал местом их прибытия в сороковой век; на заднем плане четыре офицера в шлемах стоят напротив машины, доставившей Кэла и Сиднея Сикса к пункту отправления; полицейские выглядят явно обеспокоенными.

Занавес из вертикальных лучей света, служивший дверью, внезапно растаял. Вошла Мэри.

Прежде чем световые лучи заполнили проем снова, Том заметил двух врачей снаружи. Один из них был около восьми футов ростом.

Серые в точечках глаза Мэри сначала обнаружили присутствие в комнате Тома, а потом обратились к мониторам.

– Он потрясающе быстро поправляется, Тхомас. В сущности, он может прийти в сознание уже завтра.

– Значит, ты веришь, что он выздоровеет?

– Мы были уверены в этом сразу после того, как твоего друга благополучно доставили в госпиталь. Трудность состояла в том, чтобы не допустить распространения заражения ткани вокруг раны. С чем мы также успешно справились, к нашему счастью, – она кивнула в сторону телеэкрана, на котором была все та же картинка равнины, залитой красным светом. – Никаких признаков появления твоего брата и того странного ящика?

– Нет еще.

Он почти привык к дребезжанию ее голоса в горловой накладке и даже начал благосклонно относиться к ее внешности, в том числе и к плотно покрытой голове. Вообще-то она была хорошенькой девушкой – с правильными чертами лица, с красивыми, благородными губами. С чем Том никак не мог примириться, так это с ее постоянной манерой важничать и напоминать о своем превосходстве. Вот и теперь на вопрос Тома о том, не могут ли настоящие доктора лечить Уайта, она с возмущением ответила:

– Я сама вполне квалифицированный…

– Так ты строительный инженер, а вдобавок еще и практикующий врач?

– Совершенно верно.

– В нашем же сравнительно примитивном веке учеба и медицинская практика настолько сложны, что человек не располагает временем, чтобы заниматься еще чем-то другим. Конечно, я понимаю, у тебя самый высший интеллект…

– Но дело не только во мне, Тхомас. Наши штатные врачи все до одного занимаются еще каким-то другим родом деятельности. Доктор Холмм, молодой человек, которого ты видел, конструирует также машины для приготовления пищи, а, кроме того, является помощником дирижера нашего оркестра легкой музыки.

– Чем объяснить, что вы так много умеете?

– Человеческий мозг способен на большие достижения, если его использовать на полную мощность. В силу того, что все наше развитие, или обучение, как называете вы, осуществляется в зачаточном состоянии и раннем детстве, у нас освобождается большое количество времени для овладения многими профессиональными навыками.

Том молчал. В первый раз ее обычно горделивый взгляд немного смягчился.

– Мои вчерашние высказывания рассердили тебя, да, Тхомас?

– Рассердили меня? Ничуть.

– Скажи честно, Тхомас. Наверное, я была слишком резка. Теперь, когда мне понятны недостатки твоего умственного развития…

– Спасибо!

– Пожалуйста, не сердись. Я не хотела тебя обидеть…

Она выглядела беспомощной. Все-таки у нее есть чувства!

Ее голос стал тише:

– Прежде чем разозлиться, Тхомас, подумай. Несмотря на все совершенства наших людей, мы не нашли способ остановить вымирание человеческого рода.

И она посмотрела на него с такой болью в глазах, что его враждебность сразу исчезла.

Мэри снова повернулась к экрану.

– Как долго твой брат и говорящий ящик будут отсутствовать?

– Не могу сказать точно. Они должны дождаться появления Дональда на даче в Лукауте. И, кроме того, потребуется время, чтобы отсюда попасть к Вратам, в наши дни, и переналадить аппаратуру на середину марта. Потом, прежде чем отправиться снова в будущее, им придется еще раз вернуться к Вратам и настроить их на ваше время.

Опускаясь в кресло с резьбой, Мэри сказала:

– Между твоим братом и плавающей машиной плохие отношения. Я так и не поняла, зачем твой брат взял ее с собой.

Во взгляде Тома появилась горечь.

– Я не думаю, что Кэл намеревался действовать в одиночку. Но была и другая причина. До того, как брат принял решение взять Сикса, я высказал желание пойти с ним.

– И он отверг твое предложение?

– Естественно. Он сказал, что кто-то должен оставаться с Гордоном на случай, если поток времени будет возвращен в свое первоначальное русло. Это была лишь отговорка. Кэл – выдающийся человек, что иногда создает ему и другим проблемы. Он совершенно не допускает того, что кто-то другой способен предлагать дельные идеи.

– Особенно, если предлагает кто-то из чужаков, – подтвердила Мэри. – Я заметила в нем дух противоречия.

– О, ты еще и психолог?

– Я посетила много спецсеминаров на тему об индивидуальных особенностях поведения человека. У твоего брата недостаток, типичный для людей с подобным складом ума. Недостаток, который всегда приводит к разногласиям с другими людьми, к враждебности…

– Этот недостаток, Мэри, может привести к беде. И он приведет, если…

Изменившееся на экране компьютера изображение привлекло внимание Тома. Разговор с девушкой, который начинал, казалось, приобретать дружеский характер, был прерван.

Все четыре офицера побежали к кому-то или чему-то, что было вне диапазона видимости.

Том нажал на кнопку для немедленной связи с полицейскими. Они должны были услышать его голос в приемопередающих устройствах внутри своих шлемов.

– Они вернулись? – спросил Том.

Взволнованная Мэри показала на город за стеной и воскликнула:

– Посмотри, Тхомас, – ничего не изменилось!

Она была права. Не было никаких визуальных доказательств того, что поток времени пошел по альтернативному пути.

Офицеры исчезли с экрана. Том крикнул громче. Они услышали его и изменили угол обзора объектива. Том увидел, как полицейские сгрудились вокруг Кэла. Потом заметил знакомую покачивающуюся антенну.

– Кэл? Сикс? Ответьте кто-нибудь!

Один из офицеров снова переменил положение оптических линз, после чего Том и Мэри увидели крупным планом плавающий металлический ящик, а позади него половину лица Кэла.

Кэл был необычайно бледен. По какой-то причине он закрыл глаза.

– Сикс, вы добрались до дачи в Лукауте? – спросил Том.

– Запросто. Во время нашего второго посещения бункера с целью переналадить Врата времени мы… я не могу говорить дальше в данный момент.

– Но мы ждали всю вторую половину дня…

– Произошел несчастный случай! Покажите, офицеры!

– Они, должно быть, потерпели неудачу, – сказал чуть слышно Том.

Всю площадь дисплея заняло изображение головы в черном шлеме.

– Офицер Клок просит приготовить терапевтическую кровать и реанимационную аппаратуру. Мы спешно везем Линструма в город.

Объектив, быстро повернутый в другом направлении, позволил увидеть Кэла. В бункере он успел надеть одежду двадцатого века. Том сразу заметил причину бледности Кэла.

Он страдал от боли. Большое мокрое пятно расползлось на передней части пиджака. Пятно крови.

Сидней Сикс, потеряв самообладание, воскликнул:

– Я предлагал ему остаться на лечение в своей родной эпохе! Когда мы были еще в бункере! Доктор Линструм же настоял на возвращении сюда, чтобы увидеть, что здесь изменилось. Он едва стоит…

– Кто стрелял в него? – с жаром спросил Том. – Арчибальд жив или мертв?

Ответа не было. Сикс закричал:

– Держитеего!

Но Кэл все же упал и исчез из поля зрения объектива.