ГЛАВА 4

Отрывок из записей Ролло — береговой землеройки, летописца аббатства Рэдволл, что в Стране Цветущих Мхов: Весенняя погода меняется легко и мгновенно, как настроение мыши-хозяйки, выбирающей грибы для супа. Подумать только, как запросто силы природы разрушают самые продуманные планы.

Вот сегодня утром было настолько тепло и приятно, что аббат Дьюррал решил организовать первый общий обед на свежем воздухе. Бедняга Дьюррал весь вечер и большую часть ночи хлопотал на кухне, готовя весенний обед вместе со своим старым другом Хиггли Стампом. Не правда ли, странно: Хиггли был одним из хранителей винного погреба в роду Стампов, но стал кухонным братом нашего аббатства, а Дьюррал был простой кухонной мышью, но вот ведь теперь он — аббат Рэдволла. Но жалко мне старика, никак ему не преодолеть в себе эту страсть к стряпне.

Сезоны сменяют друг друга, и о наших старых друзьях остались только воспоминания. Да и сами мы, некогда молодые и полные сил, уже изрядно поседели. Орландо, великий предводитель барсуков, давно покинул нас, ушел в Саламандастрон, далекую крепость на горе, чтобы там дожить отпущенные ему сезоны так, как и подобает мужественному воину-барсуку. Даже не знаю, жив он еще или нет. Его дочь Аума стала матушкой аббатства.

Итак, нас осталось двое — Аума и я, береговая землеройка Ролло, — только двое из тех, кто жил здесь в те давние сезоны. Остальные отправились на, давно заслуженный покой. Ушли и Маттимео, и Тесс Церковная Мышь, чей сын Мартин сейчас главный воин аббатства. Они ушли с миром в душе, уверенные в том, что мудрость и опыт, переданные ими аббатству, будут с толком использованы теми, кто сейчас живет за. его крепкими стенами, кто хранит древние традиции… Великие сезоны! Как же далеко меня занесло. Меня следовало бы прозвать Ролло Вольное… нет, Безудержное Перо. Так на, чем это я остановился? Ах да, Кротоначальник аббатства убедил-таки аббата перенести пиршество на более позднее время. Эта нечаянная отсрочка даст возможность кротовьей команде приготовить большой-большой турнепсово-картофельно-свекольный пирог — весьма вкусное и чрезвычайно домашнее блюдо.

Эх, ревматизм дает о себе знать: болят, болят лапы. Пора, заканчивать и прямым ходом на кухню, где я смогу в полной мере насладиться видом и ароматом по-настоящему хорошей еды. Нет, только не подумайте: я вовсе не жадная зверюшка. Просто я способен по достоинству оценить качественно приготовленное блюдо, и к тому же, должен признать, я несколько проголодался. Мой верный теплый плащ защитит меня от буйства, стихий. Да, с годами прогулка от надвратной башни до аббатства не становится короче и требует от меня, постаревшего, все больших усилий…

Накинув плащ, Ролло-летописец потряс за плечо свернувшуюся калачиком у камина старую толстую выдру:

— Эй, Вальджер, старина, вставай-просыпайся. Самое время проверить, как идут дела на кухне.

Вальджер зевнул, потянулся и сонно поморгал глазами. Затем, почесав похожий на корабельный руль хвост, он встал и заявил:

— Сам вставай-просыпайся, Ролло. Я вовсе и не спал; так, прикрыл глаза — уж больно надоел мне скрип твоего пера. Эй, да вы посмотрите на него: вот вырядился-то, сто одежек, и все без застежек! Летописец недовольно фыркнул:

— Эх, молодо-зелено. Вот подожди, доживешь до моих лет, тогда поймешь, что одежка не бывает лишней. Когда холодно — тут уж не до красоты и не до моды. А мне приходится так кутаться аж до самого лета. Ничего не поделаешь — возраст.

Продолжая беззлобно переругиваться и подшучивать, старые друзья вышли из башни.

Кухня представляла собой царство пара, шума и веселья. Ежиха Тизель, супруга Хиггли Стампа, защипывала края сливово-яблочного пирога, перед тем как поставить его в печь. Она как раз собиралась открыть дверцу духовки, когда Копуша, маленькая кротиха, врезалась в нее сзади, толкая мучную тележку. Тизель как подкошенная повалилась назад и плюхнулась в тележку. Копуша же, ничего не заметив, продолжала толкать тележку изо всех сил. Кротоначальник, заметив неладное, тотчас же сунул под колесо тележки клин из-под бочки и пошире распахнул духовку, где пропекался знаменитый кротовый турнепсово-картофельный-неизвестно-с-чем-еще пирог. Тележка остановилась как вкопанная. Кротоначальник схватил Тизель сзади за завязки передника, и ее пирог, вырвавшись из лап, перелетел прямо в печь и упал рядом с творением кротовой команды. Улыбнувшись, крот пробубнил:

— Ну вот и поставили пир-рожок. Хур-хур!

Брат Хиггли Стамп тем временем украшал разноцветный трюфель желтым кремом, не забывая отдавать распоряжения всем присутствующим:

— Эй, Пинким, смотри, чтобы грибной суп не пригорел! Помешивай, помешивай его почаще.

— Да уж не забуду. Морковку туда добавлять?

— Пора, пора, наверное. Эй, Котелок, будь хорошим кротиком: сходи в погреб и посмотри, не откупорил ли мой братец Фарло новую бочку доброго октябрьского эля. Скажи ему, что я вряд ли смогу обойтись без хорошей кружечки эля, готовя сироп для пропитки торта.

— Уже бегу, хур-хур. Впрррочем, может быть, вы хотите сами сходить, отдохнете чуть-чуть?

— Иди-иди, лентяй! Кстати, Мартина случайно никто не видел?

Аббат Дьюррал задумчиво почесал подбородок:

— По крайней мере, мне он на глаза не попадался. Может быть, он в лазарете, вместе с сестрой Цецилией? Пойду посмотрю.

Ветер и дождь сотрясали верхушки деревьев в Стране Цветущих Мхов. Могучие стволы гнулись и трещали под жутко воющими порывами: природа исполняла дикую песнь бушующей стихии.

Взявшись за лапы, с трудом переводя дыхание, Арвин и Пижма пытались выбраться на опушку леса. Усталые, испуганные, в непогоду они чуть не заблудились. Наконец Пижма заметила мелькнувший в просвете между деревьями шпиль над башней Рэдволла. Спотыкаясь, измученные зверьки побежали по направлению к дому. Лапы их разъезжались на раскисшей глине, ямы и канавы словно специально оказывались на дороге, а больше всего им мешал плотный колючий кустарник, так и норовивший преградить путь. Стараясь обойти особенно густые заросли крапивы, они обогнули могучий старый дуб, угодив прямо в лапы какому-то зверю в темном плаще.

— Ой-ой-ой!

Маленький бельчонок и молодая ежиха взвыли во весь голос, почувствовав, что вырваться из этих лап невозможно.

— Ну-ну, малыши мои, вот вы где.

На них сверху, ободряюще улыбаясь, смотрел Мартин, воин Рэдволла. Со вздохом облегчения Арвин и Пижма ткнулись мордочками в его плащ. Положив ладонь на плечо Арвину и взяв Пижму за лапу, Мартин повел их к аббатству.

— Сестра Цецилия очень беспокоится о вас, — сказал Мартин. — Она сказала, что вы должны были вернуться уже несколько часов назад, когда буря только-только начиналась. И где, позвольте узнать, вы были все это время, да еще так вымазались, исцарапались и изодрали свою одежду?

Арвин, который теперь, бок о бок с Мартином, не боялся ничего на свете, поспешил сообщить своему спасителю:

— Я нашел скелет с черепом! Там, среди скал. Мартин аж присвистнул:

— Что? Скелет?!

— Между слоями песчаника, — пояснила Пижма. — Там, в узкой расщелине между камнями, лежит скелет неизвестно какого зверя.

Мартин понял, что юная ежиха едва держится на ногах от усталости, и позволил ей опереться на его плечо. Заодно он прикрыл ее от дождя полой плаща.

— Теперь все будет хорошо и ничего бояться не надо — приободрил Мартин своих младших спутников.

Когда вернемся в аббатство, вы все подробно расскажете. Да, чуть не забыл: сегодня, пока вас не было, мы решили устроить Весенний Пир, но из-за погоды перенесли его под крышу, в Большой Зал. Ну, малыши, как вам нравится эта новость?

Но бельчонок и ежиха настолько устали, что даже такое известие не могло их взбодрить.

Как только Мартин доставил Арвина и Пижму домой, сестра Цецилия немедленно отправила их в постель, в лазарет. Мартин не успел еще дойти до дверей, как оба зверька уже крепко уснули, намаявшись и напереживавшись за этот день. Повесив плащ сушиться, Мартин прошел вслед за Цецилией вниз по лестнице, объясняя ей на ходу:

— Их что-то очень сильно напугало в лесу. Расскажу, когда соберемся вместе с остальными старшими.

Никто из обитателей Рэдволла не смог бы сказать наверняка, почему первый Весенний Пир этого сезона так удался. То ли повара постарались на славу, то ли просто все беззаботно веселились — неизвестно. Мартин и Цецилия сидели за столом рядом с аббатом, Кротоначальником, ежом Хиггли, барсучихой Аумой и другими старшими. Они с удовольствием наблюдали за молодежью. Даже самые младшие жители аббатства были допущены к общему столу и радовались вместе со всеми.

— Эй, Гаффи, пер-редай мне это, значит, того пир-рога. А теперрь дерржи, значит, сливовый пудинг. Объедение, хур-хур.

— Спасибо, кротище. Я тебя и не узнал: думаю, кто бы это мог быть за грудой крема на усах? Господин аббат, а не желаете ли попробовать этого пудинга, клубничного?

Аббат, улыбаясь, покачал головой:

— Нет-нет, спасибо, Дюргель. Я его сам испек, специально для тебя и для Гаффи. Для меня же нет ничего лучше весеннего салата. Весенний салат после долгой зимы — это самое милое дело. Что скажешь, Аума? Барсучиха отвечала, держа в лапе большой ломоть сыра:

— Согласна, Дьюррал, но если добавить к салату мягкого сырку, да с горячим хлебцем, — будет еще лучше.

Мартин подмигнул ей из-за горки грибного пюре с луком-пореем:

— Никогда не видел матушку-барсучиху в печали, когда дело доходит до еды.

Переждав взрыв хохота, Аума с улыбкой напомнила храброму воину:

— Это я только делаю вид, по привычке. А привычка эта у меня с тех пор, как ты все тащил и тащил к себе поближе еду, а потом жевал и жевал, еще младенцем, когда у меня на коленях сидел.

Фарло Стамп, хранитель винного погреба, плеснул себе октябрьского эля.

— Смотри в оба, старуха, — хихикнул он, — а не то Мартин вспомнит детство и опять усядется к тебе на колени и мигом смолотит весь твой любимый сыр с хлебом.

Ролло отставил блюдо с орехово-черничным фланом и постучал по столу половником.

— Эй, молодежь! — сказал он, когда в зале воцарилось некоторое подобие тишины. — Как насчет спеть-станцевать для бедных старичков, пока они не заснули тут со скуки?

На просьбу летописца мгновенно откликнулись мышка Пинким и белочка Краклин: встав и поклонившись друг другу, они затянули старинную балладу.

— Вот-вот, послушай. Кошмарнейший дуэт, — шепнула Цецилия на ухо Мартину.

— Ну и парочка! — негромко сказала барсучиха, а вслух объявила: — Эй, крот Котелок, а как насчет хоровода?

Кротишка немедленно притащил откуда-то барабан и сразу же отбил на нем замысловатую дробь своими большими копательными когтями. Этим он хотел сказать брату Хиггли:

— Эй, не зевайте, бррат Хиггли! Хур-хур! Доставайте этот, как его, ваш… ежестр-рун.

Вообще на ежеструнах умеют играть только сами ежи, но следует признать, что брат Хиггли был большим специалистом по этой части.

Узнав веселую, заводную мелодию, малыши и подростки наперебой закричали:

— Лягушки в канаве! Лягушки в канаве! При этом все пустились в пляс.

Аума некоторое время еще сидела за столом, отбивая такт лапой, но затем вдруг, не в силах больше утерпеть, выскочила в центр зала и стала танцевать со всеми вместе, размахивая огромными лапами и басом подвывая:

— Лягушки в канаве!

Кое-кто из малышей сообразил, что, уцепившись за могучие лапы Аумы, а то и встав на ее широченные ступни, можно неплохо отдохнуть, не выходя из круга танцующих. А через некоторое время барсучиха залихватски взвизгнула и встала на все четыре лапы, подставив мелюзге свою широкую спину. Впрочем, не настолько уж и забылась опытная воспитательница: когда большая часть танцоров взгромоздилась ей на спину, а оставшиеся вцепились в ее мохнатые бока, она, все так же пританцовывая, направилась к коридору спальных комнат в сопровождении веселого крота-барабанщика и не менее радостного ежа с ежеструном над головой.

Когда Аума, уложив малышей спать, наконец вернулась за общий стол, дышалось ей тяжело и было видно, что она изрядно устала.

— Фу-ух! — вздохнула барсучиха. — Старею, старею. Нелегко мне стали даваться такие игрушки.

Мартин ободряюще потрепал ее за усы и сказал:

— Брось, притворщица! Аума, признайся, что ты веселилась не меньше самих малышей.

Налив кружку холодного мятного чая, он протянул его матушке Ауме и продолжил говорить уже серьезным тоном:

— Я нашел в лесу Пижму и маленького Арвина, но в каком они были виде! Грязные, мокрые, измученные, но главное — очень напуганные.

— Точно, — подхватила сестра Цецилия. — Они так испугались, что и говорить толком не могли. Как рухнули на кроватки в лазарете, так и спят до сих пор. Но, честно говоря, странно это все. Ведь Пижма — это просто воплощение здравого смысла. Просто так, из-за какой-то ерунды, она не пришла бы в такой ужас и не измучила бы себя беготней по лесу под дождем. Мартин, она не рассказывала, что же их так напугало?

Мартин обвел взглядом присутствующих и сказал:

— Они нашли в лесу какого-то мертвеца. Вопросы посыпались со всех концов стола:

— Что это был за зверь?

— Где они на него наткнулись?

— И как он там оказался, хотелось бы знать? Мышь-воин жестом призвал всех к молчанию.

— Думаю, это животное умерло давно. Пижма говорит, что от несчастного остался один скелет да немного гнилых лоскутьев одежды. Они наткнулись на него в какой-то трещине в груде песчаника, в скалах нашего леса. Я эти места знаю неплохо, и, когда мне удалось найти Арвина и Пижму, они уже были измучены не только страхом, но и долгой беготней.

Кротоначальник кивнул и отхлебнул эля из кружки.

— А нам завтрра, стало быть, надо сходить туда, посмотреть, что там за покойник. Что скажешь, Мар-ртин?

Мартин отодвинул стул и решительно встал из-за стола.

— А зачем до завтра ждать? — неожиданно для всех заявил он. — Ночь — вполне подходящее время. Места знакомые, и к рассвету я уже вернусь, выяснив все, что нужно. А кроме того, мне и самому интересно, так что я теперь и не усну, пока не разберусь, что здесь к чему. Начнем действовать, не откладывая поход до утра.

— Отличная мысль, Мартин. Только возьми и меня с собой, вот только найду свой ясеневый посох, — сказал Вальджер.

Вслед за ним и остальные стали проситься пойти с Мартином:

— Хур-хур, возьмите и меня. Вам может понадобиться, это самое, хорроший р-раскопщик.

— Пойду-ка я, принесу из винного погреба прочную веревку, авось пригодится.

— Отлично, а я приготовлю лампы. Свет может потребоваться в любой момент.

Мартин на миг задумался, а затем согласно сказал:

— Так тому и быть. Пойдем все вместе. Я возьму меч. Собираемся здесь же как можно быстрее. Аума, не желаешь ли остаться тут, запереть ворота да приглядеть за порядком?

— С удовольствием, дружок. Если честно, никакого желания шататься по окрестным лесам после такого ужина и веселья у меня нет.

ГЛАВА 5

Обитатели Рэдволла направились по лесной тропе на север от аббатства. Возглавлял экспедицию Мартин-воин, вооруженный древним мечом, принадлежавшим некогда самому Мартину Воителю Первому, одному из первых строителей аббатства. Ему же принадлежит свод заповедей. Дух его по сию пору наведывался в Рэдволл, помогая его обитателям мудрым советом. А потом в течение многих и многих поколений меч был в руках врагов, пока его не обрел вновь Маттиас, прадед нынешнего Мартина.

Безмолвные как тени скользили по ночному лесу рэдволльцы. Опытные путешественники, они прекрасно знали, что скорость в сочетании со скрытностью — вот залог безопасности в лесу. Луны на небе не было, но Мартин, прекрасный следопыт, вел свой отряд самым кратким и надежным путем, огибая буреломы и не выходя из глубокой мглы у самых стволов деревьев. Вскоре перед ними возвышалось нагромождение плит слоистого песчаника.

Мартин жестом приказал всем оставаться на опушке и, позвав с собой Вальджера и Кротоначальника, направился к камням, обнажив меч. Крот и выдра следовали за воином, держа в руках лампу и веревку. Дождь кончился, и южный ветер стремительно подсушивал промокший лес. Мартин взобрался на ближайший камень, подождал, пока его спутники разожгут лампу, и стал внимательно осматривать все трещины и ямы. Время от времени приходилось опускать лампу, привязанную к веревке, в наиболее глубокие и темные трещины. Неожиданно, где-то на полпути к самому высокому камню, Мартин услышал какое-то шуршание, недовольный вздох и, обернувшись, увидел, что Кротоначальник, шедший позади, исчез.

— Хур-р-р! — донеслось из ближайшей расщелины. В яму тотчас же опустили лампу, и Вальджер поинтересовался:

— Эй, ты там как, не поранился?

Недовольно потирая ушибленный затылок, Кротоначальник пробурчал:

— Чего там… хур-хур… Я тут, кажись, нашел этот ваш… скелет… Хур-р-р!

Мартин ловко спрыгнул в яму и поспешил получше осветить белевшие в свете лампы кости, торчавшие из груды лохмотьев.

Вальджер присмотрелся к черепу и с сожалением в голосе произнес:

— Бедняга. Представить только: помирать здесь одному, без надежды на помощь.

Мартин тем временем наклонился над останками и вынул какой-то предмет из кучки костей, бывшей некогда правой передней лапой этого зверя.

— Посмотрим-посмотрим, — пробормотал Мартин, — не эта ли штуковина привела тебя сюда, к такой смерти.

Едва слышимый свист, донесшийся с опушки, заставил выдру распластаться на камнях.

— Эй, тихо там, и прикройте лампу, — негромко, но требовательно произнес он. — Похоже, у нас гости.

Мартин проворно сбросил плащ и отдал его кроту.

— Накрой лампу, но не гаси ее, — распорядился он. — Эй, Вальджер! Придержи там веревку.

С помощью друга Мартин мгновенно выкарабкался из расщелины и, приказав тому оставаться на камнях, особо не высовываясь на всякий случай, поспешил к друзьям, оставшимся на опушке.

Старик летописец Ролло чуть не взвизгнул, когда Мартин-воин бесшумно вырос перед ним как из-под земли.

— Не пугай ты меня так! — буркнул он недовольно. Аббат подозвал Мартина:

— Вон там, в той стороне: я сначала услышал какие-то голоса. Еще думаю — показалось. А потом смотрю — нет, идут двое, ну, две такие светлые тени. Да вон они, видишь?

На фоне ночного леса действительно выделялись два силуэта.

Мартин наклонился к Хиггли Пеньку и сказал ему на ухо:

— Бери свою кочергу и иди за мной.

Прикинув, куда направляются незнакомцы, Мартин и Хиггли вышли им наперерез, пользуясь тем, что лес был лучше знаком им, чем чужестранцам. Хиггли с полуслова понял замысел воина: они встали по обе стороны узенькой тропинки, спрятавшись — один за вязом, а второй — между корнями огромного бука. Кочерга была положена поперек тропинки, и друзья крепко взялись каждый за один ее конец.

— По моему сигналу — резко приподнимаем кочергу, — распорядился Мартин.

Друзья затаились, прислушиваясь к голосам незнакомцев, становившимся все ближе и ближе.

— Нет на свете ничего темнее темноты, как говаривала, бывало, моя старая матушка.

— Да неужели?! Мудрое наблюдение. А я-то думал, что она у тебя света белого от тьмы кромешной не отличила бы. Ой!

Мартин и Хиггли Пенек подняли кочергу как раз вовремя: незнакомец не успел ничего заметить и, сделав очередной шаг, споткнувшись, растянулся на земле прямо перед ними.

Тут Мартин увидел, что второй незнакомец — какая-то птица. Схватив плащ Хиггли, он набросил его на чужака и постарался придавить того к земле. Сам же Хиггли, как и остальные рэдволльцы, накинулся на упавшего зверя, тоже пытаясь скрутить и обезвредить незнакомца, что оказалось не так-то легко — тот отчаянно сопротивлялся, орал и весьма умело пинался задними лапами.

— Ребята, засада! Отряд, тревога! Маме передайте, что ее сын погиб в бою как герой!

Топтавшаяся под плащом птица умудрилась садануть повисшего на ней Мартина головой о дерево, вынудив того на миг ослабить хватку. Одновременно до мыши-воина донесся голос второго незнакомца, и Мартин побежал к своим, крича на ходу:

— Отставить! Успокойтесь и отпустите его! Это же заяц!

Заяц же, расшвырявший к тому времени большую часть нападавших, встал наконец на ноги и с негодующим видом начал отряхиваться, приговаривая:

— Ну и дела! Заяц я, оказывается! А кто ж я еще такой, по-вашему, а? Что — головастик длинноногий, решивший прогуляться ясным солнечным деньком вокруг родной лужи?

Прошмыгнув мимо Мартина, он освободил своего спутника, который оказался большой амбарной совой, взъерошенной и недовольно моргающей. Заяц встал в боевую стойку и бесстрашно бросил вызов нападавшим:

— Жалкие трусы! Бесчестные разбойники! Ишь чем промышлять надумали: нападать целой толпой на мирных путников! Ну да не на тех напали, ясно? Я вам сейчас покажу! Защищайтесь, если это вам поможет. Я вам сейчас преподнесу пару уроков древнего и благородного боевого искусства. Ну, подходи, кому жить надоело!

Комично пританцовывая, заяц свирепо топорщил усы и при этом убедительно наносил показательные удары лапами в воздух, то и дело приседая и деловито уворачиваясь от ударов воображаемого противника.

— Что встали на месте, гнусные, трусливые животные? Боитесь? Слышишь, ты, набивка для матраса, бери на себя вон тех шестерых, а я уж с этой дюжиной управлюсь!

Не переставая прыгать и размахивать лапами, заяц так увлекся, что не заметил, как ткнулся носом в толстенную ветку, свисавшую над тропинкой. Он тотчас же с преувеличенной готовностью рухнул на землю, словно получив настоящий нокдаун, и, раскинув пошире лапы, стал театрально обращаться к несуществующему судье поединка:

— Вы видели? Чертовски нечестная игра! Мерзкое жульничество! Коварнейший удар и абсолютно не по правилам! Невиданная беспринципность, вычесть десять очков! Вы слышите? Я требую десять очков — не меньше!

Тут заяц сделал паузу и посмотрел на своего товарища, который, все так же моргая, сосредоточенно приводил в порядок помятые перья.

— Да, помощи от тебя не дождешься!.. — сокрушенно взвыл заяц Слышишь, ты, перина на просушке, не стой как вкопанный! Что вылупился, как жаба, у которой зубы болят? Давай, давай, помоги мне расправиться с этими разбойниками.

Прикладывая все усилия, чтобы не рассмеяться, Мартин протянул зайцу лапу дружбы.

— Приношу свои извинения, — сказал он, — вам и вашему другу. Мы с друзьями подумали, что как раз вы и есть разбойники или какие-то еще злоумышленники. Но вы же не станете отрицать, что бдительность в лесу лишней не бывает и мы не преступили границ разумной и необходимой обороны.

Заяц с готовностью сменил гнев на милость. С достоинством пожав протянутую ему Мартином лапу, он по-цокал и поклонился остальным рэдволльцам:

— Мир, говорите? А я с самого начала так и думал. Просто проверить вас решил, вот. А теперь позвольте представиться: меня зовут Звездохват Лепус (это значит «заяц» по научному) Горный, с далеких Северных гор (что на севере, как, надеюсь, вы понимаете). Впрочем, друзьям дозволяется называть меня кратко, по-приятельски: просто Хват. Того же, кто некогда, вплоть до этого мига, был моим единственным спутником на этой дороге, можете величать Снопом. Запомнить нетрудно: Хват и Сноп. Как вы, вполне вероятно, заметили, Сноп — сова, хотя и не принадлежит, увы, к тем мудрым птицам, бестолочь преизрядная, скажу я вам.

Сноп всей честной компании поморгал огромными глазами, поклонился и сообщил:

— А, куда тут: рад познакомиться, почтенные господа. Мне очень, очень приятно, вот.

Хват закатил глаза и в отчаянии покачал головой.

— Ой, я больше не могу! — взвыл заяц. — От него гораздо меньше вреда, когда он молчит. Ой, а это что такое? Смотрите: толстая-толстая мышь-на-костре идет сюда!

Кротоначальник и выдра Вальджер присоединились к компании; крот при этом не стал гасить лампу. Он приветственно сморщил нос и обратился к зайцу:

— Хур-хур, ну вы, любезный, и шутник! Никаких, это, горрящих мышей тут нет, а есть только кр-р-рот с лампой.

В общем, здравый смысл и добрые чувства восторжествовали, и, не тая обид друг на друга, вся компания направилась в аббатство.

По пути аббат Дьюррал подобрал корзину Пижмы. Просматривая на ходу ее содержимое, он бормотал:

— Все нашла, что просили, все нужные травки, даже немного свежей зимолюбки! Какая она все-таки молодец, наша Пижмочка, сама прилежность! И как жаль, что ее так напугал этот скелет! Кстати, Мартин, вы что-нибудь успели там выяснить про эти кости?

Мышь-воин поплотнее закутался в плащ и сказал:

— Не слишком-то много мы узнали. Ну, понятно, что при жизни этот бедняга был горностаем и, похоже, пиратом, судя по лохмотьям. Но странное дело, в лапе он сжимал ложку Фермальды. Получается, что этот горностай побывал в нашем аббатстве!

Старая ложка была аккуратно вырезана из подходяще изогнутой ветки крушинного куста. Мартин передал ее аббату, который тоже сразу узнал знакомую вещь.

— Точно-точно, эту ложку и вправду носила при себе старая Фермальда. А, понял! Бедняга, на кости которого мы наткнулись, — Седоглуп, горностай, который появился у нас две осени назад.

Мартин озадаченно почесал подбородок:

— Две осени назад? А почему тогда я его не видел?

— Действительно — почему? А, вспомнил, тебя же в тот год не было в Рэдволле. Ты отправился к землеройкам Гуосим, воевать против лис-воришек.

По прибытии в Рэдволл большая часть компании разошлась по своим спальням. Не собиравшиеся ложиться Мартин, Ролло и сам аббат вызвались подложить дров в камин в Большом Зале и собрать на стол то, что осталось от Весеннего Пира, чтобы угостить нежданных гостей.

Хват налил себе и тут же выпил полную кружку клубничной наливки, а затем приступил к ужину, решительно расправился с внушительным куском пирога, основательной порцией свежего салата и парой ломтей сыра. После чего он смахнул слезу умиления уголком своей белой туники и вздохнул:

— Ну и дела! Знатно, ребята, вы меня подкормили. Ущипните меня кто-нибудь, я хочу убедиться, что все это — не сон.

Сноп, оказавшийся действительно еще совсем юной совой, прервал расправу над морковно-грибным фланом и заметил:

— Брось придуриваться, лопоухий. Чтобы ты уснул, когда по соседству еда пропадает? Да никогда в жизни! Я-то видел, как морковка сама выдергивалась из земли и убегала куда глаза глядят, как только ты появлялся на краю поля.

Мартин с улыбкой послушал перебранку старых приятелей, а затем обратился к сидевшим рядом летописцу и аббату:

— Похоже, у брата Хиггли завтра будет одной головной болью меньше: с такими едоками ему не придется утром решать вопрос, куда девать остатки вчерашнего пира. А пока я попросил бы рассказать о том горностае, что побывал у нас в мое отсутствие. Начинай, Ролло.

Поглядывая время от времени в свои записи, Ролло-летописец поведал Мартину такую историю:

— Горностай по имени Седоглуп появился у стен аббатства где-то в середине осени. Выглядел он, как и все горностаи, — разбойник разбойником, но был при этом абсолютно безопасен: из-за страшной раны на голове он едва держался на ногах. Кто его так отделал — неизвестно. Скорее всего кто-нибудь из своих же. В общем, пожалели мы его: впустили, стали кормить, как могли лечили рану. Но до конца он так и не выздоровел, так и остался слабым, болезненным, да и с головой у него явно не все в порядке оказалось. Я как сейчас помню, что Седоглуп прятался по самым темным углам аббатства, боялся всего, даже тени пролетающей птицы, и все бормотал себе под нос: «Безумный Глаз найдет меня! Его когти дотянутся куда угодно. Какой же я дурак — позарился на „Слезы Океанов»! Ведь смерть ходит по пятам за всеми, кто к ним прикоснется. И поделом, поделом тебе, бестолочь! Вот доберется до тебя Безумный Глаз, попробуй-ка избежать его мести, куда там…»

Тут Мартин перебил летописца:

— Подожди-ка. Пока, на первый взгляд, все это полная белиберда. Хотя — как посмотреть… «Слезы Океанов», Безумный Глаз, когти, которые могут достать кого угодно за тридевять земель… Получается, что этому Безумному Глазу позарез нужны эти «слезы», где бы они ни оказались… Да, а почему все-таки этот Седоглуп оказался там, на камнях, да еще и с ложкой Фермальды?

— Помню-помню я этого плаксу, — вступил в разговор аббат. — Даже самые терпеливые обитатели Рэдволла устали от его беспонятного нытья и причитаний. Вскоре жалела его одна лишь старая Фермальда.

Мартин еще раз обтер рукавом старую ложку.

— Да, кто ж не помнит старушку Фермальду, — грустно улыбнувшись, сказал он. — Странная была белка. Вечно говорила стихами, что-то напевала, даже на вопросы отвечала в рифму. Говорят, такое с возрастом бывает. Но никому ее странности в тягость не были. Она придумала свой мир, где все про всё стихами говорят, но никого туда не тянула. Она даже жить перебралась куда-то на чердак, спускалась только иногда, всегда улыбалась, довольная такая. Кстати, может быть, там, на чердаке, и разгадка этой тайны найдется. Ладно, извини, Ролло, перебил я тебя.

Летописец отложил свой свиток и пожал плечами, заметив:

— А особо-то больше и рассказывать нечего. Фермальда забрала Седоглупа к себе на чердак, поселила его где-то там, по соседству с собой; его потом порой неделями никто и не видел. Наверное, думал, что там безопаснее всего. Только, помню, как-то раз спускается Фермальда на кухню, еды взять, а накладывает в кастрюльку только на себя одну…