10

Хорек Хиск заметил Друвпа, поджидавшего кого-то возле длинного дома Бадранга. Незаметно подкравшись сзади, Хиск приставил кинжал к спине ничего не подозревавшего раба:

— Шевельнешься — считай себя покойником!

Друвп застыл на месте.

— Меня зовут Друвп. Если ты меня убьешь, то будешь иметь дело со Скалрагом. Я его шпион.

Теперь кинжал Хиска упирался Друвпу в затылок.

— Врешь ты все. Пожалуй, я тебя все-таки прирежу.

— Как тебе угодно, — пожал плечами Друвп. — Но у меня есть важные сведения.

— О чем же это, к примеру?

Друвп презрительно оттопырил губу:

— К примеру, о трех узниках в темнице. Их там больше нет.

Хиск развернул Друвпа к себе:

— Врешь! Никто не может убежать из подземной темницы!

— Пойди и посмотри сам. Если я вру, убить меня ты всегда успеешь.

Хиск схватил Друвпа за шкирку и приставил нож к его горлу:

— Хорошо, я пойду и посмотрю. Если ты врешь, Скалраг тебя не спасет — прошлой ночью он пропал без вести.

Бадранг стоял на стене, когда к нему бочком подобрался Хиск и прошептал на ухо:

— Троих узников, сидевших в нашей темнице, больше нет.

Бадранг прищурился:

— Что значит «нет»? Они умерли или убиты?

— Нет, они сбежали. Я сам спустился и проверил. Самое странное — там нет никаких следов побега. Решетка заперта, стены ямы целы.

— Как ты узнал, что они исчезли?

— Мне рассказал об этом раб по имени Друвп. Этот Друвп сказал, что шпионит на Скалрага.

Бадранг поиграл острым кинжалом.

— Хм-м, возможно, он окажется нам полезным. Приведи его завтра ко мне в длинный дом. Сделай это так, чтобы никто из рабов об этом не узнал.

С берега донесся крик:

— Бадранг, кореш мой старинный! Подай голосок да скажи, может, хватит с тебя?

— Клогг, голубчик, это ты, что ль? — По тонким губам тирана пробежала улыбка. — Это мне тебя о том спросить надобно. Я сжег твой корабль, продырявил твои шлюпки, и теперь позади у тебя только море, а перед тобой — моя крепость и мои воины.

Капитан Клогг не удержался от смеха:

— Хо-хо-хо! Ну, воинов-то у тебя малость поубавилось. Мои громилы убили немало твоих, а твой старый кореш Скалраг сидит сейчас у меня, связанный, как цыпленочек, которому пора в суп. А еще кое-кто из твоих рабов дал деру. Ты об этом знаешь?

— Давай выкладывай, Трамун. Говори, с чем пожаловал.

— Я желаю предложить моему старому корешу заключить перемирие и вступить в переговоры.

— Ишь как запел! А с чего это мне с тобой переговариваться?

— Потому что иначе этот вот твой распрекрасный дворец будет в осаде. Что мне стоит встать лагерем у твоего порога, ловить рыбку в твоих водах и грабить твои поля? Мне с моими громилами спешить некуда. Так что лучше сядь-ка со мной рядком да поговори ладком.

— Дай мне подумать до утра, Трамун. А пока что почему бы тебе в знак доброй воли не вернуть мне Скалрага?

— Ладно, будь по-твоему. Открой ворота, и мы отпустим лиса.

— Ишь чего захотел! Нет уж, ворота останутся на запоре. Ты их не взломал тараном, и лис тебе тоже не поможет. Я прикажу спустить на веревке корзину, и мы поднимем Скалрага в ней.

— Хо-хо, я к тебе со всей душой, а ты вона какой подозрительный! Ладно, кореш, будь по-твоему. Боггс, Гроуч! Развяжите лиса и отправьте его в родной порт. Спокойной тебе ночи, Бадранг!

Бадранг спрятал кинжал в ножны.

— И тебе, Трамун, спокойной ночи!

Через час Скалраг уже висел на дыбе и безостановочно выкладывал сведения о лагере морских пиратов.

Бром с Феллдо встали на четвереньки и несколько раз поцеловали мокрый песок. Как прекрасно было снова оказаться на твердой земле! Феллдо тут же прикинул, где они находятся:

— Бром, я точно знаю, где мы. Видишь, сколько тут головешек на линии прибоя?

Под лапами Брома что-то хрустнуло. Он нагнулся и поднял какой-то обломок:

— Интересно, откуда здесь мог взяться древесный уголь?

Феллдо махнул лапой в сторону прибоя:

— Вон оттуда, дружище. Там сгорел пиратский корабль. Вон за теми холмами Маршанк, так что нам лучше уйти отсюда, не подымая шума.

Бром с силой сжал лапу Феллдо:

— Куда мы идем?

— Наша цель — Полуденная долина. Но сперва нужно найти наших друзей. Хорошо бы куда-нибудь спрятаться и просушиться, да и поесть не мешает. Кроме как есть и отдыхать, нам до рассвета делать нечего.

И они пошли по берегу на юг, направляясь к скалам. Неожиданно они оба застыли, прислушиваясь к звукам, которые доносил до них ночной бриз. Играла музыка, и кто-то пел. Бром указал на расщелину в скалах обрыва, в которой что-то мерцало. Подобравшись поближе, оба друга остаток пути ползли по-пластунски.

Между скалами и двухколесной повозкой было натянуто нечто вроде палатки с односкатной крышей. Внутри нее мерцал костер, и по парусиновым стенам передвигались потешные силуэты — тени обитателей палатки. Лежа в темноте, Бром с Феллдо прислушивались к песне:

Не успела песня кончиться, как загудел низкий голос:

— Стоп, стоп! Баллау, ты должен был поймать Селандину на последнем куплете. Ты слишком поторопился, и она не успела взять веер у Гоучи. Никуда не годится. Давайте все сначала. Раз, два, три, «мы — бродя…» Баллау! Перестань жевать, оставь пирог в покое и займи свое место!

Из палатки вылетела половина кулебяки с грибами и угодила Феллдо точно между ушей. За пирогом вылетел заяц, он подхватил его и наткнулся на голову Феллдо.

— Ну что за манера, Дубря, швыряться чужим ужином куда ни попадя?… Эй, это еще что за номер?! Тут какая-то белка хочет напялить мой пирог себе на голову вместо шляпы!

Последовало всеобщее смятение. Бром набросился на зайца, пытаясь оттащить его от своего друга. Феллдо повис на бакенбардах зайца, стараясь увернуться от сыпавшихся на него мощных ударов его длинных задних лап. Выбежавшие на крик из палатки мыши, крот и две белки спотыкались в темноте и падали в кучу малу из лап, ушей и хвостов. На берегу воцарилась полная неразбериха, сопровождаемая визгом, стонами и воем. Феллдо был закаленным бойцом. Выбравшись из-под груды тел, он забрался на самый верх и приготовился вонзить зубы в хвост противника, который подмял под себя Брома.

— Это еще что такое?!

Внезапно Феллдо подняла в воздух громадная лапа, и он увидел перед собой суровые глаза большой старой барсучихи. Она яростно рыкнула на него:

— А ну-ка закрой рот и убери зубки с глаз долой, не то я покажу свои — а они у меня подлиннее будут!

Пустив в ход свободную лапу, барсучиха несколькими затрещинами расшвыряла борющихся в разные стороны. Заметив Брома, она подхватила его второй лапой и подняла высоко в воздух:

— Веди себя прилично, маленький негодник! Как вас обоих зовут и что это вы вздумали шататься по ночам вокруг нашего лагеря?

Феллдо соскреб лапой с макушки приставший к шерсти кусок пирога, попробовал и одобрительно кивнул:

— Хм-м, кулебяка с грибами.

Заяц поднял остальную часть пирога с земли, обтер и стал есть, говоря с набитым ртом:

— Ежели тебе, старина, шамать захотелось, так нужно было постучать о повозку да попросить этак вежливенько, понятно? А не подкрадываться, как вору.

Повисший между небом и землей Бром негодующе замахал лапами:

— Мы не воры, мы просто увидели ваш костер, услышали песню и подошли посмотреть. Кстати, меня зовут Бром, я единственный сын Уррана Во, а это Феллдо, мы только что из Маршанка. Привет вам всем!

Барсучиха осторожно опустила их на землю, а заяц изящно расшаркался:

— Рад познакомиться. Позвольте мне представить остальных. Мы бродячие комедианты из труппы «Шиповник». Я Баллау де Квинсвольд, актер-трагик и драматург. Мою мощную подругу зовут Дубрябина. Она тягловая сила нашей повозки, машинист сцены и первый баритон. Эти две юные белочки — Трефоль и Селандина, субретки, сопрано и акробатки. Крот Баклер — наш герой-любовник, комик и жонглер. Юные мышки Гоучи и Кастерн — канатоходки, хористки и поварихи для всей труппы. Ну вот и все, друзья мои. Не желаете ли с нами отужинать?

Бром оттянул свой обвисший пояс:

— Еще как желаем! Мой хребет как раз толкует желудку о том, что неплохо бы, мол, отужинать. Они, понимаете, прилипают друг к другу, когда я голоден.

Заяц восхищенно кивнул, его длинные уши закачались взад-вперед.

— Неплохо сказано. Лопни, но держи фасон, так ведь?

В палатке было уютно и тепло. Феллдо и Брому дали полотенца, чтобы вытереть мокрую шерсть, и усадили у костра есть из устричных раковин морковную похлебку с сельдереем. Дубрябина принесла два кафтана, такие же как те, что были на остальных комедиантах, — ало-золотые с зеленой каймой и черным поясом:

— Вот, одевайтесь, хотя, когда будет время, у твоего кафтана, Феллдо, мне придется немножко выпустить швы. Для белки ты просто богатырь.

Селандина погладила пышный хвост Феллдо:

— Хм-м-м, согласна!

Феллдо кашлянул и схватил протянутую ему Баклером горячую кулебяку с грибами. Брому добродушный крот передал солидных размеров кусок ватрушки:

— А это тебе, малыш. С медом… это самое… и черникой. Ты, похоже, сладкое любишь, а?

Мышонок откусил кусок и закатил глаза:

— А как же! Сладкое, понимаете, полезно для голоса.

Гоучи опустила яблоко и морковку, от которых она откусывала по очереди.

— Неужели? А ты много поешь, Бром?

Вместо ответа Бром пустил своим пронзительным тенором бесконечную трель:

— Тра-ла-ла-ла-ла-ла-лаааа! Еще бы! Попробуй перепой меня, Гоучи!

Баллау схватил губную гармошку:

— Отлично, малыш. Знаешь песенку-загадку «Боббл-боббл»?

Бром подмигнул:

— Играй, а я спою.

Баллау сыграл вступление, и Бром запел; Дубрябина вторила ему приятным баритоном. Мелодия была такая веселая и так легко запоминалась, что все, включая Феллдо, стали хлопать в такт:

Последовала овация, и все бросились хлопать Брома по спине, так что она у него даже заболела.

— Великолепно!

— Отличный у тебя, это самое… голос, Бром!

— Молодец. Нам бы в труппу такого тенора! Феллдо почесал в затылке:

— А что это?

Бром откусил от его пирога.

— Что — это?

— Ну, то, о чем говорилось в загадке: зеленый, золотой, растет между небом и землей, а перед зимой улетает. Что это?

Баллау кивнул в сторону Брома:

— Это пускай ответит тот, кто пел, старина. Бром подмигнул Феллдо:

— Что же это может быть, как не лист? Дубрябина присела между двумя друзьями:

— Ну а теперь расскажите о себе. Откуда вы родом и как сюда попали?

За стенами палатки над угрюмым Северо-восточным морем завывал ветер. Дождь перестал, и сквозь разрывы в несущихся по ночному небу тучах засиял месяц, то бросая на берег серебристые отсветы, то вновь скрываясь в черноте. Феллдо с Бромом сидели в палатке у огня, ели, пили и рассказывали о себе своим новым друзьям — бродячим комедиантам из труппы «Шиповник».

11

Когда ливень затих, лапы Мартина наконец-то коснулись твердой земли. Он встал по горло в воде и растолкал задремавших Розу и Грумма:

— Земля! Мы спасены!

Окоченевшие от холода, трое друзей выбрались на песчаный берег, за которым чернел высокий скалистый обрыв. Мокрые и голодные, не в силах унять дрожь в лапах, они сели на песок, стуча зубами.

Затуманенными от осевшей на ресницах морской соли глазами Грумм уставился на скалы:

— Интересно, а что там наверху?

Мартин с трудом поднялся, потирая лапы:

— Надеюсь, там найдется какая-нибудь пещерка, где бы мы смогли переночевать. Может, посидите здесь, отдохнете, а я схожу посмотрю?

Пошатываясь, Роза и Грумм поднялись на лапы.

— Не нравится мне тут. Мы с Груммом пойдем с тобой.

— Бр-р, уж больно тут, это самое… погано!

От дождя черные скалы намокли и стали скользкими. Первым поднимался Мартин, Роза замыкала строй. Грумма они поставили в середину, потому что он был неважным скалолазом. Это восхождение на мокрый обрыв длилось, казалось, целую вечность, прежде чем им удалось перевести дух на узком карнизе.

Мартин вгляделся вверх:

— По-моему, чуть выше над нами есть карниз пошире. Если мы на него заберемся, то обязательно найдем какую-нибудь пещеру или расщелину, где можно укрыться.

— А может, тут останемся? — устало вздохнул Грумм. — Мои лапы негодные совсем, они, это… не слушаются.

Роза стала энергично растирать лапы своего друга:

— Бедняжка Грумм! Нельзя же быть лучшему землекопу еще и лучшим скалолазом.

Вскоре, едва трое друзей вскарабкались на крутой обрыв, сверху на них упали сети из прочных водорослей, обвешанные по краю каменными грузилами. Запутавшись, друзья упали со скалы и повисли, не в силах шевельнуть ни лапой, ни головой, ни хвостом. Приплясывая и попискивая, множество крохотных темных теней бросились к своей добыче. Мгновение — и все было кончено. Мартина, Розу и Грумма втащили наверх и оглушили ударами дубинок, как крупную рыбу, попавшуюся в сети.

Первое, что ощутил Мартин, всплывая из мрака небытия, была раскалывающая голову боль; приоткрыв глаза, он увидел яркий солнечный свет. В спину ему ткнулась палочка.

— Мышбольшой, вставай! У-у, гадкийпротивный! Хорошо тебяпоймали!

Открыв глаза, Мартин обнаружил, что сидит в крепкой деревянной клетке. Ее окружали маленькие, похожие на мышей зверьки с длинными подвижными мордочками. От возбуждения они приплясывали и подпрыгивали. Один из них, посмелее других, выскочил вперед и ткнул Мартина в лапу острой палочкой:

— Воттебе, воттебе, мышбольшой! Нетакой теперьбольшой!

Это было уже слишком. Вскочив, Мартин выхватил и сломал палочку, затем, оскалив зубы, ухватился за деревянную решетку:

— А ну убирайтесь отсюда, гаденыши визгливые!

От этого крика зверьки бросились врассыпную, затыкая уши лапками. Мартин яростно зарычал им вслед:

— Держитесь от меня подальше, а то я всех вас съем!

Для убедительности он несколько раз щелкнул зубами. Потирая солидных размеров шишку на затылке, Мартин осмотрелся и оценил свое положение.

Его клетка стояла у входа в большую пещеру. У противоположной стены он заметил еще две клетки, в которых лежали бесчувственные Роза и Грумм. Мимо, держась от Мартина на почтительном расстоянии, прошла еще ватага маленьких зверюшек. Они тащили несколько рыб, привязанных к шестам из валежника. Следом, неся сети и рыбачьи снасти, появился еж. Его задние лапы были привязаны к тяжелому полену, которое ему приходилось волочить за собой. Мартин потряс решетку и окликнул ежа:

— Слушай! Что это за место и кто эти маленькие негодяи?

Еж незаметно улыбнулся Мартину и дружески подмигнул:

— Я Паллум. Сиди тихо. Я скоро вернусь.

Сзади к ежу подбежала еще целая толпа маленьких зверюшек:

— Скорейживей, бокколюч. Ротзакрой!

Едва они исчезли в дальнем углу пещеры, как Грумм в клетке пошевелился:

— Бедная моя старая, это самое… голова, ну и досталось же ей.

От шума Роза очнулась. Несмотря на боль, она тут же вскочила на лапы, ухватилась за решетку своей клетки и стала ее трясти:

— Выпустите меня отсюда сию же минуту!

Грумм зажал уши лапами:

— Не надо так шуметь. У меня это… мозги болят.

Когда Мартин увидел, что Роза почти не пострадала, он усмехнулся:

— Сказать по правде, я себя чувствую довольно глупо. Когда увидишь зверей, которые взяли нас в плен, — поймешь почему.

Из полумрака, царившего в глубине пещеры, появились несколько маленьких зверюшек.

— Карликовые землеройки, — сказал Грумм.

Громыхая своим поленом, к клеткам подошел еж.

Карликовые землеройки не отставали от него ни на шаг. Они без умолку болтали на своем странном наречии, а некоторые нахально усаживались на полено, которое еж волочил за собой, так что ему приходилось тащить еще и их. Это, впрочем, его нисколько не волновало. Он обезоруживающе улыбался:

— Привет, это я, Паллум. Слушайте, никогда не показывайте им, что вы на них злитесь. Все время улыбайтесь. Это их сбивает с толку.

Растянув губы в широкую ухмылку, Мартин представился и назвал своих друзей. Землеройки не стояли спокойно ни минуты: они подпрыгивали, приплясывали и что-то болтали. Тот зверек, который раньше тыкал в Мартина палочкой, снова принялся за свое. Мышонок метался по клетке, пытаясь увернуться от острой палочки, и, яростно улыбаясь, сквозь зубы обратился к ежу:

— Слушай, Паллум, еще минута — и эта палочка окажется в уродливом хоботе, который этот гаденыш считает своим носом!

Не переставая улыбаться, Паллум покачал головой:

— Если ты так поступишь, пеняй на себя. Это детеныши — здесь их называют визгушками. Маленький наглец, который тычет в тебя палочкой, — самый скверный из всех. Это Динджер, единственный сын и наследник Амбаллы, королевы этого народца. Если она узнает, что ты поднял лапу на ее ненаглядное чадо, она тебя прикончит. Подожди минутку, я попробую его остановить.

Повернувшись к обидчику Мартина, Паллум сказал ему:

— Хиггиг, Динджер, хорошхорош, давай ткниеще мышбольшой!

Динджер тут же отвернулся от клетки и начал колотить своей палочкой ежа, — впрочем, это не причинило тому никакого вреда, так как палочка просто отскакивала от его иголок.

— Заткнирот, бокколюч! Несметьговорить Динджер, чтоделать!

— Упрямые негодники. Лучший способ им что-то запретить — поощрять их безобразия. Они всегда поступают наоборот, а этот в особенности.

Роза провела лапкой по пересохшим губам:

— Паллум, как бы нам получить пищу и хоть немного воды?

В глубине пещеры забил маленький барабан, и Паллум предостерегающе поднял лапу:

— Это королева Амбалла. Говоря с ней, кланяйтесь и называйте ее Балламамой. Будьте очень почтительны. Она злопамятна, а ее власть в этих местах непререкаема. Не говорите при ней слова «хиггиг» — это значит, вы смеетесь, и она может подумать, что вы смеетесь над ней. Делайте, как я сказал, а остальное предоставьте мне.

Королева Амбалла оказалась толстенькой землеройкой в панталонах из золотой парчи и светло-голубом плаще. На голове у нее была корона, украшенная блестящими осколками раковин и отполированной галькой. Сзади в корону было воткнуто перо чайки. Если бы трое друзей не знали, какая это важная особа, они бы здорово повеселились, глядя на такую красоту.

Вытянувшись во весь свой крохотный рост, она указала маленьким мечом на Мартина:

— Мышбольшой! Как тебязвать?

— О Балламама, я Мартин, — почтительно заговорил мышонок, склонив голову. — Ту мышку зовут Роза, а крота — Грумм. Мы не желаем зла ни тебе, ни твоему племени карликовых землероек.

Разгневанная Амбалла сделала скачок вперед и так ткнула мечом сквозь прутья клетки, что Мартину пришлось отскочить.

— Мышбольшой нагломыш! Какой землеройка карликовый?

Гремя своим поленом, вперед выступил Паллум и вступился за Мартина:

— Могучевеликий Балламама, глупомыш незнать ваше племя Большезверь, еще дуросонный от бумтрах по головозад.

Мартин понял замысел Паллума и, подыгрывая ему, стал потирать затылок, бормоча:

— Ох-ох! Дуросонный, дуросонный!

На минуту Амбалла с подозрением прищурилась, но, видимо, ответ ее удовлетворил, и она рассмеялась:

— Хиггиг! Большезверь тебедать многомного бумтрах, ты вдругбыстроспать. Хиггиг!

Мартин сокрушенно кивнул:

— Большезверь могучие воины, бумтрах сильнобольно.

Одобрительно подмигнув Мартину, Паллум обратился к Амбалле от имени пленников:

— О Балламама, недавать этим глупозвери ротесть и бульпить. Непривязать им колодки и невелеть нянчитьвизгушки. Балламама убитьихнасмерть!

Королева Амбалла хотела пнуть Паллума, но вспомнила о его иголках и передумала. Выпрямившись, она величественно провозгласила:

— Балламамаповелеть! Некормить дармоеды, хорошоработай. Принестиколодки. Глупозвери будут хорошняньки для визгушек. Хиггиг!

Вслед за своей королевой рассмеялось все племя карликовых землероек, приплясывая и кувыркаясь по пещере.

Паллум потрясенно уставился на Амбаллу:

— Великий Балламама, мудрейший из Большезвери, какты доэтогододумалась?

В ответ Амбалла презрительно оттопырила губу:

— Простоя не бокколюч, я Балламамавсех Большезверь!

Во второй половине того же дня трое друзей закусывали землероичьим хлебом с орехами, запивая его одуванчиковым крюшоном. Как и у Паллума, их задние лапы были искусно привязаны к толстым поленьям, которые приходилось таскать за собой.

Мартин пнул свою колодку лапой: