14

Тримп шла впереди других с Мурфо и еще несколькими поклонниками, каждый из которых стремился поддержать ее под локоть, чтобы она не оступилась. Они зашли уже далеко в дюны, когда Мурфо вдруг остановился и почесал нос:

— Ну, барышня, как вам нравится наш дом? Тримп огляделась и не увидела ничего, кроме дюн:

— Где? Где же он, ваш дом?

Ежи хихикали, веселились и приплясывали:

— Как же можно его не увидеть, красавица?

— Должно быть, у нее глаза закрыты!

— А ведь дом прямо на нее смотрит!

— Да она просто близорукая, вот в чем дело! Тут терпение Тримп лопнуло:

— Очень смешно! Но все-таки, может быть, кто-нибудь из этих вымазанных глиной клоунов на ходулях покажет мне наконец дом?

Мурфо подошел к самой большой дюне и отодвинул в сторону клочок земли, поросший кустарником и пожухлой травой, который маскировал вход. Он низко поклонился Тримп, приглашая ее войти:

— Ну как, красавица? Вся эта дюна — наш большой круглый дом, но никто не сможет найти его, кроме нас, песчаных ежей.

Это была сложнейшая постройка из камня, дерева, глины и переплетенных веток, замаскированная под песчаную дюну. Внутри она освещалась светильниками и огнем, весело горевшим в каменной печке. Потайные вентиляционные трубы выходили наружу. Все расселись на плетеных тростниковых циновках. Когда вошел Дюнспайк, все замолчали, и он сказал, воздев лапы:

— Знаем ли мы, кто мы такие?

Все ежи тоже воздели лапы и хором ответили:

— Сыновья песка и дочери дюн!

Вождь окинул взглядом собравшихся и выбрал совсем молодого ежа, который еще только постигал законы племени. Началась беседа учителя и ученика. Старые ежи слушали и солидно кивали.

— Деремся ли мы с нашими врагами?

— Еж предпочтет напугать, а не убить.

— Какого роста песчаный еж?

— Такого, каким его сделают ходули.

— Где живут песчаные ежи?

— В круглом доме, о котором не знает никто!

— А почему никто о нем не знает?

— Потому что мы умеем заметать следы.

— Когда твоя очередь заметать следы?

— С рассвета до заката, первая четверть луны.

— Правильно! Ты прекрасно отвечал, юноша!

— Благодарю, вождь Дюнспайк!

Принесли еду, начались приятная суета и болтовня. Громоздкий Дюнспайк втиснулся между Мартином и Тримп, оттеснив Мурфо:

— Вот так-то лучше! Теперь моя очередь сидеть рядом с хорошенькой барышней.

И он ласково дотронулся до колючек на головке Тримп.

— Надо воспитывать молодежь, знаешь ли, — сказал он Мартину. — Будь как дома. Угощайся!

Команда «Жимолости» быстро приноровилась к привычкам песчаных ежей. Трапеза проходила так: на широкой доске были разложены тончайшие блины из ржаной муки, и на каждых четырех едоков приходилось по два глиняных горшка. В одном из них дымилось рагу из картошки, мелко нарезанной капусты, лука и разных видов моллюсков. Рагу выкладывали на блин и аккуратно его сворачивали. Один конец защипывали, чтобы содержимое не вывалилось.

Гонфф научился справляться с этим за считанные секунды. Он кивнул сидящему рядом песчаному ежу:

— Неплохая идея, приятель! И тарелки мыть не надо.

— О да, господин! Это прекрасная идея!

Гонфф, который прекрасно умел подражать чужим интонациям, ответил совсем по-ежиному:

— О да! Прекрасная идея! Прекрасная!

Все, кто расслышал, весело засмеялись. Чтобы развлечь гостей, ежи устроили соревнования по иглоборью. Расчистили круг, и двое соревнующихся привязали к задним лапам учебные низкие ходули. Они балансировали внутри круга, пока старики-арбитры не возгласили:

— За пределы круга не выходить! Лапами друг друга не касаться! Сходитесь! К бою!

Соперники храбро, хоть и неуклюже ринулись в бой. Это были два взрослых сильных ежа. За каждого из них болели друзья:

— Давай, Доггл, накорми его песком!

— Сделай-ка этого увальня, Пейкел, сорви с него ходули, пусть покажет нам свои пятки!

— Будь внимателен, Доггл, смотри, что этот дьявол выделывает своими ходулями!

— Давай, тесни его, нападай!

Соперники какое-то время ходили по кругу, потом сошлись в середине его, нагнули головы и сильно стукнулись, зацепившись друг за друга своими твердыми иглами. Оба мотали головами, стараясь повалить один другого. Это оказалось непросто, при том что лапы нельзя было пускать в ход. Потея и кряхтя, борцы отталкивались друг от друга и вновь сходились. Иногда кто-нибудь из них неожиданно отскакивал в сторону, стараясь таким образом вывести из равновесия соперника.

— Ну-ка, Доггл, покажи ему свой знаменитый боковой!

— Твой коронный лобовой удар, Пейкел, — и он готов! Победил Доггл. Он послушался советов болельщиков и применил комбинацию: внезапный поворот головы и подсечка слева. Под рев зрителей Пейкел оказался в воздухе, ходули полетели в разные стороны, а сам он шлепнулся на спину. Болельщики Доггла возликовали, когда он наклонился и трижды постучал по ходулям поверженного противника — обычный ритуал в иглоборье.

Потом ежи стали упрашивать вождя принять участие в состязаниях, но тот с улыбкой покачал головой. Мурфо крикнул отцу:

— Давай, папа, покажи им, как борются настоящие чемпионы! Или ты слишком толстое пузо отрастил?

Тут начались подколы и шуточки. Все еще улыбаясь, Дюнспайк тяжелой походкой направился к границе круга:

— Ну что, Доггл, ты готов оказаться на песке?

Доггл исполнил на ходулях жизнерадостный танец:

— Я-то готов, вождь, только, чтобы бросить меня на песок, понадобится кто-нибудь помоложе и пошустрее тебя, старый толстяк!

Дюнспайк поднял одну бровь. За его улыбкой таилась угроза. Он привязал к лапе одну ходулю:

— Может, я уже и в годах, но, думаю, ты сегодня все-таки причешешь песок своими колючками!

Ропот удивления пронесся среди зрителей, когда Дюнспайк выпрямился:

— Смотрите! Он собирается бороться на одной ходуле! Да Доггл этого старика расплющит, как краба!

Один из арбитров обратился к Дюнспайку:

— Ты нарочно привязал только одну ходулю, вождь?

— Да!

— Ты собираешься так бороться?

— Да!

Арбитр беспомощно развел лапами:

— Хорошо. За пределы круга не выходить. Лапы в ход не пускать. К бою!

Мартин изумился проворству пожилого и тяжелого ежа. Дюнспайк на своей одной ходуле быстро допрыгал до середины круга, тогда как Доггл еще только проделал половину пути. Вождь нагнул свою огромную голову, колючки его ощетинились. Он нанес противнику мощный удар, сцепившись с ним колючками и затем резко повернув голову. Доггл поднялся в воздух, полетел куда-то вбок и приземлился за пределами круга, среди зрителей. С хохотом, более напоминавшим победный рев, Дюнспайк в несколько прыжков оказался рядом с побежденным и трижды стукнул по его ходулям под бур-ные аплодисменты. Потом Дюнспайк обратился к Мартину:

— А ты, Мартин из Рэдволла, не хочешь ли встать на ходули и побороться со мной?

Мартин, смеясь, поднял лапы вверх:

— Я бы скорее решился сразиться с зубастой акулой, чем бороться с тобой. Ты настоящий воин!

— Мартин тоже воин, — вмешался Гонфф. — Он творит чудеса своим мечом. Пусть он покажет тебе!

Мартин укоризненно посмотрел на Мышеплута:

— Гонфф, если тебе хочется упражнений с мечом, можешь выступить сам. Я не хочу устраивать представления всякий раз, как мы встречаем новых друзей!

Гонфф угрюмо замолчал. Тримп стало жаль его, и она взялась за Мартина:

— Это не ты устраиваешь представление, Мартин, это мы хотим представить тебя новым друзьям. Гонфф так гордится тобой, да и мы все тоже. Не мог бы ты хотя бы один раз показать свое искусство владения мечом?

Мартин примирительно обнял обоих своих друзей:

— Когда вы так ставите вопрос, милая барышня, у меня просто не остается выбора. Прости, если я был невежлив, Гонфф. Ну-ка, посмотрим, что можно придумать с этими ходулями…

По просьбе Мартина песчаные ежи воткнули две ходули в песок, а третью положили на них горизонтально, так что получилось нечто вроде дверного проема. Воитель попросил тишины. Все молча смотрели, как Мартин принимает классическую боевую стойку, положив меч на одно плечо. Примерившись, он отпрыгнул немного назад, а потом бросился вперед с воинственным кличем:

— Рэдво-о-олл!

Быстрое, как молния, острие меча рассекло верхнюю горизонтальную ходулю. Потом зигзагообразным движе-нием Мартин перерубил обе вертикальные ходули посередине. Не успела верхняя перекладина упасть на землю, как меч Мартина рассек ее в воздухе еще несколько раз. Зрители только приготовились разразиться аплодисментами и восторженными криками, а Мартин уже чинно сидел рядом с Дюнспайком, вложив меч в ножны.

С трудом перекрикивая хлопки, топот и бряцанье иголками, вождь племени провозгласил:

— Ущипните меня за лапу и выдерните у меня все иголки! Мартин из Рэдволла, когда ты рядом, можно чувствовать себя в безопасности! Я было подумал, что мои глаза лгут мне. Да я и до сих пор не до конца верю, что ты сделал то, что сделал.

На этом всяческие состязания и закончились. Дальше по программе начинались танцы. С первыми тактами песенки «Два притопа — три прихлопа» бывшие зрители теперь сами лихо отплясывали на арене.

Дюнспайк оставался на месте и некоторое время внимательно смотрел на Мартина и Фолгрима, а потом сказал:

— По-настоящему бесстрашные попадаются очень редко. Взглянув на тебя и на Фолгрима, я сразу понял, что вы оба из этой породы. Я слышал еще о двоих таких: один из них был мышью, как ты, а другая — черной белкой. Про эту пару говорили, что слово «страх» им неведомо.

Мартин насторожился:

— Как их звали? Откуда они были, вождь?

После сытной еды и нескольких кружек пива под названием «Морская Пена» Дюнспайка клонило ко сну:

— Я точно не знаю. У мыши, кажется, было какое-то короткое имя, а белку звали Рангфарл, или как-то в этом роде. Иногда я плохо соображаю, да и голова моя гудит от этих соревнований по иглоборью. Погоди-ка! Я слыхал, что тот, который мышь, пришел с севера, с Северного Берега, а еще… Нет, врать не стану, не помню. Иногда мне кажется, что у меня в голове точно над цветами, что растут на дюнах, порхает множество бабочек!

Мартин ободряюще похлопал старого вождя по плечу:

— Не беда, дружище! Хотя, не скрою, я был бы тебе очень признателен, если бы ты сказал мне, как далеко отсюда Северный Берег.

Дюнспайк откинулся на циновки и широко зевнул:

— Около четырех дней пути. Вы поймете по погоде, что Северный Берег близко. Там резко холодает, и к тому же вы увидите скалистый мыс, он выдается в море. Мартин, у меня глаза слипаются, так что, пожалуй, пожелаю тебе спокойной ночи и приятных снов.

Но Мартин еще долго сидел без сна у очага, когда празднество закончилось и светильники погасили. Вокруг расположились на ночлег песчаные ежи: кто мерно посапывал, кто громко храпел, кто бормотал что-то во сне, иные даже смеялись и напевали обрывки песенок. Непонятно отчего, на Мартина вдруг навалилась страшная тяжесть и к глазам подступили слезы. Чуть позже Воитель понял причину своей тоски. Ведь все это время он смеялся, пел, ел, пил и танцевал, даже не вспоминая о них — о своих отце и матери, которых он почти не помнил и которые когда-то жили в четырех днях пути от места, где он сейчас находился. Перед глазами у него возникла картина: отплывающее от берега судно, снежный зимний день — невыносимо печальное, болезненное воспоминание. Мартин крепко сжал рукоять своего меча: ведь это было единственное, что связывало теперь Воителя с тем мышонком, что стоял тогда на берегу, глядя, как судно исчезает в снежной пелене и холодных волнах. Страшная слабость овладела Мартином из Рэдвол-ла. Он лег и прикрыл глаза. Маленький мышонок на берегу, отплывающее судно, давний зимний день становились все бледнее и бледнее, а потом затерялись в бескрайних просторах сжалившегося над Мартином сна, сна без сновидений.

15

Следующие несколько дней Мартин места себе не находил. Он почти не притрагивался к еде. Воитель сделался необычно молчалив и говорил только тогда, когда к нему обращались и не ответить было нельзя. Завернувшись в одеяло и в кусок парусины, он сидел на корме «Жимолости», не обращая внимания на погоду, которая с каждым днем становилась все холоднее. Дюнспайк и его племя проводили путешественников, снабдив их изрядным запасом вкусной еды. Тримп, да и другим тоже, жаль было расставаться с гостеприимными и такими забавными песчаными ежами. К тому же подавленное настроение Мартина действовало и на всю команду. Это была уже не та веселая компания, что спускалась вниз по ручью.

Лог-а-Лог Фурмо испек кекс со сливовой начинкой по особому рецепту. А подливку из красной смородины ему помогали готовить Тримп и две землеройки. Наконец все уселись под навесом, и Гонфф стал раскладывать кушанье. Наделяя каждого большим куском, он приговаривал:

— Налегайте, друзья! От этого кушанья у вас на щеках расцветут розы! Никогда не доводилось пробовать такого удачного пудинга с вареньем!

Фурмо предостерегающе поднял ложку:

— Эй, Гонффо, я тебе уши надеру, если еще раз услышу, как ты называешь мой фирменный сливовый кекс с подливкой «пудингом с вареньем»! Надо же такое сморозить: «Удачный пудинг!» Ха! За кого он нас принимает, барышня? За недотеп каких-нибудь?

Тримп передала Гонффу пустую миску:

— Положи сюда. Надо отнести Мартину. На завтрак он только выпил мятного чая, уже дело к вечеру, а у него во рту маковой росинки не было.

Гонфф положил в миску щедрую порцию:

— Позволь, я ему отнесу, красавица. Я знаю его лучше, чем кто-либо, если не считать моей Коломбины. Как жаль, что ее сейчас нет с нами, да и маленького Гонфлета тоже. Уж они бы сумели развеселить Мартина!

Мордочка Динни расплылась в улыбке:

— Гурр, я не сомневаюсь, что ваш парнишка и ваша милая жена подбодрили бы его, господин Гонфф.

Гонфф сел, поставил миску около себя и вытер глаза какой-то попавшейся под лапу тряпочкой:

— Ты прав, Дин. Я так скучаю по Коломбине и малышу! Я уже совсем не тот беззаботный бродяга, каким был прежде.

Чаггер взобрался на колени к Мышеплуту и обнял его:

— Не плачьте, господин Гонфф, хотите, я буду вашим сыночком?

Мышеплут улыбнулся сквозь слезы:

— Конечно, дорогой, хочу, если только ты больше не ежик, а то их очень уж неудобно обнимать — такие они колючие! Прошу прощения, Тримп. К тебе это не относится.

На корме появился Мартин. Он сбросил с себя одеяло и мешковину и обратился к Фурмо:

— Скажи своим землеройкам, чтобы они поставили парус и сели на весла. Я вижу тот самый мыс.

Фурмо вскарабкался на мачту проворно, как белка. Он вгляделся вдаль и действительно различил темную линию. Спустившись на палубу, он сказал:

— Да, это скорее всего начало Северных Земель. Фолгрим, побудь рулевым и держи курс прямо и только прямо. Гонфф, помоги отвязать канаты. Сегодня пристанем к берегу, если ветер наполнит парус. Шевелитесь, партизаны, покажите нашим друзьям, на что способны гребцы-землеройки!

«Жимолости» пришлось лишь чуть-чуть изменить курс, и она понеслась вперед, подгоняемая юго-восточным ветром. Воитель задал бешеный темп, несмотря на все увещевания Тримп:

— Потише, потише, Мартин, подумай об остальных! Гонфф громко высморкался:

— Вот именно, Тримп, скажи ему, а то мы все упадем на палубу без сил раньше, чем проплывем половину пути. Небезопасно так грести, если перед этим ты наелся до отвала пудинга с вареньем. Уф-ф!

Гребцы-землеройки грубовато захохотали, увидев своего командира Фурмо, который навис над Гонффом с увесистой деревянной ложкой:

— Я тебя предупреждал, негодяй! А ну повторяй за мной: «Сливовый кекс с горячей подливкой»!

Гонфф послушно повторил эти слова. Под эту фразу так славно оказалось грести, что землеройки принялись повторять ее, сгибая и разгибая спины на ударных слогах:

— Сливовый кекс с горячей подливкой! Сливовый кекс с горячей подливкой!

Ни на что больше не отвлекаясь, они гребли и гребли, стараясь не отстать от Мартина, который опять невольно увеличил темп. Они обогнули мыс, когда было уже за полночь. Фурмо отдал приказ сушить весла, и гребцы в изнеможении повалились на палубу. Все, кроме Мартина. Сначала, правда, он тоже лег, но тут же поднялся, стоило только лодке чиркнуть по морскому дну. Мартин напряженно вглядывался в пустынный берег, освещенный бледным лунным светом. На заднем плане, как одинокие часовые, высились скалы, покрытые на вершинах скудной растительностью. Валуны, а также низкорослые и искривленные из-за сильных ветров деревья защищали от чужого взгляда темные пещеры, давно оставленные обитателями. На Мартина нахлынули воспоминания. Каждый выступ скалы, любой песчаный холмик казался ему знакомым. Повернувшись к своим усталым спутникам, Воитель хрипловатым шепотом произнес:

— Здесь я родился. Эти места мне знакомы.

Спрыгнув с лодки, он побрел по мелководью.

Лог-а-Лог взялся за свою шпагу и сделал знак землеройкам. Фолгрим потянулся за топором. Гонфф преградил им путь, подняв обе лапы:

— Нет, друзья. Пусть он идет один. Нам не стоит мешать ему сегодня.

Команда «Жимолости» отложила до поры до времени оружие и осталась на судне ждать возвращения Мартина.

Мартин медленно побрел по берегу, потом свернул направо. Его, как магнит, притягивала пещера, которая, он чувствовал, когда-то была его домом. Сначала Мартин не поверил своим глазам. Остановившись, пригляделся получше: из пещеры шел слабый свет. Да-да, там был свет! Кто-то развел костер, но теперь от него остались только тлеющие угольки. Держа наготове меч, Воитель из Рэдволла неслышно, как тень, подкрался к пещере. Войдя, он прижался спиной к холодному камню стены и выждал, пока глаза не привыкли к полумраку.

У костра, вернее, около того, что от него осталось, дремала старая мышь, закутанная в длинный походный плащ. Мартин подкрался ближе и легонько кольнул лапу старика острием меча. Потом еще раз, и только тогда старик пошевелился и взглянул на Мартина. Дрожащим от испуга голосом он спросил:

— Это ты, Льюк?

Мартин не ответил, лишь подбросил в костер веточек. Отложив свой меч, он сел напротив старца и пристально поглядел на него сквозь вновь разгоревшееся пламя. Радостная улыбка осветила морщинистую мордочку:

— О, Льюк, это и вправду ты! Но как же это? Воитель заговорил очень тихо, боясь испугать старика:

— Я Мартин из Рэдволла, сын Льюка Воителя. Назовите мне ваше имя, господин.

Старик с трудом поднялся, ковыляя, обошел костер и сел рядом с Мартином. Он осторожно вытянул лапу и ощупал голову Воителя. Мартин терпеливо ждал. Слезы покатились по щекам старика, голова его затряслась:

— Сколько минуло времен года! Как давно это было! Я столько раз приходил сюда, приходил под проливным дождем и палящим солнцем. Я сидел здесь один и ждал. И вот наконец дождался!

Слезы не давали ему говорить. Мартин обнял старика, гладил его по худой спине, утирал ему слезы полой плаща. Он укачивал его нежно, как ребенка:

— Ну-ну, не надо больше плакать, друг! Я сын Льюка, и я вернулся. Ты больше не один.

Старик жадно вглядывался в Мартина:

— Да, да! Ты Мартин! Ты так похож на своего отца, так похож! Ты меня не помнишь? Я Вург. Я был лучшим другом Льюка.

Мартин не смог вспомнить, но ему было жаль расстраивать старика, и он кивнул:

— Еще бы! Я просто не узнал тебя сразу, здесь ведь так темно. Вург — правая лапа моего отца! Теперь-то я вспомнил! Как ты, Вург?

Вытянув перед собой свои иссохшие лапы, Вург усмехнулся:

— Как я? Я стар, Мартин, стар, стар и еще раз стар! Хе-хе-хе, я ношу на себе такой груз! Больше прожитых времен года, чем иголок у ежа.

Мартин горячо обнял иссохшее тело:

— Чепуха, по-моему, ты совсем не изменился. Готов поспорить, что аппетит у тебя не пропал! Ты голоден, Вург?

— Хе-хе, каждый, кто достаточно вынослив, чтобы жить на севере, постоянно нуждается в сытной еде!

Мартин вложил свой меч в ножны и встал:

— Тогда пойдем со мной к лодке. Там у нас команда землероек, они накормят тебя до отвала.

Вург поднялся, хрустя своими старыми суставами. Потом он выкопал из песка льняной мешочек, украшенный бусинами, и спрятал его у себя под плащом:

— Ну, юноша, чего мы ждем? Веди меня туда, где кормят!

Они пошли по берегу, Вург тяжело опирался на лапу Мартина и болтал без умолку:

— Говоришь, землеройки Гуосима? Должно быть, они знают толк в кулинарии! Не то что старина Кардо, ну, тот, что поставил на огонь салат. Что? Да какой там повар! Кардо и воды не смог бы вскипятить, даже если бы от этого зависела его жизнь! Ты ведь помнишь Кардо?

Мартин в очередной раз солгал, вовремя подхватив старика, которого как раз повело в сторону:

— О, как же, Кардо! Кто бы смог забыть этого чудака! Гонфф нес свою вахту на корме. Увидев двух мышей, приближавшихся к «Жимолости», он поднял задремавшую было команду:

— Эй, друзья! Мартин возвращается. И, кажется, не один. Вставайте! Может быть, ему понадобится помощь.

Фурмо и Фолгрим помогли поднять Вурга на борт. Увидев шрамы Фолгрима, старик подмигнул ему:

— Хе-хе, сдается мне, ты умеешь позаботиться о себе, в смысле, постоять за себя в драке!

Фолгрим обнажил зубы в диковатой усмешке:

— Я в свое время о многих позаботился, господин. Вурга усадили на корме, и он с отсутствующим видом пробормотал себе под нос:

— Да, Льюк и Рангувар тоже в свое время о многих позаботились! Хе-хе-хе!

Фурмо дружески похлопал Вурга по плечу:

— Любите сладкое, дедушка?

— Вот что я тебе скажу, внучек: у меня во рту остался один зуб — как раз для сладостей! Хе-хе.

Фурмо разжег свою печку, растопив ее плавником:

— Ну, как насчет рулета с горячим кленовым сиропом? Я замешиваю его из сладкой муки, кладу засахаренные фрукты и этак аккуратненько заворачиваю их в тесто, получается рулет, потом выпекаю, а когда он готов, поливаю его горячим кленовым сиропом. С ним отлично идет кружечка-другая эля «Морская Пена», что дали нам с собой песчаные ежи. Ну как? Вург вытер лапой рот:

— Скажу тебе, когда у меня слюнки перестанут течь.

Наступило хмурое утро. Небо было обложено серыми тучами, дул резкий ветер. Мартин и его друзья сидели под тентом на корме, прихлебывая горячий ячменный бульон с морковью. Вург устроился поближе к печке. Он завернулся в плащ, свернулся калачиком и спал после вчерашнего пира.

Гонфф усадил Чаггера к себе на колени и даже позволил малышу стащить у него кружку с бульоном:

— Допивай, дружок, и не вздумай потом носиться как угорелый и шуметь. Старому Вургу надо много спать. Кстати, Мартин, ты что-нибудь узнал от старика о своем отце?

Мартин посмотрел на мирно спящего Вурга и покачал головой:

— Не хочу торопить его. Вург сам расскажет, когда будет готов. Правда, я намекал ему, что хочу кое-что узнать.

Динни внимательно посмотрел на Мартина поверх своей кружки:

— И что на это сказал пожилой господин? Мартин пожал плечами:

— Немного. Но он обещал, что я узнаю все, что мне нужно, когда мы отвезем его обратно домой. Место называется Высокие Скалы.

Тримп с интересом спросила:

— Высокие Скалы? Где это, Мартин? Воитель посмотрел вдаль, на серое зимнее море:

— Вероятно, еще севернее. Вург обещал показать нам дорогу.

Фурмо поднял с палубы льняной мешочек, который выпал из-под плаща старика, и передал его Мартину:

— Как ты думаешь, что там?

Мартин глубоко вздохнул и осторожно, чтобы не потревожить Вурга, положил мешочек в складки его плаща:

— Надеюсь, он сам расскажет нам, когда захочет. Хотя я не уверен теперь, что хочу узнать это. У меня предчувствие, что это длинная и трагическая история.

Вург проснулся около полудня, отдохнувший и освеженный, и плотно позавтракал. Под его руководством они снялись с якоря и взяли курс на север. Мартин задумчиво смотрел, как удаляются и исчезают в тумане его родные места, и молчал.

16

Через два дня после того как путешественники оставили родину Мартина, к вечеру впереди по курсу появились Большие Скалы. Ветер совершенно успокоился, шел проливной дождь. На рябой от дождя поверхности моря не было тем не менее огромных пенистых валов, обычных в здешних местах. Вург на носу лодки подсказывал направление. Рядом с ним стоял Мартин. Фурмо и Динни были у руля и во всем слушались указаний Вурга:

— Держите курс в открытое море.

Фурмо послушался, но недоверчиво заметил:

— А может, все-таки лучше забирать к берегу? Мартин быстро ответил:

— Нет-нет, наоборот, туда, где поглубже! Вург говорит, что у берега подводные рифы почти выходят на поверхность. А дальше от берега — глубоко, так что рифы — далеко под нами. Держите нос лодки повыше!

— Разумно. Тем более что волны сегодня небольшие. Мартин кивнул:

— Да. Вург говорит: если начнется волнение, надо править в открытое море, прочь от Высоких Скал, и думать о них забыть, пока не начнется отлив. Иначе «Жимолость» разобьется.

Динни с опаской посмотрел на линию горизонта:

— О море, не позволяй нам засорять собою свои воды! Ничего нет хуже, чем крот-утопленник, уверяю тебя!

Тримп и все остальные просто рты разинули, увидев, как огромны эти Большие Скалы. Величественные каменные глыбы высились над водой, похожие на доисторических чудовищ, страшных и угрожающих. Они тянулись на много верст вдоль береговой линии, эти громадные глыбы темного базальта, разнообразные по форме: треугольные, цилиндрические, квадратные, поросшие у основания бурыми водорослями и мхом. Парус спустили, и на весла сели самые опытные из землероек. Они знали, что их собственные жизни и безопасность остальных теперь зависят от их точности и уверенности. Когда лодка поравнялась с целой группой гигантских скал и прямо перед путешественниками возникла одна, заметно превышающая остальные по высоте, послышался приказ:

— Обходите ее спокойно. Большая должна остаться у вас с левого борта.

Тримп крепко сжала лапу Фолгрима:

— Чур меня! Только посмотри, какие они огромные, Фолгрим!

Чаггер взобрался на плечи к Фолгриму, вцепился в него, как пиявка, и захныкал:

— Я боюсь, Фол! Чаггу здесь не нравится!

Фолгрим похлопал бельчонка по задней лапке:

— Мне тоже не по себе, дружок. Да и всем остальным, думаю, даже Мартину. Так что у нас хорошая компания!

Когда путешественников обступили страшные башни, они сразу позабыли обо всем остальном. Фурмо закричал непривычно высоким голосом, в котором звенел страх:

— Поворачивайте! Огибайте большую скалу! Обходите ее, ребята! Давайте же!

Вода под ними стала вспухать, море подхватило лодку, как скорлупку, и понесло прямо на скалу. Гребцы с противоположного борта старались изо всех сил, а Мартин, Гонфф и остальные веслами и шестами пытались оттолкнуться от каменной глыбы. Волна отхлынула с каким-то сосущим звуком. И лодка очутилась в подобии желоба, по которому она храбро помчалась, огибая базальтовый монолит. Но оказавшись с подветренной стороны скалы, мореплаватели поняли, что их положение стало еще опаснее. Теперь они находились в узеньком коридорчике между самой большой глыбой и несколькими поменьше. Послушный указаниям Вурга, шкипер Фурмо нараспев прокричал:

— Я иду вон к тем скалам! Эй, там, на корме, готовьте канаты! Надо закрепиться! Только не привязывайте лодку слишком крепко, друзья, — она должна иметь возможность перемещаться при приливе и отливе.

Как только они подплыли к скоплению скал, Мартин на носу лодки, Фолгрим — посередине, а Гонфф — на корме, раскрутили тяжелые канаты. Тут очередная волна опять подняла лодку наверх, и Фурмо скомандовал:

— Бросайте!

Три прочных каната взмыли в воздух. Три железные «кошки» одновременно клацнули о камень. Теперь «Жимолость» была надежно закреплена и мягко покачивалась на волнах, привязанная длинными канатами, позволяющими ей опускаться и подниматься с отливом и приливом.

Лог-а-Лог Фурмо никак не мог унять нервную дрожь. Он прислонился к Мартину, весь бледный, задыхающийся, потрясенный только что пережитым.

Мартин крепко сжал лапы друга:

— Ты сделал все великолепно, Фурмо! Никто лучше тебя не провел бы судно. Ты совершил чудо!

С гордостью топнув по палубе, Фурмо победоносно улыбнулся: