Непрерывно кашляет, сморкается, препротивно сопит, курит сигареты одну за другой, поэтому его пальцы покрыты вечным слоем желтого никотина, и, словно древний вулкан, практически безостановочно посыпает все вокруг себя сигаретным пеплом. Картину дополняют его неопрятные, вечно сальные волосы, кривые желтые зубы и застоялый запах закрытого купе железнодорожного вагона второго класса для курящих. Можно только предполагать, что, назначая его на пост министра спорта, мой предшественник позволил себе проявить не совсем свойственное ему тонкое чувство юмора.

– Не возражаете, если я буду курить? – первым делом поинтересовался он. Противным скрипучим голосом.

Я отрицательно покачал головой, и у него во рту, откуда-то изнутри полусжатой ладони правой руки, мгновенно появилась уже зажженная сигарета. Он сделал глубокую затяжку, громко и натужно прокашлялся и спросил меня, верны ли слухи, будто я твердо намерен осуществить крупномасштабное наступление на табачную индустрию.

Мой ответ был и правдивым, и… не имеющим прямого отношения к его вопросу.

– Лично мне об этих слухах ничего не известно.

– На самом деле? – усомнился Лесли.

– Сейчас этот вопрос находится на рассмотрении министра здравоохранения, но конкретное решение, насколько мне известно, пока не принято.

– Дыма без огня не бывает, – многозначительно заметил Лесли.

Кому, как не ему, знать!

– Не волнуйтесь, с вами обязательно проконсультируются, – произнес я своим самым консультативным тоном. – Как министр спорта вы, не сомневаюсь, имеете в данном вопросе личный интерес.

– Плевать мне на ваш спорт! В моем избирательном округе более 4000 работников табачной сферы, вот о ком надо думать!.. Ну и как насчет моего округа?

– Ну и как насчет ваших легких? – вопросом на вопрос ответил я.

– С моими легкими все в порядке, – сердито огрызнулся Лесли.

– Он же дышит не через округ, – вполголоса заметил Бернард.

– Что вы сказали? – хрипло переспросил его министр спорта.

– О, – смутился Бернард. – Ваш округ. Понятно. Простите. Мне…

Стараясь не рассмеяться, я жестом заставил его замолчать и снова повернулся к Лесли.

– Мне известно, конечно, что в вашем округе имеется большая табачная фабрика, но ведь надо уметь смотреть на вещи шире.

– Дело совсем не в моем округе, – резко ответил он. – Немало таких маргинальных округов имеется также в Бристоле, Ноттингеме, Глазго, Базильдоне и Северной Ирландии. Там также хватает табачных фабрик. Не советовал бы также забывать о многочисленных пивоваренных городках, которыми владеют в основном производители сигарет.

– Да, со счетов их сбрасывать, конечно, не стоит, – неохотно согласился я. – Но ведь если надо сделать что-то более важное для всей страны, не считаете ли вы, что это следует делать в любом случае, невзирая даже на существенные, но, так сказать, все-таки частные интересы избирателей?

– Конечно же, правительство должно делать то, что положено, – не возражал Лесли Поттс. – Но только если при этом оно не ущемляет законных интересов маргинальных избирательных округов! Все, абсолютно все должно иметь разумный предел…

Я заверил его, что никакое решение еще не принято. Причем совсем не то решение, которого он, судя по всему, боится. Нет, лично мне требуется нечто совершенно иное! Однако Лесли не унимался, несколько истерически заявив, что ради блага нашей партии мне ни в коем случае не следует даже пытаться выступать против курения.

Мне никогда не нравилось, когда младшие министры моего правительства пытались учить меня, что следует и чего не следует делать! Особенно на фоне их зловонного дыхания и дыма дешевых сигарет. О чем я не преминул ему сказать.

– Простите, – извинился он, разгоняя рукой окутывавшие его сизые клубы вонючего дыма.

– Кстати, – поинтересовался я. – Если мне не изменяет память, вы являлись платным консультантом Британской табачной группы, это так?

Он царственно выпрямился во весь свой 155-сантиметровый рост и с непонятным пафосом ответил:

– Тот факт, что БТГ выплатила мне небольшой творческий гонорар, не имело и не может иметь к делу никакого отношения! – Я изо всех сил постарался сохранить беспристрастное выражение лица. – Это очень, очень щедрая корпорация, полностью осознающая свою ответственность перед обществом. Вы только посмотрите, какие деньги они вливают в развитие нашего спорта! И вы хотите лишить их возможности делать благое для Британии дело? Перекрыть этот мощный поток?

Ну все, с меня хватит! Выслушивать эту чушь у меня просто нет ни сил, ни желания.

– Лесли, они дают деньги только для того, чтобы продавать все больше и больше сигарет…

– Нет-нет, – упрямо возразил он. – Они делают это, искренне желая послужить обществу.

Я пожал плечами.

– Что ж, прекрасно. В таком случае они вполне могут продолжать служить обществу. Давая ему деньги… ну, скажем, анонимно.

– Анонимно? – Переспросил он и несколько замялся. Затем пришел в себя. – Ну… конечно же, могут. Они будут просто счастливы это делать, но, само собой разумеется, при условии, если им позволят рекламировать тот факт, что они делают это анонимно. Никаких проблем. – Он одну за другой сделал три глубокие затяжки. – Кстати, Джим, это правда, что Питер Торн также собирается заменить предостережение Минздрава на сигаретных пачках?

Мне не очень хотелось отвечать, поэтому я повернулся за помощью к Бернарду. Но он, похоже, по-прежнему не воспринимал нашу беседу достаточно серьезно, потому что с самым серьезным видом произнес:

– Если не ошибаюсь, доктор Торн предлагает что-то вроде: Смерть от рака может нанести серьезный вред вашему здоровью.

Его невинное, полушутливое замечание вызвало у Лесли Поттса острую вспышку благородного гнева.

– Это неправда! – вскричал он. – Все совсем не так! Да верит ли он сам в это?! В общем-то, я и сам начинаю верить в то, что нам надо что-то делать в отношении проблемы курения и здоровья. Но… только когда для этого созреют требуемые условия…

– Вот что я хочу тебе сказать, Лесли, – обратился я к нему. – Если мы не будем ничего делать, то уже через десять лет будем иметь миллион преждевременно умерших сограждан. Как минимум!

– Наверное, да, что-то около того, – не раздумывая, согласился Лесли. – Но они будут распределены равномерно, а не только в маргинальных избирательных округах. Кроме того, Джим, ведь никто еще не предоставил достаточно убедительных доказательств наличия прямой причинно-следственной связи между курением и…

Остаток фразы мне не удалось расслышать, поскольку он буквально утонул в звуках удушливого кашля Лесли. Впрочем, неважно. Полагаю, суть и без того была понятна.

(Тем временем между сэром Хамфри Эплби и постоянным заместителем канцлера казначейства сэром Фрэнком Гордоном происходила интенсивная переписка. Копии их писем друг другу сохранились в архивах Кабинета министров и казначейства. Поскольку дискуссия велась в письменном виде, оба джентльмена старались быть предельно аккуратными в выражении своих мнений в отношении политики правительства. Об их истинных точках зрения лучше всего судить, читая между строк. – Ред.)

(Ответ был получен уже на следующий день. – Ред.)

(Копии этих писем были направлены постоянному заместителю министра здравоохранения сэру Ноэлю Уиттингтону. Через два дня приведенное ниже письмо сэра Ноэля было отправлено сэру Фрэнку, а его копия – сэру Хамфри. – Ред.)

(Внимательно ознакомившись с этой корреспонденцией, сэр Хамфри сделал в своем личном дневнике следующую запись. – Ред.)

(Сэр Хамфри явно переоценил силу своей угрозы. Во время указанной встречи несколько дней спустя Хэкер справился с ней с легкостью, которая заставила удивиться самого секретаря Кабинета. – Ред.)

«Утром 22 мая премьер-министр был в приподнятом настроении. Сообщил, что все идет очень хорошо и что ему удалось обратить казначейство в бегство. Равно как и самого канцлера.

Я осторожно поинтересовался, так ли все это хорошо. Ведь, в конечном итоге, канцлер – член его собственного правительства.

– Конечно же, хорошо, – не задумываясь, ответил он. – Его давно пора поставить на место. И научить уважать партнеров.

Я спросил, что, собственно, он имеет в виду под „научить уважать партнеров“. ПМ объяснил, что уважать партнеров означает выполнять его команды!

– Это то, что означает партнерство, когда ты премьер-министр, – назидательным тоном произнес он.

Это невольно напомнило мне коротенький отрывок из знаменитой детской сказки Льюиса Кэрролла „Алиса в Зазеркалье“[33]

– Ведь еще совсем недавно наш канцлер сам хотел стать премьером, помните? Причем был основным претендентом. А я его перехитрил! – Такое разве забудешь?! От восторга ПМ чуть ли не сплясал джигу. Прямо перед окнами своего кабинета. А потом продолжил. – Перехитрю и на этот раз, не сомневайтесь! Ему прекрасно известно: если он потеряет 4 миллиарда фунтов табачных поступлений, то ему придется либо повышать как минимум на ту же сумму ряд других налогов, что неизбежно сделает его крайне непопулярным среди избирателей, либо сократить на 4 миллиарда фунтов государственные расходы, что сделает его еще более непопулярным среди членов Кабинета. Они и так все в ужасе от последних инициатив доктора Питера Торна – потеря голосов курильщиков, потеря табачных поступлений, потеря рабочих мест… – это же просто великолепно! Поэтому я намерен оказывать поддержку доктору Торну до тех пор, пока казначейство не прекратит ставить мне палки в колеса. То есть пока не перестанет мешать мне совершить то, чего я добиваюсь – сократить подоходные налоги на полтора миллиарда фунтов».

Совсем неплохая встреча с Хамфри. Он начал с того, что показал мне какой-то листок бумаги с обычной абракадаброй, которую нормальному человеку ни за что не понять. Всегда хороший знак, как я сейчас понимаю. Поэтому ни мистифицировать, ни вводить меня в заблуждение ему больше не удастся. Такие, с позволения сказать, трюки я воспринимаю теперь, как показатель его собственной неуверенности в себе, не более того. (Признак растущего понимания и административного мастерства Хэкера. – Ред.)

(В упомянутом листке излагались комментарии сэра Хамфри на предложение доктора Питера Торна, представленное на рассмотрение министерству здравоохранения. – Ред.)

Я попросил Хамфри коротко изложить суть вопроса. Одним предложением.

Он на секунду задумался, затем действительно коротко сказал:

– На ваших руках следы никотина, господин премьер-министр.

Сначала я даже не понял, что он, собственно, имеет в виду? Я же не курящий! А затем догадался, что Хамфри говорит не буквально, а, скорее, фигурально. Заметив мой недоумевающий взгляд, он сочувственным голосом, хотя и не без видимого удовольствия, пояснил:

– Здесь имеется в виду все то гостеприимство, которое вам оказывалось за счет БТГ. Шампанское, приемы, роскошные ланчи в самых дорогих ресторанах, лучшие места на элитных спортивных и культурных мероприятиях…

Судя по всему, он думает, что табачные компании готовы «слить» эту якобы компрометирующую информацию прессе, если мне удастся провести свой антитабачный проект.

А что в ней, собственно, компрометирующего? Я, например, неоднократно выпивал на приемах «а ля фуршет» в советском посольстве, но это ведь не делает меня шпионом! Если это самое лучшее, на что Хамфри способен, пытаясь меня остановить, то, боюсь, мне просто придется дать «зеленый свет» предложению доктора Торна. Да, похоже, мой секретарь Кабинета теряет былую хватку – с более слабой угрозой мне, честно говоря, давно уже не приходилось встречаться.

Хамфри, очевидно, и сам это понял, поскольку вдруг замолчал.

– Что-нибудь еще? – Вежливо спросил я, искренне надеясь, что он приберег кое-что поумнее.

– Да, господин премьер-министр. – Он не собирался так просто сдаваться, однако уверенности у него заметно поубавилось. – Мне настоятельно дали понять, что поскольку курение не является политическим вопросом, правительству не следует принимать чью-либо сторону.

– То есть надо быть беспристрастным?

– Вот именно, – благодарно подтвердил он.

– Вы хотите сказать, – с невинным видом поинтересовался я, – проявлять такую же беспристрастность, как при выборе между пожарной машиной и пожаром?

Хамфри торопливо перешел к следующей теме – он ведь всегда славился умением вовремя понимать, когда проигрывает.

– Дело в том, господин премьер-министр, что имеется намного более серьезное возражение. Большое количество людей, видных людей, весьма влиятельных людей считают, что в случае принятия предложения доктора Торна будет нанесен губительный удар по самому понятию свободы выбора.

Я поинтересовался, почему. Секретарь Кабинета начал было многословно, но совсем неубедительно разглагольствовать о том, какую опасность для свободы выбора представляют собой введение карательного налогообложения и запрет на рекламу продукта, который сам по себе является абсолютно законным. Однако я не дал ему договорить, категорически заявив, что все это не более, чем сплошная демагогия и чушь! Никто не говорит о запрете на курение, как таковое. Я также поинтересовался, следует ли считать ударом по свободе любое повышение налогов…

От прямого ответа он, как всегда, попытался уклониться.

– Ну… это зависит от того, насколько велико повышение налогов.

Забавный ответ. Что ж, попробую развить его, с позволения сказать, аргументацию.

– Значит, повышение на двадцать пенсов можно считать ударом по свободе?

– Господин премьер-министр… – запротестовал он.

Но я не стал выслушивать его надуманных возражений, а продолжил свой нажим.

– Ну а двадцать пять пенсов? Тридцать? Тридцать один пенс? Может ли это считаться наступлением на свободу только потому, что наносится заметный ущерб вашему благосостоянию?

А что, по-моему, ничего! Хотя Хамфри даже не улыбнулся. Только мрачно заметил, что это очень остроумно.

В конце концов мы согласились, что рекламирование является существенным только при наличии свободного выбора, поскольку свободный выбор зависит от наличия полной информации. Таким образом, рекламирование должно осуществляться в интересах обеих сторон процесса. Значит, если табачные компании тратят по меньшей мере 100 миллионов фунтов на рекламу и продвижение своей продукции, то не должны ли они платить такую же сумму на доведение до сведения общественности аргументов против курения? Такой справедливый подход, уверен, найдет полное понимание у всех тех видных и влиятельных людей, которые, как утверждает Хамфри, выступают в защиту свободы выбора.

– Господин премьер-министр, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Боюсь, мне придется еще раз напомнить вам, что принятие этого предложения вызовет весьма серьезные осложнения. Я предвижу возникновение непредвиденных проблем…

– Таких как?… – спросил я.

Мой совершенно невинный вопрос вызвал у Хамфри приступ острого раздражения.

– Если бы я мог их предвидеть, они не были бы непредвиденными! – резко ответил он.

– Но вы сами только что сказали, что уже предвидите их, – бодрым тоном напомнил я ему.

Поняв, что его загнали в угол, секретарь Кабинета предпринял последнюю отчаянную попытку спасти положение.

– Господин премьер-министр, ну а как, в таком случае, насчет создания соответствующего независимого комитета? Скажем, парламентского… или королевской комиссии?

Тут я задал ему вопрос, который очень хотел задать еще несколько дней назад и только ждал подходящего случая.

– Послушайте, Хамфри, а почему вы так радеете за табачную промышленность?

Как я и ожидал, он предпочел этот вопрос проигнорировать, вместо ответа продолжив:

– А может, комитет казначейства? В качестве первой инстанции…

А вот, наконец, пришел и мой черед.

– Даже не говорите мне о казначействе, Хамфри! Ведь они делают все наоборот. В частности, возражают против моего, казалось бы, логического намерения включить сокращение налогов на полтора миллиарда фунтов в мою новую оборонную стратегию. – Я демонстративно вздохнул, подумал, не переигрываю ли в смысле драматизма, и продолжил: – Конечно, если бы казначейство проявило определенную гибкость, то…

Хамфри, как и ожидалось, тут же все понял. И с просветленным от радости лицом торопливо забормотал.

– Да-да, конечно же… э-э-э… Вряд ли они уже приняли окончательное решение по тому, другому вопросу.

Я изобразил на своем лице самое искреннее удивление.

– На самом деле?

– Естественно, нет, господин премьер-министр. Ведь гибкость в таких вопросах – это самое главное. При желании они вполне смогли бы найти приемлемый вариант, нисколько не сомневаюсь.

– Думаете, смогли бы? – недоверчиво переспросил я.

– Безусловно, – уже совершенно другим тоном произнес Хамфри, быстро приспосабливаясь к своему новому статусу переговорщика. – Единственным камнем преткновения здесь может стать то, что в случае принятия антитабачного предложения казначейство будет слишком занято проведением его в жизнь и у руководства просто не останется времени на какие-либо иные сокращения.

Теперь мы говорили на одном, понятном только нам языке.

– Видите ли, Хамфри, – со значением заметил я. – Дело в том, что в смысле приоритетности интересы табачных компаний не идут ни в какое сравнение с интересами национальной обороны.

Теперь Хамфри точно знал, на какую именно сделку я готов согласиться. И ее условия – quid pro quo[34] – были для него вполне приемлемы, это было видно невооруженным глазом. Оставалось только согласовать их с казначейством…

Сегодня узнал о первом, хотя и относительно небольшом осложнении.

Ко мне довольно неожиданно явился Питер Торн.

– У меня потрясающее известие, господин премьер-министр, – начал он, едва переступив порог моего кабинета в палате общин. – Нас полностью поддерживают Британская медицинская ассоциация, Королевский педиатрический колледж и по меньшей мере восемь других высших научных и медицинских колледжей Великобритании!

От такой потрясающей новости у меня сердце ушло в пятки. Так быстро? Нет, такого стремительного прогресса не ожидал даже я! Пришлось объяснить ему, что хотя сама по себе новость, конечно же, преотличная, провести его предложение в жизнь немедленно все равно не удастся.

– Да-да, конечно же не удастся, это понятно, – неожиданно быстро согласился он. – Надо только, чтобы в течение ближайших трех месяцев о его поддержке сначала официально объявили как о правительственной политике, а затем в течение года включили в Белую книгу.[35] Так что времени у нас хоть отбавляй!

Его энтузиазм просто трогателен. Честно говоря, мне даже жаль, что его проекту суждено пойти под нож. Особенно после того, как его обсуждение с секретарем Кабинета было настолько триумфальным, что я сам почти поверил в него. Стараясь, по возможности, не подать виду, я сказал ему, что у меня назревают серьезные проблемы с казначейством. Он тут же догадался, откуда ветер дует. И главное, куда…

Его глаза сузились.

– Не думаю, что это что-нибудь, о чем вы не знали заранее, так ведь?

– Все не так просто, как вы думаете, Питер…

Он сделал глубокий вдох. Как будто собирался прыгнуть в ледяную прорубь. А затем… затем последовала угроза. Реальная угроза!

– Послушай, Джим, и поверь – это серьезно. Единственное по-настоящему важное и стоящее, что можно сделать в политике. Если ты проволынишь мое предложение, мне придется подать в отставку. И рассказать всем, почему!

Я попросил его успокоиться, но он истерическим тоном заверил меня, что уже полностью спокоен.