Моментально поняв суть проблемы, Хамфри предложил просто попросить Кабинет в принципе дать свое предварительное согласие на рассмотрение этого вопроса. Тогда для его более детального рассмотрения можно создать специальную группу беспристрастных экспертов.

Что ж, похоже, это вполне разумный компромисс. Единственно, что вызвало у меня легкое недоумение, – это предложение Хамфри назначить председателем экспертного комитета профессора Уэлша. Говорят, он ведь просто-напросто глупый старый хрыч.

(На следующий день Кабинет на самом деле согласился рассмотреть этот вопрос. Но только в принципе, не связывая себя никакими обязательствами. До тех пор, пока не будут выработаны конкретные детали. Что и было спешно сделано, поэтому уже на одиннадцатый день сэр Фрэнк направил сэру Хамфри Эплби соответствующее письмо. В нем сэр Фрэнк, излагая суть вопроса в письменном виде, был несколько менее осторожен, чем сэр Хамфри. Нам удалось самим обнаружить это личное, написанное от руки письмо в архивах Кабинета (см. ниже). Предположительно, сэр Хамфри постарался сохранить его, чтобы в случае необходимости использовать в своей борьбе с сэром Фрэнком за полный контроль над госслужбой. Хэкеру письмо, естественно, так и не показали, но из него наглядно видно, каким образом готовились требования о повышении заработной платы государственным служащим в конце двадцатого века. – Ред.)

(Сэр Хамфри практически немедленно прислал тщательно сформулированный ответ. – Ред.)

(Сэр Фрэнк незамедлительно ответил сэру Хамфри. – Ред.)

(Ответ сэра Хамфри сэру Фрэнку. – Ред.)

Сегодня утром у меня был в высшей степени интересный телефонный разговор с моим главным политическим советником Дороти Уэйнрайт. Я еще вчера попросил ее поработать с бумагой насчет требований госслужбы о повышении заработной платы. Она хотела сообщить мне ответ.

– Ну и каков же ваш ответ? – спросил я.

– Не столько ответ, сколько целый ряд серьезных вопросов, – сказала она. – Нет-нет, не к вам, господин премьер-министр. К секретарю вашего Кабинета, сэру Хамфри. Данные требования преследуют исключительно его собственные интересы. Кроме того, они весьма неуместны и вызывают немало серьезных вопросов, на которые нет ответа. Но прошу вас, отнеситесь к моим вопросам как в высшей степени конфиденциальным, иначе вам ни за что не удастся поймать Хамфри за руку. Соответственно, я не могу говорить о них сейчас, но завтра передам их вам обязательно.

(К счастью для сэра Хамфри, этот телефонный разговор полностью слышал Бернард Вули в своем кабинете. Нет, он, конечно же, не подслушивал. Просто в прямые обязанности главного личного секретаря входит прослушивание всех входящих и исходящих звонков премьер-министра, чтобы иметь возможность составить для ПМ памятную записку, а также ограждать его от возможных не совсем точных интерпретаций его слов. В данном случае Дороти Уэйнрайт допустила тактическую ошибку, не позвонив по личному телефону ПМ или, что было бы лучше всего, не поговорив с ним лично.

В равной мере верно также и то, что Бернард Вули не имел права разглашать полученную таким образом конфиденциальную информацию. В принципе, конечно, можно было бы считать, что он неукоснительно следовал этому правилу, однако, как явствует из личного дневника сэра Хамфри, дело обстояло не совсем так. Бернард Вули не всегда неукоснительно соблюдал это правило. Впрочем, не следует забывать, что, подобно всем личным секретарям, ему вольно или невольно приходилось соблюдать лояльность двум господам. – Ред.)

Сегодня с утра встречался с Дороти. Она передала мне на одном листке краткое изложение требований госслужбы о повышении зарплаты, и на другом листке – свой список моих отличнейших вопросов к сэру Хамфри. Больше всего меня устраивало то, что Дороти поделилась со мной всеми этими соображениями абсолютно конфиденциально – прежде всего, потому что я узнал о Хамфри кое-что весьма важное: он не всегда на стороне государственной службы! Теперь я был готов задать ему настоящую трепку.

Когда он вошел, я первым делом вручил ему достаточно пухлую папку с материалами о повышении зарплаты служащим госаппарата. Скорее всего, она будет отправлена в отдел «Q». Слава богу, у Дороти хватает терпения перерабатывать даже такое. Причем достаточно быстро!

Затем я поинтересовался, что он обо всем этом думает. По его мнению, материалов слишком много, чтобы вот так сразу делать какие-либо выводы. Тогда я попросил его прочитать великолепное краткое изложение всего на одной странице.

Он быстро пробежал глазами листок, затем перевел взгляд на меня и заметил, что я ставлю его в весьма затруднительное положение.

Что ж, видимо, пора браться за него по-настоящему.

– Послушайте, Хамфри, мне вполне понятна ваша обязанность соблюдать лояльность к своим коллегам по госслужбе, но ведь вы должны быть еще более лояльным по отношению к Кабинету и его политике.

– Согласен, – неожиданно легко согласился он.

Его ответ, честно говоря, привел меня в некоторое замешательство.

– Вы что, согласны?

– Да, согласен.

Нет-нет, тут что-то не так.

– Вы хотите сказать, что со мной согласны?

– Да, согласен, – твердо сказал он.

Не будучи полностью уверен в том, что Хамфри не хочет запутать меня какой-то непонятной мне игрой слов, я попытался точно выяснить, что конкретно он имеет в виду.

– Скажите, с кем именно вы согласны?

– Как с кем? С вами, господин премьер-министр.

Но мне этого было мало. Я хотел быть абсолютно уверен.

– Это точно? Не с сэром Фрэнком?

– Нет, – не задумываясь, ответил он.

– Значит… значит, вы вообще не собираетесь со мной спорить? – подытожил я.

Он пожал плечами.

– Конечно же нет. – И добавил: – На случай, если я не совсем ясно выразился, господин премьер-министр, позвольте повторить это еще раз. Я согласен с вами.

Чуть не онемев от искреннего изумления, я попросил его высказать свое мнение о предмете нашего обсуждения, то есть о предложении повысить заработную плату госслужащим.

Его пространный ответ не заставил себя ждать и прозвучал приблизительно следующим образом.

– Само по себе, оно не является чрезмерным, господин премьер-министр, однако, на фоне серьезных финансовых затруднений более общего плана осуществлять его на практике было бы и не разумным, и не соответствующим национальным интересам Британии. Мне не хотелось бы критиковать своих коллег, но, по-моему, сэру Фрэнку, который, без сомнения, исходил из самых лучших побуждений, следовало бы поставить интересы страны выше более узких клановых интересов госаппарата. Их требование о повышении собственной заработной платы вызывает самые серьезные вопросы.

Забавно – он употребил ту же самую фразу! Я сказал ему, что тоже приготовил несколько серьезных вопросов. И передал ему перечень Дороти.

Он быстро пробежал перечень глазами.

– Хорошие вопросы, господин премьер-министр. Интересно, откуда они у вас?

– Откуда? – несколько озадаченно переспросил я. – Ну… просто сами пришли в голову…

Он снова бросил взгляд на листок.

– Да, очень хорошие вопросы.

Поскольку именно так я… то есть мы с Дороти, и думали, я спросил Хамфри, что нам с этими очень хорошими вопросами теперь делать.

– Что делать? – удивленно повторил он. – Задавать.

Вообще-то мне казалось, в каком-то смысле я уже задаю их, однако ему казалось, что задавать эти вопросы следует не ему, а сэру Фрэнку.

– Думаю, вам следует пригласить его сюда и обсудить их, – посоветовал он. – У него должны быть на них ответы. Да, конечно же, они у него есть. В конце концов, это его работа.

А ведь он прав. Я попросил его связаться с Бернардом, чтобы тот, как можно быстрее, пригласил ко мне сэра Фрэнка. А Хамфри я поблагодарил за объективность и, главное, беспристрастность, проявленную им в данном вопросе. Ведь ни для кого не секрет, что если это предложение пройдет, то секретарь Кабинета тоже получит добавку. Причем, похоже, совсем немалую…

Хамфри поблагодарил меня, но тут же заметил, что для него самая большая награда – это осознание полезности своего служения обществу. Уверен, он говорил чистую правду. Поскольку то же самое, безусловно, является высшей наградой и для меня.

Когда за ним закрылась дверь, я пригласил к себе Бернарда и попросил объяснить мне, как, интересно, госслужащие могут бороться за условия коллективных соглашений, одним из важнейших вопросов которых является заработная плата, если все они члены одного и того же профсоюза. Вести переговоры с самими собой?

Его ответ был вполне предсказуем. Он тут же сказал, что с этим не бывает никаких проблем, поскольку на них две шляпы.

– Все это, конечно, хорошо, – сказал я. – Ну а как быть в случае забастовки?

– Да, определенные неудобства, конечно же, здесь есть, – согласился Бернард. – Но секретарь нашего профсоюза является членом Совета профсоюзов государственной службы, который, например, готовил прошлую забастовку… и одновременно принимал должные меры по срыву таковой.

Я поинтересовался, чем все это закончилось. По словам Бернарда, ему все удалось наилучшим образом.

Интересно, каким это образом?

– Ему, очевидно, были известны планы другой стороны, – сказал я.

– Какой другой стороны? – удивленно спросил Бернард.

– Обеих других сторон, – как мне показалось, вполне логично ответил я. – Той стороны, на стороне которой он не был в тот момент, когда он был на стороне той, другой, стороны.

Моему главному личному секретарю это не показалось проблемой.

– Да, но он никогда не раскрывал планов другой стороны.

– Кому? – растерянно спросил я.

– Своей собственной стороне.

– Какой собственной стороне?

– Той стороне, на стороне которой он был в тот момент, когда не был на стороне другой стороны, – терпеливо объяснил Бернард

Я честно попытался нащупать здесь хоть какую-то логику.

– Да, но даже если он никогда не раскрывал планы другой стороны своей собственной стороне, он всегда точно знал планы другой стороны, хотя бы потому, что был также и на той, другой, стороне!

Бернард на секунду задумался. Затем уверенно констатировал:

– Значит, он никогда не раскрывал самому себе то, что уже и без того знал.

– Неужели такое возможно?

– Вполне, господин премьер-министр, – невозмутимо пояснил мне мой главный личный секретарь. – Просто он являл собой образец благоразумия, только и всего.

Лично для меня он, скорее, являлся образцом институциональной шизофрении. Впрочем, оставался еще один принципиально важный вопрос, на который надо было обязательно получить членораздельный ответ.

– Бернард, когда возникает естественный конфликт интересов, на чьей стороне выступает государственный аппарат?

– На той, которая побеждает, господин премьер-министр, – не задумываясь ответил он. И одарил меня улыбкой победителя.

(Обстоятельства, вынудившие сэра Хамфри выступить против предложения сэра Фрэнка о немедленном повышении заработной платы государственным служащим, поставили его в сложное положение. Если вначале он мог себе позволить выглядеть перед ПМ достаточно уверенно, то теперь, когда ПМ уже помогли найти несколько ключевых вопросов, и данные предложения были фактически обречены, лучше всего было явным образом дистанцироваться от них. Однако необходимо было найти способ спасти эти предложения от провала – частично потому, что это укрепило бы его положение в глазах коллег по госслужбе, а частично потому, что ему самому лишние деньги не помешают. Причем сделать это надо так, чтобы в целом еще и восстановить свое влияние на ПМ.

Соответственно, он решил посоветоваться со своим знаменитым предшественником, сэром Арнольдом Робинсоном. Одним из многочисленных постов, которые сэр Арнольд согласился принять после своей отставки, стало президентство в движении «За свободу информации». Как ни странно, но сэр Арнольд не сообщил об описанных выше событиях ни прессе, ни даже своим коллегам по движению. Более того, его личные записи увидели свет только относительно недавно, когда в соответствии с его завещанием эти записи были извлечены из специального сейфа банка. Ровно через тридцать лет после его смерти. – Ред.)

Сегодня провел на редкость интересную встречу. Присутствовали: сэр Хамфри, Бернард, сэр Фрэнк и Дороти Уэйнрайт. Да, и конечно же, я сам. Что Хамфри лояльный и бескорыстный работник, мне уже понятно. А вот Фрэнк пока вызывает определенные сомнения.

Именно он открыл совещание, заявив, что заработная плата госслужащих упала значительно ниже сравнимых величин в промышленности. Когда же я поинтересовался, какие именно сравнительные величины имеются в виду, он постарался избежать прямого ответа. То есть фактически отмахнулся, с авторитетным видом заметив, что это довольно сложная формула, весьма успешно применявшаяся вот уже несколько лет подряд.

Но оказалось, отмахнуться от меня не так-то просто. Я показал ему несколько конкретных цифр.

– Вот, взгляните-ка. Постоянный заместитель уже получает свыше сорока пяти тысяч в год, а секретарь Кабинета и постоянный заместитель канцлера казначейства – свыше пятидесяти одной тысячи.

Фрэнк снова попытался увильнуть.

– Возможно, вы и правы, – невнятно пробормотал он с неким подобием улыбки.

Это же курам на смех! Ему что, неизвестно, сколько он получает? Или, может быть, случайно слегка подзабыл?

Я повернулся к секретарю Кабинета, сидевшему за столом справа от меня, и попросил высказать свое мнение.

Он был, как всегда, предельно осторожен. И правильно.

– Простите, господин премьер-министр, – с ноткой формальности произнес он, – но мне об этом судить не положено. Я тут лицо заинтересованное. К тому же, за оплату госслужащих отвечает постоянный заместитель канцлера казначейства. Разве нет, Фрэнк?

Прекрасно! По крайней мере, у Хамфри хватило честности открыто признаться в наличии у него личного интереса. Следующей слово взяла Дороти, сидевшая слева от меня.

– Могу я задать вопрос, господин премьер-министр? – спросила она. Я молча кивнул. Она пристально посмотрела на Фрэнка, сидевшего прямо напротив нее. – Скажите, сэр Фрэнк, какие отчисления вы делаете на случай непредвиденного развития событий?

Постоянный заместитель канцлера казначейства был потрясен. Такого вопроса он явно не ожидал, поскольку ему никогда еще не приходилось на него отвечать.

Видя его замешательство, Дороти пояснила свою мысль:

– Ведь руководители высшего ранга в промышленности могут быть уволены. Или потерять работу в результате слияний, или по причине краха их компаний. Ваша же работа, судя по всему, гарантирована со всех сторон и на все сто процентов.

Он снова попытался уклониться от прямого ответа.

– Ну, у нас тоже случаются зигзаги и крутые повороты.

– Интересно, какие? – ледяным тоном поинтересовалась Дороти.

По словам Фрэнка, хотя высшие руководители государственной службы, возможно, и имеют гарантированную работу, но им приходится практически постоянно перерабатывать и испытывать огромное напряжение.

– А в промышленности разве картина иная? – иронически спросила Дороти. Затем бросила на меня многозначительный взгляд и добавила: – Не говоря уж о том, что им приходится принимать решения и выполнять их.

Ее язвительные слова вызвали у Фрэнка яростную вспышку гнева. Даже пухлые щеки заметно побагровели.

– То же самое приходится делать и государственным служащим! – раздраженно парировал он.

– На самом деле? – с откровенной ухмылкой спросила Дороти. – Лично мне всегда казалось, что принимать решения – это удел министров…

– Равно как и нести ответственность, – непроизвольно добавил я.

Фрэнк был в явной растерянности: не знал, отвечать ли на все эти риторические вопросы или лучше не стоит?

– Да, но… видите ли… Конечно же, решения принимают министры, – наконец-то признал он. – Но ведь решать, как конкретно их выполнять, приходится не кому-то иному, а именно нам, государственным служащим!

Тут Дороти нанесла ему нокаутирующий «удар прямо в челюсть», невинно заметив:

– Как секретарше, которая сама решает, в каком формате напечатать деловое письмо шефа?

– Да, – сначала согласился Фрэнк, но тут же передумал. – Нет, конечно же, нет… Мне кажется, сэр Хамфри лучше всех понимает, что, собственно, я имею в виду.

Секретарь Кабинета поднял глаза от пустого листка бумаги, на который он, не произнося ни слова, все это время пристально смотрел.

– Решать тебе, Фрэнк, – медленно протянул он. – Заработная плата работникам госаппарата – это ведь твоя епархия, разве нет?

Дороти передала мне коротенькую записку, в которой было написано: «Как насчет служебного элемента?»

Я бросил на Фрэнка ледяной взгляд.

– Ну а как насчет служебного элемента?

– Служебного элемента? – недоумевающее переспросил он. – Что вы имеете в виду под служебным элементом?

Действительно, а что, собственно, я имею в виду? Или, точнее, что имеет в виду Дороти? Я вроде бы непроизвольно повернулся к ней и жестом показал, что разрешаю ей ответить вместо меня.